Прошел год, который обитатели «Райской страны» провели относительно спокойно. Тайные переживания понемногу поглощались повседневными делами, к тому же каждый (кто с угрызениями совести, а кто и без) вкусил свою долю свободы.
Тех людей из «особого отряда» Джозефа Иверса, кто выслеживал воров и препятствовал угону скота, Арни оставил на ранчо, остальных рассчитал. Роль хозяина «Райской страны» он в большей степени расценивал и воспринимал как ответственность перед людьми, животными и землей, что с каждым днем постепенно избавляло его от чувства вины. Никто бы сейчас не справился с управлением ранчо лучше, чем он.
Эвиан перестала говорить об отъезде. Она словно оттаяла и стала гораздо живее. Теперь они с Надин, Арни и детьми все чаще смеялись и громко разговаривали, хотя, случалось, кто-то из них вдруг вздрагивал и затихал, словно потревоженный старой памятью или прежними чувствами.
Первую осень после гибели Джозефа Иверса они никуда не выезжали, соблюдая положенный траур, а на вторую Надин заявила о своем желании посетить бал, который традиционно устраивала Ассоциация скотоводов Вайоминга.
— Ты, наконец, должен вступить в нее, Арни! — говорила она мужу.
— Но ранчо владею не я!
— Зато ты им управляешь, и тебе прекрасно известно, что хозяином «Райской страны» все считают именно тебя, потому что я всего лишь женщина. Если б ты не был таким упрямым и позволил мне переписать имущество на твое имя…
Такие разговоры Арни всегда пресекал.
— Я родился бедняком. Я имею только то, что лежит на моей совести. Так было и будет всегда.
Надин тихонько вздохнула.
— Но в Шайенн мы можем поехать?
— Едва ли Эвиан согласится!
К удивлению Арни, Эвиан не возразила. Более того, она сказала, что им с Надин надо отправиться в Шайенн заранее и немного пожить в городе, чтобы успеть сшить себе несколько платьев.
Надин пришла в восторг от этой идеи; мальчики тоже с воодушевлением предвкушали поездку, и Арни ничего не оставалось, как согласиться. В конце концов, и женщины, и дети слишком долго были лишены развлечений.
Осенние краски почти отгорели; лес тонул в туманной дымке, а воздух был прохладным и сырым. Контуры гор и волны лесов расплывались, растворяясь в неведомой пустоте.
Арни запряг в повозку пару хороших коней. Надин вышла из дома в наглухо застегнутом темно-коричневом платье и такого же цвета шляпке. Она вела за руку Кортни и что-то оживленно говорила ей. Потом появилась Эвиан, и Арни подумал, что молчаливость и печальный взгляд не только придают ей таинственность, но и словно бы прибавляют годы. Даже сейчас ей далеко не всегда удавалось стряхнуть с себя мрачноватую задумчивость.
Именно поэтому Арни не верилось, что, несмотря на все уговоры, Эвиан захочет побывать на балу, но он, похоже, ошибся: очутившись в номере «Метрополя» и разобрав вещи, молодая женщина быстро набросала на бумаге несколько фасонов бальных платьев. Комната немедленно наполнилась легковесной болтовней двух женщин, полагающих, что они решают воистину мировые проблемы.
Улыбнувшись, Арни увел детей, чтобы они не мешали своим матерям, и, вернувшись через пару часов, увидел ворох бумажных выкроек.
— Тебе надо сшить костюм, Арни, — обратилась к мужу Надин. — Хочешь ты или нет, но тебе придется нас сопровождать! К тому же на балу Ассоциации, как и в «Шайенн-клабе», нельзя появляться в ином виде!
— Я уже сказал, что не собираюсь вступать в этот клуб, так же, как и в Ассоциацию скотоводов! — немного резко ответил он.
Пожав плечами, Надин продолжила заниматься выкройками. Она вернулась к этому разговору, когда они с Арни уединились в номере.
— Почему ты упрямишься? — спросила она.
— Потому что когда я женился на тебе, мне была нужна только ты, а не ранчо, а тем более — положение в обществе.
Молодая женщина улыбнулась.
— Я это знаю.
— Зато другие — нет. Представляю, что сказал бы Кларенс, увидев меня выходящим из «Шайенн-клаба»!
— Сколько лет ты с ним не виделся?
Арни не сдержал вздоха.
