Пророчество Апокалипсиса 2012

56

В одном из пересекающихся ущелий Харгрейв обнаружил оставшееся после схода камнепада пятно мягкой земли, и они с Джеймси по очереди принялись рыть могилы. Одну большую, общую — для бандитов и отдельно другую, меньше — для изнасилованной и убитой ими женщины. Их похоронили возле стены каньона, а сверху место захоронения завалили камнями так, что со стороны можно было подумать, будто здесь случился очередной обвал. Никому бы и в голову не пришло, что камни эти надгробные.

Могилы копали складной лопатой с рукоятью в три фута длиной, страшно неудобной, до мозолей натиравшей руки. Разумеется, время от времени Мартинес, Куп и Рита подменяли Харгрейва и Джеймси и рыли, сколько могли, но надолго их не хватало. Когда с рытьем было покончено, трупы привязали к мулам и отволокли к большому рву по земле. Жертву разбойников Джеймси отвез туда, положив животом вниз на вьючного мула.

К тому времени, когда могилы закидали землей и завалили камнями, солнце уже стояло в зените.

За все время работы никто не проронил ни слова.

— Что до меня, то я похоронила бы только бедную девушку, а подонков бросила бы гнить, — заявила Рита, когда уже все было кончено.

— Оставить столько трупов — значит устроить здесь целое сборище стервятников, — заметил Харгрейв, взгромоздив над местом общего захоронения последний зазубренный камень. — Просто тучи стервятников.

— Которые привлекут внимание федералов, — поддержал Джеймси, — и те пошлют самолет обследовать каньон.

— И кто-то где-то узнает, что мы были здесь, — заявил Харгрейв.

— Одного только незаконного владения оружием хватит на пожизненный срок, — укладывая последний камень на могилу девушки, сообщил Джеймси.

— Они могут, чего доброго, заново открыть то прошлое дело в Чьяпасе, — предположил Харгрейв.

— Ох, — вздохнул Джеймси, — я никогда не верил, что мы от него отделались.

— Вы забыли про незаконные раскопки, завладение историческими ценностями и попытку контрабандного вывоза, — проворчала Рита.

— Да, тоже серьезная статья, — хмыкнул Харгрейв.

— Да уж, на вас работать себе дороже, — наградил Риту хмурым взглядом Джеймси.

Мартинес отправился вниз по каньону за тремя оставленными там стреноженными мулами. Вернулся он с широкой улыбкой на лице, что вызвало у Куп искреннее удивление. До сих пор никто не видел, чтобы он улыбался.

— Что тебя развеселило? — осведомился Харгрейв.

— Никому не интересно, что я увидел дальше по каньону? — спросил погонщик мулов.

— Призрак Монтесумы? — предположил Джеймси.

— Один мул отскреб копытами креозот.

— Злился, вот и бил копытами, — пожал плечами Харгрейв. — С ними такое бывает.

— Да помолчите вы, — одарив мужчин сердитым взглядом, буркнула Рита.

— Пойдем посмотрим, — глядя вдоль каньона, предложила Куп. — Видишь, ему не терпится показать свой чертов креозот.

Старый погонщик провел их туда, где обнаружил креозот — между стеной каньона и пятью крупными валунами.

И сразу за валуном они увидели проступающие контуры кирпичей, которыми был заложен тайник. По цвету кладка совершенно сливалась со стеной каньона, обнаружить это тщательно заложенное квадратное отверстие, имевшее три фута в поперечнике и находившееся в двух футах над землей, было не так-то просто.

Выходит, указания оказались неточными. Тайник укрыт за пятью, а не за тремя камнями. Впрочем, за прошедшие со времени закладки тайника одиннадцать столетий перед ним вполне могла появиться пара лишних булыжников.

Вытащив свое маленькое кайло, Куп принялась за работу, осторожно расковыривая раствор, скреплявший древние кирпичи. Через два часа она извлекла из проделанного отверстия черный керамический сосуд в два фута высотой, с выпуклыми стенками. Широкая горловина была закрыта большой, почти десять дюймов в поперечнике, затычкой, а на самом сосуде красовалось выполненное красной киноварью и до сих пор не утратившее блеска изображение Пернатого Змея.

