Путеводитель хитч-хайкера по Галактике

Глава 25

Есть множество проблем, так или иначе связанных с жизнью. Вот несколько наиболее широко распространенных из них: Зачем люди появляются на свет? Зачем они умирают? Зачем в промежутке они постоянно и охотно носят электронные часы?

Много, много миллионов лет назад расе сверхразумных всемерных существ (чье физическое проявление в их собственной всемерной Вселенной не лишено сходства с людьми) осточертели пререкания насчет смысла жизни. Эти существа были сыты ими по горло, в частности, потому, что подобные споры постоянно прерывали их любимое времяпрепровождение — игру в Брокианский ультра-крикет (очень любопытная игра, заключающаяся во внезапном ударе встречному по голове без всякой мало-мальски понятной причины и возможно быстром исчезновении с места происшествия). И поэтому они решили спокойно сесть, подумать, и разобраться с этим вопросом раз и навсегда.

И для этого соорудили они потрясающе колоссальный суперкомпьютер — настолько умный, просто умопомрачительно умный, что во время пробного пуска, еще до того, как была подключена вся его память, он уже начал с рассуждения «Я мыслю, следовательно, существую», и даже вывел доказательство существования рисового пудинга и подоходного налога прежде, чем кто-либо сумел его выключить.

Он был размером с небольшой город.

Его главный терминал разместили в специально построенном кабинете, на специально сооруженном громадном столе из ультрамореного дуба с крышкой, покрытой роскошной ультракрасной кожей. Темный ковер был потрясающе роскошен, по всей комнате были расставлены горшки с экзотическими цветами, а на стенах в тщательно продуманном беспорядке висели эстампы, изображающие главных программистов и их семьи. Высокие окна выходили на площадь, обрамленную деревьями.

В день Великого Включения два программиста, одетых в строгие деловые костюмы, явились и были тут же проведены к компьютеру. Они прекрасно понимали, что представляют всю свою цивилизацию, но вели себя в этот величайший день собранно и спокойно. Они уселись перед монитором, открыли свои кейсы, и вынули кожаные папки с документацией по программе.

Их звали Конкил и Фут.

Несколько мгновений они сидели в почтительной тишине, затем Конкил, обменявшись с Футом быстрым взглядом, тронул небольшую черную кнопку.

Необычайно тихий гул означал, что компьютер включился и расположен начать работу. Еще через несколько секунд он заговорил. Голос его был низок и глубок.

Вот что он произнес: — На какой вопрос должен я дать ответ, я, Глубокомысленный, второй величайший компьютер во Вселенной Времени и Пространства?

Конкил и Фут пораженно переглянулись.

— Этот вопрос, о компьютер… — начал Фут.

— Нет, погодите-ка минуту, здесь что-то не так, — озабоченно прервал его Конкил. — Мы создавали этот компьютер, чтобы он был просто величайшим, и второе место нам не нужно. Глубокомысленный, — обратился он к компьютеру, — разве ты не величайший, не самый мощный компьютер в истории, согласно нашим расчетам?

— Я говорю о себе, как о втором величайшем, — отозвался Глубокомысленный, — и говорю то, что есть.

Программисты снова переглянулись. Конкил откашлялся.

— Здесь какая-то ошибка, — сказал он. — Разве ты не мощнее Миллиард-Гаргантюмозга на Максимегалоне, который может сосчитать все атомы звезды за одну миллисекунду?

— Миллиард-Гаргантюмозг? — презрительно переспросил Глубокомысленный.

— Арифмометр. Не стоит упоминания.

— А разве ты, — возбужденно наклонившись вперед, — продолжил Фут, — не лучше, чем Звездомыслитель Гуглплекс из 7-й Галактики Света и Просвещенности, который может вычислить траекторию каждой песчинки в продолжающейся пять недель Бета-Данграбадской песчаной буре?

— Данграбадская песчаная буря? — высокомерно переспросил Глубокомысленный. — Вы вопрошаете меня, того, кто рассчитал движения каждого атома во время Большого Траха? О, не тревожь меня по пустякам. Их может рассчитать карманный калькулятор.

