Прошедшее неоконченное

Глава 9

Съёмки продолжились, но Марко мыслями был далеко. Единственное, что у него выходило на ура – это фразы на русском. И это бесило ещё сильнее. А ещё Марко было муторно и совестно. Мысли его постоянно крутились вокруг Валерии. Он мазал мимо текста, режиссёр бесновался, группа была вынуждена переделывать дубль за дублем.

– Стоп! Соберись! Соберись, чёрт тебя раздери! Заново! По местам! – орал режиссёр.

Марко злился, злились все вокруг. Актёры разбрелись по своим местам и приготовились. Закрылись двери, опустились шторы. Всё приготовилось к тому, чтобы взорваться действием по команде режиссёра. Марко чувствовал, что и этот дубль он завалит. Интересно, скоро им всем надоест мучиться с ним?

– Свет! Камера! Мотор! – рявкнул режиссёр.

Действо началось. Марко побежал по главной «улице», выкрикивая команды своим «подчинённым». Поднялся шум. Именно поэтому странный треск, раздавшийся сверху, услышали не сразу. Марко поднял голову, только когда профессионально поставленный свет вдруг поплыл в сторону.

На него летела огромная металлическая балка, на которую были прикреплены софиты. Марко действовал на инстинктах. Он схватил за руку застывшую напротив него актрису и рванул её вбок. Балка грохнулась с оглушительным треском, проломив настил. Раздались крики. В двух шагах от Марко раздался такой же грохот – упавшая балка была не единственной. Вторая балка чудом не проломила ему голову и упала, задев стену одного из зданий. Газобетонная стена раскрошилась жалящей шрапнелью и, пошатнувшись, начала заваливаться на соседние, разбивая и их.

Марко петлял, как заяц, пытаясь уклониться от летящих обломков. Он смог перевести дух, только когда добежал до монолитной стены павильона и прижался к ней спиной. Над декорациями висела пыль. Что-то коротило, над одним из упавших софитов взлетали искры. В павильоне раздавался надсадный кашель. Кто-то кричал что-то про электричество. Декорации здания банка были разрушены. Два огромных чёрных двутавра лежали прямо там, где Марко должен был завершить сцену. Мужчина сглотнул.

– Ambulanza! Medico![1]

Видимо, кому-то всё же досталось. Марко был цел, как и истерично рыдающая рядом коллега. По обломкам, оступаясь и оскальзываясь, бегал грязно ругающийся режиссёр. Его пытался остановить ассистент, но тщетно. Режиссёр вопил что-то о том, что балки не могли упасть, и что он кому-то открутит голову за задержку. К Марко пробирался Винченцо, перепуганный, но целый и невредимый.

– Геррьеро! Живой?!

– Ага, – ответил Марко хрипло.

– Мы там чуть с ума не сошли, – Винченцо ругался, размахивая руками. – Вы же прямо там стояли! А потом бац! Бац! Пылища! Не видно ничего!

– Ага, – снова отозвался Марко.

Он расширенными глазами смотрел на валяющиеся балки. Только теперь до него начало доходить что он был на волосок от самой настоящей смерти. Удар такой силы проломил бы ему череп и вмял его в таз. Он бы даже не успел понять, что произошло. И никакой medico бы не помог.

– Да как они могли упасть-то?! – бормотал Винченцо.

Парень добрался до плачущей актрисы и обнял её. Но глаза самого парня были перепуганными.

– Они же на стальных тросах там… Безопасность…

– Ага…

– Марко, ты точно в порядке?

Винченцо, наконец, внимательно взглянул в лицо Марко. Взгляд того был отсутствующим. Он невидяще уставился на покрытые пылью декорации.

– Марко?

– Я обозвал её истеричкой, – вдруг глухо выдал Марко.

– Что? Кого? – вконец растерялся Винченцо.

– Валерию…

– Кого? А-а-а… Чёрт! Марко! Тебя чуть не размазало, а ты думаешь о том, там ляпнул кому-то?

– Винченцо, я, кажется, крупно напортачил… – проговорил Марко, не слыша его.

– Марко, ты с ума сошёл? У тебя что, шок?

– Друг, меня сейчас чуть не пришибло, и последним, что она бы от меня услышала, было бы слово «истеричка».

Винченцо всерьёз задумался, что его друг и работодатель и правда спятил.

