Было 1 сентября. Валерий Саблин шел в школу, которая еще весной была женской, и волновался. В этой школе он в прошлом году был раза два на вечерах. Тогда Валерий при входе предъявлял пригласительный билет и в течение вечера все нащупывал его в кармане - ему казалось, что дежурные смотрят на него, как контролеры в троллейбусе на притаившегося «зайца».
А теперь это была его школа, но все-таки он шел, точно в гости, повторяя про себя: «Интересно, что будет… Интересно…» И, переступив порог 9-го «А», проглотил привычное: «Здорово, вы!» - и сказал стесненно, себе под нос:
- Здравствуйте…
Первая неделя учения вместе с девочками разочаровала его. Мальчики в 9-м «А» занимали один ряд, девочки - два. Не было ни одной парты, на которой бы мальчик и девочка сидели рядом.
Мальчики сидели в ряду, первом от дверей. Может быть, поэтому кто-то из них пошутил: «Мы сбоку припека!» Потом, когда и старостой класса, и редактором классной газеты выбрали девочек, мальчикам стало немного досадно, хотя никто из них вовсе и не метил на эти посты. Но было неприятно, что девочки верховодят, даже и глазом не поводя в их сторону.
Как-то на перемене Валерий и несколько его одноклассников стояли во дворе у ворот. Они украдкой курили и уныло поругивали девочек. К ним подошел Игорь Гайдуков, с которым Валерий в прошлом году сидел на одной парте. Теперь Игорь учился в параллельном классе.
- Валер, - сказал он, - это правду про вас говорят или врут от безделья?
- Насчет чего? - спросил Валерий.
- Насчет того, что вы с девчатами врозь сидите, - ответил Гайдуков, и рослые парни за его спиной захихикали и придвинулись ближе.
- А вы разве не врозь? - поинтересовался Валерий.
- Мы?.. Спросил тоже! Мы себя не роняем.
- А у нас не клеится как-то, с первого дня ни то ни се, - отозвался безразличным тоном Валерий. - Не приглянулись…
- Черт, - сказал Игорь Гайдуков, - до чего же вы тихие хлопчики! Слушайте меня и маху не дадите. Инициатива, дети, - продолжал он наставительным тоном, - должна исходить от мужчины. Девочки нос воротят? Что делать? Слушайте! После большой перемены каждый мальчик занимает место рядом с девочкой, которая ему по душе. Портфель и учебные пособия перенесете на выбранные места без шума. На места, что от вас освободятся, переправите в полном порядке девчачий инвентарь. С началом урока начнете новую жизнь на новых местах!..
- Здорово! - загорелись все.
И только один девятиклассник, Алеша Шустиков, кисло возразил:
- Почему, вообще говоря, ребятам это брать на себя?
- А почему, - спросил Игорь Гайдуков, - женщины бывают министрами, послами, профессорами, а в шахматишки нашему брату проигрывают? Потому что в этом деле главное - инициатива, а ее-то у нас больше! - И, обращаясь уже к одному Шустикову, весело посоветовал: - Проигрываешь в уме - выигрывай в инициативе!
- Верно! - зашумели ребята, развеселясь, и теперь заговорили уже все вместе, отмахиваясь от Шустикова, который раза три повторял: «Я вовсе не считаю…», но дальше продолжать не мог: никто его не слушал.
К тому же раздался второй звонок, и все метнулись было к дверям школы, но Гайдуков поднял руку, точно оратор.
- Дети, - заключил он, - момент ответственный, трудности неизбежны… Портфели перекладывайте в темпе, без суеты!
После большой перемены мальчики действительно заняли новые места, но пробыли на них недолго. Девочки кричали, норовили выкинуть из парт имущество «переселенцев», грозили завучем, директором, комитетом - словом, заговорили наконец с мальчиками.
Приход учительницы не угомонил их, и Ксения Николаевна не сразу поняла, что же такое стряслось. Поняв, она спросила спокойно:
- Ну, не совестно ли? - Это относилось к «переселенцам», поднявшим шум.
