Глава 6 Социально-психологические аспекты агрессии
Отмечаемый в последнее столетие значительный рост агрессии и насилия в мировом сообществе повлек за собой проведение большого количества исследований и создание теоретических концепций, предлагающих объяснение этого феномена. Высокая правовая, социально-психологическая и морально-этическая значимость последствий агрессивного поведения, а также общественная опасность криминально-агрессивных форм поведения неизбежно повышают актуальность создания превентивных программ, направленных на предотвращение и снижение риска агрессии. Указанное невозможно без комплексной целостной оценки природы агрессии, что, в свою очередь, определило междисциплинарный характер изучения агрессии и агрессивного поведения. Резолюция Всемирной ассамблеи здравоохранения от 1996 г. прямо указывает, что агрессивное поведение и насилие нуждаются в комплексном изучении. При этом каждая из сфер научного знания (психология, психиатрия, биология, социология, юриспруденция и т. д.) предлагает собственный ракурс рассмотрения природы агрессивного поведения.
По нашему мнению, актуальность изучения феномена человеческой агрессии определяется целым рядом факторов, лежащих далеко за пределами закономерностей функционирования отдельно взятого индивида.
1. На протяжении жизни человечество неизменно сопровождали междоусобные войны, вооруженные конфликты и насильственные преступления. Трудно найти какую-либо социальную, экономическую, религиозную или этническую группу населения, в которой бы отсутствовали те или иные виды насилия и агрессии, проявляющиеся в разнообразных формах — от бытового хулиганства до применения тяжелого вооружения. Другими словами, можно говорить о хронификации, повсеместности и разнообразии существующих форм агрессии.
• В годы наивысшего подъёма испанской инквизиции (1420–1498) многие тысячи мужчин, женщин и детей были сожжены заживо на кострах за ересь и другие «преступления» против церкви и государства (цит. по: Бэрон Р., Ричардсон Д., 1997)-
• У народностей джебьюси в Папуа-Новой Гвинее на убийства приходится более 30 % смертей среди взрослого населения (Knauft, 1983; цит. по: Бэрон Р., Ричардсон Д., 1997)-
• Почти 43 тыс. убийств за год совершается в Индии, 41 тыс. — в Бразилии, ю тыс. — в России, 13 тыс. — в Китае, более 14 тыс. — в США (по состоянию на 2011 год, данные UNODC — Управления ООН по наркотикам и преступности).
2. Наблюдаемое на фоне научно-технического прогресса совершенствование средств убийства и драматическое усиление средств массового уничтожения ведут к тому, что в руках отдельно взятого человека концентрируются доселе невиданные возможности уничтожения других людей. При этом созданы такие средства массового уничтожения, которые могут нести угрозу планетарного масштаба, т. е. вплоть до угрозы существования человечества. В этой связи от личностных качеств людей, приобщенных к принятию решений и управлению этими средствам массового уничтожения, зависит жизнь несоизмеримо большего количества людей, чем это могло быть ранее.
• Бомбардировки немецкого города Дрездена, осуществленные 13–15 февраля 1945 года военно-воздушными силами Великобритании и США, унесли жизни 25 тыс. человек.
• В результате взрыва в центре Осло и нападения на молодежный лагерь 22 июля 2011 года, осуществленных норвежским националистом Андерсом Брейвиком, погиб 77 человек и 151 получил ранение.
• Две атомные бомбы, сброшенные 6 и 9 августа 1943 года на японские города Хиросима и Нагасаки, привели к гибели около 140 тыс. человек в Хиросиме и 74 тыс. человек в Нагасаки (без учёта умерших впоследствии от лучевой болезни).
3. Срыв, деактуализация традиционно существовавших в обществе механизмов контроля агрессии (таких как семейные узы, религиозные традиции, нормы взаимодействия в дворовом пространстве или в сельском поселении). Виной тому, во-первых, мощные демографические процессы, происходящие во всём мире, урбанизация и миграция, на фоне которых большое количество людей оказывается оторванным от своих привычных условий существования, т. е. тех условий, в которых происходил процесс формирования норм социального общежития. При этом процесс разрушения, стирания привычного уклада жизни людей следует рассматривать в том числе и под призмой растворения тех норм и правил, которые определяли стандарты и границы проявления агрессии и насилия. Важно подчеркнуть, что эти прежние стандарты и границы проявления агрессии были строго регламентированы и соотнесены с этическими, общими и правовыми постулатами, принятыми в социальном пространстве. Во-вторых, в современном обществе констатируется разрушение религиозных и ценностных аспектов контроля агрессии, причем в этом процессе наблюдается две полярных тенденции. С одной стороны, следует говорить о потере влияния традиционной религиозной догматики (десекурялизация) в сознании и поведении современного человека, в то время как, например, Десять Божиих Заповедей регулируют не только религиозную, но и гражданскую жизнь, определяя те границы, которые нельзя преступать, не поколебав основ общественной жизни. А с другой стороны, отмечается нарастающая радикализация религиозного сознания, наблюдаемая во многих регионах мира. В результате описанных процессов всё большее значение приобретает проблема аномии, впервые введенной в научный оборот Э. Дюркгеймом для объяснения отклоняющегося поведения и означающая потерю связи индивидуального сознания и групповых ценностей.
Согласно Э. Дюркгейму, аномия проявляется в виде таких нарушений как:
• Расплывчатость, неустойчивость и противоречивость ценностно-нормативных предписаний и ориентаций, в частности, расхождение между нормами, определяющими цели деятельности, и нормами, регулирующими средства их достижения.
• Низкая степень воздействия социальных норм на индивидов и их слабая эффективность в качестве средства нормативной регуляции поведения.
• Частичное или полное отсутствие нормативного регулирования в кризисных, переходных ситуациях, когда прежняя система ценностей разрушена, а новая не сложилась или не утвердилась как общепринятая.
Так или иначе, выбор ценностных ориентиров, в том числе и касающихся возможностей и границ применения агрессии, всё больше становится предметом индивидуального выбора. Кроме того, этот индивидуальный выбор в большей степени чем ранее детерминируется ситуационно (т. е. факторами возникшей ситуации) и зачастую слабо соотнесен с такими надситуационными факторами как культурные обычаи, традиции родительской семьи и т. д. Средства массовой информации, транслируя множественные альтернативные способы и нормы существования, присущие различным культурам, способны драматично и непредсказуемо осложнять такой индивидуальный выбор. Кроме того, современные возможности интернета создают анонимное и одновременно безответственное виртуальное пространство, в котором могут проигрываться любые агрессивные фантазии индивида, отражаясь в искаженном «зеркале» (оценках, похвалах, мнении) приверженцев самых разных морально-ценностных ориентаций.
В современном мире наблюдается разноплановое и разноуровневое разрушение форм контроля агрессивного поведения.
Таким образом, в современном обществе такие явления, как глобализация, урбанизация, миграция, масс-медиа, затрагивают повседневную жизнь большого количества людей, изменяя стереотипы жизненного уклада, меняя само окружение человека и неизбежно привычные нормы взаимодействия с окружением. В настоящий момент общим местом является констатация срыва, трансформация и даже разрушение идеологических, религиозных, морально-этических и ценностных норм, которые традиционно являлись механизмами контроля агрессии.
4. Также можно говорить о нарушении в современном обществе не только механизмов контроля агрессии, но и форм канализации агрессии. В традиционных монокультурных или культурногомогенных сообществах отработка психического напряжения и агрессии осуществлялась в достаточно очерченных формах. Иначе говоря, традиционное общество на протяжении своего существования вырабатывало определенные ритуалы, в которых агрессия могла выражаться в относительно безопасных для участников формах (например рыцарские поединки, кулачные бои, драки «стенка на стенку» до первой крови и т. д.). С другой стороны, общественная мораль не только позволяла, но и зачастую требовала от человека применение или угрозу применения насилия к лицам, открыто попирающим общепринятое, будь то религиозная догма, форма одежды, норма взаимодействия с представителем противоположного пола или представителем другой возрастной страты. Следствием таких социальных экспектаций являлись, например, дуэли, инквизиторские костры с сожжением «ведьм», требование уступить место пожилому человеку или инвалиду и т. д. Иначе говоря, агрессивный ритуал оказывался вплетенным в сложную социальную канву жизни сообщества (например городского поселения, деревни, религиозной общины и т. д.) и обеспечивал баланс конструктивного и деструктивного как на уровне индивидуальной психики, так и на уровне группы.
Драка «стенка на стенку» позволяет:
• отрабатывать, периодически сбрасывать накопленное негативное напряжение;
• дифференцировать собственное окружение по степени социально значимого качества, например такого, как храбрость;
• формировать индивидуальные ролевые позиции исходя из групповых требований;
• тренировать навыки полного торможения своего агрессивного действия и/или синхронизации его с действиями других.
Таким образом, в современном постиндустиральном обществе явно измененным оказался баланс агрессивности и форм её контроля. В связи с этим важной социальной задачей является поиск новых механизмов, обеспечивающих восстановление утраченного равновесия. Указанное определяет актуальность проблемы создания и усиления мер контроля агрессии, среди которых важное значение приобретают не только социальные, политические, но и психологические факторы, требующие понимания и учёта закономерностей индивидуальной и групповой агрессии.
Термин «агрессия» является сложным вариативным понятием, распространенным во многих научных дисциплинах. Вопрос о существовании единого и общепринятого термина «агрессия» не получил однозначного решения среди ученых-исследователей, и определение его является крайне сложной задачей. В практической области дела обстоят похожим образом. Отметим: каждый человек использует слова «агрессия», «агрессивный», «агрессор», подразумевая различные значения. Достаточно вспомнить словосочетания «агрессивная реклама», «агрессивная среда», «агрессивный метод ведения торговли», «агрессивный руководитель» и другие примеры употребления данного вида словосочетаний, чтобы понять, каким широким и сложным является поле использования данного термина.
