Глава 11

Найти императора в огромном замке оказалось делом непростым. Тхе’Маэс не из тех правителей, которые предпочитали днями напролет на троне, обитом красным бархатом и, лениво постукивая пальцами по подлокотникам, слушать подобострастные речи своих подданных. Он был везде. Все видел, все контролировал, держал в ежовых рукавицах каждого.

Пару раз его почти удалось поймать, но то кто-то из старших перехватывал императора, то он сам жестом останавливал попытку заговорить и уходил.

С каждым мигом Брейра скручивало больше и больше. Внутри больно, словно живот вскрыли, ребра разворотили, все там перемешали побелевшим крюком для стирки и небрежно зашили. Его зверь засиделся. Проведя столько времени в темноте, он рвался на волю, хотел встать на крыло, взметнуться до самых облаков, подставляя спину солнечным лучам, а потом камнем упасть вниз, ощущая, как ветер бьет в морду.

Но сначала Доминика. Он не мог допустить, чтобы она отправилась в лагерь, и уж тем более в долину. Это слишком опасно.

— Чего тебе? — спросил Тхе’Маэс в очередной раз наткнувшись на него взглядом, — весь день хвостом за мной ходишь.

— Прошу прощения, — Брейр уважительно склонил голову, — поговорить нужно.

— Не сейчас. Слишком много дел.

— Мне нужно срочно, — упрямо повторил молодой кхассер, — насчет Доминики.

— Ах это, — ухмыльнулся император и, толкнув дверь в первое попавшееся помещение, сказал, — хорошо. Поговорим.

Они оказались в какой-то пыльной, заваленной хламом и старыми книгами комнате:

— Ну давай, пятнистый. Рассказывай, как ты умудрился упустить свою пару.

— Знаете уже?

— Да уж понял, не дурак. На моей памяти, такого бездарного провала еще не было.

Брейр смутился и под пристальным взглядом императора, почувствовал, как щеки начало калить.

— Так вышло.

— Подробности. Я хочу понять, как такое вообще возможно.

— Я не понял, что она пара. На ней нити лаами были, а за ними, оказывается, не рассмотреть ничего. Да еще и зверь у меня на привязи с прошлой зимы.

— Хасс говорил, что наказал тебя. За наглость.

— Я уже извинился, — буркнул Брейр, — он меня отпустил.

— Так что с Доминикой?

— Я писал про вам про нее и хотел привезти осенью, чтобы снять нити. Но мы сильно повздорили, да еще ваш приказ о раннем отборе получил. Ну и сорвался. Уехал в Наранд, и вернулся с новой Высшей.

— Не много ли две высших на одного?

— Я не собирался брать еще одну. Когда добрался до порта, уже успокоился и хотел отказаться, но не получилось. Вторая высшая по приворотам мастерица, вот я и попался. Привез ее Вейсмор, назначил церемонию, еще больше разругался с Доминикой. А потом вообще выгнал в дом к травнице… в лес, — говорил и с каждым словом чувствовал себя все большим идиотом, — А она сбежала. Дождалась церемонии, воспользовалась тем, что я был скован правилами, как-то разорвала эти проклятые нити и улизнула. Я ее искал. Весь Вейсмор с ног на голову перевернул, и ближайшие владения тоже. А она оказывается здесь.

Император смотрел на него исподлобья и сокрушенно качал головой. Потом вздохнул, потер могучую шею и устало спросил:

— Что ж вы пятнистые такие бестолковые? Все мозги на красивые пятна ушли? Что ягуар дел натворил со своей парой, что ты.

— Так вышло, — угрюмо повторил Брейр.

— И чего же ты от меня хочешь?

— Я хочу вернуть ее.

— Возвращай. Никто не против.

— Она мне больше не принадлежит. Сняла нити и даже слушать не хочет. Поэтому я прошу вас отправить ее обратно в Вейсмор. А дальше мы сами разберемся.