В таких случаях мальчикам остается либо молчать, либо безнадежно и упрямо, грубым голосом повторять: «А что я сделал? А что я сделал?» Сейчас они не спорили. Всем ясно было: номер не прошел.
Когда все водворились на старые места, а шум почти уже стих, в класс вошел директор.
- Что здесь происходит? - осведомился он.
Ксения Николаевна коротко ему объяснила.
- Вот такое происшествие, - заключила она с улыбкой.
Увидя ее улыбку, директор плотнее сомкнул губы. Затем Андрей Александрович сказал:
- Подобного самовольства, подобного самочинства не случалось за многие годы существования нашей школы.
Он произнес это отчетливо и неторопливо, словно первую фразу диктанта, которую спустя полминуты прочтет опять. Но он ничего не стал повторять, а взглянул вдруг на вторую парту. Здесь рядом с черноглазой, густобровой, смугловатой девочкой сидел Валерий, единственный из мальчиков, еще остававшийся на новом месте. Соседка не смотрела на него, но и не гнала.
- Тут еще что такое? - спросил Андрей Александрович строго.
Девочка привстала и сказала спокойно, даже равнодушно:
- Андрей Александрович, Саблин мне не мешает.
Валерий удивленно и признательно взглянул на соседку: «Не ожидал!..» А директор больше не интересовался ими. Он только еще раз напомнил классу, что восемьсот первая школа служит примером «всем учебным заведениям в округе»; сказал, что ученики 9-го «А» должны гордиться своей школой, и ушел, ступая осторожно и тяжело, без звука притворив за собой дверь.
Ребята вздохнули облегченно. Ксения Николаевна опустилась на стул.
- Потеряли треть полезного времени, - проговорила она. - Ну, займемся все-таки русской литературой девятнадцатого века.
Ксения Николаевна принялась рассказывать о Гончарове. «Гончаров писал очень толстые книги, - мелькнуло в голове у Валерия. - Кажется, он написал всего три книги, но зато уж толстенные…» И хотя очень скоро Валерий уже знал, что Ксения Николаевна рассказывает увлекательно, - тишина была полная, внимание общее и слитное, - но сам почему-то не мог сосредоточиться. Он все всматривался в профиль соседки и думал сбивчиво: «Почему самочинство?.. Ерунда! Ладно, пускай. Ничего… Ничего страшного».
Насчет «самовольства и самочинства» ребят из 9-го «А» речь заходила еще не раз.
На другой день ребят - комсомольцев девятых классов - попросили после уроков зайти к секретарю комитета комсомола школы Лиде Терехиной.
Очень высокая, с чинными манерами, Терехина была та самая девочка, на место которой Валерий накануне пересел. В классе Валерий заметил, что она очень смешлива. Но сейчас Лида показалась ему серьезной. Каждому из ребят, входивших в пионерскую комнату, она, встав, протягивала прохладную руку и говорила вежливо:
- Здравствуйте. Пожалуйста, садитесь. Стульев хватает?
Стульев было достаточно.
Когда собрались мальчики-комсомольцы и девочки, члены комсомольского комитета школы, избранного в прошлом году, Лида Терехина вышла из-за своего стола. Она собиралась сказать, что хочет познакомиться с новыми членами комсомольской организации еще до предстоящего собрания, но вдруг задумалась, сдвинула брови. Лида привыкла свои выступления начинать словами: «Девочки! Мы…» И сейчас она чуть не оговорилась; хорошо, что спохватилась в последнюю секунду, - уж мальчишки посмеялись бы над ней!
«Как обращаться? «Мальчики и девочки»? Смешновато!»
Ей даже вспомнились такие стихи:
Мальчики и девочки
Сидят на скамеечке
Против карусели, -
Ах, что за веселье!..
Лида чуть не фыркнула. Откуда эти стишки?.. Да из «Приключений Буратино»!