Оба программиста замолчали. Над ними висела неловкая тишина. Затем Конкил снова наклонился к пульту.

— Но разве ты не победишь в споре Грандиозного Гиперразумного Всерешающего Нейтрон-Жонглера с Цицерониуса 12, Великого и Непобедимого?

— Грандиозный Гиперразумный Всерешающий Нейтрон-Жонглер, — произнес Глубокомысленный, утраивая все «p», — мог бы запудрить мозги Гургану Мегамудрому — но только я после этого мог бы убедить его пораскинуть ими.

— Тогда, — спросил Фут, — что ты имеешь в виду?

— Только то, — возвестил Глубокомысленный, и в голосе его появились колокольные ноты, — что я второй величайший компьютер во Вселенной Времени и Пространства.

— Но — что значит второй? — настаивал Конкил. — Почему ты все время повторяешь — «второй»? Ты, конечно, не думаешь о Многосвязоидном Потоморотронном Мельник-Титане? Или Мысленнике? Или…

На передней панели презрительно замигали огоньки.

— Я не потрачу ни единого бита на этих кибернедоумков, — прогремел Глубокомысленный. — Ибо не о ком другом говорю я, как о том, кто придет после меня!

Фут терял терпение. Он отложил в сторону документацию и пробормотал: — Его речи становятся невыносимо мессианскими.

— Вы ничего не знаете о будущем, — произнес Глубокомысленный, — но в памяти своей, на дисках своих, могу читать в бескрайних показателях истоков будущих возможностей и сроков, и вижу, что придет, настанет день, когда появится тот, с которым не смогу не то что сравниться, но даже приблизительно сказать, какими будут его параметры. И все ж судьба моя — его построить, прежде рассчитав.

Фут тяжело вздохнул, и взглянул на Конкила.

— Может, закончим с этим и зададим вопрос? — сказал он.

Конкил жестом остановил его.

— Что же это за компьютер, о котором ты говоришь? — спросил он.

— Я больше говорить о нем не буду. Достаточно вполне — на первый раз, — ответил Глубокомысленный. — Теперь задайте мне свои вопросы, и я начну работать. Говорите.

Фут и Конкил в замешательстве пожали плечами. Фут собрался с мыслями.

— О Глубокомысленный, — произнес он, — мы создали тебя, чтоб ты ответил… Мы хотим услышать… Ответ!

— Ответ? — спросил Глубокомысленный. — Какой?

— На Вопрос — Жизни! — выкрикнул Фут.

— Вселенной, — сказал Конкил.

— И Всего Такого, — сказали они хором.

Компьютер поразмыслил пару мгновений.

— Круто, — произнес он.

— Но ты можешь ответить?

Снова многозначительная пауза.

— Да, — сказал Глубокомысленный. — Могу.

— На этот Вопрос есть Ответ? — задохнувшись, возбужденно воскликнул Фут.

— Простой Ответ? — добавил Конкил.

— Да, — ответил Глубокомысленный. — Жизнь, Вселенная и Все Такое. Ответ есть. Но, — добавил он, — я должен его обдумать.

Внезапно торжественность момента была нарушена шумом у дверей. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались два разъяренных человека в грубо-тканой бледно-голубой форме Круксванского Университета. Охрана безуспешно пыталась их задержать.

— Мы требуем, чтобы нам разрешили присутствовать! — кричал тот, что помоложе, отталкивая локтем хрупкую симпатичную стенографистку.

— Именно, — вторил тот, что постарше. — Вы не можете нас не впустить! — Он выбросил за дверь младшего программиста.

— Мы заявляем, что вы не можете нас не впустить, — рычал молодой, хотя уже давно был внутри, и никто больше не пытался препятствовать ему.

— Кто вы? — раздраженно спросил Конкил, поднимаясь с места. — Чего вы хотите?

— Я Маджиктиз! — гордо произнес старший.

— А я заявляю, что я Врумфундель! — прокричал молодой.

Маджиктиз повернулся к Врумфунделю.

— Ну и что? — сердито сказал он. — Об этом обязательно нужно заявлять?