Первоначальное значение термина «агрессия» происходит от латинского «aggressio» и переводится как «нападение», «приступ». Термин «агрессия» с английского языка имеет схожий перевод — «нападение», а во французском языке «agression» имеет значение «нападение», «посягательство с применением насилия». В политике агрессией обозначается неправомерное посягательство одного государства на территорию или политику другого. Также под прямой агрессией принято понимать вооруженные действия военных формирований, включающие уничтожение имущества или живых людей.
В психологии с понятием агрессии связан ряд терминологических сложностей. Как уже упоминалось, исследователи расходятся в подходах к определению агрессии. Соответственно, возникает путаница с пониманием того, агрессивен ли тот или иной поступок. Например, совершает ли агрессию человек, замахивающийся на другого человека ножом. Естественно, нам хочется ответить утвердительно. Скорее всего, мы не изменим своей точки зрения даже в том случае, если наш герой не нанес сопернику физического урона, хотя здесь уже могут начаться разногласия — один из подходов предполагает прямую связь между агрессией и нанесенным другому человеку (только ли человеку?) вредом. Но и в этом подходе существуют разногласия: является ли агрессией нанесение только физического вреда, или психологический вред также может быть принят во внимание? С другой стороны, что, если человек с ножом всего лишь защищался? Перестанет ли его поступок быть агрессивным, если он хотел спасти себя от нападения, реального или воображаемого? Важно ли желание нанести вред или только одни последствия? Множество вопросов, на которые трудно найти ответы.
Наиболее простым является путь определения агрессии через последствия агрессивного поведения. Данную мысль высказал в своей работе Д. Зильманн, определивший агрессию как «нанесение другим телесных или физических повреждений». Следуя этому определению, можно легко понять, является ли поведение человека агрессивным или нет. Однако данное определение не учитывает ситуации, когда жертва не получила физических повреждений. С этой точки зрения, глумление, унижение и оскорбление не являются примерами агрессивного поведения, а вот стоматолог, вырывающий у больного воспаленный зуб, совершает акт агрессии.
В другом определении, сформулированном А. Бассом, агрессия понимается как «любое поведение, содержащее угрозу или наносящее ущерб другим». Здесь ущерб не дифференцируется, и под ним можно понимать как физический, так и психологический вред, нанесенный жертве. Кроме того, это определение учитывает возможность угрозы нанесения ущерба и также классифицирует подобное поведение как агрессивное. К несчастью, многие врачи согласно данному определению по-прежнему остаются агрессивными типами. Для того чтобы классифицировать все возможные способы нанесения ущерба жертве, Басс предлагает оценивать каждое агрессивное действие через три переменные: физическая агрессия или вербальная, активная или пассивная, прямая или непрямая. Используя эти параметры, Басс выделяет восемь категорий агрессивного поведения (табл. 6.1).
Таблица 6.1. Типы агрессии
Определение агрессии, предложенное Бассом, напрямую подводит нас к интенциональному подходу в понимании агрессии.
Сторонники данного подхода, такие как С. Фишбах и Л. Берковиц (2001), определяли поведение как агрессивное лишь в том случае, когда оно включало в себя сознательное намерение действующего лица причинить физический или психологический вред. С одной стороны, такое понимание позволяет отличить агрессию от несчастного случая или стремления помочь человеку. С другой стороны, критики данного подхода справедливо отмечают, что определить наличие или отсутствие намерения причинить вред непросто, и это делает данный подход неудобным в практических областях социальной психологии и юриспруденции. Несмотря на это, определение агрессии через намерение причинить вред остается на сегодняшний день одним из наиболее распространенных и широко используемых в современной психологической литературе.
Р. Бэрон и Д. Ричардсон (2000) в своей книге, посвященной агрессии, выделяют несколько критериев, при наличии которых предлагают считать поведение агрессивным. Во-первых, авторы утверждают, что об агрессии следует говорить только в том случае, когда можно соотнести ее с конкретным поведением. Наличие или отсутствие гнева определить достаточно сложно, по этой причине, согласно мнению авторов, невозможно говорить о том, что человек агрессивен, если он разгневан, но никак не проявляет свой гнев. Далее Бэрон и Ричардсон предлагают включить в общее определение агрессии наличие намерения нанести вред. Понимая, что это делает ее определение менее однозначным и усложняет определение наличия агрессии в каждом конкретном случае, они все же находят это необходимым, чтобы вынести из поля агрессии действия, направленные на помощь индивиду, но требующие агрессии, такие как действия хирурга или спортивного тренера. Авторы также предлагают считать агрессией только поведение, приводящее к нанесению жертве какого-либо ущерба. На основе перечисленных критериев Бэрон и Ричардсон предлагают свое определение агрессии: «Агрессия — это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения» (Бэрон R, Ричардсон Д., 2000). Авторы подчеркивают, что данное определение разработано для практической работы в области изучения агрессивного поведения, его причин и методов превенции.
Данные критерии действительно облегчают понимание того, является ли агрессивным то или иное конкретное действие, однако здесь мы напрямую подходим к более глубокому противоречию: какая сфера ответственна за причины агрессивного поведения человека, когнитивная, аффективная или поведенческая? Забегая вперед, отметим, что различные подходы соответственно по-разному отвечают на этот вопрос. Так, интенциональный подход утверждает, что в основе каждого агрессивного поступка лежит мотив, необязательно осознанный. Иными словами, совершая агрессивные действия, мы преследуем личную выгоду даже в том случае, если не осознаем истинные мотивы своих поступков. Предположение, что мысль является первичной в формировании агрессивного паттерна, подтверждает эксперимент, в ходе которого студентов попросили написать эссе в защиту наказания. При этом студенты из контрольной группы писали эссе о холодной погоде и снеге. На последующем этапе исследователи наблюдали более интенсивные агрессивные действия у представителей экспериментальной группы (Налчаджян А., 2007).
Теория фрустрации-агрессии, сформулированная Н. Миллером и Д.Доллардом, предполагает, что в основе агрессивных действий лежит естественная реакция психики на состояние нервно-психического напряжения. Наконец, А. Бандура (2000) на примере проведенных им экспериментов с куклой Бобо продемонстрировал, что агрессия начинается с поведенческого акта. Дети, не испытывавшие гнева, отвращения или презрения, наблюдали за агрессивным поведением и, когда им представилась возможность, сами его продемонстрировали. Вероятно, в процессе совершения агрессивных действий у них возникало чувство гнева или ярости, но в данном случае оно не являлось первоисточником агрессии.
Стремясь к понимаю явления агрессии, необходимо рассмотреть ряд терминов, связанных с данным феноменом. Например, сложно представить агрессивное поведение в отсутствии объекта агрессии. Объектом агрессии принято считать вещь, животное, человека или группу людей, против которых направлены агрессивные действия. В отношении одушевленных объектов агрессии принято употреблять термин «жертва».
Под субъектом агрессии, или агрессором, в психологии понимают источник агрессивного действия. При этом сторонники интенционального подхода оговаривают, что человек, совершающий насилие не по собственному желанию, не является истинным субъектом агрессии. Кроме того, отдельным и трудным примером агрессивных действий является аутоагрессия, когда субъект и объект агрессивных действий совпадают. В этом случае причины проявления агрессии становятся сильнее инстинкта самосохранения. Сложность здесь состоит в том, что человек сам едва ли может способствовать предотвращению систематического аутоагрессивного поведения и соответственно не способен справиться с этим без посторонней помощи.
Термин «агрессивность» используется как обозначение черты личности или характеристики социальной группы. Так, агрессивный человек чаще склонен демонстрировать агрессивное поведение или, по крайней мере, тратить силы на подавление агрессивных намерений, чтобы они не реализовывались в действиях. Агрессивная социальная группа характеризуется социальными нормами и внутренней культурой, не препятствующей (или даже провоцирующей) проявлению агрессии как в контексте межгрупповых отношений, так и при распределении внутригрупповых ролей. Например, в молодежных экстремистских националистических группировках более высокое положение часто занимают члены, чаще других участвующие в нападениях и публичных акциях насилия. При этом личностная агрессивность является необходимым фактором успешности существования в данных сообществах подобно тому, как это распространено в сообществах животных хищников.
При анализе агрессивного действия агрессор и жертва образуют так называемую диаду агрессивности, для которой справедливы законы позитивного сопряжения. Иными словами, жертва способна своим поведением или внешностью спровоцировать потенциального агрессора на насилие. На этом подходе основан принцип виктимности, подтверждаемый, в частности, анализом количества сексуальных преступлений, совершаемых в отношении девушек с диагнозом шизофрении. Возможно, не в полной мере осознавая социальный контекст ситуации, эти девушки не проявляли осторожности, когда она требовалась, поощряя, таким образом, преступников.
С другой стороны, вероятность проявления агрессии возрастает при наличии стрессоров и фрустраторов. Стрессорами являются стимулы, вызывающие рост напряжения и тревоги. Подробнее это имеет смысл обсудить в главе, посвященной стрессу, однако необходимо отметить, что наряду с индивидуальными стрессорами существуют и стрессоры, культурно обусловленные. Так, присутствие в ситуации холодного или огнестрельного оружия статистически достоверно повышает вероятность совершения не только тяжкого преступления, но и акта агрессии в принципе. Символы и возбудители агрессии — это кровь, оружие, кричащие люди, сильное сексуальное возбуждение, наркотики, алкоголь и другие психоактивные вещества. Фрустраторы также приводят к повышению вероятности проявления агрессии. Они представляют собой препятствия, воспринимаемые индивидом на пути к собственной цели. Разочарование является эмоциональным выражением фрустрации.
Эмпирические данные свидетельствуют о положительной корреляции агрессивности с тревожностью, креативностью и личной привязанностью. Агрессивная личность более склонна к глубоким привязанностям, чувствительна к психологическим стимуляторам и психоактивным веществам. Эмпатия и агрессия связаны отрицательно. Агрессивные люди часто страдают сенсорным и сексуальным голодом. Способствует проявлению агрессии наличие поблизости агрессивно настроенных людей.
