Известный российский историк В. О. Ключевский говорил в своих лекциях, что «каждый из нас должен быть хоть немного историком, чтобы стать сознательно и добросовестно действующим гражданином»[1].
Представим себе конец XVIII — начало XIX столетия, когда не было еще Транссибирской железнодорожной магистрали, беспосадочных авиарейсов Москва—Владивосток (теперь ведь примерно за 10 часов можно из Шереметьева попасть в Нариту, что могу подтвердить своим собственным опытом), не было огромных автофур и внедорожников, да и дорог-то по сути тоже не было... А надо было снабжать все растущие российские владения в Северной Америке, на Камчатке, на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири зерном и мукой, солью, спичками, сахаром, мясом, даже строительными материалами и топливом, лекарствами, не говоря уже о товарах промышленного производства.
Конечно, богатейшие сибирские золотопромышленники и торговцы пушниной получали из Москвы от Ивана Филиппова даже в Иркутске едва ли не горячие, особым образом укутанные, знаменитые калачи, о чем свидетельствовал известный дядя Гиляй — В. А. Гиляровский. Однако так-то накормить всю Сибирь было решительно невозможно...
Российские самодержцы, управители Сибири, министры все чаще поэтому обращали внимание на страны Восточной и Юго-Восточной Азии как на источник регулярного и относительно дешевого снабжения своих дальневосточных владений. В 1763-1770 гг., в частности, российская дипломатия внимательно и заинтересованно следила за перипетиями длительной англо-испанской тяжбы из-за так называемого «манильского долга». Испания требовала возврата контрибуции, полученной Великобританией, на короткое время захватившей в 1762-1764 гг. Манилу и часть прилегающей к ней территории на о-ве Лусон в ходе Семилетней войны.
Одновременно в России начинается более или менее систематическое изучение указанных стран и регионов, в том числе их народов и языков. Наиболее интересным было издание в 1788-1789 гг. знаменитого «Словаря всех языков и наречий, собранного десницей всевысочайшей особы» (имелась в виду покровительница наук и искусств императрица Екатерина II). Редактором-составителем его был академик Петербургской АН (с 1767 г.) Питер Симон Паллас (1741-1811), немец, естествоиспытатель и путешественник. В нем впервые в России была представлена в небольшом объеме лексика многих азиатских языков, в том числе «пампанганского, тагаланского и магинданского» Филиппинского архипелага.
В начале XIX века в России впервые разрабатываются конкретные планы установления прямых торговых контактов между российскими портами на Тихом океане и Манилой, чтобы наладить снабжение продовольствием русских поселений на Аляске, Камчатке и в других отдаленных местах. Архивные материалы свидетельствуют, что уже в 1805 г. со всей серьезностью был поставлен вопрос о целесообразности создания дипломатического представительства Российской империи в Маниле на уровне генерального консульства, в особенности в связи с намечавшимся началом торговых отношений России с Филиппинами и Явой. Николай Петрович Резанов (1764-1807), государственный деятель и писатель, инициатор и руководитель первой российской кругосветной экспедиции, будучи с посольством в Японии в 1806 г., добивался разрешения Испании на заход русских судов в манильский порт и на установление прямых связей между Россией и Филиппинами. Об этом путешествии и романтической любви Резанова к юной дочери испанского губернатора Кончите композитор А. Рыбников сочинил рок-оперу «Юнона и Авось» (по поэме Андрея Вознесенского «Авось»), которая уже несколько лет с большим успехом идет на сцене московского Ленкома (800 представлений за 20 лет — к февралю 2002 г.!), где главную роль — Николая Резанова — бессменно играет Николай Караченцев.
С понятным беспокойством Министерство иностранных дел России отнеслось в 1810 г. к имевшим место планам и попыткам Наполеона Бонапарта превратить Филиппинские острова во французскую колонию. Свидетельствующие об этом документы и по сей день аккуратно хранятся в архивах МИД РФ.
Питер Добелл, американец ирландского происхождения, торговец, предприниматель, неоднократно бывал и подолгу жил в Южном Китае, странах Индокитая, в островной Юго-Восточной Азии (ЮВА), в особенности на Филиппинах, с 1798 по 1828 год. У него был собственный дом в Кантоне и дом в Маниле.
