Промис-Фоллс + Отдельные детективы. Книги 1-14

Линвуд Баркли – мастер остросюжетного романа. Этот писатель добился невозможного – совершив настоящий прорыв, потеснил таких звезд, как Майкл Коннелли, Джеффри Дивер и Патрисия Корнуэлл. Все книги Линвуда Баркли были высоко оценены и критиками, и читателями и переведены на 40 языков, а тираж его романа «Исчезнуть не простившись» составил 1 500 000 экземпляров!

Потрясающе! Замечательная работа истинного мастера напряженных сюжетов!

Стивен Кинг

Линвуду Баркли нет равных в умении увлечь и испугать читателя.

Тесс Герритсен

Знаю, что не получится покарать их всех. Но надеюсь покарать как можно больше.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Патриция Хендерсон, сорока одного года, разведена, работала библиотекаршей компьютерного отдела в системе публичных библиотек Промис-Фоллз на Уэстон-стрит, была среди первых, кто умер в ту субботу утром в мае перед долгим уик-эндом.

В тот день она должна была выйти на работу. Патрицию возмущал тот факт, что дирекция сочла необходимым не закрывать все городские библиотеки. Ведь в воскресенье у них законный выходной, а в понедельник – День поминовения[4]. Так если библиотеки не работают в воскресенье и в понедельник, почему бы не устроить всем сотрудникам выходной и в субботу и продлить уик-энд?

Так нет же!

Впрочем, Патриции и пойти-то было особенно некуда.

И все равно ей казалось это совершенно диким. Ведь она знала: во время долгого уик-энда в библиотеке посетителей мало. Может, в этом городе в самом разгаре финансовый кризис? Так к чему держать библиотеку открытой? Да, по пятницам здесь бывает настоящий наплыв посетителей, особенно из тех, у кого есть коттеджи за городом или другие места для отдыха, – вот и набирают книжек, чтоб было чем заняться до вторника. А вся остальная неделя проходит относительно спокойно.

Патриция должна была появиться в библиотеке к девяти, то есть к открытию. Но на самом деле это означало, что приходила она без пятнадцати десять утра, чтобы успеть загрузить все компьютеры, которые в целях экономии электричества выключали каждый вечер – и это несмотря на то, что все «спящие» тридцать компьютеров отдела потребляли за ночь мизерное количество электроэнергии. Однако в этом вопросе дирекция библиотек придерживалась линии «зеленых», а это подразумевало не только экономию электричества, но и установку в библиотеке устройств для переработки отходов, а также призывы к гражданам, приколотые к доскам объявлений, не употреблять бутилированную воду. Дело в том, что одному из членов библиотечного совета довелось побывать на фабрике, где производили эту самую бутилированную воду, а также цех, где изготавливали пластиковые бутылки, и она назвала это одним из величайших зол современного мира и не желала видеть эту продукцию ни в одном из заведений Промис-Фоллз. «Следует обеспечить всех бумажными стаканчиками, которые наполнялись бы водой из фонтанчиков, из натуральных источников прямо на местах, – такое заключение выдала она. – А это, в свою очередь, означает, что в устройство по переработке отходов будут поступать бумажные стаканчики, а не пластиковые бутылки».

А теперь догадайтесь, кто бесновался, узнав эту новость. Как там его имя, но этот тип по фамилии Финли некогда был мэром города, а теперь владел компанией по производству бутилированной воды. В первый и, как надеялась Патриция, последний раз она увидела его в кинотеатре под открытым небом под названием «Созвездие». В тот вечер она решила взять с собой племянницу Кайли и ее маленькую подружку Алисию. Мать Кайли – она же сестра Патриции Вэл – одолжила ей свой минивэн, поскольку «Хёндай» пребывал в непотребном виде для столь торжественного мероприятия. Боже, какую же роковую ошибку она совершила! И дело не только в том, что огромный экран вдруг обвалился, до смерти напугав девчушек, но затем на сцене появился Финли, полагая, что его появление как-то утешит собравшихся.

Политики, подумала тогда Патриция. Как же она ненавидела политиков и все, что с ними связано.

И вот, размышляя о политиках, Патриция проснулась в четыре утра и обнаружила, что смотрит в потолок и с тревожными предвкушениями ожидает собрания по «фильтрации Интернета», которое должно было состояться на следующей неделе. Дебаты на эту тему шли уже несколько лет и, похоже, прекращаться не собирались. Следует ли библиотеке снабдить фильтрами компьютеры, используемые патронами, и ограничить тем самым доступ к определенным веб-сайтам? Это ограничило бы доступ молодежи к порнографии, но постепенно дискуссия превращалась в какое-то бесконечное топтание на месте. Фильтры зачастую оказывались неэффективными, блокирующий материал не был ориентирован на взрослую аудиторию в отличие от разрешенного. Да и потом, как быть со свободой слова и свободным доступом ко всем источникам информации?

Патриция понимала: и эта встреча закончится тем же, что и всегда. Превратится в ожесточенный спор между ультраконсерваторами, узревшими непристойный подтекст в «Телепузиках» и не желавшими видеть ничего подобного в компьютерах библиотек, и ультралевым крылом. Последние были убеждены, что «Случай портного»[5] следует читать еще с раннего детсадовского возраста.

Где-то без десяти пять она поняла, что уснуть уже не удастся, откинула одеяло и решила двинуться навстречу новому дню.

Прошла в ванную, включила свет и принялась рассматривать свое отражение в зеркале.

– Гадость, – пробормотала она и принялась растирать щеки кончиками пальцев. – П.У.

То была мантра от Шарлин, ее личного тренера. Постоянное Увлажнение. А это означало, что она должна выпивать минимум семь полных стаканов воды за день.

Патриция потянулась за стаканом, стоявшим у раковины, повернула кран, пустила холодную воду, наполнила стакан и выпила содержимое залпом. Потом подошла к душевой кабине, включила краны, подсунула руку под струю, убедиться, что вода стала достаточно теплой, стянула через голову длинную белую майку, в которой спала, и шагнула под душ.

И стояла под ним до тех пор, пока напор горячей воды не начал ослабевать. Намылила волосы шампунем, тело мылом и снова долго стояла под струями воды, чувствуя, как она стекает по лицу.

Теперь обтереться полотенцем и высушиться.

Одеться.

Почувствовала – и то было неприятное ощущение, – что вся кожа зудит.

Причесалась, накрасилась.

Ко времени, когда она вошла в кухню, было половина седьмого. До выхода на работу еще целая уйма времени, ведь жила она в десяти минутах езды на общественном транспорте. А если решит поехать на велосипеде – минут двадцать пять или около того.

Патриция полезла в буфет, достала небольшой металлический поднос с доброй дюжиной пузырьков с разными пилюлями и витаминами. Открыла крышечки на четырех из них, вытряхнула на ладонь таблетку кальция, аспирина в низкой дозировке, витамина D и мультивитамина, который тоже содержал витамин D, но, как ей казалось, в незначительном количестве.

Разом забросила все это в рот и запила небольшим количеством воды из кухонного крана. Потом как-то неловко развернулась верхней частью тела, словно на ней был свитер из колючей шерсти.

Патриция открыла холодильник, заглянула в него. Может, съесть яйцо? В мешочек? Или поджарить? Слишком много возни. Она закрыла дверцу холодильника, вернулась к буфету и достала коробку с хлопьями «Особые К».

– Вау, – вдруг протянула она.

На нее словно волна нахлынула. Головокружение. Словно она стояла на гребне холма на ветру и ее буквально сдувало с ног.

Она ухватилась за край разделочного столика, чтобы не упасть. Сейчас пройдет, сказала она себе. Ничего страшного. Просто встала сегодня слишком рано.

А потом вроде бы все прошло. Она достала небольшую мисочку и начала сыпать в нее хлопья.

И заморгала.

Снова моргнула.

Она вполне отчетливо различала букву «К» на коробке с хлопьями. А вот слово «Особые» как-то расплывалось и стиралось по краям. Что довольно странно, ведь шрифт был довольно крупный и разборчивый. Не газетный шрифт. Каждая буква в слове «Особые» – добрый дюйм в высоту.

Патриция сощурилась.

– Особые, – пробормотала она.

Потом закрыла глаза и потрясла головой, полагая, что это поможет. Но стоило открыть глаза, как тотчас снова ощутила головокружение.

Надо бы присесть.

Она оставила коробку с хлопьями на буфете, подошла к столу, выдвинула стул. Что это, комната вращается? Ну так, слегка.

Этих приступов с эффектом противного головокружения не было у нее уже довольно давно. Случались они несколько раз, когда она напивалась вместе со своим бывшим, Стэнли. Но даже тогда ей ни разу не доводилось допиться до такого состояния, чтоб вся комната вдруг начинала вращаться перед глазами. Чтоб вспомнить это, ей пришлось возвратиться в студенческие свои времена, когда она обучалась в Университете Теккерея.

Но теперь Патриция не пила. Да и вообще теперешние ее ощущения были не слишком похожи на те, которые она испытывала тогда.

Начать с того, что биение сердца участилось.

Она положила руку на грудь, на холмик, в том месте, где набухала левая, – решила проверить, верны ли ее ощущения.

Ту-тук. Ту-тук. Ту-ту-тук.

Ничего не учащенное у нее сердцебиение. Просто бьется с какими-то интервалами.

Патриция переместила руку с груди на лоб. Кожа холодная и липкая.

Может, у нее сердечный приступ? Но ведь она не так уж и стара, чтоб случилось нечто подобное, разве нет? И вообще в хорошей физической форме. Занималась в спортзале. Часто гоняла на работу на велосипеде. Да у нее даже персональный тренер имеется, если уж на то пошло.

Таблетки.

Патриция решила, что, должно быть, приняла не те таблетки. Но, с другой стороны, разве было нечто в этом наборе, что могло бы вызвать такую реакцию?

Нет.

Она встала, осторожно коснулась ступнями пола, словно в Промис-Фоллз происходило землетрясение, как это часто случалось в северной части штата Нью-Йорк. Нет, что-то не похоже.

Может, подумала она, все же стоит съездить в городскую больницу Промис-Фоллз?..

Джил Пикенс стоял у стола в центре кухни, читал в ноутбуке «Нью-Йорк таймс» и пил вот уже третью чашку кофе. И не слишком удивился, когда вошла Марла, его дочь, с десятимесячным внуком Мэтью на руках.

– Не перестает капризничать, – сказала Марла. – Вот и решила встать и накормить его чем-нибудь. О, слава тебе господи ты уже сварил кофе.

Джил поморщился:

– Только что добил первый кофейник. Сейчас сварю еще.

– Да ладно тебе. Я и сама…

– Нет уж, позволь мне. Лучше займись Мэтью.

– А ты, смотрю, сегодня рано поднялся, – сказала Марла отцу, усаживая Мэтью на высокий стульчик.

– Не спалось, – пояснил он.

– Опять?

Джил Пикенс пожал плечами.

– Господи, Марла, прошло чуть больше двух недель. И кстати, все это время я очень плохо спал. Хочешь сказать, что ты как следует высыпалась?

– Иногда удавалось, – ответила Марла. – Мне давали какие-то таблетки.

Верно. Она принимала успокоительные, помогающие ослабить стресс, вызванный смертью матери, та скончалась в этом месяце. А потом узнав, что ребенок, которого, как ей казалось, она потеряла при родах, на самом деле жив.

Мэтью.

Но даже несмотря на то, что все эти пилюли и предписания врачей помогали ей спать лучше, чем отцу, по крайней мере время от времени, ей казалось, что над их домом нависла какая-то тяжелая темная туча, и рассеиваться она не спешит. Джил на работу так и не вышел, отчасти потому, что ему просто не хотелось, но еще и потому, что местные социальные службы по надзору и опеке разрешили Марле заботиться о Мэтью до тех пор, пока та живет под одной крышей с отцом.

И Джил чувствовал необходимость своего присутствия в доме, хотя порой задавался вопросом: сколько же это еще продлится? Все говорило в пользу того, что Марла – прекрасная любящая мать. И еще хорошие новости – она начала адекватно воспринимать реальность. В первые дни, последовавшие за роковым прыжком Агнесс в водопад, Марла почему-то считала, что мать ее жива и скоро вернется, чтоб помочь ей с младенцем.

Теперь Марла понимала, что этого никогда не случится.

Она наполнила кофейник горячей водой из-под крана, поставила его на разделочный столик, а не на плиту. Затем достала из холодильника бутылочку со смесью, которую приготовила еще накануне, и сунула ее в кофейник.

Мэтью весь извертелся на своем стульчике, хотел видеть, что происходит. Вот взгляд его остановился на бутылочке, и он указал на нее крошечным пальцем.

– Га, – сказал он.

– Уже почти готово, – откликнулась Марла. – Я просто ее подогреваю. Ну а пока что есть у нас кое-что другое.

Она развернула кухонный стул и уселась прямо напротив Мэтью. Потом отвинтила крышку на маленькой баночке с абрикосовым пюре, подцепила немного крохотной пластиковой ложечкой и поднесла ко рту ребенка.

– Ты ведь это любишь, верно? – спросила она и покосилась на отца – тот не сводил глаз с экрана ноутбука. И как-то напряженно щурился.

– Тебе нужны очки, да, пап?

Он поднял глаза. Она увидела, как Джил вдруг сильно побледнел.

– Что?

– Просто подумала, ты плохо разбираешь все эти тексты на экране.

– Зачем ты это делаешь? – спросил ее он.

Мэтью ударил рукой по ложечке, забрызгал стульчик пюре.

– Что я делаю? – уточнила Марла.

– Двигаешься… вот так.

– Я просто сижу, – ответила она и подцепила ложечкой новую порцию пюре. – Хочешь подать мне бутылочку?

Кофейник с бутылочкой стоял справа от ноутбука, но Джилу никак не удавалось сфокусировать на нем взгляд.

– Странно как-то все здесь, верно? – заметил он и поставил кружку из-под кофе на самый краешек стола. Она тут же свалилась. Упала на пол и разлетелась на мелкие кусочки, но Джил даже не взглянул на нее.

– Пап?.. – Марла поднялась и быстро подошла к отцу. – С тобой все нормально?

– Надо отвезти Мэтью в больницу, – произнес он.

– Мэтью? Но зачем же Мютью отвозить в больницу?

Джил всмотрелся в лицо дочери.

– С Мэтью что-то не так, да? Думаешь, у него то же самое, что и у меня?

Он приложил ладонь к груди, сквозь ткань халата почувствовал биение сердца.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотал он.

Но его не вырвало. Вместо этого он свалился на пол.

Хилари и Джош Лайдекер не находили себе места вот уже четыре дня.

В последний раз они видели своего сына, двадцатидвухлетнего Джорджа Лайдекера во вторник. А сегодня утро субботы, и они понятия не имеют, где он пропадает.

В среду рано утром семья должна была вылететь в Ванкувер, навестить родственников Джоша. Уходя из дома во вторник вечером, он обещал не задерживаться, вернуться пораньше, чтоб поспать хотя бы несколько часов перед тем, как за ними заедет такси.

Родителей не удивил тот факт, что сын пораньше не вернулся. Однако удивились, что тем вечером он вообще не вернулся домой. Как это похоже на Джорджа – появиться в доме, когда вся семья укладывает сумки в багажник такси. Подойти, глупо улыбаясь, и сказать нечто вроде: «Ну, видите, я же сказал, что приду».

Но этого не случилось.

Джордж всегда был непослушным ребенком, в отличие от их шестнадцатилетней дочурки Кассандры, та пока что была сущим ангелом. Он вечно вляпывался в какие-то неприятные истории, последнее время чаще всего в колледже Теккерея. Там, среди прочих выходок, за ним числились две – он перевернул машину профессора Смарта на крышу (никаких особых повреждений, но сам факт!), а также запустил маленького аллигатора в пруд на территории колледжа. Он слишком много пил, даже по стандартам своих соучеников, парней из колледжа, часто действовал импульсивно, не задумываясь о последствиях. Сам нарывался на риск. А когда был еще подростком, его дважды застукивали бродящим по холлам высшего учебного заведения среди ночи, где все входы и выходы полагалось держать запертыми.

– Что он натворил? – то и дело спрашивала Хилари мужа. – Что опять натворил этот чертов придурок?

Джош Лайдекер лишь удрученно качал головой. И на протяжении первых двух дней твердил:

– Он вернется. Непременно вернется. Просто отсыпается где-то, раздолбай. Вот и все.

Но на третий день даже Джош поверил, что с сыном произошло что-то серьезное.

Наутро первого дня Хилари обзвонила всех дружков Джорджа, в том числе переговорила и с Дереком Каттером, спрашивала, не видел ли кто ее сына. Потом заставила сестру Джорджа Кассандру распространить эту новость по всему городу, чтобы все знали, что семья разыскивает Джорджа.

Никакого результата.

К середине дня Хилари решила обратиться в полицию Промис-Фоллз. Поначалу Джош был против этой идеи, все еще верил, что Джордж вот-вот появится. К тому же он не был уверен, что предположительные причины, по которым Джордж мог не вернуться домой, понравятся полиции. Он не поделился этими соображениями с женой, опасался, что, возможно, Джордж со своими дружками празднуют окончание учебного года, пользуясь услугами проституток. А может, они закатились в Олбани и вытворяют там черт знает что.

Но Хилари все же вызвала полицию.

Они записали всю имеющуюся на данный момент информацию. Но история исчезновения молодого человека, любящего развлекаться, да к тому же замешанного в разных сомнительных историях, не представляла приоритетного интереса для местной полиции. К тому же и без него им было чем заняться. На днях в прачечной самообслуживания состоялась бешеная перестрелка, мало того – меньше недели тому назад какой-то псих врезался в автомобили на стоянке перед кинотеатром под открытым небом на окраинах Промис-Фоллз и погубил четырех человек.

И кто это сделал – вопрос до сих пор оставался открытым.

Последние четыре дня семья Лайдекер не сидела сложа руки. Каждый день они выходили на улицу, объезжали город, наведывались в колледж, обходили местные бары, вновь и вновь расспрашивали друзей Джорджа. Они считали, что надо что-то делать.

Еще раз побывали в полиции – теперь там уже относились к этой истории с большей серьезностью. В четверг к ним домой прислали детектива по имени Ангус Карлсон. Он сидел с родителями и Кассандрой в гостиной, что-то записывал в блокнот. Чуть позже даже отвел Кассандру в сторонку и стал спрашивать: может, ей известно о брате нечто такое, о чем она не хочет говорить в присутствии родителей. Ну что-то такое, что поможет найти Джорджа.

– Ну, – протянула она, – ему нравится вламываться в гаражи разных людей и искать там всякую всячину.

– А родители об этом знают?

Кассандра отрицательно покачала головой. И заметила, что, наверное, должна была рассказать им.

Карлсон и это записал в блокнот.

И вот настала суббота. Хилари и Джош с утра сидели на кухне. Кассандра была наверху, еще не вставала с постели. Хилари проснулась в пять, поставила чайник на плиту, а затем принялась составлять список мероприятий на сегодня, входящих в план поисков Джорджа.

Список сводился к следующему:

– позвонить детективу Карлсону, узнать, нет ли новостей;

– еще раз обзвонить друзей. Д. Каттер;

– проверить места, которые мог обследовать Джордж, в том числе заброшенные фабрики, парк «Пяти гор», стоянку перед кинотеатром, где произошла катастрофа;

– сделать объявления с фотографией Джорджа, размножить их на принтере, расклеить по всему городу.

Когда в комнату вошел Джош, Хилари снова поставила чайник на плиту. И показала мужу список.

– Ладно, – устало произнес он. – Я тоже подумывал о парке «Пяти гор». Возможно, он туда заглянул, но ведь сейчас его закрыли. И он там заперт и не может выбраться. Могу позвонить в управление или попросить сделать это детектива.

– Джордж бы сумел выбраться, даже если все заперто. Сам знаешь, какой он ловкач. Вечно везде сует свой нос.

Джош колебался.

– Да, кстати. Вчера вечером Касси мне кое-что рассказала.

– Что именно?

– Ну, что-то насчет того… Короче, Джордж забирается в разные места. Нет, не в школу или нечто подобное, просто чтоб покуражиться. Он ищет незапертые гаражи, заходит туда, забирает разные вещи.

– Быть того не может! – возмутилась Хилари. Лицо раскраснелось, на лбу выступили капельки пота.

– Просто повторяю тебе ее слова. И думаю… Нет, сперва я не хотел посвящать в это полицию, на тот случай, если Джордж действительно сотворил какую-то глупость, но теперь думаю иначе. Мы должны узнать, не жаловался ли кто из местных на вторжения. В гаражи, я имею в виду. Может, удастся нащупать какую ниточку, и она поможет выяснить… Да что это с тобой, а, Хилари? Ты в порядке?

– Ты это серьезно? – спросила Хилари. – Я на этой неделе спала всего часа три. А теперь ты говоришь, что наш сын вор, и еще спрашиваешь, в порядке ли я?!

– Спросил просто потому, что выглядишь ты скверно.

– У меня бессонница. Я с ума схожу от тревоги за нашего ребенка, и еще мне кажется, у меня вот-вот случится сердечный приступ, и…

Тут завибрировал мобильник Хилари, лежащий на столике рядом с чашкой чая. Поступило сообщение.

– О господи! Может, это Джордж! – воскликнула она, рванулась к телефону, нажала на кнопку. – Нет, это от Касси.

– От Касси? – удивился Джош. – Но ведь она наверху, вроде бы спит. Он пожал плечами. – Я прав?

Хилари с искаженным лицом протягивала телефон мужу.

На экранчике высветилась надпись:

Кажется, я умираю

…

Али Брансон сказал:

– Потерпи еще немного, Одри. Не сдавайся. Все будет отлично. Просто тебе придется потерпеть еще немного.

За все время своей работы парамедиком Али говорил эти слова бесчисленное множество раз, причем довольно часто не верил в них ни на секунду. Похоже, та же история и на этот раз.

Одри Макмишель, возраст пятьдесят три года, вес 173 фунта, чернокожая, работала страховым агентом, последние двадцать два года проживает по адресу: 21 Форсайт-авеню вместе с мужем Клиффордом. И в данный момент явно выказывает намерение прекратить борьбу.

Али позвонил Тамми Фэарвезер, которая сидела за рулем «скорой» и гнала машину по направлению к городской больнице Промис-Фоллз. Хорошая новость – сегодня суббота, раннее утро, и движения на дорогах практически никакого. Плохая новость – возможно, это уже не имеет никакого значения. Потому как давление у Одри падало со скоростью лифта, у которого оборвались тросы. Едва-едва дотягивало до шестидесяти на сорок.

Когда Али и Тамми прибыли к дому Макмишелей, Одри рвало. Если верить мужу, на протяжении последнего часа она жаловалась на тошноту, головокружение и сильную головную боль. Дыхание, прерывистое и неглубокое, все учащалось. А в какой-то момент она вдруг сказала, что ничего не видит.

И состояние больной продолжило ухудшаться после того, как ее поместили в машину «скорой».

– Ну как там у вас дела? – окликнула его Тамми.

– Обо мне не беспокойся. Главное – это вовремя поспеть на отпевание, – ответил ей Али спокойным, ровным голосом.

– Уж я-то людей знаю, – голос Тамми прозвучал сквозь завывание сирены, которую она включила для поднятия духа. – Тебе надобно доставить ее пусть еле живой, но доставить. А я – как раз та девушка, которая знает, как это сделать.

Закрякала рация. Их диспетчер.

– Дайте знать, как только отъедете от городской больницы, – произнес мужской голос.

– Да ее еще и в волнах не видно, – ответила Тамми. – Какие будут указания?

– Вас ждут в другом месте. Как можно скорее.

– Да в чем дело? – вскричала Тамми. – Что, все остальные парамедики взяли больничный? Или скопом отправились на рыбалку?

Ответ отрицательный. Все заняты.

– Что?

– Похоже, что в городе разразилась эпидемия гриппа, – ответил диспетчер. – Дайте знать, как только освободитесь. – Связь оборвалась.

– Что он сказал? – спросил Али.

Тамми резво вывернула руль. В отдалении над купами деревьев показалась большая синяя буква «Б», означающая, что именно здесь находится городская клиническая больница Промис-Фоллз. До нее не больше мили.

– Что-то странное происходит, – заметила Тамми. – Совсем не то субботнее утро, которого я ожидала.

Когда Али и Тамми выпадала утренняя смена в выходные, они начинали рабочий день с чашки кофе в «Данкинс», разогревались перед первым вызовом.

Но сегодня никакого тебе кофе. Одри Макмишель стала их вторым вызовом с утра. Первым был вызов в дом на Бреконвуд-драйв, где проживал Теренс Родд, вышедший на пенсию бывший статистик восьмидесяти восьми лет. Он сам позвонил по 911 и жаловался на боли в груди и головокружение. Тамми не преминула заметить, что жил он прямо рядом с тем домом, где несколько недель тому назад была убита женщина по фамилии Гейнор.

Довезти до реанимации живым Теренса так и не удалось.

Гипотония, подумал тогда Али. Пониженное кровяное давление.

И вот еще один аналогичный случай с другим пациентом, и там тоже отмечалось критически пониженное кровяное давление.

Вдруг Тамми резко ударила по тормозам и вскрикнула:

– Господи! – Али поднял голову – посмотреть через лобовое стекло, что случилось.

Прямо посреди дороги, перегораживая путь «скорой», стоял мужчина. «Стоял» – не совсем точное в данном случае выражение. Он скрючился, прижав одну руку к груди, другая с растопыренной пятерней поднята, видно, просил «скорую» остановиться. Потом мужчина согнулся пополам, и его вырвало прямо на асфальт.

– Черт побери! – воскликнула Тамми и схватилась за рацию. – Нужна помощь!

– Постарайся его объехать, – сказал Али. – У нас нет времени помогать какому-то алкашу, который выполз на проезжую часть.

– Да не могу я, Али! Смотри, он на колени упал! Мать твою, господи, прости и помилуй!..

Тамми поставила машину на ручник, крикнула:

– Сейчас вернусь! – и выпрыгнула из «скорой».

– Что у вас происходит? – спросил диспетчер.

Али не мог оставить Одри Макмишель, а потому не ответил ему.

– Сэр? – окликнула Тамми, подбегая к мужчине. На вид ему было около шестидесяти или шестьдесят с небольшим. – Что с вами, сэр?

– Помогите, – прошептал он.

– Как ваше имя, сэр? – спросила она.

Мужчина пробормотал что-то неразборчивое.

– Как-как?..

– Фишер, – выдавил он. – Уолден Фишер. Я… мне что-то не по себе. И с желудком тоже… вот, только что вырвало.

Тамми положила ему руку на плечо.

– Поговорите со мной, мистер Фишер. Какие еще у вас симптомы? На что жалуетесь?

– Голова кружится. Тошнота. Короче, плохо мне, очень паршиво. – Он испуганно смотрел ей в глаза. – И еще сердце. Сердце вроде бы прихватило.

– Идемте со мной, сэр, – сказала она и повела его к машине «скорой». Распахнула задние дверцы, поместила его в отсек, где лежала Одри.

Чем дальше, тем веселее, подумала она, недоуменно качая головой. Интересно, кто следующий?

И тут вдруг она услышала взрыв.

Эмили Таунсенд поднесла чашку к губам, отпила первый глоток и сочла, что кофе немного горчит.

И тогда она вылила все содержимое кофеварки в раковину – шесть чашек, это как минимум, вынула фильтр с приставшими к нему частичками кофе и начала все сначала.

Воду из крана спускала добрые полминуты, прежде чем залить ее в кофеварку – хотела убедиться, что пошла уже совсем свежая. Затем вставила новый фильтр и насыпала из банки шесть полных ложек молотого кофе.

Нажала на кнопку.

Стала ждать.

Когда кофеварка запищала, она налила кофе в чашку – взяла новую, чистую, а прежнюю положила в раковину – добавила одну ложку сахара и капельку сливок и размешала.

Затем поднесла теплую чашку к губам и осторожно отпила глоток.

Может, прежде ей просто показалось? Вкус просто превосходный.

Может, все дело в зубной пасте? И именно она испортила вкус кофе в первой чашке?..

Кэл Уивер завтракал – если это вообще можно было назвать завтраком – в маленьком кафе, выгороженном в вестибюле гостиницы «Бест Бэт», что находилась на трассе 9, в четверти мили от съезда на автомагистраль 87, примерно на полпути между Промис-Фоллз и Олбани.

Он провел здесь большую часть недели.

И поселился он в этой убогой «Бест Бэт» (бесплатный вай-фай!) вовсе не из-за того, что наблюдал за кем-то или по какой иной надобности, имеющей отношение к работе частного детектива. Нет, просто потому, что то был единственный самый близкий к Промис-Фоллз отель, где имелись свободные номера. И поселился он здесь, пока подыскивал себе новое жилье. Кто-то запустил файер и поджег книжный магазин, над которым находилась его квартира, и хотя помещение не выгорело дотла, жить там было уже невозможно. В квартире стоял едкий удушливый запах дыма, к тому же в здании отключили электричество.

Кэлу меньше всего на свете хотелось бы жить с сестрой Селестой и ее мужем Дуэйном. Его присутствие в этом доме лишь усугубляло и без того напряженные отношения между сестрой и его зятем. Тот занимался ремонтом городских дорог, и в связи с недавним урезанием бюджета работы у него было совсем немного.

И Кэл решил поселиться в гостинице.

В «Бест Бэт» обещали бесплатные завтраки, и не соврали. Всегда получаешь ровно столько, сколько платишь. В первый день Кэл, спустившись вниз, ожидал, что ему подадут омлет с беконом и сыром чеддер, картофель по-домашнему и поджаристый тост. Но он с отвращением обнаружил, что выбор здесь весьма ограничен: можно было взять овсяную кашу в запечатанном пластиковом контейнере, яйца вкрутую (предварительно очищенные от скорлупы – уже хоть что-то!), булочки вчерашней выпечки и пончики, бананы и апельсиновый сок, коробочки с йогуртом и – слава тебе, господи! – кофе.

Официант появился всего лишь раз – принес кофе в высоком алюминиевом кофейнике.

Просто чудо из чудес! Кофе был вполне себе ничего, пить можно.

В вестибюле он взял бесплатную газету, издаваемую в Олбани, и теперь пролистывал ее, сидя за столиком у окна, чтоб можно было наблюдать за движением по трассе, запивая черствую булочку с черникой кофе в пластиковом стаканчике. Он уже дважды наполнял этот стаканчик.

Впрочем, он не рассчитывал найти объявления о сдаче жилья внаем в этой газете и оказался прав. И поскольку раздобыть здесь в «Промис-Фоллз стандард» другую газету было невозможно, решил после завтрака пошарить в Сети, может, там появились новые объявления.

Тут у него зазвонил мобильник.

Он достал его из кармана, посмотрел, кто звонит.

Люси Брайтон.

Она уже не в первый раз пыталась дозвониться ему со дня их последней встречи в начале недели. Пару раз он ей ответил, а потом перестал реагировать на ее звонки. Он уже знал, что скажет ему Люси, о чем собирается спросить. Все то же самое, о чем спрашивала и прежде.

Что он собирается делать?

Он и сам пока что еще не знал.

Должен ли он сообщить полиции о том, что стало ему известно? А может, стоит позвонить старому другу из Промис-Фоллз, детективу полиции Барри Дакворту, и рассказать все, что ему известно об убийстве Мириам Чалмерс?

Кэл понимал – наверное, все же стоит. Но не был уверен, что это будет правильный поступок.

И все из-за Кристэл, одиннадцатилетней дочери Люси. Люси растила и воспитывала девочку одна, с тех пор как ее муж Джеральд отвалил в Сан-Франциско и крайне редко с тех пор возникал на горизонте.

Кэл не знал, что произойдет с Кристэл, если ее мать упекут в тюрьму. Отец Люси Адам погиб во время того трагического происшествия у кинотеатра под открытым небом. Мать умерла несколько лет тому назад. Разве это справедливо и хорошо – оставить маленькую девочку без матери?

Да и потом: разве это его, Кэла, проблема? Разве не сама Люси должна была подумать о последствиях, прежде…

А телефон все продолжал звонить.

Народу в этом так называемом кафе при гостинице было немного, но те, кто пришел завтракать, время от времени с любопытством косились на Кэла и гадали, ответит ли он наконец на эти чертовы звонки.

Он провел пальцем по экрану и отключился.

Вот вам, пожалуйста.

И снова взялся за газету, где подробно описывались последние события в Промис-Фоллз. Полиции так до сих пор и не удалось выяснить, кто разрушил огромный экран в кинотеатре под открытым небом. Цитировалось высказывание Дакворта о том, что полиция работает сразу в нескольких направлениях и надеется в самом скором времени произвести арест.

А стало быть, заключил Кэл, настоящего подозреваемого у них пока что нет.

Телефон опять зазвонил. Снова Люси.

Нельзя же позволить, чтоб он трезвонил бесконечно. Надо или отключиться, или ответить.

Он провел пальцем по экрану, поднес мобильник к уху.

– Привет, Люси, – сказал он.

– Это не Люси, – отозвался чей-то юный голосок.

– Кристэл? – спросил Кэл.

– Это мистер Уивер?

– Да. Это ты, Кристэл?

– Да, – глухо произнесла она.

Кристэл, как быстро понял Кэл, была странноватым, но необыкновенно талантливым ребенком. Она непрерывно создавала какие-то графические новеллы, с головой погружалась в свой воображаемый мир. Со всеми людьми, кроме матери, вела себя робко и застенчиво, хотя заметно потеплела к Кэлу, когда тот проявил интерес к ее работам.

Неужели Люси использует дочь, чтобы убедить Кэла не обращаться в полицию? Использует, чтобы вызвать у него сострадание или симпатию? Неужели это она заставила дочь названивать ему по мобильнику?

– Что случилось, Кристэл? – спросил он. – Это твоя мама попросила тебя позвонить мне?

– Нет, – ответила девочка. – Мама заболела.

– Печально слышать. У нее что, грипп?

– Я не знаю. Но ей правда очень плохо.

– Надеюсь, что скоро станет лучше. Зачем ты мне звонишь, Кристэл?

– Потому что она очень больна.

Тут Кэл встревожился:

– А что с ней такое, Кристэл?

– Она не двигается.

Кэл резко поднялся из-за стола. Прижимая телефон к уху, выискивал глазами через витрину свою машину.

– А где она сейчас?

– На кухне. На полу лежит.

– Ты должна немедленно позвонить в 911, Кристэл. Ты знаешь, как это сделать?

– Да. Это все знают. Я уже позвонила. Но никто не ответил. А ваш номер был у нее в телефоне, вот я и позвонила вам.

– А твоя мама, на что она жаловалась?

– Вообще ничего не говорила.

– Выезжаю к тебе, – сказал Кэл. – А ты продолжай набирать 911, ладно?

– Ладно, – ответила Кристэл. – До свидания.

Перед тем как Патриция Хендерсон решила, что ей все же стоит обратиться в больницу, она набрала 911.

Она всегда считала, что, когда наберешь 911, кто-то должен немедленно ответить. После первого же гудка. Но в 911 не отвечали, ни после первого гудка, ни после второго.

И после третьего тоже не ответили.

После четвертого гудка Патриция решила, что, возможно, неправильно набрала номер.

И тут ей наконец ответили.

– Не вешайте трубку, пожалуйста! – торопливо произнес чей-то голос. А затем настала тишина.

Симптомы у Патриции – а их становилось все больше – не утихали, и она, даже пребывая в состоянии некоторого смятения, решила, что ей не стоит ждать, когда ответит наконец свободный диспетчер из 911.

Она опустила трубку на стол, не стала класть на рычаг. И принялась искать кошелек. Неужели он в-о-о-н там, так далеко, на маленьком столике у входной двери?

Патриция сощурилась и вроде бы убедилась, что кошелек именно там.

И побрела к столику, затем полезла в сумку, хотела достать ключи от машины. После десяти секунд бесплодных поисков она вывернула сумку наизнанку и вывалила все ее содержимое на стол, большая часть предметов при этом попадала на пол.

Она часто заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд. Такое ощущение, словно она только что вышла из душа и пытается сморгнуть воду, попавшую в глаза, чтобы хоть что-то разглядеть. Потом наклонилась, согнулась чуть ли не пополам и пыталась ухватить предмет, похожий на ключи, но пальцы ухватили лишь пустоту, зависли в трех дюймах от того места, где лежали ключи.

– А ну, перестаньте, прекратите это, – сказала ключам Патриция. – Ведите себя прилично.

И нагнулась еще ниже, чтоб ухватить ключи, но вместо этого упала головой вперед в коридор. Попыталась встать хотя бы на колени, но тут навалилась дурнота, и ее вырвало на пол.

– В больницу, – еле слышно прошептала она.

Заставила себя подняться на ноги, распахнула дверь, не стала запирать или даже закрывать ее за собой, и поплелась через холл к лифтам, одной рукой цепляясь за стенку, чтобы не упасть. Жила она на третьем этаже, но понимала – с тремя лестничными пролетами ей не справиться.

Патриция моргнула несколько раз, хотела убедиться, что нажала нижнюю кнопку, а не верхнюю. Через десять секунд – Патриции показалось, что прошло не меньше получаса, – дверцы лифта раздвинулись. Она шагнула в кабину, нашарила кнопку нижнего этажа, надавила. Качнулась вперед, уперлась лбом в то место, где смыкались дверцы лифта. А потому секунд десять спустя, когда они раздвинулись на первом этаже, выпала головой вперед в холл.

Но там никто этого не заметил. Хотя это вовсе не означало, что внизу, в холле, никого не было. Там лежало тело.

Пребывающей в полубессознательном состоянии Патриции показалось, что она узнала упавшую. Это была миссис Гвинн из квартиры В3. Она лежала лицом вниз в луже собственной рвоты.

Патриции все же удалось пересечь холл и выйти на улицу. У нее было одно из лучших парковочных мест перед домом. Машина стояла первой в длинном ряду. Всегда была под рукой.

Сегодня я этого заслуживаю, подумала Патриция.

Направила ключи в сторону своей «Хёндай», надавила на кнопку. Открылся багажник. Вот тебе и на. Добравшись до дверцы со стороны водительского места, она нажала другую кнопку. Заползла внутрь, долго возилась, чтоб вставить ключ зажигания. Мотор завелся, она воспользовалась этим моментом, чтобы хотя бы капельку передохнуть. На секунду уперлась лбом в рулевое колесо.

И тут же спросила себя: Куда это я собралась ехать?

В больницу. Да, в больницу. Просто великолепная, замечательная идея!

По привычке она посмотрела в зеркало перед тем, как отъехать, но поднятая крышка багажника перекрывала видимость. Ничего, не проблема. Она выжала сцепление, и тут же врезалась задним крылом машины в «Вольво», этот автомобиль принадлежал мистеру Льюису, вышедшему на пенсию работнику социальной службы, который жил двумя этажами ниже.

От удара треснула задняя фара, но Патриция словно ничего не слышала.

Ей удалось выехать на дорожку и миновать длинный ряд припаркованных автомобилей, при этом «Хёндай» резко заносило то вправо, то влево, словно вел машину человек, изрядно напившийся или же проводящий какие-то испытания.

Машина быстро набрала скорость в шестьдесят миль в час в том месте, где она была ограничена тридцатью. Но Патриция не понимала, что едет вовсе не к больнице, которая, по иронии судьбы, находилась всего в полумиле от ее дома, но по направлению к Уэстон-стрит, к месту своей работы в публичной библиотеке Промис-Фоллз.

Последнее, о чем она успела подумать перед тем, как потеряла сознание и сердце ее остановилось, это о совещании по фильтрации интернета, где она собиралась послать всех этих тупоголовых пуритан, сущих идиотов и задниц, возомнивших, что они имеют право контролировать работу компьютеров в библиотеке, к чертовой бабушке.

Но ей не выпало такой возможности, потому как ее «Хёндай» пересек три полосы движения, перескочил через бордюр у автозаправки «Эксон» и на скорости шестьдесят миль в час врезался в одну из колонок самообслуживания.

Взрыв был слышен на расстоянии двух миль от этого места.

Теперь Дэвид Финли, работая менеджером по связям с общественностью у Рэндела Финли, владельца фирмы «Ключевые воды Финли», а также бывшего мэра Промис-Фоллз, каждый день по возвращении домой привозил четыре упаковки бутилированной воды. Эта продукция попадала в дом даже быстрее его самого, и все обитатели должны были потреблять только ее.

Сын Дэвида Итан пил в основном молоко, и тем не менее каждое утро, перед тем как Итан отправится в школу, отец совал ему в рюкзак вместе с ленчем бутылочку воды. Чего только не было у него в рюкзаке! Особенно после перестройки кухни, ведь Дэвид жил вместе с родителями. Мать Дэвида Арлин пила бутилированную воду при каждой возможности, полностью игнорируя ту, что текла из крана. Таким образом она стремилась продемонстрировать поддержку мужу при его поступлении на новую работу, хотя поначалу не слишком радовал тот факт, что Дэвид трудится на Финли, человека, чья репутация значительно потускнела в ее глазах, когда несколько лет тому назад прошел слушок, будто он питает пристрастие к малолетним проституткам.

А вот отец Дэвида Дон не разделял такого отношения невестки к бывшему мэру. Поскольку этот бывший мэр как-то сказал Дэвиду – и Дон был с ним полностью согласен, – если все в этом мире откажутся работать на подонков и задниц, то наступит тотальная безработица, а на белом свете полным-полно задниц еще хуже его самого, Финли. Впрочем, такое отношение к Финли вовсе не распространялось на его продукцию. Дон считал бутилированную воду самой настоящей обдираловкой. Нет ничего глупее, чем платить за то, что и так течет из-под крана практически бесплатно.

И нельзя сказать, что Дэвид с ним не соглашался.

– Они уже заставили нас платить за ТВ, которые было совершенно бесплатным, когда я был ребенком, – возмущался Дон. – И еще создали эти люксовые радиостанции, на которые, видите ли, надо подписываться. Да меня вполне устраивает старое доброе «Эй-эм». Господи, куда мы катимся? Наверняка установят при входе в туалеты на втором этаже автоматы, куда надо будет бросать монетку.

Дэвид спустился на кухню, открыл холодильник и обнаружил там гораздо больше свободного пространства, чем обычно.

– Смотрю, вы практически все уже слопали, – заметил он своей матери, которая готовила завтрак для Дона. Дэвид готов был поклясться, что члены его семьи встали, должно быть, в три часа ночи. Ему ни разу не удавалось спуститься на кухню первым.

– Использовала кое-что для приготовления кофе, – сказала она.

Дон, зажавший в руке кружку, поднял глаза от планшетника, в котором пытался читать новости.

– Что ты сделала?

Арлин метнула в его сторону взгляд.

– Ничего.

– Ты заварила кофе на этой дряни в бутылках?

– Просто пытаюсь использовать воду по назначению.

Он оттолкнул кружку к центру стола.

– Не собираюсь это пить.

Арлин развернулась, уперла руки в бока.

– Ах вот как?

– Да, вот так, – ответил он.

– Что-то прежде не слышала, чтоб тебе не нравился вкус.

– Не в том дело, – пробормотал он.

Арлин указала на кофеварку:

– Что ж, тогда налей туда воды и приготовь сам, по-новому.

Дон Харвуд заморгал.

– Я не умею варить кофе. Ты всегда его варила. Я всегда неправильно отмеряю дозы.

– Что ж, теперь самое время поучиться.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, затем Дон придвинул к себе кружку и сказал:

– Прекрасно. В таком случае иду на рекорд, хоть мне это и претит.

– В таком случае пошлю в Си-эн-эн твит, – сказала Арлин.

– Нет, ей-богу, с вами не соскучишься, – заметил Дэвид.

– Это уж точно, – кивнула Арлин. – Чем собираешься заняться сегодня с этим – да упаси нас боже! – возможно, будущим мэром?

– Ничего особенного, – ответил Дэвид. – Похоже, день сегодня будет спокойный.

Тут его отец вдруг поднял голову и напоминал теперь оленя, прислушивающегося, не идет ли охотник.

– Слыхали? – спросил он. Должно быть, где-то сильный пожар. Все утро слышал, как воют сирены.

Эти же сирены разбудили Виктора Руни.

Было начало девятого, когда он открыл глаза. Посмотрел на радио с будильником, рядом на тумбочке стояла недопитая бутылка пива. Спал он хорошо, особенно с учетом того, что было накануне, да и сейчас чувствовал себя неплохо, пусть даже и завалился спать в два часа ночи, никак не раньше. И как только голова коснулась подушки, вырубился моментально.

Он протянул из-под одеяла руку, хотел включить радио, послушать новости. Но восьмичасовая программа новостей из Олбани уже закончилась, и сейчас радиостанция передавала музыку. Группа «Спрингстин», «Улицы Филадельфии». Самая подходящая песня ко Дню поминовения, а праздник этот, можно считать, начался уже в субботу. В эти выходные славили людей, мужчин и женщин, которые погибли, сражаясь за свою страну, а песня посвящалась городу, где была подписана Декларация независимости.

Словом, в самый раз.

Виктору всегда нравились «Спрингстин», но слушая эту песню, он погрустнел. Как-то раз они с Оливией собирались пойти на концерт этой группы.

Оливия вообще обожала музыку.

Нет, нельзя было сказать, что она сходила с ума от Брюса, но очень любила некоторые его песни, особенно шестидесятых-семидесятых. Среди ее любимчиков были дуэт Саймон и Гарфанкел, а также рок-группа конца шестидесятых под названием «Криденс Клиавотер Ривайвл». Однажды он услышал, как она поет «Счастливы вместе», и спросил, кто написал эту песню. «Тётлз»[6], ответила она.

– Чего ты мне голову морочишь? – сказал он. – Разве была такая группа под названием «Тётлз»?

– Да, «Тётлз», причем всегда с определенным артиклем, – поправила его она. – Как и «Битлз», тоже с определенным. Никто не говорит просто «Битлз». И если можно назвать группу «Жуки», то почему бы не быть и «Черепахам»?

– Так, значит, счастливы вместе, – сказал он, прижимая ее к себе, пока они шли по дорожкам колледжа Теккерей. В ту пору она еще была там студенткой.

То был самый счастливый их год перед тем, как все это случилось.

На этой неделе будет уже три года.

Сирены все завывали.

Виктор лежал неподвижно и прислушивался к этим звукам. Одна из них вроде бы доносилась из восточной части города, вторая – с севера. Полицейские автомобили или, скорее всего, машины «скорой». Не похоже, что пожарные. У тех звук сирен более глубокий, низкий. Слышны басовые нотки. Если это «скорые», то, судя по всему, съезжаются они к городской больнице.

Да, утро в Промис-Фоллз выдалось очень оживленное.

Что, что же такое происходит?

Похмелья он сейчас не испытывал – довольно редкое для него явление. И голова с утра почти совсем ясная. Вчера вечером он не выходил из дома куда-нибудь выпить, вместо этого вознаградил себя пивом, которое принес домой.

Вчера он тихо подобрался к холодильнику, достал бутылку «Бада». Ему не хотелось будить домовладелицу Эмили Таунсенд. После смерти мужа она переехала в этот дом и занимала спальню в этой же квартире наверху. Он взял бутылку с собой и отпил половину перед тем, как спуститься к себе, этажом ниже. А потом очень быстро заснул и так и не допил пиво.

А теперь оно теплое.

Но Виктор все равно потянулся к бутылке и отпил глоток. Скроил гримасу и поставил бутылку обратно на тумбочку, но слишком близко к краю. Она упала на пол, пиво выплеснулось на коврик и носки Виктора.

– О, черт! – пробормотал он и поспешно поднял бутылку, в которой осталось еще немного.

Выпростал ноги из-под одеяла и, стараясь не ступить в лужицу, поднялся и встал рядом с постелью. На нем были только синие трусы. Он открыл дверь спальни, сделал пять шагов по направлению к ванной, которая была не занята, и сорвал с сушилки первое попавшееся под руку полотенце.

И остановился прежде, чем сойти по лестнице.

Из кухни доносился запах свежемолотого кофе, но в доме было как-то необычно тихо. Эмили всегда вставала рано и первым делом заваривала кофе. Выпивала как минимум двадцать чашек в день, кофейник сопровождал ее почти повсюду.

Однако Виктор не слышал, чтобы она возилась на кухне, в доме царила полная тишина.

– Эмили? – окликнул он.

Никто ему не ответил, и он вернулся к себе в комнату. Сбросил банное полотенце на пол, в том месте, где пролилось пиво, и принялся топтать его босыми ногами, вкладывая всю свою силу. Когда, как ему показалось, все пиво впиталось, он отнес мокрое полотенце в холл, где сунул его на дно корзины для грязного белья, которая стояла в чулане под лестницей.

Он снова вернулся в комнату, натянул джинсы, нашел в комоде свежую пару носков и футболку.

Оделся и спустился по лестнице прямо в носках. Эмили Таунсенд на кухне не оказалось.

Виктор заметил, что на дне кофейника жидкости осталось всего на дюйм, но сегодня кофе ему не хотелось. Он направился к холодильнику, размышляя, не рановато ли выпить еще одну бутылку «Бада» прямо с утра, в восемь пятнадцать.

Может, и рановато.

А сирены все продолжали завывать. Он достал контейнер с порошкововым апельсиновым соком, налил в стакан. Выпил его залпом.

Потом задумался, чем бы позавтракать.

Обычно по утрам он ел на завтрак овсянку или хлопья. Но если Эмили готовила яичницу с беконом, жарила блины или французские тосты – словом, все то, что требовало больше стараний, – он набрасывался на еду, точно голодный волк. Впрочем, похоже, что сегодня его домохозяйка решила не утруждаться.

– Эмили? – снова окликнул он.

В кухне была дверь, выходящая на задний двор. Даже не одна, а две двери, если считать вот эту, сетчатую. Внутренняя дверь была распахнута, и Виктор решил, что Эмили зачем-то вышла во двор.

Он наполнил стакан апельсиновым соком, настежь распахнул вторую дверь и посмотрел во двор через сетчатую дверь.

И увидел Эмили.

Она лежала на дорожке лицом вниз, примерно в десяти футах от своей ярко-голубой «Тойоты», зажав в руке ключи от машины. Очевидно, в другой руке она несла сумочку, но выронила ее, и теперь сумочка валялась на краю дорожки. Из нее вывалились кошелек и небольшой футляр, в котором она носила очки для чтения.

Она не двигалась. С места, где стоял Виктор, невозможно было различить, поднимается и опускается ли ее спина, что означало бы, что она еще жива и дышит.

Он поставил стакан с апельсиновым соком на столик и решил, что, наверное, все же стоит выйти и посмотреть, что с ней.

Обычно по утрам я соблюдаю определенные ритуалы.

Прежде всего я должен находиться в ванной один. Если там Морин, если она видит, что я шагнул на весы, то оборачивается, косится на меня и спрашивает нечто вроде: «Ну, как успехи?»

Нет, если есть какие-то достижения, я не против, пусть себе смотрит, но чаще всего никаких достижений нет.

Во-вторых, я должен приходить сюда голым. Если обернуть вокруг талии полотенце, то, глядя на стрелку весов, я тут же скидываю фунтов пять – с учетом полотенца. Все же оно довольно толстое.

Я также не должен ничего есть перед взвешиванием. Лишь изредка позволяю себе позавтракать перед процедурой утреннего омовения. В такие дня я обычно не взвешиваюсь.

Если все эти три условия соблюдены, я готов встать на весы.

Это надо делать очень медленно. Если резко на них запрыгнуть, то, боюсь, стрелка быстро скакнет до самого края и там и останется. А Морин потом будет спрашивать: неужели это правда, что я вешу 320 фунтов?

Ничего подобного.

Ладно, буду с вами честен до конца. Мой вес – 276 фунтов. Ладно, это не совсем точно. Скорее уж 280.

Становясь на весы, я ухватился одной рукой за сушилку для полотенец. И не для того, чтоб сохранить равновесие, просто решил дать весам шанс подготовиться к тому, что их ждет. И только когда обе мои ступни размещаются на весах, я отпускаю руку.

И смотрю на результат.

Морин, добрая душа, всегда поддерживает меня и делает все, чтоб я похудел хотя бы на несколько фунтов. И не выражает ни малейшего неудовольствия по поводу моей внешности. Клянется, что любит меня, как и прежде. И что я самый сексуальный из мужчин, которых она когда-либо знала.

Я благодарен ей за эту ложь.

Но она говорит, что я должен есть как можно больше фруктов, овощей и круп и как можно меньше пончиков, мороженого и пирогов – такая диета мне только на пользу.

Да она и половины не знает того, что следовало бы знать.

Я был у врача. У нашего терапевта Клары Морхаус. Так вот, доктор Морхаус считает, что я «пограничный» диабетик. И что кровяное давление у меня повышенное. И что лишний вес у меня сосредоточен в самом худшем месте, а именно – в животе.

Все это выяснилось тут на днях, на стоянке у кинотеатра под открытым небом. Женщина, которая служила в Ираке и занималась разминированием бомб, помогала нам выбираться оттуда, а заодно прикидывала, какой силы должен быть заряд, чтобы обрушить экран, и я что было силы поспешал за ней, пока она двигалась с легкостью горной козочки, пробирающейся по каменистым уступам.

Я задыхался. Сердце колотилось как бешеное.

Все это буквально вчера я рассказал доктору Морхаус.

– Вы должны принять решение, – сказала она. – Никто не может принять его за вас.

– Понимаю, – протянул я.

– Понимаете, почему вам это необходимо? – спросила она.

– Просто люблю покушать, – ответил я. – И потом, последнее время я под большим стрессом.

Доктор Морхаус улыбнулась.

– Последнее время? – спросила она, глядя мне прямо в глаза. – Но ведь это случилось на прошлой неделе или около того?

Тут она меня поймала.

По правде говоря, я действительно находился под стрессом последнее время. И это не имело никакого отношения к тому, что или сколько я там ем. Но я проработал в городской полиции Промис-Фоллз двадцать лет – юбилей состоялся как раз на этой неделе и прошел незамеченным, – и на протяжении всего этого времени ни разу не выдавалось такого трудного месяца.

А началось все с ужасного убийства Розмари Гейнор. И еще с нескольких довольно странных событий в городе. Начиная с массовой гибели белок, колеса обозрения, которое вдруг пришло в движение само по себе, и заканчивая хищником, который вдруг объявился в колледже, и самовозгоранием автобуса.

Так мало всего этого, теперь еще и взрыв на стоянке перед кинотеатром.

А ведь тогда там присутствовал Рэндел Финли, этот сукин сын.

Он решил снова баллотироваться в мэры и поливал всех и каждого грязью. Нынешнего мэра, начальника полиции, да кого только не придется. Слышал, дошло до того, что он шантажировал собственного сына Тревора, который развозил в фургоне, принадлежавшем фирме Финли, упаковки с бутилированной водой, заставил его говорить о вещах, которые Тревор якобы подслушал, когда находился в нашем доме.

У меня прямо руки чесались прикончить эту гниду.

«Наверное, – сказал я себе, – надо бы подготовиться хорошенько, чтоб как-то справиться со всем этим дерьмом, а лишний вес в том помеха.

Займусь подготовкой сегодня же».

Взвесившись в ванной, я побрился. Обычно по субботам я не бреюсь, но сейчас сделал над собой усилие. То ли бритва у меня затупилась, то ли в пене для бритья было слишком много ментола, не знаю. Но ощущение было такое, словно щеки и шею обожгло огнем. Я похлопал по щекам полотенцем – вроде бы помогло. Затем достал из комода огромных размеров красную футболку и старые темно-красные тренировочные штаны, которых не надевал вот уже несколько лет. Затем стал рыться во встроенном шкафу в поисках кроссовок и нашел. И когда Морин поднялась наверх, в комнату, и увидела меня в этом облачении, то удивленно спросила:

– Что происходит? Ты похож на вышедшего в тираж супергероя.

– Вот, хотел заняться ходьбой, прямо с утра, – ответил я. – Ну, прошагать милю или две. Просто хотя бы попробовать, всего один раз.

На самом деле мне нужен был целый месяц.

– А я как раз кофе решила сварить, – сказала Морин.

– Выпью, когда вернусь. И не утруждай себя приготовлением завтрака. Съем банан, что-нибудь в этом роде.

Она подозрительно смотрела на меня.

– Это никуда не годится.

– В каком смысле?

– Я хотела сказать, ходьба по утрам – это прекрасная идея. Так что ступай. Но ограничиваться одним бананом на завтрак нельзя. Если будешь упражняться на голодный желудок, то к десяти наверняка слопаешь шесть булочек с яйцом. Могу тебе с этим помочь. Я могу…

– Я знаю, что делаю, – перебил ее я.

– Хорошо, хорошо. Но только спешка тут неуместна, иначе наступит разочарование.

– У меня нет времени увеличивать нагрузку постепенно, – заметил я. И тут же пожалел, что сказал это.

– Ты что имеешь в виду? – спросила Морин.

– Просто хотел сказать, что нужны перемены. И мне такой режим подходит.

– Что-то произошло со вчерашнего дня?

– Ничего.

– Нет, что-то явно произошло.

За годы совместной жизни Морин впитала, словно через какую-то мембрану, мою способность тут же распознавать ложь.

– Я же сказал тебе, ничего. – И отвернулся.

– Наверное, ходил к доктору Морхаус?

– Что? Куда? – Никогда прежде я не был так близок к провалу.

– И что же она сказала?

Я мялся, не зная, что ответить.

– Да ничего особенного. Так, несколько вещей.

– А с чего это ты вдруг пошел к ней? Что тебя подтолкнуло?

– Просто я… тут на днях вдруг почувствовал, что задыхаюсь. На той стоянке перед кинотеатром. Торопился, пробрался к выходу. – Я не стал упоминать о том, что незадолго до этого съел «бургер кинг», не видел в том особого смысла.

– Ладно, – задумчиво протянула Морин.

– И еще она сказала, что мне стоило бы начать пересматривать свой образ жизни, внести в него какие-то пусть незначительные изменения как таковые.

– Как таковые, – повторила Морин.

– Ага. – Я пожал плечами. – Ну вот и решил этим заняться.

Морин многозначительно кивнула:

– Прекрасно. Просто замечательно. – И окинула меня взглядом с головы до пят. – Но только выходить в таком виде нельзя.

– В каком таком виде?

– В этих жутких штанах. Господи, да в них ты выглядишь как человек, которого подстрелили и бросили умирать в чан с виноградом.

Я глянул на штаны.

– Да, пожалуй, что красного перебор.

– Должны быть какие-то еще. Сейчас поищу. – Она протиснулась мимо меня и полезла во встроенный шкаф. Я слышал, как Морин шуршит там, передвигает вешалки с одеждой. – А что, если… Нет, нет, это не подходит. Может…

Тут у меня зазвонил мобильник. Он стоял на зарядке рядом с кроватью. Я подошел. Взглянул, кто звонит, выдернул провод и приложил телефон к уху.

– Дакворт.

– Карлсон.

Ангус Карлсон, наш новый детектив, отказавшийся от униформы, потому как считал, что она связывает нам руки. Насколько я помнил, сегодня он как раз работал.

– Да? – сказал я.

Тут Морин вылезла из шкафа с парой серых свитеров в руках. Как же я мог их пропустить?

– Ты должен подъехать, – сказал Карлсон. – Все наши будут, в том числе и проводник с собакой.

– А что происходит? – спросил я.

– Конец света, вот что, – ответил Карлсон. – Ну или почти конец.

Всякий раз, когда Дэвид Харвуд пропускал мимо ушей отцовские слова, он позже о том сожалел. Если бы Дон слышал странное тарахтенье под капотом машины Дэвида, он бы непременно проверил, в чем там дело. Несколько лет тому назад, когда Дэвид был еще мальчишкой, Дон расслышал какую-то странную возню над потолком, на которую никто больше не обратил внимания. Позже выяснилось, что на чердаке обосновались еноты.

Так что стоило Дону сказать, что он слышит вой многочисленных сирен, Дэвид вышел из кухни и, пройдя через гостиную, оказался на ступеньках крыльца.

В отдалении слышался вой. Причем не одной сирены, а сразу нескольких. По меньшей мере двух или трех. Даже, может, больше чем трех.

Он всматривался сквозь деревья, искал, где поднимается к небу дым, но деревья в старой части города так разрослись, что видно было плохо. Но в городе явно творилось что-то неладное. И даже несмотря на то, что Дэвид уже не работал в газете, репортерские инстинкты у него сохранились. Он собирался выяснить, что же происходит.

Он вбежал в дом, схватил ключи от машины, что лежали на столике в прихожей. Арлин заметила это и спросила:

– Куда собрался?

– Туда, – ответил он и махнул рукой в сторону улицы.

Перед тем как плюхнуться на сиденье «Мазды», он какое-то время стоял и прислушивался, пытаясь определить, откуда исходит вой сирен. Одна завывала вроде бы на востоке, звук другой доносился с запада.

И что же все это означает? Если бы произошла какая-то крупная авария с жертвами, то машины «скорой» должны были бы съезжаться к одному месту, верно? Может, подобные инциденты одновременно случились в разных частях города? Но тогда каждая «скорая» стремилась бы добраться до одного определенного места происшествия, и приближались бы они к нему с разных точек.

Ладно, не важно, решил он. Пока что, судя по вою сирен, все «скорые» направлялись к одному месту, а именно: к городской больнице Промис-Фоллз.

Вот туда он и поедет.

Перед тем как выехать со двора на улицу, он быстро осмотрелся по сторонам. Задние колеса уже коснулись асфальта, как вдруг раздался резкий гудок. Откуда ни возьмись вырвался синий фургон, он ехал, виляя из стороны в сторону, шины визжали, и промчался он мимо Дэвида со скоростью почти семьдесят миль в час, и это в жилом районе, где скорость ограничивалась тридцатью.

Фургон направлялся туда же, куда собрался ехать Дэвид. На следующем перекрестке резво свернул влево, накренился и проскочил поворот почти что на двух колесах.

Дэвид вдавил педаль газа. Больница находилась впереди, примерно в двух милях, и на выезде из своего района он увидел дым. Свернул еще раз и увидел три пожарные машины, искры и волны пламени над тем местом, где находилась автозаправка «Эксон». На автозаправке бушевал пожар, рядом с ней, на островке, окруженном шлангами, виднелся остов обгоревшей машины. Похоже, подумал Дэвид, машина врезалась в одну из заправочных колонок. Так вот из-за чего весь этот сыр-бор? Взрыв на автозаправке!..

Позади послышался вой сирены, он приближался. Посмотрев в зеркало, Дэвид увидел, что это «скорая». Он свернул к обочине и притормозил, полагая, что машина остановится сейчас на безопасном расстоянии от автозаправки.

Однако ничего подобного. «Скорая» проехала мимо.

Дэвид направился следом за ней.

И вот показалась больница, и он увидел, что у входа в отделение «неотложки» стоит как минимум дюжина машин «скорой», так ярко мигая всеми своими огнями, что человеку с повышенной чувствительностью глазной сетчатки недолго и ослепнуть. Дэвид пристроил «Мазду» на боковой улице рядом с больницей в самом конце полосы со знаком «Парковка запрещена», выскочил из салона и побежал.

Прежде у него в кармане непременно находился бы блокнот, а в руке бы он держал камеру. И он вдруг почувствовал себя чуть ли не голым. Но даже без этих инструментов, связанных с его ремеслом, он сохранил наблюдательность, свойственную репортерам, и тут же отметил одну странную вещь.

Задача парамедиков состоит в том, чтобы доставить пациента в отделение неотложной помощи, передать принимающей стороне и перед тем, как уехать, убедиться в том, что человеком, которого они доставили, тут же занялись.

Тут ничего подобного не наблюдалось.

Два врача «скорой», которая опередила его, выгрузили женщину на носилки, несколько секунд поговорили с врачом, стоявшим рядом, – видимо, объяснили, что с ней не так, – затем запрыгнули обратно в свою машину и унеслись прочь с воем сирены и визгом колес.

Дэвид, миновав машины «скорой», вбежал в отделение.

Там царил сущий бедлам.

Все кресла были заняты, половина людей ожидали приема, других пытались утешить встревоженные члены семьи. Кругом стоны, одни люди плачут, другие криками взывают о помощи.

Мужчина лет шестидесяти стоял покачиваясь, затем его вырвало на пол прямо перед Дэвидом. Слева от него в кресле, учащенно дыша, сидела женщина, потом вдруг повалилась головой вперед. Мужчина, придерживающий ее за плечи, закричал:

– Помогите! Помогите!

Помимо парамедиков и штатных сотрудников больницы в приемной находились полицейские в униформе, но Дэвид видел в их глазах лишь беспомощность и полное непонимание того, что происходит и что следует предпринять.

Он заметил женщину с ребенком лет шести, не больше – тот скорчился пополам от боли.

– Что случилось? – спросил он.

В глазах женщины засветилась надежда.

– Вы доктор?

– Нет.

– Нам нужен доктор. Когда нас осмотрит хоть какой-нибудь доктор? Сколько можно еще ждать? Девочка больна! Вы только посмотрите на нее!

– А что с ней такое? – спросил Дэвид.

Женщина отчаянно затрясла головой, потом проговорила торопливо:

– Не знаю. С Кэтти все было нормально, потом вдруг она почувствовала слабость, задышала как-то очень часто, голова у нее закружилась и…

– Мамочка, – прошептала Кэтти. – Мне кажется, я… Комната так и кружится перед глазами.

– Как давно с ней это случилось? – спросил Дэвид.

– Внезапно, словно гром среди ясного неба. Она всегда была таким здоровым ребенком! Я сама проследила, чтобы ей сделали все положенные прививки и… – тут она резко умолкла, словно вспомнила что-то. Полезла в сумочку, достала телефон. – Почему здесь нам не оказывают никакой помощи? Муж в Нью-Йорке, у него деловая поездка, и я не могу…

– А вы в какой части города живете? – спросил ее Дэвид.

– Что?

– Где вы живете?

– На Клинтон-стрит. Неподалеку от школы.

Дэвид прекрасно знал, где это находится. Сын его подружки Саманты Уортингтон Карл ходил в ту же школу.

– Надеюсь, что доктор к вам скоро подойдет, – сказал он и прошел чуть дальше по коридору к креслу, где, согнувшись и уперев локти в колени, сидел какой-то мужчина.

– Сэр? – окликнул его Дэвид.

Мужчина медленно поднял голову. Глаза словно остекленели, он никак не мог сфокусировать взгляд.

– Что?

– Как ваше имя? – спросил Дэвид. Этот человек показался ему знакомым.

– Фишер, – ответил тот, хватая ртом воздух. – Уолден Фишер.

Работая в «Бостон глоуб», Дэвид был хорошо знаком с делом об убийстве Оливии Фишер, хотя сам им не занимался. В газете были размещены снимки, в том числе и родителей убитой женщины, так что, скорее всего, перед ним отец Оливии. Однако он не собирался говорить об этом ему.

– Вы должны дать мне какое-то лекарство, – произнес Фишер. – Мне кажется… похоже, я сейчас потеряю сознание.

– Простите, но я не врач.

– Горло болит… меня вырвало… сердце бьется со скоростью сто миль в минуту.

– Когда все это началось?

– Утром… сразу после завтрака. Чувствовал себя нормально. А потом выпил кофе и почувствовал: что-то не то… Желудок начало выворачивать наизнанку. – Он искоса и с отчаянием взглянул на Дэвида. – Ну, почему вы не врач?

– Просто не врач, и все тут, – ответил Дэвид и тут же задал Фишеру тот же вопрос, который задавал матери Кэтти: – А где вы живете?

Фишер пробормотал адрес. Совсем не тот район, где проживали Кэтти с матерью.

– А вы кого-нибудь из этих людей знаете? – спросил Дэвид, указывая на ожидающих приема больных. Возможно, подумал он, все они отравились в одном и том же ресторане фастфуда накануне вечером. Эдакий массовый случай отравления некачественной едой.

Тут кто-то рухнул на пол. Взвизгнула женщина.

– А я что, должен? – спросил Фишер. – Разве у меня сегодня день рождения?

Дэвид не был эпидемиологом, но это не помешало ему задаться вопросом: почему у людей из разных районов вдруг появились одинаковые симптомы, причем примерно в одно и то же время? Может, с воздухом что-то не так?..

Выпил кофе… потом почувствовал себя плохо.

Плохой кофе? Неужели все эти люди в городе утром пили некачественный кофе? Дэвид оглянулся, взглянул на больную девочку.

Слишком мала, чтобы пить по утрам кофе. Но…

Дэвид подошел к маме больной девочки, которая не оставляла попыток дозвониться и вызвать врача по телефону.

– А что ваша дочурка ела сегодня на завтрак?

Женщина, сжимающая руку дочери, подняла на него заплаканные глаза.

– Что?

– Что ела на завтрак Кэтти?

– Ничего. Она никогда не завтракает. Пытаюсь впихнуть в нее хоть что-нибудь, но она отказывается.

– И ничего не пьет?

Женщина отвела глаза.

– Ну почему же? Апельсиновый сок.

Дэвид не спросил Фишера, пил ли тот помимо кофе апельсиновый сок. Может, в магазины города поступила большая партия зараженного чем-то сока? Вроде бы несколько лет тому назад уже произошла одна скандальная история с подделкой лекарств от головной боли. Впрочем, вряд ли тут просматривается аналогия с нынешней историей. Вряд ли все пострадавшие пили утром этот апельсиновый сок.

Но Дэвид все же спросил:

– А какой марки сок?

– Не помню… Он замороженный.

– Замороженный?

– Ну да, концентрат. И утром я разбавила его водой и перемешала.

Вода. Вода, с помощью которой готовят из концентрата апельсиновый сок. Вода нужна и для приготовления кофе.

Дэвид стал искать глазами больничное начальство. Множество врачей и медсестер суетились вокруг больных, и было трудно определить, кто тут главный. Может, его здесь вообще и не было.

Агнесс могла бы быть.

Дэвид вспомнил свою тетушку Агнесс Пикенс, которая заведовала этой больницей вплоть до того момента, пока несколько недель назад не решила покончить с собой, прыгнув со скалы в водопад Промис.

Словом, Агнесс, сколь ни прискорбно это осознавать, оказалась не слишком правильным человеком. Однако только теперь Дэвид понял, как катастрофически ее здесь не хватает.

Кто-то бесцеремонно отодвинул Дэвида в сторону. Мужчина лет под тридцать в бледно-зеленом хирургическом комбинезоне и шапочке, со стетоскопом вокруг шеи. Нижняя часть лица прикрыта хирургической маской, призванной защитить от микробов, носящихся в воздухе.

И тут Дэвид почувствовал себя совершенно беззащитным. Как только ему в голову не пришло, что буквально каждый человек в приемном покое мог оказаться заразным? Боже, да ведь это вполне возможно, что над городом с воздуха распылили какую-то заразу! Ведь в самом начале недели Промис-Фоллз уже, возможно, подвергся террористической атаке, когда кто-то устроил взрыв на автомобильной стоянке у кинотеатра под открытым небом. Правда, пока что не было никаких свидетельств в пользу того, что это устроили именно террористы – Промис-Фоллз, небольшой городишко, стал целью террористов, да этого просто быть не может! А теперь, несколько дней спустя, вот это?..

Мужчина опустился на колени перед Кэтти и сказал:

– Я доктор Блэйк. А как тебя зовут?

Кэтти, бледная как полотно, не ответила. Вместо нее заговорила мама:

– Кэтти. Ее зовут Кэтти. Я ее мать. Что происходит? Что это случилось со всеми нами?

Доктор не отвечал на эти ее вопросы. Заглянул Кэтти в глаза, затем приложил к ее груди стетоскоп.

– Гипотония, – сказал доктор Блейк.

– Гипертония? Высокое кровяное давление? Чтоб у ребенка в ее возрасте вдруг обнаружилась…

– «Гипо», а не «гипер». Пониженное кровяное давление.

– И каковы причины? – спросил Дэвид.

Врач обернулся к нему.

– Я не знаю, – ответил он.

– Может, все дело в воде? – предположил Дэвид. – Может, она оказалась некачественной или просто заразной?

Доктор несколько секунд обдумывал это его высказывание, задумчиво оглядывая помещение.

– Пожалуй, это лучшее объяснение, которое я до сих пор слышал, – пробормотал он. – Именно этим и объясняются кожные высыпания.

– Высыпания?

– Многие люди жаловались на зуд и раздражение кожи. – Он обернулся к матери девочки: – Ведите свою дочурку сюда.

– И сколько всего? – спросил Дэвид.

– Сколько кого? – переспросил доктор. И, отвернувшись от матери с девочкой, тихо спросил: – Больных или умерших?

Дэвид хотел спросить про больных, но с языка сорвалось:

– Умерших.

– Не поддаются счету, – прошептал он. – Каждую минуту умирают дюжинами.

Женщина подхватила Кэтти на руки. Двинулась следом за доктором, и вот они скрылись за пластиковой занавеской в одной из смотровой.

– Господи, – спохватился вдруг Дэвид и полез в карман за мобильником. Никаких сообщений ему не поступало.

Он выбежал из приемного покоя на улицу – машины «скорой» продолжали подъезжать, поток больных не иссякал. Он набрал домашний номер.

– Да? – ответила мама.

– Не пейте воду, – сказал ей Дэвид.

– О чем это ты толкуешь? Я все равно считаю, что бутилированная вода лучше любой другой и…

– Нет, воду из-под крана! Она может быть отравлена!

Арлин крикнула, но не Дэвиду:

– Не пей это, слышишь? Это Дэвид звонит. Я же сказала тебе, не пей!

– Передай папе, чтобы он не смел прикасаться к воде из-под крана, – сказал Дэвид.

– А он как раз собирался заварить новый кофе в кофейнике, старый дурак.

– Из-под крана ничего не пить. Даже чистить зубы этой водой не надо. Старайтесь, чтоб ни капли ее на кожу не попало. Скажите Итану! Обзвоните всех знакомых и предупредите, что пользоваться водой из-под крана категорически нельзя!

– А что случилось? Что не так с водой?

– Пока что точно не знаю, прав я или нет, – ответил Дэвид. – Просто это одна из основных версий, которая все объясняет.

– Так ты что же, собираешься…

– Мам! Обзвони людей!

И он отключился и начал перебирать довольно длинный список своих контактов в мобильнике.

Так, Марла Пикенс. Его двоюродная сестра. Недавно обрела младенца, о существовании которого не подозревала.

Мэтью.

Дэвид живо представил, как Марла делает смесь для младенца в бутылочке. И набрал ее домашний номер.

Телефон долго звонил. Дэвид уже собрался отключиться, как вдруг кто-то поднял трубку и, судя по звуку, тут же уронил ее.

– Алло? – произнес он.

На линии слышалась какая-то возня, затем Марла дрожащим голосом спросила:

– Ты где? Я звонила несколько минут назад.

– Ты мне звонила?

Пауза на полсекунды.

– Это Дэвид?

– Да, я. Послушай, Марла, может, я ошибаюсь, но мне кажется, что-то не так с…

– Кажется, он умер! – взвизгнула она.

Господи Боже. Мэтью!

– Все, Марла, я отключаюсь. А ты звони в 911, срочно, и…

– Да я звонила уже тысячу раз! Там никто не подходит. А я не могу его разбудить!

Почему бы дяде Дэвида Джилу не отвезти Мэтью в больницу?

– Попроси отца отвезти Мэтью в больницу! Зачем ждать самого…

– Да это не Мэтью! Это папа!

И в ту же секунду Дэвид услышал подтверждение ее слов – откуда-то издалека доносился плач младенца. Он почувствовал облегчение и в то же время – полную свою беспомощность. Судя по тому, что он только что видел в больнице, если Джил, по словам Марлы, выглядел мертвым, то он, скорее всего, мертв. И Дэвид сомневался, что он чем-то может помочь дяде, если тот находится в таком состоянии. Но Марле, которой за этот месяц довелось так много пережить, он просто обязан оказать поддержку. Ну, по крайней мере, попросить оставаться у телефона. А он тем временем обзвонит всех и предупредит, что они не должны…

Сэм.

Саманта Уортингтон и Карл. Он должен их предупредить. Ведь сейчас только девять, субботнее утро, и вполне возможно, что они еще не вставали с постели. Он не разговаривал с Сэм два дня и как раз собирался позвонить ей сегодня, спросить, нет ли у нее желания пообщаться вечером. Дэвид даже подумывал, что попробует уговорить ее прийти с сыном и оставить его ночевать у себя в доме с Итаном. Пусть мама возьмет на себя роль няньки при двух ребятишках, и тогда они с Сэм поедут к ней домой, где им никто не помешает прекрасно провести время.

Впрочем, теперь совсем не до того.

Дэвид сказал Марле:

– Продолжай набирать 911. Я выезжаю. И ни в коем случае не пей воду. Она…

Тут вдруг в трубке послышался щелчок.

– Марла?

Наверное, она повесила трубку.

Ну что ж, ладно. Надо позвонить Сэм. Дэвид нашел ее номер, нажал пальцем на экран. Стационарного телефона у нее в доме не было, но она всегда держала под рукой мобильник.

Телефон звонил.

И звонил.

После четвертого гудка Дэвид запаниковал. Что, если Сэм с сыном встали рано? Что, если уже использовали воду из-под крана?..

Шесть гудков.

Семь.

Он прервал звонок и решил отправить ей текстовое сообщение.

Быстро набрал: ПОЗВОНИ МНЕ!

И в ожидании ответа Сэм не сводил глаз с экрана мобильника.

Но она не отвечала.

Тогда он добавил: НЕ ПЕЙ ВОДУ ИЗ-ПОД КРАНА.

Затем Дэвид побежал к своей машине. По дороге заметил, как на стоянку на территории больницы въехал полицейский автомобиль, водитель его резко ударил по тормозам. За рулем сидел детектив Барри Дакворт.

Рэндел Финли поднялся рано, вывел свою собаку Бипси на прогулку, затем вернулся в дом и присел на край кровати, где лежала жена. Положил ей ладонь на лоб – он оказался теплым и влажным – и спросил:

– Ну, как спалось?

Она повернула голову на подушке, чтоб лучше видеть его, потом так медленно заморгала веками, что это походило на открывание и закрывание гаражных дверей.

– Ничего, – слабым голосом ответила она. – Помоги мне подняться.

Он бережно приобнял ее за плечи и приподнял в постели, отчего она оказалась в сидячем положении, потом взбил подушки у нее за спиной.

– Вот так просто отлично, – сказала она.

– Сегодня ты выглядишь значительно лучше, – заметил он и снова присел на кровать. – Отдохнувшей. – Финли покосился на тумбочку – целый набор коробочек с лекарствами, бутылка воды, очки для чтения и роман Кеннета Фоллетта, книга такой толщины, что вполне могла бы служить тормозной колодкой на полосе для посадки реактивного истребителя. Она была раскрыта где-то на середине и перевернута вверх обложкой.

– Все никак не осилишь, – заметил он.

– Нет, роман мне нравится, но всякий раз, когда начинаю читать, из головы напрочь вылетает то, что прочла до этого, вот и приходится возвращаться. – Жена выдавила улыбку. – Люблю, когда ты мне читаешь.

Рэндел взял в привычку каждый вечер, вернувшись домой, читать ей вслух по одной главе.

– Дел у меня на сегодня особых нет, – сказал он. – Так что могу прочесть одну главу утром, а другую – днем.

– Хорошо, – отозвалась жена. – Как себя чувствуешь? Как спал?

– О, ты же знаешь. Я всегда прекрасно сплю.

– А мне показалось, я слышала, как ты ночью вставал. Выходил куда-то из своей комнаты, уже после того, как пожелал мне спокойной ночи?

– Да вроде бы нет, – пробормотал он. – Ну разве что вышел ненадолго глотнуть свежего воздуха.

Финли услышал, как у дома затормозила машина.

– Должно быть, Линдси, – произнес он. Он нанял помощницу по хозяйству вскоре после того, как жена заболела. Она не только обслуживала Джейн Финли, но и готовила, убиралась в доме, бегала по разным поручениям.

– А сегодня что, праздник? – спросила Джейн.

Финли кивнул.

– Тогда ты должен дать ей выходной.

Финли пожал плечами.

– Ну, мало ли что. Никогда не знаешь, что может случиться, вдруг она понадобится. Может, меня срочно вызовут на завод. И если придется быстро уехать, она останется тут, присмотрит за тобой.

Джейн прижала язык к нёбу, резко отвела, послышался тихий щелчок.

– Во рту пересохло, – сказала она.

Он потянулся за полупустой бутылкой «Ключевая вода Финли», что стояла на тумбочке, отвинтил крышку. Поднес ее ко рту жены, дал отпить несколько капель.

– Хорошо, – пробормотала Джейн. – Так, значит, никаких кампаний на сегодня?

– Не знаю, не уверен. Многие разъехались по загородным домам или же работают в саду, проводят весеннюю уборку. Так что не думаю, что сегодня пустозвон вроде меня привлечет чье-то внимание.

Она протянула слабенькую руку, коснулась его руки.

– Перестань.

Финли улыбнулся.

– Я знаю себе цену, дорогая. Знаю, в чем хорош, а в чем плох.

Жена усмехнулась, но смех перешел в приступ кашля. Финли завел руку ей за спину и осторожно наклонил вперед. Кашель начал стихать.

– Ну, все прошло? – спросил он и снова привел больную в сидячее положение.

– Вроде бы да. Думаю, просто поперхнулась водой, когда засмеялась.

– Постараюсь больше тебя не смешить, – сказал он.

– И потом, знаешь, – добавила Джейн, – никакой ты теперь не пустозвон, хоть и был им прежде. – Ее лицо вновь озарила слабая улыбка. – Ты стал гораздо лучше, чем был.

Он вздохнул.

– Мне трудно об этом судить.

– А знаешь, я что-то слышала, когда просыпалась. Вроде бы сирены?

– Я был в душе, и радио в ванной было включено, – ответил Финли. – И я не слышал… – Он тут же осекся и прислушался. – Да, вроде бы теперь слышу.

– Вроде бы пока что «скорая» не за мной, – заметила она.

Финли похлопал ее по руке и поднялся.

– Схожу вниз, поздороваюсь с Линдси.

– Попроси ее приготовить мне лимонад, ладно?

– Конечно. Но сперва ты должна позавтракать, правильно?

– Я не очень-то голодна.

– Тебе надо есть как следует.

Глаза у Джейн затуманились, изо всех оставшихся сил она вцепилась в руку мужа.

– Какой смысл?

– Никогда так не говори.

– Но это лишь вопрос времени.

– Неправда! Если поддерживать силы, питаться должным образом, то никто не может сказать, как долго ты… Ну, сама понимаешь.

Она отпустила его руку, вяло уронила свою на одеяло.

– Хочешь, чтоб я протянула как можно дольше, чтобы увидеть, что ты искупил свою вину?

– Что за глупости, – нахмурился Финли. – Хочу, чтоб ты прожила как можно дольше, и точка.

– Но ты уже искупил свою вину в моих глазах. – Пауза. – Хотя… мне могут понадобиться эти очки.

На губах Финли снова возникла улыбка.

– Скоро вернусь и почитаю тебе, – сказал он и вышел.

– Утро доброе, – поздоровалась Линдси, сухопарая жилистая женщина за шестьдесят, когда Финли вошел в кухню.

– Привет, – откликнулся он.

– Ну, как там сегодня Джейн?

– Слабенькая. Но в целом неплохо. Она просит лимонад.

– Как раз собиралась приготовить графин. А завтракать она будет?

– Говорит, что нет, но, думаю, надо принести ей что-нибудь поесть. Может, яйцо-пашот? На тосте?

– Сделаю. Ну а вы сами-то что будете?

Он призадумался на секунду.

– Думаю, пусть будет то же самое. Но только не одно яйцо, а два.

– Кофе?

Он кивнул.

Линдси достала из шкафчика большую мерную чашку и наполнила ее «Родниковой водой Финли» из кулера, что стоял в углу. Налила воды в кофеварку, вставила фильтр, насыпала молотого кофе и надавила на кнопку.

– Прямо уж и не знаю, что это такое сегодня тут в городе творится, – заметила она.

– А что? – пробормотал он, читая эсэмэски в телефоне.

– Да по дороге к вам видела штук пять «скорых», если не больше. – Линдси жила милях в пяти от города.

Финли оторвал взгляд от мобильника.

– Сколько, говоришь?

– Ну, пять, шесть или семь. Прямо счет им потеряла.

Финли взглянул на часы.

– И все за последние полчаса или около того?

– Ну, – ответила она, доставая из холодильника яйца, – это когда я въезжала в город.

Финли снова взялся за телефон и нашел номер Дэвида Харвуда. Долгие гудки перед тем, как тот наконец ответил.

– Да? – рявкнул Дэвид. Финли услышал на заднем фоне рев автомобильного мотора.

– Дэвид, что…

– Я уже все знаю. И мне некогда говорить с тобой, Рэнди.

– Хочу, чтобы ты кое-что для меня проверил. Линдси говорит, что…

– Линдси?

– Ты ее не знаешь. Это наша помощница по хозяйству.

– Все, пока, Рэнди. Тут кругом настоящий ад, и мне…

– Поэтому я и звоню. Линдси сказала, что видела много «скорых». И что все они…

– Поезжай в больницу, посмотри сам.

– А что произошло?

Ответа не было, из чего Финли сделал вывод, что Дэвид уже отключился.

– Мне варить яйца не надо, – бросил Финли Линдси. – И будь так добра, скажи Джейн, что мне пришлось срочно уехать по делам.

Подобную картину можно было бы наблюдать, если б где-то в окрестностях города потерпел крушение самолет. С той разницей, что никакого самолета не было, и люди, томящиеся в очереди в приемной, страдали вовсе не от порезов, ушибов, да и травмированных конечностей здесь тоже не было видно.

Но это вовсе не означало, что хаоса было меньше.

Мне не понадобилось много времени, чтобы охватить взглядом всю эту картину. Дюжины пациентов на разных стадиях заболевания.

Некоторые неподвижно лежали на полу и, скорее всего, были уже мертвы. Людей рвало, они корчились в судорогах, яростно расчесывали зудящие руки и ноги. Дети плакали, родители взывали о помощи.

Врачи и медсестры просто сбивались с ног. И мне не хотелось отрывать их от дел в разгар работы, но необходимо было разобраться в том, что происходит, и быстро.

Я достал свой полицейский жетон, чтобы привлечь хоть чье-то внимание, но затем вдруг увидел одного человека в хирургической маске и сразу узнал по глазам и очкам. Что неудивительно, поскольку мы виделись с ней только вчера.

– Доктор Морхаус? – спросил я.

Пряди волос спадали ей на глаза, очки в коричневой оправе сидели криво. Она смотрела куда-то в другом направлении и проскочила мимо меня.

– Клара! – окликнул я.

Тут она остановилась, обернулась:

– Барри.

Даже несмотря на то, что нижняя часть лица была прикрыта маской, вид у нее был испуганный и одновременно профессионально решительный.

– Ну-ка, поделись со мной быстренько, – сказал я. – С чем мы имеем дело?

– У всех аналогичные симптомы. Тошнота, головная боль, рвота, резкое снижение кровяного давления. Все идет по нарастающей. Судороги, затем перехватывает дыхание, сердцебиение учащается, а потом сердце останавливается. Гипотония. Мало того, многие больные до крови расчесывают кожу.

– Пищевое отравление?

– Нет, не думаю. То есть хочу сказать, еда здесь ни при чем. Но в организм явно попало что-то не то. Нечто, с чем они вступили в контакт.

– Все сразу? Люди по всему городу?

Клара посмотрела мне прямо в глаза.

– Не только по всему городу. По всей нашей больнице. У нас на разных этажах лежат постоянные пациенты с теми же симптомами. И началась все это сегодня, прямо с утра.

– Но как такое возможно? Столь быстрое распространение?

– Я грешу на воду.

– На городской водопровод?

Она кивнула.

– Что-то попало в питьевую воду. Возможно, нефтяные загрязнения. Или отходы химического производства. Словом, нечто в этом роде.

– И что вы можете для них сделать? – поинтересовался он.

Прежде чем ответить, она плотно сжала губы.

– Похоже, что на данный момент ничего.

– Сколько всего пострадало?

– Полным-полно, как самолетов над аэродромом. Счет идет на дюжины. Боюсь, что скоро пойдет на сотни. Мне пора бежать, Барри. А ты предупреди людей. Как можно скорее.

– А ты Аманду не видела? – спросил я. Аманда Кройдон являлась нынешним мэром Промис-Фоллз.

– Нет, – ответила Клара. – Все, я пошла.

Пришлось ее отпустить.

Развернулся, и тут же в меня врезался один знакомый.

– Карлсон, – пробормотал я.

– Черт, извини, – ответил Ангус Карлсон. – А ты когда сюда пришел?

– Да только что. Удалось что-нибудь узнать?

Он заглянул в небольшой блокнот, который держал в правой руке.

– Вчера вечером никто не заболел. Самые ранние жалобы на недомогание начали поступать сегодня около шести утра. Симптомы у всех схожие. Головокружение, тошнота, боль в желудке, слабое учащенное дыхание.

– Наверняка все дело в воде, – заметил я.

– Да, – дрожащим голосом протянул он. – Симптомы отмечены у всех, кто пил водопроводную воду. Пусть даже ее кипятили, чтоб приготовить чай. Похоже, что заболеванию чаще подвержены старые и пожилые люди, возможно, просто потому, что старики обычно встают раньше.

Что ж, в том был какой-то смысл. Про себя я отметил, что сегодня утром Карлсон воздерживается от обычно присущего ему черного юмора. Нет, сегодня явно не до шуточек. Этот человек просто потрясен происходящим. Что и понятно – ведь ни один из нас до сих пор не видел ничего подобного.

Вода… Надо позвонить Морин.

– А ты успел обзвонить всех своих близких? – спросил я. – Ну, на тот случай, если они ничего не слышали и не знают?

Он кивнул:

– Позвонил жене, сказал ей.

– А матери? – Как-то раз в участке я случайно подслушал, как он говорит с ней по телефону.

– Да, да, и ей тоже позвонил, – закивал он. – Все предупреждены.

Я заглянул за спину Карлсону, увидел еще одного знакомого. Но то был не врач и не штатный работник больницы. Это был Уолден Фишер, он сидел в кресле в приемном отделении «неотложки» и нервно грыз ноготь.

– А, черт, – пробормотал я.

– Что? – спросил Карлсон и обернулся.

– Уолден Фишер.

– Фишер? – без особого, как мне показалось, удивления, произнес Карлсон.

– Словно ему мало досталось. Помнишь убийство Оливии Фишер?

– Само собой.

– Так вот, это была его дочь. А жена скончалась совсем недавно. Мне надо с ним поговорить. А ты продолжай расспрашивать людей, постарайся узнать все, что сможешь.

И я отошел, намереваясь подойти к Фишеру один, но Карлсон последовал за мной.

– Мистер Фишер, – произнес я.

Он поднял на меня глаза, моргнул пару раз и продолжал смотреть вопросительно и недоуменно, словно пытался вспомнить, кто я такой.

– Детектив…

– Дакворт, – подсказал ему я. – А это детектив Карлсон.

– Мистер Фишер, – почтительным кивком приветствовал его Ангус Карлсон. – Как поживаете?

Фишер перевел взгляд на Карлсона.

– Как поживаю? Да я, черт побери, вот-вот отдам концы, вот как я поживаю.

– А что случилось? – спросил я.

Он медленно и растерянно покачал головой:

– Понятия не имею. Меня вдруг вырвало прямо посреди улицы… и машина «скорой» чуть не переехала. Ну и они подобрали меня и привезли сюда. Утром выпил чашку кофе и после этого почувствовал себя как-то странно. Мы что, все разом заболели? Что вообще происходит?

– Все пытаются это выяснить, – ответил я. – А вас доктор смотрел?

– Нет. Сижу здесь вот уже целую вечность. – Уолден приложил ладонь к груди. – И сердце колотится как бешеное. Вот, послушайте. – Он взял меня за руку, крепко прижал ладонью к груди и держал так. Несмотря на болезненное состояние, хватка у него оказалась на удивление крепкой. Под фланелевой рубашкой я ощутил учащенное биение сердца. Медицинского образования у меня нет, но тут сразу стало ясно, что с сердцем у него дела плохи.

– Ну, что думаете? – спросил он.

Я не знал. Если притащить сюда врача, чтоб его осмотрел, я оторву его от другого пациента, которому, возможно, следует уделить больше внимания. И пусть даже Уолдену Фишеру плохо, он выглядит лучше многих других – из тех, кто находится в приемном покое. В качестве утешения я похлопал его по плечу и сказал:

– Врач непременно подойдет к вам. Просто больных очень много, не справляются с наплывом.

Добрый старина Барри Дакворт. Никогда не лезет в карман за словом. Тут выяснилось, что Карлсон в этом деле куда лучше меня.

Он опустился на колени, глаза его находились на одном уровне с глазами Фишера, и заявил следующее:

– Просто хотел сказать, я еще не работал официально в полиции, когда с вашей дочерью Оливией столь жестоко обошлись.

Слезящиеся глаза Уолдена Фишера слегка расширились.

– Так что в расследовании не участвовал. Но пристально следил за всем ходом расследования. И считаю так: это просто ужасно, что никто пока не понес наказания за столь чудовищное преступление.

– Гм… да, – выдавил Уолден.

– Я просто… просто хотел сказать, что соболезную вашей потере, – тут Карлсон осторожно покосился в мою сторону, словно надеялся, что я помогу ему в этой неловкой ситуации, в которую он сам себя загнал и теперь сожалел об этом. Он поднялся, выпрямился во весь рост, кивнул сперва Фишеру, затем – мне. – Дам вам знать сразу, как только что-нибудь услышу, – сказал он и отошел, направился на поиски новой информации.

Это был другой Ангус Карлсон, совсем непохожий на того, с кем я столкнулся раньше, в начале месяца. Тот непрерывно сыпал избитыми шутками, где фигурировали дохлые белки. Возможно, повышение в ранге, пусть даже временное, делает человека умнее и лучше, потому как сейчас он меня просто потряс.

Ладно, дальше видно будет.

Я достал мобильник и увидел, что сигнал почему-то не проходит. По опыту я знал, что сигнал доступен во всех уголках больницы, особенно в приемном отделении «скорой», где телефон нужен больше всего. Вместо того чтобы выйти на улицу, я зашел в процедурную и попросил разрешения позвонить по телефону. Одна из медсестер покосилась на меня, но затем кивнула, давая тем самым разрешение, когда я показал ей свой жетон. Впрочем, ей было некогда мною заниматься.

Я должен был позвонить Ронде Финдермен, шефу полиции Промис-Фоллз. Но личное взяло верх над профессиональным долгом. И вместо этого я набрал домашний номер.

– Алло? – сказала Морин. Голос у нее был встревоженный, видимо, потому, что на экране высветился номер больницы.

– Это я, – бросил я в трубку.

– Ты в порядке?

– Да. Послушай. Ты использовала сегодня воду из-под крана?

Пауза.

– Как раз собиралась приготовить чай.

– Не надо. С водопроводной водой что-то не так, от нее заболевают люди. Позвони Тревору и предупреди его. А потом походи по улице, попробуй разбудить людей, которые еще спят. Их тоже надо предупредить.

– Что, все так плохо?

– Хуже некуда.

– Сейчас выхожу на улицу, – сказала она.

– Погоди, – остановил ее я. – Спусти воду из-под крана, проверь, нет ли какого запаха. Но совать туда руки не смей. Если, как сказал здесь врач, в воде появились примеси нефтяных отходов, то запах будет присутствовать непременно.