Прежде чем перейти к рассмотрению различных теорий в отношении причин агрессивного поведения, необходимо отметить, что агрессия, как и любой другой психологический феномен, не может характеризоваться положительной или отрицательной оценкой. К сожалению, на практике мы часто сталкиваемся с негативным отношением к агрессии и агрессивности. Это бывает оправданно, однако не стоит забывать, что агрессивность является одним из важнейших качеств, обеспечивающих выживание и преуспевание многих биологических видов. Как мы уже упоминали, агрессивность положительно коррелирует с креативностью и склонностью к личностным привязанностям. Настойчивость и упорство ценятся в спорте, бизнесе и ухаживании за девушками. Таким образом, при всех негативных последствиях агрессивного поведения практической задачей психологии агрессии не может являться снижение агрессивности у всех индивидов. Вместо этого разумнее искать более приемлемые формы выражения агрессивных импульсов и защиты общества от неконтролируемых проявлений насилия, жестокости и вандализма. 6.4. Теории агрессии
На протяжении всего времени изучения агрессии выдвигались различные версии относительно ее природы. Причем расхождения между различными теориями могли быть как в частных деталях, так и в основополагающих предпосылках, на которых строится объяснение феномена агрессии. Так Т. Аронсон, Т. Уилсон и Р. Эйкерт в своей книге «Психологические законы поведения человека в социуме» (Аронсон Э., Уилсон Т., Эйкерт R, 2004) считают основополагающим вопрос, является ли агрессия врожденным или приобретенным свойством живого организма.
Впервые этот вопрос поднимается в философии. Так, можно вспомнить точку зрения английского философа Томаса Гоббса, который полагал, что внутри каждого человека живет дикое, разрушающее начало, которое можно обуздать только с помощью закона и общественного порядка. С другой стороны, Жан-Жак Руссо полагал, что в благоприятной среде каждый человек является существом по натуре добрым, и только ограничения внешней среды вызывают в нас агрессию и враждебность. Альтернативным решением этого вопроса является теоретическое направление, предполагающее, что агрессия может являться врожденным свойством человека, но не всем она присуща. Впервые об этом упоминал Платон в своей работе «Государство». Он считал, что люди, склонные к агрессии, должны составить отдельный класс общества, функция которого будет в реализации собственного агрессивного потенциала на благо общества. Этот класс он назвал «воины». При этом два других класса, земледельцы и философы, по мнению Платона, агрессией не обладали и, следовательно, не могли участвовать в войнах или следить за порядком в государстве. В современном обществе об этой позиции напоминают характерные стереотипы в отношении спортсменов и профессиональных военных. Мы же помним шутки в отношении дня военно-десантных войск или предложение не ухаживать за девушкой, если ее молодой человек — боксер.
По-настоящему острым вопрос о врожденной или приобретенной природе агрессии стал в период развития экспериментального подхода в гуманитарных науках. Одним из первых за исследование феномена агрессии у животных с использованием экспериментального подхода взялся китайский биолог Зинг Янг Куо. Исследователь попытался доказать, что модели поведения, которые традиционно считаются доказательствами врожденной агрессивности у животных, являются приобретенными. Он предположил, что если агрессия кота в отношении крыс и мышей является врожденной агрессией, то даже выросший в компании крыс котенок будет атаковать своих соседей при достижении определенного возраста. На деле оказалось, что выросший котенок не только не нападал на крыс, с которыми вырос, но также нейтрально относился к чужим крысам, подсаживаемым к нему в клетку. Таким образом, З.Я.Куо сделал вывод, что агрессия животных является приобретенной.
Однако выводы коллеги опроверг немецкий этолог Иренаус Эйбл-Эйбесфельдт. Ученый поставил эксперимент на крысах, вырастив несколько особей в изоляции от сородичей. Когда по истечении нескольких лет этолог «познакомил» крыс между собой, они стали демонстрировать проявления агрессии друг к другу, как и их сородичи, выросшие в сообществе себе подобных. На основании этого эксперимента И. Эйбл-Эйбесфельдт делает вывод, что модели агрессивного поведения могут быть врожденными, хотя это и не доказывает, что врожденным является сам агрессивный импульс. В эксперименте немецкого этолога стимулом к проявлению агрессии выступали сородичи, появившиеся в поле зрения, однако если бы крыса так и прожила до конца жизни в изоляции, демонстрировала бы она агрессивное поведение? В отношении людей справедливо другое правило: если человек воспитывался в отрыве от влияния цивилизации («феномен Маугли»), степень агрессии его повседневных действий будет выше. Это объясняется тем, что у такого человека не будут воспитаны культурно обусловленные ингибиторы агрессивного поведения, позволяющие нам с вами сдерживать агрессивные импульсы ежедневно.
Конрад Лоренц, посвятивший многие годы наблюдению за агрессивными проявлениями у разных животных, считал потребность в агрессии врожденной. В качестве доказательства он описывает поведение цихлид, тропических рыб с явно выраженным комплексом агрессивного поведения. В нормальных условиях самец цихлиды нападает только на самцов своего вида, чтобы захватить или отстоять территорию, однако если изолировать самца от привычного объекта агрессии, например переселить в аквариум с рыбами других видов, он будет искать себе новый объект для выражения агрессивного поведения. Сперва таким объектом становится самец другого вида, наиболее похожий по размерам и окрасу на цихлиду, затем самец любого другого вида и, если других объектов для агрессии не останется, самец цихлиды в конце концов начнет нападать на своих собственных самок (Лоренц К., 2009).
Развивая дискуссию о происхождении и природе агрессии, мы неизбежно столкнемся с вопросом о возможности контроля проявлений агрессии со стороны человека. Каждая теория агрессии (а их великое множество) по-своему отвечает на него. Здесь мы затронем лишь некоторые, наиболее характерные из них, хотя каждое новое исследование и теория вносят свой вклад в понимание данного психологического феномена. Одну из наиболее полных классификаций подходов к изучению агрессии можно найти в статье С. Д. Гуриевой «Межэтнические отношения: этнический фактор в межгрупповых отношениях» (Гуриева С. Д., 2008).
Этологический подход. Изучая феномен агрессии и агрессивного поведения, нельзя обойти стороной тот факт, что подобное поведение присуще не только человеку. С точки зрения биологии, homosapiens, напротив, унаследовал подобное поведение от предшествовавших биологических видов. Этология — наука, изучающая врожденное поведение — предлагает искать корни агрессивного поведения в функциях, которые агрессия реализовывает. Конрад Лоренц, австрийский ученый, основоположник этологии, много лет посвятил изучению агрессивного поведения у животных. Он предположил, что агрессия в поведении рыб, птиц и млекопитающих служит для двух целей: межвидовая — для защиты вида от опасных хищников и добычи пропитания, внутривидовая — для обеспечения отбора наиболее жизнеспособных особей. Рассмотрим эти функции по очереди.
Изучая различные модели поведения животных, К. Лоренц пришел к выводу, что первоначальной функцией агрессии являлась защита собственного вида и добыча себе пропитания. При этом уже на данном этапе Лоренц говорил о подразделении агрессии на инструментальную и защитную. Примером первого вида является поведение хищника, добывающего себе еду. При наблюдении за подобным поведением животных можно отметить характерные черты, свойственные также инструментальной агрессии человека: расчетливость, терпеливость, точность. Так, тигрица в ходе эволюции освоила способ убийства буйвола, при котором ей хватает одного укуса, чтобы свалить животное, крупнее и тяжелее ее самой. В такой ситуации любая ошибка означает смерть для охотника, поэтому данный паттерн отточен до автоматизма и точно воспроизводится в каждой подобной ситуации. Однако если понаблюдать за тем, как лев или львица защищает свою добычу от шакалов или других хищников — мы не увидим четкой последовательности действий. В данной ситуации охотник реагирует на поведение противника — это защитная агрессия, поведение при которой зависит от поведения атакующего животного. Работы Лоренца критиковали, поскольку, если его предположении об эволюционной природе агрессии верно, то агрессивностью должны были бы обладать только хищники и животные, способные к агрессивной защите собственного вида, в то время как травоядные, в большинстве случаев спасающиеся от опасности бегством, должны были оставаться животными, не обладающими агрессивным инстинктом. В ответ на это замечание австрийский этолог приводит в пример моббинг — явление, при котором травоядные животные, обычно загнанные в угол, объединяются и нападают на хищника. Для последнего это, как правило, заканчивается смертью, если только он не успел вовремя отступить. Далее, через серию наблюдений на разных видах животных Лоренц показал, что в каждой конкретной ситуации каждое животное решает для себя дилемму, выражающуюся словами: бей или беги. Так, тигр, столкнувшийся с непривычным для себя поведением со стороны жертвы, предпочитает отступить и поискать себе другую добычу, нежели проверять: опасно ли для него новое поведение. Именно это свойство, вовремя изменить агрессивное поведение на бегство, позволяет хищнику избежать столкновения с крупной группой травоядных или более опасным хищником. Таким образом, Конрад Лоренц убедительно доказывает, что межвидовая агрессия служит для защиты своей жизни и сохранения собственного вида, а также для добычи пищи хищниками.
Обращаясь к изучению внутривидовой агрессии, К. Лоренц, в первую очередь, обращает внимание на явление переноса агрессии на ранее нейтральные особи. Иными словами, животное, неспособное реализовать свой агрессивный импульс по отношению к особи, которая его вызывает, будет искать другие объекты для его реализации. Этот механизм, играющий важную роль во внутривидовой агрессии животных, мог стать основой для трансформации межвидовой агрессии во внутривидовую. По мнению Лоренца, внутривидовая агрессия выполняет важнейшие функции: с помощью агрессивного поведения обеспечивается отбор наиболее жизнеспособных особей, лежащий в основе естественного отбора, описанного Чарльзом Дарвиным; агрессия является механизмом установления иерархии и социального порядка в популяции; внутривидовая агрессия спровоцировала развитие ингибиторов агрессивного поведения, предназначенных для сохранения от уничтожения наиболее слабых особей популяции. Лоренц предполагает, что эти примитивные формы торможения агрессивного импульса лежат в основе норм морали и нравственности, развившихся в человеческом обществе.
