Забытые сны

— Иранон, я такое нашел!

Босоногий мальчишка застал меня возле игривого кристально чистого ручья, где я стояла по колено в воде, рассматривая движение мелких цветастых рыбок у дна. Поморщившись от настигшего меня шума, я подумала было сбежать вниз по течению к широкой спокойной реке лениво, тянувшейся в город, но друг ловко поймал мою руку, стоило мне дернуться в бок. Спрыгнув с низенького песчаного бережка, он намеренно поднял кучу брызг и распугал всю живность в ручье.

— Иранон, ты обязана пойти со мной и посмотреть!

— В прошлый раз ты нашел чужое птичье гнездо и тебя чуть не заклевали, мало что ль было?

— Да нет, ты не понимаешь! Там тако-ое! Ну идем!

Горящие азартом первооткрывателя глаза вперились в меня, не оставляя иного пути. Тонкие губы дрогнули в улыбке, обнажив удлиненные кристальные клыки, коими Орай чуть ли не с младенчества любил клацать и грызть что попало.

— Только ненадолго, к затмению я хочу вернуться к морю.

— Запросто!

Выдернув меня из воды, друг едва дождался, пока я вытру ноги об траву и натяну свои сандалии из мягкой, тонкой кожи. Сам он, конечно, даже не взглянул на свои ступни, лишь махнув рукой на прилипший песок, и тут же повел меня куда-то в обход города, ближе к горам, где мы еще ни разу не бывали. Узкие, заросшие тропинки терялись в зеленом море, в тенях нашей раскидистой древней рощи и в редких забытых на века руинах, о коих не могли ничего сказать даже те, кто помнил десятки своих предыдущих жизней.

— Сюда-сюда! Догоняй!

Перепрыгивая светлые, обтесанные погодой и временем булыжники, Орай несся вперед, с неохотой и явным нетерпением дожидаясь меня, прежде чем нырнуть в очередные незаметные проходы, укрытые огромными листьями, вязью стволов и разросшимися кустами.

Остановившись на мгновение, я услышала недалеко отсюда шум волн. Видимо, мы подошли к краю нашего острова, у самого начала гор. В воздухе запахло морем, а на губах быстро осела соль. Тут же потянуло спуститься к воде и, скинув шаровары, нырнуть под очередное накатывающее на скалистый берег пенное покрывало.

— Ну, Иранон!

— И-иду!

Покачав головой, я отбросила лишние мысли и двинулась дальше, лениво отмахиваясь от перекрывших дорогу ветвей. Мимо пробежала стайка изумрудных ящериц, важно перебирающих лапами по торчащим из земли корешкам. Где-то в кронах искусным переливом запела незнакомая мне птица. На голову неожиданно приземлилось яблоко, насыщенно красное, словно бычья кровь.

— Ай! Орай, это ты кинул?

— Да ни за что! Они просто тут растут, сама посмотри.

Друг небрежно махнул рукой в бок, и, проследив за его жестом, я с удивлением обнаружила на склоне, куда мы поднимались, целое засилье яблоневых деревьев, сплетающихся между собой, словно единое полотно. Плоды тут и там срывались с деревьев и, перекатываясь, собирались в ямках, забивались среди кустов и пролетали у ног.

— Впервые вижу этот сад.

— А то! Самое главное впереди!

Орай подхватил одно из яблок и, громко хрустнув, откусил кусок, довольно работая челюстью. Прикрыв голову ладонями, я прошла за ним, опасаясь новой атаки и привычно наблюдая, как плод быстро исчезает во рту друга прямо вместе с косточками. В заросли шиповника у тропы улетел лишь короткий черенок, и то скорее оттого, что Орай вновь побежал от меня.

— Я не буду торопиться.

— Но ты же сама сказала, что до затмения на море!

— Это не значит, что я буду скакать в горку, я не козел.

— Да, ты не козел, ты кристальная ленивая улитка.

— Что?!

Подхватив один из плодов, я, недолго думая, размахнулась и прицельно бросила в хохочущего над своей шуткой друга. Красное пятно пролетело совсем близко у вздернутого кончика носа. Почуяв опасность, мальчишка тут же припустил, шлепая ногами по остаткам старых плодов и скрывшись в пелене яблонь. Я прошла за ним, как мне казалось, и среди благоухающих ветвей неожиданно различила светлую кладку камня, ранее казавшуюся частью неба.

