Пушкарь его величества

Глава 4

Сдал кресло с девочкой смешливой девахе и, попрощавшись, пошел искать прачечную. С трудом нашел и забрал свою постиранную одежду. А то в барской ничего и не поделаешь дома. Вышел за ворота и решил. Буду бегать! Во-первых быстро доберусь, во вторых полезно для тела. Снял лапти, новую одежду и одел влажные штаны. Связал оставшееся в узелок и понесся, с наслаждением чувствуя потоки воздуха на голом торсе. Легко преодолел пять километров, даже не запыхался.

— Эй! Машка, Лешка! Я пришел!

— Ой! Васька! Ты чего голый? — обрадовалась Машка моему возвращению.

— Бежал всю дорогу, вот и разделся, чтобы легче было.

Развесил сырую одежу, чтобы просушилась, а новую, чтобы разгладилась.

— Полей на спину, запарился весь, — прошу сестренку, нагнувшись к земле. Ополоснулся и вытерся рушником.

— Есть то будешь? Я ухи наварила.

— Когда это я отказывался от еды?! — С удовольствием похлебал наваристой ухи, приправленной пшеном.

— Я отдохну немного, хорошо? — спросил для проформы и завалился на лежанку. Через минуту уже сладко спал. Снилась мне Ленка Смирнова и мои настоящие родители.

Проснулся и с грустью уставился на закопченный потолок. Сон сбил настрой на вживание в сельскую жизнь бесправного крестьянина. Стало тоскливо и захотелось обратно. Спасла от минорных мыслей Машка, загремевшая посудой за печкой. Чего разнюнился?! У меня задача спасти двух несмышленышей, а еще есть источник! Ну-ка иди сюда! Протягиваю ручеек энергии в руку и концентрирую на кончике пальца. Он аж слегка засветился. Интересно, разглядываю, выставленный пипи фак, если попробовать ее передать кому то другому, он сможет излечиться?

— Машка! Иди сюда, бегом! — ору, как ненормальный. В результате, через пару секунд передо мной возникла испуганная моська с двумя синими плошками на лице.

— Чего орешь! — увидела, что со мной все в порядке и рассердилась.

— Покажи руки! — беру за кисти и смотрю на бедные пальчики, замученные крестьянской работой. Мозоли, ссадины и заусенцы. Накрываю ладошку обеими руками и сгоняю в них всю доступную энергию.

— Ай! Горячо! — пытается выдернуть руку, но я не пускаю. Через минуту чувствую, что концентрация энергии упала, и она вернулась в свое гнездо. Раскрываю ладони и любуюсь чистейшей ручкой с идеальной кожей. Машутка открыла ротик и распахнула глаза.

— Это как это?! — смотрит то на руку, то не меня.

— Видишь. У меня не только новые слова в голове появились. Может, это божья благодать нам явилась во спасение, — на ходу придумываю, хоть какое то объяснение. — Только ты не вздумай никому говорить, особенно попу на исповеди! Пропадем тогда. Поняла?!

— Хорошо. А может это матушка тебя благословила перед смертью, — из синих глазок полились слезы, и сестренка принялась мочить мою грудь. Васятка тоже не выдержал и смахнул набежавшую слезу.

— Может и так. Я тебя потом еще полечу, когда сила восполнится. Как вы тут без меня? Никто не обижал?

— Нет. Рыбу я разнесла, нам в ответ соседи отдарились. Хочешь молочка?

— Нет. Я в усадьбе сегодня пил. Оставь для Алешки, ему нужнее. Долго я спал?

— Уже к вечеру склоняется.

— Тогда пошли на рыбалку. Надо еще ловушку починить.

Лешка услышал про рыбалку и огласил двор радостным кличем. Сестренка тоже радовалась возможностью прогуляться и мы, дружной семьей пошли к реке. Детство оно такое. Минуту назад ты грустил, а сейчас уже все забыто, и ты наслаждаешься жизнью бездумно как щенок.

Сегодня был теплый денек, и вода не была такой холодной как вчера. А может это мой организм адаптируется, благодаря воздействию источника. Поэтому с удовольствием поплавал под восторженные крики Алешки и причитания сестренки, испугавшейся моего заплыва на глубину.

Установил ловушку, пообещал Лешке, когда потеплеет, научить его и Машку плавать, и пошли домой. Солнце было уже на горизонте, и комары роем вылетели на свою охоту. Я взял братишку на шею, и мы с криками припустились бегом.

