Путешествие Иранон (СИ)

Жар и миражи

Я замерла, словно испуганный зайчик, сжавшись и стоя на коленях перед опадающим телом своего врага и мучителя. Сознание мое, как и плоть, застыло в ужасе, я не могла поверить в произошедшее. Какие-то доли секунд решили судьбу Сверра, окропив меня его кровью, что стекала сейчас по голове, рукам и по шее за воротник дубленки. Горло саднило, подкатила тошнота, но показалось, что едва я шевельнусь, подобная смерть встретит и меня, отделив голову от туловища. Кто-то или что-то было настолько сильно и неожиданно, что я предпочла бы зарыться в снег, спрятаться и не высовываться, пока не увижу, что в зимней метели далеких краев я осталась одна, и кроме холода мне ничего не угрожает.

Передо мной мелькнули чьи-то ноги, обтянутые кожаными сапогами с торчащей по голени меховой подкладкой. На плечи что-то упало, закрыв меня и придавив к земле. Вздрогнув, я чуть было не подняла голову, чтобы посмотреть на пришельца, но страх оказался сильнее, заставив меня закрыть шею руками, будто они могли спасти меня от топора.

— Эй, маленькая, ты не ушиблась? Уж больно нехорошо ты упала, к тому же на снегу сидишь. Вставай, замерзнешь же. Не бойся, я тебя трону.

Передо мной присел мужчина, крепкий и рослый, как большинство местных жителей, с вытянутым лицом и словно выточенными местными злыми ветрами скулами. Челюсть обрамляла темная щетина, глаза ясные, словно зимнее небо, смотрели на меня лукаво. Губы тонкие, но ярко вычерченные растянулись в добродушной улыбке. Длинные, почти черные волосы рассыпались по плечам, среди них нашлись пара седых прядей.

— Кто вы?

Это, кажется, единственное, что я могла сейчас сказать. Внутреннее напряжение росло, я перестала чувствовать ноги, тело мелко задрожало то ли действительно от холода, то ли от испуга.

— Вильгельм, из Бельсдаля. Меня должны были ждать на празднике, но… послушай, ты видела Хальварда или мою сестру Фригг? Они живы? Они успели укрыться?

Я успела дважды кивнуть, прежде чем меня откровенно заколотило, а слезы непрошенным потоком хлынули из глаз. Вновь опустив голову, я попыталась вытереть их, хоть как-то сдержав свои чувства, но не смогла притронуться к лицу багровыми, липкими ладонями. Сдавшись, я в бессилии уронила руки на колени и не сдержавшись, разрыдалась, так, будто мое тело вместе с слезами пыталось избавиться от всех сегодняшних горестей, боли и страха. Бесстыдно и абсолютно открыто, я не плакала так сильно никогда раньше, взвыв во весь голос и не в силах выговорить ни единого внятного слова, да и едва ли они были нужны, едва ли кто-то поймет, какой ужасной была эта ночь и как много я могла потерять.

— Тише-тише, маленькая Нанна сканд."храбрая», все хорошо, тебя никто не обидит, что же ты…

Вильгельм покрепче укутал меня в свой плотный, невероятно теплый плащ, что своим немалым весом будто обнимал плечи, и, лишь на мгновение замешкавшись, подхватил на руки, как ребенка, позволив обхватить шею и поливать ее слезами. Просторный капюшон тут же упал на голову, отгораживая меня от окружающего мира. Тихое увещевание оборотня доносилось до меня смутно, словно чья-то невнятная молитва, но я чувствовала, что он старается меня успокоить, то говоря о каких-то глупостях, то обещая всевозможную помощь и защиту.

Как мы добрались до храма Труд, я не запомнила. Разум, уставший от потрясений, утянул меня в глубокий, но в тоже время тревожный сон, в котором я запуталась, словно мушка в чужой паутине. Размытые образы, отголоски чувств и смутное ощущение страха сменялись дрожью, жаром или ознобом. В самые тяжелые минуты кто-то ласково гладил меня по голове, приподнимал в постели и поил горьковатым отваром трав, после чего я, не открывая глаз, вновь проваливалась в темноту, расцвеченную лишь искаженными, всплывающими в голове воспоминаниями о жизни в Заре. Отчуждение, что я чувствовала там, и невозможность стать полноправной частью исконных земель, словно в кривом зеркале, показывались мне чрезмерно ярко.