- Товарищи! - начала Лида Терехина сухо, потому что дальше молчать было нельзя. - Давайте познакомимся… Ну, побеседуем просто. По душам, как говорится, - закончила она, глядя себе под ноги.
Но оттого ли, что Лида в смущении не сказала, о чем предстоит побеседовать, или оттого, что открывать душу так вот вдруг, ни с того ни с сего, никому неохота, - как бы то ни было, разговора пока не получалось.
Тогда Лида придвинула к себе стопку исписанных листков бумаги и, просмотрев верхний, начала:
- Давайте подумаем, кто мог бы в будущем войти в наш актив. Вот, например, - она легонько дотронулась до верхнего листочка в стопе, - вы, Ляпунов. Избирали вас в прежней школе в комсомольские органы?
- Нет, - ответил Ляпунов, и по комнате пробежал смешок.
- Потише, товарищи! - сказала Терехина и продолжала решительно: - Ничего не значит, что не избирали пока Ляпунова в комитет! Раньше не избирали, а сейчас могут его девочки… то есть товарищи… избрать - ничего нет смешного! Раньше не приходилось руководить, а теперь научится! Так?
В то время как Ляпунов откашливался, ребята перешептывались, предвкушая потеху, а некоторые даже поудобнее усаживались. Ляпунов выждал, пока стихнет оживление, и наконец ответил:
- По моему разумению, я не подойду.
- Отчего же? - возразила Лида тоном, каким подбадривают скромника. - Вам дали очень хорошую характеристику, вы…
- Это меня спихнуть хотели в вашу школу, потому и дали, - сказал Ляпунов басом. - А вообще-то во мне хорошего мало.
- Почему же? - растерялась Лида.
Ребята посмеивались. Многие из них в прошлые годы учились вместе с Ляпуновым или, во всяком случае, хорошо его знали. Он сидел по два года в пятом и седьмом классах, и сейчас ему было восемнадцать лет. Это был аккуратно выбритый и опрятно одетый, очень вежливый молодой человек, которого в голову не приходило назвать «верзилой» или «детиной». Ни одним предметом и вообще ничем он всерьез не интересовался, о чем и сам, если случалось говорить с педагогами, сожалел. Время от времени он чудил, да так, что заражал «чудачеством» весь класс, и ему подпевали все, даже отличники, активисты и завзятые тихони. Притом Ляпунов отличался добродушием: выходки его бывали не злостными, а чаще всего забавными, так что их сравнительно легко прощали.
- Почему же? - повторила Лида.
- Я, видите ли, - ответил, потупясь, Ляпунов, - переросток. У меня мысли не там…
- Как это «не там»?
- Да вот… - сказал Ляпунов, изображая смущение. - Невеста у меня, вот какое положение…
- Да? - переспросила ошеломленно Лида, не зная, как к этому отнестись. - Ну… а по предметам по всем успеваешь?
- Не по всем. По английскому не успеваю, - ответил Ляпунов без всякого замешательства.
- И тебе не стыдно перед… девушкой?
- Ну, для нее это - последнее дело! - ответил Ляпунов, у которого никакой невесты не было.
- Жаль! - укоризненно покачала головой Лида.
Она не уговаривала больше Ляпунова. Отложив в сторону его характеристику, она внимательно прочитала следующую.
Знакомство явно затягивалось. Мальчики, переглядываясь, думали об одном: если уж не удается уйти домой, может, поразвлечься немного?..
И, хотя после паузы Лида Терехина стала расспрашивать Стасика Санкина, «одного из самых лучших учеников», как гласила характеристика, парня вдумчивого и отнюдь не дурашливого, Стасик, угадывая настроение ребят, решил раздуть отдельные робкие смешки в общее веселье. С сосредоточенным видом первого ученика, каким он в самом деле и был, Стасик нес отчаянную ерунду…
- Та-ак, - протянула Лида Терехина, смутно подозревая, что ее разыгрывают.