— Ора-ай! А это что?

— Не знаю, иди сюда! Зайдем внутрь!

— Внутрь?!

Направившись на голос друга, я старалась держаться рядом со стеной, то и дело касаясь ее кончиками пальцев. Выросшее не пойми откуда строение удивительным образом скрылось среди запущенного сада, но не потеряло своей привлекательности. Великолепные, резные узоры, обрамляющие верхний край кладки, складывались в многочисленные эпитеты кому-то. Не выдержав, я начала их зачитывать вслух.

— Белая богиня, всесияющая, благозвездная дева, дарящая свет, блестящая, бессонная, всезрящая…

— Ты чего там бормочешь?

— Кажется, это чей-то храм.

— Думаешь?

— Мне видится так, тут все имена про Селену.

— Едва ли кто-то поклоняется ущербной луне.

— Кто знает.

Достигнув прохода во внутренний двор, я огляделась в поисках подношения, но кроме яблок и сора ничего не нашла. Сорвав несколько плодов, я положила их в подол рубашки и смело прошла дальше, оказавшись на просторной площадке, вымощенной каменными плитами. Впереди, насколько хватало глаз, грудой мрамора лежали остатки храма с торчащими из них остовами древних стен, и, лишь хорошенько приглядевшись, среди мусора можно было угадать старые строения: жертвенник на возвышении, расположившийся у края утеса, неровный срез башни вдалеке и основное здание с залом, растекшееся булыжниками у ног. Сбоку от бывшего великолепия притулились хозяйственные постройки с еще торчащей из-за крыш печной трубой. Туда-то и направился Орай, с неуемным любопытством перелезая через завалы у входа и обследуя шкафы.

— Ты что надеешься там найти еду?

— Разве что о-очень старую!

— Фу.

— Я ищу камни, вдруг тут есть какие-то особенные.

— Лишь бы пожевать. Думаешь, мы первые, кто пришел сюда за всё время? Всё, что можно было вынести, уже унесли.

Подвязав подол рубахи так, чтобы яблоки случайно не выкатились, я направилась к остаткам зала, с интересом оглядывая поломанные барельефы, куски скамей, колонн и рассеченный пополам алтарь, где обычно собирались подношения.

— И как же мне… может…

Огладив холодный гладкий камень, я обошла алтарь, но не увидела возможности возложить свой скромный дар. Разломанная напополам плита утопала частично в полу, словно сплавившись с ним. Сделав пару шагов назад в попытке вновь осмотреть зал, я запнулась о что-то, едва не растянувшись на земле. Под ногами, словно одинокий посланник, лежала изумительной работы тонкая мраморная рука, чуть согнутая в локте.

— О!

Подобрав находку, я повертела ее и так, и сяк, отмечая тонкие линии на изящных и, казалось, таких живых пальчиках с аккуратными, едва выступающими ноготками. Примерившись, недолго думая, я вложила свою ладонь в часть бывшей статуи и с удивлением обнаружила, что держать ее так не просто легко, но и удобно, будто камень резали идеально под размер моей руки. Неизвестный скульптор оказался столь мастеровитым, что творение его было почти неотличимо от настоящей части тела, словно кто-то покрыл модель тончайшей скорлупой.

Покрутившись на месте и помотав головой, я попыталась найти остальное изваяние и спустя пару обходов зала заметила, что у чудом сохранившегося угла храма, рядом с разросшейся яблоней, стоит что-то еще. Подойдя ближе, я отодвинула ветви и с восторгом встретила взгляд белесой прекрасной богини на небольшом постаменте. Ласково улыбаясь, она склонила ко мне голову, словно ожидая вопроса или приветствия, а ее целая рука прижимала к груди лилию цвета перистых облаков.

— Ой… Простите, это, наверное, ваше? Я тут оставлю.

Неловко пожав каменную ладонь, я положила недостающий кусок на край постамента, отметив, что эта рука должна была чуть придерживать ткань платья, струящегося по точеным бедрам богини, как невесомая паутинка. Ладные, маленькие стопы, выглядывающие из-под подола, притягивали взгляд и были самую малость стерты. Видимо, неизвестные послушники часто прикасались к ним в своих молитвах.

— Я это… вы же не против?