Предположение о роли внутривидовой агрессии в установлении иерархии подтверждается как с помощью наблюдений, так и в ходе многочисленных экспериментов. Так, французский биолог Дидье Дезор поставил эксперимент на крысах. Шесть особей были помещены в клетку, которая была соединена с кормушкой бассейном. Для того чтобы добыть еду, крысам было необходимо переплыть бассейн. Изначально целью эксперимента было установить умение крыс плавать, однако полученные результаты превзошли все ожидания экспериментатора. Изучив условия, крысы начали драться между собой. Выяснение отношений продолжалось несколько часов, после чего в клетке была установлена жесткая иерархия, которая не нарушалась до самого окончания эксперимента: две крысы стали своеобразными вожаками; другие две крысы плавали за едой, чтобы кормить вожаков; одна крыса плавала за едой, но съедала ее сама; наконец, одна крыса за едой не плавала, ела последней оставшиеся крошки. Далее агрессия перешла в символические действия, направленные на поддержание сложившейся иерархии. Например, вожаки прикусывали за ухо или били лапами крыс, приплывавших с едой. Приплывшие с едой крысы отгоняли «козла отпущения», крысу, которая последней ела крошки. Свободный пловец постоянно отбивался от сородичей, демонстрируя право свою еду есть самостоятельно. Этот эксперимент наглядно демонстрирует, как внутривидовая агрессия способствует поддержанию иерархии в популяции.
Этологический подход раскрывает огромные возможности для эмпирического изучения агрессивного поведения животных. Анализ внутривидовой и межвидовой агрессии позволяет проследить аналогии и установить причины некоторых закономерностей в человеческом обществе. К сожалению, или к счастью, во множестве случаев мы ведем себя согласно правилам, усвоенным нами задолго до того, как мы стали цивилизованным сообществом.
В рамках психодинамического или психоаналитического подхода проблеме агрессии уделяется большое внимание. В своих работах Зигмунд Фрейд отдельно рассматривал индивидуальную и групповую агрессию, причем индивидуальная, как считал основоположник психоанализа, является динамическим источником для более инструментальной, межгрупповой агрессии.
С точки зрения Фрейда, агрессия является результатом постоянно действующего конфликта в структуре личности человека. Иными словами, Фрейд также придерживался мнения, что агрессия является врожденной функцией человеческого вида, однако причины ее трактовал иначе, нежели представители отологического подхода. Согласно предположениям Фрейда, агрессия служит энергетической составляющей человеческой жизни и может быть направлена как на конструктивные, так и на деструктивные, разрушительные цели. Это соотносится с распространенным на сегодняшний день пониманием агрессивного поведения как в равной степени опасного, но и необходимого в широком спектре ситуаций.
Говоря о социальном аспекте агрессивного поведения, Зигмунд Фрейд обращал внимание на те преимущества, которые группа приобретает от реализации собственной межгрупповой агрессии. В первую очередь, это сплочение членов группы через усилие идентификации с данной группой. Если представлять динамику этого процесса, то индивидуальная энергия каждого члена группы становится частью общего потока, направленного против общего врага. Таким образом обеспечивается четкое представление: «они» — враги данной группы, от которой неизбежно усиливается четкость социального представления и ощущения «мы».
Один из наиболее важных выводов психодинамического подхода к изучению агрессии заключается в позитивном эффекте от реализации агрессивного импульса. Иными словами, чрезмерное сдерживание агрессии внутри себя является разрушительным как для личности в целом, так и для микросоциума, членом которого она является. В настоящее время мы часто сталкиваемся с проявлениями чрезвычайной жестокости со стороны людей, которых никто бы не мог заподозрить в склонности к агрессии. Возможно, отсутствие приемлемых способов выражения накапливаемого внутри напряжения в данных случаях приводило к нарушению всех морально-нравственных границ и разрядке с проявлением крайней степени насилия.
Т. Адорно, И. Брунсвик и Д. Левинсон в своей работе «Авторитарная личность» выдвинули предположение о существовании «синдрома авторитарной личности». Основными признаками этого синдрома они назвали: привычку к механическому подчинению правилам, косность и стереотипность мышления, агрессивность, цинизм, снобизм и ханжество, озлобленность по отношению к окружающим, ощущение собственного превосходства. По мнению авторов концепции, люди, обладающие синдромом «авторитарной личности», склонны к проявлению прямой и латентной агрессии по отношению к другим людям. В группе авторитарная личность обладает повышенным внутригрупповым фаворитизмом. Такой человек склонен использовать распространенные стереотипы, слухи и наговоры для возбуждения недоверия и агрессии по отношению к другим группам, которые могли бы оспаривать превосходство собственной. В своих исследованиях, посвященных психологии власти, Адорно предполагает, что синдром «авторитарной личности» может развиваться на основе гипертрофированной потребности во власти и контроле, которая, в свою очередь, является результатом широко распространенной в обществе потребности в самосовершенствовании и самоутверждении (Адорно Т., 2001). Иными словами, критериями собственной социальной успешности у авторитарной личности являются подчинение окружающих и возможность однонаправленного контроля над ситуацией. В качестве способов достижения этого вида успеха избираются насилие, прямая и косвенная агрессия, манипулятивное и захватническое поведение.
В своей статье, посвященной связи самоотношения и агрессии, Р. Ф. Баумейстер и его коллеги отметили, что, наряду с традиционным пониманием низкой самооценки как причины агрессивного поведения, нельзя забывать, что завышенная самооценка также способна вызывать жестокость и насилие. Он полагал, что личность, воспринимающая себя как человека со сверхвозможностями, склонна чаще демонстрировать агрессивное поведение, поскольку различные обстоятельства и другие люди могут поставить под сомнение выдающиеся способности. Иными словами, завышенная оценка себя поднимает планку соответствия, и индивид испытывает больше напряжения, стремясь не упасть в собственных глазах. Это предположение частично подтверждают эксперименты французских биологов, которые обнаружили, что наибольшее напряжение в крысиной стае испытывает ее вожак. Возможно, эти данные помогут объединить теории, связывающие причины агрессии с чертами личности и биохимическое происхождение насильственного поведения. В отличие от психоаналитического подхода, Т. Адорно и его последователи предполагают, что агрессивные интенции в большей степени концентрируются в узком кругу людей, обладающих характерными психологическими особенностями. Психологи-практики действительно могут подтвердить, что некоторые агрессивные паттерны характерны для людей, обладающих определенными психологическими особенностями. На этих предпосылках, например, построена парадигма составления психологического портрета преступника в криминалистике. Однако можем ли мы говорить об определенной агрессивной личности в широком понимании термина «агрессия»? Вероятнее всего, это направление требует большей детализации признаков и проявлений агрессии, нежели собирательного образа, предложенного Адорно.
Одной из наиболее популярных теорий агрессии является уже упомянутая нами теория фрустрации-агрессии. Данная теория была сформулирована Джоном Доллардом и его коллегами в 1939 г. и сразу же получила широкое распространение как в научных кругах, так и среди неспециалистов. Основывается данная теория на двух положениях:
1) фрустрация всегда приводит к агрессии в какой-либо форме;
2) агрессия всегда является результатом фрустрации.
Исходя из этих тезисов, авторы полагали, что в каждом случае проявления агрессии необходимо искать фрустрацию, воздействовавшую на агрессора и породившую агрессивный импульс. С другой стороны, предсказывая состояние фрустрации у того или иного индивида, возможно принять превентивные меры, чтобы его агрессивная реакция не имела разрушительных последствий.
На раннем этапе своего развития теория фрустрации-агрессии была сформулирована предельно четко и не содержала исключений. Во второй половине XX века теория фрустрации-агрессии была раскритикована и переформулирована с учетом результатов новых исследований. Леонард Берковиц в 60-х годах XX века описывает множество случаев, когда фрустрация приводила к апатии, отчаянию, депрессии, но не сопровождалась агрессивным поведением. Это поставило под сомнение основной тезис теории Дж. Долларда и потребовало изменения самой теории. Одним из первых это попытался сделать Дж. Миллер. Он уточнил, что фрустрация вызывает широкий спектр поведенческих реакций, одной из которых является агрессия. С другой стороны, агрессия может быть вызвана рядом факторов, и фрустрация является лишь одним из них. Подобное понимание взаимосвязи фрустрации и агрессии, хоть и не является однозначным и простым, в большей мере отражает реальную действительность.
В первой формулировке теории фрустрации-агрессии помимо двух основополагающих тезисов были также уточнения, сформулированные и описанные Дж. Доллардом и его коллегами. Авторы теории утверждали, что на степень агрессивности поведения влияют три фактора ситуации: насколько блокированная цель являлась желанной; насколько велико препятствие на пути к цели; наложение одной фрустрации на другую.
В ответ на критику своей однозначной модели Доллард и соавторы предположили, что в отдельных случаях агрессивный ответ на фрустрацию может быть блокирован вследствие страха негативных последствий. В этом случае агрессивный импульс не исчезает. Индивид неосознанно ищет другой выход для своей агрессии и может напасть на объект, никак не причастный к источнику фрустрации. Джордж Миллер предположил, что выбор объекта для смещенной агрессии будет обусловлен субъективным сходством между новым объектом и недоступным источником фрустрации. Этот тезис, выдвинутый Миллером на основе его экспериментов с животными, лег в основу эмпирических исследований многих авторов и использовался Леонардом Берковицем в его теории «относительной депривации».