В конце 70-х годов XVIII в. он с родителями переселился в тогдашние Северо-Американские Соединенные Штаты, окончил Филадельфийский университет (осн. в 1740 г.), воевал волонтером в Пенсильвании, одном из главных центров Войны за независимость в Северной Америке 1775-1783 гг. (в 1790-1800 гг. Филадельфия была временной столицей САСШ).
Главным делом его жизни надолго сделались морские путешествия, мореплавание, судовождение, в чем он приобрел с течением времени весьма большой опыт. В 1804 г. в Кантоне Добелл повстречался с русским адмиралом (в ту пору еще капитаном) Иваном Федоровичем Крузенштерном (1770-1846), начальником руководимой Н. П. Резановым первой российской кругосветки 1803—1806 гг. на кораблях «Надежда» и «Нева» (ему, кстати, принадлежит известный «Атлас Южного моря» в двух томах, 1823-1826 гг.).
Американский мореплаватель, как сообщается в отечественной литературе, «имел счастье оказать экспедиции Крузенштерна немаловажную услугу, за что государь император, в ознаменование своего благоволения, прислал ему в Кантон богатый бриллиантовый перстень». Через посредство Крузенштерна П. Добелл предложил свои услуги российскому правительству в качестве капитана и купца.
После блистательной победы в войне с наполеоновской Францией правительство Российской империи стало предпринимать конкретные и решительные шаги для установления официальных дипломатических отношений со странами ЮВА, в том числе с Филиппинами, что диктовалось в практическом отношении уже изложенными причинами. В 1812 г. Добелл по собственной инициативе и на свой страх и риск отправил из Манилы на Камчатку три судна с различными продуктами. С Филиппин через Петропавловский порт в Авачу он завез продовольственных и иных товаров на общую сумму в 1 млн. 200 тыс. рублей, собираясь продать все, в чем нуждалось тогда население этого отдаленного района империи, по себестоимости с учетом только провоза, практически без какой-либо прибыли. Однако, к сожалению, из-за проволочки царских бюрократов разрешение на продажу этого ценного иностранного груза пришло из Санкт-Петербурга, когда от морозов и небрежного хранения почти все пришло в полную негодность: бочки с манильским ромом лопнули, зерно сгнило...
Несмотря на первую неудачу с налаживанием торгового снабжения, в 1813-1814 гг. П. Добелл представил российскому правительству подробный план развертывания регулярного продовольственного снабжения его владений на Дальнем Востоке. При этом он имел в виду установление постоянных русско-филиппинских торговых связей с Манилой. Это предложение было рассмотрено на самом высшем уровне: генерал-губернатором Сибири И. Б. Пестелем — отцом командира Вятского пехотного полка, участника Отечественной войны 1812 г. Павла Ивановича Пестеля (1793-1826), одного из руководителей декабристов, директора Южного общества, впоследствии арестованного по доносу и повешенного 13 июля 1826 г., — министром иностранных дел России графом К. В. Нессельроде и другими, а затем одобрено в 1816 г. самим царем Александром I. В 1817 г. было принято правительственное решение о создании в Маниле Российского генерального консульства. Оно должно было стать первым дипломатическим представительством России в странах ЮВА. Генеральным консулом Российской империи на Филиппинских островах был назначен Питер Добелл.
П. Добелла пригласили в Россию, и он проехал по всей стране, опубликовал в 1815-1816 гг. в «Сыне Отечества» свои рассказы о Сибири (впоследствии на английском языке вышли его «Путешествия по Камчатке и Сибири»[2]). В 1817 г. он прибыл в Санкт-Петербург, принял российское подданство, ему был присвоен гражданский чин 6-го класса — коллежский советник. Его стали именовать в России Петр Васильевич Добель.
Согласование вопроса об открытии генконсульства по дипломатическим каналам отняло немало времени. Оно потребовало интенсивной переписки через посредство российского посла в Мадриде Д. П. Татищева. (Многие из официальных бумаг того времени сохранились в Архиве МИД РФ). Несмотря на дружественные отношения монархов Александра I и Фердинанда VII, испанская сторона отказала в официальном признании российского дипломатического представительства на Филиппинах. Но в виде компромисса П. В. Добелю было позволено действовать в Маниле в качестве неофициального представителя российского правительства на Филиппинских островах.