Император прошел из стороны в сторону, попинал какой-то мешок с хламом, покрутил в руках растрепанную по листам выцветшую книгу и, наконец, заговорил:

— Я тебе так скажу. Она завоевала свое право на свободу. Разорвала магию закрепов, добралась до Андера, добилась встречи со мной. На это требуется много сил и храбрости. Ты знаешь, что и то, и другое мы уважаем. В знак своего признания я даровал ей браслеты, чтобы никто — голосом выделил последнее слово, — не смел ее ограничивать. Теперь Андер ее дом. Доминика под моей защитой и законы Андракиса на ее стороне.

— Но она рвется в лагерь!

— Знаю. Там нужны сильные лекари. Ее дар будет весьма кстати.

— И в долину!

— Туда я сам ее позвал. По той же причине.

— Ей нельзя.

— Почему? Она взрослый, сильный маг. Смелая, умная, самоотверженная и хочет помочь. Я с радостью приму эту помощь, тем более нам предстоит сложный переход и неизвестно, как все обернется. Сколько жертв будет среди наших людей.

— Но…

— Тебе самому нужна помощь. Если ты его сейчас не выпустишь — тебя разорвет. И обратно ты не сможешь перекинуться еще очень долго.

— Я не могу ее туда отпустить!

— Ты уже ее отпустил. Или, вернее сказать, упустил? Теперь справляйся как хочешь. Я вмешиваться не стану. Мешать не буду, но, если она обратится ко мне с просьбой оградить от тебя — встану на ее сторону. Так что думай, но помни, что твоя избранница может и не принять вашу связь. И удерживать ее насильно ты не имеешь права. — увесисто похлопав Брейра по плечу, Тхе’Маэс вышел за дверь.

— Проклятье.

Кхассер пинком откинул с дороги драный мешок, внутри которого что-то жалобно зазвенело и разбилось, и подошел к пыльному окну. Старая щеколда не поддавалась, поэтому он просто сорвал ее, оставив болтаться на одном гвозде. Распахнул высокую створку и вдохнул холодный воздух, нашептывающий, что зима не за горами.

Вскочив на подоконник, Брейр впервые за много месяцев обернулся. С непривычки серые, покрытые рубцами крылья расправлялись тяжело и неохотно. Он взмахнул ими как-то скованно и неумело, и ухнул из окна почти до самой земли, но выровнялся, сделал круг над двором, а потом взмыл над городом, чувствуя, как душа наполняется ликованием.

* * *

Свобода оказалась такой пленительной и сладкой, что надышаться ей было невозможно. Облетев Андер вдоль и поперек, Брейр свернул к главному тракту и мчал до пересечения семи дорог, то взмывая над облаками, то стелясь низко над кронами деревьев, сбивая когтями облитые золотом и багрянцем ветви.

Казалось, что высоко над землей даже воздух был слаше, чем внизу. Сильное сердце размеренно билось в груди, застоявшиеся мышцы работали на полную, зверь ликовал.

У перекрестка он свернул к реке и камнем упал в стремнину, опустившись до самого дна и спугнув матерую щуку, притаившуюся в засаде. Вынырнул на поверхность и, громко фыркая, поплыл к берегу. Уже там, отряхнувшись миллионами брызг Брейр повалился на траву, потянулся, выпуская когти и довольно щуря янтарные глаза.

Хорошо было. Спокойно. И, наконец, то самое ощущение целостности растеклось по венам, возвращая вкус к жизни.

Не хватало только одного. Вернее одной. Девушки с ярко-синими глазами, которая теперь и смотреть в его сторону не хотела.

Брейр фыркнул, досадливо клацнул зубами и сел. Немного повздыхав, почесал за ухом, клацнул еще раз и, сердито помахивая серым хвостом, побрел обратно. По пути ободрал пару сосен, хорошенько поточив длинные когти, спугнул стаю куропаток и поймал зазевавшегося зайца. Проглотил его одним махом, не оставив даже ушей. Потом заскочил на верхушку самой высокой сосны и, балансируя на пружинящих под его весом ветках, осмотрелся. Позади Андер, а далеко на юге, едва различимые на горизонте, притаились Драконьи Горы. За ними долина Изгнанников, Милрадия и неизвестность.

