Пути истории

Вторая фаза (первобытнообщинная)

Предыстория цивилизации началась на Ближнем Востоке, где в горах вокруг Плодородного Полумесяца[14] росли дикие злаки и жили животные, удобные для приручения: овцы, предки домашних быков и коров, свиньи и ослы. Здесь же имелись и почвы, годные для искусственного засева. Столь благоприятные условия мощно ускорили развитие производства со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. На Американском континенте в распоряжении населения наиболее благоприятных регионов были такие одомашниваемые растения, как кукуруза, картофель, помидоры, арахис, какао-бобы и т.п., но их разведение требовало более сложного технического обеспечения, и поэтому до уровня развития, подобного достигнутому в Шумере или фараоновском Египте, люди дошли здесь на четыре тысячи лет позже — срок небольшой по сравнению со всей историей рода Homo.

По всей территории распространения рода человеческого, согласно принятой у нас ранее марксистской теоретической периодизации, вплоть до создания «классового» общества (прежде всего — в зоне сухих субтропиков), господствовало «первобытнообщинное» производство.

Способ производства, по определению, зависит от характера отношений собственности, соединения рабочей силы со средствами производства[15], форм связи между производителями, классовой структуры общества, мотивов и целей хозяйственной деятельности. Из этого определения, в случае первобытнообщинного строя, надо, конечно, исключить классовую структуру общества. Но если исходить из остальных требуемых отличительных черт способа производства, то мы все же не можем зачислить все «доклассовые» («догородские») общества в один и тот же способ производства. Дело в том, что часть их являлась только производящими (собирание, охоту и рыбную ловлю, производство напитков, производство шкур для одежды и шалашей надо считать, в экономическом смысле, производством, если производство есть процесс создания материальных благ, необходимых для существования и развития общества: «присвоение индивидуумом предметов природы в пределах определенной общественной формы и посредством ее»[16]). Но более поздние, так называемые первобытнообщинные общества второй фазы исторического процесса являются не только производящими, но и воспроизводящими. Это те общества, которые занимались земледелием и скотоводством. В фазе перехода к ним меняются средства производства, связи между производителями, мотивы и цели хозяйственной деятельности. Меняется структура общества: только на этом уровне развития можно говорить о наличии общины — нельзя назвать общинами бродячие маленькие группы палеолитических австралийцев (5—20 человек), хотя они (как и животные) имеют каждая свою вполне определенную территорию, а также ориентируются на довольно разветвленные родственные и брачные связи. Но в общинных социумах меняется общественная структура — выделяются вожди и дружинники. В англоязычной литературе, а в последнее время и у нас по отношению к таким обществам введен термин «чиф-дом» (chiefdom). Меняется и социально-психологическая надстройка[17].

Потребность в познании — одна из коренных физиологических потребностей человека. Соприкасаясь с некоторым явлением, человек соотносит его с ощущаемой им самим потребностью и с информацией о средствах удовлетворить эту потребность, которые оцениваются как благоприятствующие или препятствующие такому удовлетворению, что на неосознаваемом уровне создает определенную эмоцию. Но оценка происходит и на осознаваемом уровне и подвергается осмыслению.

Не следует, однако, преувеличивать силу побуждения первобытного человека к осмыслению окружающего мира: за исключением некоторых особых обстоятельств, преобладал практический характер реакций на внешние импульсы, и интерпретация явления была необходима лишь в пределах нужд физических потребностей. Только у философов поздней древности, составлявших ничтожную группу человечества, появились и интерес, и досуг, и практическая возможность к сознательным, неэмоциональным обобщениям всего окружающего мироздания.

Но и в повседневной жизни необходимо было практическое осмысление мира и общества, а осмысление без обобщений невозможно. Между тем процесс языкового развития шел медленно; не только у человека первой и второй фазы, но и в условиях начала третьей (ранней древности) человеческий язык не выработал слов для непредметных, абстрактных обобщений. А чего не хватало для осмысления мира, так это именно некоего обобщения его процессов. При отсутствии языкового аппарата для абстрагирования главным способом обобщения явились тропы — предметные сопоставления явлений как части и целого, по сходству, по смежности и т.п., ощущавшиеся как своего рода отождествления. Явления мира сложны, и один троп цеплялся за другой, образуя семантические ряды.

Уже на самой ранней стадии своего существования человек не мог бы выжить, не воспринимая причинной связи явлений. Связной же интерпретацией процессов мира, организующей восприятие их человеком при отсутствии (а в дальнейшем — и при исключении) абстрактных понятий, является миф. Это умственный и словесный след не только того, о чем думал, что полагал, во что верил и что чувствовал первобытный и древний человек, но и того, как он думал.

