Птенцы

Зверь лютый

Книга 32. "Птенцы"

Часть 125 "По морям, по волнам. Нынче здесь, завтра...".

Глава 631

-- На кормиле! Две риски под ветер. Махальщик, на хвосты: увеличить промежность.

Стошестидесятитонный трёхмачтовый парусник с мощным гиком на бизань-мачте и крупной кириллической надписью на борту "Чёрный Шилохвостъ" чуть изменил курс. Два его систершипа, "Серый" и "Крапчатый", шедшие в кильватер, взяли рифы на парусах и начали отставать, увеличивая дистанцию между кораблями в колонне. Юный адмирал в кафтане с погонами младшего сотника флота Всеволжска поднял голову и внимательно посмотрел на паруса бизани.

При приведении к фордевинду судно сильно рыскает, тяжело удерживается на курсе. Для уменьшения рыскливости необходимо вовсе убрать все паруса бизани и даже брать на гитовы и гордени второй грот. В этом случае кливера, хотя и не работают, будучи закрыты задними парусами, но должны оставаться, так как много помогают направлять нос судна на фордевинд и сглаживать рыскливость.

"Любой сумеет править кораблем,

Когда на море штиль.

Но тот, кто хочет

Командовать им в плаванье опасном,

Обязан знать, какие паруса

В погожий день, какие - в бурю ставить".

Воевода э-э-э... в смысле - князь Иван, как-то о таком говорил. Даже на модельке показывал. Но на Волге не было места проверить, а здесь - не было случая. Как-то быстро всё, "с марша в бой". Ничего, разберёмся. Лишь бы "нахлебники" не помешали.

Отсендиный Дик бросил взгляд на шканцы. Опять они вылезли!

Хуже нет высокопоставленных особ на корабле! Даже хуже, чем бабы. То им покажи, то им расскажи, то им дай подёргать... Понятно, конечно: первый поход, первый бой, такие трёхмачтовые красавцы строем... Им, вишь ты, надо лично оценить и поспособствовать. Типа, вскипанию боевого духа и укоренению морских умений. Бар-раны сухопутные! Но, факеншит, высокопоставленные. Разъедрить их кормилом промеж ушей!

Пришлось спрятать раздражение, разгладить складки под поясным ремнём и изобразить вежливую улыбку:

-- Господин князь, господа бояре. Прошу всех незамедлительно спуститься на первый поверх. Здесь небезопасно.

Последнее было лишним. Роман Подкидыш гордо задрал нос, намереваясь "вправить мозги" сопляку-наглецу, который его, светлого князя, в чулан под палубой посылать вздумал. Но Аким Рябина его опередил:

-- Ты, дитятко, ещё мне указывать будешь! Опасно, вишь ты. Понапридумывали всяких глупостей. "Кто в море не бывал - тот богу не молился". Страх - в бою. А тут что? Водица.

"Тот кто рождён был у моря,

Тот полюбил навсегда...".

А кто был рождён у речки Невестинки в лесной глуши? - Тоже полюбил. Эту морю. В хвост и в гриву. Поскольку Родина сказала: "полюби". И ты её... морю-морюшку... Ну, или она тебя.

Аким упрямо топал по крутому трапу наверх, на ют. Дику пришлось посторониться. Следом поднялся и Подкидыш со своей неизменной троицей: бывший кормильц Боброк, его главный советник, поп Симеон, сбежавший из Новгорода с волынцами, и Федор Тусемкович, киевский боярин, три года назад сопровождавший Подкидыша во время его прорыва из Киева в Новгород, а полгода назад - во время прорыва из Новгорода в Саксин, выдвинувшийся за время "Саксинского сидения" в ближники князя.

На юте как-то сразу стало тесно. И не то, чтобы "нахлебники" были очень толстыми, но места занимали много, более всего - своей бестолковостью, неуместностью. Лишнестью.

Дик поднял подзорную трубу, отвернулся к борту, скорчив в морской горизонт злую морду, и собрался сделать вид, что непрошеных гостей здесь и вовсе нет.

Однако же Аким Янович Рябина никогда не позволял окружающим игнорировать факт своего присутствия. Отодвинув с дороги растерявшегося мальчишку-сигнальщика, он, подобрав полы длинной шубы, по-хозяйски уселся на правом рундуке, поелозил, устраиваясь поудобнее, и потребовал:

-- Ну. Ты бы, вьюноша, рассказал бы. Чего тама в трубке твоей видать. А то очи мои на службе поослабли.

Быть невежливым с Рябиной не только неумно, учитывая его влияние и в Саксине, и во Всеволжске, но и непристойно. Мало того, что Аким старше и славами увенчан, так и в делах Саксинских многих даже и от смерти спас.

Старый Рябина весьма достоин уважения. А уж доброго ответа - тем более.

Дик тяжело вздохнул, вспомнил, что и Воевода с Рябиной старался не спорить. Оглянулся на сигнальщика, судорожно прижавшего к груди торбочку с флажками.

-- Давай на заднюю засидку. Сигналь: часовая готовность.

Побежал. Полез. На площадку на задней мачте. Суетится излишне. Сейчас навернётся. Не, удержался. Сам же гонял! Каждое движение отработано до автоматизма, но волнение, всякие посторонние начальники... А главное - первый бой.

Э-эх, давно ли сам таким был? Вечная беда с новичками: слишком быстро бегают. Потом это проходит и приходится некоторых подгонять. И что лучше?

Повернувшись к Рябине объяснил:

-- Идём на сближение, Аким Янович. Часа не пройдёт - начнём бой.

-- Ага. Ну. И как же ты биться собираешься? Их-то, басурман-то, многовато будет.

-- Подойдём на перестрел, выбьем команду, покидаем зажигалки...

-- Экая глупость! А они так стоять-смотреть будут? Ихний же... как его... главный... "нах уд", прости господи за слово грубое, тоже, поди, в драку полезет. А их-то - числом поболее. И в людях, и в кораблях. И корабли у них поболее наших. Как всей силой навалятся - не совладать. Вырежут нас. Как пить дать. Не сберечь нам князя светлого, Романа свет Мстиславича, от душегубов-ворогов.

Боярин Тусемкович демонстрирует. Не трусость, естественно, а исключительную заботу о жизни, чести и здоровье присутствующего здесь князя Русской Хазарии Романа Подкидыша.

-- Верно говоришь, боярин. Их больше. И людьми, и кораблями. Поэтому бить их придётся долго. И - издалека. Близко к ним не подходить. Что их главный нахуда думает - узнаем, когда из воды выловим да расспросим. А по моему суждению - в драку они не полезут.

-- Эт почему ещё? Думаешь - забоятся?

-- Нет, Аким Янович. Ширванцы не трусливы. Да и не сильно вы их побили. Просто парусники в атаку не ходят.

-- А...? А мы как же? Мы ж тоже... ну... под парусами.

-- Да. Но мы - умеем. А они - нет. Только близко их подпускать нельзя.

"Самый первый капитан

В ссадинах, чумазый.

Ты смотри на абордаж

Попусту не лазай".

Это вбивалось неоднократно. Не только словами.

Четыре дня назад три "шилохвоста", три больших трёхмачтовых парусника с прямыми парусами в три яруса на мачтах и косыми на бушприте и на здоровенном гике на бизани, отчего и возникло название "хвост шилом -- шилохвост", скатились по Волге из Всеволжска в Саксин. Немногочисленное русское население догуливало празднование победы над ширванским флотом в дельте Волги и, хотя и радовалось чрезвычайно пришедшим кораблям, но держалось перед "опаздунами" заносчиво.

***

"В роскошных залах Эрмитажа

мат восхищенья не стихал".

Эрмитаж в Саксине ещё не построили, но восхищение одержанной победой выражалось громко, повсеместно и во всём богатстве народной лексики.

***

Аким Янович, слегка захмелев, хвастал перед людьми князя Романа, волынцами и новгородцами, послушанием ему вновь прибывших, ухитряясь одновременно довольно обидно "укорачивать гонор" и "новичкам", и "старожилам".

Наконец, уже в самом конце "встречального банкета", когда остались втроём - Дик, Аким и местный фактор Афоня, Дик не выдержал:

-- Вот ты, Аким Янович, говоришь, что самое главное, чтобы я в воле твоей ходил. А вот Воевода иное сказывал.

Боярин Аким Янович Рябина, бывший славный сотник храбрых смоленских стрелков, участник множество громких дел, битв и походов, известный князьям-правду-говоритель и всем-мозгов-выноситель, тяжело переживал превращение своего ублюдка Ваньки-лысого, которого по закону и обычаю и за ухи оттаскать можно, и спинку розгами расписать, а что такого не было, так исключительно от доброго родительского отношения и любви отеческой к отпрыску безволосому и безмозглому... в бастарда князя Юрия Владимировича Долгорукого, признанного братом и князем самим Государем Всея Руси Андреем Юрьевичем Боголюбским.

То, что свой собственный, в те поры ещё недо-боярский, ублюдок, смелый, весёлый, но странный, бестолковый, простых вещей не знающий, но сообразительный и переимчивый, хоть и с кучей глупостей в голове, превратился в третьего на "Святой Руси" по лествице князя, вызывало чувство гордости:

-- Мой-то! Во! С моего двора сокол вылетевши. С моей ладони вскормленный!

И горечь потери:

-- А сокол-то... не мой.

Акиму, временами, хотелось явить отношение поучательное:

-- Хто?! Ванька-то?! Молодой он ещё. Его учить и учить...

Но при всяком намёке на подобное пренебрежение со стороны любого другого - кидался защищать, дабы никакого умаления чести "родимой кровиночки" не было. Вплоть до драки.

Драться Аким не мог: сожжённые, "по Ванькиным делам", семь лет назад в суде Елнинского посадника руки хоть и перестали гноиться но, по временам, болели и прежней силы не имели. Биться же с калекой собеседники его полагали занятием бесчестным. Чем Аким беззастенчиво пользовался: отточенная манера обижать словами позволяла ему доводить оппонентов до зубовного скрежета. Выставляя их дураками на общее посмешище. Пристыжать прилюдно и язвенно.

Отчего многие старались держаться от него подальше. А уж коли попался, то делай быстренько по слову его. Не то снова стыда нахлебаешься.

С приходом "шилохвостов" на противоречивые чувства к Ваньке-лысому наложилась третья составляющая - сословно-бюрократическая.

И люди саксинского фактора, и люди из каравана, привезшего людей Подкидыша из Мологи в Саксин, принимали первенство Акима безусловно.

Он - старше. Годами, боевым и житейским опытом. Он - боярин. Он чином - старший советник, что, по Всеволжской "Табели о рангах", соответствует старшему сотнику. Равных ему - нет.

Дик получил прошедшей осенью боярскую шапку. Тоже сотник, хоть и младший. Ещё он из любимых выученников Ваньки да и опыт боевой имеет редкостный. Никто никогда не использовал расшиву в качестве носителя малых боевых кораблей, как довелось Дику в "морском бою" на Белом озере. Ныне, приведя караван этих парусных громадин вниз по Волге, он и вовсе на всю "Святую Русь" - единственный дважды.

Всё это вызывало у Акима ревность. А тут ещё и супротив говорить осмелился.

Аким сразу встопорщился:

-- Ну-ка, ну-ка. А перескажи-ка! Чё те Ванька... Об чём князь Иван с тобой беседы беседовать изволил.

-- В эту зиму... как после всяких дел летних на прикол встали, взялся Воевода нас чехвостить.

-- И верно! И правильно! Вас, недорослей, не поучить уму-разуму - вовсе забалуетесь. С ума сойдёте.

-- Погодь, Аким Янович. И чего он сказывал?

Молчавший до того бывший ремесленник из боярской усадьбы под Тверью, прошедший с Ванькой-лысым Бряхимовский поход в одной хоругви, перебравшийся из отчего дома во Всеволжск и ставший одним из важнейших людей в Торговом приказе - головой Саксинской фактории, Афанасий, сын Никитин, внимательно разглядывал Дика. И прежде не болтливый, он, после заключения в ханском зиндане, стал ещё молчаливее. Сохранив вполне способность выделять главное и добиваться желаемого.

-- Тут дело такое... Шпынял-то нас Воевода по делу. Тут ты прав, Аким Янович. А после, раз вот так схоже сидели, устали все, ночь уже... Он и говорит: вот пойдёте вы весной на Низ. Зачем?

Дик внимательно оглядел собеседников. Афоня напряжённо слушал. Аким сморгнул и фыркнул:

-- И чего? А вы и растерялися? Птенчики желторотые. Сразу ответствовать надо: по воле твоей, князь Иван, и твоему повелению!

Дик вежливо улыбнулся:

-- Во. Мы так и сказали. А он говорит: эт само собой. Вы присягу принимали. Кто воли моей не исполнит - тот изменник, тому смерть. Но на всяк случай я вам повеление выдать не могу. Жизнь... она разная. Вам самим понимать надо. Ну, так зачем?

Дик вспомнил полутёмную комнату, смежную с большой модельной, где они на макетах отрабатывали разные ситуации и перестроения при движении группы кораблей. Где Воевода раз за разом повторял: "всяк должен понимать свой манёвр". И беспощадно тыкал палкой в рёбра очередного будущего корабельного начальника:

-- Ты куда свою лоханку повёл? А ветер у тебя где? Чего ты там достигнуть хочешь? Зачем?

Постоянное напоминание цели - "Зачем?" и расчёт последствий - "Что дальше?" ставило ребят в тупик. Парни увлекались, видели непосредственно перед носом. Модельки... они ж такие... игрушки. Хорошенькие. Не оторваться. Так бы и съел, так бы... к сердцу прижал и радовался. А подумать, взглянуть шире - азарт мешает.

-- Мда. Наши - кто про что. Корабли, де, новые опробовать, с парусами работать выучиться... про геройства всякие заговорили, отвагу, де, явить, новый чин получить, зазнобам гостинцев привезть, ворогов разных побить, нашим, кто здесь, в Саксине, помочь-выручить. А он только хмыкает да повторяет: это всё так. Только зачем? Зачем мы всё вот это городим? Зачем корабли строим, людей в опасности посылаем, денег, да железа, да труда столько вбиваем...

Аким Янович, жадно слушавший пересказ, не выдержал:

-- Ну?! Что вы бестолочи - и так понятно. Что Ваня-то сказал?

-- Х-ха... Ну, бестолочами нас Воевода не называл. А сказал так: самое главное - сделать Афоне-фактору хорошо.

Собеседники потрясенно переглянулись.

Аким немедленно обиделся. Ещё бы: он, славный сотник храбрых смоленских стрелков, голова Посольского приказа Всеволжска, походивший по миру куда как поболее... да любого-всякого!, сжегший руки свои в суде неправедном за ради своего почти сыночка Ваньки-лысого... и не самый главный?! Не самый важный, не самый-самый?! Какой-то купчишка безродный - вятшее? Дороже Ваньке почти отца родного?!

-- Идёте вы, говорит, затем, чтобы Афоня мог с басурманами торговать. Чтобы всякие товары, которые мы здесь, в поте лица своего, делаем да добываем, мог вольно, во множестве, "хорошо", неверным продавать.

Аким смотрел ошарашенно. Формулировки типа: "продам Родину. Недорого. И побольше" здесь ещё не звучат, но принять, что вот он, славный воин, парится здесь, в яме сидел, людей в бой водил, каждый день - в трудах-заботах, чтобы вот этому купчине толстомордому было "хорошо"...

-- Да ну, херня какая-то...

-- Во, Аким Яныч, Воевода так и сказал: пар-р-радокс.

Постоянно сумрачный Афоня, старательно не глядя на взбешённого Акима, вдруг спросил у Дика:

-- Зачем?

-- Э... ну я ж сказал: чтобы тебе хорошо было. Торг, там, вести. Ну...

-- Не. Зачем это мне? Зачем мне за каждую шелягу с погаными до крика ругаться, ночей не спать - как бы не пожгли, не разграбили. В яме сидеть, всякой дряни кланяться, смерти ждать. А? Мне, Афанасию, сыну Никитину, "такой смех" - зачем?

-- Эта... Так ты ж купец! Торг - твоё дело!

-- Так ты ж, Аким, воин. Воевать - твоё дело. А евоное дело - по воде кораблями ходить. Чё тут невнятно?

Афоня покрутил шеей в вороте, вдруг ставшем помехой.

-- Твоё геройство да искусность, парень - чтобы вот он (Афоня кивнул на Акима) здеся гоголем ходил, нос задравши. И чтобы никакая падла тута в Саксине, хоть из местных, хоть из русских, противу него гавкать не смела. А евоные труды-заботы немалые - чтобы мне, Афоне-фактору торг вольно вести. Чтобы мне - "хорошо". Так? Вроде - вы обои на меня горбатитесь. Ага. Только Воевода тебе не всё сказал.

Афоня помолчал, подбирая слова.

-- Зачем мне здеся торг вести? Ты как думаешь, Аким Яныч? Мошну набить?

-- А то!

-- А не то! Набил, дальше что?! Ну, скажи. Ты глянь-ка: на мне ни блестяшек, ни висюлек. Мехами дорогими не занавешен. А где ж то злато-серебро? А? Которое в мошну-то попало. А тама оно. (Афоня махнул рукой куда-то в сторону). Тама. У Воеводы. Я ж не от себя торг веду, я ж приказчик евоный. Иль ты не знал? Иль позабыл вовсе? Что я, что отрок этот, что ты сам - у Воеводы в службе. Хоть и по разным половицам ходим, а в одной горнице.

-- Ну, эт понятно, - боярин вынужденно согласился с очевидным. Но Афоне такое было мало.

-- Ни хрена тебе не понятно! А далее - что? Ну набил Воевода сундуки в подземелиях своих, ну тебе цацку дал, ему, вон, игрушку - кораблик невиданный. А далее чего?! Зачем?

Аким и Дик, ошарашенные неожиданным напором обычно неразговорчивого купца, молча ожидали продолжения.

-- А затем. "Белая изба". Слышали? Самая мечта Воеводы. Чтоб у всякого человека доброго - гожее жилище было. А зачем? - Тьфу ты господи, и этого не знаете! А затем, чтобы детишки малые в холоде да в грязи не мёрли.

Оглядев смущённых слушателей, Афоня подвёл итог:

-- И выходит, что вы не на меня горбатитесь, не на Воеводу даже. А на того, хрен знает где и когда, неродившегося ещё дитёнка в селениях русских, который не сдохнет в темноте да в тесноте до срока. Едва-едва глазёнки открывши, титьку попросивши... Мда... Да едрить же меня по буеракам! Дитё малое, бессмысленное, под себя ходящее - вот на кого горбатимся! Вот за что себе и другим хрипы рвём! Зачем? - А чтобы вот такое оно выродилось, да выжило, да выросло, да дел себе своих понаделало.

Посидели молча. Потом Дик помотал головой:

-- Не, мне такое Воевода не сказывал.

-- А на чё оно тебе? Ты, парень молодой, своих деток не ростил, в сыру землю не зарывал. Не понять ещё.

-- Так ведь и у тебя, Афоня, семеро по лавкам не сидят.

Афоня вскинулся, аж зубами скрипнул, собираясь поставить на место наглого щенка, у которого всего ума - только канат таскать, без году неделя, а уже... Однако, утишил себя. Глядя в стол произнёс:

-- Была у меня тут одна... из местных... купил за мешок пшеницы... сперва дичилась. Потом... душа в душу жили... петь любила... сыночка родила... Когда меня в зиндан... она к своим, к родне кинулась. Вызволить меня как, передать чего... хоть бы из еды... А там... а, подстилка русская! дырка для гяуров! Ну и... забили её... с дитём вместе... камнями да палками... родня с соседями...

Аким оглядел замолчавших собутыльников, вздёрнул бороду и провозгласил:

-- Ну, тада выпьем. Чтобы то дитятко, незнаемое, безымянное, не болело. И мы тоже.

Та "беседа по душам" как-то очистила накапливающееся взаимное раздражение между Акимом и Диком. "Главный адмирал" и "полномочный представитель" перестали искать друг в друге недостатки, сменили тон на дружеский.

Перемена не осталась незамеченной: тот же Тусемкович попытался как-то передать Акиму якобы слышанные им пренебрежительные выказывания Дика в его адрес. Рябина сперва побил его палкой, а после устроил публичный скандал с высказыванием в лицо уже Подкидышу:

-- Развёл сволоту всякую! Наушников да переносчиков. Давить такую мерзопакость надобно!

Стравить лидеров всеволжской общины в Саксине не удалось. Пока. Что ещё попытки будут - всем понятно. В Саксине фактически двоевластие. Аким то поддерживает Подкидыша в заботах о защите города. То притормаживает, а то просто делает по-своему не спросясь.

Но это только половина дел. Вокруг князя идёт грызня. Между волынцами и новгородцами, между новгородцами из городового полка и ушкуйниками, между русскими и местными, между местными "ширванцами" и местными "самаркандцами"... Всяк обиженный бежит к Акиму. А тот выбирает. За кого заступиться, а кому и от себя добавить.

"Как беден наш язык! - Хочу и не могу.-

Не передать того ни другу, ни врагу,

Что буйствует в груди прозрачною волною".

Фет неправ. Аким, хоть и не поэт, вполне "передавал". И друзьям, и врагам. Ту смесь гордости, безбашенности, самоуважения и уважения к другим, ежели достойны, что буйствовала в его груди "прозрачною волною". Правда, и использовал не только вербальные, но и невербальные каналы. Хмыкал, фыркал и кривился он выразительно.

Своих надо поддерживать. "А то придёт дальний и полюбит обоих". Как бы не раздражало Дика присутствие посторонних на мостике в преддверии сражения, но от ссоры с Акимом Рябиной он воздержался.

Дик старательно навёл трубу на флагман ширванской эскадры. Два кильватерных строя - короткий русский и длинный ширванский - двигались параллельно, постепенно сближаясь.

"Параллельные прямые не пересекаются" - это аксиома. Кто сказал? Евклид? - Извини, геометр, но ты не моряк.

"Мы в кильватерном гордом строю

Сбережём честь и славу свою

Так веселей играй труба

И пусть горчит вкус волны на губах".

Полдела уже сделано: догнали "в чистом поле" и "выиграли ветер". Противник проиграл ещё вчера, ещё до подхода "шилохвостов". В тот момент, когда сдвинулся от устья Волги, когда, построив в колонну столь разные по ходовым свойствам корабли, двинулся на юг морской пучиной, оторвавшись от побережья.

Как говаривал Воевода, вспоминая какого-то военного мудреца с неприличным именем Сунь-и-Цзынь:

"Войско, долженствующее победить, сначала побеждает, а потом ищет сражения"

Мы уже победили. Теперь нашли и сражение. А пока...

Подхватил рупор, оглядел палубу, корабль от гика до бушприта. Рявкнул:

-- Хоругви поднять! Чёрта на тарелке - на срединную, косой полукрест - на переднюю.

Внимательно посмотрел как отработали знаменные команды.

-- Чегой-то?! Зачем это?!

Глянул мельком на влезшего в тревоге с вопросами Тусемковича. Дождался, пока флаги поднялись на флагштоки. Развернулись там, затрепетали на ветру. Впереди - синий косой полукрест скошенной буковкой Т на белом фоне, выше, на срединной - красная звезда в красном же круге на белом. Чётко, кратко, рублено откозырял знамёнам. Как и весь личный состав на палубе. Ну, кроме этих... сухопутных.

-- Для того, боярин, чтобы вороги знали - кто их убивать будет.

Надо ещё чуток подождать, есть время вспомнить.

Год назад Дик впервые вывел такую же громадину, самый первый, головной корабль серии - "Белый Шилохвост" - на волжскую гладь.

Все сопричастные волновались чрезвычайно. Таких кораблей никто никогда прежде не строил. На "Святой Руси" - точно. Одни паруса в три яруса чего стоят! Никто на таком не ходил. Было просто море непоняток. Да просто - как называть. Как различать паруса по названиям, снасти, доли палубы, разные конструкции, детали и механизмы. А уж как с ними работать...

Ещё когда строили - постоянно донимали его вопросами. А кого? Воевода то занят, то вовсе нету. А Дик на "ласточках" ходил, хоть знает, как звать косой парус и верёвки, которыми его тянуть надобно.

Факеншит! Он колесо на корабле видел! И даже крутил!

Опыт создания и эксплуатации "бермудин" - шверботов серии "Ласточка" - был бесценен. Да хоть просто полсотни разновидностей узлов, которые Дик сам придумал от нечего делать в моменты ожидания, опробовал и другим показал.

Воевода как-то наговорил слов странных: лиссель-стаксель-кливер...

-- Грот-бом-брам-стень-стаксель или таковой же, но триссель... Музыка! Звучит! Только не путайте триселя с труселями.

Потом, глядя в вылупленные глаза корабелов, сказал:

-- Пофиг и нафиг. Наплевать и забыть. Придумайте сами. Только чтобы коротко и внятно. А то - на третьем древе во втором поверхе потянуть за шестую верёвку слева... Хрен скомандуешь.

Так это только про слова. А сделать? Рёбра, на которых обшивка пришивается - какой толщины? А сама обшивка? Хорошо - большие плоскодонки во множестве делаются, хоть какой-никакой опыт, а есть. А сколько споров было про киль? Из килевых на "Святой Руси" - ушкуи. Разве ж сравнишь? Ну, ладно - собрали, на воду выпустили. Про балласт, как с первой "Ласточкой", не позабыли. А дальше? Она ж не у бережка стоять должна, а нестись и рассекать. А кто это всё делать будет? Куча мелочей, вроде, а ответов-то нет. Пришлось самому голову сломать. Не одну. Прокуй, Звяга, Хоц... ещё там мастера - думали-решали.

Даже Домна пришла корабельную поварню посмотреть. Высказалась. Не длинно, но очень содержательно. Пришлось с Огнедаром советоваться, особую печку с трубой городить да обкладывать, чтобы не загорелось чего.

До смешного. На лодках - "смолянках", "рязаночках", ушкуях - огня не разводят. На учанах - очаг, камни с песочком. На расшиве - "по-чёрному". Чего ж нет? Вокруг-то простор, река, ветерок всё сдувает. В прошлом году, когда волынцев из Мологи тащили, Воевода велел поставить нормальные "белые" печки, с трубами. Хлеб надо было печь, кашу варить. Непривычно, дорого, но хорошо. Но это ж речная плоскодонка! Её ж не качает! А ветер поднялся, волна пошла - встал к берегу и пережди. С морским парусником... да там берег фиг найдёшь! А при волнении на море у тебя кирпичная труба улетит. Будет не только волнение на море, а и пожар на корабле.

Отдельная тема - паруса и дерева. Поставили подобие на земле и давай ребят гонять.

Ага, зимой. Да ещё и на ветерке иной раз.

Новики начали, было, скулить. Пришёл Артемий-мечник. Посмотрел, повздыхал, сказал:

-- Это-то, деточки, благодать. Ну, сыпануло снежком, всего-то. А вот как оно будет, когда водой ледяной туды плесканёт? Да сразу льдом схватится? И на верёвках и на тебе самом? Мда... Надо проверить. Тащите воду.

Половина новиков за зиму свалила. А ещё половина половины - весной. Когда уже на воде кораблик пробовали.

Но какой кайф! На каждом шаге. Якорь спустили? - Ура! Держит! Якорь подняли? - Ура! Не отвалился.

Воевода хитрые такие якоря придумал - проворачивающиеся, с растопырками. Куда вернее, чем простые двухлапые. Вчетверо лучше держит при одинаковом весе и поперечины нет - убирать удобнее.

Воевода много чего про корабли рассказывал. Как ходили с ним на "Ласточке", так он, бывало, отоспится, вылезет на палубу голый, если день жаркий и, под настроение, разные разности говорит. О кораблях, поскольку вокруг - корабль. А Дик слушает, впитывает, запоминает.

Да вот то же рулевое! Все с кормилами ходят. Варяги с одним по правому борту, греки и арабы - с двумя. Говорят где-то рычаг ставят. К нему через шип полотно привешивают. Здоровенное! От самого верха до ниже донышка. Три четверти полотна - в воздухе висят. Нахрена? А из-за шипа - сильно не повернуть. Разворот - длинный, само - тяжёлое. Толку - чуть. А Воевода заставил колесо поставить. Колесо крутишь, вал канат тянет, рулило поворачивается. Куда как удобнее и на волне не ломает. На "ласточках" так сделали, ума-разума набрались. А ушкуи так с веслом и ходят.

Две недели тогда кораблик проверяли. Потом ребята дальше на Низ пошли, а Дик - назад, во Всеволжск. Там уже следующий киль закладывали, надо было всякие... открывшиеся соображения в проект включать.

Нынче - первый морской поход, первый морской бой. Впервые парусники строем. Тут много чего повылезет и откроется. Надо смотреть внимательно. Запомнить, обдумать, пересказать. Во Всеволожске нынче вторую серию "шилохвостов" начали, "П" - "Пёстрый", "Полосатый", "Пятнистый". В природе не бывает полосатых шилохвостов. Так это у уток. А кораблики бывают. У нас и небывалое случается. Надо успеть: что-то можно и на этих улучшить, остальное в следующие пойдёт, в "Р" - "Радуга".

Год назад хорошо "ума набраться" не получилось. Набрались, но мало. "Белый Шилохвост" пошёл в Саксин. Где и был сожжён прям у пристани. Двоих ребят зарезали, остальные к Афоне-фактору под крыло забились. Да только власти надумали наших и дальше прижимать. Одного из команды на торгу насмерть подрезали. Трое серьёзно раненых было. Со двора - вовсе не выходи. Так местные сами приходят! Разные... кади. С подкадушниками. Или правильнее - с подгадишниками?

Каждой чалме - в ноги кланяйся. Чуть что не так:

-- А! Гяур! Оскорбление пророка и правителя! В тюрьму!

Тут в Саксин пришёл Рябина. Все сразу духом воспрянули: не забыл нас Воевода, сща Аким быстренько басурман урезонит, всем нам облегчение выйдет! А фиг там - через три дня и Акима, и Афоню - в зиндан. Совсем тоска настала. Местные уже в открытую к себе в рабы зовут:

-- Я тебя хорошо продам, в богатом доме гулямом служить - сытно. А то в евнухи, ты ж ещё молодой, перетерпишь. А уж потом-то... Как сыр в масле! Давай быстро, пока не началось! Пока наши не пришли и сами силком не взяли.

Кого приманками приманивали, кого пугали, мозги дурили, в веру свою уговаривали, муллы через день в "русском квартале" проповедовали. Ребята хоть и перепугались да загрустили, но терпели.

Была надежда. Воевода своё никогда не отдаст - это ж все знают.

Глава 632

Ждали и дождались. Посреди ночи вдруг трахнуло-тибедохнуло - тревога.

Бздынь, здец и апокалипсис. "Наши в городе!". Подкидыш явился.

Вон он стоит, нос задравши. Волынский княжич, сын покойного Великого Князя Киевского, бывший Князь Новгородский. Ныне - князь Русской Хазарии.

Да уж, замысловато княжеская судьба поворачивается.

Не было никогда такого, а вот же - появилось. У Воеводы всегда так: что не возьми - небывальщина с невидальщиной. Что корабли наши, что, вот, князь этот.

Князь, но в ханстве. Русский. Но - Хазарский. Или правильнее: русский каган Саксинского ханства? Владимира Святого и Ярослава Мудрого - русскими каганами называли. А этого? Как правильно титуловать - они и сами ещё не поняли.

Хана прежнего убили, город взяли. Наших из ямы вытащили, обидчиков прежних... урезонили. Так ведь и не остановиться! У Подкидыша половина бойцов - новгородцы. Половина той половины - ушкуйники. Этим вообще: лишь бы резать да грабить.

Из местных все кто мог сбежать из Саксина - сбежали. Остальных... город сожжён, на иных пепелищах и нынче костяки неубранные лежат.

Потом зима пришла. Подвоза нет, запасы городские частью погибли, частью местные попрятали. Голодно и холодно. Нашим-то ничего, Аким с Афоней сразу начали "окапываться": набили "русский квартал" провиантом, топливом, тёплой одеждой. Все нормальные - злато-серебро, парчу-шелка у местных тянут, а наши зерно кулями, да овечек с сеном. Стену вокруг подправили, выбитые ворота заменили. Сразу подумали: "а что дальше будет?". Остальные... пока дошло...

У Подкидыша, кроме четырёх сотен бойцов, ещё вдвое душ разных было - мастера да слуги, бабы да дети. Всех надо кормить. Взять - только у местных. Ну, пошли брать. С жемчугов-самоцветов сыт да обогрет не будешь. Хотя и их конечно...

Восстание было. Два. Сперва ушкуйники бузу устроили, что им развернуться не дают. Потом местные: что их кибитки, на землю поставленные, на дрова ломают.

Повылезли разные муллы, дервиши... крики всякие. С помахиванием Кораном. Много народа собрали. Бельма повылупили, слюнями позабрызгивались, гневом попреисполнились. Повалили толпой на княжий двор.

Место знатное: прежде там хан жил. А ещё прежде, при хазарах - ихний каган-бек.

***

У хазар было два рода: цари от Ашина, и правители от Булана. Каган и каган-бек. Царь занимался делами священными, небесными, а правитель - мирскими, тварными. Вера в божественную силу царя приводила к тому, что в случае несчастья, происходившего со страной, его обвиняли в неудачах и смещали. Жизнь кагана была строго регламентирована - сплошные ритуалы и запреты. При возведении на престол его душили шёлковым шнуром, и он в полубессознательном состоянии должен был сам назвать число лет своего правления. По прошествии этого срока его убивали. Если же он называл непомерно большое число, его всё равно убивали по достижении сорокалетнего возраста - с возрастом божественная сила уходит.

Бек оказывал кагану почести. Входя к нему, становился на колени и держал в руках горящую ветвь. Каган жил в своём дворце, выезжал лишь раз в четыре месяца во главе торжественной процессии или в случае бедствий, постигающих страну.

***

Святослав-Барс тут всё, конечно, пожёг. Но стены кирпичные не горят. Дворец бека вроде крепости построен - стена крепкая вокруг. Её подновляли несколько раз при торках. Но невысока, башен нет. Пожалуй, и задавили бы волынцев. Голодный человек страха не имеет, он кушать хочет.

Тут Аким мятежникам в спину и ударил, выручил княжьих.

До тепла дотянули, чуть лёд сошёл - новая напасть. Шайки соседские пограбить являются. Разные рыболовы со здешних болот ночью подскочат и давай по окраинам шарпать. Сперва две-три лодочки, после - больше и больше. Пришли и встали. Наглые, как на своём двору. Дорезают и дограбляют. Лодочники-стервятники.

Местные криком кричат. Умоляют-обещают. Клянутся верой и правдой служить, в воле князя ходить. Зачинщиков мятежа, кто попрятался, выдали. Оружие, майно, кто сховал, отдали. Пришлось защищать.

Подкидыш конно с берега ударил. Разбойнички эти болотные назад, в лодки. А там уже Аким на наших ушкуях поджидает. Побили. С мертвяков ушей понарезали, в вязанки навязали да кое-кого из пленных с ними назад отправили. В родные селения. Как Воевода прежде на Стрелке делал.

Помогло: и саксинцев полонённых вернули, и лазить перестали.

Ждали орду какую из Степи. У Подкидыша и двух сотен нет, он уже и мирских своих, кто помоложе да покрепче, давай в дружину набирать. У Акима и потери меньше, и наших начал он в строй ставить, воинской науке учить - раньше. Сотни полторы, пожалуй, набирается. Но от орды, где тысячи всадников в бой идут, а ты не в крепости сидишь - не отбиться. Ждут-пождут... А нет никого.

Ближние-то, Поволжская орда да башкирды, от тифа повымерли. Дальним, от Яика или с Терека, идти далеко. В самую раннюю весну, пока по степи мокро да травы зелёной нет - у них свои дела, скотину из зимовки выводить надо. Всей ордой не ударить.

Шайки-то разные невеликие - через день. Подкидыш, говорят, сутками с коня не слезал. Но кто посуху приходил - всех побил. А с воды - Аким на ушкуях. Крепко помогал.

-- Ты, - говаривал он иному витязю, - ещё у отца в мудях пищал, а я на Вятичевом броде уже с лодок кыпчаков бивал.

"Отец чем детей делает, тем и жалеет" - русская народная мудрость.

Аким большинству русских витязей годился в отцы. Остальных просто считал недорослями. Ну и "жалел". Чем и как умел.

Чуть от этих отбились - прибегает лодочка с взморья.

-- Вай! Беда! Ширван дононма! (ширванская армада!)

"Ушные ожерелья" не пропали даром - кое-кто из рыбаков понял, что с новой властью лучше дружить.

Собрали совет.

Извечный наш вопросец: "Что делать?".

И таковой же ответ: "бечь". Бросай город, хватай хабар и уходи берегом вверх. Ну, или помирай.

Дик довольно ухмыльнулся, не отрываясь от трубы. Пересказ ему хода совета "в лицах" был смешным.

Только смех этот - потом. Тогда-то у всех поджилки тряслись. У ширванцев - восемнадцать вымпелов, большие корабли, тысячи три-четыре народу. С русскими силами не сравнить. Подойдут, сойдут на берег где хотят... Город кишкой вдоль реки на десяток вёрст - где любо, там и вылезай. Пара сотен княжих, да не на коне в поле, а на улицах меж домишек... это ж не посадских толпу резать - тут и лягут.

Подкидыш багровым наливается от злобы и бессилия, Боброк бледный как смерть сидит. Остальные бояре потылицы чешут да помалкивают - неохота под княжий гнев попасть. Всем понятно - "ж...па". Глубо-о-окая. Всеобъемлющая и бескрайняя. Но никто сказать это слово не рискует. А охарактеризовать по другому... не объективно.

Ну и кто у нас самый храбрый? Кто рискнёт "правде в глаза посмотреть" и увиденное назвать по имени?

-- А ты, Аким Янович, чего скажешь?

Аким смотрит гордо, будто петух с забора. Ещё бы: князь спрашивает, говорит по вежеству, с отчеством. Князь-то он конечно, такой... хазарский. Но всё ж таки. Бешеный, а совета просит.

Одна беда - сказать-то ему нечего. Остаётся только вид держать да гонором гонориться.

-- А чего эт вы, лутшие люди саксинские, порядка не знаете, вежества не разумеете? Иль со страху позабывали - как советы советуются, как дума думается? Сперва - молодшие сказать должны. А уж потом люди разумные, воины смысленные. Да вы-то уж понаразговаривали. А мне ещё рано. Дело-то на воде, а мастеров-то на воде боя - и не спросили. Тоже мне, умники-советники. Ну, добры молодцы, чего скажите?

В совете сидят три реко-хода - море-ходов во Всеволжске ещё не выросло. Командир конвоя, который волынских из Мологи притащил, командир охраны того конвоя и командир сгоревшего "Белого Шилохвоста", младший турман Нечай. Из лучших выучеников самого Дика, шестнадцати лет отроду. Толковый парень: увальня да тупицу командиром первого на "Святой Руси" трёхмачтового парусника не поставили бы.

Дик хмыкнул про себя: вспомнил, как Нечай проходил ритуал посвящения. Нужно было поцеловать качающуюся кувалду. Дело нехитрое - поймай момент на излёте. Но парень разволновался, сунулся раньше. Чуть без зубов не остался.

Понятно, что у Нечая и послужной список есть. Хоть короткий, а успел. Сезон на "ласточке" матросом отходил. Другой сезон - на другой "ласточке" капитаном, третий - на "Кон-Тики" в парусной команде старшим. Между сезонами - учение. Тоже не худо.

Так что, при назначении закономерно прозвучало:

-- Такого юнца, хоть бы какой был, ни в какой иной земле и вовсе бы не поставили. Но матёрых корабельщиков нет, на таком - никто не ходил. Не в том твоя сила, что умеешь, а в том, что можешь научиться уметь. Мы тебе доверяем, мы на тебя надеемся. Не подведи.

"Пятнадцатилетний капитан". Самому-то, когда первую "ласточку" принял, меньше было. А жо поделаешь?

Дик вспомнил взволнованное, счастливое лицо своего выученика, когда объявил Нечаю о его новом назначении и вручил погоны со звёздочкой. Конечно, великая честь - быть командиром первого такого парусника. Вторым капитаном на такой редкости удивительной.

Первым капитаном Дик считал себя - он же на самой первой "ласточке", самым первым капитаном ходил. Первым во всей "Святой Руси" прошёл под косыми, невиданными прежде, парусами. А первые гики, а шверцы-"уши оладышками", а...

Короче: он - первый. Это всем очевидно и не оспаривается. Вот и первый "шилохвост" он от пристани отвёл, две недели на нём ходил, команды командовал, людей учил, пытался корабль понять.

Нечай от радости тогда чуть не летал. Но не повезло - в первом же походе потерял корабль. Вот же: и довёл хорошо, в целости и сохранности, пару раз дорогой серьёзные ситуации были, но вывернулся. А тут... сожгли. Гады.

Парень сильно переживал, но печалиться некогда. Команда его хоть и поуменьшилась, а осталась. Людьми надо управлять. И в бой их водить, при случае. А главное: не позволить, не дать им "скукситься и скурвиться". Затосковать, в слизь растечься. Не то друг друга загрызут или помрут. Просто с печали и грусти.

С прошлой весны - на берегу. Но не на отдыхе, а в такой службе, что не дай бог никому. Сиди, терпи, не попадайся. Но и людей сбереги. Зубами скрипи, а дело сделай. Ни убежать, ни напасть, ни спрятаться. Смотри, думай, делай. Вперёд на три шага просчитывай, по грани, по лезвию проскакивай. И людей своих проводи. Суровая школа, у других наших такого опыта нет.

Нечай на том совете был из водоплавающих - самый младший командир. Два его товарища постарше, и годами и чином, уже со свежим боевым, после Белого озера, и немалым походным, от Мологи до Саксина, опытом.

-- Ну, лодейщик-погорельщик, чего скажешь? Как нам от ширванцев отбиваться?

-- Ну ты, Аким Яныч, и нашёл у кого спросить! Он же свою лодию от огня не уберёг! Одно слово - погорелец.

-- Ага. И я про то. У кого из вас, господа боярская, такая лодия была? У кого - её вороги сожгли? А? А вот Нечай свою - хоть тушить пробовал. У супротивника лодии - в сходный размер. Может, Нечай и подскажет. Как их огнём пожечь. Или ещё как. Ну, чего молчишь?

Кажется, напоминание Акимом о пожаре, о гибели корабля, и подтолкнула мысли Нечая в соответствующее русло.

"Пожар" и "русло" - два ключевых слова сошлись вместе.

-- Э... Сказывал нам Воевода Всеволжский, что есть народ такой. Пруссы называются. Связывают они в ряд лодки, борт к борту. Перекрывают русло реки или пролив. И тем останавливают врагов.

-- Чего?! Бред! Хрень! Какие лодки?! Подойдут ширванцы, слезут на те лодки, порубают канаты. А после на тех лодках, на наших же - на берег. На нас! Ворогу подарок сделать хочешь?!

Покричали. Пошумели. Молоко помянули. Которое не обсохло. Яйца. В которых пищат. Ещё там... знания свои кухонные повыказывали.

Только в капитаны (от латинянского капут - голова) на таком паруснике, хоть молодого, хоть старого, которого чужими бородами запинать можно - у нас не ставят. Сильно поклонистых в новое дело брать нельзя, ими в других местах дырки затыкают.

Нечай помолчал, послушал. И - будто и не было слов громких, речей обидных, так, комарики пожужжали.

-- Продолжу. Волгу нынче перегородить - во всем свете столько лодок не собрать.

От города до моря сотня вёрст. И поперёк - столько же. Сто вёрст безобразия и бездорожья в любую сторону - половодье в разгаре. Вся дельта залита водой, только бугры кое-где торчат.

-- Не собрать. И не надо. Ширванские корабли - глубоко в воде сидят. Не наши плоскодоночки. Им где хочу - не пройти, им по руслу идти надо. А русла-то не видно. Возьмут проводника из местных, который будет рукой махать: туда ходи, сюда не ходи. Пойдут друг за другом. Как гусята за гусыней. По основному руслу. Но нам и так Волгу лодками в ряд не перегородить. Потому предлагаю. Собрать лодейки местные, какие гожие. Добавить к ним учаны. Набить всё сеном-камышом. Полить смолой да маслом, сколь найдётся. Связать верёвками. Аршин в сто каждую. На верёвки - полешки. Чтобы не тонули. Растянуть такую цепь поперёк реки и пустить находникам навстречь. Как сойдёмся с ними - запалить поклажу. Головняк их враз верёвку не прорвёт, не перерубит. Покуда ковыряться будет - река-то несёт - остальные с боков к ширванцам подплывут. И, бог даст, подпалят. А во второй линии пустить ушкуи. Чтобы стрелки с них ворогам мешали. А наших, кто с лодок выпрыгнет, с воды подобрали. Вот.

Дальше пошёл сплошной хай. Громкий и обидный. Пока Подкидыш не рявкнул:

-- Кто другое что сказать может?

-- Да глупость же!

-- Скажи умность. Не можешь? Тогда помалкивай.

"Умность" есть, она очевидна: кидай все, валим с отсюдова нахрен. Но предложить такое Подкидышу... чтобы он своё княжество, свою Русскую Хазарию бросил... На месте зарубит и не заметит. А сбежать по-тихому... малым отрядом... или от своих не уйдёшь, или чужие повстречают.

Говорят ныне: "Подкидыш явил отважность с мудростью".

Мда... От жадности с безысходностью. А повернись чуть наоборот - сказали бы: глупость с наглостью. Но вот трусости - точно не было.

Девять местных лодей покрупнее смогли привести к плавающему состоянию, ободрали в городе последние камышовые крыши, залили всё масло, что нашли, вплоть до лампадного. Хотели ещё и расшиву в "цепь" поставить, но горючего материала столько не нашлось. Во вторую линию к нашим ушкуям ещё два сходных судёнышка местных добавили.

На пятый день опять лодочка бежит:

-- Идут! Ширван! В двадцати верстах!

Ну, поехали. Просто вытягивать на реку этот... "цепной брандер" - дашь ума. А уж управлять им... Развернулась такая... конструкция на полверсты. Начали сближаться - е-моё! - ветер-то слабенький и северный! Парусники против ветра и течения идти не могут, тянут их галеры, по паре на каждую. Вот шесть таких "колбасок" "лезут в гору без напору" - на одних вёслах. Вёсел, правда, на каждой галере по тридцать пар.

Скорости - чуть, манёвра - ещё меньше. Да и зачем? Ширванцы были уверены, что русские из Саксина разбегутся. У них-то народу раз в десять больше. Кораблей, крупнее ушкуев, у северян нет, да и тех мало. А тут - "встречный бой".

Увидали-закричали. Нечай, который "цепным брандером" командовал, только одну ошибку допустил.

Учаны шли на краях, предполагалось, что "цепь" столкнётся с противником посередине и два самых больших плывущих факела сомкнуться на колонне противника, отсекая два-три передовых корабля. Но ширванцы, пытаясь уйти от столкновения, приняли влево, западнее. И правый учан, выкидывая клоки летящего огня, буквально лёг на чёрной от смолы нос передней галеры.

Она и полыхнула.

А сама цепь развернулась вдоль построения противника во всю свою длину.

Так из ошибки получилось преимущество.

А второе ширванцы сами сделали: из-за того, что галеры тащили парусники, дистанция между кораблями малая - на длину буксирного каната. Под удар "цепного брандера" попало не два-три, а девять кораблей, половина флотилии. Они, конечно, сразу стали сбрасывать канаты. И уходить влево. А там уже не русло, там мелководье залитое. Два парусника на мель сели. Один снять смогли, другой сдался уже в конце боя.

Галеры из второй половины колонны отцепились. А буксируемые ими парусники подняли паруса и бегом "на выход". В смысле: на юг, к морю. По ветру да по течению быстро получается. Остальные на них посмотрели и следом.

Только одна галера попыталась активно противодействовать. Она-то и сдёрнула севший на мель парусник.

Ну, она и получила. На спасённом паруснике только паруса пожгли, а галеру зажигательными стрелами с шести ушкуев всю истыкали. В конце концов и она занялась. Так, полыхая кормовой надстройкой, и вывалилась в русло, понесло её вниз.

***

Здешние галеры не похожи на византийские дромоны. Да и итальянские зензели - классические узкие быстроходные галеры с хорошей манёвренностью, другие.

Здесь - шебеки. Ещё не те шебеки, с 12-24 пушками, на которых в 16-17 веках алжирские пираты будут наводить ужас по Средиземноморью. Нынешние - имеют вполовину больше вёсел, 30 пар. Ещё: таран-ростр, а не надводный бивень византийского дромона - шпирон.

После исчезновения более крупных полирем, дромон стал тяжёлым парусно-гребным кораблём: 1-2 ряда вёсел, высокие борта, боевые площадки на носу и корме с галереями для лучников и катапультами. У крупных кораблей - башня или две для воинов, примерно посередине корпуса. 1-2 мачты с латинскими парусами. Руль - два навесных весла, по одному на каждый борт.

Дромоны длиной 30-50 метров, ширина - 4,5-7 м., экипаж 100-300 человек. Корпус с достаточно полными обводами, сильно наклонённый вперёд закруглённый форштевень и такой же ахтерштевень с высоким акростолем. Гребцы нижнего яруса - под палубой, на скамьях внутри корпуса, верхнего - на сидениях, прикреплённых к палубе, каждый - с собственным веслом.

В Византии гребцы - солдаты, принимают участие в рукопашной схватке при абордаже.

Шебеки меньше: длина 25-35 м. по палубе, сильно выдвинутый форштевень, далеко за корму выступающая палуба. Одна-две мачты с латинским парусами. Наибольшая ширина палубы - 1/3 длины, подводная часть исключительно острая. Очень быстрые и проворные корабли. Но высота борта маленькая, неглубокая осадка. Волны не держат, для дальнего похода не годятся. Перебежками вдоль берега и - в бой.

В бой идут на вёслах, разгоняются до 8-9 узлов. Но недолго. А под парусом вдвое медленнее.

***

Измученные долгой буксировкой тяжёлых парусников против ветра и течения, гребцы не могли разогнать свои корабли. И галеры, утратив главное боевое преимущество - скорость, последовали за удиравшими парусниками.

Итог: один захваченный с полным личным составом парусник, две уничтоженных галеры. Три парусника потеряли паруса вместе с мачтами - сами срубили, когда гореть сильно начало.

С нашей стороны из двухсот участников три десятка погибших и пропавших. Большинство - из команд брандеров. Не выплыли в холодной воде. Втрое раненных. Кому - царапина, а кому - уже глухая исповедь впору.

Дик провёл трубой по строю ширванской эскадры. Да, двух галер нет. В конце колонны видны три парусника с временными мачтами. Ага, они на мачты запасные реи пустили, а на реи... другие обломки. Рей на арабских парусниках составной, из двух половинок. Теперь и мачты такие же. Воевода как-то говорил о трёх-четырёхколенных мачтах. Таких пока ни они, ни мы не делаем, навыка нет. Паруса потому и стоят коряво. Флотилия пытается идти полным ходом, а эти... самоделки отстают.

Противник уже проиграл бой. Но этого ещё не понял. Придётся объяснять. Проиграл в тот момент, когда снялся с якорей у побережья и отправился домой. Теперь ни скорость галер в атаке, ни численность экипажей в абордаже - не существенны. Важна "длинная скорость" - способность долго держать хороший ход в открытом море. У "шилохвостов" - 15-18 вёрст, у этих - вдвое-втрое меньше.

Ещё забавнее то, что эскадра идёт со скоростью самого медленного корабля. И - рассыпается.

Дик ещё раз провёл трубой по строю ширванцев. Да, колонна рвётся, промежутки между кораблями растут. Ещё быстрее растут расстояния между группами кораблей. Три "инвалида", четыре шебеки и две небольших самбуки всё больше отстают от основной группы с "передником" во главе.

Шесть бател - трёхмачтовые парусники водоизмещением до двадцати - двадцати пяти тысяч пудов. Поболее "шилохвостов". Недавняя обновка. Пленные показали, что ширваншах Ахситан нанял мастеров откуда-то издалека, чуть ли не из Индии. Платит огромные деньги, чтобы те построили ему такие огромные корабли.

Большие парусники - транспортники, вполне уместны для переброски войск и захват городов на побережье, как в Саксине пытались. Да и после "очистки моря от разбойников" хорошо подойдут для перевозки грузов. Если бы у Ахситана всё получилось, он подмял бы под себя всю каспийскую торговлю.

"Зачем нам этот смех?" - Лучше уж мы сами. Похохочем.

***

На морях, окружающих арабские земли, дуют муссоны. Они - причина создания особого типа судов и парусного вооружения, названных арабскими или дхау (dhow, дау, доу).

Дхау - не тип судна, а его класс: парусник, приспособленный для перевозки товаров и людей, имеющий вместительные и оборудованные трюмы и каюты. Типов дхау в огромном регионе от Восточной Африки до Индостана более двух десятков.

Бател (бателла), падар, паттамар у индийцев; багла (бангла), зарук, самбук у арабов и вообще в Красном море; бедан, остроносый джалбаут с просторным трюмом и шеве в Персидском заливе; джахази и одам - для Восточной Африки и Лаккадивских островов; котья и тони - для Индии, Цейлона и Мальдивских островов.

Килевые суда с наборным корпусом из тикового дерева с Малабарского берега Индии, или из акации (после присоединения Египта к халифату). Штевни крепятся к килю, обшивка - прочная, благодаря шпангоутам и уплотнительному тросу между досками. Корма обильно украшена резьбой, ярко раскрашена. Корма - "визитная карточка": указывает, из каких краёв нахуда - капитан. Вместо гвоздей - деревянные шипы из бамбука или тросовые крепления из волокон кокосовой пальмы: арабы уверены, что дно Индийского океана представляет собой супермагнит, вытягивающий из кораблей все металлические части.

"Мы достигнем горы из чёрного камня, которую называют Магнитная гора, и наш корабль распадётся на части, и все гвозди корабля полетят к этой горе и пристанут к ней, так как Аллах великий вложил в магнитный камень тайну, именно ту, что к нему стремится все железное. И в этой горе много железа, а сколько - знает только Аллах великий, и с древних времён об эту гору разбивалось много кораблей. И вблизи моря стоит купол из жёлтой меди, утверждённой на десяти столбах, а на куполе находится всадник и конь из меди, а у этого всадника в руке медное копьё и на груди его повешена свинцовая доска, на которой вырезаны имена и заклинания".

Искренняя уверенность в таком... "полиметаллическом чуде" оставляет корабелу только бамбуковые шипы.

Треугольный парус лучше приспособлен для манёвров. Одна беда: латинский парус требует перетаскивания рея с борта на борт. Траектория нижнего конца рея пересекает вант. Смена галса - дурдом с разъёмом. Ванты делают разъёмными. Что существенно увеличивает трудозатраты.

Паруса обслуживает около 60 матросов (их на большом дау сотни), остальные непрерывно откачивают воду: доски в корпусе корабля сшиты. По краям досок - дырочки, через них пропущены нитки из жилок пальмовых листьев. Нитка порвалась - течь.

Характерный силуэт: длина киля - до трети длины всего судна; длинный (в длину киля) и сильно наклонённый балкоподобный форштевень, немного меньше ахтерштевень. Это сводит к минимуму снос судна при боковом ветре или течении, повышает его устойчивость на курсе, уменьшает бортовую качку. Отношение длины корпуса по ватерлинии к его ширине по мидель-шпангоуту 4:1.

В колонне, кроме бател и шебек, идут два кораблика самого популярного в арабском мире типа: самбук (самбука, санбук). При длине в двадцать метров и ширине около пяти - водоизмещение восемьдесят тонн, грузоподъемность - пятьдесят. Бывают и маленькие самбуки, под пятнадцать-двадцать тонн груза, и средние - двадцать-тридцать.

Острые обводы и низко сидящий корпус. Кормовой набор, острый в подводной части, постепенно расширяется и кверху от ватерлинии становится транцевым. Палуба прогибается от носа и переходит в настил кормовой каюты. Грот-мачта, в районе мидель-шпангоута, и бизань имеют одинаковый, примерно десятиградусный наклон вперед, на сильно скошенных составных реях - латинские паруса.

Корпус конопатится кокосовым волокном, пропитанным шахаму - смесью извести и китового жира или древесной смолы, покрывается слоем акульего жира. Дерево от гниения и древоточца пропитывают растительным маслом. Скорость - четыре узла, срок службы - одно-два столетия.

Основные цель Дика - шесть однотипных бателов недавней ширванской постройки. Их особенность - сплошная палуба и весьма приподнятая кормовая палуба-площадка - ахтердек.

На ахтердеке - музыкальная команда с громом барабанов и пронзительным визгом раковин. Какофония поддерживает боевой дух и готовность к бою.

Мачты имеют разный наклон вперед: фок и грот - до двадцати градусов, бизань - до шести. Рей грот-мачты постоянно развернут к правому борту, бизани - к левому, что позволяет при смене галсов делать поворот оверштаг или фордевинд по выбору.

Длина - 40, ширина - 10 м. Окраска: нижняя часть корпуса - кремовая; верхняя часть - зеленая или красная.

***

-- Ишь, разукрасились-то. В бубны бьют, в дудки дудят. Чисто скоморохи. Ежели над ухом так визжать да завывать - в бой идти за облегчение. А чего ты взад глядишь?

Дик, развернувшись к корме, внимательно разглядывал отстающий хвост ширванского строя.

-- Смотрю, Аким Янович, что на шебеках за вёсла взялись. Если они толпой навалятся - Нечаю тяжко придётся.

Последним в русской колонне идёт "Крапчатый Шилохвост" под командой Нечая.

Выходили из Всеволжска - было три корабля и три капитана. Одного снял - лопух оказался, второй уже в Саксине в последний момент чего-то не то съел. Оставил с поносом договариваться. Вот и пришлось один корабль взять под свою прямую команду, а на другой Нечая поставить.

Парень год по земле ходил, но науку, вроде бы, не забыл. Однако, если галеры его догонят да грамотно навалятся... а там остальные отставшие подойдут...

-- Верховой! Расстояние!

Дальномерщик с грот-марса ответил немедленно. Юношеский прерывающийся голосок провозгласил:

-- До передника девятьсот!

Разглядывающий вражескую эскадру боярин возмутился:

-- Как это?! Чего это?! У тя слуги вовсе ума лишись? Или бельма залили? Девять сот саженей?! Да здесь и половины нет!

-- Ты, боярин, в корабельном деле худо понимаешь. Мы меряем в верстах да в локтях. Шли бы вы, гости дорогие, в покои свои. Мешаете только.

И, переведя взгляд на священника, добавил:

-- Там и помолитесь. Об одолении басурман и победе оружия православного.

Боярин уже открыл рот, чтобы одёрнуть невежу-сопляка, но Аким, пытавшийся ковырять пальцем стойку рулевого колеса, вдруг оторвался от этого увлекательного занятия:

-- И то правда. Чегой-то меня ветерком захолодило. Мда... не надо отрокам в забавах их мешаться. Наиграются - расскажут. Пойду-ка я.

Следом двинулся поп. Чуть замешкался, поджидая движения своего князя, Боброк. Понятно же, что сейчас начнётся бой. Начнут стрелы кидать. А тут ни щитов, ни стен. Даже брони не вздели.

Дик старательно держал внимательное, вежливо-уважительное, вовсе не понукающее выражение на лице. И повторял про себя частушку, услышанную от Воеводы ещё на первой "Ласточке":

"Плывёт, плывёт кораблик,

Кораблик золотой,

Везёт, везёт подарки,

Врагу на смертный бой.

На палубе матросы

Свистят, снуют, спешат,

На палубе матросы -

Шешьнадцать волгожат.

Ведёт кораблик утка,

Испытанный моряк.

- Пришли! - сказала утка. -

Работаем! Кряк-кряк!".

Глава 633

Едва пассажиры спустились с юта на шканцы, как Дик выдохнул и скомандовал:

-- Баллисты! Правый борт - к бою! Самострелы - на нос!

Из люка в палубе выскочили арбалетчики со своими здоровенными "башенными" щитами с откидывающимися упорами, побежали к носовой надстройке. Следом разбежались на бак и на ют "верхние половинки" расчётов баллист с ящиками со снарядами. Где-то под палубой, согласно боевому расписанию направились к своим местам с педалями "нижние половинки". Дальномерщик периодически выкрикивал дистанцию до флагмана ширванцев.

Уже можно, но ещё не надо. Штабные игры во Всеволжске показали варианты тактики начала боя в разных условиях.

-- Наш ход - второй, - прошептал про себя Дик и снова с тревогой начал осматривать хвост своей эскадры.

Соседний в строю "Серый Шилохвост", как и положено мателоту, следовал за флагманом, выходя на траверз третьему из ширванцев. А вот "Крапчатый" отставал. Собираясь, похоже, дать бой кинувшимся вдогонку шебекам и самбукам.

-- На вёслах они быстрее. Как долго они смогут такой темп держать? Подождать часок на параллельном курсе? А когда шебеки отвалятся - взяться за бателы?

"Она (в смысле: эскадра ширванцев) бежит, он (в смысле: Дик) её догоняет".

Хорошо бы измотать "её" длинной погоней. Чтобы выдохлась и угомонилась. Но что делать, если "она" остановится? Как в жизни, так и в морском сражении такая перспектива вызывала тревогу.

Сомнения разрешил адмирал ширванцев.

-- А не слишком ли быстро я бегу? - Подумала "она" и решила притормозить: на флагмане начали убирать паруса.

Эскадра противника замедляла ход и сжималась.

-- Махальщик! На "Серый": начинай с четвёртого. На "Крапчатый": хвост - твой.

На корабле заскрипели шкивы и тали, принимая шкоты и гордени, паруса подтягивали к реям, судно продолжало ещё довольно быстро идти вперёд, рискуя проскочить мимо флагмана противника.

-- Четыре риски право.

"Шилохвост" чуть изменил курс, скорость сближения возросла, выкрики дальномерщика, отсчитывающего сотни локтей оставшейся дистанции, зазвучали чаще. Музкоманда на ахтердеке флагмана ширванцев вдруг возопила по-новому, задудела как-то особенно противно: к поручням площадки выскочила пара десятков лучников. На бателе что-то завизжали насчёт аллаха и пророка, мир им обоим, разнонаправленно зашлись в визге раковины, и стайка стрел взметнулась в сторону "Чёрного Шилохвоста". Половина попадала в воду, несколько штук воткнулась в паруса и в палубу.

Дик счастливо, несколько смущённо, улыбнулся.

-- Ну вот. Второй ход - наш. Слушай мою команду! Кряк-кряк!

Первый морской бой в нашей истории. Все, что было сделано, не сделано или могло быть сделано по другому в этом бою - многократно, годами обсуждалось, пережёвывалось. Одни детали проведения боя оказались неуместными, отмерли. Другие вошли в "золотую сокровищницу", в арсенал профессиональных приёмов военного моряка Всеволжска. Были среди них и особенности, смысла не имеющие, но прижившиеся.

Мечники начинают атаку по команде "бой!", стрелки по команде "пуск!". А вот у моряков боевой клич - "кряк-кряк!". Этой команды нет ни в одном морском уставе, в наставлениях. Но они командуют вот так. И никакие попытки извести такую команду, вплоть до дисциплинарных взысканий - успеха не имели. Загадочная морская душа.

В начале зимы, когда во Всеволжске закончилась навигация и реко-ходы поставили свои лайбы на прикол (не "по" приколу, а именно "на") я устроил суровый "разбор полётов". Такой... многосерийный.

Начал-то с "горящего".

Они, факеншит, как дети малые: поразбросали игрушки и радуются. А убирать кто будет? Консервация корабля на зиму - занятие трудоёмкое, не яркое. Героизмом там не посверкаешь. Зато "засверкали" уши у всех. И у Дика тоже.

Вторая серия - награды.

Ребятки за сезон немало наворотили. Я уже вспоминал подробно про Белозёрскую операцию, про бой на озере, блокаду Шексны, проводку каравана из Мологи в Саксин. А ведь крутились и дела на Каме, Вятке, Ветлуге. Очень важное, как оказалось, продвижение к Белому морю по Северной Двине и по Ваче. Тут критичны не чисто флотские дела, но их место в общегосударственных.

К моменту "Новгородского умиротворения" мы находились "в сильной позиции". Могли "хотеть" - обоснованно.

Много раз повторял уже: "самое главное - свобода хотеть". А уж получить желаемое... дело техники. Об этом - позже.

Короче: ребята сделали нехудые дела. И были за то обоснованно награждены.

Дику - шапку боярскую. Первый на "Святой Руси" боярин из водоплавающих. Не за конную рубку, не за взятие крепости или оборону - за бой на воде. Небывальщина-невидальщина? - Да. Для меня - одна из многих.

Другим - повышения в чине, в должности, ордена.

Я, когда придумал "Табель о рангах", установил, что между двумя награждениями не должно быть менее года. Теперь пожинаю собственный запрет: есть ребята, которые, по делам своим, и двух награждений за сезон заслуживают.

Ещё: есть соответствие между чином и должностью. Должности возникают вместе с задачами, а звездей на погонах мало. По хорошему на кораблик типа "шилохвост" надо сотника ставить, а мы и турманов толковых вдосталь найти не можем. Очередные вариации "дефицита кадров".

Третья серия состояла в разборе ошибок. И по собственно боестолкновениям, но более по подготовке судов и управлению ими в критических ситуациях. Увы, и здесь я находил немало примеров для стыда. По всему спектру наших плавсредств.

Факеншит! Включая наплавные мельницы!

"Наша соображалка - лучшая в мире" - это правда. Но когда стаю домашних гусей запрягают в постромки, чтобы тащить наплавную мельницу... А потом просят моего Курта ими управлять, пугая волчьим рыком то с одной стороны, то с другой...

Мда... мои воспитанники. Вспомнилось мне, как однажды, на подворье Смоленского князя, я рождественским гусям звёзды на крыльях углём рисовал. А потом они в атаку на гусятниц ходили... У гусей, знаете ли, бывают инфаркты. Если сразу заметить, то очень вкусными получаются. Особенно требушки.

Четвёртый заход, уже после Рождества, состоял именно в разборе тактики боя на воде.

Начав, как с анекдота, с рассказа о моём бое с ушкуйниками в первые недели существования Всеволжска, с погони за девко-крадами ещё в Пердуновке, я попытался донести до сведения небольшой к тому времени группы, свой многократный разрыв шаблона в этой части.

***

Как представляется морской бой человеку 21 в.? - А никак.

Где-то вдруг выперлось из-под льда, громоздя торосы и пугая медведей, что-то подводное. Заревело, зарычало, огнём во все стороны ливануло. Пошла. Не то - "Булава", не то - "Синева". В смысле: стукнет - посинеешь.

На другом конце шарика - лоханка. Плавает себе. Гордо. Согласно плану плавания и стратегии доношения благой вести.

Ой, виноват: общечеловеческих ценностей. До нашего общего, знаете ли, человечества и ему подобных.

Тут - бздынь. И жаренные ошмётки до горизонта.

Морское боестолкновение. Извиняюсь.

В качестве чисто локальной мелочи с этикеткой "прокси-война" можно представить атаку группы торпедных катеров на эсминец. Убивают в таких атаках в реале - реально. Но "диванного стратега" такое не греет - развернуться негде.

Более продвинутый персонаж вообразит бой линкоров и крейсеров типа Второй мировой. Здесь существенными элементами являются самолёты и подводные лодки.

Озабоченные нашим патриотизмом в Маньчжурии вспомнят Цусиму.

Этого здесь нет и быть не может. Не в смысле разгрома, а смысле тактики. Исполнить "крышку Т над флагманом эскадры противника" по указанию адмирала Того - не того. В смысле: невозможно. Не потому, что Того или, там, Этого ещё нет, а потому, что нет кораблей с моторами.

Да ну? - Ну. И вся тактика, производная от способности корабля двигаться в любом направлении - исчезает не родившись. Хотя и здесь есть... нюанс. Который в наших условиях необходимо учитывать. О чём - чуть позже.

До этого на море бились парусные эскадры. Парусные корабли не могут атаковать друг друга на встречных курсах.

Ме-едле-енно.

У парусников нет встречного боя.

Да, можно заставить два парусника идти встречными галсами в галфинд. А провести так эскадренный бой невозможно.

При боковом ветре судно имеет сильный крен. Орудия главного калибра стоят на нижних артиллерийских палубах в портах, а не в палубных поворачивающихся башнях, как у линкоров. Пушки парусников в крене смотрят либо в небо, либо в воду. И - прямо перед собой.

Другое - скорость. Два парусника на встречных курсах расходятся со скоростью в сорок км/час. А пушка бьёт на 1-3 км. Но попадания на дистанцию более 150-200 м. редки.

Скорострельность корабельных орудий XVI-XVII вв.: у крупнокалиберных пушек - 1 выстрел за 30 минут, малокалиберных - за 15 минут. Много операций, которые необходимо выполнить для выстрела: переместить пушку так, чтобы ее дуло оказалось внутри корпуса судна, охладить водой, прочистить канал ствола банником; посредством шуфлы (медно-латунный совок с длинной рукояткой) ввести в ствол порох; закатить ядро; забить пыж; переместить орудие в положение стрельбы и закрепить его лафет талями; насыпать порох в запальное отверстие, поднести горящий фитиль.

Артиллерийская дуэль начиналась кораблями "на половину пистолетного выстрела". Это много меньше предельной дальности стрельбы полевой артиллерии: дело в вероятности попадания ядра в цель и нанесения при этом хоть какого-то урона. Вероятность попадания в противника на дальности в 2000 или даже 1000 м весьма мала, а время перезарядки столь велико, что шанса на второй залп противник может не предоставить, сблизившись с разряженным бортом корабля и произведя эффективный залп с близкой дистанции.

Прогресс не остановим и, например, главный калибр корабля Нельсона "Виктори" (32-фунтовые пушки) производил выстрел за 2 минуты, при этом дальность прямого выстрела - 400 ярдов (ок. 350 м.), а железное ядро на этой дистанции пробивало до 42 дюймов (ок.106 см) дубового массива: попадание с такой дистанции наносило большое повреждение. Таблицы стрельбы для 32-фунтовок "Виктори" составлены для дистанций до 5000 ярдов.

Подобное - редкость. При Трафальгаре на один франко-испанский залп приходилось три британских - канониры Нельсона значительно быстрее перезаряжали орудия. Но, пожалуй, главное: Вильнёв с опозданием принял решение о повороте эскадры. В результате британцы шли в фордевинде, а флот союзников оказался растянутым подковой поперёк ветра и был разрезан двумя прорывающимися сквозь него колоннами британских кораблей.

Два парусника "пробегая" мимо друг друга, могут успеть дать по одному залпу. А уж эскадры, состоящие всегда из разнотипных кораблей, просто невозможно так построить и удержать.

Эта идея доходила до меня постепенно и болезненно.

На реке - не так. На реке, как и на озере, взамен моторов есть вёсла.

На море есть галеры или парусно-гребные ушкуи.

У морских парусников вёсел нет. - Удивительно. - А вы не знали?

Пласт картинок, сведений, представлений попандопулы, относящийся к морским сражениям 17-18 веков, пропускает... Много чего пропускает. Включая критическое: прелюдию.

Факеншит! Коллеги, если вы пропускаете прелюдию в сексе, то размножиться вам, может быть, и удастся. А вот удовольствия получить... В битве ещё хуже: и потомства не останется.

Прелюдия морской битвы состоит в длительном маневрировании эскадр ввиду друг друга в попытках "выиграть ветер". Две кильватерные колонны очередных "белокрылых пенителей морей" медленно сближаются, двигаясь почти параллельными курсами.

Какие трагедии при этом разыгрываются... Просто от мелочи - от ветерка. То он ослаб, то он поменялся. А предвидеть это ты часто не можешь. Вот задул вдруг весной в Сирте западный ветер. Хотя обычно в этот сезон - восточный. Только один день. И Западной Римской империи - кранты безвозвратно.

И это не единственный случай, когда ветерок задул не туда. И целые империи... медным тазом. Или - наоборот.

Миллионы людей что-то делают, платят налоги. Десятки тысяч мастеров потеют-надрываются - строят флот. Тысячи воинов и моряков в тяжких и опасных трудах осваивают боевые и морские навыки. Вплоть до акробатики с остро-заточенным без страховки. Воспитывают в себе презрение к опасности и любовь к родине. Мудрые флото- и полководцы изучают древние трактаты, не спят ночами, придумывая и планируя, засылают лазутчиков, некоторых из которых ловят, те героически умирают под пытками...

Короче - движуха. На пределе имперических сил.

А тут - бздынь. Ветер - не тот. И всё вот такое... утопло. С мечтами, надеждами, геройством, мастерством, любовями и ненавистями... потраченными деньгами, в конце концов!

Обидно, понимаешь...

Так что морской бой парусников - занятие для сильно стоистических. Или - фатальнутых.

Есть другой вариант: "бой на якоре". Одна эскадра стоит, другая на неё наезжает. По ветру, естественно.

Постоянная хохмочка турецких адмиралов 18 в. - убеждать гос.руководство:

-- Не скажу за поход, но стоя! Всем дадим! В смысле: прос...ться до кровавых слёз.

Было (в РИ) несколько болезненных разочарований.

Вот две эскадры на ходу - топ-топ гуськом - сблизились. На версту, или милю, или на пистолетный выстрел. Или сколько кому нравится. И начали кидать друг в друга ядра. Издалека. Потому как ядра по воде блинчиками - блим-блим-блим - рикошетят.

Клубы белого порохового дыма, грохот пушек...

"Молния" на берег:

"Гром победы!

Раздевайся!

Веселимся!

Храбрый Росс".

Пороха у меня нет, пушек - нет. Мда... а повеселиться-то хочется. И не только Х.Россу, но и всем, берегами оснащённым.

Вот тогда, а в реале - прежде всего остального, на поле морского боя (или правильнее - в море полевой битвы?) появляются гребные суда. Галеры. Военные атакующие корабли. Их строят древние греки и римляне, венецианцы и алжирские пираты. А парусники? - Это не для боя. Это - транспортники. Именно так в эти годы Саладин строит флот в Египте.

Предки славных фрегатов и корветов эту эпоху - просто большие плавучие коробки.

"Либерти" - дешёвые упаковки для наших товаров".

Главные тактические приёмы морского боя от Древности до Позднего Средневековья: таран и абордаж. Парусникам в таком бою не хватает скорости и манёвренности. Их задача вспомогательная: подойти, убрать паруса, встать на якорь. Тогда стрелки с высокого борта могут выбить экипажи противника. А потом главное: атака галер.

"Весёлый Роджер - чёрный флаг,

Над мачтой с ветром буйным бьётся.

По морю в полных парусах,

На абордаж корабль несётся".

Не-а. "По морю в полных парусах на абордаж" - не носятся.

Абордаж "в полных парусах" сродни выпрыгиванию из вагона идущего полным ходом поезда. Помимо острой враждебности "принимающей стороны".

Перед абордажем нужно лишить цель хода. Для этого сбить ей мачты, паруса. Если у преследователя есть пушки - понятно чем. А если нет? Зажигалками закидать? И после подогнать к такому плывущему костру своё? Такое же деревянное, просмолённое и парусиной со всех сторон занавешенное?

Несколько веков назад на Балтике (у викингов) и в Средиземном море (в "битве мачт") был в ходу ещё один приём: корабли связывали плотно борт к борту. Получалась большая площадка для сухопутного пешего боя. Две таких площадки и сталкивались в море. Теперь так не делают. Хотя бывают отдельные... знатоки.

24 июня 1340 г. в битве при Слёйсе французы выполнили свою половину подобного безобразия: французский командующий решил преградить англичанам путь в бухту Звин, воды которой омывали пристани Брюгге, соединив цепями корабли от одного берега до другого. Французские корабли были построены в 4 линии, причём галеры поставлены во вторую.

Англичане развернулись в три линии и не стали сковываться. Вторая "площадка" пришла на встречу россыпью. Английские суда атаковали французскую эскадру по всему фронту. Битва продолжалась весь день и закончилась полным поражением французов - ввиду большей маневренности и подвижности английских кораблей. Сыграла свою роль и скорострельность английских лучников. После битвы англичане шутили: "Если бы Бог дал рыбе возможность говорить, то она заговорила бы по-французски, так как съела очень много французов".

В 1669 г. в "битве у Свиного острова" персы повторили эту же ошибку: сцепили свои суда цепями, чтобы окружить Степана Разина. Казаки воспользовались этим и пустили ко дну флагманский корабль противника, после чего уничтожили весь его флот. В плен к разинцам попал сын командующего Мамед-хана - Шабын-Дебей ("Шаболда"), которого разинцы впоследствии передали русским властям. Легенда считает, что в этом сражении была захвачена также и дочь командующего персидским флотом, ставшая той самой "персидской княжной".

На море огнестрел впервые применили в 1200 г. арагонцы против флота Анжу - "громовые трубки" (cannuncole). В 1281 г. уже бомбарда, в 1304 г. казнозарядные однофунтовые орудия генуэзского адмирала Раниеро Гримальди на службе французскому королю.

Прикол в том, что корабельная артиллерия не стреляет по кораблю.

Все слышали? Пар-радокс? - Ага.

Уточню: не стреляет - по корпусу. Потому что потопить деревянный корабль очень тяжело.

С чем сравнить? - Бой лесовоза "Ижора" с линкором "Тирпиц".

В конце февраля 1942 г. из Мурманска в Рейкьявик вышел конвой QP-8. В нём, с грузом пиломатериалов, шла "Ижора". Старое тихоходное судно из-за усиления ветра и неисправности двигателя стало отставать.

Немецкий судовой журнал, 8 марта:

"16.45 Великолепная видимость. По курсу 10 градусов обнаружен сильный дымный след... видна труба и две мачты парохода, следующего курсом на запад".

"17.25 Пароходу приказано застопорить ход и запрещено использовать радиосвязь. Перед его носом производится предупредительный выстрел снарядом калибра 37 мм. Пароход прекращает движение".

После чего "Ижора" не только вышла в эфир, предупреждая всех о вражеском линкоре на коммуникациях, но и открыла огонь из своего единственного 37 мм орудия. Немцы видели женский боевой расчет кормового орудия "Ижоры", который вел по ним огонь. Эсминцы из сопровождения "Тирпица" стреляли практически в упор, но ни через 5 минут, ни через полчаса "Ижора" не затонула. Радиопередача прекратилась, поскольку была разбита радиорубка и убит радист, но теперь дым от горящего корабля был виден издалека, демаскируя немцев.

"Ижора" не тонула. Немцы не верили в происходящее. Капитану "Тирпица" предложили стрельнуть в лесовоз, но тот отказался: "Тирпиц" стреляет золотом". Эсминцы произвели по транспорту 11 выстрелов орудиями 150 мм, 43 - 127 мм, 82 - 37 мм, выпустили 2 торпеды.

Утопили лесовоз только нетривиально: "Friedrich Inn" прошел впритирку с бортом "Ижоры" и сбросил бомбы, установленные на минимальную глубину подрыва. В 18 часов 13 минут "Ижора" пошла ко дну почти час продержавшись против линкора и трёх эсминцев.

"Тирпиц" был вынужден вернуться на базу. 24 английских торпеды с прилетевших торпедоносцев в него не попали, но больше сильнейший корабль Третьего рейха в море не выходил.

До сер. 19 в. все корабли деревянные.

Крупные деревянные линейные корабли и фрегаты, с толстыми (от полуметра до метра и более) деревянными бортами, малочувствительны к сферическим ядрам гладкоствольной артиллерии. Ядра застревают в толстых досках; проломить их можно лишь с небольших дистанций. Пробоины у ватерлинии, угрожающие затоплением, невелики из-за малого калибра ядер, легко заделывались изнутри - пробками, снаружи - подведением пластыря. Чтобы вывести из строя парусный линейный корабль требовалось огромное количество (1.5 - 2.0 тыс.) попаданий, которого удавалось достичь, только сконцентрировав против одной цели огонь нескольких кораблей. Морские сражения носили затяжной и зачастую нерешительный характер.

Даже тяжёлые орудия пробивали толстый деревянный борт лишь с расстояния 100-150 м, то есть сравнимого с длиной самих кораблей, не нанося при этом существенного ущерба. Артиллерийская дуэль могла продолжаться часами, до полного уничтожения экипажа противника.

А теперь сравните с ситуацией, когда два парусника проносятся мимо друг друга на встречных галсах с суммарной скоростью 40км/час. Для единственного эффективного выстрела - 8-15 секунд. Сделайте за это время пару тысяч попаданий.

Утопить деревянный корабль пушечными ядрами крайне тяжело. Пока экипаж дееспособен - практически невозможно.

Поджечь деревянный корабль ядрами крайне тяжело. Пока экипаж... аналогично.

Поэтому для парусников чётко определена последовательность: выбить экипаж, сбить рангоут. Стоящего обескровленного противника - взять на абордаж или/и сжечь.

Для этого веками создавалось множество модификаций пушечного ядра: книппели, брандскугели, калёные ядра, "ножницы", разрывные бомбы. Против экипажа и рангоута, но не против самого корабля.

В сер. 19 в. ситуация изменилась.

Пушка Пексана стреляла с больших дистанций снарядами с большим разрывным зарядом. Бомбы тяжёлого бомбического орудия в борту деревянного корабля делали брешь площадью более квадратного метра, поэтому на дистанциях 500-1000 м. деревянный корабль мог быть потоплен 20-25 выстрелами.

Тяжёлые бомбы (80 фунтов при основном калибре французского флота в те годы - 30) с невысокой начальной скоростью. Кинетическая энергия - за счёт большого веса; перегрузка при выстреле сравнительно невелика, риск детонации бомбы в стволе допустимо мал (хотя подобные случаи не были редкостью). Попадая в борт корабля противника, бомба своей массой проламывала доски и застревала в борту. Взрыв приводил к сильнейшему разрушению деревянных конструкций, возникновению множества очагов возгорания и разлету деревянных обломков и осколков оболочки самой бомбы, смертельно опасных для экипажа.

Идея "пушки Пексана" состоит, на мой взгляд, в том, что улучшив качество снаряда, сделав его более разрушительным, можно снизить требования к его метателю. Так "умные" крылатые ракеты запускают с довольно слабеньких малотоннажных кораблей. Простенький баркас - каспийская "рыбница" - потопила белогвардейский крейсер подцепленной под дно торпедой.

22 сентября 1914 года немецкая подводная лодка U-9 в Северном море последовательно потопила три британских броненосных крейсера "Абукир", "Хог" и "Кресси". Совокупные потери англичан - 1459 чел. U-9 несравнима по сложности, стоимости, вооружению с эскадрой крейсеров. Но у немцев были торпеды. А у англичан не было навыков и средств борьбы с ними.

Современные мне здесь метатели достаточно хороши. Я уже рассказывал, что требушет с семиметровой "шеей" закидывает снаряд в 40 кг за 300 м. Если эти 40 кг - нитроглицерин, то какая крепость выдержит такую бомбардировку?

Мы одновременно повышали качество (и разнообразие) и "средств доставки", и самих снарядов.

Другое ключевое изменение на флоте в сер. 19 в. - винтовой движитель и мощные паровые машины. Независящий от ветра паровичок мог с лёгкостью держаться с носа или кормы парусного оппонента, обратив всю мощь своей бортовой батареи против немногочисленных погонных или ретирадных орудий парусника. Пароходы лучше маневрировали в ограниченных акваториях и могли, почти не теряя скорости, идти против ветра.

***

А теперь оцените наше с Диком... волнение.

Основное судно в здешнем морском бою - галера. У нас их нет. А у всякого прибрежного владетеля - есть. У кого - 1-2, у кого - десятки. То, что самые разные мореплаватели попытаются напасть на наши парусники - очевидно. Потому что всё, что везёт груз - на суше или на море, не важно - "плохо лежит". Даже если и плывёт. Есть кому-нибудь цель для грабежа.

Хорошо, что нет ещё запорожских "чаек", которые "атакуют по восемь в ряд". Но и нынче, пока "они там все" не поймут, что после попытки нападения живых нападающих не остаётся - они будут повторять пытаться. Или здесь правильнее: пытаться повторять? - Короче: безобразничать.

А пушек у меня нет... Ни бомбических, ни простых. Пороха нет вообще. Паровой машины для корабля... аналогично.

Я уже плакался про "Святую Русь"? - Как чего-то надо - всегда нет. Не завезли, факеншит! И как быть, что делать... Уж-жас!

А торговлю с халифатом надо восстанавливать немедленно... А все прикаспийские деятели при слове "русы" вспоминают разгромы двухвековой давности, хватаются за ножики, кричат "джихад", брызжут слюнями и лезут в драку.

Пришлось нам несколько... призадуматься.

Дик широко перекрестился и, подхватив рупор, рявкнул в сторону носа:

-- Самострелам - бой!

Восемь арбалетчиков на носовой надстройке дали залп и, прикрываясь установленными стационарными щитами, "уронили" самострелы "к ноге". "Стремянной" арбалет, при наличии навыка, заряжается быстро, а двухсотфунтовое натяжение тетивы даёт достаточною дальность.

***

Чисто для знатоков.

Что русский "перестрел", что английский - 200-250 м. При стофунтовом натяжении.

Нормальный человек может подтянуться на двух руках в одежде. Т.е. 80-90 кг., 200 фунтов.

Загоняешь стрелков на турник. И - вперёд. По тридцать раз. По количеству стрел в колчане. Я так ещё в Пердуновке Ольбега гонял. Отдохнул? - Повторяем.

Вешаем на передний конец арбалета стремя. Уронил передом, ногу в стремя вставил, согнулся, заряжальные рукояти по обе стороны от ложа ухватил, к себе подтянул.

Как на турнике. Там-то не понять - то ли ты себя к перекладине подтягиваешься, то ли её со своим пупком знакомишь.

По нормативам 21 в. на I разряд штанги при своём весе в 80 кг. надо рвануть почти на треть больше. Но мы не настаиваем.

Для второго упора, чтобы не играло - приклад.

У нынешних арбалетов такого нет. Приклад - наследие порохового оружия: чтобы у стрелка перед носом огонь фонтаном не вылетал, глаза не выжигал. В Европе в РИ арбалеты получат приклады уже после распространения разных... аркебуз.

Результат: дальность - вдвое, точность (с простейшим прицелом) - вчетверо. Причём на весь колчан, а не так, как у здешних лучников: первые две-три точно кладут, а потом... или отдохнуть надо, или "мушка уехала". Хотя на здешних луках, в отличие от моих, мушки нет вовсе. Скорострельность, правда, меньше, чем у луков - 8-10 стрел в минуту, против 15-20 у моих лучников. Но в корабельном бое на дистанции - скорострельность не сильно нужна.

Напомню: основная задача корабельной артиллерии - выбить экипаж. Основная дистанция пушечного боя грядущих эпох: 100-150 м.

Для сравнения: для фузеи 1777 г. нормальная дистанция для стрельбы - 150 м, предельная - 250 м. Это соответствует нормативам профессионального средневекового лучника. Араба, турка, англичанина или русского.

Выпустить в день из фузеи более 60 зарядов невозможно - ствол загрязняется, вести огонь опасно. Каждые 50, а лучше 30 выстрелов - менять кремень, каждые несколько выстрелов прочищать от нагара затравочное отверстие. При надлежащем уходе вероятность осечки в хорошую погоду составляла 8--15%. Из фузеи времён Полтавы особо опытные стрелки совершали до четырех выстрелов в минуту.

Так это огромный прогресс! Во время стрельб 1620 г. стрелок из войск Густава Адольфа из мушкета за 5 минут произвёл 6 выстрелов, стреляя на скорость и меткость.

Почему мои стреляют чаще? - Операций меньше.

Наставление по зарядке фузеи включает команды: поставить курок на предохранительный взвод, открыть крышку затравочной полки, достать патрон из патронной сумки (висит на правом боку через плечо либо спереди на поясе), надкусить бумажный патрон, высыпать часть пороха на полку, закрыть её, поставить прикладом на землю, остатки пороха - в ствол, туда же бумажный патрон с пулей (бумага - пыж), прибить пулю шомполом (несколько раз), поднять к плечу, курок - на боевой взвод. После щелчка курка - 2-3 секунды до выстрела.

Вот, хоть и ручной арбалет, а основную задачу морского боя на основной дистанции решает.

Решает - отчасти.

Потому что выбивает только палубную команду.

Потому что другая часть основной задачи: лишить хода, уничтожить паруса - у парусника, гребцов и вёсла - у гребного судна.

***

Дик вскинул к глазу трубу. Западно-тюркские комоны (турецкие луки) на такой дистанции работают только навесом. А вот самострелы позволяют бить настильно. Что меняет точность принципиально: от десятка локтей до двух-трёх вершков.

Что и наблюдаем. По крайней мере трёх стрелков выбили.

"Побеждает не тот, кто стреляет первым, а тот, кто первым попадает".

Поймал взгляд десятника самострельщиков и радостно показал три пальца. Потом сжал кулак и резко растопырил. Десятник кивнул и скомандовал своим людям:

-- По готовности - пуск!

-- А я?! А мы?!

Чуть не повизгивающий от возбуждения командир задней правой аркбалисты, чуть не выплясывающий в нетерпении по площадке юта, смутился под взглядом капитана от столь яркого проявления своей невыдержанности. Дик сперва нахмурился от недисциплированности. Как голодный птенец желторотый. "Голодный" - до боя.

Потом разулыбался:

-- Потерпи. Далеко ещё.

И снова поднеся к губам рупор, рявкнул в сторону бака:

-- Правый первый! Живот шесть! Заряжай!

Повернулся к вытянувшемуся перед ним смущённому парню:

-- Тоже самое. Исполняй. И не суетись.

Дети. Ну совершенные дети. Рвутся в бой как в пятнашки поиграть. Нервничают, переживают. Торопятся. Будто у них игрушку отберут.

Дик по-отечески улыбнулся. Уж он-то, столько лет под парусом... и из этих толк будет. Если выживут.

Заряжающий осторожно вытащил из ящика снаряд с маркировкой "ж-6", аккуратно уложил его в ложе орудия, скрутив предварительно предохранительный колпачок.

***

Снова для знатоков. Нормальный лучник закидывает стрелу в 50 гр. за 200 м. при усилии в 100 фунтов. Арбалетчик, "подтягиваясь" на стремянном арбалете, развивает 200 фунтов. Два заряжающих на "велосипедных педалях" (рычаг второго рода) - 800.

На "шилохвостах" на аркбалисты уже поставили "овальные" звёзды. Подобно овальным блокам на моих луках. Достоинство - повышенная эффективность педалирования. В процессе вращения усилие прикладывается неравномерно, овальные звезды лучше распределяют нагрузку. По ощущениям такая звезда более "круглая", нежели обычные.

Подвесной блок, снижая скорость заряжания, позволяет удвоить усилие - 1600. Отработано ещё на первых "водомерках". На большом корабле положение орудия стабильное: можно и блок подвесить. Для ручного арбалета так не сделать.

Все оси хорошо смазываются: колёсная мазь же ж! Вовсюда! Ещё с Пердуновки.

Уменьшение дистанции вдвое позволяет увеличить вес снаряда ещё втрое. Я это подробно описывал, рассказывая о требушетах.

"Кпд": часть усилий теряется в механизме, часть снаряда - не заряд, а корпус. Оба коэффициента - по 0.8.

Тогда 4800 гр. х 0.8 х 0.8 = 3072 гр. Вчетверо-вшестеро больше заряда "коктейля Молотова". И падает он не на танковую броню, откуда естественным образом скатывается, брошенный человеческой рукой с дистанции 50 м. из слабозакрытого положения под огнём противодействующего противника.

Здесь орудие закрыто щитами, противодействие - малоэффективно, дистанция 100 м. Красноармейца с бутылкой, высунувшегося по пояс из окопа для броска, можно подстрелить. А здесь никто ниоткуда не высовывается. И падает снаряд на сухую, прожаренную солнцем и проветриваемую морским ветром, деревянную палубу. Просмолённую и промасленную, чтобы древоточцы не кушали. Да и пеньковый запал, соответственно пропитанный, погасить не просто.

В спецназе говорят: "В рукопашной схватке побеждает тот, у кого больше патронов". И добавляют: "Эффективный огонь - точный огонь". Надо - "точно".

***

Мы, обсуждая довольно умозрительно - никогда ж прежде не было! - бой морской эскадры, предполагали трёхходовку:

- догнать, сокращая дистанцию до 200 м;

- арбалетами прогнать с палубы экипаж, сокращая дистанцию до 100 м;

- отработать по пустой палубе зажигалками, не выпуская противника из укрытий стрелами.

Абордаж, "сваливание борт о борт" - не предполагался.

"Гори-сияй ты всё огнём".

Сама-само-сам.

С минимальным риском собственного возгорания.

"Ж" от "жечь" - зажигательная смесь, "6" - номер смеси. Воевода что-то говорил про напалм, грустил, что чего-то ему не хватает, полистрола какого-то. Фиг его знает что это, но "ж-6" горит хорошо. Даже на мокрых поверхностях и сильно не растекается. Проверяли на полигоне - работает. Лучшее, из того что есть на корабле. Жаль - мало.

Воевода обещал, что будут когда-нибудь снаряды с ещё более "злой" начинкой. Тогда можно будет уменьшить их вес и вернуться с половинной на основную дистанцию. Или баллисты помощнее придумает. А пока... Пока надо попасть.

Глава 634

Дик снова оглядел поле готового вот-вот начаться боя. "Серый" увеличил дистанцию и сближался с четвёртым бателом в строю ширванцев. А "Крапчатый", убрав все паруса, кроме носовых кливеров, отставал, оставаясь мористее, поджидая догоняющие его шебеки. Ещё дальше, в паре вёрст, три "инвалида" упорно торопились к "общему веселью".

На флагмане лучники вытянулись в рядок уже вдоль всего борта от кормы до носа, стрелы летели густо, правый борт становился похож на лист папоротника - много тоненького, торчит и дрожит, парусная команда убралась в твиндек. Оставшиеся на открытом месте подняли башенные щиты.

-- Толку от них... Толк - есть, - поправил сам себя Дик, инстинктивно отшатнувшись от удара стрелы в щит, выглядывая из-за которого он наблюдал за противником.

Бой на море начинается с максимальных дистанций. Воевода говорил, что будут, где-то, когда-то, такие... баллисты. Которые за сорок вёрст полста пудов закинут. А пока пускают стрелы. Наибольшая дальность - навесом. А щит от падающей стрелы... на голову его не наденешь. А жаль.

Придурки перешли с следующему этапу этой своей глупости - попытки отбиться и выжить. Зря, только пропотеют. Но стрелы снова сыпятся сверху: обмотанные в первой трети промасленным канатом они летят не так далеко и втыкаются в паруса и палубу.

Вот почему парусники, пока есть галеры, в бой не ходят: паруса едва ли не половина цены корабля. Попасть в них легко, горят хорошо. А без парусов... "сидячая утка": хочешь - поджигай, хочешь - тарань, хочешь - абордажь. Или правильнее - абордируй?

Бли-ин! Ведь знал! Ведь говорил, учил, а... Палубу-то успели перед боем залить забортной водой, а вот паруса... верхний на срединной, похоже, поймал - дымок тянет. На палубе-то - погорит и потухнет. Огонь вниз, с обмотки стрелы на дерево палубы, идёт плохо. Да ещё и сырое. Но если паруса займутся...

Итить-полоскать! Куда его несёт!

Парень из парусной команды вдруг выскочил из двери под баком, с кошкой на верёвке в зубах, кинулся к срединной мачте, быстро полез по вантам. Следом другой с ведром бросился к борту.

Ну хорошо хоть к левому сообразил. "Сообразительный" вытащил полное ведро и передал третьему "герою", взамен получив пустое. Тот кинулся к мачте и, подцепив к спущенной кошке, отправил наверх.

Герои, факеншит! Да их же тут стрелами истыкают! Потом лечить, в команде некомплект... Выживут - придётся наградить. За героизм.

Тьфу. Загляделся. Чуть не пропустил - уже можно. Хорошо, что дальномерщик отсчёт ведёт - напомнил.

-- Баллисты! Правый первый, правый второй! Пуск по готовности.

Почти сразу обе баллисты выплюнули свои снаряды. Небольшие цилиндры с конической передней частью по высокой траектории ушли к флагману противника. Один улетел куда-то внутрь средней части, а второй не долетел. Стукнулся о резные дубовые перила ахтердека. Развалился на части, выплёскивая содержимое на местами облупившуюся зелёную краску борта.

Жаль. "Правый второй" - хороший баллистер. Но нервенный. Не попадает. Молодой ещё. Может, пройдёт?

"Хуже промаха может быть только медленный промах" - здесь ещё не "хуже", здесь просто плохо.

Для семнадцатилетнего Дика всякий, кто хоть на год моложе, "желторотый птенчик". Инстинктивно подражая старшим - Воеводе, Артемию, он старался держаться с салажатами... авторитетно. Дружелюбно, но без панибратства. Уверенно, заботливо, внимательно. По-отечески. Крыть матом, драть за уши...? Промах? - Быват. После боя - выскажу. А пока - спокойнее.

-- Первый, второй. Живот три. Очередь три. Беглым.

Баллисты ещё не успели выбросить следующие гостинцы, как вдруг пролившаяся по борту батела смесь вспыхнула. Пламя быстро распространялось, но не вверх, а горизонтальными полосками.

Похоже, что резьба на корме оказала ширванскому адмиралу "медвежью услугу": фитиль из снаряда не упал в воду, а застрял. Теперь "живот" загорелся и растекается по стыкам досок.

Щели конопатят пеньковым волокном - кокосы в Закавказье не растут. И покрывают слоем бараньего жира - акулы на Каспии не водятся.

Не знаю как "у них там", а у нас из таких вещей - баран с пенькой - осветительные приборы делают. Вот и вражеский флагман "волшебной лампой" трудится начал. Скоро "джины" полезут. С нескромными предложениями: исполнить три любых желания.

Обе баллисты отработали свои серии с переменным успехом - по промаху у каждой. Последний заряд попал в грот в верхнем углу, выплеснул своё содержимое на парус. Эффекта никакого. Но тут снизу, с палубы, где что-то уже горело от предыдущих снарядов, взлетел рой искр. И на главном парусе батела быстро поползла во все стороны чёрная дыра с почти невидимой в свете дня каймой пламени.

Ещё через минут пять прогорел топовый узел. Рей сорвался и грохнулся на палубу, ломая фальшборт, разваливаясь на половинки, убивая и калеча людей. Верхняя часть, удерживаемая шкотом, "сыграла" назад, с маху ударила по мачте. Ахтерштаг грот-мачты сперва ослаб, потом рывком натянулся и... оборвался. Изначально наклонённое вперёд дерево рухнула на свою переднюю соседку.

Дик оторвался от столь волнующего зрелища поджариваемого противника. На "шилохвосте" все делали своё дело: стрелки - постреливали, баллистеры - баллистровывали, турма копейщиков без копий и щитов, но в доспехах и с палашами, заливала и выкидывала за борт воткнувшиеся в палубу стрелы.

-- Рулевой! Шесть влево!

Теперь - долбать. Две сотни - дистанция нормальная. Идём параллельно. Надо унять тамошнюю палубную команду.

-- Лучники! К правому борту!

На палубе возникла суета: из носового люка наверх выкидывали новую партию щитов. Следом выскочил десяток лучников. Башенные щиты расставили вдоль борта и принялись, выглядывая в щели между ними, пускать стрелы.

Говорят, что стрелки должны пускать стрелы разом, залпом. Потому, де, что ежели россыпью, то не сообразят куда целиться. Фигня, конечно. Залп хорош по плотным порядкам атакующего противника. Проредив, а лучше - положив, первый ряд конных ли, пеших ли, стрелок создаёт препятствие атаке. Следующие за упавшим - спотыкаются, вынуждены обходить или перелезать. Теряют темп. И дают время сделать ещё залп.

А вот по стоящему или медленно двигающемуся противнику залп не эффективен. Ворог видит стрелу и закрывается. Потом вскакивает и бежит в атаку. До следующего залпа.

***

Я как-то рассказывал Любиму о тактике зулусов в битвах с англичанами. Имея лишь дротики и большие щиты против винтовок и пушек британских войск, зулусы сообразили, что "солдаты королевы" стреляют по команде. Увидев команду "пли" английского пехотного или артиллерийского офицера, командиры зулусов подавали аналог команды "ложись!". Воины Кечвайо падали на корточки за своими высокими щитами, пули дырявили шкуры буйволов и носорогов. Потом воины вскакивали и пробегали, сколько могли, до следующего британского залпа. Ну, а в рукопашном бою вариантов у англичан не было.

И, конечно, стрельба залпами по россыпному строю - глупость всегда.

Нет проблемы и с прицеливанием: стрелок всегда стреляет прямо перед собой. Кроме прямой команды командира типа: "слева!", отсутствия достойной цели на дистанции поражения и слишком близкого приближающегося противника в боковых секторах - тут уж о собственной безопасности думать надо.

***

Здесь ситуация специфическая: ширванцы стоят вдоль борта, сплошняком, не закрытые. Не приближаясь и не удаляясь. Выбирай любого. А лучше - командиров. Ежели тот от первой стрелы отмахнётся или увернётся, то следующую (не залпом, а в россыпи) вполне поймает.

Лучник в бою должен работать двумя руками. В отличие от мечника или копейщика. Просто поставить их вдоль борта перед градом вражеских стрел - потерять. А бойцы-то полезные. В преддверии вражеского абордажа от их скорострельности многое зависит. Да и потом, при подавлении отдельных групп сопротивления на палубе. А вот с установкой щитов надо что-то придумать. Долго, коряво.

Оп! Уже раненый. Блин, и второй.

Воевода рисовал три варианта таких... откидывающихся. На весь борт секциями. С подъёмом с внешнего борта и с подъёмом с палубы. До ума не довели, может, в следующей серии кораблей получится. Хотя "шилохвосты", в принципе, грузовые, а не боевые корабли. Это мы тут так, хренью занимаемся. По бедности. Ну, не ушкуями же или расшивой этих чудаков унимать! А другого пока нет.

И с системой пожаротушения надо додумать. Огнедар тогда много чего нарассказывал. Но огнеспасательные доски слишком быстро разваливаются. Помпы у него хороши, трюмную воду нормально откачивают, а вот рукава для полива палубы забортной водой - не сообразили...

Громкий треск прервал размышления Дика об уместных системах пожаротушения и защиты корабля и экипажа.

Не только "Чёрный Шилохвостъ" начал менять курс. "Передник", столкнувшийся с пожаром на борту и расстрелом своей команды арбалетчиками, запросил помощи. Выглядело это как дикий взвой труб-раковин, бешеный стук разнокалиберных бубнов и бурное махание рукавами чудака в золочёном халате на корме. Мателот ширванского флагмана воспринял, даже без стриптиза адмирала, музыкальную пантомиму флотоводческой направленности и покатился влево, стремясь войти между горящим флагманом и русским кораблём.

Увы, флагман слишком быстро терял паруса и скорость. Мателот ошибся в развороте и въехал своим длинным балкоподобным форштевнем в далеко выдвинутую муз.площадку на корме своего лидера. Продолжая с треском ломать выдающуюся за корпус судна палубу, постепенно разворачиваясь на месте, он попал фок-реем в горевшую уже бизань флагмана. Такелаж кораблей перепутался, их объятия становились всё более "жаркими".

"Бой продолжается, кто-то вопит,

В пламя объятий зовёт и манит".

На втором бателе тоже занялись насущным: тушением собственного пожара. Серия зажигательных снарядов "правой задней" баллисты добавила процессу динамичности и звучности.

А вот следующий за ним, третий бател в колонне, взял круче к ветру и, прикрываясь двумя горящими систер-шипами, устремился вперёд.

Четвёртый бател горел, оттуда за борт падали и прыгали люди. Тушить никто не собирался: к обычному составу экипажа "Серого Шилохвоста" были добавлены три десятка новгородских стрелков. Которые вполне достойно выносили своих визави.

Два следующих бателла, увидев отсутствие флагманского флага - упал вместе с мачтой - один за другим сменили курс на более западный. Туда же повернули свои форштевни и три "инвалида". А вот самбуки и шебеки упорно пытались атаковать "Крапчатого". На нём работали обе кормовые баллисты и самострельщики. Но маленькое, острое, низкосидящее, идущее в кильватер - неудобная цель. Попасть тяжело, не в борт.

Однако попадали: одна самбука уже лишилась паруса и теряла ход, вторая тоже отставала. Но шебеки продолжали погоню. Неслись на вёслах, изображая волчью стаю россыпью, уже вышли на дистанцию перестрела. На носовой площадке передней настроили катапульту. Выпущенный по высокой траектории чёрный дымящий снаряд плюхнул в воду, немного не долетев.

Повторят. Могут попытаться и паруса на "шилохвосте" запалить...

Факеншит! Не успеваем поджечь все бателы! Тогда придётся делать то, что нельзя - заниматься этим непристойным времяпрепровождением, абордировать.

"Капитан имеет право на ошибку, но не на колебания" - пора принимать решение. Пусть бы и неправильное, но без колебаний.

-- Махальщик! На хвосты: выходим из боя. Команда! Паруса ставить. Полный ход. Боевым - отбой.

Парусная команда бросилась тянуть и травить, воины и баллистеры - зачехлять и прибирать. А из твиндека выбралась группа высокопоставленных, но нынче под палубу загнанных, пассажиров. В ярких парадных одеждах, выражающих их статус, они смотрелись на замусоренной палубе... импозантно.

"Хорошо выглядят. Как туман на кладбище".

Подкидыш окинул орлиным взором открывшуюся панораму морского боя, гордо облокотился на перила, демонстрируя личную храбрость и презрение к недалёкому противнику, заглянул за борт, густо утыканный ширванскими стрелами. Победоносно оглянулся на стоящего на кормовой настройке Дика. И вдруг резко присел, прикрывая ладонью задницу.

Дик, довольный ходом боя, приветливо улыбнулся князю. Подкидыш резко покраснел, неуверенно, будто не зная куда девать руки и всё тело, выпрямился. Побагровел пуще и кинулся на ют.

-- Почему уходим?! Сцепимся и порубаем! Поворачивай! Ну! Живо!

Дик удивлённо уставился на князя. Отвык совсем, забыл как это - когда тебе в крик командуют. Даже Воевода - сам!, никогда голоса не повышает. А уж орать на командира корабля... на его корабле...

Вскинул рупор, остававшийся в руке, и, чётко разделяя слова, как при отдаче команд, рявкнул в голос, прямо в лицо князю:

-- Пшёл! Нах...!

***

"Что русский кратко скажет матом,

то итальянцу час махать".

Увы, и у нас есть "итальянцы". В смысле: любители помахать чем-нибудь.

***

Подкидыш, оглушённый звуком и потрясённый смыслом, пару мгновений только моргал. Потом завыл от ярости, резко рванул меч с бедра... раз, другой, третий... не выдёргивается!

Подскочивший сзади Боброк крепко держал навершие рукояти.

-- Т-ты...! Г-гад...! От-т-т-т.... тьфу. Отпусти!

-- Отпущу. Остынь. Подумай.

Боброк вдруг замолчал. Неотрывно глядя в бешеные глаза на красном, вывернутом назад, лице своего князя и чувствуя упёршийся ему в спину меч.

-- Княже, вели рубить-колоть изменника!

Федор Тусемкович был готов явить преданность свою, даже не щадя и живота своего. А уж чужого - тем более. Скульптурная группа из трёх Саксинских богатырей пребывала в неподвижности, пока от трапа не раздался старчески-ворчливый голос Акима Рябины:

-- Спаси тя бог, Симеоне, что помог. Ноженьки мои старые, лесенки высокие... о-хо-хо, охохошеньки. Верно люди говорят: старость - не радость. А на наших молодцов глядючи, добавлю: и молодость - гадость.

Тяжело опираясь на руку попа, Аким проследовал к своему, прежде ещё пригретому месту на правом рундуке, уселся, старательно расправляя длинные полы одежды, поднял глаза. Глядя укоряюще на Дика, произнёс:

-- Гляжу, ты лирик с матерным уклоном. Наследственно.

Дику стало стыдно. Жарко даже ушам.

На "Святой Руси" лириком называют церковного певчего. Дик - попович. Уже многие годы никто не вспоминал ему папеньку - сельского попа отца Геннадия, жадного, жестокого и драчливого, утонувшего однажды в Угре по пьяни при посещении Рябиновской вотчины.

Уняв таким образом юного адмирала, Аким переключился на остальных. Оглядел осуждающе, и терпеливо, как маленьких детей, спросил:

-- Ну?

Все как-то встряхнулись. Подкидыш убрал руку со своего меча, Боброк тоже убрал руку с его меча, Тусемкович, недоумевая покрутил свой меч в руке и тоже убрал.

Дик потрясенно рассматривал собеседников. Это ж "господа русская"! Это ж князь! Рюрикович! Повернись судьба чуть иначе, не поспей Воевода прошлой весной к Киеву, этот парень, с постепенно уходящим со щёк нездоровом багровым румянцем, мог бы стать Государем Всея Руси!

Ну, если по латинянскому закону считать. Не дай боже такого несчастья!

-- Ты, эта, объясни, милок - чего тута у вас деется. А то я тама, в покоях наших, вздремнул чуток. Разнежился, понимаешь. Сон такой приснился... замысловатый. Про баб. А тута, говорят, битва была. Ну и кто кого?

Подчёркнутое доброжелательство и миролюбие Акима резко контрастировало с его весьма лёгким, на грани зевоты, интересом к происходящему. Можно, конечно, возмутиться: всё-таки, первый в русской истории морской бой.

Нет, какие-то когда-то случались. Византийцы сожгли пару-тройку столетий назад "греческим огнём" флот Игоря Старого. Наверняка русские варяги сталкивались с варяжскими варягами на Варяжском море, какие-то русы дважды громко прошлись здесь по морю Хазарскому. Но вот чтобы именно морской бой, флотилиями парусников...

А с другой стороны, Аким Рябина не единожды в битвах бывал, десятки стычек провёл. Смысл-то один: победить, подставляя свою голову под удар ворога и срубая его. А что под тобой водица... Мёртвому - всё едино.

-- Э... ну... Мы их догнали. Подошли на перестрел. Мы им своё покидали, они нам - своё. Вон, на верхнем на срединной - дырка. Прожгли-таки парус. Тут их галеры в атаку пошли. На Нечая на "Крапчатом". Бателы эти идут медленно. И мы с ними рядом тако же. А шебеки бегут быстро, догоняют "Крапчатого". Ему ход нужен, а мы мешаем. Вот мы этих бросили, паруса поставили и полный вперёд. Да вон же, глянь.

В версте "Крапчатый", отвернувший несколько влево, удерживал три галеры на дистанции арбалетного выстрела. Четвёртая горела ещё на версту дальше. Отставшая самбука шла к ней, собираясь, видимо, снять экипаж. Другая лежала в дрейфе, оставшись без грот-мачты и рея на бизани. Реденькие клубы дыма, поднимавшиеся над ней, указывали куда всё делось.

На "Крапчатом" уже убирали часть только что поставленных парусов, явно стараясь не слишком быстро убегать от выдохшихся уже галер.

-- Можно ж было борт в борт схватиться! Порубить басурман. Овхо! Славу взять! Хабар богатый, полон добрый! А ты их отпустил. Струсил! За приятеля своего испужался, а победы не добыл!

Дик, было, вскинулся на "струсил". Потом вспомнил науку Воеводы, разные примеры из прошлогоднего Белозерского похода, давний урок первого прихода в Боголюбово ещё на первой "Ласточке". Хорошо, что тогда Воевода поспел и выручил, а то так бы и затопали. Придурки придурковатые.

Смерил боярина взглядом и старательно нагло улыбаясь (было время - специально всем классом перед зеркалом отрабатывали), сообщил.

-- Что-то у тебя, боярин Федор Тусемкович, мыслишки - как курицы по двору. Квохтанья много, а смысла... как в куриных мозгах. Мы не шиши какие. Вроде некоторых. Нам ни хабар, ни полон не надобны. Мы с жалования живём. Это шиш дурной только и думает, как бы чужие порты добыть да голый зад прикрыть. А нам казна даёт.

Теперь уже Тусемкович шёл пятнами и дёргал рукоять меча. А Подкидыш с Боброком его внимательно со стороны рассматривали.

-- Хабар и полон взять - хорошо. Если задарма. А если за то людей моих класть - так гори оно огнём.

У боярина хватило ума не кидаться защищать свою личную честь, а "перевести стрелки" на "общественную пользу". Имея ввиду пользу присутствующего здесь князя.

-- Так ведь можно ж было всех княжьих ворогов изничтожить! Враз! Здеся прямо!

-- Да ну?! Полоняне говорили, что у ширваншаха поболее полсотни кораблей. Здесь - треть. Даже если они все тут потонут - и то одного моего корабля не стоят. Их у меня - три. Только. Тут один потеряю - дальше чем воевать?

Стоявший чуть в стороне Боброк, повернувшись к Подкидышу, едва слышно, одними губами произнёс:

-- "Что дальше?". Как я тебе и говорил. А они так во всяк день думают.

Кажется, тема уже давно обсуждалась этими двоими и не нуждалась в дополнительном разжевывании.

Однако "что дальше" было интересно и Акиму:

-- И чего теперь?

-- Теперь...

Дик окинул взглядом море. Ближе всего, уже в двух верстах, тонул флагман ширванцев.

"Сшитые кораблики". Перестали вычерпывать из трюма водицу - вот и набирает. Вокруг него в море видным были головы спасающихся, обломки и лодки. Его мателот, лишившийся всех парусов и двух мачт, принимал на борт пострадавших. К нему, лавируя против встречного ветра пытался приблизиться один из непострадавших бателов. Другой, ещё левее, лёг в дрейф.

Самый последний в прежней колонне поднял полные паруса и уходил прямо по ветру к юго-юго-западу. Три "инвалида" тоже "не стали искушать судьбу", но имея усечённое парусное вооружение, да ещё и изначально косое на временных мачтах, выбрали курс на запад-юг-запад.

-- Теперь... мы же знаем куда они тянут. Уйдём из вида, постоим, они вперёд проскочат. Догоним и снова. Всех выбьем. Не боись, Роман Мстиславич.

"Не боись" сорвалось у Дика случайно, как привык со своими разговаривать. Но Подкидыш сразу вспыхнул:

-- Т-ты! Я тебе в-велю! Д-д-догнать!

Обстановка снова мгновенно накалилась. И снова, как ушат холодной воды на головы присутствующих, пролилось "доброе слово" самого умудрённого, славами более всех увенчанного, жизни повидавшего... Акима Яновича.

Без дурашливости в форме старческого брюзжания, без нажима в голосе.

Просто сообщил:

-- Ты, князь Роман, ему ничего велеть не можешь. Просить, предлагать, советовать - да. Велеть - нет. Он - человек казённый. И слушать ему - только одного. Меня. Потому, как я по команде старший. А ты - нет. Ты не в команде. Коли надо чего - скажи мне. Мне решать. Мне и ответ держать.

-- Ну так ты вели!

-- Не буду. Потому как он (Аким кивнул на Дика) на своём корабле - царь и бог. У местных мореходов присказка есть: "Два козла утопят любой корабль". Нам тут одного довольно. Вот его. Ты, княже, в козлах - здесь не надобен. Это он нам велеть может. И мы с тобой побежим аж вприпрыжку. Даже и воду таскать. С одной стороны вычерпывать, с другой - выбрызгивать. Коли он скажет.

Спокойный, сухой голос Акима напомнил князю и его сопровождающим - где они. Ежели этот "царь и бог" скомандует, то их и за борт выкинут. Нет, потом-то... будет сыск, суд, казни. Потом. Когда их уже рыбы доедят.

-- Оп-па! А вот это удача!

Дик, старательно изображая завершение ссоры, возвращение к обычным делам, снова взялся водить подзорной трубой по северному горизонту и поймал момент. Отставшая галера решила срезать угол, образовавшийся из-за смены курса "Крапчатым". Подставила борт волне и перевернулась. Малая осадка, выступающая палуба, поднятые боевые площадки с катапультами... остойчивость - никакая.

Через минуту обе оставшиеся шебеки прекратили преследование и направились на спасение экипажа неудачницы.

-- Махальщик! Давай по флотилии: поздравляю с победой!

Отсутствие столь обычного уже движения на марсе вызвало недоумение.

-- Заснул он там, что ли?

Двое матросов взлетели по вантам, повозились в "вороньем гнезде" и спустили на руках мальчишку-сигнальщика. Тот был ещё живой. На губах лопались розовые пузыри, пытался что-то сказать, дёргал ресницами... Потом захрипел и голова бессильно отвалилась на бок. Две стрелы пробившие грудь, одна чуть ниже другой, качнулись последний раз. Все стянули с голов шапки, перекрестились.

-- Видать, в самом конце, когда уж отворачивали.

-- Да. Скомандовал бы на пару минут раньше - парнишка живой бы остался.

Он так спешил туда, чуть не сорвался... Первый бой. Он же - последний.

Дик дёрнул головой:

-- Тащите. И сменщика - наверх.

Запомнить и пересказать: ограду на "вороньи гнёзда" делать повыше. Или как-то съёмной? Чтобы в бою закрываться. Факеншит же! Нагружаешь мачты - увеличивай балласт. Да сколько ж можно! И так всё дно кирпичами забито!