Пропавшее войско

9

На закате появились два всадника, скакавшие во весь опор. В тот день я увидела их впервые, но позже познакомилась с ними поближе и, поскольку теперь умела говорить по-гречески, смогла даже произнести их имена. Агасий-стимфалиец и Ликий из Сиракуз. Они спешились, с трудом переводя дух, и предстали перед Клеархом.

— К счастью, вы вернулись! — воскликнул Агасий. — Мы ничего о вас не знали. Армия Артаксеркса находится в тридцати стадиях отсюда, а мы были с Ариеем, в составе нашего отряда. Мы выстояли и сохранили обоз. Кое-кому из персидского лагеря удалось сбежать и спрятаться в наших рядах.

— Это так, — подтвердил Ликий. — Там находились также две девушки из гарема Кира. Одна из них — красавица из Фокеи. Это надо было видеть: когда явились персы, она выскочила из шатра царевича, совершенно голая, и бросилась к нам; ее преследовала целая орда варваров. Мы стали кричать, подбадривая ее, чтобы она бежала быстрее. Казалось, будто мы на стадионе. Как только красавица оказалась рядом, мы разомкнули ряды, пропустили ее, а потом снова опустили щиты. Варварам пришлось вернуться ни с чем.

Клеарх нахмурился:

— Забудь про девушку. Что с Ариеем?

— Скрылся. Покинул лагерь и спрятался в пустыне. Если хочешь, завтра сможем догнать его. Я знаю, где он.

— С ним есть наши люди?

— Один отряд. Следят за обстановкой.

— Вы правильно поступили. А царь?

— Уехал и оставил с армией одного из своих военачальников. Кажется, Тиссаферна. Что теперь делать?

— Уже вечер. Мы переночуем здесь. Возвращайтесь, пока совсем не стемнело. Поставьте двойную стражу, не смыкайте глаз; если у вас есть конница, пошлите ее дозором, охранять. Завтра мы объединим наши силы и решим, что делать. Я не доверяю этому варвару.

— В таком случае отправляемся в путь. Удачи.

Оба вскочили на коней и через несколько мгновений скрылись в темноте. А мы стали лагерем на ночь.

У нас не было ни палаток, ни покрывал, ни еды. Люди укладывались прямо на земле, умирая от усталости. Здоровые ухаживали за ранеными, перевязывая на скорую руку. Воины сражались долгие часы, прошли десятки стадий, и вот теперь, испытывая острую потребность в еде и отдыхе, вынуждены были довольствоваться голой землей и собственными плащами.

У нас в повозке лежала пшеница и соленые оливки, но в темноте не удавалось найти ключ от ящика с провизией. Я обнаружила лишь бурдюк с водой. Потом вспомнила, что видела неподалеку знакомые мне растения: у иных были съедобные клубни, у других — солоноватые листья. Мне удалось выкопать некоторое количество пригодных в пищу корней и собрать немного листьев. Ужин получился весьма скудным, но все же голод мы отчасти утолили. Потом я легла рядом с Ксеном, накрывшись его плащом.

Несмотря на всю опасность и неопределенность нашего положения, я была счастлива, потому что он находился рядом со мной. Горячий и живой — а ведь я целый день провела в страхе. Это казалось мне чудом, и я благодарила за него богов от всего сердца, целуя возлюбленного и гладя его пыльные волосы.

— Я боялся, что больше тебя не увижу, — прошептал он.

— Я тоже не надеялась увидеть тебя снова. Столько смерти. Столько ужасов…

— Такова война, Абира, такова война. Так было и так будет. А теперь спи… спи.

Даже сегодня, вспоминая об этом, я сама себе не верю. Десять тысяч человек лежали вокруг меня на земле, голодные, усталые, раненые. Воинственная и многочисленная вражеская армия стояла лагерем совсем близко, а наши боевые товарищи находились в смертельной опасности и не спали, потому что не могли доверять Ариею, и все же то была самая прекрасная ночь в моей жизни. Я не думала о том, что будет с восходом солнца; более того, именно сознание того, что завтра может не наступить, заставило меня пережить в эти несколько часов такие сильные чувства, каких никогда прежде не испытывала и, вероятно, уже не испытаю до конца дней своих.

