Прощения не ждут

Глава четырнадцатая

Надин трудилась на сеновале, когда почувствовала первые схватки. Воздух был пронизан солнечными лучами, в которых плясали пылинки, ноздри щекотал аромат свежескошенной травы, а из хлева тянуло сладковатым запахом навоза.

Надин не слушала и не слышала ничего, кроме того, что происходило внутри. Пока ей не было страшно, она просто не знала, что делать. Почему-то до сего момента ей не приходило в голову, кто, собственно, ей поможет. А кто помогал матери, когда она рожала? Надин никогда не спрашивала Кортни об этом, как и о том, почему все ее братья и сестры умерли.

Ее ребенок спешил появиться на свет: по подсчетам Надин это должно было случиться больше чем через месяц. Или она ошиблась со сроками? Ведь она была всего лишь неопытной молодой женщиной, выросшей на уединенном ранчо.

Надин пошла к Энни, но та испугалась. Она всю жизнь возилась с кастрюлями и горшками и не умела принимать роды.

— Зана, — сразу решил Арни, когда жена призналась ему, что у нее начались схватки, — я съезжу за ней!

Стоило ему отправиться на конюшню седлать лошадь, как его остановил Иверс.

— Куда это ты собрался?

— Поеду за Заной. Надин рожает, ей нужна помощь.

— Уже?

— Да. Надин думала, что это случится не раньше, чем через месяц, но, видимо, тут ничего нельзя предугадать.

Иверс задумался. Было видно, как он что-то прикидывает. Арни догадался, что тесть думает про Эвиан и ее ребенка.

— Сама справится. Что это за женщина, которая не в состоянии родить?

Арни бросил на Иверса непонимающий взгляд.

— Почему вы против того, чтобы я привез индианку?

— Я не против, просто Зана никогда не покидает лес. Она не поедет на ранчо ни ради тебя, ни ради меня, ни ради Надин и ее младенца.

— Думаю, стоит попытаться ее уговорить.

— Даже я не мог этого сделать, когда моя жена теряла детей!

У Иверса было мрачное, можно сказать, страшное лицо. По-видимому, он знал что-то, чего не знал Арни.

— Все-таки я постараюсь привезти Зану.

Иверс пожал плечами.

— Попробуй.

Надин стонала на кровати. Испуганная Энни суетилась вокруг нее, не зная, что делать. Войдя к жене, Арни приложил воистину героические усилия для того, чтобы скрыть свои чувства и казаться спокойным. Он сказал, что привезет Зану, раз уж в округе нет других женщин, способных помочь роженице.

— Возвращайся скорее! — прошептала Надин, и он увидел, что ее сердце терзает страх.

Жеребец, которого выбрал Арни, был норовистым, он фыркал и старался закусить удила. Зато он был самым быстрым скакуном в «Райской стране», и Арни решительно направил его вперед.

Когда они оказались на открытом пространстве, бег лошади выровнялся, хвост и грива словно поплыли по ветру.

Теплый, даже жаркий воздух был полон запахов земли и травы, переливавшейся под солнцем от края до края небес. Вокруг простирался Вайоминг — зубчатые горные вершины, безбрежные травяные поля и редкие дороги, по которым передвигались окутанные желтой пылью, подгоняемые гуртовщиками стада. В таком устойчивом мире можно прожить много счастливых и незаметных лет.

У Арни не было ни малейшего желания путешествовать. Однако он знал: если ему придется потерять жену и еще не родившегося ребенка, он разделит участь скитальцев, напрасно пытавшихся убежать от горя.

Он боялся не застать Зану в хижине; ведь она могла уйти на охоту или отправиться собирать травы, но ему повезло: индианка сидела у входа с неизменной трубкой, пуская колечки дыма, и будто поджидала его.

Арни соскочил с коня.

— Зана, поехали! У Надин начались роды. Это случилось раньше, чем она думала, и теперь…

Он умолк, натолкнувшись на ее сумрачный взгляд. Арни заметил, как сжались коричневые, узловатые, похожие на корни дерева пальцы индианки и напряглось иссохшее тело. Внезапно Арни почудилось, что она невероятно стара, древнее этого леса и этих гор. Вместе с тем у нее было острое зрение и прямая спина. Кто и почему дал ей все это?