Однако при том, что в представлениях первобытного человека об окружающем мире первостепенную роль играло определение причин, само понятие «причинно-следственная связь» не могло быть выражено в каком-либо логически обобщающем высказывании. В опыте человека причина и следствие связывались его волей. Отсюда неизбежность восприятия всякой причинно-следственной связи как волевой. Вместе с тем воля предполагает наличие некоего обладающего волей начала — а раз обладающего волей, то, значит, обладающего и разумом. Таким образом, для первобытного и древнего человека за каждым случаем причинных связей социально-психологически воспринимаемых явлений стоит божество, а за множественностью явлений, с которыми сталкивается в своей жизни человек, стоит множество отдельных сил, независимых от человека,— божеств. Божество, конечно, может считаться объяснением явлений мира, но осмысление это подчинено не рассуждениям, логически проверяемым, а вере.

Жизненная активность человека обусловливается известными социально-психологическими побуждениями (импульсами). Божества определяют для архаического человека характер причинно-следственных связей и тем самым возможность или невозможность удовлетворения социальных побуждений. На каждый стимул можно найти множество неодинаковых действенных ответов (или мифологем), но число основных побуждений довольно ограниченно.

Это — реакция поиска («что это?»), эмоциональное побуждение, вызываемое либо положительным, либо (чаще) отрицательным характером явления. Реакция поиска может развиться в пробуждение к познанию нового, однако такое развитие ее вступает в противоречие с побуждением к стабильности места человека в социуме и космосе: основное правило «быть как все» (что предопределяет и побуждение к взаимопомощи) содействует возникновению консенсуса в человеческом социуме, а это очень важно для его целенаправленной деятельности[18].

Это — стремление утолить голод. При всей эмоциональности такого побуждения оно может иметь только социальный характер (поэтому уже в наиболее древнем обществе возникает разделение труда, прежде всего между мужским и женским трудом: охота — собирательство). Существенно, что с самого раннего периода истории человечества была нужда и в обмене.

Это, далее,— побуждение прибегнуть под защиту, быть охраняемым и любимым.

Это — побуждение устранить психологический дискомфорт («несправедливость»). В истории именно оно является главной причиной стремления к социальным переменам.

Это — побуждение к агрессивности, необходимой для выживания человека во враждебном мире, связанное с побуждением к движению вообще.

Это — побуждение к удовлетворению половой потребности, стоящее, между прочим, в прямой связи с агрессивностью (мужчина должен победить соперников и саму женщину): женщина выступает как побудительница агрессии.

Это — побуждение к славе.

Это — побуждение к разрядке, к смеху, очень важное в суровых, строго регламентированных обычаем условиях существования первобытного и древнего человека.

Это — побуждение к лидерству, к тому, чтобы не только быть «не как все», но и возглавлять всех. Данное побуждение резко проявляется, как правило, в критические моменты истории. Заметим, что оно проявляется почти исключительно у мужчин (у женщин оно скорее проявляется в форме соревнования в привлекательности[19]).

Каждое из этих побуждений должно иметь в архаической социальной психологии свое причинное начало — божество. Божество, как объяснение причинно-следственной связи через троп, входит в семантический ряд. Различные местные пантеоны божеств, если отвлечься от деталей, связанных с локальными условиями, определяются как причинные начала этих побуждений, а различаются развитием семантических рядов в повествованиях о них — мифах.

В фазе собственно первобытного общества доминируют, во-первых, семантические ряды, связующие божество с данной группой людей и с природой, а по тропу связи «части» и «целого» — со зверем, птицей, растением, определенным для каждой человеческой группы (тотемизм), и, во-вторых, вера в возможность прямого общения с организующим началом мира через особенно одаренных членов группы — шаманов или шаманок.

Пантеоны божеств явственно оформляются во второй (первобытнообщинной) фазе истории и сохраняются как социально-психологическое обоснование бытия обществ еще и третьей фазы — ранней древности — по той причине, что основная масса популяции ранних древних обществ является прямым продолжением популяций первобытнообщинных социумов.

Весьма существенно, что общинные мифологические религии, во-первых, локальны, во-вторых, не исключают одна другую, в-третьих, не носят догматического характера, в-четвертых, не имеют никакого отношения к этике, которая очень постепенно складывается сама по себе в практической жизни людей как ее организующее начало.

