Путь Акогаре. Том 3

Сказания. “Повесть о Звездочёте”.

“О Демоне и Боге”

Ками олицетворяют.

Каждый из них занимает своё место на Небесах. Целью Идзанами и Идзанаги было создать Поднебесную и людей, живущих здесь; цель Аматэрасу – покровительствовать солнцу, Сусаноо – штормам и ветру, Цукиёми – луне.

Моя – дарить защиту.

Тэцуно-но Ками-но Микото – такое имя я получил в Небесных Чертогах и отправился на землю ковать оружие для убиения демонов – священные мечи. “Отправился” сказано громко – меня отправили. Небожители не обладают властью над Страной Мрака, Ёми-но Куни, следовательно, не могут предотвратить призыв мертвецов душами смертных. Думаю, рассказывать об Инь и Янь смысла нет – всем и так ясно, что эта связка нерушима, первое невозможно без второго.

Можно ли вообразить себе божество, плутающее по земле в потёртой пылью робе, и с остатками соломенных сандалий на ногах, о которых скажешь только: "Лучше уж босиком"?...

Воображать не нужно.

Это я.

Иногда внутри меня вспыхивает недовольство таким положением вещей, но каждый раз мысли возвращаются к исходной идее: "Ками олицетворяют". Если я живу для того, чтобы бродить от деревни к деревне, от города к городу, несущим на плечах бамбуковую сумку, и кующим для людей благословлённое оружие – да будет так. Это не значит, что сомнения пропадут, ведь почему я не могу просто отдать людям знание? Чего они натворят? Много всякого могут, если так посмотреть.. и мало чего хорошего... Но даже если я нарушу запрет, рассказав тайну ковки клинка смертному, моя не шибко интересная жизнь, скорее всего, закончиться...

Хорошо это или плохо?

Понятия не имею.

Хочу заметить, что подобные мысли начали посещать мою голову не сразу, больше того – они не появились случайно: этому способствовал демон. Понятия о любви и дружбе мне незнакомы, но по какой-то причине я чувствую, что он – мой спутник. Может, друг. Может, брат. Может... Важен он для меня, одним словом. И опять: можно ли вообразить себе Бога, ведущего дружбу с Демоном?

Воображать не нужно.

...

* * *

Видение.

Поздней ночью я пребываю в очередной городишко и, не найдя места под ночлег, решаю остаться в заброшенной лачуге. Посёлок давно уже спал – не мудрено, что даже самые заядлые любители горячительного не буянили, как оно обычно бывает по вечерам, а мирно спали в обнимку со стогами сена – и все харчевни с постоялыми дворами закрылись аккурат после их ухода.

Захожу, значит, снимаю куски былых сандалий с ног, громко чихаю из-за ужасной пыли и ищу какую-нибудь циновку, дабы не спать на открытом полу.

Увы...

Звучит кратко, а столько смысла.

Хотя бы подушку предыдущие хозяева дома оставили – на том им глубокий поклон. Подняв её, удивляюсь, ведь ткань закрывала приличного размера дыру в полу. Оттуда повеял сквозняк. Кажется, что-то шевельнулось. Опираясь руками на край пропасти, заглядываю вниз – ничего кроме маленького отблеска света не вижу.

Внизу вода? Сокровища? Золото? Яшма?

Заглядываю глубже. Ладонь соскальзывает – падаю!

Прищуриваю со страху глаза...

Раз. Два. Три... Где сломанная шея? Где разбитый о камни лоб? Смотрю – дно не приближается, только прояснилось свечение, видневшиеся сверху – глаз.

Бурый и дикий, как у вепря.

– Идиот, – раздался томный голос, – Идиот-Тэцуно.

Я знаю его.

– Ты позор Небесных Чертогов.

...

– Мой позор.

Тэнкан-но Мугами.

– Думаешь, мы здесь слепы?

...

– Очнись.

* * *

– Дурные сны у тебя, – задумчиво, слегка шелестящим голосом, подытожил Сэнрю.