И он не мог понять, чего хотелось больше — скорее отправиться в путь или оттянуть этот момент как можно дальше, пока не придумает как вразумить Доминику, как вернуть ее расположение и тот свет, с которым она раньше на него смотрела.

Прав был император, когда сказал, что такого провала еще не было. Это же постараться надо, чтобы свою пару упустить. Он постарался. Справился. Молодец.

Широко распахнув пасть, он зарычал, оглушая лес свои ревом, а потом взметнулся к облакам и, сделав небольшой круг, развернулся к Андеру. Прогулка завершилась, пора возвращаться к проблемам и решать их.

Приземлившись на одной из открытых террас, Брейр обернулся человеком и отправился на поиски Доминики. Раньше он мог найти ее через скреп серых нитей, а теперь вело что-то другое. Теплое, размеренно сокращающееся под сердцем, влекущее вперед сладким ожиданием.

Время уже было обеденное, поэтому чутье повело его не в лазарет — любимое место Доминики — а в большой столовый зал.

Здесь было оживлённо. Столы ломились от разнообразных яств: на тяжелых блюдах сочилось мясо, только что снятое с вертела, лежали тугие кругляши кровяной колбасы, зарумяненные куриные тушки и запечённая рыба. В глиняных кувшинах лениво пенилось красное, густое как кровь вино, и прозрачная, как слеза девственницы, настойка на березовых шишках, для тех кто хотел покрепче.

Во главе, за массивным широким столом, возвышаясь над всеми остальными, сидел император Андракиса. По правую руку от него — Хасс, с другой стороны — Валтор и ягуар.

У противоположной стены Брейр увидел Доминику. Она сидела за одним столом с лекарями, а напротив нее, явно затесавшись не в свою компанию, пристроился кхассер из клана пум. Он рассказывал ей какие-то истории, а Ника, прикрывая ладонью рот, смеялась.

Это что вообще такое?

Аж волосы на загривке дыбом встали.

Увидев, как к его паре с явным интересом подкатывал другой кхассер, а она благосклонно принимала эти знаки внимания, зверь моментально взвился, требуя разорвать, сломать, проучить соперника, посмевшего позарится на ЕГО Доминику.

И плевать, что зал полон кхассеров и простых людей! Перед глазами красная пелена и разрывало от желания вцепиться клыками в чужое горло.

До хруста сжав кулаки, он рванул вперед, но не прошел и трех шагов, как в висок пробило дикой болью и где-то глубоко внутри, в голове раздался холодный голос, сковывающий движения:

Стоять.

Остановился, как вкопанный, не в силах перебороть приказ. Сердце гремело на пределе своих возможностей. Мышцы выворачивало, зверь лютовал, но с места все равно сойти не получалось.

Уймись, пятнистый. Не в моем доме. И не за моим столом.

Брейр обернулся к главному столу, туда где сидел Тхе’Маэс

Сел

Молодой кхассер дернулся в сторону ближайшего свободного места, но удержался, снова выхватив среди общего шума смех Доминики.

Сел!

Волю императора была непреодолима, поэтому Брейр опустился на лавку и угрюмо подтянул к себе тарелку. Есть не хотелось. Звериный аппетит, который еще недавно терзал внутренности, отошел на второй план, уступив место жгучей ревности.

Он что-то жевал, не понимая вкуса, и не отрываясь смотрел на Доминику и мерзавца, который так откровенно ее обхаживал. А уж когда тот, как бы невзначай прикоснулся к ее руке, Брейра так перетряхнуло, что, если бы не приказ старшего, точно бы сорвался.

Как она вообще может с ним общаться? Неужели не чувствует, на понимает, что нельзя? Что у нее уже есть тот, кому нужно улыбаться?

Доминика явно ничего не чувствовала, потому что за время обеда ни разу даже не посмотрела в его сторону, вызывая глухое раздражение и желание закинуть себе на плечо и унести подальше от чужих взглядов.