– Поняла.

– Иди проверь. Я жду.

Морин вернулась к телефону секунд через тридцать.

– Знаешь, спускала воду добрые полминуты, и ничего.

– Хорошо. Теперь можешь…

– Я пошла, – сказала она и бросила трубку.

Я очень, очень любил эту женщину.

Теперь можно и шефу позвонить. У меня в мобильном были ее рабочий и домашний номера, а также номер мобильника. Выудил из кармана свой телефон и стал использовать его в качестве записной книжки. И первым делом набрал номер ее мобильника по больничному телефону.

В последнее время Финдерман была от меня не в восторге. Она стала объектом разного рода комментариев и слухов, которые подбирал и усердно распространял по городу Тревор, который сделал их достоянием гласности, объявив, что Рэндел Финли вновь собирается баллотироваться в мэры.

Тревора я мог бы простить. Кого угодно, только не Финли.

Все это отражалось на мне, Финдерман была просто в ярости. Но сегодня не тот день, когда уместно припоминать старые обиды и распри и позволять им вмешиваться в работу.

Должно быть, она тоже поняла, что звонят из больницы, потому как сразу же ответила встревоженным голосом:

– Да?

– Это Дакворт, – сказал я. – Я в больнице.

– Как раз туда собираюсь.

– Надо сделать объявление по городу. Предупредить людей, что водопроводная вода может быть заражена.

– Ферраза уже над этим работает. – Анжела Ферраза возглавляла отдел по связям с общественностью. – Она готовит экстренный выпуск новостей для радио и ТВ. Ну и в интернете тоже появится.

– Этого недостаточно, – сказал я. – Пусть люди обходят всех своих соседей. Будят их и предупреждают. Еще нам нужны пожарные машины с громкоговорителями, будут ездить по улицам и объявлять. Сообщите всем и каждому, пусть берутся за телефоны и обзванивают всех, кого только можно. Словом, тревога первого уровня.

В городе уже один раз случалось такое, после событий 11 сентября, но с тех пор все уже успели позабыть.

– Поняла, – коротко бросила Ронда. Я снова начал ее раздражать. Ей не нравилось, что кто-то вдруг начал объяснять, как ей надо делать свою работу.

– И еще надо сообщить в ЦКИПЗ, – сказал я. – Центр по контролю и профилактике заболеваний находился неподалеку от Атланты. И в департамент здравоохранения штата. Словом, всем. – Затем пришла еще одна мысль. – А что, эти ребята из Министерства внутренней безопасности все еще в городе?

Они десантировались здесь после того, как обрушился экран кинотеатра под открытым небом и жертвами стали четверо.

– Нет, уже убрались. Парень, которого якобы наняли преступники, клянется и божится, что он этого не делал. А они считают, что это он. Это, в свою очередь, означает, что ему будет предъявлено обвинение, затем начнутся судебные разбирательства, но на статью «Терроризм» никак не тянет.

У меня не было причин, во всяком случае пока что, считать, что творящееся сейчас в городе является терроризмом. Может, просто несчастный случай. Чей-то недосмотр. Не обработали воду должным образом. Несколько лет назад произошел один такой случай – в маленьком городке у северной границы штата в водопровод через сточные воды от фермы попали бактерии E.coli. Люди на очистных сооружениях что-то проморгали, умерло несколько человек. Просто некомпетентность, терроризмом там и не пахло.

– Думаешь, это террористический акт? – спросила Ронда.

– Понятия не имею, что это такое. Надо поговорить с управляющим очистными сооружениями. Ты знаешь, кто он такой?

– Нет.

– Ладно, тогда сам этим займусь, – сказал я и отключился прежде, чем она смогла повесить все это на меня.

Я снова просмотрел список контактов в своем мобильнике и нашел номер городского муниципалитета. И набрал его с больничного телефона.

Там ответили почти сразу же.

– Здравствуйте…

– Говорит детектив Дакворт. Соедините меня с…

– …вы позвонили в офис муниципалитета города Промис-Фоллз. Мы временно закрыты. Часы работы…

– Черт!..

Голос на автоответчике продолжал бубнить:

– …С понедельника по пятницу с девяти тридцати утра до четырех тридцати вечера. Если у вас отключилось электричество, пожалуйста, звоните в компанию «Электрик Промис-Фоллз» в…

Я отключился. Глупо было бы думать, что в разгар подобных событий кто-то будет сидеть в справочной муниципалитета и выдавать телефоны городских служб всем желающим. Но мне нужно было узнать имя человека, отвечающего за работу очистного сооружения, причем нужно прямо сейчас, немедленно. Можно было бы поискать на городском сайте, если б под рукой имелся компьютер, подсоединенный к интернету. Но если здесь у них в больнице такого нет, придется выйти на улицу и попробовать поработать с мобильником.

И тут вдруг я вспомнил, что у меня в телефоне должен быть номер человека, который точно знает это имя.

Я поискал в недавних входящих звонках и нашел один номер, с которого мне звонили пару недель назад. И был совершенно уверен: это именно то, что мне нужно. Набрал номер с больничного телефона.

Он ответил после третьего гудка:

– Алло?

– Рэнди? – спросил я.

– Кто говорит?

– Барри Дакворт.

– Барри! – громко и почти радостно воскликнул он. Знал, что я его ненавижу, и тем не менее приветствовал меня как доброго старого друга, вот ублюдок. – Что, черт побери, происходит?

– Кто возглавляет завод по очистке воды?

– Чего?

– Просто подумал, что это может быть тот самый человек, который работал там же, когда ты был мэром. Как его имя?

– Ну, прежде всего хотелось бы знать, зачем он тебе понадобился.

Я живо представил, как он насмешливо улыбается на том конце линии. Рэнди всегда отличался этой особенностью. Конечно, я тебе помогу, но только сперва ты мне поможешь.

И дело вовсе не в том, что мне не хотелось объяснять ему ситуацию. Очень скоро весь мир и так узнает. Просто мне было жаль тратить на это время. Хотя, подумал я, лучше уж с ним не спорить, ведь это займет куда больше времени.

Я вкратце описал ему ситуацию, сказал, что водопроводная вода в городе может представлять смертельную опасность.

– Черт побери, – пробормотал он. – Я рад, что использую дома только бутилированную воду собственного производства. Но как, мать твою, это могло случиться?

– Имя, Рэнди.

– Гарви Оттман. Ну, по крайней мере, он всем там заведовал, когда я был мэром. И я не слышал, чтобы он менял место работы.

– Знаешь, где можно его застать?

– Я вот что тебе скажу, – начал Финли. – Не думай, я не сижу сложа руки. Как только услышал все эти сирены, пошел выяснить, что происходит. Попробую разыскать его для тебя. И тут же свяжусь, как только найду.

– Ладно, – произнес я. И подумал, что готов сейчас принять от него помощь. – А я тем временем попробую добраться до этого завода.

– Рад был помочь, – сказал Финли. – Тебе звонить по этому номеру?

Я не собирался задерживаться в больнице.

– Нет, – ответил я. – Лучше звони мне на мобильный. – Я знал, номер у него имеется.

– Сразу же с тобой свяжусь, – пообещал он и отключился.

В этот момент я взглянул на доску объявлений на стене, прямо над тем местом, где я стоял и звонил по телефону.

Там были расписания дежурств медсестер, призывы непременно мыть руки, а также снимок нескольких, видимо, свободных от дежурств медсестер, которые сгрудились у дорожки для игры в боулинг.

Все они счастливо улыбались.

В верхнем правом углу был приколот календарь заказов из местного цветочного магазина с изображением больших нарядных корзин, видимо, для того, чтобы напомнить персоналу о торжественных случаях и разных мероприятиях. В некоторые уже были вписаны такие мероприятия. «Книжный клуб» и «День рождения Марты». А на сегодня кто-то вписал «Бридж».

Только тут я понял, какое сегодня число.

Двадцать третье мая.

Всего пару недель тому назад Джойс Пилгрим всерьез подумывала об увольнении из службы безопасности в колледже Теккерея. И вот теперь она все еще здесь и совершает обход помещений.

Странно все же порой складывается жизнь.

Причиной номер один для увольнения был ее босс: Клайв Данкомб.

Но с чего же начать?

Она возненавидела этого типа еще до того, как он подверг ее жизнь риску, используя в качестве приманки для поимки в кампусе хищника. Про себя она называла его мистером Мачо. Уж очень любил он рассказывать о своей работе в полиции Бостона – получалось, будто там он был самым крутым копом. Что заставило Джойс задаться вполне логичным вопросом: уж если ты был таким крутым копом в Бостоне, что заставило тебя перебраться в маленький колледж на северной границе штата Нью-Йорк? Что успел там натворить, раз тебя выперли из полиции Бостона и ты устроился на работу в столь убогом местечке?

У нее имелись свои подозрения на этот счет, многие из них были связаны с женой Данкомба Лиз, которая, судя по слухам, была родом вовсе не из Бикон-Хилл[7]. Скорее всего, она служила в элитном подразделении спецназа. Ладно, возможно, лучшая пора этого элитного подразделения, тесно работавшего со стриптиз-клубами и публичными домами, осталась позади, но то, что они навели порядок в том районе, еще вовсе не означало, что проституции в городе не осталось. Лиз нашла способ и надежных женщин, соответствующих всем необходимым требованиям. Предположительно, некоррумпированный полицейский был сражен ее обаянием, и до тех пор, пока не всплыла их неблаговидная деятельность, жизнь они вели вполне респектабельную, ну а затем им пришлось переехать и начать строить новую жизнь в Промис-Фоллз.

Но тот факт, что люди порой переезжают, не делает их другими.

Клайв никогда не упускал случая сообщить Джойс, как замечательно она выглядит. Может, она посещает спортзал? Или привержена какой-то особой диете? А эти брючки сидят на ней как влитые. Он пытался пройти в дверь в тот же момент, когда проходила она, и тыльной стороной ладони якобы случайно касался ее груди. Туповатые служащие, с которыми она работала, советовали не обращать на это внимания. У Клайва нет на уме ничего такого – просто он так уж устроен, вот и все.

А затем появился парень в капюшоне.

Он нападал на женщин в кампусе, затаскивал их в кусты. Хотя ни одну из студенток не избил и не изнасиловал, но нагнал немало страху. Бедняжки боялись, что следующее нападение закончится совсем плохо.

А сами нападения будут только учащаться.

Тогда вместо того, чтобы задействовать местных копов, Данкомб решил провести операцию собственными силами. И уговорил Джойс прогуливаться по ночам по затененной деревьями тропинке, чтобы выманить сукиного сына на себя. Он пытался уговорить ее одеться проституткой – коротенькая юбчонка, высокие сапоги, сетчатые чулки, но Джойс категорически отказалась, мотивируя тем, что этот маньяк, похоже, никогда не клюет на женщин легкого поведения.

Что ж, прекрасно, заметил явно разочарованный Данкомб. И обещал ей, что сам он и команда спасения будут самым пристальным образом наблюдать за происходящим, так что беспокоиться ей совершенно не о чем. Что оказалось полной ерундой, потому как маньяк неожиданно возник из темноты и успел затащить ее в кусты. Самое забавное оказалось в том, что когда он повалил ее на землю, тут же стал уверять, что волноваться ей не стоит, ничего страшного он ей не сделает, что это просто ради шоу, что…

В этот момент сквозь кусты прорвался Данкомб и всадил парню пулю прямо в затылок.

А Джойс взяла отпуск.

Она твердо решила больше сюда не возвращаться. После операции, придуманной этим идиотом, у нее случился сильнейший нервный срыв. Никогда больше и ни за что не станет она служить под началом этого скорого на расправу кретина.

А затем случилось нечто невероятное.

Кретин скончался.

Клайва Данкомба убили. Ему подстроил автокатастрофу (нарочно, как позже выяснилось) один из профессоров колледжа. Подробностей никто толком не знал – расследование, которое вела полиция Промис-Фоллз, еще не закончилось – но выяснилось, что Клайв и его жена Лиз, а также преподаватель английского с женой, погибшие как раз в тот день, когда рухнул экран открытого кинотеатра, были членами какого-то секс-клуба.

Новость шокировала.

Впрочем, думала Джойс, было бы еще более удивительно, если бы Данкомб не был замешан в чем-то эдаком.

Как бы там ни было, но буквально через день после гибели Клайва ей позвонили из офиса президента колледжа Теккерея. Не окажет ли мисс Пилгрим честь прийти на частный ленч с президентом?

«Неважно себя чувствую и не в настроении», – ответила она.

Но президент, сказали ей, очень бы хотел с ней переговорить. За ней вышлют машину.

И они прислали. Лимузин. Водитель в костюме и галстуке. Он вышел, обошел машину, распахнул перед ней дверцу и все такое прочее. Водитель указал, что на полке между сиденьями находятся бутылки с водой и широкий выбор легких закусок. Арахис, плитки шоколада, ментоловые леденцы.

И всего этого добра на десять минут езды!

Личный повар президента подал ленч в небольшой столовой, что находилась через холл, ровно напротив его кабинета. Филе-миньон.

Джойс пыталась вспомнить, когда в последний раз ела филе-миньон.

Он сделал ей предложение. Он хотел, чтобы она стала новым начальником службы безопасности.

– Ни за что и никогда, – ответила она.

Тогда он сказал ей, что администрация колледжа допустила роковую ошибку, наняв на эту должность Клайва Данкомба. Не удосужились провести более тщательную проверку. Были сбиты с толку тем фактом, что этот тип так долго проработал в бостонской полиции. Сочли, что человек с таким опытом является идеальным кандидатом.

– Словом, мы оказались не на высоте, – добавил президент.

Отказ Данкомба задействовать в поисках на территории кампуса маньяка в капюшоне полицию Промис-Фоллз обернулся для администрации колледжа нешуточными неприятностями. Родители Мэйсона Хелта, юноши, которого застрелил Данкомб, выдвинули многомиллионный иск против этого учебного заведения. Если бы этим делом занялась тогда полиция, вряд ли Данкомбу разрешили провести эту свою операцию.

Джойс не стала упоминать о том, что и сама подумывала подать судебный иск против колледжа за то, что проделал с ней ныне покойный шеф безопасности.

– Голова у вас ясная, – продолжил меж тем президент. – Вы умны, ответственны, и еще думаю, это назначение станет сильным посылом и докажет, что такой человек, как вы…

– То есть женщина, – вставила Джойс Пилгрим.

– Что подобные вам вполне могут занимать ответственную должность.

Джойс подцепила вилкой кусочек филе-миньона.

– Сколько? – спросила она.

Они договорились о зарплате, и она согласилась.

В субботу утром, с учетом того, что эта суббота должна была стать началом долгого уик-энда и колледж опустел до сентября – там осталось всего лишь несколько дюжин студентов на летних курсах, – никто не предполагал, что начальника службы безопасности можно будет застать на рабочем месте.

Но Джойс лишь недавно заняла эту должность и пыталась освоиться на новом месте. Она решила ознакомиться с каждым аспектом работы колледжа. Познакомиться со штатными сотрудниками, по крайней мере с теми, кто окажется на месте. Ей хотелось кардинально перестроить сам подход к системе безопасности до того, как студенты вернутся на учебу осенью.

Плюс к тому ей надо было проверить электронную почту и ответить на ряд звонков. Она только принялась за работу, сидела за столом у компьютера, и тут зазвонил телефон.

– Служба безопасности, – ответила Джойс.

– Анжела Ферраза. Полиция Промис-Фоллз. – А ваше имя?

– Джойс Пилгрим.

– Вот что, мисс Пилгрим, есть основания полагать, что водопроводная вода в Промис-Фоллз отравлена или загрязнена, и это создает угрозу для здоровья населения. Вы должны предупредить всех, кого только возможно, чтобы не пили эту воду.

– Но как такое могло случиться?

– Нет времени объяснять. Все детали опубликованы на нашем сайте, можете сами проверить. Простите, но мне надо сделать еще миллион звонков.

И Ферраза отключилась.

Джойс, не выпуская телефона из рук, нашла номер лазарета при колледже. Она сомневалась, что в этот день там кого-то можно застать, но ей ответили после третьего гудка.

– Алло? – прозвучал в телефоне женский голос.

– Это Джойс Пилгрим из службы безопасности. С кем говорю?

– Это Мэйвис. Здравствуйте, Джойс.

– Привет, Мэйвис. Вот уж не ожидала, что застану вас на рабочем месте.

– Кроме меня, тут никого. Но кто-то должен дежурить, раз ребятишки остались в кампусе. Ничего, я не скучаю, есть что почитать.

– Никто из студентов с утра не заходил? Не жаловался на самочувствие?

– Нет. А что такое?

– Нам сообщили, что в системе городского водоснабжения произошли какие-то неполадки. И водопроводную воду пить нельзя ни в коем случае. Иначе можно заболеть.

– Сомневаюсь, что это нам грозит, – сказала Мэйвис.

– Почему?

– Колледж не подключен к системе городского водоснабжения. У города свои резервуары, вот уже много лет. А к нам поступает вода из источников, питающих пруд в Теккерее.

– И все равно, в случае… как они это называют, водоносный слой? На тот случай, если этот наш слой вдруг смешается с зараженным, держите ухо востро, ладно?

– Поняла.

– Я рассылаю всем подряд электронные письма с предупреждением и ссылкой на сайт полиции. – В колледже у всех сотрудников и студентов имелись электронные почтовые ордера и номера телефонов, так что информацию можно было распространить быстро.

Про себя Джойс отметила, что не знала прежде о том, что водоснабжение колледжа не зависит от общей городской системы. Интересно, что именно происходит на насосной станции в самой северной части колледжа?

А ведь надлежало бы знать.

Поговорив с Мэйвис, она принялась рассылать электронные письма, но прежде позвонила мужу. Тэд был дома, и она сказала ему, чтобы не смел пить воду из-под крана. Жили они в загородном доме, и вода поступала из личного их колодца. Но что, если источником водоснабжения этого колодца является все та же городская система водоснабжения?

Береженого бог бережет.

Телефон ее не переставал мигать все то время, что она здесь сидела, и Джойс решила, что теперь самое время проверить звонки.

Первые два поступили от желающих наняться к ней на работу. Джойс записала их имена и номера телефонов. После смерти Клайва и ее назначения осталась вакансия в службе безопасности, и она хотела провести собеседования с претендентами на следующей неделе. Она могла бы нанять даже двух человек, а не одного, если бы в существующем нынче штате инспектор Клузо[8] хоть немного походил на Шерлока Холмса.

Третий звонок поступил накануне вечером, вскоре после десяти. И начинался следующим образом:

– О, привет. Это Лестер Пламмер из Кливленда. Наша дочь Лорейн посещает колледж Теккерея и решила остаться на лето, пройти пару курсов, и…

Тут голос дрогнул. Он откашлялся и продолжил:

– Лорейн посещает эти два курса и проживает в кампусе, и дело в том, что… Я бы попросил вас перезвонить мне сразу же, как только получите это сообщение. Пожалуйста, очень вас прошу. – Он продиктовал номер и повесил трубку.

Лорейн Пламмер. Джойс было хорошо знакомо это имя. Лорейн была одной из девушек, на которых совершил нападение Мэйсон Хелт. Джойс говорила с ней сразу же после инцидента, до того как возник Клайв со своими планами по поимке преступника. Конечно же, девушка очень испугалась, но не настолько, чтобы оставить колледж и уехать домой.

Возможно, что-то у нее изменилось.

Джойс набрала имя студентки в компьютере. Да, ее отец говорил правду, она действительно осталась в колледже на лето. И проживала в Олбани-Хаус, одном из старейших зданий общежития, которые во множестве были разбросаны по территории кампуса. И которое, подобно всем остальным, почти пустовало. И Джойс была готова побиться об заклад, что шумные студенческие вечеринки не мешают Лорейн спать или заниматься. Или же что она должна стоять в очереди, чтобы иметь возможность помыться в общем душе.

Возможно, Лорейн так до конца и не удалось оправиться от шока, вызванного тем нападением. Может, она просто боится жить в почти опустевшем помещении. А может, родители хотят перевести ее в другой колледж. Или же готовят иск против колледжа, вот и позвонили Джойс, чтобы выведать у нее какие-то инкриминирующие подробности.

А что, если семейство Пламмер ищет возможность обвинить во всем ее? Хотя совершенно ясно, что то была вина ее ныне покойного предшественника.

Есть только один способ выяснить это.

Джойс позвонила по указанному номеру. Ответили тотчас же, после первого гудка.

– Алло? – женский голос.

– Это Джойс Пилгрим, начальник службы безопасности колледжа Теккерей. Вчера вечером мне оставил сообщение некий Лестер Пламмер, верно?

– Да, это мой муж Лестер! Звонят из колледжа! – Через несколько секунд Лестер снял трубку.

– Слушаю, – сказал он. – С кем имею честь?

Джойс назвала свое имя и должность и спросила:

– Чем могу вам помочь?

– Мы никак не можем связаться с Лорейн, – ответил мужчина. – Она…

Тут трубку перехватила жена.

– Это Альма. Я мама Лорейн. Обычно мы говорим с дочерью как минимум раз в неделю. Мы звонили ей в четверг вечером, но она не ответила. И тогда мы оставили сообщение ей на мобильный, но и вчера она нам не перезвонила, так что…

Снова муж:

– Да, она не перезвонила, и это совершенно на нее не похоже. Но мы подумали, может, она просто оставила мобильник в комнате, а сама… Ну или же…

Или же у нее завелся парень, подумала Джойс.

– Но вчера вечером мы снова пытались, – сказала Альма, – но так и не дозвонились. А все ее друзья по колледжу наверняка разъехались, так что некого даже попросить сходить к ней и…

– Почему бы мне не заскочить и не сказать ей, что вы беспокоитесь? – предложила Джойс.

– О, нет! – воскликнула мать. – То есть, я хотела сказать, да, проверить не мешало бы, но только, пожалуйста, не говорите ей, что это мы вас попросили.

– Она у нас такая стеснительная, – добавил Лестер Пламмер.

– Но вы сможете перезвонить нам после того, как с ней повидаетесь? Очень вас прошу.

– Конечно, – ответила Джойс. – Сразу же свяжусь с вами.

Она отключилась и решила, что можно сходить в Олбани-Хаус прямо сейчас. Вышла из здания администрации и услышала где-то в отдалении, судя по всему, в центре города, вой сирен.

Своеобразное все же это место, колледж Теккерея. Вроде бы находится на территории Промис-Фоллз, но живет своей собственной отдельной жизнью. И сам представляет собой маленький городок со своим президентом, членами совета, своими правилами и законами.

Даже, как выяснилось, с собственной системой водоснабжения. Что, как поняла Джойс после недолгого разговора с Анжелой Ферраза, представляет собой сейчас значительное преимущество.

Садиться в машину, чтобы добраться до Олбани-Хаус, Джойс не стала. До этого здания всего пять минут ходьбы. Она вошла в холл и направилась к лестнице. Джойс до сих пор была уверена, что причиной, по которой родители Лорейн никак не могут связаться с дочерью, является парень, с которым у девушки роман. Когда говорят, что уезжают в университет за получением образования, романы и любовные интрижки подразумеваются сами собой. Потому как молодые люди впервые окунаются в самостоятельную жизнь, и родители за ними не следят и не подглядывают.

Когда ты в колледже, все благополучно ложатся спать, не дожидаясь тебя.

Стоило ей подняться на второй этаж, как в нос сразу же ударил…

Запах.

– Господи! – пробормотала Джойс.

Чем дальше она продвигалась по коридору, тем сильнее он становился, а когда она приблизилась к двери в комнату Лорейн, стал уже настолько невыносимым, что ей пришлось прикрыть краем жакета нижнюю часть лица.

Она постучала в дверь.

– Лорейн? Лорейн Пламмер? Это служба безопасности! Джойс Пилгрим. Мы говорили с вами недели две назад.

Ответа не последовало.

– Нет, нет, нет, – прошептала себе под нос Джойс и полезла в карман за ключами, позволяющими открыть любую дверь в кампусе.

Она опустила глаза, приготовилась вставить ключ в замочную скважину, и вдруг увидела, что из-под двери выползает лужа чего-то темного, какой-то густой жижи, похожей на нефть.

Джойс повернула ключ и распахнула дверь.

Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы сдержать крик. Напомнила себе, что кричать шефу отдела безопасности не подобает.

Не надо было сюда возвращаться. Не надо было мне сюда возвращаться.

Дэвид резко затормозил у дома Пикенсов, оставив на асфальте черную полоску от резиновых шин. Вышел из машины и подбежал к входной двери, даже не озаботившись постучать или позвонить.

– Марла! – закричал он.

– Дэвид! – откликнулась она. Он пошел на ее голос, который доносился из кухни, вошел туда, но не сразу ее увидел. Мэтью сидел у стола, привязанный к своему высокому стульчику, крутился и вертелся на нем, словно пытался понять, что происходит.

Дэвид обошел стол, разделочные столики и колонки со встроенными в них плитой и прочими принадлежностями, загораживающими вид, и тут увидел Джила Пикенса и Марлу, которая склонилась над ним. Джил лежал на боку, глаза у него были закрыты, рядом с головой – небольшая лужица рвоты.

– Дай я осмотрю его, – сказал Дэвид и оттеснил Марту. Он не стал переворачивать Джила из риска, что тот может захлебнуться, наклонился и прижался ухом к его спине.

– Что это ты делаешь? – спросила Марла.

– Т-с-с!

И сам затаил дыхание, прислушиваясь.

Потом поднялся.

– Он не умер. Слабое сердцебиение еще прослушивается. Надо доставить его в больницу.

– Я три раза звонила в «скорую», – сказала Марла.

– Джил! – окликнул Дэвид. – Ты меня слышишь? Надо вывезти тебя отсюда.

Джил издал еле слышный стон. Дэвид вовсе не был уверен, что даже с помощью Марлы сможет дотащить дядю до своей машины. Он взглянул на раздвижные двери, что открывались с кухни в выложенное камнем патио. Туда он Джила точно дотащит.

– У него что, сердечный приступ? Но ведь он в хорошей физической форме. Он тренируется.

– Возможно, все дело в воде, – произнес Дэвид.

– Что?

– Разве не слышала, что я сказал тебе по телефону? Вода может быть отравлена.

Ее глаза, покрасневшие от плача, вдруг резко расширились от страха. Она покосилась на Мэтью, сидевшего на высоком стульчике.

– О господи! О, боже ты мой! – она прижала ладонь ко рту. – Я дала ему бутылочку. И разводила смесь водой из-под крана!

Но у Мэтью пока что никаких симптомов не наблюдалось. Он не плакал и его не тошнило.

Лучше уж перестраховаться и тоже отвезти малыша в больницу, подумал Дэвид.

– Сейчас вернусь, – сказал он Марле. – Отопри эти двери.

Он выбежал из дома на улицу, сел за руль автомобиля. Въехал на дорожку, потом свернул на газон и проехал на машине между домом Пикенсов и соседским, нещадно приминая стебельки травы и оставляя темные проплешины во влажной почве.

Заехав в тыл дома, он резко свернул влево, и через несколько секунд автомобиль оказался в патио.

Марла уже открыла раздвижные двери и держала Мэтью на руках. Дэвид выскочил из машины, открыл заднюю дверь, вбежал в кухню и наклонился к Джилу. Обхватил его обеими руками, медленно приподнял и притянул к себе. Дядя всем телом навалился на Дэвида, и тогда тот поволок его из кухни во дворик. Навалился спиной на капот машины, затем вместе с Джилом переместился на заднее сиденье. Потом открыл дверцу с другой стороны и выбрался из машины.

– Давай залезай, – сказал Дэвид Марле. Та вышла из дома, не озаботившись закрыть за собой двери, и села в машину на переднее сиденье, крепко прижимая к себе малыша, нежно поглаживая ее головку, упершуюся ей в плечо.

– Что с ним теперь будет? – спросила она Дэвида, пока тот, проезжая между домами, выводил машину на улицу.

Дэвид на нее не посмотрел, но был уверен, что говорит она о младенце, а не о своем отце.

– Когда ты давала ему бутылочку? – спросил он.

– Ну, примерно час назад.

– Похоже, он в полном порядке.

– Я… я не знаю. Хотя да, вроде бы с ним пока все хорошо.

Впрочем, Дэвид так до конца и не был уверен, что всему виной отравленная вода. Но, допустим, это так. Но он понятия не имел, сколько должно пройти времени перед тем, как проявятся симптомы у человека, выпившего эту воду. Ведь вроде бы всех пострадавших сегодня рвало с самого утра.

– А когда ты приготовила эту смесь? – спросил Дэвид и покосился на заднее сиденье, посмотреть, как там Джил. У него возникло мрачное предчувствие: даже если он довезет Джила до больницы живым, вряд ли врачи сразу окажут ему помощь. Но, с другой стороны, куда еще его везти? Он понимал, что сегодня в больницу наверняка вызовут весь штат сотрудников, у которых выходные или отпуск, что, когда они доберутся до городской больницы Промис-Фоллз, медперсонал получит серьезное подкрепление.

– Сделала что? – спросила Марла. – Ты мне не веришь, что ли? Считаешь, что отец не болен, что с ним все в порядке?

Марла уже привыкла к тому, что люди часто переспрашивают ее об одном и том же, словно сомневаются в ее честности и здравом уме, а потому просто не расслышала вопроса, мысли ее были заняты другим.

– Когда ты приготовила эту бутылочку со смесью? – повторил свой вопрос Дэвид и покосился на нее.

– О, – протянула она и переместила головку малыша на другое плечо. – Это было… вчера. Да точно. Днем? Вроде бы днем. Я тогда приготовила с полдюжины таких бутылочек со смесью.

– Не сегодня?

Она отрицательно помотала головой.

– Не сегодня утром? – не отставал от нее Дэвид.

– Нет! Точно тебе говорю, вчера!

– Ладно, – сказал он. – А как ты сама? Пила утром воду из-под крана?

Марла снова призадумалась.

– Да я даже зубы не успела почистить. – Она повернулась, взглянула на отца на заднем сиденье. – Пап? Ты меня слышишь? Я люблю тебя, папочка!

– Хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала, – сказал Дэвид и протянул Марле свой мобильник. – Обзвони этих людей.

Она взяла телефон, взглянула на экран. И кивнула:

– Хорошо.

– Видишь телефон с именем Сэм? Набери этот номер.

– А кто это?

– Не важно. Давай набирай. Кто бы ни ответил, предупреди, чтоб не пили водопроводную воду. Может подойти женщина. Или мальчик.

Марла набрала номер, прижала телефон к уху.

– Звонит и звонит, – проговорила она.

Дэвид так крепко вцепился в руль, что даже костяшки пальцев побелели.

– Все еще звонит, – сказала она. – Гудков восемь уже было.

– А ты тот номер набрала?

– Да. Сэм. Тот самый. Уже десять гудков. Кто этот парень?

– Это не парень, – ответил он. Снял одну руку с руля, коснулся затылка, пригладил волосы, словно это помогало снять напряжение. Потом снова опустил руку на руль.

– Двенадцать гудков. Погоди. Может, стоит отправить сообщение?

– Ладно, не важно, – ответил Дэвид. Он уже отправил ей эсэмэску. И сейчас не видел никакого смысла в том, чтоб отправлять еще одну. Сэм всего-то и надо было заглянуть в свой телефон и увидеть, что она пропустила от него несколько звонков. – Можешь больше туда не звонить.

Марла отключилась и уже собиралась отдать телефон Дэвиду, как вдруг он зазвонил у нее в руке. Она испугалась, даже вздрогнула от неожиданности и тихонько вскрикнула.

– Это Сэм? – спросил Дэвид.

– Нет, не думаю. Алло?.. Нет, нет, вы набрали правильный номер. Да, это телефон Дэвида. Он за рулем, ведет машину. А это Марла. Кто-то хочет с тобой поговорить, – сказала она Дэвиду.

– Кто именно?

Марла спросила:

– А кто это говорит? Рэнди? Какой Рэнди?

– Нет, – сердито буркнул Дэвид.

– Он сейчас не может с вами говорить, – сказала Марла. – Мы едем в больницу. Мой отец, он… – Тут Марла умолкла на несколько секунд, слушала, что ей говорят, затем протянула мобильник Дэвиду. – Он говорит, что это очень важно.

– Господи, – прошипел Дэвид, хватая мобильник. – С этим можно было и подождать, Рэнди.

– Послушай! Это важно! Городская вода может быть…

– Да знаю я!

– …отравлена! А ты, Дэвид, делай то, что должен. Помоги отцу этой женщины.

– Это мой дядя, – сказал Дэвид.

– Бог мой, мне страшно жаль, – сказал Рэнди Финли. – Как он?

Дэвид покосился в зеркало заднего вида.

– Не очень.

– Чем я могу помочь?

Тут впервые за все время Дэвиду показалось, что его наниматель говорит вполне искренне. Хотя… притворяться этот Рэнди был великий мастер, и вполне может быть, что он плевать на все хотел.

– Ничем, – ответил Дэвид.

– Но я хочу помочь! И не только тебе, всем. И это в моей власти, хоть что-то изменить. Принести людям пользу.

– Ну и что ты…

– Я обзваниваю всех подряд, срываю сотрудников на работу. Мы увеличиваем производство. Собираемся выпускать тысячи бутылок воды в день. И будем распространять их в центре города. Ну и еще в парке, рядом с водопадами. Раз уж разразился кризис, мы просто обязаны…

– Нажиться на нем, – вставил Дэвид.

– Нет! – Неужели в его голосе прозвучала самая искренняя обида? – Просто хочу поступить правильно, принести людям пользу. Клянусь! Ладно, езжай. Спасай своего дядю и обязательно перезвони мне позже. А я тем временем собираюсь…

Дэвид не дослушал его, отключился. Но не убрал телефон, а снова протянул его Марле.

– Найди мой домашний номер. Позвони и передай трубку мне.

Марла повиновалась.

Дэвид прислушался к гудкам. Мама ответила после третьего.

– Мам, – сказал Дэвид. – Хочу, чтобы ты поехала в городскую больницу Промис-Фоллз.

– Но я прекрасно себя чувствую, – сказала Арлин. – Воды из-под крана не пила, а кофе, который приготовил отец, вылила в раковину.

– Все это очень хорошо, просто прекрасно, но не в том дело. Мне может понадобиться твоя помощь. А папа пусть останется дома. И когда проснется Итан, пусть скажет ему, что водопроводную воду пить нельзя. И ванну принимать тоже. Пусть отговорит его от этого.

– Ладно, поняла. Я уже выезжаю.

– Что за помощь? – спросила Марла, когда Дэвид отложил мобильник в сторону.

– Да там творится настоящее безумие, – ответил он. – Надо будет отвечать на вопросы, заполнять какие-то там бланки. А ты не сможешь, потому как на руках у тебя Мэтью. А она поможет.

Он утаил от нее главную причину: если Джил еще не умер на заднем сиденье его машины, то, скорее всего, умрет, когда они наконец доберутся до больницы, и тогда мать Дэвида поможет ему хоть как-то утешить Марлу. Та наверняка потеряет голову от этого несчастья. И если не помочь ей успокоиться и собраться, то она не сможет ухаживать за Мэтью.

И Арлин в этом деле лучший помощник.

И потом Дэвиду вовсе не хотелось застревать в больнице надолго. Он должен как можно скорее добраться до дома Саманты Уортингтон.

И узнать, живы ли любимая его женщина и ее сын Карл или уже умерли.

Уже в машине, по пути к городской насосной и водоочистительной станции, я снова позвонил домой. Никто не отвечал. Но ведь я сам просил Морин стучаться в соседские двери и предупреждать всех о возможном отравлении водопроводной воды, так что вполне возможно, что она просто вышла исполнять мою просьбу.

Готов побиться об заклад – при этом она наверняка захватила с собой мобильник. Я попробовал набрать этот номер, и Морин ответила после третьего гудка.

– Тревора застала? – спросил я.

– Да, – слегка запыхавшись, ответила она. – Я его разбудила. А потом он отзвонил мне несколько минут назад и сказал, что его срочно вызвали на работу.

– Что? Это Финли ему звонил?

– Не знаю, сам ли Финли, но сегодня у него выходной. А он собирается выйти на работу. Просто должен.

Я быстро сообразил, что к чему. Если водопроводная вода никуда не годится и пить ее просто опасно для жизни, тогда возникает повышенный спрос на бутилированную воду, которую берут и разливают на производстве Финли из родниковых источников. И этот сукин сын собирается сколотить на кризисе небольшое состояние. Интересно, насколько он при этом взвинтит цены. Да этот мерзавец наверняка будет драть три шкуры, потому как с полок всех местных магазинов уже смели все сорта и виды бутилированной воды.

Иными словами, Рэнди бессовестно эксплуатировал самую большую трагедию в городе, случившуюся за все время его существования, и это бесило меня, но то было не моей проблемой. Я не сомневался, что стремление ободрать всех жителей Промис-Фоллз как липку позже обернется против него и что, скорее всего, его шансы снова стать мэром этого города теперь практически равны нулю.

Морин спросила:

– Ты слушаешь?

– Да. Просто задумался. Ну, какая там обстановка на улицах?

– Знаешь, я представила себя почтальоном, который ежедневно развозит газеты. Кажется, застигла Стэна и Глорию в самом разгаре… ну, сам понимаешь, чего. А бедная старая Эстель, наверное, вообразила, что ночная рубашка у нее достаточно длинная, чтоб скрыть все ее прелести, но она ошибалась. – Она умолкла, затем торопливо добавила: – А в двух домах мне никто не открыл и не ответил.

Я знал, о чем она думает.

– Может, уехали куда-нибудь.

– Ну, будем надеяться, – отозвалась Морин. – А ты знаешь старика, который живет один в самом конце улицы, в угловом доме?

– В каком конце?

– В южном. Дом с красными ставнями. А в гараже у него стоит старенький «Порше». Вроде бы он был дантистом, и жена у него умерла несколько лет назад, да?

Я знал этот дом.

– Да.

– Так вот, там тоже никто не ответил.

– Просто обойди все дома, какие только сможешь, а потом возвращайся, – сказал ей я. – И окажи мне еще одну услугу.

– Валяй, выкладывай.

– Найди Аманду Кройдон. Скорее всего, в городе ее нет. Но она должна быть здесь. Может, кто-то еще пытается ее разыскать, но вокруг столько всего происходит, что я не могу ею заниматься. Если найдешь ее, попроси сразу же мне позвонить.

– Поняла. Что-то еще?

– Нет, пока все. Если услышишь что-нибудь новенькое, звони.

Не успел я убрать телефон, как он зазвонил снова.

– Да?

– Оттман уже здесь, – сообщил Рэндел Финли. – На заводе. И ждет нас.

– Ты мне там совсем не нужен, – сказал я.

– Просто пытаюсь помочь тебе, Барри.

– Я точно знаю, кому ты помогаешь.

– Как прикажешь это понимать?

Я сунул мобильник в карман.

И вот впереди на горизонте замаячило массивное сооружение, напоминающее неопознанный летающий объект на ножках-ходулях. Это и была водонапорная башня Промис-Фоллз. А это означало, что я приближаюсь к заводу по очистке водопроводной воды – длинному двухэтажному сооружению из бетонных блоков. Оно располагалось в тени водонапорной башни и было затенено неровным строем деревьев – создавалось впечатление, что городская администрация не пожелала потратить ни единого лишнего цента, чтоб придать этому зданию сколько-нибудь благообразный вид.

Прямо за зданием находился резервуар с водой, поступающей из самых разных источников. Эта вода обрабатывалась на заводе до тех пор, пока в ней не оставалось E.coli и других бактерий и загрязнений, затем закачивалась в водонапорную башню. И уже оттуда под действием силы тяжести она поступала по трубам в разветвленную водопроводную сеть и распространялась по всему Промис-Фоллз.

Я въехал на стоянку и припарковался перед главным входом, где уже стояли три машины. Белый пикап «Форд», синий «Шевви Брейзер» и изрядно проржавевшая желтенькая «Пинто» – полный отстой, а не машина, даже в семидесятые, когда она была совсем новенькой. Мне и в голову не приходило, что сейчас такую можно встретить на наших дорогах.

Я вылезал из-за руля, как вдруг услышал, что на стоянку въехал еще один автомобиль. «Линкольн» Финли.

Я не стал его дожидаться, направился прямиком в здание. В приемной не было ни души, и я продолжал идти по коридору до тех пор, пока не увидел на двери табличку: «Только для высших должностных лиц». Рядом с доской, на которой красовались какие-то циферблаты и предупреждения, стоял небритый мужчина во фланелевой рубашке в черно-красную клеточку. Я бы дал ему лет сорок. Увидев меня, он спросил:

– Кто вы такой?

Я показал ему удостоверение.

– А вы Оттман?

Он кивнул.

– Что, черт возьми происходит?

– Вот и я тоже пытаюсь это выяснить, – ответил он. И указал пальцем на обширное пространство, заполненное огромными трубами, емкостями и проводами, предназначение которым было мне неясно. Там же находилась женщина в джинсах и темном свитере, на голове шлем-каска, в руках какой-то прибор, напоминавший по внешнему виду медицинский трикодер[9] доктора Спока.

– Вот, попросил Триш проверить прямо сейчас. Она вышла на дежурство часа два тому назад.

– Проверить, есть ли в воде нечто болезнетворное?

Оттман поморщился:

– Да, ваша догадка верна.

– Гарви!

Оба мы обернулись. Рэнди протянул мясистую ладонь и пожал Оттману руку.

– О, мистер Финли. Рад вас видеть.

– Называйте меня просто Рэнди, – сказал он ему и похлопал по плечу, словно встретил старого друга, с которым давно не виделся. – Ну, что за чертовщина тут у вас происходит?

– Я как раз говорил детективу, что мы еще не разобрались. Надо провести тесты воды, проверить записи и показания, посмотреть, все ли правильно было сделано на разных этапах обработки. Вообще мы проверяем воду каждые двенадцать часов. А стало быть, в последний раз должны были проверить вчера ночью, ровно в полночь.

Не успел я и рта раскрыть, как встрял Рэнди:

– И это было сделано?

Оттману, судя по всему, не слишком хотелось отвечать на этот вопрос.

– Не знаю, – пробормотал он.

– Что вы имеете в виду? – спросил я. – Вы ведь ведете учетные записи?

– Да, конечно. Но только вчерашний парень этого не сделал.

– Кто такой? Как звать?

– Тейт.

– Тейт Уайтхед? – уточнил Финли.

Оттман кивнул.

– Господи, – протянул Финли. – Да у этого типа ай-кью не выше, чем у зажимной гайки. Как вы могли допустить его к работе с питьевой водой?

Оттман нахмурился.

– Просто ставлю его дежурить в ночные смены, потому как ответственность минимальная. Он делает пару тестов, проверяет, нормально ли работает все это хозяйство, и, если вдруг возникает проблема, сообщает мне или кому-то еще, и тогда мы присылаем сюда сотрудников, чтоб разобрались что к чему и все исправили.

– Почему этот Уайтхед не провел тесты в полночь? – поинтересовался я.

– Понятия не имею, – ответил Оттман.

– Но вы его спрашивали?

Он отрицательно покачал головой:

– Я не знаю, где он находится. Этот тупой ублюдок сорвался с работы раньше положенного. Его должна была сменить Триш, но, когда она появилась здесь в шесть утра, его не застала.

– И часто он так поступал? – спросил Финли. – Сматывался раньше срока?

Оттман был не на шутку расстроен:

– Да, случалось. Но вчера он отметился о приходе в девять вечера. И был здесь.

– Итак, судя по вашим же словам, – заметил я, – почти сразу после этого он и ушел. Возможно, он вовсе и не проводил эти тесты, уже не говоря о записи результатов. Так что если в воду поступили некие вредные вещества, это не засекли вовремя.

– Чисто теоретически, – сказал Оттман.

Финли удрученно качал головой:

– Только не говори мне, Гарв, что Тейт все еще выпивает.

– Я думал, он завязал, – ответил управляющий. И отер рот тыльной стороной ладони. – О бог мой, это просто ужасно! И если всему виной этот тупой ублюдок, клянусь, придушу его собственными руками!

– Да тут уже целая очередь выстроилась из желающих прикончить его, – заметил я. Я был просто потрясен тем фактом, что жизнь тысяч людей может зависеть от какого-то недоумка и пьяницы. – Ладно, допустим, Тейт чего-то там не заметил. Что бы это могло быть?

– Первым делом я бы проверил состояние воды в резервуаре, – ответил Оттман. – Может, разлив горючих материалов, или же в него попали стоки, поступили жидкие отходы фермерского производства, к примеру, произошла утечка со свинофермы, ну, нечто в этом роде. Но я уже провел срочный тест воды в резервуаре и ничего опасного в ней не обнаружил. Не могу сказать, что вода в нем само совершенство. Вода в резервуаре никогда такой не бывает, иначе мы бы не обрабатывали ее перед поступлением в водонапорную башню.

– Мне нужен адрес этого Тейта Уайтхеда, – сказал я.

– Конечно, у меня в офисе есть, – отозвался Оттман. – Но дело в том, что его «Пинто» так и остался на стоянке.

Я развернулся и направился к выходу, хотел проверить эту жуткую ржавую желтую машину, которую заметил сразу по приезде. Просто хотел убедиться, что Тейт не забрался в нее ночью и сейчас не спит преспокойненько в этой своей развалюхе.

Я приложил ладонь ко лбу и всмотрелся через боковое стекло. Интерьер мало чем отличался от вида снаружи. И не цветом, в обивке сидений было столько дырок, что через них уже вылезали пружины и набивка. И еще мне удалось разглядеть кое-что, и мне это страшно не понравилось. Я дернул ручку передней дверцы и ничуть не удивился, что она оказалась незапертой. Дверца распахнулась с жалобным скрипом и криво повисла на петлях. На полу перед водительским сиденьем валялись несколько пустых бутылок от пива.

Подошел Оттман с листком бумаги.

– Вот. Адрес и номер телефона Тейта.

Я взял у него листок и указал на бутылки у сиденья.

– И такому типу вы доверяете следить за безопасностью всех мужчин, женщин и детей, проживающих в городе?

– Господи, – пробормотал он. – Я не знал. Честное слово, не знал.

– Вы ни разу не проходили мимо этой машины? Вы никогда этого не замечали? Никогда не улавливали от него запаха перегара?

– Да я просто… дело в том, что часы работы у меня с Тейтом не совпадают. Он приходил позже, уже после того, как я уезжал домой. А утром уезжал до того, как я приходил на работу.

– Когда вы видели его в последний раз?

Оттман не успел ответить. Подошел Финли и принялся осматривать беспорядок в желтой машине, неодобрительно прищелкивая языком.

– Очень плохо, Гарв. Хуже просто некуда. – Он покачал головой. – Когда я управлял этим городом, таких безобразий не случалось.

Ах, вот он куда гнет, подумал я.

– А где, черт возьми, Аманда? – спросил Финли. – Город стал просто неуправляемым.

– А ведь это как нельзя лучше на тебя работает, верно? – спросил его я. – Как раз, наверное, и дожидался такой вот катастрофы, да?

– Бог мой, Барри, да как ты только можешь? – воскликнул он. – Всегда знал, ты обо мне невысокого мнения, но это ж надо, выдумать такое!

– Может, уже набрал достаточно материала для продвижения своей предвыборной кампании и перестанешь опираться на моего сына?

– Барри, послушай, перестань…

– К тому же нетрудно догадаться, насколько прибыльным оказалось для тебя это дело. Я прав? Обскакал всех, в том числе и Тревора с его людьми, пользуясь тем, что у них выходной. Наращиваешь объемы производства? Ну и сколько будет стоить бутылочка воды, намного подскочит цена?

Гарви Оттман переводил взгляд с меня на Финли и обратно и, похоже, не понимал, о чем идет речь.

Лицо у Финли исказилось почти до полной неузнаваемости. Вот уж никогда не думал, что смогу так его обидеть. Он всегда казался мне неуязвимым для обид.

– Да что ты понимаешь, – беззлобно пробормотал он. – Да, я увеличиваю выпуск продукции. Как никогда прежде. И через несколько часов мы начнем раздавать упаковки с водой жителям Промис-Фоллз. Заметь – совершенно бесплатно. А знаешь что, Барри? Мне тебя просто жаль. Ты такой циник! Это надо же, сразу заподозрить, что у твоего друга и собрата нет в душе ничего святого!

Я не знал, что ответить на это, но кое-какие соображения у меня имелись. Да, я составил неверное представление о его действиях, но вот в мотивах, думаю, не ошибался. Раздавать бесплатно питьевую воду в разгар такого несчастья – это значило получить дополнительные голоса избирателей, если, конечно, он не будет хвалиться этим на каждом углу.

– Ну вот, счет один-ноль, – заметил Финли. – И на этот раз не в пользу детектива Барри Дакворта. – Он обернулся к Гарви. – Окажи здесь посильную помощь нашему другу. И если найдете Тейта или возникнет какая проблема, дайте мне знать. – Затем он снова обратился ко мне: – Если хотите найти Тейта Уайтхеда, я бы советовал начать здесь, – и он указал в сторону лесополосы, которая отделяла завод от автомобильной трассы. – Может, дрыхнет где-то там, привалившись спиной к дереву.

Затем он кивнул нам, уселся в свой «Линкольн» и выехал со стоянки.

Гарви вопросительно взглянул за меня, затем кивком указал на строй деревьев.

– Очень даже неплохая идея, – заметил он.

И мы двинулись к лесу.

Уже на въезде в Промис-Фоллз Кэл сообразил: что-то здесь происходит.

Он увидел две «скорые», они мчались с разных концов города по направлению к больнице. А проезжая по одной из улиц, заметил двух полицейских в униформе, они бегали от дома к дому и стучали в двери.

В двух кварталах от дома Люси Брайтон пришлось сбросить скорость – он увидел, как по улице, мигая всеми своими огоньками, едет красная пожарная машина. Но к месту происшествия, как он понял спустя секунду, она не торопилась. Кэлу показалось, что пожарные объявляют что-то через громкоговоритель, и он опустил боковое стекло, прижался к обочине и слушал, пока красная машина проезжает мимо.

– Не пить водопроводную воду! – предупреждал через громкоговоритель человек, сидевший за рулем в кабине на переднем сиденье. В одной руке у пожарного был зажат микрофон. – Объявляю чрезвычайное положение! Не пить воду из-под крана!

Кэл включил радиоприемник, настроил его на волну новостной радиостанции Олбани.

– …поступают сообщения о сотнях пострадавших сегодня утром в Промис-Фоллз. В городе введено чрезвычайное положение, жителей призывают не пользоваться водопроводной водой. Информации пока что немного, но люди уже выложили в социальные сети сообщения – следует подчеркнуть, что эта информация пока что нами еще не проверена, что налицо множество случаев заболевания с летальным исходом. Если вы проживаете в самом Промис-Фоллз или где-то поблизости, вам поступят предупреждения не пить воду из-под крана, хотя пока что нет никаких данных о том, что могло вызвать это загрязнение или заражение воды. Мы все утро будем отслеживать создавшуюся там ситуацию и при поступлении любых деталей и подробностей тут же сообщим вам.

Кэл достал мобильник и позвонил сестре, Селесте. Ответили сразу же после первого гудка, он услышал голос сестры:

– Кэл?

– Да, – сказал он. – О воде знаешь?

– Ага.

– Как ты и Дуэйн? В порядке?

– С нами все нормально. Мы пока что еще ничего не пили. Дуэйн узнал от соседа. Как ты?

– Должен ехать, – ответил Кэл. – Перезвоню вам позже.

Добравшись до дома Брайтонов, он увидел, что на ступеньках у входной двери сидит одиннадцатилетняя Кристэл в розовой пижамке. На коленях дощечка для записей с листком бумаги, в руке карандаш. Она усердно что-то рисовала и подняла голову только тогда, когда Кэл подъехал и погудел. Но вставать не стала.

Кэл быстро зашагал к двери.

– Что происходит, Кристэл? – спросил он.

– Ничего, – ответила девочка.

– «Скорая» была?

– Нет. Я звонила много раз, как ты велел, но никто не ответил. И не приехал.

– А где мама?

– Мама в ванной.

– Наверху?

Девочка кивнула и снова занялась своим рисунком. Кэл глянул на листок бумаги – она рисовала нечто, похожее на грозовые тучи.

Он вошел в дом и окликнул:

– Люси? – Никто не ответил, и он помчался на второй этаж, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Пробежал мимо гостевой спальни, где они с Люси совсем недавно провели ночь, и остановился у двери в ванную комнату.

Дверь была плотно закрыта. Интересно, кто же ее закрыл? Может, Люси, чтобы ее никто не беспокоил, или же Кристэл, не захотевшая видеть, что там происходит? Он повернул ручку, дверь приотворилась.

Люси Брайтон в пижаме и халате сидела на полу, руки безжизненно свисали, упираясь в плиточный пол ладонями вверх, голова свалилась набок, к левому плечу. Спиной она привалилась к ванне, ноги раскинуты перед унитазом.

Ванная пропиталась запахом рвоты и других жидких выделений.

Кэл был уверен, что Люси умерла, но нужно было проверить, окончательно убедиться. Он обернулся, глянул в коридор, потом глубоко вздохнул, вошел в ванную комнату и опустился на колени рядом с телом. Приложил два пальца к шее, прямо под челюстью, пытаясь прощупать пульс. Пульса не было.

– Черт побери, – пробормотал он.

Он выпрямился, заглянул в унитаз, в котором не спустили воду, и с отвращением созерцал теперь содержимое желудка Люси. Затем перевел взгляд на полочку с предметами гигиены. Зубная щетка, тюбик пасты «Крест», выдавленный посередине, пустой стакан воды с несколькими последними каплями внутри. Кэл, пятясь, вышел из ванной и закрыл дверь. Затем привалился спиной к стене и стоял так секунд десять, пытаясь набрать как можно больше свежего воздуха в легкие.

Затем подумал о Кристэл. Если водопроводная вода смертельно опасна, успела ли она выпить хотя бы капельку? Но голос ее в телефоне звучал нормально, да и сейчас она вроде бы чувствует себя неплохо, по крайней мере в физическом смысле. Он решил переждать пару минут и обойти дом, посмотреть что к чему.

Главной его целью была, разумеется, кухня. Лампочка кофеварки еще светилась, возможно, там осталось примерно с полчашки кофе. На столе стояла кружка, на дне осталось с полдюйма кофе. На тарелке съеденный наполовину тост.

А на полу – рвота.

Кэл вышел из дома, присел на ступеньку рядом с Кристэл.

– Тебя не тошнит? – спросил он.

– Мне просто грустно.

– Понимаю. Но нет такого ощущения в животе, словно тебя вот-вот вырвет?

– Думаешь, я от мамы заразилась?

– Просто хочу убедиться, что с тобой все хорошо.

– Ясно. Руки немного чешутся.

– А ты сегодня пила или ела что-нибудь?

– Нет, ничего.

– Совсем ничего? Даже стакана воды не выпила?

– Нет.

Кэл немного расслабился, понял, что о здоровье девочки можно пока не беспокоиться.

– Расскажи, что же произошло, – попросил он.

Кристэл заштриховывала карандашом нижнюю часть облака. Не прекращая работы и не взглянув на Кэла, она ответила:

– Я услышала, что мама издает какие-то странные звуки, ну и встала с постели. Она была на кухне, сказала, что ей плохо и чтобы я возвращалась в постель. И я пошла наверх, но затем ей стало еще хуже, и я снова спустилась. И увидела, что она лежит на полу и ничего не говорит. Ну и тогда я набрала 911.

– Ясно. И что же дальше?

– Там никто не отвечал. Тогда я нашла мамин мобильник и позвонила тебе. Ну а потом ты и приехал.

– А что происходило все то время, что я ехал к вам?

– Мама очнулась и стала подниматься наверх. Я не отходила от нее ни на секунду, сказала, что ты уже едешь. Она пошла в ванную. Там ей снова стала плохо, ее рвало в унитаз. – Кристэл умолкла, карандаш застыл у нее в руке. – Ну а потом она вроде бы как присела возле ванны, и больше ее уже не рвало.

Кэл обнял девочку за плечи, крепко прижал к себе. Она не пыталась вырваться.

– Это ты закрыла дверь в ванную? – спросил ее он.

– Да, – тихо ответила девочка. – Ты ее видел?

– Видел.

– Она что, умерла? Совсем?..

– Да, – ответил Кэл. – Мне очень жаль.

Несколько секунд Кристэл молчала. Затем наконец посмотрела на Кэла и проговорила:

– Я не знаю, как оплачивать все эти счета.

– Что?

– Я не умею делать все эти вещи. По счетам всегда платила мама. Ну за электричество, мобильник, карту «Виза» и все такое. Я бы тоже, может, смогла, но не знаю, использовала ли она пароли.

– Об этом не беспокойся, – сказал он и еще крепче прижал ее к себе.

– Если не оплатить счета, то я не смогу здесь жить. Правильно?

– Все утрясется, Кристэл. Папа тебе непременно поможет.

– Он далеко. Кажется, в Сан-Франциско.

– Мы вызовем его сюда, он тебе и поможет.

– Мама говорила, что найти его непросто.

– И все равно это можно сделать. У тебя есть какие-нибудь другие родственники? Ну, тети, дяди, бабушка с дедушкой?

Кэл почувствовал, как девочка качает головой:

– Никаких.

– Ну а с отцовской стороны? Может, его родители, мать и отец? Они живы?

– Не знаю, не думаю. Ни разу их не видела. – Тут Кристэл запнулась. – А знаешь, у меня идея.

Кэл закрыл глаза.

– Тебе обязательно возвращаться домой, к себе в квартиру после пожара? – спросила она.

– Нет.

– Тогда ты можешь жить здесь, разбираться со всеми этими счетами. И тогда мне совсем не обязательно уезжать из дома.

Кэл погладил ее по плечу:

– Давай решать все проблемы по мере их поступления, ладно?

– Ладно, – ответила она.

– А пока твой папа будет добираться сюда из Сан-Франциско, я о тебе позабочусь.

– Не хочу жить теперь в этом доме, – сказала она. – Даже внутрь заходить не хочется.

– Я тебя понимаю, заходить пока что не стоит.

– А что случилось с мамой? Ты ее заберешь?

– Нет. Приедут люди и заберут.

– А ты теперь спишь в машине?

– Что? Нет, конечно.

– А я думала, что после пожара ты спишь в машине.

– Нет, милая. Я живу в гостинице.

– А можно мне с тобой?

Кристэл должна остаться под чьим-то присмотром до тех пор, пока не приедет ее отец. Если вообще приедет. Но Кэл сомневался, что девчушке стоит жить с ним в отеле. Может, поселить ее у Селесты и Дуэйна? Этот ее муж та еще задница, но Селеста сумеет хорошо позаботиться о девочке, будет толерантно воспринимать все ее странности.

– Я постараюсь найти дом, где ты сможешь пожить. – Кэл сомневался, что Кристэл когда-нибудь переступит порог собственного дома.

– Во всем этом есть только один положительный момент, – заметила Кристэл.

– Это какой же?

– Маму уже никогда не посадят в тюрьму.

Сердце у Кэла екнуло:

– Что она опять натворила?

– Я слышала, как она говорила с кем-то по телефону. Что у нее могут быть неприятности. И я страшно испугалась, что ее отправят в тюрьму.

Адвокат, догадался Кэл. Наверняка Люси советовалась с кем-то – просто на тот случай, если он, Кэл, решит пойти в полицию и рассказать все, что знает.

Пожарная машина, из которой оглашали предупреждение, свернула за угол и медленно двинулась дальше по улице.

– Посидишь здесь, пока я с ними поговорю? – спросил девочку Кэл.

– Да. Порисую.

– Вот и славно.

– А когда вернешься, может, зайдешь в дом и принесешь мои вещи?

– Да, – ответил он. Наклонился, поцеловал ее в макушку и пошел поговорить с пожарным, который сидел за рулем.

Обнаружив домовладелицу, Эмили Таунсенд, мертвой на заднем дворе дома, Виктор Руни уже дважды набирал 911. Но когда и во второй раз никто не ответил, он решил: какого черта? Все равно они ей уже ничем не помогут.

Он включил на кухне радио и стал слушать местные новости. Говорили исключительно о том, что произошло в Промис-Фоллз.

– Да, вот дерьмо, похоже, мы серьезно влипли, – заметил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Полез в холодильник, достал картонную упаковку апельсинового сока, отвинтил крышечку и стал пить прямо из картонки. Если бы это увидела мисс Таунсенд, она определенно бы выразила свое неудовольствие, но теперь ничто на свете уже не могло ее раздражать.

Прихватив с собой картонку с соком, Виктор вышел из дома и уселся в плетеное кресло на крыльце. Ну и суета стояла кругом этим субботним утром. Соседи помогали заболевшим членам семьи сесть в машины и на бешеной скорости выкатывали на улицу. Другие ходили от дома к дому и стучали в двери. Люди собирались группами, что-то взволнованно обсуждали.

Судя по тому, что Виктор слышал по радио, больница была у них главной темой. Он снова прошел в дом, оставил картонку с соком на маленьком столике у двери, там, где мисс Таунсенд обычно клала ключи, и поднялся к себе в комнату. Очень хотелось принять утренний душ. Но он даже думать себе об этом запретил – недопустимо, чтоб хоть капля зараженной воды попала при этом в рот. Виктор присел на краешек кровати, надел кроссовки и взял ключи от своего фургона.

Он припарковался в двух кварталах от больницы и дальше пошел пешком.

Перед тем как войти в отделение неотложной помощи, он успел убедиться, что ситуация даже хуже, чем он ожидал. Тут царил настоящий хаос. Парамедики, врачи и медсестры просто сбивались с ног. Пациентов выворачивало наизнанку. Люди теряли сознание и падали.

Он никогда не видел ничего подобного. И был готов побиться об заклад, что и Промис-Фоллз – тоже. Да и в Нью-Йорке сроду такого не наблюдалось.

Никогда.

– А ну, с дороги! – крикнул кто-то. Виктор Руни обернулся и увидел, что оказался на пути у двух врачей «скорой», которые катили носилки ко входу в отделение. К носилкам была привязана девочка-подросток, лежала, прижимая руки к животу. За носилками бежали женщина и мужчина – очевидно, родители девочки.

Женщина твердила:

– Все будет хорошо, Кэсси! Все будет хорошо, вот увидишь!

Виктор посторонился, давая им пройти, и эти носилки с больной влились в общий поток, что устремлялся к дверям больницы. Он двинулся за ними следом.

Вошел в приемное отделение и огляделся по сторонам. Здесь было от семидесяти до ста человек, и это только в зале приемной. А за шторками, в смотровых, наверняка тоже находились люди, и их было много.

И вот всего через несколько секунд он узрел знакомое лицо.

Уолден Фишер, человек, который едва не стал его тестем.

– Святый боже! – пробормотал Виктор.

Уолден сидел в кресле, согнувшись пополам и упершись локтями в колени.

– Уолден, – тихо окликнул его Виктор.

Мужчина поднял глаза, увидел его, и у него даже рот приоткрылся от удивления.

– Виктор… – пробормотал он, опустил руки на колени и, сделав над собой усилие, начал подниматься из кресла.

– Нет-нет, сиди, – сказал Виктор. Он бы сел рядом, но все места были заняты. Люди сидели и ждали, когда к ним выйдет доктор.

– Вау, – сказал Уолден и откинулся на спинку кресла. – Представляешь, стоит только попробовать встать, и вся комната начинает вращаться перед глазами. Головокружение просто жуткое. А с тобой что?

– Ничего, все нормально.

Уолден удивился.

– Тогда чего ты тут делаешь? – спросил он. – Привез кого-то, да?

Виктор покачал головой:

– Нет. Но умерла моя домовладелица. Нашел ее на заднем дворе. Ну и просто захотел прийти сюда и посмотреть, что происходит. – Он умолк, затем после паузы добавил: – По радио всякие там новости передают.

– Что говорят?

– Что вроде бы все дело в воде, – ответил Виктор.

– Господи! Так ты ее не пил?

Виктор покачал головой:

– Просто повезло. Ну а ты?

– Я… я выпил кофе. Сам себе приготовил. Никогда прежде этого не делал. Бэт всегда варила кофе, а тут я сам взялся. А потом меня затошнило, и с сердцем что-то не так. – Он оглядел помещение. – Ты только посмотри на этих людей. Некоторые совсем плохи.

– Может, ты просто недостаточно выпил, – заметил Виктор.

Уолден как-то странно на него покосился:

– Ты это о чем?

– Да ни о чем таком. Просто хотел сказать, что выпил ты меньше, а потому тебе не так плохо, как остальным. Что еще тут скажешь?

Уолден слабо отмахнулся:

– Да ничего, ничего.

– Чем я могу тебе помочь?

Уолден не без труда кивнул:

– Ступай, поищи врача, скажи, чтобы ко мне подошли. А то сижу здесь, точно я невидимка. Так и помереть недолго, пока они там обратят внимание.

– Ладно, – откликнулся Виктор. – Ты давай, держись.

Он обратился к трем медсестрам и двум докторам, которые занимались своими пациентами, и лишь на шестой раз ему повезло. Мимо пробегала какая-то женщина в халате, он ухватил ее за рукав.

– Вы сестра или врач? – поинтересовался он.

– Я доктор Морхаус, – сообщила женщина.

– Никто не подходит вон к тому человеку, – Виктор указал на Уолдена.

Морхаус вздохнула и направилась к креслу, где сидел Уолден, опустилась перед ним на колени.

– Сэр? Как вы себя чувствуете?

– Так себе, – ответил он. Она спросила его имя, и Уолден назвал его. Задала еще несколько вопросов. Как долго он здесь находится, что ел или пил утром, как чувствует себя сейчас, хуже или лучше, чем перед приходом в больницу.

Доктор послушала у него сердце, посветила тонким лучиком света в глаза.

– Оставить здесь вас мы не можем, – сказала она. – Да, вы больны, но у нас тут куда более тяжелые случаи. – Она кивком указала на Виктора. – Это ваш сын?

– Нет, – ответил Уолден.

– Я просто друг, – пояснил Виктор.

– За ним нужен уход, но наша больница переполнена. Предлагаю отвезти его в Олбани, пусть там еще раз посмотрят.

– В Олбани? – поинтересовался Уолден.

– Все тамошние больницы принимают сейчас пострадавших, – сказала доктор Морхаус. – К тому же у них в Олбани и оборудование получше.

– Что ж, раз надо, отвезу, – произнес Виктор. – Ты как, согласен, Уолден? Сможешь продержаться до Олбани?

Уолден похлопал себя по груди, словно оценивая свою способность выдержать это путешествие.

– Думаю, да.

– Берегите себя, мистер Фишер, – посоветовала доктор и отошла к какому-то другому больному.

Виктор помог Уолдену Фишеру встать.

– Машина в паре кварталов отсюда. Дойти сможешь?

Уолден отпустил руку Виктора, проверил, может ли держать равновесие.

– Вроде бы да. – Но на выходе из приемного отделения «скорой» он все же взял молодого человека под руку.

На полпути к фургону Уолден попросил остановиться. Наклонился вперед, уперся руками в колени.

– Тебя чего, тошнит? – спросил Виктор.

– Просто как волна какая-то накатила, – ответил он, затем осторожно выпрямился. – Теперь вроде бы прошло.

Они дошли до фургона, Виктор распахнул дверцу перед Уолденом и помог ему сесть на переднее сиденье. Затем обежал машину и уселся за руль и сказал:

– Полная хренотень, скажу я тебе. Согласен?

Уолден промолчал.

– Прямо крышу срывает от всего этого, – добавил Виктор.

Уолден повернулся к нему.

– Крышу срывает? Это от чего?

– Да от всего этого дерьма, что творится вокруг. Срывает, ну в точности как тогда, три года тому назад.

Уолден не сводил с него глаз.

– Ну, ты понимаешь. Прошло три года с тех пор, как Оливия…

– Да знаю я, знаю, – произнес Уолден несколько окрепшим голосом. – Никогда об этом не забуду. Никогда.

– Ладно, что тут поделаешь, – Виктор повернул ключ в замке зажигания. Мотор ожил. Он выжал сцепление, надавил на педаль газа и перед тем, как выехать на улицу, посмотрел в зеркала. – И все равно не выходит из головы.

– Что не выходит?

– Да то, сколько их умерло или умрет сегодня. Людей, ни в чем не виноватых.

Уолден отвернулся, посмотрел в окно, покусал ноготь на правой руке.

– Все, забыли об Олбани, – сказал он. – Лучше отвези меня домой. Раз суждено умереть, значит, умру.

– И как долго проработал у вас этот Тейт Уайтхед? – спросил я у Гарви Оттмана, пока мы бродили по лесополосе, отделявшей завод по очистке воды от автомагистрали.

– Да он всегда тут работал, насколько я помню, – сообщил Оттман. – Лет двадцать пять, никак не меньше.

– И у него всегда были проблемы с алкоголем?

Гарви прочесывал кустарник слева и справа и, как мне показалось, притворялся, что не слышал моего вопроса. Если Уайтхед действительно не выполнил свои служебные обязанности по той причине, что был пьян, отчего погибли бог знает сколько жителей Промис-Фоллз, то Оттман прекрасно понимал, чем это может грозить ему лично.

– Я спросил, давно ли у Тейта начались проблемы с алкоголем?

– Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в понятие «проблемы», – уклончиво ответил он.

– Что ж, охотно объясню, чтоб вам стало понятнее, – сказал я. – Уайтхед приходил на работу пьяным?

– Я ведь уже говорил вам, наши смены не пересекались.

Я перестал брести по высокой траве, обернулся и вскинул руку:

– Кончайте валять дурака!

Оттман захлопал глазами:

– О чем это вы?

– Вы отвечаете за работу своего предприятия. И смеете говорить мне, что не следите за состоянием людей, которые там работают и с которыми вы якобы не встречаетесь? И что у вас нет никакого механизма, позволяющего отследить, нормально они работают или нет?

– Почему же нет? – обиженно воскликнул он. – Если бы у Тейта возникла ночью какая-то проблема, он бы оставил мне записку и попросил все проверить, вот таким образом.

– Хотите сказать, что Тейт отправил бы вам электронное письмо с сообщением, что был вчера слишком пьян, чтобы хлорировать воду, или еще черт знает что вы там с ней делаете, и что вы тогда, возможно, заглянули бы в компьютер?

– Нет, разумеется, нет, он бы ни за что в том не признался. Но если бы возникли проблемы чисто технического порядка, он бы непременно уведомил меня.

– Но откуда вам знать, как Тейт выполнял свои служебные обязанности под воздействием алкоголя? Ведь по ночам он работал там один. Так откуда вам знать?

– Его мог видеть парень, вместо которого он заступал на смену, ну или сотрудник, который сменял уже самого его утром. Ну, в данном случае Триш.

– А если бы я спросил Триш, был ли он пьян, когда она пришла сменить его, что бы она мне ответила?

Он замялся:

– Ну, пару раз она бы отметила этот факт.

– И вы бы знали об этом, потому как она непременно сообщила бы вам, верно?

Он снова замялся.

– Ну, могла, конечно, упомянуть об этом в какой-то момент.

– И когда это случилось, что вы предприняли?

– Послушайте, детектив… Дакворт, если я не ошибаюсь?

Я кивнул. Я радовался тому, что мы остановились ради этой дискуссии. Получил возможность хоть немного отдышаться после этого лазанья по кустам и через кучи мусора.

– Тейт Уайтхед пьет. Многие пьют. Думаю, раньше этот чертов придурок выходил и пил пиво, сидя в машине, вместо того чтобы заниматься своей работой. Но я никогда – богом клянусь вам, что говорю чистую правду, – не подозревал его в том, что он не выполняет свои обязанности. Думаете, Тейт единственный в городе человек, который выпивает, находясь на государственной службе? А что скажете о копах? Может, вы сроду не видели копа, который не выпивал бы, находясь на дежурстве, или не напивался бы вдрызг уже после своей смены, не приходил бы на работу на следующий день, страдая от похмелья?

Я промолчал. Тут он, разумеется, был прав.

– Если бы город увольнял всех и каждого, кто слишком много пьет, тогда бы просто некому было работать, – добавил он.

– Не забудьте сказать это своим адвокатам, – заметил я.

– Адвокатам?

Я окинул взглядом перелесок.

– Не думаю, что он затаился где-то здесь. И все же странно, что машина его до сих пор на месте.

– Может, он взял такси.

– Такси?..

– Если он вышел со смены пьяный, ему хватило ума не садиться за руль и ехать домой на машине.

Я допускал такую возможность, хотя по опыту знал, что столь разумное поведение не характерно для сильно пьяного человека. Впрочем, Оттман дал мне домашний адрес Тейта, поэтому вскоре я узнаю, что там произошло в действительности.

– Хочу спросить вас о Финли, – сказал я.

– О Рэнди? А что такое?

– Вы вроде бы друзья.

Гарви Оттман пожал плечами:

– Ну да, мы с ним знакомы.

– И еще он, кажется, знает о Тейте Уайтхеде. Знает, что у него проблемы с алкоголем.

– Позвольте рассказать вам кое-что о Рэнделе Финли, – заметил Оттман. – Многие считают его задницей и придурком. Может, так оно и есть. Но в бытность свою мэром он никогда не выказывал пренебрежения к простым людям, работающим на город. И сюда к нам приходил довольно часто. И не только сюда. Да можете спросить людей из пожарной части, да хоть мусорщиков можете спросить. Он приходил ко всем этим людям, шутил с ними, говорил по душам. И сюда на завод часто заходил, говорил с людьми, интересовался их работой, организацией этой самой работы. Причем по-настоящему, безо всякого притворства. Так что, когда кое-кто называет Рэндела Финли тупицей или ничтожеством, могу поклясться, они просто не знают этого человека.

– Так вы говорите, он сюда частенько заходил? – спросил я.

– Когда был мэром, – подтвердил Оттман. – Ну и даже после этого, в свободное время, когда ему случалось проезжать мимо. Слышал, он снова будет баллотироваться.

Я кивнул.

– Так вот, свой голос я отдам ему. Сами только что убедились, хоть он сейчас и не мэр, но приехал сюда, хочет помочь. А где, позвольте спросить, Аманда Кройдон? Что-то ее здесь не было видно, я прав?

– Слышал, она сейчас не в городе, – ответил я, хотя у меня не было ни малейшего желания оправдывать ее. Она должна, просто обязана быстро притащить сюда свою ленивую толстую задницу. – Ладно, попробую наведаться к Тейту домой, посмотреть, там ли он. Ну а если вы его увидите, если он вдруг появится, немедленно дайте мне знать. Позвоните.

Я протянул Оттману свою визитку. Он взглянул на нее, сунул в карман рубашки.

– Ладно, – кивнул он.

Я продирался сквозь строй деревьев и кустарник к стоянке, и тут у меня зазвонил телефон. Звонили из участка.

– Дакворт.

– Да, Барри. Говорит шеф.

Ронда. Общаясь со мной, она обычно называла себя по имени. Такое более формальное обращение могло означать одно из двух: или она почему-то мной недовольна, или же трагическая ситуация в городе требовала более официального тона.

– Привет, – поздоровался я.

– Ты где?

– На заводе по водоочистке. Ночью здесь дежурил один парень, судя по всему, нажрался, и теперь мы никак не может его найти.

– Потрясающе, – недовольным тоном заметила она.

– И поэтому я собираюсь заскочить к нему домой, может, там найду.

– Тут у нас еще одна история.

Господи. Ну что еще могло случиться, черт побери? Половина города отравилась, к тому же меня пока что не отстранили от расследования взрыва на стоянке перед кинотеатром, который произошел несколько дней назад. Может, в обводной канал рухнул грузовик, перевозящий радиоактивные отходы?

– А что случилось, шеф?

– У нас убийство.

– Да у нас тут кругом одни только убийства, – сказал я. – Люди погибают сотнями.

– Я не об отравлениях говорю. Убийство в колледже Теккерея. А они там не подключены к системе городского водоснабжения.

– В Теккерее? Но разве все они там не разъехались на каникулы?

– Остались летние студенты.

– Бог ты мой. Пошлите туда Карлсона.

– Я пыталась. Не могу ему дозвониться.

Наверняка Карлсон все еще торчит в больнице, в отделении «неотложки», а там мобильная связь не работает.

Я вздохнул.

– Что ж, попробую добраться туда как можно быстрее. Что известно на данный момент?

– Не много, – ответила Ронда Финдерман. – Убита молодая женщина, и там случилось что-то ужасное.

Дэвид решил, что Джил умер.

Всякий раз, поглядывая в зеркало, он видел, что его дядя лежит на заднем сиденье совершенно неподвижно. Ни малейшего движения, даже глазом не моргнет. Вытянулся во весь рост и лежит себе, а Марла сидит рядом с ним и держит на руках Мэтью. И еще разворачивается вполоборота и, прижимаясь спиной к дверце, непрерывно говорит с отцом:

– Держись, папочка. Ты только держись. Я люблю тебя. Мэтью тебя любит. Ты должен быть сильным. Не уходи от нас. Ты нужен нам всем, очень-очень нужен.

Марла беспокоила Дэвида не меньше, чем Джил. Уж очень она настрадалась за последний месяц. Да, с нее полностью сняты все обвинения в убийстве. Она вдруг узнала, что младенец ее жив, но мать она потеряла.

Возможно, самым тяжким для нее испытанием было узнать, что именно мать заставляла ее поверить, что ребенок умер. Поначалу Марла не желала этого осознавать. Ведь предательство – это самое страшное, с чем может столкнуться человек, перенести его сложно. Но шли недели, и осознание реальности постепенно к ней возвращалось. В основном, как чувствовал Дэвид, она была обязана этим Джилу, отцу, который с завидным терпением и деликатностью подводил Марлу к правде.

И конечно же, он был очень нужен Марле. Как она будет жить, как справляться, если потеряет теперь отца? Он опасался, что тогда она испытает сильнейшее душевное потрясение. И это будет просто ужасно, особенно для малыша Мэтью. Кто будет заботиться о нем, если его мать признают недееспособной? И сколько может продлиться очередное помутнение рассудка?

Дэвид был уверен, что знает ответ на этот вопрос. Его родители займутся Мэтью и будут заботиться о нем, пока живы.

Доехав до больницы, он подогнал «мазду» как можно ближе к дверям приемного отделения, лавировал при этом между несколькими машинами «скорой», как рыбка лавирует в воде, плывя против течения. Он велел Марле оставаться в машине с отцом, а сам побежал искать врача, или медсестру, или, на худой конец, хоть санитара, который мог бы взглянуть на дядю.

На входе он увидел женщину со стетоскопом, свисающим с груди, и в маске, закрывающей рот и нос, она направлялась в переполненное людьми помещение приемной.

– Мой дядя! – воскликнул он и преградил женщине дорогу, встав прямо перед ней. Дэвид понимал – надо действовать нахрапом, иначе никакой помощи Джилу не дождаться.

– Что с ним? – спросила женщина.

– Он в машине, тут, неподалеку от входа. Даже не знаю, жив он еще или нет.

Ему показалось, что на полсекунды женщина так и обмякла всем телом. Покосилась на дверь, затем – на пациентов, ожидающих в приемной. По этому жесту Дэвид понял: она не понимает, кем должна заняться в первую очередь или в каком в порядке, что, впрочем, в подобной ситуации не имело особого значения.

– Идемте, я его посмотрю, – сказала она.

Дэвид повел ее к выходу и по дороге поинтересовался:

– А как ваше имя?

– Я доктор Морхаус. А вашего дяди?

– Джил Пикенс.

Она ухватила его за рукав.

– Джил? Муж Агнесс?

Дэвид кивнул. Увидев их, Марла распахнула заднюю дверцу машины, склонилась над отцом и продолжала говорить ему что-то, прижимая к себе Мэтью.

– Марла, – позвал Дэвид, жестом попросил ее отодвинуться.

Доктор заглянула на заднее сиденье.

– Что он ел сегодня утром? Или пил? – осведомилась она.

– Вроде бы только кофе, – отозвалась Марла.

– Симптомы?

– Ну, голова у него закружилась, а потом началась рвота, – ответила она. – Ну а после он вырубился. Сможете ему помочь?

Доктор кивнула, скорее самой себе, а не собеседникам – примерно ту же самую историю она уже слышала сегодня множество раз. Она приподняла руку, давая понять, чтобы никаких вопросов ей больше не задавали, и поднесла стетоскоп к груди Джила.

Слушала несколько секунд. Дэвид приготовился к худшему.

– Он жив, – сказала доктор. Выбралась из машины, выпрямилась во весь рост и громко подозвала к себе двух врачей «скорой», которым выпала передышка на несколько секунд.

– Тут живой!

Парамедики бросились в машине, один прихватил носилки на колесиках. Они вытащили Джила из машины, стали укладывать на носилки, Дэвид и Марла наблюдали за их действиями затаив дыхание.

– О господи, – еле слышно пробормотала Марла. – О, боже ты мой, боже мой! Ты поправишься, папочка! Они тебе помогут, все будет хорошо!

Она хотела было вбежать следом за ними в здание, но доктор Морхаус обернулась и сказала строго:

– Ждать здесь. – И Джила быстро покатили в приемное отделение по пандусу, и без того забитому больными на носилках.

Дэвид подошел к ней.

– Ну, перестань, Марла. Что ты? Давай подождем снаружи.

Они направились к машине, и тут кто-то крикнул:

– Дэвид!

Это была его мать, Арлин. Она бежала к ним навстречу по дорожке вдоль ряда машин. Дэвид даже вскинул руку, предупредил, чтобы не торопилась. Только этого сейчас не хватало – чтобы она упала и сломала руку. Он бросился навстречу матери.

– Попросила отца высадить меня на улице, – запыхавшись, произнесла она. – Тут кругом машин полно, все забито, он не смог подъехать поближе. Итан тоже с ним.

– Вот и славно.

– Ну, как там Джил?

Дэвид вкратце рассказал ей. И нарочно шел рядом медленно, чтоб дать матери отдышаться. Но вот Арлин подошла в Марле, обняла племянницу, поцеловала Мэтью в щечку.

– Это ваша машина? – спросил парамедик.

Дэвид обернулся и признался, что «Мазда» его.

– Отгони ее отсюда к чертовой матери!

– Побудешь здесь с Марлой? – спросил Дэвид Арлин.

– Ну конечно, – ответила она.

– Мне надо отъехать.

Арлин кивнула:

– Давай.

Дэвид сел за руль и осторожно выехал на улицу. Отъехав от больницы на достаточное расстояние, он притормозил, достал телефон и попытался дозвониться Саманте Уортингтон.

Она не отвечала.

От волнения Дэвид ощутил физическую слабость и удушье. Он опасался худшего – что, если Сэм и ее сын Карл уже мертвы?

И вот он помчался по улицам Промис-Фоллз, направляясь к месту, где проживала Сэм, – к узкому таунхаусу, затиснутому в ряду точно таких же домов. «Мазда» резко затормозила перед входом в дом. Дэвид быстро выскочил из машины, даже не удосужившись захлопнуть за собой дверцу.

Влетел по ступенькам крыльца. Позвонил в звонок, одновременно забарабанил в дверь кулаком.

Потом прижался губами к щели у дверного косяка.

– Сэм! – закричал он. – Сэм! Это я, Дэвид!

Но к двери так никто и не подошел. И по другую от нее сторону он не слышал ни шороха, ни малейшего движения.

Стоять здесь, орать и стучать дальше не было смысла. И вызывать полицию, чтобы взломали дверь и посмотрели, что происходит в доме, тоже. Копы и без того просто с ног сбились. Он должен сделать это сам. По крайней мере, можно не беспокоиться о том, что, если он ворвется, в лицо ему будет направлено дуло ружья, как было в тот раз, когда он впервые постучал в эту дверь.

Дэвид повернул дверную ручку, поднажал. Открыть не удалось. Дверь была заперта.

– Черт…

Тогда надо выломать ее. Он отошел на два шага назад, развернулся и резко ударил в дверь плечом.

– Вот сволочь… – пробормотал он. Плечо саднило от боли, видно, вывихнул какую-то кость. И несмотря не все эти усилия, дверь по-прежнему не поддавалась.

Он повел плечом – хотел убедиться, что особых повреждений нет и болит оно просто от ушиба. Затем взгляд его упал на ближайшее к двери окно, оно находилось достаточно низко, и через него можно было бы пробраться в дом, если б только удалось его открыть. Он перешагнул через кусты и остановился прямо под окном, попытался приподнять створку, но ничего не вышло.

Тогда Дэвид снял пиджак, обернул им руку до локтя и ударил по стеклу. Оно треснуло. Он расчистил осколки, просунул пальцы в образовавшееся отверстие, нащупал задвижку, отвел ее вверх и поднял створку.

Сигнализация не сработала. У Сэм ее просто не было. Поэтому и держали в доме ружье.

Дэвид стряхнул осколки стекла, затем вскарабкался на подоконник и спрыгнул вниз.

И увидел, что оказался в гостиной.

– Сэм! – крикнул он.

Первым делом он прошел на кухню. Ни одной вынутой из буфета тарелки, посуды в раковине тоже нет. И кофейника нигде не видно.

На втором этаже находились две спальни.

Перепрыгивая сразу через две ступеньки, Дэвид оказался наверху, сначала зашел в спальню Карла. Там никого не было, постель застелена.

Та же самая картина наблюдалась и в спальне Сэм. На первый взгляд все в порядке, подушки на своих местах.

Что ж, тот факт, что он не застал Сэм и Карла в доме мертвыми, уже можно считать хорошей новостью. С другой стороны, плохая новость состояла в том, что Сэм и Карла в доме не было.

Куда же, черт возьми, они подевались?

Только тут он вспомнил, что вроде бы не видел машины Сэм возле дома. Подошел к окну в спальне, которое выходило на улицу.

Да, действительно, машины Сэм не видно.

Тут он вспомнил, что во время одного из визитов заметил, что из-под кровати Сэм торчит уголок чемодана. Он опустился на колени, приподнял край покрывала.

Чемодана не было.

Он спустился вниз и подумал – надо бы проверить еще одну вещь. Сэм всегда держала ее в шкафчике под лестницей, у входной двери.

Он открыл шкафчик, сдвинул в сторону висевшие на вешалках пальто.

Здесь Сэм обычно держала ружье, но теперь его тоже не было.

Закрывая дверцу шкафа, он вдруг ощутил легкое головокружение. Развернулся и привалился спиной к дверце. Перед глазами промелькнули события этого утра, они сокрушили его. И Дэвид закрыл руками лицо и заплакал.

– Давайте, ребята. Давайте, вперед! Двигайтесь поживее! Шевелитесь, кому говорят!

Финли стоял на погрузочной платформе перед распахнутыми дверьми своего завода по производству родниковой бутилированной воды и действовал наподобие дорожного полицейского, регулирующего движение. Из глубины помещения один за другим выезжали к дверям автопогрузчики с упаковками воды, затем продукцию помещали в фургоны. У каждого из трех входов стояли подкатившие задом фургоны, остальные, выстроившись цепочкой, ждали своей очереди на погрузку.

Вскоре после первого телефонного разговора с Дэвидом он связался со своим бригадиром и приказал срочно вызвать на работу всех сотрудников компании, всего их было двадцать два человека. Тем, кто уехал из города на уик-энд, звонили на мобильные телефоны и приказывали бросить все и как можно быстрее прибыть на работу.

Четверым сотрудникам не удалось дозвониться ни на мобильные, ни на домашние телефоны.

– Может, тоже заболели и сейчас в больнице, – сказал бригадир.

И Финли пришлось согласиться, что это вполне возможно. Но и без этих четверых ему удалось запустить производство на полную мощность и вывести на дорогу все имеющиеся в наличии фургоны.

Тревор Дакворт одним из первых откликнулся на призыв, и Финли тепло приветствовал его.

– Рад тебя видеть, – сказал он, похлопывая молодого человека по плечу. – Просто помогаю твоему отцу взять эту ситуацию под контроль.

– Угу, – пробормотал Тревор.

– Предоставил ему кое-какую информацию по водоочистительной станции, теперь, возможно, прояснится, что там пошло не так.

– Здорово. – Тревор склонил голову набок. – Но откуда вам знать? Может, источники, из которых вы берете воду, тоже отравлены?

Финли даже отшатнулся, словно ему дали пощечину.

– Ты это о чем, черт побери?

– Откуда поступает вода в городской водопровод? Разве не из тех же родников в горах вокруг Промис-Фоллз, что и ваша? Может, проблема именно в этих источниках, и тогда ваша вода тоже далеко не безопасна?

И Тревор указал на сотни упаковок с водой.

– Знаешь, не смеши меня, – сказал Финли. – Полная ерунда, бред сивой кобылы.

– Разве?

– Да. Моя вода на все сто процентов чиста и пригодна к питью. Я точно это знаю. Готов поклясться чем угодно.

Но Тревора он, похоже, не убедил.

– Ладно, тогда придется тебе доказать, – сказал Финли. Подошел к ближайшей упаковке с дюжиной бутылок, разорвал пластик обеими руками и вытащил бутылку. Повернул крышку, услышал характерный треск сорванного пластикового ободка, поднес бутылку ко рту и стал пить воду.

Опустошив бутылку почти наполовину, он взглянул на Тревора Дакворта и сказал:

– Ну вот, таким образом. Пить будешь?

– А когда воду поместили в бутыль? – спросил Тревор.

– Что?

– Все проблемы начались сегодня утром. Когда эту воду поместили в бутылку? Если до сегодняшнего утра, тогда она безопасна, но если…

– Ладно, мать твою! – выругался Финли. Обернулся и взревел, ни к кому конкретно не обращаясь: – А ну, тащите сюда свежую бутылку! Куда воду залили с утра!

На склад бросилась молодая женщина, секунд через тридцать вернулась с пластиковой бутылкой и протянула ее боссу.

– Давай и эту попробуем, – сказал Финли. И, проделав ту же процедуру, с хрустом отвинтил крышечку, поднес горлышко бутылки к губам и начал пить. Выпил ровно половину.

– Ну, теперь просто описаюсь, – пробормотал он, оттирая губы тыльной стороной ладони. – На вкус просто прекрасная вода. Прохладная, свежая, безо всякого там послевкусия. Ни единого намека, что с ней что-то не так.

Тревор пожал плечами:

– Ну, тогда ладно. Какой из фургонов я поведу?

– Сначала помоги загрузить их все. Потом уже дам инструкции водителям.

Финли достал телефон, решил, что теперь самое время подключить Дэвида Харвуда.

В помощи этого человека он нуждался, как никогда прежде. Он нанял Харвуда в качестве пиарщика, чтобы тот помог провести ему избирательную кампанию, но всякий раз, когда Финли собирался проинструктировать его на эту тему, у парня возникали какие-то непреодолимые проблемы или несчастья. Финли в жизни не встречал человека, у которого было бы столько проблем. Сначала, несколько лет тому назад, с женой, относительно недавно возникла эта история с двоюродным братом и младенцем. Нет, ей богу, жизнь этого человека походила на какую-то мыльную оперу.

Что ж, сегодня он сделает Дэвиду и всем остальным в этом городе большую поблажку.

Хорошо, что накануне он додумался отправить Дэвида домой с большим запасом совершенно бесплатной бутилированной воды. Если бы не сделал этого, мог бы сегодня потерять своего помощника, правую свою руку. И Дэвид был не единственным. Позже он разослал на дом упаковки с водой всем своим служащим, и тоже совершенно бесплатно. И сказал, что раз они работают на его компанию, то должны всячески демонстрировать лояльность к этому бренду.

Это очень сплачивает коллектив, сказал им Финли.

Недавно Финли случайно подслушал, как один из водителей на вопрос, пьет ли он воду Финли, ответил: «Мы все предпочитаем кул-эйд[10]».

Ирония этого высказывания может самым болезненным образом отразиться на нем сегодня. Получалось, что все остальные добропорядочные граждане Промис-Фоллз просто дураки, раз верят в заботу о них местных властей, а те, кто поумнее, пьют Кул-Эйд.

Финли заботился о том, чтобы Линдси давала Джейн только бутилированную воду. Будь то кофе, или чай, или даже лимонад – для их приготовления ни в коем случае не следует использовать воду из-под крана. Такое правило он установил в семье некоторое время назад. Как это будет выглядеть, сказал он Линдси однажды, если вдруг выяснится, что у них в семье не пьют родниковую воду производства фирмы Финли?

Это равносильно тому, если бы Генри Форд раскатывал в «Олдсмобиле».

Финли достал телефон и позвонил Дэвиду. Один гудок… второй… третий… четвертый…

– Алло?

– Дэвид?

Финли не узнал его по голосу. Точно не Дэвид ему ответил, а кто-то другой. Или все же Дэвид, но сильно простуженный.

– Да, да, это Дэвид. Ты, что ли, Рэнди?

– Ты в порядке? Голос какой-то странный.

Дэвид откашлялся:

– Я нормально.

– Есть секунда-другая?

На том конце линии долго молчали. И вот наконец он ответил:

– Да, валяй, выкладывай.

– Ты уверен?

– Я же сказал, выкладывай.

– Я собираюсь раздавать в центре города сотни упаковок с водой, причем совершенно бесплатно. Но люди должны знать, где ее будут раздавать. Кроме того, я собираюсь устроить у себя на заводе небольшую такую пресс-конференцию. И ты очень нужен мне здесь. Надо записать все речи и высказывания. Очень пригодится в ближайшие месяцы.

Дэвид не произносил ни слова, и Финли добавил:

– Я делаю людям доброе дело, Дэвид. Ты, конечно, можешь подумать, что это самореклама, не стану отрицать, доля истины в том есть, но главное для меня здесь – это возможность. У меня появилась возможность помочь людям. Возможность сделать им что-то хорошее, доброе.

Пауза. Затем Дэвид сказал:

– Еду.

Финли широко улыбнулся:

– И еще мне хотелось бы…

Но Дэвид уже отключился.

Фургоны были загружены и готовы к отправке, но Финли еще не дал водителям сигнала трогаться в путь. Он ждал Дэвида. Он хотел, чтобы тот записал его выступление, краткое напутствие. Он мог бы попросить кого-нибудь снять все это на смартфон, но Финли не только хотел, чтоб эту речь записал Дэвид, он хотел, чтоб тот выслушал ее.

Очень важно, думал Рэндел Финли, чтоб Дэвид действительно поверил в него. Это убеждение являлось частью его философии, в том числе – и рассуждений о сотрудниках, пьющих исключительно его бутилированную воду. Если Дэвид будет убеждать жителей Промис-Фоллз, что он, Финли, тот самый человек, который после выборов поведет их в светлое будущее, он должен сам верить в это и говорить от чистого сердца.

Да, возможно, он ожидает от него слишком многого. Но от Дэвида не будет никакого прока, если он будет просто повторять его слова, превратится в не что иное, как оплачиваемый микрофон.

– Пора бы уже и ехать, – сказал Тревор, он стоял, привалившись спиной к задней дверце одного из фургонов.

– Еще минутку, – ответил Финли. – Просто нам надо…

И тут появился Дэвид. Взбежал по бетонным ступенькам на помост, возле которого происходила погрузка.

– Ладно, – сказал Финли. – Хотелось бы сказать вам несколько слов, прежде чем вы тронетесь в путь. – Он глубоко вздохнул. – Сегодня один из ужасных, если не самый ужасный день в истории Промис-Фоллз. Мы стали свидетелями трагедии огромного масштаба. Благодарю бога за то, что все вы живы и здоровы, но многие ваши друзья и знакомые, близкие и любимые ваши люди сейчас в больнице и ждут, когда им окажут помощь.