– Марко, дружище, иди-ка ты домой. Поспи. Ты сам не свой. Я тебе позвоню, как тут станет что-то ясно. Но точно тебе говорю, после такого съёмки приостановят на какое-то время. Отдохни, а?

Марко кивнул, не глядя на Винченцо и побрёл к выходу. На полпути он развернулся и пошёл искать среди сбитых стульев пальто его Валерии. Ему надо было серьёзно подумать, что сказать этой девушке.

Леру трясло, но не от холода. Холода она вообще не чувствовала. Прохожие оборачивались на неё и переглядывались. Шутка ли? Девушка зимой разгуливает по городу в одной лёгкой кофточке и юбке. Впрочем, каких только чудес ни увидишь в Вечном Городе.

Лера выбралась из Чинечита, когда уверилась, что опасность миновала, и Марко не стал её догонять. Она забралась в метро и поехала в сторону отеля. Ей было не до красот Рима. Подходя к станции, она, почти не глядя, набрала Ирине Константиновне. Не дождавшись окончания приветствия, она плоским безэмоциональным голосом произнесла:

– Я больше не буду обучать синьора Марко Геррьеро. Гонорар не имеет значения. Я выплачу неустойку. Извините, что подвела Вас.

Затем она завершила звонок, не слушая ответ. Внутри было пусто. В ушах звучало одно только это кошмарное слово: «истеричка». Мысли болтались по её голове и сталкивались друг с другом, нее оформляясь ни во что конкретное. Ей просто было больно, и она ползла в свой тёмный угол зализывать раны. Придя в номер, она вдумчиво закрыла дверь на задвижку и только потом осознала, что её бьёт крупная дрожь.

Девушка бездумно переоделась в белую шёлковую сорочку. Руки Леры крупно тряслись. Девушка подошла к чемодану, выудила таблетки, выдавила одну на ладонь. Она долго смотрела на пилюлю, а потом с шипением зашвырнула её куда-то в угол и, наконец, завыла. Слёз не было. Лера разваливалась на части. Она, подвывая селя на пол прямо там, где стояла, обняла свои колени и начала покачиваться из стороны в сторону.

Истеричка! Истеричка! Истеричка!

Проклятый Марко Геррьеро. Он просто попал пальцем в небо. Но как удачно попал… Лера закрыла уши руками, но в них всё равно продолжал звучать его раздражённый голос. И это проклятое слово, которое она ни читать, ни произносить, ни слышать не могла. А эхо издевательски продолжало крутить его на повторе.

Спустя час Лера забралась в постель, свернулась калачиком и закрыла глаза. Ей просто хотелось, чтобы этот проклятый день закончился. Утром она подумает, что делать дальше. Телефон оповестил о новом сообщении. Лера нехотя открыла окно. От Ирины Константиновны пришло короткое: «Я их размажу». Лера слабо ухмыльнулась и уснула с телефоном в руке.

Сон душил её. Воспалённый мозг выдавал какие-то мрачные противные образы, заставляя девушку болтаться в гадком мареве где-то на границе сна и яви. Лера висела в бесконечной серой пустоте. За её спиной что-то было. Огромная чёрная неоформленная клубящаяся тьма. Лера видела её краем глаза, вертелась на месте и никак не могла поймать взглядом. Тьма ускользала из её поля зрения и потихоньку, едва заметно, но неотвратимо приближалась. И Лера знала – если тьма до неё доберётся, то ей конец.

Девушка начала переставлять ноги. Лера не могла понять, передвигается она или нет, но стоять на месте было совершенно невыносимо. Ей было трудно дышать. Она не сразу заметила, что воздух вокруг неё сгущается и темнеет. Тьма подбиралась к ней исподтишка, незаметно.

Девушка постаралась разогнать чёрную муть руками, но ничего не выходило. Лера побежала, но вырваться из тьмы у неё не получалось. Тьма начала обретать плоть. Девушка чувствовала, как дымные щупальца касаются её кожи в попытке задержать. Лера пыталась сбрасывать их, но тщетно.

Тьма вынырнула прямо перед её лицом и взорвалась чёрным дымным облаком. Она источала омерзительную вонь, от которой у девушки свело грудь и выбило слёзы. Лера закашлялась и взмахнула руками перед лицом. Ничего не помогало. Лера начинала паниковать. Она совсем перестала что-либо видеть вокруг. Слепота ужасала её.