— Около восьми. Он как в воду канул.
— Не думаю, что вы когда-нибудь встретитесь.
— А мне кажется, это непременно случится, — заметил Арни и спросил: — Почему ты не рассказала мне о том, что он приходил в гостиницу и разговаривал с Эвиан?
Руки Надин, расплетавшие волосы, замерли.
— Ты бы только огорчился.
— Полагаю, Кларенс говорил обо мне?
Молодая женщина замялась.
— Этого я не знаю.
— Зато я знаю Кларенса. Он наверняка сказал, что прошьет меня свинцом. Когда-нибудь так и будет. Возмездие неизбежно.
Надин всплеснула руками.
— Ради бога, Арни! Я не знаю другого человека, кто совершал бы меньше дурных поступков, чем ты! Эвиан первая подтвердит, что ты всегда был ее другом!
— Эвиан не жаждет встречи с Кларенсом.
— Почему? Впрочем, я никогда не спрашивала ее о том, любила ли она его… К тому же он мог измениться за эти годы.
— Дело не в этом. Знаешь ли ты, что Дункан вовсе не сын моего бывшего приятеля? Что он твой брат?
Надин смотрела на него, не мигая. Как и Арни, она настолько свыклась с мыслью о том, что Эвиан родила ребенка от Кларенса, что просто не замечала очевидного.
— Неужели?!
— Приглядись к нему, и ты все поймешь.
— Ты давно догадался?
— Я бы не заметил этого еще лет десять, если б не признание Эвиан.
— Эвиан?!
— Что тут удивительного? Женщина всегда знает, чьего ребенка она воспитывает.
— Но почему она… Отец терпеть не мог этого мальчика, он никогда не считал его своим. Сколько раз мое сердце сжималось, когда я видела, как отец относится к Эрику и как… получается — к собственному сыну, которого он всегда так хотел иметь!
— Это была ее месть — она сама так сказала. Она хотела, чтобы Дункан принадлежал только ей.
Надин покачала головой.
— Мне кажется, в Эвиан скрывается много такого, о чем мы не имеем понятия. Думаю, она еще преподнесет нам сюрпризы, — сказала она, и Арни не понял, звучит ли в ее словах уважение, осуждение или предупреждение об угрозе.
Очутившись в постели, они занялись любовью. Арни чувствовал, что Надин хочет этого. После гибели ее отца он не скоро смог вернуться к прежним отношениям с женой, ибо тень Джозефа Иверса преследовала его даже в супружеской спальне. Арни казалось, что он не имеет права на близкие отношения с женщиной, чьего отца он убил и которой так и не смог открыть правды.
Оттого, что Надин ничего не знала, его холодность могла показаться ей оскорбительной и странной, потому настал миг, когда Арни вернулся в ее объятия.
Он любил ее мягкое, теплое и такое уютное тело, она полностью отвечала его представлениям о том, какой должна быть женщина. Арни был счастлив и, как всякий человек, боялся потерять свое счастье. Потому он молчал об убийстве Иверса и откровенно страшился встречи с бывшим другом.
Костюм был сшит в срок, как и два красивых дамских наряда. Эвиан выбрала для себя темно-сиреневое платье с отделкой из черных, напоминавших бахрому кружев и скромным турнюром. Такой наряд вполне приличествовал вдове по истечении года траура. Наряд Надин был темно-синим, с белыми атласными оборками.
— Ума не приложу, где найти того, кто бы мог дать нам хотя бы несколько уроков танцев! — сказала Надин, когда они примеряли платья и черные бархатные туфли на высоких трехдюймовых каблуках. — Стыдно признаться, но я ни разу не танцевала!
Лицо Эвиан озарила легкая улыбка.
— Я не собираюсь танцевать.
Надин выпустила из рук подол платья, и ее брови изумленно поползли вверх.
— Почему ты тогда согласилась пойти на бал?
— По той же причине, по какой это делает Арни: потому что этого хочешь ты.
— Я? А почему не ты? Как мне ни тяжело это говорить, но ты могла бы встретить в здешнем обществе достойного человека и выйти за него замуж.
— Зачем? У меня нет никакой нужды вступать в новый брак: отныне мне некого опасаться, у меня есть деньги, а твой муж относится к Дункану, как к собственному сыну, и вполне способен дать ему мужское воспитание.
— Люди женятся не только из практических соображений.