Л.Берковиц (2001) принимал активное участие в разработке теории фрустрации-агрессии, которая до сих пор служит одним из наиболее популярных объяснений происхождения агрессивного поведения у человека. Однако в процессе работы над идеей Долларда и коллег он обнаружил эмпирические доказательства того, что фрустрация является только одной из причин агрессивного поведения. В частности, в ходе проведения серии экспериментов Л.Берковиц доказал, что негативные для индивида стимулы увеличивают вероятность проявления им агрессии. Можно предположить, что наличие аверсивного стимула также является для индивида фрустрацией. В таком случае вывод Берковица является лишь подтверждением тезиса Миллера о том, что наличие нескольких фрустрирующих обстоятельств увеличивают вероятность агрессивного поведения. В своей книге «Агрессия: причины, последствия и контроль» Л. Берковиц соглашается с выводами Миллера, но не считает их исчерпывающими (Берковиц Л., 2001). По мнению автора, фрустрация и аверсивные стимулы побуждают к демонстрации одного из двух видов поведения: бегство или агрессия. В аффективном плане эти варианты поведения сопровождаются эмоциями страха или гнева. Заметим, что здесь звучат выводы отологического подхода. Это показывает, что различные ученые в своих теориях стремятся объединить имеющиеся данные и включить в свою работу наработки предыдущих исследователей.
Берковиц отмечает, что часто страх становится причиной агрессивного поведения. Это происходит в том случае, когда индивид предпочитает спастись от ситуации бегством, но считает это невозможным. Он как бы загнан в угол и защищается, не видя других вариантов поведения. В выборе того или иного пути совладания с фрустрацией, по мнению автора, большую роль играют воспитание и внутренняя предрасположенность к проявлению агрессии. Также в работе Берковица отдельное внимание уделяется объектам, присутствие которых увеличивает вероятность проявления агрессии со стороны человека. Такими стимулами могут стать оружие, бейсбольные биты, фотографии травмированных людей, кровь и др. В конце XX — начале XXI века большое внимание было уделено влиянию на степень агрессии фильмов, содержащих откровенные постельные сцены или сцены насилия. В ряде исследований было показано, что передачи и кинофильмы подобного содержания увеличивают вероятность проявления зрителем агрессии. Также нельзя обойти вниманием тот факт, что у каждого человека набор объектов, способствующих проявлению агрессии, индивидуален и формируется на основе личного жизненного опыта, как убедительно доказывает Альберт Бандура в своей теории социального научения (Бандура А., 2000).
Косвенным свидетельством в пользу теории относительной депривации могут служить результаты исследования, проведенного Терри Робертоном и его коллегами в январе 2012 года (Bucks R. S., Daffern М., Roberton Т, 2012). Согласно полученным ими данным, агрессивное поведение присуще людям, которые склонны избегать или подавлять отрицательные эмоции. В случае, когда люди, использующие подобные стратегии, сталкиваются с угрозой дискомфорта и отрицательных эмоций, вероятно применение ими самых крайних форм агрессии, направленных на избегание нежелаемой ситуации.
Рассмотренные до этого теории обращались к внутренним причинам, побуждающим человека проявлять агрессию по отношению к окружающим или самому себе. Теория коммуникативных актов Теодора Ньюкома отличается тем, что причина того или иного отношения индивида к окружающим приписывается социальной сети отношений, в которой существует человек. Таким образом, фокус рассмотрения переносится от внутреннего мира конкретного индивида к социальным связям, которые он поддерживает. Теория Теодора Ньюкома базируется на его концепции, направленной на объяснение существования основных социально психологических феноменов, за счет которых формируется общество. Ньюком полагал, что социальные нормы — это форма договора относительно объекта или явления, которое представляет интерес для более чем одного человека. В целях сохранения порядка и превенции агрессии внутри сообщества люди научились договариваться между собой о поведении в конкурентных ситуациях. Таким образом, Ньюком развивал теорию, согласно которой первые государства возникли вследствие договора между людьми о совместной защите и добывании пищи. Нормы, следовательно, представляют собой договоры меньшего масштаба для каждого конкретного случая.
Социальная установка, по мнению Ньюкома, представляет собой готовность воспринимать и действовать определенным образом в отношении определенных объектов, иными словами, готовность действовать в соответствии с принимаемыми данным индивидом социальными нормами, однако остается вопрос: как формируется социальная установка в отношении объектов и ситуаций при отсутствии строгой социальной нормы? Ответом на этот вопрос и стала теория коммуникативных актов.
В своих работах Т. Ньюком развивал идею структурного баланса Фрица Хайдера. По мнению австрийско-американского психолога, человек стремится к целостному, непротиворечивому восприятию окружающего мира. Возникающие в его когнитивном пространстве противоречия индивид пытается разрешить через поиск новой информации или изменение собственных социальных установок с учетом новой, конфликтующей информации. Ньюком перенес применение этого тезиса с интра- на интерперсональную область. В соответствии с его точкой зрения, человек также стремится существовать в согласии с людьми, к которым он относится положительно. Для этого индивид соотносит свои представления об окружающем мире с представлениями близких для него людей. Смысл этого предположения выражается в известной поговорке: «друг моего друга — мой друг». Ньюком предположил, что наряду с этим тезисом будут справедливы также правила: «враг моего друга — мой враг» и «враг моего врага — мой друг». На основе этой системы правил, согласно предположению автора, строится взаимодействие человека с окружающим миром, выработка новых социальных норм и правил малых групп.
Недостатком теории Теодора Ньюкома является тот факт, что автор не выходил в своей работе за рамки рассмотрения отношений в триаде. Ньюком не касался вопроса, как будет строиться когнитивная схема при наличии противоречия в оценках близких людей ранее нейтрального для индивида объекта. Можно предположить, что здесь будет играть роль степень доверия и близости каждого конкретного источника, однако уже при добавлении к схеме четвертого элемента она существенно усложняется и перестает быть простой в использовании. И все же глубокое изучение влияния социального контекста на индивидуальную агрессивность является новым и важным направлением изучения психологии агрессии.
Отдельное место в изучении когниций человека занимают исследования, посвященные пониманию справедливости. Мелвин Лернер обозначил веру в справедливость как ни на чем не основанное, следовательно, иррациональное убеждение (Аронсон Э., Уилсон Т., Эйкерт R, 2004). Эмпирически установлено, что люди, верящие в справедливость, склонны совершать действия, направленные на то, чтобы «умилостивить высшие силы». Ф. Зимбардо и Дж. Бойд в своей книге «Парадокс времени» (2010) отметили, что большинство религиозных течений строится на идее высшей справедливости. Это позволяет объяснить необходимость совершения определенных действий и ритуалов, которые в противном случае были бы бессмысленными. Вера в «высшую справедливость» и приверженность к «справедливости» отличны по своим проявлениям. Если первый случай действительно можно обозначить как иррациональное убеждение, поскольку человек может только фантазировать, по каким причинам с ним происходит то или иное событие, то второй является проявлением морального развития личности, описанного, в частности, Лоренсом Колбергом в его концепции морально-нравственного развития (см.: Андреева Г.М., 1999).
В своей статье «Природа асоциальных установок» Д. Арзуманян отмечает, что когнитивная установка допустимого уровня агрессии формируется у детей под влиянием родительского воспитания (Арзуманян Д., 1979). Автор отмечает, что конфликтная атмосфера в семье и демонстрация преступных действий со стороны родителей существенно снижают ингибиторы, препятствующие проявлению агрессии у детей. Д.Креч, Н.Крачфилд и Н.Ливсон независимо от грузинского автора предположили, что стиль родительского воспитания оказывает решающее влияние на имплицитную концепцию справедливости, формирующуюся у ребенка. Использовав материалы исследования Курта Левина и его коллег, ученые предположили, что именно понимание справедливости, заложенное в детстве через наказания и прощения, влияет на агрессивность человека в зрелом возрасте. В рамках исследования Левина снисходительность понималась как прощение проступка, а склонность к наказанию — как частые физические наказания ребенка или лишения его желаемого как из-за проступка ребенка, так и без повода.
Как мы видим из табл. 6.2, наиболее высокая доля агрессивных детей была зафиксирована в группе D, где родители обладали высоким уровнем снисходительности и высоким уровнем склонности к наказанию. Иными словами, родители этой группы часто прощали или не обращали внимания на проступок ребенка, но также часто наказывали его без видимого повода. По предположению Креча и его коллег, в такой ситуации ребенок не способен сформировать адекватное понимание справедливости, поскольку наказания со стороны родителей следуют независимо от проступков. Сформулированное таким ребенком иррациональное представление о справедливости или ее отсутствии не включает возможность контролировать негативные события, что ведет к формированию агрессивных паттернов по отношению к окружающим.
Таблица 6.2.Доля агрессивных детей в зависимости от стиля поведения родителей
Наименьшая доля агрессивных детей была отмечена в группе А, где родители редко прощали детям проступки, но не наказывали детей по пустякам или без повода. В подобной ситуации дети понимают, что нарушение правил повлечет за собой наказание, но без нарушения наказывать их никто не станет. Это позволяет им сформировать рациональное представление о справедливости и, следовательно, не демонстрировать агрессию там, где для этого нет достаточного повода.
Интересные данные о связи проактивной и реактивной агрессии и причинах агрессивного поведения представили американские психологи П.Фит и ее коллеги (Fite J. Р. et al.,2010). В своей статье они описали лонгитюдное исследование, проведенное на подростках, склонных к агрессии. Результаты показали следующую тенденцию: подростки 16-ти лет, склонные к реактивной агрессии, в 26 лет часто были склонны испытывать отрицательные эмоции, в особенности, тревогу. У подростков, склонных к проактивной агрессии, в зрелом возрасте чаще диагностировали психопатии и асоциальное поведение. Эти данные говорят о том, что механизмы, определяющие степень и стиль агрессивного поведения, складываются в подростковом возрасте, и их изучение позволяет прогнозировать вероятность проявления насилия и жестокости в зрелом возрасте.