Вытащив из импровизированной сумки яблоки, я положила их у ног Луны и, отряхнув рубашку, покопалась в карманах, не отыскав ничего, кроме пары сухих веточек полыни.

Уже лучше, чем ничего.

Покрутив их в пальцах, я вышла к свету и, поймав в ладонь солнечный луч, осторожно зажгла благовония, возложив их на пьедестал забытой богини. В воздух взвился горьковатый, но приятный запах, приятно контрастирующий с ароматом фруктов и едва доносившимся ветром с моря. Усевшись на пол и закрыв глаза, я попыталась припомнить хотя бы часть тех эпитетов, что видела у входа в храм.

— Белокурая богиня, всесияющая, дарящая свет, блестящая, бессонная, всезрящая…

— … В звездном уборе,

В радость тебе — тишина и счастье благого удела,

Прелестью блещешь, носящая рожки, ночи украшенье,

В пеплосе тонком ты кружишь, всемудрая звездная дева,

Ныне, блаженная, добрая в свете своем благозвездном,

В полном сиянье явись, храня неофитов, о дева…

Голос, продолживший читать стих за меня, был незнакомый, очень мягкий, вкрадчивый и приятный, такой, что открывать глаза не захотелось, чтобы ненароком не спугнуть неожиданного гостя. Едва не забывая дышать, я облизнула пересохшие губы и сжала в руках ткань шароваров. Любопытство стаей диких котов терзало меня изнутри.

— А… а я больше не знаю эпитетов.

— Больше и не нужно, после этих слов она обычно спешила уйти к своему возлюбленному. Только он мог так звать свою богиню, и только в его руки она вверяла свою жизнь.

Не выдержав, я распахнула глаза и чуть не вскрикнула от неожиданности, увидев высокого, поистине прекрасного мужчину с печальным взглядом малахитовых глаз из-под пушистых ресниц. Его волосы цвета заката покрывалом лежали на плечах и спускались до самой земли, неуловимо исчезая в ней, а легчайшей ткани тога мягкими волнами закрывала тело и прятала руки.

— А сейчас? Она придет?

— Не думаю, она уже давно обходит это место. Насколько она раньше страстно обожала его, настолько же сейчас боится и ненавидит.

— Почему?

— Здесь погибла ее любовь. На ее же алтаре.

— А вы?

— А я нет, это всё, что удалось спасти.

Чужая, старая, как мир, боль и тоска прошла рядом, почти коснулась меня и чуть не раздавила своей тяжестью сердце, но сдержалась, не стала вредить и лишь дуновением, далеким призраком ушедшего навсегда счастья принесла мне мимолетное ощущение потери и эхо надрывного душераздирающего воя. Потеряв дар речи, я беспомощно открыла рот, но не успела сказать и слова, как рядом раздался окрик Орая.

— Иранон! Вот-вот будет затмение!

Дернувшись на полу, я вновь открыла глаза. Полынь догорела на пьедестале, и запах ее почти развеялся в воздухе. Мальчишка, шумно шлепая по полу босыми ногами, прибежал ко мне, потянув за руку.

— Идем, море сейчас станет кровавым!

— Ч-что?

— Полдень почти, пора идти, иначе все-все пропустишь.

— Ах, ой, ты об этом. Не ври, у моря не такой красный цвет.

От видения с незнакомцем не осталось никакого следа, и сейчас мне показалось это даже к лучшему. Сон оказался слишком внезапным и чересчур тревожным. Хотелось поскорее уйти отсюда, выкинуть чужую трагедию из головы и сбросить груз чувств с неожиданно потяжелевших плеч.

Поднявшись, я ощутила, что конечности затекли от сна и тело неохотно слушалось, отправляя по коже множество волн-иголочек. Кое-как размявшись, мы вышли на задний двор и направились к жертвеннику. Там, забравшись на остатки стен, мы устроились поудобнее, наблюдая бескрайнее море свысока, будто владели каждой его частью.

Орай протянул мне небольшой белесый кристалл размером с половинку мизинца.

— Нашел-таки что-то?

— Конечно, у меня нюх на подобные вещи. Пришлось перевернуть парочку булыжников, но я откопал свой клад.

— Чудо какое-то, и как сумел.

Сунув угощение в рот, я с удивлением обнаружила, что камешек растекается по языку вкусом меда, сливок и аниса. Такой еще ни разу не попадался мне ни в этой жизни, ни в когда-либо в прошлых.