— Знаю. Моя мать много рассказывала о своей любви к моему отцу, о том, как они встретились и поженились. Верю, что на свете существует такая вещь, как любовь женщины к мужчине, только это не про меня. Мои возможности безвозвратно упущены.
— Мне жаль, что это случилось по вине моего отца, — тихо сказала Надин. — Страшно сказать, но с его смертью мы только и начали по-настоящему жить.
Эвиан прошлась по комнате.
— Десять лет я будто провела в кандалах. У него были жестокие руки и железное сердце. Меня много раз пугали борделем, но мое тело, по сути, всегда и было телом шлюхи. Я использовала его то как средство усыпить бдительность своего мужа, то как барьер между ним и Дунканом.
С содроганием выслушав Эвиан, Надин подумала о том, насколько повезло ей самой. В повседневной жизни их любовь с Арни была спокойной, самозабвенной и доверчивой, но молодой женщине была известна и тайна близости двух разгоряченных тел, лихорадочное воодушевление и буйное счастье под покровом ночи.
— А как у тебя было с Кларенсом? Я никогда не спрашивала о том, любила ли ты его…
Лицо Эвиан слегка порозовело, но ее взгляд, как и прежде, скрывала тень.
— Дело не в том, что он был молодым, красивым парнем, и даже не в том, что ради меня он был готов на все. Я отдалась ему не только из благодарности, а еще потому, что надеялась почувствовать то, что чувствовал он. Не досаду, не злость, не стремление подчинить или унизить, а… чистую, как огонь, страсть. Хотя я понимала, что для меня любовь никогда не станет мгновенной вспышкой, скорее, тяжким трудом, возможно, у нас все сложилось бы, но… приехал Иверс. А почувствовав себя беременной, я уже не могла позволить себе ни надежд, ни мечтаний. Мне и сейчас кажется, что быть их заложницей куда страшнее, чем быть заложницей горя.
— Я знаю, что Дункан — мой брат, — помолчав, сказала Надин.
Эвиан кивнула.
— Я не сомневалась в том, что Арни расскажет тебе об этом. Только мне бы не хотелось, чтобы сам Дункан знал правду.
— Я понимаю. Пусть считает меня тетей. Тебе, — голос Надин дрогнул, — было трудно его полюбить?
— Дункана? Нет. Узнав правду, я сразу решила, что он должен быть только моим.
Они прожили в Шайенне неделю. Ели в ресторанах, ходили по магазинам, развлекались по мере сил. Надин все же взяла несколько уроков танцев, после чего заявила, что это вовсе не трудно.
Уступая желанию жены, Арни наведался в Ассоциацию и получил три приглашения на осенний бал. Хотя он пытался представить дело так, будто только управляет ранчо, принадлежащим его жене, на него все равно смотрели как на нового хозяина «Райской страны».
Бал Ассоциации скотоводов Вайоминга проходил в большом, не слишком умело украшенном драпировками, а также осенними цветами и листьями зале, откуда вынесли всю мебель, а деревянные полы отполировали до блеска.
Женщин было значительно меньше, чем мужчин, как вообще в Шайенне, да и во всем Вайоминге, и каждая, даже не очень привлекательная дама была окружена повышенным вниманием.
Сперва Надин смущалась и стеснялась, но потом осмелела и лихо отплясывала с постоянно сменяющими друг друга кавалерами. Эвиан стояла в стороне, похожая на прекрасную статую, с высоко поднятой головой, ледяным взглядом и плотно сжатыми губами. Кое-кто прослышал, что она — вдова Джозефа Иверса, впервые появившаяся на людях, что только усиливало всеобщий интерес.
Сначала ее буквально осаждали приглашениями, но она всем отказывала, и постепенно вокруг нее словно образовался некий магический круг, который никто не решался нарушить. Теперь мужчины с любопытством поглядывали на нее издалека, а женщины возбужденно перешептывались, на словах осуждая Эвиан за холодность, а на деле — завидуя ее красоте и независимости.
Вскоре подтянулись опоздавшие: один из самых важных скотоводческих «баронов» Дэниел Брайтман, а также несколько его друзей и гостей из других городов — Пуэбло, Гранд-Джанкшена и Солт-Лейк-Сити.
Один из них, Джастин Платт, молодой владелец большого состояния в виде угольных рудников в западной части соседнего Колорадо, сразу обратил внимание на таинственную неприступную красавицу.