Краем глаза Финли покосился на Дэвида, хотел убедиться, достал ли он телефон и ведет съемку и запись.

– Сегодня нам выпала возможность немного облегчить существование наших сограждан. Обеспечить их жизненно необходимым продуктом. – Пауза. – Водой. Казалось бы, такая простая и заурядная вещь, но она необходима для выживания. Вода, она как воздух. Мы не замечаем, как дышим им, но, когда его не хватает, задыхаемся и можем погибнуть. Сегодня утром жителей нашего города потрясло сообщение – оказывается, вода, что течет из-под крана, может быть отравлена. И пока власти не разберутся, в чем причина этого ужасного происшествия и с чем мы имеем дело, наша фирма придет на помощь и исполнит свой долг, предоставив всем бесплатно чистую и безопасную питьевую воду. Лично мне безразлично, во сколько это нам обойдется. В этих фургонах питьевой воды на тысячи и тысячи долларов, но мне все равно. Есть вещи гораздо важнее денег. Быть честным и добрым гражданином – вот что ценится превыше всего.

Финли снова покосился на Дэвида. Телефон у него в руках.

Спасибо тебе, господи.

И Финли продолжил:

– Итак, мы отправляем наш конвой из фургонов. Он проедет по улицам города к центру. К парку у водопадов. Там и состоится раздача. Думаю, эта новость быстро распространится по всему городу. И помните. Вы не просто раздаете бесплатную воду. Вы вселяете надежду, утешаете не словом, а делом, подставляете плечо, на котором можно выплакаться.

Кто-то пробормотал:

– Мать твою!..

– Итак, отправляемся! В путь! – скомандовал Финли.

Работники его завода запрыгнули в кабины фургонов, и машины начали отъезжать. Финли подошел к Дэвиду. Глаза у того были красные, словно заплаканные.

– Все записал? – спросил он.

– Ага.

– Выглядишь просто ужасно. Что это с тобой, черт побери?

– Ничего. Все нормально.

– А кого ты там отвозил в больницу, я так и не понял?

– Дядю. Был еще жив, когда я уходил.

Финли дружески хлопнул Дэвида по плечу.

– Но ведь это же хорошо, верно?

– Конечно.

– Так. Теперь нам надо ехать в город. И оповестить об этом средства массовой информации.

– Я уже сделал несколько звонков.

– Продолжишь это занятие по дороге. Время не ждет. Поедем в моей машине.

– Тебе надо быть осторожнее, – предупредил Дэвид.

Финли склонил голову набок.

– Осторожнее? Это в каком смысле?

– Ну, как ты все это разыграешь.

– Что-то я не пойму тебя, Дэвид, – сказал Финли.

– Ты ведь не хочешь выглядеть так, словно извлекаешь выгоду из ситуации. Ну, как в тот вечер, когда обрушился экран в кинотеатре. Вести себя так, словно хочешь помочь людям, но только при условии, что камеры будут включены.

– Ты меня недооцениваешь. И плохо ко мне относишься, как и Дакворт.

– Дакворт?

– Ладно, неважно. Но чего ты, собственно, от меня хочешь, Дэвид? Мне выпала возможность помочь людям в критической ситуации. Хочешь сказать, что я не должен ничего говорить и делать? Из страха, что меня заподозрят в заботе о своей выгоде? Разве не трусостью это будет с чисто политической точки зрения?

– Я этого не говорил.

– Тогда о чем ты толкуешь, Дэвид, черт побери?

Дэвид покачал головой:

– Ладно. Поступай, как хочешь. Иди, спасай Промис-Фоллз.

Финли усмехнулся и снова похлопал Дэвида по плечу.

– Почему бы нам вместе этого не сделать?

Ехать в колледж Теккерея мне надо было срочно, но несмотря на это, по пути я решил заехать домой к Тейту Уайтхеду. Расследование по делу об отравлении воды еще только началось – мы так до сих пор и не знали, что именно произошло с водопроводной водой, но Уайтхед являлся, если так можно выразиться, подозреваемым номер один в этом массовом убийстве.

И, по моему мнению, на данный момент по значимости это перевешивало историю с убийством в колледже.

Записанный Гарви Оттманом адрес привел меня в центр города. Там находился квартал двухэтажных домов, построенных в Промис-Фоллз лет сто тому назад, и большинство местных строительных компаний хотели наложить лапы на эту территорию, снести все эти домишки и возвести на их месте кондоминиумы или же сеть розничных магазинов. Хотя с учетом ситуации на рынке недвижимости это вряд ли имело бы смысл в плане прибыли. Тут первым делом мне приходит в голову Фрэнк Манчини, купивший «Созвездие», кинотеатр под открытым небом, я знал, что он положил глаз на этот квартал.

Дома тесно примыкали друг к другу, в каждой группе их было по шесть. Дощатые террасы и перила давно прогнили, кровля из дранки с выщербинами. Никто не хотел вкладывать деньги в ремонт и приведение в благообразный вид этих домов, видно, считали, что все они проданы или разрушены до основания.

Я припарковался перед домом под номером 76, что на Принс-стрит – даже сто лет тому назад строения по этому адресу вряд ли могли считаться пригодными для посещения особами королевских кровей, – и подошел к входной двери. Не найдя звонка, просто забарабанил кулаком по деревянной панели.

Внутри послышалось какое-то движение, и секунд через пятнадцать скрипучую дверь отворила худенькая женщина с серебристо-седыми волосами.

– Да? – спросила она, демонстрируя прокуренные коричневатые зубы.

Я показал ей жетон.

– Мне нужен Тейт Уайтхед.

– Его здесь нет.

– Не знаете, где он?

– Может, на работе, – ответила она. – Ну, на станции по водоочистке. У них там какая-то проблема, наверно, уже слышали? А по улицам разъезжает пожарная машина, и оттуда предупреждают, чтобы люди не пили воду из-под крана. Так что поищите его на станции.

Она уже начала закрывать дверь, но я придержал ее рукой.

– Простите, а вы не миссис Уайтхед?

– Она и есть.

– Когда в последний раз виделись или говорили с мужем?

– Вчера вечером, перед тем как ушел на работу.

– И во сколько это было?

– Около девяти. Муж работает в ночные смены. Иногда засыпаю еще до того, как уйдет. Но вчера вечером слышала, как он уходил.

– А когда он обычно возвращается домой?

– Чаще всего где-то в шесть тридцать ночи. Вернее, утра.

– Чаще всего? – переспросил я.

– Ну да, чаще.

– Ну а если он так припозднился, то где сейчас может быть?

Она подозрительно воззрилась на меня.

– А в чем, собственно, дело? Хотите поговорить с ним, езжайте на работу.

– Может, муж звонил вам после того, как ушел с работы вчера?

Миссис Уайтхед часто заморгала.

– Вам не кажется это странным?

– А что тут странного? Он никогда не звонит мне с работы. Знает, что в это время я еще сплю.

– Его смена закончилась несколько часов тому назад. Разве он не позвонил бы вам, если бы задержался на работе?

Она снова заморгала, точно я находился не в фокусе. И ответила:

– Но я догадываюсь, что происходит. Слышала и по радио, и от этой чертовой пожарной машины, которая ездит тут и только шум разводит.

– Я вот что хотел бы прояснить, – не отставал я. – Если б мистер Уайтхед знал, что возникли какие-то проблемы с водой, разве он не позвонил бы вам сам, чтобы предупредить? Ведь не стал бы дожидаться, когда вас предупредят по радио или каким-то еще образом?

Тут она призадумалась. Затем окинула меня вопросительно-насмешливым взглядом.

– И правда, почему же он мне не позвонил?

– Это я вас спрашиваю.

– Ну, у нас случаются всякие там споры и ссоры. Однако не думаю, чтоб он хотел, чтоб я напилась этой гадкой воды из-под крана и померла. Ему без меня не обойтись. Он ни черта не знает, как управляться по хозяйству.

Глядя на все это убожество вокруг, я усомнился в том, что миссис Уайтхед это знает.

– Может, подскажете, куда ваш муж мог зайти после работы по окончании смены? Может, в какое-нибудь заведение, где можно выпить?

Она прищурилась.

– Тейт по барам не шляется.

Да и к чему ему бары, подумал я, раз он так основательно затарился пивом.

– Ну, может, к друзьям заглянул? Есть у него приятели, с которыми он проводит время?

– Никаких друзей у него нет, – сообщила женщина. – Если меня не считать.

– Может, дадите мне номер его мобильного?

– У Тейта нет мобильника. Был когда-то давным-давно, но он вечно все теряет. Ну и решил больше не покупать. Да и стоит дороговато. А вы на заводе у него были? Имело бы смысл съездить туда и поговорить с ним самим.

– Его там нет, – сказал я.

– Нет?..

Я отрицательно покачал головой.

Миссис Уайтхед огляделась по сторонам, осмотрела улицу.

– Что-то и машины его не видать. У него такая желтенькая машина. «Пинто». Ездит на ней много лет, привык. Ни разу не ломалась, не подводила.

– Его машина на стоянке у завода, – сообщил я.

Она как-то странно зашевелила губами, задвигала челюстью, словно жевала щеку изнутри.

– Ну, так что? – спросил я.

– Ничего.

– Нам очень важно найти его, миссис Уайтхед. Вам ведь уже известно, что происходит с водой. Случилось что-то страшное. Думаю, ваш муж мог бы пролить свет на некоторые обстоятельства. Мне крайне необходимо переговорить с ним.

– Ну, иногда… так, время от времени… когда во время смены особенно делать нечего, все тихо и спокойно, он устраивает себе небольшой перерыв.

– Перерыв?

Миссис Уайтхед кивнула.

– И где же он устраивает этот перерыв?

– Там, в подвале здания, есть небольшая комнатка. Ну, вроде склада, где они держат всякие там трубы, разный инструмент и вещи, которые нуждаются в починке. Может, он там.

– Так он спускается в подвал, чтобы выпить?

– Я этого не говорила.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – спросил я.

Мой мобильник работал вполне нормально, просто я искал предлог зайти в дом и убедиться, что Уайтхеда там действительно нет.

– Ясное дело, заходите, – разрешила она и отступила, пропуская меня. – Телефон у нас на кухне.

Я прошел через гостиную, обставленную мебелью, которую могли приобрести примерно в то время, когда построили этот дом. На кухне я заметил всего одну тарелку с недоеденным тостом. На дне пустого стакана виднелись остатки апельсинового сока. Судя по всему, миссис Уайтхед завтракала в полном одиночестве.

Я увидел телефон на полочке и набрал номер Гарви Оттмана.

– Да, это Дакворт?

– Так точно. – И я описал ему помещение, в котором, по словам миссис Уайтхед, ее муж любил устраивать себе перерыв в ночную смену. – Есть у вас такое помещение?

– Ага.

– Вы искали там Уайтхеда? – спросил я.

– Нет, а с какой стати?

– Можете прямо сейчас пойти и проверить?

– Тогда не кладите трубку, ладно? Я мигом.

Я слышал в трубке торопливые удаляющиеся шаги. Оттман бросился бегом исполнять мое поручение, затем, судя по звукам, стал спускаться по металлической лестнице.

– Я уже почти на месте, – бросил он в трубку. – Как вы узнали об этом помещении?

– От миссис Уайтхед, – со слабой улыбкой ответил я. – Она тут, со мной рядом, и говорит, что Тейт иногда спускался в подвал, устроить себе перерыв.

– Господи, вот сукин сын! – пробормотал он. – Ну, ладно, я уже на месте. Не отключайтесь.

Я услышал громкий скрип, затем еще какие-то звуки. Видимо, Оттман передвигал какие-то предметы.

– Черт… – пробормотал он.

Я почувствовал, как тревожно забилось у меня сердце.

– Что? Вы его нашли? – Я живо представил себе эту картину: Тейт лежит, вырубившись, среди строя пустых бутылок.

– Нет, – ответил Оттман. – Его здесь нет.

Я оставил визитку жене Тейта Уайтхеда, взяв с нее обещание непременно позвонить мне, если муж вдруг объявится. И прямо от нее отправился в колледж Теккерея, предварительно позвонив в службу безопасности, которую прежде возглавлял Клайв Данкомб. И поговорил с недавно назначенной на эту должность Джойс Пилгрим. Я уже успел познакомиться с ней, расследуя дело о стрельбе Данкомба, которая привела к гибели Мэйсона Хелта, главного подозреваемого по делу о серии нападений на девушек в кампусе. Данкомб использовал Джойс как приманку, чтобы выманить на нее «хищника», и план его сработал даже слишком хорошо.

Мы договорились встретиться у здания общежития, где произошло несчастье, и, когда я подъехал, она уже поджидала меня у входа.

– Звонила в полицию сто раз подряд, – заметила Джойс, когда я подошел. Она была удручена, лицо осунувшееся, голос немного дрожит.

– Сами понимаете, сколько у нас сегодня работы, – сказал я ей. – Вы в порядке?

– Что?.. А, да-да, просто… расстроена, конечно.

Она провела меня в здание, затем мы вместе поднялись по бетонным ступенькам на второй этаж. Это было новое, более современное здание колледжа Теккерея, высшего учебного заведения, основанного в конце девятнадцатого столетия.

– Кто жертва? – спросил я, пока мы поднимались наверх.

– Лорейн Пламмер, – сообщила Джойс Пилгрим.

Это имя было мне знакомо.

– Одна из девушек, на которую напал Мэйсон Хелт?

– Да, верно, – подтвердила Джойс.

– Но как она здесь оказалась? Ведь в колледже каникулы.

– Да, но у нас проводятся летние занятия. И многие из студентов, которые живут в городе, ходят на эти курсы. И ночевать в общежитии им нет необходимости. По крайней мере, в этом. А вот иногородние – другое дело. Двое студентов живут на третьем этаже, в другом крыле этого здания. Лорейн единственная, кто осталась на лето, и живет… жила здесь на втором этаже.

– Кто обнаружил тело?

Джойс рассказала ему о звонке родителей Лорейн. Они беспокоились о дочери, не могли связаться с ней вот уже несколько дней.

– Когда это произошло? Соображения есть? – поинтересовался я.

– Я в таких вопросах не эксперт, – ответила она, – но тело пролежало там не один день, просто уверена в этом.

Настоящий детектив всегда пытается подойти к делу беспристрастно. Безо всяких там предубеждений и домыслов. Но теперь, вспоминая об этом, понимаю, что я ожидал увидеть нечто совсем иное.

В голове засела мысль, что мы столкнулись с нападением сексуального характера, которое и привело к убийству. Девушка жила здесь одна, возможно, познакомилась с каким-то парнем в местном баре, пригласила его зайти к себе, ну а затем все это и произошло.

Потому как с подобными преступлениями я сталкивался и прежде.

Убийца не беспокоился о том, что кто-то может услышать шум и крики, ведь здание практически пустовало.

Тут я оказался прав.

Но как только поднялись наверх и вошли в коридор, у меня возникло ощущение, что мы имеем дело с чем-то другим. Тут все было пропитано страшным запахом – он ударил мне в лицо и едва не свалил с ног, потому что я пытался отдышаться после подъема по лестнице.

Бог ты мой, поднялся всего на один несчастный пролет и уже запыхался.

Я остановился, достал из кармана маленький тюбик мази «Викс».

– Что это у вас? – спросила Джойс.

– Если хотите, предлагаю воспользоваться.

Я выдавил немного мази на кончик пальца и нанес ее между кончиком носа и верхней губой. Сильный ментоловый запах помог замаскировать эту страшную вонь.

Джойс протянула мне палец, я нанес на него мазь, и она последовала моему примеру.

– Жаль, что у меня тогда не было с собой этой штуки. – Она смотрела смущенно. – Ведь меня вырвало.

– Тут нечего стыдиться, – успокоил ее я.

Мы еще не подошли к двери, а я уже увидел вытекшую из-под нее кровь. Дверь была заперта. Не успел я спросить, как Джойс объяснила, что это она заперла дверь перед тем, как спуститься и ждать меня.

– Дверную ручку трогали? – осведомился я.

Лицо у нее вытянулось.

– Да.

Пусть так, но я все же умудрился повернуть дверную ручку ногтями, с тем, чтобы не смазать оставшиеся на ней отпечатки пальцев. А потом толкнул дверь локтем, и она открылась.

Нет, совсем не то, что я себе представлял. Это было гораздо, во много раз хуже.

Лорейн Пламмер лежала на полу, на правом боку, с открытыми мертвыми глазами и слегка приоткрытым ртом. Я видел распухший язык, заметил синеватый оттенок кожи, означавший, что с момента смерти прошло уже довольно много времени. На ней были футболка и тренировочные брюки в обтяжку, и вся эта одежда от талии и ниже была в крови.

Я оглянулся на Джойс Пилгрим, хотел сказать, что она пока может побыть в коридоре, но нужды в том не было. Порога она так и не переступила.

Я приблизился к телу, стараясь не наступать в лужи крови – к этому времени кровь уже, похоже, свернулась, затем на несколько секунд опустился на колени. И принялся внимательно осматривать тело, стараясь не прикасаться к нему. С учетом того, что творится сейчас в городе, вызванная мною команда судмедэкспертов или просто врач-патологоанатом вряд ли явятся сюда в скором времени.

Трудно было сказать, как именно на нее напали и какие смертоносные повреждения нанесли. Придется ждать, пока Лорейн Пламмер не окажется на столе у патологоанатома, пока всю эту кровь не смоют, чтобы уж точно все выяснить. Хотя в целом мне стало ясно, что именно стало причиной смерти.

Некто полоснул ножом молодую женщину по животу. Рана была огромная, тянулась от одной бедренной кости до другой. И в середине немного прогибалась вниз.

Тут я ощутил дурноту. Но вызвана она была не этим ужасным запахом в комнате. Я узнал здесь знакомый мне почерк. Точно такую рану мне впервые довелось видеть, когда я расследовал убийство Розмари Гейнор. А во второй раз – когда мне показали снимки, сделанные во время вскрытия убитой Оливии Фишер.

Эта рана, этот разрез походил на жуткую улыбку.

Водитель пожарной машины сказал Кэлу Уиверу, что заболевших и умерших так много, что он понятия не имеет, когда специальная команда может приехать и забрать тело Люси Брайтон.

Он посоветовал оставить на двери записку, и Кэл с ним согласился. Он вернулся к Кристэл, которая по-прежнему сидела на ступеньках крыльца с дощечкой, листками бумаги и карандашами, которыми рисовала.

Он присел с ней рядом и спросил:

– У тебя найдется чистый лист бумаги?

Кристэл вытащила бумагу откуда-то снизу, из-под доски. Кэл положил бумагу сверху, попросил у девочки авторучку и написал в верхней части крупными буквами: «ВНИМАНИЕ». И три раза подчеркнул это слово.

А ниже написал, что в этом доме, в ванной на втором этаже, находится тело Люси Брайтон. Еще чуть ниже приписал, что вторая обитательница дома, Кристэл (возраст одиннадцать лет), жива и здорова и находится вместе с ним. Указал свои имя и фамилию, номер телефона для связи, потом приписал, что ключ от дома у него и он тут же приедет и откроет властям, как только они его вызовут.

– Где у вас можно найти скотч? – спросил Кэл Кристэл.

Девочка объяснила, в какой ящик кухонного буфета следует заглянуть. Он также поинтересовался, как можно связаться с ее отцом. Где можно отыскать о нем хоть какую-то информацию?

– Все эти штуки у мамы в мобильнике, – ответила она.

Кэл кивнул. Он найдет телефон и принесет его сюда.

– Ты позволишь мне собрать твои вещи? – спросил он Кристэл.

– Ага.

– А какой-нибудь чемодан или сумка у вас найдется?

– Есть рюкзак. У меня в комнате.

– Может, есть рецепты или еще какие-то вещи, которые тоже надо забрать?

Девочка покачала головой. Кэл уже решил, что купит Кристэл новую зубную щетку. Он не собирается снова заходить в ванную, забирать оттуда какие-то предметы – разве что в случае крайней необходимости.

– Я быстро, мигом вернусь, – пообещал он.

– Мне надо во что-то переодеться. – Она все еще была в пижаме.

– Понял.

Он вернулся в дом и сразу же нашел мобильник Люси, он лежал на кухонном столе. Нашел в ящике буфета рулон липкой ленты. Обнаружил в спальне сумочку Люси и забрал оттуда ключи, чтобы можно было запереть дом перед уходом. И вот наконец Кэл прошел в спальню Кристэл и побросал в красный рюкзак майки, брюки, носки и нижнее белье. И кроме одежды, забрал еще только один предмет. На туалетном столике лежал набор маркеров, которые он недавно подарил ей. Он сунул его в рюкзак.

Вышел из дома, поставил рюкзак рядом с Кристэл, с помощью скотча прикрепил к входной двери свое объявление, остатки рулона забросил в дом, потом запер дверь и сунул ключи в карман.

– Ты сегодня завтракала? – спросил он у дочери Люси.

– Нет, – ответила она.

– Проголодалась?

– Есть немного.

– Тогда пойдем поедим где-нибудь, – сказал он и опустил руку ей на правое плечо.

– Ладно.

Она поднялась с крыльца, и они направились к машине Кэла. Усевшись за руль, он протянул ей футболку и брюки и сказал, что она может надеть их прямо поверх пижамы. Они поехали в «Келли», кафе в центре города, и нашли свободный столик у окна. Кристэл заказала тосты по-французски, посыпанные сахарной пудрой, и с сиропом.

Кэл по привычке заказал кофе.

– Мы не можем подать вам кофе, – заявила официантка. – Вы видите, чтобы кто-нибудь пил здесь кофе? Разве не слышали, что происходит в городе?

– О чем это я только думаю, – смущенно пробормотал он.

– Люди умирают повсюду целыми семьями, – сказала она.

Кэл встретился взглядом с женщиной и многозначительно покосился на Кристэл, которая сидела, опустив голову. Но официантка не поняла этого сигнала и добавила:

– И чай тоже не подаем. Может, желаете молока?

– Нет, спасибо, – ответил он. – А бутилированная вода у вас имеется?

– Да, конечно, местного производства.

Кэл призадумался.

– В таком случае не могли бы вы налить этой воды в кружку, немного подогреть ее и бросить туда пакетик чая?

Официантка вздохнула, словно столкнулась с самым сложным заданием в своей работе.

– В таком случае придется вам заплатить и за воду, и за чай.

– Согласен, – отозвался Кэл.

– И надеюсь, вы понимаете, что мы не можем подать вам заказ на хорошей фарфоровой посуде. Потому как не знаем, насколько безопасно ее мыть. Мы используем бумажные тарелки и пластиковые стаканчики.

– Не проблема.

– Ну а ты, малышка? Что будешь пить?

Кристэл подняла голову:

– Молока, пожалуйста. – После паузы она добавила: – Я хорошо знаю, что происходит. У меня мама умерла.

Официантка так и застыла, потрясенная этими словами.

– Она выпила воды, и ее вырвало, а потом она побежала в ванную и там умерла, – ровным тоном, словно урок, выученный накануне в школе, пробубнила Кристэл.

– О, я… мне очень жаль, – сказала официантка и снова посмотрела на Кэла. – Соболезную. Это была ваша жена?

– Нет.

Официантка перевела взгляд на Кристэл. Видимо, дивилась тому, что девочка не слишком огорчена.

– Так можно мне чаю? – осведомился Кэл.

Официантка исчезла. Кристэл снова принялась рисовать, а Кэл открыл список контактов в телефоне Люси Брайтон.

– Как зовут твоего папу? – спросил он девочку.

Не поднимая на него глаз, она буркнула:

– Джеральд.

– Не Джерри?

Она отрицательно покачала головой. Кэл довольно быстро нашел Джеральда Брайтона под буквой «Б».

– Посидишь здесь без меня пару минут? Я хочу поговорить с твоим папой.

– Ладно.

Он вышел из кафе на улицу и встал так, чтобы видеть Кристэл через стекло. Затем по имейлу перевел номер Джеральда Брайтона с мобильника Люси на свой, вывел его на экран и набрал.

После пятого гудка включился автоответчик:

– Да, привет, вы позвонили Джеральду Брайтону. Оставьте имя и свой номер, и тогда, может быть, просто быть может, и если вам повезет, то я вам перезвоню!

Пауза. Кэл произнес:

– Мистер Брайтон, вам звонит Кэл Уивер из Промис-Фоллз, штат Нью-Йорк. Мне необходимо переговорить с вами о вашей жене Люси и дочери Кристэл. Это срочно.

Он продиктовал свой номер, отключился и вернулся в кафе.

Кристэл сказала:

– Не ответил, верно?

– Да, – Кэл уселся за столик.

– Он обычно не отвечает на звонки.

– И что же делала твоя мама, когда ей было нужно срочно связаться с ним?

– Она всегда оставляет… всегда оставляла ему сообщение, ну и он перезванивал позже. Если был в настроении.

Вернулась официантка, принесла бумажный стаканчик с подогретой бутилированной водой и пакетик чая.

– Французские тосты уже почти готовы, дорогая, – сказала она девочке.

Кэл окунул пакетик в воду и поболтал им.

– Поговори со мной, – попросил он Кристэл.

Она подняла на него глаза.

– О чем?

– Просто интересно узнать тебя поближе. Хотя, наверное, я задал дурацкий вопрос.

– Я чувствую кое-какие вещи, – произнесла она. – Но не знаю, как их выразить.

– Очень тебя понимаю.

Она развернула доску так, чтобы он мог видеть лист бумаги с рисунком. Облака на небе стали еще темнее, словно отяжелели от дождя.

– Того и гляди лопнут, – заметила Кристэл.

На сердце у Кэла стало тяжело, точно к нему привязали якорь весом в пятьдесят фунтов.

– Так и есть.

Официантка принесла тосты, поставила тарелку перед девочкой.

– Если еще чего захочешь, дай знать, – сказала она.

За все остальное время за завтраком Кэл и Кристэл не произнесли больше ни слова.

– А чей это дом? – спросила Кристэл, когда Кэл остановил машину.

– Тут живут моя сестра с мужем, – сообщил он. – Ее зовут Селеста, а его – Дуэйн. Она очень и очень хорошая.

– Ну а Дуэйн?

– Он тоже ничего.

Кристэл, услышав эту характеристику, насторожилась:

– Он что, недоумок?

Кэл впервые за весь этот день рассмеялся:

– Ну, есть немножко. Но в последнее время ему приходилось тяжко. У него компания по мощению дорог и тротуаров, он много сделал для этого города, но сейчас власти сильно урезали расходы, и работы стало мало.

– О…

– Но это строго между нами.

– А ты тоже здесь живешь, ну после пожара?

– Нет. – Кристэл посмотрела на дом, потом на него, потом снова на дом.

– Ну, что стоишь, пошли, – позвал Кэл. – Хватай свой рюкзак, и идем, я тебя познакомлю.

Они вместе подошли к двери. Через секунду появилась Селеста.

– Кто это тут у нас такой? – поинтересовалась она и наклонилась к нежданной гостье.

– Это Кристэл, – представил девочку Кэл.

– Как поживаешь, Кристэл? – поинтересовалась Селеста, протягивая ей руку.

– У меня мама умерла, – ответила Кристэл.

– Может, пройдем в дом? – произнес Кэл, выручая сестру – та просто не могла найти слов, чтобы ответить девочке.

– Да, да, конечно, заходите, – пробормотала Селеста. – Скажи, Кристэл, может, хочешь съесть или выпить чего-нибудь?

– Только что ела французские тосты с сиропом. И пила молоко, – сообщила Кристэл.

– Тогда почему бы тебе не посмотреть телевизор или порисовать, а я пока поговорю с Селестой? – предложил Кэл. Кристэл вошла в гостиную, взяла пульт дистанционного управления и плюхнулась на диван, а Кэл с Селестой двинулись на кухню.

Там Кэл вкратце поведал сестре о том, что произошло.

– О господи, ужас какой! – воскликнула Селеста.

– А от ее отца до сих пор ни слова. И даже если он перезвонит, на то, чтобы добраться сюда из Сан-Франциско, у него уйдет день или даже два.

– Так чем я могу тебе помочь?

– Поселить ее у себя в гостиничном номере я не могу. Это может быть неверно истолковано. Посторонний мужчина, не ее отец…

– Она может остаться у нас, – без колебаний предложила Селеста.

– А Дуэйн, он будет не против?

Селеста вздохнула:

– Да его почти все теперь раздражает.

– Где он сейчас?

– В гараже, бог знает чем там занимается. – Глаза у Селесты увлажнились.

– Да что происходит?

– Все примерно… то же самое. Все больше беспокоится о том, что может потерять работу, ну и замыкается в себе. Выходит куда-то, ничего мне не сказав, и пропадает неизвестно где целыми часами. А когда возвращается и я спрашиваю его, где был, отвечает только одно: «Выходил». Прямо не знаю, что с ним делать. Пытаюсь поднять ему настроение, говорю, что все наладится, утрясется, – ничего не помогает. И, боже мой, после всего, что случилось сегодня, прямо не знаю, какая судьба ждет этот несчастный город.

– Я тоже, – заметил Кэл.

– По радио говорят, что погибло больше ста человек. И это только предварительные данные. Ну и есть сотни людей, которые заболели или тоже умерли. И о которых пока ничего не известно.

К примеру, о Люси, подумал Кэл.

– Как же город справится со всем этим? – спросила Селеста.

– Я не могу отвечать за весь город, – сказал Кэл. – В данный момент меня беспокоит только Кристэл.

– Она выглядит… ты уж прости, но она кажется несколько странноватой. И вовсе не потому, что у нее умерла мама. Тут что-то другое…

– Да, знаю. Просто постарайся проявить терпение.

– Конечно. И все же не мешало бы знать…

Тут дверь из кухни на задний двор распахнулась и вошел Дуэйн.

– Кэл, – сказал он, – привет.

– Привет, Дуэйн.

– Спасибо, что предупредил о плохой воде, но мы к тому времени уже знали.

– Дуэйн всегда все узнает раньше всех, – заметила Селеста.

Дуэйн быстро прошел по кухне:

– Встал и вышел прогуляться, когда Селеста еще спала. Ну и встретил на улице одного человечка, он-то и рассказал мне, что происходит. Тогда я вернулся, предупредил Селесту, чтобы знала. Она еще не вставала с постели.

– Повезло, – заметил Кэл.

Дуэйн кивнул:

– Да уж. – Тут он услышал, что телевизор работает, и заглянул в гостиную. – Кто это? Что за девочка?

Селеста рассказала ему.

– Так она будет жить у нас, так, что ли? – осведомился Дуэйн.

– Надеюсь, что совсем недолго, – ответил Кэл. – Я пытаюсь связаться с ее отцом. Как только он приедет…

Дуэйн покачал головой. Было видно, что ему совсем не нравится эта затея, однако он заметил лишь:

– Как знать. А пока что она здесь.

Кэл прошел в гостиную. Изо всех передач на телевидении Кристэл предпочитала прогноз погоды.

– Почему ты это смотришь? – спросил Кэл.

– Мне нравится погода, – ответила она.

И тут Кэл сообщил ей, что ей придется пожить с Селестой и Дуэйном, пока в Промис-Фоллз не приедет ее папа.

Кристэл спросила:

– Вместе с тобой?

– Нет, – ответил Кэл. – Я останусь в гостинице.

И тут же заметил, как личико Кристэл омрачилось.

– Нет, – сказала она. – Без тебя я здесь не останусь.

– Но Селеста и Дуэйн очень славные, добрые люди. Тебе будет…

– Нет!

Кэл никогда прежде не слышал, чтобы эта девочка повышала голос. Вообще не видел, чтобы она как-то отчетливо и сильно проявляла свои эмоции.

Она сидела на диване, неестественно выпрямив спину, судорожно вцепившись пальцами в доску для рисования, и кричала во весь голос:

– Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!

В комнату ворвались Селеста с Дуэйном.

– Какого черта? – спросил Дуэйн.

Кэл присел рядом с Кристэл, обнял ее за плечи, привлек к себе.

– Ладно, – тихо сказал он. – Хорошо.

Девочка тут же перестала вопить, и Кэл взглянул на сестру.

– Конечно, пусть остается, – закивала та с широкой улыбкой на лице. – Места у нас полно! Так что и Кэл тоже может остаться.

– Посплю на диване, – сказал он. – Мне будет здесь очень удобно.

Дуэйн развернулся и отправился на кухню, через несколько секунд они услышали хлопок – это он открыл банку пива. Потом хлопнула входная дверь. Он снова вышел на улицу.

Хилари и Джош Лейдекер были среди людей, толпившихся в приемной неотложной помощи при городской больнице Промис-Фоллз и прилегающих к ней помещениях. Врачи осматривали их дочь Кассандру, симптомы у нее были такие же, как и у других больных.

Супруги Лейдекер даже сходили в часовню при больнице и тихо помолились за здоровье своей дочери.

И не только за нее. Они помолились и о пропавшем сыне Джордже.

Они возвращались из часовни в больницу, как вдруг Хилари заметила в толпе знакомое лицо. То был детектив, приходивший к ним домой после того, как они сообщили об исчезновении Джорджа.

– Детектив! – окликнула его Хилари. – Детектив Карлсон! – И она бросилась к нему. Муж еле поспевал за нею.

Ангус Карлсон говорил с одним из врачей, как вдруг услышал, что кто-то окликает его по имени. Он обернулся, увидел чету Лейдекер, извинился и сказал врачу:

– Спасибо, поговорю с вами чуть позже.

Он выждал, когда Лейдекеры подойдут к нему, затем поздоровался с ними:

– Приветствую. Почему вы здесь? У вас кто-то заболел? Это Джордж, да? Джордж вернулся?

– Касси, – ответила запыхавшаяся Хилари.

– Ваша дочь, – вспомнил девочку Карлсон.

– Да. Ей очень плохо.

– Сожалею. Эта ужасная болезнь затронула столько людей.

– Есть какие-нибудь новости о Джордже? – спросил Джош Лейдекер.

Карлсон плотно сжал губы, прежде чем ответить:

– Боюсь, что нет. Во всяком случае, мне пока ничего не известно.

– Касси рассказала нам о том, что вытворял Джордж, – произнес отец.

Карлсон ждал продолжения.

– Вы хотите сказать…

– Он вламывался в чужие гаражи, – перебила его Хилари. – Она говорит, он все время этим занимался. Ну и крал там разные вещи. Просто не верится, что мой сын способен на такое. Скажите, это правда?

– Ну, если верить вашей дочери, то да. Я попросил уведомить меня обо всех случаях взлома и вторжения в гаражи, там видно будет, возможно, это как-то связано с исчезновением вашего сына. Но за последнюю неделю подобных случаев не наблюдалось. По крайней мере, никто не обращался в полицию Промис-Фоллз по этому поводу.

– А что еще вы предприняли для его поисков? – спросила женщина.

– Ну, сейчас, сами видите… – развел руками Карлсон.

– Но до того, как все это случилось, – сказал Джош. – Что вы сделали?

– Мы разослали его описания во все подразделения, я говорил с друзьями Джорджа, я проверял звонки на его сотовый и…

– А вы вообще его искали? – поинтересовалась Хилари. – Ходили от одного дома к другому? Вы обыскали – ну, я не знаю – все подвалы в окрестностях и… и заброшенные здания, все места, куда он мог провалиться по неосторожности и пораниться, или…

Карлсон утешительным жестом положил руку женщине на плечо:

– Мы не имеем права обыскивать чужие дома, не имея на то веской причины. Мы делаем все возможное, поверьте мне.

– За что нам все это? – воскликнула она. – Один ребенок пропал, другой болен! Что мы такого сделали? За что бог так наказывает нас?

– Боюсь, этот вопрос вне моей компетенции, – ответил Карлсон. – Но если услышу что о вашем сыне, обещаю, тотчас свяжусь с вами. Надеюсь, с вашей дочуркой все будет хорошо.

И он вышел из здания больницы, чтобы можно было воспользоваться мобильником. С тех пор как они расстались с Даквортом, ему удалось кое-что узнать, и он решил, что теперь самое время поделиться новостями. Карлсон набрал его номер.

– Дакворт.

– Это Карлсон, сэр.

– Где ты пропадаешь? Тут Финдерман тебя просто обыскалась.

– А что такое?

– Хотела послать тебя в колледж Теккерея. Но вместо тебя пришлось ехать мне. Никак не могли тебе дозвониться.

– Ты же знаешь, в приемном отделении «скорой» связь не работает. А что там случилось в Теккерее?

– Убийство.

– Что? Кого убили?

– Студентку по имени Лорейн Пламмер. Она была одной из тех…

– Да, помню, я ее допрашивал, – перебил его Карлсон. – И что же там произошло?

– Об этом после. Зачем звонишь?

– Я все еще в больнице. Обстановка примерно та же. У всех одни и те же симптомы. Но людей стало приходить поменьше. Наверное, подействовали предупреждения. Этой эпидемией уже занимаются специалисты – и местные, и те, что приехали из центра. Берут пробы, пытаются выявить E.coli, возможно, какие-то другие бактерии, что попадают в водопровод из сточных вод или отходов фермерского производства. Но пока вроде бы не готовы сказать, чем вызвано это массовое отравление. И на анализы воды потребуется несколько часов, чтобы определить, что с ней не так.

– Но хоть какие-то предположения у них есть? – спросил Дакворт.

– Пока еще не решили. Говорят, что симптомы не совсем соответствуют тем, что наблюдаются при попадании E.coli. И не знают, что делать с прежними своими рекомендациями о кипячении водопроводной воды. Прежде были уверены, что если прокипятить воду с E.coli, это убьет все бактерии и вода станет безопасной для здоровья. Но большинство наших людей кипятили воду и все равно заболели.

– Этот ночной сменщик на водоочистительной станции… вот дерьмо!

– Что?

– Как это я раньше об этом не подумал? – воскликнул Дакворт. – Может, он тоже заболел.

– Повтори. Не понял?

– Попробуй выяснить в приемном отделении, не поступал ли к ним пациент по имени Тейт Уайтхед.

– Хорошо, сейчас вернусь. И перезвоню.

Карлсон снова вошел в приемное отделение. Один из парамедиков сказал ему, что списки пациентов находятся у дежурной сестры – она ведет записи и вводит данные в компьютер. Карлсон увидел медсестру, сидевшую за столиком. Лет двадцати с небольшим, светлокожая, черные волосы собраны в конский хвост.

Карлсон назвал ей фамилию.

– Уайтхед, – повторила она. – Уайтхед… – просмотрела список, покачала головой. – Нет, такой здесь не значится. Может, сидит где-нибудь в сторонке и еще не зарегистрировался.

– Спасибо, – поблагодарил Карлсон.

И уже собрался было отойти от столика. Но тут молодая женщина подняла голову и посмотрела на него – в глазах ее читался страх.

– Восемьдесят два… – пробормотала она.

– Простите, не понял?

– Умерли уже восемьдесят два человека. И это число только растет. И я… я чувствую…

– Вы напуганы, – предположил он, и она кивнула. – Как ваше имя?

– Соня.

– Соня? А дальше?

– Соня Роупер.

– Все напуганы, Соня. И я тоже. Мы боимся за себя, за своих любимых и близких. – Посреди всего этого хаоса Карлсон вдруг улыбнулся. – А дети у вас есть?

– Нет, – ответила она. – Но надеюсь, скоро будут. У меня есть парень – Стэн, и мы с ним собирались пожениться осенью. И мне очень хочется детей. Ему повезло, его миновал весь этот кошмар. Он работает пилотом в компании «Дельта» и раньше понедельника не вернется.

– Но когда вы видите, что здесь творится, это не заставляет вас передумать? Вам не кажется, что наш мир – слишком опасное и непредсказуемое место?

Соня снова опустила взгляд и задумалась.

– Не знаю. Впрочем, нет, не думаю.

– Соня? – крикнул кто-то. – Иди сюда! Ты нам нужна!

– Надо идти, – сказала она и выпорхнула из-за столика.

Карлсон вышел на середину приемного отделения и громко прокричал, стараясь перекрыть шум голосов:

– Есть здесь Тейт Уайтхед? Отзовитесь!

Шум стих на несколько секунд, люди переглядывались и посматривали по сторонам – не откликнется ли кто на этот призыв.

Какой-то мужчина поднял слабую руку.

– Мистер Уайтхед? – спросил его Карлсон.

– Нет. Но я его знаю, и его здесь нет. Что-то не видно было.

Карлсон вышел на улицу – позвонить Дакворту и сообщить ему эту новость.

Конвой из десяти фургонов, развозящих бутилированную воду Финли, выстроился у обочины дороги, проходившей через парк и тянувшейся вдоль знаменитых водопадов Промис-Фоллз. Парк располагался в центре города. Рэндел Финли ехал позади в своем «Линкольне» – решил дать время подчиненным немного освоиться на месте, прежде чем появиться самому.

Рядом с ним сидел Дэвид Харвуд и всю дорогу названивал по телефону, связывался с теми средствами массовой информации, которые несколько дней тому назад объявили о вступлении Финли в предвыборную борьбу за пост мэра города. И сообщал им, что Финли сделает важное заявление на том же самом месте, здесь, в парке. Пусть даже в прошлый раз встреча с избирателями прошла не так гладко, как надеялся Финли, – вездесущие репортеры раскопали стародавнюю историю о его связи с малолетней проституткой, которая впоследствии умерла, – ему нравилось использовать для подобных мероприятий именно парк. Он расположен в центре, народу тут бывает много, а водопады образуют весьма эффектный задний план для съемок.

Дэвид все еще висел на телефоне, вот только на этот раз набрал номер вовсе не одной из новостных организаций.

– Сэм, – заговорил он, понизив голос, – пожалуйста, прошу тебя, перезвони. Я заходил к тебе домой, предупредить обо всей этой истории с водой. Куда ты исчезла? Как могла уехать, не сказав мне ни слова? Пожалуйста, ради бога, свяжись со мной. Я люблю тебя. Я…

– Мы на месте, Дэвид, – сообщил ему Финли.

– Послушай, мне надо бежать, – сказал Дэвид. – Попробую перезвонить тебе позже. – И он сунул мобильник в карман пиджака.

– Что, черт возьми, это все означает?

– Ничего, – ответил Дэвид.

– Перестань. Если у тебя проблема, можешь смело поделиться со стариной Рэнди.

Дэвид покосился на него.

– Знаешь, ты не их тех, с кем мне хотелось бы обсуждать личные проблемы.

Финли пожал плечами:

– Ну, как хочешь. Но я всегда готов подставить плечо, имей это в виду.

Дэвид приоткрыл дверцу, «Линкольн» остановился.

– Первым делом надо заняться всеми этими фургонами с плакатами, – сказал Финли. Перед выездом с предприятия он заставил изготовить постеры с надписью крупными буквами: «БУТИЛИРОВАННАЯ ВОДА – БЕСПЛАТНО!», которые следовало расклеить на бортах фургонов. – И убедиться, что они не закрывают логотип производителя. – Он имел в виду логотипы завода по производству родниковой воды Финли, что уже красовались на бортах фургонов.

– Сделаем, – отозвался Дэвид и захлопнул дверцу.

– В наши дни не так-то просто найти хорошего помощника, – пробормотал Финли.

Он выбрался из «Линкольна» и затрусил по дороге мимо выстроившихся в линию фургонов. Они припарковались неплотно, между ними вполне мог разместиться легковой автомобиль – с тем, чтобы можно было открыть задние двери и производить выгрузку упаковок с водой.

Проходя мимо третьего фургона, он увидел Тревора – тот открывал задние дверцы.

– Пока еще рано, – сказал ему Финли.

– Но я хотел просто…

– Рано, кому говорят! – рявкнул Финли.

Съемочные группы с новостных каналов еще не прибыли. Интересно, сколько смертей и всяких других ужасов наснимают они в больнице? Ведь параллельно его выступлению в городе разворачивается еще одна важная история.

– Дэвид!

Харвуд помогал разместить плакат на одном из фургонов и отвечал на вопросы водителей проезжающих мимо машин, которые, сбросив скорость и опустив боковые стекла, спрашивали, действительно ли тут будут бесплатно раздавать воду. Он бросил свое занятие и подбежал к Финли.

– Когда наконец появится пресса? – спросил тот.

– Как только появится, сразу увидим, – ответил Дэвид.

– Вон! – воскликнул Финли и указал пальцем. – Смотри!

По улице продвигался фирменный фургон с логотипом Эн-би-си[11] на борту.

– Что ж прекрасно, очень даже хорошо, – обрадовался Финли. – Считай, что национальное освещение у нас уже есть.

Но фургон телевизионщиков хода не замедлил, проехал мимо каравана их машин.

– Какого хрена? – обратился Финли к Дэвиду. – А ну, беги за ним! Догоняй!

– Они едут в больницу, – сказал Дэвид. – Разве не слышал, что я говорил тебе все это время?

Но Финли проигнорировал его вопрос. Снова возле них остановилась какая-то машина, женщина под восемьдесят, сидевшая за рулем, начала медленно из нее выбираться.

– У вас есть питьевая вода? – спросила она.

– Да, верно, – ответил Дэвид.

– О, пожалуйста, нельзя ли мне получить хотя бы немного?

– Рано! – прошептал Финли. – Из прессы еще никого!

Дэвид достал из кармана мобильник.

– Давай, действуй. Достань упаковку из фургона и отдай ей. А я пока поснимаю.

Финли задумчиво кивнул:

– Ладно, придется сделать исключение. Но твитни все или отправь на «Фейсбук» сразу же, как только снимешь. – Он изобразил приветливую улыбку и подошел к женщине. – Водичка для вас у нас найдется, – сказал он, открывая заднюю дверцу ближайшего к нему фургона.

– Чудесно, – обрадовалась женщина.

– Ох, ты, какая тяжелая, – пробормотал он. Взял одну упаковку и потащил ее к машине. – Есть кому помочь, когда доберетесь до дома?

– А я перенесу все по одной-две бутылке, – отозвалась она.

Дэвид поднес смартфон к глазам, сделал несколько снимков.

– Знакомое у вас лицо, – заметила пожилая женщина.

– Я Рэндел Финли.

– О, это вы, – протянула она. – Как же, помню вас, помню.

– Может, откроете заднюю дверь и я положу упаковку туда, на сиденье?

– Вы были нашим мэром, – сказала она.

– И надеюсь снова им стать, – сказал Финли. – Но вовсе не из-за этого затеял сегодня бесплатную раздачу воды. Просто хочется помочь таким людям, как вы.

– Все еще балуетесь с проститутками? – поинтересовалась она.

– Вот так, дело сделано! – сказал он, разместив упаковку на заднем сиденье. И распахнул перед старушкой переднюю дверцу.

Садясь за руль, женщина заметила:

– Уверена, это были именно вы.

– Думаю, вы спутали меня с кем-то другим, – возразил Финли он. – Наверняка с бывшим генеральным прокурором. Вот был скандал так скандал!

– О да, – отозвалась она. – Наверное, вы правы.

Финли захлопнул дверцу и помахал ей рукой. А затем, качая головой, обернулся к Дэвиду:

– Если так легко было обмануть эту старую глупую крысу, она не должна сидеть за рулем. Только не говори мне, что этот вопрос записан на видео.

– Я всегда могу поменять звуковой фон, заглушить его музыкой, тут много разных способов.

– Людей надо отучать от этого дерьма, – заметил Финли. – Ну вот, пожалуйста, наконец-то!

На улице показался еще один телевизионный фургон, но на этот раз он ехал от местной станции Олбани и не промчался мимо, в отличие от машины Эн-би-си. Остановился.

– За дело! – тут же воскликнул Финли. – Открывайте задние двери! Шевелитесь! Ну, давайте же, давайте, поживее!

Тут же все задние дверцы фургонов широко распахнулись. Прямо на тротуар и на столики для пикников в парке стали выкладывать упаковки с водой. Вскоре вся дорога оказалась уставлена автомобилями. Из них вылезали люди, брали упаковки с водой.

– Пока по одной упаковке на семью! – кричал Финли и забрасывал их в багажники.

Вскоре в лицо Финли совали около дюжины микрофонов.

– Почему вы это делаете? – спросил один из репортеров.

– Почему? – повторил за ним Финли. – Думаю, этот вопрос вы с полным правом могли бы задать мне, если бы сейчас меня здесь не было. Мне выпала уникальная возможность помочь жителям Промис-Фоллз в столь трудный для них час.

– И во что вам обошлась эта акция?

Финли пожал плечами:

– Понятия не имею. Наверное, в тысячи долларов. Но лично мне по фигу! – Он усмехнулся. – Могу я так выражаться на ТВ?

– Вроде бы вы совсем недавно объявили о своем намерении баллотироваться на пост мэра?

Финли покачал головой, словно отмахиваясь от этого вопроса:

– Может, оно и так, но это не имеет отношения к тому, чем я занимаюсь сегодня. Сегодняшний день не подходит для политиканства. В этот день надо помогать людям, все должны скинуться, внести свою лепту. Тогда завтра настанет день излечения.

Он взглянул на выстроившихся перед ним репортеров, ища глазами Дэвида. Сейчас не стоит подавать ему никаких сигналов, показывать поднятый вверх большой палец в знак того, что сработал он на славу.

Ах, вон где он. Пристроился на краешке столика для пикника и снова говорит по мобильнику.

Позже, когда репортеры уехали, а большая часть воды была роздана, Финли подошел к Дэвиду.

– Я бы назвал это успехом с большой буквы, – сказал он.

– То, что получилось помочь людям с питьевой водой?

Финли улыбнулся.

– Ну, и это тоже, – он похлопал Дэвида по спине. – Давай подкину тебя до завода, чтобы ты смог забрать свою машину? А сам хочу немного отдохнуть и расслабиться. Перегруппироваться, собраться с новыми силами. Поговорим сегодня же, только позже. Выработаем дальнейшую стратегию.

– Конечно.

– Есть у меня на уме один любопытный план. Да, кстати, ты дозвонился этому персонажу по имени Сэм?

– Нет, – ответил Дэвид.

– Это мужчина или женщина?

– Женщина.

Финли кивнул, явно довольный ответом:

– Слава тебе господи. Нет, не думай, я ничего не имею против всяких там «голубых». Честное слово. Просто хочу быть уверен, что ни один из этих типчиков не разрушит мою кампанию.

– Как это тебе удалось? – спросил Дэвид.

– Что удалось?

– Так быстро повысить производство продукции? Ведь всего несколько часов прошло с тех пор, как люди начали приходить в больницу. Несколько часов после того, как разразилась эпидемия. Ведь обычно нужно гораздо больше времени, чтобы предприятие заработало на полную мощность, разве нет? И потом, тебе пришлось созвать всех своих работников. Просто не понимаю, как можно так много сделать за столь короткий отрезок времени.

Финли посмотрел на водопады, словно вбирая в себя всю их природную красоту и мощь.

– Вода уже была разлита по бутылкам, – сообщил он. – Оставалось лишь упаковать и загрузить бутылки в фургоны. На протяжении последней недели завод работал на полную мощность.

– Но зачем? – спросил его Дэвид.

– Неужели не понимаешь? Лето на носу, а летом на воду всегда повышенный спрос. А у работников начинаются отпуска. Просто позаботился обо всем заранее, вот и весь секрет. Кто бы мог подумать, что бутилированная вода вдруг придется как нельзя кстати?

Я позвонил своей приятельнице, Ванде Террёль, коронеру Промис-Фоллз, но она не отвечала. Тела умерших уже, наверное, заносят и складывают в морге, как дрова перед зимой. Я оставил ей сообщение. Сказал, что мне нужно переговорить с ней по очень важному вопросу, но не слишком надеялся, что она скоро перезвонит.

Придется проводить расследование по делу об убийстве самому, безо всякой помощи, и не оплошать.

Стараясь не наступать в лужу свернувшейся крови, я внимательно осмотрел комнату убитой. Никаких признаков борьбы на первый взгляд не наблюдалось. Стул перед компьютерным столиком не перевернут. Бумаги и книги не разбросаны. На стене висят два плаката – на одном реклама фильма «Девушка с татуировкой дракона», голливудская версия с Дэниелом Крейгом в главной роли. На втором – изображение Махатмы Ганди, ниже изящным шрифтом набрана одна из его цитат: «Будь той переменой, которую хочешь видеть в этом мире». И они не сдвинуты с места, висят ровненько. Так бывает только в том случае, если человека не толкали и он не ударялся о стену.

На двери никаких следов взлома. Ни осколков дерева, ни видимых глазу царапин. Глазка в двери нет, а стало быть, Лорейн никак не могла видеть, кто к ней стучится.

И, разумеется, в дверь Лорейн никто не стучал. Должно быть, она сама привела убийцу к себе в комнату. Может, своего дружка. Парня, с которым встречалась. Как бы там ни было, но отсутствие беспорядка в комнате позволяло предположить, что Лорейн была знакома со своим убийцей.

Ну, во всяком случае, достаточно хорошо знакома, чтобы впустить к себе в комнату.

Меня не отпускало пугающее предчувствие, что человек, убивший Оливию Фишер и Розмари Гейнор, нанес новый удар.

Ладно, теперь что касается Билла Гейнора. И Клайва Данкомба – тоже.

Я рассматривал этих двоих в качестве возможных подозреваемых. И пока что мне не удалось выявить связи между покойным шефом безопасности и Розмари Гейнор. Но у Данкомба был мотив прикончить Оливию Фишер.

С другой стороны, Гейнор был связан с обеими жертвами. На одной женат, и тут, несомненно, просматривается мотив. Жизнь Розмари была застрахована на крупную сумму, а у мужа были долги. Его алиби – предполагалось, что в день и час убийства он находился в Бостоне, – не являлось стопроцентно надежным. Мало того, он общался с семейством Фишер, был их страховым агентом, и потому прекрасно знал Оливию.

Но Билл Гейнор волшебником не был.

А потому никак не мог ускользнуть из тюрьмы и убить Лорейн.

Осмотрев комнату, я сфокусировал все свое внимание на самой Лорейн. Ванда могла бы определить с высокой степенью достоверности, имело ли тут место сексуальное домогательство. Но, на мой взгляд, ничего подобного тут не наблюдалось. Одежда не тронута. Никто не задирал ей майку и не стаскивал трусы.

Так что это совсем не похоже на так называемое преступление на сексуальной почве. Скорее оно носило ритуальный характер, особенно с учетом того, что Лорейн была уже третьей известной мне жертвой в Промис-Фоллз, погибшей при схожих обстоятельствах.

И тут я обратил внимание на постель.

Покрывала смяты, но не сброшены. Прямо поверх покрывал лежит открытый ноутбук, монитор черный. Судя по всему, Лорейн была мертва вот уже несколько дней, поэтому вполне возможно, что ноутбук разрядился. Интересно знать, над чем она работала. Может, сидела на постели, работала на компьютере, и в этот момент кто-то постучал к ней в дверь?

В складках покрывала виднелся какой-то предмет. Что-то блестящее.

Я аккуратно обошел лежащее на полу тело и приблизился к изножию кровати. И потянул на себя одеяло, тут-то и открылся невидимый прежде глазу предмет.

Мобильник.

Я бережно взял его за края – ведь на экране и обратной стороне могли сохраниться отпечатки пальцев, причем не только Лорейн. Потом отнес его к столу, уселся и надавил ногтем указательного пальца на кнопку.

Ничего не произошло. Мобильник не реагировал. Очевидно, и у него закончилась зарядка.

В нескольких дюймах от стола была розетка, в нее вставлен провод зарядного устройства. И вот опять, очень осторожно, чтобы не оставить своих отпечатков на телефоне, я вставил зарядник в основание мобильника и стал ждать, когда оживет экран.

Пожалуйста, пожалуйста, ради всего святого, молился я про себя, сделай так, чтобы это устройство не было защищено паролем. Несмотря на рекомендации производителей о том, что каждое мобильное устройство должно быть защищено четырехзначным кодовым словом, большинство людей на эту тему не заморачивались. А для доступа в некоторые мобильники требовались отпечатки пальцев владельца.

Я покосился на тело Лорейн, заранее содрогаясь при мысли о том, что мне придется прикладывать ее мертвый палец к телефону.

Но мне повезло.

Экран с мобильными сервисами и приложениями засветился и ожил. Первое, что бросилась в глаза, – у Лорейн было несколько пропущенных вызовов и сообщений. С учетом того, что поведала мне Джойс Пилгрим, они поступили от взволнованных родителей девушки.

Здесь же имелось и текстовое сообщение. Я влез в него и наткнулся на оживленную переписку с неким персонажем по имени Клео.

В ее последнем послании к Лорейн Пламмер значилась всего одна буква: «К».

Чуть позже я догадался, что это, по всей видимости, означало просто «о’кей». Куда проще и быстрее напечатать одну букву вместо четырех.

Клео и Лорейн постоянно обменивались информацией.

Клео: Слыхала о Бмор?

Лорейн: Что?

Клео: Он арестован. Сбил кого-то на своей тачке.

Лорейн: Ни хрена себе!

Клео: Да

Лорейн: Неудобно спрашивать, но как там эссе?

Клео: Да помню я

Лорейн: Кто-то пришел

Говорила Лорейн. Кто-то к ней пришел. Была ли открыта дверь? Стучали ли в нее? Телефон с записью звука мог бы поведать мне больше. Но и того, что я узнал, пока вполне достаточно. Лорейн отправила эту эсэмэску в 12.21, 21 мая.

А в 12.22 дня от Клео поступил текст, состоящий из всего одной буквы – «К».

После этого ни Клео, ни кто-либо другой Лорейн ничего не писали.

Итак, мне нужно было узнать, кто же приходил к Лорейн в 12.21. Необходимо было выяснить также, кто такой или кто такая Клео. Я открыл папку с контактами и начал искать персонажа по имени Клео.

И нашел. Клео Гоуф. Вбил этот номер в свой мобильник, прижал его к уху, набрал номер и вышел в коридор.

Ответили после четвертого гудка.

– Алло?

– Это Клео Гоуф?

– А это кто?

– Я детектив Барри Дакворт из полиции Промис-Фоллз.

– Что? Кто?

Я повторно представился девушке.

– О’кей, – произнесла она примерно таким же тоном, каким говорят: «Лично мне все равно».

– Мне необходимо переговорить с вами, мисс Гоуф. – Я произнес эту фамилию, как «Гофф». – Я правильно назвал вашу фамилию?

– Да, – осторожно ответила она.

– Вы находитесь в кампусе Теккерея?

– Ну, не совсем. А откуда вы знаете, что я учусь в Теккерее?

– Насколько я понимаю, вы одна из студенток этого колледжа. И посещаете класс профессора Блэкмора?

– А, так вот вы о чем! О том, что этот парень совершил наезд на своей машине? Так вот, я ничего об этом не знаю и знать не желаю. Да и вообще, что я могу об этом знать?

– Где вы находитесь в данный момент, мисс Гоуф?

Она помедлила с ответом.

– Я в кампусе не живу. Думаю, можем встретиться минут через десять или около того. В «Данкинс»[12], это примерно в полуквартале от колледжа.

Не самое лучшее место на свете, чтобы встречаться там с Клео, да и вообще с кем-либо еще, особенно по таким вопросам. К тому же в последнее время я прекрасно обходился без пончиков.

– Ладно, – сказал я. – Только уточните адрес.

Она уточнила.

– Вы сразу меня узнаете, – заверил я. – Я парень, похожий на обычного посетителя.

Джойс Пилгрим поджидала меня у входа в здание. Выйдя, я спросил у нее о системе наружного наблюдения через установленные в Теккерее камеры.

– Камеры у нас есть, хотя и не везде, – ответила она. Теперь она выглядела более собранной и спокойной, чем когда я увидел ее в первый раз.

– Ну а что здесь?

Она указала:

– Одна на улице. Вон там, у спортивного центра. Ну и еще одна наверху, у дорожки в библиотеку.

– Ну а что с этим зданием?

– Здесь ни одной. Ни в холлах, ни в коридорах, ни у входа снаружи.

– Но чтобы добраться сюда, человек должен пройти хотя бы мимо одной из камер.

Джойс медленно кивнула:

– По всей вероятности.

– И как долго хранится видеоизображение на камерах?

– Неделю.

Что ж, по времени все совпадало. И я высказал ей свое предположение, в какое именно время была убита Лорейн Пламмер. И сказал, что надо бы просмотреть записи с камер примерно за час до этого времени и через час после него.

– Посмотрю, что тут можно сделать, – сказала она. – Есть номер, по которому я могу вам дозвониться?

Мы обменялись номерами мобильников.

– Мисс Пилгрим, – сказал я, – целиком и полностью рассчитываю здесь на вас. Не знаю, что вам известно о том, что происходит сегодня в Промис-Фоллз, но положение серьезное, настроения панические. Даже если бы вдруг Путин сбросил сегодня ядерную бомбу на колледж Теккерея, местная общественность узнала бы о том не ранее чем через неделю.

– Поняла вас, детектив, – кивнула она.

– Как самочувствие и настроение, нормально?

Взгляды наши встретились.

– Я просто должна делать свою работу. Как и вы.

Я припарковался перед кафе «Данкинс Дьюнатс», о котором говорила мне Клео Гоуф, и вошел. За столиком у окна сидела молодая женщина и всякий раз поднимала голову, когда в кафе входил новый посетитель. И вот она увидела меня. Я определенно походил на постоянного посетителя.

Было ей лет двадцать с небольшим. Тощая, как палка, на голове пряди крашеных черно-белых волос.

– Вы коп? – осведомилась она.

– Так точно.

– Покажите удостоверение.

– Что ж, очень разумно с вашей стороны. – Я достал жетон, протянул ей и дал достаточно времени, чтобы его рассмотреть.

– Порядок, – сказала она. – А то тут полным-полно разных больных и придурков, сами понимаете. – Однако она по-прежнему сидела в напряженной позе, хотя первую проверку я успешно прошел.

– Что вам заказать? – поинтересовался я.

Она пожала плечами:

– Думаю, черный кофе.

– Ну а поесть? Я угощаю.

Клео покачала головой. Я подошел к прилавку, заказал два кофе.

– Вы разве не слышали? – удивился паренек, стоявший на раздаче.

– А, ну да, – кивнул я.

– Так что я могу предложить вам только напитки в бутылках. Воду, сок, молоко, ну и так далее.

Я подошел к Клео, чем можно заменить кофе.

– Тогда мне апельсиновый сок, – ответила она.

– Два сока, – сказал я пареньку. И оглядел витрину с самой разнообразной выпечкой. Шел уже первый час, и со времени завтрака во рту у меня не было ни крошки. Так что я не видел смысла подвергать себя лишним испытаниям. Ведь это вопрос выживания, ничего больше. И потом, я не собирался заказывать пончики. Здесь и сэндвичи имелись.

– Сэндвич с ветчиной и сыром на булочке, – сказал я. – И вот эту штучку с клубникой и ванилиновой присыпкой. Вернее, две.

Если сегодняшний день и научил меня чему-то, так только одному. А именно: все мы можем умереть в любую минуту. А потому вряд ли стоит отказывать себе в последнем удовольствии.

Паренек выставил все на поднос. Я расплатился, понес его к столику и уселся напротив Клео. Придвинул к ней бутылку с соком, она неободрительно осмотрела все остальное.

– Но это вам ужасно неполезно, – заметила она. – Ну, ладно, сэндвич еще куда ни шло, но все остальное… Не удивительно, что вы…

Тут она умолкла.

– Толстый, что ли? – спросил я.

– Я этого не говорила.

– Да все нормально. – Я улыбнулся и принялся за сэндвич. – Господи, до чего ж я проголодался! Мотался весь день как проклятый. Вы, наверное, слышали об этой истории с водой?

Она закатила глаза.

– Вы это серьезно? О том, что люди кругом болеют и помирают пачками? Ну, ясное дело, слышала.

Я кивнул:

– Хорошо. Я работал как раз над этим делом, и тут меня отвлекли, срочно вызвали в Тэккерей. Так вы в кампусе не живете?

– Нет.

Я выждал, наверное, целую минуту, прежде чем задать следующий вопрос. Прожевал ветчину и сыр, вытер уголок рта салфеткой и спросил:

– У вас есть подруга по имени Лорейн Пламмер?

Клео пожала плечами:

– Ну, я полагаю.

– Полагаете, что она ваша подруга?

– Ходила с ней в одну группу. Вместе не тусили, но вообще да, я ее знаю.

– Настолько хорошо, что завели с ней переписку?

– Ну, в общем, да, – протянула Клео, растягивая каждую букву.

– И когда же вы переписывались с ней в последний раз?

– Точно не помню. Несколько дней назад.

– И речь шла о профессоре Блэкморе? О его лекциях? Вы посещали его занятия?

– Ага, – кивнула она. – Но только сейчас он занятия не ведет. Вроде бы сел в тюрьму.

– И с тех пор вы с Лорейн не общались?

Клео покачала головой. Потом открыла бутылочку с соком, отпила глоток.

– И что с того?

– Просто интересно знать, почему, по какой причине вы с ней с тех пор не общались.

– Почему?

– Да.

– Да потому, что лично мне не было в том необходимости. На следующий день я решила съездить домой на пару дней.

– Где же ваш дом?

– В Сиракузах. Решила, что раз профессора Блэкмора арестовали, ну и все такое, ходить к нему на занятия больше не получится. Я посещаю еще один класс, но подумала: ну его к черту. Вот и уехала. И вернулась вчера вечером.

– Но почему вы вернулись именно сейчас? Выходные, долгий уик-энд. Почему не приехали в понедельник утром?

– С моими мамочкой и папочкой больше двух дней не выдержать. – Клео криво улыбнулась. – И вообще чаще всего я еду домой в расчете, что они подкинут мне деньжат. Они дали мне пять сотен, вот я и вернулась.

Что ж, вполне убедительно. Я хорошо помнил то время, когда Тревор учился в школе. Он бойко списывал у лучших учеников домашние задания, получал высокие оценки, а потом не стеснялся выклянчивать у меня и Морин деньги.

Я почти расправился с сэндвичем. И то и дело косился на два пончика. Искушение нарастало.

– А вы хорошо знали Лорейн?

– У нее что, неприятности?

– Да нет, просто интересуюсь, хорошо ли вы ее знали.

– Ну, не слишком хорошо, как я уже говорила. И вообще, не скажу вам больше ни слова, пока не объясните, что с ней произошло. А могла бы сказать, к примеру, она вовсе не из тех девиц, чтобы баловаться наркотой и всем таким прочим. Так что если вы считаете ее такой, то сильно заблуждаетесь.

Я не мог заставить себя приняться за пончик и одновременно поведать Клео, ее подружке – пусть даже и не такой близкой, как она утверждает, – о том, что Лорейн мертва. И я решительным жестом отодвинул поднос на край стола.

– Пару дней тому назад, вскоре после того, как вы закончили обмен эсэмэсками с Лорейн, – начал я, – к ней в комнату постучали.

– Знаю. Она сказала, что должна идти.

Я кивнул:

– Именно так. У вас есть догадки на тему того, кто бы это мог быть?

– Нет. Ни малейшей. А что случилось? Ведь что-то случилось, верно?

– Да, Клео. Кто-то убил Лорейн Пламмер. И думаю, это был человек, который прервал вашу с ней переписку.

Клео опустила бутылочку с соком на стол.

– Это… Нет, это просто безумие какое-то! – На глазах у нее выступили слезы. – Но откуда вы знаете? Это неправда, неправда!

Я покачал головой:

– Хотелось бы. Но это так.

– Как? Кто?

– Поэтому я и затеял с вами этот разговор. Хочу выяснить, кто.

– О боже, – пробормотала она и потом прикрыла ладонью рот и покосилась в окно, на автостоянку. – Гребаный Теккерей, да будь он трижды проклят!

Я всем телом подался вперед.

– Это вы о чем?

– Да погодите вы! Сначала какой-то псих нападает там на девушек, и его пристреливают. Потом их начальника по безопасности, или как он называется, сбивает на машине этот мой гребаный профессор! Что, черт побери, творится в этом проклятом месте? – Клео яростно замотала головой. – Нет, с меня хватит. Ноги моей больше в этом кампусе не будет! Это не колледж, а черт знает что. Полный отстой! И весь этот долбаный город тоже отстой. Слышали, что случилось на стоянке перед кинотеатром?

– Да, – кивнул я.

– А сегодня вы не можете пить воду из-под крана, иначе просто помрете. И я хочу задать один простой вопрос: что, черт побери, происходит?

– Вы правы, – заметил я, понизив голос и по возможности спокойно. – Вы абсолютно правы. – За последние несколько недель произошло очень много всяких странных вещей. – А она еще, между прочим, ничего не знала о белках, и о манекене на чертовом колесе, и о том проклятом автобусе.

И уж тем более ничего не знала об анонимном звонке на мой мобильник, когда кто-то поздравил меня с тем, что я столь спешно сообразил, что к чему.

– И вот теперь еще эта история с Лорейн, – осторожно добавил я, не желая вдаваться в подробности и пускаться в пространные рассуждения. Но все же не удержался и заметил: – Возможно, это каким-то образом связано с другими событиями, что имеют место.

– Как?

– Пока не знаю. Просто возникло такое предчувствие. Но пока, на данный момент, я хочу, чтобы вы целиком сконцентрировались на Лорейн. Парень у нее был?

Клео попыталась сосредоточиться.

– Э-э… ну не то чтобы я точно знала. Может, и был, но мне неизвестно.

– Ну, подумайте, вспомните, с кем она могла встречаться? Если не в последнее время, то, может, раньше?

– Не помню, просто я…

Тут она вдруг умолкла, словно вспомнила что-то.

– Что? – спросил я.

– Тут накануне, когда мы виделись, она сказала одну странную вещь.

– Что именно?

– Сказала, что познакомилась с одним парнем, что он по-настоящему крутой, вот только переходит все границы.

– Имя его называла?

– Нет.

– Он студент из Теккерея?

– Этого тоже не говорила.

– А что имела в виду, говоря, что этот парень переступает все границы дозволенного? – спросил я.

– Он женат, – ответила Клео. – Этот парень был женат. И она по уши влюбилась в него.

– Когда она вам это сказала? – спросил я.

Девушка пожала плечами:

– Точно не помню. Вроде бы несколько дней назад.

– Сколько именно дней?

Клео покачала головой:

– Понятия не имею. Но вроде бы совсем недавно.

И тут вдруг она схватила сумочку, поднялась из-за стола и сообщила:

– Знаете, мне пора. Я ухожу из этого чертова колледжа и уезжаю из этого города. С меня хватит всего этого дерьма!

– Но я хотел задать вам еще пару вопросов о…

– Нет. Я серьезно. С меня хватит, все! Уезжаю к себе в Сиракузы. Пусть даже это означает, что придется жить со своими чокнутыми родителями.

И с этими словами она быстро вышла из кафе.

Я решил позвонить Джойс Пилгрим.

– До сих пор ни коронер не прибыл, ни кто-либо еще, – пожаловалась она, даже не поздоровавшись.

– Лорейн была влюблена в женатого мужчину, – заявил я.

– У них что, был роман?

– Не знаю, не уверен. Ей он страшно нравился, и в то же время она его побаивалась. Говорила, что этот мужчина способен перейти любые границы. Не знаю, было ли у них что-то или нет.

– Преподавателям и уж тем более профессуре негоже заводить подобные отношения со студентками, – заметила Джойс.

Про себя я подумал: Да, и еще они не должны подсыпать им снотворное ради секса, не должны против их желания вовлекать в сексуальные вечеринки и прочие свои развлечения. Но я уже знал, что именно это и произошло. И из ответов, которые я услышал на допросе профессора Питера Блэкмора, произошло именно с Лорейн Пламмер, пусть даже и уже довольно давно.

Но, может, Лорейн говорила вовсе не о Блэкморе, а о Клайве Данкомбе? Или даже об этом писателе Адаме Чалмерсе? Все трое были женаты, и в момент своей смерти Лорейн даже не подозревала – а сам я уже не мог расспросить ее об этом, не мог объяснить, что она стала жертвой сексуального насилия, – сколь презренными тварями являются эти трое мужчин. Вполне возможно, что она рассказывала своей подружке Клео о том, что влюблена в женатого мужчину, до того, как умерли Чалмерс и Данкомб, и до ареста Блэкмора.

Но вполне возможно, что она говорила и об одном из этих мужчин.

Однако ни один из них не мог убить ее. В ночь убийства был жив один лишь Блэкмор, но он находился за решеткой.

И значит, это ее упоминание о том, что она влюблена в женатого мужчину, является ложной зацепкой и ни к чему не приведет.

И все же…

– Вы меня слушаете? – поинтересовалась Джойс.

– Да-да, – ответил я. – Когда будете расспрашивать людей о Лорейн, непременно поинтересуйтесь, с кем она могла встречаться. С женатым или неженатым мужчиной, студентом или профессором – не важно.

– Кто я, по-вашему? – осведомилась Джойс Пилгрим. – Детектив, что ли?

– Просто спросите, договорились?

– И в коронеры тоже хотите меня записать? Потому что никто еще так и не прибыл осмотреть тело. И я, как дура, все торчу у входа в здание и жду – вдруг кто-то появится. И не могу даже проверить видео с камер наблюдения, просто зря убиваю здесь время.

– Хорошо, я им еще раз позвоню, – пообещал я и поблагодарил ее. И положил телефон на пластиковый поднос рядом с двумя пончиками.

Я так до сих пор и не притронулся к ним. А они дразнили, искушали – ну, съешь меня, хотя бы только попробуй!

Нарочно, чтобы я проявил слабость.

Тут вдруг затрезвонил телефон, который я выпустил из рук всего секунд тридцать тому назад.

Звонил Гарви Оттман с водоочистительной станции.

– Алло? – сказал я.

– Дакворт?

– Я.

– Мы нашли Тейта.

На всем пути к водоочистительной станции Рэндел Финли втолковывал Дэвиду, какие далее следует предпринять шаги, но бывший репортер его не слушал.

Он думал о Саманте Уортингтон.

На самом деле он не переставал думать о Саманте с того момента, когда вломился к ней в дом и обнаружил, что она уехала. Но куда? Почему собрала вещи и с такой поспешностью покинула дом? Почему не позвонила ему, не предупредила, что собирается уехать?

Может, он ошибался, считая, что между ними какие-то особые отношения? Может, неверно все расценил? Может, был полным идиотом, считая, что Сэм испытывает к нему какие-то чувства? Но Дэвид точно знал: его чувства к Саманте – самые искренние. И был уверен в том, что любит эту женщину. Что довольно нелепо, даже смешно, поскольку, когда они встретились впервые, она держала в руке дробовик и целилась прямо ему в голову.

Да, им через многое пришлось пройти.

И отношения становились только хуже, ну а потом все вроде бы стало на свои места. Какое-то время Сэм была уверена в том, что Дэвид ее предал, что он помогает ее бывшим родственникам, Гарнету и Иоланде Уортингтон в намерении отобрать у нее Карла, чтобы он рос и воспитывался в их семье. Сперва Дэвиду казалось все это навязчивой параноидальной идеей, но вскоре он понял, что родители ее бывшего мужа Брэндона – тот отбывал срок в тюрьме за ограбление банка – всерьез намерены отобрать у Сэм Карла. Они даже подсылали какого-то придурка по имени Эд Нобл похитить мальчика из школы.

Дэвид решил эту проблему. Эда Нобла арестовали, были также арестованы и Гарнет с Иоландой – и всю троицу обвинили в попытке киднеппинга. А Эда Нобла – еще и в покушении на убийство. Так что на свободу они выйдут еще не скоро. А бывший муж Сэм Брэндон до сих пор отбывает срок в тюрьме.

Жизнь Сэм постепенно начала входить в нормальное русло. Казалось, она была готова заниматься тем, чем обычно занимаются все остальные люди.

Видеться, встречаться. Выходить куда-то. Развлекаться и получать от этого удовольствие.

Спать в одной постели с любимым мужчиной.

Их отношения еще только начали развиваться, но Дэвид был уверен: между ними уже существует крепкая связь.

Впрочем, он ведь и прежде, бывало, ошибался.

Несколько лет тому назад у него была другая женщина, и Дэвид тоже пришел ей на помощь. Звали ее – так она, во всяком случае, представилась с самого начала – Джэн. Но Джэн оказалась вовсе не той, кем представлялась, и вся эта история закончилась довольно скверно.

После этого Дэвид еще долго никому не доверял. Не только женщинам, которые ему нравились, но вообще всем. Число свиданий за последние лет пять можно было пересчитать по пальцам одной руки. Были две женщины в Бостоне, одна из них являлась его коллегой по работе в «Глоуб». Но с тех пор, как он вернулся в Промис-Фоллз, не было ни одной.

Пока он не увидел ту, которая целилась в него из охотничьего ружья.

«Что это со мной такое?» – не переставал спрашивать себя Дэвид. Почему он так привязался к женщине, проблем у которой было больше, чем у всех героев и героинь телесериала «Оранжевый – хит сезона»? Что там говорил его отец, цитируя одного из своих любимых писателей детективных романов? «Никогда не спи с женщиной, проблем у которой больше, чем у тебя».

Тут его отец попал прямо в точку. Но Дэвид, несмотря на это, не стал следовать его мудрому совету.

Он должен узнать, что произошло с Сэм.

Никаких следов и подсказок, куда бы она могла направиться, в доме у нее он не нашел. Но на работу к ней еще не успел заехать. Сэм работала в прачечной самообслуживания в центре Промис-Фоллз. Есть хоть малейший шанс, что она может оказаться там сегодня? Возможно ли, что она собрала вещи и уехала из дома по неизвестной причине, но не уволилась при этом с работы?

И тут вдруг он вспомнил, кто может хоть что-то знать.

По пути обратно, уже в своей машине, он позвонил домой.

Ответил отец.

– Дэвид?

– Привет, пап.

– Люди умирают по всему городу, – протянул он. – И я понимаю, что должен что-то сделать, вот только не знаю что.

– Ты ведь присматриваешь за Итаном, верно?

– Так и есть.

– А значит, делаешь что-то. От мамы что-нибудь слышно?

– Недавно звонила из больницы. Она все еще там, с Марлой и малышом.

– С Мэтью, – подсказал Дэвид.

– Да, правильно, с Мэтью. Похоже, что состояние у Джила не очень, но пока он еще жив.

– Слушай, пап, не позовешь Итана? Хочу с ним поговорить.

– Ага, ладно. Не вешаю трубку.

Секунду спустя в мобильнике прорезался голос Итана:

– Пап?

– Привет. Ты в порядке?

– Поппа позволяет мне пить кока-колу сколько влезет, – радостно сообщил он. – «Нана» и «Поппа» – так он называл Арлен и Дона.

– Ну, разве это не замечательно? – заметил Дэвид. – Скажи, Карл был вчера в школе?

– Нет, – ответил Итан.

– И ты не видел его целый день?

– Не-а.

– Ну а позавчера? – То есть в четверг. Как раз в четверг Дэвид звонил Сэм и договаривался с ней о ленче. И обещал перезвонить в субботу, чтоб убедиться, что встреча не отменяется.

– Ага, – отозвался Итан. – Вроде бы да, видел. Да, точно, в четверг он был в школе.

– Ты с ним разговаривал?

Итан замялся:

– Ну, может, и так.

– О чем?

– Да так, ни о чем.

– Но это очень важно, Итан. О чем обычно болтаете вы, молодые ребята?

– Ну, болтали всякую ерунду о том, что ты и его мама вроде бы как любовники. И он сказал…

– Что он сказал?

– Только ты не злись, ладно?

– Обещаю, не буду злиться, – заверил Дэвид.

– Он сказал, что, когда ночевал у нас в доме, ты с его мамой занимался… ну этим самым…

Дэвид устало закрыл глаза.

– А Карл случайно ничего не говорил о том, что они собираются уехать?

– Нет. – Пауза. – Ты все-таки разозлился, ну, сознайся.

– Нет, Итан. Смотри, береги себя. Я еще позвоню, попозже.

– Хочешь еще поговорить с Поппа?

– Нет, спасибо.

Он бросил мобильник на соседнее сиденье и направился к прачечной-автомату.

Дэвид остановился прямо перед входом и с облегчением выдохнул, заметив в витрине прачечной табличку «ОТКРЫТО». Правда, чуть ниже красовалась приписка, сделанная торопливым и не очень аккуратным почерком: «ВНИМАНИЕ! ЗА ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВОДЫ АДМИНИСТРАЦИЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ НЕ НЕСЕТ». Он выскочил из машины, вбежал внутрь.

Несмотря на предупреждение, в прачечной все же были три посетителя. Один мужчина стоял за столиком, где складывают белье, и доставал свои вещи из ближайшей сушилки. Одна женщина загружала свое белье в стиральную машину, а другая убивала время за чтением «Нью-Йорк таймс». Две стиральные машины не работали, на них были наклеены полоски с предупреждением, что они вышли из строя.

В одной из этих машин виднелись пулевые отверстия. Дэвид знал всю эту историю. Детектив по имени Кэл Уивер как раз находился в прачечной, когда сюда вдруг заявился Эд Нобл с намерением убить Саманту. Прогремело несколько выстрелов, но Сэм уцелела.

Вот переполоху-то было!

В дальнем конце помещения виднелась дверь в офис, где обычно сидела Сэм, когда не занималась машинами. Дверь была закрыта. Дэвид быстро пересек зал с одного конца до другого, повернул ручку и вошел, даже не постучав.

– Какого черта! Чего здесь надобно?

Это не Сэм его спрашивала. За столом сидел худой лысеющий мужчина под семьдесят.

– Вы кто такой? – спросил его Дэвид.

Мужчина откинулся на спинку кресла.

– Кто я такой? Лучше скажите, кто такой вы и какого черта вломились сюда?

– Простите, – пробормотал Дэвид. – Я ищу Сэм. Саманту Уортингтон.

– Как видите, ее здесь нет. Или вы слепой?

– Вам известно, где она сейчас?

– А вам-то что за дело?

– Я Дэвид Харвуд. И мы… Ну мы с ней встречаемся. А вы кто?

– Я владелец этого заведения. И Сэм работает на меня. Вернее, работала.

– А что произошло?

– Может, это вы мне скажете? – ворчливо ответил он. – Звонит мне в четверг днем и говорит, что больше на работу не выйдет. И я спрашиваю ее: «О чем это ты, черт побери?» И она говорит, что увольняется. Я говорю, хорошо, прекрасно, но об увольнении надо предупреждать за две недели. И тогда она говорит, что уезжает прямо сейчас.

– Что это значит – прямо сейчас?

– А то и значит, что сейчас, черт бы ее побрал! Звонит мне прямо из этого кабинета, говорит, что уходит сразу же, как только повесит трубку.

– Но почему?

Владелец пожал плечами:

– Черт, откуда мне знать! Ну и пришлось сразу же мчаться сюда, а живу я, надо сказать, не близко. В Олбани я живу, чтоб вы знали! И это заведение – вроде как моя пенсия. Я его владелец, а она ведет тут все дела. А потом, как гром среди ясного неба, вдруг срывается и уходит неизвестно почему. Черт бы ее побрал! Мне в моем возрасте такие дерьмовые шуточки совсем ни к чему. И без того все хуже некуда, вода отравлена, и все такое прочее. Я советую людям класть в машины побольше моющих средств.

– Но ведь она должна была хоть как-то объяснить! – не отставал Дэвид. – Ну, сказать о причине ухода или о том, куда едет.

– Я не спрашивал, по какому адресу послать ей последний чек – в наказание за то, что она меня чертовски подвела! Теперь надо искать нового человека. А где прикажете мне его искать? Я в таких делах не силен. Кстати, вам работа не нужна?

– Нет.

– Может, есть знакомый человечек, который как раз ищет работу?

Дэвид покачал головой.

– Попробуйте съездить к ней домой, – посоветовал старик. – Может, она там. Если увидите, передайте ей от меня «большое спасибо».

– Да уже ездил, – отозвался Дэвид. – Дома ее нет. И на звонки тоже не отвечает.

– Тогда, наверное, вы переоценили ваши с ней отношения, – заметил владелец. – Если она вот так вдруг уехала и ничего вам не сообщила.

Дэвиду было больно это слышать, однако и сам он склонялся к той же мысли.

– Может, она просто от вас убежала, – предположил старик и захохотал.

– Не понимаю, ничего не могу понять, – пробормотал Дэвид.

– Любой мужчина, утверждающий, что хорошо понимает женщину, живет в раю для дураков, – с философским видом произнес владелец.

– Извините за беспокойство, – сказал Дэвид и попятился к выходу. – И вот что еще. Наверное, все же не стоит позволять людям стирать белье в этой воде.

Владелец пожал плечами. А потом сказал:

– Может, тот, другой парень что-то знает или сумеет выяснить. Вы у него спросите.

Дэвид резко остановился.

– Какой еще парень?

– Ну, заходил тут один вчера и спрашивал ее.

Дэвид тут же подумал о частном детективе.

– И звали его Уивер? Кэл Уивер?

Старик покачал головой:

– Нет, как-то по-другому. Так, погодите, как же он назвался, дай бог памяти? Ах, да. Брэндон. Именно так.

Дэвид похолодел.

– Вы уверены?

– Да, точно Брэндон. Спрашивал Сэм, но у меня сложилось впечатление, что его больше интересует мальчишка.

Вернувшись к себе, в дом заходить он не стал. Хотел сперва проверить, что в гараже.

Отпер ключом боковую дверь. Еще раз убедился, что дверь была закрыта плотно, – очень уж корил себя за оплошность, которую допустил несколько дней назад – тогда подумал, что запер ее, но створки прилегали неплотно.

Мальчишка был на месте.

Вернее, уже не мальчишка. Молодой человек. Он осмотрел содержимое его бумажника и нашел водительские права на имя Джорджа Лейдекера. Надо же, студент колледжа Теккерея.

Придурок несчастный.

Хотя умел проникать в гаражи и воровать, так, по мелочи. Но когда он застиг его с поличным, Джордж ничего украсть еще не успел. Пытался выяснить, что находится в баллонах.

Здесь их были сотни, и сложены они были в кучу в центре гаража. И все наполнены белым порошкообразным веществом. А сверху прикрыты брезентом, но любопытство, как всегда, пересилило, и Джордж снял брезент.

Этот щенок и тупица наверняка принял порошок за кокаин.

Если бы то был кокаин, разве стал бы хозяин гаража входить сюда, надев противогаз?

Теперь баллонов здесь уже не имелось. Чего нельзя было сказать о Джордже. Ударив Джорджа клюшкой для крокета, мужчина засыпал тело известью, обернул пластиковой пленкой, затем плотно обвязал скотчем. Оттащил в дальний угол гаража и спрятал за коробками и ящиками.

Так что теперь Джордж уже никому не расскажет, что здесь видел.

И про баллоны с химикатами – тоже.

Во всяком случае, не больше, чем про эти ловушки для белок на полке, к примеру.

Или же оторванные конечности от манекенов.

Как и различные детали и вещества, используемые для изготовления бомб, от взрыва которых сорвало огромный экран в кинотеатре под открытым небом.

Нельзя держать здесь тело до бесконечности. Следует избавиться и от него, и от других инкриминирующих предметов. А уже затем пропылесосить гараж самым тщательным образом. Удалить даже малейшие остатки химических веществ.

Только теперь он задумался над тем, как замести все следы. Прежде был настолько поглощен своей миссией, что и мысли не допускал о возможном провале.

Некогда, уже довольно давно, он думал: ему плевать, если его найдут и схватят. Главное – это добиться цели и заявить о себе.

Однако теперь он был далеко не уверен, что миссия его окончена. Хотя народу погибло немало, это несомненно.

Но достаточно ли?

Нет, пожалуй, я еще не закончил.

Кэл Уивер сказал Кристэл:

– Побудешь здесь, ладно? А я схожу на кухню и поговорю с сестрой.

Кристэл сидела на диване и посматривала то на экран телевизора, где передавали погоду, то на рисунок, над которым работала.

– Ты что, уезжаешь? – спросила она.

– Нет. Только на кухню схожу. И даже если куда-то уеду, то обязательно вернусь сюда.

– Не в свой мотель?

– Нет. Но мне придется заехать туда, забрать вещи.

– А можно мне с тобой, когда ты поедешь?

Кэл кивнул:

– Там видно будет. Еще поговорим об этом. И потом, собираюсь попробовать еще раз связаться с твоим отцом.

– Весь уик-энд погода будет солнечная, – сообщила Кристэл.

– Вот и прекрасно! – отозвался Кэл. Похлопал девочку по коленке. Встал с дивана и направился на кухню.

– Бедняжка, – сказала Селеста. Несмотря на то что Кэл с Кристэл недавно поели, она принялась за приготовление сэндвичей. – А знаешь, сколько раз я собралась налить себе стакан воды, но вовремя вспоминала и останавливалась.

– Да-а, – протянул Кэл.

– Тебе удалось связаться с ее отцом?

– Пока нет. – Кэл обнял сестру за плечи. – Мне очень жаль, что так получилось. Прости.

– За что?

– За то, что навязался на твою голову. Поначалу думал, что только девочка побудет немного, а получилось, что мы оба.

– Да все нормально, – произнесла Селеста.

– Я же заметил, Дуэйн этому совсем не рад.

Селеста прикусила нижнюю губу, отвернулась, затем полезла в холодильник и достала баночку майонеза.

– Да, для него это настоящее испытание.

– Я понимаю, у вас, ребята, и без того полно проблем, а тут еще…

Селеста резко обернулась.

– Да что тебе, собственно, известно?

– Прости, не понял?

– Думаешь, ты знаешь, что между нами происходит, но ничего не понимаешь!

Она резко выдвинула ящик буфета, загремела вилками, потом схватила нож и принялась нарезать помидор.

– И чего же это я не понимаю? – спросил Кэл. – Или что именно должен знать? Может, просветишь на эту тему?

Она стояла, повернувшись к нему спиной, и продолжала резать. Нож с глухим стуком ударялся о разделочную доску.

– Черт! – воскликнула она, выронила нож и схватилась за руку, которой держала помидор. Из пореза на указательном пальце капала кровь.

– Сейчас, – сказал Кэл.

Схватил бумажное полотенце, оторвал кусок, обернул раненый палец.

– Просто не верится, что могла так оплошать, – пробормотала Селеста.

– Ты подержи так с минуту, а потом посмотрим.

Селеста прижала обе руки к груди и сидела, низко опустив голову.

– Ты должна со мной поговорить, – произнес Кэл.

– Поговорить с тобой? – воскликнула она. – Но сколько раз я пыталась поговорить с тобой о Донне и Скотте?

– Сейчас просто не до них, – ответил Кэл. – О них потолкуем как-нибудь в следующий раз.

– Ну вот, ты всегда так говоришь. Но разве тебе не больно? Разве не обидно, в отличие от всех нас? Ты все держишь внутри. Прямо так и чувствую, как гнев накапливается и закипает в тебе, как в котле, но ты не даешь ему выхода.

– Теперь все равно уже ничего не поделаешь, поздно, – сказал Кэл. – Все кончено. Донны и Скотта нет, и мне их уже не вернуть. Но ведь мы с тобой можем обсудить и договориться, как помочь Дуэйну. Сама видишь, с ним творится что-то неладное. Но если не желаешь заглянуть правде в глаза, тогда, конечно, пожалуйста, можешь до бесконечности говорить о моих жене и сыне.

Селеста помолчала, потом выдавила:

– Он… прямо сам не свой.

– И когда это началось? С тех пор, как ему перестали давать работу?

Она кивнула, потом пожала плечами.

– Да нет. Думаю, еще раньше началось. Он становится – ну, не знаю – каким-то чужим, отдаленным. И мы уже не так близки, как прежде. Мы с ним почти не…

– Ладно, понял.

– Он ведет себя так, словно считает: «Все против меня». И еще думает, что все стараются обмануть его или перехитрить. И у него вечно кто-то во всем виноват, кто угодно, только не он. Прежде он никогда таким не был.

– Нет, это точно из-за работы, – произнес Кэл. – Это его окончательно добило. Будь я на его месте, я бы тоже впал в уныние. Но рано или поздно все наладится, вот увидишь.

– Дело не только в том… Знаешь, просто не могу говорить об этом.

Кэл привлек Селесту к себе, крепко обнял.

– Ну, перестань. Это ведь я, твой брат. Ведь прежде мы с тобой делились всеми секретами на свете, верно?

Кристэл крикнула из гостиной:

– А во вторник дождь!

– Мне очень трудно это сказать, – пробормотала Селеста.

– А ты скажи, и сразу полегчает.

– Я… я даже начала думать, у него кто-то есть.

Кэл разжал объятия. Немного отстранился и смотрел теперь прямо ей в глаза:

– О чем это ты толкуешь?

– Он почти не бывает дома. Говорит, что ему надо выйти, я спрашиваю, куда, а он отвечает: «Выйти». И все. Ну, вроде как в бар или куда еще. И пропадает надолго.

– Может, просто гуляет и заходит в бары.

– Не думаю. Однажды сказал, что пойдет выпить, а когда пришел, спиртным от него не пахло.

Кэл улыбнулся:

– Впервые вижу женщину, которая огорчена тем, что муж вернулся домой трезвым.

Селеста грустно усмехнулась, шмыгнула носом.

– Может, я с ума схожу? Может, просто вообразила бог знает что? Но он вечно пребывает в таком напряжении. И с работой это никак не связано, здесь что-то другое, тайное. И у меня появилось ощущение, что он что-то от меня скрывает. А что еще мужу скрывать от жены, как не любовную интрижку?

– Уж слишком поспешный вывод. Может, подозреваешь кого-то конкретно?

– Нет, никто на ум не приходит. Знаешь, у Дуэйна в конторе работала девушка, ну, там, где у него гаражи с асфальтоукладчиками и прочим оборудованием, но он ее отпустил. И потом, честно говоря, вряд ли предпочел бы ее мне – у нее лицо словно поезд переехал, прямо страшно смотреть. Но если он не завел себе кого-то на стороне, то где тогда пропадает, черт бы его побрал?

– А ты пробовала с ним поговорить? Ну, усадить и потолковать по душам?

– Пыталась, но он только и знает, что от меня отмахиваться. Говорит, что работает над каким-то изобретением.

– Может, так оно и есть.

Селеста выдавила смешок:

– Скажи, а нанять тебя я могу?

– Ты это о чем?

– Ну, чтобы проследил за ним, посмотрел, чем это он там занимается.

– Ты ведь шутишь, верно? – спросил Кэл.

Она кивнула:

– Ну, конечно, шучу.

– Потому что это неправильно, с какой стороны ни посмотреть.

– Так и есть, – ответила Селеста. – Прости за эти слова. Случайно вырвались. Плохая шутка.

– Да ладно. Так, значит, ты…

Тут у Кэла зазвонил мобильник. Он извлек его из кармана.

– Это он, – сказал Кэл.

– Кто?

Понизив голос до шепота, он ответил:

– Отец Кристэл. Выйду на улицу, там и поговорю.

Он поднес мобильник к уху и на пути к задней двери бросил:

– Алло?

– Это мистер Уивер?

– А вы Джеральд Брайтон?

– Да. Может, объясните, кто вы такой?

– Я делал кое-какую работу для Люси, ну и в процессе познакомился не только с ней, но и с Кристэл, – сообщил Кэл, стоя на дорожке у боковой стены дома.

– Так речь идет об отце Люси, который погиб в этой истории со взрывом у кинотеатра? Ужасно печально, и я собрался приехать, но обстоятельства не позволили. Вы вроде бы юрист или поверенный, который разбирается во всех этих делах? Потому как если Люси что-то перепало, думаю, я имею право на свою долю.

– У меня для вас плохие новости, мистер Брайтон, – ответил ему Кэл. – Смотрели сегодняшний выпуск новостей?

Пауза.

– Да вроде бы нет.