57

Весь остаток дня группа шла почти без передышки и остановилась только один раз, чтобы разобраться с девятью оставшимися без всадников лошадьми. Их расседлали, избавили от вьюков и сбруи и отправили вниз по каньону, к воде и траве.

Ночью они продолжали двигаться пешком, при свете луны и звезд, ведя мулов в поводу, и, лишь когда совсем выбились из сил, сделали привал и разогрели на портативной плитке бобы, тортильи, вяленое мясо и кофе. Несмотря на ночную прохладу, развести костер так и не решились.

Задолго до рассвета, когда обе женщины еще крепко спали, Харгрейв и Джеймси растолкали Мартинеса. Луч света разбудил Куп: она проследила сонным взглядом за Джеймси, копавшимся во вьюках и переметных сумах. Какие-то две найденные вещицы он положил на ладонь и некоторое время смотрел на них. Куп отроду не видела таких пустых, ничего не выражающих глаз.

Потом Джеймси обе свои находки растоптал каблуком и бросил на дно каньона. Куп так и не поняла, что он делает. Джеймси подобрал сплющенные штуковины и, прихватив лопату, направился вверх по каньону.

Когда Куп проснулась, над каньоном уже светило солнце. Харгрейв и Джеймси, почему-то они, а не Мартинес, навьючивали мулов.

— Где Мартинес? — спросила Куп.

— Он этого не делал, — заявил Джеймси.

— Что случилось? — не поняла Куп.

Джеймси бросил ей ее навигатор и спутниковый телефон, оба разбитые. Эти средства связи были украдены у нее погонщиком мулов.

— Мартинес работал на «Апачерос», — заявил Харгрейв. — Он рассказал им о кодексах, насколько они ценны, и сообщил, куда мы направлялись.

Куп просто лишилась дара речи.

— Он сам признался, — сообщил Джеймси. — Правда, объяснил это тем, что бандиты будто бы похитили его сына и он служил им, чтобы вызволить мальчишку.

Рита поставила кофейник, подошла и встала рядом с Куп.

— Ты ему не поверил?

— От «Апачерос» никого не вызволишь, — заявил Харгрейв.

— Да и какая разница? — добавил Джеймси. — Он бы рассказал им про Третий кодекс при первой возможности. А сделай он это, нам бы от них не отвязаться.

— Это ты сделал? — спросила Куп.

— Ты видела, что они сотворили с той девчонкой? — спросил Харгрейв. — Уж поверь, у «Апачерос» хватит таких ребят, и покруче найдутся.

— Он сам признал, что подставил нас, — заявил Джеймси.

— Мы проверили эсэмэс на его телефоне, — добавил Харгрейв. — Они не только от «Апачерос».

58

Три дня напролет они ехали от восхода до заката, затрагивая даже часть ночи, не давая передыху ни себе, ни мулам. А на четвертые сутки вышли из края каньонов к сельскому поселению. Харгрейв сообщил об этом кому следовало, сделав условный телефонный звонок.

По прошествии еще двух дней в тополиной роще у Рио-Ночес они повстречались с уполномоченным агентом. То был американец с темными крашеными волнистыми волосами и густыми усами. На нем был легкий желто-коричневый летний костюм, черная рубашка и серый галстук. Никто друг другу не представлялся, имен никаких не называлось, и в дальнейшем он проходил у Риты под кодовым названием Мистер Желтый.

Получив новые документы и обменяв животных на неприметный грязно-серый фургончик «форд», они принялись грузить в машину свои пожитки. А когда закончили, Харгрейв спросил:

— Барахлишко есть?

— В фургоне двойное дно, — последовал ответ.

Куп не было нужды спрашивать, о чем речь: о дополнительном оружии.