В ней явственно ощущалась сила, и вместе с тем — трогательная усталость. А еще на ее лице в любое мгновение могли появиться отчуждение и… тень непонятного страха.
— Кто та дама? — вполголоса спросил он Брайтмана.
— Сейчас узнаю, — сказал тот и через несколько минут ответил: — Вдова Джозефа Иверса, одного из самых богатых скотоводов и землевладельцев Вайоминга. Она здесь с падчерицей и ее мужем, правда, падчерица почти такого же возраста. Мистер Иверс погиб больше года назад при не вполне понятных обстоятельствах. Что-то вроде несчастного случая. Кажется, у нее есть ребенок. Раньше ее никто не видел.
— Молодая, красивая и ни разу не появлялась в обществе? — удивился Джастин.
Брайтман пожал плечами.
— Я слышал, супруг держал ее на ранчо, как в клетке.
Когда к ней подошел очередной кавалер, Эвиан почувствовала что-то странное. Внешне он напоминал Арни Янсона, но как если бы тот получил образование и был воспитан в других условиях.
В нем ощущалась значительность и сила, но не было и тени показного довольства.
Мужчина слегка поклонился.
— Простите, вы — миссис Иверс?
— Да.
— Разрешите представиться: Джастин Платт.
Молодая женщина кивнула.
— Позвольте пригласить вас, мэм.
Эвиан ответила привычной фразой:
— Благодарю, но я не танцую.
Он вновь наклонил голову; в его взгляде был глубокий интерес, подчеркнутая вежливость и притягательное достоинство.
— Я слышал о вашем трауре и приношу свои соболезнования.
— Возможно, я в трауре как раз оттого, что слишком долго была замужем, — сказала Эвиан, и это прозвучало как гром среди ясного неба.
Он смотрел, ожидая продолжения, и Эвиан добавила:
— Я не собиралась танцевать. Я просто сопровождаю своих родственников. Я здесь впервые.
— Я тоже. Я приехал в Шайенн по делам, а еще — чтобы навестить друзей. Вы позволите немного постоять возле вас?
Эвиан кивнула. У нее не было никакого повода отказывать ему, хотя она удивилась, что, едва появившись в зале, он уже что-то о ней узнал. Она же не знала о нем ничего, кроме того, что он был мужчиной, каких ей еще не доводилось встречать.
— У вас очень красивый наряд. Моя матушка держит в Гранд-Джанкшене модное ателье, но я не видел там ничего подобного, — заметил Джастин, разглядывая затейливые черные кружева на воротничке ее сиреневого платья, оттенявшие белую кожу.
Он говорил с неподдельным интересом, со знанием дела, потому Эвиан ответила:
— Благодарю вас. Я сама придумала фасон.
— Неужели? Ваш вкус, безусловно, достоин похвалы.
Он хотел еще что-то сказать, но подошла раскрасневшаяся, запыхавшаяся Надин под руку с Арни. Ее глаза мягко лучились; она ласково и игриво поглядывала на мужа, а он был доволен как тем, что она славно повеселилась, так и тем, что это шумное действо движется к завершению.
Поскольку Эвиан молчала, Джастин Платт сам представился Янсонам.
— Вы, вероятно, родственники миссис Иверс?
— Да, в некотором роде.
Сам не зная почему, Арни занервничал. Он еще не привык к знакомству с людьми, коих до недавнего времени считал стоящими намного выше себя.
— Мне кажется, нам пора в гостиницу, — сказала Эвиан.
— Я мог бы отвезти вас в своем экипаже, — предложил Джастин.
— Но мы живем достаточно близко и вполне можем дойти пешком.
— А я бы с удовольствием проехалась, — вмешалась Надин. — После танцев у меня болят ноги, да и не слишком приятно идти по улице в темноте.
Арни удивился, увидев, что его жена, всегда называвшая себя простой деревенской девушкой, запросто разговаривает с таким значительным человеком, но потом он догадался, в чем дело. Мгновенно уловив пока еще хрупкий, как первый лед, интерес Эвиан к этому мужчине, она пыталась сделать так, чтобы знакомство продолжилось.
Мистер Платт быстро переговорил с кем-то, после чего он, Эвиан и Янсоны уселись в экипаж и поехали по скверно вымощенной дороге, мимо церкви с высоким шпилем и неказистых приземистых домиков.