Вот она – причина моих дурных видений. Среди своих он абсолютен, не имеющий равных ни по силе, ни по значимости – Демон Смерти; до недавна безымянный, но к этому мы ещё дойдем. Всевозможные призраки и порождения мрака получают силы от людских эмоций, точнее – негативных эмоций. Низшие мертвецы рождаются из-за пустяковых переживаний, мелких обид и других не особо значимых “выплесков” чувств. Особые являются миру после глубоких разочарований, сильной тоски и тяжелых расставаний – всего, что посильнее банального: “Он под моим забором помочился”. Тогда как Сэнрю... Ну, из его определения: “Демон Смерти”, – всё становиться ясно.

Тут объяснения излишни.

Даже истинного облика абсолюта никто не видел, ведь он может принимать форму всего, умершего на этой земле.

Имя “Сэнрю” дал ему я.

“Блеск потока”.

Между жизнью и смертью.

Бытием и небытием.

Так вот. История.

Однажды я возводил мост в одной деревне и каждую ночь, после громкого звона колокола, постройка ломалась – и если первые разы можно списать на грозную погоду Поднебесной, то после третьего я всерьёз задумался над тем, кто строит эти козни. И почувствовал...

Смерть.

В реке завелась сама Смерть.

Ощущение, испытанное мной тогда, нельзя уложить ни в один стих и не нарисовать ни на одной картине. Нет, не страх и не ужас; не радость или ликование...

Другое.

Он явился мне в маске прекрасной дамы, стоя на деревянных обломках, и продекламировал: “Плата за этот мост – твой глаз”.

Я, понятное дело, отказался. Следующей ночью Демон вновь явил свой облик, попросив назвать его по имени, которого, как можно понять, я тоже не знал..

Много времени ушло на расспросы старейшины деревни, местных “грамотных” учителей и обычных крестьян – результат был нулевой. В то время я жил у плотника, где одалживал все инструменты и сырьё для строительства злосчастного моста. Любезный ремесленник видел расстроенного меня, возвращающегося каждый вечер с пустыми руками – он пытался подбодрить, что-то подсказать, придумать хитрую ловушку для Демона – итог, как можно догадаться, тот же.

К моему удивлению, жена плотника подарила идею, спев колыбельную их ребёнку:

“Малыш, засыпай,

У спящей детки такое милое личико,

А у не спящей и плачущей,

Такое противное.

Малыш, засыпай,

Сегодня двадцать пятый день со дня рождения,

Завтра мы нашу детку

В храм понесём.

А как придём в храм,

О чём будем молиться?

Чтобы детка всю жизнь

Под блеском звёзд ходила.”

“Блеском...”

...

У Демона появилось имя.

А в народе, после случая с мостом, Сэнрю прозвали громко – Гулким Колоколом, Звенящим в Ночи.

– Никакие это не сны, – отказал я, – Меня предупреждают, – кивнул вверх, – Оттуда.

– Из-за меня? – легко подперев рукой голову, он отпил чаю.

– Думаю, по большей части... – запнулся, – Да. Другой причины быть не может.

– Как это?

– Ничего плохого я не делал, – снизал плечами, – А наша дружба – проявление моего “непослушания”.

– Хм-м-м, – он впал в раздумья и заметно помрачнел, – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– В том-то и дело, Сэнрю...

– ?...

– Я понятия не имею, – закончил отстранённо и глядя в пустоту; эта встреча какая-то до боли напряжённая и непохожая на предыдущие. Раньше это напоминало игру: словно ты тайно ведёшь дружбу с старшим сыном враждебного рода, встречаясь каждое новолуние в чайном домике “Звездопад”. Но чем больше мы проводили время вместе и узнавали друг друга, тем тяжелее становилось ощущать на себе осуждение Небес. У Сэнрю никакого “осуждения” нет, ведь как демоны могут сквернословить о “сильнейшем”, а вот у меня...

– И кто посылает эти видения? – осторожно продолжил парень.

– Люди бы назвали его моим “отцом”... – задумчиво поводил пальцем по ободку пиалы, обдававшей руку тёплой парой, – А я скажу: “Создатель”.

– Вон оно как... – Сэнрю отвлечённо скользнул взглядом по стенам и томному идолу Небожителя, – Интересно они свою нужду в ремонте обыграли...