Дети, что шептались за спиной, сбиваясь в маленькие стайки, уже познали первые секреты своей семьи и народа, с благоговением делясь впечатлениями и не подпуская к себе, дабы я не подслушала то, что не предназначалось для моих ушей.

Странные речи взрослых, что намеками у уловками обсуждали при чужаках какие-то только им ведомые знания и истории. Со стороны временами казалось, что эти люди знают вообще все на свете, имеют ответ на любой вопрос, но тебе никогда не расскажут его, предпочитая помалкивать и хранить всю суть мира только в своей голове, передавая эти важные и великие секреты только своим непосредственным наследникам: от матриарха, к ее собственным детям и внукам.

Проходили года, даже десятилетие прошло, песок бесконечной пустыни нес крики азиф, набивался в трещины домов и полировал светлые улочки с аккуратными домами и древними развалинами первого города, но я всё еще оставалась чужой для жизни в Заре. Всё еще оставалась гостем в таких привычных, но так и неузнанных мной краях, и не могла рассчитывать на возможность полноценной жизни там, даже с поддержкой тетушек. Исконные земли приютили меня, взрастили, дали кров, но не стали мне домом, и в моих силах оставалось лишь смириться или попытать шанс в поисках родины.

Всё это складывалось, множилось, преумножалось во сне, превращаясь в знакомый, набивший оскомину кошмар, где я бродила по пустынным улицам в поисках хотя бы одной живой души. Песок медленно затягивал дорогу, просачивался под одежду, мешал дышать, забивался в рот, скрипя на зубах, оседал сухой пылью на губах и лез в глаза. Я пыталась укрыться от него, спрятаться, найти приют среди множества окружающих меня домов, но все двери были заперты, дворы закрыты, и ни единого фонтана не встречалось по дороге. В окнах мелькали тени, притаившись на чужом пороге, можно было услышать едва слышный шепот, но я не могла разобрать слов. Хотя, честно говоря, они и не были нужны, я доподлинно знала, что незнакомые мне губы шепчут спрятанные от меня секреты, к коим у меня никогда не будет доступа, как и к жизни в этих домах.

Тем временем буря становилась всё сильнее, норовя погребсти меня в своих песчаных курганах. Бежать было некуда, море казалось недостижимо далёким, а Руб-эль-хали всё ближе, плавно скрывая под собой исконные земли.

«Береги свое время», так сказала ведьма, но это не представлялось мне возможным.

Одинокое, бессмысленное существование норовило растянуться на долгие-долгие года, но ни одна душа, ни одна живая плоть не торопились мне помочь, показать путь к родным. Не хотели и не могли понять меня, мою боль и беду, они не видели проблемы, не видели той кровоточащей раны, что наносила мне отчуждённость от потерянного когда-то дома. Родины далёкой, но такой важной, что без нее всё теряло смысл.

В последний раз разлепив глаза, я увидела, как огромная охристая волна подступает ко моим ногам, собираясь поглотить мое бренное тело горячим, пыльным вихрем. Прижав руки к груди в молебном жесте, я ощутила, как под курткой дрогнула трубка. Деревянная, резная, с длинным мундштуком, который я настолько часто держала в руках, что могла бы вспомнить каждый ее изгиб и переплетение рисунка на выхолощенной поверхности. Сжав находку в руках и крепко зажмурившись, я напомнила себе о том, кому она принадлежит, заставляя неповоротливый во сне разум сосредоточиться на казалось бы простой вещи. На человеке, что в моем одиночестве был спасительной паутинкой.

Точно, трубка, у меня есть трубка, точнее… у меня есть нечтобольшее.

Открыв глаза, я обнаружила над собой каменный свод потолка в отблесках пламени. Тело казалось слабым и немощным, горло саднило, а из груди вырвался кашель, скрутивший меня жутким приступом. Кто-то, тихо проскользнув ко мне, осторожно приподнял за плечи и поднес ко рту край металлической кружки с теплым отваром. Мягкий женский голос зашептал почти умоляюще.

— Пей, прошу тебя, пей пока можешь.

Зубы неприятно щелкнули о металл, отдавшись болью, но я послушно начала пить лекарство, чувствуя, как тепло, разливающееся под ребрами, постепенно смягчает боль в груди. Юва дрожащими руками помогла мне присесть и вновь немного откашляться, аккуратно постукивая меня по спине.