Потом она завязала беседу с Борей Кавалерчиком. Кавалерчик окончательно переборщил. Он врал, что у него потеря памяти, куриная слепота, детская подагра и гланды с орех, и вообще представил себя каким-то придурком.
Лида спросила, почему он уверен, что не справится с работой, если его выберут в комитет.
- У меня общее развитие отстает, - ответил Кавалерчик, - я совершенно не бываю и музеях.
- Да неужели? - не поверила Лида. - Как же так?
- Не знаю, - сказал Кавалерчик, страшно сжимая челюсти, чтобы не прыснуть от смеха. - Я в жизни не был в Третьяковке.
Он, несомненно, валял дурака.
Должно быть, Лиде так и показалось - она не стала вдаваться в подробности, а фамилию Гайдукова произнесла уже неуверенно и даже с опаской: что, мол, готовишь мне ты?
- Ребята, я думаю так: пошутили - и хватит, - начал Игорь грубовато и умиротворительно. - Смех смехом, - посмеяться мы все любим, - а дело делом. - Гайдуков рубанул рукой по воздуху, как бы отсекая все, что не дело.
Ребята не протестовали, кто-то даже пробурчал: «Правильно». Все чувствовали, что вроде хватили лишку и надо б замять.
- Теперь, Лида, про то, что, значит, вас интересует, - продолжал Гайдуков просто. - Был в прошлом году комсоргом класса, буду, конечно, и в этом году охотно работать - изберут ли кем-нибудь или нет, все равно. Учусь на четверки и пятерки, преобладают то те, то эти… А теперь у меня к вам… - Гайдуков, самую чуточку конфузясь, взглянул на Терехину, - слово критики.
- Пожалуйста, - немедленно отозвалась Лида.
- Немножко долго с нами знакомитесь, - сказал Гайдуков, - а ведь после шести уроков головы прямо гудят… Верно, хлопцы? Предлагаю закруглить. Кто «за»? И вернуться к делам на собрании. Кто «против»?.. Ну вот.
- Чудаки! - Лида улыбнулась и пожала плечами. - Сказали бы сразу: устали, мол. А они…
- А сама спросить не могла? - отозвался кто-то, впервые переходя на товарищеское «ты».
В эту минуту отворилась дверь, и на пороге остановилась молодая худощавая женщина с комсомольским значком на жакете.
- Здравствуйте, - сказала она. - Меня зовут Зинаида Васильевна.
- Наш классный руководитель, - шепнул Гайдуков Валерию.
- Познакомились между собой? - спросила Зинаида Васильевна Лиду.
- Да, немного, - ответила Лида. - Теперь увидимся на собрании.
- Хорошо, - кивнула Зинаида Васильевна. - Но одно прошу выслушать, прошу, товарищи, обязательно выслушать до собрания.
Ребята слегка отпрянули от дверей.
- В девятом «А», - Зинаида Васильевна возвысила голос, - произошел безобразный случай, как очень хорошо выразился Андрей Александрович, - самочинство, какого не было на памяти нашей школы. Как педагог и комсомолка, как ваш старший товарищ, прошу вас мне обещать, что подобные случаи не повторятся, что вы будете начеку.
Ребята нестройными голосами заверили Зинаиду Васильевну, что все будет в порядке, и на бегу распростились с нею. Никто не стал объяснять ей, что в 9-м «А» не стряслось ничего беспримерного, - все спешили домой. …Валерий Саблин и Игорь Гайдуков вышли из школы вместе. На асфальтированном пространстве перед зданием, политом только что прошедшим дождем, толпились ребята. Вечер уже наступил, но небо было еще совсем светлым, а луна на нем - неприметной; только на улицы уже спустились сумерки, и ребята, выходя со двора, на который падал свет из окон учительской, как бы исчезали во тьме переулка.
- Побродим, проветримся малость, а? - предложил Гайдуков. - Ее уже нет, ушла…
- Кого нет?
- Да Лены. Мы заседали, а она дома давно либо в кино где-нибудь.
- А мне-то что… - запальчиво начал Валерий.