Демон говорит о названии чайного домика – “Звездопад”. Дело в том, что крыша старенького здания усеяна дырами, которые, по заверениям владельца, складываются в созвездия. Сэнрю то и дело спорит с стариком по поводу, ведь, как оказалось, абсолюта задевает оскорбление звёзд каким-то невеждой. Оскорбление не оскорбление а эти дыры мешают приятно проводить время, вот сейчас, например, после дождя комнату наполнил не только свежий аромат мокрой древесины, а и стекающие с потолка ручейки.

Что-то я отвлёкся.

Заметив это, Сэнрю резко хлопнул в ладоши и поднялся:

– Пошли, Тэцуно!

– Что?... Куда?

– Лечить твою хандру! – бросив несколько монет на стол владельцу чайного дома, он подошёл к двери, – Поднимайся!

– Сегодня же моя очередь платить...

– А ты сначала себе новые сандалии купи, а потом поговорим, – потянув меня за рукав, юноша вытянул нас на улицу, – Тебе понравится это место, – приговаривал, уходя в глубь леса.

Вот он всегда так... Лишь приходит время поговорить о чём-то серьёзном как включается это его ребячество и сопутствующие “игры”, которые, к моему удивлению, каждый раз разные – будто он специально перед нашими встречами ищет способы поднять мне настроение...

“Будто”?...

* * *

– Жаль, нельзя поцеловать всех сразу... – приподняв одного из десятка котов, Сэнрю принялся его всячески тискать, гладить и прижимать к себе, – Только глянь, Тэцуно! Каков красавец! – показал круглолицее животное, а оно потянулось лапами к моему плечу, вцепилось коготками в робу и игриво заскочило на голову, – Ты ему понравился!

– Много их тут... – перед глазами то и дело мелькал пушистый хвост, пытаясь его убрать, я только спровоцировал котика на игру, – И зачем мы здесь? – спросил, отмахиваясь.

– Все знают, что кошки лечат даже раны на душе!

Мы находимся в особенном храме, его ещё называют Нэко-храм, куда, по вине неведомой силы, стекается множество котов. Кроме старенького настоятеля здесь живёт под три поколения четверолапых. А почему бы им, собственно, и не стекаться? Ведь вышеупомянутый настоятель души не чает в хвостатых и бывало сам может один день поголодать лишь бы его воспитанники ходили с сытыми мордами. Как мне поведал Сэнрю, раньше здесь жила всего одна кошка, но после истории с зажиточным землевладельцем храм стал их пристанищем на многие годы вперёд. Дело вот в чём: однажды богач ехал на своей лошади через лес, пока попутно собирались грозовые тучи, и тут он заметил старенький храм, у входа в который сидел кот. Животное стало совсем по человечески махать лапкой, словно “подзывая” человека внутрь. Когда господин решил спешиться и укрыться от дождя в лачуге – дерево упало, убив его кобылу.

Кошка спасала богача.

– Ясное дело, после такого приличная часть его средств ушла в этот храм и мы видим сие здание таким! – воодушевлённо закончил Сэнрю, обводя широким жестом деревянные статуи котов – История, конечно, не так интересна как местные обитатели, – и снова вцепился в ушастого.

Большинство из них лениво растянулись пузом к верху в тени размашистых крон, спасаясь от докучной летней жары, как и всё живое, впрочем; некоторые воспитанники, заметив гостей, принялись выпрашивать угощения: ластиться о ноги и задорно мяукать. Сэнрю был готов – достал коробочку с кусочками рыбы и аккуратно поделил между всеми желающими, а их, благодаря запаху, ставало всё больше. Демона оцепил пушистый строй, взывая к кормёжке, а тот только успевал отнекиваться: “Всем хватит, всем хватит!”.

Я почуял кровь.

Не человеческую. Животную.

