ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Рекс

Каролина все еще спит, когда я просыпаюсь.

Осторожно убираю руку, беру бумажник и ключ-карту, и на цыпочках выхожу из ее комнаты. Я вернусь и заберу свой костюм позже.

Я пытаюсь осмыслить вчерашний вечер. Когда я скользнул к ней в постель, мои пальцы покалывало, когда я вспоминал, что они чувствовали, когда бегали по ее мягкой коже, пока я помогал ей раздеться.

Я должен был держать свои руки при себе.

Моя глупость — это то, что началось прошлой ночью.

Когда я заметил, что на ней нет лифчика, я должен был уйти.

Вместо этого я стал тупицей, и мой тупой поступок разжег огонь внутри Каролины… огонь, с которым мне пришлось бороться, чтобы потушить его. Это была пытка — отказывать ей. Мои руки сжались в кулаки, когда я смотрел куда угодно, только не на ее тело в душе. Когда я мыл ее волосы, я не мог отказаться от нескольких быстрых взглядов. Ее идеальная, круглая попка была так близко к моему члену… предупреждая меня, но и искушая тем, как легко я мог бы наклонить ее и взять сзади.

И, черт возьми, это был охуенный вызов.

Я не уверен, что на нее нашло прошлой ночью — точно не я… к сожалению — но единственный раз, когда я видел ее с такой стороны, была ночь, когда я лишил ее девственности.

Я не мог…

Я не могу.

Потерять Каролину пугает меня больше, чем любовь к ней.

Мои руки должны остаться при мне, чтобы она осталась в моей жизни.

Мягко закрыв за собой дверь, я выхожу в коридор и направляюсь в свою комнату.

— Доброе утро.

Я замираю от резкого утреннего приветствия.

Вот дерьмо.

Воздух становится густым, когда я поворачиваюсь на пятках, чтобы встретиться лицом к лицу с пастором Адамсом. Складки на его лбу и неодобрительное выражение лица подтверждают, что он думает, будто я совершаю позорный побег из комнаты его дочери.

Если бы он только знал.

Я выпрямляюсь и натягиваю веселую ухмылку.

— Доброе утро, пастор Адамс. — Я сглотнул, не давая себе добавить «Все не так, как кажется».

Чем короче будет наш разговор, тем лучше.

Слава Богу, что я вчера переоделся в треники.

То, что я в трениках, гораздо правдоподобнее указывает на то, что я спал в своей комнате, чем если бы я улизнул в костюме.

Моя ухмылка остается нетронутой, когда я дергаю головой в сторону комнаты Каролины.

— Я забежал, чтобы разбудить Каролину и спросить, что она хочет на завтрак.

— О, правда? — Его губы сжимаются в гримасу.

Он считает это враньем.

Я смотрю ему в глаза, доказывая, что я не грубый маленький засранец, который всю ночь трахал его дочь.

— Да, сэр.

Он качает головой в сторону, его лицо искажается в недовольстве.

— Что она сказала?

— Она неважно себя чувствует.

— Ей плохо?

Я киваю.

Каролина должна мне тонну печенья.

Я лгу проповеднику.

Ладно, Господи, это не полная ложь.

Она будет чувствовать себя дерьмово, когда проснется.

Он делает шаг к двери.

— Я должен проверить ее.

Моя рука вырывается, когда я бросаюсь ближе, чтобы не дать ему постучать в ее дверь.

— Она снова заснула и попросила разбудить ее через час.

Он пристально смотрит на меня.

— Почему бы нам тогда не позавтракать? Мы можем принести Каролине что-нибудь, когда закончим. Не очень-то весело есть в одиночку, а моя жена сегодня утром в спа-салоне.

Я отшатнулся назад, внезапная головная боль ударила в меня.

О, черт.

Только не посиделки за чашкой кофе с отцом моей фальшивой девушки.

Как мне выбраться из этого?

— Э-э, да, конечно, — бормочу я, понимая, что не могу отказаться, чтобы не выглядеть придурком. — Дайте мне одеться.

— Хорошая идея, — говорит он и останавливает меня, когда я разворачиваюсь. — Я предлагаю тебе воздержаться от блуждания по общественным коридорам без рубашки в будущем… особенно в воскресенье утром. Это неуважительно.

Я оглядываюсь на него.

— Спасибо за совет.