— Молодец Иранон, ты умница, ты хорошо справляешься. Боги, наконец-то твоя температура спала.

Мне позволили притулиться к боку оборотницы, я положила голову на ее плечо и с облегчением выдохнула, прикрыв глаза. Смутное сознание вновь клонило в сон, но я упорно пыталась сосредоточиться на происходящем, с некоторым удивлением заметив, что лежу на узкой койке в крохотной келье без окон, укрытая плащом Вильгельма. Шмыгнув, я получила от Ювы еще носовой платок и, перехватив ее прохладную ладонь, положила ее себе на лоб. Несмотря на слова девушки, я всё равно ощущала собственный жар. Хотелось поскорее вылезти из-под мехового укрытия куда-то в прохладу, но едва ли оборотница позволила бы мне это сделать.

— Жарко, очень жарко.

— Я знаю, знаю, но так нужно, ты еще слаба, и хоть самое худшее позади, тебе предстоит еще долгое лечение.

Я хотела было запротестовать, но вновь закашлялась, пригнувшись к ногам. В глазах на миг потемнело, последние крохи сил ушли на то, чтобы остаться в сознании.

— Подожди, лекарство сейчас подействует, станет лучше, а я пока принесу бульона. Пока ты лежала в бреду, мы и не знали, как тебя накормить.

Аккуратно усадив меня к старому выцветшему гобелену на стене, Юва поднялась и повыше закрыла меня плащом. Ее лицо выглядело напряженным, тонкие шерстинки по линии роста волос то и дело выделялись на коже, в белесых, будто призрачных локонах, мелькнули лисьи уши.

— Красивые.

Оборотница вздрогнула, ее щеки в миг покраснели, бледная ладонь тут же пригладила волосы, стараясь унять звериную суть.

— Не хорошо это, беспокоюсь вот и…

Не договорив, Юва поджала губы, глубоко вдохнув, расправила плечи и уже спокойнее вышла из комнаты, оставив меня одну.

Вновь прикрыв глаза, я ощутила, как они болят, будто под веки засыпали песка. Огонь в маленьком камине на противоположной стороне кельи плясал, чуть треща поленьями, за гобеленом и каменной стеной слышался отдаленный вой ветра. В голове стало так мутно и туманно, что я даже не попыталась прислушаться к Мундусу, хоть и чувствовала прикосновение его силы. Едва внятное жужжание на краю сознания убаюкивало не хуже снотворного.

— Вот, Иранон, пей, только осторожно, он может быть еще горячим.

Юва выдернула меня из дремы, вновь приобняв и придержав передо мной глубокую тарелку наваристого бульона. Мои руки слушались плохо, и я даже не попыталась взять посуду сама, решив, что оборотница справиться с этим лучше, а выпив содержимое, вновь провалилась в сон, едва голова коснулась подушки.

Так прошло еще несколько дней, я не знала сколько именно, так как просыпаясь, не видела улицы и не чувствовала течения времени, тратя на лекарства, еду и естественные нужны максимум четверть часа, после чего вновь проваливалась в сон. Тело постепенно побеждало простуду, в краткие пробуждения я ощущала себя всё лучше и лучше, но, когда я попыталась побороть сонливость, Юва меня отчитала, сказав, что специально дает мне помимо отвара из тимьяна и корня алтея еще и настойку корня валерианы.

— Во сне телу легче бороться с болезнью, в тепле и покое, не шатаясь по прохладному замку.

Меня чуть было не запеленали в постели, опасаясь, что я всё-таки не послушаюсь и выйду из кельи, усугубив свою болезнь, но я убедила Юву в своем благоразумии. Спать откровенно надоело, сны хоть и не были пугающими и тяжелыми как в начале, всё равно приносили дискомфорт повторяющимися образами и дурацкими картинами, какие бывают при запоздалом пробуждении.

В следующий раз я проснулась уже не по своей воле, а от чужого шепота в келье. Мужчина что-то тихо объяснял Юве.

— Из-за непогоды корабли из Бельсдаля пока не могут попасть к нам.

— Какой ужас…

— Придется затянуть пояса, надеюсь, метель уляжется в ближайшие дни, в храме точно нет запасов?