В ту ночь я действительно поняла, что значит любить всем своим существом, стать единым целым с другим человеком, соединить свое тепло с его теплом, ощутить, как твое сердце бьется в унисон с сердцем любимого, и желать лишь одного — чтобы это мгновение длилось бесконечно. Это чудо необъяснимо, но порой само время течет необъяснимо, каждое мгновение длится долгие годы. Я вспомнила о подругах, которые спали в тот момент в домах, где пахнет известью, и не завидовала им, как не завидую и сейчас, хотя у них наверняка уже есть дети и муж, который думает о них, в то время как у меня нет никого. Я не завидую им, потому что занималась любовью и земля служила мне ложем, а небо — крышей, и каждый поцелуй, каждый вздох, каждое биение сердца заставляли меня взлетать все выше над пустыней, над водами Великой Реки, над ужасами этого кровавого дня.

Нас разбудило утреннее солнце, и люди стали подниматься — с трудом, потирая онемелые мышцы, быть может, чувствуя себя еще более усталыми, чем перед сном. И все же дисциплина и сила духа наконец возобладали, каждый надел доспехи и занял свое место в рядах. Ксен тоже вооружился, с того дня он стал воином, потому что так было нужно.

В этот момент прибыли двое всадников: один — грек, управлявший одной из персидских провинций в те времена, когда Кир являлся владыкой Анатолии; второго звали Глус — странный тип с волосами до плеч, собранными на затылке и закрепленными золотой заколкой. Они явились к нам по поручению Ариея.

— Какое счастье, что мы вас нашли! — воскликнул Глус. — Где ж вы были?

— В погоне за персами, до поздней ночи.

— Кир мертв, — заметил второй.

Проксен хотел было ответить, но Клеарх остановил его незаметным жестом, а другим воинам взглядом приказал молчать. Сам же серьезно кивнул, услышав это заявление.

— Армия Великого царя стоит лагерем неподалеку отсюда, — продолжил друг Кира. — Вы в большой опасности.

— Ты думаешь? — возразил Клеарх. — Послушай меня. Мы обратили их в бегство, преследовали несколько часов, изрядно пощипали, и теперь они стараются держаться подальше. Если сунутся сюда — не важно, сколько их, — то получат по заслугам. Хочешь знать, что я намерен делать? Предполагаю напасть, потому что этого они наверняка не ждут.

Глус посмотрел на спартанца как на сумасшедшего:

— Да, в этом не приходится сомневаться, но ведь ты видел, сколько их, верно?

— В Фермопильском ущелье восемьдесят лет назад их было сто против одного нашего, и если бы нас не предали, мы истребили бы их там, на месте, а остаток обратили бы в бегство пинками.

— Здесь все по-другому, — ответил Глус. — Открытая ровная местность, и у них есть конница, они могут взять вас измором, обстреливать издалека, умерщвлять по одному.

Клеарх перебил скупым жестом, выставив вперед раскрытую ладонь.

— Возвращайтесь назад, к Ариею. Скажите ему, что, если он захочет попытаться завладеть троном, мы к его услугам. С вами поедут двое моих людей, они изложат мой план…

Вперед безо всякого приглашения выступил Софос. Клеарх поискал глазами второго и заметил Менона-фессалийца. Одежду его запятнала кровь, но на коже не было ни царапинки.

— …и он, — заключил Клеарх, указывая на Менона. Будто вслух закончил невысказанную мысль. Затем огляделся с растерянным выражением. — Но только мне нужно покормить своих ребят, понимаете? Я им как отец. Жестоко наказываю за проступки, но моя забота состоит в том, чтобы они ели и пили вдоволь и чтобы у них было все необходимое. Им нужно набраться сил… понимаете? Мои парни должны поесть…

Глус в задумчивости покачал головой, переглянулся с товарищем, после чего оба сели на коней и пустили их галопом.

— Мы возвращаемся, — приказал Клеарх и шагом поскакал вперед.

Мне не удавалось понять, почему мы едем обратно на поле смерти, однако именно там было наше спасение — по крайней мере на какое-то время. Я осознала это довольно скоро.

Клеарх велел собрать все стрелы и копья, разбросанные по земле и торчащие из трупов, а затем обломки повозок, в достаточном количестве, чтобы развести огонь. Освежевали тела примерно двадцати мулов и лошадей и, как могли, приготовили мясо на углях.

— Конское мясо помогает кроветворению, — говорил Клеарх, — ешьте, вам нужно подкрепить силы, — и резал куски жаркого, раздавая воинам, словно отец сыновьям. И все же мяса оказалось слишком мало, чтобы накормить более десяти тысяч человек. Последний кусок Клеарх отдал восемнадцатилетнему юноше, а сам при этом остался голодным.

Не успел он закончить, как к нему подошел Сократ.