Я шаркаю в свою комнату, переодеваюсь в джинсы и рубашку, чищу зубы и спешу обратно в коридор, где он меня ждет. Я надеялся, что он меня бросил. Мы ведем светскую беседу, пока спускаемся на лифте в ресторан. К счастью для меня, у нас достаточно времени для беседы за чашкой кофе, поскольку наш рейс вылетает только во второй половине дня.

— Для человека, который много лет был близок с моей дочерью, а теперь встречается с ней, ты, конечно, не так часто появляешься, — говорит он, когда мы садимся за двухместный столик, и разглаживает салфетку на коленях. — Мы никогда не разговаривали один на один.

Он прав.

Даже в старших классах Каролина приходила ко мне домой, когда мы проводили время вместе. Иногда ее родители знали о ее местонахождении, а иногда она говорила им, что занимается в библиотеке.

Точные слова Каролины о том, чтобы провести время у нее дома, после того как я предложил это, были такими:

— Нам придется сидеть в гостиной на разных диванах и смотреть документальный фильм о грехе секса до брака.

Проповедник — человек старой закалки. Он примерно ровесник моего отца, но, в отличие от моего отца, его возраст виден. Он стройный человек, который постоянно носит мокасины, а его каштановые волосы украшены седыми прядями. Сколько я себя помню, он был проповедником в городской церкви. Это религиозная семья со строгими правилами и глубокими ценностями. Он хороший человек, который, наверное, был бы более приветлив ко мне, если бы мы с Каролиной не были такими близкими друзьями… а теперь паренем и девушкой.

Как мы собираемся «расстаться», чтобы я не выглядел как осел?

С моей репутацией все решат, что это была моя вина, и я буду выглядеть еще большим засранцем, разбившим сердце дочери проповедника.

— Нет, сэр, — отвечаю я на его замечание о времени один на один и делаю паузу, позволяя ему взять на себя инициативу в этой мучительной беседе.

— Ты не часто посещаешь церковь, — сурово добавляет он. — И не нужно называть меня сэром. Я Рик.

— Я был занят своей работой и школой…

Он прерывает меня:

— Ты и в подростковом возрасте не посещал церковь, за исключением праздников.

— Вы правы. — Не нужно оспаривать факты. Это только заставит меня выглядеть глупым.

Наш официант, Бобби, подходит к нашему столику, чтобы избавить меня от этой неловкости, и принимает заказ. Как только Бобби уходит, Рик возвращается к своему допросу.

— Есть ли для этого причина?

— Нет.

Бобби возвращается с кофе Рика и моим эспрессо — потому что мне положена дополнительная порция — и ставит их перед нами.

— Ваш заказ был принят и скоро будет готов.

Мы оба благодарим его.

— Как поживают твои родители? — спрашивает Рик, наливая сливки в свой кофе.

Я не знаю, какого разговора я хочу избежать больше — обо мене и Каролине или о моей дерьмовой семье.

— Хорошо. — Я делаю длинный глоток своего эспрессо, жалея, что не отказался от его предложения позавтракать. Мне следовало сказать ему, что я тоже плохо себя чувствую. Я планировал потратить утро на то, чтобы переварить ситуацию, которая произошла с Каролиной. Теперь я буду обдумывать вчерашний вечер и этот разговор с Риком.

— Как ты справляешься с их разводом?

Я никогда не просил об этой беседе с консультантом.

— Прекрасно, — отвечаю я на напоминание о том, какой засранец мой отец. — Моя мать — сильная женщина и поступила правильно. — Она должна была развестись с ним давным-давно.

— Ты думаешь, что это правильное решение? — Он приподнял бровь. — Отказаться от всего?

Я сосредотачиваюсь на своем напитке, избегая зрительного контакта, чтобы скрыть свое раздражение.

— Когда кто-то причиняет тебе такую боль, какую причинил мой отец моей матери… моей семье, тогда да, я оправдываю ее уход от него. Он изменял и скрывал секреты, слишком большие, чтобы излечиться от них.

Он ждет, пока я снова посмотрю на него, прежде чем ответить:

— Знаешь, я консультировал их до того, как она приняла окончательное решение о разводе. Я пытался помочь им помириться.

Почему он говорит мне это дерьмо?

Разве он не должен хранить это в тайне?

— Брак — это святое, — продолжает он.

Моя рука сжимает ручку моей кружки.