— Мы тут еще кое-что добавили: три канистры бензина по пять галлонов, дорожные пайки, аптечку первой помощи, даже флягу бренди. Рассудили, что вы, ребята, заслужили выпивку.

Харгрейв кивнул, затем протянул руку. Как подумала Куп, для пожатия. Но вместо этого Мистер Желтый вручил ему два черных шелковых денежных пояса.

— Песо, доллары — малого, среднего, большого достоинства, наличные, не отслеживаемые. Достаточно, чтобы уйти на покой.

— Спасибо, — поблагодарил Джеймси, — особенно за бренди.

— Моя идея, — сказал агент. — Никому не говори.

59

Куп одолевало любопытство: какие еще образцы вооружения спрятаны под фальшивым полом фургона? Столь ценимые Харгрейвом и Джеймси пушки сорок пятого калибра они пока в ход не пускали, а когда она спросила, почему они не избавились от помповых дробовиков, Джеймси пояснил, что картечь не пуля и по ней баллистическую экспертизу не проведешь.

Да уж, сумасшедший дом и только. Ей нужно отделаться от этих людей и, прихватив Риту, вернуться в Штаты.

Желательно побыстрее.

Надо заставить бедную, позволившую заморочить ей голову подругу понять, что это сущее безумие.

Даже теперь, когда мулов сменил фургон, они гнали без остановки весь день и израсходовали содержимое не только топливного бака, но и двух запасных канистр, прежде чем остановились на уединенной сельской заправке. Их подгоняло стремление оставить между собой и каньонами Чиуауа как можно большее расстояние. Им приходилось опасаться как федералов, так и «Апачерос», которые вполне могли взять их след. Кто знает, сколько всего успел настучать Мартинес?

А еще им предстояло вскрыть керамический сосуд, извлечь, если он вообще там находится, кодекс, сфотографировать его и приняться за перевод.

Малый в желто-коричневом костюме, помимо всего прочего, оставил в машине сумку с карманного формата книжонками. В прежние времена Куп, бывало, с удовольствием почитывала триллеры, но сейчас, по сравнению с их недавними приключениями, находила эти книги нелепыми и скучными. После еще двух дней и ночей, проведенных в дороге, когда приходилось сменять друг друга за рулем и спать в машине, они наконец свернули с главной дороги и гнали по пересеченной местности до тех пор, пока не нашли густую рощу, позволявшую укрыться, развести костер и приготовить горячую пищу. Слишком усталые для каких-либо изысков, они раскатали спальники и, разлегшись на них, подкрепились консервированным перцем на разогретых тортильях. Запивали все это холодным пивом, которое Джеймси прикупил на последней автозаправке заодно с бензином.

И тут напряжение прошедшей недели навалилось на них со всей силой. Харгрейв выудил полученную от Желтого флягу с бренди, приложился к ней и, бросив емкость Джеймси, заявил:

— Думаю, нам всем не помешает выпить.

Потом он уселся у костра, зажав керамический сосуд между колен, и занялся затычкой, стараясь ее ослабить. Разогревал ее, прикладывая тлеющие угольки, осторожно поворачивал из стороны в стороны и старался заполнить тончайшие зазоры между пробкой и горловиной сосуда вазелином.

— Харгрейв — мастер по этой части, — пояснил Джеймси.

— Он что, уже проделывал такое раньше? — спросила Куп.

— Это он извлек из сосуда Первый кодекс, перед тем как я попыталась его перевести, — сообщила ей Рита.

Джеймси приложился к фляге и передал ее Рите, которая приложилась следом, даже не удосужившись обтереть горлышко.

«Это не та Рита, с которой я росла», — подумалось Куп. Куда подевалась та девочка с превосходными манерами, что подружилась с невежественной, невоспитанной, не имевшей подруг деревенщиной, взяла ее под крыло и отшлифовала, постаравшись по возможности сгладить острые углы и притупить колючки? Рита открыла в Куп способность к языкам, поощрила к получению образования, буквально затащила ее изучать письмена майя.

Так что же случилось с Ритой?

И что происходит с тобой, Куп?