– У нас здесь, в Промис-Фоллз, настоящая катастрофа. Водопроводная вода отравлена. – Кэл глубоко вздохнул. – И Люси… умерла.

Какой-то щелчок в трубке, затем:

– Что?

– Люси умерла сегодня утром, – произнес Кэл. – Мои соболезнования.

– Ну а Кристэл? С Кристэл все нормально?

– Кристэл не пила эту воду, а потому медицинского вмешательства не потребовалось. Она не заболела. Но она находилась в одном доме с матерью, когда та умерла. И думаю, это для нее серьезная моральная травма.

– О господи.

– Когда сможете приехать? – спросил Кэл.

– Ну, э-э… так, дайте подумать…

– Вы нужны Кристэл.

– Конечно, я все понимаю. Голова кругом, просто еще не переварил эти ужасные новости. А вы уверены, что дело обстоит именно так? Ведь из полиции мне не звонили, как обычно делается в таких случаях.

– Уверен, мистер Брайтон.

– А где сейчас Кристэл?

– Под моей опекой.

– Еще раз напомните, кто вы такой?

– Я лицензированный частный детектив, мистер Брайтон. Если нужны какие-то подтверждения или ссылки, могу предоставить вам…

– Нет, нет, не надо. Так, значит, она с вами.

– Именно так.

– И она в порядке.

– Да.

– Видите ли, дело в том, что цены на авиабилеты задрали просто до небес. И я слегка превысил лимит своих кредитных карт. То есть я хотел сказать, я мечтал бы быть рядом со своей дочуркой. Честное слово. И хочу позаботиться о Кристэл. Но просто не знаю пока, как скоро смогу до вас добраться. Понимаете, о чем я?

– Уж как-нибудь постарайтесь, – произнес Кэл.

– Придется поискать, у кого можно одолжить. Тогда, может, и наскребу на перелет. Но ведь Кристэл пока в полном порядке, верно? То есть, я хотел сказать, ей пока не грозит никакая опасность?

Кэл запустил пальцы свободной руки за воротничок рубашки. Шея горячая, он вспотел.

– Знаете, мистер Брайтон, вы уж простите меня за то, что сую свой нос в чужие дела. Но ваша дочь только что потеряла маму, и еще она не совсем обычная маленькая девочка, а потому очень нуждается в поддержке, причем именно сейчас, в такой момент. И если вы поленитесь поместить свою задницу в чертов самолет, вылететь сюда и взять на себя хоть какую-то ответственность, тогда я не поленюсь прилететь к вам и сбросить вас с моста Золотые Ворота. Вы меня поняли?

– Да, – ответил Джеральд Брайтон. – Я вас услышал. Позвольте мне сообразить, что тут можно сделать, и я вам тут же перезвоню.

– Жду вашего звонка, – сказал Кэл и сунул телефон обратно в карман.

Откуда-то справа послышался шум. Дуэйн выходил из двери гаража на две машины, стоявшего на отшибе, в самом дальнем конце двора. Достал из кармана связку ключей, вставил один в замочную скважину, повернул, затем убрал ключи.

Обернулся и увидел стоящего чуть в отдалении Кэла.

– Ты чего, следил за мной? – спросил он.

– Просто вышел на улицу позвонить, – отозвался Кэл.

– Тогда готов побиться об заклад, – заметил Дуэйн, – ты приглашаешь еще каких-то людей пожить у нас в доме. А почему бы и нет, черт возьми?

И он двинулся к Кэлу.

– Я тебе не враг, – сказал Кэл.

– Кто говорит, что враг?

– Селеста и ты мне не безразличны. И если между вами что-то происходит, я всегда помогу, вы только скажите.

Дуэйн продолжал топать, прошел мимо Кэла, направился к своему грузовику.

– Большое спасибо, – пробормотал Дуэйн, – но у меня все под контролем. – Затем распахнул дверцу, забрался на сиденье. Дал задний ход, вывел грузовик на улицу и укатил.

– Я к нему не прикасался, – сказал Гарви Оттман. – То есть все же пришлось вытащить его оттуда и положить здесь. Так что в строго техническом смысле все же прикасался.

Мы стояли на краю резервуара с водой, который находился прямо за водоочистительной станцией, в тени водонапорной башни. То был огромный искусственный пруд с бетонным дном – этакая купальня для детей гигантов. Питался он водами подземных источников и близлежащих рек и ручейков; и уже отсюда вода поступала на очистку и обработку. А затем, уже в самом конце, закачивалась в водонапорную башню и под воздействием силы тяжести расходилась по трубам, попадая в жилые дома и учреждения Промис-Фоллз.

На выложенном из бетонных плит парапете, что тянулся вдоль резервуара, распростерлось тело Тейта Уайтхеда. Лежал он на спине, мертвые глаза широко раскрыты. Одежда до сих пор мокрая. Если верить Оттману, вытащил он его из воды примерно полчаса назад.

– Я даже и не пытался сделать искусственное дыхание, – говорил Оттман. – С первого взгляда было ясно, что он мертв. Если б счел, что в нем еще теплятся какие-то остатки жизни, то предпринял бы меры или вызвал «скорую». Правда, в последнем случае он все равно бы помер, потому как «скорой» теперь в городе у нас не дождаться. Но я все равно бы вызвал, если бы заметил, что человека еще можно спасти.

– Все нормально, – сказал я. – Вы правильно поступили. Он мертв, причем давно, возможно, вот уже несколько часов. А теперь расскажите, как вы его нашли.

– Значит, дело было так. Я пришел сюда взять несколько проб. Я беру пробы на каждом этапе процесса, чтобы знать, где может возникнуть неприятность. Вы меня понимаете?

– Да.

– Потому как если вода в резервуаре в порядке, тогда, значит, заражение произошло где-то в другом месте.

– Ясненько.

– Но если где-то на ферме выше по течению спустили в реку отходы, то тогда я нахожу их следы в резервуаре.

– Тейт, – напомнил я ему и кивком указал на тело на парапете.

– Ах, да. И вот я вышел сюда и увидел под водой что-то темное, вон там, где дно находится под уклоном и немного выше. И тогда я подошел поближе и увидел, что это человек, и еще подумал: ни хрена себе! Подбежал, схватил шест, подтянул немного к берегу, потом шагнул в воду и вытащил его. – Он кивком указал на резиновые сапоги. – Я был в них.

Приятно было узнать, что Оттман поберег свои туфли.

– А знаете, что я думаю? – спросил Оттман.

– Что вы думаете?

– Думаю, он, должно быть, вышел сюда поразмяться немного, потерял равновесие, упал, ударился головой о бордюрный камень. Ну и потерял сознание и утонул.

– Возможно, – произнес я, опускаясь на колени перед телом. – Помогите мне перевернуть его.

Он опустился на колени рядом со мной, и вот мы осторожно перекатили тело Тейта Уайтхеда на бок – так, чтобы был виден затылок. Он являл собой ужасающее зрелище – сплошная кровавая масса. Череп был расколот.

– Полагаю, все произошло не совсем так, как вы описали, – заметил я Оттману.

– Господи, – пробормотал он. – Нет, вы это видели? Как это можно умудриться так разбить голову при падении? Надобно свалиться с высоченного дерева головой вниз, чтобы череп раскололся, как яйцо…

Я поднялся и сказал ему:

– Оставайтесь здесь.

И принялся медленно обходить резервуар по периметру против часовой стрелки. К нему вели выложенные бетонными плитами дорожки с полосками ухоженного газона между ними, чуть поодаль высились деревья. Но это была не та лесополоса, которую мы обследовали раньше. Та находилась по другую сторону от здания, неподалеку от автостоянки. Тогда я еще подумал, что там Тейту было удобнее хранить спиртное в старенькой своей машине.

Я внимательно осматривал каждый клочок земли и каждую плиту парапета. Прошло уже минут пять, и я проделал примерно три четверти пути, обходя резервуар – заметьте, двигаясь против часовой стрелки, – и вот наконец увидел то, что ожидал.

Несколько капель крови.

Я встал на колени, чтобы получше рассмотреть.

– Что там? – крикнул Оттман.

Всего с полдюжины капель в нескольких дюймах от края. Видимо, нападавший прятался за деревьями. И когда увидел, как прошел Уайтхед, судя по всему, пьяненький – потому он являл собой легкую мишень, – нападавший подкрался к нему сзади, нанес удар по голове и одним быстрым движением столкнул в воду. Иначе на парапете осталось бы больше крови.

Я сошел с бетонного парапета на газон и стал осматривать все вокруг. И вскоре нашел то, что искал.

Крупный камень, размером с мужской кулак. На нем виднелись кровь и прилипшие волосы.

Прикасаться к нему я не стал.

– Ну, что там? Что нашли? – крикнул Оттман.

Я подошел к нему. Он так и остался стоять рядом с телом.

– Так вы что-то нашли или нет? – спросил он.

– Допустим, Тейт подошел к резервуару в самом начале своей смены. Ночью, кроме него, здесь никто не работает?

– Никто. Да и в том нет нужды. Все работает автоматически, в особом надзоре не нуждается.

Покончив с Уайтхедом, его убийца или убийцы получили полную свободу действий. И на протяжении нескольких часов могли вытворять здесь все, что угодно.

– Так что же показали ваши пробы?

Оттман покосился на тело и ответил:

– Нельзя ли поговорить где-нибудь в другом месте? Просто не в силах смотреть… на это. Того и гляди стошнит.

Я отвел его в сторону, поближе к деревьям.

– Пробы, – напомнил я.

– Ах, да. Их проверка займет еще какое-то время, но пока что качество воды вполне хорошее. Когда вы уехали, здесь побывала целая комиссия из министерства здравоохранения, они тоже брали пробы. И резервуар проверяли, проверяли уже обработанную воду перед тем, как она поступает в насосную станцию, а затем закачивается в башню. И по всему городу проверка тоже шла.

– Что же удалось выяснить?

– Пока еще не знаю, – ответил он. – Тест по выявлению E. coli в воде требует времени.

Лично я уже начал думать, что E. coli тут ни при чем. Начал думать, что это скорее имеет какое-то отношение к мертвым белкам, раскрашенным манекенам, объятому пламенем автобусу и студенту из колледжа Теккерея в капюшоне. И самый худший вариант – к взрыву бомбы в кинотеатре под открытым небом.

Уже не говоря об убийствах Оливии Фишер, Розмари Гейнор и вот теперь еще – Лорейн Пламмер.

Я считал, что всех этих трех женщин убил один и тот же человек, однако пока не понимал, как они могут быть связаны с другими инцидентами. И вообще – как все эти инциденты могут быть связаны между собой.

Но что-то подсказывало мне, что все же связаны. Что-то подсказывало, что все, что произошло в Промис-Фоллз за последний месяц и за предшествующие три года, каким-то образом связано между собой.

Мы имеем дело с серийным убийцей и маньяком, сумасшедшим, разгуливающим на свободе. Вполне возможно, что это один и тот же человек.

Или же нет. Может, мы имеем дело с целой группой злоумышленников. С каким-то новым культом. И если Мэйсон Хелт имел к этому какое-то отношение, то теперь он мертв, а все это дерьмо продолжается, а это определенно означает, что мы, скорее всего, имеем дело не с одним преступником.

И Клайв Данкомб тоже мертв. А Билл Гейнор сидит в тюрьме и ждет суда. Их имена тем или иным способом были связаны с событиями прошлого месяца, но уж точно эти люди не имеют никакого отношения ни к убийству Лорейн Пламмер, ни к отравлению водопроводной воды.

Нет, надо вернуться к самому началу.

Пункт первый: Оливия Фишер.

Зазвонил мобильник. Я посмотрел на экран, увидел имя и номер.

– Ванда, – сказал я.

– Прости, что не смогла связаться с тобой раньше, – отозвалась Ванда Террёль. – Полагаю, что объяснять почему, не стоит.

– Тебе кто-нибудь помогает?

– Пока что прибыли три медэксперта. Тут полно тел, надо делать вскрытия. Они превратились у нас в экспортный продукт номер один. Что там с убитой женщиной в Теккерее?

– До сих пор я звонил тебе только по этому поводу. Но здесь у нас образовался еще один покойник. Возможно, произошло убийство на водоочистительной станции. Мужчина. И в том, и в другом случае признаков отравления не наблюдается.

– Господи, Барри! Что, черт возьми, происходит? Все эти вещи… они как-то связаны?

– Тело, найденное на станции, здесь, я бы сказал, просматривается прямая связь с отравлением воды. А вот тело в Теккерее – тут, похоже, совсем другая история.

– Какая именно?

– Тебе судить, – ответил я. Не хотелось говорить ей, что, по моему мнению, Лорейн Пламмер убил тот же человек, который расправился с Оливией Фишер и Розмари Гейнор. Не хотелось, как это принято говорить, задавать наводящие вопросы свидетелю.

– Кого из них я должна осмотреть в первую очередь? – спросила Ванда.

Я посоветовал ей съездить в колледж Теккерея. Чем быстрее она окажется там, тем раньше может приступить к просмотру пленок с видеокамер Джойс Пилгрим.

Убирая телефон в карман, я вдруг услышал оклик:

– Эй!

Мы с Гарви Оттманом обернулись. Из дверей здания вышел Рэндел Финли.

– Что это вы здесь делаете, черт побери? – спросил я.

– Он попросил меня позвонить, если вдруг будут какие новости, – сообщил Оттман.

– Вы не имеете права принимать от него приказы, – заметил я. – Он еще не мэр. Он вообще никто, просто шило в заднице.

Оттман растерянно развел руками, словно говоря: «Ну, что я мог тут поделать».

Финли быстрым шагом направился к нам, но, завидев тело Тейта, резко остановился.

– Черт побери, вон оно как обернулось, – пробормотал Финли и взглянул на меня. – Что тут у нас?

– У нас тут место преступления, Рэнди. Так что проваливай.

– Похоже, кто-то вышиб ему мозги. Боже мой, Барри, ведь это сделано специально, да? Это убийство!

– Спасибо за подсказку, Рэнди, – сухо отозвался я.

– Господи, голова прямо всмятку, сроду не видел ничего подобного! – Он шагнул к телу. – Да, конечно, он пьяница и придурок, но ни один человек на свете такого не заслуживает.

– Отойди, Рэнди!

– Просто хотел посмотреть, что…

– Сию секунду! – Я грозно надвинулся на него. И полез в карман, где держал пластиковые наручники.

Едва увидев их, Финли воскликнул:

– Ну, дожили, называется! Какого черта ты затеял всю эту…

– Просто пытаюсь сохранить то, что еще осталось от места преступления, где и без того уже изрядно натоптали.

– Ладно, ладно, ухожу. Уже ушел.

– Вот туда, – я указал на здание завода. – Оба!

Когда все мы оказались внутри здания, Финли принялся задавать вопросы, тыча мне пальцем в физиономию.

– Догадываешься, что мне хотелось бы знать? Хотелось бы знать, есть ли у тебя хоть какие подвижки в этом деле. По-моему, так просто никаких!

Я обернулся к Оттману.

– Покажите мне весь процесс. Как вы обрабатываете воду, поступающую из резервуара?

– Да, я могу…

– Тоже мне, нашелся Иисус Христос, истина в последней инстанции! – воскликнул Финли. – Ты что это вытворяешь, Барри? У тебя труп у бассейна, полным-полно мертвецов по всему городу, а ты просишь преподать урок по инженерии?

Я сказал Оттману:

– Подождите меня минутку.

Подошел к Финли, дружеским жестом приобнял его за плечи и произнес:

– Есть вещи, которые я не могу обсуждать в присутствии Гарви. Они предназначены только для твоих ушей.

– Вот как? – воскликнул он, явно польщенный. Мне все же удалось заманить его в ловушку.

Я подвел его к металлической двери с крепкой ручкой.

– Я намерен поместить тебя под арест.

– Ты… что?

– Дай сюда руку.

– Но я не…

Я ухватил его за запястье, надел наручник и защелкнул.

– Ах ты, сукин сын, – пробормотал он.

– Стой здесь и опусти сюда руки. – Но Финли начал сопротивляться. И тогда я прошипел сквозь стиснутые зубы: – Все шутки в сторону, Рэнди.

Вторую половину наручников я просунул в дверную ручку, потом надел на второе запястье, стянул руки и защелкнул.

– В чем состоит обвинение? – спросил Финли.

– В том, что вел себя как последняя задница на станции по водоочистке. А у нее охранный статус в плане экологии. Чтоб никакое дерьмо сюда не попадало.

– Ты допускаешь большую ошибку, Барри! Очень большую ошибку.

– Ну не такую уж и большую в сравнении с тем, как ты шантажировал моего сына, – прошептал я, склонившись к самому его уху. – Я бы предпочел достать пушку и пристрелить тебя прямо на месте, но потом замучаешься с оформлением документации. И потом, у меня сейчас полным-полно других дел.

И я двинулся к Оттману, а Финли крикнул мне вслед:

– Да я засужу тебя, мерзавец! Вот что я сделаю, обещаю! Ты и понятия не имеешь, чем это для тебя закончится!

– Так теперь покажете? – спросил я Оттмана.

– Да, конечно. Прошу сюда.

Гейл Карлсон решила прогуляться.

Даже в то утро, перед тем как в Промис-Фоллз разразилась катастрофа, никаких особых планов у нее не было. Просто предстоял еще один долгий уик-энд – стоматологическая клиника, в которой она работала и которая обычно была открыта в первую половину субботнего дня, закрылась еще в пятницу в пять. И до вторника, до девяти утра, не откроется. Но ее муж Ангус должен был работать весь уик-энд. Появлению нового детектива в отделении все обрадовались, потому как новичок всегда занимал последнее место в списке тех, кого отпускали на выходные.

Сегодня он вышел на работу в шесть утра, и Гейл понятия не имела, когда снова увидит мужа. Есть все основания полагать, что он будет работать в две, даже в три смены. И он, и все остальные копы, и парамедики, и врачи, и все медсестры в городе. Она смотрела новости по телевизору – по всем основным каналам новости разлетелись за пару часов, видела интервью с людьми в больнице, одни все еще ждали приема у врача, другие оплакивали потерю любимых и близких. Промелькнул репортаж о благотворительной акции – бывший мэр бесплатно раздавал у водопадов бутилированную воду всем желающим, точно такие же бутылки стояли у Гейл в холодильнике. А затем в прямом эфире показывали пресс-конференцию, где выступали генеральный прокурор Промис-Фоллз, какой-то врач и шеф городской полиции. Все они рассказывали, какое несчастье постигло город.

На данный момент умерло сто двадцать три человека.

То была страшнейшая из бед в истории штата. После одиннадцатого сентября, нескольких авиакатастроф и пожара на текстильной фабрике «Трайэнгл» в Нью-Йорке в 1911 году, унесшего сто сорок шесть жизней.

Около трех сотен человек жаловались на симптомы, типичные для гипотонии, – Гейл не совсем все поняла, – но вроде бы это имело какое-то отношение к пониженному кровяному давлению.

Особое внимание Гейл Карлсон привлекло также одно высказывание главного врача больницы.

«Вирус или вещество, поразившее всех этих людей, крайне устойчиво ко всем видам терапии, имеющимся в нашем распоряжении. Таким образом, получается, что мы беспомощны».

Люди или сами справлялись с болезнью, или нет. Выживание напрямую зависело от того, сколько воды они употребили. Одну чашку кофе? Тогда ты, скорее всего, будешь жить. Большой стакан воды? Тогда, по всей вероятности, нет. Если принимал душ или мыл руки, возникал кожный зуд, но это вряд ли могло убить. Мало кто сомневался в том, что причиной заболевания была питьевая вода, но вот что стало причиной ее заражения, оставалось загадкой.

Десятки пациентов перевозили в клиники Олбани и Сиракуз, несколько человек даже отправили в Нью-Йорк. Местные медики и работники «скорой помощи» просто выбивались из сил.

Была лишь одна хорошая новость. И заключалась она в том, что большинство населения адекватно восприняло предупреждение. За последние часа два число обратившихся за лечением в больницу заметно снизилось. Как бы там ни было, но могло быть и хуже, заметила шеф полиции Финдерман. Если бы это случилось в обычный будний день, а не в субботу, в самом начале долгих выходных, то гораздо больше людей проснулись бы раньше и использовали зараженную воду.

– О! – вдруг воскликнула Гейл, смотревшая пресс-конференцию. Она внезапно увидела, как на заднем плане промелькнул ее муж.

Ей сразу же захотелось позвонить ему, спросить о самочувствии, но она понимала: человек на работе, и беспокоить его в этот момент было бы неправильно. Она понимала, что в последнее время стала чаще донимать его, и вот теперь, с учетом того, как несладко приходится сейчас Ангусу, ощутила угрызения совести.

Возможно, ее муж все-таки прав. Возможно, сейчас совсем неподходящее время, чтобы заводить ребенка. Мир вокруг стал слишком опасен. Хотя опасения эти он высказывал совсем другими словами. Не состояние мира беспокоило его, но воспитание и забота о детях. А у самого Ангуса детство было не слишком благополучное.

Но Гейл точно знала: сама она будет просто прекрасной матерью – лишь бы только представился такой шанс. Она часами сидела в Интернете, выискивала статьи под названием «Мой муж не хочет ребенка», читала разнообразные истории о том, как достичь согласия в браке, а также просматривала сайты с разнообразными советами молодым родителям. Гейл была не одинока в своем горе. Миллионы женщин были замужем за мужчинами, которые не хотели становиться отцами.

Порой Гейл тянуло прочесть хотя бы одну хорошую книжку, вместо того чтобы до бесконечности шарить в Интернете. Эта информация онлайн временами просто ее подавляла. К тому же ей до смерти надоело сидеть дома, и вот она решила прогуляться и направилась к центру города.

Прогулка – она всегда на пользу. Гейл не забыла захватить с собой мобильник, на случай если вдруг позвонит Ангус.

И у прогулки этой была цель.

В торговом центре Промис-Фоллз находился отдел, где продавали книги, но она любила наведываться в небольшую книжную лавку в центре. По большей части здесь торговали художественной литературой, но управляющий магазином устроил также небольшой отдел, где были выставлены всякие справочники, словари и прикладная литература. И здесь вполне можно было найти книги по воспитанию ребенка, уходу за ним и детской психологии.

Может, ей удастся найти здесь нечто такое, что поможет убедить Ангуса сделать этот решительный шаг.

А ей – забеременеть.

Нельзя сказать, чтобы процесс, от которого рождаются дети, был ей противен. Напротив – чаще всего даже нравился.

Гейл схватила сумочку. Затем вышла на крыльцо, посмотреть, надо ли накинуть жакет. Но погода стояла самая приятная, теплая, типичная для последних дней весны. Так что никакого жакета не требовалось.

Они с Ангусом жили в небольшом двухэтажном доме неподалеку от делового центра. Поначалу, переехав сюда из Огайо, они часто гуляли в парке у водопадов, но теперь ощущение новизны как-то потускнело и стерлось. И еще Гейл обнаружила, что ей все чаще приходится гулять в одиночестве, особенно когда Ангус работал в вечернюю смену. Прежде она часто видела его в униформе, но теперь, когда стал детективом, предпочитал ходить в штатском.

Она подумала, что сегодня, после посещения книжной лавки, можно пойти и в парк.

Гейл уверенно вышагивала по тротуару. И довольно быстро преодолела несколько кварталов и добралась до своей цели.

И при виде книжной лавки впала в полную растерянность. Стекла в окнах магазинчика «Книги Намана» были выбиты, кирпичная кладка испачкана сажей. Она понятия не имела, что здесь случился пожар. Что же произошло?

– О нет, – прошептала она. Ведь на белом свете полным-полно книжных лавок и магазинов, и если вдруг они оказывались в убытке, совсем не обязательно было устраивать пожар.

Внутри послышался какой-то шум, как будто что-то передвигали, а потом Гейл заметила, что забитая листами картона дверь распахнута. Она заглянула внутрь.

– Наман? – окликнула она.

– Да, что?

– Боже мой, Наман, что случилось?

В трещине между дверным косяком и куском картона промелькнул владелец магазина, один темный глаз уставился на Гейл.

– А, это вы, – сказал он и отворил дверь еще шире, чтобы она могла видеть его. И еще попытался улыбнуться уголком рта. – Одна из лучших моих покупательниц.

– Я ничего не знала, – пробормотала Гейл. – Что тут у вас случилось?

– Пожар, – ответил он.

– Когда?

– Несколько дней тому назад.

– Но как же это вышло?

Наман лишь покачал головой, давая понять, что ему совсем не хочется об этом говорить.

– Давайте, – попросила Гейл. – Расскажите мне.

– Какие-то парни в грузовике. Проезжали мимо и бросили что-то в окно. Как это там называется? Ах да. Коктейль. Коктейль Молотова. Бутылка с горючим веществом. Она пробила стекло, ударилась о книги, и сразу занялся пожар.

– О господи, – пробормотала Гейл и, щурясь и всматриваясь, попыталась оценить ущерб. – Можно войти?

– Здесь небезопасно.

– Ничего, – отозвалась она. – Я девушка крепкая.

Он посторонился, давая ей пройти. На штативах были установлены два больших фонаря, другого освещения в помещении, видимо, не было.

– Вот и электричество еще не подали, так что пришлось протянуть два провода с удлинителями, позаимствовать электроэнергию у соседа. Вообще все не так плохо, как кажется. После работы пожарных все промокло, в подвале стоит вода, безнадежно испорчены тысячи книг. На заднем дворе у меня мусорный бак, бросаю туда книги, которые уже не спасти. Ну а остальные перебираю, книгу за книгой, выискиваю те, что подлежат спасению.

– Все это просто ужасно. Скажите, а тех, кто сделал это, поймали?

Наман покачал головой.

– Но зачем им понадобилось нападать на ваш магазин?

– Они называли меня террористом, – ответил он.

– О, Наман…

– Увидели имена ряда авторов на обложках книг в витрине, и я тут же превратился в парня, устроившего взрыв на стоянке у кинотеатра. Хорошо, что пока они просто подожгли магазин. Могли бы вернуться и сегодня и обвинить меня в отравлении воды.

– Такие поступки… они показывают безобразную сущность некоторых людей.

– Да, – кивнул он.

– Прямо не знаю, что и сказать. А может, мне стоит поговорить с мужем? Если повезет, он сумеет их выследить.

– Ваш муж?

– Ну да, он работает в полиции. Недавно стал детективом.

– Вроде бы вы не упоминали об этом раньше, – заметил Наман.

– Наверное.

– Я бы точно запомнил. – Он поднял голову, взглянул на потолок. – Мужчина из квартиры наверху, он тоже детектив. Только частный. Работает не на полицию, а на себя.

– Вот как?

Наман кивнул:

– Но он уехал. И не думаю, что вернется. Ладно. – Он подошел к прилавку, там были разложены книги, которые он сортировал и раскладывал по коробкам. – Что бы вам хотелось сегодня? Магазин, как видите, не работает, но если у меня найдется книга, вас интересующая, и она не очень повреждена, могу отдать вам ее бесплатно.

– Я хотела… искала, – тут она запнулась.

– Что именно?

– Ну, это носит личный характер.

– Вот как.

Гейл засмеялась:

– Но если найду, непременно заплачу вам за нее. Так что…

– Что за книга?

– Ну… всякие там советы о брачных отношениях. О разных проблемах, с которыми сталкиваются семейные пары.

– Ой, не говорите! Вам совсем не обязательно…

Она снова рассмеялась:

– Это не то, что вы подумали.

– Я ничего такого и не сказал.

– Зато я знаю, о чем подумали. Дело в том, что Ангус – это мой муж – и я… мы с ним никак не придем к согласию, стоит ли заводить детей. Я очень хочу, а он сомневается.

– Вон оно как. Не уверен, есть ли у меня книги на эту тему. В хорошем состоянии или испорченные. А знаете, можно поискать в книжном отделе торгового центра. Или же посмотреть в интернете.

– Да, наверное. Просто… мне всегда нравилось приходить к вам. Я люблю книги, особенно старые книги. Люблю их запах.

– Теперь они все пропахли дымом, – грустно заметил Наман.

– А вы собираетесь снова открыть свою лавку?

– Там видно будет. Прежде надо привести все в порядок.

– Извините, что отрываю вас от дел. Мне страшно жаль. – Гейл развернулась к выходу, уже шагнула к двери и споткнулась о какой-то предмет. – До чего ж я неловкая, – пробормотала она. Наклонилась и подобрала с пола залитую водой книгу. Она уже успела высохнуть и стала вдвое толще.

– Наверняка пойдет в мусорный контейнер, – заметила она. И посмотрела на название. «Смертельные дозы: авторский справочник по ядам».

– Я ее возьму, – сказал Наман и протянул руку.

Гейл отдала ему книгу.

– Не думаю, что ее стоит выставлять на видном месте, раз всякие сумасшедшие обвиняют вас бог знает в чем. – Она нервно усмехнулась.

– Да, – согласился с ней хозяин лавки. – Пожалуй, не буду.

Дэвид Харвуд вернулся домой.

Отец сидел в гостиной перед телевизором, смотрел Си-эн-эн.

– Только что говорили про наш Промис-Фоллз, – заметил Дон, когда сын прошел мимо.

Но Дэвиду это было неинтересно. Он направился на кухню, где в дальнем углу на прилавке держал свой ноутбук. Взял его, положил на стол, уселся, придвинув стул.

Потом услышал топот – кто-то спускался по лестнице. И через секунду на кухне появился Итан.

– Ну, выяснил, что произошло с Карлом? – спросил Итан. – Он что, пил воду и заболел, да?

– Нет, – ответил Дэвид, открыл браузер и забегал пальцами по клавиатуре, заполняя поле поиска по ключевым словам. Он не отрывал глаз от экрана. – Я хотел сказать – не знаю.

– А почему ты тогда спрашивал, был он в школе или нет?

– Послушай, Итан, я занят!

– А что с его мамой? Она пила воду?

– Итан! – рявкнул Дэвид. – Позже с тобой поговорим.

Мальчик нахмурился, развернулся и вышел из кухни.

Дэвид вписал «Брэндон», затем «Уортингтон», «Бостон» и «банк». Слово «банк» он добавил, чтобы сузить круг поиска, выделить информацию о Брэндоне Уортингтоне, который получил срок за ограбление банка.

Сразу же всплыло несколько историй. О том, как грабителя арестовали, о приговоре. По недолгому опыту работы в «Глоуб» Дэвид знал, что судебные процессы освещаются теперь не так подробно, как прежде, процессов полно, и репортеров просто не напасешься. В прессе освещались лишь самые сенсационные истории, дошедшие до судебного разбирательства. Однако дело Уортингтона все же привлекло к себе внимание, поскольку в нем присутствовала одна любопытная подробность. Оказывается, в банке, который он ограбил, работал его отец. Не в том самом отделении, но в той же финансовой корпорации.

Брэндон также упоминался и в более поздних публикациях об аресте его родителей в связи с неудавшимся похищением Карла Эдом Ноблом. Расследовалась также их причастность к попытке покушения Эдда Нобла на Саманту Уортингтон в прачечной. Вся эта история закончилась перестрелкой с Кэлом Уивером и арестом Нобла.

Ну и досталось же Сэм от этих людишек, подумал Дэвид. Какая-то шайка полных безумцев. Были готовы на все, лишь бы отобрать сына у Сэм, увезти его неведомо куда и воспитывать самим.

Но никакой новой информации для себя Дэвид в этих историях не почерпнул. То были древние истории, если случившееся несколько лет тому назад можно назвать древней историей. А он искал что-то новенькое. Что могло объяснить, почему владелец прачечной сказал, что некто по имени Брэндон искал Саманту.

Тогда он сузил поиск до последних семи дней.

И тут же всплыла статейка из раздела новостей одной из бостонских газет. Раздел назывался «Хэнк расследует», Дэвид помнил его еще со времен своей работы в «Глоуб». Хэнк, женщина репортер, всегда умела нарыть какую-то грязь, и на этот раз речь шла о преступной халатности сотрудников исправительных заведений. После ареста Гарнета и Иоланду Уортингтон переправили в Бостон, где им должны были предъявить обвинение. И вскоре после этого у Иоланды случился сердечный приступ.

Ее поместили в больницу, а Брэндон, которого содержали в тюрьме при старом коррекционном центре в Бриджуотере, направил в администрацию запрос о разрешении выдать пропуск, чтоб он мог навестить свою мать. В тот момент состояние Иоланды расценивалось врачами как критическое, возникли опасения, что, возможно, для Брэндона это последний шанс увидеть свою мать в живых.

И разрешение было выдано.

Перед тем как войти в палату интенсивной терапии, Брэндон попросил охранников снять с него наручники. Разве это хорошо, твердил он, предстать перед матерью, которая, возможно, видит своего сына в последний раз, вот так, в наручниках?

И наручники сняли.

Брэндону разрешили войти в отделение реанимации без сопровождающих. Сопровождающие его полицейские решили, что здесь только один вход и выход. Офицер полиции уселся у входа в палату и дал Брэндону десять минут.

Согласно показаниям полицейских, Брэндон находился за шторкой и говорил с матерью, когда в реанимацию вошел мужчина в халате санитара, решив проверить состояние больной. И Брэндон не преминул воспользоваться выпавшим ему шансом. Схватил мужчину мертвой хваткой за горло, и тот потерял сознание.

Позже санитар давал показания перед камерой. «Он был примерно моего роста и телосложения, но, боже, до чего силен! Обхватил рукой за шею, как крюком, и я вырубился».

Брэндон забрал его халат, вышел из двери реанимации и спокойно прошел мимо полицейского.

С тех пор его никто не видел.

Снимок Брэндона показывали по телевизору и печатали в газетах, граждан просили немедленно сообщить в полицию, если они встретят этого человека. Репортеры писали: «Полиция предупреждает: к этому человеку приближаться не стоит. Он очень опасен».

Дэвид просмотрел все эти материалы дважды – на тот случай, если вдруг что-то упустил. К примеру, его очень интересовал один факт: знали ли в полиции, куда мог направиться Брэндон и почему.

Но ничего не нашел.

Однако Дэвид был твердо уверен: они знали. И еще был готов побиться об заклад, что кто-то из бостонской полиции или тюрьмы предупредил Саманту о возможном появлении Брэндона.

Поэтому она и сбежала.

Интересно, подумал Дэвид, уведомили ли об этом происшествии местную полицию. Он достал телефон, нашел номер Барри Дакворта и позвонил ему на мобильный. Он понимал: у главного детектива сегодня полным-полно работы, тот занимается расследованием заражения водопроводной воды. Но попробовать все же стоит.

Дакворт ответил после четвертого гудка.

– Дакворт. Ты, Дэвид?

– Да, я.

– Если речь идет о твоем боссе, на меня не рассчитывай.

– О Рэнди?

– Если хочешь его найти, даю наводку. В настоящий момент он прикован наручниками к железной двери на станции по водоочистке.

– Что?

Дэвину показалось, что кресло под ним покачнулось. Он вспомнил о своем недавнем разговоре с Финли, о том, как тому несказанно повезло, что на его заводе незадолго до катастрофы резко повысили производство продукции.

Но возможно ли такое?

Неужели Рэнди каким-то образом…

– Что-то я не понимаю, – пробормотал Дэвид. – За что его арестовали? Потому как… не знаю, имеет ли это отношение к делу, но он резко повысил выпуск продукции прямо перед…

– Просто путался под ногами, вот и пришлось его приструнить. Так что можешь сходить его поприветствовать. Ну и потолковать заодно, заставить умерить пыл. И не лезть в мои дела.

– Какие именно?

– Да любые, которыми я занимаюсь, но особенно здесь, на станции по водоочистке. Он думает, что вернется в кабинет мэра, а у меня для него новости. Ему этого кабинета не видать как своих ушей.

– Ладно, ладно. Но ведь не поэтому…

– Давай, живо выкладывай, что тебе надобно, Дэвид.

– Что тебе известно о Брэндоне Уортингтоне?

– Кто это, черт побери?

– Слышал про Гарнета и Иоланду Уортингтон? Они наняли одного идиота, чтоб тот похитил ребенка Саманты Уортингтон, и затем в прачечной-автомате…

– А, да, вспомнил. Карлсон, Ангус Карлсон, он занимался этим делом, но я знаю, о чем ты говоришь. Брэндон, который сын, да? Тот, который сидит в тюрьме?

– Уже не сидит.

– Отпустили?

– Он сбежал. – И Дэвид вкратце пересказал Дакворту детали побега. – И сдается мне, он сейчас в Промис-Фоллз.

– Уверен, бостонская полиция уже связалась с нашими. Послушай, Дэвид, если вдруг увидишь его, тут же позвони мне. Правда, я тут по уши завяз во всем этом дерьме.

– Я беспокоюсь о Сэм и Карле. Думаю, они сбежали именно поэтому и…

– Мне пора, Дэвид, – сказал Дакворт и отключился.

– Что ж, и на том спасибо, хрен собачий, – выругался Дэвид.

– А я все слышал, – сообщил Итан из гостиной.

Не выпуская мобильника из рук, Дэвид попробовал еще раз позвонить Сэм. Только бы она ответила! Она ведь видит, кто ей звонит. Если она ответит, Дэвид скажет, что знает, почему она так поспешно уехала из города, знает, что Брэндон бежал из тюрьмы и разыскивает ее. И еще скажет, что поможет ей, чего бы это ему ни стоило.

Телефон звонил, но Сэм не отвечала.

Надо написать, решил он.

И быстро набрал эсэмэску: «Знаю о Брэндоне и почему ты уехала. Позволь мне помочь, пожалуйста. Перезвони как только сможешь».

Он отправил сообщение. Убедился, что текст отправлен. И долго смотрел на экран телефона в надежде увидеть три маленькие точечки, означавшие, что Сэм уже пишет ему ответ, и размышлял над тем, куда она могла уехать.

Дэвид не знал, есть ли у нее другая семья. Потом вспомнил: вроде бы она как-то раз упомянула, что ее родителей уже нет в живых. Так что скрываться у них она не сможет. До тех пор, пока все это не закончится.

До тех пор, пока Брэндона не схватят.

Похоже на то, что Сэм не собиралась отвечать или возвращаться к нему, и Дэвид отложил телефон на столик.

Наверное, сказал он себе, беспокоиться о ней незачем. Вполне возможно, что Сэм контролирует ситуацию и неплохо справляется с этим. И когда кто-то предупредил ее, что Брэндон на свободе, она быстро собрала все необходимое, схватила Карла, они уселись в машину и укатили прочь. С учетом того, через что ей пришлось пройти и сколько неприятностей ей доставили родители Брэндона и этот придурок Эд Нобл, это, возможно, было мудрым решением.

«И я в ее решениях и планах приоритетного места не занимал», – подумал Дэвид.

Да и с какой стати?

Как только Брэндона схватят, Сэм вернется, и отношения между ними продолжатся.

В том нет сомнений.

Но неужели ей так трудно ответить на его телефонный звонок? Или на эсэмэску?

Разве что…

Разве что Сэм подозревает какую-то западню. Ведь в прошлом клан Уортингтонов не раз надувал ее, причем довольно успешно.

А может, она считает, что Брэндон добрался до него, до Дэвида? Что в руках у него оказался его телефон, вот он и звонит с него и шлет эсэмэски в надежде выяснить, где находятся Сэм и Карл?

Может, они уже в пределах досягаемости?

И тут вдруг в голову Дэвиду пришла новая страшная мысль.

Может, Сэм не отвечает, потому что Брэндон уже нашел их?

Такое ощущение, будто я попал на лекцию по химии где-то в колледже.

Тело Тейта Уайтхеда по-прежнему лежало на парапете у резервуара в ожидании, когда приедет медэксперт со своей командой – а когда это будет, одному богу известно; Рэндал Финли был по-прежнему прикован наручниками к двери у входа в здание водоочистительной станции. А Гарви Оттман проводил для меня обзорную экскурсию и читал краткий курс под названием «Очистка воды 101». Его прервал звонок от Дэвида Харвуда, но когда я закончил разговор с ним, Оттман продолжил:

– Процесс очистки водопроводной воды насчитывает лишь около восьмидесяти лет, закон о нем был принят конгрессом в 1974 году. Он называется «Акт о безопасной питьевой воде», и общий смысл этого закона сводится к тому, что вода, вытекающая из-под крана, должна быть на сто процентов безопасной и пригодной для питья.

Оттман проводил меня через те участки предприятия, где я прежде ни разу не бывал. Огромные наполненные водой бассейны были поделены на секции, каждая размером со школьный зал для занятий физкультурой.

– Перед тем как поступить к потребителю, вода проходит шесть стадий очистки, – продолжал вещать он. – Здесь и предварительная обработка, и скрининг, и, как правило, эти процессы проходят в резервуаре. Но вот вода начинает поступать на станцию, и уже здесь применяются коагуляция и флоккуляция, затем…

– Флок что?

– Флоккуляция. В процессе коагуляции и флоккуляции из воды удаляются взвешенные частицы, сохранившиеся после скрининга. Эти частицы слипаются в более крупные комки, мы называем их флоками. И комки эти на стадии осаждения попадают на дно, где их можно собрать и удалить из воды и…

– Так, значит, все эти твердые вещества, вся эта дрянь, находящаяся в воде, оседает? Ну там, сигаретные окурки и прочая гадость, так?

– И не только это. Более крупные частицы, типа сигаретных окурков, отсеиваются еще на стадии скрининга, но в воде всегда присутствует огромная масса гораздо более мелких твердых частиц, которые невозможно увидеть невооруженным глазом. Вот от всего этого мы и должны избавиться. На следующем этапе начинается процесс фильтрации, где все оставшиеся загрязнения удаляются.

Оттман так и жонглировал всеми этими словами. Аэрация. Хлорирование. Фторирование.

– Фторирование?

– Да, добавление фтора, – сказал он. – Для зубов. Фтор добавляют на одной из последних стадий. Затем воду закачивают в башню, и она готова поступать к потребителю. Заметьте, насосам вовсе не обязательно работать непрерывно. Основная нагрузка приходится на них по ночам, они пополняют запасы воды в башне, взамен израсходованных за день. Когда люди просыпаются по утрам, расходы воды достигают своего пика, со всеми этими душами и ваннами, готовкой, ну и прочим, но воды в башне вполне хватает на все эти нужды, и система ее подачи в дома проста и надежна.

И тут мы перешли от химии к инженерии. Нельзя сказать, чтоб я так уж отличался в школе по этим двум предметам. Тем не менее я изо всех сил старался понять, что говорит мне Оттман.

Мы находились в самом сердце предприятия, в окружении бассейнов и огромных труб. И вот я повернулся лицом к резервуару и заметил:

– Так, значит, если даже в резервуар поступает нечто по-настоящему плохое и опасное для здоровья, а затем вода из него проходит все эти многоступенчатые стадии очистки, ну, перед тем как попадет в дома, то загрязнение это будет выявлено и нейтрализовано, я правильно понимаю?

– Хотелось бы так думать, – ответил Оттман. – Нет, я ни в коем случае не защищаю Тейта, но должен заметить, даже если он где-то и напортачил, эта наша система практически полностью автоматизирована и работает по накатанной, без участия человека. Даже если он и не сделал несколько проверочных тестов ночью, вода, по идее, не должна была потерять своих высоких качеств.

Но мне уже стало очевидно: главная ошибка Тейта состояла в том, что он позволил себя убить. Сам он с водой ничего плохого не делал. Мог сделать тот, кто прикончил его.

– Итак, с учетом всех этих этапов очистки и мер предосторожности, если бы вы сами собирались добавить в воду некое вещество, от которого заболели бы и даже могли умереть люди, удобнее всего было бы это сделать на самом последнем этапе процесса, верно?

Оттман кивнул:

– Да. Пожалуй, вы правы.

– А что, если это вещество добавили прямо в башню?

– Вы это серьезно?

Я тоже кивнул:

– Вполне. Так что?

– Да вы видели эту штуковину? Просто представить не могу, как это возможно – загрузить в нее сверху что-либо. И даже если вы залезете на самый верх, не вижу способа загрузить что-то прямо в башню, просто не представляю. Нет, если уж кто замыслил такое злодеяние, то действовал откуда-то снизу. Чтобы уж потом зараженная вода закачивалась в башню.

– Но откуда именно?

Оттман пожал плечами:

– Так вот вы на что намекаете? Хотите сказать, кто-то намеренно отравил воду?

Откуда-то издали эхом разнесся рассерженный голос:

– Отпустите меня!

Оттман покосился в ту сторону.

– Похоже, Рэнди просто взбешен…

– О нем не беспокойтесь, – заметил я. – Итак, если бы вы хотели добавить что-то в эту систему, на каком этапе и где вы бы это сделали?

– Ну, не знаю. Может, на стадии хлорирования или фторирования.

– Отведите меня к этим бассейнам.

И мы продолжили свой путь среди различных емкостей, труб и прочих приспособлений, о предназначении которых я не имел ни малейшего представления.

– Ну, вот здесь у нас производится фторирование, – указал Оттман.

Первое, что бросилось в глаза, когда я вошел в этот сектор, – это царящая здесь безупречная чистота. Все полы, каждая труба, каждая стеклянная панель так и блистали чистотой.

Но затем, уже стоя здесь, я заметил что-то на полу. Вернее, не заметил, а сначала почувствовал. Под ногами словно песок похрустывал. Я остановился, приподнял ногу, начал разглядывать подошву.

Похоже на соль. Я лизнул указательный палец, прикоснулся им к мелким белым крупинкам, затем поднес к лицу, чтобы получше рассмотреть.

– На вашем месте я бы не стал это пробовать, – сказал Оттман.

– Не беспокойтесь, – буркнул я и поднес палец к глазам. – Что бы это могло быть, есть какие идеи?

– Представления не имею, – ответил он и посмотрел на пол. – Просто в этом месте разбросано несколько гранул. Словно кто-то тащил тут огромный мешок с поваренной солью, и в нем внизу образовалась крохотная дырочка.

– И у меня пощипывает палец, – сказал я.

– Черт, – проворчал Оттман. – Надо немедленно смыть эту дрянь. Кто знает, что это такое.

И он подтолкнул меня к двери, на которой красовалось символическое изображение мужчины. Мужской туалет.

– Ощущение такое, будто прикоснулся к изоляционному материалу из стекловолокна, – пробормотал я. – Кожа раздражена и воспалилась.

Оттман подтолкнул меня к раковине, до отказа отвернул кран.

– Руку сюда. Намыливайте, да погуще. Мойте, трите, смывайте эту гадость!

– Но что это, черт возьми? – осведомился я.

– Воды не жалейте. Лейте прямо на руку. – Голос его слегка дрожал от волнения.

– Так вы знаете, что это такое? – Я продолжал лить воду на палец, намыливал его, потом снова совал под кран. Зуд уменьшился.

– Не уверен. Возможно, даже и вовсе ошибаюсь, – ответил Оттман.

– И все же есть догадки?

– Какие симптомы? – спросил он.

– Палец словно в огне.

– Нет, я спрашиваю об основных симптомах, на которые жаловались все эти люди, поступившие в больницу.

Их было так много, что все и не упомнишь, подумал я. А потом сказал:

– Тошнота, головокружение, пониженное кровяное давление. Какие-то проблемы со зрением. Кажется, кто-то говорил «гипертония». Нет, не гипертония. Гипотония. Резкое понижение кровяного давления.

Оттман лишь удрученно качал головой.

– Да, вам много чего понадобится. – Он говорил скорее сам с собой, а не со мной.

– Много чего?

– И судя по всему, это займет немало времени. Слишком уж быстро все произошло, последствия могут быть самые плачевные, – пробормотал он.

– О чем это, черт побери, вы толкуете? – нетерпеливо воскликнул я, все еще держа палец под краном. А потом вдруг до меня дошло. – Но если вода в городе заражена, какого черта я держу этот несчастный палец под краном?

Он взглянул на меня и тут же выключил воду. И я увидел в его глазах страх.

– Надо срочно выбираться из этого здания, – сказал он. – Как можно быстрее!

– Оттман, может, объясните, что все-таки происходит?

– Есть способ освободить Рэнди от наручников?

– Разве что с помощью острого ножа или кусачек, – ответил я. Наручники из пластика. И ключа к ним нет.

– Пошли!

Мы вышли из туалета. Оттман схватил меня за руку и потянул в сторону – подальше от рассыпанных по полу гранул, похожих на соль.

– Оно и в воздухе может быть, – сказал он. – И его может быть здесь куда как больше, чем мы только что видели на полу.

Я решил не спрашивать его, о чем он толкует. Сначала надо выбраться из здания. Он уже полез в карман пиджака и достал перочинный нож. Приблизился к Финли, и в руке его сверкнуло лезвие.

Глаза у Финли расширились при виде ножа. Должно быть, он никак не мог решить, намерен ли Оттман освободить его или убить. И какое облегчение, должно быть, испытал, когда Оттман, навалившись на него плечом, стал подбираться к наручникам на запястьях.

– Гарантирую тебе большие неприятности, друг мой, – бросил мне Финли.

– Как только он освободит тебя, – отозвался я, – выметайся из этого здания и побыстрее.

– Что? – Показалось, он вот-вот задохнется. – Боже ты мой, здесь бомба, да?

– Нет, – ответил Оттман и перерезал наручники. – На выход, живо!

И вот все трое мы бросились к двери. Оттман немного задержался на выходе у щитка, включил тревожную кнопку пожарной сигнализации. Пронзительно взвыла сирена.

– Здесь могут быть еще люди, – пояснил он.

Мы выбежали на стоянку. Не скажу за других, но у меня сердце колотилось как бешеное.

– Оттман, – задыхаясь, пробормотал я, – объясните!

Он сделал два глубоких вдоха.

– Могу и ошибаться, но думаю, та гадость на полу была азидом натрия.

– И что это означает? – спросил я.

– Катастрофу, вот что!

Кэл Уивер полез в холодильник сестры, искал там, чего бы попить, и тут у него затрезвонил мобильник. Звонили из полиции Промис-Фоллз – кто-то из них увидел записку, прикрепленную к двери в дом Люси Брайан. Там Кэл указал, что ключ находится у него, и вот теперь полиция изъявляла желание войти в этот дом.

– Мне надо ехать, – сказал Кэл Селесте.

– А Кристэл с собой возьмешь? – поинтересовалась она.

Кэл отрицательно покачал головой. Совершенно ни к чему, чтобы Кристэл видела, как тело матери выносят из дома.

И он пошел в гостиную поговорить с девочкой.

– А у твоей сестры есть бумага, на которой я могла бы рисовать? – спросила она, подняв на него глаза.

– Думаю, да. Почему бы тебе самой ее не спросить?

Кристэл начала сползать с дивана, но Кэл остановил ее, положив руку на колено.

– Погоди минутку. Хотел с тобой поговорить.

– О чем?

– Я должен впустить полицию в твой дом. Они мне только что звонили. Увидели записку, которую я прикрепил к двери.

– О…

– А ты останешься здесь, хорошо?

– Ты надолго уезжаешь?

Он пожал плечами:

– Точно не скажу. Мне еще надо заскочить в гостиницу и забрать свои вещи, которых тут не хватает. Чтобы я мог остаться здесь, с тобой.

Она смотрела на него, и лицо ее не отражало никаких эмоций. Он пытался понять, о чем она сейчас думает, – никак не получалось.

– Ладно, – произнесла Кристэл и продолжила сползать с дивана, потом пошла на кухню просить бумагу.

Он доехал до дома Люси Брайтон за десять минут. На обочине стоял автомобиль полиции Промис-Фоллз, на переднем сиденье – два копа. Кэл тоже съехал на обочину, вышел и двинулся к ним.

– Это вы Уивер? – спросил тот, кто сидел за рулем.

Кэл рассказал им все, что знал. О звонке от Кристэл, о том, где он нашел тело. Потом продиктовал им номер телефона Джеральда Брайана и добавил, что особых надежд на появление здесь отца девочки не питает.

– А ребенок до сих пор с вами? – осведомился тот же коп.

Он кивнул.

Ничего больше от него пока что не требовалось, и Кэл уселся к себе в машину с намерением выехать на автомагистраль, ведущую к югу, где на выезде из города находилась его гостиница. Он рассчитывал, что соберет и упакует все вещи минут за двадцать, ну а затем к середине дня вернется к сестре. Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда он повернул ключ зажигания.

– Уивер, – ответил он.

– Мистер Уивер? С вами говорит Дэвид Харвуд.

Звонивший произнес свое имя с вопросительной интонацией, словно рассчитывал на то, что Кэл тут же спросит: «Вот как? Да неужели?» Но вместо этого Кэл просто поинтересовался:

– Чем могу помочь?

Но затем вдруг понял, откуда ему знакомо это имя. Харвуд был тем самым парнем, который спас Карла Уортингтона, когда Эд Нобл похитил мальчика из школы в конце занятий. Тогда Сэм первым делом позвонила Кэлу, обратилась за помощью к нему, но он не сумел добраться туда вовремя, и тогда она призвала на помощь Дэвида Харвуда.

– Я друг Сэм Уортингтон. И я…

– Я знаю, кто вы такой. Спасибо, что так быстро добрались тогда до школы. А вот у меня не получилось.

– Она вам случайно не звонила?

– Нет. То есть, я хотел сказать, мы пару раз обсуждали то, что случилось у нее дома, но в последнее время я с ней не разговаривал. – И Кэл ощутил легкий озноб и почувствовал, как мелкие волоски у него на шее встали дыбом.

Сэм и ее мальчик пили отравленную воду.

– Черт, – выругался Кэл. – А вы домой к ней заезжали?

– Да, – ответил Дэвид. – И это никак не связано с тем, что происходит в городе. То есть с водой. В доме их нет. И машины рядом – тоже.

– Ясно, – заметил Кэл, и волоски перестали топорщиться. – В таком случае что все это означает?

– Вам известны последние новости о ее бывшем муже?

– Расскажите мне, Дэвид.

Дэвид выложил ему последние новости. Брэндон Уортингтон бежал из тюрьмы. Сэм не отвечает на его звонки. Ничего себе новости!

– Позвоните в полицию, – посоветовал он.

– Я звонил, – сказал Дэвид. – Но сами понимаете, сейчас у них дел по горло.

– И у меня тоже, – произнес Кэл и тут же спохватился, что прозвучало это, пожалуй, пренебрежительно. – Послушайте, Сэм наверняка предупредили, что он сбежал, вот она и уехала вместе с ребенком на несколько дней. Никому ничего не сказала, не отвечает на ваши звонки – что ж, на мой взгляд, поступает вполне разумно.

– Может быть, – сказал Дэвид. – Но что, если она не отвечает потому, что он уже нашел ее и схватил? Это опасный тип, он замешан в ограблении банка. И родители у него сумасшедшие, это они послали Эдда Нобла в прачечную – убить Сэм.

– Да, я там был.

– Знаю. Так вы понимаете, о чем я вам говорю? Никогда не стал бы беспокоить по пустякам. – Голос мужчины дрогнул. – Было время, когда я мог сам справиться с любой проблемой. Но сейчас не тот случай. Чувствую себя абсолютно беспомощным. Очень хочу помочь ей, вот только не знаю как.

Кэл закрыл глаза, откинулся на подголовник, подумал о Кристэл. До тех пор, пока не появится отец, он отвечает за эту девочку. Он не может бросить все и ринуться помогать Харвуду найти Сэм. Не сейчас.

– Вы говорили, что были у нее в доме?

– Да, – быстро выпалил Дэвид, ободренный тем, что Уивер нашел время задать ему хотя бы несколько вопросов.

– И проникли в него, осмотрели все тщательным образом?

– Да, осмотрел. Похоже, они собрали вещи перед дорогой.

– А что говорят соседи?

Дэвид ответил не сразу.

– Черт, – пробормотал он. – Я как-то не подумал. Нет, я с ними не говорил.

– Вот отсюда и начинайте, – сказал Кэл. – А потом сообщите мне все, что удалось выяснить.

Он ощутил нечто похожее на стыд, закончив этот разговор, но больше для Дэвида он ничего не мог сделать. Ведь он обещал Кристэл вернуться быстро, не задерживаться. И ему казалось, что сейчас девочка нуждается в нем куда больше, нежели Харвуд. Кэл знал, у Дэвида была веская причина беспокоиться о Саманте и ее сыне, но ему также было известно, что эта Сэм далеко не дурочка. Если она узнала, что ее бывший на свободе, то поступила правильно, решив быстро смотаться из города.

Кэл надеялся, Дэвид ошибается, думая, будто Сэм не отвечает потому, что Брэндон уже нашел ее. Но вроде бы Харвуд был некогда репортером? Да, Кэл слышал, что был. В таком случае пусть постарается выведать все, что только может, тут вполне пригодятся профессиональные навыки. К ним не раз прибегал и он сам.

Кэл включил мотор. Надо быстро добраться до гостиницы, собрать вещи и выписаться.

И вот вскоре он оказался у перекрестка и собрался свернуть вправо, как вдруг заметил знакомую машину, которая приближалась с юга.

То был Дуэйн в своем грузовичке-пикапе.

Зять Кэла Дуэйн проехал мимо, глядя прямо перед собой на дорогу. Ни разу не посмотрел по сторонам, не заметил машины Кэла.

Кэл сам не понимал, что заставило его свернуть влево, в противоположном от гостиницы направлении.

Потом сказал себе, что у него и в мыслях не было следить за зятем. И никакого наблюдения за ним он вести не собирался. И вовсе не хотел посвящать весь день слежке за Дуэйном.

Просто так получилось.

Дуэйн проехал мимо, и Кэл решил посмотреть, куда это он направляется. И сказал себе: если Дуэйн свернет с дороги и заедет в «Севен-илевен»[13] купить себе гамбургер или что еще, он может отправиться следом за ним, посмотреть, чем занимается этот парень, даже завязать разговор. Может, даже предложит пойти куда-нибудь выпить пива.

И сказать ему нечто вроде: «Послушай, ты уж извини за то, что я с этой маленькой девочкой вломился к тебе в дом. Я очень ценю ваше с Селестой гостеприимство и обещаю, что мы с ней не будем долго вам докучать».

Да. Нечто в этом роде.

Кэл твердил себе: он вовсе не следит за своим зятем, даже несмотря на то что Селесте показалось, будто у него есть какая-то женщина на стороне. Неужели ему так уж хочется совать свой нос в чужие дела? Ну… разве что совсем немножко. Ведь речь идет не о ком-то там, а о его родной сестре. Ты изменяешь моей сестре, и это просто бесит меня.

Но в конечном счете все они уже взрослые люди. И за годы работы в полиции, а затем и частным сыщиком Кэл твердо усвоил одну вещь: у каждой истории, фигурально выражаясь, есть две стороны медали. Ведь он ни разу не выслушал Дуэйна. Возможно, у того есть серьезные претензии к Селесте, а может, и нет. И возможно, все, что скажет ему Дуэйн, – просто чушь собачья, ничего больше.

Возможно, во всех проблемах этого брака стопроцентно виноват именно Дуэйн.

Кэл был вовсе не уверен, что хочет все это знать. У него не возникало ни малейшего желания стать посредником. Если их брак под угрозой, пусть идут к специалисту по таким делам, с ним и советуются.

У Кэла полным-полно своих проблем, ему некогда заниматься чужими.

Ну, разумеется, Кристэл тут исключение.

Он будет заботиться о девочке до тех пор, пока не появится ее папаша. Если вообще появится. И если уж быть честным до конца, Кэл очень надеялся на то, что отец Кристэл найдет время и прилетит к дочери.

Кристэл ему нравилась. Даже ее причуды были ему симпатичны, даже упрямство и порывистость в поведении, и особенно трогательным казалась это странное сочетание уязвимости и твердости характера. Возможно, эти чувства к ней как-то связаны с потерей родного сына. И какая-то часть его просто стремится опекать кого-то, заботиться и…

Дуэйн резко свернул. Теперь он направлялся в центр города.

Кэл решил ехать следом. Но осторожно, соблюдая дистанцию, так, чтобы их разделяли хотя бы одна или две машины. Этим приемам он научился, работая в полиции и особенно – частным сыщиком.

Ладно, сказал себе он. Так и быть, послежу за ним еще немного, проеду несколько кварталов.

Но что, если он увидит, как Дуэйн встречается с какой-то женщиной? Полезет под сиденье и достанет фотоаппарат с телескопическими линзами? А потом покажет эти снимки сестре? Нет, это вряд ли. Зато он вполне может пригрозить этим компроматом Дуэйну. Доказать ему, что он все знает, и посоветовать не тащить всю эту грязь в дом и наладить отношения с женой.

И вот они оказались в деловом районе города, и у машины Дуэйна загорелись габаритные огни, а затем замигал правый поворотник. Дуэйн съехал к обочине и выключил мотор.

Кэл проехал мимо.

Затем посмотрел в боковое зеркальце и увидел, что Дуэйн вышел из машины и переходит улицу. Оказавшись на противоположной стороне, он пошел в том же направлении, куда двигался Кэл в машине. Кэл увидел свободное местечко у тротуара, заехал и остановился там, а затем сидел и ждал, когда зять, идущий по другой стороне улицы, поравняется с ним.

Приближаясь к бару, Дуэйн замедлил шаг, и Кэл подумал, что он сейчас туда зайдет. Но вместо этого Дуэйн вдруг нырнул в узкий проулок между баром и обувным магазином.

– Что за черт? – пробормотал Кэл.

Ему пришлось проехать немного вперед, чтобы лучше видеть, что происходит в этом проулке. Дуэйн шел по нему с улицы, навстречу ему приближался какой-то мужчина. Поравнялись они примерно посередине и остановились.

Кэл перегнулся, полез под заднее сиденье машины. И достал оттуда фотоаппарат с телескопическими линзами. Тот самый, которым он часто пользовался, когда его как частного сыщика нанимали для слежки.

Нет, он не собирался делать снимки. Просто эта камера служила прекрасным заменителем бинокля.

Он быстро вытащил фотоаппарат из футляра, снял крышку объектива и поднес камеру к глазам.

Мужчине, с которым встретился Дуэйн, было лет сорок пять, невысокий, весит примерно 250 фунтов. Одет в джинсы и черную ветровку.

Они о чем-то говорили.

Кивали. Затем незнакомец полез в карман и протянул что-то Дуэйну.

Щелк!

Он практически рефлекторно нажал на спусковую кнопку затвора. Если бы то была реальная работа, ему нужно было добыть доказательства. Допустим, о передаче денег из рук в руки. Причем, как показалось Кэлу, пачка эта была довольно толстая.

Джил Пикенс лежал лицом вверх на носилках, придвинутых к стенке в коридоре, примерно на полпути к реанимационной палате, где-то между кабинетом радиологии и кафетерием. Надо сказать, он не был одинок. Приемное отделение «неотложки», все смотровые кабинеты не справлялись с огромным наплывом пациентов, в палатах не осталось ни одного свободного места, поэтому больных рассовывали по всем углам и закуткам здания. Пациенты лежали по обеим сторонам коридора, между ними кое-как протискивался больничный персонал, тут же толпились члены семьи, усугубляя всеобщую сумятицу и неразбериху.

А потому когда Марла с Арлин Харвуд и маленьким Мэтью на руках получили наконец возможность поговорить с доктором Кларой Морхаус о состоянии отца, сделать это в более приватной обстановке не удалось. Они разговаривали прямо у носилок, на которых лежал Джил. Его кожа приобрела пепельно-серый оттенок, глаза оставались закрыты, но он был еще жив.

– Неужели так трудно найти для него палату? Он ведь пожилой человек и не может вот так валяться в коридоре! – сказала Арлин.

– Мы делаем все возможное, – отозвалась доктор Морхаус.

– Так вы считаете, это самое подходящее место для человека, который был женат на женщине, руководившей этим госпиталем. И что…

– Пожалуйста, тетя Арлин, не надо, – протянула Марла. – Все нормально.

– Мы получили данные о том, – сказала доктор, – что это отравление химическим веществом. Способов лечения не существует. Мы делаем для вашего отца все возможное. Но контролировать что-либо просто не в силах. Ему повезло больше, чем другим, выпившим гораздо больше зараженной воды. Так что остается лишь ждать и наблюдать.

– Но он поправится? – спросила Марла, перекладывая Мэтью из одной руки на другую.

– Не знаю, насколько вы религиозны, – произнесла доктор. – Лично я – нет. Но на вашем месте я бы просто за него молилась, потому что жизнь его от нас не зависит, она в руках Господа. Он может выжить. Но даже если и выживает, вам следует знать: тут вероятно возникновение множества побочных эффектов и осложнений.

Арлин обняла племянницу за плечи.

– Спасибо, – проговорила она. – Мы можем остаться здесь?

– Оставайтесь сколько хотите, – ответила Морхаус. – Если вдруг в палате освободится место, мы немедленно переведем его туда. Но я бы на это не слишком надеялась. Мы можем даже перевезти его в одну из больниц Олбани. Я вам сообщу.

Доктор извинилась и отошла в конец коридора к каким-то другим взволнованным родственникам; среди них выделялась женщина в хиджабе, окутывавшем голову и шею. Она пришла к больному – тот, судя по внешности, был выходцем с Ближнего Востока.

Мэтью, который время от времени принимался плакать с тех пор, как они зашли в больницу, снова раскапризничался.

– Он проголодался, – сказала Марла. И принюхалась. – И еще не мешало бы поменять ему подгузник.

– Знаешь, поезжай-ка ты домой, – посоветовала Арлин. – Тебе надо думать о себе и ребенке. Ты сама, должно быть, просто умираешь с голоду.

– Нет, я не уйду, – сказала Марла. – Что, если они переведут папу в другую больницу? Я должна быть рядом с ним.

– У меня есть идея, – сказала Арлин. – Позвоню Дону, пусть заедет за тобой и Мэтью. А я останусь здесь с Джилом. И если будут какие новости, сразу тебе позвоню.

У Марлы от волнения и голода даже лицо осунулось.

– Ну, не знаю. Может, я…

– Марла!

Услышав этот оклик, она резко развернулась и увидела в коридоре Дерека Катера. Глаза покрасневшие, руки протянуты вперед. Дерек недавно закончил колледж Теккерея и был отцом Мэтью.

– Я тебя где только не искал! – воскликнул он. – Пытался дозвониться, потом забегал к тебе домой. И не знал, что случилось с тобой и Мэтью, и…

Тут Марла разрыдалась. Одной рукой она продолжала прижимать к себе ребенка, другой тянулась к Дереку. Тот крепко обнял мать и дитя. Но, увидев Джила, разжал объятия и прошептал еле слышно:

– О, нет, только не это!

– Да вот, лежит пока здесь, – произнесла Марла.

– Мне страшно жаль.

– Ну а как ты? Как родители? С ними все нормально?

Дерек кивнул и сообщил, что родители его уехали из города, а сам он, еще не встав с постели, услышал предупреждение из громкоговорителя проезжавшей мимо пожарной машины. Марла рассказала ему о том, как их привез в больницу ее кузен, и о словах доктора Морхаус. Потом добавила, что подумывает съездить домой, переодеть и покормить ребенка.

– Я могу вас отвезти, – тут же вызвался он.

Арлин сочла, что идея просто отличная.

– Я останусь здесь, – заверила их она. – А вы поезжайте.

Марла пыталась что-то возразить, но не слишком убедительно, и все же позволила себя увести. Дерек, обняв Марлу за плечи, прошептал ей:

– Знаешь, вот уж никогда бы не подумал… Просто не понимал, какое огромное место ты и малыш занимаете в моей жизни, и понял это, лишь когда осознал, что могу вас потерять.

Услышав это, Арлин Харвуд впервые за последние несколько часов улыбнулась. И сказала Джилу:

– Не знаю, слышал ты это или нет, Джил, но, похоже, у Марлы теперь все наладится. Нет, правда.

Губы у Джила слегка шевельнулись, хотя глаза по-прежнему оставались закрытыми.

– Что, что ты сказал? – спросила Арлин, склоняясь над ним и приблизив ухо к его губам. Губы снова зашевелились.

В ответ Арлин зашептала ему на ухо:

– Я говорить Марле этого не буду. Сам скажешь, когда тебе станет лучше. И потом, она знает, Джил. Она это знает.

Она выпрямилась, снова взглянула на Джила в надежде, что он откроет глаза. Потом взяла его за руку и крепко сжала в своей.

В дальнем конце коридора мужчина лет под сорок склонился над носилками, на которых лежала седовласая женщина. И не сводил глаз с женщины в хиджабе. Та шепотом переговаривалась с пациентом, которого с минуту назад осматривала доктор Морхаус.

Мужчина вскинул руку, указал на восточную женщину и сказал:

– А наглости у тебя хватает, черт побери.

Он произнес это довольно громко, так, что все присутствующие не могли не расслышать. К нему повернулись головы. Женщина в хиджабе тоже взглянула на него и тут же поняла, что он обращается к ней.

Мужчина не унимался:

– Быть здесь, среди нас! Для этого нужна смелость, леди.

Женщина с сильным акцентом произнесла:

– Вы ко мне обращаетесь?

– Разве вы видите здесь других террористов?

Женщина сочла, что отвечать на этот вопрос не стоит, и снова склонилась над своим близким.

– Думаешь, мы не понимаем, что происходит? – поинтересовался мужчина и начал не спеша подходить к ней.

Женщина снова обернулась.

– Пожалуйста, оставьте нас в покое, – сказала она.

– А ты знаешь, кто тут у меня лежит? – спросил он и указал на седовласую женщину. – Это моя мать. Ей шестьдесят шесть, и вчера она была самой здоровой женщиной в этом чертовом городе. А теперь едва цепляется за жизнь. И я не знаю, выкарабкается она или нет.

– А у меня здесь муж, – отозвалась женщина. – И он умирает.

– Но разве в том не виноваты ваши люди? Готовы пожертвовать жизнями родных и близких, а также своей жизнью ради идеи. Скажем, посылаете на людную площадь женщину, обмотанную пакетами с взрывчаткой…

– Прекратите! – воскликнула Арлин.

Мужчина перевел взгляд с восточной женщины на нее.

– Неужели не замечаете? Да они у всех на виду. Даже и не думают скрываться. Они здесь… повсюду. Только и ждут удобного случая.

– Заткнитесь, кому говорят! – крикнула Арлин. – Лучше позаботьтесь о своей матери. И не приставайте к этой женщине.

Дверь в коридор приотворилась, и вошел Ангус Карлсон.

– Что происходит? – спросил он, посмотрев сначала на Арлин, затем на мужчину, который все еще на нее указывал. С той разницей, что теперь в его руке был зажат какой-то предмет.

Он размахивал пистолетом.

Люди закричали. Те, кто стоял ближе к носилкам, попадали на пол или прикрывали своими телами больных. Все, кроме женщины в хиджабе, которая стояла, гордо выпрямившись и глядя прямо в глаза своему обидчику.

Карлсон немедленно выхватил свою пушку, направил ствол на мужчину и гаркнул:

– Полиция! Бросить оружие!

Но мужчина и не думал повиноваться. Вместо этого крикнул:

– Арестуйте ее!

– Сэр, опустите оружие, немедленно.

– Но разве вы не понимаете, что случилось сегодня? – возбужденно воскликнул мужчина. – Это террористическая атака! Сначала была одна на стоянке перед кинотеатром, теперь вот это. – Глаза мужчины наполнились слезами. – И моя мама умирает.

Карлсон понизил голос, но продолжал настаивать:

– Сэр, вы должны немедленно опустить оружие. Если все, что вы говорите, правда, это хорошо, очень хорошо, что вы довели этот факт до нашего сведения.

Восточная женщина покосилась на него, в глазах ее светились страх и гнев.

Карлсон смотрел на нее какую-то долю секунды, затем сказал мужчине:

– Будьте уверены, мы проведем самое тщательное расследование по вашему заявлению. И если это правда, не удивлюсь, если вас наградят медалью. Но пока вы стоите здесь, размахивая оружием, мы не можем предпринять сколько-нибудь решительных действий.

– Они всегда отмазываются, – произнес мужчина. – Всегда выходят сухими из воды.

– Мы проследим за тем, чтобы ничего подобного не случилось. – Карлсон подошел поближе, протянул левую руку. – И почему бы просто не отдать оружие мне? Давайте уберем его с глаз долой. Все мы сегодня находимся под влиянием сильнейшего стресса. Дошли, что называется, до точки.

Мужчина нервно переводил взгляд с Карлсона на женщину и обратно, но пистолет его был по-прежнему нацелен на женщину.

А Ангус Карлсон держал под прицелом его самого.

– Пожалуйста, сэр, прошу вас. Не знаю, хороший ли вы стрелок, но если спустите курок, может пострадать кто-то другой. Возможно, чья-то мать. Или отец. Или же сын и дочь. И еще должен предупредить: если вы спустите курок, я сделаю то же самое. Я буду вынужден застрелить вас. И хотя я проходил хорошую подготовку на стрельбище, есть шанс, что я могу задеть кого-то другого. Ни в чем не повинного человека.

Все кругом так и окаменели. Никто не осмеливался произнести ни слова. Люди затаили дыхание.

– Подумайте о своей матери. Подумайте, что через какое-то время она поправится. И вы будете ей очень нужны. Но как и чем вы сможете помочь ей, если будете сидеть в тюрьме и дожидаться суда?

Арлин подхватила:

– Он прав. Разве этого хотела бы ваша мама?

Карлсон посмотрел на нее, и в этом взгляде Арлин прочла: мне ваша помощь не нужна.

Но она продолжила:

– Если бы мой сын застрелил невооруженную женщину, не важно, по какой причине, я бы до конца жизни стыдилась его.

После этого в помещении настала мертвая тишина. Но длилась она не больше пяти-шести секунд.

Мужчина сказал:

– А лично я плевать хотел.

Приподнял ствол на четверть дюйма, посмотрел на женщину в хиджабе, сощурился.

Карлсон спустил курок.

Выстрел прогремел оглушительно и сопровождался взрывом испуганных криков. Пуля попала мужчине в верхнюю часть бедра, его отшвырнуло назад, как футболиста на поле, в которого врезался другой игрок-невидимка. При падении пистолет выскользнул из его руки и с грохотом покатился по полу.

Карлсон рванулся к нему, подобрал, потом полез в карман за пластиковыми наручниками.

– Ты меня застрелил! – завопил мужчина. – Господи Иисусе, ты меня застрелил!

Крики длились несколько секунд, затем люди, по крайней мере те, кто не лежал на носилках, громко зааплодировали. Карлсон убрал свое оружие в кобуру, сунул пистолет мужчины в нагрудный карман спортивной куртки. Затем приблизился к лежащему на полу мужчине. Из бедра его лилась кровь. Карлсон перевернул его на бок, чтобы было удобно сковать руки наручниками за спиной.

– Хорошая новость состоит в том, – заметил Карлсон, – что нам не придется долго везти тебя в больницу.

То была неплохая острота, особенно если учесть, что голос его дрожал, а сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из грудной клетки.

Проведя эвакуацию на водоочистительной станции, я набрал номер Ронды Финдерман.

– Если ты этого еще не сделала, – сказал я, – советую тебе позвонить губернатору. Если парней из национальной безопасности, которые занимались взрывом у кинотеатра, можно отозвать назад, пошли их на станцию по водоочистке. И предупреди, чтобы захватили костюмы химзащиты. Есть специальный план мероприятий по борьбе с утечками вредоносных веществ, и, похоже, здесь у нас как раз тот самый случай.

– Это шеф? – поинтересовался Рэндел Финли. Он шел сзади в нескольких шагах и прислушивался к нашему разговору. – Передай трубку! Потому что у меня есть жалоба!

– Кто это? – спросила Финдерман.

– Не важно. Так ты сделаешь, о чем я прошу?

– Да, – ответила она. – Знаешь, мне только что звонили из службы по охране окружающей среды. Они считают, что установили, какое вещество находится в воде.

– Позволь мне догадаться, – сказал я. – Азид натрия, да?

– Господи, да! А ты откуда знаешь?

– Эти гранулы рассыпаны по полу здесь, на станции, неподалеку от отсеков для фторирования. – Я понизил голос: – До сих пор я не слишком верил в то, что все это дерьмо, происходящее в городе, как-то связано с терроризмом. Но здесь почти очевидно – это самый настоящий террористический акт. И если нет, то я не знаю, что еще. Но скажи мне на милость, что это за штука такая, азид натрия?

– Очень скверная и опасная штука, – ответила Финдерман. – По крайней мере, когда добавляется в воду. Азид натрия используют в автомобильных подушках безопасности. Это среди всего прочего. Если пропустить через него электрический ток, превращается в газообразный азот – и происходит взрыв.

– Да, но здесь его использовали явно не с этой целью.

– Не имеет вкуса и запаха, и если добавить его к воде, то вызывает все те симптомы, которые мы наблюдаем у людей в больнице. Судороги, учащенное дыхание, резкое снижение кровяного давления, перебои в сердечной деятельности.

– И чем это можно лечить? – задал вопрос я.

– Ничем.

– Повтори?

– Ничем, Барри. Не существует ни волшебной пилюли, ни противоядия. Человек или выживает, или нет. Тяжесть заболевания находится в прямой зависимости от количества попавшего в организм яда. И если даже человек не умрет, ему грозят нешуточные осложнения на легкие и умственную деятельность.

– Тот, кто подложил эту гадость в воду, убил здесь одного из рабочих, – сказал я.

– Кого?

Я сообщил ей.

– Что такое убийство одного парня, когда изначально планируешь убить сотни или тысячи людей? – поинтересовалась Финдерман.

Смысл в ее высказывании имелся.

– Сколько людей погибло? – спросил я ее.

– Число растет. На данный момент сто двадцать три человека, но я только что слышала, что число умерших достигло ста тридцати одного. – Пауза. – Я потеряла свою племянницу, Эсме. Ей было всего семнадцать. Брат и его жена… они просто в отчаянии.

– Мои соболезнования, – пробормотал я.

– Я хочу знать, кто это сделал, – жестко произнесла Ронда. – Кем бы он или они ни были, я хочу, чтоб этих тварей схватили.

– На самом деле больше, – заметил я.

– Чего больше?

Я рассказал ей о Лорейн Пламмер, студентке, убитой в колледже Теккерея.

– Мне пришлось покинуть место преступления, – с сожалением добавил я. – Не хотелось бы, чтобы Ванда или кто-то еще попал туда раньше времени. Нужно выслать группу специалистов.

– Придется вызывать коронеров из других антитерриториальных подразделений, – сказала Финдерман. – Потому что здесь у нас потоп, ураган и налет саранчи, вместе взятые. Только за одно утро погибло столько людей, сколько умирает за несколько лет.

– Но это происшествие в Теккерее, даже в свете того, что происходит сегодня в городе, штука весьма серьезная, шеф.

– Поясни.

– Наш парень вернулся.

– Какой еще парень? Хотя погоди. Продолжай.

– Ванда проведет полное вскрытие, но я хорошо рассмотрел тело. Те же раны, что и у Оливии Фишер и Розмари Гейнор.

– Черт побери, Барри! Когда ты наконец успокоишься на эту тему?

– Хочу, чтобы ты сама взглянула на тело и вынесла свое суждение. Был бы просто счастлив.

На том конце линии настала тишина. Убийства Фишер и Гейнор до сих пор являлись причиной трений между нами, но я же не виноват, что теперь придется сделать заход на второй круг.

– Данкомб мертв, а Гейнор в тюрьме, – сухо заметила шеф. – То были твои главные подозреваемые.

– Да.

– Черт… – пробормотала Финдерман. – Если считаешь, что это тот же убийца… что ж, я доверяю твоему выводу.

– Здесь мне пока делать просто нечего, – сказал я ей. – Некого даже оставить у тела Тейта Уайтхеда. Весь этот район придется оцепить, пока все не прояснится и не наладится. А сам я тем временем мог бы поработать по убийству в колледже. Хотя бы несколько часов.

– Ладно, только держи меня в курсе, – велела Ронда Финдерман.

Финли, все это время не сводивший с меня глаз, воскликнул:

– Я хочу с ней поговорить! Поговорить, и немедленно, сейчас же!

Я убрал телефон в карман.

Финли погрозил мне пальцем:

– Ты еще очень пожалеешь, когда я стану мэром!

– Обычно мы расходимся во мнении, но тут, думаю, ты прав.

– Никогда тебе не прощу.

Я резко развернулся и подошел к нему вплотную.

– И я тоже никогда не прощу, Рэнди. И никогда не забуду. Тот день, когда ты позвонил мне и попросил проверить всю эту историю про дохлых белок и еще с помощью всяких там намеков пытался выведать, есть ли у меня на кого-нибудь какой-то компромат. Еще тогда я подумал: нет, я в эти игры не играю. И ничего ни на кого у меня нет. За одним только маленьким исключением. Возможно, у меня есть что-то на тебя.

Финли даже отступил на шаг.

– На меня? И что это, черт возьми, у тебя есть на меня?

– Несколько минут назад я говорил по телефону и узнал одну интересную вещь. Очень даже любопытное. О тебе, Рэнди.

– Не понимаю, о чем ты толкуешь.

– Слышал, перед тем как приехать сюда, ты сделал одно доброе дело. Пригнал к водопадам фургоны и раздавал людям упаковки с бутилированной водой.

– Да, – сказал он и весь так и напыжился от гордости. – Было дело. Я бы и тебе дал одну, хоть ты и ослиная задница.

– Просто удивительно, как быстро ты сориентировался.

Рэнди пожал плечами:

– Приходится исполнять свой долг, когда люди в беде.

– Но откуда ты знал?

– Что знал?

– Как ты узнал, что понадобится так много бутилированной воды?

Он недоуменно покачал головой:

– Черт, хоть убей не пойму, о чем это ты.

– На этой неделе ты резко увеличил выпуск продукции. Задолго до того, как все это случилось.

– С чего это ты взял?

Я услышал это от Дэвида Харвуда. Просто мимолетный такой комментарий. Но с тех пор он не давал мне покоя.

– Может, я просто неправильно понял то, что услышал? – спросил я.

Финли открыл было рот, собираясь что-то сказать, но, видно, так и не придумал, что именно.

– Да, неправильно понял, – вымолвил он наконец.

– Так что ничего страшного, если я начну расспрашивать людей и проверять этот факт. Потому что, если это правда, сразу возникает множество вопросов. По какой такой причине Рэндел Финли, вновь решивший баллотироваться в мэры, вдруг резко повышает объемы производства своей знаменитой родниковой воды накануне катастрофического для города отравления водопроводной воды?

– Ах ты, жирный ублюдок! – прошипел он.

– Говоришь, что хочешь осложнить мне жизнь? – спросил его я. – Валяй, действуй. Но и я в долгу не останусь. Стоит только шепнуть на ушко одному из репортеров Си-эн-эн или «Нью-Йорк таймс» – и новость расползется по всему городу. И лично мне ничего больше делать не надо. Они сделают это за меня. А там посмотрим, как скоро кто-то из них сунет микрофон тебе в лицо и спросит, действительно ли ты хотел уничтожить сотни людей ради своей вонючей политической карьеры.

– Сукин сын, – пробормотал он.

– Лично я не возражаю и против «жирного ублюдка». Признаю, сравнение довольно точное. Но во втором случае ты оскорбляешь мою матушку.

– Ты хочешь сказать, я это сделал? – И он указал пальцем на станцию водоочистки. – Так ты сказал?

Мне следовало бы подготовиться. Предвидеть, что последует дальше. Но я уже не так молод. И, следует признать, не в лучшей физической форме. А потому, когда Рэнди набросился на меня, среагировал недостаточно быстро. Не занял оборонительную позицию, просто всем своим весом надвинулся на него, чтобы ему было труднее сбить меня с ног.

Но он все же сбил.

Вихрем налетел на меня, обхватил обеими руками и повалил на землю.

– Ах ты, тварь! – завопил он.

В падении мы оба слегка развернулись, что в целом было неплохо, потому что я упал на тротуар боком, и вся тяжесть удара пришлась на левое плечо. Если бы я упал навзничь, то мог запросто и голову разбить. А несколько дней тому назад я уже упал и ударился о бордюрный камень, когда подрался с тем профессором из колледжа Теккерея.

Может, я уже не гожусь для такой работы.

Сцепившись, мы катались по парковке, как два борца-тяжеловеса. Впрочем, следовало признать, Рэнди недотягивал до этой категории – два пожилых драчуна, решившие выяснить, кто из них круче. Не того рода зрелище, на которое стоит покупать билеты.

Я опасался, что он отберет у меня оружие – пистолет лежал в кобуре, кобура приторочена к поясу на левом боку. Нет, не то чтобы я верил, что Рэндел Финли действительно вознамерился меня убить, но в подобные моменты человек порой теряет голову. Так что надо было заканчивать с этим, причем побыстрее, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Когда мы упали, он потерял хватку, и теперь руки у меня были свободны. Я сжал правую в кулак, размахнулся, нацелился и что есть силы врезал по самому уязвимому месту противника.

Ударил Рэндела Финли прямо в нос.

Нос нашего бывшего мэра был своего рода легендой в Промис-Фоллз. До этого момента он получал по носу как минимум раза два, насколько мне было известно, – и оба раза от своего бывшего личного водителя, Джима Каттера. Во второй раз Джим сломал ему нос.

Я оценивал результат. Нет, боюсь, угодил не в самый центр. Удар пришелся немного сбоку. И я не услышал характерного хруста сломанной носовой перегородки, а ведь так надеялся. Но результат все же был.

Финли взвыл от боли и прижал обе ладони к лицу. Кровь так и лила, просачиваясь сквозь пальцы.

– Боже! – взвизгнул он. – Нет, только не нос!

– Но ведь ты вроде должен был привыкнуть, – произнес я, вставая на колени. А затем и на ноги встал. Финли, скорчившись, продолжал валяться на асфальте.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал я. – Твоих это рук дело или нет?

– Да ты совсем рехнулся, чтобы тебе пусто было! – воскликнул он. Отнял ладони от лица, посмотрел на кровь и перешел в сидячее положение. – Окончательно крыша съехала!

– А ты давно протоптал сюда дорожку, – заметил я. – Оттман мне говорил. Заскакиваешь сюда регулярно. – Я принялся отряхивать пыль с одежды. – Это ты расправился с Тейтом Уайтхедом? Вырубил его, прежде чем войти в здание и отравить воду?

Не знаю, верил ли я сам в то, что сейчас говорил, но слова так и вылетали изо рта, и тут вдруг до меня дошло, что человек, на которого я смотрю, не просто задница, доставшая меня по самое не могу. Он подозреваемый.

– Это на лето! – заявил Финли.

– Что на лето? – не понял я.

– Рост выпуска продукции! Потребность в бутилированной воде резко возрастает летом, когда многие люди разъезжаются по своим загородным домам. И мы должны были подготовиться к высокому спросу, тупица ты недоделанный!

– Что ж, неплохая версия, – кивнул я. – И мы ее проверим.

Я не помог ему подняться на ноги. И у меня просто не осталось сил предъявить ему обвинение в нападении на офицера полиции. Впрочем, это никогда не поздно сделать. Так и оставил его валяться на тротуаре, а сам пошел к своей машине.

Я собирался взять небольшой перерыв в деле расследования отравления воды в Промис-Фоллз и заняться делом трехлетней давности.

Пришло время подумать об Оливии Фишер. Пришло время вернуться к самому началу. Я надеялся, что Уолден Фишер, которого я в последний раз видел в палате интенсивной терапии больницы Промис-Фоллз, поправился и сможет рассказать, что же тогда произошло.

Супруги Тереза и Рон Джонс уже жили в соседнем с Самантой Уортингтон доме, когда она переехала туда вместе со своим сыном Карлом. Тереза и Рон купили этот дом пятнадцать лет назад, но собственник прилегающей к нему через стенку недвижимости ее не продавал, а сдавал в аренду, так что за эти годы у них сменилось немало соседей. Лет десять тому назад там поселилась парочка, которая, по их мнению, промышляла наркотой, и они возблагодарили бога, когда эти подозрительные типы съехали. Затем там какое-то время проживали отец с сыном, просто обожавшие чинить мотоциклы прямо во дворе перед домом. Супруги Джонс ничуть не расстроились, когда и эти жильцы съехали.

А вот Сэм и ее мальчик им нравились. И шумели они не много – ну разве что перекрикивались друг с другом, находясь на разных этажах, – причем беззлобно, просто чтобы быть услышанными. Ну или когда Карл играл в какую-то военную видеоигру, и тогда за стенкой гремели взрывы и трещали автоматные очереди – от этих звуков даже дребезжала посуда в буфетах.

Входные двери у них находились на расстоянии не более тридцати футов друг от друга. Так что они частенько виделись с соседями, болтали о разных пустяках, обсуждали погоду. Но Сэм Уортингтон никогда много о себе не рассказывала, разве что говорила, что сына приходится растить одной и что работает она в прачечной. И о жизни ее до переезда в Промис-Фоллз тоже было известно совсем немного и в основном от Карла.

Самой пикантной подробностью оказался тот факт, что отец Карла сидит в тюрьме в Бостоне.

Они также знали, что на долю соседей выпало в последнее время немало проблем. В новостях упоминалось о попытке похищения, а также о перестрелке – нет, вы только подумайте, о самой настоящей перестрелке! – на работе у Сэм.

Но даже после этого соседи видели, что Карл и Сэм входят и выходят из дома как ни в чем не бывало. Словно ничего не случилось, и жизнь продолжалась.

А вот два дня тому назад все вдруг изменилось самым кардинальным образом. В четверг вечером.

Они видели, как Саманта Уортингтон выбегала из дома и вынесла три чемодана, которые запихнула в свою машину. А Карл загрузил туда же тяжелую полотняную сумку, и Терезе показалось, что это свернутая в несколько раз палатка.

Рон Джонс, следивший за происходящим из окна спальни наверху, был уверен, что видел среди предметов, которые Сэм торопливо запихивала в машину, охотничье ружье. Она замотала его в одеяло, но он видел, что оттуда торчит нечто похожее на кончик ствола.

– Выйду на улицу, посмотрю, что там происходит, – сказала Тереза.

Она притворилась, будто забыла что-то в бардачке своего старенького «Шевроле Астро». Оставила дверь со стороны пассажирского места открытой, стала рыться в отделении, где лежали права и страховка, и тут вышла Сэм с еще одним чемоданом.

– Решили пораньше уехать на долгий уик-энд? – просто, по-соседски спросила ее Тереза.

Волосы у Сэм свисали на глаза, шея блестела от пота. Она запихнула чемодан в открытый багажник и обернулась.

– Что?

– Я говорю, уезжаете на уик-энд?

Сэм кивнула:

– Ага. Проветриться немного.

В этот момент из дома вышел Карл со спальным мешком в одной руке и подушкой в другой.

– И куда поедете?

– Да куда глаза глядят и дороги заведут, – ответила Сэм и отправилась в дом за очередной поклажей.

И, как это часто уже бывало, информацию оказалось легче выудить у Карла. Размещая туго набитый рюкзак на заднем сиденье, он успел сказать Терезе, пока мать была в доме:

– Просто давно не ходили в походы и не разбивали в лесу лагерь. Но мама говорит, теперь самое время. Надо выждать, пока все не уляжется.

– Что уляжется? – поинтересовалась Тереза.

Карл мог бы сказать больше, но тут из дома вышла Сэм с двумя сумками продуктов. Похоже, она опустошила весь холодильник и буфет, где держала бакалею.

– Ступай принеси кулер, – сказала она сыну.

– А коку ты взяла? – спросил Карл.

– Пару бутылок. Не хочу, чтобы ты непрерывно пил газировку.

Карл бросился в дом и вскоре появился с дешевым белым кулером фирмы «Стирофом» с синей крышкой. И разместил его на заднем сиденье. Сэм заперла дверь в дом, они сели в машину и уехали.

Вот так все оно и было.

И Тереза ничуть не удивилась, когда в воскресенье утром к ним постучали и стали расспрашивать, куда подевались соседи. Новости об отравленной водопроводной воде уже начали распространяться по городу, но, к счастью, Тереза с Роном проснулись субботним утром поздно. Им уже не нужно было вставать рано по утрам – с тех пор как Рон, преподававший в высшей школе в Олбани, вышел на пенсию, а Тереза решила бросить работу в главной бухгалтерии «Дженерал электрик». Теперь им уже не приходилось подниматься каждый день в шесть утра и даже раньше, ну и перед тем, как спуститься вниз выпить кофе, они включили радиоприемник послушать местные новости.

Когда в дверь позвонили, открывать пошла она, Рон в это время находился на заднем дворе, затеял борьбу с чрезмерно разросшимися колокольчиками.

– Добрый день. Простите за беспокойство, – сказал мужчина, стоявший на пороге. – Я ищу ваших соседей. Саманту и Карла, если не ошибаюсь?

– Да, верно, – ответила Тереза. – А вы кто?

Мужчина улыбнулся, извинился за то, что не представился, и ответил:

– Я Харвуд. Дэвид Харвуд. Звонил им, стучал в дверь и раньше тоже заходил, но, похоже, их нет дома.

– Должно быть, уехали на уик-энд, – сказала Тереза.

– Да-а… – протянул мужчина. В голосе его отчетливо слышалось разочарование. – Но мне крайне необходимо связаться с ними. Сэм, она… короче, мы с Сэм встречаемся. И я беспокоюсь, не случилось ли что с ней, потому что она не отвечает на мои звонки.

В глубине дома Тереза услышала шум. Вошел Рон.

– Ты где? – крикнул он.

– У входной двери, – откликнулась Тереза. И вот Рон появился в прихожей, держа в руке ведро с сорняками. – Это Дэвид Харвуд, – пояснила Тереза. Он разыскивает наших соседей, Саманту и Карла.

– Приветствую, – произнес Рон.

– Да, здравствуйте. Я, знаете ли, очень беспокоюсь. Ну, из-за всей этой истории с водой очень боялся, что они вдруг заболели. Но я заглядывал в окна, и, похоже, дома никого. Да и машины Сэм тоже нет на месте.

– Да, – кивнул Рон. – Я видел, как пару дней назад они собрали вещи и уехали.

– А Сэм не сообщила, куда они направились?

Рон покачал головой:

– Я с ними не говорил.

– Я говорила, – встряла Тереза. – Но недолго, всего несколько секунд. Сэм только и сказала, что они уезжают. Что оказалось очень разумно с ее стороны, особенно если учесть, во что сейчас превратился наш город. Может, у нее есть знакомые за городом, с коттеджем, где можно провести уик-энд.

– Скорее всего, так оно и есть. Что ж, еще раз прошу прощения за беспокойство.

– Нет, похоже на то, что они решили разбить в лесу лагерь… – заговорил Рон.

Тереза тотчас перебила мужа:

– Может, хотите оставить карточку или записку? Ну, на тот случай, если она вернется? Ну и попросить, чтобы она связалась с вами?

– Нет, спасибо, не надо, – сказал Дэвид. – Желаю вам приятного дня.

Тереза захлопнула дверь, привалилась к ней спиной, приложила кончики пальцев в груди, прямо под шеей. И сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Ты в порядке? – спросил ее муж.

– К чему тебе понадобилось это говорить?

– Что говорить?

– Слава богу, не до конца. Ну, что они могли уехать в лес и разбить там лагерь.

– Но ведь ты сама так говорила, разве нет? Что они захватили с собой палатку и спальные мешки. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – эти люди собираются пожить где-то на природе.

– А ведь он мог тебя услышать. Наверняка услышал.

– И что с того? – осведомился Рон.

– Да то, что он может поехать и начать проверять все кемпинги и подходящие места.

– Пусть себе проверяет, нам-то какое дело? Он же сказал, что они встречаются. Он и Сэм.

– Да, – кивнула Тереза. – Наша Сэм и правда встречалась с парнем по имени Дэвид Харвуд. Сама видела, как он заезжал к ней вроде бы на прошлой неделе.