Открыв рот, в котором сохранились почти все зубы, Зана изрекла так твердо, будто давала смертельную клятву:

— Я никуда не поеду.

— Никто не знает, что делать, — вновь заговорил Арни, будто не услышав ее слов, — Надин может умереть. И ребенок тоже.

— Я поняла, что ты сказал. Я никуда не поеду. Если хочешь, можешь привезти свою жену сюда.

— Я не довезу ее! Все уже началось! — вскричал Арни. — Почему ты так бесчувственна, Зана, ведь речь идет о человеческой жизни, двух жизнях!

Индианка глубоко вздохнула, а после произнесла то, чего он никак не ожидал услышать:

— Из-за вас я могу расстаться со своей. Когда-то я уже говорила тебе об этом.

— Все это глупые суеверия! — в сердцах заявил Арни.

Зана поднялась на ноги и выпрямилась. Она смотрела вокруг каким-то новым взглядом, будто никогда прежде не видела могучего, полного зверья леса, хрустальных ручьев и гор, у которых можно научиться молчать и хранить тайны.

— Ты любишь эту землю, Арни? — произнесла индианка с выражением странной страдальческой мудрости.

— Зачем ты спрашиваешь?

— Что-нибудь может заставить тебя покинуть ее?

— Только смерть. Но если умрут Надин и ребенок, я навсегда уйду отсюда.

Зана подошла к лошади и на секунду положила руку ей на морду, а потом поставила ногу в стремя и легко, будто ей было лет на тридцать меньше, чем на самом деле, вскочила в седло.

Появление индианки вызвало переполох в усадьбе. Когда она в своем пестром платке, из-под которого струились седые волосы, одежде из оленьих шкур и расшитых бисером мокасинах шла по двору, все глазели на нее, как на диковинное существо.

Джозеф Иверс вышел навстречу.

— Ты пришла?! — выдохнул он. — Но ведь ты…

— Ничто не длится вечно. Сегодня моя клятва из камня превратилась в труху.

Зана прошла к Надин, и та впервые увидела эту старую индианку с суровым лицом и немигающим взглядом. Арни рассказывал, что Зана никогда не улыбается, и, похоже, это была правда. Но когда она заговорила, в ее голосе звучала теплота:

— Я давно говорила Джо: зачем тебе сын, если у тебя есть дочь, почти такая же выносливая, как наши женщины!

Она принялась ощупывать тело Надин, и той казалось, что эти прикосновения необыкновенно успокаивают и в то же время бодрят. От Заны пахло дымом, мокрой древесной корой и какими-то травами.

Арни сидел на крыльце. Всплески надежды перемежались с минутами горестного оцепенения. Он вспоминал, сколько младенцев в его поселке обычно умирало и сколько выживало. Перевес был явно на стороне смерти.

— Смотри! — раздалось за спиной. — Отныне этот мир принадлежит тебе, а ты принадлежишь ему!

Зана держала на руках ребенка, мальчика. Он был небольшим, но крепким, без каких-либо признаков недоношенности.

Арни замер от изумления, а индианка что-то говорила ребенку с таким видом, будто он мог ее понять.

Потом она сказала:

— Возьми! — И передала мальчика Арни.

Тот осторожно принял ребенка и смотрел на него с изумлением, еще не осознавая, что стал отцом. Маленькое личико, теплое тельце. Чистый лист, на котором жизнь станет писать и писать все новые и новые строки!

Переведя взгляд на Зану, Арни вдруг заметил, что перед ним безмерно старая, надломленная жизнью женщина. Рядом находились два существа, одно из которых впервые увидело мир, а второе бросало на него последний прощальный взгляд.

Молодой человек мотнул головой, словно отгоняя предчувствия. На крыльце появился Джозеф Иверс.

— Твой внук, — сообщила Зана, — один из будущих хозяев этой земли.

Есть минуты, в которые даже у самых жестких существ размякает сердце. По губам Иверса скользнула улыбка, а глаза озарила радость.

— Ты молодец, викинг! — сказал он Арни. — Ты знал, как меня порадовать!