Не успела она об этом подумать, как в самой глубине тьмы зародилось багровое зарево. Свет был тревожным, он мерцал, как красные беснующиеся молнии, спелёнатые чёрным облаком. Зарево разрасталось, и Лера снова смогла видеть, но это не принесло ей облегчения. Она стояла у самой пасти тьмы, а свет лился из самой её глотки. Тьма подождала секунду, будто давая Лере рассмотреть себя, а потом бросилась на неё.

Лера с воплем проснулась, задыхаясь и села на постели. Кулаки рефлекторно сжались. Девушка застонала от отвратительной головной боли. Зрение странно плыло, из глаз текли слёзы. Сперва она не поняла, что кошмар не закончился. Перед глазами бесновалось странное марево, по комнате плыли сизые клубы.

Внезапно рывком к ней вернулся слух, и вместе с ним – осознание. Половина её комнаты была объята огнём. Лера в ужасе заскулила и поползла по кровати, сминая простыни.

Ревущее пламя отрезало её от звуков. Лере показалось, что кто-то пытается взломать дверь, но она не была уверена. Сознание Леры разделилось на две части. Одна часть была всецело занята криком, а вторая холодно анализировала происходящее.

Пылала не только дверь, но и пол и часть стены, пламя по ковру подбиралось к кровати. Через дверь её не спасут. Лера просто не проберётся к проёму сквозь огонь. Воздух резал горло и грудь, девушка надсадно кашляла. Она задохнётся, прежде чем подоспеет помощь. Она должна выбраться. Немедленно.

Не прекращая скулить, Лера вскочила с кровати и метнулась к окну. Люди снаружи ещё не осознали, что в отеле пожар. Толпы зевак под окном не было. Ясной вспышкой в её мозгу всплыла фраза школьной учительницы: при резком притоке воздуха пожар вспыхнет сильнее. Она должна открыть окно резко и выпрыгнуть.

Сознание начало мутнеть от дыма и паники. Пламя уже принялось за изножье кровати. Лера не помнила, что находится под её окном, и будет ли посадка мягкой. Скорее всего – нет. Но между переломом обеих ног и смертью в огне Лера выбирала переломы. Она сжала губы, превращая скулёж в мычание и постаралась открыть ручку. В следующую секунду она осознала, что старое деревянное окно, набухшее от влажного зимнего воздуха, застряло намертво.

В комнате было нестерпимо жарко. По коже девушки тёк пот. Сердце её лихорадочно билось в горле, в мозгу металась одна мысль: «Спастись, спастись, спастись». Лера заполошно оглядывала комнату вылезшими из орбит глазами. Теперь удары в дверь раздались более явственно. Если они вскроют дверь, пламя взметнётся и убьёт её.

– Нет! Нет! – закричала она по-русски.

Естественно её никто не услышал. Решение ещё не успело оформиться, как тело уже начало действовать. Лера бросилась к кровати, стащила с тлеющей простыни подушку и одеяло и подскочила обратно к окну. В намертво стиснутой руке она с удивлением обнаружила телефон. Ну и пусть. Каким-то уголком сознания она отметила, что в окне было всего одно стекло. Не то, что в холодной Москве. Мысль мелькнула и исчезла без следа.

Девушка обернулась одеялом, вскочила на широкий подоконник и сжалась. У неё будет только одна попытка. Лера прижала собой подушку к стеклу, спрятала в ней лицо и саданула телефоном в стекло. Окно треснуло, раздался какой-то свист, окно разбилось, и осколки вдавило воздушной волной в комнату. Стёкла летели вперемешку с перьями. Осколки резали голые участки кожи, но Лера ничего не чувствовала.

Воздушная волна едва не снесла девушку с подоконника обратно в комнату, чтобы в следующую секунду с остервенением пихнуть в спину, выталкивая наружу. Пламя, подпитанное свежим воздухом, взревело и рванулось к ускользающей жертве. Произошёл взрыв. Затрещали подпаленные волосы. Лера потеряла равновесие и с криком полетела из окна.

В последний момент она успела зацепиться за раму, разрезая себе руки. Её развернуло и ударило о стену. Одеяло размоталось и, зацепившись за осколки стекла, повисло рядом. Девушка болталась, держась окровавленными пальцами за раму. Раздались крики ужаса. Лера поняла, что больше держаться не может и посмотрела вниз. Далеко внизу её ждал жёсткий асфальт. Соседнее стекло окна затрещало от жара.

Лера взвыла от ужаса и разжала пальцы.

[1]Скорую! Врача! (ит.)