– Ладно. И что с того?

– Да только сегодня это был совсем другой человек, вот что.

Как только прибыл коронер – женщина по имени Ванда Террёль, – Джойс Пилгрим вернулась в свой кабинет.

Этот детектив просил ее просмотреть пленки с видеокамер слежения, установленных на территории колледжа, за несколько часов до и после того, когда, по его мнению, была убита Лорейн Пламмер. В одном из помещений отдела безопасности находилась комната технического обслуживания, здесь стояли несколько мониторов, подсоединенных к видеокамерам.

Джойс планировала направиться прямо туда, но понимала: прежде следует заняться одним неотложным делом.

Она должна позвонить родителям Лорейн Пламмер, Лестеру и Альме. Ведь именно после их звонка она отправилась на поиски студентки. А они наверняка сидят у телефона, ждут, когда она им перезвонит.

Нет, погоди-ка. Разве это входит в сферу ее обязанностей? Почему именно она должна сообщить им эту ужасную новость? Может, это прерогатива полиции? Если произошло убийство – а в том, что это именно убийство, нет никаких сомнений, – разве не копы обязаны уведомлять об этом близких? Нет, это точно должен сделать Дакворт.

А ей и без того есть чем заняться. Джойс просто искала себе оправдание. Ей страшно не хотелось звонить родителям Лорейн. И ей нужен вполне обоснованный предлог не набирать этот номер.

Может, позвонить Дакворту и попросить его сделать это? Но записал ли он контактные телефоны Пламмеров? Вроде бы нет, не записывал. Видно, просто забыл. Сколько еще семей в Промис-Фоллз ожидают сегодня самые плохие новости?

Джойс понимала: она должна заняться этим сама.

Она сняла трубку и набрала домашний номер Пламмеров. Трубку сняли после первого же гудка.

– Да? – Это была мать, Альма.

– Миссис Пламмер?

– Да, это я. Лестер, возьми вторую трубку!

Послышался щелчок, затем второй голос произнес:

– Алло?

– Вы оба слушаете? – уточнила Джойс.

– Да, – отозвался Лестер.

– С вами кто-нибудь уже связался?

– Нет, – ответил Лестер. – Вы хотите сказать, насчет воды? Но мы уж смотрели новости. Ну, о том, что вода отравлена. Когда это случилось? Неужели люди пили плохую воду целую неделю? А Лорейн, она не заболела?

– Она в больнице, да? – спросила Альма.

– Господи боже, неужели она пила отравленную воду? – всполошился Лестер Пламмер.

– Нет, – ответила Джойс. – Эту воду она не пила. В колледже отдельная система водоснабжения. Так что на нас это никак не повлияло.

Она услышала, как родители Лорейн с облегчением выдохнули.

– Мне очень жаль, – произнесла Джойс Пилгрим. – Но новости у меня плохие.

Опустив телефонную трубку, она не сразу пошла в комнату технического обслуживания. Вместо этого сидела, словно окаменев, в кресле перед компьютерным столиком, а затем вдруг ее начала бить дрожь. Джойс судорожно вцепилась в подлокотники.

Не могу себе этого позволить.

Она сделала несколько глубоких вдохов, подавила слезы. Она как-то умудрялась держаться во время разговора с родителями. Если уж она смогла выслушать двух человек, раздавленных горем, и не заплакать при этом, она выдержит все.

Ведь так?

Джойс подумала, что надо бы позвонить мужу. Ей так хотелось услышать голос Тэда. Но она боялась, что, как только он ответит на звонок, она тут же сломается.

Ничего, с Тэдом можно поговорить позже.

Джойс надеялась, что, когда в следующий раз будет говорить с Даквортом, тот не поинтересуется, расспрашивала ли она родителей Лорейн Пламмер о том, упоминала ли их дочь в разговоре женатого мужчину.

Она никогда не пошла бы на такое. Родители были поглощены горем. Она сообщила им трагическую новость. А уж вопросы пусть задает сам Дакворт.

Джойс перешла в другое помещение и уселась в кресло перед монитором. Задвигала мышкой, нашла нужный временной отрезок. Ей необходимо было просмотреть изображение с 11.20 вечера до 1.20 ночи. По мнению Дакворта, Лорейн была убита примерно в двадцать минут первого ночи.

Камеры были установлены вдоль дороги у библиотеки и спортивного зала. Были и другие камеры, но все они располагались гораздо дальше от корпуса общежития, где жила Лорейн.

Первым делом она просмотрела пленку с камеры, установленной возле спортивного зала. И начала с 11.20 вечера.

Смотреть было особенно не на что. Слишком мало студентов осталось в кампусе, машин на дорожке не было, прошло всего лишь несколько человек. В 11.45, держась за руки, прошли молодой человек и девушка.

В 11.51 на дорожке появился бегун. Белый мужчина лет двадцати с небольшим в шортах и светлой футболке. Из ушей свисали тонкие проводки. На экране он промелькнул секунд за семь. Она записала себе в блокнот: «Бегун, 11.51».

В 12.02 ночи он появился снова, на этот раз двигался уже в обратном направлении. Джойс и это записала в блокнот.

Затем она «пролистала» кадры, на которых не наблюдалось никакого движения. После возвращения бегуна, после его пробежки мимо спортзала, никто в поле зрения камеры не попал. В какой-то момент показалось, что там все же что-то промелькнуло. Она отмотала пленку назад и просмотрела повторно.

Да, наблюдалось движение вдоль дороги, прямо у стенки здания. Очень близко к земле. Но кто это, человек? Он что, полз? Может, кто-то был ранен или же пытался подкрасться незаметно?..

Она еще раз перемотала пленку, просмотрела. Да это не один движущийся объект, а целых три или, может, даже четыре.

Еноты!

Джойс рассмеялась. Впервые за долгое время.

Что ж, пора переключить внимание на другую камеру, установленную возле библиотеки. Один угол библиотечного здания попадал в верхний правый квадрат экрана. Дорога делила экран по горизонтали. В верхнем левом углу виднелся лес, ниже – улица, тротуар. Камера была закреплена в верхней части корпуса студенческого общежития – не того, где проживала Лорейн, а того, что находился напротив библиотеки. Здания, где жила Лорейн, видно не было, оно находилось правее, наверное, ярдах в ста.

Ночью библиотека была, разумеется, закрыта и освещалась раз в пять слабее, чем обычно. А большая часть дороги была освещена уличными фонарями.

Джойс начала просмотр с 11.20, и вскоре ее внимание привлекло нечто быстро двигающееся.

Слева на экране возник автомобиль и остановился ровно посередине. Джойс отметила время – 11.41. Водительская дверца отворилась, тут же вспыхнул свет в салоне. И из машины вышел мужчина. В руках он держал что-то квадратное и белое.

Коробку с пиццей. То был доставщик пиццы.

Он двинулся к нижней части экрана и вскоре исчез из виду. Стало быть, направлялся к общежитию, не попавшему в поле зрения камеры? С другой стороны, оказавшись невидимым для камеры, он мог резко свернуть и направиться к зданию, где находилась Лорейн.

Заказывала ли она пиццу? Дакворт просматривал ее телефон. Если б он видел звонок в доставку пиццы, то наверняка бы обратил на это внимание. Но, с другой стороны, она могла заказать пиццу и через свой ноутбук. Или, что тоже вполне возможно…

Так, погоди-ка. Паренек, доставивший пиццу, вернулся. Прошло лишь три минуты. На экране 11.44. Он уселся за руль, резко развернулся на улице и двинулся в том направлении, откуда появился.

Но Джойс записала и это.

В 11.45 – ничего.

В 11.49 – ничего.

В 11.55 – ничего.

В 12.01 – ни… Нет, погодите. А это что такое?

Слева на экран всунулся автомобиль. Всунулся в буквальном смысле этого слова. Были видны бампер и примерно шесть дюймов капота. Автомобиль продвинулся еще немного и остановился.

Трудно было сказать, что это за машина, внедорожник или пикап. Что угодно, только не фургон, это определенно. У фургона капот поднимается вертикально, до заднего стекла.

Джойс нажала на «паузу», смотрела на экран, чуть ли не носом в него уперлась в попытке разобрать, что же это за машина. Но изображение было нечетким, зернистым, да и освещение слабоватым.

И она продолжила просматривать пленку.

Задние фары погасли. На протяжении нескольких секунд не происходило ровным счетом ничего.

А затем слева вспыхнул свет. Секунды на две, не больше. Вспыхнул и погас.

Свет из салона, догадалась она. Кто-то вылез из машины, а затем захлопнул дверцу.

А потом появился и человек.

Он – Джойс сразу поняла, что это мужчина, – быстро обошел переднюю часть автомобиля, перешагнул через бордюрный камень и, продолжая двигаться в том же направлении, вышел за рамки экрана.

Исчез.

Джойс отмотала пленку назад, затем секунд пятнадцать просматривала ее в замедленном режиме. Вот выключились фары. Вспышка света. Мужчина обходит переднюю часть машины.

Пауза.

Ну, что можно о нем сказать? На экране двигалась расплывчатая темная фигура. Без шляпы. Но лица все равно толком не видно, нельзя даже разобрать, черное оно, белое или коричневое. Рост примерно от пяти с половиной до шести футов, и это тоже мало что дает. Так можно описать большую часть мужского населения планеты.

Брюки, пиджак. Иными словами, не голый.

– Черт, – выругалась Джойс непонятно в чей адрес.

Он был там, а потом исчез. Через несколько секунд. На часах было 12.02 ночи.

Джойс внесла в свой блокнот еще несколько записей, затем продолжила просматривать пленку. С трудом удержалась от искушения прокрутить в ускоренном режиме. Взгляд был прикован к непонятному автомобилю. Шли минуты.

В 12.07 появился… бегун.

Джойс была совершенно уверена – это тот самый бегун, которого она видела на пленке с другой камеры. Он возник с правой стороны экрана, пробежал влево и исчез. И вместо того, чтоб бежать по тротуару, двигался прямо посреди проезжей части.

Она снова перекрутила пленку, чтобы как следует его рассмотреть. Похоже, что на нем те же шорты. И из ушей свисают, точно спагетти, два проводка.

Да, это тот самый бегун.

Он пробежал мимо припаркованного автомобиля. Буквально в нескольких футах от него.

Джойс продолжила просмотр пленки. Время подходило к 12.20 ночи, иными словами, к тому моменту, когда, по мнению Дакворта, была убита Лорейн Пламмер.

Но вот уже 12.21.

12.22.

Джойс не отрывала глаз от экрана. Он появился словно из ниоткуда в 12.34 ночи.

Возник в нижней части экрана, обогнул автомобиль.

Свет вспыхнул всего на две секунды, когда он открыл дверь в салон. Уселся за руль, захлопнул дверцу.

Загорелись фары.

Поезжай вперед, мысленно приказала ему Джойс. Поезжай вперед и дай мне как следует разглядеть твою машину.

Машина попятилась и исчезла из виду.

– Мать твою! – выругалась Джойс и с силой грохнула кулаком по столику – так, что монитор содрогнулся.

Она просмотрела пленку до отметки в 1.20, но больше ничего не происходило.

Джойс откинулась на спинку кресла, закинула руки за голову, переплела пальцы и снова выругалась:

– Ах ты, мать твою!

Ей непременно нужно узнать, что за сукин сын сидел за рулем той машины. Но она понимала: его должен был видеть совсем другой человек.

Надо срочно найти этого бегуна.

За последние пару недель я несколько раз просматривал папку с делом Оливии Фишер. Основные факты мне были известны, а именно: это была красивая молодая женщина двадцати четырех лет, с темными волосами до плеч и большими ясными глазами. Рост пять футов пять дюймов, вес 132 фунта. Родилась здесь, в городской больнице Промис-Фоллз, здесь же ходила в школу. Никогда не меняла места жительства, хотя такая возможность у нее имелась.

Оливия была помолвлена с Виктором Руни, ему тогда тоже исполнилось двадцать четыре года. Он тоже родился и рос в Промис-Фоллз. Два года посещал колледж Теккерея, потом бросил. Решил, что учеба в колледже – это не для него. И за несколько месяцев до смерти Оливии поступил на работу в городскую пожарную часть. На протяжении нескольких лет сменил не одно рабочее место, чем только не занимался. И работал не только в городе, но и в других местах и в самых разных областях.

Из разговора с отцом Оливии Уолденом, который состоялся не так давно, я узнал, что однажды Виктора наняли летом на работу на станцию водоочистки.

Они должны были пожениться в конце августа 2012 года. Был зарезервирован зал в ресторане, друзьям и знакомым разосланы приглашения. Оливия только что окончила курс обучения в Теккерее по охране окружающей среды, и ее ждала работа в Бостоне, в Институте океанографии. Она собиралась принять это предложение, пусть даже оно означало, что впервые за все время жить ей придется вдалеке от родного Промис-Фоллз и своей семьи. Виктор говорил, что ему тоже очень жаль покидать Промис-Фоллз, но он рассчитывал найти работу пожарного где-нибудь в Бостоне или поблизости.

Но этому не суждено было сбыться.

В пятницу 25 мая в девять двадцать вечера Оливия Фишер находилась в парке Промис-Фоллз, неподалеку от подножия водопада, где договорилась встретиться со своим женихом. Он работал в дневную смену и собирался выпить с приятелями после работы в баре «У Рыцаря». Оттуда ровно в девять он рассчитывал выйти и дойти пешком до парка, тот располагался недалеко, всего в нескольких кварталах от бара. К тому же он понимал, что в этом состоянии лучше за руль не садиться. Но в баре он потерял счет времени.

Если бы Виктор отправился в парк вовремя, возможно, Оливия осталась бы жива. На нее не напали бы сзади и не всадили бы нож в левую сторону живота. И возможно, нож убийцы не располосовал бы ее живот.

То был характерный почерк убийцы, он словно подпись свою поставил. Огромная слегка изогнутая в середине рана напоминала жуткую улыбку.

Это заняло у убийцы лишь несколько секунд, не более. Но Оливия все же умудрилась закричать. Судя по всему, как минимум дважды.

Два диких пронзительных крика разорвали тишину.

Убийца немедленно ударился в бега. Не оставил никаких признаков изнасилования жертвы. И грабить тоже не стал. Не забрал ни кошелька, ни каких-либо других ценностей или предметов.

Дело об убийстве Оливии вела бывший детектив, а теперь шеф городской полиции Ронда Финдерман. Вся эта история произошла, когда меня в городе не было, и я не принимал участия в расследовании на начальных его этапах.

Ронда вела весьма подробные записи. Никаких ошибок я в них не усматривал. Мои проблемы с Рондой начались после того, как выяснилось: она не усмотрела сходства между этими двумя убийствами – Оливии Фишер и Розмари Гейнор. Но я сразу заметил это сходство и сделал вывод, что смогу взять на себя ответственность и распутать эту паутину не хуже любого другого детектива.

Я самостоятельно узнал кое-какие любопытные подробности из жизни Оливии Фишер.

Как и в случае с Лорейн Пламмер, она была участницей сексуальных игрищ с тремя парами: Адамом и Мириам Чалмерс, Питером и Джорджиной Блэкмор и Клайвом и Лиз Данкомб. Она мечтала познакомиться с известным писателем Чалмерсом – и приняла приглашение отобедать в его доме, где присутствовали и остальные вышеназванные персоны. Если некоторых молодых женщин, приглашаемых для сексуальных утех, приходилось накачивать наркотиками, Оливия – если верить показаниям того же Блэкмора – пошла на все это по доброй воле.

И случилось это за месяц до ее убийства.

Поначалу я считал, что один из этой шестерки может иметь отношение к смерти Оливии, но тут просматривались явные нестыковки. После смерти Данкомба я вызвал на допрос его жену Лиз – та еще штучка! – поскольку считал, что у нее мог быть тот же мотив для убийства Оливии, что и у мужа. Оба наверняка опасались, что она разболтает о том, что творилось у них в доме.

Но, глядя на Лиз, понял – она была физически не способна сотворить это с Оливией.

Какое-то время я подозревал в убийстве Оливии доктора по имени Джек Стёрджес, которого некогда заподозрил в убийстве Розмари Гейнор, но вскоре понял – и это тоже тупик. Да и Билл Гейнор тоже никак не подходил на эту роль.

И ни один из этой компании никак не мог иметь отношения к убийству Лорейн Пламмер.

Так что пришлось начать все сначала.

Были в убийстве Фишер и другие любопытные моменты.

Свидетели. Или, по крайней мере, потенциальные свидетели. Их было много. Двадцать два человека, если верить записям Ронды Финдерман.

Двадцать два человека слышали крики Оливии Фишер.

И не сделали ровным счетом ничего.

Финдерман сама отыскала добрую половину этих людей. Остальные, движимые чувством вины и желанием снять с души камень, явились в полицию сами. Некоторые находились в других уголках парка.

Двое стояли на мостике, перекинутом через водопады.

Еще несколько человек сидели в кофейне под открытым небом – находилось заведение через улицу, напротив парка. Другие прогуливались по тротуару.

Весенний вечер, чудесный и теплый. Дни становились все длиннее, о проказах зимы все быстро забыли. Солнце садилось, но за день нагрело воздух, вполне можно было обойтись без жакета. На заднем фоне непрерывно и глухо ревела вода, низвергающаяся с высоты, но этот шум не заглушал и другие звуки.

И все они слышали крики Оливии.

Вот характерные ответы свидетелей – тех, кто слышал эти крики.

Я собрался позвонить 911, но решил, что кто-то уже это сделал.

Я бы непременно что-то предпринял, но подумал: есть и другие люди, и они находятся ближе.

Я подумала: это просто ребятишки балуются.

После этих двух криков ничего не слышала, так что подумала: ничего особенного не происходит.

Предпочитаю, чтобы в таких вещах разбирались профессионалы.

Ну и так далее в том же духе.

Иными словами, тем вечером обитатели Промис-Фоллз продемонстрировали чудовищную безответственность. Только и знали что отмахиваться – дескать, не моя проблема.

Стыд и позор такому городу. По словам комментатора Си-эн-эн, «Промис-Фоллз – это город, где всем на все наплевать».

А в социальных сетях наш город вообще смешали с грязью. В Твиттере появился новый хэштег: #brokenpromise[14].

И все мы были сломлены под тяжестью этих обвинений.

Впрочем, вся эта буря в Интернете вскоре улеглась, в мире возникли другие животрепещущие темы. К примеру, сообщение некоего пиарщика о новой вспышке СПИДа в Африке. Затем какой-то комедиант вздумал пошутить в адрес жертв цунами. А один конгрессмен не постеснялся назвать всех чернокожих ленивыми.

К счастью для тех двадцати двух свидетелей, которые слышали крики, но ничего не предприняли, имена их не были преданы огласке. Полиция опасалась расправ. Но в деле они, конечно, были указаны.

Одно имя я узнал сразу. Это оказался отец человека, с которым я говорил по телефону часа два тому назад.

Дон Харвуд. Отец Дэвида Харвуда.

Искать его Финдерман не пришлось. Он сам явился в полицию и сознался в своем грехе.

– Я был одним из них, – сказал он Ронде. – Одним из тех людей, которые ничего не сделали.

Финдерман в своих заметках указала, что этот мужчина разрыдался как ребенок, рассказывая ей о том, что слышал.

– Я как раз садился в машину. Собирался заехать в табачную лавку, посмотреть, не появилось ли у них на стендах с печатной продукцией чего-нибудь новенького. – В подвале своего дома он мастерил для внука Итана игрушечную железную дорогу, и искал последний выпуск журнала о поездах Лайонел[15]. Нашел один номер и, когда вышел на улицу, услышал крики. Вроде бы они исходили из парка, я посмотрел туда и подумал: наверное, надо что-то предпринять. А потом глянул на людей на улице, и все они прогуливались так спокойно, никто ничего не делал, словно ничего и не слышал. Ну и тогда я решил, что беспокоиться не о чем. Никогда, никогда себе этого не прощу!

Убийство Фишер привело к еще одному печальному последствию.

Виктор Руни пустился в запой. Его уволили из пожарной части, и с тех пор он так и сидел без работы. Если верить записям Ронды, его сокрушило чувство вины. Он непрестанно корил себя за то, что не вышел из бара вовремя и опоздал на встречу с Оливией. Еще при первом ознакомлении с делом я подумал, что, возможно, источник вины кроется в чем-то другом.

К примеру: он сам мог убить Оливию. В девяти случаях из десяти женщину или девушку убивает муж или возлюбленный.

Но Ронда проверила его алиби. Поговорила с его собутыльниками, которые были в баре «У Рыцаря». В момент смерти Оливии он находился с ними.

И снова тупик.

Поэтому мне и захотелось навестить Уолдена Фишера. Посмотреть, проверить, может, мы что-то упустили.

Последний раз я видел отца Оливии в приемной больницы, когда он сидел и ждал, что к нему выйдет врач. С учетом того, какой там сегодня наплыв пациентов, возможно, что он до сих пор еще ждет.

Если только не умер.

Мне сказали, что Ангус Карлсон все еще в больнице, разговаривает с людьми. Я позвонил ему, понимая, что он до сих пор еще может находиться в отделении «неотложки», где мобильная связь недоступна.

Он ответил.

– Привет, – сказал Ангус. Голос у него был разбитый, что и неудивительно, с учетом того, через что ему довелось пройти.

– Привет, – поздоровался я. – Хочу попросить тебя об одном маленьком одолжении.

– Не смогу.

– Но ведь ты даже не выслушал, в чем оно заключается.

– Разве ты еще не знаешь? – спросил Карлсон.

– Знаю что? – Уж не заболел ли он, не дай бог.

– Ну про все это дерьмо, что случилось в больнице. Я сейчас на улице, даю показания.

– Да в чем дело?

– Я стрелял в человека.

– Что?!

Он вкратце поведал мне о том, что случилось.

– Господи Иисусе… – протянул я.

– Да уж, вот именно. Что же дальше будет? Апокалипсис зомби?

Типичная для Карлсона попытка выдать шутку, но даже намека на веселость в голосе его не было. Наверное, впервые за все время я ему от души посочувствовал.

– Вообще похоже на то, что ты поступил правильно, – сказал я. – И еще тебе просто повезло. Ведь его не убил, просто обездвижил. Еще неизвестно, что было бы, если б этот тип начал стрелять первым.

– Да, пожалуй. Так чего ты хотел?

– Ладно, не важно.

– Ну уж нет. Валяй, выкладывай.

– Хотел поговорить с Уолденом Фишером. Он был в приемной, когда я уходил. Ты его с тех пор не видел?

Пауза.

– Нет, – ответил он. – Помню, что ты с ним говорил, но после этого не видел.

– Может, его вызвали на осмотр? Или положили в больницу?

– Может, и так. Вообще-то они увозят отсюда много людей. – Снова пауза. – Карлсон, судя по всему, заговорил с кем-то другим. – Слушай, мне пора, – сказал он. – О чем ты собирался поговорить с мистером Фишером?

– Не бери в голову, – отозвался я. – У тебя и без того проблем хватает. Ты смотри, Ангус, держись, слышишь?

– Ладно, – сказал Карлсон. – Спасибо тебе, Барри.

Я мог бы вернуться в больницу и заняться поисками Уолдена Фишера, но понимал, какой сейчас там творится бардак, особенно если учесть, что была еще и стрельба. Даже если он все еще в больнице, на поиски уйдет уйма времени. А потому я решил, что разумнее будет сначала заехать к нему домой – вдруг ему стало лучше и его отпустили.

Припарковавшись перед домом, я заметил через сетчатую дверь крыльца, что вторая дверь открыта нараспашку. Это еще вовсе не означало, что он непременно дома. Возможно, у него просто не было времени запереть дом, когда он выбегал на улицу больным и в полном смятении. Что он сказал мне тогда в больнице? Что его едва не переехала машина «скорой»?..

Я посмотрел под ноги и увидел остатки содержимого чьего-то желудка. Такие сюрпризы частенько подстерегают тебя в Промис-Фоллзе возле бара в пятницу или субботу вечером.

Я подошел к двери, легонько постучал и окликнул через сетчатую перегородку:

– Мистер Фишер?

Послышался скрип отодвигаемого стула. Через сетку был виден небольшой коридорчик, ведущий в кухню, и вот через несколько секунд в нем возник Уолден. Он медленно подошел к сетчатой двери, распахнул ее.

– О, – сказал он. – Привет.

– Так вы дома, – заметил я. – Как себя чувствуете?

– Словно корову выблевал. Из больницы меня вышибли, сказали, чтоб ехал в Олбани, пусть там меня посмотрят.

– Вы уже вернулись?

– Вообще не ездил, – устало ответил он. – Просто сил нет. Пока что еще не помер. И думаю, что не помру, вот только слабость ужасная.

– Могу я войти?

– А, ну да, конечно. Сидел тут на кухне и смотрел в окно. Я бы предложил вам кофе, но, думаю, это из-за него мне стало худо, так что не стоит.

Я прошел следом за ним на кухню и поинтересовался:

– А врач вас смотрел?

– Какая-то дамочка, да и то на скорую руку. Но там были люди, которым гораздо хуже, чем мне, они практически уже помирали, и она больше занималась ими.

– Но сейчас вам лучше?

Уолден кивнул.

– Да. Утром выпил всего пару глотков кофе, который себе сам и сварил. Наверное, это меня и спасло. Не умею варить кофе, все время какая-то дрянь получается, вот и пить неохота. – Он слабо улыбнулся. – Так что, думаю, скверный кофе спас мне жизнь. Он махнул рукой в сторону раковины, там громоздилась гора немытой посуды, рядом на столике стояла распечатанная коробка с хлопьями. – Извините, не прибрано тут у меня.

– Все нормально.

– В холодильнике есть пиво. Баночка попкорна тоже найдется. Может, лимонадом угостить? Вон там, в картонной упаковке, и водопроводная вода в него попасть никак не могла.

– Ничего не надо, спасибо.

– Как думаете, когда мы снова сможем пить воду из-под крана?

Я покачал головой:

– Понятия не имею. Не возражаете, если присяду?

– Да, конечно, будьте как дома.

Я выдвинул стул и уселся на него. Уолден Фишер сел напротив. На столе лежал несессер с маникюрными принадлежностями. Он взял его, сунул в карман рубашки. Ногти у него были неровные, словно обкусанные. Как-то раз он говорил мне, что нервы за последние несколько лет расшатались, совсем ни к черту. Что и неудивительно.

– А как вы добрались сюда из больницы? – спросил я.

– Виктор меня подвез, – ответил он. – Так вы пришли меня просто проведать или по какому другому делу?

– Мы тут на днях говорили об Оливии, – сказал я. – Хотелось бы продолжить разговор.

– Валяйте, – кивнул он.

– Мы не перестали разыскивать мерзавца, убившего вашу дочь.

Уолден пожал плечами:

– Ну, хорошо, раз вы так говорите.

– Не стану вдаваться в подробности, но временами казалось, я знаю, кто это мог бы быть. И на ум приходили разные личности, в том числе уже сидящие в тюрьме или, возможно, даже умершие.

– К примеру?

– Я ведь уже говорил, не имею права вдаваться в подробности. Но теперь уверенности у меня поубавилось.

– О чем это вы, не пойму?

– Да о том, что это вовсе не тот человек, которого задержали за другое преступление.

Уолден всем телом подался вперед:

– Он что, снова убил?

Я покачал головой:

– Простите. Не могу пока говорить. Я пришел к вам, чтобы как можно больше узнать об Оливии. Расскажите мне о ней.

Уолден откинулся на спинку стула.

– О, она была замечательная. Такая умница. Для меня и Бэт она была всем, буквально всем. Такая девушка всего в жизни могла добиться. Она могла стать знаменитостью, поразить весь мир, если бы ей выпал такой шанс.

– Полностью с вами согласен.

– Оливия никогда не подличала. Не таила на людей обиду. Всегда радовалась, если у кого-то случалось что-то хорошее. Сами знаете, как нынче устроены люди, им не нравится, если кто другой добился успеха. То ли ревность, то ли зависть, сразу и не поймешь. Но она была совсем не такая.

– А выросла она здесь? – спросил я и обвел взглядом кухню.

– Да. Мы с Бэт жили здесь, когда она у нас родилась. Другого дома она и не знала. И когда училась в Теккерее, тоже жила здесь, а не в общежитии. Не было никакого смысла, и потом, жизнь в родном доме обходится куда как дешевле.

– Это уж точно.

– А ее комната наверху сохранилась, – сказал Уолден. – Ничего там не трогал и не менял.

– Правда? – воскликнул я. Кому-то могло показаться, что в моем голосе прозвучало удивление, но это не так. Скорбящие по утрате семьи часто оставляют комнаты умерших в том же виде, как было при их жизни. И им слишком больно заходить туда. Для них прибраться в спальне покойного было равносильно окончательному признанию горькой утраты. Даже если бы эту комнату мог использовать другой член семьи, вряд ли нашелся бы желающий туда перебраться.

– Бэт ничего там не трогала, ну а после ее смерти я тоже решил оставить все как есть.

Я не думал, что осмотр комнаты мог бы хоть чем-то мне помочь. Но все равно взглянуть надо. И я попросил разрешения.

– Конечно, почему нет? – отозвался Уолден. – Только по лестнице подниметесь первым сами, я еще слишком слаб. Может, позже доползу. Это первая дверь налево.

Я быстро поднялся наверх.

Дверь была закрыта. Я повернул круглую ручку, медленно приоткрыл. Воздух в спальне был спертым. Площадь – десять на десять, в центре стоит двуспальная кровать. Стены бледно-зеленые, в каталогах магазина лакокрасочных материалов «Шервин-Уильямс» такой цвет, по всей вероятности, называют пенисто-зеленым или же оттенком морских водорослей. На кровати пышное желтое покрывало. На одной из стен красуется в рамочке укрупненный снимок – кит вырывается на поверхность, разрезает мощным телом морскую гладь.

– Когда Оливия была маленькой девочкой, – сказал Уолден (он, запыхавшись, все же поднялся наверх и стоял теперь в коридоре у двери), – она очень любила кино под названием «Свободу Вилли». Знаете такое? Ну, о маленьком мальчике, мечтавшем освободить кита из аквариума, потому что его собирались убить?

– Да, знаю.

– Плакала всякий раз, когда его смотрела. Он был у нее на видеокассете, потом на ди-ви-ди. Ну и продолжения тоже были. Но Оливия говорила, что они ни в какое сравнение не идут с первым фильмом. Что они хромают. Было у нее для таких картин любимое словечко – «хромают».

Остальные снимки на стене были помельче, но на всех изображались морские обитатели. Снимки косяков – вроде бы так их называют? – дельфинов. Снимок морского конька, осьминога, фотография Жака Кусто.

– Оливия ненавидела «Челюсти», – произнес Уолден. – Просто терпеть не могла этот фильм. Акула, говорила она – это и есть акула. И ведет себя так, как подсказывает ей природа. И никакое это не чудовище. Так она всегда говорила. И бесилась, когда кто-нибудь заявлял, что ему нравится этот фильм.

Я заметил на столе несколько нераспечатанных конвертов. На некоторых в верхнем углу красовался логотип муниципалитета.

– А это что такое? – спросил я, перебирая конверты.

– Знаете, к ней до сих пор приходят письма, – ответил он. – То какое-то сообщение по кредитной карте, то рекламу присылают. Компании не знают, что произошло. Бэт так огорчалась, когда приходила почта для Оливии, но конверты эти не выбрасывала, складывала сюда, на туалетный столик, словно в один прекрасный день наша девочка могла вернуться и просмотреть свою почту. А у меня просто нет сил связаться с этими идиотами и напомнить, что ее нет вот уже три года. И больше всего достало то, что городские власти словно не знают, что произошло.

Я взял один из конвертов.

– А это что?

– Напоминание о неуплате штрафа за превышение скорости. – Лицо его побагровело от гнева. – Как это получается? В одном отделе полиции пытаются выяснить, кто ее убил, а в другом донимают девочку предупреждениями о штрафе.

Я покачал головой:

– Мне очень жаль. Такого быть не должно, но случается. – Там лежали целых три таких нераспечатанных конверта. – Если хотите, могу их забрать, ну и попросить прекратить это безобразие.

– Буду признателен, – произнес Уолден. – Последний раз, когда вы заходили, вроде бы хотели поговорить о Викторе.

– Да, было дело, – кивнул я.

– Не нравится он мне, в плохом состоянии. Переживает эту годовщину еще тяжелее, чем я.

Я знал: ровно через два дня исполнится три года с тех пор, как убили Оливию.

– Он просто в бешенстве, – добавил Уолден Фишер.

– Его можно понять, – заметил я. – Вполне естественная реакция на этот акт бессмысленного насилия.

– Да он не то чтобы на убийцу зол, – пробормотал Уолден Фишер.

Я понимал, к чему он клонит.

– На других, да?

– Да. Тех, кто слышал ее крики и не подумал броситься на помощь. Вот что поедает Виктора изнутри. Впрочем, вы сами все знаете.

– Знаю.

– Тут на днях едва не затеял драку в баре с какими-то незнакомыми парнями. Кричал, обзывал их трусами.

– Они были из тех, кто тогда ничего не сделал?

– Да нет же, черт побери. Никто не знал этих людей. Но Виктор считает, что весь город виноват. Если эти случайные граждане Промис-Фоллза повернулись спиной к Оливии, стало быть, весь город состоит из людей равнодушных. Иногда мне кажется, Виктор вот-вот свихнется. Слишком много пьет. И это меня беспокоит.

– Вы вроде бы говорили, он отвозил вас домой? – спросил я.

– Верно. Приехал в больницу посмотреть, что там происходит. Там и встретились. А женщина-врач посоветовала мне обратиться к докторам в Олбани. Ну а я решил, что, раз до сих пор не помер, уж лучше поехать домой.

– А сам Виктор не заболел?

– Нет, – ответил Уолден. – Ему в этом смысле повезло. Воду из-под крана он не пил. Но рассказал мне, как умерла его домовладелица. Увидел ее мертвой в саду перед домом.

– Да, неприятная, должно быть, сцена.

Уолден кивнул:

– Это точно. Будто всего остального, что выпало нам за день, недостаточно.

Я снова окинул взглядом комнату Оливии, в какой-то степени она говорила о том, что за человек она была и что ее волновало, но ничего полезного для дела не почерпнул.

Мы спустились вниз. Уолден вышел со мной на крыльцо.

– Их было двадцать два человека, – заметил Уолден.

– Да, знаю.

– Вот их-то и винит во всем Виктор. Да, двадцать два плюс сам он. И уж не знаю, кого винит больше. Скорее всего, себя. Ну, за то, что не пришел вовремя на встречу с Оливией.

И тут я призадумался.

Двадцать два плюс еще он.

Несложная арифметика.

Уехав с водоочистительной станции, Рэндел Финли решил вернуться в парк, туда, где его люди все еще раздавали с фургонов бесплатные упаковки с водой. Запасы в нескольких фургонах закончились, и их отослали на завод за «добавкой».

По дороге он позвонил Дэвиду. Можно сделать еще несколько эффектных снимков, и Дэвид нужен был Финли в парке.

Тот ответил после первого же гудка.

– Послушай, – начал Финли, – я еду обратно в парк. Буду там к пяти. Встретимся там.

– Я не могу, – отозвался Дэвид.

– Прекрати. Добрые граждане Промис-Фоллз рассчитывают на нас.

– Знаю. И мы всеми силами стремимся им помочь.

– Иронизируешь?

– Все, проехали, забыли, – произнес Дэвид. – У меня одно важное дело, им и займусь.

– Что может быть важнее, чем помочь людям? Доставить им хорошую чистую воду?

– Помнишь, ты спрашивал меня о Сэм? У меня нехорошее предчувствие. Боюсь, что она с сыном попала в беду.

Финли вздохнул.

– Вот что я скажу тебе, Дэвид. О деле надо думать, о деле! Выброси эти дурацкие мысли из головы.

– Прости, не понял?

– В городе разразился невиданный прежде кризис, а ты сходишь с ума из-за того, что какая-то бабенка больше не хочет с тобой встречаться?

– Да не в этом дело. Все гораздо серьезнее.

– Серьезнее, чем люди, умирающие по всему городу?

– Не желаю это с тобой больше обсуждать, Рэнди.

– В таком случае премия тебе за этот месяц не светит, – мрачно заметил Финли. – Позволь задать еще один вопрос.

– Ну, что еще?

– Ты говорил сегодня с Даквортом?

– С Даквортом? А ты почему спрашиваешь?

– Можешь ты просто ответить, да или нет?

– Да, да, я ним говорил! Подумал, он поможет мне в этой ситуации.

– В ситуации с твоей Сэм, – поспешил уточнить Рэнди.

– Именно.

– И это все, что вы обсуждали? – Дэвид помедлил с ответом, и Финли надавил: – Так все или нет?

– Не помню. Но в основном мы говорили о Сэм.

– А мое имя, случайно, не всплывало?

– Может, и так. Я звонил ему как раз, когда вы были на станции водоочистки. И вроде бы он сказал, что собирается арестовать тебя. За то, что путаешься под ногами.

– Что ты ему сказал?

– Насчет чего?

– Обо мне.

– Рэнди, мне правда некогда. Я ничего не говорил ему о том…

– Ты говорил ему, что я увеличил объемы производства на заводе?

Снова пауза.

– Ну, если и говорил, то так, мимоходом, – сознался Дэвид.

– Так это был ты, черт бы тебя побрал! Каким местом думал, раз мог ляпнуть такое, а?

– Когда Дакворт сказал, что арестует тебя, я подумал, что это как-то связано с водой.

– Что это я отравил ее?

– Нет этого я не говорил. Мне бы и в голову не пришло, что ты мог отравить воду. Это он сказал, что ты под арестом. Ну и тогда у меня промелькнула мысль, что, если б ты это сделал, имело прямой смысл увеличить выпуск продукции.

– И какой же в том смысл?

– Ну, потому что тогда ты мог стать настоящим героем. Начать спасать город, доставив море чистой свежей воды.

– Так, значит, вот как ты думаешь? – спросил Финли.

– Да нет, – ответил Дэвид. – Ничего такого я не думаю…

– Как-то неуверенно звучит, – заметил Финли.

– А я уверен.

– Мать твою! – выругался Финли. – Может, сделать это фишкой избирательной кампании? «Я голосую за Финли потому, что уверен: он не массовый убийца»? Налепить такую «пуговку» вместо девиза?

– Я бы обошелся футболкой, – произнес Дэвид. – Там никакие пуговки не нужны.

– Все шутишь, думаешь, это смешно?

– Да ничего смешного в том нет. Послушай, я уже высказал тебе все, что думаю. Ты, конечно, тот еще пустозвон, но разве я хотя бы намеком дал понять, что ты готов убить сотни людей ради саморекламы? Нет. Ты высоко задрал планку, Рэнди, и на многое идешь, но сам я считаю, что ты выше этого. Если чем тебя обидел, можешь меня уволить. Или я сам уйду. Попробовал себя на этом месте, могу попробовать где-то еще.

Тут Финли немного убавил пыл. И сказал после паузы:

– Да не собираюсь я тебя увольнять. Хоть ты меня и не очень-то уважаешь, вряд ли удастся найти тебе подходящую замену. – Он тяжко вздохнул. – Я не такой уж плохой парень, Дэвид. Поверь.

Дэвид тоже стал сговорчивее:

– До выборов еще несколько недель. И мне хватит времени сделать все, о чем ты просишь. Но ты решил наехать в самое дерьмовое для меня время. Эта история с моей кузиной Марлой. А потом…

– Ладно, ладно, мне повторять не надо. Езжай, делай свои дела, только не забудь потом объявиться.

Впереди показался парк Промис-Фоллз, и Финли вытащил микрофон из уха. Караван фирменных фургонов его завода все еще находился там, но он не собирался останавливаться рядом с ними.

Толкучка прямо как на Таймс-сквер в часы пик. Молва разлетелась по городу.

Вся дорога, граничащая с парком, была забита вереницами машин. Люди выскакивали из них прямо посреди проезжей части, бежали к фургонам за упаковками воды, затем тащили их обратно и загружали в свои автомобили.

– Вот сукины дети, – пробормотал себе под нос Финли. – Дешевые жалкие ублюдки.

Чуть в стороне у обочины примостилась машина городской полиции с мигалкой. Женщина в униформе пыталась регулировать движение. Позволяла людям взять воду и погрузить, затем приказывала тотчас отъехать и освободить место.

Финли въехал на своем «Линкольне» на тротуар, вышел из машины и направился в самую гущу событий. А где съемочная группа с телевидения? Эти, что ли, где у одного из парней на плече камера с логотипом Си-би-эс[16]?

Может, и хорошо, что Дэвид не успел подогнать своих телевизионщиков. Зато сейчас здесь работает национальная телерадиокомпания.

– Привет, привет, привет всем! – поздоровался Финли, подойдя к первому фургону. Тревор Дакворт спешил раздать упаковки с водой всем желающим, вынимая их из фургона. – Позвольте помогу, – и бывший мэр города оттеснил плечом Тревора, ухватил одну упаковку и протянул ее небритому молодому человеку, рядом с которым стояла девочка лет шести.

– Вот, пожалуйста, сэр, – произнес Финли, потом посмотрел на девочку и погладил ее по головке. – Ваша дочурка?

– Ага. Поздоровайся с дядей, Мартина, – сказал молодой человек.

– Привет, – пропищала Мартина и протянула ручку. Финли заулыбался и пожал ее.

– Этот дядя владеет компанией по производству воды, – пояснил отец девочки.

– Спасибо вам, – поблагодарила девочка. – Вся простая вода отравлена.

– Знаем! – ответил Финли. – Ужасная история, просто чудовищная. – Будем надеяться, что скоро все наладится.

– Спасибо вам, что так заботитесь о людях, – сказал мужчина, держа упаковку обеими руками.

– Без проблем, – откликнулся Финли. – Ну а вы, мэм, будете брать? Чем могу помочь?

Тревор нырнул в глубину фургона и подтащил поближе к дверце упаковки, чтоб боссу удобнее было их брать. Несколько человек снимали происходящее на телефоны. Группа из Си-би-эс быстро разобралась что к чему и начала съемку.

Финли улыбался каждому, но не слишком радостно и широко – трагическое событие в городе требовало соблюдения приличий.

Все же люди умирали.

Телевизионщики сняли несколько кадров и теперь двигались вдоль выстроившихся в линию фургонов. Финли достал телефон и сказал Тревору:

– Дэвид немного задерживается. Так что ты сейчас немного поснимаешь вместо него. – Он протянул ему мобильник. – Знаешь, как это делается?

– Ага, – ответил Тревор.

– Только что видел твоего папашу на станции водоочистки.

– А, да.

– Тот еще персонаж, – заметил Финли. – Вкалывает как проклятый. Прямо землю роет, стремится добраться до сути дела. Это можно записать ему в актив.

Тревор держал смартфон прямо перед собой. Физиономия Финли заполнила весь экран.

– Ну, поехали, – произнес он.

Финли продолжил передавать упаковки с водой в руки жителям Промис-Фоллз. Лиц их он не замечал. Решил, что сможет продержаться еще несколько минут, но вдруг почувствовал – заныла спина.

На передний план вышла полная женщина с коротко подстриженными волосами, в джинсах и темно-синей спортивной футболке с надписью «Теккерей».

– Вот, пожалуйста, – сказал Финли, но женщина не протянула рук, чтобы ухватить упаковку с бутылками воды, и Финли так и остался держать ее.

– Ты ублюдок и оппортунист, – заявила женщина.

Финли встретился с ней взглядом. И заулыбался во весь рот:

– О, кого я вижу! Аманда Кройдон. А я думал, ты померла.

Мэр Промис-Фоллз подбоченилась и сказала:

– Ездила на уик-энд к сестре в Буффало. Ну а утром услышала новости и сразу помчалась сюда.

– Что ж, – заметил Финли, передавая упаковку следующему в очереди человеку, – пока ты раскатывала по скоростным трассам штата Нью-Йорк, я тут вкалывал засучив рукава.

– Что все это означает, черт возьми?

Финли покосился на Тревора, убедился, что тот продолжает снимать.

– Все это, – ответил он, махнув рукой, – называется помощью людям.

Кройдон покачала головой:

– Нет, это называется дешевой агиткой. Показухой. В штате объявлен красный уровень тревоги. С разных концов в наш город свозят тысячи бутылок с водой. И тревогу официально объявил губернатор.

– Вот мы с тобой тут беседуем, Аманда, а эти люди тем временем получают воду. Иногда частный сектор справляется с обслуживанием людей куда лучше государственного. И здесь как раз тот самый случай. Ты же не против, чтоб частный предприниматель проявлял в таких случаях инициативу.

Женщина покраснела. А потом ткнула коротким толстым пальцем в Финли.

– Все это дешевый выпендреж, вот что! Жители города в беде, а ты превращаешь ситуацию в саморекламу.

Финли удрученно покачал головой. Вокруг начали собираться люди. Стояли и слушали.

– Если добрые граждане Промис-Фоллз в следующий раз сочтут нужным избрать меня мэром, а я уверен, что так оно и будет, но повторю: если они сделают это, то твердо смогу пообещать им одно. Если, не дай бог, в городе снова случится подобная трагедия, я буду рад принять помощь от любого человека, кого угодно, пусть даже в результате его действий выявятся все недостатки моей работы. Потому что эти люди, – тут он повысил голос, – эти люди, которых вы видите здесь сегодня, значат для меня больше, чем мой бизнес или избрание на пост мэра!..

Финли с трудом подавил искушение взглянуть на Тревора со смартфоном.

– Для этого я сюда и пришел, – продолжил он. – Пришел ради людей и стараюсь помочь им по мере своих сил с тех самых пор, когда утром начался весь этот кошмар. И очень мило, что ты к нам наконец-то присоединилась.

– Причем уже давно, – заметила Аманда Кройдон – казалось, она того и гляди лопнет от злости. – Уже побывала в больнице, советовалась с шефом полиции Финдерман и…

– А, так ты, значит, советовалась, – перебил ее Финли. – И я посмел обвинить тебя в полном бездействии.

– И с губернатором, и с центром в Атланте по…

– И тем не менее, – перебил ее Финли, – все же сумела выкроить время заявиться сюда со своими обвинениями. Знаешь, я бы с тобой еще поболтал, но некогда, надо раздавать воду. – Он ухватил еще одну упаковку, протиснулся мимо Аманды и передал воду какой-то пожилой паре.

– Ваша правда, пусть знает! – сказал мужчина.

Аманда развернулась и отошла. Финли глянул через плечо, дабы убедиться, что Тревор продолжает вести съемку.

Но тот не снимал. Держал телефон на уровне талии, смотрел на экран и нажимал на какие-то кнопки.

– Тревор! – окликнул его Финли. – Сейчас не самое подходящее время играть в скрэбл. Нет, погоди. Ты что, выкладываешь все это в «Фейсбук»?

– Вам звонят, – ответил Тревор и поднес телефон к уху. – Алло?

– Ради бога, – пробормотал Финли. Забросил очередную упаковку обратно в фургон и протянул руку. Даже прищелкнул от нетерпения пальцами.

Тревор протянул ему телефон.

Финли долго смотрел на экран, затем до него наконец дошло, что звонят из дома.

– Алло?

– Мистер Финли?

– Да, Линдси, это я.

– Послушайте, мне кажется с Бипси что-то не так.

– Линдси, у меня тут хлопот полон рот. Ну, что может быть не так с собакой?

– Да заболела она. Началась рвота, ведет себя как-то странно и… и мне кажется… что она вообще умерла.

Финли крепко прижал свободную ладонь ко лбу. Потом вдруг до него дошло.

– Только не говори мне, что позволила ей пить воду из унитаза.

– Но она так часто делает, – сказала Линдси. – Вот и теперь, наверное, тоже попила.

– Ради всего святого, ну неужели трудно было догадаться и закрыть унитаз крышкой, чтобы собака не смогла добраться до воды? Ведь отравлена не только та вода, что течет из-под крана. Вообще вся вода, что попадает в дом!

– Вода отравленная?

На секунду-другую он даже затаил дыхание.

– Что ты сказала, Линдси?

– Вы говорите, что вода отравлена? Как такое может быть?

– Хочешь сказать, ты этого не знала? – он уже кричал в трубку. – Черт побери, Линдси, как ты могла не знать?

– Но вы же ничего не сказали, когда уходили.

– Тогда я просто не знал! Но разве ты не слушала радио, не смотрела по телевизору? Не слышала сигналы тревоги, ведь машины с громкоговорителями разъезжали по улицам?

– Пожалуйста, не надо на меня орать, – сказала Линдси. – Я читала, а потом спустилась в подвал и занялась стиркой.

– Если Бипси захотела пить, надо было налить ей в миску бутилированную воду! Нет, просто ушам своим не верю! Джейн страшно огорчится. Скажи, Джейн уже знает?

Но на том конце линии молчали.

– Линдси? Линдси!..

Еще через несколько секунд она выдавила:

– О нет…

Кэл Уивер должен был решить, за кем продолжить слежку – за Дуэйном или за мужчиной, который передал ему пачку денег. И выбрал последнего. Ведь Кэл знал, кто такой Дуэйн. Так что не мешало бы выяснить побольше о том незнакомце, потому как было нечто подозрительное в этой их встрече в тихом закоулке и передаче денег.

Мужчины поговорили минут пять, и Кэлу показалось, что разговор шел на повышенных тонах. В какой-то момент Дуэйн сердито ткнул пальцем в грудь своего собеседника. Того это, похоже, не смутило, он отбросил руку Дуэйна и сделал зеркальный жест. А затем оба они закивали – ощущение создалось такое, что они достигли соглашения.

Дуэйн засунул пачку денег в передний карман джинсов.

Он вышел на улицу первым и направился к своему пикапу. Второй мужчина выждал минуты полторы, затем тоже появился на улице. И зашагал в противоположном направлении.

Кэл сидел в машине и наблюдал.

Пройдя с полквартала, мужчина уселся в старый полуразвалившийся фургон «Форд Аэростар». В окраске его превалировали два цвета – синий и ржавый. Фургон выехал на улицу, выплевывая темные клубы выхлопных газов; Кэл посмотрел в боковое зеркало и влился в поток движения.

Потянулся к бардачку, открыл его, достал блокнот. Вынул ручку из кармана и записал номер фургона. У него еще осталась пара приятелей в полиции – нет, не в Промис-Фоллз, но это не важно, – пусть проверят, кому принадлежит эта развалюха.

Мужчина остановился у парка с водопадами. Кэл, который держал радио в машине включенным, чтобы быть в курсе всех последних новостей, слышал, что сегодня здесь бесплатно раздают питьевую воду. При виде этого столпотворения у него не возникло ни малейшего желания запастись питьевой водой – еще несколько дней вполне можно обойтись пивом или апельсиновым соком. Но его новый «друг» изъявил желание воспользоваться такой возможностью. Остановил свой фургон прямо посреди улицы и побежал за упаковкой. Вернувшись к машине, открыл боковую дверцу и забросил упаковку с двадцатью четырьмя бутылками воды внутрь.

А затем уселся за руль, двинулся на север, затем свернул на восток – эта дорога вела к промышленному району, за которым располагался ныне законсервированный парк развлечений под названием «Пять гор».

Кэл держал дистанцию, старался, чтобы его отделяли от фургона хотя бы две машины. Но «Форд Аэростар», похоже, вовсе не стремился петлять. Если б он пытался сбросить «хвост», Кэл бы сразу это заметил, понял: водитель догадался, что его преследуют.

Вот у фургона включился левый поворотник, загорелись задние габаритные фары. Кэл и водители двух едущих впереди машин сбросили скорость, а потом и вовсе остановились – очевидно, водитель «Форда» ждал, когда рассосется пробка. Но вот движение возобновилось, и он свернул к промышленной зоне. Остальные водители, в том числе и Кэл, проехали дальше, вперед. Кэл покосился в окошко. Ржавый фургон двигался между двумя зданиями, напоминающими огромные складские помещения.

Встречного движения практически не было, и Кэл, совершив U-образный разворот, поспешил вернуться к тому месту, где фургон съехал с главной дороги. Выкатился на участок, посыпанный гравием, и остановился. Фургон втиснулся на стоянку между двумя автомобилями. Водитель вышел и направился ко входу в здание, напротив которого припарковался.

Кэл тронулся с места.

Он медленно проехал между двумя зданиями так, чтобы можно было разглядеть вывески в витринах строения, куда зашел водитель фургона, – и не жал при этом на тормоза.

«ПЕЧАТЬ – БЫСТРО И КАЧЕСТВЕННО. Принимаем заказы большие и маленькие. Визитки, фирменные бланки, конверты. Часть работ выполняется в присутствии заказчика» – обещало объявление.

Так кто же водитель фургона – заказчик или служащий в этом заведении?

Кэл припарковал машину и вернулся к главному входу в здание. Но, подергав за ручку двери, убедился, что она заперта.

Он приложил ладонь козырьком ко лбу и всмотрелся через стеклянную дверную панель. Помещение, где производились работы, было отделено длинным прилавком. Кэл разглядел несколько больших и современных копировальных машин, несколько столов с компьютерами, горы упаковок, обернутых коричневой бумагой. Помещение довольно просторное, около шестидесяти футов в длину. В дальнем конце виднелась дверь – скорее всего, она вела в гараж.

Возле этой двери стоял тот самый мужчина, который передавал деньги Дуэйну, и передвигал какие-то упаковки. Вот он поднял голову, увидел Кэла и отмахнулся. И еще крикнул что-то, видимо, давая понять: «Закрыто!»

Тогда Кэл постучал.

Мужчина покачал головой, бросил свое занятие и двинулся к двери. Отпер ее, приоткрыл на фут.

– Мы закрыты, – сообщил он. На пиджаке он носил маленький бейджик с именем «Гарри».

– Извините, – сказал Кэл. – Просто видел, как вы вошли, вот и подумал, что открыто.

– Сегодня же суббота, начало уик-энда, – пояснил Гарри. – Потому и не работаем.

– Но вы-то, как вижу, работаете, – добродушно заметил Кэл. – Послушайте, не уделите мне всего секунд десять? Очень нужна ваша помощь. Моя компания скоро переезжает в новое здание, а потому всем сотрудникам нужны новые визитки, фирменные бланки, накладные, короче говоря, полный набор. Вот и подумал, может, вас заинтересует крупный заказ?

Гарри замер в нерешительности. Похоже, решал, как лучше поступить – помочь Кэлу или же захлопнуть дверь прямо у него перед носом.

– Так и быть, – ответил он и распахнул дверь пошире. – Десять секунд.

Гарри встал за прилавок, доходящий ему до середины груди. Кэл подошел и оперся локтями о столешницу.

– А вы прежде пользовались нашими услугами? – спросил Гарри. – Если да, то все должно быть в компьютере. Просто изменим адрес и все распечатаем. И вам тоже экономия, потому как не придется разрабатывать новый дизайн и прочее. Оплатите практически только расходные материалы и распечатку.

– Нет, прежде мы к вам не обращались.

– Что ж, как я и говорил, разница все равно невелика, – заметил Гарри. – Сколько нужно копий? По пятьсот каждого вида? Тысячу? Две тысячи? Один экземпляр обойдется немного дешевле, если заказ крупный. Ну а если понадобятся какие-то другие бумаги, не только визитки и фирменные бланки, мы тоже к вашим услугам.

– Ну а если по пятьсот каждого вида, то во сколько обойдется? Накладные, фирменные бланки, конверты, визитки?

Гарри что-то нацарапал в блокноте, провел подсчеты.

– На круг выходит где-то около четырехсот пятидесяти.

– И как скоро будет выполнен заказ? Нам срочно нужно.

Гарри покачал головой:

– Только не с таким заказом. Работа займет примерно неделю или…

Из глубины помещения донеслось два резких удара по металлу. Похоже, кто-то барабанил в гаражную дверь.

– Что такое? – поинтересовался Кэл. – Прямо сердце чуть не остановилось.

– Доставка, – коротко ответил Гарри.

– Выходит, у вас тут в субботу все работают, – заметил Кэл.

– Почему бы вам не заглянуть во вторник? Мы открываемся в девять.

В дверь снова забарабанили, на этот раз еще громче.

– Подождите, – сказал Гарри и зашагал в глубину помещения. Надавил на красную кнопку на стене, и гаражная дверь начала подниматься.

К двери, пятясь, подъезжал грузовичок-пикап. Кэл сразу же узнал его – это была машина его зятя.

Кэл отвернулся к окну, затем услышал, как машина Дуэйна въехала, и гаражная дверь начала опускаться. Послышались торопливые шаги – это Гарри возвращался к прилавку.

– Простите, мистер, но вам действительно лучше зайти в…

– Да все нормально, нет проблем. Непременно загляну на той неделе, – Кэл изобразил приветливую улыбку. А затем направился к выходу.

Кэл решил, что слежку за Дуэйном придется на время отложить. Прямо из промышленной зоны он поехал в гостиницу, собрал свои вещи и выписался. И ко времени, когда добрался до дома Дуэйна и Селесты, пикап зятя уже стоял на месте, прижавшись задней частью к гаражу. Кристэл была в гостиной, выглядывала из окна.

Кэл припарковался на улице. Открыл багажник, достал сумку с вещами. Кристэл вышла из дома с куском пиццы в руке.

– А ты опаздываешь на обед, – сказала она.

Кэл взглянул на часы. Было начало шестого.

– Выглядит аппетитно, – заметил он, глядя на пиццу. – Как называется?

– По-гавайски, – ответила она. – Там внутри ананас. Но есть и другие виды.

– Правда?

– Одна называется пепперони. Другая – овощная. А третье блюдо – это жареные куриные крылышки. Это он целую гору еды притащил, – добавила Кристэл.

– Дуэйн, да?

Девочка кивнула.

– Да, только все время забываю его имя.

– Ничего страшного. Ну как ты, нормально?

– Хочу, чтобы папа приехал.

– Понимаю, – кивнул Кэл.

– Дуэйн не хочет смотреть канал, по которому передают погоду.

– Ну, знаешь ли, не все находят его интересным в отличие от тебя, – заметил он. – И потом, это телевизор Дуэйна и Селесты.

Она подошла поближе, коснулась его плечом, но смотрела вниз и как бы мимо него.

– Что случилось с моей мамой? – спросила Кристэл.

– Приехала полиция. И забрала твою маму из дома. Они обо всем позаботятся.

– А она все еще была мертвая?

– Да.

– Так я и знала. Глупый вопрос.

– Ну, почему же, совсем не глупый, – пробормотал Кэл.

– Хотелось бы знать, что будет дальше.

– Точно не знаю, не скажу. Это уж твоему папе решать.

– Да нет, я не о том, – качнула головой Кристэл. – Они что, и мою маму будут резать и проделывать с ней все такое, как показывают по телевизору?

Кэл утешительным жестом опустил ей руку на плечо. Она не оттолкнула его, он еще крепче сжал худенькое плечо.

– Не знаю, не думаю, – ответил он. – Вскрытие производят только для того, чтобы узнать причину смерти. Понимаешь, что это такое?

– Да.

– Так что они могут провести вскрытие.

Она еще крепче прижалась к нему плечом.

– Не надо говорить со мной так, словно я маленький ребенок.

– Ты заслуживаешь того, чтоб знать правду, – сказал Кэл. – И я не вижу причин хоть что-то скрывать от тебя. – Он погладил ее по голове. – Поверь, если б я знал какой-то другой способ рассказать тебе об этом, я бы попробовал.

– Мама говорила, что у тебя умерла жена. И что у тебя был сын, но и он тоже умер.

– Все верно. – Кэл выдержал паузу. – Было это несколько лет тому назад. До того, как я сюда переехал.

– И ты больше не грустишь?

Кэл крепко сжал плечо девочки.

– Грущу каждую минуту и каждый день, – признался он.

Кристэл призадумалась на несколько секунд, стояла молча. Затем резко отстранилась от него и прошла в дом.

Кэл последовал за ней. Обед накрыли в гостиной, на журнальном столике перед телевизором. Там стояли три раскрытые коробки с пиццей, контейнер с куриными крылышками, к которым прилагался горячий соус, и кофе. По телевизору показывали бейсбольный матч. Дуэйн сидел на диване, зажав в пальцах обглоданное куриное крылышко. Увидев Кэла, заметил:

– Ну вот, а ты пропустил финал игры между «Торонто» и «Сиэтлом».

– Я не большой любитель бейсбола, – сообщил Кэл.

– Ладно, хватай пиццу и тащи сюда пиво, – добродушно заметил Дуэйн. – Тут овощная, это я для Селесты купил, есть еще гавайская, ну и еще одна, с колбасой, сверху залита каким-то дерьмом. Просто не знал, что любит малышка, но вроде бы ей понравилась та, что с ананасом. Ну и крылышками тоже угощайся, правда, они какие-то липкие.

– Выглядит шикарно, – заметил Кэл. – А где Селеста?

– На кухне, – ответил Дуэйн и вернулся к созерцанию матча.

Кристэл ела пиццу за кухонным столом, запивала имбирным элем. Селеста стояла у холодильника, доставала банку пива для себя. Щелкнула крышкой, отпила глоток.

– О, привет, – сказала она и улыбнулась брату. – Пиццу попробовал?

– Как раз собираюсь.

– Пива хочешь?

– Когда это я не хотел пива?

Она протянула ему банку, затем достала из буфета тарелку.

– Иди возьми себе кусок пиццы. Но овощная моя! К ней не прикасаться! – и она скроила шутливо-строгую мину.

– Больно нужна мне твоя овощная, – пробормотал Кэл. – Смотрю, Дуэйн у нас в настроении.

– Да, знаю, – шепотом отозвалась она. – Но не стоит заострять на этом внимание. Просто приятно видеть его довольным раз в кои-то веки.

– Конечно. Устроил нам прямо пир горой.

Понизив голос, Селеста заметила:

– Вроде бы он нашел работу, один адвокат помог. Ему даже аванс небольшой выплатили. Кажется, он сказал в «Уолмарт»[17]. Будут платить ему определенную сумму в месяц, и если вдруг им понадобятся дорожные работы, что-то там замостить, или заасфальтировать, они его вызовут, и он все сделает. Так что на протяжении нескольких месяцев он может сидеть сложа руки, а денежка все равно будет капать. Ну и может оказаться, что в какой-то месяц работы у него будет полным-полно, так что все вроде бы уравновешивается.

– Что ж, звучит вроде бы неплохо, – заметил Кэл. – А теперь самое время поесть.

– Но помни, лапы прочь от моей овощной пиццы.

– Да хоть заплати мне, я ее есть не стану, – ответил он. Забрал тарелку и пиво, прошел в гостиную. Положил себе ломтик гавайской пиццы и кусок «пепперони», с полдюжины куриных крылышек и уселся в кресло с откидной спинкой.

– Ты смотри, не очень-то там пристраивайся, – усмехаясь, заметил Дуэйн. – Вот досмотрю матч, плюхнусь в это кресло и не сдвинусь до самой ночи, пока не пора будет в постельку.

– Считай, что предупреждение получено, – ответил Кэл. – Послушай, ты такую гору еды накупил. Позволь оплатить хотя бы часть.

– Да не бери в голову, – отмахнулся Дуэйн.

– Ну позволь хоть как-то поучаствовать.

Дуэйн решительно покачал головой.

– Хватит нести всякую хренотень, – тут он оглянулся. – А где малышка? Селеста запретила мне ругаться в ее присутствии.

– Она на кухне.

– А, ну тогда ладно.

– Селеста мне рассказала. Хорошие новости. Ну, о том, что ты устроился в «Уолмарт».

Дуэйн не сводил глаз с экрана телевизора.

– А, да, неплохо устроился, это точно.

– Так что нам есть что отметить в такой день, – сказал Кэл.

Дуэйн покосился на него с недоумением, словно намекая на то, что они забыли обо всех тех людях, которые погибли в Промис-Фоллз сегодня.

– Да, это точно. А знаешь, сегодня возле парка бесплатно раздавали питьевую воду. Но кому она, к черту, нужна, когда есть… – Тут он приподнял банку с пивом.

Кэл чокнулся с ним своей банкой.

– Помнишь, что говорил о воде У. К. Филдс? – спросил Кэл.

– У. К. кто?..

– Филдс. Знаменитый комик стародавних времен. Так вот, он сказал, что не пьет воду потому, – Кэл понизил голос, – что в нее какают рыбы.

Дуэйн расхохотался, хлопая себя ладонью по коленке.

– Славная шутка, ничего не скажешь.

Кэл поставил тарелку и банку с пивом на маленький столик рядом с креслом, вытер рот салфеткой и сказал:

– Думаю, стоит отлить, прежде чем выпить еще одну банку.

– Хороший план, – кивнул Дуэйн.

Кэл вышел из гостиной, но вместо того, чтобы подняться наверх, тихонько подошел к задней двери, открыл ее, выскользнул во двор и направился к пикапу Дуэйна. Тот остановил его буквально в одном футе от двери в гараж. У пикапа был тент из черного винила, закрывающий открытый кузов. Удобная штука – и предметы не выпадают, и запереть его можно намертво, чтоб отпугнуть потенциальных воров. Его можно было приподнять сзади и положить в кузов любой предмет, не открывая заднего откидного борта.

Кэл обошел пикап и попытался приподнять тент хотя бы на дюйм, хотел убедиться, что он заперт. Заперт он не был.

Он достал смартфон, зажег крохотный фонарик. Солнце по-прежнему светило ярко, но он не хотел поднимать весь тент. Он приподнял его на фут, посветил фонариком рядом с откидным бортом. Потом просунул телефон глубже – света было достаточно, чтобы убедиться: ни у откидного борта, ни дальше в кузове ничего нет.

Он опустил тент и убрал телефон в карман.

В боковой стенке гаража имелась дверь. Кэл с удовольствием отметил тот факт, что из окон дома она не видна. Он подергал ручку.

Дверь была заперта.

Черт.

Ему страшно хотелось знать, что Дуэйн мог загрузить в пикап, заехав в контору по изготовлению печатной продукции. Он был готов поклясться: то вовсе не были тысячи накладных, необходимых для работы его компании.

В боковой двери было маленькое окошко, разделенное деревянными планками на четыре стеклянные панели. Поначалу Кэлу показалось, что стекла просто грязные, поэтому через них ничего не было видно, но затем он понял, что окошко плотно закрыто изнутри. То ли листом черной бумаги, то ли пакетом для мусора.

В багажнике под запасной шиной у него был спрятан набор отмычек. В штате Нью-Йорк неодобрительно относились к владению воровским инструментом, но в его работе этот наборчик иногда мог пригодиться. Вот он и держал его подальше от посторонних глаз.

Он сунул небольшой кожаный футляр в карман и поспешил обратно к сараю. Проходя мимо дома, покосился на окно в торцевой стене, хотел убедиться, что Дуэйн за ним не подглядывает.

Заскочив за угол гаража, он опустился на одно колено, так, чтобы замочная скважина оказалась на уровне глаз. Положил футляр на землю, извлек из него две металлические отмычки. Замок особой сложности не представлял, он рассчитывал справиться с ним за две-три минуты.

Через три минуты он убедился, что все не так просто, как ему казалось вначале. Что ж, попадаются и такие упрямые замки. Возможно, на этот уйдет минут шесть.

Кэл так сосредоточился на своем занятии, настолько был уверен, что его никто не видит, что не заметил Дуэйна – тот стоял возле своего пикапа.

– А я-то думал, ты пошел отлить, – сказал Дуэйн.

Кэл вздрогнул и обернулся.

– Но потом выглянул из окна гостиной и увидел, что ты идешь к моей машине. И мне стало интересно, какого черта тебе там понадобилось.

Кэл вынул отмычки, убрал их в футляр и выпрямился. Извиняться он не стал, просто смотрел прямо в глаза своему зятю.

– Что у тебя в гараже, Дуэйн? – спросил он.

Тот медленно обошел пикап, зашел за угол гаража и остановился в каком-то футе от него.

– А тебе какое дело? – поинтересовался Дуэйн.

– Просто знаю, откуда у тебя взялись деньги на пиццу. Знаю, что они не от «Уолмарт».

– А от кого?

– От парня из конторы по изготовлению печатной продукции. Ты встретился с ним чуть раньше, он передал тебе деньги, после чего я видел твой пикап у него в гараже.

На шее Дуэйна вздулись жилы.

– Так ты следил за мной, так, что ли?

– Видел тебя в проулке, видел, как ты брал деньги, – ответил Кэл. – Ну а потом поехал не за тобой, а за тем парнем.

– Ах ты сукин сын! На кого работаешь? Или это Селеста тебя попросила?

Кэл лишь покачал головой, не стал отвечать на эти вопросы.

– Просто открой гараж.

– Так это Селеста, да?

– Нет. Но твое поведение ей не нравится. Говорит, что часами пропадаешь неизвестно где. Уходишь из дома в самое неурочное время. Она чувствует: что-то происходит, вот только не знает, что.

– Это наше с ней личное дело.

– Нет, – сказал Кэл. – Она моя сестра. И если ты, Дуэйн, замешан в чем-то дурном, это и на ней может отразиться. Так что открывай гараж.

– Не стану я ничего открывать. А ты садись в свою машину и проваливай отсюда к чертовой матери! И не забудь прихватить с собой эту чокнутую девчонку.

– А Селеста знает, что у тебя в гараже?

– Ты что, меня не слышал, Кэл? Вали отсюда! Это моя собственность!

– Тогда вызывай копов, пусть меня арестуют за то, что вторгся на чужую территорию. – Кэл полез в карман за телефоном. – Сам будешь звонить или мне набрать?

Дуэйн грозно сверкнул глазами.

– Нечего совать свой нос в чужие дела, – предупредил он. – Иначе и с тобой случится что-то плохое.

Кэл улыбнулся и подошел к зятю поближе, теперь их разделяли всего несколько дюймов.

– Похоже, ты меня не понял. И плевать я хотел на твои угрозы. Все плохое, что могло со мной случиться, уже случилось. Открывай гараж!

Дуэйн покачал головой. Он стоял, низко опустив голову, как бы признавая тем самым свое поражение. Потом порылся в карманах и достал связку ключей. Помимо большого ключа от пикапа, там было еще с полдюжины других.

– Попробуй догадаться, какой из них подходит, – проворчал он и встал перед дверью. Затем выбрал ключ, приготовился вставить его в замочную скважину.

Кэл понял, что сейчас произойдет, но было уже слишком поздно.

Дуэйн резко развернулся и врезал кулаком ему по животу. Кэл согнулся пополам и как подкошенный рухнул в сорняки и траву у фундамента гаража.

– Ты уж извини, друг, – пробормотал Дуэйн и нанес ему еще один удар, прямо в висок.

На этот раз Кэл вырубился полностью. Даже не чувствовал, как острые края гравия царапают щеку.

И тогда Дуэйн отпер гараж и затащил туда Кэла.

Брэндон Уортингтон определенно слышал, что говорил глупый старый сосед его бывшей жены, наивно полагая, что его никто не подслушивает. Когда тот сказал, что, по его мнению, Сэм и Карл «решили разбить в лесу ла…».

Тут не надо было быть Стивеном Хокингом[18], чтобы без особого труда догадаться, что старик собирался сказать «лагерь». И чем дольше Брэндон думал об этом, тем вероятней казался ему именно этот вариант.

В прошлом, когда они еще только начали встречаться, и даже вскоре после того как поженились, они любили ходить в походы. И несколько раз ходили уже после того, как родился Карл. Самый дешевый вариант летнего отдыха. Никаких тебе билетов на самолет, никаких дорогущих отелей. Просто находишь уютное местечко и ставишь палатку.

Нет, без расходов, конечно не обойтись. Они с Сэм обычно не любили заходить в глубину леса. Нет уж, к чертовой матери! Один раз попробовали, и ничего хорошего из этого не вышло, если, конечно, не считать хорошим времяпрепровождением, когда ты отошел в сторонку справить нужду, и тебе прямо в голую задницу втыкается острый сучок и мешает делать свое дело.

Так что после этой истории, когда им хотелось провести уик-энд на природе с палаткой, они находили лицензированный кемпинг. Есть даже такой справочник по кемпингам, можно подобрать. Там, по крайней мере, есть хоть какие-то удобства. Большое помещение с туалетами и раковинами, даже душ имеется. Брэндон был не против готовить еду и спать под звездами, но в том, что касалось отправления естественных надобностей, тут уж нет, увольте, подавайте нормальный человеческий туалет. Он не на помойке родился. Его отец Гарнет всю свою жизнь проработал в финансовом секторе, а мать Иоланда унаследовала деньги – весьма кругленькую сумму от умерших родителей.

Тем более странным казался тот факт, что он вдруг решил грабить банки. Хотя, если вдуматься, ничего странного в том не было. Когда они с Сэм поженились и стали жить отдельно, Брэндон почему-то вообразил, что родители должны купить молодым дом – и не какую-то там дерьмовую сараюшку, – а также приличную машину и, может, даже уютный летний домик в Кейп[19], куда они смогут ездить на уик-энды в теплое время года.

Откуда ж ему было знать, что отец откажет и предложит Брэндону самому заработать на эти блага?

– У мужчины должны быть амбиции и энтузиазм, – любил говорить ему отец. – Ничего не добьешься в жизни, если тебе станут преподносить блага на блюдечке.

Иоланда смотрела на это несколько иначе, чем муж. При всяком удобном случае норовила сунуть сыночку сотню, а то и две долларов, иногда даже больше. И всегда наличными. Знала, что ее муж проверяет все чеки, которые она подписывает, вот и собирала по крохам как могла.

Но этого было явно недостаточно. Недостаточно, чтобы жить так, как он мечтал.

А Сэм, похоже, ничуть не волновал тот факт, что ютятся они в маленькой квартирке. Она выросла в бедной семье и после смерти родителей почти ничего не получила. Отец ее был средней руки менеджером в большом магазине бытовой техники, мать работала в студенческом кафетерии.

– Мы с тобой хорошо живем. Мы в полном порядке, – часто говорила она мужу. – Главное, что мы есть друг у друга. И работа у тебя хорошая.

Неужели? Работа на почте?

Их брак подтачивало его постоянное недовольство и даже вспышки гнева. Брэндон стал вспыльчив. Нет, нельзя сказать, чтобы он избивал ее, просто время от времени отталкивал слишком грубо и сильно, и она отлетала в сторону и врезалась в стенку с убогим телевизором и музыкальным центром, и с полочки сыпались разные мелкие предметы, в том числе наушники.

А один раз приземлилась очень неудачно и вывихнула большой палец ступни.

Нечего расхаживать по дому босиком, тогда бы и палец был цел и невредим.

И вот время от времени Сэм стала сбегать из дома, забирая с собой Карла, и жила какое-то время у подруги. Брэндон извинялся и клялся, что этого больше не повторится, и уговаривал Сэм вернуться. Он был убежден – имейся у него достаточно денег, то жили бы они счастливо и дружно.

Он думал, что есть только один способ поправить свое материальное положение, и снова обратился к отцу.

Тот пристроил его в одно из подразделений своей торговой сети, и в один прекрасный день Брэндон совершил ограбление в отделении банка. Предварительно запасся пистолетом, лыжной маской и прочими необходимыми предметами.

И все бы сошло ему с рук, если б в самый неподходящий момент не появился полицейский. Он хотел разменять в автомате деньги на более мелкие купюры.

Бежать Брэндону не удалось.

Сэм подала на развод. Брэндон отправился в тюрьму.

Эд Нобл, один из дружков Брэндона, который к тому времени окончательно съехал с катушек, попал под влияние Иоланды. И начал выполнять все ее просьбы. Иоланда мечтала заполучить Карла. Сына она потеряла, тот сидел в тюрьме, но она не собиралась терять любимого внука и решила, что, если как следует запугать Сэм, та сдастся. А Эд должен был выполнить всю грязную работу.

Однако и это не сработало.

Теперь не только Брэндон сидел в тюрьме. Эду тоже грозил срок, он ждал суда. Гарнету и Иоланде также были предъявлены многочисленные обвинения, но их выпустили под залог.

И вдруг у Иоланды случился сердечный приступ.

Поначалу Брэндон думал, что она просто притворяется, давит на жалость, пытается обмануть сторону обвинения. Но электрокардиограмму не обманешь. Она очутилась в палате интенсивной терапии и какое-то время находилась между жизнью и смертью.

И тут Иоланда попросила свидания с сыном.

– Приведите мне моего мальчика, – шепнула она доктору, склонившемуся над ее кроватью. – Не могу умереть, не повидав его.

И врач договорился с тюремной администрацией.

Брэндон стоял у постели матери, держал ее за руку, с грустью заглядывал ей в глаза. Иоланда шептала что-то неразборчивое.

– Прости. Я что-то не расслышал, – сказал он.

Она повторила, но Брэндон снова не разобрал ее слов. Наклонился, прижался ухом к ее губам, думал, что мать сейчас поцелует его.

Иоланда прошептала:

– Найди эту сучку. И забери сына.

Тут вошел санитар. Парень ростом с Брэндона и примерно того же телосложения, ну разве немного шире в плечах. Брэндон уже достаточно долго пробыл в тюрьме и набрался кое-какого опыта.

Он даже не думал. Он просто действовал. Обхватил санитара за шею и сжал ее мертвой хваткой. Этот чертов ублюдок пытался сопротивляться, но Брэндон не отпускал, давил все сильнее. Через несколько секунд парень вырубился. Брэндон стащил с него брюки и халат, надел поверх своей одежды.

Наблюдая за этой сценой, Иоланда улыбалась.

Брэндон затолкал беднягу под кровать, поцеловал на прощание мать и с уверенным видом вышел из отделения интенсивной терапии. Тупица полицейский, приставленный охранять вход в палату, играл в игру «Сердитые птички» в своем смартфоне. Видимо, заметил, как мимо него прошагали ноги в бледно-зеленых штанах, но глаз так и не поднял.

Брэндон слетел вниз по лестнице и оказался на стоянке для персонала. Хорошо бы найти машину, однако искать ту, где забывчивый владелец оставил ключи в замке зажигания, времени не было. Теперь уже никто так не делает. Ключей не оставляет. Ему нужна была машина на ходу.

И он шел пешком, пока не добрался до площади перед магазином «Севен-илевен». Рано или поздно какой-нибудь идиот оставит машину с включенным мотором и выскочит купить пачку сигарет. Томясь в ожидании, Брэндон сорвал больничную одежду и затолкал ее в мусорку. Примерно через полчаса на стоянку въехала женщина в маленькой развалюшке «Киа». Выбирать не приходилась. Она припарковалась поближе ко входу и вышла. Брэндон заметил, что из выхлопной трубы вьется дымок, и сделал свой ход.

Он держался в стороне от главных дорог и автомагистралей. Ехал кружным путем, а потому, чтоб добраться до Промис-Фоллз, ему понадобилось куда больше времени, чем он рассчитывал. Он очень боялся, что Саманта услышит о его побеге прежде, чем он до нее доберется.

Так оно и вышло. Сэм успела смыться.

Зато теперь он догадался, куда она могла поехать. Конечно же в лес, с палаткой, прямой смысл. Узнав о его побеге из тюрьмы, она подыскивала подходящее место. Но отель – даже мотель – был Саманте явно не по карману, к тому же она не знала, сколько времени ей придется там пробыть. Да и работая в прачечной, она получала не сто тысяч в год. Но найти место и поставить палатку близ какого-нибудь кемпинга – это вполне ей по карману.

И еще Брэндон был уверен – палатку она сохранила. Примерно год тому назад, когда мать Карла разрешила ему навестить отца в тюрьме, мальчик взахлеб рассказывал о том, как здорово они с мамой недавно провели время в лесу, в лагере.

Так что отправились они именно в лес, это ясно.

Теперь Брэндону только и оставалось, что их найти. Надо выяснить, сколько кемпингов располагается неподалеку от Промис-Фоллз. Скорее всего, Сэм остановилась в одном из них, хотя наверняка зарегистрировалась не под своим настоящим именем.

Первым делом он решил проверить местность у озера Люцерн. Ехать недалеко, к тому же там находится сразу несколько кемпингов. Такие места обычно обнесены оградами, так что проехать на территорию незарегистрированным не получится. Но если припарковаться у дороги, можно пройти туда пешком. И если кто-то остановит, он всегда может сказать, что он просто гость, что его пригласил приятель, к которому он и направляется.

Все сработало как по нотам в первом же кемпинге, носившем название «Сонные сосны». Он обошел всю территорию, но не заметил сине-желтой палатки, в которой так уютно размещался с Сэм и Карлом несколько лет тому назад.

И Брэндон вычеркнул «Сонные сосны» из списка.

Не повезло ему и в «Парке каноэ». Но еще оставалось много других мест. К примеру, кемпинги под названием «Восход солнца» и «Зов диких акров».

Ему только и надо, что найти Сэм. Найти ее и Карла.

Перемолвиться с ними словечком.

Мило так поболтать.

Я направлялся к дому Виктора Руни, как вдруг позвонила Ванда Террёль.

– Ты видел то, что и я видела, – сказала она.

– Так расскажи, что ты видела.

– Ну, должна провести вскрытие по полной программе, и я бы сказала, что эта студентка из Теккерея, эта Лорейн Пламмер, стала последней его жертвой.

– После Оливии Фишер и Розмари Гейнор, – уточнил я.

– Да.

– Я тоже так думаю, – произнес я. – Когда приступаете к вскрытию?

– Тело уже перевезли в морг, но, честно говоря, Барри, не знаю, когда смогу им заняться. Тут полным-полно других тел, нам кажется, мы знаем, что произошло с этими людьми, ясно, что они отравились водой, но я должна заняться ими с должным усердием. И каждому умершему полагается произвести вскрытие.

– Но вы же получаете помощь из других штатов и округов, – заметил я.

– Да, но тебе придется набраться терпения. И если я не слягу дома в постель в самом скором времени, то рухну прямо на рабочем месте.

Я понимал, что она чувствует. Я и сам топтался на месте вот уже несколько часов. Мне хотелось домой, хотелось хоть что-нибудь съесть – пусть даже простой салат, потом заползти в постель к Морин и спать до Рождества. Может, после того, как поговорю с Руни, мне удастся все это сделать. Поспать хотя бы несколько часов – уже хорошо. Тогда смогу вернуться ко всему этому часов в шесть утра, а может, даже и раньше.

– Да, слушаю тебя, Ванда, – устало сказал я.

– Барри, ты меня знаешь, – начала она.

– Знаю.

– Я человек науки. Я верю в науку. Вся моя жизнь связана с наукой. Потому что наука – это факты, свидетельства и даты. Понимаешь, о чем это я?

– Ага.

– Во всем этом деле нет никакой мистики. Но последние несколько дней даже я иногда задумываюсь: может, это нам наказание свыше? Может, мы сделали что-то очень плохое и Господь наказывает нас за это?

– Может, и не он, – ответил я. – Не Господь. Но мне твоя мысль понятна.

– Ладно, созвонимся позже, – сказала она.

Я бросил телефон на соседнее сиденье, но не прошло и десяти секунд, как он зазвонил снова.

Финли.

Долго еще он будет меня сегодня донимать? Я потянулся к телефону, приложил его к уху.

– Ну, что еще, Рэнди? – спросил я.

Вопреки ожиданиям голос его звучал уже не так агрессивно. Напротив, даже дрожал.

– Барри, можешь приехать ко мне домой?

– А что случилось?

– Думаю… кажется, там произошло убийство.

– Что? Рэнди, что происходит? Кого убили?

– Джейн, – ответил он. – Джейн мертва.

– Что с ней случилось, Рэнди?

– Она убита. Линдси ее убила.

– Линдси?

– Она помогает нам по хозяйству. Присматривает за Джейн, прибирает в доме. Это она сотворила! Она убила Джейн. Она и собаку нашу тоже убила. Бипси. Наша Бипси померла. Линдси убила их обеих. Ты должен приехать, Барри. Пожалуйста, приезжай! Она все еще здесь. Линдси. Я сказал ей, чтоб не смела выходить из дома.

– Еду, – коротко бросил я.

Финли поджидал меня у входа. Подошел к машине и заговорил через приоткрытое окно прежде, чем я успел снять ремень безопасности:

– Хочу, чтобы ей предъявили обвинение в убийстве. Ты должен обвинить ее в убийстве.

– Хорошо, Рэнди, – сказал я, вылезая из машины. – А теперь давай все по порядку.

– Я раздавал воду. Линдси позвонила и говорит, что собака заболела. Пила воду из туалета.

– Ясно, – кивнул я.

– Та же самая вода, что и из-под крана, – уточнил он.

– Знаю.

– Ну и Бипси вырвало несколько раз, а потом она умерла. А Линдси звонит и сообщает мне это. Тогда я спрашиваю: «Как это ты допустила, чтобы собака пила воду из туалета, ведь вода отравленная?» А она словно не понимает, удивляется: «О чем это вы?» Можешь себе представить? Что она якобы не знала? Как это она могла не знать?

– Теперь расскажи мне о Джейн, – попросил я. Мы направились к дому.

– Линдси ее отравила, – сказал Финли. Двигался он очень медленно, точно к каждой ноге был привязан бетонный блок.

– Каким образом она это сделала?

– Лимонадом. Она дала ей лимонад. В холодильнике добрая сотня бутылок с родниковой водой, плюс еще вода в кулере. Но этой идиотке, этой сучке было лень достать и откупорить несколько бутылок. Я ей сотни раз говорил, пользуйся только бутилированной водой. Для питья, для готовки, для всего. Но она сделала лимонад…

– Из этого порошка? Добавила его в воду и размешала?

– Именно. А ведь я всегда говорил ей: используй бутылочную. Потому что моя вода лучше. Даже до того, что сегодня случилось, моя вода всегда была чище и лучше. Но она считала, что куда как проще взять воду из-под крана.

– Она просто не понимала, – заметил я.

– Это не важно, – произнес Финли. – Самое настоящее убийство.

– Где она сейчас?

– На кухне, все глаза выплакала, – ответил Финли.

– Я не ее имел в виду. Джейн.

– О, – он сглотнул вставший в горле ком. – Она наверху, у себя в спальне. С тех пор как заболела, не сегодня, еще в прошлом году, я сплю в гостевой комнате, чтобы не доставать ее своим храпом и тем, что ворочаюсь в постели.

– Ясно, – кивнул я. Мы подошли к входной двери. – Почему бы тебе не подождать здесь?

– Но если Линдси попробует сбежать, я ее остановлю.

– Ну ладно.

Я прошел в дом. Лестница на второй этаж начиналась внизу, прямо в холле, но я решил сначала зайти на кухню. Там, как и говорил Финли, сидела за столом зареванная Линдси, перед ней – коробка с салфетками, с целой горой смятых и использованных рядом. Я вошел, она подняла на меня красные заплаканные глаза.

– Линдси? – уточнил я. Она кивнула. Я назвался и предъявил ей полицейский жетон. – Как ваша фамилия?

– Брукинс, – пролепетала она и промокнула глаза салфеткой.

– Я поднимусь наверх, потом спущусь, и мы с вами поговорим.

– Я ее не убивала, – проговорила она. – Все, что он тут говорит, – это неправда. Я просто не знала.

Я заметил в углу комнаты что-то темное и мохнатое.

– Собака? – спросил я.

– Да, Бипси, – кивнула она. – Я не знала. Я правда не знала.

– Скоро вернусь, – сказал я.

Поднялся на второй этаж и нашел спальню Джейн без посторонней помощи. Меня привел туда запах. Поперек кровати лежала вниз лицом женщина, ноги на подушках. На покрывале сплошь следы рвоты. Такое ощущение, словно она пыталась выползти из постели, но некая неумолимая сила остановила ее навеки.

Рядом на тумбочке стоял высокий и узкий бокал с остатками розового лимонада на донышке.

Я вернулся в кухню. Версия Линдси мало чем отличалась от версии Рэнди.

Она дала лимонад миссис Финли примерно в десять утра. Джейн сказала, что чувствует себя разбитой и хочет еще немного поспать. Линдси вернулась на кухню и стала там прибираться и мыть овощи для ленча, затем спустилась в подвал, где занялась стиркой. Должно быть, заметила она, именно тогда и проезжали мимо дома машины с громкоговорителями. Вроде бы она слышала какой-то шум, доносящийся с улицы, но не обратила на него внимания.

И еще у нее не было привычки слушать радио или включать днем телевизор. В свободное от работы время она предпочитала чтение. Она показала мне потрепанный экземпляр романа Джона Гришэма в бумажной обложке с загнутыми уголками. На второй странице обложки я увидел штамп: «Подержанные книги Намана».

– Я как раз собиралась пойти наверх и посмотреть, как там миссис Финли, но тут Бипси начала вести себя как-то странно.

Собаку вырвало. Она прибрала за ней, потом Бипси вырвало снова. Линдси принялась вытирать за ней, и тут собака завалилась на бок.

– Я не знала, что делать, вот и позвонила мистеру Финли и все ему рассказала. А он сказал, что вода отравлена. И тут я подумала: о нет, только не это!

Я понимающе кивнул:

– Ясно.

– Он говорит, что я ее убила. Но я не убивала! Это несчастный случай. Богом клянусь, просто несчастный случай. Это верно, он постоянно твердит, чтобы я использовала только его воду, и иногда я так и делаю, а иногда нет, потому как один раз заметила в бутылке с его водой какие-то коричневые точечки. Он сказал, что это просто плохая партия. Но с тех пор я не всегда беру его воду для готовки. А когда делаю лимонад для миссис Финли, то всегда беру воду из-под крана, только мистеру Финли ничего не говорю. И потом, если он знал, что вода отравлена, мог бы предупредить меня с самого утра, до того, как ушел!

Я вовсе не был склонен бросаться на помощь Рэнди, но все равно заметил:

– Возможно, он тогда не знал. А как только узнал, видимо, решил, что звонить домой не стоит. Потому что он постоянно просил вас использовать только бутилированную воду.

Линдси поднесла ладони ко рту:

– О боже! Так, значит, я ее и правда убила! Я убила… Но не нарочно.

Я вышел на улицу. Рэнди стоял в саду под деревом.

И плакал.

Я подошел к нему, положил руку на плечо.

– Мне очень жаль, Рэнди.

Одной рукой он опирался о ствол дерева, словно боялся упасть. Пытался сохранить самообладание, затем спросил:

– Ты ее видел?

– Джейн? Да.

– Она выглядит… такой униженной и жалкой.

– Об этом позаботятся.

– С Линдси говорил?

– Говорил.

– Ну и что же она тебе сказала?

– Это был несчастный случай, Рэнди. Она ничего не знала. Это не убийство.

Финли развернулся, вжался лбом в стол дерева.

– Да, знаю, – пробормотал он. Раза два пытался сказать что-то еще, но получилось только на третий. – Это моя вина, – выдавил он. – Должен был позвонить домой, как только узнал, что происходит. А я подумал… Нет, об этом я тогда совсем не думал. Слишком был занят… стремился выжать максимум из ситуации. Больше ничего не видел и не слышал.

Я промолчал.

– В городе произошла трагедия, это я понимал. И мне не то чтобы было все равно. Я переживал, как и все остальные. Но увидел для себя возможность и воспользовался ею. – Он слегка повернул голову, покосился на меня. – Вот в чем моя вина.

– Понимаю. Но что поделать. Это у тебя в генах.

– Я был так зациклен на этом, что ни разу не подумал о… А ведь старался только ради нее, ради нее!

Я подошел к нему поближе.

– Не понял, ты это о чем?

На лице его вдруг возникла стеснительная улыбка.

– Ты ведь знаешь, какая я задница, верно, Барри?

Кому же принадлежит эта фраза: «Заядлого вруна не переврать»?

– Само собой.

– Так вот, я пытался доказать, что никакая я не задница. Не тебе. Тебе бесполезно что-то доказывать. Но после всех этих мерзостей, что я натворил за долгие годы, особенно после истории с этой чертовой проституткой, я хотел доказать Джейн, что нетакой уж пропащий человек. Я пообещал ей, что снова стану мэром. Я хотел творить добро. Приносить настоящую пользу людям. У меня возникла идея создать здесь новые рабочие места. Я работал с Фрэнком Манчини. Знаешь Фрэнка?

– Слышал о таком.

– Так вот, построить завод на въезде в город – это была его идея. И я за нее ухватился. Новые рабочие места. Может, и не так много, как в частной тюрьме, которую когда-то собирались построить здесь, но все же. Я хотел, чтобы этот город снова встал на ноги. Хотел доказать Джейн, на что я способен. Хотел, чтобы она снова стала мной гордиться. Хотел расплатиться с ней за весь тот стыд и позор, который навлек на ее голову.

Я кивнул.

– Ты мне веришь? – спросил Рэнди.

– Ну, не знаю, – честно признал я. – Возможно.

Он перестал опираться о дерево, заглянул мне прямо в глаза.

– Ты считаешь, это я отравил воду. Накидал в нее какой-то дряни, чтобы затем предстать рыцарем на белом коне.

– Может, и так, – ответил я.

– А тебе не кажется, что если б я собирался отравить сотни людей, чтобы спасти свою политическую карьеру, то первым делом позаботился бы о том, чтобы моя жена не пала жертвой?

Я смотрел ему в глаза. Я не знал ответа на этот вопрос. Вполне возможно, что сейчас он говорит правду.

Но возможен и другой расклад. Джейн страдала от неизлечимой болезни, дни ее были сочтены, и Финли рассчитывал на то, что ее ранний и столь трагический уход лишь добавит ему политических очков.

Но боже ты мой, ведь он всего-то и баллотировался на пост мэра Промис-Фоллз. Не собирался становиться президентом США. Неужели возможно пойти на такие огромные жертвы ради столь незначительного достижения?

К тому же в смерти Джейн была виновата Линдси. Она не прислушалась к указаниям своего хозяина, не знала о том, что происходит в городе.

Нет, Рэндел Финли не желал смерти своей жене.

Я протянул ему руку. Он смотрел на меня недоверчиво и даже с некоторой опаской, затем протянул свою, и мы обменялись рукопожатием.

– Я тебе верю, – сказал я.

Джойс Пилгрим начала с того, что позвонила женщине, отвечающей за летние спортивные занятия в колледже. В Теккерее с мая по сентябрь проводился целый ряд специальных программ. Они были доступны студентам, оставшимся на летние курсы, но не только, в спортзал могли приходить все желающие. Кроме того, на все лето колледж арендовал поля для бейсбольных и футбольных матчей.

Директором летней спортивной школы была Хильда Браунли. Джойс дозвонилась ей домой.

– Разыскиваю одного бегуна, – сказала она.

– Бегуна? – переспросила Хильда.

– Парня, который выходит на пробежку в кампусе поздно вечером или ночью. Вот и хотела спросить, есть ли у вас студенты, тренирующиеся в беге на длинные дистанции.

– Как-то никто пока в голову не приходит, – отозвалась Хильда. – Можно я перезвоню вам чуть позже?

Тем временем Джойс уже успела составить список всех молодых людей, проживающих в Теккерее в летнее время. Их оказалось семьдесят три человека. Она еще раз просмотрела список, имя за именем. Пятьдесят восемь женщин, пятнадцать мужчин.

Она составила отдельный список из этих пятнадцати.

Затем Джойс открыла базу данных студентов Теккерея и нашла все пятнадцать адресов электронной почты. И собиралась разослать по всем этим адресам одно сообщение.

Написала, что пытается отыскать человека, который в ночь с 20 на 21 мая бегал по кампусу. Но прежде чем нажать на панель «Отправить», вдруг призадумалась. До сих пор все ее подозрения были связаны с человеком в машине, которая, пусть и не целиком, попала в поле зрения одной из камер наблюдения. И бегуна она искала с одной-единственной целью – ведь тот мог как следует разглядеть машину и ее водителя.