Мистер Платт первым нарушил молчание:
— Вы пока не собираетесь покидать Шайенн?
— Нет, — ответила Надин, — наверное, останемся до конца недели.
— Не хотите посетить родео?
— Я бы сходил, — сказал Арни. — Думаю, мальчики будут в восторге.
Хотя Джастин в основном разговаривал с Янсонами, было ясно, что его внимание предназначено исключительно Эвиан. После небольшого колебания она дала согласие посетить родео, хотя ее нисколько не интересовали подобные зрелища.
Утро выдалось сухим и солнечным. Ярко-красные кисти рябин за окном казались кровавыми брызгами, а листья кленов — лоскутьями пламени.
Эвиан чудилось, будто она провела перед зеркалом целую вечность, хотя на самом деле она собралась так же быстро, как всегда.
Каждое из ее новых платьев было скромным и вместе с тем таило в себе некую изюминку. Эвиан нравилось, что юбка мягко облегает бедра, а шлейф приятно шуршит. Жизнь на ранчо не огрубила ее кожу — лицо было гладким и белым, а потому не нуждалось в пудре. Она сделала простую прическу и слегка надушилась духами, которые они с Надин купили в одном из шайеннских магазинов.
Эвиан долго не решалась выйти из номера. Ей чудилось, будто ее хотят выставить на всеобщее обозрение. Надин хорошо: ее вид выдает счастливую, любимую мужем женщину, а что можно сказать о ней?!
В конце концов, она появилась, только когда за ними заехал Джастин. Было заметно, что, собираясь на эту встречу, он тоже волновался и тревожился.
Он пожал руку Арни, поцеловал кончики пальцев Надин, с особым значением поклонился Эвиан и задержал взгляд на детях. Разумеется, он сразу понял, какой из мальчиков — сын женщины, мгновенно сразившей его своей загадочностью и красотой. Джастин улыбнулся детям, но ничего не сказал.
При входе было не протолкнуться, но мистеру Платту удалось занять для своих спутников лучшие места. Стоял такой гул, что было невозможно расслышать собственный голос. Над рядами плыл густой дух подвешенных на железных крюках толстых колбас и резкий запах виски.
Предполагались скачки на диких быках, неоседланных лошадях и ловля бычков на лассо.
— К счастью, это не такое кровавое зрелище, как коррида, — сказал Джастин.
— Кажется, родео тоже придумали испанцы? — заметил Арни.
— Да. Самые крупные состязания проводятся в Шайенне, да еще в Денвере во время зимней животноводческой выставки.
— Вы бывали в Денвере? — спросила Эвиан.
— Бывал. Он же тоже находится в Колорадо. Маленький городок у самого подножия Скалистых гор. А вы?
— Я жила там совсем недолго, — в голосе молодой женщины был отзвук давних, неосуществившихся и полузабытых надежд. — Работала в швейной мастерской.
— Думаю, вы бы нашли общий язык с моей матушкой, — улыбнулся Джастин. — Она не хотела быть просто женой и матерью, вот и занялась своим делом. Многие осуждали ее за это, но ей было все равно. Мне казалось удивительным, когда она говорила, что глядя на кусок ткани, уже видит вещь, которая из него получится. Мой отец часто бывал занят, и я провел свое детство среди матушкиных иголок, ниток и лоскутков.
— Мне это знакомо, — призналась Эвиан.
— При этом вы живете на ранчо… — осторожно произнес он, словно боясь затронуть нечто потаенное, и молодая женщина оценила его деликатность.
— Так распорядилась судьба.
— Она может распорядиться еще раз, но уже иначе. Или вы распорядитесь ею. Каждому человеку дается шанс — хотя бы раз в жизни.
Она посмотрела ему в глаза своими, одновременно темными и сияющими, так, словно заглянула в душу.
— А вы использовали свой?
— Мне кажется, — искренне признался он, — еще нет. Во всяком случае, в том, что касается личных отношений.
Эвиан вздрогнула, пораженная его откровенностью. Ей нравилось, что этот мужчина говорит о том, что интересно именно ей, и она невольно начала о нем думать.
Она не слишком хорошо помнила, о чем они говорили, да это и не было столь важно. Точно так же Эвиан не видела ни арены, где взметалась пыль, откуда летели клочья шерсти, доносились рев бычков, ржание лошадей, победные крики или досадная ругань ковбоев. Она пребывала внутри себя, в своем собственном мире.