— В горах сложно что-то выращивать кроме трав, мы всегда рассчитывали на помощь деревни, обменивая лекарства на провизию, и к тому же нас тут всего несколько человек.

— Теперь больше.

— Я отдам свою порцию Фригг, мне много не нужно, уж несколько дней я продержусь.

— Я, допустим, смогу поделиться с Хальвардом, но помимо них у нас еще есть выжившие. Что будем делать с ними?

Высунув нос из-под плаща, я вытянула шею обнаружив в своем убежище помимо лисицы еще и Вильгельма. Шмыгнув, я неловко присела в постели, чувствуя, как глаза защипало от подступающих слёз.

— Я могу помочь.

Оба оборотня повернулись ко мне. Юва нервно дернула хвостом и хотела было подойти, но Вильгельм оказался быстрее, присев перед кроватью и приветливо улыбнувшись мне.

— Прости, мы тебя разбудили Нанна? Как ты себя чувствуешь?

Послушно покивав, я закуталась сильнее в плащ, запоздало смутившись и отведя взгляд. Всё это время мне как-то не приходило в голову мысль о том, что оборотень может потребовать свою вещь обратно.

— Всё хорошо, правда, я почти выздоровела, Юва подтвердит, но возвращаясь к вашему вопросу, я могу поделиться своими запасами, у меня… мне… — я порывисто всхлипнула, чувствуя, как к лицу прилила кровь, но сдержаться и не разреветься, было выше моих сил.

— Тише, Нанна, приляг, мы не настаиваем нам помогать, я уверен, боги не забудут нас и помогут пройти кораблям.

Сгорая от стыда, я отчаянно замотала головой, рукавами рубашки вытирая слезы. Не в этом, не в этом было дело, как же они не поймут.

— Нет, у меня есть запасы, в моем домике, я рада буду поделиться, и они… они, кажется, для вас. Василий говорил, говорил же, что понадобятся, что пропаду без них, а я… надо было больше, больше брать… а ведь он знал, он спросил у сестры, говорил же…

Я окончательно расплакалась, чувствуя, как в благодарности защемило сердце. Юва подошла ближе и приложила ладонь ко лбу, проверяя нет ли у меня жара. Для них я наверно действительно брежу, но как же найти силы рассказать о том, что случилось со мной в ведьмином доме и объяснить ее магию несведущим.

— Иранон, посмотри на меня, голова не кружится? Не тошнит? Жара вроде нет, но может съела что-то не то, или лекарства спутали.

Осмотрев мое лицо и посмотрев в глаза, Юва в недоумении пыталась понять, что со мной происходит, но Вильгельм быстро вытеснил девушку, поймав мои ладони и положив их на колени.

— Нанна, почему ты решила, что припасы твои, для нас?

— Мне их дала ведьма, точнее ее фамильяр, из Зачарованного леса, они там…

— Тише, маленькая, давай всё по порядку. Лес, ты имеешь в виду за горным хребтом?

— Да.

— И там живет ведьма?

— Именно.

— И она передала нам твои припасы?

— Ну почти, она сама передала только лекарства, для другого человека, так что провизией меня нагрузил ее брат, сказал, что гостинцы…

— Нанна, какой еще брат?

— П-прости, это ее фамильяр, он на прощание дал мне часть запасов, сказав, что они понадобятся. Я думала он лукавит, но, видимо, ведьма действительно знала, что мне нужна будет помощь.

— Но откуда она знала?

— Она будущее видит и прошлое, и вообще всё. Живет в деревеньке, побольше вашей и путникам, приходящим к ней, может дать совет.

— Даже так…

— Сходите к ней тоже, как всё закончится, она наверняка не откажет и даст наставление, чтобы беду обойти.

К концу объяснения я окончательно успокоилась, почувствовав какой-то странный азарт. Хотелось самой привести оборотня к Гекате и узнать, что она ему поведает и как он отреагирует на ее магию.

— Что ж, раз ты так считаешь, то может она и правда знала. Мы, к сожалению, не слишком-то хорошо общаемся с темными, особенно после войны, и путешествие через Зачарованный лес выйдет себе дороже.

Я хотела было переубедить Вильгельма и заверить его в безопасности пути, но осеклась, припомнив, какие ужасы ждали меня на, казалось бы, пустынной дороге. Сникнув, я решила, что, если нужно, ведьма сама позовет оборотней к себе и без моей помощи, в конце концов пошлет ворона с вестью.