Положив успевшего перелезть на спину кота, я двинулся в сторону запаха – за храмом он становился всё сильнее и сильнее. Ранено явно маленькое животное, крови вытекает немного. Источник терпкого аромата показался из густых кустов – одноглазый кошак тащил в зубах ворона, и, заметив меня, хищно стрельнул взглядом. Беднягу-птенца надо спасти, но хищник так просто не отдаст свою жертву и не убежит, уронив её по пути. Он пока выжидает. Пятнисто белый, с потерянным, скорее всего, в бою глазом кот держал мёртвой хваткой даже не взрослою птинцу, а скорее вывалишеговся из гнезда малыша...

– Тэцуно! Тэцуно, ты где? – Сэнрю.

Ксо...

Услышав громкий крик – пятнистый тактично скрылся в зарослях. Упустил.

Демон подошёл, держа котёнка у груди, подобно матери, кормящей ребёнка и сразу переменился в лице, принюхавшись. Несколько мгновений недоумения – итог:

– А ты у нас чуткий.

– ...

– И кого здесь убили?

– Птенца... Ранили.

– Чего ты такой понурый-то? Спасти хотел?

– Есть такое...

– Я тебе помешал?

– ... – ответ на лице.

– Нам незачем вмешиваться, – Сэнрю как-то холодно глянул на капли крови, – Та птичка – жертва.

– Она и не пожила толком...

– И что? Думаешь кто-то успевает? – лукавый смешок.

– ...

– В природе: “Кто сильнее – тот и прав”, – поймав мой недовольный взгляд, добавил: – Думаю, ты и без меня всё понимаешь.

– Понимаю.

– Давай возвращаться, – махнув рукой, Сэнрю повёл меня обратно, – Ты же не будешь обижаться?

– Да не то чтобы...

– Тебя, что ли, действительно так тот ворон тронул? – словно общаясь с маленьким ребёнком, продолжал демон, – Хм...

– Просто.. как бы сказать...

– Сентиментальный ты парниша, я знаю.

– ...

– Эх! Ладно, – и не успели мы выйти к двору храма, как Сэнрю пропал.

...

Словно и не было.

– Сможешь найти меня, Тэцуно?

Опять эти...

– Скажи хоть, кто ты на этот раз? – с надеждой спросил я.

– Так будет неинтересно!

Хм. Наверное он спрячется в толпе котов – заставит меня искать зерно риса на дне мутного озера, всё как обычно. Или Сэнрю только хочет, дабы я так подумал? С деловитым видом побродил по двору, заглядывая в мордашки котов, но ни одна не показалась знакомой – знает как прятаться.

Но мы сыграем умом.

Захожу в храм, а там настоятель, коему уже под сотню лет, сидит и молится на образ Небожителя; отвлекать человека от святого дела некрасиво, но он сам обернулся ко мне, спросив:

– Ищете что-то?

– Я хочу чтобы вы взглянули на своих подопечных.

Всё так же со сложенными в молитвенном жесте руками, монах вышел на террасу, прищурился, то ли солнце ослепило то ли всматривается, и одного взгляда ему хватило, дабы ответить:

– Один из котов осквернён.

– Какой же?

– А вы не видите, молодой господин?

– Увы.

– Недобрый дух сидит в трёхцветной кошке, – сухо выплюнул старец, – Её здесь точно не было.

– Благодарю, – поклон.

Хватаю на руки “проклятого кота” и начинаю упрашивать Сэнрю вылезти, а тот меня словно не слышит.

– Я нашёл тебя! Вылезай! Так не честно!

В ответ только глупый взгляд.

– Хватит игр, Сэнрю!

...

– С кем ты там уже играешь, Тэцуно? – насмешливый голос из-за спины.

Песни цикад и порывы ветра притихли, сменившись хохотом.

Обыграли.

Взгляд загорелся только я увидел у Сэнрю птенца, которого только что держал в зубах одноглазый, большее удивление вызвал сам хищник, мирно следующий за парнем. Вот тебе и “жертва”.

А сколько слов было...

– Такого фокуса ты точно не ожидал? – поглаживая пальцем ворона, подходил Сэнрю, – Я его даже подлатать успел.

– ... – улыбка... Слёзы? И сухой ответ: – Спасибо.

– Да не за что... – он бросает недоумённый взгляд, – Ну.. как ты себя чувствуешь?

...

...

...