— У нас гости.

— Опять? — спросил Клеарх, вставая.

— Эти люди говорят на нашем языке, — ответил Сократ, пропуская вперед двух человек со знаменем мира в руках.

— Меня зовут Фалин, — представился первый.

— А меня — Ктесий, — сказал второй.

— Ктесий? — спросил Клеарх. — А ты не…

Человек, назвавшийся Ктесием, пятидесяти с лишним лет, с проплешиной, одетый на персидский манер, кивнул:

— Да, лекарь Великого царя Артаксеркса.

— А-а, — ответил Клеарх. — Ну и как здоровье твоего прославленного пациента?

— Он чувствует себя хорошо, но Кир чуть не убил его. Копье пробило Артаксерксу доспехи и порезало кожу. К счастью, рана оказалась поверхностной, и я зашил ее.

— Хорошая работа, — сказал Клеарх. — Хотелось иметь такого лекаря, как ты, но, боюсь, не смогу себе этого позволить. Так что каким ветром вас занесло в наши края?

— На самом деле этот вопрос должен был задать вам я, — заметил Ктесий с иронической улыбкой.

Клеарх некоторое время молчал.

— Полагаю, ответ хорошо известен тебе, Ктесий, однако удовлетвори мое любопытство: зачем Великий царь посылает ко мне своего лекаря? Он думает, я… простудился? Тебе велено выписать мне какую-нибудь раскаленную примочку? Или, может, чудодейственный настой из цикуты?

Ктесий сделал вид, что не слышал этих слов.

— Мы греки, ему это показалось достаточно веской причиной.

— Согласен, исключительно веской, но дай-ка я тебе кое о чем напомню. Нас нанял Кир. Кир мертв. Мы ничего не имеем против Великого царя…

— Охотно верю, — вступил в разговор Фалин, — но положение дел от этого не меняется. Вас слишком много, вы вооружены. Сдайте оружие и предстаньте перед Артаксерксом в одних туниках, с просительным видом, и тогда он подумает, что сможет для вас сделать.

— Я не ослышался? — воскликнул Клеарх. — Сдать оружие? — Спартанец повернулся к своим полководцам. — Хорошенькое дело! Не хотите ли ответить что-нибудь нашим гостям? Я должен отойти.

Меня удивило такое поведение Клеарха. Почему он уходит в решающий момент? Военачальники встретили предложение посланцев с каменными лицами.

— Сначала вам придется убить меня, — ответил Клеанор-аркадиец, искусный воин с голосом, пронзительным, словно острый меч.

Проксен-беотиец выразился более мягко, но смысл его слов был таким же:

— Послушай, Фалин, а на каком основании твой господин требует сдать ему оружие? Потому что считает себя победителем или потому что хочет получить его от нас в дар? Если он победил, то зачем ему просить, пусть придет и сам возьмет, разве не так? А если хочет даров, то давай обсудим это, однако мне интересно знать, что будет с нашими людьми, когда мы подарим оружие… Их убьют? Посадят на кол? Живьем сдерут кожу? Что-то подобное, верно? Мы видели, как он обошелся со своим братишкой.

Фалин не стал реагировать на издевку. Он лишь ответил по существу. По всему видно было, что он отлично подходит на роль переговорщика: плотного телосложения, спокойный, внимательный, грек взвешивал свои слова и не произносил ни одного впустую:

— Великий царь знает, что победил, потому что нанес поражение Киру и убил его, вы же пришли с Киром. Кроме того, вы находитесь на его земле, а значит, в его власти. Окружены, со всех сторон — множество каналов и две больших реки, через которые невозможно переправиться: одна справа и другая слева; вам некуда деваться, а если захотите сражаться, он пустит против вас такие полчища, что вам ни за что не удастся перебить их все, даже если они дадут вам перерезать себя, не оказывая сопротивления.

Ксен тем временем присоединился к группе военачальников, я же стояла несколько дальше. Он слышал каждое слово и даже вмешался в спор, хотя у него и не было никаких к тому полномочий:

— Послушай, Фалин, твое требование неразумно. Оружие — единственное, что осталось у каждого из нас, чтобы показать, чего он стоит. Без оружия мы ничто. Пойми: мы не можем его сдать. Лучше отберем у вас ваше.

— Молодец, мальчик! — ответил Фалин. — Ты говоришь как философ. Но заблуждаешься, если думаешь, будто можешь бросить вызов самой могущественной империи на земле с благими намерениями. Забудь об этом.