Ужинали при лучине, той же ухой, но с краюхой хлеба от соседей за утреннюю рыбу. Еще нам досталось четыре яичка и плошка гороха. Спать совершенно не хотелось, и я с тоской поглядел на тусклую, коптящую лучину. И что прикажете при таком свете делать?! Только глаза портить! Именно поэтому крестьяне работают, как говориться, от темна до темна. Ладно! Значит, устроим вечер сказок.

Собрал всех в кучу на печной полке и, укрывшись шкурой, стал травить детские сказки, про колобка, курочку рябу, про дедку и репку. На репке младшие уснули, а я стал тренировать свой источник, прикладывая ладони с двух сторон на хрупкое тельце братишки и прогоняя через них энергию. Будет малыш здоровей и крепче! Выжимаю из себя все до последней капли. Уф! Аж, голова закружилась! Удовлетворенный, уплываю в сон.

Просыпаюсь, как по будильнику. В избе еще темно. Быстро лечу вторую ручку у сестры и, надев одни только штаны, не забыв на этот раз корзину для улова, бегу к реке.

Рыбы в плетеной ловушке, было не меньше, чем вчера. Даже неплохая стерлядка залетела. Вываливаю добычу на траву, быстро режу на куски молодь и устанавливаю вершу на место. Закидываю улов на голую спину и, сгибаясь как лоза на ветру, бодро перебираю ногами. Дома ставлю на козлы широкую плаху и орудую ножом, разбрасывая во все стороны серебристую чешую. Кишки отдельно, рыба отдельно. Нужна соль! С сожалением смотрю на большую часть улова, которую мы просто не съедим. Может попробовать сменять ее на соль?

Быстро споласкиваюсь, накидываю рубаху и бегу с корзиной рыбы к старосте.

— Утро доброе, Порфирий Афиногенович! Не побрезгуйте рыбкой. Вот, бог послал!

— Знатная рыба! — Сверху улова лежала серебристая стерлядь. — Уважил! Как там, у барина, прошел день?

— По вашей протекции все хорошо сладилось. Вожу барышню на прогулки, да сказки ей рассказываю.

— Сказки! Ай, молодец! Не ошибся я в тебе! Может надо чо. Огород то пустой истще.

— Нам бы соли. Совсем кончилась.

Староста ушел в избу и вынес мешочек с крупной солью.

— Пока на, потом купцы соль привезут, еще дам.

Поклонился, поблагодарил и бегом обратно. Успею еще позавтракать, чтобы не выглядеть попрошайкой в усадьбе. Жарю на остатках жира рыбу, на запах которой высунулись младшие и были отправлены умываться.

Хрустим румяной корочкой, тающей во рту полезной еды. У Лешки на щеках прорезался румянец и выглядел он совершенно счастливым. Надо и Машку подлечить вечером.

— Я в усадьбу, захотите есть — ешьте, меня не ждите. Рыбу не жалеть, завтра новая будет. Машка! Поняла?!

— Хорошо, — на лице улыбка, а в глазах загадка. Вот ведь бабы! Сопля, а туда же!

Новую одежду и лапти в узелок, и несусь как птиц, рассекая утренний воздух. Забегаю в усадьбу и сворачиваю к прудику. Там скидываю потную одежу и вешаю в зарослях шиповника, просохнет и проветрится заодно. Тихонько залезаю в воду и моюсь, чтобы выглядеть поприличней. Потратил еще время на сушку, и вот я чистенький, готов к труду и обороне. Иду к служебному входу. Парадная мне и слугам не по чину. Прошу первую попавшуюся Дуньку доложить обо мне барышне и жду. Почти сразу же меня кличут и проводят в дом, где в одной из зал меня ждала Ольга, готовая к выезду и с корзинкой на коленях.

— Утро доброе, госпожа, — склоняюсь в поклоне.

— Мой паж! — протягивает ручку с ладошкой, искривленной вбок. — Целуй!

Беру тонкую кисть и с жалостью разглядываю следы роковой болезни. Держу двумя руками и выплескиваю энергию источника бурным потоком.

— Ай! — ладошка вырвалась из моих рук, и Ольга стала дуть на нее, ища ожог. — Что это было?! — Смотрит в недоумении.

— Дайте посмотрю, — ловлю ладошку и, преодолев попытку вырваться, нарочито медленно осматриваю. — Ничего нет! Можно целовать! — прикладываюсь губами к тыльной стороне и возвращаю конечность. Барышня посмотрела с удивлением на ручку, сжала пару раз пальчики и оставила свои мысли при себе.