Впрочем, Купер Джонс интересовала не одну только Куп. С той самой перестрелки все украдкой бросали на нее озадаченные взгляды.

Наконец Джеймси полюбопытствовал вслух.

— Кто твоя подруга? — кивнув в сторону Куп, спросил он у Риты.

— Это самая лучшая подруга, она моя сестра, — ответила Рита.

— Там в каньоне, — заметил Харгрейв, — твоя сестра и лучшая подруга пристрелила троих меньше чем за восемь секунд.

— Палила по ним, словно по консервным банкам, — добавил Джеймси.

— И, надо признать, уберегла наши задницы, — продолжал Харгрейв. — Если бы той троице удалось удрать, сейчас бы уже нагрянули «Апачерос».

Последовало молчание.

— Ритс, мы задали тебе вопрос, — не отставал Харгрейв.

— Куп? — окликнула подругу Рита.

— Ну? — без всякого выражения отозвалась та.

Рита откинулась на свой спальник и уставилась на звезды.

— В школе ребята дразнили ее рыжей, — не обращаясь ни к кому в отдельности, произнесла Рита. — И не из-за цвета волос, они у нее черные как смоль, потому что мать ее была мексиканкой из Чиуауа.

— А почему тогда рыжая? — не понял Джеймси.

— Ну, в смысле: «эй ты, рыжая». Деревенщина неотесанная.

— А ты тоже ее так называла? — поинтересовался Джеймси.

— Нет. Последним ее так назвал Джимми Камерон. Она выбила ему четыре зуба. Молочных. У сопляка еще молоко на губах не обсохло, — хмыкнула Рита.

— Да уж, Купер Джонс я всегда готов взять в напарницы, — продолжая возиться с запечатанным сосудом, пробормотал Харгрейв.

— А когда нам было по двенадцать, она спасла меня от гризли, — как бы между прочим произнесла Рита.

— Да ну? — удивился Джеймси.

— Вот тебе и «ну»! Отец научил Куп охотиться, и охотились они не для забавы: у них вся добыча шла в дело. К двенадцати годам она уже застрелила и освежевала несчетное количество белок, кроликов, оленей и койотов.

— Мы не ели и не освежевывали койотов, — глядя на звезды, буркнула Куп.

— Нет, мне все-таки охота послушать насчет гризли, — подал голос Харгрейв. — Стало быть, Куп кокнула мишку в Западной Виргинии?

— Можно подумать, будто их там нет, — присев на спальнике, проворчала Куп. — И вообще, он был бурый.

— Когда бурый медведь нападает, он кажется здоровенным, что твой гризли, — сказала Рита.

Куп закрыла глаза и снова легла на спину.

— Так она что, взяла тебя с собой охотиться на медведя? — поинтересовался Джеймси.

— Нет, какая охота. Я просто хотела погулять с ней по лесам, ну и заодно научиться стрелять, — ответила Рита. — У меня был с собой «винчестер» ее отца, с такой пушкой я чувствовала себя Джоном Уэйном.[34] А у Куп было помповое ружье двенадцатого калибра. В лесу она заметила медвежьи следы. Пока присматривалась к ним, я отвалила в сторонку нарвать лесных цветов — и наскочила на медвежонка. Представляете, какой восторг! Я бросила ружье и схватила детеныша. Вот тут-то и нарисовалась его мамаша, да с таким ревом, словно из ада выскочила. Куп подоспела ко мне за миг до медведицы и всадила в нее два заряда подряд, но разве дробью медведицу остановишь? Она атаковала, не встав на дыбы, а на четвереньках, с опущенной головой, и, по-моему, выстрелы ее только пуще взъярили. Медведица была в десятке футов от нас, когда Куп засадила ей третий заряд в плечо. Выстрел, сделанный с такого близкого расстояния, возымел эффект: медведица споткнулась, но не остановилась. Оставалось шесть, самое большее семь, футов, когда Куп выстрелила в другое плечо, раздробив сустав. И в трех футах от нас зверюга наконец свалилась.