Закончив с трапезой, Ника легко поднялась из-за стола, склонила голову, благодаря хозяина Андера за теплый прием и пошла к выходу. Наглый кхассер увязался следом за ней, а вот сам Брейр даже встать не смог.

— Ешь, пятнистый. Ешь. Силы тебе потребуются.

В этот раз в голосе звучал не только холод, но и насмешка, а Брейру не оставалось ничего иного, кроме как положить себе добавки.

* * *

С императором было бесполезно спорить, пытаться обойти его решения и как-то незаметно проскочить мимо. Он замечал все и всех. Брейр убедился в этом на собственной шкуре.

Тхе'Маэс продержал его за столом до самого конца. Больше не было ни взглядов, ни приказов, но стоило только пошевелиться и попробовать незаметно сползти со своего места, как тут же придавливало к лавке невидимой рукой. И только когда особо рьяные едоки начали расходиться, чужая хватка ослабла, позволяя встать.

Кхассер был зол. Ему едва удавалось контролировать своего зверя и все мысли были заняты только одним — куда ушла Доминика, и отправился ли тот мерзавец следом за ней.

В этот раз чутье безошибочно вело обратно в лазарет, и каждый шаг был чуть шире и быстрее предыдущего, пока не превратился в бег.

— Порву, — рычал, взлетая по ступеням на второй этаж, — руки переломаю. И ноги. Хребет перекушу.

Он заводился все больше, но пика достиг в тот момент, когда увидел Доминику в кресле в том закутке, где обычно лекари отдыхали после работы. В кресле напротив тот кхассер из пум, который возомнил себя бессмертным. Он буквально облизывал Доминику масляным взглядом хитрого, кота, готового вот-вот выпустить когти, чтобы поймать доверчивую мышь.

Они были так увлечены друг другом и своими дурацкими разговорами, что не заметили, что уже не одни, и окончательно взбешенный Брейр со всей дури хлопнул дверью, привлекая к себе внимание.

Ника подсочила на кресле, испуганно прижимая руку к груди, а кхассер — вроде его звали Рэммин — так люто сверкнул глазами, что стало ясно — гостям здесь не рады.

— И что здесь происходит?

Доминика подняла обреченный взгляд к потолку и откинулась на спинку кресла, всем своим видом демонстрируя вселенскую скорбь и печаль.

Как же она раздражала! Бесила своей отстраненностью, и тем, что делала вид, будто его не существовало.

— Если есть, что сказать — говори, а нет — проходи мимо и не мешай, — прохладно отозвался Рэммин.

Брейр неспешно походил ближе. В размеренных, будто ленивых движениях проступало все больше звериных черт

— Еще как есть, — он остановился рядом с Доминикой, повел из стороны в сторону головой, разминая напряженную шею.

Ее запах дурманил, застилая мозги белой пеленой, сочные губы притягивали к себе взгляд, а длинные темные ресницы волнительно трепетали.

Она не смотрела на него, упрямо делая вид, что не чувствует, как скручивается спираль, толкая их друг к другу.

— Эта женщина моя.

Ника только фыркнула в ответ на эти слова и покачала головой, сокрушаясь что прошлое не хочет оставаться в прошлом.

— Мне кажется, она против, — Рэммин поднялся.

Одного роста с Брейром, такой же комплекции, молодой, наглый, уверенный в своих силах.

— У нас временные разногласия.

— Пожалуй, я пойду, — Доминика тоже встала, поправила воротничок, перекинула толстую косу через плечо и попробовала протиснуться между мужчинами, но не тут-то было.

Кхассеры уже сцепились взглядами и ни один из них не собирался уступать.

— Прекратите! — потребовала Ника, но ее никто не слышал.

— Увижу тебя еще раз рядом с ней — крылья обломаю.

— Ты ей никто.

Брейр чуть не набросился на него. Что значит никто? Она его пара! Пусть пока еще не до конца закрытая, обиженная, непокорная, но он не отдаст ее ни этому выскочке, ни кому-то другому.

Звериная ярость расходилась волнами по сторонам. От нее даже цветы на подоконнике трусливо поджимали листья и пытались спрятаться.