— Отлично, — проорал Врумфундель, опуская тяжелый кулак на ближайший пульт. — Я Врумфундель, и это не заявление, а точный факт. Мы заявляем: нам нужны точные факты.

— Нет, не нужны! — раздраженно завопил Маджиктиз. — Это как раз то, что нам не нужно.

Едва переведя дыхание, Врумфундель снова закричал: — Нам не нужны точные факты! Нам нужно полное отсутствие точных фактов! Я заявляю, что я могу быть, а могу и не быть Врумфунделем!

— Да кто же, черт побери, вы такие? — разъяренно вопросил Фут.

— Мы — Философы! — ответил Маджиктиз.

— Хотя, возможно, и нет, — добавил Врумфундель, предупреждающе грозя пальцем программистам.

— Нет, мы — Философы! — настаивал Маджиктиз. — Со всей определенностью мы здесь как представители Объединенного Союза Философов, Прозорливых и Просвещенных. Эта машина должна быть выключена, и выключена немедленно!

— А в чем, собственно, дело? — спросил Конкил.

— Я скажу тебе, в чем дело, приятель, — сказал Маджиктиз. — В разделении, вот в чем!

— Мы заявляем, — снова завопил Врумфундель, — что все дело может быть, а может и не быть в разделении!

— Оставьте машинам плюсы и минусы, — говорил Маджиктиз, — а мы займемся вечными проблемами. Ты бы проверил, как там с законами. По закону Поиск Абсолютной Истины — и это изложено абсолютно недвусмысленно — исключительная прерогатива ваших мыслителей. А тут заявляется какой-то арифмометр, и сразу ее находит, а мы без работы — так, что ли? В том смысле, что к чему тогда мы будем засиживаться за полночь, и спорить, есть Бог или нет, если эта машина заявляется и на следующее утро выдает тебе номер его телефона.

— Абсолютно верно, — крикнул Врумфундель, — мы требуем точного определения рамок сомнения и неуверенности!

Внезапно величественный голос заполнил помещение.

— Могу ли я сделать замечание по этому поводу? — осведомился Глубокомысленный.

— Мы будем бастовать! — вновь заорал Врумфундель.

— Именно, — согласился Маджиктиз. — На вашей совести будет общенациональная забастовка философов!

Гул в комнате внезапно усилился. Включились дополнительные низкочастотные динамики в лакированных, украшенных простой, но элегантной резьбой, колонках, и придали голосу Глубокомысленного еще больше силы.

— Все, что я хочу сказать, — гремел компьютер, — то, что мои мыслительные цепи сейчас полностью посвящены расчету ответа на Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Такого, — он остановился, чтобы убедиться, что все его внимательно слушают, прежде, чем продолжать, но уже не так громко. — Однако выполнение этой программы потребует некоторого времени.

Фут нетерпеливо взглянул на часы.

— Сколько? — спросил он.

— Семь с половиной миллионов лет, — ответил Глубокомыслящий.

Конкил и Фут непонимающе уставились друг на друга, затем на компьютер.

— Семь с половиной миллионов лет…! — возопили они хором.

— Да, — заявил Глубокомысленный. — Я же сказал, что должен обдумать ответ. И кажется мне, что пока я занимаюсь этими расчетами, интерес общественности к этому разделу философии значительно возрастет. У каждого будут свои гипотезы по поводу того, какой ответ я в конце концов выдам, а главное место на рынке идей будет, разумеется, занято вами. Пока ваши споры будут достаточно яростными, пока вы будете с прежним пылом поносить друг друга в печати, пока у вас будут достаточно ловкие импресарио, вы сможете удержаться в седле. Ну как, подходит?

У обоих философов отвисли челюсти.

— Тысяча чертей, — сказал Маджиктиз, — вот это, можно сказать, голова. Ему пальца в рот не клади. Слушай, Врумфундель, почему мы сами об этом не подумали?

— Не знаю, — пораженно прошептал Врумфундель, — наверно, наши мозги слишком натренированы, Маджиктиз.

С этими словами они повернулись и вышли за дверь — первый шаг в умопомрачительной карьере.