— Какой странный…

— Смотри-смотри, краснеет уже!

Он больно ткнул меня локтем в бок, и, встрепенувшись, я подняла голову, обратив внимание на сияющий солнечный диск, медленно скрываемый огромной полной луной. Свет при этом не померк насовсем, а лишь убавил яркость, став совсем прозрачным и блеклым. За этим, будто в последней попытке повлиять на процесс, всё видимое пространство окрасилось в пугающие багряные оттенки, едва просвечивая через лунный лик, а море, заволновавшись в присутствии хозяйки, подняло волны, нервными алыми приливами омывая беззащитный берег.

— Почти всё.

— Угу.

Почти не щурясь, я вновь посмотрела на небосвод. Покровительница тайн и среброкудрая богиня почти полностью спрятала за собой око единственного светила и лишь небольшой упрямый луч пробивался за пеленой полудня в блаженных островах. Пробивался именно там, где больше трех тысяч лет назад Луна потеряла часть себя, отдав ее для закрытия Завесы.


***



Домик чуть подскочил на кочке и остановился, словно путь тропа, по которой мы ехали всё это время, оборвалась.

Пахло рекой, прохладой и совсем немного Вильгельмом, будто он всего пару часов назад прошел рядом. Мех его плаща слегка щекотал нос и щеки, а теплое полотно всё также закрывало меня, пока я лежала на постели. Вчера я не смогла снять подарок и, будто в поиске укрытия и поддержки, так и уснула, сжавшись в комок.

— Доброе утро?

Доброе.

Неохотно высунув голову и ноги, я постаралась привыкнуть к прохладе в комнате и спустя еще несколько минут все же встала с кровати, направившись к двери. На улице Деми меланхолично мотал хвостом и с усталостью наблюдал, как медленное течение грязновато серой реки уносит ветки и сор куда-то вдаль.

— Надо искать мост?

Лоснящийся на солнце черный конь грациозно выгнул свою изящную шею и легко вспорхнул ресницами, чтобы посмотреть на меня с непередаваемым выражением морды, на которой читалось лишь одно: а сама как думаешь?

Иногда казалось, что у этого зверя нет ни одной эмоции, кроме осуждающе-саркастичной, и ведь не говорил со мной никогда, но взгляд делает всегда максимально выразительным.

— Прости, я лишь уточнила.

Деми даже не кивнул, просто отвернулся, вновь уставившись на реку. Мимо проплыли какие-то доски и редкие, почти истаявшие льдины.

Погода, тут на плато, после гор, чувствовалась поистине весенней. Намного теплее, чем в Бьярге, снег встречался лишь редкими мазками на темной, еще не подернутой зеленью земле. Воздух пропитал запах нагретой влажной почвы, а прохладный ветерок приносил с собой дух тины и глины с протока.

Оглядевшись, я почти не заметила деревьев, только невысокие кусты, ели оставили нас еще у подножья гор, не желая отходить далеко от стены, разделяющей два государства. Моста у реки не нашлось ни в одном из направлений, и ближайший город был не виден с нашего места. Проехали мы уже Лунд или направились ближе к Хортону, не ясно. В очередной раз захотелось как-то научить Деми читать карты и запоминать примерные направления, чтобы я спала спокойно, но этот демон из природной вредности может завести черт знает куда, и ругаться на него совершенно бесполезно.

Потоптавшись на месте, я решила для начала позавтракать и записать открывшееся мне воспоминание, а уж потом думать, как пересечь небольшую, но полноводную реку. Скрывшись в доме, я переоделась в штаны с начесом и шерстяной свитер, подаренный мне тетей Мелиссой еще лет десять назад. За это время вещь, конечно, износилась и из яркого карминового цвета стала припыленным, выцветшим розовым, рукава безбожно вытянулись, но прятаться в высокую колючую горловину было все еще приятно, и согревал свитер так же сильно, как и много лет назад.

— Так, Орай. Мой друг.