— За это надо благодарить не меня, а Надин, — сказал Арни и повернулся к Зане: — Как она?

— Хорошо, — ответила индианка, — отнеси ей ребенка. Он должен быть с ней.

— До поры до времени, — проворчал Иверс.

— Как мне отблагодарить тебя? — спросил Арни у Заны.

— Теперь у меня есть все, что нужно. Отвези меня в лес, в мою хижину. Я устала и хочу прилечь.

Арни вновь посетило плохое предчувствие, но он ничего не сказал. Сгорая от желания увидеть Надин, он вошел в дом.

Она лежала измученная, но полная тихой радости. На мгновение Арни почудилось, будто Надин куда глубже воспринимает то, что произошло, тогда как он способен вести себя лишь как участливый свидетель.

Осторожно положив ребенка у изголовья жены, он взял ее за руку.

— Спасибо!

Надин счастливо улыбнулась.

— Как мы его назовем?

— Эрик. Так звали моего отца.

— А еще мы, наверное, должны навестить твою мать. Она обрадуется, увидев внука.

Кивнув, Арни подумал о том, что неплохо было бы вновь привезти Ирме подарки и деньги.

Когда он собрался уходить, Надин попросила:

— Пожалуйста, поблагодари Зану. Без нее я бы не справилась. Она приглашала меня к себе. Обещала показать травы и научить разбираться в них.

Арни растерялся.

— Тебя? К ней всегда ходила Эвиан.

— Эвиан ходила не за этим. Она горожанка, и ей никогда по-настоящему не понять природу.

— Что ж, я рад, если ты подружишься с Заной. А сейчас я должен отвезти ее обратно в лес.

Нежно поцеловав жену и осторожно — сына, Арни почувствовал, насколько полнее стала его жизнь.

Когда он привез Зану к ее хижине, индианка предложила ему немного передохнуть. Арни и самому хотелось с ней поговорить, в основном о том, с чего она решила, будто ей нельзя выходить из леса.

Когда он задал вопрос, на ее скуластом, покрытом морщинами лице ничего не отразилось, однако она сказала:

— Ты никогда не задумывался о том, что растения могут существовать без человека, а человек без них — нет? И все же именно человек сокрушает и губит природу, а не наоборот. Я пришла сюда, когда обрела силу. Это случилось, потому что случилось: я не искала ее и не желала этого. Мне пришлось научиться ценить ее, а также мириться и жить с ней. Далеко не все я постигла сама, у меня были наставники — здешние духи. Они велели мне никогда не покидать лес. Если я выйду из него, сила уйдет из меня. Она отправится гулять по свету, а я… я умру.

Арни вздрогнул.

— Мне кажется, это сказки.

— Не думаю. Впрочем, посмотрим, — как бы вскользь заметила индианка.

— Я давно хотел спросить тебя о Джозефе Иверсе.

Зана кивнула.

— Я просто использовала его в своих целях. Когда он находился на грани жизни и смерти, мы заключили договор: такие клятвы обычно не нарушаются. Джо скупил эти земли, прогнал нарушителей лесных границ, не пахал, не сеял и не пас скот там, где я не велела. У него были свои желания, и они исполнились, хотя я и предупреждала о том, что человеку случается бежать от того, что он некогда хотел получить. Иди к своей жене и сыну, Арни, — ты им нужен. Обещай любить эту землю и сохранить этот лес. Они отплатят тебе сторицей.

— После того, что ты мне наговорила, я боюсь оставлять тебя одну!

— Не бойся. Я еще сильна. Когда Надин встанет с постели, пришли ее ко мне.

— Она сказала, что ты будешь ее учить.

— Я попробую, хотя я никогда не думала, что моей преемницей станет белая женщина.

Летние дни были прекрасны: листва переливалась изумрудным светом, и небо казалось огромным синим оком, окруженным острыми ресницами сосен.

С рождением ребенка в Надин появилось что-то новое, некая по-особенному взывающая к жизни сила. Теперь она всегда просыпалась не просто с радостью, а с неуемной энергией, заставлявшей ее работать не покладая рук.