— Ничего себе, — искренне удивился Джеймси, — в двенадцать лет совладать с гризли.

— С бурой медведицей, защищающей своего детеныша, — поправила его Куп.

— Которая была больше любого гризли, — заметила Рита, — и которая не собиралась отступать. Когда не смогла опираться на передние лапы, попыталась атаковать на задних.

— А ты чего ожидала? — глядя на подругу, фыркнула Куп. — Детеныша-то ты так и не отпустила.

— Медвежонок дрожал. Я тоже дрожала. Я понятия не имела, что делать.

Харгрейв прервал попытки открыть сосуд и поднял на Риту глаза.

— Ну и что случилось?

— Куп выпустила четвертый заряд ей в сердце, — ответила Рита, — а пятый в разинутую пасть… ревущую пасть.

— Практически в упор, — с нажимом произнес Джеймси.

— И с такой быстротой, что казалось, будто выстрелы прозвучали одновременно, — добавила Рита.

— Совсем как в каньоне, — сказал Джеймси.

— Заметил, значит, — хмыкнула Рита.

— А что потом сказала твоя мамочка? — наморщив лоб, спросил у Куп Харгрейв. — В смысле, насчет стрельбы по медведям в упор?

Куп резко выпрямилась.

— Она умерла при моем рождении. А отец сказал, что в восторге от моего самообладания.

— Ее отца застрелили через месяц после этой истории с медведицей, — сообщила Рита.

— Несчастный случай на охоте? — осведомился Джеймси.

— Мы с Куп выяснили, что это сделали «толкачи», решившие избавиться от конкурента.

— У папаши было по-настоящему хорошее пойло, — сказала Куп.

— А потом? — поинтересовался Джеймси.

— У нас ничего не было, — ответила Куп, — разве что барахлишко, полученное от Армии спасения, так что в итоге меня отправили в приют штата. Ну а Ритс уговорила своих родителей взять меня в семью.

— А что ты чувствуешь по поводу того, что сделала медвежонка сиротой, таким же, как ты? — спросил Джеймси.

— Ничего хорошего, — печально пожав плечами, буркнула Куп.

— И поэтому отказалась от охоты? — не отставал Джеймси.

— На то были и другие причины.

— Готово! — воскликнул, прервав их разговор, Харгрейв.

Разогревание горловины угольями и заполнение зазоров между сосудом и затычкой смазкой оказалось успешным приемом: Харгрейву удалось откупорить сосуд, не повредив ни горлышко, ни пробку. Когда он вытащил ее, все услышали шипение втягивающегося внутрь воздуха.

— Да уж, скажу я вам, этот Койотль был тот еще паршивец, — пробормотал Харгрейв. — Это ж надо, откачал из этой штуковины воздух, устроив вакуумную закупорку. Неудивительно, что его кодексы в такой хорошей сохранности. Кто-нибудь знает, как он это делал?

— С помощью нагревания перед закупоркой, точно так же, как мы консервируем фрукты или овощи, — ответила Куп.

— В жизни ничего не консервировал, — хмыкнул Джеймси.

— О господи! — воскликнула Куп, когда Харгрейв вручил ей кодекс. — Какое превосходное состояние, просто трудно поверить!

Восемнадцать дюймов в поперечнике, обложка из ягуаровой шкуры, страницы, поблекшие от времени, но с четкими, различимыми письменами, словно бросавшими вызов случайностям, природе — и самому времени!

— Придется ждать до завтра, чтобы все это сфотографировать, — сказал Харгрейв. — Займемся этим прямо здесь, при солнечном свете. Сейчас для фотографирования мало света.

— Но его достаточно для чтения, — заметила Куп. — Рита, достань фотокопии Первого и Второго кодексов. Перечитаем все в хронологической последовательности.

— Они все у меня на флешке, — сказал Харгрейв. — Сейчас загружу компьютер.

Включив фонарик, Куп и Рита открыли кодекс и приступили к расшифровке замысловатых иероглифов.

