— Мария, — сказала Лиза, и по ее голосу Мария поняла — пора.
Она принесла чистые полотенца, тазик, кувшины, полные кипяченой воды.
Книга доктора лежала раскрытая на нужной картинке уже несколько дней подряд.
А потом все было как в тумане. Для обеих.
Но туман быстро рассеялся, как и предполагала Лиза. С первым криком младенца в дом вбежала Севастьяна, впереди нее летела Гуань-цзы.
— Вот если бы не она, я бы пропустила! — говорила взволнованная Севастьяна. — Мальчик! — воскликнула она. Глаза ее блестели. — Подумать только! Какая радость Федору Степановичу.
Гуань села поодаль, и вдруг все замерли. Гуань поднесла лапу к мордочке и стала тереть ею, да так усердно, что едва не выдергивала волоски.
— Ну вот, гостей намывает, — тихо сказала Севастьяна.
— Да нет, — прошептала роженица. — Уже не гостей. Хозяина.
— Ну, как дела? — повернулась к ней Севастьяна.
— Я охнуть не успела, — призналась та.
— Что ж, плод созрел и выпал, — засмеялась Севастьяна. — Мои поздравления. Если понадоблюсь, призовите.
— Гуань распорядится, — засмеялась Мария. И оглянулась.
Кошки уже не было на том месте, где она сидела.
Она исполнила свое дело и удалилась.
Федор проснулся, когда на горизонте показался Архангельск. Он протер глаза, сердце забилось — Господи, уже рядом с домом.
Матросы стояли на палубе, как будто вовсе не спали. Он и сам думал, что не заснет, но усталость, а потом расслабленность при мысли, что близится конец пути, сморили его.
Все молчали.
Причалили умело. Таможенники работали быстро. Они прочитали бумагу, составленную в море на дополнительные товары, похвалили за сообразительность.
— Добром прибывает Россия. Кто на нашего брата руку подымет, без нее и останется, — сказал самый румяный из них.
Федор не ожидал, что так просто все обойдется, не знал он, что могло не обойтись. Если бы долетел голубь Анисима до цели…
Он всматривался в берег до рези в глазах. Ему казалось, что он видит Марию, видит, что она держит на руках…
Но понимал он сам, что Мария в таком случае должна быть выше вековой ели, чтобы показаться ему отсюда хотя бы черточкой.
Наконец он увидел ее.
Федор, который столько месяцев готовил себя к этому мигу, почувствовал, что силы его покидают. Колени задрожали, он опустился на землю.
Мария побежала к нему, крепко прижимая к себе спеленутое дитя, завернутое в кружевное полотно. Они с Лизой все-таки успели закончить, доплели задуманный флаг для бригантины. А когда закончили, то Лиза сказала:
— Помнишь, я говорила, что не надо думать насчет древка для флага?
— Да, помню. А что ты имела в виду?
— Его будет держать ваш с Федором сын.
Но пока ему такое было не под силу, поэтому Мария обернула его кружевным флагом, на котором ясно читались два слова: «Моя ласточка».
— Стой! Постой, Мария! — Федор увидел, что жена бежит к нему. Он вскочил на ноги, опасаясь, как бы она не упала и не уронила младенца. — Побереги сына!
Но Мария бежала и смеялась. Ее смех, походивший на звонкую капель с крыши, раззадорил и его.
Он раскинул руки и наконец обнял обоих. Он почувствовал особенный запах — запах нежный, чистый… какой-то робкий. Этот запах исходил от его дитя.
На берегу стояла его команда и смотрела на них.
А он обнимал и целовал, не стесняясь, жену и сына. Алешка Прыткий смахнул слезу.
— Эх, такую бы жену каждому…
Севастьяна, которая ждала их в отдалении в карете, тоже приложила платочек к глазам. Сердце ее наполнилось радостью. Все удалось.