Прозрение

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Теперь, когда Вячеслав Александрович закончил следствие по делу профессора Ярцева и представил обстоятельное заключение, он признался себе, что предвидел результат, к которому придет. И это совсем не потому, что Вячеслав Александрович принадлежит к приверженцам первой возникшей версии. Наоборот, как бы заманчиво, логично ни было изначально предположение, он старательно разрушал его новой гипотезой, тем самым проверяя прочность добытых доказательств.

В деле Ярцева была очевидна ясность его жизненного пути с момента ухода на фронт в июне сорок первого и по настоящее время.

Но именно эта определенность, исключающая любое иное толкование, порождала у Вячеслава Александровича особый интерес к тем далеким годам, когда Проклов стал Ярцевым.

Однажды, размышляя о деле Ярцева, он нашел графическое выражение его жизни: пунктир неизвестности переходил в сплошную линию ясных лет.

Он понимал, что увидеть жизнь Дмитрия Николаевича без пунктира будет трудно. Но каждая находка позволит соединить два-три штришка, и тогда прочертится отрезок линии, сближающий разные годы. Какими они были, те, дальние?

Конечно, удачей Вячеслав Александрович считал встречу с генералом Скворцовым. Если бы даже биография Дмитрия Николаевича не содержала ни одного «белого пятна», и тогда без сведений, полученных от командира дивизии, облик профессора Ярцева был бы неполон.

И хотя Вячеслав Александрович отлично знал, что любая неясность толкуется в пользу обвиняемого, он стремился, чтобы добытые факты дали ему право без всяких натяжек укрепить позицию Ярцева, который был откровенен в своем заявлении.

Ледогоров начал с того, что подобрал пяток книг, посвященных строительству Челябинского тракторного завода.

Он не рассчитывал встретить среди передовиков труда имя Митьки Ярцева. Задача была другая. Изучая обстановку, в которой протекала жизнь молодого Ярцева, он имел возможность рассматривать его жизнь в определенной связи с главным, общим, что сосуществовало рядом.

В книге воспоминаний ветеранов труда Вячеслав Александрович обратил внимание на сноску, которая адресовала читателей к сборнику архивных материалов Челябинской прокуратуры. Здесь были собраны документы, отразившие борьбу с преступными элементами в период строительства завода.

«Неужели здесь я встречусь с Ярцевым? — подумал Вячеслав Александрович. — Это уж будет совсем некстати». И заказал книгу.

Через три дня Люся, получив ее в Ленинской библиотеке, передала Ледогорову.

А еще через два дня он вписывал в свою общую тетрадь, где был раздел, озаглавленный «И. Проклов», следующие строки:

«Во время вражьей вылазки в пятом бараке был тяжко избит секретарь партячейки Родион Кравцов. В это время смело проявил себя молодой землекоп Д. Ярцев. Он бросился на помощь Кравцову и оказал сопротивление разнузданным хулиганам».

При всех неожиданностях, которые сопутствуют работе следователя, эта история стала как бы платой за долгие ночи, проведенные за читкой книг.

Невольно вспомнилась первая встреча с Ярцевым. Вячеслав Александрович искренне выражал свое отношение к запоздавшему заявителю. Это был сознательный поступок следователя, который хотел вызвать в душе Ярцева понимание своей личной ответственности. Он требовал от него не признания, оно было сделано, а ждал свершения собственного суда над собой. Только не суда Ярцева над Прокловым, а Ярцева над Ярцевым.

Вячеслав Александрович должен был идти к начальнику отдела. Он еще не знал, успел ли тот прочитать заключение по делу Ярцева.

«Закончилось исследование одной жизни, — подумал Ледогоров. — Началось оно с той страшной ночи и бегства никому не ведомого парня на железнодорожной платформе. А через тридцать пять лет я слышу голос человека, который говорит мне о поездке в Берлин. Туда известный профессор поедет первым классом… Какая же длинная, трудная дорога жизни разделяет железнодорожную платформу, груженную лесом, и вагон международного экспресса!»

Вошла Люся.

— Вас вызывает Шагин.

Вячеслав Александрович взял папку, закрыл сейф, направился к начальнику.

— Прошу разрешения, — как всегда, произнес он.

— Входите. — И без всякого вступления Виктор Павлович спросил: — Вам нравится то, что вы написали?

Вячеслав Александрович не ожидал такого вопроса, скорее был готов к серьезным замечаниям. И потому уклончиво пожал плечами.

— А мне нравится, — сказал Виктор Павлович, почувствовав смущение Ледогорова. — Вы, должно быть, ожидали обычное «согласен» или «не согласен». Ведь так, Вячеслав Александрович?

Ледогоров кивнул.

— Почему мы блюдем наше служебное, функциональное? — продолжал Шагин. — Скажите: строжайшее соблюдение законов, высокая ответственность — это основополагающее. А разве наша документация, ее стиль, язык, палитра психологического анализа не представляет ценности творческой? Во всем этом фокусируется индивидуальность следователя. Ваш документ содержит достоверность, аналитический срез происшедшего, четкую юридическую обоснованность выводов… — Он улыбнулся. — Много неизвестных было в задаче, которую вы решали. Поскольку версии следователя покоятся на интуиции, логике и психологии, могу отметить, что все эти три кита были хорошо задействованы. Ставлю вам пятерку.

— Вы так все разобрали, будто я диссертацию защищал, — сказал Вячеслав Александрович.

— Есть житейский закон, по которому все мы, как правило, опаздываем к возможной удаче. Как вам удалось обойти этот закон?

— Теперь вы ведете следствие по поводу моего следствия…

— Что привело вас к Скворцову?

— Просчет… Оплошность. Первый раз я прочитал рекомендацию Скворцова, не придал ей значения. Во второй раз она у меня вызвала подозрение.

— Почему?

— Помните слова Анатоля Франса: «Наиболее правдоподобно выглядит документ, который подделан…» Подействовала реакция на допущенную мною ошибку.

— А я думал, начнете хвалиться, — усмехнулся Виктор Павлович.

— По-моему, лучше сделать разумный вывод. Честно говоря, встреча с генералом Скворцовым поначалу не сулила никаких открытий. Его жесткие, порой колючие ответы на мои вопросы лишь подтверждали известные данные. Но когда он стал рассказывать о душевном состоянии Ярцева, о его бесстрашной одержимости на поле боя, то я понял — это расплата за Проклова.

— Как появился сборник документов прокуратуры Челябинска?

— Меня больше всего интересовали первые годы его новой жизни. Все началось с Челябинска. И надо было самому окунуться в ту эпоху, дабы понять процесс становления, и упаси бог мерить все только сегодняшними мерками. Я как-то даже прикинул, что это дело на четыре года старше меня самого.

— Любопытно, — заметил Виктор Павлович. — Оказалось, что вы добыли неопровержимые свидетельства.

Шагин разборчивым почерком подписал заключение и сказал:

— Будем докладывать Генеральному…