60

Просмотрев на компьютере снимки Первого и Второго кодексов, Куп и Рита перешли к только что добытому, Третьему.

— Ты правда можешь читать эти загогулины? — спросил Джеймси у Купер, когда она сосредоточенно склонилась над страницами кодекса, наведя на них фонарик.

— Это даже труднее, чем кажется, — ответила за нее Рита, — но Куп здесь нет равных.

— А что вы вычитали там до сих пор? — поинтересовался Джеймси.

— Большинство этих текстов иносказательны, аллегоричны, возможно, зашифрованы, — ответила Купер. — Многое из того, что я делаю, это экстраполяция. Однако я думаю, что мне удается понять автора.

— Здорово! — сказала Рита. — А то мне у него многое непонятно.

— Большая часть этих кодексов представляет собой запись рассказов астронома и божественного правителя, сделанную то ли писцом, то ли ученым, который подписывался иероглифом, означающим койота — видимо, на языке науатль его звали Койотль, — продолжала Куп. — Но в Третьем кодексе многое написано Койотлем: он составил летопись упадка и гибели Толлана.

— А разве Кецалькоатль не мог записать свои заметки сам? — полюбопытствовал Джеймси.

— То, что часть текстов надиктована им, сомнений не вызывает, — ответила Куп, — однако я сомневаюсь, что правитель Кецалькоатль умел читать иероглифы, не говоря уж о том, чтобы самому их составлять. Возможно, и астроном не был знатоком этой письменности. Знаки чрезвычайно сложны для усвоения, и, по существу, все знатоки тольтекской письменности являлись жрецами, которые начинали изучать иероглифы с раннего детства.

— Суть в том, что каждый такой знак соответствует понятию или слову, причем имеет как смысловое, так и фонетическое, звуковое наполнение, — пустилась в объяснения Рита. — Необходимость лингвистического совмещения звуков и образов требует от чтеца, а тем более от писца особой одаренности. У большинства из нас для чтения иероглифов языка науатль, не говоря уж об использовании их при письме, просто не хватит способностей.

— А как их усвоил этот Койотль? — спросил Харгрейв.

— Правитель и астроном выяснили, что Койотль обладает необходимыми способностями, а потом где-то разыскали для него подходящего учителя, — предположила Куп.

— Они явно нуждались в человеке, способном выполнить такую работу, — дополнила ее Рита. — А жрецам не доверяли, поэтому подготовили собственного Босуэлла.

— Кого? — не понял Джеймси.

— Это писатель, он жил в восемнадцатом веке и вел дневник, записывая высказывания и беседы своего друга, Сэмюэла Джонсона[35], а впоследствии составил на основе этих записей биографию.

— Никогда о нем не слышал, — признался Джеймси.

— Да ты все равно бы ничего не понял, даже если бы прочел книгу, — заявила Рита.

— Почему? — спросил Джеймси.

— Это литература, — пояснила Куп.

Джеймси скривился так, что больно было смотреть.

— А вы уверены, что Койотль не был жрецом? — поинтересовался Харгрейв.

— Жреческие кодексы, — ответила Куп, — носят религиозный характер, а записи Койотля в основном затрагивают мирские, научные вопросы. Ну и потом, он сам отзывался о жрецах не лучшим образом, презирал их и боялся, что если они найдут великий труд его жизни, то непременно сожгут.

— Кроме того, из его комментариев следует, что сам Кецалькоатль враждовал со жрецами, — вставила Рита.

— Кецалькоатль не верил в благотворность человеческих жертвоприношений, — сказала Куп, — а жрецы считали, что милость богов можно купить только великой кровью. Это породило раскол.

— Что еще говорится в этих кодексах? — спросил Харгрейв.

— Что нам потребуется переправиться еще через одну реку, — ответила Куп, всматриваясь в последнюю страницу. — Это не последний кодекс.

— Можно сказать, здесь так и написано: «Продолжение следует», — добавила Рита.

— Черт, а я так надеялся, что все уже позади, — простонал Джеймси.