Предположение о влиянии иррационального понимания справедливости и комплекса выученной беспомощности на уровень агрессии был продемонстрирован в экспериментах Аронсона и Брауна. Исследователи предлагали студентам выполнить определенные задачи. В случае ошибки необходимо было наказать себя ударом тока, интенсивность которого определял сам испытуемый. Студентам также было сообщено, что после эксперимента им придется съесть определенное блюдо. Одной группе было сказано, что блюдо будет вкусным, второй группе, что оно невкусное. Третья группа не знала, которое из блюд им достанется. Результаты эксперимента показали, что наиболее сильные удары по себе наносили представители третьей группы. По данным опроса, проведенного после исследования, выяснилось, что причиной сильных ударов была вера респондентов в то, что если испытать страдание, то удача при назначении ему блюда будет более вероятной. Таким образом, иррациональное убеждение повлекло значимое увеличение агрессии по отношению к самому себе.
Теория принудительных действий Дж. Тедеши и Р. Фелсона строится на концепции взаимодействия исходов, сформулированной Дж. Тибо и Г. Келли во второй половине XX века. Согласно этой концепции, социальное взаимодействие людей между собой определяется возможностью взаимовлияния собеседников на положительные или отрицательные исходы друг друга. Согласно предположению Тибо и Келли, интерес в партнере возникает, когда положительные последствия зависят от модели поведения, избранной им. Авторы рассматривают также понятия «зависимость» и «власть». Зависимость, согласно теории взаимодействия исходов, — это невозможность повлиять своими действиями на качество собственных исходов. Власть, напротив, — управление исходами взаимодействия для партнера при относительной независимости собственных исходов. Иными словами, обладающий властью индивид может использовать свое положение для навязывания определенного поведения зависимому индивиду. Этот феномен и рассматривается в теории принудительных действий.
Дж. Тедеши и Р. Фелсон обращают внимание на способы, с помощью которых один индивид может навязывать желаемое поведение другому. Авторы обозначают три возможных действия, которые используются для достижения этой цели: угроза, наказание и физическое воздействие. Угроза представляет собой ультиматум, диктующий жертве определенную модель поведения и обозначающий санкции, которые последуют в случае невыполнения необходимых условий. Угроза является наименее агрессивным методом принуждения, поскольку обещанные санкции могут быть и не выполнены. Так, из психологии переговорного процесса с террористами известно, что далеко не всякие угрозы преступники впоследствии способны претворить в жизнь. Наказание является более агрессивным методом воздействия, поскольку предполагает нанесение вреда индивиду, не желающему вести себя желаемым образом. Наказание может заключаться в лишении какого-либо наслаждения или ограничения личной свободы. Для примера достаточно вспомнить наиболее типичные нетелесные наказания детей. Физическое воздействие является наиболее жестокой формой поведения, поскольку агрессор лично причиняет страдание жертве.
Эксперимент М. Шерифа является одним из классических социально-психологических исследований межгрупповой агрессии. Данное исследование демонстрирует влияние межгруппового конфликта на мнение и поведение членов конкурирующей группы. Тот факт, что после нескольких дней спортивных соревнований резко возросло количество драк и потасовок, подтверждает предположение, что ситуация конкуренции провоцирует агрессию в отношении конкурента. Шериф исследовал приписываемые ребятами друг другу характеристики и установил, что чем дольше две группы существуют в ситуации конкуренции, тем более негативные характеристики приписываются соперникам. То есть, конфликтное состояния выражалось как в агрессивном поведении, так и в изменении социальных представлений о другой группе.
Дальнейший переход от конкуренции к кооперации также сказался на поведении и отношении ребят друг к другу, однако негативные атрибуции так и сохранились до самого окончания лагерной смены. М. Шериф описывает результаты данного эксперимента, как влияние характера совместной деятельности на отношение к членам другой группы, однако, как показало позже исследование Тэшфела и Биллига, в этой ситуации мы наблюдаем явление внутригруппового фаворитизма, широко распространенное в настоящее время.
Основываясь на данных Шерифа, теория британских ученых Г. Тэшфела и М. Биллига, разработанная во второй половине XX века, стала настоящим прорывом в области изучения причин межгрупповой агрессии. Если раньше принято было считать, что межгрупповая агрессия возникает на почве конкурирующих целей или критических различий между группами, то Тэшфел и его последователи убедительно доказали, что сам факт разделения на группы ведет к росту напряжения в отношениях между участниками различных групп. Иными словами, если бы в эксперименте М. Шерифа дети с самого начала были осведомлены о существовании другого лагеря, то, согласно теории Тэшфела, негативные качества приписывались бы, в основном, ребятам из другого лагеря. Тип взаимодействия, безусловно, также оказывает влияние на межгрупповые отношения, однако результаты исследования британских ученых доказали, что как только человек может выделять вокруг себя «своих» и «чужих», к своим он начинает относиться лучше.
Наконец, в завершении краткого обзора теорий агрессии необходимо уделить должное внимание нейрохимическому направлению в этой области. Мы уже упоминали, что алкоголь и другие психоактивные вещества могут служить как прямой, так и косвенной причиной проявления агрессии, однако в рамках нейрохимического подхода ведущая роль отдается внутренним химическим соединениям человека. При обращении к возможным нейробиологическим причинам агрессивного поведения многие авторы указывают на важную роль гипоталамо-гипофизарной системы в регуляции агрессивного поведения человека. Н. Г. Андреева указывает в своей книге два доказательства этого предположения (Андреева Н.Г., 2003). С одной стороны, гипоталамус включает в себя группу нейронов-рецепторов, реагирующих на изменение внутренней среды организма. С другой — большое количество нервных окончаний связывает гипоталамус с железами внутренней секреции, эндокринными органами, моторными узлами нервной системы. Это указывает на значимую роль гипоталамо-гипофизарной системы в регуляции пищевого и полового поведения, реакции ярости и других видах эмоционального поведения. Необходимо отметить, что гипоталамус является относительно примитивной структурой, свойственной всем позвоночным. Таким образом, эта область промежуточного мозга отвечает за примитивные виды поведения, к которым можно отнести аффективное агрессивное поведение.
Также внимание сторонников нейрохимической теории происхождения эмоций и, в частности, агрессивного поведения, привлекает ретикулярная формация. До сих пор об этом скоплении нейронов и их функциях известно немного, и даже границы ретикулярной формации до конца не определены. Широкое расположение ретикулярной формации от спинного мозга до промежуточного отдела головного мозга и наличие большого количества афферентных связей в зону коры головного мозга указывает на участие этой группы ядер в регулировании как аффективного, так и осознанного поведения. Согласно данным Н. Г. Андреевой, ретикулярная формация является частью серотонинергической системы мозга, включает группу дофаминонергических ядер, участвуя, тем самым, в регуляции уровня серотонина и дофамина в крови человека. В то же время современные статьи и исследования в области нейрохимии отводят этим двум гормонам ведущую роль в определении агрессивности организма.
К. Микжек и его коллеги в своей статье «Нейробиология повышенной агрессии и жестокости» (Miczek К. А., et al., 2007) резюмировали наиболее актуальные свидетельства генетической и нейрохимической регуляции агрессивного поведения у животных и людей. Отдельное внимание авторы уделили связи уровня серотонина в мозгу животного и его агрессивности. Однако характер этой связи пока не поддается однозначному описанию. По одним данным, низкий уровень серотонина в предфронтальном отделе головного мозга наблюдается у крыс, обладающих большим опытом агрессивного поведения, при этом опыт побед в стычках с сородичами также понижает уровень серотонина. Другие данные показывают, что высокий уровень содержания серотонина свидетельствует о высоком уровне адаптивного агрессивного поведения. Также известно, что нарушение работы рецепторов серотонина, приводящее к перенасыщению мозга этим медиатором, приводит к проявлению в поведении индивида патологических форм агрессии и крайних форм жестокого поведения.
В своей обзорной статье Микжек с коллегами уделяют внимание и генетическим исследованиям в области проявления агрессии. По их данным, наличие или отсутствие Y-хромосомы оказывает влияние на сценарий агрессивного поведения. Подобные половые различия в агрессии показаны на мухах и крысах, что делает весьма вероятным их наличие и у людей. Авторы предполагают, что в проявлении агрессии есть как общие, так и различные для полов элементы. Этот тезис подтверждают наблюдения, сделанные К.Лоренцом задолго до упоминаемых нами генетических исследований. Один из основателей этологии показал, что у большинства видов животных и рыб агрессивное поведение самца и самки различается по целому ряду признаков и функций.
В другой статье Донгжу Сео и его коллеги уделили внимание совместному влиянию серотонина и дофамина на импульсивное агрессивное поведение и его связь с другими психическими расстройствами (Seo D., Patrick С. J., Kennealy Р. J., 2008). Авторы также упоминают, что чрезмерная выработка серотонина приводит к импульсивным агрессивным реакциям. Они также указывают, что нарушение регуляции выработки дофамина, приводящее к дефициту серотони-нергической системы, вызывает депрессивные состояния и склонность к суициду. Таким образом, авторы утверждают, что уровень агрессивности животного или человека невозможно предсказать, ограничиваясь рассмотрением распределения серотонина. Для более точного понимания необходимо включать в рассмотрение дофамин и, возможно, другие нейрохимические медиаторы.
Обращаясь к нейрохимическим исследованиям причин агрессивного поведения, важно не впасть в обманчиво простое понимание агрессивных действий как следствия нарушения химического баланса человека. С одной стороны, в настоящий момент мы все еще не можем быть уверены в направлении причинно-следственных связей между агрессивным поведением и изменением соотношения гормонов человека. Так, совершение насильственного действия может служить поводом для активизации гипоталамо-гипофизарной системы, а не наоборот. Таким образом, безусловно, перспективный нейрохимический подход к изучению агрессии на данный момент однозначно указывает лишь на связь нарушения серотонинергической системы и патологических психологических нарушений, связанных с контролем агрессивных импульсов.
Изучая различные подходы к объяснению причин возникновения агрессии, необходимо помнить, что каждое эмпирическое исследование и теория дают последующим поколениям новые факты и основания, которые могут быть включены в последующие исследования или аргументированно опровергнуты будущими поколениями психологов. На практике в работе по анализу и профилактике насильственного поведения необходимо помнить о различных подходах к изучению агрессии, поскольку разные случаи могут быть ближе к теории того или иного автора.