- Ладно, - перебил Гайдуков. - Как тебе, так и мне. Просто, я слыхал, пересел ты удачно.
- Это да, - согласился Валерий. - Слушай, Игорь, тут разве два выхода?
- Как - два? Один, в переулок… - Игорь потянул Валерия к калитке.
- Постой, - сказал Валерий. - Куда ж это они тогда? - Он указал на мальчишек, судя по росту, наверное, пятиклассников, которые один за другим огибали школу и скрывались за нею. - Посмотрим?
- У пацанят свои дела, - пожал плечами Игорь, но все-таки - правда, вялой и расслабленной походкой - зашагал за Валерием.
За школой ребятишки, помогая друг другу, переправлялись через высокий сплошной забор прямо на широкую и людную улицу. Секунду посидев на двухметровой ограде, они перекидывали ногу и храбро срывались вниз.
- Урок гимнастики, а, пацаны? - громко спросил, подойдя, Игорь.
- Большие ребята, - шепнул с опозданием один из мальчиков тем, кто стоял лицом к забору.
Все в замешательстве посмотрели на Игоря и Валерия. Переправа приостановилась.
- Зачем вы? Расшибиться ж можете, - сказал Валерий.
- Не, не расшибемся! - беспечно сказал мальчишка, подставлявший товарищам плечи, когда те перелезали через забор.
- Тут убиться не убьешься, - успокоил старших другой мальчик и, видя, что те не таят никакой угрозы, стал взбираться на плечи товарищу.
- Стоп! - приказал Гайдуков, прикинув на глаз вышину забора. - Кости тут переломаешь свободно. Ну, кто ж это догадался… таким путем возвращаться по домам?
И тогда худенький маленький мальчик, который даже в новенькой форменной тужурке и фуражке с высоким околышем выглядел вовсе не бравым, а каким-то совсем домашним, ответил, переглянувшись с другими:
- Там, в переулке, стоят такие… больше вас. И отнимают у нас по пятьдесят копеек… у каждого. А то не пропустят.
- По шее накладут, - пояснил мальчишка, подставлявший товарищам плечи.
- Пошли вместе! - предложил ребятишкам Валерий. - Не тронут. Пошли!
Минуту ребятишки внимательно разглядывали Валерия и Игоря.
- Нет, - сказал наконец самый маленький. - Их там много, лучше мы здесь… …Идя переулком, Игорь Гайдуков и Валерий Саблин поравнялись с горсткой парней, стоявших у ворот большого проходного двора.
- Вы не из восемьсот первой? - окликнул один из парней.
- Из нее, - ответил Валерий.
- Что ж, мальцы учатся еще?.. - Парень выругался.
- Налог подоходный собирать хочешь? - усмехнулся Гайдуков.
- А что? - Парень отделился от своих, сплюнул под ноги Игорю. - И с тебя можем взять. - Он загородил Игорю дорогу.
- Игорь, держи портфель, - спокойно сказал Валерий. - Ты, беги к своим, разобью челюсть! Ну! - Он отвел назад правую руку и по-боксерски выставил левую вперед.
- Ребя-я, сюда! - крикнул парень, отступая к тротуару.
В это время на мостовую упал резкий свет фар, и рядом послышалось тарахтение моторов: из-за угла выехали два милиционера на мотоциклах. Парни отошли в подворотню. Валерий и Игорь поспешили вперед. Они были уже на широкой улице, когда из переулка им вдогонку донеслось:
- Саблин, свидимся скоро!
- Странно, откуда они меня знают? - в недоумении произнес Валерий.
Ребята, задумавшись, шли молча.
- Неужели с ними был кто-нибудь из наших? - сказал наконец Гайдуков.
Назавтра Валерий после уроков зашел в учительскую. Он с порога попросил разрешения войти и, только войдя, увидел директора. Валерий попятился было (редкий школьник не испытывает перед директором смущения!), но Андрей Александрович, разговаривавший с какой-то женщиной, уже заметил его. Валерий поздоровался, Андрей Александрович ответно кивнул и спросил, какое дело привело к нему Валерия.