— Скажи это Койотлю, — предложила Рита.

— Я хочу сделать заявление, — начала Куп. — Сегодня последний день этой работы, по крайней мере для меня. Я не в состоянии работать в таких условиях. У меня нет исследовательских материалов, необходимых для точного перевода, да и вообще, все это слишком опасно. Как только мы доберемся до цивилизованных мест, я первым же самолетом улечу домой. Как хотите, но я не Лара Крофт, Расхитительница Гробниц. Вам, ребята, нужна не я, а батальон коммандос. Ритс, ты летишь со мной.

— Ни за что, — отрезала Рита Кричлоу.

— Батальон тут ничего не решит, — заявил Харгрейв. — Все, что на самом деле необходимо, у нас есть. Маленький поисковый отряд во главе с двумя людьми, знающими языки и представляющими себе, что мы ищем.

— Полномасштабная разведывательная операция привлекала бы слишком много внимания, — поддержал товарища Джеймси. — Здесь нужна маленькая, мобильная группа, способная действовать тайно.

— Кроме того, Куп, — заявила Рита, — если мы не переведем текст сейчас, мы этого вообще не сделаем. Мы не сможем его вывезти. Конечно, я позаимствовала кодексы на то время, пока мы здесь, что уже само по себе незаконно, но я не собираюсь красть их и вывозить контрабандой.

— К черту, — сказала Куп. — Я в этом не участвую.

— Ты не понимаешь, — вздохнул Харгрейв. Дело это большое, скверное, и мы должны довести его до конца. И выбора у нас нет.

— Хочешь побиться об заклад?

— Мы нуждаемся в тебе, Куп, — сказала Рита. — Я не умею читать письмена так, как ты. Этого никто не может.

— Если тебе охота, разбирайся с федералами и «Апачерос» сама, — отрезала Куп. — Убивать бешеных псов — это не для меня.

— А недавно, в каньоне, у тебя это славно получилось, — рассмеялся Джеймси.

— Вали отсюда!

— Только ты можешь сделать все, что требуется, — сказала Рита. — Ты всегда могла.

— У меня нет ни малейшего желания ни подохнуть в этой забытой богом пустыне, ни провести остаток жизни в какой-нибудь мексиканской тюряге.

— Но мне без тебя не справиться.

— Перетолчешься.

— Ты умеешь все, что необходимо, — произнесла Рита после затянувшегося молчания.

— Я изменилась. Ты и твоя семья сделали меня другой.

— Расскажи это тем ребятам, которых ты угрохала, — буркнул Джеймси.

— Куп, ты же их просто повышибала из седел, — с искренним восхищением сказал Харгрейв. Видимо, считая, что сделал комплимент.

— Да пошел ты!

— Пошел ты! — повторил за ней Джеймси, медленно проговорив каждое слово. — Надо же, какие нехорошие слова. А ведь ты вроде как говорила, что изменилась. Нет, Рита, видать, недостаточно ты на нее повлияла.

Рита его сарказм проигнорировала и переместилась ближе к подруге.

— Ты нужна мне, — сказала она. — Так же, как была нужна раньше — там, в каньоне.

— Прошлое мертво.

— Куп, там, в каньоне, ты спасла задницы всем нам, — сказал Харгрейв. — Для меня это кое-что значит.

— Если они свалят, — заметил Джеймси, — мы останемся без дела.

— Ничего, найдется и без нас кому спасать мир и демократию, — проворчала Куп.

— Искать других уже нет времени, — заметил Джеймси.

— Я говорила с Моникой, — сказала Рита. — А ты нет. Нам необходимо найти Четвертый кодекс. От этого зависит все.

— У тебя нет выбора, — подхватил Харгрейв. — И у нас его нет.

— А будь у нас выбор, — сказал Джеймси, — чего ради мы бы здесь оказались?

— К сожалению, Куп, — подхватила Рита, — ты — это все, что у нас есть.

— А мы — это все, что есть у тебя, — заключил Харгрейв.