— Что ж, говори, где твой домик и что можно взять оттуда.

— А он вам не откроется, мне нужно самой идти к нему.

Юва тут же встрепенулась и нахмурившись, прикоснулась к плечу Вильгельма.

— Ни в коем случае, ты только пошла на поправку!

— И мы еще не всё убрали в деревне, рук мало, и мы пока больше печемся о живых, нежели о мертвых. Боюсь, тебе лучше не видеть, что стало с Бьяргом.

Оборотень опустил голову, будто я могла осудить его за нерасторопность, и мягко погладил меня по руке, невольно успокаивая и согревая своим теплом. Мои тонкие пальцы, смешно смотревшиеся в большой мужской ладони, скользнули по огрубевшей коже в ответ на его ласку.

— Всё так плохо? Сколько жителей погибло?

— Немало, и скорей всего всех, кто остался, я перевезу к себе, в Бельсдале у них будет новая жизнь и защита, а эта деревня если и будет восстановлена, то уже летом.

Я поджала губы, не желая разводить еще больше сырости. Никому не будет легче от моих слёз: ни тем, кто выжил, ни тем кто умер.

— Всё равно, домик не откроет двери вам и мой… конь навряд ли сможет втащить его на плато. Мне придется идти.

— Тогда я донесу тебя, но пообещай, что ты не станешь крутить головой и будешь смотреть только на меня.

Смутившись, я посмотрела на Юву, удостоверившись, что такой вариант ее устроит, и послушно кивнула.

— Хорошо, я постараюсь.

Всего полчаса потребовалось на то, чтобы собрать вещи, утеплить меня насколько это было возможно и позвать двух помощников из выживших в Бьярге.

Юва, отыскав мне добротную зимнюю куртку и сапоги, перед выходом оглядела дело рук своих и всё же накинула на меня сверху плащ, с которым я не расставалась уже несколько дней. Посмотрев на свой короткий шлейф, я с сомнением подтянула полы ткани к себе.

— Мне бы по-хорошему отдать его надо, а не таскать везде.

Закутав меня посильнее, оборотница лукаво улыбнулась и мимолетно бросила взгляд из-под полуопущенных ресниц.

— Мала ты еще, Иранон, и ничегошеньки не понимаешь.

Мои щеки вспыхнули и наверняка сравнялись по цвету с волосами. Открыв рот, я хотела было объяснить и доказать Юве, что это она ничего не понимает, а я-то уж побольше нее в жизни видала и прочитала немало книг, но меня прервал Вильгельм, вовремя заглянувший в келью.

— Готова, маленькая Нанна?

— Вообще-то меня зовут иначе.

— Я знаю, хоть ты мне так и не представилась, но смею утверждать, что мое имя тебе также хорошо подходит. Ты же храбрая девушка?

— Ну да.

— Значит, Нанна.

С этими словами Вильгельм легко подхватил меня на руки и, дождавшись, пока Юва накроет мою голову капюшоном так, чтобы кроме лица оборотня мне ничего не было видно, понес меня к выходу из храма. Чуть поболтав ногами, я прижала руки к груди, не зная куда их деть, и постаралась сосредоточиться на золотистой пуговице чужого одеяния. Смотреть в глаза или буравить взглядом линию скул Вильгельма казалось слишком неловко.

Фон за спиной оборотня сменился с каменной кладки на серое зимнее небо. Снежинки вихрем пронеслись мимо, холод мимолетом куснул щеки. Скрип снега под ногами доносился совсем глухо. Двое сопровождающих тихо переговаривались рядом, но разобрать суть беседы я не смогла.

Стало скучно, и от того еще более неловко.

— «Конь» твой все еще у плато сторожит, правда он от чего-то выглядит как самый настоящий волк. Право слово, странно.

— Ой…

— Не приди ты со стороны темного края, я бы даже удивился, но, насколько я знаю и сам видел не раз, некроманты каких только зверушек не приучают. В лучшие годы, помнится, у каждого уважающего себя мага там был свой помощник, но ты не выглядишь как темная, и не чувствуется в тебе этой магии.

— Это подарок, чтобы защищать меня в пути.

— Правда? Хорош защитник.