— Я согласен.

— Ты планируешь жениться на моей дочери?

Я поперхнулся своим напитком, и мне понадобилось мгновение, чтобы проглотить и прочистить горло, прежде чем я смог ответить:

— Что?

— Ты сейчас встречаешься с моей дочерью, верно? — Его лицо напрягается, как будто эта мысль причиняет ему боль.

— Да. — И я люблю ее.

— Какие у тебя намерения на счет нее? Жениться? Короткая интрижка?

Мой пульс учащается, пока я обдумываю ответ, прежде чем передать его.

— Я забочусь о Каролине. Она была моей лучшей подругой на протяжении многих лет.

— Лучшей подругой? А как насчет девушки?

— Это что-то новое. Мы пробуем. У нас были чувства друг к другу в течение многих лет, и мы решили, что глупо продолжать удерживать себя от счастья.

Мда-а. Эти фальшивые отношения определенно последуют за нами домой в Блу Бич.

— Ты планируешь разбить ей сердце? — Беспокойство написано на каждой черточке его лица. Этот допрос не потому, что он был засранцем; он защищает сердце своей дочери.

Я снова и снова качаю головой.

— Нет, конечно, нет. В мои намерения никогда не входило причинять боль Каролине — никогда.

— Она влюблена в тебя. — В его тоне нет ни малейшей насмешки.

Я затихаю на мгновение. Я знаю, что она любит меня, но притворяюсь, что не замечаю этого.

— Обычно в этот момент бойфренды говорят, что любят свою девушку в ответ.

Я заикаюсь, подыскивая нужные слова.

— Я люблю Каролину. Она самый удивительный человек, которого я знаю.

Мой ответ его не удовлетворяет.

— Я спрошу еще раз, каковы твои намерения в отношении моей дочери?

— Сделать нас счастливыми.

Он откидывается на стуле, его глаза подозрительны, и указывает на меня, двигая пальцем вперед-назад.

— Такие парни, как ты, не встречаются с дочерью проповедника.

Я не могу не нахмуриться.

— Каролина больше, чем просто дочь проповедника, и я не думаю, что справедливо вешать на нее этот ярлык.

Бобби становится моим любимым человеком, когда он снова прерывает нас с едой. Чувак получит от меня хорошие чаевые этим утром.

Надеюсь, Рик больше беспокоится о своей еде, чем о разговоре со мной.

Я брызгаю острым соусом на свой испанский омлет и откусываю большой кусок.

— Расскажи мне, почему Каролина бросила колледж, — призывает Рик, даже не взглянув на свои блинчики.

Я проглатываю свой кусочек.

— Она посчитала, что это ей не подходит.

— У нее не было проблем на первом курсе. — Он отпивает кофе и вытирает рот. — Ни с того ни с сего она решила бросить учебу и переехать домой. Это было из-за тебя? С ней что-то случилось?

Я понимаю его беспокойство. У меня было сто вопросов к Каролине. На некоторые она ответила, о некоторых солгала, а на остальные отказалась отвечать.

— Каролина не рассказала мне всей правды о том, почему она переехала домой, — честно отвечаю я. — Через что бы она не проходила, я надеюсь, что она откроется нам, когда будет готова.

Он хмурится.

— Не разбивай сердце моей дочери, Рекс.

— Не буду. — Я постараюсь не делать этого.

— И я ожидаю, что в следующий раз я застану тебя тайком выходящим из ее комнаты уже после того, как вы поженитесь, — говорит он, бросая на меня пристальный взгляд. — У моей дочери есть ценности.

С этими словами он выливает чрезмерное количество сиропа на свой блинчик и откусывает большой кусок.

* * *

Я держу пончик в одной руке и кофе в другой, когда вхожу в номер Каролины.

— Проснись и пой, — кричу я.

После моего замечательного и совсем не неловкого завтрака с ее отцом я побежал в свою комнату и принял душ.

Каролина зевает, сидя на кровати.

— Хватит быть таким бодрым. — Еще один зевок. — Для этого еще слишком рано. — Ее волосы спутаны, на губах засохшая слюна, и даже после душа под одним глазом остались кляксы от туши. Она великолепная, горячая штучка.

Я поднимаю пакет с пончиками и кофе.

— Я принес еду для твоего похмелья. Я был бы вежлив с этим бодрым парнем.