Раскрыв очередной свой дневничок для записей с тонкой кремовой бумагой и перевязанными коричневой атласной лентой листами, я достала еще один свой подарок, но уже от тети Энары. В руках моих оказался зеленоватый плоский поцарапанный по углам жестяной футляр. За тонкой крышкой с выдавленными на ней вензелями скрывалась мягкая, бархатная подложка с лежащим на ней полым металлическим стержнем, в который аккуратно была вставлена и хорошенько закреплена графитная сердцевина. Взяв необычный карандаш в руки, я принялась записывать всё, что привиделось мне ночью, стараясь пересказать всё в мельчайших подробностях, а где-то даже нарисовать. Схематично я обозначила кристаллические зубы друга, старые развалины и их примерное расположение у города, статую Селены с отломанной рукой и… Вспомнив о мужчине, что посетил меня в мимолетном забытье у ног богини, я со стыдом признала, что это был Мундус. Как я могла забыть о нашей первой встрече?

Как и обо всем, что было в тех краях, Иранон. Это нормально, я не в обиде.

Теперь я знаю, как ты на самом деле выглядишь.

Глупости, это лишь еще один мой образ, как и множество других. То, что сделала ты, мне нравится даже больше.

Это была случайная импровизация.

И тем не менее всё выглядело крайне достойно, уверен, я бы понравился Софи.

Снова ты о ней…

Я все еще надеюсь встретиться вновь.

Что ж ты к ней в сон-то не придешь?

Она не видит грёзы, они у нее под запретом, и вместо них она видит иное.

Почему?

Есть причины, важные, я бы и сам не желал туда попасть, даже чтобы утешить возлюбленную. Побоялся бы ее напугать.

Она не выглядит трусихой.

Ты не поймешь, и мне неприятно объяснять.

Ладно, тогда подскажешь, что за магию я использовала в храме?

С лучами? Ничего сложного, ты и сейчас наверняка это сможешь повторить.

Но как?! У меня никогда подобное не получалось.

Ты просто не пробовала, Иранон. Никто на этой стороне мира не мог бы научить тебя подобному. Пока на улице светит Солнце, сходи и разомнись, может, и не такое вспомнится.

А ты меня сможешь научить чему-то?

Нет, я тоже пользуюсь чарами иначе, мне даже думать о магии не надо, она и есть часть меня.

Ах, ну да.

Прикусив кончик карандаша, я выглянула в окно. Выходить на улицу не хотелось, дома было тепло и хорошо. Стены использовали совсем немного моих сил и могли работать даже на кристаллах. Стеклянный рыжий ловец чуть покачивался, раскрашивая комнату яркими цветастыми пятнами.

— Ну, попытка не пытка.

Подвинув стул, я забралась на него, встав на колени, и, распахнув деревянные створки окна, высунулась немного, чтобы солнечные лучи попали мне прямо на руки. Они приветливо ласкали мою кожу, будто сердечно целуя слегка озябшие на холоде пальцы. Привыкая к ощущениям, я помахала кистями, словно стряхивая воду, и на миг показалось, что свет действительно мелкими золотыми каплями разлетелся от рук.

Присмотревшись, я поджала губы и попыталась повторить те чувства и жест, что видела в храме. Вытянув указательный и большой пальцы, я постаралась ухватиться за луч, как за нить, но мимолетное горячее прикосновение исчезло, едва облизнув кожу. Так повторилось и во второй раз, и в третий, и даже в шестой.

— Я не понимаю.

Ты не думаешь о результате, Иранон. Попробуй еще.

Насупившись, я снова попыталась размять замерзшие суставы. Изо рта вылетело облако пара, в доме стало заметно холоднее. Нужно было заканчивать тренировку из окна.

Вытянув ладонь, я закрыла глаза вовсе и, руководствуясь лишь чувствами, вновь постаралась схватить теплые, нежные солнечные лучи. Так показалось даже легче понять, что мне нужно ловить. Отдаваясь ощущениям, я четко различала, где заканчивается жар небесного светила, поэтому, вскинув руку, словно ловлю муху, я вдруг поняла, что пальцы обжигает что-то невесомое и горячее.

— Получилось?

Ты глаза-то открой и посмотри сама.

— Стра-ашно.

Иранон…

Мундус сказал это с таким укором, что я не решилась задавать еще больше вопросов. Медленно приподняв одно веко, я с удивлением обнаружила в ладошке что-то крохотное, жаркое и яркое, как светлячок в ночи. Смелее взглянув на улов, я поднесла его поближе к лицу. На коже, совсем немного ослепляя, нашлась бесконечно малая часть солнца, будто сворованная с чернеющего небосклона звезда.

Загрузка...