Не только в первобытных, но и в древних обществах не возникает противостоящих друг другу классовых идеологий: рабы своей идеологии не имеют, а зависимое и независимое население поклоняется тем же самым или типологически совершенно аналогичным богам. Существенной переоценки ценностей, а тем самым и явного социального переворота между чифдомами и ранним классовым государством не прослеживается, хотя меняется ценностное значение отношений между человеком и явлениями мира, т. е. как бы характер отношения между человеком и божеством. Проследить это изменение по большей части трудно, так как источники не позволяют исследовать хотя бы одно какое-нибудь общество последовательно — как в фазе общинной первобытности, так и в фазе ранней древности. Однако сам факт возникновения иной структуры производственных отношений, прежде всего факт разделения общества древности на классы, различающиеся по месту в процессе производства, заставляет нас выделить первобытнообщинный строй и строй ранней древности как две различные, последовательные фазы исторического процесса, сцепляемые фазовым переходом.

Если есть не одна первобытная фаза, а две, то в чем между ними социально-психологическая разница? Для первой фазы характерны тотемизм и шаманизм, для второй — генеалогические структуры пантеонов во главе с богом-«вождем» и его семьей — женой и сыном, весьма важные культы человеческого, животного и растительного плодородия, а также культ «богини-воительницы», социально-психологически отражающей импульс агрессивности. При этом верования не догматичны и совершенно локальны (при переезде в другое место естественно поклоняться местным богам;, характерна «большая вариативность мифов), и верования эти не связаны с определенно сформулированными этическими нормами.

В первой фазе отдельные группы людей достаточно отделены друг от друга в пространстве и обычно мирно сосуществуют, если не считать случайных стычек, в особенности в связи с похищением жен. Вторая фаза предполагает общество более богатое, в котором есть что вожделеть и есть что защищать, а часто и оружие становится гораздо более совершенным. Энгельс называет этот период «военной демократией», хотя считает ее не отдельной «формацией», а этапом в пределах первобытности. Эпитет «военная» действительно уместен: со второй фазы и до конца третьей фазы — ранней древности — наступает эпоха войны всех со всеми. Еще в Вавилонии начала II тысячелетия до н. э. не было выражения «чужая страна», «заграница», а было выражение «вражеская страна» — даже в письмах купцов-мореходов, плававших за границу со вполне мирными целями.

Мы не будем употреблять термин «военная демократия» — он неудачен как общее обозначение интересующей нас стадии развития общества. Далеко не все чифдомы были демократичными. Остановимся на термине «чифдом». Под этим термином имеется в виду развитое доклассовое и догородское общество. Его технологическая база — не ниже поздненеолитической или эпохи раннего металла (производство копалки, мотыги и ранней формы сохи). По характеру производственных и социальных отношений вторая фаза заметно отличается от первой. Действительно, хотя чифдом имеет и много такого, что объединяет его с обществом ранней древности, в нем уже выделились вожди, обладающие привилегиями, и социальные группы, окружающие вождя, — жрецы, военачальники и т.п. Однако эти группы складываются не как правовые, а как неформальные структуры. Поэтому наряду с советом вождей, дружиной, жрецами существует и народное собрание, объединяющее всех, носящих оружие. (Не исключено выступление в собрании и даже в совете и женщин.) Структурированность общества, в соединении со строжайшей регламентацией всех сторон жизни каждого, — это то, что отличает первобытнообщинную фазу от собственно первобытной. Маркс и Энгельс, рисуя общество первобытной свободы, все еще находились под влиянием руссоистских идей. На самом деле свобода личности была чужда этой фазе человеческой истории, но сильно было чувство коллектива.

Однако есть не меньше важнейших черт, объединяющих вторую фазу исторического процесса с первой, собственно первобытной фазой. Прежде всего, как в первой, так и во второй фазе существует нерушимая социально-психологическая общность между определенной группой людей и землей, которую она занимает,—общность, доходящая до идентификации. Никакое отчуждение земли не мыслится как возможное. Далее, хотя в общине есть известный привилегированный социальный слой, в ней нет эксплуатируемого производящего класса, который противостоял бы господствующему непроизводящему классу. Сельскохозяйственное (включая скотоводческое) производство, так же как и ремесло, осуществляется всей массой носящего оружие населения. Рабство не было неизвестно, но это было патриархальное рабство; положение раба мало отличалось от положения членов семейства, в котором вполне полноправным в любом случае был только его глава; рабский труд не являлся определяющим в общественном производстве.