— Хорошо, — простонала она. — Спасибо. Углеводы — это как раз то, что доктор прописал.

— Или то, что прописал проповедник. — Я передаю ей пакет и салфетку, а затем ставлю кофе на тумбочку рядом с ней. — Твой отец выбрал его для тебя.

Она замирает, как раз когда собирается откусить от пончика.

— Мой папа?

Я опускаюсь на край кровати возле ее ног.

— Да. Мы завтракали.

— Ты завтракал с моим папой, — тянет она.

— Конечно, завтракал. Это был взрывной завтрак, скажу я тебе. Мы пили мимозу и текилу. Ему очень понравилась собачья шерсть.

Она вытягивает ногу, чтобы пнуть меня.

— Ты такой лжец.

— Насчет коктейлей — да. Насчет завтрака — нет. Он хотел выпить кофе с новым парнем своей дочери, чтобы сказать ему, чтобы он не разбивал тебе сердце. — Я опускаю вопросы о будущем браке и о том, почему она бросила колледж.

Ее глаза расширяются, пончик падает на пакет на ее коленях, и она закрывает рот рукой.

— Боже мой! Я забыла о нашей игре «парень-девушка». Что будет, когда мы вернемся домой? Как мы расстанемся?

Я тыкаю ее в ногу.

— Допустим, ты мне изменила.

— Что? Нет! Ты не будешь сваливать вину за разрыв на меня.

— О, значит я должен взять вину на себя? — Я показываю на себя и качаю головой. — Я не плохой парень. — Я почесал щеку. — Есть и другие причины, кроме измены. Мы можем сказать, что ты вступила в женский монастырь. Ты вступишь, никто ничего не заподозрит, и все будет хорошо в мире.

— Ты должен прекратить предлагать мне вступить в женский монастырь. Этого не будет. — Она запихивает в рот кусочек пончика.

— Почему? У твоего отца, вероятно, есть большие связи.

Она закатывает глаза, жуя.

— Ты просто хочешь, чтобы я оставалась одинокой и сексуально неактивной до конца жизни.

— Отлично, никаких измен и монашества. Мы скажем, что нам лучше быть друзьями.

Она откинула голову назад.

— Еще слишком рано обсуждать наш фальшивый разрыв для наших фальшивых отношений.

Я киваю в знак согласия.

— У тебя болит голова?

Я веду себя настолько нормально, насколько могу.

Помнит ли она, что произошло прошлой ночью?

Она не была пьяна. Но я точно не буду поднимать эту тему.

— Неа. — Она доедает свой пончик.

— Лгунья.

— Ибупрофен, пожалуйста. — Она показывает на свою сумку. — Левый карман.

Я нахожу ее сумку, беру ибупрофен, достаю бутылку воды из мини-холодильника и протягиваю ей.

— Спасибо, — говорит она, проглатывая таблетки.

Она протягивает мне воду, и я ставлю ее на тумбочку рядом с ее кофе.

— Наш рейс вылетает через несколько часов, — сообщаю я ей, садясь обратно на край кровати. — Я потрясен, что ты еще не собралась и не готова ехать.

— Прошлый вечер выжал из меня всю жизнь. Не могу дождаться, когда вернусь домой.

* * *

— Возвращение к реальности, — говорит Каролина после того, как мы приземлились и пошли по аэропорту. — Никогда не думала, что буду так рада вернуться домой после отпуска. — Она поднимает руку, чтобы поправить себя. — Технически, это был адский отпуск.

Утром мы поехали в аэропорт на Uber с ее родителями, и Каролина изо всех сил старалась не выглядеть похмельной. Неодобрительные взгляды, которые бросал в ее сторону отец, доказывали, что ее навыки убеждения — полный отстой.

Я ударяюсь плечом о ее плечо.

— Невежливо говорить такое человеку, который сопровождал тебя в поездке.

— Ладно. — Она снова ударяет меня по плечу. — Это был бы адский отдых, если бы тебя там не было. Серьезно, спасибо, что согласился, Рекс.

— Я всегда буду прикрывать тебя… пока ты не порвешь со мной. — Я прижимаю руку к сердцу. — Я уже составляю плейлист для разбитого сердца.

Она закатывает глаза.

— Ты бросишь меня. Я устроила мозговой штурм, чтобы придумать идеальную историю.