В 1819 г. П. В. Добель через Сибирь вновь выехал на Камчатку. К сожалению, он уже не застал там фрегата «Камчатка» капитана В. С. Головнина, которому было предписано доставить в Манилу императорского генерального консула России на Филиппинских островах. Примечательно, что в долгом пути из Санкт-Петербурга Петр Васильевич успел жениться на сибирячке. Ему пришлось на собственные средства снарядить 250-тонный бриг, на котором с молодой женой и грудной дочерью с помощью семи случайно подобранных матросов он самостоятельно отправился к назначенному месту службы — в Манилу. В этом трудном и опасном рейсе он также побывал на Сандвичевых островах.
В марте 1820 г. П. В. Добель начал свою неофициальную деятельность в хорошо знакомой ему Маниле. Помимо Манилы он побывал в тогдашних ее пригородах Пандакане, Сан-Педро, Макати, Сан-Николасе и др. (ныне все они вошли в состав Большой Манилы). Он посетил водопады Пагсанхана, знаменитую пещеру Сан-Матео (только с начала XX века ставшие местами массового паломничества филиппинских и зарубежных туристов). Он прогуливался по Люнете, любовался восхитительными закатами на берегу Манильского залива. Продолжил изучение тагальского языка, обычаев и нравов филиппинцев, особо отмечая в своих записках исключительное гостеприимство манильцев.
К сожалению, его консульская деятельность прервалась самым неожиданным образом. Он сделался жертвой известного «холерного бунта» в Маниле, разразившегося 9 и 10 октября того же, 1820 г. «Холерная эпидемия, — записал он, — проявилась в населеннейших приходах Тондо и Бинондо с невероятною силой». По некоторым сведениям, холера была завезена в Манилу из Индии. Однако решивший выслужиться перед мадридским начальством исполнявший обязанности губернатора Филиппин в 1816-1822 гг. Мариано Фернандес де Фольгерас решил свалить все на иностранцев (неиспанцев), главным образом европейцев, все больше и активнее действовавших в стране, и направил на них гнев манильцев, распространив вкупе с церковниками слух, что они «отравляют народ». Кстати, и Добель осторожно замечает, что «убиение иностранцев 9 и 10 октября 1820 г. было, кажется, поощряемо местным начальством» (с. 208 в части II в гл. XX настоящего издания).
Действительно, колониальная администрация Филиппин сознательно направила народное возмущение на европейцев и китайцев. В результате разнузданного разгула страстей пострадал и дом российского генерального консула. В особенности он сожалел об обширной библиотеке, которую собирал долгие годы и которая по тем временам оценивалась им в 60 тыс. рублей. Из-за «холерного бунта» Добель не смог исполнить данного ему поручения и отправить из Манилы на Камчатку груз закупленной муки и соли. К тому же он вдруг тяжело заболел (боялись, что холера!). Однако, выбравшись на своем бриге из Манилы, охваченной послехолерными беспорядками, он все-таки приобрел необходимые продукты в Макао (Аомене) и доставил их в 1821 г. на Камчатку в тот самый момент, когда запасы соли там совершенно истощились. Печально, что на этой торговой «операции» из-за бюрократических препон он также потерял 180 тыс. рублей.
После «холерного бунта» внутриполитическая обстановка на филиппинских островах значительно изменилась. Испанцы в Маниле и метрополии настороженно относились к представителям прочих держав. Развитие российско-филиппинских дипломатических контактов прервалось. Планы организации регулярных торговых рейсов судов из Манилы на русский Дальний Восток остались неосуществленными. Консульский опыт Петра Добеля надолго стал достоянием истории. В 1826 г. Российское генеральное консульство на Филиппинских островах было упразднено официально.