— Я сама попросила его остаться и не следовать за мной, чтобы охранять Фригг.

— Что ж, сказал бы я, что поступок твой глупый и необдуманный, но за сестру спасибо и за Хальварда тоже, они еще придут тебя поблагодарить.

Смутившись, я вжала голову в плечи, чувствуя, что меня всё-таки мимоходом отчитали, но протестовать не стала. Протянув руку, я покрутила заинтересовавшую меня пуговицу.

— А почему Сверр вообще напал? Какой ему толк с уничтоженной деревни?

— Никакого, он не для этого сюда пришел, а чтобы склады разворошить и часть жителей увезти как рабов в свои города, поэтому мы сейчас и рискнуем столкнуться с голодом.

— Зачем же ему рабы, если ему еды не хватает? Их же тоже кормить надо.

— Хороший вопрос, и ответ на него лежит в землях этого хэрсира и подобных ему, что сейчас вверх по реке разоряют чужие поселения. Не думал, что они заберутся так далеко, да видно зима оказалась жестокой.

Глянув на меня, Вильгельм проследил за рукой, и я быстро отдернула ее от пуговицы.

— И что же такого в его происхождении?

— А то, что город его лежит в аккурат у границ с эльфийским долом, и сейчас жить там я даже врагу не пожелаю. Уж сколько слухов ходит вокруг Соларии, и не первое десятилетие, но я сам, единожды побывав близ их леса, не захотел бы еще раз туда сунуться. Опасное место и недоброе, шерсть на загривке дыбом встает.

— Странно, они, поцелованные светлым божеством, должны быть самыми благостными и чистыми созданиями во всем Арборе.

— Едва ли это так в последние три сотни лет. По секрету скажу, Трейн, их нынешний король, закупал себе рабов ничуть не меньше Беллаторцев с их проклятыми главами, но Сверру оборотни нужны не для них, а для собственных граждан. — Вильгельм поджал губы, будто решаясь выдать последнюю свою тайну, и произнес намного тише. — На севере перестают рождаться оборотни.

Замерев, я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Вспомнилось чужое наставление не соваться ни в коем случае в эльфийские земли.

— Как это?

— Не знаю. Хоть убей не знаю и не понимаю, как так получается, но вот уже лет десять-пятнадцать у детей нет звериной стороны, и магией они не обладают, будто Нокс и остальные боги-покровители обделяют их своим вниманием. Говорят, это всё болезнь какая или проклятье, да вот только началось всё как раз с крайних к эльфам деревень и распространяется постепенно к середине страны. — Вздохнув, Вильгельм крепче меня обнял и сожалением продолжил. — И сколь бы сильно я не ненавидел Сверра и ему подобных за жестокость, но я, к сожалению, понимаю, что выбора у них особого нет. Слабое человеческое потомство едва переживает суровые зимы, хэрсирам приходится добывать для них намного больше ресурсов и привозить в семьи помощников для рождения полноценных оборотней.

— Жуть какая, поэтому они искали Фригг?

— Не обязательно, вряд ли они знали, что она ждет дитя, но, увидев, не смогли бы поднять руки, это ее и спасло отчасти.

Тошнотворный ком застрял где-то в горле, сделалось неприятно, едва я подумала об участи плененных оборотней на севере, да и я сама чудом избежала такой участи. Если Сверр охотился за особями с магическим потенциалом, то у меня он нашел бы немалый запас, и кто знает, не стала бы я при этом коллективной собственностью и достоянием всего города. Знай, лежи в постели привязанная по рукам и ногам, да рожай по наследнику каждый год под благоговейные молитвы жителей. Такая ценность, что и сказать, живёт долго, ест мало, а коли брыкаться начнет, так и пристукнуть можно, чтобы лишний раз не дергалась, а там свыкнется, слюбиться, деваться-то все равно некуда.

— Маленькая Нанна, ты выглядишь мрачнее штормовых вод Скай, что ты себе уже надумала?

— Н-ничего, просто подумалось, что без твоей помощи и меня бы увезли отсюда.

— Я бы такого не допустил, и на своем дракаре догнал бы Сверра, чтобы этому подонку одним движением шею свернуть.

— Но ты же толком не знаешь, ни кто я, ни откуда.