— Слишком поздно. Я уже принял решение. Ты любишь извращения в спальне, которые выходят за рамки моей зоны комфорта. — Я с трудом сдерживаю смех. — Я отказываюсь позволить тебе отшлепать меня плеткой и устроить тебе золотой душ.

— Боже мой, — задыхается она, шлепая меня по руке, и бросает взгляд на свою сестру, идущую в нескольких футах позади нас. — Да что с тобой такое? Моя сестра прямо там, и ты знаешь, какая она болтушка. Я не могу допустить, чтобы мои родители думали, что я хочу, чтобы ты пописал на меня!

Я усмехаюсь.

— Я очень сомневаюсь, что твои родители знают, что такое золотой душ.

— Э-э… ты когда-нибудь слышал о Google?

Google? — Я погладил свой подбородок. — Что это за Google, о котором ты говоришь?

Она подтягивает сумку повыше на плечо.

— Мне нравится твоя идея, но нас нужно поменять местами. Я была той, кто отказался от идеи с писанием.

— Я вижу, у нас тут творческие разногласия. Пора найти лучший подход. Ты поедешь со мной домой? Мы можем обсудить лучший способ расстаться.

— Да. Мои родители уже знают. — Она выдохнула. — Я точно больше не поеду с ними.

— Откуда ты знала, что я позволю тебе поехать со мной домой? Может, твоему парню нужно побыть одному.

— Мне все равно. Я еду с тобой. Смирись с этим.

Я смеюсь.

— Мне нравится, когда ты властная.

Возможно, во время нашей поездки были неловкие моменты — скажем, когда она разделась и попросила меня принять душ вместе с ней, — но мне грустно, что все закончилось. Не то чтобы я не хотел проводить больше времени с Каролиной дома, но было приятно иметь возможность прикасаться к ней без того, чтобы это выглядело странно. Я был ее парнем в Техасе. Это была моя работа — быть таким трогательно-ласковым. Если бы я только мог делать это здесь, в Блу Бич.

Наш отпуск закончился.

Наши фальшивые отношения закончатся.

Наша жизнь вернется в нормальное русло.

Никто из нас не проронил ни слова об инциденте в душе, и я надеюсь, что так будет и дальше. Я и так чувствовал себя достаточно плохо из-за того, что отказал ей. Каролина не выставляет себя в таком свете, это не в ее характере. Было тяжело сказать «нет», но в то же время приятно знать, что она доверяет мне настолько, чтобы выйти из своей зоны комфорта. Конечно, она была пьяна, но если бы я был каким-то случайным парнем, она бы никогда не сняла свои трусики передо мной.

По крайней мере, я надеюсь, что нет.

Мы забираем наш багаж, и Каролина четыре раза отказывает родителям в поездке, прежде чем мы наконец прощаемся и идем к моей машине на парковке.

— Я уже говорила, как мне нравится эта машина? — говорит она после того, как мы закидываем наш багаж в багажник и садимся внутрь. — Она намного красивее моей. Ты становишься все более технически подкованным.

— Электромобиль не является технически подкованным, — возражаю я со стороны водителя, когда мы выезжаем с парковки.

Она вытягивает ноги.

— В нашем маленьком городке все, что превосходит по мощности бензиновый пикап, джип или минивэн, является технически подкованным.

— Именно поэтому, Лина, детка, я и не рекомендую. Найти зарядные станции — та еще морока.

Я чертовски люблю свою Tesla. Мне потребовалось время, чтобы наконец решиться и купить ее, но она была машиной моей мечты в течение многих лет. После подписания контракта с компанией-разработчиком моей игры я продал Charger и купил Tesla. Следующий пункт в моем списке — покупка дома после окончания срока аренды.

— Я слишком бедна, чтобы покупать новую машину, — хмуро говорит она. — Я могу остаться бедной до конца жизни, поскольку я бросила учебу… так говорят мои родители.

Я сглотнул, схватившись за руль, и посмотрел на нее.

— Как думаешь, ты когда-нибудь скажешь им правду? — Как думаешь, ты когда-нибудь скажешь мне всю правду?

— Кто знает? — Она морщит нос. — Может быть, лет через тридцать. — Она качает головой, глядя в окно. — Это стыдно. Я глупая.

— Эй, — говорю я мягко. — Ты не глупая. Тобой воспользовались.