Впрочем, в начале 30-х годов XIX века вопрос о российско-филиппинской торговле вновь сделался предметом испанско-русской дипломатической переписки. На этот раз по инициативе испанской стороны. Но ввиду ухудшения отношений между Мадридом и Петербургом, а затем и разрыва дипотношений в 1834 г. (они были восстановлены лишь в 1856 г., когда Добеля уже не было в живых) он больше не поднимался до самого конца столетия. Российское дипломатическое представительство на Филиппинских островах на уровне вице-консульства было вновь учреждено только в последнем десятилетии XIX века, накануне национально-освободительной революции на Филиппинах, положившей конец испанскому колониальному господству. Но осуществлялось оно не российскими дипломатами, а так называемыми «нештатными консулами», в качестве которых выступали иностранные, по преимуществу французские, коммерсанты. В таком шатком состоянии эти дипотношения сохранялись вплоть до конца 1917 г. Советско-филиппинские дипломатические отношения на уровне посольств были установлены лишь в 1976 г., то есть более чем через полвека Примечательно, что в 2000 г. филиппинская сторона назначила в Санкт-Петербург своего «почетного консула». Ныне им является гендиректор Регионального фонда научно-технического развития Санкт-Петербурга доктор физико-математических наук А А. Фурсенко.
П. В. Добелю, к великому сожалению, не удалось вывезти на свою новую родину многое из той коллекции, что была им собрана на Филиппинских островах. Книги, предметы народного быта, ремесленные изделия, местные украшения, образцы табачного производства и многое другое — все погибло во время «холерного бунта». Но он привез составленный им словарь тагальского языка, рукопись которого, о чем он пишет в своей книге, преподнес с почтением графу Николаю Петровичу Румянцеву (1754-1826), министру иностранных дел России в 1807-1814 гг. (в 1810-1812 гг. председателю Государственного совета), известному библиофилу, коллекция которого стала основой Российской государственной библиотеки (РГБ — бывшей Ленинки). Обнаружить эту рукопись пока, несмотря на определенные усилия, не удалось.
Возвратившись в последний раз в 1828 г. в Санкт-Петербург, окончательно разорившийся Петр Добель по совету друзей, среди которых были братья Брюлловы, А. Джунковский, Н. И. Греч, известный журналист, писатель, филолог и издатель, И. Ф. Крузенштерн и другие, засел за книги о своих путешествиях и приключениях. Определенную помощь ему оказал адмирал граф Николай Семенович Мордвинов (1754-1845), знаменитый государственный деятель, сын адмирала С. М. Мордвинова (1701-1777) из «гнезда Петрова», учившийся в Англии, с 1802 г. — морской министр, соратник Сперанского, член комитета министров при Николае I, с 1823 г. — президент Вольного экономического общества.
Изведавший несправедливость, чиновничье пренебрежение, разорение, поскольку ему не удалось даже получить положенное «консульское содержание», которое подпало под запрещение «по казенному иску», П. В. Добель с усердием взялся за перо. Он написал «Russia as it is, and not as it has been represented» (опубликованную в Лондоне в 1833 г.) и «Sept annees en Chine» (в рус. пер. Е. Голицына «Семь лет в Китае», СПб., 1838). Но главной его книгой стали «Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле и Индо-Китайском архипелаге», опубликованные в 2-х частях в 1833 г. в Санкт-Петербурге в типографии Н. Греча (Николай Иванович Греч, 1787-1867, — чл.-кор. Петербургской АН, редактор «Сына Отечества», газеты «Северная пчела»). На титуле также значится, что книгу «составил и с английского перевел, с высочайшего соизволения, А. Дж.» — А. Джунковский, по нашему разысканию и предположению, хотя в четырехтомном «Словаре псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей» (1956-1960) И. Ф. Масанова такая аббревиатура не зафиксирована. И еще отметим надпись на книге «Печатать дозволяется», под которой 18 июня 1832 г. поставил свою властную подпись небезызвестный «ценсор О. Сенковский», писатель и журналист, известный также под псевдонимом Барон Брамбеус, кстати, один из зачинателей российского востоковедения. Примечательно, что лондонское англоязычное издание этой книги значительно меньше русского.
Архитектор и живописец Александр Брюллов (1798-1877), старший брат всемирно известного художника и рисовальщика Карла Брюллова, снабдил эту книгу интересными цветными иллюстрациями «Манилец» и «Манильская женщина» на контртитулах каждой части, выполненными растительными красками и литографированными В. Лангером.
Книга П. В. Добеля давно уже сделалась библиографической редкостью, и ее иллюстрированный экземпляр хранится в Музее книги РГБ. В конце 50-х годов XX века мне посчастливилось приобрести аналогичный экземпляр в букинистическом магазине в проезде Художественного театра (ныне вновь Камергерский переулок). Он отличается от имеющегося в РГБ только одним — дарственной надписью на второй стороне обложки, на форзаце, где каллиграфическим почерком выведено: «Его Высокопревосходительству Николаю Семеновичу Мордвинову в знак глубочайшего уважения подносит издатель-переводчик».