— А мне и не надо знать, ты ради моей родни жизнью рисковала, по мне так этого вполне достаточно, а если этого мало, то вот еще тебе один факт: я за кораблями северян отправил воинов, поэтому даже тех, кого успели увезти, я обязательно верну, клянусь собственным именем. Для этого же я постепенно объединяю южных хэрсиров, чтобы мы могли защитить наши дома от набегов.

Голос Вильгельма звучал настолько уверено, что я ни на секунду не усомнилась в том, что у него получится отстоять собственные территории. Конечно, защитит и своих, и чужих, и за мной бы погоню отправил, ни за что не отдав в руки врага. Ощущая себя в безопасности, я улыбнулась, закрыв глаза и прижавшись ухом к груди оборотня. Мерный стук сердца дополнил уютом мой маленький кокон.

— И всё же, я хотел бы узнать, как ты вообще оказалась в Бьярге? Ты выглядишь, как кочевница, и говоришь, как они.

— Нет, я не кочевница, давным-давно уехала из Зара и бываю там редко, к сожалению, я не родилась в исконных землях и попала туда ребенком, поэтому полноправной жительницей стать не могла. Матриархи не дали принять меня в семью, сославшись на волю своей богини, так что мне оставалось лишь отправиться на поиски настоящего дома.

— И что же, если не родился в Заре, то ты там и не человек вовсе?

— Человек, и даже жить можешь, если какая семья приютит, но работать и купить дом могут только уроженцы исконных земель.

— Почему же?

— Ни один чужак не знает их секретов. Тайны рода и магия передается от матери к ее детям, создавая какое-то свое мировоззрение. Я пыталась выведать как это, и Мелисса, моя тетушка, говорила, что это как ключи. Получив определенные знания, ты можешь объяснить себе строение мира, его историю и будущие изменения, но взамен ты не имеешь права делиться секретами с чужаками, только с собственным потомством в границах исконных земель на особых таинствах.

— Как же всё сложно, неужели эти тайны так ценны? Почему их еще не украли?

— Луна жестоко карает болтунов и тех, кто пытается нападать на кочевников, а все знания хранятся только в головах людей.

— А тебя посвящать не хотели?

— Богиня сказала, что у меня иной путь и мне не стать частью Зара, так как жизнь моя принадлежит Спящему богу.

— Ни разу не слышал о народе, что поклоняется ему.

— Я тоже, но это не мешает мне искать.

За спиной Вильгельма промелькнули первые дома и крыши. Невольно потянувшись, я попыталась понять, где мы находимся, но оборотень не дал мне высунуться из капюшона, предостерегающе цокнув языком.

— Нам нужно к дому хэрсира.

— Хорошо, но подглядывать я всё равно тебе не дам.

Насупившись, я вновь поболтала ногами, заскучав. Взгляд то и дело цеплялся за мелькающие сбоку стены или деревья, казалось, что вот еще чуточку потянись и увидишь всю картину целиком.

— Маленькая Нанна, сколько шрамов у меня на лице ты видишь?

— Что?

— Мне интересно, найдешь ли ты их все.

— Но я не полностью тебя вижу.

— Хотя бы то, что попадется тебе.

— Но зачем?

— Это мое тебе задание, посчитай.

Оторопев от неожиданности, я похлопала глазами и внимательнее посмотрела на Вильгельма, стараясь разглядеть белесые царапины на щеках, скулах и подбородке. Задумавшись, я обшарила взглядом каждую черточку его лица, чувствуя, как смущение в моей голове мешается с азартом.

— Четыре.

— Многовато насчитала, считай еще раз.

Я вновь осмотрела его, отметив и нос с легкой горбинкой, и серо-голубые глаза, и чуть дрогнувшие от ухмылки губы. От последних особенно сильно бросило в жар, так что я тут же попыталась отстоять свою правоту.

— Четыре, я пересчитала, ни больше ни меньше.

— Врешь ведь и не краснеешь.

— Ну как же!

Протянув руку, я аккуратно прикоснулась кончиком пальца к первому шраму и от него двинулась к остальным, быстро обозначая их на коже Вильгельма.

— Вот один рубец на краю брови, вот еще один на скуле, рядом с ухом, вот тут на кончике подбородка третий и самый последний…

Коснувшись крыла носа, я ощутила, как губы оборотня быстро поцеловали мою ладонь и растянулись в улыбке, прежде чем я успела ее отдернуть. Сгорая от стыда, я вновь прижала руку к себе и попыталась спрятаться под капюшоном от лукавого взгляда Вильгельма. Сердце забилось растревоженной птицей, щеки запылали от стыда и смущения.