— Молодые люди, вы что себе позволяете?! — возмутилась пожилая лекарка, мечтавшая отдохнуть после того, как все утро выхаживала трех непоседливых карапузов, а вместо этого нарвалась на кхассеров, готовых порвать друг друга.

Ее оклик остался без ответа, потому что остановиться они уже не могли. Воздух между ними искрился от напряжения, бездна, полностью покорившая янтарь, ликовала и требовала расправы над противником.

— Ну сейчас достанется обоим, — пообещала она и выскользнула за дверь уже оттуда выкрикнув, — сами напросились!

— Доминика не хочет с тобой общаться, — сказал Рэммин, — тебе здесь не рады. Уходи.

Рады, не рады — Брейру было все равно. Имело смысл лишь то, что к его женщине пытался подобраться другой кхассер.

— Ника, если хочешь, я могу его прогнать, — он заботливо взял ее под локоть, притягивая ближе к себе.

Это была последняя капля.

— Руки от нее убрал, — прорычал Брейр, оборачиваясь.

Следом за ним перекинулся и Рэммин. И тут же помещение, до этого казавшееся уютным, превратилось в клетку, в которой рычали два зверя. Один серый с темными пятнами на шкуре и светлым пузом, второй песочно-желты, гладкий и лоснящийся.

Кресла полетели в стороны, как и кушетка, и маленький столик. Газетные вырезки, до этого аккуратно сложенные стопкой взметнулись под потолок, а потом, кружась и покачиваясь, словно сорвавшиеся с ветки кленовые листья, плавно опустились на пол.

Сама же Доминика оказалась зажатой возле окна и молилась всем богам без разбору, чтобы эти два хищника не сцепились. Ведь сметут и не заметят. Они вон какие! Большие сильные, а она маленькая и хрупкая.

И все же отрицать было сложно — пятнистый зверь был красив. Ника словно во сне потянулась, желая вспомнить, какова его шерсть на ощупь, но вовремя остановилась и отдернула руку.

Вот еще! Всяких лохматых трогать! Не заслужил.

* * *

— Довольно, — голос императора прозвучал так внезапно, что вздрогнули все. И вдавшаяся в стену Доминика и оба кхассера, готовые вцепиться друг другу в глотки, — я не потерплю драк в своем доме.

С трудом взяв под контроль свою звериную сущность, Брейр обернулся. Его противник поступил так же, и теперь оба стояли, сжимая кулаки и сверля друг друга черными, как бездна взглядами.

— Раз такие резвые и так плохо с контролем, то первыми отправитесь в подземелье, — Тхе’Маэс кивнул свои сопровождающим, и те без промедлений подхватили обоих драчунов под руки и поволокли прочь из лазарета.

— Дайте пять минут, — упирался Брейр, — мне надо поговорить с ней.

Увы, его никто не слушал. Слово императора закон, и что там хотел сказать пятнистый кхассер своей потерянной паре — никого не волновало.

— Да, пустите вы меня, — у лестницы, ведущей в сокровищницу, ему все-таки удалось высвободиться, — сам пойду.

Оттолкнул чью-то лапу, пытающуюся его удержать, сердито поправил изрядно потрепанную рубаху и начал спускаться.

Они миновали пяток пролетов прежде, чем оказались в узком, на удивление светлом коридоре. Стены выложены песчаником, на полу — гранитные плиты, красные с темными прожилками, окон нет, но десятки факелов не оставляли темноте ни малейшего шанса. В конце коридора маячила железная решетка, а за ней начиналась сумрачная мгла. И только подойдя ближе, кхассер понял, что это аракит. Много аракита. Весь запас Андера, а в центре, на мраморном постаменте часы, на половину заполненные черным песком, и первородный камень.

С благоговейным трепетом Брейр остановился перед ним и аккуратно прикоснулся. Едва уловимо притронулся кончиками пальцев, но тут же сладкая волна прошла вдоль хребта, кружа голову, как хорошее вино.

Никогда в жизни ему не доводилось испытывать такого! Высшая степень восторга от того, что сквозь тело струились потоки аракитовой магии.