Еще несколько слов об адмирале графе Н. С. Мордвинове. На флоте с 20 лет. Воевал с турками. Обостренное чувство справедливости и, очевидно, довольно неуживчивый характер приводили к размолвкам с князем Потемкиным, известным Дерибасом, при Александре I — с его любимчиком и ставленником адмиралом Чичаговым, хотя Павел I его отличал и пожаловал имение в Малороссии с 1000 душ крепостных за смелость, независимость суждений и бескомпромиссность в борьбе с казнокрадством. При Сперанском вновь был возвышен и призван к власти в качестве члена Госсовета, управлял департаментом экономики. Его роль и значение в особенности усилились в связи с подготовкой проекта реформ Сперанского, но с отставкой последнего снова ушел в тень, путешествовал за границей. С началом царствования Николая I снова член комитета министров. С 1823 г. (по 1840 г.) президент Вольного экономического общества. Недюжинный ум и литературное дарование в нем причудливо сочетались с дремучим российским крепостничеством — адмирал был решительно против освобождения крестьян. И ныне трудно поверить в его либерализм и европеизм, почерпнутые в годы обучения в Англии в 60-е годы XVIII века, знакомство с Адамом Смитом еще до опубликования его знаменитой книги «О природе и причинах богатства народов» (1776), приверженность И. Бентаму и его «Деонтологии, или Науке о морали» (1834). Тем не менее Мордвинов был близок со многими будущими декабристами (некоторых из них, например Павла Пестеля, знал и П. В. Добель), Н. И. Тургеневым, К. Ф. Рылеевым, который даже воспел его в своих стихах. Они его очень уважали как старшего, более опытного и непримиримого, более того — прочили в «управители» наряду с рядом других, правда без его согласия и даже уведомления[3].
С легкой руки и по рекомендации М. М. Сперанского адмирал Мордвинов был включен Николаем I одним из судей в состав суда над декабристами, и один-единственный из членов Верховного уголовного суда отказался подписать смертный приговор пятерым руководителям декабристов — первоначально «четвертование», «смягченный» затем милостиво до повешения... Естественно, что он снова — в который уже раз — был «отставлен» и на этот раз навсегда, хотя (!)... через 8 лет после казни был жалован графским титулом, занимался, как бы мы сказали, общественной работой, даже вместе с Добелем принимал посильное участие в основанном в 1845 г. И. Ф. Крузенштерном и другими Императорском Русском Географическом обществе.
В своей книге П. В. Добель приводит интересные, подчас уникальные сведения о природе и хозяйстве Филиппинских островов, особенно Лусона, того времени, демонстрируя разносторонность своего большого жизненного опыта, удивительную наблюдательность, доброжелательность, поистине любовное отношение к азиатам, с которыми ему привелось общаться, особенно к китайцам и филиппинцам. Чувствуется, что филиппинцы делились с ним своими бедами и горестями, ибо автор пишет, что филиппинцы «...недовольны и ненавидят испанцев» (с 198). Это согласуется и с другими наблюдениями: «Тагалиец ненавидит испанца и, встретясь с ним, бежит от него, как от человека, одержимого чумою» (с 219). На с. 198—199 читаем: «филиппинские острова, хотя находятся в недальнем один от другого расстоянии, но имеют различные произведения и жители говорят разными языками; один из употребительнейших есть так называемый тагалийский... Тагалийский язык происходит от малайского и есть собственно наречие оного... Тагалийцы умны, храбры и веселого нрава». И в следующей, XX главе: «...обитатели Луконии весьма добры и из всех азиатских народов самые веселые. Они любят музыку и искусно играют на гитаре, на скрипке и на фортепиано, и вообще весьма понятливы» (с. 211).
Отмечая иберийское влияние в ЮВА, Добель утверждает, что «жители Манилы отличаются большой набожностью и в селениях образованных тагалийцев во внутренности острова, где все старейшины и даже священники происходят от сего племени, господствуют чистота и порядок» (с. 218).