Дело у Валерия было одно: он хотел рассказать о малышах, лазающих через забор. Но он не готовился говорить об этом именно с Андреем Александровичем. Поэтому рассказ его, сдобренный бесчисленными «в общем», получился довольно бессвязным. Он сам чувствовал это и, как всегда, когда «язык слов не вяжет», злился на себя за невнятицу.
Женщина, с которой директор беседовал до его прихода, - вероятно, это была мать кого-то из учеников, - глядела на него сострадательно: трудно было угадать, сочувствует ли она малышам, которым докучают хулиганы, или запинающемуся девятикласснику. А на лице директора все более твердело, прочнело, если можно так сказать, досадливое выражение. Когда Валерий предположил, что малышей, возможно, обирают старшеклассники из их же школы, Андрей Александрович прервал его.
- Думаю, это маловероятно, - сказал он. - Кроме того, не очень хорошо бросать тень на своих товарищей, когда вам не известно ничего определенного.
Валерий представил себе, что со стороны выглядит ябедником, и залился краской.
- Я на товарищей не бросаю, - неловко выговорил он. - Мои товарищи подобным не занимаются.
- Надеюсь, - сказал директор. - Вы, кстати, из девятого «А»?
- Да.
- Ну, вам пока не приходится гордиться своими товарищами, - заметил Андрей Александрович и, не отпуская Валерия, поведал незнакомой женщине, слушавшей их разговор, историю «самовольства» в 9-м «А». - И это произошло в начале урока одной из лучших наших преподавательниц - Ксении Николаевны, - подчеркнул он, делая жест в сторону Ксении Николаевны, которая проверяла тетради за маленьким столом в глубине учительской.
Ксения Николаевна ниже склонилась над чьим-то сочинением.
- Вот чем приходится радовать товарища инспектора, - закончил Андрей Александрович, с укоризной подняв глаза на Валерия. («Так это инспектор вовсе…» - подумал тот.) - Что можете сказать?
Валерий ничего не мог сказать. Он только понял вдруг, что строгость, с которой директор говорил сейчас о самочинстве, - напускная; что директору едва ли кажется ужасным и беспримерным переселение его товарищей на соседние парты. Просто Андрей Александрович хвалится сейчас перед инспектором, но не открыто, а очень хитро: ведь если даже такое пустяковое происшествие для его школы - чрезвычайное, то как же замечательна - должен подумать инспектор - эта школа!
Валерий повернулся, чтобы выйти из учительской, но Ксения Николаевна остановила его:
- Подождите меня, Саблин, одну минуту.
Она сложила тетради в портфель и вышла вместе с Валерием. В коридоре она сказала:
- Не пойти ли нам с вами без долгих отлагательств туда, где вас вчера остановили эти… удальцы-молодцы?
- А зачем, Ксения Николаевна? - удивился Валерий.
- Как - зачем? Если есть в этой компании наши старшеклассники - узнаю их. Что-нибудь им подходящее скажу. Если не наши - разведаю, что за молодцы такие.
Валерий замялся. Она спросила просто и не обидно, как о житейском:
- Может быть, вы побаиваетесь? Тогда не стоит, конечно.
- Так я не за себя - за вас, - ответил Валерий.
Он вообразил себе на минуту, как грузная, седая Ксения Николаевна, в своем тяжелом пенсне с очень толстыми стеклами, пытается усовестить хулиганов…
Ему захотелось как-нибудь предотвратить эту бесполезную встречу. Пока он подбирал слова, Ксения Николаевна сказала:
- Давайте условимся: вы, что бы ни было, ни во что не ввязывайтесь. Предоставьте уж все мне. …У ворот двора, где накануне остановили его и Игоря, никого не было. Валерий был немного разочарован. К тому же слегка беспокоило: не подумает ли Ксения Николаевна, что он все придумал?
- Никого нету, - сказал он виновато.