Но что, если Лорейн Пламмер убил вовсе не водитель, а бегун? Почему-то прежде ей это в голову не приходило. Что, если этот человек в машине не имеет к делу никакого отношения? Тогда вряд ли потенциальный подозреваемый откликнется на ее просьбу и напишет: «Да, это был я! Пробегал все это время, и никакого алиби у меня нет!»

Так что электронные письма не столь уж удачная идея.

Тогда она принялась изучать каждого из этих пятнадцати студентов. Начала с «Фейсбука», но там были зарегистрированы только двое. Джойс понимала: изначально своей популярностью «Фейсбук» был обязан именно молодым людям, это они превратили его в средство активного общения в Сети, но теперь их родители и даже бабушки и дедушки с не меньшим энтузиазмом рассылали родным и знакомым фотки кошечек и своих внуков, сопровождая их маловразумительными подписями вроде: «Щелкни на «лайк», если тебе понравилась моя племянница». Так что средой обитания исключительно молодежи «Фейсбук» быть перестал.

И Джойс решила расширить круг поисков. Вошла в «Гугл».

Она не нашла там ничего интересного ни об одном из них. По крайней мере, ничего указывающего на то, что данный молодой человек является восходящей звездой легкой атлетики или же перспективным марафонцем. Да и потом, если парень взял в привычку бегать по ночам, еще вовсе не означает, что он готовится к Олимпийским играм. Может, просто бегает ради здоровья.

Джойс была дома, сидела за поздним ужином с мужем, когда ей перезвонила Хильда.

– У меня для вас ничего нет, – сказала она. – Иными словами, в Теккерее нет ни одного студента, который бы занимался летом по специальной беговой программе. И вообще восемьдесят процентов ребят, которые летом занимаются тут спортом, приходят из города.

Тогда Джойс решила подойти к проблеме с другого конца.

– Мне надо вернуться на работу, – заявила она мужу.

– Шутишь, что ли? Уже поздно.

Она, разумеется, уже успела рассказать ему о Лорейн Пламмер, но не слишком вдавалась в подробности. Не хотела брать пример с жен, которые приходят домой в подавленном настроении из-за того, что случилось у них на работе, пусть даже обнаружение трупа, – не того рода проблема, с которой когда-либо доводилось сталкиваться большинству работающих женщин.

– Хочешь поговорить об этом? – спросил муж.

– Нет, – ответила она. – Говорить об этом не хочу.

Сколь ни покажется странным, но ее сейчас так и тянуло в колледж и оставаться дома не хотелось. Когда ее боссом был Клайв Данкомб, этот помешанный на сексе придурок, каждая секунда, проведенная в колледже, казалась адом. Но теперь она возглавляла службу безопасности, и появилось новое чувство. Чувство ответственности.

Все проблемы Теккерея – она почти не решалась признаться самой себе в этом, слишком уж банально звучало – она теперь принимала близко к сердцу. Она понимала, что не является копом. Совсем нет. Но она отвечала за безопасность, и смерть Лорейн Пламмер означала, что в Теккерее далеко не безопасно.

И ей хотелось исправить положение.

Нет, разумеется, Джойс не собиралась выслеживать убийцу. Если удастся хоть что-то найти, она немедленно сообщит об этом в полицию Промис-Фоллз. Тому парню по имени Дакворт. Однако она понимала: с учетом того, что творилось сегодня в городе, вряд ли убийство Лорейн Пламмер может привлечь должное внимание полиции.

Хорошо хоть, коронер наконец появилась. Ванда… как ее там дальше? Она закончила осмотр тела, и лицо ее омрачилось. Поначалу Джойс решила, что это вполне естественно – увиденное кому угодно могло испортить настроение. Но потом Джойс почувствовала: тут что-то не так. И когда Ванда взялась за телефон и начала рассказывать кому-то о том, что обнаружила, Джойс прислушалась и по каким-то вибрациям в голосе уловила: убийца Лорейн совершил нечто подобное не впервые.

Господи!

Солнце уже зашло, и Джойс сказала, что возвращается в кампус. Муж сказал, что пойдет с ней.

– Ни в коем случае, – отозвалась она. – Может, хочешь, чтобы я заявилась к тебе на работу с утра во вторник? И держала бы тебя за ручку, пока ты штукатуришь стену или ставишь гипсокартон?

Вскоре после этого Джойс припарковала свою машину на улице, на том самом месте, где стоял тот загадочный автомобиль в то время, когда, по расчетам Дакворта, была убита Лорейн. Приехала она раньше времени. Если – а их было несколько, этих самых «если» – тот загадочный человек выходил на ночную пробежку в одно и то же время, возможно, ей придется прождать несколько часов. При том условии, разумеется, если он бегает каждую ночь. И если по одному и тому же маршруту.

И если все эти «если» выстроятся должным образом, толк от бегуна будет только в том случае, если он вспомнит, что видел вчера ночью ту машину. А если даже и вспомнит, он будет полезен только в том случае, если вообще способен отличить одну машину от другой.

Но на данный момент никакого другого способа у нее нет.

В это время года в кампусе Теккерея было безлюдно и тихо. Время от времени проходил кто-то из студентов. Изредка проезжала машина.

Джойс подумала, что зря не захватила с собой кофе, но, с другой стороны, это означало, что в какой-то момент ей может захотеться в туалет. Все равно что ждать мастера по ремонту компьютеров и на две минуты отлучиться из дома, бросить письмо в почтовый ящик. И именно в этот момент мастер и позвонит в дверь.

Ничего. Зато у нее есть музыка.

Она не могла подсоединить свой смартфон к старой стереосистеме, но у нее были компакт-диски. Она открыла коробочку с дисками, выбрала свой любимый и вставила в паз в приборной панели.

Стиви Уандер. «Песни в ключе жизни».

Джойс обожала Стиви. Ни один современный певец и в подметки ему не годится.

Она барабанила пальцами по рулевому колесу, в такт притопывала носком ноги рядом с коробкой передач. Прослушала весь диск, вынула его, заменила другим под названием «Мюзиквариум в оригинале», включавший хиты с 1972 по 1980 год.

Джойс выслушала до середины «Путешествие по тайной жизни растений», как вдруг увидела его.

Было уже почти десять, и он бежал по направлению к ней по улице. Не слишком выкладывался. Бежал равномерной трусцой. Приблизился, и Джойс окинула его оценивающим взглядом. Мужчина лет под тридцать или тридцать с небольшим. Слишком взрослый для студента, подумала она, и слишком молод для звания профессора, хотя следовало признать: в кампусе попадались преподаватели, которые не видели первого эпизода «Звездных войн» под названием «Скрытая угроза».

Джойс не была уверена, что это тот самый парень, которого она видела на пленке, но вполне возможно, что именно он. Из ушей торчат проводки наушников, ведут к плееру, заткнутому за резинку беговых трусов.

Джойс вырубила музыку и вышла из машины. Встала посреди дороги и замахала руками, когда он находился примерно ярдах в шестидесяти.

Он замедлил бег, остановился ярдах в двадцати от нее и вынул наушники. И, часто дыша, спросил:

– Вы в порядке?

– Да, – ответила Джойс. Затем показала ему свое удостоверение и сказала, что работает в службе безопасности колледжа Теккерея.

– Мне что, не разрешается здесь бегать? – осведомился он. – Вот уж не думал, что возникнет такая проблема.

– Вы имеете отношение к колледжу? – поинтересовалась Джойс. – Учитесь здесь или работаете?

Мужчина покачал головой:

– Нет. Просто прихожу сюда побегать. Это ведь не частная территория, верно?

Джойс улыбнулась:

– Можете бегать сколько угодно. Просто хочу задать вам несколько вопросов.

Мужчина взглянул на наручные часы:

– А я как раз пытался побить свой предыдущий рекорд.

– Прошу прощения, но это очень важно. Стало быть, в кампусе вы не живете?

– Нет. Живу в городе. А бегать прихожу сюда. Тут красиво. И еще я только начал тренироваться. Когда-то давно занимался бегом и вот сейчас решил вернуть форму. Больше физических нагрузок, меньше алкоголя. Если вы, конечно, понимаете, о чем я.

– Да, конечно. Послушайте, а накануне ночью вы бегали? Около полуночи?

Мужчина переспросил, о какой именно ночи идет речь, и Джойс объяснила.

– Да, – кивнул он. – Вышел на пробежку то ли в первый, то ли во второй раз. А вы откуда знаете?

Джойс указала на одно из зданий:

– Попали в поле зрения камеры наблюдения.

– Вон как, – пробормотал мужчина.

– Скажите, вчера, примерно в это время, вы не видели машину, припаркованную вон там, где сейчас стоит моя?

Бегун пожал плечами:

– Что-то я не… нет, не припомню.

– Она простояла там примерно час. Из нее выходил мужчина, пошел вон в том направлении. Потом вернулся к машине, дал задний ход и уехал. Потом, наверное, где-то развернулся, и ни одна камера его больше не засекла.

– Так вы ищете эту машину?

Джойс кивнула.

– И этого парня?

Она снова ответила кивком.

– А за что вы его разыскиваете?

Джойс отозвалась неопределенно:

– Просто для меня это очень важно – найти его.

Мужчина призадумался:

– Вообще-то да, вроде бы припоминаю, что видел тут кого-то.

– Правда?

– Возможно.

– Хорошо, – Джойс ощутила прилив возбуждения. – Послушайте, я ведь даже не спросила. Как ваше имя?

– Руни, – сообщил бегун. – Виктор Руни.

Дэвид Харвуд даже рассердился на себя, когда Кэл Уивер спросил его, говорил ли он с соседями Саманты Уортингтон – ведь те могли видеть и знать, куда поехала Сэм с Карлом. Дэвид не был лицензированным частным детективом, но был репортером и на протяжении нескольких лет занимался журналистскими расследованиями. Правда, довольно давно, до того, как в «Промис-Фоллз стэндард» начали сокращать штат, но даже тогда нарыть кое-что интересное ему удавалось. Так как же он сразу не догадался расспросить людей, живущих по соседству с Сэм, не видели ли они, как она куда-то собирается и уезжает? Нет, это просто непростительно.

Дэвид приписал это смятенному своему состоянию.

Он вознамерился исправить свою ошибку. Сделать то, что должен был сделать в первую очередь.

Он вернулся к дому Сэм. В глубине души надеялся, что, может, она уже там, вернулась. Что он увидит у подъезда ее машину, и это будет означать, что Сэм и Карл теперь в полном порядке.

Но машины по-прежнему не было на месте, когда он припарковался на улице возле ее дома.

Сначала он позвонил в дверь, что справа. Позвонил еще раз, лишь после этого на звонок откликнулась старуха лет за восемьдесят, которая, как выяснилось, жила совсем одна, не видела ни Сэм, ни Карла и понятия не имела о том, кто ее соседи и чем занимаются.

Тогда он позвонил в дом, что слева.

И почти тотчас же к двери подошла женщина, широко распахнула ее и сказала:

– А я все думала, когда же вы наконец появитесь.

– Простите, не понял? – удивился Дэвид.

– Вы ведь ищете Саманту и ее мальчика?

– Да, ищу.

В дверях возник мужчина, встал за спиной у женщины.

– Что происходит? – спросил он.

Женщина глянула через плечо и ответила:

– Вот он, пришел настоящий.

– О, – произнес мужчина. – А ведь ты знала, что придет, рано или поздно.

– Никак не пойму, о чем это вы толкуете, – пробормотал Дэвид.

– Я Тереза, а это мой муж Рон, – представилась женщина. – Джонс.

– Рад познакомиться.

– А вы Дэвид Харвуд, правильно?

Дэвид кивнул:

– А вы откуда знаете?

– Да я видела, как вы заходили к Сэм, и сразу вас узнала. И еще видела вас по телевизору, и фото в газетах, когда у вас случились неприятности с женой.

– Но это было давно, несколько лет назад, – сказал Дэвид.

– А я помню.

– Что вы имели в виду, – спросил Терезу Дэвид, – когда сказали, что я «настоящий»?

– Вы уже не первый Дэвид Харвуд, который приходил к нам сегодня, – ответила женщина.

У Дэвида тревожно забилось сердце.

– Кто был здесь? Кто заходил?

Тереза рассказала ему о мужчине, который приходил сегодня, только чуть раньше, и искал Сэм и Карла. И назвался он Дэвидом.

– Должно быть, бывший ее муж, – сообразил Дэвид. – Только что вышел из тюрьмы, вернее, сбежал. Так уж получилось.

– Господи Иисусе, – пробормотала Тереза. – А мы и не знали.

А вот Брэндон Уортингтон, судя по всему, знал о них все, подумал Дэвид. Родители ему рассказали, что Дэвид встречается с Сэм, что мужчина на снимке, где они занимаются сексом, – это не кто иной, как Дэвид, что это он пресек попытку Эда похитить Карла у дверей школы в тот злополучный день. Да и Сэм, должно быть, рассказывала соседям о Дэвиде, представляя его в самом выгодном свете. Или же Сэм сказала супругам Джонс, что если появится мужчина по имени Дэвид, ему вполне можно сказать, куда она уехала.

Но не сработало, потому как Тереза Джонс сразу поняла: Брэндон не тот, за кого себя выдает. Кроме того, Саманта не говорила соседке, куда именно она едет.

Зато теперь Тереза Джонс сказала Дэвиду, что Сэм с мальчиком отправились, судя по всему, на природу и остановятся в лесу или кемпинге.

– Хорошо, что ничего этого вы ему не сказали, – отметил Дэвид.

– А знаете, – смущенно начал Рон, – я ведь тогда считай что проболтался. Ну, так, самую малость.

Так что вполне возможно, что Брэндон узнал, что его бывшая с сыном взяли с собой спальные мешки, а значит, собираются жить в палатке на природе до тех пор, пока его не поймают и не вернут в тюрьму. Ладно, пусть даже Брэндон сложил два и два, но ведь он представления не имеет, в какой именно кемпинг они отправились.

Зато Дэвид знал.

Что там однажды сказала ему Сэм? Она говорила об этом, когда их отношения продвинулись до такой степени, что их уже мало волновало, знают ли мальчики о том, спят они вместе или нет (скорее всего, ребята уже давно о том догадались). Так вот, она тогда сказала: как было бы замечательно всем вместе отправиться в поход и заночевать в лесу в палатке.

А потом Сэм рассказала, что после переезда в Промис-Фоллз они с Карлом пару раз ходили в такие походы. И еще раньше ходили, когда она еще была замужем за Брэндоном, и ей все это очень нравилось. А Карл, так тот был просто в восторге. Он обожал бродить по лесу, готовить еду на костре, поджаривать корешки алтея до тех пор, пока они не превратятся в черные головешки.

«Знаю одно очень славное местечко у озера Люцерн», – говорила она ему.

– Огромное вам спасибо за помощь, – поблагодарил Брэндон Терезу и Рона. – Вы даже не представляете, как много для меня сделали.

Вернувшись в машину, он достал телефон и открыл веб-браузер. Он не помнил названия кемпинга, о котором говорила Сэм. Но подумал, что если увидит список всех кемпингов у озера Люцерн, то сразу же вспомнит его.

Много времени для этого не понадобилось.

Ну, конечно же, кемпинг «Восход солнца».

Он был уверен: Сэм назвала именно это место.

Дэвид никак не мог решить, стоит ли ехать туда прямо сейчас. Пожалуй, нет, потому что ко времени, когда он доберется до озера, уже совсем стемнеет, а где именно расположен этот кемпинг «Восход солнца», ему неизвестно. Бродить по лагерю поздно ночью, а потом врываться в палатку, где обосновались на ночлег Сэм с Карлом, – это означало напугать их, еще подумают, что Брэндон их нашел. Аничем хорошим это не закончится.

В данном случае Дэвиду грозила малоприятная перспектива – ему вполне снова могут сунуть в лицо ружейный ствол. И на этот раз ружье может и выстрелить.

Нет, он поедет туда прямо с утра. Вот что он сделает. Первым делом отравится туда прямо с раннего утра.

Какое-то время я побыл с Рэнделом Финли.

Снова зашел в дом и подробно расспросил обо всем Линдси. Она во второй раз пересказала мне события этого дня. И эти ее показания ничем не отличались от предыдущих. Сам не знаю почему, но я счел необходимым извиниться перед ней от имени Рэнди, правда, добавил при этом, что он страшно расстроен и теперь понимает, что Джейн она не убивала. Думаю, я сделал это исключительно ради нее. Линдси так и не успокоилась, была просто сама не своя, и я счел, что садиться за руль и ехать домой в таком состоянии ей просто нельзя. И тогда она позвонила своему двадцатилетнему сыну, который вызвал такси, доехал до дома Финли, забрал мать, сел за руль ее машины и увез ее домой.

Затем я спросил Рэнди, который сидел в кресле из сварного железа у входа в дом, хочет ли он, чтобы я что-то сделал с Бипси. Он лишь печально покачал головой, а потом попросил меня уложить собаку в большой пакет для мусора, а уж потом он сам решит, как ее похоронить. А затем начал нести какую-то чушь – что будто бы собирается похоронить Бипси на заднем дворе рядом с Джейн, потому как он очень любил свою собаку.

Я по возможности тактично объяснил ему, что городские законы запрещают хоронить на частной территории.

– Уже совсем не соображаю, что говорю, – пробормотал он в ответ.

Я сказал, что положу тело собаки в пакет и оставлю в гараже, но Рэнди попросил меня отнести труп Бипси в подвал, где у них находилась домашняя прачечная.

Так я и сделал.

А потом объяснил, что за телом Джейн должна приехать специальная команда, но рассчитывать на скорое ее появление сегодня не приходится.

– Может, тогда поднимусь и посижу рядом с ней, – сказал Рэнди. Наверное, просто не понимал, как неприятно сейчас находиться в этой комнате. А потом он добавил: – Я бы мог подготовить Джейн. Ну, сам понимаешь, обмыть и все такое прочее.

Я по возможности деликатно постарался объяснить ему, что тело жены лучше не трогать.

– Понимаю, – пробормотал он и прошел в дом.

Перед уходом я решил еще раз тщательно осмотреть все в доме и вокруг. Прошел через кухню, спустился в подвал, затем вышел в сад. И уже собрался уезжать, как вдруг услышал голос. Он доносился со второго этажа.

Я влетел вверх по лестнице и услышал, как Рэнди тихо и монотонно что-то бубнит, не прерываясь на то, чтобы как-то сформулировать мысль. Я поднялся на площадку второго этажа и заглянул в спальню Джейн, дверь была приоткрыта.

Рэнди сидел в кресле у постели с открытой книгой на коленях и, похоже, не замечал чудовищной вони, что царила в комнате.

Он читал своей жене.

По пути домой я собирался заскочить к Виктору Руни. Я говорил с ним лишь однажды, несколько дней тому назад, и мне хотелось, чтобы он рассказал как можно больше об Оливии Фишер, женщине, на которой собирался жениться.

Но то была не единственная цель визита. Из головы не выходили слова Уолдена о том, как рассержен сейчас на весь мир Виктор. На себя, на весь город, на жителей Промис-Фоллз общим числом двадцать два человека – за то, что они слышали крики Оливии, но не предприняли ровным счетом ничего.

Двадцать два человека плюс он сам. Двадцать три человека, которые, если бы обладали бо?льшим чувством ответственности, могли бы спасти Оливию от смерти. Вернее, никто из этих двадцати двух человек не смог бы спасти ее. Когда она так страшно кричала, жить ей оставалось несколько секунд.

Но если бы они действовали, если б сделали хоть что-нибудь, услышав, что происходит в парке у водопадов, то примчались бы и могли увидеть убийцу. И полиция получила бы его описание. Они могли бы увидеть его машину, вспомнить хотя бы часть ее номера или даже весь номер.

Если бы они поступили так, полиция могла бы схватить убийцу.

И Розмари Гейнор была бы сейчас жива.

И Лорейн Пламмер была бы жива.

Насколько зол был сейчас Виктор Руни на весь город? Настолько, что мог отомстить каким-то образом?

Настолько зол, что мог начать рассылать послания. К примеру: двадцать три дохлые белки висят на изгороди? Или три окровавленных манекена в кабинке под номером «23» на неработающем колесе обозрения? Или вдруг потерявший управление автобус, на задней части которого выведена цифра «23»? Ну и потом еще этот Мэйсон Хелт, на капюшоне которого красовалась та же цифра, и что он там говорил девушкам, на которых нападал? А ведь клялся и божился, что не хотел причинить им никакого вреда, просто припугнуть. Ничего себе шуточки.

И, наконец, сегодняшняя дата. 23 мая. Этот день Промис-Фоллз никогда не забудет. Через год или два, а может, и раньше, кто-то предложит установить на городской площади памятник с именами всех погибших в этот роковой день.

Так что я непременно должен повидаться с Виктором Руни.

Но ко времени, когда я закончил все дела в доме Финли, вдруг почувствовал, что страшно устал. Я еле ворочался, голова раскалывалась от боли, ноги ныли. Мне нужна была хотя бы небольшая передышка, прежде чем смогу задать этому Руни хотя бы один вопрос.

И я поехал домой.

Войдя, прямо с порога, я услышал знакомые голоса. Но я уже понял, что Тревор здесь, увидел его фирменный фургон с надписью «Родниковые воды Финли», припаркованный у въезда. Они с Морин сидели за кухонным столом.

В воздухе витал невероятно аппетитный запах. Что-то готовилось в духовке. Лазанья, если не ошибаюсь. Они с восторженными криками отодвинули стулья и бросились мне навстречу. Морин обняла меня первой.

– Не знала, когда тебя ждать, – сказала она, – но на всякий случай решила приготовить кое-что вкусненькое.

Я крепко сжимал ее в объятиях. Рядом топтался Тревор, ждал своей очереди. Вот Морин меня отпустила, и сын крепко обнял меня, потом похлопал по спине.

– Привет, пап, – произнес он. И у всех возникло ощущение, что сегодня в какой-то момент мы могли друг друга потерять.

Думаю, мы радовались тому, что остались живы. Мы в полном порядке. Мы целы и вместе, в то время как во многих домах Промис-Фоллз горько оплакивают сейчас своих родных и близких.

– А мне так и не удалось найти Аманду Кройдон, – сказала Морин.

– Она объявилась, – сообщил я. По дороге к дому я включил радио послушать новости и узнал, что между ней и Рэнделом Финли разгорелся какой-то скандал, когда тот раздавал бесплатную воду горожанам.

– Не знал, что ты ее разыскиваешь, – заметил Тревор. – Я там был, видел, как она сцепилась с Рэнди. Записал все на смартфон, а потом ему вдруг позвонили из дома. У него вроде бы собака умерла.

На это я ответил, что дела обстоят значительно хуже, и рассказал о Джейн. Морин удрученно покачала головой.

– Теперь он наберет несколько очков, – прокомментировал Тревор. – Все это ему только на руку при избрании.

В ответ я заметил, что говорить об этом, пожалуй, еще рано. Тревор полез в холодильник, но я его остановил.

– Скоро должен опять уехать.

– Уверен? – поинтересовалась Морин. – Ты же не единственный коп в этом городе.

Я собрался с силами и выдавил улыбку:

– А вот насчет этого не уверен.

– Да ты до сих пор так и не отдышался после всей беготни, – заметила она.

– Что?

– Да, – кивнул Тревор. – Дышишь глубоко и словно урывками.

– Я в полном порядке. Просто устал, вот и все, – сказал я.

– Думаешь, только в этом дело? – спросила Морин. Натянула перчатки и принялась доставать лазанью из духовки.

– Просто уверен, – ответил я. Но они не ошибались, я действительно дышал неровно. Хватал воздух ртом большими глотками, затем медленно выпускал его.

Вымотался, что тут скажешь.

– На сегодня осталось еще одно дельце, – добавил я. – Ну а потом вернусь домой и впаду в кому часов эдак на восемь.

Морин наполнила три тарелки. Сбоку разместила миску с салатом. Тревор проглотил свою порцию за несколько секунд. Я старался от него не отстать. Но где-то на середине вдруг отложил вилку.

– Что такое? – встревожилась Морин.

– Да ничего. Просто голова немного закружилась, – усмехнулся я. – Думаю, вся кровь отлила в желудок, а остальные органы остались ни с чем.

Никто, кроме меня, не смеялся.

– Нет, правда, я отлично себя чувствую. – Мне хотелось сменить тему разговора, и я обратился к Тревору: – Слышал, ваши ребята раздали сегодня тысячи упаковок с водой.

– Да, было дело.

– Должно быть, приятное это ощущение – делать добрые дела.

Тревор пожал плечами:

– И да, и нет. То есть, я хотел сказать, это, конечно, хорошо и правильно – помогать людям, но некоторые из них вели себя просто безобразно. На каждую семью положено по одной упаковке, а кое-кто пытался вернуться и прихватить еще, чтобы им досталось побольше, ну ты понимаешь.

– Да.

– Ну и потом Финли устроил из всего этого настоящее шоу.

– Да, – повторил я.

– Он всеми силами старался привлечь внимание к своей персоне. Да, эта акция стоила ему целое состояние, но то была самая настоящая предвыборная самореклама, а она всегда обходится очень дорого, понимаешь?

Я кивнул.

– И весь день я думал: уж не он ли подстроил все это.

Морин так и застыла с ложкой в руке.

– О чем это ты?

Тут вмешался я:

– Знаешь, какое-то время я тоже так думал. Считал, что это он отравил воду, с тем чтобы потом ринуться на помощь горожанам. Но вдумайтесь: все это только ради того, чтобы стать мэром Промис-Фоллз? И потом, он не предпринял никаких мер, чтобы его жена не стала одной из жертв этой катастрофы. Как-то нелогично, вы не находите?

– Но мертвая жена купит ему еще больше голосов сочувствующих, – заметил Тревор.

– Ты говоришь просто ужасные вещи! – чуть ли не со слезами воскликнула Морин. – Никто бы так не поступил!

Я решил немного передохнуть и переварить обед, прежде чем снова выйти из дома. Мы перешли в гостиную, где я уселся в любимое свое кресло. Морин включила телевизор, чтобы послушать местные новости о ситуации в Промис-Фоллз, затем Тревор завладел пультом дистанционного управления и стал смотреть, что передают другие каналы.

Вся страна уже знала о Промис-Фоллз.

На одном из каналов началась новая передача под заголовком «Проклятие Промис-Фоллз». В нее включили материал о происшествии на стоянке перед кинотеатром, вспомнили о нераскрытом убийстве Оливии Фишер.

Чуть позже я вдруг почувствовал, как кто-то трясет меня за плечо.

– Барри, – окликнула Морин. – Барри…

Оказывается, я заснул.

– Черт, – я покачал головой. – И надолго я вырубился?

– Да все нормально. Не хотела тебя будить. Надо же человеку передохнуть.

– А сколько сейчас?

– Почти половина одиннадцатого, – ответила Морин. – Тревор просил за него попрощаться. Он тоже очень устал и уехал где-то с полчаса тому назад.

– Господи, – пробормотал я, выбираясь из кресла. – Мне же ехать надо!

Жена не стала со мной спорить. По опыту, нажитому за долгие годы, знала – это бесполезно.

Я надел пиджак, схватил ключи и выскочил из дома. И, только сев за руль и включив мотор, на минуту расслабился. Проснувшись и выбежав из дома так быстро, просто не успел обрести равновесия. Какая-то слабость, и голова немного кружилась.

Но в целом я в полном порядке.

Я направился к дому Виктора Руни. Приехал и увидел: дом целиком погружен во тьму, если не считать фонаря у входной двери.

Однако я все равно постучал в эту дверь. Громко.

– Она умерла.

Я обернулся. Неподалеку на тротуаре стоял мужчина, смотрел на меня.

– Простите? – сказал я.

– Женщина, которая жила здесь. Была одной из первых, кто умер сегодня утром.

Я этого не знал, но не слишком удивился тому, что домовладелица Виктора Руни – вспомнил ее имя лишь через пару секунд, Эмили Таунсенд, – тоже пала жертвой.

– Вода? – произнес я, поскольку всегда существовала возможность умереть от чего-то другого. Сердечный приступ, падение с лестницы.

– Ага. Ее нашли на заднем дворе. – Он указал на дом дальше по улице. – И мистер Таркингтон тоже скончался. Его жена, возможно, останется в живых, но дочь говорит, у нее необратимые повреждения мозга.

– Ужасно, – пробормотал я.

Мужчина указал на дом, расположенный к северу от того, перед которым я стоял.

– А я живу вон там. Мы с женой услышали предупреждение прежде, чем успели что-то выпить. А вот миссис Таунсенд не повезло. Сегодня днем за ней приезжали, забрали тело. Пролежала здесь несколько часов.

– Я Дакворт. И работаю в полиции, – представился я. – Вообще-то я ищу человека, которому она сдавала помещение. Виктора Руни.

– А, этого, – кивнул мужчина. – Видел его у дома. Но думаю, сейчас его там нет.

– Да, скорее всего, нет, – сказал я.

Но все равно еще раз постучал в дверь – так, просто на всякий случай. И когда снова никто не ответил, испытал нечто похожее на благодарность этому Руни. Все, о чем я хотел спросить у него сегодня, можно с тем же успехом спросить и завтра, прямо с утра.

Я поехал домой. А что еще оставалось? Рухнул на кровать и погрузился в кому, как сам себе и обещал.

Кристэл нашла Селесту в хозяйской спальне, где та каждую ночь спала с Дуэйном. Она выкладывала одежду на постель, рассовывала более мелкие вещи по ящикам комода.

– А где Кэл? – спросила девочка. Она по-прежнему не расставалась с бумагой и карандашом.

– Не знаю, милая, – ответила Селеста. – Сама его уже давно не видела. Может, сидит в гостиной, смотрит телевизор с Дуэйном.

– Нет, его там нет.

– Ну, тогда не знаю. Поищи его. Где-то тут должен быть.

Кристэл спустилась на первый этаж. Телевизор по-прежнему включен на каком-то спортивном канале, который так любит смотреть Дуэйн. А самого его здесь нет. Она прошла на кухню, затем спустилась в подвал. Заглянула в котельную и довольно убогую комнату отдыха, там стоял стол для игры в пинг-понг, только без сетки. Наведалась и в небольшую мастерскую, где Дуэйн держал разные инструменты и стоял маленький верстак.

Затем Кристэл снова поднялась на второй этаж и зашла в хозяйскую спальню, но Селесты уже там не было. Она нашла ее в ванной, где Селеста раскладывала свежие полотенца.

– Я так и не нашла Кэла, – сказала девочка.

– Дорогая, мы с тобой говорили всего две минуты назад, и я тоже его за это время не видела. В гостиной смотрела?

– Да. И еще заглянула в котельную, и в подвал, и на кухню, и в другие ванные комнаты, и в комнатку, где целая куча инструментов. Но его нигде нет.

– А Дуэйна спрашивала?

– Я не видела Дуэйна, – отозвалась Кристэл.

– Как же так получается? Заглянула в каждую комнату в доме и не нашла Дуэйна?

– Я не знаю, – ответила Кристэл.

– Может, они оба вышли на улицу?

– Да там уже темно.

– Что ж, раз темно, включи уличные фонари. Они прямо у двери. Мне нужно тут закончить, я постараюсь побыстрее. И если к тому времени не найдешь Кэла, помогу тебе.

Кристэл развернулась и вышла, не сказав ни слова.

Она подошла к двери, выглянула наружу – машина Кэла по-прежнему была припаркована у обочины. Она включила свет, шагнула на крыльцо и огляделась по сторонам.

Ни Кэла. Ни Дуэйна.

Тогда она прошла через дом к задней двери и включила над ней свет. И сразу увидела Дуэйна – тот стоял возле своего пикапа и говорил по мобильному телефону. А вот Кэла нигде видно не было.

Кристэл вышла во двор и направилась к Дуэйну. И несмотря на то что он был занят разговором, громко спросила его:

– А где Кэл?

Он ткнул в нее указательным пальцем и развернулся на девяносто градусов. Кристэл обошла его, снова встала прямо перед ним и повторила:

– Где Кэл?

Дуэйн сердито ответил:

– Не видишь? Я по телефону говорю.

– Где Кэл?

– Ты что, оглохла? Я разговариваю по телефону!

– Где Кэл? – не унималась Кристэл.

– Ты его здесь видишь? Я не вижу! Посмотри в доме.

Он снова развернулся к ней спиной и продолжил телефонный разговор на пониженных тонах.

Тогда Кристэл крикнула:

– Я смотрела в доме! Везде! Его там нет!

Дуэйн резко развернулся.

– Черт побери, у меня важный деловой разговор. Может, уехал куда.

– Но его машина здесь.

– Может, пешком решил прогуляться.

– Это к кому? Куда?

– Да откуда мне знать, черт побери! Решил обойти квартал.

– Зачем это ему обходить квартал? Он даже пиццу не доел. И пиво не допил.

– Иди спроси Селесту, – сказал Дуэйн. И вышел на середину двора, размахивая свободной рукой, точно отгоняя целое полчище комаров.

Кристэл последовала за ним. Подошла, дернула за рукав.

– Я спрашивала Селесту. И она велела спросить тебя.

– Спрашивала? Очень хорошо. Так поди и спроси еще раз, потому что я не знаю.

Кристэл постояла еще немного, словно размышляя о том, правильно ли будет последовать его совету. Затем направилась к задней двери.

– Нет, погоди. Постой, – окликнул ее Дуэйн. – Кому говорят? Стой, девчонка!

– Меня зовут Кристэл.

– Ладно, хорошо, Кристэл. Погоди немного.

И Дуэйн бросил в телефонную трубку:

– Перезвоню тебе через пару минут, лады? Тут эта девчонка. – Он засунул мобильник в передний карман джинсов. Глубоко вздохнул и сказал Кристэл: – Ладно, так и быть. Я весь внимание.

– Просто хочу найти его.

– Ладно, хорошо, я понял. Давай пойдем и посмотрим на улице. Может, он вышел туда покурить.

– Но он вроде бы не курит.

– Ну даже если и бросил, то, как только связался с тобой, наверняка закурил снова.

– Почему? – спросила Кристэл.

– Что – почему?

– Почему это он должен был начать курить, когда стал заботиться обо мне?

– Да я просто пошутил.

– Я эту шутку не поняла.

– Ладно, не важно. Пошли. – Дуэйн отвел ее от гаража, и они направились к улице. – У него был очень трудный день, понимаешь? Вот он и вышел прогуляться, хотел хотя бы несколько минут побыть один.

– Но я ему нравлюсь, – заметила Кристэл. – И вообще зачем это ему гулять одному?

– С чего это ты взяла, что нравишься ему?

– Он добр ко мне.

Дуэйн кивнул:

– Да, это уж точно.

– Куда добрее, чем ты.

– Это как прикажешь понимать? – осведомился Дуэйн. – А кто, по-твоему, принес сегодня все эти пиццы и куриные крылышки? Ну, скажи, кто?

– Ты принес.

– А тебе не кажется, что тем самым я проявил доброту? Я ведь прежде всего о тебе думал, когда покупал всю эту гору еды.

Кристэл даже остановилась.

– О…

Они добрались до улицы и стояли теперь возле «Хонды» Кэла.

– Ты права. Машина его здесь, так что далеко он уйти не мог, – сказал Дуэйн.

Тут вдруг безо всякого предупреждения Кристэл закричала во весь голос:

– Кэл!

– Боже! – сказал Дуэйн и демонстративно прикрыл уши ладонями. – Да у меня чуть барабанные перепонки не лопнули, когда…

– Кэл!

– Приглуши звук, малышка.

– Кэл!

И она бросилась бежать по тротуару. Дуэйн тут же кинулся вдогонку, схватил ее за плечо.

– Нельзя так орать, людей перебудишь.

– Хочу, чтобы он меня услышал.

– Да ведь ты даже не знаешь, где он. Не станешь же ты обходить весь район и верещать так, словно собаку потеряла.

– Почему нельзя?

– Нет, ты точно ненормальная. Тебе это известно?

Она подняла на него широко распахнутые глаза.

– Так все говорят.

– Ну вот, видишь! Почему бы тебе не вернуться в дом? А я сам его поищу. И когда найду, тут же дам тебе знать.

– Но если мы будем искать его вдвоем, то найдем вдвое быстрее, – возразила Кристэл.

– Это необязательно. Если мы…

– Кэл!

Дуэйн нервно осмотрелся по сторонам, словно опасался, что люди начнут выбегать из домов.

И действительно, один человек выбежал.

Это была Селеста.

– Что происходит? – спросила она, выйдя на крыльцо и вглядываясь в темноту.

– Ничего, – ответил Дуэйн. – Мы просто болтали.

– Нет, не болтали, – возразила Кристэл. – Мы хотим найти Кэла.

Селеста опустила руки на бедра.

– И до сих пор так и не нашли?

– Нет, – ответила Кристэл.

– А машина его здесь, – пробормотала Селеста.

– Да ты у нас настоящий Шерлок Холмс, – заметил Дуэйн. – Послушай, и я Кристэл только что то же самое говорил. Он просто пошел прогуляться. И если не вернется через час, сам пойду искать.

– Он мне так нужен, – сказала Кристэл.

На лице Селесты отразилась тревога.

– Думаю, мы должны начать искать его прямо сейчас. Кэл не из тех, кто любит вдруг прогуляться на ночь глядя. – Тут внезапно ее осенило. – А знаете что? Я просто позвоню ему.

– Что? – переспросил Дуэйн. Теперь уже он явно встревожился. – Считаешь, это хорошая идея?

– Это очень даже хорошая идея, – подхватила Кристэл.

Селеста достала мобильник из кармана, пару раз надавила на экран и поднесла телефон к уху:

– Вызов идет.

Кристэл так и замерла в ожидании, Дуэйн затаил дыхание.

– Не отвечает, – сказала Селеста. – Ладно, попробую еще раз. Или лучше пошлю ему голосовое сообщение. Кэл, привет, это Селеста. И мы никак не поймем, куда ты, черт возьми, запропастился.

Она договорила, но продолжала держать мобильник в руке.

– Позвони ему еще раз, – попросила Кристэл.

– Погоди, милая, – отозвалась Селеста. – Давай подождем еще минутку, пусть прослушает сообщение.

– Нет. Мне показалось, я слышала звонки телефона.

– Что? – сказал Дуэйн. – Лично я ничего такого не слышал.

– Набери еще раз, – повторила Кристэл.

Селеста позвонила снова. Поднесла телефон к уху, и тут Дуэйн громко сказал:

– Ни черта я не слышал. Должно быть…

– Ш-ш-ш! – прикрикнула на него Кристэл.

Все затихли.

А потом Кристэл указала на гараж.

– Звук идет оттуда.

– Я там уже смотрел, – сообщил Дуэйн.

Но его жена и Кристэл уже зашагали по тропинке мимо дома. Селеста по-прежнему прижимала телефон к уху.

– Все еще гудки.

Они подошли к гаражу, и Кристэл спросила:

– Ну, разве не слышите? Он там! – И она указала на гаражную дверь. – Кэл!

– Да, теперь я тоже слышу, – согласилась Селеста и убрала телефон в карман. Потом подошла к маленькой дверце, попробовала ее открыть, но дверца оказалась заперта.

– Ключ при тебе? – спросила она Дуэйна.

– Но как он мог оказаться там? Я всегда запираю дверь в гараж.

– Ключ есть или нет? – снова спросила жена.

– Э-э… наверное, где-то в доме, – протянул он.

– В карманах поищи, – рявкнула она. – Ты никогда не выходишь из дома без ключей.

– Кэл!

Он долго рылся в карманах джинсов.

– Здесь ключи от машины и какие-то еще, но я не знаю, который из них от гаража…

– Должен быть там. Дай сюда.

Дуэйн выглядел как человек, потерявший последнюю надежду, и покорно протянул связку ключей жене. И не потрудился показать, который из них от гаражной двери.

Дверь она открыла только третьим по счету ключом.

Селеста шагнула в гараж и включила там свет. Кристэл поднырнула ей под руку и умудрилась оказаться в помещении первой.

Кэл лежал на полу на боку. Лодыжки и колени связаны липкой лентой, руки вывернуты за спину и тоже связаны. Рот тоже был заклеен скотчем.

– О господи! – воскликнула Селеста и опустилась на колени.

Кэл оказался в сознании и перекатился на живот, чтобы Селесте было удобнее освободить руки от пут. Но, провозившись с липкой лентой несколько секунд, обернулась к Дуэйну, который стоял в дверях, и попросила у него нож.

– А, ну да, конечно, – пробормотал он. Полез в карман и достал небольшой складной ножик. Вынул одно лезвие, осторожно протянул жене. – Он наверняка наговорит тут всякой собачьей ерунды, но ты учти: парень упал и сильно ударился головой.

– О чем это ты, не пойму? – спросила Селеста. Она целиком сосредоточилась на перерезании ленты на запястьях Кэла, стараяь делать это осторожно, чтобы не поранить брата. Кристэл старалась освободить от пут лодыжки. Она умудрилась разорвать ленту ногтями и принялась за работу над лентой, стягивающей колени.

Как только освободились запястья, Кэл перекатился на спину, а затем сел. И стал помогать Кристэл, рвал ленту зубами и не сводил глаз с Дуэйна. Потом скатал ленту в шарик и отбросил в сторону.

– Допустил промашку, оставив мне телефон. Он пришелся как нельзя более кстати, – сказал Кэл.

– Не понимаю, о чем это ты, – пробубнил Дуэйн.

Селеста переводила взгляд с брата на мужа.

– Что, черт возьми, тут случилось? Что вообще происходит?

Кэл помог Кристэл стянуть путы, стягивающие его колени, и девочка бросилась ему на шею и крепко-крепко обняла.

– Никак не могла тебя найти, – пробормотала она.

– Зато теперь полный порядок, – сказал Кэл и тоже ее обнял. – Спасибо за то, что искала меня. – Он медленно поднялся на ноги и прихватил с пола деревянную доску длиной фута в два и шириной дюйма в четыре.

– Можешь положить на место, – внес предложение Дуэйн. – Нам надо поговорить.

– Поговорим непременно, через минуту, – отозвался Кэл. Лицо его покраснело и исказилось от ярости, и он силы врезал доской Дуэйну по правой ноге чуть выше колена. Дуэйн, не обладая достаточной ловкостью, не успел увернуться, но, когда увидел, что Кэл замахнулся во второй раз, неуклюже пятясь, отпрянул к двери.

– Боже мой! – хватаясь за ногу, взвыл он. – Я думал, она переломится пополам.

– Нет, – сказал Кэл, разглядывая доску. – Смотри-ка, не переломилась.

Селеста встала между двумя мужчинами и крикнула:

– А ну, прекратить все это! Хватит! – Она толкнула Кэла в спину, потом обернулась к раненому мужу. – Это твоих рук дело? Ты запер моего брата в гараже?

– Я ранен, – простонал Дуэйн. – Я тяжело ранен…

Селеста, удрученно качая головой, обернулась к Кэлу и спросила:

– Он это сделал?

Но не успел тот ответить, как что-то за его спиной привлекло внимание Селесты. Большой кусок черного брезента закрывал нечто на полу в середине гаража.

– Что у тебя там? – спросила она.

Кэл обернулся, желая посмотреть, о чем говорит сестра. Селеста подошла к брезенту, наклонилась и, ухватившись за край, начала приподнимать его.

– Нет! – крикнул Дуэйн. – Не надо!

Селеста с силой дернула, открылось то, что было спрятано под брезентом.

Дюжины коробок с деталями стереосистем. В основном приемники. Самых разных фирм – «Сони», «Денон», «Онкио». Тут же лежала коробка с надписью «3Д-проектор». Еще несколько коробок были наполнены плеерами для блю-рей дисков.

– Откуда это взялось, черт побери? – поинтересовался Дуэйн.

– До конца расследования меня отстранили от активного участия, – сообщил Ангус Карлсон.

– Мне жаль, – сказала Гейл и погладила его по плечу в знак утешения. Они сидели на обочине дороги, прямо перед своим домом, под уличным фонарем. – Но ты поступил правильно.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Тогда показалось, что да. Хорошо хоть, тот парень не умер. Я выстрелил ему в ногу.

– Ты просто исполнил свой долг. К тому же у тебя много свидетелей из больницы. Они все подтвердят.

– Да, но пушка-то была не заряжена.

– Что?

– Ну у того парня, которой размахивал пушкой перед лицом той женщины в хиджабе…

– Каком именно?

– Не понял?

– Ну, есть хиджаб и никаб, а потом еще бурка, – пояснила Гейл. – Правильно?

– Да, бурка прикрывает все, а никаб – почти все лицо, только глаза видны.

– Тогда что такое хиджаб?

– Ну, это вроде платка или шали, который закрывает голову, волосы и шею, а лицо видно.

– Так что было на той женщине? Получается, хиджаб, да?

– Да. Но я хотел тебе о пушке рассказать.

– Извини, – сказала Гейл.

– Когда проверили пистолет этого парня, выяснилось, что он не был заряжен. Остается лишь надеяться, что они не обратят этот факт против меня. Он размахивал этой пушкой просто как сумасшедший.

– Откуда тебе было знать, что пушка у него не заряжена, – сказала она. – Ты же человек, а не рентгеновский аппарат. И еще, скажу я тебе, полицейские перестреляли немало людей за то, что те размахивали игрушечными пистолетами. У него же был не игрушечный, верно?

– Нет, самый настоящий. Однако этот парень, наверное, нанял адвоката, и тот скажет, что я должен был это знать, что я стрелял в него безо всякой на то необходимости, что я неправильно оценил ситуацию. Но я говорил с шефом, и он посоветовал мне не беспокоиться.

– Ну и не беспокойся. – Гейл помолчала немного. – А надолго тебя отстранили?

– Не знаю.

– Почему же тогда разрешили выполнять работу детектива?

Ангус покачал головой:

– Понятия не имею. Может, проверяют? Ну, человек считает, что свободен от подозрений, расслабится, и они тут как тут, непременно на чем-то тебя да поймают. – Он выдавил усмешку. – А моей мамочке наверняка бы понравился такой расклад, да?

– Ангус!

– После всего того дерьма, что она на меня вылила, было бы здорово рассказать ей, как прекрасно идут у меня дела, как все складывается просто отлично. И вот теперь эта история и…

– Не надо о ней говорить, – сказала Гейл. – Терпеть не могу, когда ты ее упоминаешь. Так что не надо.

Ангус помрачнел:

– Ладно.

Оба какое-то время молчали. Затем Гейл сказала:

– Эта штука, хиджаб-нихаб-бурка, заставила меня призадуматься.

– Это о чем же?

– Вообще-то никакого отношения к этой истории не имеет. Просто иногда одна мысль влечет за собой другую, и все так странно складывается. Хотя, наверное, это полная ерунда.

Ангус Карлсон закрыл глаза и опустил голову.

– Ты просто скажи мне, Гейл.

– Сегодня утром я пошла прогуляться. Просто захотелось выйти из дома, заняться чем-нибудь, понимаешь?

– Да.

– Знаешь лавку у «Намана»?

– Это книжный магазин?

– Да, он продает подержанные книги. И не держит на полках всякой новомодной ерунды.

– Тут недавно его лавку подожгли, – сказал Ангус. – Кто-то бросил ему в окно коктейль Молотова.

– Я об этом не знала. А если б даже и знала, все равно бы туда пошла. Хотела найти одну книгу.

– Какую книгу?

– Это не важно, – ответила Гейл.

– Нет, ты скажи, что за книгу?

Теперь уже она тяжко вздохнула.

– Хотела посмотреть, не найдется ли у него книг о жизни семейных пар. Ну, таких, как мы, понимаешь? Пар, у которых нет детей, и почему их нет, и почему один из супругов хочет ребенка, а другой – нет.

– Гейл…

– Ты спросил, что я хотела там найти, вот я и ответила. Да ты послушай дальше.

– Ладно, продолжай.

– Ну и я вошла в магазин, и там был страшный беспорядок, но Наман был на месте, перебирал свой товар, пытался оценить ущерб. И все это выглядело просто ужасно. Те книги, что не сгорели, были повреждены водой, наверное, просто пожарные перестарались. Но даже несмотря на все это, некоторые книги сохранились очень даже неплохо, если не считать того, что от них пахло дымом и гарью. Ну вот, я зашла и заговорила с ним, и мне стало его страшно жалко.

– Конечно.

– Я знаю, люди во всем винят его, потому что он мусульманин, или… сама толком не пойму, кто там еще. Думают, что это он имеет отношение к взрыву на стоянке перед кинотеатром. Ну или к тому, что произошло с водой.

– Да, попадаются и такие люди, – заметил Ангус. – Они не знают, как совладать со своим гневом, с религиозными или расовыми предрассудками. В результате чего происходят такие вот истории.

– Поэтому мне так не хотелось даже упоминать об этом, но…

– Но что?

– Там, у него в лавке, лежала на полу одна книжка, прямо передо мной. Книга о ядах.

Ангус напрягся, обернулся к жене.

– Целая книга?

Гейл кивнула.

– Точно не помню, как называлась. Но это было нечто вроде справочника обо всех ядах, которые только существуют на свете. И обо всех способах убивать ими людей.

Ангус призадумался.

– Только то, что в лавке у него есть эта книга, еще не означает, что именно он отравил всю водопроводную воду в городе.

– Знаю. Я это понимаю.

– Ты что-нибудь ему сказала?

Она снова кивнула:

– Я подобрала ее с пола и протянула ему. И было это сразу после того, как он говорил о людях, которые подозревают его в разных преступлениях. Ну и тут я пошутила, наверное, не слишком удачно. Сказала нечто вроде: «Наверное, будет лучше, если никто не увидит у вас эту книгу».

– Прямо так и сказала?

– Да. – Гейл смотрела встревоженно. – Наверное, мне не стоило говорить ему это?

– Ну, не знаю. Ведь ничего такого особенного ты ему не сказала.

– Ты прав. Так оно и есть.

– Разве только, – задумчиво добавил Карлсон, – эта книга оказалась у него не случайно.

– Вот и я тоже так думаю, – согласилась с ним Гейл.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Дэвид выехал в воскресенье на рассвете. Он рассчитывал доехать до озера Люцерн примерно за час. И если Сэм и Карл действительно остановились в кемпинге «Восход солнца», можно считать, ему крупно повезло, потому как проверка других кемпингов может занять несколько часов.

– Куда это ты собрался в такую рань? – спросила его мать, войдя на кухню. Мама и Дон всегда вставали раньше Дэвида, и она удивилась, увидев его за завтраком.

– Просто есть одно дельце, – ответил он.

– Связанное с мистером Финли? – уточнила она.

– Нет. – Тут он поймал себя на мысли, что действительно надо бы предупредить Рэнди. Ведь, в конце концов, именно этот человек взял его на работу, а он не отрабатывает зарплату на все сто процентов. Дэвид презирал Финли и в то же время чувствовал, что виноват перед ним.

Ему не хотелось звонить и будить человека, а потому он решил послать ему эсэмэску, которое Финли обнаружит, проснувшись и заглянув в телефон.

«Меня не будет почти весь день. Свяжусь чуть позже, ближе к вечеру. Заранее прошу прощения».

Дэвид отправил сообщение.

И уже собрался было убрать телефон, как вдруг увидел на экране три мерцающие точки. Они означали, что Финли пишет ему ответ.

«Хорошо».

Это совсем не походило на того Финли, которого знал Дэвид. Где праведный гнев? Где угрозы? Где обвинения?

«Возможно, – подумал Дэвид, – он меня уволил». Может, короткий ответ Финли означает, что он нанял кого-то другого? Дэвид не понимал, радоваться ему или огорчаться. Ему совсем не нравилось работать на этого человека, но ведь и работа очень нужна.

И Дэвид позвонил ему.

– Я уволен? – спросил он, услышав голос Финли.

– Не знаю, – пробормотал тот.

– Послушай, я понимаю, что запустил дела, но в самом скором времени все наверстаю. Просто мне надо съездить к озеру Люцерн, но, как только освобожусь, сразу же…

– Джейн умерла.

И Финли рассказал ему все. Потрясенный Дэвид даже не знал, что сказать, кроме как выразить соболезнования.

– Подумываю выйти из предвыборной гонки, – произнес Финли. – Черт с ней и всем прочим.

– Не стоит торопиться с решением, – посоветовал Дэвид. – Займись самыми насущными делами. Тем, чем должен заняться… Пусть будет время подумать. Ну а потом уже решай.

– Ты не понимаешь, – проговорил Финли.

– Не понимаю чего?

– Она была всему причиной.

Дэвид хотел сказать что-то еще, но понял, что Финли отключился.

– Что случилось? – поинтересовалась Арлин, когда Дон вошел в комнату.

Дэвид лишь покачал головой и попросил:

– Сможешь сегодня присмотреть за Итаном?

– Можем мы наконец выпить кофе сегодня или вода по-прежнему убивает? – спросил в свою очередь Дон.

Арлин обратилась к сыну:

– Ты случайно не знаешь? Может, вода уже безопасна?

– Должны были бы к этому времени все наладить, – высказал свое мнение Дон. – И я не понимаю, какого черта они этого до сих пор не сделали. Неужели нельзя было очистить и перезапустить систему? Так и тянет заехать на эту станцию и посмотреть, чем они там, черт возьми, занимаются.

– Да, – кивнула Арлин. – Уверена, они бы оценили твой личный вклад.

Если у меня не будет работы, подумал Дэвид, я потеряю этот дом, и тогда придется переехать в старый вместе с ними.

– Так ты присмотришь за Итаном? – снова спросил он.

– Конечно, – ответила Арлин.

И Дэвид вышел из дома.

«Джи пи эс» в машине у Дэвида не было. Вообще никакой навигационной мини-системы, которую можно было бы прикрепить на приборной доске. Но он определил местоположение кемпинга «Восход солнца» по приложению в своем телефоне. И не думал, что найти этот кемпинг так уж сложно.

Он ехал вот уже примерно час, и на протяжении всего пути размышлял о цели своей поездки. Были ли поиски Сэм мотивированы исключительно заботой о ней, или же он преследовал какие-то свои интересы?

Примерно пятьдесят на пятьдесят, сделал он вывод.

Нет, вне всякого сомнения, он заботился о ее безопасности. Ведь ее ищет Брэндон, и он хотел убедиться, что Сэм с сыном в полном порядке, что Брэндон их не нашел. Но он также понимал, что Сэм далеко не дурочка. Один тот факт, что они с Карлом так быстро уехали из города, свидетельствует об этом.

Но Дэвиду этого было недостаточно. Он хотел знать наверняка.

И еще следовало признаться, ему хотелось, чтобы Сэм знала, как он о ней заботится.

Доехав до кемпинга «Восход солнца», он увидел нечто напоминающее пункт приема платежей или сторожевую будку, небольшое сооружение у въезда на территорию. Походило оно на небольшой домик из дерева с деревянными воротами по обе стороны от него и приподнятыми шлагбаумами. В домике никого не было, и он беспрепятственно проехал в кемпинг.

Не было еще девяти утра, и на территории царила сонная тишина. По пути ему попались лишь несколько человек, но, выехав на узкую извилистую дорогу, ведущую к лесному массиву, он заметил некоторое оживление. Какой-то мужчина поджаривал куски бекона на газовой походной плитке, установленной рядом со столиком для пикника. Возле другой палатки женщина протягивала удлинитель между электрическим столбом и кофемашиной для приготовления капучино, которую установила на пеньке.

– Без капучино ну просто никак, – пробормотал себе под нос Дэвид.

Свободных мест почти не было. Ведь предстоял долгий уик-энд, так что можно было побиться об заклад: кемпинг заполнен просто до отказа. Кругом виднелись палатки, небольшие трейлеры, а также странные сооружения – некие гибриды между палаткой и трейлером на двух колесах и с металлическим откидным бортом, позволяющим забраться внутрь и переночевать сразу четверым путешественникам, а может, даже и больше.

Медленно продвигаясь по лагерю, Дэвид нигде не видел ни Сэм, ни Карла. Даже если б они спали в палатке, он бы наверняка заметил знакомую ему машину. Но и ее видно не было. И вот он вернулся к тому месту, где съехал с главной дороги, и увидел, что в деревянном домике кто-то есть. Он подкатил поближе, опустил боковое стекло.

– Чем помочь? – спросил мужчина – нет, не мужчина, паренек лет семнадцати, высунувшийся из окна.

– Я не собираюсь здесь оставаться, – сказал Дэвид. – Просто разыскиваю своих знакомых.

– Ясно.

– Саманту Уортингтон, – сказал он. – Скорее всего, она зарегистрировалась у вас в ночь с четверга на пятницу. Она не одна, с сыном, мальчиком девяти-десяти лет, и они привезли с собой палатку. Трейлера или еще чего-то в этом роде у них нет. – Затем Дэвид подумал, что стоит объяснить причину, по которой он их разыскивает: – Просто дома у них возникли кое-какие проблемы, ну и мы пытаемся их отыскать.

Парнишка опустил голову – то ли книгу записей просматривал, то ли смотрел на экран ноутбука. С того места, где сидел Дэвид, видно не было.

– Не значится тут у нас никакая Уортингтон, – сказал он после паузы. – Так когда, вы сказали, они прибыли?

– Скорее всего, в четверг.

– И место зарезервировали заранее?

Дэвид был уверен, что Саманта ничего не резервировала. Если узнала о побеге Брэндона, то поняла, что времени у нее в обрез. Побросала в машину все самое необходимое и быстро уехала.

– Сомневаюсь, – ответил Дэвид.

– Ну, если нет, то тогда бы они к нам сюда никак не попали. Потому как все места были зарезервированы загодя, еще в среду.

Дэвид ощутил разочарование. Он сделал ставку на этот кемпинг и ошибся. Но лишь то, что Сэм здесь нет, вовсе не означает, что ее нельзя отыскать в другом кемпинге где-то поблизости.

– Спасибо, – сказал он парнишке. Отъехал от ворот, затем свернул на ответвление от главной дороги и снова взялся за смартфон. Хотел найти в приложении названия и расположение других кемпингов.

Но не получилось. Он увидел, что находится вне зоны доступа к мобильной связи.

Возможно, именно поэтому Сэм не отвечала на все эти его звонки. И если пыталась сама с ним связаться, то напрасно. Он ощутил разочарование и одновременно – надежду. Он считал, что находится на верном пути, но ни на йоту не приблизился к своей цели.

Тогда он вылез из машины и вернулся к деревянному домику.

– Если у вас мест нет, то куда рекомендуете обратиться приезжим?

Паренек в окошке, не задумываясь, выпалил:

– Ну, скорее всего, в «Зов пустующих».

– Чего?

– Понимаю. Довольно дурацкое название для кемпинга, «Зов пустующих акров». Это примерно в пяти милях отсюда, вон по той дороге. Зато они всегда могут пристроить человечка, даже если все места зарезервированы.

– Спасибо, – поблагодарил Дэвид и бросился к машине.

Когда в шесть зазвонил будильник, я все еще спал и видел сон. Скорее даже не сон, а ночной кошмар, но разве кто признается, что видит ночные кошмары. Во всяком случае, это самые подходящие слова для того, что мне снилось перед тем, как зазвонил будильник.

Я в парке, у водопадов. Уже сгустились сумерки, и я стою на тротуаре у дороги, что тянется параллельно парку.

И слышу крики. Они доносятся отовсюду. Я оборачиваюсь и смотрю туда, откуда, как мне показалось, только что слышал крик. Но едва успеваю обернуться, как понимаю: нет, он доносится откуда-то из-за спины. Я только и знаю что поворачиваться, и вскоре начинает казаться, будто крики доносятся отовсюду.

Однако я все кручусь и кручусь на месте, буквально до тошноты. А потом останавливаюсь – показалось, что крики доносятся не со всех сторон, но откуда-то от подножия водопада. И вот я иду к водопаду, и тут вдруг кто-то хлопает меня по плечу.

Я резко разворачиваюсь и вижу: прямо передо мной стоит Оливия Фишер.

Смотрит на меня с каким-то насмешливым и одновременно наивным выражением на лице. А потом говорит:

– Разве ты меня не слышал?

– Слышал, – отвечаю я. – Только никак не мог понять, откуда доносятся эти звуки.

– Да вот отсюда, – говорит она, широко раскрывает рот и указывает на него. И рот ее раскрыт как-то неестественно широко, словно челюсти уже не держат.

И тут изо рта начинает лить кровь, хлещет тугим потоком, словно вода из пожарного крана. Хлещет прямо на меня, я опускаю глаза и вижу: через несколько секунд уровень крови достигнет колен.

Несмотря на то что рот ее полон крови, я по-прежнему слышу ее голос. Она спрашивает:

– А ты знаешь, какое мое любимое число?

– Нет, – отвечаю я.

– «Двадцать три». А знаешь почему?

– Почему?

– Да ты ведь уже догадался. Сам понял, безо всяких подсказок.

– Ничего подобного. Я не знаю. Я…

– О господи, – говорит Оливия. Рот ее вернулся в нормальное состояние, никакая кровь из него не течет. Но она обеими руками держится за живот, из которого выползают кишки. Пытается запихнуть их обратно.

– Как я объясню все это своей маме? – спрашивает она.

Я не успел ей ответить – проснулся от звона будильника.

Я потянулся выключить будильник и увидел, что на кровати сидит Морин.

– Если б он не затрезвонил, я бы сама тебя разбудила, – сказала она. – Ты так кричал во сне. Тебе кошмар приснился, да?

– Да, – признал я, сбрасывая одеяло и опуская на пол ноги. Голова болела, во рту пересохло.

– Могу приготовить кофе, – предложила Морин. – Вчера раздобыла бутилированную воду.

– Ездила смотреть весь этот цирк Финли?

– Нет. Купила в супермаркете «Стоп энд Шоп».

Я проверил телефон, который стоял на зарядке на тумбочке. Я не стал приглушать звуковые сигналы, когда выключил свет в спальне, – на тот случай, если понадоблюсь кому-то ночью. На экране высветилась только эсэмэска.

– А я и не слышал, как она пришла, – заметил я.

– Спал как убитый, – сказала Морин. – Что там тебе пишут?

Я посмотрел. Сообщение пришло от Джойс Пилгрим, и отправила она его в одиннадцать сорок пять вечера. Примерно через полчаса после того, как я вырубился. Я сказал об этом Морин.

– Я тогда еще не ложилась, – сказала она. – Так что тоже не слышала.

Я прочел эсэмэску: «Перезвони мне, как только получишь. Возможно, это интересно».

– Черт, – пробормотал я.

Морин тоже откинула одеяло, встала и пошла вниз. А я отправил ответ Джойс: «Только что получил. Позвони, если проснулась».

Я взял с собой телефон в ванную, положил на полочку у раковины. И подумал: а безопасно ли будет принять душ?

Накануне утром я уже принял душ, и без каких-либо последствий для здоровья. Может, вода, насыщенная азидом натрия, и способна убить, если выпить ее, но никаких отрицательных воздействий на кожу не оказывает. От этих гранул, к которым я прикасался накануне, слегка пощипывало подушечку пальца, но следов на коже не осталось.

Я позвонил в участок, узнать последние новости. Чиновники из министерства здравоохранения считали, что зараженная вода уже прошла через систему канализации, но на всякий случай советовали в ближайшие сорок восемь часов воздержаться от ее питья. А для всех остальных целей вода была вполне пригодна. На тот случай, если кому-то понадобилось принять душ, они советовали сливать воду минут пять, а уж потом лезть в ванную.

Что ж, уже хорошо. Меня совсем не грела идея принимать ванну, используя несколько бутылок родниковой воды Финли.

Я повернул кран и дал воде стечь.

Минут через пять снял пижаму и шагнул под горячие упругие струйки. И уже споласкивал вымытые шампунем волосы и щедро намыливал мылом живот, когда зазвонил телефон.

– Черт побери…

Я, весь еще в мыле, выключил воду, потянулся за полотенцем, вытер руки, чтоб телефон из них не выскользнул, и поднес его к уху.

– Да?

– Это Джойс. Получила ваше сообщение.

– Хорошо, – ответил я. – Вы уж меня простите. Просто я уже спал, когда вы прислали свое. Только сейчас его увидел.

– Я так и поняла.

– Так что там у вас?

– Свидетель. Возможно. Не бог весть какой, но все же свидетель.

– Продолжайте, – сказал я и принялся свободной рукой вытирать шампунь, который так и норовил заползти в глаза.

– Я сделала, как вы советовали. Просмотрела видео с камер наблюдения. – Джойс поведала о том, как засекла машину неподалеку от корпуса, где жила Лорейн Пламмер, и время совпадало со временем убийства. И о том, что из машины выходил, а потом вернулся к ней какой-то мужчина.

– Как выглядел, какие приметы?

– Качество изображения ужасное, рассмотреть не удалось. Да и машина стояла так, что ни номера, ни самой машины не различить.

– Ну, все равно хоть что-то. Может, попросим какого-нибудь специалиста поработать с пленкой. Или же проверим другие камеры, расположенные по дороге к Теккерею. Так что там за свидетель?

Джойс рассказала мне о появлении на видео бегуна. О том, что он как раз пробегал мимо той машины.

– Ну и вчера поздно вечером я припарковалась на том же самом месте, подумала, что парень бегает по одному и тому же маршруту. И мне удалось поговорить с ним, спросить, не заметил ли он здесь ту машину.

Я почувствовал, как учащенно забилось сердце, что отвлекло от того факта, что я уже замерзал в этом проклятом душе и что к телу противно липнет не до конца смытое мыло. В ванную заглянула Морин, увидела меня, стоящего в душе голышом и прижимающего к уху телефон, смерила взглядом и ушла безо всяких комментариев.

– И что же? – спросил я Джойс.

– Он появился. Я вышла из машины, остановила его и спросила насчет машины и не помнит ли он что еще.

– Ясно, – прошипел я.

– Что-то не так?

– Нет. Просто замерз немного.

– Ну и я пыталась пробудить его память. Пошутила немного, ну и он кое-что вспомнил.

– Вот как?

– Да. Он сказал, что это был седан, четырехдверный. Насчет цвета не уверен, ночью понять трудно, но то ли темно-синий, то ли черный. Насчет марки не уверен, но считает, что произведена в Северной Америке. Вроде «Форд», что-то в этом роде.

– Ну а номер? – без особой надежды поинтересовался я.

– Нет, на номер он внимания не обратил. Во всяком случае, на цифры. Но у него сложилось впечатление, что машина из другого штата. И что вроде бы он зеленого цвета.

Зеленого… В Вермонте зеленые номера, а Вермонт недалеко отсюда.

– Ясненько, – сказал я. – По крайней мере, по машине хоть что-то есть.

– И еще он сообщил, что видел этого парня, – заметила Джойс Пилгрим.

Я еще крепче сжал в ладони мобильник.

– Так, излагайте.

– Белый, рост примерно шесть футов три дюйма. На голове бейсболка с надписью «Янки», так ему показалось. Обут в беговые туфли, сам в темно-синей ветровке, вес примерно от ста восьмидесяти до двухсот фунтов.

– Должно быть, долго на него пялился, раз запомнил такие детали.

– Говорит, что видел его всего лишь секунду. Причем видел не возле машины. Немного дальше. Рядом со зданием, где была убита Лорейн Пламмер. Но он решил, что это тот самый парень из машины, потому как никого больше поблизости не было.

– Просто поразительно, Джойс. Отличная работа. – Я шагнул из душа и потянулся за полотенцем. Протер намыленные волосы одной рукой, по-прежнему не выпуская из другой телефон. – Имя свидетеля записали?

– Да, погодите секунду. Конечно, записала. И номер телефона тоже. Вот…

– Постойте, я сейчас не могу записать. Перезвоню вам через пару минут. Так как его там? – Я вылез из душа, опустил ноги на белый и пушистый банный коврик.

– Руни, – сказала она.

– Что?!

– Руни. Виктор Руни.

Я выронил полотенце.

И ничего не сказал. Пытался осмыслить услышанное. Жених Оливии Фишер пробегал мимо здания, где была убита Лорейн Пламмер, как раз во время ее убийства.

Может, поэтому он так подробно описал того таинственного мужчину, даже надпись на бейсболке якобы заметил. Хотел нас направить по ложному следу.

А может, и вовсе никого там не видел.

– Спасибо, Джойс, – поблагодарил я. – Перезвоню вам попозже.

В дверях снова возникла Морин. Окинула меня взглядом – я по-прежнему стоял голый, полотенце валялось на полу, к уху прижат телефон.

– Кофе готов, – сообщила она.

Накануне вечером было еще немало яростных криков и оскорблений, прежде чем все страсти понемногу улеглись. Селеста кричала на Дуэйна, требовала объяснений, почему Кэл оказался связанным в сарае. Дуэйн в ответ орал, что понятия не имеет. Кэл кричал: «Вот дерьмо! Врет он все!» Тогда Селеста обратила свой гнев против брата, кричала, что тот сломал мужу ногу, врезав ему доской.

А потом Кристэл разразилась истерическими воплями, никому конкретно не адресованными.

Кэл не выдержал и постарался успокоить девочку. Он пытался крепко обнять ее, но она отбивалась, потом застыла, точно изваяние, плотно прижав руки к телу. Он опустился перед ней на колени, заговорил мягким успокаивающим тоном, но прежде попросил Селесту и Дуэйна уйти в дом.

– И не вздумай смотаться отсюда куда-нибудь, – предупредил Кэл своего зятя. – Потому что я все равно найду, а когда найду, мало тебе не покажется.

Дуэйн промолчал и вышел из гаража. А потом вместе с женой зашел в дом, где они снова принялись громко выяснять отношения.

– Я в порядке, – заверил Кэл Кристэл. – Нет, правда. Только шишка на голове, а в остальном все нормально.

– Если ты умрешь, – пробормотала она, – то некому будет заботиться обо мне, пока не приедет папа…

– Как видишь, я еще не умер. – Он положил ей руку на плечо, нежно сжал. – Мне очень жаль, что ты видела эту сцену. Тебе и без того здорово досталось.

– Зато я услышала твой телефон.

Кэл улыбнулся:

– И спасла меня!

– Селеста тебе звонила, но услышала я. Дуэйн сказал, что ничего не слышал, но этого быть не может. Он врал!

– Да, он врал.

– Теперь ты его убьешь?

Кэл покачал головой.

– Нет, думаю, что не стоит.

– Но ведь ты можешь:

Он напомнил себе, что Кристэл плохо различает иронию и сарказм.

– Я убивать его не стану, точно тебе говорю.

– Потому что тогда он больше тебя не тронет. И мне будет хорошо.

– Вот только Селеста на меня рассердится. – Он снова сжал ее узкое плечико. – Ты очень вовремя здесь оказалась. Не знаю, что бы произошло, если б ты меня не нашла.

И тут Кристэл крепко обняла его обеими руками.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Все в доме, кроме Кристэл, не спали до самого рассвета.

Дуэйн наконец-то решил сознаться во всем. Его дружок Гарри из конторы по изготовлению визиток и прочей печатной продукции – оказалось, что они учились вместе в старших классах школы, – входил в банду, которая грабила магазины по продаже электроники. Мало того, они воровали электронные приспособления из припаркованных фургонов, обчистили за последние года полтора несколько магазинов, и у них накопилась уйма товара.

Гарри опасался, что полиция может напасть на их след, и тогда они решили попрятать свою добычу в нескольких разных местах. Гарри знал, что Дуэйн последнее время на мели, что городские власти расторгли с ним несколько контрактов по дорожным работам, вот и решил подключить его к делу.

– Припрячь этот товар у себя, – предложил он, – и мы заплатим тебе тысячу баксов.

Какое-то время Дуэйн колебался. Потом все же убедил себя, что не делает ничего противозаконного. Ведь не он же своровал все это добро. Он не имеет к этому никакого отношения. Он не планировал никаких ограблений, не совершал налетов ни на фургоны, перевозившие товар, ни на магазины. Просто товарищ попросил его подержать у себя кое-какие вещи, вот он и согласился. Он пытался убедить самого себя, что понятия не имеет, откуда взялись все эти предметы. И еще: этот Гарри просто набивает себе цену, придумывает разные небылицы о каких-то налетах и ограблениях.

Конечно. А как же иначе.

Вот он и начал прятать краденый товар для Гарри. Занимался этим почти целый месяц. Селеста не понимала – радоваться ей или ужасаться. По крайней мере, теперь она знала, где пропадает муж чуть ли не целыми днями. Ясно, что не у любовницы.

Впрочем, если даже мужчину застукают спящим с другой женщиной, в тюрьму за это не посадят.

Когда Кэл догадался, что в гараже происходит что-то подозрительное, Дуэйн запаниковал. Он напал на него, вырубил, затащил в гараж, связал и запер там. Но никак не мог решить, что же делать с родственником дальше.

Он как раз обсуждал это по телефону с Гарри, пытался выработать хоть какой-то план, когда появилась во дворе Кристэл с твердым намерением разыскать Кэла.

– Ну и какой план предложил Гарри? – спросил его Кэл.

Дуэйн замялся.

– Мы так толком ничего не решили.

– Может, план Гарри был в том, чтобы прикончить меня?

Дуэйн сидел за кухонным столом напротив Кэла, прикладывал к бедру пакетик со льдом и избегал смотреть ему в глаза. – Нет, этого бы я не допустил. Ни в коем случае.

– Но ведь Гарри предлагал именно это?

– А я категорически отказался.

– О господи, – пробормотала Селеста. Она нервно расхаживала по комнате. – Как могло такое случиться? Как это вообще возможно? О чем ты только думал, старый дурак?

– Знаю, – согласился с ней Дуэйн. – Я облажался.

– Облажался? – взвизгнула Селеста. – Теперь это так называется? Облажаться – это значит въехать задом фургона в почтовый ящик у ворот. А это – просто даже слов сразу не подобрать, – это же катастрофа! Как только ты мог вляпаться в такое дерьмо? Ведь он мой брат! И ты всерьез обсуждал с этим выродком, как убить моего брата!

– Я же сказал, этого бы не случилось. Я бы не допустил.

– Но тогда Гарри решил бы, что ты выходишь из дела, верно? И что бы он с тобой сделал, а?

Дуэйн тупо смотрел на жену.

Кэл спросил:

– А если Гарри решил, что ты переметнулся на мою сторону?

Дуэйн растерянно заморгал.

– Нет. Тогда бы мы с ним расстались. Точно вам говорю. Мы бы с Гарри расстались.

Кэл вздохнул. Селеста собиралась снова наброситься на мужа, но он вскинул руку, делая ей знак помолчать.

– Мы должны обсудить и решить этот вопрос.

– Решить вопрос? – воскликнула она. – Но как? Выдвинуть обвинения против моего мужа? Потому как на твоем месте я бы поступила именно так. Я бы первым делом захотела отправить этого сукиного сына за решетку. И никак иначе. – Тут лицо ее исказилось, на глазах выступили слезы. – Но обещай мне, что не сделаешь этого.

Кэл задумчиво покачал головой.

– Да не собираюсь я этого делать. – Он взглянул на Дуэйна. – Что, впрочем, вовсе не означает, что он рано или поздно не попадет за решетку. У нас тут гараж, набитый краденым добром. И ты должен немедленно от него избавиться.

– Но я не могу!

– Почему не можешь? – спросила Селеста.

– Шутишь, что ли? Гарри со своими дружками рассчитывают прийти за ним, когда решат, что это безопасно. И еще это вопрос денег. Они же заплатили мне за работу.

– Сколько? – осведомилась Селеста.

– Ну, на данный момент тысячу девятьсот долларов.

– Так верни им эти деньги.

Дуэйн уставился в стол.

– Не могу. Я все потратил.

Кэл сидел молча и размышлял.

– Что же нам делать, Кэл? – спросила Селеста. – Что же, черт возьми, нам делать?

Кэл сказал Дуэйну:

– Звони этому своему Гарри. Назначь встречу. Скажи, что мы хотим все вернуть.

Саманте Уортингтон позвонили в четверг днем, когда она была на работе в прачечной. Позвонили из офиса прокурора в Бостоне, которая представляла сторону обвинения на судебном процессе против Брэндона.

– Он сбежал, – сообщила женщина. – Ему разрешили навестить мать в больнице. Оттуда он и сбежал. Просто я подумала, вам нужно это знать.

Сэм зашла в туалет, где ее вырвало, а сразу же после этого позвонила владельцу прачечной и сказала, что увольняется. Да, именно, прямо сейчас. Она уходит сию же секунду и не знает, когда вернется.

Она даже не заперла дверь. В прачечной находились клиенты, машины стирали их белье. Барабаны крутились, тряпки мелькали в пенной воде. Сэм вышла через заднюю дверь, села в машину и поехала к школе, где учился ее сын.

Занятия должны были закончиться через десять минут, но Сэм ждать не стала. Ее бывший муж сбежал накануне днем. И времени у него было достаточно, чтобы добраться до Промис-Фоллз. Это при условии, что никто и ничто ему не помешает. Он должен найти себе машину. И убраться из Бостона незамеченным.

А вдруг ему кто-то помогает, что тогда? Эд Нобл сидит в тюрьме, но вполне возможно, что побег Брэндону помог осуществить какой-нибудь из его дружков-идиотов. Возможно, он уже в Промис-Фоллз. Может, даже дожидается ее с Карлом у дома.

Саманта припарковалась у главного входа в здание школы, что запрещалось, прошла в кабинет директора и сказала, что ей немедленно надо забрать Карла.

На что секретарша ответила:

– Звонок прозвенит через семь минут, миссис Уортингтон, так что…

– Нет, сейчас же!

Карла вызвали из класса, и через две минуты он появился в кабинете.

– Что случилось? – поинтересовался он.

– Садись в машину, – велела ему Сэм.

По дороге к дому она рассказала ему о том, что узнала. И пояснила: они должны убраться из города прежде, чем его отец доберется до них.

– Но с чего ты взяла, что он непременно явится к нам? – спросил Карл.

– Ты что, издеваешься надо мной? – воскликнула Саманта. – Забыл, сколько бед принесли нам его родители? А как ты думаешь, куда он первым делом направится? В Диснейленд, что ли?

Она никак не могла избавиться от неприятного предчувствия, что Брэндон, возможно, уже поджидает их в доме. Тут Карлу пришла в голову идея.

– Высади меня за квартал от дома, – сказал он. – Я подкрадусь потихоньку, загляну в окна и узнаю, там он или нет.

Но Сэм боялась рисковать сыном.

– Не выдумывай, не пущу.

– Но у меня получится, – сказал мальчик. – Я уже проделывал это раньше.

– Что?

– Послушай, один раз… но только ты не сердись, ладно?

– Ладно, не буду, – нехотя пробормотала Сэм.

– Так вот, один раз я нашел на дороге дохлую кошку. Наверное, машина сбила, но с виду она была целехонька, и мы с ребятами решили подойти и посмотреть. Ну а потом положили ее в рюкзак, но только никто из ребят не хотел нести ее к себе домой. И все твердили, чтоб я это сделал, ну и пришлось согласиться. Но я знал, что ты устроишь мне головомойку, увидев, что я притащил в рюкзаке мертвую кошку. А потому, прежде чем войти в дом, я заглянул в окна, убедился, что ты на кухне, и успел незаметно проскочить в дверь, а потом подняться наверх к себе в комнату.

Сэм лишилась дара речи.

– Ну и продержал ее в шкафу целый день, а потом, когда она начала вонять, вынес из дома и выбросил в мусорку.

Сэм хотела спросить Карла, когда именно это произошло, но затем она решила, что это теперь не важно.

– Ладно, – сказала она. – Тогда вылезай прямо здесь. Я буду сидеть в машине, вот тут, прямо на этом месте. Ступай и выясни, нет ли его в доме.

Карл пулей вылетел из машины и почти тотчас же исчез из виду – начал незаметно пробираться к цели между другими домами.

Прошло четыре минуты. Затем – шесть. Сэм уже начала беспокоиться. Ведь мальчик не так уж умен и хитер, как ему кажется. Брэндон мог оказаться в доме и заметить его. Схватить. И теперь ей надо решать – стоит ли позвонить в полицию или…

Карл распахнул дверцу, скользнул рядом с ней на сиденье.

– Чисто, – сказал он.

Сэм тут же распределила обязанности. Он должен быстро сложить свои вещи в рюкзак. Сама она займется принадлежностями для лагеря. Надо достать дешевенький старый кулер и переложить в него продукты из холодильника. Ну и из кухонного буфета они достанут все необходимое, а затем по возможности быстро погрузят все эти вещи в машину.

Напоследок она уложит в машину помповое ружье.

На всякий пожарный.

Сэм завернула ружье в одеяло и положила его на пол перед задними сиденьями. Ствол опирался на небольшое возвышение. Затем она загнала в магазин три патрона, оттянула скользящее цевье ложи, чтоб взвести курок, и дослала один патрон. Теперь всего-то и оставалось, что нажать на спусковой крючок.

– К ружью не прикасаться, – сказала она Карлу.

Перед тем как выехать за черту города, она остановилась у банкомата и сняла со своей карточки пятьсот долларов. То была максимальная сумма, которую можно было снять за один раз, однако она считала, что на первое время этого вполне хватит, а там видно будет. Однажды ей пришлось бежать с тридцатью четырьмя долларами в кармане.

Она направилась на север, к озеру Люцерн. До кемпинга «Восход солнца» добираться недолго. Брэндон знал, что они с Карлом до сих пор любят отдыхать на природе, но Сэм была абсолютно уверена: название их любимого кемпинга ему неизвестно.

Однако, приехав туда, она обнаружила, что все места заняты, их надо было резервировать заранее. Парнишка, сидевший в деревянной будке, посоветовал поехать в «Зов пустующих акров». Там еще могут оказаться свободные места, надо только поторопиться.

Им удалось получить предпоследнее место.

И вот они с Карлом поставили палатку, разместили в ней спальные мешки, водрузили на столик для пикника маленькую плитку. Быть в бегах еще вовсе не означает, что человек не должен получать от этого хоть какое-то удовольствие. По крайней мере, такое убежище Сэм вполне могла себе позволить. Денег у них хватит, чтобы остаться здесь на неделю, даже больше. Питаться они будут едой, взятой из дома, а когда она кончится, можно съездить и запастись продуктами в местном магазине.

Никаких ресторанов, никаких заведений фастфуда. Слишком дорого. Сэм не знала, сколько им предстоит пробыть здесь. Она считала, что полиция уже вовсю разыскивает Брэндона. Скоро он снова окажется за решеткой.

Сэм припарковала машину прямо за палаткой. Ей не хотелось брать с собой в палатку ружье. Не хотелось рисковать, потому что Карл рядом. Она оставила его на заднем сиденье, в одеяло заворачивать не стала, просто прикрыла им сверху. В случае необходимости она бросится к машине, распахнет заднюю дверцу и схватит ружье – все это займет несколько секунд.

Вот только некрасиво она поступила с Дэвидом.

– Ты собираешься ему позвонить? – спросил Карл.

Ей очень хотелось позвонить. Но она и так слишком часто вовлекала его в свои проблемы. Однажды Дэвид уже спас Карла от Эда. Получается, что теперь она хочет, чтобы он спас ее от Брэндона? Неужели не сможет выпутаться изо всего этого дерьма без посторонней помощи?

Если уж честно, Дэвиду без нее куда спокойнее. А у Саманты Уортингтон, сказала она себе, всегда для него только плохие новости.

А сейчас – просто хуже некуда.

Ко времени, когда они устроились в «Зове пустующих акров», этот спорный вопрос решился сам собой. Здесь почти не работала мобильная связь. И Сэм уже начала думать, что намного безопаснее вообще выключить телефон. В этом случае вычислить ее местонахождение будет практически невозможно. Вряд ли Брэндон вообще способен на это, но как знать? Может, у него есть дружок, который шарашит в таких делах.

Так что рисковать не стоит.

И вот настало воскресное утро. Они три ночи проспали в палатке, и ощущение новизны как-то стерлось. Первые два дня они наслаждались пребыванием на природе. Они бродили по лесу, видели там оленя, а может, даже лося. Рядом с парком было озеро, но вода в это время года в нем была ледяная, так что они развлекались тем, что, стоя на дощатом причале, бросали в воду камешки.

А вчера вечером, перед тем как улечься спать, Карл вдруг спросил:

– Послушай, может, завтра вернемся?

– Ну не знаю.

– Нет, здесь было здорово, но уже надоело. И я хочу вернуться. Хочу увидеть своих друзей. Хочу видеть Итана. Хочу пойти в школу во вторник. Ведь я пропускал занятия с пятницы. Теперь придется наверстывать. А если мы будем отсутствовать еще несколько дней, я сильно отстану, и тогда меня не переведут в следующий класс.

– Пока не уверена, что нам безопасно возвращаться. Давай сделаем так. Завтра прямо с утра поедем туда, где есть мобильная связь, и я позвоню. Попробую узнать, может, полиция уже схватила твоего папашу.

– А что, это было бы так плохо?

– Что плохо?

– Ну, если б отец нашел нас?

Саманта просто ушам своим не поверила.

– Твой отец, Карл… поверь, мне очень больно говорить об этом, но он приговоренный к тюремному сроку преступник. Он ограбил банк. И оглушил санитара, когда бежал из больницы. Он очень нехороший человек, очень.

Карл впал в задумчивость.

– Я знаю.

– А теперь он является беглым преступником. То есть человеком, загнанным в угол и способным на самые отчаянные поступки. И что он вытворит, найдя нас, предсказать невозможно.

– Но разве папа не любит меня? – спросил Карл.

Сэм почувствовала – она вот-вот расплачется.

– Да, он тебя любил. Несмотря на все свои недостатки, он любил тебя.

– Он ведь никогда не бил меня. Ни разу не ударил.

– Знаю. Никогда.

– Если б он и вправду был плохим человеком, то точно бы меня бил. Ну а тебя? Тебя он бил?

Сэм не хотелось вспоминать времена, когда Брэндон пугал ее просто до смерти. Но можно ли сказать, что он намеренно ее избивал? Однажды он в порыве гнева сбил радиоприемник с полки, и тот свалился ей на ногу. Но ведь это произошло случайно. Впрочем, угрожал, не раз тряс кулаком у нее под носом. Один раз даже замахнулся, но успел остановиться вовремя.

Она всегда знала: в нем сидит дикий зверь.

– Ложись спать, – сказала она после паузы.

Спали они хорошо. Проснувшись, Сэм посмотрела на часы, увидела, что уже почти девять. Карл все еще крепко спал. Она оделась, зашнуровала кроссовки. Затем вышла из палатки и медленно, стараясь не разбудить сына, задернула молнию на входе. Потом потянулась несколько раз. Спать на земле не так уж и полезно, подумала она, все тело затекает. На самом деле и ей тоже хотелось поскорее вернуться домой.

Она зажгла газовую плитку, наполнила небольшойю ковшик водой из ближайшей колонки. Кое-кто из обитателей кемпинга уже успел рассказать, что в Промис-Фоллз что-то случилось с водой, что она заражена или отравлена. Так что тут им с Карлом снова повезло, вовремя успели убраться из города.

Она поставила ковшик на плиту. Затем положила ложку растворимого кофе из жестянки «Нескафе» в бумажный стаканчик. И как только закипела вода, добавила ее в кофе. Конечно, не сравнится с тем, что подают в «Старбакс»[20], но ничего, вполне сойдет.

Сэм наполнила стаканчик, выплеснула остатки воды на траву, выключила газовую горелку. Подула на кофе, затем осторожно отпила глоток.

– Ух ты, горячо, – пробормотала она.

– Ты всегда любила выпить чашечку кофе по утрам.

Голос прозвучал у нее за спиной. Она так резко развернулась, что уронила стаканчик с кофе на землю.

– Привет, – произнес Брэндон. – Очень рад тебя видеть, Сэм.

Я вышел из ванной, оделся и спустился вниз. Морин, зная, что я тороплюсь, уже приготовила завтрак. Кофе сварила на бутилированной воде, поставила на стол миску с клубникой и черникой, ну и тарелку с какой-то смесью из гранулированных отрубей, больше походивших на птичий корм. Рядом поставила маленькую картонную упаковку с молоком.

– Да, следует признать, ягоды выглядят очень аппетитно, – заметил я. – А это что такое?

– Ешь, не бойся. Обещаю, что не отравишься.

– Могу захотеть запить водой прямо из-под крана после первого же глотка, – сказал я. – Послушай, а это, случайно, не корм для скворцов?

– Да ты попробуй. Вот увидишь, как вкусно, поверь, – заметила Морин. – Сам сказал, что тебе вроде бы лучше. Ну а я просто пытаюсь помочь.

Я уселся за стол и первым делом принялся за ягоды. Они оказались достаточно сладкими, так что никакого сахарного песка добавлять не надо было. Но я все равно добавил. Потом налил в тарелку с хлопьями молока, размешал, зачерпнул ложкой и отправил в рот.

– М-м-м… – пробормотал я. Никакого желания выплюнуть эту смесь не возникло. Я проглотил и запил глотком кофе.

Все это время я не переставал думать о звонке Джойс Пилгрим. Я и без того планировал навестить Виктора Руни сегодня, прямо с утра. Хотел узнать, почему он испытывает такую антипатию к Промис-Фоллз. Впрочем, если вдуматься, у Виктора были на то весьма веские причины.

Жители Промис-Фоллз подвели Оливию, а стало быть, в каком-то смысле и его тоже подвели.

От отца Оливии я узнал, что Виктор неплохо разбирается в технике. Именно у него хватило ума законсервировать колесо обозрения, нашел там какие-то неисправности. Так что он вполне мог придумать, как с помощью самых обычных взрывных веществ обрушить экран кинотеатра под открытым небом. А подростком он как-то летом подрабатывал на водоочистительной станции. Он вполне мог быть знаком с Мэйсоном Хелтом – это мне еще следовало проверить – и убедить его пугать девушек из колледжа Теккерея, надев капюшон с числом «23».

И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы поймать в ловушку двадцать три белки и потом развесить их на изгороди или же угнать автобус из города и затем поджечь его.

Но теперь, когда я узнал, что он находился вблизи здания, где проживала Лорейн Пламмер, как раз во время ее убийства, мысли мои приняли совсем иной оборот, и я старался рассмотреть все возможные варианты.

У Руни было алиби на момент смерти Оливии. Но мыслимо ли предположить, что он точно таким же способом убил Розмари Гейнор и Лорейн Пламмер, чтобы заставить жителей Промис-Фоллз заплатить за свои грехи?

И снова мысли мои вернулись к загадочному числу «двадцать три». Я вполне мог представить, что Виктор жаждал отомстить тем двадцати двум горожанам, которые слышали крики Оливии, но ничего не предприняли. Но неужели он и себя обвинял в точно таком же бездействии и таким образом увеличил число безответственных граждан до двадцати трех? Есть ли в том хоть какой-то смысл? Приблизило ли это меня хотя бы на шаг к разгадке?

Я так был поглощен этими своими мыслями, что не заметил, как опустошил тарелку до дна, даже не понимая, что именно ем.

– Понравилось? Тогда приготовлю еще раз, – сказала Морин.

Я доел ягоды и допил кофе.

– Все, спасибо. Мне пора.

Я накинул спортивную куртку и выбежал из дома. И едва успел вставить ключ в замок зажигания, как увидел – выезд со двора мне преградил автомобиль. «Линкольн».

Я вышел из машины. Финли выбрался из своего «Линкольна», и мы встретились примерно посреди дорожки.

– Рэнди, – произнес я.

Он выглядел ничуть не лучше, чем накануне днем возле своего дома.

– Барри, – сказал он. – Секунда найдется?

Мне очень хотелось ответить «нет», но против своей воли я вымолвил:

– Да, конечно.

– Я тут слегка надавил на твоего сына, – начал он. – Тебе это уже известно, но должен заметить, ты оказался прав. И все, что Тревор говорил тебе, тоже правда. Ну, насчет его бывшей девушки и всего того, что между ними было. Я использовал это против него, с тем чтобы выведать информацию о том, какие ты ведешь разговоры. Ну, о том, что Финдерман совсем не справляется со своей работой.

Я промолчал.

– Это был я. Просто привык так действовать. Я это сделал. – Он выдержал паузу. – И вот теперь пришел извиниться.

– Ясно.

– И мне не важно, принимаешь ты мои извинения или нет. Я на твоем месте, наверное, бы не принял. Но повторяю, я искренне извиняюсь и все такое.

– Я тебя услышал.

– Это еще не все, – сказал Финли. – Я хочу помочь.

– Ты уже сделал это, – напомнил ему я. – Вчера, когда раздавал людям воду.

– А-а, это, – протянул он. – Ну это ради саморекламы. Нет, не пойми меня неправильно. Я действительно был рад помочь людям. И еще хотелось поставить Аманду Кройдон на место, и это мне удалось. – Он даже умудрился выдавить улыбку. – Но все это теперь не важно.

– Это почему же?

– Я собираюсь снять свою кандидатуру. Не буду больше баллотироваться в мэры.

Последнее, чего мне хотелось, так это отговаривать его от этой затеи. Я не хотел, чтобы он снова стал мэром Промис-Фоллз. Просто интересно было бы узнать, с чего он вдруг принял такое решение.

– Из-за Джейн, да? – спросил я.

Он кивнул.

– Я затеял все это, чтобы кое-что ей доказать. А теперь не имеет смысла.

– Что ж, думаю, ты принял правильное решение.

– Но, как я уже говорил, мне хотелось бы помочь. Помочь тебе выяснить, кто отравил весь город. Помочь найти человека, который поубивал всех этих людей.

Он что, за нос меня водит? Разыгрывает целое представление? Неужели Рэнди и вправду отказывается принимать участие в выборах или же это еще более хитроумный тактический рекламный ход с тем же подтекстом, как раздача бутилированной воды населению? Я представил, как он, мелькая перед камерами, будет сообщать о своем уходе с политической сцены, как будет распинаться на тему того, что помогать полиции – дело куда более важное, нежели его политическое будущее.

– Если понадобится твоя помощь, непременно дам знать, – сказал я. И уже собрался вернуться к машине, но тут Рэнди схватил меня за рукав.

– Неужели не понимаешь? – спросил он. – Думаешь, я разыгрываю тебя? Нет, теперь у меня новая задача. И одна- единственная мечта – помочь тебе, Барри, схватить того сукиного сына, который убил мою жену, кем бы он там ни оказался.

Он не отпускал мою руку.

– Он убил Джейн. Он убил мою Джейн!

Я осторожно высвободил руку.

– Знаю.

– Я не буду упускать тебя из вида, – сказал он. – Как только замечу тебя в городе, пойду следом на тот случай, если вдруг понадобится моя помощь. Словом, я собираюсь стать уже настоящим шилом в заднице.

Я не мог сдержать улыбки:

– Но, Рэнди, ты всегда им и был.

Даже он улыбнулся:

– А ты откровенный человек, Барри. Всегда таким был. И когда я говорил, что из тебя получится отличный шеф полиции, то был прав. Знаешь такую поговорку? Два раза в сутки даже сломанные часы показывают правильное время. Так вот, даже когда ты строишь из себя чертового клоуна, выпендриваешься и все прочее, правда сама случайно вырывается наружу.

Дэвид Харвуд два раза свернул не туда, но в конце концов все же нашел дорогу к кемпингу «Зов пустующих акров». Ворот здесь, в отличие от первого кемпинга, не было, но висел знак, предлагающий гостям проехать на парковку. Он гласил: «ОСТАЛОСЬ ОДНО СВОБОДНОЕ МЕСТО. ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ЗАНЯТЫ. ПРОЕЗЖАЯ ПО ТЕРРИТОРИИ ПАРКА, СОБЛЮДАЙТЕ ОГРАНИЧЕННЫЙ СКОРОСТНОЙ РЕЖИМ».