Надин с удовольствием навещала Зану. Пока старуха беседовала с ней, Эрик лежал на одеяле, нередко — разметав пеленки. Молодой женщине нравилось, что ее сын с младенчества вдыхает запахи леса. Он казался на редкость здоровым и крепким.

Зана рассказывала, что простуду лечат дудником, зубровкой и бергамотом, головную боль — корнем ольхи, при болезнях суставов применяют лопух, а раны врачуют тысячелистником, женьшенем и припарками из паутины. Молодой женщине приходилось внимательно рассматривать каждую траву, потому что старуха называла растения иными словами, чем белые люди.

Надин втайне гордилась тем, что индианка выбрала в ученицы именно ее, а не Эвиан. Да и какой мог быть толк от этой горожанки, которая и палец о палец не ударила, живя на ранчо!

Зана говорила много толковых вещей, а еще больше — непонятных. Надин старалась вникать во все. У нее была хорошая память, а также много трудолюбия и старания. А еще она любила все живое.

Однажды, проходя мимо комнаты, где томилась Эвиан, Надин услышала стоны.

— Давно это началось? — спросила она охранника, лениво сидящего у стены.

— Четверть часа назад.

Надин закусила губу. Выйдя на улицу, она остановила одного из ковбоев и попросила его разыскать Джозефа Иверса, а подумав, решила, что стоит послать и за Арни.

Ее муж появился первым. Выслушав Надин, он сразу сказал:

— Я привезу Зану. Она не откажет. А ты пошли за отцом.

— Уже послала.

— Ты пойдешь к Эвиан? — в голосе Арни звучали просительные нотки.

— Пойду. Если мне откроют дверь.

— Я разберусь с этим. Побудь с ней, пока я съезжу за индианкой.

Надин не без страха вошла в комнату. Эвиан лежала на кровати под черной вязаной шалью, и в этом было что-то зловещее. Вероятно, она мучилась уже давно, потому что в ее лице не было ни кровинки. Молодая женщина отметила, что в облике Эвиан были только два цвета — черный и белый. Она прерывисто дышала и смотрела на Надин помутневшим взглядом. Мачеха страдала, но страдала словно бы с каким-то безразличием: похоже, ей было все равно, что будет с ребенком и с ней самой.

Надин не успела ничего сказать, как в комнату вошел, вернее, ворвался ее отец.

Некоторое время он глядел на Эвиан, будто что-то прикидывая, потом бросил дочери:

— Какого дьявола ты тут делаешь?

— Эвиан нуждается в помощи. Арни отправился за Заной; думаю, она согласится прийти.

Вопреки ее ожиданиям, отец злобно произнес:

— Это не мой ребенок, потому происходящее меня не касается. Делайте, что хотите, я отправляюсь на пастбище.

Когда отец ушел, Надин тихонько присела на стул. Вспоминая все то, что ей было известно о появлении на свет потомства (включая собственные роды и роды у животных), она понимала: что-то идет не так.

Она пыталась задать Эвиан вопросы, но та не отвечала. Откинув шаль, Надин ощупала ее тело. Эвиан не сопротивлялась и не мешала ей. Было видно, что она изо всех сил старается сдержать стоны, но порой они все же прорывались сквозь плотно сжатые губы.

Надин знала, что, случается, овца не может разродиться из-за неправильного положения плода. Молодой женщине доводилось запускать руки в жаркое склизкое нутро страдающего животного и исправлять положение еще не родившегося существа. Она знала, что ковбои обладают в этом смысле куда большими знаниями и опытом, но она не могла впустить сюда мужчин, да они и сами наотрез отказались бы входить в комнату хозяйской жены.

Время шло, и Надин не могла понять, куда запропастился Арни. Ей казалось, что он должен был приехать давным-давно. Молодая женщина велела кухарке поставить воду на огонь, а сама с тревогой размышляла, что делать.

Услышав стук копыт, она бросилась на крыльцо. Арни спрыгнул с коня. Он был один, и на нем не было лица.

— Где Зана?! — воскликнула Надин.

Арни на мгновенье задумался, потом тяжело проронил:

— Она не может приехать. Как Эвиан?

— Ей все хуже и хуже. Ребенок не выходит. Отец сказал, что ему на все наплевать, и уехал.