- И запал наш зря пропал, - заметила Ксения Николаевна, коротко, устало рассмеявшись. - Что же… значит, в другой раз.
- Да, конечно… - Валерию все-таки неловко перед учительницей. - А вам вообще-то не в эту сторону нужно было?
- Это совсем неважно, - говорит Ксения Николаевна бегло и другим голосом продолжает: - На будущее давай условимся: нужно что-нибудь - обращайся ко мне. Если я не в школе, то дома. И вот мой телефон. - Она записывает номер на листочке, приблизив к нему стекла пенсне. - Пожалуйста.
- Спасибо… А вы - наш классный руководитель?
- Да, взяла ваш класс, верно. Всего хорошего, Валерий.
- До свидания.
- Будь здоров!
Они расходятся в разные стороны. Один раз Валерий оглядывается вслед учительнице, потом идет быстрее. …Дома Валерий застает мать.
Он знает наперед, что она спросит:
«Все благополучно?»
Мать всегда осведомляется об этом со жгучим, но мгновенно гаснущим, едва он ответит утвердительно, интересом. Подробности ей неважны. А Валерий иногда не прочь бы - сегодня особенно - поговорить подробно. Поэтому на всегдашнее: «Все благополучно?» - он пожимает плечами и, точно раздумывая, произносит:
- Я бы, пожалуй, мам, на завод работать пошел… (Уходить из школы на завод он не собирается. Это просто попытка заинтересовать, вызвать расспросы о школе.) Для Ольги Сергеевны его слова - совершенная неожиданность. Но она спокойно спрашивает только:
- На какой же завод?
- Ну, на какой… На Второй часовой, например, учеников набирают.
Мать нарезает круглый домашний пирог (сегодня суббота), наливает чаю себе и Валерию.
- Ты решил стать часовщиком? - спрашивает она, напирая на слово «решил».
И Валерий еще раз убеждается: с матерью можно говорить только напрямик.
Он сказал о заводе - значит, она станет расспрашивать, в каком цехе он будет учеником, долго ли продлится его ученичество, сколько времени займет езда до Второго часового. Вопроса «Тебя тянет на завод или тебе не по душе в школе?» она не задаст: она никогда не задает наводящих вопросов и сама не отвечает уклончиво.
- Понимаешь ли… - тянул Валерий, соображая, как бы перевести разговор на свою школу. - Вообще-то говоря…
Мать вдруг перебила его:
- Может, тебе просто не терпится приносить в дом заработок? Да?
Он покраснел, жалея, что на самом деле не думал об этом, и наклонил голову.
Мать потрепала его по щеке, по затылку, на мгновение притянула к себе.
- Тебе нечего об этом думать, - проговорила она, поднимаясь из-за стола. - Ведь нам хватает.
Вот такая у него мама. Она представляет его себе лучшим, чем он есть, и неприятно тут только одно: то, что никакими успехами ему не удается ее удивить. Когда в конце четверти он приносит дневник, она спрашивает вскользь, без трепета:
- Все пятерки?
- Одна четверка.
Ольга Сергеевна кивает - так приблизительно и предполагала. А ведь многих товарищей Валерия родители в таких случаях встречают на пороге:
- Покажи-ка дневник!
Парень медленно, растягивая удовольствие, достает дневник, с деланной угрюмостью протягивает родителям, и - о эффект! - с выражением зыбкого счастья на лицах созерцают папа и мама тройки на местах почти неизбежных двоек.
- Молодец! - говорят они. - Не подкачал.
И в доме праздник.
Раньше Валерию недоставало, чтоб мать гордилась его отметками. Теперь он к ее сдержанности привык. Правда, иногда, как сегодня, хочется, чтоб она его выспросила обо всех делах. Но в конце концов он мог бы и сам поделиться с нею.
- Я что-то устала, - говорит Ольга Сергеевна. - Заснуть бы сегодня пораньше… Так в школе, Валерий, все благополучно?
И, прежде чем он успевает ответить, она уже дремлет.