Куп смотрела на них молча.

— Почему, по-твоему, мы выбросили свои навигаторы и сотовые телефоны? — спросила Рита.

— Ага, а заодно и мои разбили, еще в каньоне, — заметила Куп.

— Мы их расколошматили, потому что они отслеживались через «жучки», — сказал Харгрейв.

— Как думаешь, почему «Апачерос» нашли нас в каньоне? — спросила Рита.

— Нас сдал погонщик мулов, — ответила Куп. — Мартинес прибрал к рукам твой спутниковый телефон и навигатор.

— Которые в этих каньонах уже больше недели не работали, — заметила Рита. — Как и у всех нас.

— Поэтому и понадобился твой секстант, — сказал Харгрейв. — Похоже, кто-то в Вашингтоне на содержании у «Апачерос». Это сообщил его сын.

— Дерьмо!

— Сын сообщил ему это с помощью эсэмэс, — добавил Харгрейв. — Он показал нам текст на своем телефоне.

— Куп, — вмешалась в разговор Рита, — мы не можем доверять никому, кроме себя.

— Эй, ребята, у меня хорошие новости! — воскликнул Джеймси, рывшийся в сумках с припасами. — Я тут нашел вторую флягу с текилой: помните, «медицинская» текила Мартинеса? — Основательно приложившись, он передал флягу Рите. — Не такое уж плохое пойло.

— Бродягам выбирать не приходится, — буркнула Рита.

Она сделала большой глоток и вернула флягу Джеймси. Тот угостился снова и повернулся к Купер.

— Давай, Куп, — сказал он, протягивая ей текилу. — Алкоголь в разумных количествах прочищает кровь и просветляет голову. Давай скрепим договор выпивкой.

Куп одарила Риту сердитым взглядом.

У Риты задрожал подбородок, по щекам беззвучно потекли слезы. Она заморгала, пытаясь остановить их и улыбнуться.

— Ты нужна мне, Рыжая, Одолевшая Медведицу.

— Держись геройски, — успокаивающе приобняв Риту, сказал Джеймси. Затем поднял флягу с текилой и предложил шутливый тост: — Давай, Куп, сделай это ради планеты Земля.

— Сделай это ради нашей страны, — приняв флягу у Джеймси и отпив изрядный глоток, сказал Харгрейв.

— Сделай это ради меня, — прошептала Рита.

— Чтоб вам всем провалиться, — резюмировала Куп.

— Наши мечи остры, наши сердца чисты, — произнес нараспев, пьяным голосом, Джеймси.

— Чтоб вам всем провалиться в ад! — выкрикнула Куп.

— Ладно, — закивал Джеймси. — Буду ворошить там уголья, поддерживать жар да тебя поджидать.

— Ну давай, Куп, — сказал Харгрейв. — Присоединяйся к команде.

Куп одарила его долгим, гневным, заключавшим в себе все, взглядом.

— Завтра и духу моего здесь не будет.

Отвернувшись от всех, она забралась в спальник и закрыла глаза.

61

Поздно ночью ее товарищи более чем ополовинили флягу с текилой. Куп поняла это потому, что ее разбудило их нестройное, пьяное пение. Харгрейв имел гулкий бас-профундо, Джеймси вторил ему хриплым тенором, в то время как Рита Кричлоу дополняла трио пылким, воспаряющим к небесам, на удивление мелодичным сопрано. Совместно у них получалось что-то вроде волчьего воя, что как нельзя лучше соответствовало духу той старинной, варварской солдатской баллады, которую они распевали:

«Что случилось? — гадала Куп. — Похоже, моя лучшая подруга тронулась умом. Да что там, нам обеим место в дурдоме. Во что мы вляпались?! Ну и черт с ним, — пришло ей в голову спустя мгновение. — Почему бы и нет? Если уж нырять, так с головой. Давай, Куп, присоединяйся к долбаной команде».

Она подняла руку и крикнула:

— Эй, Джеймси, ну-ка брось мне фляжку!