Контрольные вопросы и задания
1. Дайте определение понятию «агрессия», приведите примеры агрессивного поведения.
2. В чем заключается теория фрустрации-агрессии?
3. Раскройте содержание основных подходов к изучению агрессии.
4. Опишите синдром авторитарной личности.
Литература
Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1999.
Аронсон Т., Уилсон Т., Эйкерт Р Психологические законы поведения человека в социуме. СПб., 2004.
Бандура А. Теория социального научения. СПб., 2000.
Берковиц Л. Агрессия: причины, последствия и контроль. СПб., 2001.
Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 2000.
Гуриева С.Д. Межэтнические отношения: этнический фактор в межгрупповых отношениях // Вестник Северо-Восточного федерального университета им. М. К. Амосова. 2008. Т. 5 (4). С. 79–83.
Лоренц К. Агрессия. М., 2009.
Налчаджян А. Агрессивность человека. СПб., 2007.
Miczek К. A. et al. Neurobiology of Escalated Aggression and Violence // The Journal of Neuroscience. 2007. Vol. 27(44). P. 11803-11806.
6.5.1. Трехмерная типология криминальной агрессии
В отличие от агрессии, сложность и неоднозначность определения которой были описаны выше, криминальная агрессия охватывает более узкий круг явлений, что обусловлено наличием уголовно-правовых критериев, закрепленных в соответствующих статьях Уголовного кодекса РФ (убийства, доведение до самоубийства, умышленное причинение вреда здоровью разной степени тяжести, изнасилования и другие преступления с применением насилия, угроз, унижения, особой жестокости).
Ф.С. Сафуанов (2003) даёт следующее определение: «криминальная агрессия — форма поведения (конкретное действие), реализующая какое-либо намерение или побуждение по отношению к потерпевшему (мотивированное действие) и связанная с этим намерением (побуждением) определенным смысловым отношением, объективно направленная на причинение вреда (ущерба) его жизни или здоровью».
Этот же автор предлагает трёхмерную типологию криминальной агрессии со следующими основаниями (осями) для её интерпретации и измерения:
1-я ось — «высокая агрессивность — низкая агрессивность»;
2-я ось — «относительно нейтральная ситуация — психотравмирующая ситуация»;
3-я ось — «выраженность личностных структур, тормозящих агрессию — невыраженность этих структур».
В результате введения трехмерного анализа криминально-агрессивных актов образуется 8 типов криминальной агрессии, которые охватывают весь спектр деяний, подпадающих под определение криминальной агрессии.
Рассматриваемые оси трехмерной типологии агрессии, по мнению Ф. С. Сафуанова, отражают и процесс онтогенетического развития человека.
• В младенчестве агрессивные проявления в основном побуждаются биологически обусловленными потребностями или диффузным ощущением дискомфорта (1-я ось).
• В процессе развития основными регуляторами агрессивного поведения становятся ситуационные переменные — внешние поощрения и наказания, т. е. положительные и отрицательные подкрепления агрессивных реакций, лежащие в основе прямого и викарного научения (2-я ось).
• Результатом действия ситуативных факторов в ходе их интериоризации является социализация индивида, появление внутриличностных регуляторов агрессивного поведения, способность человека к самопоощрению и самонаказанию (3-я ось).
Также Ф. С. Сафуанов указывает, что агрессивность выступает как переменная, которую можно рассматривать в трёх планах:
• Во многих случаях она выступает как мотивационная тенденция, внутреннее побуждение к совершению агрессивных действий.
• Закрепленная как привычный способ реагирования в различных жизненных ситуациях, эта тенденция выступает уже как черта личности.
• Если же агрессивность в повседневной жизни проявляется не в обычных условиях, а только при психотравмирующих, фрустрирующих воздействиях, мы можем рассматривать ее как реактивную.
Представляет интерес введенное автором понятие личностных структур, тормозящих агрессию, к которым он относит следующие группы:
1) ценностные;
2) социально-нормативные;
3) диспозиционные;
4) эмоциональные;
5) коммуникативные;
6) интеллектуальные;
7) психологические защитные механизмы.
Таким образом, введение трёх осей для анализа и измерения криминально-агрессивного акта позволяет раскрыть взаимодействие личностных структур, играющих основную роль в формировании мотивации агрессивных действий (1-я и 3-я оси), и рассмотреть агрессию как следствие взаимодействия личностных и ситуационных переменных (2-я ось). Важно, что введенные Ф.С. Сафуановым основания для типологии криминальной агрессии представляют собой именно психологические, а не криминологические или психопатологические критерии.
6.5.2. Детерминанты сексуально-насильственных преступлений мигрантов
Экономические и политические процессы, происходящие в российском государстве в последние десятилетия, радикально изменили ситуацию: динамично развивались межгосударственные связи; открылись старые и появились новые границы, что обусловило активизацию миграционных процессов, увеличило количество иностранных граждан и лиц без гражданства, прибывающих в Россию. При этом миграционная ситуация в России в отдельных случаях может приобретать чрезвычайный характер и получать значительный резонанс у местного населения крупных городов. В частности, такие события, как убийство жителя Москвы осенью 2013 года и последующие за этим погромы в Бирюлёво, демонстрируют быстроту развития межнациональных отношений по самому неблагоприятному (деструктивному, силовому) сценарию.
По мнению специалистов, социальная острота миграционных проблем во многом связана с определенным несовершенством практики приема иностранных трудовых мигрантов, хлынувших на территорию России преимущественно из среднеазиатских республик бывшего СССР. До последнего времени приток мигрантов усиливался год от года, при этом до сих пор высок процент так называемой нелегальной миграции, когда мигранты находятся на территории РФ без оформления соответствующих документов, а их жизнедеятельность в РФ оказывается мало контролируемой российскими законами. Выпадая из правового пространства, мигранты часто сами становятся жертвами не только удручающей социальной несправедливости (например трудовая эксплуатация с ущемлением в оплате труда, бедность и плохое жильё, отсутствие медицинской помощи, невозможность отправить детей в детские сады и школы и т. д.), но и жертвами преступлений (таких как убийства по мотивам расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды).
Одновременно с этим высока криминогенность самих мигрантов, которые при определенных условиях могут являться источником опасности для местного населения. На протяжении последних 10–15 лет в РФ наблюдается устойчивый рост преступлений, совершаемых мигрантами и лицами без гражданства. Преступления указанной категории лиц крайне разнообразны, при этом отмечается рост количества убийств, случаев насилия (включая сексуальное) в отношении детей и подростков. В соответствии с данными Следственного комитета РФ, количество преступлений, совершенных мигрантами, возрастает примерно на 7,5 % за год, при этом в Москве каждое седьмое убийство и почти половина изнасилований совершены нелегальными мигрантами.
С учётом многоаспектности проблемы криминогенности мигрантов нами была предпринята попытка анализа детерминант сексуально-насильственных преступлений мигрантов (граждане Узбекистана и Таджикистана), квалифицируемых в соответствии со статьями 131, 132, 134, 135, 105, 111 Уголовного кодекса РФ, с целью чего исследовались материалы уголовных дел, в рамках которых на основании постановления следственных органов проводились комплексные судебные психолого-психиатрические или сексолого-психолого-психиатрические экспертизы. При производстве судебных экспертиз использовались клинико-психопатологический метод оценки психического состояния и его динамики, метод анализа материалов уголовного дела и самоотчёта подэкспертного при производстве экспертизы, а также экспериментально-психологический метод исследования когнитивной и личностной сфер подэкспертного.
По результатам анализа указанных материалов проведена систематизация проблемных ситуаций, на фоне которых разворачиваются сексуальные преступления мигрантов или насильственные преступления, связанные с сексуальными отношениями (парасексуальные преступления, т. е. преступления, в которых сексуальные отношения провоцируют преступления другого, несексуального характера). Мы выделяем несколько криминальных паттернов сексуального и пара-сексуального поведения мигрантов.
1. Изнасилования, связанные с неправильной интерпретацией мигрантом стереотипа полоролевого поведения незнакомой или малознакомой жертвы, принадлежащей к иной культуральной и конфессиональной среде. Указанные преступления, как правило, на слуху, т. е. они получают широкий общественный резонанс. Этот криминальный паттерн составляют изнасилования (или их попытки), совершаемые мигрантами вследствие неправильного «считывания» стереотипа полоролевого поведения жертвы. Как правило, жертвами этих преступлений становятся женщины на стадии знакомства с будущим насильником. Суть психологических механизмов, обусловливающих реализацию преступного замысла, состоит в том, что обвиняемые часто неправильно интерпретируют поведение будущей жертвы, руководствуясь собственными культурными стереотипами о приемлемом и неприемлемом поведении женщины. Стереотип, в значительной степени обусловленный нормами ислама, предполагает отсутствие провокативного поведения женщины, которая должна находиться в сопровождении родственника мужского пола, максимально закрывать своё тело, не вступать в контакт (и даже зрительный) с посторонним мужчиной, а в случае инициативного завязывания этого контакта мужчиной женщине предписывается резко обрывать его. При рассмотрении данного криминального паттерна мигрантов неизбежно возникает вопрос о виктимном, провоцирующем поведении жертвы, поскольку нередко происходит недооценка жертвой (женщиной) того провокативного влияния, которое возникает вследствие её взаимодействия с мужчиной-мигрантом. Другими словами, важнейшим криминогенным фактором является несовпадение культурального стереотипа — причем как нападающего (мигранта), так и жертвы (как представителя местного населения).