Он проехал на стоянку, усыпанную гравием, и припарковался среди дюжины других машин. Машины Сэм он среди них не заметил. И решил, что если она остановилась здесь, то, скорее всего, припарковалась у палатки. Дэвид выбрался из машины и поразился царящей вокруг тишине. Ее нарушало лишь чириканье птиц, доносившееся из леса, да приглушенные голоса рано вставших туристов.

И еще в воздухе попахивало дымком и беконом.

Они с Сэм как-то говорили о том, что неплохо было бы взять мальчиков и отправиться вместе с ними в такое вот путешествие. Но, находясь здесь, Дэвид не испытывал чувства умиротворения, да и наслаждаться видами ему почему-то не хотелось.

Он был на взводе. Кофе утром не пил, но ощущение было такое, что вдоволь наглотался кофеина, а потому и нервы так напряжены. Если не считать неприятностей, постигших его несколько лет тому назад и связанных с покойной женой, да недавнего участия в трагедии кузины Марлы, Дэвид не имел достаточного опыта общения с опасными людьми. Да, несколько лет назад пришлось столкнуться с тем наемным убийцей, и закончилось это не слишком хорошо.

Но до сих пор он ни разу не сталкивался с беглым преступником и от души надеялся, что и сегодня этого не произойдет.

В данный момент у него одна цель – найти Сэм и убедиться, что с ней все в порядке. Дэвид еще не думал о том, каков будет его следующий шаг.

Останется ли он с ней здесь, в кемпинге, до тех пор, пока Брэндона Уортингтона не поймают, или вернется в Промис-Фоллз? Станет ее защитником? Ее телохранителем? Или же он сам себя обманывает и не годится на эту роль? Вообразил себя Лиамом Нисоном, кем-то в этом роде?

Дэвид был бы счастлив отвезти ее и Карла к себе домой, там они будут чувствовать себя в большей безопасности. Нет, конечно, вместе с родителями будет тесновато, но его собственный дом будет построен в самом скором времени, и тогда он поселит их там.

И еще он знал: Сэм непременно скажет ему, чтобы не совался в чужие дела. Дэвид прямо так и слышал ее голос: «Большое тебе спасибо, но я вполне в состоянии о себе позаботиться». Ведь она уехала, не предупредив его, ни слова не сказав о том, куда собралась. Рядом со знаком парковки висела карта кемпинга «Зов потерянных акров» – переплетение дорожек и тропинок, было обозначено расположение озера, туалетов и душей, а также небольшого магазина, где можно было купить мороженое и другие продукты.

И Дэвид двинулся в путь.

Он выбрал дорогу, которая являла собой две колеи, разделенные в центре полоской травы. Примерно в пятидесяти футах по обе стороны от нее виднелись среди деревьев то палатка, то трейлер, то автомобиль.

Дэвид не знал, какого цвета и формы палатка у Сэм, а потому высматривал ее машину.

Но вскоре оказалось, что высматривать ее было необязательно.

Он увидел Сэм. И еще незнакомого мужчину, которого он ни разу прежде не видел, но сразу узнал по кадрам бостонских телевизионных новостей, которые нашел в Интернете.

Однако сначала услышал голоса ярдах в пятидесяти от дороги. И сразу остановился.

Мужчина стоял примерно в тридцати футах от столика для пикника, где женщина склонилась над газовой плиткой. Они о чем-то говорили.

Брэндон ее нашел!..

Дэвид на мгновение словно окаменел, затем ощутил слабость в коленях. Как теперь он должен поступить? Бежать отсюда со всех ног? Найти администрацию кемпинга и попросить срочно вызвать полицию? Но если он уйдет отсюда, то Брэндон за это время может что-то предпринять – напасть на Сэм, попытаться схватить Карла. И тогда он, Дэвид, не сможет им помочь.

Черт, черт, черт бы его побрал!

Надо подойти поближе, пока Брэндон его не заметил, послушать, что там происходит.

Дэвид метнулся влево, сошел с дороги и бросился в лес. Теперь его отделяли от того места, где Сэм разбила лагерь, три или четыре палатки. Он на цыпочках прошел мимо какого-то трейлера с палаткой и углубился в лесную чащу, под ногами потрескивали ветки и шуршала листва. Используя для прикрытия стволы деревьев, он описал полукруг и тихо, крадучись, зашел с другой стороны от палатки Сэм. Прямо за ней была припаркована ее машина.

Низко пригнувшись, он выбрался из леса, и теперь его загораживала не только палатка, но и машина. Теперь он не видел ни Сэм, ни Брэндона, зато слышал, что они все еще разговаривают. Только вот о чем? Дэвид не мог разобрать ни слова.

Тогда он немного приподнял голову над капотом, в том месте, где находилось окно заднего сиденья. Но оттуда ничего не было видно, загораживала палатка.

Тут какой-то предмет на заднем сиденье привлек его внимание. Что-то продолговатое и прикрытое одеялом.

И из-под одеяла дюйма на четыре высовывался ствол ружья.

Того самого ружья, из которого Сэм прицелилась прямо ему в лицо, когда он впервые постучал к ней в дверь.

Дэвид дотронулся до дверной ручки, приподнял и потянул ее на себя, проверяя, заперта ли машина. Оказалось, что не заперта.

Он медленно и осторожно приоткрыл дверцу, опасаясь, что выдаст себя скрипом. Приоткрыл всего на несколько дюймов, этого оказалось достаточно. Стянул одеяло с ружья, ухватился за ствол и столь же неспешно и осторожно потянул его на себя.

Он понимал, что ствол нацелен прямо ему в грудь, а потому приподнял и отвел его на несколько дюймов влево. А то ведь недолго и в себя выстрелить, если эта чертова штука заряжена.

Он не знал, заряжено ли ружье. Но, может, это не столь уж и важно.

Этого вполне хватит, чтобы разрядить ситуацию, если дело до того дойдет.

И вот он вытащил все ружье и, держа обеими руками, ощутил его тяжесть.

В ружьях Дэвид почти совсем не разбирался. Он даже толком не знал, как правильно держать его и… – как это у них называется? – не видел никакого упора, чтобы поставить его. Он понятия не имел, как загнать патрон в патронник, если вообще в этом ружье есть патроны.

Однако Дэвид не видел ничего похожего на упор. Под стволом имелась лишь какая-то штуковина, которую, похоже, можно было двигать взад и вперед.

И он решил не прикасаться к ней. Ничего, и так сойдет. Если он подойдет и начнет размахивать ружьем, это произведет должное впечатление.

Пот выступил у него на лбу, соленые его капельки стекали вниз и жгли глаза. Сердце колотилось как бешеное. В ушах звенело.

Дыши, дыши, сделай вдох поглубже, потом еще и еще.

Он справится. Он спасет Сэм. Теперь только и осталось, что занять позицию и смотреть, что там происходит.

Встречу назначили на заброшенной дороге, что тянулась за тематическим парком под названием «Пять гор».

Кэл выбрал это место потому, что в обе стороны дорога просматривалась на добрую милю. Если Гарри появится и захочет подкрасться к ним незаметно, они его сразу увидят.

Ехали они в пикапе Дуэйна. Тот сидел за рулем. Кэл пристроился рядом, на пассажирском сиденье. Нога у Дуэйна распухла в том месте, где Кэл ударил ее, но перелома не было, и машину он был в состоянии вести.

– Нет, мне, ей-богу, нравится этот план, – заметил Дуэйн. – Умно придумано.

Кэл продолжал следить за дорогой, не отрывая глаз от большого бокового зеркала, привинченного к двери со стороны пассажирского сиденья. Он высматривал большой ржаво-синий «Аэростар», на котором Гарри ездил накануне днем.

– Я всегда это знал, – не унимался Дуэйн. – И я страшно благодарен тебе за…

– Я все понял, – буркнул в ответ Кэл. – И я не для тебя стараюсь. Я делаю это ради Селесты.

– Знаю, – кивнул Дуэйн. – Мне и в голову не приходило, что этот парень на такое способен.

Сэм в очередной раз посмотрел в зеркало и сказал:

– А вот, кажется, и он.

Дуэйн взглянул в зеркало со стороны водительского сиденья.

– Да, думаю, он… вроде бы уже притормаживает.

– Давай вот что сделаем, – сказал Кэл и распахнул дверцу. Оба они вышли из машины и встали возле заднего бампера. Фургон Гарри выкатился на полосу гравия и остановился футах в пяти за машиной Дуэйна.

Гарри вышел, взглянул на Кэла.

– Мы вроде бы знакомы.

Кэл кивнул:

– О тех визитках можешь больше не беспокоиться.

– Господи, – нервно пробормотал Гарри. – Так ты коп, что ли?

Кэл отрицательно покачал головой.

– Что вообще происходит? – спросил Гарри Дуэйна. – Это что, тот самый парень, который за тобой шпионил?

– Ага, – ответил Дуэйн. – Послушай, Гарри, я страшно извиняюсь, но, правда, больше просто не могу…

Его перебил Кэл:

– Он не собирается больше прятать в доме это твое краденое дерьмо. – Он похлопал по виниловому покрытию в кузове пикапа. – Все твое барахло здесь. И ты заберешь его сейчас же.

– Нет уж, хрен вам! – взвизгнул Гарри. – За мной следят, я точно знаю.

Кэл оглядел пустынную дорогу.

– Что-то не похоже. Ладно, открывай свой фургон. Переложим туда все это барахло.

Гарри вскинул руки.

– Э-э, нет, погодите-ка! Так не пойдет. – Он указал на Дуэйна. – Мы заключили с ним сделку. И я заплатил ему за услугу.

Кэл полез в карман, вытащил конверт и сунул его в руки Гарри.

– Возвращаем долг. Покроет все твои расходы, плюс еще с процентами.

Гарри заглянул в конверт.

– Не ожидал…

Кэл сказал Дуэйну:

– Открывай задний борт. И начинайте перегружать. А я пока понаблюдаю за дорогой.

И тут Гарри швырнул конверт обратно Кэлу. Он ударился о грудь и упал на землю. Никто не тронулся с места, чтобы поднять его.

– Да ни в коем разе, мать вашу! – злобно прошипел Гарри.

Кэл задвигал языком во рту, подпер им изнутри одну щеку, затем другую.

– Могу я перемолвиться с тобой словечком наедине?

– Это еще зачем?

– Займет всего секунду.

Не дожидаясь реакции Гарри, Кэл отошел, дружеским жестом положил ему руку на плечо и увлек за собой в сторону от фургона, подальше от дороги. Уголком глаза он видел, что Дуэйн поднял конверт. В отдалении за изгородью виднелись неподвижное колесо обозрения и американские горки.

– Мы с ним заключили сделку, – сказал Гарри.

– Я это понимаю, – отозвался Кэл. – И хочу быть с тобой честным до конца. Дело в том, что Дуэйн мой зять.

– Да, он вроде бы говорил.

– Он женат на моей сестре. А я очень люблю сестру. И хотя Дуэйн малость придурковат, в целом он парень неплохой. И все эти годы очень хорошо относился к моей сестре. И мне совсем не хочется, чтобы отношения между ними испортились.

– Но я ему помогаю. Сделал ему большое одолжение.

– Уверен, ты говоришь это искренне, и нисколько в том не сомневаюсь, потому как последнее время дела у него идут хуже некуда. Но он как-нибудь найдет способ решить свои финансовые проблемы без твоей помощи.

– Послушай, плевать я хотел на все это, – сердито сказал Гарри. – И потом, у меня обязательства перед другими людьми, ясно тебе?

– Ты должен как-то уладить с ними этот вопрос.

– Но как? Понятия не имею, не знаю.

– А что ты знаешь обо мне, Гарри?

– Что? Да ничего я о тебе не знаю.

– Тогда позволь объяснить. Прежде я был копом. – Глаза у Гарри испуганно расширились. – Работал прямо здесь, в Промис-Фоллз. Но больше в полиции не работаю. И знаешь почему? – Гарри отрицательно помотал головой. – Просто сорвался в один прекрасный день. Разбил голову водителю, который сбил человека и удрал с места происшествия, о капот его же машины. Ну и меня уволили со службы. Прошло несколько лет, я пытался вернуть жизнь в прежнее русло, но как-то не очень получалось. Были у меня жена и сын, но теперь их нет.

– Но какое все это имеет отношение…

Кэл приподнял руку, давая понять, что он еще не закончил.

– Я не знаю, с кем ты там работаешь. Не один же наворовал такую кучу товара. Уж я-то знаю, одному это не под силу. Тут нужно два или три человека, это как минимум. И мне неизвестно – или вы просто шайка любителей, или же настоящая сплоченная банда. Не знаю, может, вы работаете с хулиганьем или поставщиками наркоты, но это меня не интересует. Зато я знаю другое. Знаю, где ты живешь. И где работаешь, тоже знаю. Знаю имя твоей жены, Франсин. И о том, что у вас двое ребятишек, тоже знаю. Мальчик и девочка, подростки. И если понадобится, могу узнать еще больше. И хочу сказать тебе одно: ты должен забрать все это дерьмо, которое хранил для тебя Дуэйн, забрать эти чертовы деньги и больше ни на шаг не приближаться к Дуэйну. Не вступать с ним в разговоры, а если увидишь случайно на улице, тут же переходить на другую сторону. И если что-то случится с ним или с моей сестрой, если ты хоть словом упомянешь о нем копам, которые тебя рано или поздно схватят, я тебя найду, обещаю, и всажу пулю прямо в дурацкую твою башку. Мне плевать на все, кроме здоровья и безопасности моей сестры и ее мужа. Усек?

Гарри растерянно заморгал.

– Понял, что тебе говорят?

Гарри закивал.

– Вот и хорошо. А теперь ступай. Поможешь Дуэйну перегрузить ворованное барахло в свой фургон.

– Отчего не помочь, – пробормотал Гарри.

Когда с погрузкой было закончено и Дуэйн с Кэлом двинулись к дому, Дуэйн сказал:

– Я найду способ вернуть тебе деньги.

– Да заткнись ты, Дуэйн, – произнес Кэл.

Когда я подкатил к дому, Виктор Руни сидел на нижней ступеньке крыльца, босой и без майки, но в джинсах. Я остановился у обочины и вышел из машины.

– Мистер Руни? – спросил я.

Он жевал тост, намазанный маслом, и даже не подумал встать.

– Ага, – подтвердил он.

– Как поживаете?

– О, просто отлично, – ответил он. – Теперь весь дом в моем распоряжении. Так уж вышло.

– Да, я слышал. Ваша домовладелица, миссис Таунсенд, стала одной из жертв этой катастрофы.

Он отправил в рот еще один кусок тоста.

– Нашел ее вчера утром на заднем дворе. Была мертвым-мертва.

– Мои соболезнования, – заметил я. – Должно быть, это стало для вас настоящим шоком.

Виктор кивнул:

– Да уж. Такое не каждый день увидишь.

– А вы не видели, как она заболела?

– Я спал. А потом, когда спустился вниз, она уже спеклась. – Он покосился на кусок тоста в руке. – Наверное, не очень-то хорошо так говорить о покойниках.

– Стало быть, она пила воду из-под крана. А вы не пили.

Виктор покачал головой:

– Да, то есть нет. Я хотел сказать, она пила кофе. А я нет, я обошелся без кофе. Взял сок из холодильника и выпил. Но он был нормальный.

– Повезло, – заметил я.

– Можно и так сказать. Мистеру Фишеру тоже повезло. То есть, я хотел сказать, он заболел, очень сильно заболел, но пока еще не умер.

– Да, – кивнул я. – Но могут быть опасные осложнения. Врачи пока не все знают.

– Ничего себе, – буркнул он. – Так что Уолден может стать сумасшедшим на всю голову.

– Будем надеяться, что нет.

– Никак не пойму, что теперь делать с этим домом, – сказал он и оглянулся на дом. – Прежде владелицей была она, а вот кто теперь – непонятно. Возможно, у нее имеется какая-то родня, но ведь это не моего ума дело и не моя ответственность, верно?

Я пожал плечами. С чисто формальной точки зрения он был прав.

– Вы можете заглянуть в ее записную книжку с адресами и телефонами. Если ее родственники не живут в этом городе, они все равно наверняка знают, что здесь произошло, и начнут узнавать, пошлют запросы. Ну а дальше все пойдет по накатанной дорожке. Если же этого не случится, тогда делом займется полиция. Не сейчас, не сразу, конечно, у них и так дел хватает.

Виктор кивнул и откусил еще кусочек тоста.

– Думаю, мне придется отсюда переехать, – заметил он после паузы. – Все равно здесь больше нечего делать.

– Это почему же?

Он взглянул на меня так, как смотрят на тугодумов, впрочем, временами я именно таковым и являлся.

– Шутить изволите?

– Нет, я могу понять, почему вы хотите уехать из этого города, оставить все позади, – сказал я. – Но это следовало сделать еще три года тому назад.

– Иногда требуется время, чтобы принять окончательное решение. – Руни доел тост, вытер рот салфеткой, скатал ее в шарик и бросил на крыльцо. Потом откинулся назад, потянулся и уперся ладонями в деревянные доски. – Я что-то не пойму. Вы пришли ворошить все это дерьмо?

– Просто слышал кое-что от Джойс Пилгрим, – сказал я.

Он недоуменно нахмурился:

– От кого?

– Она новый шеф службы безопасности в Теккерее.

– А эта, да, конечно. – Виктор кивнул. – Говорил с ней вчера вечером. – Почему это она вдруг вам позвонила?

– Ну как почему? – я считал это вполне очевидным.

– Да. Большое дело. Проверяла, законно ли припарковался тот парень, верно?

– Так что, она вам не сказала, почему расспрашивала?

Он покачал головой.

– А не могли бы вы сказать мне все то же самое, что говорили ей? О машине и том человеке, которого видели?

Руни повторил все то, что Джойс рассказала мне по телефону. Мужчина, которого он видел, белый, рост выше шести футов, вес, скорее всего, около двухсот фунтов. На нем была бейсболка с логотипом бейсбольного клуба «Янки», темно-синяя куртка или ветровка и спортивные туфли.

– А машина была припаркована под уличным фонарем?

– Нет, не думаю.

– И что это была за машина?

– Вроде бы «Таурус». Так мне показалось. Старая модель, с большими выпуклыми крыльями.

– Цвет?

Он пожал плечами:

– Черный. Или темно-синий. Точно не скажу.

– Миссис Пилгрим говорила, что вроде бы номерной знак у нее был зеленый.

– Не уверен, но вроде бы да, зеленый, – отозвался он. – Получается, что из штата Вермонт, правильно?

– Возможно, – ответил я.

– Так из-за чего весь этот сыр-бор?

Я оставил его вопрос без внимания и произнес:

– Смотрю, вы очень наблюдательный парень.

– Ну, не знаю. Наверное.

– То есть, я хотел сказать, ночью, в темноте, и машина не стояла под уличным фонарем, но вы умудрились прекрасно разглядеть этого парня, даже логотип на бейсболке увидели.

– Вы так говорите, словно в том есть что-то дурное.

– Да нет, ничего подобного. То, что вы видели, может нам помочь.

– Помочь в чем?

Об убийстве Лорейн Пламмер уже, наверное, написали в газетах, но эта новость прошла незамеченной на фоне смертей от отравленной воды. Вполне возможно, что Виктор не знал о смерти девушки. Или просто притворяется, что не знал.

– Примерно в то время, когда вы бегали по дорожкам в кампусе, – спокойно заметил я, – была убита молодая девушка. Оставалась в кампусе на летние занятия.

Я внимательно наблюдал за его реакцией.

– Господи, – пробормотал он. – Эта женщина – как ее, Пилгрим? – она о том ничего не сказала. Так, значит, тот парень, о котором идет речь, мог ее убить?

– Возможно, – после недолгой паузы ответил я.

– Вау! Я этого не знал. Надо было бы получше к нему присмотреться.

– Ладно, не расстраивайтесь. Вы и так заметили и запомнили больше, чем большинство людей. Куда как больше.

Глаза у Виктора сузились.

– Ну вот, опять.

– Что опять?

– Больше похоже на обвинение, чем на похвалу. Я пытаюсь помочь, а вы говорите так, словно я в чем-то виноват.

– Извините, если обидел, – сказал я. – Скажите, а вы бегаете там каждый вечер?

– Снова начал бегать совсем недавно. Вроде бы только на прошлой неделе. Подумал, что это хоть как-то поможет собраться, снова стать самим собой.

– Вернуть прежнюю спортивную форму?

– И это тоже, но в основном психологически.

– Понимаю, – заметил я. – Я и сам не в лучшей физической форме.

– Вы это серьезно?

– Так что лучше расскажите мне о психологическом аспекте.

– Ну, я вроде как… даже не знаю… распустился, что ли. Стал уж слишком налегать на спиртное. Никак не могу найти работу. Никак не могу оправиться от этой потери.

– Вы об Оливии?

– Да. Но ведь нельзя же страдать так долго. Человек должен двигаться дальше, согласны?

– И бег есть часть этой программы?

– Да. Я думал, что если стану чувствовать себя лучше чисто физически, то и с психикой тоже наступит порядок.

– Ну и как, получается?

Виктор усмехнулся:

– Пока еще рано об этом говорить.

– И частью этого плана является переезд из этого города?

– Возможно. Еще не решил.

– Но ведь может так случиться, что вы окажетесь нужны городу, – заметил я. – После того, что вчера случилось.

– Я как-то об этом не подумал.

– Может, город заслужил это наказание? – сказал я.

Виктор Руни смотрел на меня пристально, изучающе.

– А ну-ка, повторите!

– Я сказал, что, возможно, город заслужил это наказание. За то, что так обошелся с Оливией.

– Что-то я не совсем понимаю.

– Но разве вы сами так не думали? Разве не считали, что те двадцать два человека, которые слышали крики Оливии и ничего не предприняли, разве они не являются представителями всего города? Что они являют собой его поперечный срез, нечто вроде этого? Что если они ничего не предприняли, то и остальные поступили бы в точности так же?

– Двадцать два? – переспросил Руни. – Именно столько их и было?

– Мне казалось, вам об этом известно. Но разве вам иногда не приходит мысль, что на самом деле виноваты двадцать три человека?

Он резко поднялся на ноги.

– Мне надо идти.

– Разве вы не вините и себя тоже? За то, что не пришли на свидание с Оливией вовремя?

Виктор поднялся на крыльцо, схватил майку, которая лежала на кресле-качалке. Стал натягивать ее на себя и, когда над вырезом показалась голова, сказал:

– Не знаю, куда это все вас заведет.

– Если вы вините себя и весь город, то любая цена расплаты за этот грех будет недостаточно высока. Ну, разве что сотни человеческих жизней.

Под креслом валялись туфли на резиновой подошве. Виктор надел их на босу ноги, даже шнурки не удосужился завязать.

– Знаете какое-нибудь местечко в городе, где можно выпить чашку приличного кофе? – поинтересовался он. – Иначе придется пилить до самого долбаного Олбани.

– А лично у вас есть хоть какие-то подозрения? – спросил я. – Зачем кому-то понадобилось отравить городской водопровод?

– Да кто вам сказал, что это сделал кто-то? – ответил вопросом на вопрос Виктор. – Может, эта зараза попала в воду случайно? Отходы сельскохозяйственного производства или радиоактивные отходы. Кто его знает. Что-то в этом роде.

– А я смотрю, вы немного разбираетесь в этом вопросе, верно? – заметил я.

– В смысле?

– Вы же работали там как-то летом? На водоочистительной станции?

– Давненько это было. Да и проработал-то всего пару месяцев.

– Вполне достаточно, чтобы понять, как работает эта система.

– Опять в чем-то меня обвиняете?

– Что вы изучали в высшей школе, Виктор? Инженерное дело, химию? Не так ли? Весьма полезные знания, всегда могут пригодиться. И думали, что с такими знаниями легко найдете хорошую работу по специальности. Но почему-то пошли работать в пожарное депо, я прав?

– Просто я диплома не получил, – сказал Руни.

– Но даже если и не получили, успели кое-чему научиться. К примеру, как остановить колесо обозрения. Или вывести автобус из города, начиненный взрывчаткой.

– Автобус? – переспросил он. – Вы говорите о том автобусе, что сгорел?

Я продолжил:

– Или где и как приобрести азид натрия. Причем в значительных количествах.

– Не понимаю, о чем вы, черт побери, толкуете. – Виктор полез в карман, достал связку ключей. – Мне пора ехать.

Он спустился по ступенькам и зашагал к гаражу. Я двинулся следом за ним.

– Если мы просмотрим другие пленки с камер наблюдения в Теккерее, – начал я, – то, вполне возможно, выяснится, что вы бегали по дорожкам кампуса не только той ночью, но и в другие. Что скажете?

– Оставьте меня в покое.

– Потому как если только один раз, то это может оказаться просто совпадением. Ну, что вы бегали именно в то время, когда была убита девушка.

– Вы уже знаете, что я побывал там минимум дважды. И та женщина говорила со мной прошлой ночью. И разговор у нас был серьезный и долгий. Господи, чего только вы на меня не навешиваете! Считаете, что это я отравил воду в городе, поджег автобус… а теперь еще и это! Думаете, что я прикончил ту девушку?

В голове у меня плавали разрозненные фрагменты этой головоломки. Виктор Руни бегает по парку колледжа Теккерея в то время, когда была убита Лорейн Пламмер. Лорейн Пламмер – одна из девушек, на которую совершил нападение парень в капюшоне с номером «23». Мэйсон Хелт, носивший этот капюшон, был убит во время нападения на Джойс Пилгрим.

Совпадения. Разрозненные факты.

Но единственное, что мне точно известно: что Хелт напал на Пилгрим. А вот нападал ли он на других девушек, я уверен не был. Может, он работал не один, а с сообщником? И вообще довольно подозрительно, что Руни выбрал для своих тренировок именно колледж Теккерея.

Я не знал, связан ли Руни с Клайвом Данкомбом, которого случайно застрелили, но все же спросил:

– А как вы познакомились с Мэйсоном Хелтом?

Если мой вопрос и насторожил его, он вида не подал.

– С кем? – спросил Руни.

– С Мэйсоном Хелтом. Студентом из Теккерея.

– Не знаю такого.

Виктор повернул ручку двойной гаражной двери, и она поползла вверх. Внутри, втиснутый среди полок и гор какого-то мусора, стоял старый проржавевший фургон.

Руни отпер дверцу фургона, залез внутрь и с горохом захлопнул ее. Я стоял у заднего бампера и отошел в сторону. Он включил мотор, выхлопная труба выплюнула струю черного вонючего дыма. Я отошел еще на шаг, стал отмахиваться рукой, разгонять выхлопные газы.

Фургон, пятясь, выехал из гаража на дорожку. Руни притормозил, вылез из фургона, оставив дверцу открытой и не выключив мотор, и пошел опускать гаражную дверь.

Но прежде чем он успел это сделать, внимание мое привлек один предмет на полке.

– Погоди, – я вскинул руку.

– Чего еще?

– А это что такое? – я указал на предмет.

Однако гараж был так забит разным барахлом, что удивление, промелькнувшее на лице Виктора, казалось искренним.

А сам я засомневался в законности обыска. К тому же этот гараж не принадлежал Виктору Руни. Он принадлежал его домовладелице, ныне покойной. Но сочтет ли суд гараж, где Виктор Руни держал свою машину, его собственностью?

Конечно, не мешало бы иметь ордер на обыск.

– Не возражаешь, если я зайду на минутку?

– Да нет, чего там, – несколько неуверенно ответил Руни.

– Уверен?

– Ага.

Я пожалел, что со мной нет хоть какого-то свидетеля. Но ничего не поделаешь.

– А в чем дело? – осведомился он.

Я провел его мимо ряда металлических полок, заставленных банками с краской, зимними дворниками от машин, садовыми инструментами, свернутыми в кольца шлангами, имелась здесь и коробка со старыми долгоиграющими пластинками. У задней стены гаража громоздилась целая куча каких-то деревянных плашек. Здесь валялись листы клееной фанеры, какие-то палки или столбики, обрывки пенопласта, который используют для теплоизоляции. Но сейчас все мое внимание было приковано к полкам.

В особенности к одной из них.

– Что это такое? – спросил я.

Предмет походил на проволочную клетку размером примерно с батон хлеба. Примерно фут в длину, шириной и высотой в пять дюймов. На одном конце воронкообразное отверстие. В него было легко засунуть руку – при условии, что она невелика, – но вытащить ее обратно было невозможно, она цеплялась за заостренные кончики проволоки.

Я был почти уверен, что знаю, что это такое. А вот знает ли Виктор – это вопрос. И если знает, то признается ли в этом?

Он покачал головой:

– Эмили держала тут разное барахло.

– Так вам неизвестно предназначение этого предмета?

Виктор пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Мне кажется, это ловушка, – сказал я.

– Ловушка?

Я кивнул:

– Да. Для белок.

– Вот это да.

А затем мое внимание привлекло кое-что еще. Нечто торчащее из-за листа клееной фанеры, прислоненной к задней стене.

– Боже мой, Брэндон, что ты тут делаешь, черт побери? – спросила Саманта, когда обернулась и увидела вдруг своего бывшего мужа.

Он улыбнулся:

– Могу поспорить, ты никак не рассчитывала, что я тебя найду.

– Ты что, окончательно из ума выжил? Сбежал из тюрьмы? – сказала Саманта.

Брэндон покачал головой:

– Да ничего я не сбегал! Меня повезли повидаться с матерью, она лежала в…

– Знаю, – кивнула Сэм. – Какая разница.

– У нее был сердечный приступ, – продолжил он. – И лежала она в реанимации.

– Черт, – пробормотала она. – А я даже открытки ей не послала.

Брэндон вздохнул и придвинулся еще на шаг ближе.

– Не подходи ко мне! – воскликнула Сэм. – Стой где стоишь. Сделаешь еще хотя бы шаг, и я закричу. Богом тебе клянусь.

Он вскинул руки – якобы в знак того, что сдается, – и отступил на шаг.

– Ладно, ладно. Ну что ты злишься?

– Злюсь? Вот как? И это после того, что сотворили твои родители? И этот твой придурочный дружок Эд? – Сэм потянулась за пустым ковшиком, который стоял на плитке. Не бог весть какое оружие, но та лучше, чем ничего. Настоящее оружие в машине, но она стоит за палаткой.

Вот чем обернулась ее блестящая идея.

– Ты хоть понимаешь, какую дерьмовую кашу они заварили? – пронзительно взвизгнула она.

Брэндон покосился по сторонам.

– Чего разоралась? Сейчас разбудишь всех отдыхающих.

– А мне плевать!

– Послушай, – сказал он, – я понимаю, что они сделали. Наслышан об этом. Ко мне в тюрьму даже приходила полиция, допрашивали. Хотели знать, какое я имею к этому отношение.

Склонив голову набок, Сэм ждала ответа.

– Да никакого, – сообщил он. – Абсолютно никакого отношения. Я понятия не имел, что они там вытворяют.

– Вранье!

Он с понимающим видом кивнул:

– Что ж, не стану винить тебя за это слово.

Тут полы палатки раздвинулись, выглянул Карл. Сначала увидел маму и сказал:

– Вроде бы я слышал… – Потом он заметил Брэндона и воскликнул: – Папа!

– Оставайся там, – велела Сэм сыну.

– Я просто хотел посмотреть…

– Привет, малый, – сказал Брэндон, не двигаясь с места. – Как жизнь?

– Нормально, – настороженно ответил Карл. – Ты вроде бы должен сидеть в тюрьме.

Брэндон ухмыльнулся:

– Да, знаю. Просто решил прогулять маленько этот урок.

Карл рассмеялся. Но смех тут же оборвался, как только мать повторила:

– Я же сказала, полезай обратно в палатку и задерни молнию.

– Ладно, понял, – отозвался Карл и втянул внутрь голову, точно испуганная черепаха в панцирь.

– Погоди, – остановил его Брэндон. – Я хотел кое-что сказать тебе, Сэм, и хотел, чтобы Карл тоже это послушал.

Теперь из палатки торчал лишь любопытный нос Карла, часть лица тоже была видна.

– Он может выслушать все, что ты скажешь, задернув молнию, – заметила Сэм.

Брэндон бросил на нее умоляющий взгляд:

– Пожалуйста. Пять минут. Это все, о чем я прошу.

Сэм колебалась. Переводила взгляд с Брэндона на Карла и обратно. Она боялась за себя, боялась за сына, а вот Карл не выказывал ни малейших признаков страха. Похоже, он очень хотел услышать, что скажет отец.

– Пять минут, – решила Сэм.

Брэндон с важным видом кивнул, набрал в грудь воздуха, словно собрался произнести целую речь:

– Итак, тебе хотелось бы знать, почему я здесь, почему искал и выследил вас. Я не рассчитывал, что у меня появится такой шанс. Просто так уж получилось. Когда они разрешили мне навестить маму в…

– Надеюсь, она умрет, – вставила Сэм.

Брэндон не выказал возмущения.

– Понял. Ладно. Короче, они разрешили мне навестить ее в больнице, у меня появился шанс удрать, и я это сделал. Потому что хотел увидеть тебя и Карла. Поговорить с тобой. Я догадываюсь, все те письма, что я тебе писал, ты выбрасывала, не читая. А потому ты никак не могла узнать, что я хотел сказать тебе. Ну вот, я и решил, что уж лучше высказать тебе все с глазу на глаз при встрече.

– Да ты едва не убил того парнишку в больнице.

– Ничего подобного. Просто слегка придушил его, чтобы он вырубился, вот и все. Сейчас он в полном порядке.

– Четыре минуты, – напомнила Сэм.

– Так вот, я удрал из больницы, угнал машину и поехал на встречу с тобой. Очень уж хотелось попросить у тебя прощения. Сказать, что мне очень жаль.

Это последнее слово так и повисло в воздухе на несколько секунд.

– Жаль, – повторила Сэм.

Брэндон кивнул:

– Понимаю, наверное, это звучит глупо. Но я просто не знаю, что еще сказать. Мама… она совсем из ума выжила. Стала такой злой, мстительной… та еще мерзавка, не сомневаюсь. Превратилась черт знает в кого. И еще она страшно хитрая и подлая и норовит нагнать на людей страху, чтобы те плясали под ее дудку. Поэтому неудивительно, что она науськала Эда, чтобы тот помог ей заполучить внука. А он просто тупица. Да, он был моим другом, признаю, но ума у него не больше, чем у горохового стручка. Лично меня пугает другое. То, что она и отца сумела втянуть во все это дерьмо.

Брэндон опустил глаза, оттер грязь на ботинке о траву. Теперь Карл высунул из палатки уже всю голову.

– Они рассказали мне обо всей этой истории. Как они пытались схватить Карла у школы. Как потом Эд примчался к тебе на работу и, это…

– Пытался меня убить, – закончила за него Сэм.

– Да, и об этом тоже. Но я ничего не знал, а если б знал, сделал бы все на свете, лишь бы их остановить. И даже если ты мне поверишь, даже если согласишься со всем, что я здесь наговорил, знаю, ты ни за что меня не простишь. Но я ничего такого и не прошу. А суть в том, что если б ты не связалась со мной, то никогда бы не связалась и с этой моей чертовой семейкой и моими идиотами дружками. Если как следует разобраться, я причина всех твоих бед и неприятностей.

Брэндон взглянул на сына.

– Для тебя я был худшим в мире отцом. И все по тем же причинам. Но отцов не выбирают, хотя и часто потом поносят их на чем свет стоит.

– Я не собираюсь поносить тебя, папа, – сказал Карл.

– Да он просто пошутил, – заметила Саманта.

– А-а, – протянул Карл. – Теперь понял.

– Сидя в тюрьме, я много чего передумал, – продолжил Брэндон. – Разбирал ошибки, которые совершал, когда был на воле. Думал о том, что любовь и дружба не приходят сами по себе, надо немало потрудиться, чтобы завоевать их. Теперь я это понимаю. И когда выйду из тюрьмы – потому как, скажем честно, мне все равно придется туда вернуться, да еще срок добавят за побег, – то надеюсь стать совсем другим человеком. Настоящим мужчиной, который берет на себя ответственность. И не винит во всем других.

– Одна минута, – Сэм скрестила руки на груди.

– Лады, без проблем, – кивнул Брэндон. – Сейчас я уйду. Хочу найти здешнюю контору и попросить их вызвать копов. А сам буду сидеть и ждать, когда они приедут. И обещаю: никогда больше вас не побеспокою. Но если кто-то из вас вдруг захочет со мной связаться, – тут он посмотрел на Карла, – буду очень благодарен. Все же хочется знать, как вы там. Я так буду этому рад, просто слов не хватает, чтобы описать, нет, честно. И если вы захотите, чтоб я снова появился в вашей жизни, тут же примчусь, только первый шаг должны сделать вы. И я не собираюсь давить на вас.

Брэндон глубоко вздохнул.

– Я очень перед вами виноват. Я прошу прощения. Мне необходимо было с вами встретиться, ради этого. А теперь я готов вернуться в Бостон. – Он усмехнулся. – Думаю, найдется немало копов, которые будут просто счастливы подбросить меня туда.

Он склонил голову, развернулся и зашагал прочь.

– Погоди! – крикнул Карл, и Брэндон обернулся.

Мальчик выскочил из палатки, протянув к отцу руки. Намерения его были понятны. Он хотел обнять отца на прощание. Но в спешке зацепился носком туфли за колышек, вбитый в землю рядом с палаткой.

И упал. Рухнул, протянув руки вперед, на землю и громко вскрикнул от боли.

Брэндон рванулся на помощь сыну.

Сэм, стоявшая неподалеку, отбросила ковшик и тоже бросилась к Карлу.

Дэвид вскинул ствол ружья и прицелился.

– Ты сегодня вообще не спал, да? – спросила утром Гейл мужа.

Ангус Карлсон сидел на краю постели, уперев локти в колени и обхватив ладонями голову.

– Нет, – ответил он.

– Ничего, все будет в порядке, – утешила его жена. – Они решат, что ты поступил правильно.

– Возможно, – отозвался Карлсон, встал с постели и голый прошел в ванную. – Но все может сложиться иначе. Полицейский стреляет, не нарушая закона, а потом они все факты оборачивают против него.

– Мы должны сегодня развеяться, – Гейл поудобнее устроилась в постели, подложив под спину подушку. – Ну, хоть как-то развеселиться. Можно сесть в машину и уехать из этого города. Попробовать забыть все, что произошло.

Из ванной донесся знакомый смешок. Потом зашумела вода, и она продолжила:

– Я понимаю, это нелегко, но мы должны выбросить все мрачные мысли из головы хотя бы на несколько часов.

– Ну, не знаю, – проговорил Ангус.

– Слушай, а почему бы нам… О, я поняла! Почему бы нам не съездить в Монреаль? Это ведь не так и далеко. Я побросаю в сумку самое необходимое, будем готовы выехать уже через час. И к середине дня уже будем там. Могу найти в интернете подходящий отель. У меня выходные сегодня и завтра, а потом я могу позвонить и сказаться больной, и можно прибавить еще вторник и среду. Они мне не откажут, вот увидишь. Ну, как тебе такая идея?

Ангус не ответил.

– Или ты должен все время быть здесь, под рукой? – спросила Гейл. – Потому как даже когда у тебя отпуск, ты должен в любой момент ждать, что тебя вызовут и попросят ответить на разные вопросы о том, как все это произошло? Но ведь ты уже на них отвечал, причем не один раз, так неужели им недостаточно? Вообще как-то не очень верится, что они заставили тебя уйти в отпуск, когда в городе творится такое.

Она слышала, как муж чистит зубы в ванной.

– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? – поинтересовалась Гейл.

Из ванной вышел Ангус Карлсон. Прошел голым через комнату, открыл комод, достал трусы и надел их.

– Я все думал над тем, что ты сказала, – заметил он.

– О поездке в Монреаль?

– Да нет. О том, что говорила вчера.

Она растерянно заморгала.

– Это о чем же? Что?

– Ну, о том, как ты ходила в книжную лавку, – ответил Ангус. – К этому Наману.

– Да?

– И про книгу о ядах, которую там видела.

Гейл откинула одеяло, проползла немного вперед и встала в постели на колени. Ею овладело возбуждение.

– Да? И что, как ты думаешь, это означает?

Он застегивал рубашку.

– Пока не знаю, означает или нет. Но уверен, такой факт игнорировать нельзя. То есть, я хочу сказать, может, ничего такого в этом и нет. Но если позже выяснится, что Наман имел ко всему этому какое-то отношение, будем корить себя за то, что не удосужились проверить.

– Господи помилуй! Неужели ты думаешь, что он мог стоять за всем этим?

Ангус натянул джинсы.

– Подобные истории… они сплошь и рядом случаются. Эти одинокие волки, мерзавцы террористы, вдохновляемые заморскими джихадистами, да они теперь повсюду. Они не привязаны к какой-то определенной террористической группировке. Они действуют в одиночку, самостоятельно. И он вполне может быть одним из них. – Он присел на край кровати рядом с женой. – Что, если именно этот твой Наман устроил взрыв на стоянке перед кинотеатром под открытым небом? Может, просто решил немного разогреться перед тем, что случилось вчера?

– Нет, это просто ужасно, – пробормотала Гейл. – Ужасно, что такой человек живет где-то среди нас. И им может оказаться твой знакомый или сосед, а потом вдруг выясняется, что это не человек, а какое-то чудовище.

– Да, понимаю, – кивнул Ангус. – Это чувство всегда возникает, когда арестовывают какого-нибудь убийцу или террориста. А потом выясняется, что он был членом торговой палаты, или лидером команды скаутов, или же играл за местную хоккейную команду. Внешне эти люди ничем от нас не отличимы, Гейл. И спокойно живут среди нас.

– Так что ты собираешься делать? Ну, с Наманом? Хочешь рассказать детективу Дакворту о том, что я видела у него в лавке?

Ангус призадумался.

– Нет, не думаю.

– Почему нет?

– Не знаю, как это будет выглядеть.

– Что-то я не понимаю…

– Ну, сама посуди. Меня отстранили от дел, вынудили уйти в отпуск, а тут я являюсь к ним, словно с подачкой. Словно хочу произвести самое благоприятное впечатление, подольститься, чтобы меня взяли обратно. Нет, не собираюсь этого делать.

– Но что, если Наман действительно как-то замешан…

– Я сам все проверю, – сказал Ангус.

– Каким образом? – осторожно спросила Гейл.

– Пойду и поговорю с ним. Не как коп, просто как обычный посетитель, который зашел в лавку посмотреть, как хозяин справляется с последствиями пожара.

– А у тебя получится? – уточнила она.

– Почему нет?

– Ну а потом, – не унималась Гейл, – если ты что-то узнаешь или убедишься, что он может иметь отношение ко всему этому, тогда ты пойдешь к Дакворту, да?

– Вот именно, – подтвердил он.

Гейл обняла мужа.

– Я так тобой горжусь!

– Тоже мне, нашла повод. Ничего особенного.

– Нет, правда, это здорово. Так люблю, когда ты вдруг заводишься с полоборота. Потому что иногда…

– Что – иногда?

– Да нет, ничего, – пробормотала она.

– Нет, говори, что?

– Я просто хотела сказать, что иногда ты погружаешься во мрак. И я это чувствую. У всех нас бывают такие моменты, когда настроение – хуже некуда. Но я всегда очень переживаю, когда ты становишься таким, когда у тебя возникает навязчивая идея…

– Навязчивая идея?

– Я, наверное, не совсем точно выразилась.

– Нет-нет, почему же, слово вполне подходящее. Уж кому как не мне знать, как это бывает, достаточно вспомнить мою маму.

– Я прекрасно тебя понимаю, – заметила Гейл. – Но ведь теперь ты не с ней, а совсем в другом месте.

– Это точно, – кивнул он.

Ангус придвинулся к жене еще ближе, поцеловал ее в губы. Она обняла его за шею и притянула к себе. И оба они рухнули на кровать.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– Мне пора, – сказал Ангус. – Надо довести это дело до конца. – Он высвободился из ее объятий. – А позже, когда вернусь домой, поговорим с тобой о Монреале.

– Правда?

– Обязательно. Ты права. Нам надо уехать отсюда. Иногда удивлюсь, как это люди вообще могут жить здесь.

– А это что такое? – спросил я у Виктора Руни и указал на дальнюю стенку гаража.

– Что? Где? – не понял тот. Мотор его машины по-прежнему работал, дверца была отрыта. Он стоял рядом со мной, в гараже, где на одной из стенок выстроились в ряд ловушки для белок.

Я указывал на некий темный предмет, завернутый в пластик, уголок его торчал из-за листов клееной фанеры, которые были прислонены к стене в глубине гаража. Он высовывался примерно фута на два и очертания имел округлые, точно скатанный в рулон ковер. А к концу его что-то прилипло.

Прямо как человеческая нога, подумал я.

Я ощупал рукоятку пистолета, что находился у пояса, убедился, что смогу выхватить его.

– Откуда мне знать, что это, – проворчал Виктор. – Она держала тут горы разного хлама.

– Послушай, сделай такое одолжение, отодвинь кусок этой фанеры, – попросил я его. – Хочу как следует рассмотреть.

Я мог бы и сам отодвинуть, но руки должны оставаться свободными.

– Да с какой стати я буду это делать? – спросил он.

– Просто подумал, ты хочешь помочь.

– У меня дел полно, должен ехать, – проворчал Виктор. – А вы бы вышли из гаража. Мне надо дверь закрыть.

– Ты ведь сам пригласил меня, или забыл? – сказал я. – Так что дай мне еще пару секунд. Будь так любезен, а? – И я указал на лист клееной фанеры.

Он нехотя подошел к листу, ухватил его с двух сторон и отодвинул.

Свернутый в рулон ковер оказался футов шести в длину. В середине он был шире. И что-то округлое просматривалось на одном конце.

Не иначе как мумия, вот что это такое.

– Господи, – пробормотал Виктор. – Похоже, что там человек.

Так и оказалось. Но кто он? Кто у нас в городе пропадал за последнее время? Я мысленно перебрал события последних нескольких дней.

Мальчишка. Нет, не мальчишка. Точнее, молодой человек. Джордж, как там его дальше? Джордж Лайдекер, да, точно. Ангус Карлсон работал по этому делу. Недавний выпускник колледжа Теккерея. Неужели это его так плотно закатали в ковер?

Я обернулся и взглянул на Виктора, почувствовав, как сильно забилось у меня сердце.

– Мистер Руни, прошу вас лечь на пол и завернуть за спину руки!

– Чего?

– Быстро на пол, руки за спину! Вы арестованы!

– Да при чем тут я? Не имею никакого отношения, – запротестовал он. – Это даже не мой гараж. Я просто ставлю здесь свою тачку. Напридумывали черт знает что!..

– Мистер Руни…

Виктор указал на предмет, завернутый в пластик.

– И все из-за этого долбаного мертвеца? Если да, то и я тоже никак не ожидал его здесь увидеть. И не припоминаю, чтоб прежде видел нечто подобное. И всякое там прочее дерьмо мне тоже ни к чему!

Он кивком указал на полку с ловушками. Я обернулся всего на какие-то полсекунды и увидел то, чего не замечал прежде.

Руку.

Она была развернута ладонью вверх и торчала из-за банок с красками.

– Не двигаться, – бросил я Руни и медленно шагнул к полкам. Приблизившись, заметил, что рука отливает каким-то странным блеском и ничуть не похожа на настоящую.

То была рука манекена.

Можно считать, я только что выиграл в лото.

Я обернулся, взглянул на Руни. В глазах его застыла паника. Я полез в карман за пластиковыми наручниками – в точности такими же я приковал Рэнди Финли к ручке двери на водоочистительной станции.

– Последний раз прошу по-хорошему, – сказал я. – Лечь на пол, руки завести за спину.

Он отшатнулся.

И рванул прямо к своему фургону. Мотор работает, дверца распахнута, ему ничего не стоит удрать отсюда через пару секунд. Я выхватил пистолет.

– Стоять! – крикнул я, вытянув руки вперед с зажатым в них пистолетом. Но Виктору было плевать на мои приказы и просьбы.

Я не собирался убивать его. Жизни моей ничто не угрожало, к тому же у меня накопилось к нему много вопросов. А с мертвецом не потолкуешь. И потому, как только Виктор оказался за рулем, я выстрелил по колесам.

Такие штуки все время показывают в кино, но должен заметить: автомобильная шина – не такая уж легкая мишень, особенно когда ты не стоишь совсем рядом за машиной. Именно поэтому я пробил переднюю правую шину только с третьего выстрела, к этому времени Руни уже успел проехать половину дорожки к воротам. Фургон накренился, но Виктор не сбавил скорость, хотя обод колеса уже скреб по асфальту. Он так резко сдал назад, что коробка передач возмущенно взвыла в знак протеста.

Я прицелился во вторую переднюю шину, когда фургон уже выехал на тротуар. Пуля разбила фару.

Тогда я бросился следом за ним.

Когда Руни выехал на проезжую часть, фургон развернулся ко мне боком. И у меня, хоть и ненадолго, появилась возможность пальнуть по другой шине. С двумя пробитыми колесами ему далеко не уехать. Через тридцать секунд я уже буду звонить по телефону, и за ним откроет охоту вся полиция города.

Но, как выяснилось, этого не понадобилось.

Как только фургон Руни выехал на улицу, раздался страшный зубодробительный грохот.

В фургон Руни врезалась пожарная машина.

Вряд ли она ехала на срочный вызов, поскольку сирены включены не были. Но по приказу пожарного департамента Промис-Фоллз эти машины совершали регулярные объезды города, высматривали людей, которым могла бы понадобиться помощь, продолжала напоминать жителям, что пить воду из-под крана по-прежнему небезопасно.

И этот грузовик – не с лестницей, а с цистерной воды – ехал не так уж и быстро, ну, вероятно, со скоростью не более тридцати миль в час, и отшвырнул фургон Руни на добрые футов сорок прежде, чем пожарный, сидевший за рулем, успел ударить по тормозам.

Я вытащил мобильник, приготовился набрать 911, но затем подумал: Какого, собственно, черта?

Пожарные здесь. Они уже наверняка вызывают «скорую помощь».

Во всяком случае, я на это надеялся. А затем вдруг ощутил острую колющую боль в груди.

С того места, где затаился в своем укрытии Дэвид, он видел Сэм и Брэндона, а вот Карла нигде не было видно. Он видел заднюю и боковую стенки палатки. Дэвид не знал, находится ли до сих пор Карл в палатке или же вылез и отошел к туалетам, что находились в центре лагеря. И еще он не знал, что хуже. Если Карл в палатке, то Брэндону будет не так-то просто вытащить его оттуда. Но если Карл пошел в туалет, то он может вернуться в самый неподходящий момент, в разгар ссоры.

Дэвид слышал лишь обрывки их разговора. В основном говорил Брэндон. Но обращался он при этом не только к Сэм. То и дело косился на палатку.

А стало быть, решил Дэвид, Карл в палатке и, возможно, даже выглядывает оттуда. Да, так оно и есть. В какой-то момент Сэм тоже обернулась к палатке и что-то строго сказала. Причем достаточно громко, и Дэвид услышал, что именно. Она велела сыну не высовываться.

В руках Сэм держала небольшой ковшик или кастрюлю. Держала таким образом, что Дэвид сразу догадался: она намеревалась обратить этот предмет утвари в оружие – нанести удар Брэндону, если подвернется удобный случай.

По-настоящему ей нужен был тот предмет, который держал сейчас в руках Дэвид. Он пригнулся, поднял ружье на уровень глаз, левой рукой поддерживал ствол, палец правой лежал на спусковом крючке.

Он находился примерно в сорока футах. Щурясь, смотрел вдоль ствола и видел, что Брэндон находится на линии огня. Но ведь он ни черта не знает о том, как стрелять из этих ружей! Что, если он спустит курок, а пуля улетит в сторону и ранит Сэм? Или же пробьет палатку и тогда пострадает Карл?

Но даже если б у него был опыт стрельбы из таких ружей, действительно ли он хотел застрелить Брэндона?

Скорее всего, нет.

Что тогда он скажет полиции? Ведь ясно, что это была не самозащита, раз сам он прятался в кустах и поджидал удобного случая.

Нет, он не будет стрелять из этого ружья. Но это вовсе не означает, что он не станет его использовать. Если Брэндон начнет угрожать Сэм или Карлу, он выскочит с ружьем в руках, прицелится в него, Брэндон испугается и уберется прочь.

Что ж, как ему кажется, вполне здравая стратегия.

Но только при условии, что у Брэндона нет ствола.

Если и есть, он до сих пор его не показывал. Стоял себе в джинсах и майке. Если у него есть пистолет, он бы прятал его где-то сзади, за поясом джинсов. Заткнул бы за ремень. Но, подумал Дэвид, он тем самым привлек бы к себе много внимания – по кемпингу расхаживает какой-то парень, и из-за пояса у него торчит рукоятка пистолета.

Так что вполне возможно, что никакой пушки у него нет.

Боже, от всей души надеюсь, что нет!

Дэвиду вовсе не хотелось вступать в перестрелку с этим парнем. Так что, если у него все-таки есть пушка, выбегать и вмешиваться в эту историю, размахивая ружьем, просто глупо. Брэндон тут же заведется и выхватит оружие. И когда начнется перестрелка, еще неизвестно, кто пострадает.

Нет, решил в конце концов Дэвид. Это не выход. Надо найти контору и позвонить в полицию. Эта мысль приходила ему в голову и раньше, с самого начала, но тогда он ее отверг. И вот теперь пожалел об этом.

Теперь он здесь, в лесу, с зажатым в руках ружьем.

Можно, конечно, и бросить эту затею. Положить ружье, пройти лесом тем же путем, что и пришел, и позвонить. Еще не поздно разумно разрулить эту ситуацию. И если Брэндон попытается похитить мальчика, полиция примчится сюда незамедлительно – он и из кемпинга не успеет выйти.

Машина Брэндона – он, должно быть, ее угнал или позаимствовал у каких-то своих дружков, – наверняка находится на той же стоянке, где Дэвид оставил свою. Если б знать, на какой именно машине он приехал, можно было бы порезать ему шины.

Нет, он просто не создан для этого. Всякий раз, попадая в сложное положение, он довольно быстро отыскивал выход. Что же с ним такое случилось, почему теперь он медлит и никак не может принять верное решение?

Дэвид осторожно опустил ружье в траву. И приготовился отступить ко входу в кемпинг.

Но задержался.

Похоже, Брэндон собрался уходить. Неужели это возможно? Неужели он решился бежать из бостонской больницы и проделать весь этот путь лишь для того, чтоб поболтать с бывшей женой?

Как-то не верится.

И Дэвид вернулся на свой наблюдательный пост и поднял с земли ружье. Прицелился в сторону палатки. И тут Брэндон, который вроде бы уже уходил, резко развернулся. И бросился бегом к небольшому сине-желтому полотняному сооружению.

Брэндон решил забрать Карла!..

Дэвид был уверен, что мальчик находится у входа в палатку. И он ни на секунду не сомневался, что Брэндон сейчас схватит своего сына и убежит вместе с ним.

Что же делать?

Он вскинул ружье, упер приклад в плечо, смотрел вдоль ствола. Сможет ли он выстрелить? Пока он размышлял над всем этим, Брэндон уже скрылся из виду. Теперь его загораживала палатка. Наверняка заползает в нее сейчас за Карлом, стремится ухватить его за ногу или за руку.

Нельзя действовать вслепую, подумал Дэвид. А потому он выскочил из своего укрытия и бросился к палатке, прижимая ружье к груди.

– Эй! – крикнул он. – Отойди от ребенка!

Теперь он видел Сэм. Она стояла возле палатки и обернулась на его голос. При виде Дэвида глаза у нее удивленно расширились, рот приоткрылся.

– Дэвид?

– Назад! – крикнул он ей.

Теперь голова Брэндона возникла над палаткой. И он увидел, как Дэвид мчится к ним, размахивая ружьем.

Брэндон обхватил Саманту за талию и увлек за собой на землю. Ковшик выпал у нее из руки. Она силилась что-то сказать, но из горла вырывался лишь пронзительный крик.

Дэвид уже подбегал к палатке. Не напрямик, описал довольно широкий круг, обогнул столик для пикника. И снова вскинул ружье, держал его теперь чуть выше пояса.

А дальше все произошло как-то страшно быстро.

Брэндон схватил ковшик, выпавший из руки Сэм.

Дэвид крикнул:

– Стоять! Не двигаться!

Саманта воскликнула:

– Брэндон, все нормально, он просто…

Брэндон резко распрямился, как бегун перед стартом, угрожающим жестом приподнял ковш и крикнул Сэм и Карлу:

– Ложись!

Палец Дэвида впился в спусковой крючок.

Сэм крикнула:

– Дэвид, нет! Не надо!

Карл пронзительно взвизгнул:

– Папа!

Дэвид выстрелил.

Брэндон, пробежавший половину расстояния, отделявшего его от Дэвида, резко качнулся вправо и упал. И лежал, прижимая ладонь правой руки к горлу. Сквозь пальцы сочилась кровь.

– Не двигайся, лежи, только не двигайся! – вскричал Дэвид, стоя над Брэндоном.

Карл рванулся к отцу, но Сэм обхватила мальчика обеими руками и крепко прижала к себе.

– Нет! – кричала Сэм. – Господи, нет, только не это!

Дэвид взглянул на нее и спросил:

– Ты в порядке? Он тебе ничего не сделал?

– Ты идиот проклятый! – крикнула она, перекрывая плач сына. – Долбаный чертов идиот!

– Но…

– Он просто извинился, – выдавила Сэм. – Он пришел сказать, что раскаялся. И ему страшно жаль, что у нас все так получилось…

Ошеломленный Дэвид опустил ствол.

– Что?

Кровь потоком хлестала из горла Брэндона, пропитала собой траву, темная ее лужа подползала к ботинкам Дэвида.

Арлин Харвуд положила телефонную трубку и сказала Дону, своему мужу:

– Хорошие новости.

Они сидели в гостиной в доме у своего сына Дэвида.

– Ну, давай, выкладывай, – отозвался Дон.

– Марла звонила.

Джил поправлялся. По крайней мере, хуже ему не становилось. Он отказался ехать в Олбани, куда отправляли многих пациентов, остался в больнице Промис-Фоллз.

И симптомы у Джила стали менее выраженными. Он находился в сознании, хотя и немного дезориентирован. Болей в желудке больше не было, да и зрение, похоже, не слишком пострадало.

– Он еще окончательно не пришел в себя, – сообщила Арлин. – И врачи хотят сделать еще несколько анализов, убедиться, что серьезных осложнений нет. Так что новости, можно сказать, просто отличные.

На помощь пришел Дерек Катер вместе со своей семьей. Они возили Марлу в больницу навещать отца и обратно. Родители Дерека на это время брали малыша Мэтью под свое крыло, чтобы Марла могла целиком посвятить себя уходу за отцом. Дерек был с ней почти все время, а его родители с разрешения Марлы оставались ночевать в доме ее отца и помогали чем только могли.

– Да, новости очень хорошие, – пробормотал Дон.

– Однако радости в твоем голосе что-то не слышно.

– Ну, почему же? Я рад, очень рад. От Дэвида что-нибудь слышно?

– Да ничего, с тех самых пор, как он сорвался рано утром и бросился на поиски Сэм и ее мальчика. А Итан что делает?

– Понятия не имею.

– Итан? – крикнула Арлин.

– Чего? – донесся сверху голос.

– Ты где?

– Наверху!

– Чем занимаешься?

– Сижу за компьютером!

– Господи, ну что вы так разорались? – сидя в раскладном кресле, раздраженно спросил Дон.

Арлин уставилась на него.

– Нет, сегодня ты явно не в настроении.

– Ничего подобного.

– Ой, брось.

Дон взял со столика старый журнал «Пипл», полистал его, положил обратно.

– Поговори со мной, – попросила Арлин.

Дон нерешительно зашевелил губами. Затем выдавил:

– Собираюсь с ним повидаться.

– Повидаться с кем?

– С Уолденом.

– Уолденом Фишером?

Он кивнул:

– Да. Хочу с ним поговорить.

– Поговорить о чем?

– Сама знаешь.

– Послушай, Дон, ты уверен, что это хорошая мысль?

– Помнишь, тут на днях он приходил к нам. А потом мы вместе пошли в школу за Итаном. Ну и перед тем еще немного перекусили?

– Помню, – ответила Арлин. – В тот день я как раз упала.

– Да, так вот, это было ужасно. И каждую секунду, что я пробыл с ним, я чувствовал себя просто ужасно. Не терпелось поскорее оказаться дома. Я чувствовал себя… таким виноватым.

– Но почему виноватым?

Он поднял глаза на жену.

– Да потому что я ничего не предпринял.

– Не ты один. Там было полно людей, и они среагировали точно таким же образом. Очевидно, каждый считал, что кто-то другой уже бросился на помощь.

– Тогда, наверное, я единственный изо всех, кто думал иначе, – заметил он. – До сих пор в ушах стоит этот ужасный крик.

Арлин поморщилась. Она знала, о чем он говорит.

– До сих пор слышу этот крик. Оливия, она была в парке. И она так страшно кричала, когда ее убивали.

– Но ты даже не был поблизости, – заметила Арлин. – Некоторые люди находились гораздо ближе к парку, чем ты. И потом, допустим, ты бы предпринял какие-то меры. Но какие именно? Что ты мог сделать, кроме как достать телефон и позвонить в полицию? К этому времени бедняжка была уже мертва.

– Знаю. Это не выход. Понимаю, что она все равно бы погибла. Но ведь тогда я этого не знал! Ну и потом можно было бы поступить иначе. К примеру, сразу же броситься на ее крик. Пусть даже я не смог бы ее спасти, но хотя бы увидел мерзавца, который с ней это сделал. Так нет, я просто стоял и думал, что кто-то другой сделает это за меня, услышал еще один крик, а потом уже не слышал ничего такого. Сел в машину и поехал домой. – Он умолк, вопросительно взглянул на Арлин. – Разве нормальные люди так поступают?

– Ты хороший человек, Дон, – поспешила успокоить его она.

Дон отвернулся.

– Вот и захотел извиниться перед Уолденом.

– Но стоит ли бередить его старые раны? – спросила Арлин. – Для кого ты намерен снять с души камень, для себя или Уолдена? Думается, что все же для себя. И если ты делаешь это для себя, то ты самый настоящий эгоист. А Уолдену причинишь только боль.

– Уолден прошел через такой ад, испытал столько боли, что, наверное, ничего вообще уже больше не чувствует, – заметил Дон. – И я делаю это лишь потому, что так будет правильно.

– Прежде подумай хорошенько, – предложила Арлин. – С тех пор прошло три года. Еще один день размышлений не повредит и никакой роли не сыграет.

– А знаешь, мне до сих пор слышится во сне ее крик, – признался он. – Страшный крик.

Арлин лишь грустно покачала головой.

– Ну а ты бы как поступила? – спросил Дон.

– Я?

– Ну да, на моем месте. Нет, погоди. Тогда ты бы никогда не оказалась в такой ситуации. Ты поступила бы правильно, по совести. Позвонила бы в полицию или бросилась на помощь. Но представь сейчас меня на своем месте. Как бы ты поступила сегодня? Не решила бы, что теперь самое время принести свои извинения? Пусть запоздалые, но все же извинения. Ведь всегда лучше поздно, чем никогда.

Арлин не ответила.

Он наклонился вперед в своем кресле.

– Хочешь, чтобы я рассказал всю эту историю Итану?

– Тебе совсем не обязательно говорить об этом Итану.

– Если он когда-нибудь и услышит эту историю, то, надеюсь, к тому времени под ней появится приписка, что я хотел исправить положение.

– Ты уже никак не можешь его исправить, – заметила Арлин. – Даже если б ты арендовал этакое романтичное панно с надписью «Прости» и поместил бы его над домом Уолдена Фишера, это бы все равно ничего не исправило. Что сделано, то сделано. И ничего уже не изменишь. Хочешь исповедаться? Тогда стань католиком. У них есть специально отведенные для исповедей места.

Дон поднялся из кресла.

– Да что толку с тобой говорить, – проворчал он и пошел на кухню.

– Это длилось всего лишь секунду, – сообщил я женщине-парамедику.

– Опишите все подробно еще раз, – попросила она.

– Я бежал по дорожке к улице, и тут машина врезалась в фургон. И я остановился и сразу почувствовал боль. Но всего на секунду. Сейчас отлично себя чувствую.

Она обернула мне руку мягким ворсистым рукавом для измерения давления, затем надавила на грушу.

– Хочу проверить вас.

– А как тот парень в фургоне? – спросил я. – Виктор Руни?

– Его забрали в больницу, в отделение «неотложки», – ответила она. – Он был без сознания, но жив.

Врач занималась им на крыльце дома, где Виктор Руни снимал комнату. Фургон и пожарная машина пока находились на том же месте, поблизости стояли три полицейских автомобиля и еще одна «скорая». Первая уже увезла Руни. Пожарная машина почти не пострадала при столкновении.

– Нет, правда, я в полном порядке, – сказал я. Единственное, о чем я мог думать в этот момент, так это о том, что видел в гараже. Я уже позвонил в отдел расследования убийств. Оттуда приехали сотрудники, обследовали гараж дюйм за дюймом, до самой малой соринки и пятнышка. Я заранее предупредил их, чтоб захватили с собой костюмы химзащиты. Возможно, они так и сделали и работали в них, поскольку была вероятность обнаружения в гараже частиц азида натрия.

Врач «скорой» не желала слушать моих возражений:

– Давление у вас в норме, но все равно считаю, вам нужно съездить в больницу и сделать более полное обследование.

– Позже, – сказал я. – Непременно этим займусь, но только позже.

Меня куда больше волновало то, что я обнаружил в гараже, нежели мое здоровье.

– Думаю, это просто был мышечный спазм, – добавил я. – Поезжайте. Я вас больше не задерживаю.

Врач была явно недовольна, но в конце концов ретировалась. И как раз садилась в машину «скорой», когда на место преступления прибыла Ванда Террёль.

– Ты как, нормально? – поинтересовалась она.

– Просто отлично, – заявил я. – Лучше не бывает.

– Что тут у нас?

Я кивком указал на гараж:

– Одно тело. Думаю, принадлежит оно пропавшему выпускнику Теккерея Джорджу Лайдекеру.

Легковой автомобиль без опознавательных знаков лихо подкатил с улицы и с визгом тормозов замер перед домом. Из него вышла Ронда Финдерман.

– Шеф, – сказал я.

– Быстренько доложи обстановку.

Я вкратце пересказал ей все, что произошло.

– Так это и есть наш парень? Тот, кто отравил водопроводную воду?

– Пока не знаю, – ответил я. – Это еще не доказано. Если в гараже найдутся следы азида натрия, это очень поможет. Зато в данном гараже имеется масса улик, которые говорят в пользу моей версии о номере двадцать три.

– Что ты там нашел? – торопливо спросила Финдерман.

Я рассказал ей про ловушки для белок и фрагменты манекена. Я даже умудрился заметить банку с красной краской – точно такой же была выведена надпись «Вы еще пожалеете» на неработающем колесе обозрения в парке «У пяти гор».

У Руни, сказал я Финдерман, был мотив отомстить жителям Промис-Фоллз. Крики Оливии Фишер слышали двадцать два человека, и ни один не пришел ей на помощь.

– Ошибся на единицу, – заметила Финдерман. – Сам же сказал, что в гараже полно улик, подтверждающих твою версию о мистере Двадцать Три.

– Он и был двадцать третьим, – пояснил я. – Он и себя тоже винил. – Говоря это, я вдруг ощутил неловкость. Словно пытался втиснуть квадратную по форме затычку в круглое отверстие. Что-то тут не сходилось.

Финдерман окинула меня скептическим взглядом.

– Ну, может, и так. Когда Руни очнется – если вообще очнется, – будем надеяться, он просветит нас по целому ряду вопросов. По крайней мере, он является главным подозреваемым в целой серии этих городских трагедий.

– А также убийцей того, чей труп найден в гараже, – добавил я.

– Надо устроить пресс-конференцию, пригласить прессу, – решила она.

– Не уверен, – заметил я. – То есть, я хотел сказать, все, что мы нашли в гараже, выглядит весьма многообещающе, но предстоит проделать еще уйму работы.

– Но, Барри, весь город просто на ушах стоит. Мы должны дать людям хоть что-то. Мы должны дать им понять, что полиция значительно продвинулась в расследовании.

Лично я не видел никакой в том необходимости. Но, возможно, она права.

– Ладно, – кивнул я. – Только назначим ее на конец дня. К этому времени будем знать чуть больше. Ну, по крайней мере, является ли этот труп в гараже Джорджем Лайдекером.

Ронда охотно со мной согласилась. И сказала, что лично займется обзвоном представителей прессы.

– Ну а как насчет остальных? – осведомилась она. – Розмари Гейнор и эта последняя девушка в Теккерее, как ее? Лорейн Пламмер, да?

Эта женщина явно стремится получить все и сразу.

– Честно говоря, не знаю, – ответил я. – Вполне возможно, что все эти убийства связаны между собой, а вот каким образом – понятия не имею.

– Ладно. Я позвоню тебе, скажу, когда мы будем готовы предстать перед камерами. – Ронда улыбнулась, похлопала меня по плечу. – Отличная работа, Барри. Нет, правда, просто отличная.

Я вернулся в участок через два часа. К этому времени мы окончательно убедились в том, что покойный действительно является Джорджем Лайдекером. Я знал, что Ангус Карлсон находится в отпуске, но все равно позвонил ему, потому как именно ему было поручено расследовать историю с исчезновением студента.

Я дозвонился ему на мобильный.

– Извини за беспокойство, – начал я.

– Ничего страшного.

– Мы нашли Джорджа Лайдекера. Ну и еще главного подозреваемого в отравлении воды.

Ангус рассказал, что этот Лайдекер имел скверную привычку залезать в чужие гаражи, высматривать там, вынюхивать и воровать по мелочам. Это навело меня на мысль, что Джордж, очевидно, оказался не в том месте и не в то время. Возможно, Виктор застукал его в гараже и испугался, что Джордж расскажет полиции все, что там видел, – пусть даже с риском для себя, поскольку вторгся на частную территорию, – и тогда у Виктора не было другого выхода, кроме как убить его.

Еще один маленький фрагмент головоломки встал на свое место.

– Сам-то ты как? – спросил я Ангуса.

– Нормально. Просто хочу, чтоб до них дошло – у меня были веские причины стрелять в этого парня.

– Не слышал, чтобы у нас кто-либо думал иначе. Просто такова уж процедура, если в стрельбе замешан полицейский. Все положенные условия должны быть соблюдены.

– Понял.

– А что ты сегодня делаешь? – поинтересовался я. – Надо во всем видеть положительную сторону. Город превратился в сущий ад, а у тебя выходной. – Ангус медлил с ответом, и я добавил: – Ладно, пошутил. Ничего смешного в том нет.

– Собирался съездить навестить маму, – сказал он.

– Вот и хорошо. Задержись там, – посоветовал я.

– Барри? – вдруг окликнул меня Ангус, когда я уже собирался закончить разговор.

– Что?

– Почему он это сделал? Почему Виктор собирался убить весь город?

– Ну, точно не скажу, – ответил я. – Моя версия – хотел отомстить.

– Что это значит – отомстить?

– За Оливию Фишер. Ведь город за нее не заступился, ничем не помог.

– Господи Иисусе, – пробормотал Ангус.

– Вот именно.

Мы закончили разговаривать, и я откинулся на спинку кресла. Потер ладонью грудь. Я был уверен – ничего страшного со мной у дома Руни не произошло. Острая боль длилась всего секунду. Наверное, просто судорога свела, когда я бросился в погоню за Виктором. Но все равно стоит сходить провериться, когда уляжется вся эта пыль.

Если вообще увяжется.

Зазвонил телефон. Я схватил трубку. Звонили снизу, из дежурки.

– К вам тут Кэл Уивер. Хочет вас видеть.

– Пропустите, – сказал я.

Я поднялся, оставил спортивную куртку на спинке стула и вышел встречать его в коридор. Мы обменялись рукопожатием.

– Рад видеть, что с тобой все нормально, – сказал я.

– А у меня вчера просто не было шанса выпить воды из-под крана, – ответил он. – Несколько дней тому назад дом сгорел, и я все это время пробыл за городом.

– Какие проблемы? – спросил его я.

– Можно где-нибудь спокойно поговорить наедине?

Я провел его в допросную, затворил дверь. Мы уселись за стол друг против друга.

– Помню эту комнату, – произнес он.

– Скучаешь по ней?

– Не так уж много времени я тут и провел. Не получилось из меня настоящего детектива.

– Получился потом, когда ушел.

– Да-а, – протянул он. И выложил ладони на прохладную металлическую поверхность стола. – Ты так и не закрыл дела Мириам Чалмерс.

– Нет, – отозвался я. – Для раскрытия мне нужен был Клайв Данкомб, но он мертв. Так что пока нам предъявлять обвинения просто некому. А почему спрашиваешь?

Мысли Кэла работали в том же направлении.

– Тебе же известна степень моего участия. Я работал на дочь Адама Чалмерса после той истории на стоянке перед кинотеатром.

– Да, – кивнул я. – Люси Брайтон.

– Верно. На Люси.

– У нее есть хоть какая-нибудь полезная нам информация?

– Она мертва, – сказал Кэл. – Умерла вчера, напившись воды.

– Черт… – пробормотал я. – Полного списка жертв я еще не видел.

– Ее дочь позвонила мне, после того как нашла мать на полу в ванной мертвой. Кристэл. Ей всего одиннадцать. Но девчушке многое довелось пережить.

Я покачал головой.

– И все равно никак не возьму в толк, зачем ты здесь.

Кэл провел ладонью по гладкой поверхности стола.

– Я уже говорил, мне было бы интересно знать, достаточно ли ты накопал на Данкомба, убедиться, что без него тут не обошлось. От него были одни неприятности. Вначале он был плохим полицейским, затем стал плохим шефом отдела безопасности.

– Да, – кивнул я. – Тут не поспоришь.

– Так что репутации его не повредит, если мы узнаем, что именно он стоял за убийством Мириам.

Я подался вперед.

– Ты это о чем?

– Просто хотел знать, близится ли ваше расследование к концу.

– Пока нет, вполне может возникнуть кто-то еще, кого надо привлечь к ответственности, – сказал я.

– Дело не в том, – возразил Кэл. – Если Данкомб подходит по всем статьям, что может быть лучше. И я не стал бы припутывать кого-то еще, это только все усложнит.

– Послушай, Кэл…

Он улыбнулся:

– В городе ходит много разговоров о жертвах преступления, и не без причины. Особенно среди членов семей, которые столкнулись с потерей близкого человека. Они жаждут вынесения справедливого приговора. На процессе они расскажут судье, как изменилась их жизнь после гибели несчастной жертвы убийцы. Но есть и другие жертвы преступления, о которых почти ничего не слышно. Это родственники злодеев. Их жизни тоже сломаны. Они не ответственны за то, что произошло, но их тем не менее обвиняют. Они презираемы всеми и повсюду. Они живут и стыдятся родных им по крови людей. И им, видимо, придется переехать и начать где-то новую жизнь. Они тоже пострадавшие, испытали страшную боль, а всем остальных на них глубоко наплевать.

Я терпеливо ждал продолжения.

– Порой мне кажется, – сказал Кэл, – где-то в более совершенном мире и при наличии определенных обстоятельств им было бы лучше вовсе не знать об этом.

Он отодвинул стул, встал.

– Был рад повидать тебя, Барри.

– Да, я тоже, – откликнулся я. – Надо бы как-нибудь встретиться и попить пивка.

Кэл улыбнулся, проскользнул мимо меня и вышел из допросной.

Я вернулся в свой кабинет и только тут обратил внимание на уголки двух конвертов, что торчали из внутреннего кармана спортивной куртки. Лежали там со вчерашнего дня. Я вытащил конверты, бросил на стол. То были напоминания от полиции Промис-Фоллз о том, что Оливия Фишер не удосужилась оплатить штрафы за превышение скорости. Я забрал их у Уолдена с намерением заставить городские власти прекратить посылать эти уведомления через три года после гибели девушки.

Я вскрыл конверты, вытащил стандартно отпечатанные бланки и тут же снова бросил их на стол, потому что зазвонил телефон.

– Да чтоб вас всех! – раздраженно проворчал я, плюхнулся в кресло и снял трубку.

– Через десять минут, – сказала Ронда Финдерман. – Представители прессы соберутся у входа в здание.

– Понял, – отозвался я.

Это означало, что следует привести себя в более презентабельный вид, а стало быть, надо найти зеркало. Я встал, накинул куртку, затем открыл нижний ящик стола и принялся искать галстук. Обычно я надеваю галстук на работу, но сегодня не удосужился. Нашел какой-то в сине-серебристую полоску – он был более или менее чистый, но сильно помятый. Пришлось идти в мужской туалет.

Я встал перед зеркалом, слегка намочил галстук и разгладил его, потом надел и опустил поверх него воротничок рубашки. Провел пальцами по волосам. Ощерился и проверил, не торчит ли что между зубами. Жаль, что Морин здесь нет. Нет, не в мужском туалете, разумеется, но на территории участка она бы окинула меня испытующим взглядом, проверила бы, готов ли я в таком виде предстать перед камерами. Несколько лет тому назад она сама записывала меня для выпуска в шестичасовых новостях – тогда я делал заявление для прессы о смерти президента колледжа Теккерея.

А потом, когда я вернулся домой, поставила мне пленку с моим выступлением.

– Видишь это? – спросила Морин.

– Что я должен видеть?

Она подошла к экрану и указала на мой рот.

– Да вот, – сказала она. – Прилипла сахарная пудра от пончика.

Так что с тех пор, когда надо предстать перед камерами, я делаю над собой определенные усилия.

Я вернулся в кабинет, подошел к столу. До начала пресс-конференции оставалось еще минут пять. Я сел и развернул оба уведомления, присланные Оливии Фишер. Пробежал их глазами и одновременно поднял телефонную трубку и попросил соединить меня с отделом по сбору штрафов из департамента городского транспорта.

– Транспорт, Харриган.

– Привет, – сказал я. – Детектив Барри Дакворт. Хотел бы попросить вас об одном одолжении.

– Позвольте догадаться. Вам выписали штраф за парковку в неположенном месте?

– Нет, – ответил я. А затем объяснил, что высылать уведомления о неоплаченных штрафах жертве преступления как-то не слишком красиво.

– О, черт, это просто ужасно, – произнес Харриган.

– Да, – согласился с ним я.

– Там, в верхнем углу уведомления, значится его номер. Видите?

– Вижу.

– Будьте добры, продиктуйте его мне.

Я продиктовал.

– Это относится к обоим уведомлениям?

– Да. И мы положим этому конец.

– Замечательно, – пробормотал я, пробегая глазами страничку до конца. Там была включена и другая информация. Модель и год производства машины Оливии – это был «Ниссан» выпуска 2004 года.

– А то я прямо не знал, что и сказать, когда отец погибшей показал мне все эти кви…

Тут я умолк на полуслове. Я наткнулся на еще одну информацию об изначально выписанном штрафе и просто похолодел.

– Вы меня слушаете? – спросил Харриган.

– Да, я здесь.

– Могу я помочь вам чем-то еще?

Но мысли мои были уже далеко. Я пытался вспомнить один разговор, он состоялся несколько недель назад.

И говорил я тогда с Биллом Гейнором.

Сразу после того, как обнаружили тело его жены.

О чем я там его расспрашивал? Ах да. Имелись ли у его жены какие-либо нелады с законом? Известна ли она полиции?

И что он мне тогда ответил?

«Вы что, серьезно? Ну, разумеется, нет. Хотя неделю тому назад или около того она получила квитанцию о штрафе за превышение скорости. Но это вряд ли можно назвать криминалом».

Да, именно так он и ответил.

– Детектив Дакворт, вы меня слушаете? – спросил Харриган.

– Да, я здесь. Скажите, а не могли бы вы отыскать в своей системе совсем недавние квитанции о штрафах, если я назову вам имя? Нет, самой квитанции и ее номера на руках у меня нет, но штраф должен быть выписан за превышение скорости.

– Конечно.

– Розмари Гейнор.

– Продиктуйте по буквам.

Я продиктовал. И услышал приглушенное пощелкивание клавиатуры.

– Да, есть такие данные, нашел. Штраф был выписан двадцать второго апреля. Это вас устраивает?

– Вполне. А теперь прочтите мне все, что значится в этом документе.

Харриган прочел.

– Что-нибудь еще? – осведомился он.

– Нет, – ответил я. – Этого достаточно. Огромное вам спасибо.

Я повесил трубку и пытался проанализировать все, что только что узнал. Задался вопросом, что все это может означать. Может, это просто совпадение?

Зазвонил телефон.

– Мы начинаем, – бросила в трубку Ронда Финдерман.

– Боюсь, на этот раз вам придется обойтись без меня, – отозвался я.

– Мне много чего здесь не хватает, – сказала Кристэл Кэлу примерно через час после того, как он с Дуэйном вернулся домой. Он ненадолго съездил в участок и теперь сидел на крыльце дома сестры и ее мужа.

– Чего именно? – спросил Кэл.

– Нужно больше бумаги и карандашей, ну и еще домашние задания и кое-что из одежды, – пояснила она. – И все эти вещи у меня в доме. Мне надо съездить домой и забрать их. А что, мама еще там?

– Нет, – ответил Кэл. – Ее там уже нет.

– Ее похоронщики забрали, да?

– Ну, наверное. – Если хочешь, могу узнать.

Кристэл призадумалась.

– А что они должны делать с домом, после того как увозят мою маму?

Кэл догадался, о чем думает Кристэл. Ведь матери стало плохо на кухне и потом – в ванной, ее страшно рвало.

– Да ничего такого особенного, – ответил он. – Просто наводят там порядок, вот и все.

Кэл не стал говорить девочке, что, возвращаясь с Дуэйном, он позвонил в морг и получил подтверждение, что тело Люси забрали из дома. А уже потом сказал Дуэйну, что у него есть план – как тот хотя бы отчасти должен рассчитаться с ним по долгу с Гарри и порвать с тем всяческие отношения.

– Ну, говори, – мрачно сказал Дуэйн.

– Это будет не слишком приятная история.

Они подъехали к дому Люси и взялись за уборку.

– Господи Иисусе, – пробормотал Дуэйн, увидев, что ему предстоит делать.

– Не переживай, тут есть моющие и чистящие средства, – ободрил его Кэл.

Они занимались уборкой не меньше часа. И когда работа была сделана, Кэл распахнул почти все окна, чтобы как следует проветрить комнаты.

И теперь, как считал Кэл, любой зашедший в дом человек ни за что не догадается, что здесь случилось.

Ну, разумеется, за исключением Кристэл.

– Так что, всю рвоту убрали, что ли? – спросила девочка.

Кэл кивнул.

Кристэл подумала еще немного.

– Тогда я хочу вернуться туда.

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Мне надо забрать вещи. А ты не знаешь, где что лежит.

– И все же, думаю…

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Не бойся. Я справлюсь.

Кэл потрепал ее по щеке.

– Что ж, ладно. Готова ехать прямо сейчас? – И он кивком указал на свою машину, припаркованную у обочины.

– Готова, – сказала Кристэл.

– Тогда пойду предупредить Селесту.

Кэл вошел в дом и нашел сестру наверху, – она сидела в спальне в полном одиночестве.

– Мы тут отъедем ненадолго, – сообщил он.

– Спасибо тебе, – прошептала Селеста.

– Ну сколько можно благодарить? Совсем необязательно.

– Просто слов не хватает, чтоб выразить тебе благодарность. Ты вытащил Дуэйна из такого дерьма.

Кэл кивнул.

– Но больше спасать его не собираюсь.

– А этого больше и не случится, – заметила Селеста. – Ведь человек он неплохой.

Кэл пристально взглянул на нее.

– Может, и неплохой. Но глупый. А глупость, она, знаешь ли, бывает опасна.

– Думаешь, я должна расстаться с ним?

– Риск, который он берет на себя, неизбежно становится и твоим риском. Затевая дело с плохими парнями, он тем самым втягивает и тебя. Если попробует совершить нечто подобное хотя бы еще раз, я за него вписываться не буду.

По дороге, уже в машине, Кристэл вдруг спросила:

– А ты веришь в привидения? – Она смотрела на свою дощечку для рисования и выводила на бумаге какие-то линии, ничуть не интересуясь пейзажем, проплывающим за окнами.

Кэл покосился на нее.

– Нет, – ответил он. – А почему спрашиваешь?

– Может, привидение мамы поселилось у нас в доме?

Кэл покачал головой:

– Нет. Но там живет твоя память о ней. И это нормально.

– Мне бы не хотелось жить там одной.

Кэл еще крепче вцепился в рулевое колесо.

– А тебе и не придется. Есть закон, по которому человек твоего возраста не должен жить один. Вплоть до восемнадцати лет.

– До восемнадцати?

– Тогда по закону ты будешь считаться взрослой, – пояснил Кэл.

– О… – Кристэл провела еще несколько линий на бумаге, затем поставила карандаш под углом и принялась быстро и яростно заштриховывать рисунок.

– Дом принадлежал моей маме, правильно?

– Наверное. Если она только не арендовала его.

– Она все время говорила о какой-то ипотеке.

– Ясно, – кивнул Кэл. – Стало быть, дом принадлежал ей. И каждый месяц она вносила плату, чтобы вы могли в нем жить. Это и есть ипотека.

– А сколько она платила?

– Понятия не имею.

– Наверное, целый миллион долларов, да?

– Нет, думаю, не так много. Вносила более или менее приемлемую сумму из расчета того, что зарабатывала в школе.

Они подъехали к дому. Кристэл быстро выскочила из машины, оставив на полу возле переднего сиденья свой рисунок. Подбежала к двери первой и ждала, когда подойдет Кэл и достанет ключи.

– Ты уверен, что нам туда можно? – уточнила она.

– Думаю, да, – отозвался Кэл.

Он вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь. Кристэл осторожно переступила порог. Потом остановилась и подняла голову. В этот момент она напоминала зверька, который принюхивается, нет ли опасности.

И вот наконец она медленно двинулась в глубину дома, потом снова остановилась у подножия лестницы. Смотрела на второй этаж, но не двигалась с места. Кэл терпеливо ждал, стоя позади нее, и через несколько секунд опустил руки ей на плечи.

Он чувствовал, как на какую-то долю секунды у девочки затвердели мышцы от напряжения, затем она все же набралась решимости и стала подниматься наверх. Подошла к двери в ванную, которую Кэл специально оставил распахнутой настежь, когда они с Дуэйном закончили уборку. Она постояла, разглядывая ванную секунд десять, затем пошла проверять все остальные комнаты на втором этаже. Сперва заглянула в свою, потом – в мамину спальню.

– Ты как, нормально? – спросил Кэл.

– А ведь это могла быть твоя комната, – сказала она.

– Кристэл!

– И все, что было у моей мамы, принадлежит теперь мне?

Кэл понятия не имел о том, какие договоренности существовали у Люси с ее бывшим мужем, но ответил:

– Более или менее.

– Значит, раз это мой дом, то я могу подарить его тебе, правильно? Ведь сейчас у тебя нет своего дома. Так что ты можешь занять эту комнату, а я буду спать в своей, прежней. Потому что я не хочу жить с твоей сестрой и Дуэйном.

– Почему бы тебе не начать собирать свои вещи? – предложил Кэл.

– Но почему я не могу остаться здесь прямо сейчас? Почему я должна возвращаться? Я не люблю Дуэйна! Он так ужасно поступил с тобой!

Кэл пытался оценить ситуацию. Он не считал возможным остаться в этом доме с девочкой вдвоем. Нет, даже ни на одну ночь!

И тем не менее ему тоже не очень хотелось возвращаться в дом сестры.

– Ну, не знаю, что тебе и сказать, Кристэл. Видишь ли…

– Эй? – донесся откуда-то снизу голос. Мужской голос.

– Есть кто дома?

Кристэл взглянула на Кэла, затем, не говоря ни слова, сбежала вниз по лестнице ко входной двери.

И тут же Кэл услышал мужской голос:

– Кристэл!

И услышал, как в ответ Кристэл взвизгнула:

– Папочка!

– О, милая моя, вот я и приехал к тебе! Так торопился.

Кэл спустился вниз и увидел мужчину. Он стоял на коленях и обнимал дочурку. Увидев Кэла, встал.

– Джеральд Брайтон? – спросил его Кэл.

– Да, это я.

Кэл протянул ему руку.

– Кэл Уивер. Мы говорили по телефону.

Джеральд Брайтон кивнул:

– Да, точно.

– Хорошо, что вы приехали.

– Кому только не задолжал, чтобы наскрести денег на билеты. Вот уж не думал, что у меня так много друзей. – Он посмотрел на дочь и улыбнулся. – И тебе тоже купил билет, чтобы мы могли вернуться обратно вместе.

– Мистер Брайтон, – начал Кэл, – позвольте мне выразить свои соболезнования в связи с утратой.

Мужчина снова притянул к себе Кристэл, поцеловал ее в макушку.

– Все наладится, все будет хорошо. Папочка здесь, с тобой. Надо только уладить кое-какие проблемы. Теперь ты будешь жить со мной. Тебе очень понравится в Сан-Франциско.

– Ладно, – уткнувшись лицом в его грудь, пробормотала она.

– В доме моей сестры остались кое-какие ее вещи, – заметил Кэл.

– Заедем за ними позже и заберем, – сказал Джеральд Брайтон. – Я предварительно позвоню, дам вам знать.

– Конечно.

– Спасибо вам за помощь.

– Не за что. – Кэл улыбнулся. – Она замечательный ребенок. Храбрая девочка, можно сказать, спасла мне жизнь. До свидания, Кристэл.

– До свидания, – отозвалась она, не отрываясь от отца.

Кэл вышел, сел в машину и только тут заметил, что Кристэл забыла свои принадлежности для рисования. Наклонился и поднял с пола под передним сиденьем листок бумаги.

На рисунке Кристэл изобразила дом и дорожку к нему. В доме были окна, из трубы вился дымок.

И еще она нарисовала в этих окнах лица, а под ними – таблички с надписями. На одной было написано «Кристэл», на другой – «Кэл».

Он не стал задерживаться здесь, поехал к дому сестры, Джеральд и Кристэл заберут принадлежности для рисования позже, когда приедут за вещами девочки.

Я не дал Ронде Финдерман возможности выразить свое возмущение по поводу моего отказа присутствовать на пресс-конференции. Опустил трубку на рычаг и двинулся к двери. Сел в машину, достал телефон и позвонил на мобильный Ангуса Карлсона.

Несколько гудков, затем включилась голосовая почта.

«Вы позвонили Ангусу Карлсону. В настоящее время я не могу вам ответить, можете передать сообщение после звукового сигнала».

И вот прозвучал сигнал, и я сказал:

– Привет Ангус, это опять Барри. Понимаю, что не должен был бы беспокоить тебя сейчас по всяким пустякам, но хотелось бы обсудить одну новую идею. Это срочно.

Я отключился и сидел несколько секунд, не выпуская телефона из рук и размышляя над следующим своим ходом. Затем набрал номер в здании, позади которого припарковался.

– Диспетчерская.

– Говорит детектив Дакворт. Мне нужен адрес и номер домашнего телефона Ангуса Карлсона.

Где-то в отдалении защелкали по клавиатуре, и через несколько секунд я получил желаемое. Записал все данные в блокнот и набрал номер домашнего телефона Карлсонов. После третьего гудка ответил женский голос:

– Алло?

– Добрый день. Это детектив Дакворт. С кем говорю?

– Привет, детектив. Это Гейл, жена Ангуса. Как поживаете?

– Спасибо, Гейл, хорошо.

– Ангус рассказывал о вас много хорошего.

– А он сейчас дома, Гейл?

– Нет, его нет. Ушел. Вы пробовали позвонить ему на мобильный?

– Да, пробовал. Он не отвечает.

– О, – произнесла Гейл. – Ну тогда, как только объявится, передам, что вы ему звонили.

– Мне крайне необходимо поговорить с ним. Вы хоть примерно представляете, где его можно найти?

Гейл ответила не сразу.

– Не знаю. Вышел из дома не так давно.

– А куда пошел?

– Но я не… Просто не хочу, чтобы у него были неприятности.

Мелкие волоски у меня на шее встали дыбом.

– Какого рода неприятности?

– Ну, просто… Вы же знаете, что случилось вчера?

– В больнице? – сказал я. – Да, знаю.

– И что его отстранили от дел и отправили в отпуск до выяснения всех обстоятельств этой стрельбы?

– Так уж положено, – заметил я. – Уверен, что разбирательство закончится в его пользу.

– Да, мы тоже очень на это надеемся. Но дело в том, что он сегодня вроде как работает.

– Как это понимать «работает»?

– Ну, у него тут появилась одна идея… вернее, это была моя идея, и я даже до конца не уверена, стоящая ли она – но он решил кое-что проверить.

– Что именно?

– Ну это связано с отравлением воды.

– И что же он проверяет?

– Знаете, он страшно разозлится, если я вам скажу, но, думаю, все равно придется.

– Гейл, пожалуйста!

– Вы знаете магазин, где продаются подержанные книги? Ну, лавку Намана?

– Да. Кто-то поджег ее прошлой ночью. Вернее, позавчера.

– Вот именно, – подхватила Гейл. – А я сама заходила туда вчера, но тогда еще не знала, что случилось, и владелец, Наман – он вроде бы мусульманин, что-то в этом роде, – наводил там порядок, и я увидела у него книгу, которая наводила на размышления…

– Книгу…

– Да, книгу о ядах. И о том, как их изготовить.

– Правда?

– Ну и тогда я подумала, что это, может, ничего и не значит. Но рассказала обо всем Ангусу, и тот решил, что все-таки может что-то значить. Вот и решил заглянуть в лавку и проверить.

– И он туда поехал?

– Ну, во всяком случае, так он сказал. Наверное, решил, что если найдет преступника, отравившего воду в городе, то это сильно повысит его шансы на благоприятный исход во время разбирательства.

– Спасибо, Гейл, – сказал я. – Огромное тебе спасибо.

Перед книжным магазином Намана было полно свободных мест для парковки. Я искал глазами машину Ангуса, но затем сообразил, что не знаю, на какой он ездит. Стены магазина были обиты листами клееного картона, однако изнутри доносились голоса. Я дернул ручку двери – она оказалась не заперта.

– Эй! – окликнул я и заглянул в лавку.

– Кто там? – донесся голос из глубины помещения.

– Полиция.

Послышался звук шагов. Мужчина с кожей светло-кофейного оттенка распахнул дверь пошире.

– Наман? – уточнил я.

Он кивнул:

– Да, мистер Сафар. Сафар Наман.

Я показал ему свой жетон.

– Можно войти?

– А в чем, собственно, дело? Я очень занят. Пытаюсь навести порядок в своем магазине.

– Извините за беспокойство. Так я могу войти? – снова спросил я.

Наман пожал плечами. Я принял этот жест за приглашение и переступил порог. Уж не знаю, насколько скверно выглядел этот магазин сразу после пожара, но работы тут предстояло еще очень много. Разбухшие от воды книги разбросаны по полу, в воздухе стоял горьковатый запах дыма. Дверь в задней части магазина была открыта, оттуда лился дневной свет. И еще я разглядел там угол контейнера для мусора.

Внутри магазина были установлены два торшера. Провода от них с удлинителем тянулись к задней двери.

– Вы еще не нашли людей, которые это сделали? – поинтересовался он, собирая испорченные книги в синий пластиковый контейнер.