— Поехали! Вперед, мой Санчо Панса! — О! Сервантес уже известен. Я к стыду не помню его даты рождения.

— Тогда вы Дульсинея! — и тут же прикусываю свой болтливый язык. Ой, дурак!

— Что?! — глаза зазеленели, утратив свои серые тона.

— А?! — делаю дурачка.

— Как ты меня назвал?

— Не знаю! Вырвалось, какое то слово.

Сердитое пыхтение было мне ответом и, кипящая эмоциями, девочка просто вытянула вперед руку с указующим перстом.

Вперед, так вперед. Качу кресло по парку, пока девчушке не надоела молчание, и она опять села на своего любимого конька.

— У вас большая семья?

— Не очень.

— Сколько у тебя братьев и сестер?

— Одна сестра и брат, сестра младше на два года, а брат на восемь.

— Я думала больше!

— Еще четверо умерло в младенчестве от разных болезней.

— Ой! Прости, прости! Я такая глупая! Вечно со своими вопросами. Давай ты опять расскажешь, что ни будь веселое, — заглядывает мне в глаза с виноватым видом.

А что? Мне не сложно. Хоббита я знаю наизусть, потом можно на Гарри Поттера переключиться. Катаемся, я рассказываю. Оленька живо реагирует и сыпет вопросами по сюжету. Потом сидим под деревом и завтракаем. Сегодня барышня кушает с большим аппетитом, чем вчера. Иногда поглядывает на свою кисть и сгибает ее туда-сюда. Неужто, есть какой то эффект! Затем опять приключения Хоббита. Так и время подошло к обеду. Оленьке надо было идти на занятия, поэтому везу ее в усадьбу и сдаю высокой худой гувернантке в пенсне.

Обратный путь прошел без происшествий, бег так же доставлял удовольствие и, казалось, что мог бы пробежать еще и обратно с такой же легкостью. Может стать знаменитым бегуном? Ха-ха! Не успел от сохи оторваться! А туда же! Не спешим, не подставляемся. Тут же вспомнил целительскую вспышку на руках Оленьки и обреченно понял, что рано или поздно аутодафе мне обеспеченно. А и, ладно! Может, ее судьба не безразлична мирозданию, и я здесь оказался с определенной целью. Запереться как улитка в скорлупе? И что дальше? А то! Соха да лопата!

Разрешив свои сомнения, в веселом настроении ворвался во двор и, умывшись, стал кормить брата и сестру. Оказывается, в эти времена крестьяне не обедали. Скудный завтрак и плотный ужин, таким был их график еды. Это, каким же здоровьем надо обладать, чтобы работать по шестнадцать часов в сутки! Но нам надо набирать массу, поэтому будем делать свой режим. Еще и полдники организую. Ха-ха! После еды развесил сушится, ранее засоленную рыбу и стал плотничать, приспосабливаясь к инструменту и набивая руку. Вон сколько работы! А еще дрова нужны на зиму. Узнаю, когда коняшка освободится и поедем в лес, может к тому времени уже будут ягоды или грибы.

Трудился до вечера. Первым делом стал делать отдельную лежанку для сна. Машке одиннадцать и скоро начнет превращаться в девушку. Не стоит нам спать в одном месте. Еле собрал каркас, досок все равно нет. Ничего! Все постепенно будет!

Ужин, богатый фосфором, потом сказка и лечение заснувшей сестренки. Засыпаю в полном удовлетворении от хорошо выполненной работы.

Тем же вечером.

— Папенька! Смотри!

— Что? Мой цветочек?

— Видишь руку. Она теперь не кривая!

— Как! — берет ладошку и смотрит с удивлением на прямую кисть.

— И сгибается, — поворачивает в разные стороны.

— Как такое может быть?! Это чудо! — целует маленькие пальчики и обнимает дочку. — Господь услышал наши молитвы, дай бог пойдешь на поправку.

— Я дала своему пажу руку для поцелуя и после этого она разогнулась.

— Да, конечно! — улыбнулся в усы. — Придется ему теперь и ножки твои целовать.

— Папа! Ce n'est pas drôle! (Это не смешно!)

— Давай я тоже поцелую твои ручки, чтобы они выздоровели. А если понадобится, я буду целовать и ножки, лишь бы ты смогла ходить.