— Минутку, — заговорил еще один полководец. — А почему бы нам не попытаться прийти к соглашению? Вы ведь пришли, чтобы договориться, разве нет? Мы отличные бойцы, правда, потеряли нашего предводителя; следовательно, свободны и готовы себя продать. У вас трудности в Египте, вам никак не удается их уладить. Почему бы тебе не сказать царю, что мы можем ими заняться? Уверен, справимся.

Переговорщик покачал головой.

— Подчинить себе весь Египет? О боги, да кем вы себя считаете…

В этот момент появился Клеарх, и Фалин резко обернулся к нему:

— Послушай, мы зашли в тупик, здесь царит неразбериха, каждый говорит свое. Я хочу получить ответ человека, который выступит от имени всех. Итак, Клеарх, ты мне скажешь, что вы решили: да или нет?

Клеарх подошел к нему ближе:

— Видишь ли, я хорошо знаю, что мы в большой беде. Но, черт возьми, ты грек, здесь нас никто не слышит, не считая лекаря, но он тоже грек, верно? Не мог бы ты на время перестать изображать посла и дать мне совет, как грек греку, или, даже более того, как мужчина мужчине? Если мы выберемся из этой передряги, то не забудем, что получили хороший совет, и по ту сторону моря у тебя будет более десяти тысяч добрых друзей, на которых ты всегда сможешь рассчитывать, в случае если ветер переменится. Ты ведь знаешь: в этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.

Ксен тем временем вернулся и встал рядом со мной. Никто не обращал на меня внимания, потому что я собрала волосы под шапкой, а на плечи накинула мужской плащ.

— Что он такое говорит? — спросила я.

— По мне, так он тянет время. Ждет сигнала от Софоса или Менона касательно положения в лагере азиатов и ответа от Ариея.

Двое, стоявшие перед нами, зашикали:

— Тсс! Тише, мы хотим послушать, что он ответит.

Фалин произнес:

— Если бы путь к бегству существовал, я сказал бы тебе о нем, клянусь, но ты ведь сам видишь: отсюда невозможно выбраться. Назад вернуться вы не можете, вперед идти — тоже. Сдавайтесь, и я постараюсь замолвить за вас словечко. И ты тоже, Ктесий, верно? Царь наверняка прислушается к мнению своего личного лекаря, человека, спасшего ему жизнь.

Ктесий благожелательно кивнул.

— Вот видишь? — продолжал Фалин. — Он тоже заступится за вас, и бояться нечего. Так что ты мне ответишь?

Клеарх придвинулся ближе, и Фалин отступил на полшага, словно для того, чтобы сохранить безопасное расстояние.

— Благодарю за совет, друг, и я действительно его ценю, но, видишь ли, в сущности, проблема очень проста: или мы станем друзьями и царь, быть может, наймет нас на службу — в таком случае очевидно, что оружие понадобится, — или же царь разгневается и захочет заставить заплатить сполна — тогда нам тем более нужно оружие. Одним словом, о сдаче оружия и речи быть не может.

Фалин, с трудом скрывая досаду, некоторое время молча размышлял. Солнце стояло высоко, жужжание мошек, привлеченных тысячами трупов, стало почти невыносимым, в небе появились стаи ворон, и несколько крупных грифов описывали над нами широкие круги. Фалин посмотрел на грифов, потом на Клеарха, лекарь Ктесий же сохранял на лице отрешенное выражение стороннего наблюдателя, хотя внимательно следил за ходом переговоров.

Наконец Фалин ответил:

— Если так, я обрисую, что вас ждет: до тех нор пока находитесь здесь и никуда не двигаетесь, между вами и царем будет перемирие; если выступите, начнется война. Что я должен передать?

Клеарх, казалось, ничуть не смутился:

— Ты ведь сам сказал: если не двинемся, будет перемирие, если выступим, начнется война.

Фалин прикусил губу, сдерживая гнев, и отправился восвояси не прощаясь.

— Все прошло не так, как он рассчитывал, — заметил Сократ.

— Нет. Думаю, нет, — ответил Клеарх. — А когда он явится к царю с докладом, его ждут неприятности. В любом случае мы не можем оставаться здесь: нам нечего есть.

В это мгновение появились Агасий и Софос.

— Арией ранен, но поправится, — проговорил Софос. — Менон и Глус остались в лагере.

— Что он ответил на мое предложение?