Привлекают внимание его заметки экономического и политического свойства. «Лусон, Миндоро и Бабуанские (очевидно, Себуанские или Бисайские. — В. М) острова состоят во владении испанцев, за исключением большего из Филиппин, Минданао» (с. 198). «На филиппинские острова испанское правительство никогда не обращало должного внимания, считая оные второстепенною колониею, зависевшею от другой колонии (Южной Америки)...» (с 206).
В «Прибавлениях» к книге содержатся интересные материалы «О Маниле», «О переселении китайцев», важные социально-экономические выкладки, статистические сведения и проч.
Заметил российский генеральный консул, что на Филиппинах «женщины несравненно стройнее, красивее и в обращении приятнее и развязнее. Вид имели они скромный и нежный» (с. 199). Понравились ему и «петушиные бои».
Разумеется, книга П. В. Добеля особенно интересна китаистам и филиппинистам различных специальностей, но ее, без сомнения, с увлечением прочтут и все, интересующиеся Востоком, особенно ЮЮВА. Когда я рассказал о ней выдающемуся филиппинскому историку и писателю, ныне покойному Теодоро Агонсильо, он загорелся мыслью о переиздании в Маниле ее англоязычного варианта и посоветовал переиздать ее русскую версию.
Переводчик выполнил свою часть работы по созданию этой книги с большим знанием дела и немалым старанием. Он привлек значительный дополнительный материал, снабдил книгу обстоятельными комментариями и примечаниями, тем более что сам немного учился китайскому языку и слушал лекции по востоковедению в Париже. Но он был человеком своего времени, носителем присущих ему взглядов и знаний, получив образование в начале XIX столетия. К тому же, вероятно, французский язык он знал несколько лучше английского, что было типично для интеллигенции его круга. Поэтому в переводе применяется соответствующая лексика и терминология, используются специфические реалии, топонимы, географические названия и т. п.
Читателю поэтому следует иметь в виду, что в книге встречается немало старых названий, особенно этнографических и географических, имевших хождение в то время, как-то: Индо-Китайский архипелаг, Индо-Китайские острова вместо Малайского архипелага, островной ЮВА (иногда в книге они обозначаются и как Восточный архипелаг), Южное или Китайское море вместо Южно-Китайского моря, Новая Голландия или Нидерландская (Восточная) Индия вместо нынешней Индонезии, Целебес вм. Сулавеси, Борнео вм. Калимантан и проч. Батавия («Королева Востока»), восстановленная уже в колониальный период и заново отстроенная в 1799 г., ныне именуется Джакартой, Формоза — Тайванем, Макао — Аомэнем (с 1999 г. снова в составе Китая — КНР), Гонконг — Сянганем (с 1997 г. снова в составе Китая — КНР) и т. п. Вслед за испанцами автор именует филиппинцев «индийцами», а по-испански и тех и других называют indio...
В основном текст перевода книги П. Добеля здесь дается в современной орфографии и пунктуации и сопровождается необходимыми редакторскими примечаниями: краткими пояснениями в скобках в тексте, более пространными — постраничными подстрочными. Сделаны также некоторые исправления явных погрешностей, ошибок и опечаток, вкравшихся в текст 1833 года.
Некоторые из читавших эту книгу говорили мне, что в ней есть несколько «темных мест». Честно говоря, я специально искал их, но не нашел. Глубокая, умная, объективная и честная книга, хотя местами в ней и проглядывают субъективные взгляды и оценки автора. П. Добель несколько десятилетий провел в Южном Китае: в нынешних пров. Гуанси, Гуандун, Юньнань, посещал о-ва Хайнань и Тайвань, города Гуанчжоу, Сямэнь, Аомэнь, Сянган и другие, постоянно живал в Кантоне. Даже для профессионального китаиста и теперь, двести лет спустя, его наблюдения и обобщения, сравнения и противопоставления обрядов, обычаев, нравов, языка северных и южных китайцев не лишены определенного интереса.
Петр Васильевич Добель (Peter Dobell) умер в Санкт-Петербурге в 1852 г. в бедности и забвении. Ему посвящена небольшая заметка в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (СПб., 1893. Том Ха/20. С 814).
Хочется обратить внимание на русский язык перевода — язык эпохи зрелого Пушкина.
В. Макаренко,
доц. ИСАА при МГУ, член Союза писателей России, действительный член Русского Географического общества, иностранный член Филиппинского библиографического и лингвистического обществ