2. Насильственные сексуальные действия, совершаемые мигрантом в результате сепарации и сексуальной депривации, сопряженной с растормаживающим влиянием алкоголя, непосредственно в юридически значимый период. Как правило, при данном криминальном паттерне отсутствует фактор культуральной специфичности. Можно предположить, что активизация сексуального паттерна происходит в связи с сепарацией мигранта с привычным для него окружением, что усугубляется растормаживающим влиянием алкоголя. Таким образом, в качестве криминогенного механизма выступает констелляция психосексуальных и социальных факторов, проявляющихся, во-первых, в том, что мигранты могут длительное время не иметь сексуальных контактов (не будучи одновременно с этим физически изолированными от общества). Во-вторых, мигранты находятся в условиях повышенной для них сексуальной стимуляции, что обусловлено естественным поведением лиц женского пола из числа местного населения. В-третьих, мигранты, как правило, живут, социализируются и воспитываются (до приезда в РФ) в культуре, где индивидуальное поведение гораздо в большей степени контролируется и предписывается нормами местности и непосредственного социального окружения. При попадании на территории РФ в мегаполис у мигрантов, вероятно, формируется некоторая иллюзия полной анонимности существования и, соответственно, чувства безнаказанности (например, один из мигрантов, совершивших изнасилование молодой девушки на территории Санкт-Петербурга, на вопрос эксперта о мере его наказания за аналогичное преступление на своей родине (в Таджикистане) ответил: «а дома меня бы убили за это»). Как правило, жертвами таких криминальных ситуаций являются не только случайные женщины, застигнутые мужчиной-мигрантом врасплох (в темное время, в укромном и безлюдном месте), но и малолетние и несовершеннолетние, выбираемые в качестве объектов сексуальных посягательств не столько в силу их возрастной специфичности (как это наблюдается при парафилиях — педофилии, эфебофилии), сколько в силу физической незащищенности и неспособности оказать сопротивление насильнику. В любом случае, запретный характер насильственной сексуальности, как правило, полностью осознается насильником-мигрантом. Указанному криминальному паттерну есть аналоги преступных деяний и среди местного населения, когда сексуальные преступления совершаются с выездом в другой района мегаполиса, отдаленную местность, другой город. Но с психологической точки зрения наблюдаются отличия в положения мигранта-насильника и местного насильника, поскольку мигранты-насильники рано или поздно должны вернуться в свой родной регион, где контроль и оценка индивидуального поведения в значительной степени осуществляются под протекцией рода, общины. Совершая сексуально-насильственные преступления в условиях высокой анонимности на территории РФ, мигранты ситуативно (в момент совершения правонарушения) могут не принимать во внимание возможные социальные оценки своим действиям со стороны представителей своей культуры. Однако непосредственно после изобличения и ареста преступное событие, как правило, получает огласку среди земляков и родственников (в том числе и тех, кто проживает на родине). Указанное обстоятельство зачастую является мощным психотравмирующим фактором, приводящим к регрессу механизмов психологической защиты мигранта-насильника, что выливается в примитивных формах симуляции (несмотря на достаточный интеллект) по типу предъявления тотального запамятования своих действий в момент совершения инкриминируемого деяния. Кроме того, можно предполагать эффект двойной стигматизации мигранта в тюремной субкультуре. Во-первых, возможно отторгающее отношение осужденных к мигранту как представителю иной национальности и культуры, но и, во-вторых, как к лицу, обвиненному по отвергаемой («непочетной») даже в тюремном сообществе статье Уголовного кодекса.
3. Насильственные преступления (убийство, нанесение тяжких телесных повреждений) в результате трагического расхождения культурально обусловленных ожиданий мигранта и реального полоролевого поведения партнерши, обнаруживающего себя в процессе последующего совместного проживания (сожительства). Актуализации указанного криминального паттерна, как правило, предшествуют эмоционально насыщенные, конфликтные взаимоотношениями с жертвой и её родственниками. Нередко те особенности поведения женщины (контактность, доступность в общении, легкость знакомства с мужчинами, склонность к праздному времяпрепровождению и распитию спиртных напитков), которые способствовали её сближению с мужчиной-мигрантом на первых этапах знакомства, в последующем, при установлении устойчивых отношений и сожительстве расцениваются этим же партнёром как неприемлемые, грубо оскорбляющие его достоинство, позорящие его перед земляками и родственниками. При указанном криминальном паттерне жертвы из числа местного населения (женщины и их родственники) становятся жертвами не собственно сексуальных, а насильственных преступлений (убийство, тяжкие телесные повреждения). Физическая агрессия мужчин-мигрантов провоцируется жертвами в результате игнорирования (или недопонимания) ими того обстоятельства, что наряду с сожительством и получением материальной поддержки от мужчины-мигранта, должны приниматься в расчет его представления и ожидания о приемлемости поведения близкой для него женщины.
4. Изнасилования или попытки изнасилований, совершаемые внутри мигрантского сообщества вследствие нарушения баланса внутренних культурально заданных норм взаимодействия мужчин-мигрантов и женщин-мигрантов. Указанные «перекосы» во взаимодействии возникают на фоне попыток адаптации мигрантов к новым для них социальным, материально-бытовым условиям мегаполиса (сокращение физической дистанции вследствие скученного проживания посторонних друг другу людей и семей на одной площади в условиях предельной бытовой открытости; возможность и необходимость поддерживать бытовые контакты гораздо большего объема, чем это задается культурально; осознаваемое или неосознанное стремление женщин-мигрантов воспроизводить внешние поведенческие паттерны местного населения). Другими словами, не только и не столько родовые и культуральные факторы определяют статус и положение мигранта в новой среде мегаполиса. На первый план выходят факторы, связанные с ситуативной успешностью адаптации мигранта к чужой среде, что, в свою очередь, обостряет факторы внутригруппового взаимодействия, когда лица с лидерскими чертами могут проявлять свою доминантность над земляками, в том числе посредством сексуального посягательства на близких им женщин. О наличии половых преступлений (или их попыток) внутри мигрантского сообщества, как правило, становится известно в связи с последующими за ними насильственными преступлениями (убийствами). Другими словами, сексуальные проблемы, как правило, остаются скрытыми внутри мигрантского сообщества, если только вслед за ними не происходит каких-либо тяжких последствий, например, убийства или покушений на убийства. Возможно также, что часть женщин из числа мигрантов, проживающих в мегаполисе, стремятся приспособиться к новой среде, в связи с чем неосознанно или осознанно воспроизводят внешние поведенческие паттерны местного населения. Тем самым нарушается их баланс взаимодействия с мужчинами-мигрантами, который ранее был обусловлен исламской, культуральной традицией. Таким образом, вследствие нарушения баланса внутренних, культурально заданных норм взаимодействия мигрантов-мужчин и мигрантов-женщин появляется возможность совершения изнасилований (их попыток) внутри мигрантского сообщества.
5. Пар асексуальные насильственные преступления (убийство, нанесение телесных повреждений), происходящие внутри сообщества мигрантов вследствие сексуального посягательства на женщину. В данном случае преступник выступает как представитель рода (семьи), на которого возлагается ответственность за сохранение и восстановление чести рода. Причем объектами убийств (попыток убийств) становятся уже мужчины-«обидчики». Парасексуальные преступления внутри диаспоры мигрантов совершаются на фоне увеличивающегося объема сексуального поведения (которое следует понимать в широком смысле, например, и как кокетство, и как проявление инициативы между мигрантами разного пола) в тех формах, которые противоречат заданным культуральным стереотипам, которые большинство мигрантов продолжают разделять, несмотря на проживание вне родной территории. В этом случае культуральная норма несения ответственности оказывается транспространственной, т. е. возникает диссонанс: мигранты живут в другой стране, но нарушаются «свои» культуральные нормы, и в этой связи мужчины хотят и вынуждены отвечать за нанесенные их роду оскорбления по тем законам, которые предписывают культуральные нормы. Когда происходит сексуальное (может быть, и насильственное) посягательство или взаимодействие женщины с кем-либо вне брака, и это становится известным, то мужчина — представитель рода (к которому принадлежит женщина) — обязан реагировать соответствующим образом. В противном случае, возникает риск потери «статуса», важного не столько и не только в данной ситуации проживания на территории РФ, сколько в контексте взаимодействия с земляками на родной территории.
Следует отметить, что по результатам судебных психолого-психиатрических (или сексолого-психолого-психиатрических) экспертиз у обвиняемых-мигрантов не выявлено хронических, временных психических расстройств, слабоумия, иного болезненного состояния психики, которые лишали бы их способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в момент совершения преступлений. Лишь в единичных случаях диагностировались нарушения непсихотического регистра согласно критериям МКБ-10 (F07.8, F10, Fll, F12). Также не выявлено сформированных нарушений сексуального предпочтения (парафилий). Указанное позволяет утверждать, что клинико-психопатологический фактор не является определяющим в генезе сексуально-насильственных преступлений, совершенных мигрантами на территории РФ. Одновременно с этим, анализ выделенных криминальных паттернов позволяет рассматривать факторы социально-психологического уровня как существенные в механизме формирования сексуально-насильственных действий мигрантов на территории РФ. К числу этих факторов относятся:
• конфессионально обусловленное различие в оценках допустимого полоролевого поведения;
• общекультурное различие в степени дифференцированности представлений об индивидуальных вариациях поведения;
• различие в градиенте (степени) внешнего социального контроля: «анонимность» мегаполиса — родовой, клановый уклад жизни на родине.
Контрольные вопросы и задания
1. Дайте определение криминальной агрессии.
2. Раскройте содержание трёхмерной типологии криминальной агрессии (по Ф. С. Сафуанову).
3. Соотнесите основания трёхмерной типологии криминальной агрессии с процессом онтогенетического развития человека.
4. Почему трёхмерная типология Ф. С. Сафуанова является именно психологической классификацией криминально-агрессивных актов?
Литература
Агрессия и психическое здоровье / под ред. Т. Б. Дмитриевой и Б. В. Шостаковича. СПб., 2002.
Антонян Ю.М., Бородин С. В. Преступность и психические аномалии. М., 1987.
Кудрявцев И. А., Ратинова Н.А. Криминальная агрессия. М., 2000.
Психология криминальной агрессии / Ф. С. Сафуанов. М., 2003.
Реан А. А. Агрессия и агрессивность личности // Психологический журнал. 1996. № 5.
Соловьева С. Л. Агрессивное поведение как психологическая категория деятельности // Актуальные вопросы клинической и социальной психиатрии. СПб., 1999.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги