Птенцы

- создать группы сторонников, более всего - раздачей конфиската и дарованием милостей;

- раздробить "поле" возможного грядущего мятежа, разделить Новгородские земли.

Никто не получил всего, что было запрошено. Но мы - почти всё. Причина: "агент вливания". Пантелеймон совершенно не походил на традиционного "фаворита" или "советника". Однако был в состоянии донести до Ропака наши пожелания. В дружелюбной, разумной форме. Он весьма привязался к князю, а наши предложения были направлены тому в помощь, на решение его проблем, на укрепление его власти. Ему на пользу. Важно было подать их правильно и своевременно.

Для меня это "приобретение" означало, прежде всего, новые заботы, новый виток "кадрового голода". Кого ставить в погосты по Свири, Онеге, Ваче...? Градоначальник в Усвяты - кто?

Глава 639

***

Куда девать воров? - Тема, и вправду, больная.

Проблема не собственно новгородская, не чисто русская - общесредневековая. Что делать с выявленным и схваченным преступником?

Тут, конечно, набегут "сторонники простых решений": отрубить нахрен всем головы!

По закону? - В русском законе нет смертной казни.

Плевать! - Тебе плевать на закон? А остальным - нет. И ты становишься "беззаконным". "Собака бешеная". Такое - истребить. Для мира божьего очищения.

В "Заповедях" - "не убий". Принять грех на душу? На твою личную душу?

Плевать на свою душу? - А остальным - нет. Ты, тварь бездушная, прислужник сатанинский? - Истребить.

Ты можешь быть самым сильным, ловким, быстрым. Но и тебе надо спать. Тогда тебя зарежут или сожгут. Просто "добрые русские люди", во имя закона и справедливости.

Иван Грозный устроил "Новгородский погром", будучи не только бесспорным наследственным Государем, но и вырастив вокруг себя многослойную защиту из лично преданных людей. Предварительно многих из верных и неверных - истребив.

Ты уже прошёл эту дорогу? Уничтожения добрых друзей, ставших изменниками? Так что же ты кричишь "отрубить нахрен"? - Это - смерть. Твоя.

Посадить? - Кто будет платить за содержание и охрану? Казна? - В казне всегда недостача. Отсюда регулярные, на Востоке и на Западе, в России и в 18 в., прогулки зеков по городу. Для сбора подаяния.

Отсюда же варианты калечения. Безрукий и/или слепой не сможет повторить своё злодеяние, а кормить-сторожить его не надо. Отсюда же - продажа в рабство. Кто купил - тот и расходы несёт.

Это - плохо. Оставаясь в прежней общине искалеченный преступник не сможет злодействовать. Но станет антиправительственным пропагандистом. Воспитывая своим наглядным примером отвращение, вражду к поступившим с ним так, безусловно, с его слов, несправедливым образом, властям.

Наказав одного злодея власти воспитывают несколько новых.

Сходно и с продажей в рабство. Сильно на это нарвались монголы. Побив кучу кипчаков и алан, они продали пленных грекам. Греки - египтянам. Те - своему султану. Тот сформировал из рабов-воинов гвардию - мамлюков. Которые пришибли султана, избрали султаном - султаншу, раскатали Седьмой Крестовый... И больно побили монгол "за всё хорошее".

А вот каторги, принудительных работ негодяев на пользу обществу, здесь нет. Такое требует более высокого уровня производительных сил. Было в Римской Империи, будет в Позднем Средневековье. Пока - единичные кратковременные примеры в рудниках Византии, в болотах халифата.

А вот мы во Всеволжске - умеем. И имеем необходимое.

***

-- Дело простое. Выслать. Во Всеволжск.

-- Чё ты городишь?! У вас как пришёл - прежние вины долой. Они все враз вольными станут!

-- Ага. Вольными. Только у нас на казну и вольняшки работают. А шесть лет в лесу дерева ронять...

Ольбег смерил взглядом новоявленного Новгородского тысяцкого.

-- Пожалуй, ты столько там не протянешь.

Боярин набрал воздуха, чтобы достойно ответить наглецу. И поймал оценивающий взгляд Ропака.

Мда... Шесть лет лес рубить... А там, сказывают, и вовсе гиблые места есть. Куда и дикий зверь не заходит.

-- Н-ну... будь по-вашему. Забирай бояр воровских да гони к себе в турлы.

-- Заберёт. И погонит. Но начать надо не с воров, а со служивых.

Теофил, сидевший до того за столом с опущенными глазами, вдруг вскинулся, посмотрел прямо на Ропака. Того аж передёрнуло: будто хладом ледяным повеяло.

-- Со слов твоих, княже, я обещал воям новгородским, что им никаких обид за службу изменникам не будет. Однако же - есть. По поводам мелким. И - будут. Всё более. Многие, из людей твоих и иных князей, на добро служивых облизываются, баб да девок их помять норовят. А корму в городе все менее, торги закрыты, подвозу нет. Терпение у служилых скоро кончится, и они за мечи возьмутся. Тогда - резать. И слово твоё княжеское, честь твою - порушить. Или... их надобно с города выводить. Добром. Приголубливанием, а не примучиванием. Что скажешь, Ольбег Храбритович?

Ольбег вздрогнул. Задрал нос, гордо оглядел присутствующих. Все слышали? Меня с отчеством величают! Да не кто-нибудь, а сам викарный епископ. Владыко земли Новогородской!

-- Воевода примет столько народу, сколь к нему придёт. Всеволожск всякому доброму человеку открыт. Однако ж люди воинские не смерды, не деревеньщина-посельщина. Им надобно дать такое, чтоб не хуже здешнего было. А лучше - лучше.

-- Ишь ты. По мешку самоцветов каждому?

-- Были бы самоцветы - тюками роздал бы. Да только без толку. Камушек в рот не положишь, на плечи не наденешь. Посему... дать людям самим выбрать.

Ольбег оглянулся на Искандера, лелеющего сломанную руку на перевязи. В ходе городских боёв конь шарахнулся, князь из седла вылетел и... Ничего - голова цела, а рука зарастёт.

-- Кто похочет - тем в государево войско.

-- Нет! Они ж воры! Они ж изменники!

-- Они присягали Господину Великому Новгороду. Господин их своей присяге князю изменил, они своей - нет. Другое: коли кто похочет к кому из князей в дружину идти и тот берёт - быть по сему. Однако с Новгородской земли чтобы ушёл. И третье.

Ольбег снова призадумался, подбирая слова. Когда с Воеводой говорили - всё просто было. А тута... как бы объяснить. Понимая, что всякое слово здесь сказанное - к вечеру уж всему городу известно будет. И многократно по-всякому переврано.

-- В конце осени прежний князь Новгородский Роман Мстиславич, с Новгорода от обид боярских ушедший, взял, с немалой помощью Воеводы Всеволжского, городок Саксин, что на Низу Волжском стоит. Поднял там хоругви русские и крест православный. И зовётся то место нынче - Русская Хазария. Места богатейшие. Хлеб там родится, как здесь и не видывали. Рыба в реке аж из воды выпрыгивает. Птица летит - по всему небу от края до края. Купцы ходят, торг ведут немалый. Хорошее место, добычливое, сытое. Однако ж малой силой его не удержать. Коли кто из воинских людей надумает к князю Роману идти, то тот рад будет. И наградит немало. По богатству места да важности службы. А Воевода таких людей сразу после ледохода туда отвезёт.

-- Эт... Эт как? Отвезёт?! То ж не ближний свет! То ж самый земли край!

-- Не-а. Не край. Наш приказчик там сидит, отписывает про страны, что ещё дальше лежат. А что далеко... Воевода лодии свои, как ледоход пройдёт, пригонит к Мологе. И сколь народу в них влезет - прямиком по Волге до самого Саксина. Брать с собой ничего не надобно. Оружие своё - его отдельно повезут. Корм Воевода даст. Не буянить, не озоровать. Месяца не пройдёт - они уж на месте. Местные побиты, дома пустые. Занимай, живи.

Снова, как прежде от слов Чимахая, пахнуло на бояр и воевод чем-то невиданным. Только не промороженным, обледенелым, тёмным, а жарким, морем да степью пахнущим. Бесконечными плавнями, где ходит косяками красная рыба. Истомлёнными солнцем степями, где мирно пасутся бескрайние табуны коней...

И всё это - не где-то в сказочной неизвестности, "за морями, за горами, не дойти ногами, не взглянуть глазами", а вот, чуть дальше протянутой руки.

-- Мологу знаешь?

-- Н-ну...

-- Там - в лодку и оп-па-на - Саксин.

Понятно, что такое несколько сложнее, чем в нужник на своём дворе сбегать.

***

"Я в туалет схожу, пожалуй.

Вам принести чего-нибудь?".

Что ты с нужника принесёшь-вынесешь? Кроме чувства собственного удовлетворения. А вот там-то...

***

Ольбег "снял сливки". Не потому, что взял много хабара - наоборот. Награбленное майно пришлось оставить в городе, отрядив для охраны часть людей. А потому, что уходя первым сумел собрать лучших возчиков, коней, сани. Что имел хоть часть корма на дорогу, что и придорожные селения имели хоть что-то съедобное. Да и путь ещё стоял крепкий.

Ещё он постоянно гонял гонцов в Мологу, куда мы дотянули линию телеграфа. Я знал о происходящем в Новгороде и мог принять меры. А он, как и многие из моей молодёжи, были уверены в моей помощи. Привыкли они к этому. Решив, почему-то, что Воеводе любая забота - только рукой махнуть или брови нахмурить. И - "всё будет хорошо".

"Хорошо"... О-ох. Хлебные обозы из Ярославля двинулись в Мологу ещё до того как караван Ольбега вышел из Новгорода. А в Мологе власть нынче суздальская. А люди-то те же! Куда тот хлеб ссыпать? Так чтобы он долежал, не сгнил, не растащили... А с серебром у меня...

Да и плевать! "Люди не работают за деньги" - уже говорил? Люди работают за страх да за совесть. "Совесть" там... новогородская. А "страх" - не от меня, а от Боголюбского. Что дало некоторым надежду на "проскочить в щёлочку". Между Государем и Воеводой. Оказалось - иллюзию надежды.

Из шести сотен семейств, признанных Ропаком "служилыми" половина пошла к князю Роману в Саксин. Три сотни семейств, две тысячи душ были погружены в новую расшиву со странным названием "Вицли-Пуцли" и, в конце апреля, пошли на Низ.

В Саксине... их, конечно, приняли. Дали и жильё, и худобу кое-какую, и службу. Плавни вполне позволяли прокормиться. Несколько тяжелее было с хлебом, но Афоня за годы своего пребывания в этих местах, разобрался, по моему настоятельному совету, с особенной здешней манерой пашенного земледелия, с самаркандской пшеничкой-арнауткой.

Здесь делают так.

Выбирают ложбинку между буграми, которую вода в половодье заливает. Когда вода стоит высоко - ставят плотину, засыпают вход в ложбинку. Вода испаряется, оставляя нанесённый ил. Затем пашут и сеют вот эту арнаутку. Урожай - фантастический! Сам-150. А то и выше.

Так пашут два-три года. Затем плотину разбирают, снова запускают половодье. И снова запирают воду.

Пока Афоня с покойным ханом ссорился, в зиндане сидел, местные жители освоенные им участки под себя забрали. Но всё испортить не сумели. Так что, Афоня и прежнее вернул, и втрое добавил. Зерна, правда мало осталось - всё на посев ушло. Но по осени Саксин будет со своим хлебом.

Люди из новгородского городового полка относились к Подкидышу как к изменнику. Считали его главным виновником всех бед, обрушившихся на город. Только деваться им некуда - без единой головы Саксин соседи вырежут. Были бы ушкуйники - попытались бы устроить какое-то пьяное кровавое безобразие. Типа Хлынова, Хортицы, Тортуги. Но здесь пришли люди строевые, к дисциплине привычные. Семейные - к баловству, к "лёгкости в мыслях необыкновенной" - не склонные.

"Волжская вертушка", "корабли скорби", "реки слёз"...

Обязательным элементом прогрессизма является перемещение больших масс людей. Просто потому, что прогресс - разрушение "старого мира", частью которого является место обитания. Точнее: восприятие, привязанность человека к месту. Лишённый таких, географически-локальных корней, человек становится более восприимчив к инновациям.

"Здеся - не тама".

Понятно, что предпочтительнее добровольное перемещение. БАМ лучше ГУЛАГа. Однако "добрая воля" - продукт скоропортящийся, дорогой и медленно вырастающий.

Мы использовали все три стимула: "пряник", "кнут" и прямое насилие.

Про пряник для добровольных переселенцев я уже...

"Кнутом" работали изменения, которые начались на "Святой Руси". Не всегда "кнут" происходил непосредственно от меня. В Новгороде, например - Ропак. Своими силами, в собственных интересах. Но - по той же логике. От меня - только возможности. Не сами действия.

Множество людей на "Святой Руси" оказались в состоянии "каловой комбинаторики": жить, на прежнем месте, по прежним законам - выбери любые два из трёх. Но не все три.

Подавляющее большинство делало вид, что ничего не изменилось, что все новизны - где-то там, их не касаются. Это давало нам свободу манёвра. "Сегодня бреем Фому, Ерёму - завтра".

Довольно немногочисленные деятели, преимущественно из вятших, были готовы "не жить" ради сохранения старины. Их... иллюминировали. Нельзя давать таким возможность втянуть в их глупости остальных.

Куда более многочисленной была группа "ного-голосователей" - готовых уйти, унося с собой свои законы и обычаи, на новые места. Для "Святой Руси" с "кочующими земледельцами" - такое распространено.

Увы, я - Не-Русь. Уходя "с прежнего места жительства", с Руси, они часто попадали под мою власть, в местности, где изменения вводились ещё более интенсивно. Сразу сталкивались с такими, прежде неизвестными вещами, как гос.граница, фильтрационный лагерь, санитарный контроль, минимальное обучение, обязательная отработка... Некоторые буянили, другие поворачивали назад. Но большинство, утомлённые своим "исходом", принимало новые правила.

В набор целей для эмиграции мы добавили Саксин. И обеспечили реальность такого "исхода" - "Волжская вертушка". Немало людей, не желая оставаться на изменяемой Руси, не желая перебираться ко мне на Не-Русь, собирались в Верхневолжские городки и отправлялись в Русскую Хазарию. Каждый виток реформ в Северо-восточной и Северо-западной Руси выплёскивал в Волгу новую порцию "добровольных саксинцев".

С другой стороны, с Юга, пошёл поток пленных. Трудовых ресурсов. Подневольных, чуждых местному населению. Другой контингент, другой режим.

"Волжская вертушка" позволила нам отработать технологию перемещения больших масс людей, как добровольных, так и принуждаемых, с минимизацией потерь. Опыт был использован и на других направлениях.

В начале мая обе расшивы полностью загрузились и отправились из Саксина в обратный путь.

Торг - никакой, но ограбление города дало немало полезных товаров. Например, все запасы олова, которое мне было нужно. За "нипочём" - нынешний хозяин очередного склада, какой-нибудь новгородский или волынский гридень, не мог продать металл - некому. А сторожить его, постоянно ожидая то набега, то пожара... глупо.

Другая особенность: обилие невольников.

Мы не торгуем людьми. Но мы их покупаем. По две ногаты за голову. Меня самого когда-то так в Киеве продали. Ничтожная сумма - цена курицы на Руси. Но этого достаточно, чтобы рабовладелец, не видя пользы от своего раба, но видя расходы на прокорм, не убил или прогнал двуногое имущество, а отвёл моим людям.

Это даже привлекательнее, чем "секондхенд", когда вещи, ставшие ненужными их владельцу, отдаются вовсе бесплатно "в помощь голодающим Африки". Множество моих современников в Демо России ознакомились с этой системой со стороны получателей в конце 20 в.

Поскольку "Русская Хазария" - русская, то запрет на владение людьми в ней введён.

Почти полная смена собственников хоть чего в городе, голодная зима, мятежи - уничтожили прежних и не позволили сформироваться новым рабовладельцам. Людей продавать - некому.

А вот государство, в лице князя, озаботилось порядком и благоустроением общины.

В Саксине оставалось немало нищих, живущих на пепелищах своих домов, кормящихся случайными заработками, попрошайничающих, приворовывающих, питающихся отбросами...

***

"Лишние люди". Но не по Чехову или Тургеневу, а жилищно-желудочно: нечего есть и негде жить.

"Врождённый порок капитализма - неравное распределение благ; врождённое достоинство социализма - равное распределение нищеты".

Дополню сэра Уинстона: "Врождённое свойство феодализма - неравное распределение нищеты".

Нищих объявили "лишними" и отдали мне.

***

Подкидыш поступил просто: город и окрестности были вычищены и почти тысяча таких бедолаг, пройдя сан.обработку, погрузилась на расшивы.

Другая важная категория - пленные ширванцы. Два захваченных с полными экипажами батела дали шесть сотен здоровых мужчин, бывших матросов и пехотинцев ширваншаха. Ещё пара сотен попала из экипажей других захваченных и уничтоженных судов. Из этого контингента были сформированы "тягловые команды", которые "бегом быстренько" потащили расшивы вверх по Волге.

Маршрут знаком, мели известны, всякие... "говорящие негоразды" ещё не восстановились после эпидемии тифа. Караван шёл быстро, не останавливаясь на ночёвки и приготовление пищи, меняя "тягунов" каждые четыре часа.

Манера, введённая мною ещё на Верхнем Днепре с использование банды Толстого Очепа, многократно улучшенная и модифицированная, давала прежде невиданные здесь скорости проводки караванов. Я об этом уже...

Пройдя 3.5 тыс.км за два месяца, частично разгрузившись по дороге, "Вицли-Пуцли" вышел в район оз. Пено.

За прошедшие весенне-летние месяцы здесь уже были построены три лагеря строителей, уточнена трасса канала, начата заготовка леса. Низкий уровень воды позволял вести работы напрямую, без дополнительных приспособлений. Копай и копай.

Позже, в сентябре 1170 г., когда пошли дожди, запустили и четыре земснаряда. Многочерпаковые, якорные, с шаландовой транспортировкой грунта.

***

Первый земснаряд в РИ - конец XVI в., инженер Лорини, с двустворчатым грейфером. Тяга ручная, незаменим для проведения работ на каналах Венеции.

17 в. - инженер Бальма, Франция, два ковша и ступальные колеса, приводились в движение 16 рабочими.

1718 г., Голландия - плавучий земснаряд многочерпакового типа.

Увы, я не помню созданную Бетанкуром в 1809-1812 гг. оригинальную российскую многоковшовую землечерпалку с паровой машиной для очистки русла рек и каналов. Её производительность в 50 раз выше, чем у аналогичных машин того времени, работавших в Европе. Модель видел, подвешенные цепочки ковшей по обеим бортам помню, а вот в подробностях... Ребятам есть над чем головы поломать.

У нас - скачок на пять с половиной веков. Без Венеций, Франций и Голландий. Просто нам нынче стало нужно. И - возможно.

***

Машина - убоище. Потому, что на конной тяге: ведущий барабан крутят лошадки.

Вторая беда: грунт. Он - лёгкий. Ил, пески, суглинки. Черпаки гребут его без проблем. Но много утонувших стволов. Есть и валуны с морен. Выковыривать их... Поставили два грейфера, но всё равно хреновато.

Третье: слабые берега и дно. Большая часть трассы - либо явные болота, либо частично заболоченные озера. Включая такую неприятную разновидность как торфяное "ложное" дно.

Тут мы несколько... уелбантурили. Когда стал крепкий лёд, вытащили четыре "швейных машинки" - копры на больших санях. И принялись забивать "ниточками" в прорубаемые полыньи сваи.

Леса вокруг достаточно, валить его начали ещё в марте. Лесопилки поставили, бока у бревна сняли - получились очень приличные лафеты. Поставили три смолокурни. Железо для ванн с кипящей смолой притащили. Вкинул еловину-сосновину и вари.

Между "нитками" по краям провели каменно-земляную засыпку. Да ещё и поверху сваи связали плахами, получив бревенчатую мостовую. Корабли должны проходить канал на конной тяге - два бичевника. Не потому, что здесь не бывает попутного ветра. А потому, что конями - надёжнее и равномернее.

Между дамбами с бичевниками, без перемещающегося, "плывущего", сползающего с боков донного грунта, земснаряды смогли точнее обеспечить минимальную глубину. Такую же, как на планируемом "Порожном" канале.

Формально между Соблаго и Корякино три версты сухого пути. В другую сторону до Орлинского - пять. Фактически, от Тиницкого до Охвата пришлось прокапывать, углубляя и расширяя все русла речек и озёр, три десятка вёрст. И чуток дальше.

Чтобы понятнее:

"Из южной части Корякинского болота вытекает Анучинский ручей, который является истоком Западной Двины. Через пятьсот метров он сливается с Корякинским ручьем, а через шестьсот - впадает в небольшое лесное озеро Корякино, с островком посередине. Из его юго-восточной части вытекает ручей Двинец. Вниз по течению, через четыре километра он приведёт к северной оконечности озера Охват. Пройдя почти 10 километров через Охват, впитав воды рек Нетесьма и Волкота, Западная Двина вытекает из озера уже широкой (10-15 метров)".

Для туриста 10-15 м - широкая река. "Здесь и сейчас" шире - больше воды, чем в 21 в. Я про это уже...

Но "достаточно широко" не означает "достаточно глубоко" - мне нужен "правильный" профиль по всей ширине, стандарт ширины канала - 20 м.

Короче: копать и копать. Очень часто - в воде.

Что порадовало: не пришлось сильно заморачиваться со шлюзами. Перепад высот невелик, не так, как между Волгой и Доном. Но, конечно, спускать озера в Волгу или в Двину - не надо. Нет уверенности в постоянном наполнении канала, как в Переборах или на Порогах. Поэтому вкопались на базовый уровень от волжского меженя по всей длине. Фактически, уровни Двины и Волги в здешних краях одинаковы. Однако среднюю часть разбили на три участка со шлюзами. Чтобы не высушить округу в голый песок.

***

Чисто для знатоков: Верхневолжский бейшлот (построен в 1843 г.), образуя Верхневолжское водохранилище, объединяющее в единый бассейн озёра Волго, Пено, Вселуг и Стерж, имеет другое назначение. Его цель - улучшение работы Вышневолоцкой системы, регулируя сток в верховьях Волги для судоходства в межень благодаря попускам запасов воды, накапливаемых в половодье.

У меня нет Вышневолоцкой системы. Да и вообще, мы не строим водохранилищ, поднимая уровень, а вкапываемся, создавая каналы. И, конечно, направление судоходства иное.

***

Сильных паводков здесь нет. Хотя некоторые решения против весеннего льда, отработанные в Переборах, применили. Особенно - на оголовье со стороны Волги.

Итог: весной 1171 г. два "шилохвоста", разгруженные, со снятыми рулями были перетащены в Охват, где мы развернули ремонтную базу, доукомплектованы и спущены, хоть и с трудами немалыми, а более всего - со множеством лишних переживаний, повизгиваний и глупых наездов, в Балтику.

Этот сплав... отдельная тема. И в своей русской части. И в летто-литовской.

Будет повод - расскажу позднее.

В конце июня на Руяне увидели Всеволжский флаг.

Бз-з-ды-ынь.

Надо ли объяснять, что это было... потрясение? Для всех, связанных с Варяжским морем, живущим на его берегах.

Ничего подобного, ни по размеру, ни по качеству здесь ещё не видывали. Последствия для всякого разумного человека очевидны. Быстрее и лучше других это поняли "мои люди там".

Кестут, выплывший встречать "шилохвосты" в море во главе целого флота - войти в его канал они не рискнули, потрогал каждую верёвочку, погладил каждую мачту, покрутил в руках арбалет, взволновался при виде исполнения "парусной тревоги" и глубоко задумался, наблюдая за учебными стрельбами аркбалист. Оглядел свои кнорры и ушкуи.

-- Хочу. Такой же.

Отсендиный Дик - главный на эскадре.

Он же по кораблям всегда первый! Новое море! Новый маршрут! Как же такое без него?!

Гонор - аж носом летит. Эти всякие... сухопутные. Они, вишь ты, ещё хотеть смеют! Но Воевода однозначно приказал: к Кестуту - с уважением.

Дик вежливо поклонился.

-- Да, господин князь. Конечно. Если на то будет воля господина моего, Воеводы Всеволжского.

Позже, уже дома вечером, Елица, видя мечущегося по комнате в "корабельных" мечтах мужа, задала простой вопрос:

-- Кто ими управлять будет?

Имея ввиду: "управлять кораблями".

-- Найду. Из рыбаков поставлю.

-- Кто учить будет? Тех рыбаков.

-- Сами научатся. Русские же выучились.

-- Их учил Воевода. Исправлял, кормил, одевал, спасал, заставлял. Много и долго. Ты - сможешь?

-- Хр-р... Этих найму. Которые умеют. Или заставлю.

-- "Эти" - в службе. Их не нанять. А заставить...

Елица сидела на постели, расплетала косы и задумчиво смотрела в угол.

-- Такое - Воеводе обида. За своих людей... он ответит.

Кажется там, в углу опочивальни княжеского терема в славном городке Каупе, виделось ей то подземелье в Пердуновке, где сидела она когда-то, дожидаясь смерти. Ожидая казни от "Зверя Лютого", казня каждую минуту саму себя. Ни на что уже не надеясь, ничего уже не исправить, никого, кроме себя, не винить. Безысходность. От собственной глупости.

Она встряхнулась, отгоняя воспоминания о своих тогдашних чувствах. Посмотрела прямо в глаза остановившегося посреди метания по комнате своего невенчанного мужа.

-- Кастусь, миленький. Воевода не прощает. Ни добра, ни зла. На зло ответит так...

Окинула взглядом толстые, даже на вид крепкие, непробиваемые, несдвигаемые венцы сруба.

-- Здесь ничего не будет. Ни города, ни людей. Только пепелище да вороньё.

И снова глядя в глаза владетелю Каупа, который попал ей в руки почти ребёнком, с которым они прошли столь много и невзгод и успехов, повторила давнее:

-- "Что моё - моё. Моё без спроса брать нельзя". Попроси. Но взять силой или перехитрить... пепелище.

Уж кому, как ни ей, моей бывшей неверной наложнице, знать о последствиях "моё - взяли". Да, ей удалось тогда выскочить "из-под топора" гнева "Зверя Лютого". Чудом уцелеть. Получить не прощение, но, хотя бы, дозволение жить дальше.

Только она помнит. Как тогда сама себя отпела, смирилась с неизбежной собственной гибелью. Правильной. Неизбежной. Справедливой. Просто потому, что на денёк-другой доверилось собственному, как оказалось, очень глупому чувству.

"Зверь" её пожалел, отпустил. Вот, даже и мужа не худого дал. Но сидит где-то глубоко внутри и собственная готовность к могиле "по глупости". И - тоска. По упущенным возможностям. По счастью быть рядом, в той буче, "боевой и кипучей", которая постоянно закручивается вокруг Ванечки.

Ой, нельзя так думать! У князя Ивана свои дела разные, а мы тут, в Каупе, потихоньку-полегоньку... Вовсе не строя, к примеру, такие корабли. И даже не догадываясь прежде, что вот такие красавцы - возможны.

-- Надо - попроси. Но... Все корабли в мире не стоят доброго отношения "Зверя Лютого". С ним - и новое добро добудет. Без него - и нынешнее потеряем.

Сходные чувства - "хочу!" - возникали и в Гданьске, и на Руяне. Сигурд сразу понял: не по зубам. И тут же, прикинув некоторые возможности, сделал выбор в конкретных текущих обстоятельствах. Не в тоннах груза или серебрушках дохода - в главном: кого держаться, на чьей стороне быть.

Просто - вид. Зрелище огромных, по здешним меркам, белопарусных громад, неторопливо входящих в гавань, вызвало эмоции. Заставил напрячься, заинтересоваться, узнать и обдумать. Принять решение. И реализовать его. Что, вкупе с другими моими и не моими действиями привело здешние народы и государства к чрезвычайному потрясению. К серии чрезвычайных. О чём позже расскажу.

Михалко сперва очень встревожился, когда сигнальщики с побережья сообщили о том, что два огромных корабля легли в дрейф у входа в главную бухту острова. Успокоился только когда прибывший на берег Дик передал пакет с письмами и добавил по-простому:

-- Пришли от Воеводы Всеволжского. Места посмотреть да помочь тебе, княже, коли нужда какая.

Два "шилохвоста", подобно "попаданцам" из других эпох или мест, рывком изменили расклады на Балтике. Не действием даже, но лишь присутствием своим. Имея 160 тонн водоизмещения против 20-25 у местных кнорров - основных торговых кораблей на транс-балтийских маршрутах, они заменяли не 6-8 торговцев, но, превосходя в два-три раза в скорости - 15-20. Каждый.

***

Спустя всего одно-три десятилетия на Балтику выйдут фрисландские когги ("бочонки").

Порождение "ваттового моря" - прерывистой череды ваттов (мелководных морских участков) у берегов Нидерландов, Германии и Дании, часть акватории Северного моря, ограниченная цепью Фризских островов. 500 км. в длину, 10-50 в ширину. Дважды в день осушается отливом и наполняется приливом. Сформировалось в X-XIV вв., когда торфяные отложения, ранее отделённые от океана песчаными дюнами (позднее - Фризские острова), были разрушены и смыты в результате штормовых нагонов воды.

Когг строят за три года. Основной материал - дуб. Массивные элементы выпиливают, а не вырубают, как у викингов.

Прямой киль, короткий корпус судна - соотношение длины киля и ширины корпуса примерно 3:1. Почти прямой довольно крутой ахтерштевень, высокоборный дощатый корпус судна с клинкерной ("внакрой") обшивкой и открытой палубой.

Скорость - 3-4 узла, парус - 180-200 м², грузоподъемность до 200 тонн, осадка (с грузом) - 2-3 м, экипаж: 10-18 чел. Рулевое весло на правому борту. Во втор.пол. XIII в. появится навесной руль, снабжённый румпелем. Характерная черта - высокие зубчатые надстройки на баке и юте, для размещения пращников и стрелков. Мачта - одна, с одним прямым парусом.

При наличии киля, судно практически плоскодонное, благодаря повышенной ширине средней части корпуса.

Очень удачная конструкция в условиях ваттов, когда море дважды в день далеко заливает берег, позволяет подойти к пристани и там сесть на грунт при отливе. Можно разгрузиться по сухому и со следующим отливом уйти в море. Пожалуй, первое на Балтики чисто парусное морское судно.

Немцы, придя на Балтику, пришли со своими кораблями. Вытеснив скандинавские кнорры и драккары. Чуть позже, когда на побережье появятся немецкие города с достаточно "глубоководными" гаванями, когда начнёт подниматься Великая Ганза, этот тип корабля станет основным. В 1206 г. Ригу спасло от голода прибытие всего двух коггов с хлебом.

Со временем пропорции будут меняться, станет короче киль, повысится скорость и грузоподъёмность, станет обычной вторая надстройка на носу, появится вторая мачта, пушки поставят...

Пока эти корабли ходят вдоль побережья Северного моря, изредка появляясь в датских Зундах. Они почти не уступают "шилохвостам" в грузоподъёмности, раза в два-три проигрывают в скорости и очень существенно - в манёвренности.

Снова: мы успели в последний момент. Ещё поколение и немцы утвердятся на Балтийском побережье, прежде всего - в Любеке. И наполнят море своими кораблями.

***

Руян стал мгновенно ближе. К Роскилле, Любеку, Гданьску, Висьбю, Каупу... "Ближе" - для того, на чьей стороне эти корабли.

Появление "Балтийской эскадры" оказалось очень своевременным. Фактически - в последний момент. Все прибрежные владетели внезапно осознали, что Ванька-лысый - высоко сидит. На Дятловых горах. И глядит - далеко. Сможет дотянуться. Каким-либо, прежде невиданным, способом.

Таких корабликов никто никогда... А сколько их вообще? А что на них ещё есть? Кроме показываемого? А не явятся ли с той стороны какие-то... драконы морские или ковры-самолёты огнеметательные?

Кораблики прошли Зундами и показали нашего "чёрта на тарелке" в Атлантике. Дания, Гольштейн, Голландия, всё побережье Европы постепенно становилось зоной наших интересов. И - возможностей.

Работы по созданию Волго-Двинского канала требовали, помимо знания местности, умений строительских, инструментов и приспособлений, и очевидно отсутствующего: людей, рабочей силы. Строительства такого объёма в "Святой Руси" не бывает, потому что собрать тысячу-две-три человек в одном месте, чтобы они хотя бы просто месяцами копали землю - просто невозможно.

Факеншит же! Не потому что тупые, а потому, что жрать нечего!

Выражаясь академически: низкий уровень производительных сил, происходящий от низкой удельной продуктивности вмещающей экологической системы.

Проще говоря... Да сказал же уже! Жрать - нечего! В каждом конкретном месте. А привезти - дорого.

Про расценки при строительстве Михайловского златоверхого я уже не раз вспоминал: одна-две ногаты в день.

Есть вариант мобилизационный: просто согнать на работы население. Так частенько делали в 16-18 в. В эпоху торжества крепостного права и всеобщей трудовой повинности. И пусть они (работники) там как-нибудь сами... держатся.

Они - "держатся". Но не долго.

В "Святой Руси" есть только один пример стройки сходного объёма: город Ярослава. И то - растянулось на годы.

Чтобы его повторить, надо, как минимум, это население поблизости от стройки иметь. А у нас - Валдай. На Новгородчине в эту эпоху 90% сельских поселений - 1-3 двора. И стоят они вёрст за 5-10 друг от друга.

Я уж не говорю о том, что мы для местных - суздальские, иноземцы-вороги, а спрятаться в здешних лесах они могут так, что не найдёшь. Что они постоянно и делали (в РИ) при всяких польских, татарских, литовских, московских, немецких... нашествиях.

Поэтому туземцев нанимали. Исключительно добровольно. И не только местных: работали артели из Ржевы, Зубца, Твери. И платили им хорошо. Но их никогда не было более двух сотен. Они сделали очень важные работы. Подготовительного и вспомогательного плана. Особенно - в самом начале, весной-летом 1170 г. Вывалка леса, подготовка мест размещения работников...

К 1170 г. мы уже могли обеспечить массу людей не только инструментом, но и продовольствием. Прежде всего - хлебом. Про наше собственное продвижение в этой части, про расширение поставок из Рязани, про избыток Опольского хлеба из-за ограничений, введённых для Белозерья - я уже...

Ещё у нас была отработана схема речного транспорта. Она действовала, пусть и не очень интенсивно, по правобережью Волги до Зубца. Едва война с Новгородом закончилась, как мы начали её расширять и насаждать выше, переваливая через водораздел уже в Западную Двину.

Проще: у нас есть чем строить, есть чем кормить строителей. Осталось только их найти.

Пётр I отправил на строительство Ивановских каналов восемь тысяч пленных шведов после Полтавы.

"В шатре своем он угощает

Своих вождей, вождей чужих,

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих

Заздравный кубок подымает".

Вожди поподнимались да поласкались? А рядовой состав - на лопату. Быдло же. Хоть и шведское.

У нас - ни Полтавы, ни шведов. А вот пленные ширванцы - во множестве. Они и наполнили собой расшивы, идущие без груза из-за прекращения торговли, и шустро тянули их по великой русской реке.

Откуда? Вернёмся в Саксин в май 1170 г.

Глава 640

-- Аким Янович! Опять ерунда получается! Новосёлы Бехтияровы амбары ломают! Говорят - князь велел. Мы ж уговорились! Те амбары под команды расшивные пойдут!

-- Уймись, Дик. Тьфу! Что у тебя за имя поганское! Не то икнул, не то пукнул, не то по матери... Не может быть на Руси имени с одного слога!

-- Ой ли? А Пётр, Глеб, Пров?

-- Тьфу! Уел. А, всё едино! Гик, дик, сук и гак - один пень. В смысле: дерево. Ладно. Давай по делу. Под команды есть два дома купецких, почти целых. Насельников тамошних, один чёрт, надо в полон гнать.

-- А князь разрешит?

-- А на что оно нам? Его разрешение. Он анбары забрал, не спросился. И мы тако же те усадьбы заберём.

-- Ну... не хорошо же. Свара будет.

-- И чё? Он первый начал - с него и спрос.

-- Так-то оно так... Но у него три сотни воинов добавилось.

-- Ага. Только те воины на Подкидыша зубами скрипят. А мы им никакого худа не делаем. Вот, взяли они теи анбары. И бог им в помощь. Мы ж нуждишки-то людские понимаем. А что князя чуток по носу щёлкнем... так им в радость. Ладно, не об том речь. Лодку добрую для моря, человек на десять сыскать можешь?

-- Ну... есть такая.

-- Не нукай! Тебя Воевода, что, не учил?! Надо собрать на неё припас. Чтобы на тот край, на южный берег дошла.

-- Понял. Сделаю. А груз какой? Много ли?

-- А груз, разлюбезный мой Диконя, полста сабель, да шеломов, да щитов, да прочего, чего воину морскому надобно. Афоня нынче собирает. Чтоб и доброе, и попроще. Мы-т много у басурман оружия взяли. Есть с чего выбрать.

-- Э... Лызло?

Аким довольно хихикнул.

-- Ага. Он самый. Вроде бы, срослося. Он сам, его товарищей двое, моих двое, да из местных трое, да ещё двое из пленных, кто в Христа прежде верил и снова уверовал.

-- Сомнительно мне что-то...

-- О-ох, Дикушка, а уж мне-то... будто по трясине идёшь. По душам людским. Да только иного тута и быть не может. Души же! Итить их крестить, возносить и окармливать. Верных да крепких в таком деле - нынче не сыскать. А которых сыскать - для такого дела негожи.

Аким тряхнул головой, отгоняя сомнения.

-- Так что давай. С тебя - лодка, с Афони - сброя. А с меня, грешного, Лызло с сотоварищи.

Через три дня, ещё до восхода, крепкий баркас отвалил от пристани в Саксине и побежал вниз по реке. К морю Хазарскому. Ещё через пару дней Дик на расшивах, набитых хабаром и полоном, отправился в противоположную сторону.

Воеводе нужны работники, надобно донести собственные соображения по кораблям, передать письма Акима и Афони, возвернуть к месту постоянной дислокации часть бойцов.

Дик поглядывал на степи по низкому левому берегу, на полосу чернеющего у горизонта, там, куда не доходит волжское половодье, леса, пытаясь с утра в холодке выправить составляемую им "Пояснительную записку", особенно упирая на необходимость наблюдать момент прохода линии галфвинда, чтобы не упустить сразу же осаживать фока-галс и шкот, одержать руль и стянуть шкоты кливеров, дабы излишне рыскливое судно по инерции не вышло из ветра, резко пройдя линию бейдевинд.

А в это время Лызло в большой старинной запущенной усадьбе невдалеке от столь памятного ему по разнообразным сексуально-социальным победам городка Энзели проповедовал двум десяткам атаманам пиратских шаек:

-- Братья! Храбрецы! Добыча! Войти в Куру, взять Берды... Там - всё! Всем! Никто никогда в жизни...! Мы пойдём как русы! Враги разбегутся в страхе! Возьмём всё! Победа будет за нами! Север нам поможет!

***

В здешних краях походы русов двухвековой давности - не только исторические факты. Это поэтические образы, живущие в народной памяти, часть восприятия мира, один из лейтмотивов в здешних культурах.

"У всех на слуху". "Это ж все знают!".

"От владений Ису до кыпчакских владений

Степь оделась в кольчуги, в сверканья их звений.

В бесконечность, казалось, все войско течет,

И нельзя разузнать его точный подсчет.

"Девятьсот видим тысяч, - промолвил в докладе

Счетчик войска, - в одном только русском отряде".

Краснолицые русы сверкали. Они

Так сверкали, как магов сверкают огни.

Посреди встали русы. Сурова их дума:

Им, как видно, не любо владычество Рума!

И от выкриков русов, от криков погони,

Заартачившись, дыбились румские кони.

Кто бесстрашен, коль с ним ратоборствует рус?

И Платон перед ним не Платон - Филатус".

Низами, родившийся и всю жизнь проживший в Гянже, в городе, до которого русы, тогда, два века назад, не дошли пару дневных переходов, вполне воспринял этот общекультурный образ. Оттачивал и раскрашивал его, в меру своего великого таланта. Представлял, следуя поэтическим стандартам своего времени, Александра Македонского императором Рима. А его противниками, единственными достойными противниками такого, величайшего до Чингисхана, покорителя вселенной сделал русов и их союзников - алан, буртасов...

Чтобы показать величие своего героя поэту нужно найти ему великого антагониста.

Против Искандера Двурогого? Который в союзе с китайцами? - Только русы.

"Мощный выехал рус: чье стерпел бы он иго?!

Щеки руса - бакан, очи руса - индиго.

Он являл свою мощь. Он соперников звал.

Он румийских воителей бил наповал.

Исторгавшая душу из вражьего тела,

Булава его всех опрокинуть хотела.

И когда грозный рус, незнакомый со страхом,

Славу Рума затмил в поле взвихренным прахом,

Он, сменив булаву на сверканье меча,

На китайцев напал и рубил их сплеча".

Низам ад-Дин Абу Мухаммад Ильяс ибн Юсуф ибн Заки ибн Муайяд - уже родился. Через сто лет его "малую родину" - Гянджу в Арране, описывают как "полную сокровищ", как один из самых богатых и процветающих городов Ирана.

Он уже получил прекрасное образование и написал свою первую поэму из "Пандж Гандж" - "Махсан аль-Асрар".

В этом году правитель Дербента Дар Музаффарр ад-Дин подарит ему рабыню - половчанку Афак. Низами освободит женщину, и она станет его любимой женой. А он посвятит ей много стихов, называя "величавой обликом, прекрасной, разумной".

Афак не была образованна, но обладала незаурядным умом, прекрасно знала народные сказания и песни, героические легенды своего народа. Она вдохновила на создание пленительных женских образов Ширин, Нушабе, Нистандарджихан. В 1174 г. у них родится сын Мухаммед. Через несколько лет она умрёт.

Низами женится ещё дважды. Каждый раз, когда он заканчивал очередную поэму - умирала его очередная жена. Поэт считал такое личным проклятием, рвал на себе волосы, проливал слёзы. Но прекратить сочинять не мог.

Так - в РИ.

В АИ... Гянджа слишком близко. От Куры - 20 вёрст, от Бердаа (Барда, Берды) - цели похода гилянских разбойников - 70. Нынче это разные государства, но пиратам без разницы.

Низами, как и положено поэту, не врёт в своих сочинениях, а несколько... приукрашивает. Будучи вдруг удивительно точен в деталях.

Я уже писал о вытершихся беличьих шкурках, используемых в Курске в качестве денег. Похоже, что Низами читал ал-Гарнати. Удивление путешественника звучит и стихах поэта.

После победы Искандера его противник Рус приводит в свою сокровищницу. И удивляет деньгами-мехами:

"Цену меха узнав, царь промолвил: "На что же

Служат шкуры вон те, знать хотел бы я тоже?"

Все облезли они, лет казалось им двести,

Но на лучшем они были сложены месте.

Шах взирал в удивленье: на что же, на что ж

Столько вытертых шкур и морщинистых кож?

Молвил рус: "Из потрепанных кож, государь,

Все рождается здесь, как рождалось и встарь:

Не смотри с удивленьем на шкуры сухие.

Это - деньги, и деньги, о царь, неплохие.

Эта жалкая ветошь в ходу и ценна.

Самых мягких мехов драгоценней она.

Что ж, дивясь, обратился ко мне ты с вопросом,

Купишь все малой шкурки куском безволосым".

Государь поразился: какая видна

Здесь покорность веленьям! Безмерна она".

Искандер Двурогий, судя по стихам Низами, относился к криптовалютам, ассигнациям и прочим неметаллическим деньгам, как к показателю "покорности велений". Забавно наблюдать подобный экономизм и в 21 в.

Поприкаловавшись над русами с их деньгами из облезлых шкурок - "ну тупые", Низами не оставляет "не обогретыми" и румийцев с Искандером - "тупые-тупые". Часть мифов о русах - в описании хорошо известного на Руси существа.

"И над сонмищем русов с обоих концов

Подымался неистовый звон бубенцов.

И меж русов, где каждый был блещущий витязь,

Из их ярких рядов вышел к бою - дивитесь! -

Некто в шубе потрепанной. Он выходил

Из их моря, как страшный, большой крокодил.

Был он пешим, но враг его каждый охотней

Повстречался бы в схватке со всадников сотней.

В нем пылала душа, крови вражеской рада.

Он пришел, как ифрит, из преддверия ада.

Он был за ногу цепью привязан; она

Многовесна была, и крепка, и длинна.

И на этой цепи, ее преданный звеньям,

Он все поле мгновенно наполнил смятеньем.

Вот кто вышел на бой! Мест неведомых житель!

Серафимов беда! Всех людей истребитель!

Загребал он воителей, что мурашей,

И немало свернул подвернувшихся шей.

И цепного вояки крутая рука

Многим воинам шаха сломала бока.

Так вельмож пятьдесят, мчась равниною ратной,

Полегли, не помчались дорогой обратной.

Столько храбрых румийцев нашло свой конец,

Что не стало в их стане отважных сердец.

"Это злое исчадье, откуда оно?

Человеку прикончить его не дано.

Он идет без меча; он прикрылся лишь мехом,

Но разит всех мужей, что укрыты доспехом.

Это дикий, из мест, чья безвестна природа.

Хоть с людьми он и схож, не людского он рода".

Так умеют они своей мощью играть,

Что одно существо - словно целая рать.

И самец или самка, коль тронутся к бою, -

Судный день протрубит громогласной трубою.

Соболей, чья окраска, как сумрак, черна,

Порождает одна только их сторона.

Будет он доведен, и, окованный, там

Станет хлеб добывать он своим вожакам.

Водят узника всюду; из окон жилища

Подаются вожатым и деньги и пища,

А когда мощным русам желанна война,

В бой ведут они этого злого слона".

Ну и кто же "Судный день протрубит громогласной трубою" всему "прогрессивному", по Низами, человечеству? Не узнали? Этого невиданного "злого слона"?

Это же медведь скоморохов! "...из окон жилища/ Подаются вожатым и деньги и пища".

В 17 в. на Руси говаривали: русский царь может из одних ярмарочных медведей войско выставить. Похоже, предки-русы выставили одного. Но многим румийцам хватило. А персов (Низами писал на фарси и жил в персидско-курдском городе) - потрясло на века.

При том, что ареал кавказского бурого медведя охватывает Большой Кавказ и Закавказье, кроме южного, юго-западного и Талыша, где смыкается с ареалом ещё одного подвида - сирийского.

Низами не был придворным поэтом - опасался, что "утратит честность". Свои поэмы он "дарил" владетелям. "Лейли и Меджнун" (1188 г.), посвящена Ахситану I. Судя по печали, которая звучит при упоминании ширваншаха в последующих поэмах, два этих человека были дружественны друг другу.

Увы, в эпоху впёрлось попандопуло.

Эпоха, прямо говоря, и так-то не стабильна. Но в РИ Низами и Ахситан политические и военные катаклизмы пережили. Даже катастрофическое землетрясение 1192 г. Успели написать, построить, сделать кое-что, что можно увидеть и в 21 в. Перестроенная "Девичья башня" (Гыз галасы) и замок Мардакян, "Пандж Гандж" - "Пять драгоценностей".

В АИ... ещё один поэтический гений, уничтоженный просто появлением попаданца. Явившегося где-то далеко, за тысячи вёрст, чего-то там прогрессирующего. Не имеющего вражды, даже не думающего о Низами, о Гянджи, о множестве живущих в тех краях. Но волна событий, расходящаяся от дел такой "нелюди", нечеловеческой сущности, "хоть с людьми он и схож, не людского он рода", накрывает людей. Хороших и плохих, гениальных и дебильных. Разных.

"Пять драгоценностей"... останутся в этом мире. В русском переводе, кусками, которые я смогу вспомнить, если будет время...

***

Призывы Лызло к собратьям-бандитам были успешны. Не только постоянным упоминаниям успехов древних русов - сами-то те походы окончилась неудачами. Но примерить на себя славу древних героев, ощутить в руках тяжесть их сказочной добычи - хотели многие.

А ошибок мы не повторим, мы ж умные, мы ж местные, мы ж всё знаем! И не будем есть немытые фрукты, как делали русы в Барде два века назад, отчего и нарвались на дизентерию.

Кроме древних мифов и повсеместно актуальной жадности были и другие причины для пиратского похода, которые Лызло активно использовал.

Наиболее наглядное - трофейное оружие ширванцев.

"Север нам поможет! Уже помогает!".

Первая же партия позволила Лызло собрать и хорошо вооружить свою прежнюю шайку.

Пираты - плохие вояки. Но плохие вояки без оружия дохнут от плохих вояк с оружием. Это позволило убрать нескольких конкурентов на место лидера объединённого бандитства.

Э... виноват: "берегового братства вольных людей".

А последующие поставки ещё нескольких сотен комплектов из трофеев - сформировать прилично вооружённый, достаточно многочисленный личный отряд. Под воодушевляющим названием: "крокодилы Гиляни".

-- И что, Лызло, гяуры вот так просто подарили тебе тысячу прекрасных мечей?!

-- О мой достопочтеннейший и славнейший брат Махмуд! Конечно, не просто. Вспомни: русы известны не только бесстрашием, храбростью, презрением к смерти. Но и умом. Русы сами не терпят ничьего ига. Даже Искандера Двурогого. Мои единокровцы благосклонно встретили мою просьбу о помощи нашему братству свободных людей Гиляни. Русы не торгуют оружием. Но это неважно, ибо у нас нет денег, чтобы купить столько. Мечи - дар. Восхитительный дар широкой русской души. Конечно, после победы мы пошлём им много красивых наложниц, горячих коней, дорогих тканей, изукрашенных сёдел. Это будут щедрые дары. Которые составят малую долю нашей добычи.

Другая тема: завершение агонии армянского царства Сюник.

Ну кого в 21 в. волнуют такие подробности? Кроме тех немногих, кто работает с медным концентратом из тамошних месторождений?

А вот "здесь и сейчас", конкретно...

Престарелый Шамс ад-Дин Ильдегиз, бывший кыпчак, бывший раб сельджуков, Великий Атабек, основатель династии Ильдегизидов, правитель Аррана, Азербайджана (Иранского и части Закавказского) заканчивает четырёхлетнюю войну с Сюником. Берёт, в 1170 г., неприступную крепость Багаберд. Захвачены сокровища армянских царей, сожжены 10 тыс. рукописей, последний царь бежал в Нагорный Карабах.

Победа. Которая потребовала напряжения сил и концентрации войск. Т.е. у атабека по южному берегу Куры остались лишь минимальные гарнизоны.

Это позволило Лызло ввести собранную им армаду в сотню кораблей, до восьми тысяч разбойников, в Куру и двинуться вверх по реке. Ширваншах до самого последнего момента не знал - куда направят свои корабли "русы из Гиляни". Не потому, что секрет - какая секретность в разбойничьем собрании? - Просто любые решения менялись так стремительно, что узнанное становилось ложью ещё не дойдя до Шемахи.

В РИ "русы" пришли к южному Апшерону, где и были разгромлены на суше и на море. В АИ парусно-гребные кораблики пиратов вошли в Куру и полезли вверх. Ширваншах выскочил из Шемахи и, с конницей, кинулся к речке. Рассылая гонцов к своим вассалам, союзникам и просто соседям.

Увы, отряды собирались медленно.

А уж когда Лызло ухитрился в стычке с ширванскими всадниками выпустить на поле пьяного медведя...

"Столько храбрых ширванцев нашло свой конец,

Что не стало в их стане отважных сердец".

Откуда взял? - Так я ж говорю: наш человек. Он-то знает, что такое - "медвежья забава", "плясовые медведи".

Нет, я тут не причём. Медведи водятся и на Кавказе, и в Мазандаране. Главное - знать что искать. Ему-то такое - не неизвестное "злое исчадье", в Новгороде на Масленную неделю на лёд Волхова выводят десяток медведей.

Кони ширванцев бурого буйного пьяного рычащего лохматого... безобразия на поле битвы не вынесли и понесли. Ускакали. Вместе с витязями, падаванами и джигитами. Но важнее другое: включился на полную мощности сию-местный, сию-временный миф. Страшилка о диких русах.

В Барда пираты просто вошли - народ разбежался. Банды разбойников, завладев конями, принялись грабить округу во всех направлениях.

Среди прочего в паре десятков вёрст западнее наскочили на купеческий караван из Дербента. Там был человек, назвавшийся вышивальщиком - ремесло вышивания было делом семьи Низами. А вот другие эпитеты - "волшебник слов" и "зеркало незримого" - произнесены не были.

Низами вёз "гонорар" - дорогие подарки от правителя Дербента. Нищие, гонимые властями гилянцы посчитали его одним из "тех" - богатых и власть имущих. Перерезали горло. Имущество забрали, мужчин зарезали, женщин... употребили. Рабыня-половчанка Афак не успела обрести свободу. "Величавая обликом, прекрасная, разумная"... какой мужчина пропустит такое сокровище? - Её "пропустили". Через всю банду. По-братски, по-товарищески. Кто сколько хочет.

"Будучи житницей мужского изобилия, женщина знает, что она практически неистощима".

Физически и психически крепкая, Афак оказалась вполне "неистощимой". Увы, "незаурядного ума и знания народных сказаний" оказалось недостаточно: через три дня её зарезали в пьяной драке двух банд. Не за её личные свойства. А просто... под нож попала.

В мире стало... пустыннее.

Нет - кому, нет - для кого.

Никто не напишет:

"Я жив тобой, зачем мне жить скорбя,

Я, жертвой став, погибну за тебя.

О, приласкай, участье прояви,

Счастливой вестью душу обнови.

И если я безумьем обуян,

Скинь с нежной шеи черных кос аркан.

Меня петлей душистой задуши,

Дыхания последнего лиши".

Не стало пишущего, не стало слушающей. И даже поддерживающий не произнесёт слов участия:

"Жди, уповай, и время подойдет -

Мгла расточится, заблестит восход.

Преодолей судьбу, сынок, очнись,

К благополучью прежнему вернись.

Не выпустишь удачу из руки -

Вновь станешь счастлив, року вопреки.

Пусть беды мира связаны узлом,

Не поддавайся, сын, борись со злом.

Когда терпенье будешь проявлять,

То счастье возвратишь себе опять".

Просто несколько десятков "простых людей" получили в руки довольно примитивное холодное оружие и, опьянённые вкусом победы и безответностью жертв, принялись резать любых встречных, чтобы отобрать у них цацки и тряпки.

Отряды разбойников дошли до предместий Гянжи. Город, разрушенный два десятка лет назад мощным землетрясением, перебравшийся на семь вёрст от прежнего места, "заблудившийся" среди возникших провальных озёр, не смог оказать серьёзного сопротивления. Гарнизон и власти, перепуганные слухами о чудовищных "русах" бежали, население оказалось во власти гилянцев. Среди множества погибших был и брат Низами, тоже поэт.

Лызло был достаточно умён, чтобы не повторять широко распространённую ошибку подобных находников - "зажился долго". С юга приближались армия атабека, сверху по Куре двинулись грузинские отряды, с востока собирались ширванцы. Надо было "уносить ноги".

Увы, "глас народа" повторял:

-- Фигня! Одним махом всем побивахом! Сща-сща ещё чуток пограбим-повеселимся...

Наконец, оставив наиболее свободолюбивых атаманов допивать, доедать и умирать, основная часть армады Лызло двинулась по реке вниз к морю.

Ширваншах, взбешённый разгромом в "стычке с медведем" и безнаказанностью пиратов, ожидая многих насмешек от того, что не смог защитить свой народ сам, без помощи грузинского царя и турецкого атабека, приказал своему флоту перейти от Баку к устью Куры.

План был разумен. Первая часть флота, состоящая из мелкосидящих шебек и самбук, входит в реку и поднимается вверх. Столкнувшись с разбойниками - бьёт их, топит их корабли, отбирает захваченную добычу.

Предполагалось, что армии, идущие по берегам, поддержат речное сражение. Или наоборот: корабли на реке поддержат воинов во время сухопутной битвы.

Похоже на разгром египтянами "народов моря" на 8-м году правления Рамсеса III:

"А тех, которые вторглись с моря встретило в устьях Нила страшное пламя [царского гнева]: ограда из копий окружила их на побережье, их вытащили из воды, окружили и распростерли на берегу, убили и превратили в груду трупов".

Не на воде или на суше - береговое сражение, в обеих средах.

Ширваншах велел перейти к Куре и второй части своего флота - тяжёлым парусникам бателам, с тем, чтобы привезти туда множество пеших бойцов: в заболоченной дельте Куры конница неэффективна.

27 июля шебеки ушли с мест стоянок у Апшерона, через два дня двинулись бателы.

Из двадцати построенных ширванцами транспортников, один был захвачен в "битве в дельте", три сгорели в "сражении сближения", один захвачен Диком после "боя у побережья", три достались семендирцам на мелководье в дельте Терека. Ещё один утонул по дороге: обшивка кораблика, дважды сдёргиваемого с мелей, не выдержала и протекала столь сильно, что экипажу пришлось бросить судно.

"Разбитому кораблю любой ветер встречный".

Ещё один, уже на Апшероне, корабельщики разобрали для ремонта остальных кораблей.

Выпихнуть большой средневековый флот в море невозможно быстро. И - секретно. Да и задача так не ставилась. Уже с начала июля моряки в городе били себя пятками в грудь и кричали о том, как они пойдут и вырежут этих проклятых, мерзких, трусливых, глупых... "гилянских русов".

К 20-ому любой ишак в Баку знал: кто, куда и когда отправляется, на каком судне, с какими трофеями вернётся. А то, что у всех пиратов не наберётся столько отрубленных голов, сколько обещают привезти храбрые воины ширваншаха... Это ж ишак, зачем ему арифметика?

Я уже говорил, что для меня сбор и обработка информации - важная цель и немалый вкус жизни? - "Хочу всё знать". И - обо всех. Это вбивалось в моих воспитанников, просто в людей, которые проводили время вблизи меня.

"Не стыдно не знать. Стыдно не хотеть знать" - древнеиндийская мудрость.

И моя - тоже. Которая неоднократно изливалась или м-м-м... долбала моё окружение.

Ты - хочешь? Знать? Всё ли ты сделал, чтобы удовлетворить твоё, личное, острое, задушевное... желание?

Аким Янович... Он, как всякий строевой офицер, не любит наушников, подглядывателей, соглядатаев, шпионов, перескоков... А вот как командир спец.подразделения - сотни смоленских стрелков, которым приходилось часто лезть в бой впереди основных сил, он очень хорошо понимает важность разведки.

Он - понимает. А то, что у него есть выученики Точильщика в команде... Ну, мы ж знали куда он идёт.

Нет, у нас не было "глубокой агентуры". Типа "слушателя" под ложем ширваншаха. А лучше - прямо на ложе. Выращивание такой "розы" требует немалых не только навыков. Которых у нас там не было. Но и просто времени. Которого не было совсем.

Не имея возможности взять "нектар истины" из "бутона цветка", мы довольствовались "ароматами", свободно разносимыми по полю коммуникаций. В городе и флоте полно болтунов, совсем нетрудно организовать человечков, которые перескажут услышанное в "правильные" уши. Тоже нетрудно, хотя и не дёшево, держать в разных местах в городе нескольких резвых скакунов.

До Дербента меньше 300 вёрст. А над Дербентом, в кошаре на отроге Табасаранских гор сидят двое мальчишек. В местной одежде, специально замурзанные, они никому, кроме группы прикрытия, на глаза не попадаются, никуда не выходят. Только ночью поднимаются на скалу, расчехляют подзорную трубу и оглядывают горизонт.

28-го им пришлось расчехлять и саму сигнальную установку: получив известие о подготовке к выходу флота из Баку, Нечай, ставший командующим русского флота в Саксине после убытия Дика во Всеволжск, привёл эскадру к Дербенту.

Корабли легли в дрейф далеко в море. С берега их не видно, а вот с горы ночью работа флотских сигнальщиков воспринимается. И - в обратную сторону.

Узнав о предполагаемом выходе транспортников из гавани, Нечай кинулся вдогонку.

На самом деле эта агентурная работа не была столь уж критической.

Обе эскадры - парусные. Чтобы идти им нужен ветер достаточной силы и подходящего направления. Как только такой ветер установился - ширванцы и двинулись на юг, "пылая огнём мщения и пламенем доблести".

В сходном состоянии, сходным курсом устремились и "шилохвосты".

Через день поздним утром на ширванском флагмане уже ожидали появления земли на юго-западе, когда прибежавший к командующему флотом, "крокодилу морей и альбатросу бурь", слуга пал ниц перед шитыми золотыми нитями туфлями и залепетал что-то несуразное.

У ширванцев, как и у османов в более поздние времена, постоянный дефицит моряков.

Парадокс: рыбаков - полно, пираты - бывают. А вот матросов... не набирается. Для вновь построенного флота, где нужно управлять кораблями, прежде здесь невиданными - и вовсе нет опытных специалистов. Пётр I эту проблему решал посылая дворянских детей учиться, но, первое время, ставя командирами иноземцев, пока свои не выросли.

Ширваншаху закономерно не повезло: опытные капитаны погибли, в большинстве своём, в предшествующих столкновениях с всеволжским флотом. Нынешние были не "морские волки", а "горные бараны": необходимость умирять местную знать подачками заставляла давать громкие титулы и важные места в гос.службе младшим сыновьям из феодальных кланов, десять лет назад поддерживавших правителя.

"Крокодил" обругал матроса, пнул пяткой и возвратился к выслушиванию касыд эскадренного поэта-блюдолиза.

Чисто для понимания: на каждой эскадре должен быть свой блюдолиз. Чтобы самый главный, залив глаза и уши шербетом славословия и нектаром восхищения, не приставал к подчинённым с идиотскими требованиями.

Через два часа "шилохвосты" догнали бателы, вышли на "нулевой рубеж атаки" и подняли флаги. "Чёрт на тарелке" и "андреевский косой" произвели впечатление. На бателах началась суета, обычная перед началом сражения.

Увы, экипажи опыта деятельности, "обычной перед сражением", не имели.

Дальше начался разгром, сходный с устроенным Диком три месяца назад.

Анализ "битвы сближения", проведённый Диком с капитанами и командирами в Саксине, позволил выделить несколько полезных модификаций.

Когда-то, несколько лет назад, в первую нашу зиму на Стрелке, мне пришлось устроить "Ледовое побоище", истребляя "унжамерен". Драка получилась нестандартная, и по возвращению я провёл тщательный "разбор полётов", особенно выделяя непривычные элементы тактики, их взаимосвязи и ограничения применения. Со схемами, жестикуляцией, формулированием и проговариванием основных решений.

Уточню: особенности боя - это одно, особенности рассказа о нём, приёмы анализа - другое.

Дик на тех посиделках не присутствовал - маленький ещё был. Но манера таких "разборов" усвоена ближниками, он на подобные попадал позже. Из недавних - анализ Белозерского "морского боя на озере". Понял и применил в Саксине. Юные капитаны - восприняли.

Нечай за эти месяца перетащил аркбалисты с левого борта на правый и поставил их там на шканцах на закрытых тумбах. Рискованно. А что если враг подойдёт не с той стороны?

"Однажды на рассвете, когда мы после долгого плавания шли между Канарскими островами и Африкой, на нас напали пираты... Это были турки из Салеха... У нас было двенадцать пушек, а у врага - восемнадцать.

Около трех часов пополудни разбойничий корабль догнал нас, но пираты сделали большую ошибку: вместо того чтобы подойти к нам с кормы, они подошли с левого борта, где у нас было восемь пушек. Воспользовавшись их ошибкой, мы навели на них все эти пушки и дали залп...

На этот раз враги подошли к нам с другого борта и взяли нас на абордаж, то есть зацепились за наш борт баграми; человек шестьдесят ворвались на палубу и первым делом бросились рубить мачты и снасти...

Трое из наших людей были убиты, восемь человек ранены. Нас отвезли в качестве пленников в морской порт Салех, принадлежавший маврам".

С этого начинаются приключения Робинзона Крузо.

Первая атака пиратов провалилась - подошли не с того борта.

Нечай готовил свои корабли к конкретному мероприятию: не к коммерческому плаванию, где враги могут явиться со всех сторон, а к морскому бою, в котором он будет атакующей стороной.

"Человек предполагает, а господь располагает". Парень - "предположил". И оказался прав.

Перенос аркбалист на один борт потребовал удвоения их расчетов. Напомню: наши, как и обычно военные парусники 17-18 в., имеют орудийные расчёты на половину пушек.

Третье отличие состояло в том, что среди новгородцев из последней партии набралось шесть десятков достойных стрелков, которые были распределены, в качестве вспомогательных подразделений, по "шилохвостам". И минимально обучены поведению на судне в походе и в бою.

Наконец, пользуясь некоторым избытком людей, считающих себя моряками и стремясь разнообразить опыт матросов и командиров, Нечай потянул с собой два трофейных батела. Пустыми, с минимальными командами. Они заявились к месту боя только в самом конце и занялись своим делом - подбирать тонущих.

Глава 641

В самом бою Нечай исправил только одно: не было атаки растянутым строем. Все три "шилохвоста" очень плотненько встали на дистанцию боя на траверзы к первым трём бателам, и, практически одновременно, принялись их обрабатывать.

Противник не пытался перестроиться, контратаковать. Активно пускал стрелы, просто ливень. Но - неэффективно, далеко. На полной дистанции их перестреливали арбалеты, на половинной - защищённые башенными щитами лучники. С участием новогородцев это получалось особенно эффективно. Ширванские палубные стрелки имели, в качестве защиты, только верёвочные леера да резную балюстраду на корме. Ну нет у них больших стоячих щитов! А у лучника нет третьей руку, чтобы закрыться малым.

Аркбалисты, не сдерживаемые ограниченностью БК - "Вицли-Пуцли" притащил не только людей, но и боезапас - долбили много и успешно.

Ширванский строй развалился, бателы устремились западнее, надеясь добраться до побережья. Поворот фордевинд под латинскими парусами требует мгновенной переброски паруса с одного борта на другой. Иначе... возможны потери в экипаже и разрушения на корабле. Манёвр требует слаженной работы достаточно многочисленной парусной команды.

Команды были достаточно многочисленны. Но недостаточно слажены. А тут ещё истерики при виде приближающихся "этих страшных русов" и недостаточный опыт командиров.

"Будь профессионалом в бою, пусть противник умрет героем" - увы, ширванцы не хотели героически умирать.

Кильватерная колонна превратилась в нестройный ряд отдельных кораблей, удиравших кто во что горазд. "Шилохвосты" поджигали их поодиночке, один за другим.

Это был полный разгром. До берега не добрался ни один бател.

Ветер и волны разносили горевшие и чадившие обломки ширванского флота. Пять кораблей с "чёртом" на флагштоках медленно крейсировали по морю, подбирая уцелевших и достреливая сопротивляющихся. К наступлению темноты было выловлено около полутора тысяч матросов и солдат ширваншаха. Из, примерно, четырёх тысяч, бывших на кораблях утром. Капитанский совет, состоявшийся уже в темноте на борту флагмана, решил: возвращаемся в Саксин.

Гибель бателов не имела никакого значения для действий Ахситана против Лызло. В тот же день, когда ширванские транспортники горели в море, не дойдя полусотни вёрст до устья Куры, в самой реке и на её берегах разыгралось кровавое побоище. Два десятка ширванских шебек "в лоб" атаковали головку растянувшегося пиратского каравана.

Пираты имели трёх-четырёхкратное превосходство в вымпелах и в численности, но собрать силы в кулак не смогли. Отряды подтягивались по реке несколько часов. Кура - неширокая река, шебеки перекрывали её полностью, лучники с берега доставали стрелами до разбойников. Экипажи с потопленных кораблей высаживались на берег, где вырезались подошедшей конницей.

Лызло, поняв, что пробиться водой не удастся, вывел своих людей на правый, Азербайджанский, берег Куры. Самого атабека ещё не было, но его передовые отряды успели подойти. Пользуясь относительной вооружённостью своих людей, Лызло пытался пробиться на юг и геройски погиб, сражаясь в окружении.

Ночью три съехавшихся вместе государя праздновали победу на страшными русами гилянского происхождения, клялись в вечной любви, хвастали своими доблестями. Тут с побережья прискакал вестник с сообщением о гибели бателов.

"В страхе дворец -

Что скажет вестник беды?

Это конец...

Это гонец судьбы".

"Пиррова победа" - ширваншах вкладывал ресурсы страны в флот. А теперь у него остались десяток шебек и самбук, нуждающихся, по большой части, в ремонте.

Атабек Ильдегиз тоже хорошо вложился в разгром Сюника. Но он получил достойную добычу и множество рабов сразу, будет получать немалые доходы дальше. А Ахситан просто выжал свою страну. Насухо. Впустую.

У правителей Востока есть неприятное свойство: их режут. Ближайшие, домашние слуги вспоминают прежние обиды и прерывают нить жизни властителя при первом же серьёзном поражении.

Ахситан I был убит слугой в первую же ночь по возвращению в Шемахи.

И тут все поняли, что... что война. Прежний баланс сил в регионе, державшийся на трёх правителях - атабеке, царе и ширваншахе - рухнул. Грузия и Азербайджан столкнулись "в лоб", с демпферами вроде эмирата в Ани, курдов в Гянже, армянских царей, но без ширваншаха.

Грузины поспели в Шемаху первыми. По призыву старенькой уже мамы Ахситана - грузинской царевны.

Огромное количество погибших, включая утопленных Нечаем и истреблённых Лызло, вызвало у населения вспышку ненависти к чужакам. Начались погромы: ширванцы убивали азербайджанцев. В Баку.

Я понимаю, что моим современникам такое... Но два народа в тех краях видны и в 21 в.

В порыве справедливого гнева шир.нар. массы не только поубивали десяток чиновников, полсотни торговцев и кучу вообще случайных людей, но и сожгли стоявшие у пристаней уцелевшие кораблики. И верфи, где их делали. Мастеров побили и пограбили. Разгул "народоправства" перешёл в кровавое безобразие.

Чем царь Георгий и воспользовался: заявился и умиротворил. Приняв, естественно, весь край "под свою руку".

Атабек ответил набегами своих вассалов по всей линии соприкосновения. Но сдвинуть собственные войска не мог: армянские владетели принялись бунтовать и нападать на его земли.

Царь Георгий пошёл, было, на атабека войной. Но тут прорезался милейший человек, большой ценитель поэзии и женщин, обращённый в ислам кыпчакский хан, по совместительству владетель Дербента - Дар Музаффарр ад-Дин. Который решил удлинить свою "кишку".

Владения Дербента выглядят как длинная кишка вытянувшаяся вдоль моря от Дербента на юг.

В РИ Ахситан в ближайшие десятилетия сумел подчинить себе Дербент, наследник атабека - подмял Ширван. Потом пришли монголы и всем здешним мечтам, планам, надеждам...

***

Короче: обычная мелкая средневековая возня по случаю появления слабозащищённого имущества. Здесь - царства Ширван.

Честно говоря, мне это всё... как гражданская война в Норвегии. Дикие хомнутые сапиенсом играют в свои идиотские кровавые игры. Разрушая и истребляя, всё, до чего они могут дотянуться.

Это - суть истории человечества. То, что мы называем прогрессом не составляет и тысячной доли усилий, потраченных всей совокупностью безшерстых обезьян.

Одна стая что-то делает. Неважно что. Детей или храмы, поэмы или дороги... Потом приходит другая стая и всё ломает и уничтожает. Потом - наоборот.

КПД у человеческой цивилизации - хуже паровозного. Но свисток - свистит.

Здесь, в этих ничтожных кровавых перипетиях, был уничтожен один лучших поэтов человечества. Просто как муху пришлёпнули. Но сколь же много гениев, подобных ему, или даже превосходящих, погибли в РИ в подобных колдобинках истории! И сколько - погибают в моей АИ! Безвестно для меня, безвестно даже для себя. Так и не успев явить миру свои таланты.

А я? А что я? - Я попандопуло. Двигаю ист.процесс. Даже и зная о "плетельщике слов", ничего не могу поделать.

Камень меня уже упал в заводь человечества. И волны, расходясь во все стороны, смывают попавших под их удар. Вне зависимости от моего желания. Делая мой мир беднее, в чём-то хуже существовавшего.

"Я не разбойник и не апостол.

И для меня, конечно, тоже все непросто.

И очень может быть, что от забот своих

Я поседею раньше остальных.

Но я не плачу, и не рыдаю.

Хотя не знаю, где найду, где потеряю.

И очень может быть, что на свою беду

Я потеряю больше, чем найду".

Мда... Куплеты "тов. Бендера" должны постоянно звучать в голове не только каждого попандопулы, но и вообще - любого активно чего-нибудь ищущего.

Где найти человека? БОльшего, чем потерянное, чем Низами Газневи? Адреса бы мне... имена, пароли, явки...

А с другой стороны... Не будет гения, превратившего постепенно затухающие народные мифы в столь яркий, литературный образ "страшных русов". Образ, вошедший, вместе с красотой стихов, в национальную тысячелетнюю культуру. Превратившийся, через ряд превращений, искажений, обрезаний - в часть народного менталитета, в элемент идеологии, в фон соответствующих эпизодов в учебнике истории. В общее место. В - "это ж все знают!".

"Это" - дикие, ужасные, злые, мерзкие, жестокие... русы.

***

Начинался сентябрь, лёгкий утренний ветерок, овевавший истомлённый недавней жарой городок Чалус, принёс с моря не только прохладу, но и небольшую самбуку. Кораблик обогнул мыс, закрывавший залив от западных ветров, сбросил паруса и, проскользив сотню шагов по инерции, бросил якорь. Три или четыре лодочника, сидевших в безделье с утра на корточках на пляже, увидели добычу и наперегонки кинулись к своим корытам сталкивать их в море.

Громкие и цветистые предложения услуг по доставке грузов, пассажиров... да чего угодно и куда угодно!, хоть волшебный птицы Рухх, ощипанной и зажаренной, прямо к ужину долгожданных благословенных мореходов, стихли, когда над бортом самбуки появились головы явно не местного происхождения.

-- Вахх... русы..., - прошептал один из лодочников и быстро затабанил назад.

-- Помёт трусливых шакалов! Э... почтенный Афонья, я просил тебя не показываться, пока не позову.

-- Просил. Но мне стало интересно. Теперь вижу: слухи о страхе здешних жителей перед русами - не преувеличение.

Саксинский фактор Афоня уселся на поудобнее на крыше кормовой каюты и принялся разглядывать город. Смотреть было не на что. Широкий песчаный пляж упирался в сотне шагов в береговую стенку. На ней стояла серая, голая, кое-где обвалившаяся, глинобитная стена - зады дворов местных жителей. Левее просматривалось устье речки в виде широкого проёма в береговой линии.

Устье было. А вот речка... По простору галечного русла тихо переливался небольшой ручеёк.

Дальше и выше, в верстах двух на склоне горы, посреди однообразно-мусорного пятна серой глинобитной застройки, торчали два минарета и что-то похожее на квадратную башню. Тоже серого глиняного цвета.

Трое подошедших к Афоне спутников, с тоской оглядывали пейзаж:

-- И вот тут мы будем жить? Вот в этой деревне?

-- Или будем, или не будем. Мда... Сам город дальше. Вон, где минареты торчат. Там был дворец древних персидских царей. Разрушили.

-- Наши?

-- Не, до нас, в десятом веке.

Окинув искоса взглядом удручённых спутников, Афоня ухмыльнулся в бороду:

-- Не туда глядите. Вон река. Маленькая. Но это пока. Пойдут дожди - будет большой поток. Есть ещё два не пересыхающих ручья, невдалеке к востоку и к западу.. Но главное - вот.

Он ткнул пальцем в направлении минаретов.

-- Горы. Там зелень, лес, водопады. Там прохлада. И дорога. В Рей.

Владелец самбуки, долго оравший на не приближавшегося близко к кораблику испуганного последнего лодочника, наконец, утирая лоб, подошёл к Афоне.

-- Достопочтеннейший, я договорился. Я сейчас отправлюсь на берег и поспешно обращу свои стопы к жилищу здешнего вали Исмаила и сообщу ему о твоём прибытии. Я буду нижайше просить его о встрече с тобой для обсуждения твоих нужд.

-- Не надо. Не надо спешно обращать стопы. Посмотри на берег. Все жители уже собрались там. Ага. Вон, видишь, какой-то начальник и воины верхами. Топай к ним - они тебя сразу к владетелю довезут.

Афоня развернул купца к себе лицом и, внимательно глядя в его испуганные глаза негромко напомнил:

-- Иди. И не забудь. Что ты рискуешь потерять. И что ты можешь приобрести. Иди.

Купец перелез через борт в подошедшую лодочку, а к Афоне подошёл старший из оставшихся на самбуке шестерых матросов.

-- Господин, люди устали, люди хотят на берег. Плавание было долгим, и все хотят почувствовать твёрдую землю под ногами, вкус свежих плодов, ласки местных женщин.

-- Ты думаешь, что местные жители обрадуются, увидев как дейлемиты, да ещё и шииты, "ласкают" их женщин? Табари писал, что дейлемиты и тюрки - злейшие враги арабских мусульман. Хочешь проверить, насколько здешние персы согласны с ал-Табари?

Солнце поднималось всё выше, жара усиливалась, разомлевшие люди расползлись по кораблику в поисках тени. Вахтенный проспал появление лодок из-за западного мыса. Один из русских юношей поднялся отлить за борт и увидел их уже на перестрел.

-- Господин фактор! Господин старший смотритель! Воины!

Афоня подорвался со своего ложа под навесом, цепко окинул взглядом обстановку. Толпа на берегу снова увеличилась, с юга от устья речки лодок не было. А в приближающихся с севера - встали лучники.

Да уж, блин. Как говаривал Воевода, вспоминая какую-то тётю с редким именем Циля: "Незваный гость определённо лучше нежданного мужа!". Вот сейчас и узнаем: насколько эти незваные гости "лучше".

-- Спокойно! Всем спокойно! Не дёргаться! Ты (он ткнул пальцем в матроса) брось им канат когда подойдут.

Обернувшись к спутникам негромко, но с нажимом, произнёс:

-- Придурки. Нехристи. Терпеть. До команды.

И быстро перекрестился.

Люди в лодках попытались, при приближении к самбуке, завопить боевой клич. Но "Алла! Алла!" затихла. Ввиду отсутствия ожидаемой реакции на кораблике. Наоборот - им ласково улыбались и приглашающе помахивали:

-- Давай-давай! Подребай-подгрёбывай!

Заскочивший на борт преисполненный храбрости воин с обнажённой кривой саблей в руке ударил клинком плашмя по голове матроса, пнул сапогом другого и подскочил к сидевшему под навесом Афоне.

-- Дизлерин астанде, кёпек! (На колени, собака!)

-- Эфендинин елкилерле булушмак исин ем реттиги сеу бу му? (Твой господин так велел встретить послов?)

-- Элсилер? (Послов?)

-- Элсилер-элсирер. Или думаешь, что я явился сюда полюбоваться на твою небритую морду?

-- Не? (Что?)

-- Не - "не", а - "да". Бизи устайя гётёр. О беклиуор (Проведите нас к господину. Он ждёт)

Воин возмутился: какой-то неверный осмеливается указывать ему, потомку доблестных сельджуков!, что надо делать. Но взобравшийся на борт чиновник в широкой, похожей на гнездо аистов, папахе, негромкими словами унял храбреца. Пленных, и русских, и дейлемитов, довольно грубо согнали в лодки и перевезли на берег.

Старший из спутников Афони, тощий мелкий мужичок, в тревоге оглядывался на кораблик, на котором осталась часть команды захватчиков:

-- Пограбят, Афанасий Никитич, как пить дать пограбят.

-- Да и хрен с ним. Будем живы - взыщем, а нет - так нет.

Окружив пленных конями, стражники погнали их почти бегом к городу. Дорога шла полями, постепенно поднимаясь к городку, значительную часть которого составляли древние развалины. Укрепления города, летний дворец персидских царей, многие усадьбы и дома были разрушены два столетия назад. На их основаниях, часто - из их же камней более поздние насельники строили свои убогие жилища. Четырёхбашенная крепость, в которой жил местный владетель, была частью старинного укрепления, срытого, по большей части, ещё в 10 в. Видны были заплатки и следы ремонтов более поздних времён.

Афоня тяжело вытирал пот шапкой, стоя среди своих людей на солнцепёке двора.

-- Уф. Отяжелел. Брюхо отрастил.

И вдруг рассмеялся:

-- Хорошо-то как! Пробежаться-то! Как молодой! Козликом. Прыг-скок, прыг-скок.

Ему нет и двадцати пяти. Но густая борода и положение начальника заставляют вести себя как "мужа доброго". Так же, как к "вятшему", а значит - взрослому, матерому мужу относятся к нему и его спутники.

А тут можно пробежаться, размяться. Без утраты авторитета, "ввиду обстоятельств необоримой силы". Хорошо-то как!

Русские захихикали. Дейлемиты сперва растерялись от приступа непонятного веселья. Потом сами начали улыбаться. Охрана напряглась, смутно предполагая, что смеются над ними.

Тут на крыльцо дворца, а конкретно на каменную плиту, являющуюся единственной ступенькой перед низенькой дверкой в голой глинобитной стене, выскочил павлин, а точнее: чудак в расшитом когда-то халате, в синей чалме с красными длинными перьями на голове. И завопил.

В длинном противном взвизге прослушивалось имя Аллаха - раз шесть, имя местного владетеля - раза два и слово хизли ("быстро") раз восемь. Стражники подхватили свои копья и начали толкать пленников в сторону, в какой-то открытый проём в стене сбоку. А Афоне показали вперёд.

-- Господине! Афанасий Никитич! Свидимся ли?

-- Тю, робяты, не печалуйтесь. Всеволжским сносу не быват.

***

"Не верь что жизнь подорожала,

она не стоит ни гроша".

А уж жизнь иноземца и иноверца...

***

Сильный толчок древком копья прервал прощание русских пленников и заставил Афоню пробежаться пару шагов в сторону "павлина". Тот гордо выпятил грудь, гордо оглянулся через плечо, на почёсывающего ударенный бок Афоню, гордо задрал нос, гордо сделал шаг. И врубился лбом в низенькую притолоку.

Как оказалось, здешние павлины не только визжат, как их прототипы в дикой природе, но и шипят по-змеиному, перемежая шипение разнообразными арабскими, персидскими и тюркскими ругательствами.

Увы, Афоне не долго довелось посмеиваться в бороду: едва его ввели в зал дивана, как стражники стукнули древками копий под колени. От чего он рухнул на четвереньки. Постоял так, старательно пережёвывая и проглатывая рвущиеся от всей души слова и выражения. Потом тяжело осел на задницу, вывернул из-под себя ноги, уселся по-татарски, выбил в сторону нос и уставился на присутствующий диван.

"Есть ещё время сохранить лицо. Потом придётся сохранять другие части тела".

Несколько мгновений диван и фактор молча разглядывали друг друг друга. В середине, на низкой и широкой табуретке на большой шитой разноцветным шёлком подушке, в сходной позиции - с подогнутыми под себя ногами, сидел сам.

Господин, вали, мукта.

Немолодой, невысокий, сухощавый, с морщинистым уже лицом, тощей бородкой и узкими глазами, он поигрывал золочёной кистью на рукояти своей сабли.

Рядом с ним на ковре на подушках сидели человек десять разных седобородых и достойно одетых. Два здоровенных кипчака с саблями на поясах стояли у стен по краям дивана. А за спиной мукты тёрлись на коленях ещё три-четыре особи в чалмах. Среди них Афоня увидел и своего купца, который утром отправился к владетелю.

-- Хм. Живой ещё. Это к добру.

Мукта негромко бросил через плечо короткий вопрос и какой-то евнух, толстый, безбородый и блестящий, не то от жары, не то от масла, приподнялся на коленях за его спиной и завопил через головы советников:

-- Ты! Дикий рус! Как ты, проклятый аллахом гяур, посмел! Ступить своими богопротивными ступнями! На землю Чалуса! Защищаемую самим Аллахом! И охраняемую великим, мудрым, благочестивым и бесконечно храбрым муктой Исмаилом!

Афоня подумал, перевёл взгляд на мукту:

-- Кёту бир терсаманинз вар. Янлис юрумлар. (У тебя плохой толмач. Перевирает)

Возгласы удивления прокатились по залу.

-- О! Оно человеческий язык понимает! Оно ещё и разговаривает!

Мукта обернулся в другую сторону, и стоявший там на коленях купец с самбуки - быстро-быстро закивал.

Дальнейший разговор шёл уже без переводчика. На том варианте турецкого, который сложился за последнее столетие после прихода сельджуков Тогрула в край, где основным был северо-иранский фарси, образовавшийся из средне-персидского пехлеви с мощной примесь арабского и тюркского, украшенный и восславленный Рудаки, Хайямом, Фирдоуси, Низами.

-- Так ответь, коли понял вопрос.

Воевода настоятельно и неоднократно советовал: "думать - головой, любить - сердцем, чуять - задницей, и самое главное - ничего не перепутать".

Чуять - чую, думать - думаю. Теперь - не перепутать.

Фактор тяжело вздохнул. И начал:

-- Ты спросил - зачем я здесь. Отвечу: затем, что меня послал мой господин. Меня привело сюда не желание прибыли, не стремление унизить твою веру, не поиск добычи. Служба. Приказ. Я - посол моего государя.

-- Почему я должен тебе верить?

-- Три доказательства могу я привести тебе. Первое стоит у тебя за левым плечом и трясётся от страха. Этот купец бывал в Чалусе. Ты можешь спросить о нём местных торговцев. Он жил в Саксине. Я спас его и его семью от смерти. Он знает меня. Расспроси его.

Мукта, не поворачивая головы, бросил взгляд влево-вправо на свой диван. Диван согласно покивал. Всеми десятью обчалмлёнными головами и таким же количеством седых бород. Похоже, это "доказательство" уже проверено.

-- Второе?

-- Второе доказательство лежит в трюме самбуки, на которой мы пришли в город. Там многие драгоценные и удивительные вещи, которые мой повелитель прислал тебе в подарок. Если твои воины не растащат их, то я буду рад преподнести их тебе. Пошли верных слуг привезти их сюда. И пусть возьмут телегу. Там два тяжёлых сундука. И моего человека. Иначе... что-нибудь может пропасть.

Кивок мукты одному из советников и тот, низко поклонившись господину, пятясь задом выскочил из зала.

-- Третье же доказательство состоит в словах. Ибо ни один купец не сможет произнести эти слова. Не сможет даже придумать их. Только мой повелитель способен сказать такое.

Собрание дружно напряглось, ожидая затопляющего с головой потопа благовоний, густого сметающего всё селя мудрости... Ну, или ифритов толпами.

Афоня огладил бороду.

Слушают. Эт хорошо.

-- Но прежде я расскажу немного о моём повелителе. Мда. Он... непривычен. Нет, он не похож на страшного великана или ужасного дэва. Он высок ростом. Но не чрезмерно. Он широк в плечах. Но не слишком. Его одежда проста. Хотя крепка и удобна. Его голос негромок. Но иногда он рычит подобно льву. Люди, которые видят его в первый раз, отмечают две вещи: косынку на голове и короткие мечи за спиной.

Афоня задумался на минуту. Мукта выглядит деловым дядечкой. Пожалуй, полное расцвечивание в восточном стиле будет избыточным.

-- Глупые - смеются. Они не знают, что мой господин носит косынку потому, что, по воле Аллаха, на его теле не растёт волос. Дураки хихикают, не понимая, что господин одинаково хорошо убивает обеими руками. Короткие клинки нужны ему, чтобы ощутить на своём лице дыхание умирающего врага. Для настоящего воина это лучше сладкого шербета для прелестницы в гареме. Но у Господина есть то, что важно для вас, что не видно со стороны.

Было дело. Пошли мы раз в баню. Не успел я ещё глаза намылить, а тут...

-- Мне, скромному купцу из глухого северного селения выпало счастье узреть чудо. Увидеть крайнюю плоть, отсечённую не ножом человека, но орудием Аллаха.

Потребовалось несколько мгновений, прежде чем собрание осознало смысл произнесённого.

-- Что?! Как?! Не может быть! Как у самого Пророка... Гяур, отмеченный благословением Аллаха?!... Ложь! Ересь! Только правоверный...!

Мукта молча посмотрел на вопящих у его ног, брызжущих друг на друга слюной улемов. Вопросительно поднял глаза на довольного наблюдаемым потрясением публики Афоню.

-- Да, достославный мукта Исмаил. Вот таков мой господин. За его удивительные свойства, за его поразительные дела люди дали ему множество прозвищ. Это не титулы и славословия, которые придумывают придворные поэты в надежде на подачку, это - слова народа. Его называют Волшебником Севера, Немым убийцей, Княжью смертью. Ни одно из этих прозваний не возникло бы без многих случаев, подтверждающих их истину, и потрясших жителей наших краёв.

-- Твой господин... он убивает высокородных князей? Он сам - князь?

-- Да, мукта Исмаил. Такие случаи бывали. Да, мой господин - князь. Великий Князь и Государь Всея Руси Андрей Юрьевич, прозываемый Боголюбским, назвал его братом и подарил свою парадную одежду, в которой принял власть на всей Русью.

Афоня поковырял шов на сапоге. Скоро расползётся - вот уже и кончик нитки видать.

-- Но... мой господин - необычен. Став признанным князем, он предпочитает, чтобы его называли как и прежде: Воевода Всеволжский. Говоря, что князей на земле много. А "Воевода Всеволжский" - один на всём белом свете.

-- Э... Ты сказал: "Voevoda". Это означает "эмир" на вашем языке?

-- Нет, уважаемый. Я сказал: Воевода Всеволжский. Это более непривычно, чем Халиф Багдадский. Ибо и Багдад, и Всеволжск - единственны в мире. Но Багдад, обитель мира - велик, а Всеволжск, страж севера - невиданнен.

-- И в чём же удивительность твоего города?

-- О, во многом. Я расскажу о тамошних диковинках, если, конечно, достославный мукта сочтёт это интересным. А перед этим, надеюсь, я смогу с глубоким почтением вручить мукте Исмаилу подарки от Воеводы и рассказать о них. Пока же, позволь мне перейти к главному.

Афоня пожевал губы. Огладил бороду и неторопливо начал.

-- Мой господин - богат. У него много земель, бесчисленны поданные, бездонна его казна, крепки рассылаемые во все стороны мира корабли. Но главная драгоценность Воеводы - его мысли.

Окинул взглядом замершую аудиторию. Важно покивал.

-- Да-да. Самое дорогое в мире, дороже всех алмазов Бадахшана, пряностей Молуккских Островов, слоновой кости Занзибара.

Постучал согнутым пальцем по лбу.

-- Тут. У него. Всё это и много больше. Копи царя Соломона рядом с этим - просто городская свалка. Мда. И он этими сокровищами - делится.

-- Х-ха! Твой кафтан прост и темён. Почему он не вышит золотом, не изукрашен самоцветами и жемчугом? Твой господин не поделился с тобой? Ты плохой слуга? Или твой господин очень жаден?

Последнее - оскорбление. Хорошо, что это только диванный советник, а не сам мукта. Поставим оскорбителя на место.

-- Он - поделился. Но ты - не увидел. Нет, ты увидел, но не понял. Потому что, воевода делится мудростью. Не все обладают достаточным количеством ума, чтобы увидеть мудрость. Иногда они замечают только её последствия.

И Афоня ласково улыбнулся собеседнику.

-- Если бы я был одет так, как говоришь ты - дожил ли бы я до встречи с достославным муктой? Множество злых и жадных людей попытались бы отобрать у меня выставленное напоказ достояние. Вероятно, вместе с жизнью. И кто бы тогда донёс слова Воеводы Всеволжского до мукты Чалуса?

"Оскорбитель" налился краской, другие диванщики возмущенно зашипели. Мукта фыркнул:

-- Ладно. Ты не сказал суть. Суть драгоценнейших... или не очень... слов твоего господина.

-- Суть проста: Воевода Всеволжский предлагает мукте Чалуса стать самым богатым владетелем на берегах Хазарского моря.

Ах! ох! ух! ляильлях! ве адам! еее сонра? нет-нет! как это, как это?!... и прочие эмоциональные междометия на трёх языках пронеслись по залу. Перемежаясь шелестом пережёвываемых бород, шорохом дорогих халатов от зашевелившихся в них тел и свистом воздуха. Ворвавшегося в открытые окна на место резко втянутого всеми присутствующими.

Потом давление в диване стало избыточным - народ выдохнул.

-- Э... и как... э... твой господин собирается... что именно... О! Твой корабль набит золотом?! Это дар Полуночного Колдуна?! Где?! Где эти выкидыши облезлого стервятника, которых послали за грузом?! Или... Или они уже сами...? Я сбегаю! Быстренько! Только посмотрю...!

-- Сидеть!

Шипение мукты несколько успокоило диван. Половина членов которого собралось "сбегать посмотреть быстренько".

-- Говори. Дальше.

Как говаривал Воевода: "а теперь здесь будут Нью-Васюки". Только обосновывать надо... обоснованно.

Афоня умильно улыбался, несколько встревожившись про себя. Собранное на мукту Исмаила досье показало, что объект весьма недоверчив, неглуп, несуетлив. И - жесток. Первые параметры подтверждаются. Не хотелось бы познакомиться с его последним свойством.

-- Дальше... Дальше всё просто. То что я скажу - известно знающим. Ты, мукта Исмаил, всегда можешь проверить мои слова. Спросив у людей, чьему уму ты доверяешь. В моих слова нет обмана. Они просты и бесхитростны. Ибо так учил говорить меня мой господин.

Афоня вздохнул, поднял взор к потолку и приступил к уроку арифметики.

-- Как известно многим умудрённым купцам и мореходам, как записано добрыми арабскими путешественниками, между Табаристаном и Саксином проходит в год четыре сотни торговых кораблей.

Это не означает 400 физических разных кораблей. Некоторые проходят этот путь несколько раз за сезон, но таких немного.

Слова не произвели фурора среди слушателей - произнесённое общеизвестно. А деньги-то где?

-- Будет справедливо добавить ещё полстолько. Кораблей, которые идут в Саксин или из него не в Табаристан, а в другие места.

Афоня ориентируется на свой опыт фактора в Саксине, на проводимую его людьми ежедневную неофициальную регистрацию прибывающих и убывающих судов.

-- Сколько груза перевозят за год все эти корабли? Никто не сможет сказать достоверно, но будет справедливо предположить, что средний кораблик в среднем рейсе берёт...

Глава 642

Афоня призадумался, вспоминая свои выкладки:

-- Да, можно считать, что средний кораблик в среднем плавании везёт десять тысяч манн груза.

Одни из диванщиков с умным видом покивали соглашательно, другие же, с видом возмущённым, помотали головами отрицательно. третьи, с видом бессмысленным, открыли рты. Но некоторые, и мукта в их числе, смотрели неотрывно, пытаясь найти в сообщаемом глубокий смысл и новое знание.

-- Мы не знаем какой груз везёт каждый корабль. Но мы можем сказать, что средняя цена среднего груза, который везут через Хазарское море - 12 динаров за 1 манн.

***

Обычная цена товара в эту эпоху на этом направлении - сотня (кунских гривен или золотых динаров) за пуд товара. Это почти вдвое меньше средней цены товара на маршруте между Яффой и Флоренцией, например. Но и расстояние почти в 2.5 раза меньше.

Напомню: в 13 в. в морской торговле между Левантом и Северной Италией торговля выгодна при цене товара не менее 240 дукатов за пуд. Дукат - 3.5 г. золота 980 пробы. Доходы таможни той же Флоренции составляли 2.8 млн. дукатов в год.

Основная товарная единица веса в Рее, Дейлеме, Табаристане - 1 манн, восходящий к древнегреческой мине. Составляет 600 дирхем или 1920 гр. В других местностях и эпохах манн бывает и в сотни кг.

20 тонн - средняя оценка грузоподъёмности, среднетоннажная самбука. Понятно, что есть много более маленьких кораблей. Новгородский ушкуй, например, везёт тонну груза. Но ушкуй - парусно-гребное судно. А товары по морю возят парусники. Кораблей размера бател, в 200-400 тонн, прежде на Каспии не было. Однако 50-80 тонн - не единичны.

С XI в. денежная система Средней Азии и Переднего Востока претерпела ряд изменений. "Серебряный кризис" постепенно охватил все страны. В Азербайджане он продолжался в перв.пол. XI - перв.пол. XIII в. Выпадение серебряных монет из оборота происходило не сразу; вместо серебра в обращение поступали золотые и медные монеты.

Поэтому Афоня считает груз в дирхемах (его производном - манне) - основе системы мер веса исламского мира, а цену - в золотой монете, динарах, восходящему к византийскому солиду.

***

-- Шестьсот кораблей по десять тысяч манн по 12 динаров... 72 миллиона золотых - вот цена товаров, который проходит через Хазарское море за один год. Правоверные, перевозящие эти товары, платят владетелям портовых городов закят - 1/40 от стоимости. Товары привозят в приморские города. И меняют на товары, которые привезли с гор, из других городов, с полей и степей. И это ещё столько же. Три с половиной миллиона золотых собирают владетели портов Хазарского моря за год.

***

Напомню: таможня одного только Константинополя в это время даёт вдвое больше. В 14 в. Золотоордынский хан Узбек, установивший коранические нормы налогообложения, получал только с городов Восточного Крыма серебряный эквивалент миллиона золотых. Правда, к ставке зяката (2.5%) он добавил 1% - цена гос.оценки стоимости товара.

И снова: совокупный бюджет всех "светлых" князей Святой Руси - сто тысяч. Значительная часть этой суммы - прямые или косвенные доходы от таможни.

Вот место обоих "становых хребтов Святой Руси" - путей "из варяг в греки" и "из варяг в хазары" - в общемировой торговле.

***

Вздох удивления (от величины суммы) и зависти (от величины суммы) пронёсся в диване.

Будь здесь соотечественники, они выразили бы свои чувства нашими исконно-посконным: ё!, ну них...! едрить-кузьмить-оприходовать...

Более воспитанные диванники помянули Аллаха, Пророка и мерзопакостность судьбы. Которая проносит такое богатство мимо их носа.

Мукта разозлился, скулы его отвердели, ещё чуть-чуть и он отправит наглеца, посмевшего посмеяться над бедностью Чалуса и его владетеля, в зиндан. Да ещё и плетей вломит. Однако составленный в Саксине психопрофиль правителя предполагал решительность, но не порывистость.

Однажды Воевода упомянул какого-то заморского мудреца со странным именем "Расселся Яков". Или правильнее - Рассел Акофф?

"Знание - сила, а понимание обеспечивает управление; совместно они образуют обоюдоострый меч. Познать и понять поведение человека - значит получить возможность более эффективно управлять поведением других людей в их или в своих собственных интересах. Как и любой инструмент, знание и понимание могут использоваться как с пользой, так и во вред".

Знания о мукте Исмаиле пришлось собирать и тщательно проверять. Теперь их можно использовать. С пользой, конечно. Обоюдной.

-- К чему ты сообщил нам эти числа, неверный?

Обращение фиксирует изменение отношения. От нейтрального к враждебному. Дальше будет... секир-башка в той или иной, но обязательно болезненной, форме.

Афоня внутренне напрягся. Но удерживая доброжелательную улыбку на лице, сказал, протянув открытые ладони к мукте:

-- Потому что мой господин, Повелитель Севера, предлагает это золото тебе. Только тебе. Единственному из полусотни владетелей городов на Хазарском море. Одному. Каждый год.

Бздынь.

***

"Костик, ты секс будешь? - спросила Лара, и Костя понял, - борща нет".

Борща здесь точно нет и не будет. Но какие блистательные перспективы в других формах!

***

Гром грянул. Невообразимая гора золота, выше Эльбруса, сияющая ярче его снегов, вспыхнула жарким огнём мечты в глазах присутствующих.

О! Неужели?! Это всё моё?! - Нет. Не всё. Надо будет делиться. Но и отдельный утёс, кусочек осыпи, просто валун... от такой горы... это ж сколько я смогу купить?! Иметь... насладиться желаемым, обрести долгожданное, даже и не мечтаемое из-за очевидной невозможности...

Всё! Всё что захочу! Сразу! Привезут, принесут, вручат с нижайшими поклонами и славословиями...!

Волна экстатического восторга предчувствуемого апофеоза потреблятсва накрыла высокомудрое собрание.

Не всех. Мукта окинул взглядом диван. Влево-вправо. Одинаково закатившиеся в ликовании от воображаемого скачка уровня потребления глаза. Чуть дёрнул презрительно уголками губ. Зло уставился на Афоню:

-- Расскажи.

-- Всё просто. Саксин - русский. По закону, установленному Государем Всея Руси, иноземные купцы не могут приходить на Русь.

-- Что?! Как?! Эти нечестивые гяуры, эти порождения иблиса осмелились запрещать нам, правоверным детям Аллаха, ходить по землям, им сотворённым для радости последователей Пророка! Мир ему.

Присутствующие внимательно посмотрели на возмутившегося. Судя по одежде - из улемов. А судя по сути высказывания - из купцов. Радетель за торгашей? Такое яростное стремление отстоять право торговцев ходить в земли, где правит дьявол, должно обосновываться серьёзными материальными интересами.

-- Если ваши правители не пустят мусульманских купцов в ваши земли, то как же вести торг?

-- Да, вали Исмаил, мы, русские купцы, тоже весьма обеспокоились этим вопросом.

Афоня выдержал паузу, давая диванникам возможность оценить невиданное: запрет торговцам плавать через море, проходить по тамошним землям, вести торг с дикими языческими, или не очень, племенами.

"Этого не может быть, потому что не может быть никогда!".

Всегда мусульманский купец отправляется в дальние страны, продаёт там свои товары и привозит туземные.

Нет, конечно, бывают и другие. Шастают туда-сюда армяне. Появляются иногда греки. Русские изредка добираются до Рея и Багдада. Бывает экзотика, типа уйгуров или китайцев. Про таких в Чалусе даже слышали.

Понятно, что не все правоверные занимаются этим ремеслом. Тюрки, белуджи или курды редко выходят с караванами. Но как можно вести торговлю без арабов или персов? Это же невозможно!

Недоумение распространилось среди совета. Афоня не стал тянуть и объявил:

-- Раз ваши купцы не могут придти к нам, то мы придём к вам.

Возгласы удивления от возможности столь простого и столь неожиданного решения, сменились звуками всеобщего неприятия и отвержения.

-- Нет! Ваши люди не умеют торговаться! Ваши люди не умеют возить товары! Они не умеют плавать по морю!

Афоня несколько снисходительно рассматривал возмущённых диванников.

Чудаки. Они повторяют общеизвестные истины, не составив себе труда подумать. Уж если он, русский купец Афанасий, Никитин сын, пришёл сюда, то, наверное, он обдумал это дело и имеет что сказать.

Шихна, видимо, тоже это понимал. Он махнул рукой, прерывая жужжание мудрецов, и бросил:

-- Ответь.

-- Отвечаю, о достославный шихна Исмаил. Есть закон: иноземцы не приходят на Русь. Точка. Теперь есть два пути. Торг ведут русские купцы здесь. Или торга не будет вообще.

Многие, хотя и не все советники шихны, принялись громко рассказывать, какая это глупость. Как эти неумные и бестолковые русы не смогут прожить без прекрасных тканей и ковров, оружия и украшений, благовоний и пряностей... которые везут им купцы Табаристана. Как они будут болеть от тоски из-за отсутствия платков ярких расцветок, как они передерутся из-за украшенной сбруи для своих лошадей...

Афоня внимательно слушал, не прекращая доброжелательно улыбаться. Только когда в общий хор несколько визгливо вступил давний "радетель с улемским уклоном", он восторженно хлопнул в ладоши:

-- Подумать только! Я никогда не знал, что в Табаристане среди правоверных так много искренне озабоченных здоровьем и процветанием диких злобных русов. Воистину, велик Аллах, что внушил здешним жителям столь добрые мысли о нас.

Парадоксальность прозвучавшего утверждения сбила нарастающий вал выражений соболезнований о грядущей тяжкой доле кровожадных северных дикарей.

-- Здесь говорили, что мы не умеем плавать по морю. Все слышали о судьбе ширванского флота? - Он утонул. При встрече с нашими кораблями. Выходит, что мы ходим по морю лучше ширванцев. Вы сказали, что мы не умеем торговаться. Вы правы. Мы и не будем торговаться. Мы будем торговать. Вот наш товар и его цена. Вот ваш товар и его цена. Если стороны согласны - обменялись. Если нет... к чему разговоры? Обманы, лесть? Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы переводить её на такую безделицу.

Афоня вспоминал споры между Воеводой и Николаем, чему он был пару раз свидетелем. Для Николая торговаться - искусство, важная часть его умений, его души. А Воевода смеялся:

-- Торг, как битва, как любовь, как скачка на коне, как плавание на корабле - решаются до его начала. Если ты не можешь быть сильнее соперника на своей земле, в своём дому, в своём уме, то почему ты вдруг станешь сильнее на торжище? Поставь партнёра в ту позицию, которую считаешь правильной. Заблаговременно. Но ты должен знать. Много. Его, себя, условия, свойства товара.

Голова Торгового Приказа шипел, ругался и плевался. Увы, в последние годы и у него перестало хватать времени на бесконечные споры о ценах.

-- Э... Посланник Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует) сказал: "Аллах помилует того, кто мягок в продаже, покупке и судействе". Ты же говоришь о жёсткости в торге.

-- Уши мои распускаются подобно лилиям на рассвете в садах халифа, при звуках, составляющих мудрость. Но вспомни, о знающий сунны и кадисы, продолжение слов, приведённых аль-Бухари, да будет с ним милость Аллаха: лишь спросив "Продашь ли за такую цену?" мы выполним сунну. Именно одноразовым исполнением сунны мы и займёмся.

Мукта, о чём-то напряжённо думавший под препирательства правоведов, вдруг спросил:

-- Ты просишь пустить русских купцов в Чалус? И при этом толкуешь о миллионах динаров. Откуда?

-- Всё просто, мукта Исмаил. Чалус станет единственным городом на море, в котором будут товары из Саксина. Единственным.

-- Х-ха...

Перспектива обретения "золотого Эльбруса" начала приобретать конкретные очертания. Снова морок невиданного богатства затуманил глаза и головы дивана.

-- Вон чего... если по милость аллаха... все корабли со всего моря... а мы с них... по чуть-чуть, но с каждого...

-- Постой. Ты сказал, что русы не пустят на свои земли правоверных. Значит, и корабли наших мореходов не смогут приставать к вашим берегам. Вы победили ширванцев, но у вас мало кораблей. Всего три или пять. Кто же тогда привезёт ваши товары сюда? И отвезёт наши к вам? Или вы наняли в носильщики ифритов?

Последний вопрос был сарказмом. Но все присутствующие дружно содрогнулись и принялись обмахиваться большими пальцами от нечистого. На всякий случай.

Афоня тоже перекрестился. За компанию.

-- И вновь повторю, о почтеннейшие. Всё - просто. За год из Саксина уходит шестьсот тысяч манн товара. Вы слышали о наших кораблях, которые меньше бателов ширваншаха, но оказались сильнее. Так вот, каждый из них может вести шестьдесят тысяч манн товара за раз. Один корабль за десять раз может перевести столько же, сколько шестьсот за весь год.

Интересно, что осталось бы от корабельщиков Каспия, если бы Ахситан сумел победить. Два десятка его двухсоттонных корабликов задавили бы любой фрахт, кроме рыбацких лодок. А три десятка шебек утопили бы всех несогласных. Ширван шёл к полной гегемонии на море. Что естественно: на суше атабек сильнее.

В РИ ширваншах победил пиратов, но проиграл атабеку. Правда, пиратов побили при помощи грузин и византийцев. Видимо, победа досталось столь дорогой ценой, что остатки флота уже не были "сверхсилой" на Каспии. А отстроить его заново не хватило денег.

В АИ... да, по сути - тоже самое. Тоже - победа над пиратами, тоже - тяжёлые потери. Утяжелённые вмешательством "шилохвостов". Настолько тяжёлые, что и самого зарезали.

Нет, даже победив, даже с бателами, ширваншах не смог бы замкнуть на себя каспийский товарооборот - тут надо быть не шахом, а сантехником: менять не только корабли, но и "всю систему".

-- Другое же состоит в том, что дорогу между южным и северным берегами моря здешние корабли проходят за 10-15 дней, наши - за 3-5. Конечно, в море бывают ветра, которые препятствую мореплаванию. Но в зимние бури плавают только лишённые разума. Итак, один наш корабль сможет перевести сюда за три месяца весь товар, который прежде шестьсот кораблей развозили по полусотне городов по всему морю за год. И таких кораблей у нас три. Три!

Для наглядности купец поднял вверх три средних пальца и потряс ими.

Конечно, у него нет трёх "средних пальцев" на правой руке. Но жест впечатляет.

Все поняли? Это конец всему транс-каспийскому меридиональному мореплаванию.

-- Ложь! Это всё ложь! Что с того, что дорога займёт на пять или десять дней меньше? Товар, привезённый в город, надо продать. И это занимает время. Новый товар надо купить. И это тоже потребует недель. К чему эти корабли? Чуть быстрее, чуть медленнее... Купцы уходят в апреле и возвращаются в октябре. Что с того, что они будут проводить в море на неделю меньше? Ты говоришь о зякате. Но его берут не с корабля, а с товара. А товар не побежит быстрее, если возить его в большом корабле, а не в малом. Ты лжёшь, рус!

Обстановка сразу накалилась. Советники бурно обменялись. Преимущественно своей абсолютной уверенностью, что все русы всегда лгут. Ибо ничего другого не следует ожидать от неверных, поклоняющихся своим глупым крашенным доскам и лишённых света истинной мудрости. Да хранит его Аллах и приветствует. В смысле: Пророка. Который, как всем известно, неисчерпаемый источник и бездонная кладезь.

Афоня выждал пока всеобщая уверенность в нечестивости неверных и неверности нечестивых несколько снизила громкость.

-- Как я слышал, в славном городе Багдаде в одном доме на двери есть надпись золотыми чернилами: "Кто станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не понравится". Если вы, почтеннейшие, хотите обсуждать свои мнения о моих словах, то я не смею мешать. Но если вам, вдруг, почему-то, захочется получить ответы на ваши вопросы, то вы всегда сможете спросить меня.

Сурово. Но помогло: диван затих.

-- Первое, что я должен повторить. Корабли, любые, не повезут ваших купцов в Саксин.

Эти слова уже были произнесены. Но не были поняты.

***

"Он выразился так ясно, что разум отказывался понимать" - да, пан Лец, именно этот случай.

***

Ибо мысли всех живущих подобны лошадям, скачущим в загородках их собственных стереотипов. Только мёртвые - "не имут". Ни стыда, ни совести. Которые и есть наборы стереотипических представлений.

Конечно, мысль, подобно горячему коню, может перепрыгнуть загородку. Но это требует чрезвычайного усилия. И готовности к риску: а вдруг ты увидишь там чего-нибудь... новое? Волков, например. Да и зачем напрягаться? Сено приносят, воду наливают...

Сказанное не укладывалось в головах мудрецов и сановников. Всё услышанное они соотносили с привычным, и какие бы слова не звучали, их мысли неслись по прежним тропинкам. Где натыкались на невозможное, на русский "железный занавес". Да, подобное бывало во время войн между разными государями. Но - торг, и при этом - запрет... Этого не может быть никогда!

-- Более того: наши корабли возят товары. Не купцов.

-- Что?! Как?! А как же...? Не может быть! Во придурки! Да ни один купец никогда не оставит свой товар! Дикари...

-- Корабль везёт груз. Это делают одни люди. На берегу сидит купец. Это другой человек. Один - везёт. Другой - торгует. Кораблю не надо ждать, пока товар будет продан. Привезённое помещают на склад, купленное - со склада на корабль. Пришёл - ушёл. Быстро.

Не надо думать, что такое - полная невидаль в Халифате. В некоторых городах есть кварталы иноземных купцов, где "гостей" принимают и помогают. Бывают и фактории, действующие, преимущественно, на семейном принципе: купец привозит товар живущему в портовом городе родственнику, который выполняет часть сделок.

Но Афоня рисует иную картинку: купец вообще не идёт с товаром. Доставка и торговля - разные люди.

Но так же не бывает! Это ж все знают!

-- Вали Исмаил! Не верь этому лживому гяуру! Все его слова ложь! Ибо каждое слово неверного имеет лишь одну цель - нанесение ущерба правоверным! Схвати его сейчас же и отруби ему голову! Ты спасёшься от его зла и избавишься от него. По воле Аллаха и заветам Пророка! Мир ему и благословение!

А "радетель" не унимается. Видать, свои кровные вложил в какое-то торговое дело. И немалые. Во, и стихами погнал:

"О владыка мой! Ведь случится то, что судил Аллах,

Но избавишься ты от того, чего не судил Аллах".

Забавно. Если возможно то, "чего не судил Аллах", от чего можно избавится, а можно - и нет, то всемогущ ли Аллах?

Поскольку "всемогущество" установлено аксиоматически, то "избавление" - невозможно. Ибо - не отчего. Ибо нет ничего, чего бы Аллах "не судил".

Мукта посмотрел на одну половину своего дивана, на другую. Диван разрывался. Между мечтой о "счастливым будущем" с "золотым Эльбрусом" на горизонте и вековечно вбиваемом отвращении и недоверии к неверным, к "мерзости перед лицом правоверного". А уж эти страшные кровожадные русы...

-- Почему я должен тебе верить, купец?

-- Ты не должен мне верить. Но можешь. Не мне, а моему господину. Я не купец, а посол. Я всего лишь передаю слова. Но ты, конечно, волен отвернуть предложение, произнесённое мною. Тогда я, или кто-то другой - у моего господина достаточно слуг - придёт в другой город на побережье и предложит тоже самое другому правителю.

-- Ни один! Ни один из правоверных владык не унизится до соглашения с зимми! С наихудшими из них - с русами!