В перерыве между состязаниями мужчины принесли дамам ежевичного вина и горячих колбасок, а детям — сладостей.
Джастин объяснил Дункану и Эрику, как организованы состязания, каким образом некогда обычные пастушьи забавы сделались увлекательным и доходным делом, рассказал, что каждый ковбой, претендующий на звание победителя, обязан продержаться на быке не менее восьми секунд, при этом животное должно показаться неукротимым. Мальчишки слушали его, открыв рот.
Он заключал довольно скромное пари на исход поединков, что свидетельствовало не о скупости, а, скорее, о желании не выпячивать свое положение.
Эвиан заметила, что Дункан напряженно наблюдает за Джастином, так, будто пытается решить какую-то задачу, причем решить в свою пользу. Улучив момент, он спросил у матери:
— Кто этот человек?
— Наш новый знакомый.
— Он чем-то похож на дядю Арни, — заметил мальчик, и Эвиан уловила в его тоне нотки доверия, интереса и зарождавшейся симпатии.
Тем не менее, она простилась с мистером Платтом хотя и вежливо, но сдержанно, без малейшего намека на дальнейшее развитие отношений.
Перед сном Надин зашла к ней под предлогом того, чтобы они расплели и расчесали друг другу волосы.
Надин восхищалась густыми, жесткими волосами Эвиан, казалось, не способными потерять ни цвет, ни силу. Зато сама она умела улыбаться даже глазами, и люди почти всегда отвечали на ее улыбку.
Она не стала скрывать от Эвиан, о чем хочет поговорить.
— Тебе понравился мистер Платт?
— Возможно.
— Зато ты ему — совершенно точно! Я попросила Арни немного узнать о нем. Он живет в Гранд-Джанкшене, он очень богат, и у него безупречная репутация.
— Ты говоришь об этом в надежде, что меня заинтересуют такие сведения?
— Я говорю это, надеясь на то, что любовь для тебя все-таки обернется волшебством, а не тяжким трудом. Во время состязаний он смотрел не на арену, а только на тебя. Любая женщина многое отдала бы за такой взгляд!
Вопреки ее ожиданиям, Эвиан не возмутилась и не стала ничего отрицать, она лишь с горечью заметила:
— Ох, Надин! Я не из тех женщин, которые, подобно тебе, излучают тепло, покой и нежность.
— Может, ему и не нужна такая женщина, — сказала Надин. — Я не удивлюсь, если его покорила твоя красота, а остальное кажется несущественным. — Она снисходительно усмехнулась. — Таковы мужчины! — И, не дав Эвиан вставить слово, продолжила: — Если когда-то твоя внешность привлекла, — она слегка запнулась, — негодяя, почему она не может привлечь благородного человека? Стоило опасаться, что теперь, когда ты состоятельна и свободна, тебя станут преследовать всякие корыстолюбивые типы, но тут как раз другой случай. Джастин Платт и сам очень богат. Я знаю, что ты никогда не любила ранчо, не любишь его и теперь, а он мог бы увезти тебя в совершенно другой мир, где у тебя бы появилась возможность забыть о прошлой жизни.
— К сожалению, этот отрезок слишком велик. К тому же у меня есть Дункан.
— И он нуждается в мужском воспитании. Арни уделяет твоему сыну много внимания, и все же Дункану приходится делить его с Эриком.
Эвиан знала о тайном соперничестве мальчишек. Ее сын был сообразительнее, смелее и сильнее, но неоспоримым козырем Эрика всегда было то, что у него имелся отец, о каком Дункану приходилось только мечтать.
— Любой мужчина захочет иметь своих детей. Дункан может оказаться лишним.
Отложив щетку для волос, Надин села напротив Эвиан и уверенным и в то же время ласковым жестом взяла ее руки в свои.
— Расскажи мистеру Платту все, как есть. Если он любит, то поймет.
Эвиан и Янсоны прожили в Шайенне не одну, а две недели, хотя Арни и торопился домой. Джастин Платт всячески развлекал их и беспрерывно ухаживал за Эвиан. Зная, что, вернувшись на ранчо, новые знакомые смогут приехать в город только весной, он пригласил их в Гранд-Джанкшен: было совершенно ясно, что он не собирается упускать из виду понравившуюся ему женщину.