— Сказал, что лучше забыть об этом: ни один знатный перс не согласится признать его царем, даже если мы завоюем для него троп. Если присоединимся к нему, он выведет нас отсюда; в случае согласия мы должны как можно скорее отправляться к нему. Если нас не будет до завтрашнего утра, он уйдет один.

— Понятно, — ответил Клеарх. — Вы ничего странного не видели по дороге сюда?

— Нет, — сказал Глус. — Все спокойно. Персы далеко.

— Пока, — заметил Клеанор.

— Пока, — согласился Клеарх.

Он повернулся к трубачу, велел играть сбор для высших военачальников, и через несколько мгновений командующие крупными подразделениями собрались.

Ксен хотел было отправиться ко мне, но по дороге столкнулся с Софосом, двигавшимся на собрание военачальников.

— Пошли со мной.

— Но я не являюсь…

— Теперь являешься, — ответил Софос сухо. — Пошли.

Ксен без возражений последовал за ним, а я ждала, сидя на земле рядом с его конем Галисом, рабом и вещами. У него с собой были кое-какие пожитки, и, учитывая крайнее положение, в каком мы все оказались, за ними не мешало присматривать. Совещание продлилось до середины дня. Ксен вернулся с Софосом, они остановились шагах в двадцати от меня. Потом Софос двинулся своей дорогой, а Ксен подошел ко мне.

— Готовься. С наступлением вечера отправляемся в путь.

— И куда пойдем?

— Доберемся до остальных, а там посмотрим… Поесть что-нибудь осталось?

— Да, я могу поджарить лепешку, есть еще соленые оливки и немного вина.

— Отлично. Быстренько поужинаем, а потом двинемся.

По правде говоря, в повозке оставались еще припасы, но если бы я сказала об этом, он пригласил бы кого-нибудь к ужину — Сократа или Агия, или Глуса, или всех троих. А мне не хотелось оставаться совсем без пищи до тех пор, пока мы не найдем способ ею разжиться.

Лепешка источала слишком соблазнительный запах для этих несчастных голодных юношей. Им было по двадцать лет, накануне они весь день сражались как львы. Ксену не пришлось просить меня: я сама поделилась с соседями.

Ксен не нашел никакой подставки, чтобы записать произошедшее, поэтому охотно разговорился, особенно после того, как я налила ему немного сладкого вина.

— Нам угрожает большая опасность, верно?

— Да.

— Я кое-чего не понимаю. Армия царя значительно превосходит нашу числом, почему же он на нас не напал?

— Потому что боится.

— Чего?

— Воинов в красных плащах. Их считают непобедимыми. Восемьдесят лет назад спартанский царь по имени Леонид с тремя сотнями храбрецов занял Фермопилы, ущелье в центральной Греции, и на протяжении нескольких дней сдерживал наступление персидского войска, гораздо более многочисленного. Соотношение было сто к одному. Парни, которых ты видишь, принадлежат к тому же народу, и вчера они обратили в бегство левое крыло персов, в пять раз превосходившее их числом. Воины в красных плащах — живая легенда. Один только вид их доспехов внушает ужас. Кир был уверен, что для победы над братом, самым могущественным правителем на земле, ему достаточно будет этой небольшой армии. И он не ошибался. Если бы Клеарх подчинился его приказу и сразу же напал на центр персидской армии, исход оказался бы совсем иным.

— А теперь мы в беде. И что сейчас делать?

— Доберемся до остальных, а потом станем искать путь к отступлению.

Я налила ему еще немного вина, чтобы он простил мою настойчивость.

— А ты думаешь, путь к отступлению существует?

Ксен склонил голову.

— Я не знаю. Мы находимся в самом сердце империи. Великого царя. Он боится нас, но также понимает: если вернемся назад, все узнают, что горстка, людей безнаказанно подобралась почти к самой его столице. Тебе известно, что это означает?

— Да. Однажды может найтись храбрый человек, способный повторить этот подвиг и довести его до конца — завоевать Персидскую империю.

— Верно. Если бы ты была мужчиной, могла бы стать советником какого-нибудь важного военачальника.

— Я не хочу становиться ничьим советником, хочу быть с тобой, если ты меня хочешь… до тех пор, пока ты меня хочешь.

— В этом можешь быть уверена. Но должна понимать, что соединяешь свою судьбу с судьбой изгнанника, человека, у которого больше нет ни дома, ни состояния, ни будущего. Ничего.

Я собиралась ответить, как вдруг раздались звуки трубы, Ксен вскочил и схватил в руки оружие.

Сигнал прозвучал во второй раз, и воины построились. После третьего они двинулись. Вечерело.