Те крохи, что он находил в долине Изгнанников, теперь казались ничтожными, радость по поводу их нахождения — убогой, а здесь…здесь было сосредоточие силы. Храм.

Вот только насчет открытых дверей он поторопился.

— Сюда проходи, — его поманили куда-то в сторону.

Стоило только перешагнуть порог закутка, как позади скрипнула и захлопнулась дверь.

— Эй, — возмущенно окликнул Брейр, — зачем запирать?

— Приказ императора, — произнес один из пантер, сопровождающих его во временную темницу, — самовольно никто не покинет источник. Каждый просидит здесь столько, сколько потребуется. Кто с мозгами — тот сам поймет, а кто нет, тех под замок.

— Блеск, — проскрипел Брейр и плюхнулся на узкую койку.

Одно радовало. Его соперник сидел в камере напротив.

— И поэтому нас заперли, как преступников? — возмущался Рэммин, — Это нечестно! Все в порядке с мозгами. По крайней мере у меня!

— Младшим кланам больше времени надо, чтобы сил набраться, а вы вечно рветесь куда-то. Доверия к вам нет. Вот и все. Сбежите, стоит только лазейку найти.

Брейр молча лег и отвернулся к стенке. Спорить было бесполезно, пытаться сорвать двери с петель — бессмысленно, все запечатано магией. Оставался только один путь — скорее насытится и получить разрешение на выход.

При других обстоятельствах он бы счастлив был, что допустили до такого сокровища, сам бы закрылся в этих подземельях и не выходил, пока силой не начали выталкивать, а сейчас тошно стало. Из-за Доминики. Из-за того, что так и не смог нормально с ней поговорить и все объяснить. Из-за того, как отстраненно она с ним держалась и смотрела, словно на чужого.

Не чужие они, чтобы не происходило ранее. Связаны, навсегда! От этого в груди щемило все сильнее, и дурацкая надежда стучала в висках.

Может, придет? Спустится в эту аракитовую темницу, чтобы проведать?

Время тянулось медленно.

В подвале не было ни окон, ни часов, и оставалось лишь полагаться на свое чутье. Сначала он пытался отсчитывать дни, но потом все смешалось. Неделя или две — непонятно. От аракита шла нескончаемая пульсация, вводящая в транс, и большую часть времени Брейр чувствовал себя так, будто напился медовухи и лежит где-то в лесу под елкой, или на зеленом лугу, а сверху, отбрасывая резные тени, проплывают белоснежные облака. Иногда он приходил в себя в человеческом облике, иногда — в зверином, но с каждым разом неизменно чувствовал, что стал сильнее. И мечты о том, что с Сеп-Хатти можно совладать уже не казались такими несбыточными.

Жаль, что Доминика так и не пришла. Она ни разу не спустилась в подвал, не передавала никаких посланий и не узнавала, как у него дела. Мысли о том, что она где-то в замке, сводили с ума. И чем сильнее он становился, тем отчаяннее хотелось к ней.

Поэтому, когда двухнедельное заточение подошло к концу, и один из надсмотрщиков, наконец, соизволил выпустить его из камеры, Брейр рванул наверх. Взлетел по ступеням, едва не свалив с ног идущего навстречу Хасса, получил от него увесистую затрещину, проскочил мимо стражников и устремился в лазарет.

За время его заточения в замке ничего не изменилось. Разве что кхассеры стали молчаливее, взгляды угрюмее и решительнее, и в воздухе искрило напряжение. До зимы оставалось совсем немного, и первые отряды уже отправились в предгорные лагеря.

Общее возбуждение хлестнуло по нервам, подгоняя вперед не хуже кнута. Ему срочно надо было видеть Доминику! Поговорить с ней, убедить в том, что она должна если уж не вернуться в Вейсмор, то хотя бы остаться в Андере.

Каково же было его разочарование, когда в лазарете ее не оказалось. Как и во всем остальном Андере.

А все потому, что, воспользовавшись его заточением, своевольная Высшая сбежала в военный лагерь.

Загрузка...