Чифдомами были очень многие из обществ родоплеменной структуры, которые в нашей историографии числятся как первобытные. Их устройство принимает довольно разнообразные формы, не сводимые к простой формуле род — племя. Хозяйственной единицей во второй фазе обычно является домашнее хозяйство (household), осуществляемое либо индивидуальной семьей, либо, по мере появления сыновей, внуков и их брачных ячеек, — большой семьей[20]. Но и большая семья не является «собственником» земли, на которой она хозяйствует, она является частью большего объединения, lineage, связанного отдаленным, действительным или ритуальным родством. Lineage не обязательно совпадает с родом (кланом), как и домашнее хозяйство не обязательно совпадает с семьей в современном понимании слова. Племя, имеющее вождя, управляемое племенным собранием и образующее племенной совет, тоже не обязательно сводится к lineage, не говоря о том, что могут существовать и союзы племен, также имеющие свои органы управления.Ощущение тождества людей и их земли сохраняется и на этой стадии. Существенно, что, если не считать более или менее спорадических случаев порабощения пленных, деление общества на антагонистические классы, противостоящие друг другу в процессе производства, отсутствует. И нет крупных хозяйств, требующих учета, так же как нет и религиозных положений, требующих фиксации. Поэтому нет письменности[21].

Едва ли не первыми из чифдомов, по уровню, жизни обогнавшими многие другие и во многом приблизившимися к обществам древней фазы (создание поселков городского типа, храмов), были те, которые создали культуру Чатал-Хююка на западе полуострова Малая Азия (±6000 г. до н. э.). Как и в случае последующих, уже собственно древних культур Западной Азии и долины Нила, экономика Чатал-Хююка, по всей видимости, базировалась на освоении диких ячменей для искусственного разведения и на приручении крупного рогатого скота. Культура Чатал-Хююка и другие родственные ей культуры (Мерсин, Иерихон) погибли в VI тысячелетии до н. э., видимо, вследствие наступления длительной эпохи сухого и жаркого климата, но ее достижения были восприняты на Балканском полуострове и распространились дальше.

Чифдомы со временем широко распространились по всей Евразии. Первобытнообщинным было, видимо, социальное устройство первых индоевропейцев, составлявших единый диалектный континуум (возможно, генетически они были связаны с культурой Чатал-Хююка). В благоприятных условиях природной среды (по нашему предположению — в Юго-Восточной Европе) они достигли высокого развития как земледелия, так и молочно-мясного скотоводства и тем самым — резкого снижения детской смертности и быстрого роста населения. Это привело к постепенному растеканию индоевропейских диалектов и культур, которые их носители передавали другим популяциям и на все большие части Европы и Азии; здесь с ними сливались не столь многочисленные собственно первобытные группы населения, которые сами становились носителями и передатчиками этих же диалектов и культур.

Нечто аналогичное (хронологически — на более раннем этапе) происходило, видимо, среди носителей афразийских языков (в том числе семитских), а также сино-тибетских и т.п.

Ко второй фазе (первобытнообщинной) относились позже образовавшиеся чифдомы разных частей света (видимо, Зимбабве с династией Мономотапы в Юго-Восточной Африке XI—XVI вв., «империя» зулусов в Южной Африке XIX в., «государства» Гавайи, Самоа и маори в Океании и другие подобные образования). Не для всех из них выяснено, отсутствовал ли там явно вычлененный класс, эксплуатируемый в процессе производства (а не какие-нибудь, например, этнически обособленные и просто ограбляемые группы), и были ли поборы с какой-то части населения нерегулярными и случайными или же регулярными. При существовании систематически эксплуатируемого класса и регулярных поборов общество следует относить к третьей фазе, т. е. к ранней древности. В Америке многие племена зон тайги на севере и джунглей на юге, да и в степи еще задерживались в первой фазе, но многие племена Североамериканского континента (ирокезы, дакоты), видимо, были во второй фазе или в фазовом переходе к ней. Все еще ко второй, а не к третьей фазе, вероятно, относятся некоторые значительные индейские социумы, например хопи и др. (культура пуэбло); в фазовом переходе от второй к третьей фазе были астеки и майя[22], но андские («инкские») цивилизации, по-видимому, относились, к третьей фазе истории (древней общинной).

По уровню технологии общинные социумы второй фазы — в основном земледельческо-скотоводческие. Чисто скотоводческие (кочевые) социумы относятся к более позднему периоду, и о них речь пойдет ниже. Развитие земледелия базируется на освоении металла — появляется мотыга, а затем и первобытный плуг, борона и т.д., первобытное металлическое оружие — топор, кинжал, копье, простой лук, металлический колпак, примитивный щит.