— А если ей поможешь… ты?

— Я могу попытаться… вдвоем с тобой.

Он отшатнулся.

— Со мной?!

— Ты принимал роды у коров?

— Да, но… Ведь это человек! Женщина! И я… я не врач! Какое я имею право…

— Я не сумею сделать это одна, — твердо произнесла Надин.

— Но что скажет твой отец?!

— Он уже сказал, что ему все равно.

— Ладно, я попытаюсь, — выдохнул Арни и неожиданно добавил: — Ради Кларенса.

Надин казалось, будто за нее думают и чувствуют ее руки, но не она сама. К ее удивлению и облегчению, Арни действовал очень спокойно и четко. Он сразу взял на себя всю ответственность за происходящее, хотя ему приходилось полагаться лишь на свои скромные познания и интуицию.

Лицо Эвиан, обрамленное густыми, цвета воронова крыла волосами, было прозрачно-бледным. Едва ли она понимала то, что ей говорили. Ее поглотили волны боли, отчаяния и неверия. Она казалась безучастной к тому, что делали окружавшие ее люди. Появление Арни и прикосновения его рук в самых интимных местах не произвели на нее никакого впечатления. Будто она лишилась и стыда, и страха смерти.

Когда на свет показалось маленькое гладкое тельце, Надин ловко подхватила его. Это был мальчик, он был жив и дышал, потому что спустя секунду воздух прорезал тоненький крик.

Надин засмеялась сквозь слезы. От усилий они с Арии были такими мокрыми, будто попали под дождь.

Эвиан лежала неподвижно, ни на что не реагируя. Ее лицо распухло, а губы были искусаны до крови. Надин видела, чего стоило мачехе рождение сына.

Неожиданно ей на ум пришли слова, которые она и произнесла вслух:

— Ты сказала, что ничего не возьмешь из моих рук. Но, надеюсь, ты согласишься принять ребенка?

Она боялась, что Эвиан откажется, но та протянула дрожащие слабые руки и взяла мальчика.

— Теперь я могу идти? — спросил Арни. — С остальным ты справишься?

— Думаю, да.

Когда спустя полчаса Надин вышла на крыльцо, она увидела, что Арни сидит с потерянным и мрачным видом.

— Все хорошо, — сказала она, — Эвиан уснула. Кажется, у нее нет молока, но у меня хватит на двоих.

Поднявшись, Арни взял жену за руки.

— Зана умерла, — сказал он, заглянув ей в глаза.

Надин ахнула.

— Не может быть!

— Все люди смертны. Я нашел ее в хижине. Она будто прилегла отдохнуть и… не проснулась.

— Какое несчастье! Надо ее похоронить.

— Я сделаю это. Думаю, зарыть ее рядом с хижиной. Пусть она навсегда останется в своем лесу.

Джозеф Иверс вернулся через несколько часов. Хотя он ни о чем не спрашивал, Надин рассказала ему, как обстоят дела, и он нехотя вошел к Эвиан.

Она была так измучена, что, к счастью, не проснулась. Иверс уставился на ребенка. Он смотрел на него сосредоточенно и долго, но, похоже, ничего не мог прочитать на этом маленьком личике.

Надин молча стояла рядом с отцом. Она не смела произнести слова поздравления. Молодая женщина улавливала в облике младенца сходство с Эвиан, но не могла сказать, кто был его отцом.

Иверс резко повернулся и вышел за дверь, не сделав попытки взять ребенка на руки и не проронив ни слова.

Прошло три недели. После того, как Эвиан поднялась с постели, ее выпустили на волю. Вероятно, Иверс решил, что с младенцем она никуда не убежит. Кормила ребенка Надин. Джозеф иногда заходил взглянуть на мальчика, однако будучи не в силах решить единственную важную задачу, быстро и молча покидал комнату.

Зана обрела вечный покой в своем лесу. Ее винтовку Арни принес в «Райскую страну», а остальное оставил в хижине.

— Что мне с ней делать? — спросил он, протягивая оружие Джозефу Иверсу.

Тот окинул зятя сумрачным взглядом. Иверс не был похож на человека, верящего в предсказания.