— Ой.

— Прости, у тебя безумно милые ладошки, я не смог удержаться.

— Ты все заранее подстроил.

— И для этого подрался с братом в пять лет?

— Да, определенно!

Оборотень расхохотался, сильнее прижимая меня и поцеловав в макушку. Вслед за ним засмеялась и я, чувствуя, как вся неловкость, что сковывала меня рядом с Вильгельмом, исчезает, словно утренний туман. Своей заботой и открытостью он безоговорочно завоевал мое доверие, позволяя нам обоим стать чуточку ближе друг к другу.

— Вот и пришли. Забавный у тебя домик, но поди холодный для гор.

— Нет, его делали в Заре, а там умеют сотворить такие вещи, что выдержат любое путешествие.

Вильгельм осторожно поставил меня на порог дома и дождался, пока я открою дверь. Двое его помощников, послушно встав рядом, получили первые банки солений, аккуратно складывая их в заплечные мешки.

— Этот фамильяр и правда не поскупился, неужели он тебе весь свой погреб сосватал?

Высунувшись из дома, я, просияв, кое-как вытащила оборотням небольшой мешок с крупами.

— Я тоже самое ему говорила, но меня заверили, что погреб занял бы куда больше места.

Помощники быстро освободили меня от тяжести, но Вильгельм, заметив мои затруднения, встал ближе, осторожно поддержав меня и серьезно окинув взглядом.

— Так не пойдет, ты еще толком не выздоровела и, если тебе станет хуже, я сам себя не прощу. Позволь мне войти и помочь тебе, если это возможно.

Удивленно посмотрев на оборотня, я быстро глянула в дом, удостоверившись, что там не видно бардака или каких-то слишком личных вещей, впрочем, само вторжение в мою маленькую обитель казалось мне крайне интимным.

— Хорошо, только с твоим ростом там будет немного неловко.

— Ничего, твоя помощь определенно стоит пары шишек.

Вильгельм осторожно прошел со мной в дом и послушно принялся выносить всё, на что я указывала, мимоходом оглядывая мой домик. На его лице отразилось явное любопытство.

А Давида ты туда запросто пускаешь.

Это совершенно другое дело, он сам купил мне этот дом, а тут… это как душу показать.

И чего он, прости, мог не видеть? Чем ты его удивлять собралась? Он мальчик не маленький и наверняка не раз видал, что носят девушки под юбкой.

Иногда я прям-таки жалею, что могу говорить с тобой.

Ну от этого тебе даже в закатном городе было бы не укрыться, заболей ты чуточку больше.

Всё было настолько плохо?

Ты долго не приходила в себя, я успел испугаться, и Юва, переживая, едва на стену не лезла вместе с Виллом.

А ты откуда знаешь?

Вместе с тобой были еще пара раненных оборотней, а один из них таки погиб, я смог найти и подсмотреть его память.

То-то они так трясутся надо мной.

Ты ценность, Иранон, и всегда ей была. За счет волос ли, магии или бездумного желания спасти каждого встречного.

Ты так говоришь, будто я делаю что-то плохое.

Не делаешь, но поступаешь крайне глупо и беспечно, я говорил тебе это раньше и говорю сейчас, думай о себе в первую очередь, если можешь кому-то помочь — помогай, но не бросайся на меч из-за какой-то трубки, это же чистой воды сумасшествие, как же ты не поймешь.

Мундус не ограничился одной тирадой, растянув свое назойливое жужжание на всё время, пока мы были в доме и успокоившись, только когда Вильгельм снова подхватил меня на руки.

Почувствовав блаженный покой, я едва не застонала, когда голова наконец опустела, а разум заполнили собственные мысли. Вилл, заметив мою расслабленность, понял это по-своему и, проверив лоб, заверил, что постарается идти обратно быстрее, чтобы Юва поскорее вручила мне лекарство. Не в силах препираться, я отдала всё на откуп судьбе и, посильнее запахнувшись в плащ, довольно прижалась к оборотню, вдыхая от него запах костра, леса и кожи, убаюкавший меня не хуже снадобий лисицы.