— Моя глупость касается не только его. — Она бросает на меня нервный взгляд. — Он, то, что случилось с Марджи, все это. Я чувствую себя глупой, слабой и хотела бы вернуться в прошлое.

Мой желудок опускается от душевной боли в ее голосе, и мне хочется обнять ее, прижать к себе и дать ей понять, что все будет хорошо… как я делал уже столько раз с тех пор, как этот ублюдок сделал то, что сделал.

— Мои родители не поняли бы, что мной воспользовались, потому что я сделала этот глупый выбор, — продолжает она. — Это было последствием моего решения. Ничего бы этого не случилось, если бы я не была безответственной… если бы я не была слишком напугана, чтобы сказать правду и перестать ее скрывать.

И все же она продолжает скрывать.

— Стало ли тебе лучшепосле переезда к сестре?

Сначала Триша ругала ее за то, что она бросила учебу, но это полная чушь. Триша не ходила в колледж. Она вышла замуж за своего школьного возлюбленного прямо после школы и завела семью. Ее родители одобрили это, но они не одобряют то, что Каролина работает официанткой и приводит свою жизнь в порядок. Ее сестра не преминула напомнить ей, сколько труда и денег вложили их родители в образование Каролины.

— Немного, — отвечает она. — Я остаюсь в лофте столько, сколько могу, когда бываю там. Когда она наносит свои неожиданные визиты для девичьих разговоров, я соглашаюсь с ней, чтобы она поскорее ушла. — Она пожимает плечами. — Что я могу сделать? Я не собираюсь быть стервой. Она бесплатно сдает мне квартиру, ради всего святого, и теряет деньги, не сдавая ее никому другому. Я могу вынести немного нотаций за это.

— Предложение переехать ко мне все еще в силе, — говорю я.

Она качает головой.

— Слушать лекции моей сестры лучше, чем быть рядом с тобой и твоими женщинами.

— Да ладно, — ухмыляюсь я. — Ты ведешь себя так, будто я каждую ночь с разными женщинами. Черт, да я почти половину своего времени провожу с тобой, а другую — работаю над своей карьерой.

Она смеется, когда я смотрю в ее сторону и ухмыляется.

— Ты все равно чаще бываешь в моей квартире, чем в своей, — добавляю я. — Это не будет ничем отличаться.

Я несколько раз предлагал ей свободную спальню в моей квартире. Я бы хотел, чтобы она стала моей соседкой, чтобы я мог присматривать за ней и проводить с ней больше времени.

— В те дни, когда мы не вместе, ты с другой цыпочкой, а не работаешь над своей карьерой — разве что стать самой большой мужской шлюхой Блу Бич, хотя ты уже завоевал этот титул. — Она ткнула пальцем в мою сторону. — Не забывай, я была там множество раз, когда случайные цыпочки появлялись у твоего порога.

— Я не знал, что «множнество раз» означает дважды, — поправляю я. — И я заставлял их уходить.

Мое другое прозвище для Каролины — Королева Преувеличений. Она всегда умножает все, что я делаю, как минимум на пять. Приходят две цыпочки, а она говорит, что их десять. Я говорю ей, что у меня был секс с одной телкой, а она говорит, что у меня был секс с пятью.

— Ты едешь домой или ко мне? — спрашиваю я, когда в поле зрения появляется знак «Добро пожаловать в Блу Бич, Айова».

— Пока домой, — отвечает она. — Я могу зайти позже. Мне нужно распаковать вещи, постирать, принять долгую ванну и справиться с этим дурацким похмельем.

Я киваю и направляюсь к дому ее сестры.

— Напиши мне через некоторое время… сообщение о расставании.

Она вздыхает.

— Этого не случится, дружок.

Игривый стон вырывается из моего горла.

— По крайней мере, отправь своему парню фотографию, где ты в ванной. — Я захлопываю рот, как только произношу эти слова, и мне хочется дать себе пощечину.

Дразнить Каролину всякий раз, когда она говорила, что принимает ванну, было одним из моих любимых развлечений, но теперь, после инцидента в душе, упоминания о секс-переписке в ванной — ужасная идея.

Ее лицо бледнеет, подтверждая, что она, несомненно, помнит, что произошло прошлой ночью.

— Не… — заикается она. — Не собираюсь.

Я заставляю себя говорить как можно игривее.

— Шучу, моя милая девушка.

Загрузка...