— Она нужна тебе?

— Да, — ответил Арни, подумав, что винтовка могла бы послужить памятью об индианке.

— Тогда возьми.

— Спасибо, — ответил Арни и бережно погладил оружие.

Надин и Эвиан не разговаривали между собой. Первая просто приходила и забирала ребенка, а покормив, приносила обратно. Она делала это не ради Эвиан, а ради крохотного беспомощного существа.

Но как-то раз, когда Надин хлопотала на кухне, дверь открылась, и появилась мачеха с младенцем на руках.

Надин удивилась: прежде та никогда не входила в кухню. Но теперь Эвиан стояла на пороге и смотрела на Надин своими большими, темными, миндалевидными глазами, какие были и у ее сына.

Надин вытерла руки о фартук. Ее лицо пылало оттого, что она долго стояла у плиты. В большом котле варилось яблочное повидло, густое, золотисто-коричневое от сахара и специй.

— Я хотела поговорить с тобой, — сказала Эвиан. — Думаю, мы должны сходить на могилу Заны. Ты и я.

— Вдвоем?

— С детьми.

— Хорошо, — растерянно произнесла Надин, оглянувшись на Эрика, который лежал в колыбели в углу кухни.

— Здесь жарко, — промолвила Эвиан. — Я могу взять твоего сына и выйти во двор. Пусть подышит воздухом.

Надин кивнула.

— Я никогда не любила готовить, — добавила Эвиан. — Зато умела шить. Я не позаботилась о приданом для ребенка и хочу заняться этим.

Надин радостно улыбнулась.

— Материю можно купить в Шайенне. Кстати, надо окрестить детей. Как ты назовешь своего сына?

— Дункан, — ответила Эвиан, и Надин отметила, что такого имени не было в их роду.

— Моего зовут Эрик.

— Я благодарна тебе и… твоему мужу, — сказала Эвиан, и Надин с доброжелательностью ответила:

— Мы очень рады, что все хорошо закончилось!

— Ты и сейчас спасаешь моего сына, кормя его своим молоком.

— Мне приятно думать, что Эрик и Дункан будут молочными братьями и, возможно, подружатся, потому что в округе нет других детей.

— Да, — кивнула Эвиан.

Лед был сломан. На следующий день они отправились к хижине Заны, рядом с которой высился небольшой холмик, и положили на него цветы. Надин рассказала Эвиан о травах. Все растения так или иначе полезны для человека. Одни поддерживают жизнь, другие лечат, третьи дарят красоту. Зана знала множество способов применения лекарственных растений, в том числе и таких, какие белые люди назвали бы колдовскими.

— Ты научишь меня тому, что тебе успела передать Зана? Вдруг пригодится?

— Конечно.

Молодые женщины немного постояли под деревьями, думая о том, сохранится ли здесь тот неповторимый дух, какой существовал при жизни индианки.

На обратном пути Надин немного рассказала Эвиан о своей матери, которая не была счастлива в браке. В свою очередь, Эвиан вспомнила Фиону и поведала о том, как они жили вдвоем в Шайенне и что произошло потом.

Надин слышала эту историю от Арни, но гораздо важнее было узнать все из первых уст. Эвиан призналась, что когда-то примерила платье, которое потом увидела на Надин; это произвело на последнюю очень сильное впечатление. Она сказала, что сочувствовала Эвиан с первой минуты и никогда по-настоящему не желала ей зла.

Надин думала о том, каково это — ложиться в постель с нелюбимым? Сама она вспыхивала от радости, лишь заслышав во дворе голос Арни или узнав звук его шагов. А когда он ее обнимал, просто млела от счастья.

Вечером, в спальне, она спросила мужа:

— Как ты думаешь, Кларенс будет стремиться увидеться с Эвиан?

Это была болезненная тема. Арни сдержанно ответил, не глядя в лицо жены:

— Я не знаю ни одной причины, которая могла бы ему помешать, если он жив.

— Зана говорила, что он не умер.

— Она говорила много такого, что могло заставить человека жить так, как он живет, и не идти против судьбы.

— Потому что с ней невозможно бороться?

— Потому что в итоге можно получить вовсе не то, что хочешь.