– Особого прогресса в поисках, похоже, не наблюдается, – ответил я. – Сам я не занимаюсь расследованием этого дела. Но могу специально поинтересоваться ради вас.

– Ладно, не важно, – отмахнулся Наман.

Примерно посреди торгового помещения имелась еще одна отрытая дверь. Проходя мимо, я заглянул. Лестница вела в подвал.

– И там внизу тоже повреждения? – спросил я.

– Все было залитой водой, – сообщил он. – Ну и она туда тоже затекла. Нужно несколько недель, чтоб все там просохло.

Несколько часов тому назад я был практически уверен, что мы нашли отравителя. Работы еще предстояло немало, но Виктор Руни как нельзя более подходил на эту роль. И ничто не указывало на то, что воду в городе мог отравить Наман Сафар. Обнаружение книги о ядах еще вовсе не означало, что он террорист. А во время разговора с Ангусом я расспрашивал его о скверной привычке Джорджа Лайдекера забираться в чужие гаражи. И намекнул, что он может быть «нашим парнем».

Так что никаких твердых убеждений на эту тему у Ангуса не существовало. Если он счел, что книга, увиденная женой, является уликой, то успел ли уже побывать здесь? И поговорить с Наманом?

– А к вам сегодня не заходил еще один детектив из Промис-Фоллз? – спросил я его.

– Что? Нет. Никто не заходил. Я все ждал, что кто-то придет и расскажет мне, что происходит, но вы сегодня первый.

– Уверены? – уточнил я.

Наман посмотрел на меня с таким видом, точно я был самым тупым полицейским из Промис-Фоллз, с которым ему только доводилось сталкиваться, и, возможно, был прав.

– Думаю, что могу отличить офицера полиции от любого другого человека.

– Ну, конечно, можете, – кивнул я. – Вы уж извините. – Я еще раз заглянул в подвальное помещение. – Не возражаете, если я спущусь и посмотрю, что там?

– Это еще зачем?

– Просто хотелось бы оценить размеры ущерба.

– Я же говорил вам. Все было залито водой. Еще не просохло.

– И все-таки хотелось бы посмотреть. Свет там есть?

– Нет, электричество еще не включили.

– Ничего страшного, – сказал я. Достал смартфон и включил фонарик. – Не бог весть как ярко светит, но сойдет.

Наман смотрел на меня во все глаза.

Я спустился по деревянным ступенькам. Подвал оказался неглубоким. Ступив на пол, я почти упирался головой в потолок. Держа телефон в руке, подсвечивал фонариком во все стороны.

Обернулся, посмотрел на лестницу. Наверху, в проеме, вырисовывался силуэт Намана, он наблюдал за каждым моим движением.

– После пожара воды тут было на целый дюйм, – заметил он.

Вода ушла, но бетонный пол выглядел сырым, в воздухе пахло плесенью и влагой. В помещении было пусто, если не считать нескольких деревянных досок на полу да печки в дальнем углу. Если я чуть раньше не мог удержаться от мысли о том, что Ангус уже побывал здесь и что Наман сбросил его вниз, то теперь стало ясно, что опасения мои не оправдались.

Правда, я еще не успел заглянуть за печь.

– Что вы там делаете? – спросил Наман. – Мне пришлось поднять из подвала множество коробок с книгами и выбросить их. Там ничего интересного нет.

– Секундочку, – пробормотал я.

Я вытянул руку с телефоном и направился к печи. И тут послышались шаги. Я обернулся и увидел, что ко мне спускается Наман.

– Стойте где стояли, сэр, – сказал я.

– Но что вы ищете? – поинтересовался он и шагнул вниз еще на одну ступеньку.

– Я не собираюсь повторять. Прошу, оставайтесь наверху.

Он повиновался.

Я добрался до печи, пригнувшись, заглянул за нее, увидел переплетение труб – систему воздуховодов.

Больше ничего – и никого – интересного там не было.

Я пересек помещение, поднял голову и сказал:

– Вернемся наверх, мистер Сафар.

– Прекрасно, – отозвался он и стал подниматься по лестнице. Оказавшись в торговом помещении лавки, я спросил: – А что там у вас наверху?

– Квартира, – ответил Наман.

Тут я сразу сообразил, что к чему.

– Мистера Уивера, да?

– Все верно. Ему пришлось съехать, ну из-за дыма и всего прочего. Так что, помимо всех остальных несчастий, я еще и жильца потерял.

Я прошел через магазин и вышел через заднюю дверь на улицу. Заглянул в мусорный бак, но тоже ничего интересного не увидел – он был почти до самого верха заполнен пришедшими в негодность книгами, какими-то картонками и прочим мусором.

Я протянул Наману свою визитку.

– Извините за беспокойство. Если детектив Карлсон вдруг появится, пожалуйста, позвоните мне.

Он мрачно взглянул на визитку и пробормотал:

– К вашим услугам.

Я поехал к дому Карлсона. По дороге еще раз попробовал дозвониться на мобильник Ангусу, но он не отвечал. Одна надежда, что за то время, что я был в книжной лавке, он успел вернуться домой.

Мне открыла Гейл и спросила:

– Детектив Дакворт?

Я кивнул, протянул руку.

– Привет, Гейл.

– Ну, что, нашли его?

– Нет, – ответил я. – Можно войти?

– Да, конечно. Чем вас угостить? Может, кофе?

– Кофе будет в самый раз.

– Так его в книжном не было?

– Нет. И вряд ли он туда вообще заходил.

– Странно все это, – протянула Гейл. – Ведь он сам говорил, что собирается туда зайти. А после того как вы ушли, я пыталась дозвониться ему, но он не отвечает. – Гейл вдруг заволновалась: – Послушайте, как думаете, может, с ним что случилось?

– Ну мне, по крайней мере, это неизвестно, – ответил я. – Подумайте хорошенько. Куда еще он мог поехать?

Она покачала головой:

– Понятия не имею.

– Ну а если к матери? – осведомился я. – Она живет где-то поблизости? Как думаешь, может, он решил поговорить с ней о том, что произошло с ним вчера?

Лицо у Гейл скривилось. Губы задрожали.

– О господи, – пролепетала она.

– Что такое? – спросил я. – Что он сказал?

– Ангус никак не мог поехать к матери.

– Почему?

– Да потому что она умерла. Умерла уже давным-давно.

– Его мать умерла? – изумился я. – Но как же так? Буквально сегодня я спрашивал его, что он собирается делать, и он сказал, что собирается навестить ее.

– Нет, – ответила она, качая головой.

– Но почему он сказал, что собирается повидать ее, и почему он делал вид, что говорит с матерью по телефону, раз она умерла?

– Иногда он так делает. Говорит, это ему помогает. Когда он был в терапии, они предложили ему такой способ лечения. Когда он под стрессом, когда сердится, надо вслух проговаривать все свои чувства и ощущения. И это ему поможет, поможет снять напряжение.

– Так, давайте-ка присядем, – предложил я и увлек ее за собой в гостиную. Мы уселись друг против друга, нас разделял журнальный столик. – Когда умерла его мать?

– Когда ему было семнадцать, – ответила Гейл. – Почти двадцать лет тому назад.

– От чего умерла?

– Она покончила с собой. Прыгнула с моста на автомобильную трассу. С головой у нее было не все в порядке, ну, вы понимаете, о чем я.

– Депрессия?

– Да, это, и кое-что еще. Отец бросил семью, когда Ангусу было восемь, и мать воспитывала его в одиночку. Ну а потом умерла.

– Похоже, детство у него было не слишком счастливое, – заметил я.

– Она… она была не очень хорошей матерью, – сказала Гейл.

– Жестокое обращение?

Гейл кивнула:

– Причем не только в физическом, но и в психологическом смысле. Она не всегда была такой. Когда Ангус был совсем маленьким, она вела себя нормально, вроде бы была счастлива. Но затем, после того как отец бросил их, с ней что-то произошло. Она изменилась. И мышление, и поведение изменились полностью. Просто удивительно, что сам Ангус ведет себя так сдержанно и нормально, по большей части.

– Что это значит, по большей части?

– Ну, у него есть один пунктик… считает, что мы не должны заводить детей. Он просто их не хочет. Словно боится, что, родив их, я превращусь в такого же монстра, каким была его мать. – Глаза ее наполнились слезами, Гейл всем телом подалась вперед. – Но я никогда и ни за что такой не стану!

– Конечно же, нет, – поспешил успокоить я ее. – Ладно. Поскольку он никак не мог поехать повидаться с матерью, где, по-вашему, он может находиться? Есть идеи?

Она покачала головой:

– Никаких.

– Так, значит, вы пытались дозвониться ему, но он не отвечал?

– Да.

– Ну а эсэмэсок не отправляла?

– Нет, не отправляла.

– Знаешь, человек может запросто не отвечать на звонки, но при этом почти всегда просматривает сообщения. Хочу, чтобы ты отправила ему письмо.

Гейл поднялась, пошла на кухню и вернулась с мобильником.

– И что, по-вашему, я должна ему написать?

– Ну, нечто такое, что могло бы заставить его позвонить домой. Нечто, что он никак не может проигнорировать.

У нее задрожала нижняя губа.

– Что происходит? Почему вы так хотите переговорить с ним?

– Напиши ему следующее. Всего одно слово. «Позвони». И не забудь поставить восклицательный знак.

– Да что происходит? – снова воскликнула она.

– Просто сделай это. Но пока не отправляй.

Она указательным пальцем набрала сказанное мной слово.

– Ладно, что дальше?

Я пытался сообразить, что может заставить любого мужчину немедленно позвонить домой. Ну, помимо приглашения к сексу. Или, как в моем случае, что дома испекли торт.

– Напиши, что под раковиной протечка. И вода заливает все кругом.

– Но у нас нет никакой…

– Напиши, пожалуйста.

– Мне никогда не нравилось ему лгать, – возразила Гейл. – Это нехорошо, неправильно.

– Я скажу ему, что заставил тебя это сделать. Самое главное сейчас – это заставить его позвонить тебе. И как только позвонит, тут же передай телефон мне.

Гейл глубоко вздохнула два раза, затем напечатала то, что я просил.

– Теперь отправляй, – произнес я.

Она нажала на клавишу.

– А теперь будем ждать, – сказал я.

Мы сидели друг против друга, не произносили ни слова, считали секунды. Десять, пятнадцать, тридцать.

Вот уже целая минута прошла.

Когда телефон в руке Гейл вдруг зазвонил, она подпрыгнула, словно ее ударило электрическим током. Я протянул руку, она передала мне телефон. Я нажал на клавишу приема звонка.

– Ангус, – заговорил я.

Пауза, затем он удивленно спросил:

– Ты, что ли, Барри?

– Да, я.

– Но что… происходит? Я получил от Гейл сообщение о том, что в доме прорвало трубу и все заливает. Ты что, у нас, что ли?

– Да, я здесь, с Гейл.

– Ну и что там? Какая раковина?

– Нет никакой протечки, Ангус. Извини. Это была приманка. Это я заставил Гейл оставить тебе сообщение, чтобы ты перезвонил. Все это время пытался связаться с тобой.

– Да какого черта?

– Да, я тебя понимаю. Я не хотел так поступать. Я искал тебя в магазине подержанных книг.

– Чего?

– У Намана. Гейл сказала, что ты поехал туда.

– Ей не следовало ничего говорить. Просто проверял одну ниточку. Возможно, она никуда не приведет.

– Но ведь ты до магазина так и не доехал.

Пауза. Потом Ангус заметил:

– Как раз собираюсь.

– Ты сейчас где?

– Да разъезжаю тут по округе. Чего ты хотел от меня, Барри? Что такого важного и интересного вдруг возникло?

– Мне нужна твоя помощь. Я бы не стал пускаться на такие уловки из-за пустяков. Это действительно важно.

– Валяй. Выкладывай.

– Нет, только не по телефону, Ангус. Надо поговорить с глазу на глаз.

– Да в чем дело? Просто скажи мне, и все.

– Я серьезно, Ангус. Я предпочел бы переговорить с тобой лично.

Снова долгая пауза. Затем Ангус сказал:

– А я так не думаю. Если ты отказываешься хотя бы намекнуть, в чем дело, придется подождать, пока мы не встретимся снова, чисто случайно, конечно.

Я нервно облизал пересохшие губы.

– Ладно, так и быть, – медленно произнес я. – Тебе известно, что примерно за неделю до смерти Оливии Фишер и примерно за несколько дней до гибели Розмари Гейнор обеим этим девушкам были выписаны штрафы за превышение скорости?

Долгая пауза. Затем Ангус ответил:

– Нет. А почему, собственно, я должен это знать?

– Да потому, что оба эти штрафа выписал ты, – пояснил я. – И там стоит твоя подпись.

– Ну, в принципе, это возможно, – заметил он. – Я был в униформе, я патрулировал улицы. И выписывал штрафы.

– И еще ты допрашивал Лорейн Пламмер за несколько дней до ее убийства.

Последовала еще более долгая пауза.

– Да, конечно, было дело. Я ведь сам рассказывал тебе об этом, Барри. Хоть убей, не понимаю, на что ты намекаешь.

– Однако странно, что при всем этом ты и словом не упомянул о том, что общался с Фишер и Гейнор.

– Я выписываю целую кучу штрафов, Барри. Ты помнишь каждого, кому выдавал такую квитанцию во время службы патрульным полицейским?

Гейл молча взирала на меня широко распахнутыми глазами.

– Меня насторожил тот факт, что ты тем или иным образом вступал в контакт с каждой из этих трех женщин незадолго до того, как все они были убиты. И одно обстоятельство никак не укладывалось у меня в голове. Тот факт, что ты ни разу не упомянул об этом в связи с убийствами Фишер и Гейнор.

– Что я говорил тебе всего пять секунд назад? Я не помнил. Просто забыл, и все тут.

– Нам надо поговорить. С глазу на глаз. Давай проясним все обстоятельства. Уверен, всему можно найти объяснение. Ну, что скажешь?

Я ждал ответа.

– Ангус?

Тут он отключился.

Я посмотрел на Гейл, слеза медленно сползала по ее щеке.

– Я не понимаю, – пролепетала она. – Не понимаю, что происходит.

Тут взгляд мой сфокусировался на фотографии в рамочке, которая стояла на каминной доске. Типично портретный снимок, выцветший от времени. На нем женщина лет тридцати или около того. Миловидная, с темными глазами и темными волосами, волнами спадающими на ее плечи. И в ней определенно угадывалось внешнее сходство с Оливией Фишер, Розмари Гейнор и Лорейн Пламмер.

– Кто это? – спросил я Гейл.

Гейл проследила за направлением моего взгляда, всхлипнула и ответила:

– Это мама Ангуса.

У Ангуса и в мыслях не было навещать Намана.

Он крайне скептически отнесся к подозрениям Гейл о том, что торговец подержанными книгами может иметь отношение к отравлению городского водопровода. Катастрофа, имевшая место в Промис-Фоллз, никак не могла быть делом рук одного человека, почерпнувшего кое-какие идеи из справочника по ядам. Такое мог устроить лишь тот, кто имел самое непосредственное отношение к инфраструктуре города и хорошо ее знал. И Наман никак не подходил под это определение. Из того немногого, что успел рассказать ему Дакворт во время первой встречи в тот день, Ангус сделал вывод: Виктор Руни – вот кто подходит под это определение по всем статьям.

Но посещение книжной лавки было отличным предлогом, чтобы выйти из дома и избавиться от назойливо заботливой Гейл.

Он видел еще одну.

Еще одну женщину, удивительно похожую на мать.

Последнее время это случалось с ним все чаще. Потому ли, что этот тип действительно стал попадаться на глаза чаще? Или жажда его обострилась?

Да какая разница!

Со времени смерти Оливии Фишер прошло уже целых три года. И его так и подмывало испытать это снова. Но затем он остановил Розмари Гейнор за превышение скорости – выдавала шестьдесят миль в час вместо положенных здесь сорока. И было в ней нечто такое, нечто в глазах, в том, как темные волосы падали на плечи, что его, как говорится, зацепило.

Знай он, что у нее уже есть ребенок, он бы отпустил ее с миром. Но на заднем сиденье не было детского креслица, вообще ничего, указывающего на то, что она мать. Лишь убив ее, Ангус узнал, что на втором этаже дома спал маленький ребенок.

Не было никакого смысла убивать женщину, которая уже родила. Слишком поздно. Надо убивать до того.

С Лорейн Пламмер все обстояло яснее и проще. Она была студенткой. Никакого постоянного парня, да и замуж она вроде бы не торопилась. Так что материнство ей грозило разве что в относительно отдаленном будущем.

Возможно, именно поэтому желание расправиться с ней наступило вскоре после случая с Розмари Гейнор. Он стремился поскорее исправить свою ошибку.

Но эта определенно подходила по всем статьям. И была так похожа на Лиану.

Последнее время они регулярно общались. Просто болтали обо всяких пустяках в одностороннем порядке. Это посоветовал психотерапевт, которого он посещал задолго до того, как они с Гейл переехали в Промис-Фоллз. Надо дать голос своим чувствам, говорил он. Даже если она тебя не слышит, ты услышишь самого себя. Высвободишь свои чувства, выпустишь их наружу.

Иногда он говорил с ней, держа телефон в руке, но не набирая никакого номера. Или же разговаривал с ней, когда вел машину – так, будто она сидела рядом. Порой он всматривался в фотографию, что стояла на каминной доске. Говорил ей, что у него на уме. Говорил честно и прямо.

Гейл этого не понимала. Считала, что это полное безумие. Просила больше не делать этого.

Не зацикливайся на этом, говорила она. Все позади. Она больше не причинит тебе боли.

Конечно! Ей легко говорить!

Надо завести свою настоящую семью, твердила Гейл.

Ну ничего не понимала!

Ангус всегда крайне внимательно следил за соблюдением мер предосторожности, причем касалось это не только секса. Выбрал в жены девушку, нисколько не похожую на мать. Другая прическа, синые черты лица, да и фигура ничем ее не напоминает. Хотел, чтобы она как можно меньше походила на мать.

Ведь сама мысль о том, что когда-нибудь придется убить Гейл, была ему невыносима.

Ангус любил Гейл.

Он считал, что они просто идеальная пара. Он всегда мог поговорить с ней. Он все рассказал ей о своем детстве. О том, как в доме стало просто невыносимо после ухода отца. О том, как мать постепенно впадала в безумие.

Однако Ангус не рассказывал Гейл всего, что вытворяла мать. Некоторые вещи он был просто не в силах заставить себя произнести вслух. Лишь его психотерапевт знал эти омерзительные подробности, но даже при условии сохранения врачебной тайны одну историю Ангус все же от него утаил.

Гейл он рассказывал о менее значительных проступках. О постоянной критике со стороны матери. О том, что был нежеланным ребенком в семье. Мать никогда не хотела детей. И уже тем более не желала, чтобы он пошел в отца – такого же тупого и безмозглого.

Сначала мать его оскорбила. А когда губы у мальчика задрожали, она нахмурилась и заметила:

– Ой, прекрати сейчас же! Надо учиться воспринимать критику. Не собираюсь делать тебе поблажки. Всегда буду указывать на твои недостатки.

А затем она нагибалась, близко-близко, прямо к его лицу, и говорила:

– А ну-ка, улыбнись мамочке. Хороший мальчик всегда улыбается мамочке.

Легко сказать, улыбнись.

Стать хорошим мальчиком – то была недостижимая для него цель, и мама постоянно напоминала ему об этом.

Хорошие мальчики не шумят и не скандалят, не носятся по гостиной как угорелые. Хорошие мальчики спокойно поднимаются по лестнице, не прыгают сразу через две ступеньки. Хорошие мальчики не пачкают и не рвут одежду. Хорошие мальчики не пукают. Хорошие мальчики получают в школе только хорошие оценки.

Хорошие мальчики не разглядывают «грязные» журналы и не занимаются неприличными делами под одеялом.

Была одна история, которую ангус просто не мог поведать Гейл. Ночью, когда ему было тринадцать, его мама ворвалась в комнату и застигла его за неприличным занятием.

Она тихо подкралась и сорвала с него одеяло, и он остался лежать нагой и в возбужденном состоянии. Пытался натянуть одеяло. Но мать держала крепко.

– А я думала, ты хороший мальчик, – сказала она.

– Пожалуйста! – взмолился Ангус, продолжая бороться за одеяло. – Оставь меня в покое!

– Если считаешь, что это приличное занятие, если так гордишься им, продолжай и закончи, – прошипела мать. – А я подожду.

Он перекатился на бок, свернулся в комочек, точно стремился защититься от ударов ремнем. Но слова ее жгли куда больнее.

– Я жду, – повторила Лиана.

Ангус обхватил руками колени, крепко прижал их к груди, почувствовал, как по щеке сбегает на подушку слеза.

– Я так и думала, – сказала мать. – Даже самое простое дело не можешь довести до конца.

А потом она наклонилась, поцеловала его в лоб и сказала:

– Ну, ладно, будет тебе. Давай, улыбнись мамочке.

И он улыбнулся, с таким трудом растянул уголки рта, словно каждый из них был весом с гантель в пятьсот фунтов.

После смерти матери он переехал к тете Белинде и жил у нее два года. И один раз она едва не убила его, произнеся следующую фразу:

– Знаю, моя сестра была не лучшей на свете матерью, и у меня прямо сердце разрывалось при виде того, что она с тобой вытворяет. Но что я могла поделать?

«Могла бы спасти меня, – подумал тогда Ангус. – Вот что ты могла бы сделать».

Он часто думал о том, что было бы гораздо лучше, если б мать вообще не родила его. Да ни один на свете человек не захотел бы жить и терпеть такие мучения. Жизнь того просто не стоила.

Но жизнь, похоже, изменилась, когда он встретил Гейл. Добрая, любящая, она повышала его самооценку. Он отучился в колледже для полицейских и получил работу в полиции Кливленда. А Гейл устроилась в детском саду воспитательницей.

Однако, видимо, тихой и спокойной жизни с этой женщиной, самим совершенством, оказалось недостаточно, чтобы избавить его от глубоко укоренившихся с детства инстинктов.

Шарлин Квинт оказалась первой. (Ну, не в самом прямом смысле этого слова.) Официантка из Кливленда. Двадцать семь лет. Помолвлена. Он остановил ее на дороге за то, что не включила поворотник. И когда она вдруг повернулась в полупрофиль, он увидел в ней Лиану. У Ангуса был ее адрес, и вот примерно через неделю он решил навестить эту девушку.

И это одновременно казалось ему, правильным, и неверным поступком. Но чувствовал он себя после этого просто прекрасно.

Когда он получил работу в полиции Промис-Фоллз, им с Гейл пришлось переехать из Кливленда. Теперь уже Ангус не был привязан к географической точке, где провел детство, и надеялся, что это чувство испарится само собой.

Прошло несколько лет, и вдруг появилась Оливия Фишер. Он остановил ее недалеко от торгового центра Промис-Фоллз. Она ехала со скоростью около семидесяти миль в час вместо положенных сорока. Серьезное нарушение, но штраф он ей выписал щадящий – на пятьдесят долларов. Ну а затем вовлек ее в разговор и узнал, что она выпускница колледжа Теккерея, что помолвлена и детей у нее пока нет.

Через несколько дней он пробил ее домашний адрес. Она до сих пор жила с родителями, Элизабет и Уолденом. Ангус видел, как она отъезжает от дома в той же машине, за рулем которой была, когда он ее оштрафовал. И он двинулся следом, к центру города. Она припарковала машину и прошла в парк, неподалеку от водопадов.

Уже начало темнеть, и людей поблизости не было.

Он подошел прямо к ней. Улыбнулся и спросил:

– Мисс Фишер?

Она его не узнала. Ангус давно понял причину. Когда человек в униформе – одно дело, но когда ты встречаешь его в гражданской одежде, то обычно не узнаешь. Ты как бы выпадаешь из контекста.

Оливия спросила:

– Да, привет. А в чем дело?

– Извините, – заметил Ангус. – Это все время происходит. Просто я не в униформе. Я тот самый подлый старый полицейский, который тут на днях вас оштрафовал.

– Ах да, – улыбнулась она. – Вы правы. Лицо показалось знакомым, но никак не могла сообразить, где же вас видела.

Он понимающе закивал:

– Надеюсь, вы простите меня за это.

– За что?

– Ну, за то, что оштрафовал. Просто это моя работа.

– О, я понимаю. Пусть это вас не беспокоит.

– А что вы здесь делаете? – спросил он.

Он уже держал нож в правой руке, опустив ее так, чтобы лезвие скрывала штанина.

– Просто дожидаюсь своего парня.

Ангус обернулся через плечо.

– Водопады сегодня выглядят просто потрясающе, посмотрите, как свет огней на мостике играет и отражается в воде.

Оливия Фишер обернулась.

Настал подходящий момент.

Левой рукой он обхватил ее за горло. Крепко притянул к себе. Правая рука потянулась к ее левому боку. Нож вошел как в масло. Затем он резко вывернул лезвие вправо. А в середине – еще немного вниз.

Чтоб получилось нечто похожее на улыбку.

И тут она страшно закричала. Ангус зажал ей ладонью рот – ишь, разоралась тут. Но теперь уже ничего не поделаешь.

Он выдернул нож, тело мягко осело на землю.

Медлить никак нельзя. Этот крик мог привлечь внимание. И он бросился бежать. Влетел по бетонным ступенькам, ведущим на мостик возле водопадов. Прыгал сразу через две, затем на бегу швырнул нож в водопад.

С Розмари Гейнор все прошло более гладко. Он подъехал к ее дому, не беспокоясь о том, что его кто-то увидит или услышит. Машину припарковал в двух кварталах. Подошел прямо ко входной двери, позвонил. Она открыла и сразу узнала его, хотя он был не в униформе.

– Офицер? – сказала она.

Ангус шутливо изобразил, что снимает воображаемую шляпу.

– Извините за беспокойство, – произнес он. – Речь идет о той квитанции, которую я выписал вам тут на днях. У меня была инструкция проконтролировать законность этого решения, а я в тот момент не смог, потому как находился на дежурстве. Вот и пришлось потревожить вас дома.

– Проконтролировать? Что это значит?

– Вообще-то это они прислали меня к вам, чтобы порвать эту квитанцию. Моя вина – я не понял, что в той зоне, где я вас оштрафовал, не действуют ограничения скорости.

– Шутите, что ли? – рассмеялась она. – И как часто такое случается? Да что же вы стоите? Входите, пожалуйста.

– Благодарю.

А все остальное было просто.

А потом настало воскресенье, День памяти павших, долгие выходные.

И возникла новая возможность.

Но на этот раз Ангус страшно нервничал. Видимо, из-за той стрельбы в больнице. Убивать людей в укромном уголке – это одно, но стрелять в них на глазах у всех, понимая, чем это может грозить его карьере, – это уже совсем другое дело.

Он пытался отринуть все эти опасения и сосредоточиться на предстоящем деле, но тут раздался этот звонок от детектива Дакворта.

Тот пытался связать все факты воедино.

И Ангус испугался, что очень скоро все эти его похождения закончатся. Но главное – это успеть провернуть хотя бы одно дельце.

Соня Рупер.

Медсестра из городской больницы Промис-Фоллз. Детей пока нет. Но у нее имелся возлюбленный летчик, который вернется домой только завтра, и они определенно намерены обзавестись детьми в ближайшем будущем.

Так что у него еще есть время спасти этих детей.

Избавить их жизни от неизбежных мучений и несчастий.

Ангусу не понадобилось много времени, чтобы узнать, где проживает Соня Рупер. Позвонив в больницу, он узнал, что сегодня у нее выходной. Выходя из своего дома, он предусмотрительно сменил номера своей машины на украденные зеленые вермонтские.

Она будет моей пятой, подумал он.

И тут же мысленно поправился. Не пятой, уже шестой.

Почему-то он часто забывал посчитать и свою мать.

Все считали, что Лиана пребывала в глубокой депрессии, когда однажды глубокой ночью прыгнула с пешеходного моста вниз на проезжую часть трассы 1—90 и попала под грузовик.

Есть такие истории, которыми не хочется делиться даже со своим психотерапевтом.

Соня Рупер заканчивала уже не вторую, а третью рабочую смену в больнице Промис-Фоллз. Ну, почти третью.

В шесть утра она прибыла на семичасовую смену, и уже где-то через полчаса начали поступать первые больные. К часу дня их поток не иссяк, даже напротив, так что пришлось ей остаться на вторую смену. К середине дня распространились новости, что водопроводная вода была отравлена, и новых пациентов стало меньше, а вот хлопот с ними не уменьшилось. В большинстве случаев те, кто мог заболеть, отравившись водой, уже заболели. Вторая ее смена заканчивалась в семь вечера, но рук все равно не хватало, врачи и медсестры просто сбивались с ног, стараясь помочь людям. Она проработала еще три часа, и только в десять вечера отправилась домой.

Никогда в жизни Соня не видела ничего подобного.

Нельзя сказать, что ей так уж много довелось повидать на своем веку. В этой больнице Соня проработала всего два года. Но этого дня ей не забыть никогда, хотя вспоминать о нем совсем не хотелось. Да, их обучали, готовили к подобным ситуациям, но она надеялась и молилась, чтоб такое больше никогда не повторилось.

И вот наконец, собравшись домой, она почувствовала, что глаза у нее просто слипаются от усталости, и поняла, что вести машину не сможет. Одновременно с ней закончил смену один из санитаров, он предложил ее подвезти. А свою машину она сможет забрать в воскресенье.

Соня и ее жених Стэн снимали маленький домик на Клондайк-стрит. Жаль, что его не будет дома, когда она вернется с работы. Эту ночь он проводил в Сиэтле. И если она помнила правильно, должен был вылететь в Чикаго в воскресенье вечером и уже оттуда вернуться домой в понедельник.

Соне так хотелось заползти в постель, улечься с ним рядом и крепко уснуть в его объятиях.

Около шести им удалось поговорить по телефону. Она рассказала Стэну, как плохи дела в Промис-Фоллз, а он в ответ сказал, что страшно гордится ею, что ей выпала большая честь помогать людям в столь трудный час.

– Люблю тебя, Стэн, – сказала она.

– Я тоже люблю тебя, – отозвался он.

Во всем этом был только один положительный момент – она заснула буквально через тридцать секунд после того, как голова ее коснулась подушки. Отрицательный состоял в том, что ее преследовали сны о том, что происходило сегодня в больнице. Людей рвало, они теряли сознание, умирали прямо у нее на глазах. И еще – эти душераздирающие крики родственников, которые ничем не могли помочь своим близким.

Раза два она просыпалась, но тут же снова проваливалась в сон. А когда окончательно проснулась утром и взглянула на часы, на них было пятнадцать минут двенадцатого.

– Вот это да! – воскликнула Соня.

Ей страшно хотелось принять душ. Было объявлено, что водопроводная вода в городе теперь безопасна. Но затем она подумала, что сперва не мешало бы сделать пробежку длиной в четыре мили – так она упражнялась три раза на неделе. А уж сегодня – самый подходящий день, чтобы проветриться и обрести ясность мысли. И вот она встала с постели, надела тренировочный костюм и кроссовки, прикрепила к воротничку плеер, вставила в уши наушники.

А потом распахнула дверь, и утреннее солнце ослепило ее. Сначала она несколько раз обежала лужайку перед домом, затем включила свою любимую песню Мадонны и выбежала на улицу.

Соне всегда так нравилось чувствовать теплые лучи солнца на лице, вдыхать свежий бодрящий воздух. Именно этого ей сейчас и не хватало.

Ко времени, когда она вернулась, вся одежда насквозь пропиталась потом, ноги были как ватные, легкие болели. Она с трудом преодолела последнюю четверть мили.

И все равно – чувствовала себя просто отлично.

Она отперла дверь, шагнула в дом, вынула наушники и бросила плеер в декоративную вазу, где также хранила ключи. Потом прошла в кухню и открыла кран холодной воды на полную мощность – чтоб стекла и хорошенько остыла.

А потом вдруг спохватилась.

– О чем я только думаю? – Выключила кран, достала из холодильника бутылку минеральной воды «Поланд», жадно отпила два больших глотка.

Тут в дверь постучали.

– Секундочку! – крикнула она.

Соня поставила бутылку на столик, быстро подошла к двери, распахнула ее.

– Мисс Рупер?

Мужчина приветливо улыбнулся и кивнул.

– А я вас знаю, – протянула она.

– Мы виделись вчера в больнице. Я спрашивал…

– Вы полицейский, – перебила его Соня. – И я вас помню. Вот только извините, забыла ваше имя.

– Карлсон, – сказал он. – Ангус Карлсон.

Она жестом указала на себя. Спортивная одежда потемнела от пота.

– Прошу извинить, но я была на пробежке. И пропотела насквозь. Просто до неприличия. Простите, а вы, случайно, не знаете, насколько безопасно теперь пользоваться душем?

– Насколько я слышал, теперь можно. Простите, что побеспокоил вас в такой момент. Может, мне зайти позже?

– Нет-нет, ничего страшного.

– Говорят, что через день или два мы сможем спокойно пользоваться водой из-под крана. Даже пить ее, уже не говоря о том, что мыться, принимать душ и все такое прочее. Кризис миновал.

– Правда? Что ж, это хорошие новости. Потому как если уж кому приспичило принять душ, так это мне. А что вы хотели узнать?

– Мы до сих пор, как понимаете, активно расследуем эту историю с отравлением водопроводной воды и повторно расспрашиваем людей, которые могли что-то заметить, увидеть… ну, словом, все, что вызвало какие-то подозрения.

– Но что такого я могла увидеть? – спросила Соня.

– Ну, мы считаем, что, возможно, человек, совершивший это – а он определенно заранее все спланировал, и это не было случайностью или воздействием неких факторов окружающей среды… так вот, этот человек вполне мог зайти в больницу – полюбоваться на дело рук своих, увидеть, как страдают люди.

– О господи, но это же просто ужасно! – воскликнула Соня.

– Согласен. И именно поэтому хотел спросить вас, не заметили ли вы вчера ничего необычного. Ну, хоть что-нибудь.

– Смеетесь, что ли? Все было необычно.

Карлсон понимающе кивнул:

– Да, конечно, это так. Но я о другом. Может, вы заметили там кого-то постороннего? Ну, допустим, человека, который болтался без дела, высматривал что-то в одиночестве? И старался при этом оставаться в тени?..

– Погодите, мне надо вспомнить, подумать. Боже, куда только делись мои хорошие манеры? Хотите войти?

– Да. Спасибо.

– Вы уж простите меня. За то, что так долго продержала вас на пороге.

– Ничего страшного, – сказал Ангус.

– А на какой машине ездит ваш муж? – спросил я Гейл Карлсон.

– На «Форде». «Форд Фьюжн».

– Цвет?

– Ну, такая… темно-синяя, – ответила она.

– Номер?

Она замялась.

– Ой, не помню.

– Год выпуска?

Гейл по-прежнему пребывала в некоторой прострации.

– Вроде бы две тысячи седьмой. Мы купили подержанную.

Я достал телефон, набрал номер.

– Привет, проверишь для меня кое-что? Мне нужен номер темно-синего «Форд Фьюжн», зарегистрирован на имя Ангуса Карлсона. Да, да, того самого Карлсона. Сообщи, как только узнаешь.

Затем я позвонил Ронде Финдерман.

Она ответила после первого же гудка:

– Барри? Какого черта ты подставил меня с этой пресс-конференцией?

– Послушайте, шеф, я хотел бы попросить…

– А я хотела, чтобы ты был рядом со мной на пресс-конференции. Явились все. Представители всех главных средств массовой информации. И люди из Си-эн-эн, и из главного телеканала Олбани. Они задавали кучу вопросов, я еле успевала отвечать. Было бы куда как лучше, если б ты…

– Да выслушай же ты меня! Позвони людям, к которым мы обращаемся, когда нужно отследить мобильник.

– Что?

– Просто сделай, очень тебя прошу! Вот, запиши. – И я продиктовал ей номер мобильного телефона Ангуса и сервисного провайдера. – Надо проверить, смогут ли они установить его местонахождение.

– Но зачем тебе это, Барри? И почему именно Ангус? Это как-то связано со стрельбой в больнице, да?

– Нет.

– Барри, ты можешь толком объяснить…

Я отошел подальше от Гейл, чтобы она не слышала, что я буду говорить.

– Ангус возглавляет список подозреваемых в убийствах Фишер, Гейнор и Пламмер.

Секунды три она молчала, затем снова прорезался ее голос:

– Это ты о чем, черт бы тебя побрал?

– Не могу сейчас вдаваться в подробности. Просто мне надо его найти.

– Боже мой, Барри…

– Понимаю. Так ты поможешь мне с телефоном?

– Положись на меня.

– Скажите мне, что происходит? – осведомилась Гейл, когда я закончил разговор. – Пожалуйста, скажите, что происходит!

– Мы должны найти Ангуса, – сообщил я.

– Почему вы расспрашивали его о тех убитых женщинах? И вели себя так, словно он имеет к этому какое-то отношение?

– Гейл, расскажите мне о нем. Все, что знаете.

Лицо ее скривилось в плаксивой гримаске.

– Не понимаю, почему вы просите меня об этом! Он мой муж. Я люблю его!

– Как он вел себя в последнее время? В каком пребывал настроении? Изменился ли он, не был таким, как всегда?

– Он почти всегда пребывал в неважном настроении, – ответила Гейл, качая головой так, словно пыталась отогнать от себя все вопросы. – Но это из-за работы. Из-за того, что он работает в полиции. Ему тяжело. Ну а вчера, когда это случилось, он был страшно расстроен, просто ужасно.

– Ну а позавчера? – спросил я. – В каком он пребывал настроении?

– В подавленном, – отозвалась Гейл она. – Он почти всегда пребывал в подавленном настроении. Наверное, этим и привлек меня к себе. Я его жалела. Он перенес столько страданий и боли. Вы даже представления не имеете. И я хотела помочь ему. Очень старалась и помогала, почти каждый день. Нет, иногда он смеялся, всегда любил пошутить, сарказма и иронии ему хватало. Однако все это было игрой. Так он пытался замаскировать свою боль. Но почему вы расспрашивали его об этих женщинах?

И тут я подумал, что в самой глубине души она все-таки что-то подозревала. Вполне возможно. А может, и нет. Часто бывает: самые близкие люди знают друг о друге меньше других.

У меня зазвонил мобильник.

– Я раздобыл для тебя номер, – сообщил мой информатор.

Я записал номер машины, отключился и тут же позвонил дежурному городской полиции Промис-Фоллз.

– Нам необходимо срочно найти эту машину. – Я продиктовал номер, дал полное описание. – «Форд» записан на имя Ангуса Карлсона. Нам необходимо срочно его найти. Немедленно!

– Ему грозит опасность? – спросил дежурный.

– Да, – ответил я. Но затем, подумав, что меня могли понять неправильно, добавил: – Приближаться к нему надо с осторожностью.

– Что?

– Думаю, теперь ты меня понял, – ответил я и убрал мобильник в карман.

– Он никому не мог причинить вреда, – пробормотала Гейл. – Он на это просто не способен. – И она отвернулась, ломая пальцы.

– Отправьте ему эсэмэску, – сказал я. – Напишите, чтобы быстрее возвращался домой.

Она схватила телефон.

– Напишу, что люблю его. Напишу, что он очень и очень мне нужен.

Мы ждали, что на экране появятся три точки, означающие, что он пишет ответ, но никаких точек так и не появилось.

– Это я во всем виновата, – пробормотала Гейл.

– О чем это вы?

– Недавно я еще раз его спросила – я часто спрашивала его об этом. Ну о том, чтобы завести ребенка. Старалась, чтоб он проникся этой идеей.

– Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к тому, что происходит, – заметил я.

– Имеет, вполне даже может иметь, – жалобно возразила она. Видно, очень старалась донести до меня эту мысль. Куда менее ужасную, нежели другие фантазии и умозаключения, приходившие ей в голову.

– Но почему? – спросил я.

– У него было очень тяжелое детство. Отец бросил их, и после этого его мать… я кажется, уже говорила, сильно изменилась. Ангус не хотел иметь детей, считал, что после этого у родителей ребенка есть огромный риск превратиться в монстров. А я в ответ говорила ему: «Неужели ты считаешь, что и я могу превратиться в монстра?» И он тогда говорил: никогда не угадаешь, на что способны люди. Мы вели с ним на эту тему долгие разговоры, я пыталась убедить его, что никогда не стану такой. Что со мной это не произойдет, что бы там ни случилось. Может, он больше беспокоился о себе, боялся превратиться из потенциально хорошего отца в плохого. Но я-то знала – это просто невозможно.

Гейл взяла салфетку, вытерла глаза.

– Иногда он говорил…

Я ждал. Но она все молчала, и тогда пришлось спросить:

– Иногда он говорил что?

– Иногда он говорил, что мир был бы значительно лучше, если б не рождались все новые и новые дети. Вообще ни у кого. Вот и все.

Она схватила телефон, с надеждой уставилась на экран.

– Я должна ему сказать, – прошептала она и провела пальцем по экрану.

– Сказать что? – спросил я.

– Вы можете подождать несколько секунд? – спросила Соня Ангуса Карлсона. – Мне надо ополоснуться, я быстро.

– Конечно, пожалуйста, – ответил тот.

– Вся так взмокла после этой пробежки, – добавила она. – Зато почувствовала себя куда лучше, пробежка помогла снять напряжение вчерашнего дня. Надеюсь, что ничего подобного больше в жизни не увижу.

Ангус считал, что с этим он вполне может ей помочь.

Но он чувствовал, что времени катастрофически не хватает. Часы тикают. Дакворт ищет его повсюду. Возможно, даже уже объявил его машину в розыск. Наверняка уже узнал настоящий номер его «Форда», но так они не сразу его найдут – ведь поверх того номера он прикрепил другой, зеленый, штата Вермонт. Так что им придется немало потрудиться.

Мало того, этой Соне Рупер вдруг приспичило принять душ, а может, даже и переодеться. А это означает, что она отправится в ванную, и если есть у нее хоть капелька ума, запрется там изнутри. Вышибать эту дверь он не будет. Не стоит поднимать шум. К тому же это даст ей время приготовиться к нападению.

– Будем надеться, что никому из нас не суждено снова увидеть такой день, – сказал Карлсон. – Худший день в истории нашего города, это уж точно.

– Нечто похожее я вижу, когда представляю авиакатастрофу. Хотя уж мне-то не следует так говорить, ведь мой парень пилот, зарабатывает этим на жизнь. Там выживших почти никогда не бывает. И вообще это жуткое зрелище, самого разного рода смертельные травмы. Оторванные конечности, глубокие порезы, повсюду кровь. В случае с массовым отравлением крови не было, тут все по-другому, но зрелище все равно ужасное, вы согласны?

– Да, – кивнул Ангус.

Может, удастся загнать ее в угол кухни до того, как она пойдет в ванную?..

– Кто только способен на такое? – воскликнула Соня. – Кому вдруг захотелось сотворить такое с людьми и почему?

Ангус покачал головой:

– Не знаю.

Однако он знал или, по крайней мере, догадывался. Когда Барри Дакворт позвонил и начал расспрашивать его о Джордже Лайдекере, которого нашли в гараже Виктора Руни, он сразу же сообразил, что за мотив был у Руни.

Месть, что же еще.

Руни мог мстить жителям города, которые не бросились на помощь Оливии Фишер. И это означало, что гибель более чем сотни обитателей Промис-Фоллз могли приписать теперь Ангусу Карлсону.

Осмыслить все это было далеко не просто.

Он никак не мог разобраться в своих чувствах.

Ангус тщательно выбирал свои жертвы. Мужчин он не убивал. Мужчины детей не вынашивают. Да, конечно, они играют свою роль в репродуктивном процессе. Но только женщины способны произвести на свет новую жизнь. То, что столько людей погибло позавчера, – это ужасно, спору нет. Всех возрастов, и мужчины, и женщины. Все дети, даже те девочки, которые достигли бы репродуктивного возраста лишь через несколько лет.

Это неправильно. И совершенно необязательно.

Должно быть, подумал Ангус, этот Руни совсем больной человек.

Он тут же отверг мысль, что ответственность за все это лежит и на нем. Каждый человек должен отвечать за свои действия. Допустим, в каком-то фильме маньяк говорит, что некий мотив заставил его убивать. Чья это вина, режиссера? Или студии? Или же к ответственности следует привлечь сценариста? Нет, подумал Ангус, вина целиком и полностью лежит на маньяке.

Готов ли сам он взять ответственность за свои поступки? Разумеется! Мать играла определенную роль в этой его мотивации, но в конечном счете все решал только сам он.

Как теперь, когда он должен был убить Соню Рупер.

Она извинилась, прошла по коридору и исчезла за дверью в ванную. Карслон услышал щелчок – она заперлась изнутри. Секунду спустя донесся шум воды, льющейся в ванну.

Тут в кармане у него завибрировал мобильник. Нет, он больше не будет отвечать на звонки. Не позволит Дакворту снова обдурить себя. Но если это эсэмэска, можно и посмотреть. Просто любопытно.

Ну, конечно. Так он и думал. Она от Гейл.

«Люблю тебя. Ты мне нужен. Пожалуйста, возвращайся домой».

Он печально покачал головой. Снова этот Дакворт, наверняка ее надоумил. Подсказал, что написать.

И Ангус решил сосредоточиться на Соне.

Можно занять позицию справа от двери в ванную, в конце коридора. Когда она выйдет, то, скорее всего, будет смотреть в сторону гостиной. Выйдет из ванной и свернет влево. А он будет поджидать ее справа. И как только она выйдет, набросится на нее сзади, притянет к себе и сделает все очень быстро.

Заставит ее улыбаться.

Ангус встал, прошел в конец коридора. Прижался спиной к стене рядом с дверью в ванную комнату. Было слышно, как Соня там двигается. Потом спустила воду в унитаз. Он потянулся к переднему карману, где держал нож. Лезвие длиной три дюйма выбрасывается автоматически одним нажатием кнопки. Рукоятка короткая, удобно помещается в ладони. Дорогая игрушка, но что поделаешь, пришлось купить. Ему всякий раз было жалко выбрасывать такие хорошие ножи, но так уж полагалось, мера предосторожности. Особенно в случае с Оливией Фишер.

Кому охота, чтобы его поймали с окровавленным ножом.

Он достал оружие из кармана. Выдвинул лезвие.

Вода в ванной уже не журчала. Сейчас… того и гляди, она готовится выйти.

Ангус тоже изготовился.

А затем вдруг пронзила страшная мысль.

Дурак, дурак, трижды дурак.

Он не отвечал на звонки. Но надо было вообще выключить телефон. Ведь по нему Дакворт мог определить его местонахождение.

Свободной рукой Ангус потянулся к телефону, и тут он опять завибрировал.

Еще одно сообщение.

Он решил посмотреть, прежде чем выключить.

Еще одно послание от Гейл. Всего два слова:

«Я беременна».

– Что он сказал? – спросил я Гейл, после того как она отправила последнюю эсэмэску.

– Ничего. Вообще не ответил, – произнесла она.

Когда Гейл рассказала мне, что три недели тому назад узнала, что у нее будет ребенок, я подумал, что, может, эта новость заставит Ангуса Карлсона вернуться домой.

– Подождите, – вдруг сказала Гейл. – Он что-то пишет. Вот. И она развернула телефон так, чтобы и я мог видеть.

«Я тебе не верю».

Гейл тут же напечатала: «Это правда. Вернись домой».

Снова пауза перед его ответом. Тянулась она с минуту, которая показалась вечностью. И вот наконец выплыла строчка: «Дакворт мог тебя заставить это сказать».

Гейл тут же ответила: «Да, он хотел, чтобы я тебе сказала. Но это правда. Срок 3 нед. Я боялась тебе сказать».

У меня зазвонил мобильник. Шеф полиции Финдерман.

– Мы определили приблизительное местонахождение телефона, – сообщила она мне.

– Где?

– Клондайк-стрит. Неподалеку от Россленд.

– Если удастся определить точнее, тут же перезвони мне, – попросил я. – А пока пусть патрульные машины стягиваются к этому району. Я тоже туда выезжаю.

– Надеюсь, что ты ошибаешься, – сказала Ронда.

– Я тоже надеюсь, – отозвался я, но не слишком искренне. Если нашим серийным убийцей является Ангус Карлсон, я очень хочу его схватить. Но это самым отрицательным образом скажется на репутации нашего департамента, и в особенности – Ронды Финдерман.

Я закончил разговор с Рондой и взглянул на Гейл. Та по-прежнему смотрела на экран телефона.

– Есть что-то новое? – спросил я.

Она протянула телефон. Ангус написал: «Ты должна была сказать мне».

– Напиши, что вы должны это обсудить. Скорее, прямо сейчас.

Она напечатала. Невероятно быстро, прямо со свистом.

– Ты едешь со мной, – сказал я.

– Куда мы поедем? – осведомилась Гейл. – Вы уже знаете, где он?

– Приблизительно, – ответил я.

– Вы просто скажите мне, что он натворил, – попросила она, не сдвинувшись с места. – Вы постоянно упоминали тех убитых женщин. Неужели Ангус совершил какую-то ошибку? Неправильно вел расследование? Поэтому вы на него все так разозлились, да?

Я подумал, что она, наверное, уже обо всем догадалась, просто надеется из последних сил, что ее муж не убийца.

– Да, я должен поговорить с ним обо всех этих расследованиях, – ответил я.

Гейл с трудом сглотнула слюну. Казалось, что в горле у нее застрял комок, и он очень медленно продвигается вниз.

– Вы думаете, это он, да?

– Я не знаю.

– Но это вполне может быть он, – сказала она.

– Гейл…

– Прошлой ночью он мне кое-что сказал. Перед тем, как мы легли спать. Сказал, что разговорился с одной медсестрой в больнице, что она скоро выходит замуж, что они с мужем мечтают иметь детей. – Она сделала паузу. – И потом добавил, что от всего этого ему становится грустно.

Казалось, у меня кровь застыла в жилах.

– А имени ее он не называл?

– Нет.

– Ну хоть что-нибудь еще о ней говорил?

Гейл отрицательно покачала головой. А потом вдруг вскрикнула. В руке у нее завибрировал телефон.

– Это он! Ангус. Пишет, что должен подумать.

А я уже принялся за дело. Позвонил в больницу и попросил соединить меня с отделением неотложной помощи. Там подняли трубку. Мне ответил женский голос.

– «Неотложка». Сестра Филдинг.

Я представился. Она немного замешкалась, но затем все же вспомнила меня, ведь я побывал у них накануне.

– Мне необходимо срочно найти одного человека, который вчера работал у вас в отделении…

– Вчера здесь работали все, – сказала она.

– Я ищу медсестру, возраст где-то от двадцати до тридцати лет, волосы темные, и живет она, возможно, на Клондайк-стрит.

– А, так это, наверное, Соня, – сказала сестра Филдинг.

– Соня? Можно по буквам? И как ее фамилия?

Она произнесла имя по буквам, затем назвала фамилию – Рупер.

– Спасибо, – сказал я. – Она сегодня работает?

– Нет. Вчера отработала две с половиной смены.

– А у вас есть ее контактный номер? И еще мне нужен точный адрес.

– Погодите минутку.

Пока тянулось ожидание, я спросил у Гейл:

– Новости есть?

– Нет, никаких, – ответила она.

Я приготовил блокнот, чтобы записать все, что скажет мне медсестра Филдинг. И через несколько секунд услышал ее голос:

– Итак, Соня. Проживает по адресу Клондайк-стрит, дом тридцать один.

Черт.

– Ну а номер телефона?

Она продиктовала мне номер.

– Думаю, это мобильный. Стационарного у нее вроде бы нет.

Я поблагодарил ее и сказал Гейл:

– Поехали. – Шагая к машине, я набирал номер Сони Рупер.

Когда Гейл сообщила ему, что беременна, Ангус впал в прострацию. Рассматривал слова на экране телефона и совершенно позабыл о том, с какой целью он пришел в дом к Соне Рупер.

Как это возможно, что она беременна?

Как только Гейл посмела совершить такое предательство?

Поначалу Ангус усомнился, что она говорит ему правду. Но если даже так, как могло такое произойти? Нет, конечно, ни один способ контрацепции не бывает стопроцентно надежным. Но он считал, что они соблюдают все меры предосторожности. Разве только Гейл специально пренебрегла одной из них.

Ангус убрал нож обратно в карман, а потом написал Гейл. Обвинил ее во лжи, укорил в том, что она должна была сразу же сообщить ему, но не сделала этого.

Что бы тогда сделал он, если б узнал?

Убил бы Гейл?..

Нет-нет, он бы никогда не сделал этого. Это невозможно, просто немыслимо. Он бы заставил ее обратиться в клинику. Заставил бы прервать беременность.

Он был почти уверен, что поступил бы именно так.

Разве что… Его просто потрясла мысль о том, что он может стать отцом. Что в животе у Гейл растет и развивается его ребенок.

Им все больше овладевали какие-то странные смешанные чувства. В первые несколько секунд после прочтения сообщения он жутко разозлился. Затем растерялся. Потом…

Дверь в ванную распахнулась.

Из нее вышла Соня Рупер – босиком, но в джинсах и футболке. Волосы еще не просохли.

– Черт! – воскликнула она, увидев, что Ангус стоит у двери в ванную с телефоном в руке. Она даже подпрыгнула от неожиданности, затем развернулась лицом к нему и попятилась в гостиную. – Что это вы здесь делаете?

– Я был… Я просто занимался тут с телефоном. Отправлял эсэмэски.

– Почему вы прятались возле двери?

– Да ничего я не прятался. Я не хотел вас напугать.

– Подсматривали за мной, что ли?

– Не подсматривал. Даже не пытался открыть дверь.

– Послушайте, не знаю, какие у вас ко мне вопросы, но вы должны уйти. Немедленно.

– Моя жена беременна, – сказал Ангус.

– Что?

– Она написала мне. Сообщила, что беременна.

Растерянная Соня немного смутилась.

– Что ж… наверное, это просто здорово. Что, впрочем, не объясняет, почему вы терлись возле двери в мою ванную.

– Она мне не говорила. А теперь, оказывается, срок у нее три недели.

– Думаю, вам лучше обсудить это с ней, а не со мной, – заметила Соня. – Прямо сейчас, самое подходящее время.

Тут зазвонил мобильный телефон. Звук доносился из кухни.

– Не отвечайте, – повторил Ангус.

– Это еще почему?

– Я сказал, не отвечайте. Нам с вами надо поговорить.

– Уходите, – велела Соня, а телефон меж тем продолжал звонить. – Вон из моего дома, убирайтесь сейчас же!

Ангус медленно зашагал к ней по коридору.

– Как, вы считаете, я должен поступить? – спросил он. – Что мне делать?

– Не поняла? – пробормотала Соня и стала отступать шаг за шагом, то и дело оглядываясь.

Откуда-то издалека послышался вой сирен.

– Как я должен поступить, если моя жена беременна? – Он с мольбой смотрел на нее. – Не уверен, что могу справиться со всем этим. Как все ужасно запуталась! Никак не могу разобраться в своих чувствах. Слишком много сразу всего навалилось. Пришел сюда решить одну проблему, а тут появляется другая. Впрочем, не знаю, можно ли назвать этой проблемой?..

– Да вы просто псих! – крикнула Соня, развернулась и бросилась бежать.

Резким толчком распахнула входную дверь и вылетела на улицу из дома, точно внутри его прогремел взрыв. Два полицейских автомобиля мчались по улице, сверкали мигалки, завывали сирены. Соня помчалась по лужайке навстречу им, размахивая руками.

Ангус выбежал из дома следом за ней, но тут же остановился на крыльце как вкопанный. Он тоже увидел, что к дому приближаются машины.

Он достал мобильник и отправил Гейл эсэмэску: «Что, если я приеду домой прямо сейчас?»

И стоял, уставившись на экран, а полицейские машины с визгом затормозили перед домом.

«Уже еду к тебе», – написала в ответ Гейл.

Из первой машины вышла женщина-офицер. Соня Рупер что-то говорила ей, показывая пальцем на Карлсона.

– Детектив Карлсон! – окликнула его женщина-полицейский. – Вы детектив Карлсон?

Он быстро напечатал: «О’кей».

Потом поднял голову и сказал:

– Да, это я Карлсон.

Из-за угла вывернулся еще один автомобиль, черный, без каких-либо опознавательных знаков. Карлсон сразу же узнал его – эта машина тоже принадлежала полицейскому управлению Промис-Фоллз. И еще он был абсолютно уверен, что за рулем сидит не кто иной, как Барри Дакворт.

А рядом с ним на сиденье он увидел Гейл.

Она распахнула дверцу, едва Дакворт притормозил.

– Гейл! – крикнул Дакворт. – Подожди!

Но она не собиралась ждать. Промчалась мимо двух автомобилей с сиренами, отмахнулась от женщины-офицера, которая призывала ее остановиться, и бросилась прямо к мужу. Тот стоял не двигаясь, ждал. Она приблизилась к нему на фут. Остановилась, и тут Ангус улыбнулся.

– Может, и хорошо, что ты мне ничего не сказала, – пробормотал Ангус. – А то не знаю, что бы я с тобой в тот момент сделал.

Тут ноги у Гейл стали ватными, и она упала перед ним на колени.

Ронда Финдерман распорядилась отвести его в комнату для допросов.

От услуг адвоката Ангус категорически отказался. Подписал официальный отказ, мы приготовились записывать его показания, и он рассказал нам все, подкрепляя свои показания множеством деталей и подробностей.

И об Оливии Фишер, и о Розмари Гейнор, и о последнем убийстве Лорейн Пламмер. Признался и в еще одном убийстве в Кливленде. Теперь, зная подробности этого преступления, я мог связаться с полицией Кливленда и преподнести им раскрытие этого дела на блюдечке с голубой каемочкой.

Ангус пытался объяснить всем нам, что тем самым он спасал еще не рожденных детей от жизни, полной несчастий и страданий.

– А вот с Розмари Гейнор вышла промашка, – заметил он. – Я не знал, что у нее уже есть ребенок.

И скроил недовольную гримасу, словно школьник, который получил всего лишь пятерку, а не «пять с плюсом», как ожидал.

Шеф полиции Финдерман не произнесла ни единого слова, слушая все эти его излияния. Больше всего ее угнетала мысль о том, что серийным убийцей оказался один из своих. И этого человека она повысила в должности, перевела в детективы. Я не позавидую ей, когда она, представ перед камерами, будет отвечать на этот вопрос.

– Я хотел бы узнать ваше мнение по одному вопросу, – заявил вдруг Ангус.

– Это по какому же? – уточнил я.

– Да насчет Виктора Руни и всей этой истории с отравлением воды. Интересно было бы знать, не припишете ли вы мне и эту вину.

– Не думаю, что мое мнение по этому вопросу столь важно для тебя, Ангус, – ответил я.

– Нет, мне правда очень хотелось бы знать. Я ценю твое мнение.

– Тогда почему бы тебе не сознаться, что и это тоже твоя вина?

– Поначалу я думал, что так и есть. Но потом подумал, что все же это целиком и полностью вина Виктора. То было его решение. Вне зависимости от того, что сделал я или другие люди, которые не сделали ровным счетом ничего. Это был исключительно его выбор.

– Понимаю.

– Ты со мной не согласен? – спросил он.

– Я уже говорил, мое мнение тут не имеет никакого значения. Однако позволь мне задать тебе еще один вопрос. Если бы ты не убил Оливию Фишер, тогда на этой неделе не погибли бы сотни людей в Промис-Фоллз?

Ангус Карлсон призадумался и ответил не сразу:

– Ну, на это можно посмотреть и под таким углом.

– Вот именно, – кивнул я.

– Спасибо за то, что был так добр к Гейл, – сказал он.

– Не за что.

Ангус задумчиво покачал головой и вздохнул:

– Ладно, чего теперь, чему быть, того не миновать. Но мне очень хотелось бы, чтобы родился мальчик.

Мы с Финдерман оставили Ангуса в допросной, а сами вышли глотнуть кофейку и посоветоваться.

– Вот дерьмо, это же надо так влипнуть, – пробормотала она. – Только, пожалуйста, не говори, что я сгущаю краски.

– Такие выражения не по моей части, – отозвался я и устремился к кофемашине. – Но в целом, да, твое определение в большой степени соответствует истине.

– Господи, Барри! Ты только подумай! Один из наших.

– А вот это реально плохо, – заметил я. – Придется как-то выкручиваться.

– Это мне придется выкручиваться. Ты нашел убийцу. А я продвигала его по службе.

– Как думаешь, можно найти хоть один просвет в небе, затянутом тучами? – спросил я. Схватил две кружки, осмотрел их, хотел убедиться, что они хотя бы относительно чистые. – Мы поймали серийного убийцу. Мы раскрыли три тяжких преступления. А еще, возможно, одно или два для ребят из Кливленда. Да, кстати, ты заметила, как он задергался, когда я спросил его о смерти матери? Думаю, и тут нам надо как следует разобраться.

В данный момент Финдерман было трудно узреть хоть какой-то позитив в ситуации, но она пыталась.

– В течение одного дня ты нашел парня, который отравил воду в городском водопроводе и разоблачил серийного убийцу. Господи, да про тебя фильм можно снимать!

– Что там слышно о Руни? – поинтересовался я, разливая кофе по кружкам. Потом взял пакетик со сливками, вопросительно взглянул на нее. Ронда покачала головой. Я протянул ей кружку с черным кофе.

– До сих пор в палате интенсивной терапии, – ответила Ронда. – Эта пожарная машина хорошенько его жахнула. Но помрет он вряд ли. Врачи считают даже, что он в довольно скором времени может очнуться. – Ронда отпила глоток кофе. – Надо сказать, всегда удивлялась, почему господь не так уж страшно наказывает таких типов.

Я кивнул в знак согласия.

– Остается надеяться, что он будет общителен так же, как Карлсон, и расскажет, почему это сделал.

Ронда развернулась и устало привалилась спиной к стене.

– Да, я дошла до ручки. Но ты выглядишь в сто раз хуже.

– Ага, – улыбнулся и кивнул я. – Просто устал.

– А я слышала, что тебе стало плохо у дома Руни, когда приехали парамедики. Была острая боль в груди.

Я отмахнулся.

– Да все оттого, что я бежал, гнался за ним. И длилось это всего секунду.

– Пообещай, что пройдешь обследование.

– Обещаю. – Я на секунду умолк. – Вообще-то я его уже прошел. Пару дней тому назад говорил с врачом. И она сказала – нет, ты только подумай! – что у меня проблемы с лишним весом. Надо срочно худеть.

– Забавно, – протянула шеф, стараясь сохранить серьезное выражение лица, что ей вполне удавалось.

– И не говори. Морин пытается убить меня овощными блюдами.

– Надень «жучок», – предложила Ронда. – Тут-то мы ее и поймаем. Услышим, как она старается запихнуть в тебя все эти овощи, приедем и арестуем ее.

Я слишком устал, чтобы смеяться.

– Ты прости меня, ну, за ту историю.

Она не стала притворяться, что не понимает, о чем это я.

– Все бывает.

– Я говорил с Морин. Наедине. Но Тревор подслушал и рассказал Финли. У Финли было что-то на Тревора. Ничего такого особенного, но достаточно, чтобы начать его шантажировать. Ну и он поднажал на него.

– Дело не в том, что все выплыло наружу, – сказала Ронда. – Дело в том, что ты поверил, что я облажалась.

Я кивнул:

– Да, тогда я в это поверил. Но все это от отчаяния. За последний месяц, когда все это дерьмо стало вываливаться на нас просто ведрами, я и сам облажался много раз, сразу и не сосчитать. – Я выдержал паузу. – Может, уже просто выдохся.

– Нет.

– Но я на службе вот уже двадцать лет.

– Серьезно?

– Пришел в мае девяносто пятого. Был немного моложе и значительно стройнее.

– Я не знала. Надо это как-то отметить. Закатить вечеринку.

– А я хочу отметить юбилей, выспавшись хорошенько.

– Послушай, а продержаться до следующей пресс-конференции никак не сможешь? На которой ты просто обязан появиться?

Я кивнул:

– Ладно, так и быть. Но сначала предстоит одно небольшое дельце.

Брови ее поползли вверх.

– Давай, выкладывай.

– Я не хочу, чтобы Уолден Фишер узнал об этом в новостях. Не хочу, чтоб он включил радио и услышал, что мы схватили парня, который убил его дочь. Он должен узнать первым и выслушать это лично от меня.

Ронда Финдерман кивнула:

– Согласна.

– Так что сейчас прямо к нему и поеду. А потом позвоню родителям Лорейн Пламмер. Ну и, наверное, Билл Гейнор заслуживает того же, пусть даже и находится в тюрьме.

– Я сама ему сообщу, – вызвалась Ронда. – Ну а потом займусь бумажной работой, необходимо выдвинуть официальное обвинение против Карлсона.

Я поблагодарил ее кивком. Выплеснул недопитый кофе в раковину и вышел из здания. Хотел уйти тихо и незаметно, но тут увидел Рэндела Финли – он стоял возле моей машины.

– Так и подумал. Ты там, где твои колеса, – сказал он. – Как раз собирался зайти и поискать тебя там.

– Привет, Рэнди.

– Это правда? – спросил Рэнди.

– Что правда?

– Хотят слухи, что вы кого-то поймали. Ну, виновника всех этих убийств. Женщин.

– Сегодня чуть позже состоится пресс-конференция, там все и скажут.

– И о Викторе Руни я тоже слышал. Господи, Барри, да у тебя сегодня счастливый день! Это ведь ты все раскопал? В обоих случаях, да? Ты вычислил этих гадов?

Никаким вымученным энтузиазмом, который был мне так ненавистен, от него и не пахло. Я слышал в его голосе лишь самое искреннее восхищение, но слишком устал, чтобы отдать этому должное.

– Да, весь этот день был полон открытий, – заметил я. – Но во многом еще надобно разобраться.

– Помнишь, что я всегда говорил? Это ты должен быть шефом городской полиции. Ты самый подходящий человек на этот пост.

– У нас уже есть шеф, – отозвался я. – И справляется она просто прекрасно. Я не забыл, сколько дерьма ты вылил на нашу полицию. – Впрочем, злости у меня в голосе не было. – Кроме того, не понимаю, какое все это имеет к тебе отношение.

– Я передумал, – произнес Финли.

– Ты… что?

– Я буду участвовать в выборах на пост мэра. Найду удобный момент после траурных мероприятий, – тут он склонил голову в знак памяти о погибших, – и заявлю об этом официально.

– С чего это вдруг такие перемены?

– А чем еще я могу заняться в этой жизни, Барри? Просто сидеть и разливать воду по бутылкам? Да я так с ума сойду! Я должен заняться чем-то более значительным и важным. Мне нужны перемены.

Рэнди произнес это с таким выражением лица, что я сразу ему поверил.

– Что ж, поступай, как считаешь нужным, – произнес я. Распахнул дверцу автомобиля и сел за руль.

– Я вот еще что хотел сказать. Если вдруг услышишь нечто такое, что парню в моем положении не помешает знать, будь другом, сообщи. Тебе это зачтется, за мной не заржавеет.

Боже. Мы вернулись к тому, с чего начали, когда он нашел этих чертовых белок.

По дороге я позвонил Морин, сообщил ей последние новости.

– Интересно, открыты ли сегодня магазины, – сказала она.

– А тебе зачем?

– Я могла бы купить тебе торт.

– Предложение принимается.

Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но голос ее затих.

– Морин?..

– Да, я слушаю. Просто я… весь день крепилась, держала это в себе. В Интернете опубликован список. Погибших, – добавила она после паузы.

– Вот как.

– И там много наших знакомых. Помнишь Алисию, с которой я работала?

– Да, и что?

– Она потеряла обоих родителей. Они проживали вместе в доме для престарелых. По радио говорили, что в заведениях для пожилых погибло сорок два человека. Они умерли прежде, чем их успели доставить в больницу. Таким образом, общее число потерь свыше двухсот человек.

Масштаб трагедии оказался столь велик, что я на несколько мгновений лишился дара речи. Хотя считал, что уже давно утратил способность удивляться или ужасаться чему бы то ни было.

– У меня тут еще пара дел, – сказал я Морин, – потом мы с Рондой должны сделать официальное заявление об аресте Ангуса Карлсона, ну и после этого сразу домой.

– Люблю тебя, – произнесла Морин.

– И я тебя тоже люблю.

Я поднялся на крыльцо дома Уолдена Фишера, постучал костяшками пальцев в дверь и вдруг почувствовал, что никаких сил у меня просто не осталось. Навалилась страшная усталость. А Уолдену понадобилось не меньше полминуты, чтобы подойти к двери. Я едва его дождался, голова страшно кружилась.

– Кто там? – поинтересовался он и отворил дверь. И тут же, узнав меня, пробормотал: – А, детектив.

– Мистер Фишер, – я протянул ему руку.

Уолден потирал подушечку большого пальца правой руки о кончик пальца указательного. Затем что-то обнаружил на ногте, видимо, заусеницу, и отгрыз ее.

– Прошу прощения, – сказал он и лишь после этого протянул мне руку, которую я нехотя пожал.

– Могу я войти?

– Да, да, конечно, – ответил он и посторонился, пропуская меня в дверь. – Так и думал, что вы сегодня заглянете.

Неужели он уже знает о Карлсоне?

– Вот как? – спросил я.

– Да в новостях передавали. О Викторе. Бог мой, просто не верится. В голове не укладывается, что этот парень мог такое сотворить.

Ну, конечно. Эта новость уже стала достоянием общественности.

– Вы уж простите, что не зашел к вам сразу сообщить эту новость, – сказал я. – Должен был. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Произошло еще одно событие, на мой взгляд, куда более важное для вас.

Уолден вопросительно взглянул на меня:

– Что именно?

– Не возражаете, если я присяду? – спросил я.

Мы прошли в гостиную и уселись в кресла. Уолден примостился на самом краешке, все телом подался вперед. Рядом с ним на угловом столике стоял снимок его жены Бэт и дочери Оливии. По моим прикидкам, девочке в ту пору было лет двенадцать.

И обе они улыбались.

– У нас в камере предварительного заключения находится подозреваемый в убийстве Оливии, – сказал я.

Уолден приоткрыл рот.

– Виктор?

– Нет-нет, не Виктор. Мужчина по имени Ангус Карлсон. – Я глубоко вздохнул. – Работал у нас в полиции Промис-Фоллз.

Совершенно потрясенный, Уолден резко выпрямился в кресле.

– Карлсон?

– Да, он.

– Но я видел его. Буквально вчера, в больнице.

Я кивнул.

– Да, все верно. Карлсон сознался в убийстве Оливии и еще двух женщин в Промис-Фоллз. Жертв может быть и больше. Он убил еще одну женщину, в Кливленде, до того, как переехал сюда.

– Господи Иисусе… – пробормотал он. – Вот так просто пришел и во всем признался?

– Нет, – ответил я. – Нам удалось вычислить его. Вообще-то вы тоже сыграли свою роль, когда показали мне эти счета за просроченные штрафы, которые получала Оливия. Мы схватили Карлсона как раз перед тем, когда он собирался совершить очередное преступление. Сегодня днем будет сделано официальное заявление о его аресте, но мне хотелось, чтобы вы первым об этом узнали.

Уолден покачал головой – видимо, так до конца и не мог поверить:

– Но за что?

Я пересказал ему соображения Ангуса.

– На мой взгляд, вся эта бредятина не имеет никакого смысла.

– Для него, может, и имеет, голова по-другому устроена, – сказал Уолден.

Я кивнул.

– Да, никогда не знаешь, что происходит в головах у других людей.

Фишер задумался, пытался осмыслить происходящее.

– Они ведь и у моего дома появятся наверняка?

– Кто они? – уточнил я.

– Да репортеры, – ответил он. – Стоит только рассказать им об этом, слетятся со всех сторон, как осы на сладкое.

– Предположение не лишено смысла, – заметил я. – Мы можем попросить их оставить семьи таких людей, как вы, в покое, но обычно они не прислушиваются к нашим советам.

Уолден осмотрел себя. На старой клетчатой фланелевой рубашке были видны застарелые пятна. И грустно улыбнулся:

– Бэт просто убила бы меня, если б я вышел перед камерами в таком виде, – с грустной улыбкой сказал он. – Так что надо надеть чистую рубашку. Они могут появиться с минуты на минуту.

Я так не думал, но, с другой стороны, кто-то уже мог сообщить Финли о Карлсоне. Позвонить в средства массовой информации и дать наводку на Финли.

– Вполне возможно, – кивнул я.

Уолден поднялся:

– Дайте мне минуту. Сейчас вернусь.

Он вышел из комнаты, я тоже поднялся из кресла.

И тут вдруг меня охватила слабость и закружилась голова.

В точности как тогда, когда я погнался за Виктором Руни по дорожке от дома, перед тем как ощутил острую боль в груди.

Я сделал несколько глубоких вдохов. Кислород, подумал я. Мне нужен кислород.

Через несколько секунд головокружение прошло, но появилось неприятное тянущее ощущение в животе.

Туалет и ванная у них вроде бы на первом этаже. Я направился к кухне, прошел мимо двери, за которой, как полагал, находилась дамская комната. Открыл ее и обнаружил там чулан. Но со второй дверью повезло больше.

Я шагнул в совмещенный санузел и оставил дверь открытой. Рядом с бачком на возвышении стояла белая фаянсовая раковина. За спиной у меня находилась сушилка для полотенец и полочка с какими-то туалетными принадлежностями. Я всего-то и хотел, что плеснуть в лицо холодной воды. Я до сих пор опасался пить ее, но раз уж сочли безопасным принимать душ, то ничего страшного не произойдет, если я умоюсь холодной водой.

Я отвернул кран, сунул под него руку, дал воде немного стечь, чтобы стала прохладной, потом подставил под нее ладони. Плотно закрыл глаза и плеснул воду в лицо.

Потом еще раз.

Выключил кран, потянулся за ручным полотенцем, что висело сзади, и вытер лицо.

А потом решил облегчить вес, давящий на ноги. Обхватил раковину руками с обеих сторон и нечаянно локтем сбил что-то с полочки.

Глянул вниз и увидел, что между раковиной и унитазом лежит на полу металлическая пилка для ногтей, принадлежавшая, видимо, Уолдену. Примерно шести дюймов в длину, с голубой пластиковой ручкой. Она упала рядом с пластмассовой корзиной для использованной бумаги. Я боялся, что кровь прихлынет у меня к голове, когда я нагнусь, чтобы поднять пилку.

Постою еще секунду и подниму.

Но когда я во второй раз глянул вниз, в мусорную корзину, то внимание мое привлек один предмет. Среди использованных смятых салфеток лежал небольшой пузырек – типа тех, в которых продают сироп от кашля. Но при одном взгляде на ярлычок я убедился, что никакой это не сироп от кашля.

Опираясь о край раковины одной рукой, я нагнулся и запустил пальцы в корзину. Ухватил пузырек, вытащил из корзины и поднес к глазам.

И прочел надпись на ярлычке.

«Сироп ипекакуаны[21]».

Я представления не имел, что они продолжают производить эту гадость. Вспомнил, что, когда был ребенком, у большинства людей в аптечках хранились такие же пузырьки. Но с годами это снадобье вроде бы вышло из моды.

И уж определенно не забыл, для чего оно предназначено.

От этого сиропа у человека начинается рвота. Жуткая рвота.

Я почувствовал, что кто-то подошел и остановился у двери. И обернулся, держа пузырек с рвотным снадобьем в руке.

На меня уставился Уолден Фишер в отглаженной белоснежной рубашке.

Вот дерьмо!

– Мне что-то стало нехорошо, – сказал я Уолдену. – Вот и зашел сюда на минутку привести себя в порядок.

Уолден промолчал.

Я приподнял пузырек.

– А это что такое, Уолден?

– Сами видите. Ипекакуана, – ответил он.

– Да вижу, вижу. Я умею читать. Давненько не видел таких пузырьков. Но этот вроде бы как новенький. – Я присмотрелся, повертел пузырек в пальцах. – Да и пустой к тому же. Где вы его раздобыли?

– Купил. Несколько аптек пришлось обойти, пока не нашел.

– От этого снадобья начинается сильная рвота.

– Да, – кивнул Уолден.

– Так зачем это вам понадобилось?

– Ну так, на всякий случай. Мало ли что.

– А ведь вы использовали его совсем недавно, – заметил я. – Лежал пузырек здесь, в мусорной корзине. Так что, должно быть, приняли снадобье где-то день тому назад или около того.

– Все верно, – нехотя пробормотал он. – Вчера утром. Когда услышал, что вода отравлена.

Голос его звучал как-то неубедительно. Я уже достаточно давно занимаюсь этой работой, чтобы научиться различать, когда человек говорит правду, а когда лжет.

– В больнице, – напомнил я, – вы сказали, что пили утром кофе, верно? А потом выбежали на улицу, и вас вырвало прямо перед проезжающей мимо «скорой».

– Прямо так и сказал? – спросил он.

Я кивнул.

– Тогда, наверное, я выпил сироп уже после того, как вернулся домой, – произнес Уолден. – Подробностей сейчас уже не помню.

Но общая картина уже начала складываться у меня в голове.

– Уолден, – начал я, – вы выпили это снадобье до того, как выбежали на улицу?

– Я ведь уже сказал, в тот день произошло так много событий, что всего и не упомнишь.

– Но зачем вы сделали это? – не унимался я. – Всех остальных тошнило от отравленной воды, а вас – вот от этого. Складывается впечатление, Уолден, что вы хотели создать у всех впечатление, будто пили отравленную воду. А на самом деле этого не делали.

Уолден задвигал нижней челюстью.

– Зачем вам понадобилось устраивать это представление, Уолден? Почему вам вдруг захотелось, чтобы все думали, что вы отравились?

Он молча продолжал двигать челюстью.

– Уолден?..

– Просто выпил слишком много, – пробормотал он. – Хотел казаться больным, как и все остальные. Но выпил лишку, короче говоря, сглупил. Меня так рвало, просто ужас. Казалось, сердце того и гляди разорвется. Вообще-то подумал тогда, что помираю.

– Боже мой, Уолден, но зачем…

Тут он с неожиданным проворством набросился на меня, выставив кулаки. Нанес сильный удар в грудь, и мне показалось, будто весь воздух вышел из легких. Я хотел было потянуться за пистолетом, но вместо этого вскинул обе руки, стараясь защитить голову от града ударов.

Уолден впал в слепую ярость, кулаки его так и мелькали в воздухе, и я просто не успевал обороняться. Я почувствовал, как лопнула кожа на скуле: потом вдруг в левом глазу помутилось – его заливала кровь. Мы с ним были примерно одного возраста, но Уолден находился в куда лучшей физической форме, чем я.

И вот я начал сползать вниз по стене. А затем вдруг получил сокрушительный удар кулаком прямо в солнечное сплетение.

Я едва не потерял сознание от боли.

Он позволил мне сползать все ниже, и вот я очутился на полу, уселся задницей на кафель, нелепо вытянул и растопырил ноги. Уолден нагнулся, нашел кобуру с пистолетом и начал расстегивать ее. К этому времени я мог видеть только правым глазом – лицо вокруг левого стало опухать, над глазом нависала огромная шишка, затеняя видимость. И тут оказалось, что он стоит прямо надо мной и целится мне в голову из моего пистолета.

Во рту я ощущал привкус крови. Видно, нижняя губа была рассечена.

Я сказал:

– Уолден…

– Тебе не обязательно было умирать, – произнес он. – Вчера тебе просто повезло. Ты не пил отравленную воду. А потому не стал одним из них.

– Господи, Уолден… убери пушку. Давай спокойно поговорим.

– Не о чем нам с тобой разговаривать, – огрызнулся он.

Я пробормотал:

– Если это был ты, то… то Виктор… получается, ты просто подставил Виктора. Но как ты мог подставить человека, который любил твою дочь?

– Да заткнись ты, – рявкнул Уолден. – Мне надо подумать.

– Эти ловушки для белок, эти манекены…

– Перевез их прошлой ночью, – пояснил Уолден. – Когда он пошел на очередную пробежку.

– И потом этот мальчик, – не унимался я. – Сын Лайдекеров…

– А вот это в планы не входило. Парень сам виноват, нечего шастать по чужим гаражам. Я его там застукал.

Я сглотнул слюну, ощутил в горле солоноватый привкус крови.

– И ты сделал это по той же причине, по которой, как все мы считали, сделал Виктор. Мотив тот же, только преступники разные.

– Да, мы отнеслись к этому одинаково, – кивнул Уолден. – Только мне было куда больнее. Этот проклятый город предал Оливию. И ему следовало преподать хороший урок.

– Двадцать два прохожих и Виктор…

– Я надеялся, что он выпьет отравленной воды, – сказал Уолден. – Он опоздал. Он опоздал на свидание, и потому Оливия погибла. Я тоже хотел умереть. Но теперь все считают его виновным. И будут считать… по крайней мере, еще какое-то время.

– Что… что ты хочешь сказать этим «еще какое-то время»?

Уолден тяжело вздохнул, потом заговорил:

– Я думал… я считал, что почувствую удовлетворение. Что буду чувствовать себя… отмщенным, что ли. Но оказалось, ничего подобного. Не думаю, что это может послужить настоящей расплатой. И тогда я вдруг решил… Знаешь, когда в Промис-Фоллз проводится осенняя ярмарка?

Пелена крови застилала глаз, и Уолдена я не видел. Сморгнул несколько раз и недоуменно переспросил:

– Ярмарка?

– В октябре, – сказал он. – Думаю, к тому времени люди успокоятся и снова будут чувствовать себя в безопасности. Утратят бдительность. Ведь все они верят в то, что это сделал Виктор. Может, бомба… Взорвать ее на ярмарке и…

– Послушай меня, Уолден. Ты не можешь, не смеешь…

– Ты же понимаешь, я должен тебя убить, – продолжил Уолден. – Я всегда считал тебя хорошим человеком, но сейчас это значения не имеет. Когда я начал планировать это, уже довольно давно, мне казалось, что если все получится как надо, я скажу свое слово, я все им докажу, суну мордами в грязь. Но теперь я понял, что этого недостаточно.

Я пробормотал что-то нечленораздельное.

– Чего?

– Двадцать три, – повторил я. – Так, значит, это была твоя задумка.

– Я просто отправил им послание, – кивнул он. – Намекнул, чтобы ждали возмездия. Хотел, чтобы люди испугались. И еще я очень обрадовался, когда ты это вычислил. Поэтому и позвонил тебе тогда по телефону.

– Ты ведь инженер, – сказал я. – Руки золотые, где только не пригодились бы, голова варит. И колесо обозрения, и автобус, и взрыв на стоянке перед кинотеатром. Но Мэйсон Хелт… – С ним пока было непонятно, он как-то не вписывался в эту картину. – Хелт, – повторил я.

– Он взял на себя кинотеатр. Я подбил его на это. Сказал, что он должен стать частью эксперимента, санкционированного научной комиссией колледжа. Ну, что якобы они изучают причины страхов и паранойи. Он был настроен скептически, но после долгих уговоров штука баксов, переданная из рук в руки, его убедила. Только потом я понял, какую совершил ошибку – никогда не надо вовлекать в дело третье лицо, совершенно постороннее. И какое же испытал облегчение, когда узнал, что его убили. Мне пришлось бы самому его прикончить, если б этого не случилось.

Я снова пробормотал что-то невнятное.

– Что? Кто? – спросил Уолден.

– Тейт. Тейт Уайтхед.

Уолден кивнул:

– Да, я знал, что на водоочистке работает по ночам только один человек. И это был Тейт. Я не мог допустить, чтобы мне помешали. Понадобилось немало времени, чтоб занести туда все необходимое.

– Натрия… как его там?

– Азид, – подсказал он.

– Да, – кивнул я. – Именно так. Азид натрия.

– А на то, чтобы раздобыть его, времени ушло еще больше. Почти два года. Я постепенно накапливал вещество, зная, что наступит день – и оно мне пригодится. Только тогда я еще не знал, когда он наступит, этот момент. Но одно знал точно: ни за что этого не сделаю, пока жива Бэт. Я не мог так рисковать. Что бы с ней стало, если б меня схватили? Но потом она умерла, и я понял, пора действовать.

– Уолден… прошу тебя, пожалуйста, не убивай меня… Сдайся. Ведь поначалу ты рассуждал правильно. Просто объяснишь всем, почему ты это сделал. Заставишь их понять, что они подвели тебя, подвели и предали Оливию.

Он окинул меня мрачным взглядом:

– Ты уж прости. Но нет.

– Уолден, выслушай меня. Ты…

В дверь громко постучали.

Уолден резко обернулся.

– Господи… – Лицо его исказилось от страха.

– Уолден? – кричал кто-то. – Ты дома?

Мне показалось, я узнаю этот голос, пусть он пробивался сквозь гул и пульсацию крови в ушах. И еще у меня возникло ощущение, что если я сейчас встану и посмотрю в зеркало, то приду в ужас от увиденного.

– Уолден! Это Дон! Дон Харвуд!

Я был прав. Я знал этот голос. Он принадлежал отцу Дэвида.

– Минуточку! – крикнул Уолден.

Он наклонился ко мне, ствол пистолета находился всего в нескольких дюймах от моего окровавленного носа.

– Я поговорю с ним, – сказал он. – Но если ты издашь хотя бы один звук, просто пискнешь, я убью его. Застрелю из твоей пушки. Ты меня понял?

Я кивнул.

– У тебя есть наручники?

– Что?

– Ну, ты же носишь с собой эти пластиковые наручники?

Мне едва удалось выдавить кивок.

– Смотри у меня, не дури, – предупредил он. А потом обернулся и крикнул: – Уже иду, Дон!

Я старался засунуть руку в карман. Достал один пластиковый наручник. Уолден отступил на шаг, продолжая целиться в меня. Он боялся приковать меня наручником. Возможно, опасался, что при сближении я могу что-то выкинуть. А я как раз собирался это сделать.

– Прислони руку к этой ножке, – он указал на толстую фаянсовую ножку, на которой держалась подставка для раковины. – Ну а теперь другой рукой пристегни ее наручником.

Тогда я останусь в ванной комнате, из нее мне не вырваться. Совсем другое дело, если бы он просто сковал мне запястья наручниками.

Я повиновался и приковал правую руку к фаянсовой ножке. Обе руки у меня были в крови, ворочаясь, я оставил на кафельном полу множество кровавых отпечатков. И из сидячего положения перешел в лежачее. Распростерся на полу, а голова находилась между унитазом и подставкой для раковины.

– Запомни, – еще раз предупредил он. – Только попробуй вякнуть, и Дон тут же умрет. Ну а потом и ты тоже, если будешь плохо себя вести.

Он повернул кран, пустил воду и смыл с рук свою и мою кровь. Затем тщательно вытер их полотенцем, вышел в коридор и захлопнул дверь в ванную.

А я остался лежать на полу – 280 фунтов сплошной боли. Залез свободной рукой в карман, вытащил телефон. Перевернулся на бок, несколько раз сморгнул, чтобы кровь, скопившаяся в глазу, не застила зрение и чтобы стал виден экран.

Дверь приоткрылась.

Вошел Уолден. Наклонился и вырвал у меня из руки мобильник.

– Просто не верится, что я мог забыть про это, – пробормотал он и снова захлопнул за собой дверь.

Я закрыл глаза и опустил голову на прохладный плиточный пол. Ухо мое находилось совсем рядом со щелью под дверью, и поэтому я слышал, что происходит в доме.

– Приветствую, Дон, как поживаешь? – сказал Уолден. – Прости, что заставил так долго ждать.

– Ничего страшного. Я зашел не вовремя?

– Да нет, я как раз собирался выйти. Иначе бы пригласив тебя в дом.

– Да ладно, все нормально, – отозвался Дон. – Я тогда по-быстрому все расскажу, чтобы не задерживать. Хотя о таких вещах трудно говорить в спешке.

– О чем трудно говорить?

Настала долгая пауза.

– Дело в том, Уолден… я хотел рассказать тебе, когда ты заходил тут на днях. Ну, когда я должен был зайти в школу и забрать внука, помнишь? Это уже давно не дает мне покоя, просто съедает изнутри.

– Что съедает?

– Понимаешь… Господи, до чего ж трудно это вымолвить, но я, чтобы ты знал, был одним из них.

Настал черед Уолдена держать долгую паузу.

– Одним из них?

– Тем вечером я был неподалеку от парка. Ну, тем вечером, сам понимаешь, когда Оливия… когда она умерла.

– Ты был там?

– Я слышал, понимал, что там происходит что-то неладное. И я растерялся, просто не мог сообразить, смогу ли я хоть чем-то помочь. Я находился не слишком близко. Но ведь я мог сделать хоть что-то! Мог бы позвонить копам или побежать в парк на крик. Я все время проворачивал и проворачивал это у себя в голове, никак не мог решить, изменило бы это что-то или нет. Нет, честно, не думаю, что мне удалось бы ее спасти, Уолден. Но возможно, я сам стал бы лучше, если бы вмешался, ну хоть что-то сделал. Хотя бы увидел сукиного сына, который сотворил с ней такое.

– Зачем ты все это мне говоришь?

– Хочу снять тяжесть с души, Уолден. Чувство вины, оно прямо пожирает меня изнутри.

Я подумал: может, закричать? Может, стоит позвать на помощь? Но тогда я убью Дона Харвуда. А я не хочу этого делать. К тому же, подумал я, после всех этих признаний Дона Уолден вдруг решит убить его. Мне было страшно больно и неудобно лежать на боку, и тогда я перевернулся на живот, опираясь свободной рукой о плитку пола. И вдруг пальцы нащупали что-то.

Я толкнул ножку раковины, хотел испытать ее на прочность. Подумал, что если удастся разломать ее, то можно будет высвободить руку, прикованную наручником. Но тогда раковина с грохотом обрушится на пол, и Уолден точно застрелит Дона. Как застрелил бы, если б услышал мой крик.

– Ладно, чего теперь, – сказал Уолден. – Все нормально.

– Нет, Уолден, ничего не нормально. И я не прошу у тебя прощения. Понимаю, что на твоем месте сам бы никогда не простил, но…

– Да нет, правда, все нормально, Дон. Я рад, что ты зашел и сказал все это.

– Думаешь? – спросил Дон Харвуд.

– Даже не сомневайся.

– Серьезно? А я все время прямо с ума сходил при одной только мысли об этом, а тебе, как вижу, все равно, да?

– Сегодня они схватили этого человека, – сообщил Уолден.

– Правда?

– Я… мне только что звонили из полиции. Они поймали и арестовали подозреваемого.

– Черт побери! Вот это да! Я и понятия не…

Тут зазвонил мобильник.

– Погоди секунду, – сказал Дон Уолдену и ответил на звонок: – Алло? Дэвид? Нет, погоди, Дэвид, не тарахти… Что случилось? Что?.. Тебя подстрелили?.. Нет, это ты кого-то подстрелил? О господи, Дэвид, нет, только не это!.. Они ничего не могли поделать?.. Ты где? Говори сейчас же, где ты находишься? Я заберу твою мать, и мы вместе…

– Дон, – позвал Уолден.

– Погоди секунду, Дэвид. – Потом Дон произнес: – Прости, Уолден, но мне надо бежать. Случилось нечто ужасное.

– Конечно, ступай. Рад был тебя видеть.

– Да, ладно, – пробормотал Дон. – Но мне правда надо.

Я услышал, как захлопнулась входная дверь.

Я понятия не имел, о чем сообщили Дону по телефону, что там произошло. Куда больше волновало, что сейчас произойдет со мной.

Убьет ли меня Уолден? Застрелит из моего собственного пистолета? Вряд ли, подумал я. Наделает слишком много шума. И потом, в ванной останется дырка от пули, и ее надо будет заделывать. Он должен разделаться со мной каким-то другим способом. Ну, к примеру, задушить. Заблокировать свободную руку, зажать мне рот и нос ладонью и держать до тех пор, пока я не задохнусь.

Этот способ почище и оставляет меньше следов.

Но самое трудное – это избавиться от тела. Я весил, наверное, фунтов на сто больше – это если сравнивать с Джорджем Лейдекером. Если б здесь стояла ванная, а не душевая кабинка, он мог бы меня в ней утопить, а затем расчленить на куски. И все равно – если б он разделал меня, как тушу на скотобойне, от этих останков пришлось бы как-то избавляться.

Плюс ко всему еще один момент – возле его дома была припаркована моя машина. Что он будет делать с ней? Я надеялся, что Дон заметит машину, узнает ее и спросит Уолдена обо мне. Но и в этом случае ему наверняка пришлось бы убить Дона. А теперь Дон ушел, и, судя по всему, у него возникли какие-то неприятности.

Я услышал в коридоре шаги. Дверь отворилась.

– Ну, все слышал? – спросил Уолден. Пистолет он держал в правой руке. Очевидно, прятал его, когда говорил с Доном.

– Слышал, – пробормотал я.

– У каждого свои проблемы, – небрежным тоном заметил он. – И ты моя проблема, самая последняя. – Уолден посмотрел на мою руку, прикованную к фаянсовой стойке. – Пожалуй, стоит снять этот наручник, ты согласен? Хочу, чтоб ты обхватил подставку для раковины обеими руками, и тогда я надену наручники тебе на запястья. У тебя есть еще один наручник?

– Да, – ответил я.

– Доставай из кармана.

– Этой рукой мне не достать. Он в другом кармане.

Уолден вздохнул:

– А ты все же попробуй.

Я пытался дотянуться рукой до противоположного кармана, и, наверное, напоминал в этот момент О. Джея[22], натягивающего бейсбольную перчатку. И притворился, что это требует от меня куда больше усилий, чем на самом деле.

– Не могу, не получается, – пробормотал я.

– Ну, смотри у меня, только без фокусов, – предупредил он. – Перевернись.

Я перевернулся на другой бок, теперь Уолден мог запустить руку в мой карман. Свободную руку я спрятал под себя, зажав в ней предмет, найденный во время разговора Уолдена с Доном.

Пистолет он не выпускал, только теперь ствол был направлен не на меня, а на унитаз. И вот он принялся шарить левой рукой у меня в кармане.

Я перекатился на другой бок.

Перекатился быстро и неожиданно и высвободил руку, крепко сжимая в кулаке шестидюймовую пилку для ногтей.

Потом размахнулся что было силы и вонзил пилку в шею Уолдену Фишеру.

Уолден взвыл, отпрянул и ударился затылком о раковину. Пистолет выпал у него из руки.

– Господи! – воскликнул он.

Я вытащил пилку и ударил его еще раз и еще, в основание шеи, прямо над грудной клеткой.

А потом – еще раз.

И еще.

Уолден стоял на коленях, упирался лбом в противоположную стенку. Рука тянулась к горлу, рот широко раскрыт, кровь заливала все вокруг. Затем он зашевелился. Попытался дотянуться до пистолета, но не смог, издал какой-то странный булькающий звук, а потом затих.

Я лежал несколько минут, пытаясь отдышаться. И не сводил с него глаз – ждал. Что, если вдруг он очнется?

Но он был мертв.

Затем я подполз к нему как можно ближе и стал обхлопывать его со всех сторон свободной рукой в поисках своего телефона. Старался как мог, но не нашел. Тогда я отполз назад, в исходную свою позицию и распростерся на полу лицом вверх. Одна моя рука была приподнята и по-прежнему прикована к раковине.

Рано или поздно кто-нибудь сюда зайдет. Или же, если у меня останутся силы, поднапрягусь и вырву эту треклятую раковину из стены.

Я закрыл глаза и стал прислушиваться к своему дыханию и пульсированию крови в висках.

Думал о Морин. Думал о Треворе.

Даже о торте думал.