– Лучше, – едва ли не выплюнул я.

Как мне ответить Сэнрю по другому?

Он тут из кожи вон лезет лишь бы я позабыл о “небесных разборках” и хоть немного развеселился, а в ответ получит эгоистичное: “Извиняй, но твои старания напрасны”. Я ж себя ещё хуже чувствовать буду...

* * *

Сэнрю уверен, что ему пойдут косички – думаю, нетрудно догадаться, кто будет их заплетать.

Сие действо происходило посреди бамбуковой рощи – мы буквально забрались как можно глубже, где за растущими столбами бамбука иногда даже неба не было видно. Поход, а следом и посиделки на громадном камне сопровождались пространными разговорами о всяком – только пролетающая мимо бабочка зацепит внимание демона, как он выдаст нечто в роде: “Однажды мне приснилось...”, – и начинается.

Вот как я могу с серьёзным видом рассуждать о том, что вся его жизнь – сон?

Бред же.

Хотя, чем больше мы об этом говорим, тем осмысленнее мне кажется предмет беседы: вдруг это всё – не больше чем наваждение?

...

Нет, всё-таки бред.

– Ты же у нас по мечам мастер, Тэцуно? – не поведя головой, Сэнрю сменил тему, – Может, ты и помахать ими гаразд?

– Допустим, – перекладывая пряди с руки в руку, протянул я.

– Понимаешь к чему я клоню?

– Мы никого грабить не будем.

– Да нет же! Спарринг!

– Спарринг?..

– Ну, дуэль, единоборство, сражение...

– Это я понял, но с чего ты?

– Просто мысль пришла. У меня между “подумал” и “сказал” всего миг, – он выдержал паузу и мой косой взгляд, – Так что?

– ...

– Молчание, друг...

Знак согласия.

Демон унёсся за ветром.

Если таки “дуэль” то мы должны были сначала обговорить правила, официально представиться, определить оружие... А это как-то не по воински. Хотя, если он начал бой с фокуса – здесь речь не о “по воински”.

Слышу свист слева – летит “меч”.

Пригнулся.

“Меч” уже “птица”. Взмывает вверх, закрывая солнце, мгновение парит и пикирует вниз – кувырок. Расчёт не на попадание. Обнажаю клинок – прикрываюсь от ударивших в глаза лучей. Трюк за трюком, тьфу...

– Что дальше придумаешь? – выдал я с насмешкой.

– ... – неужели всесильный демон не ожидал сопротивления?

– Боишься выйти лицом к лицу?

– ...

На редкость молчалив. Сконцентрировался, что-ли?

Сзади подлетает листик бамбука – пополам. Не он.

Подозрительно тихо.

Роща замерла, ожидая ход.

– Хи-хи, – прямо у левого уха.

Поворот – ничего.

– Хи-хи, – там же.

– В голову залез?

– Рядом.

Дёрнул за волос – Сэнрю у меня в руках.

– Нашёл где спрятаться...

Надо додуматься – волосинкой в голове стать?...

И что же это за спарринг?

Как-то легко. Даже слишком.

Отпустив демона, я уже начал смаковать победу, как он, свернувшись в ком мглистой ткани, принял форму Чудовища десятка рук и сотни ликов – кожа мертвецки синяя, а рост с два меня. Пыль в глаза, одним словом.

Выходит на спарринг тет-а-тет.

Прелюдия окончена.

– Асми лока-кшайа-кр̣т, – прогремел демон.

Сближаемся. Десять рук пытаются взять в силки – пять слева, пять справа. Отскок назад – контрвыпад. Смерть блокирует. Клинок к клинку. Больше рук – больше силы. Тут я слаб. Ухожу. Дыхание участилось.

Он напал, не дав передышки – пойман.

Взмах на опережение.

Осталось девять.

– Подловил, – сухо подытожил Сэнрю.

– А ты пожадничал, – ухмыльнулся я.

Продолжаем.

Я считаю до боли нечестным его преимущество в виде дюжины рук, и сам демон, видимо, осознал перевес сил – отрастив себе ещё с парочку.

– Разомнулся? – ехидничал жулик.

– Проверяй.

* * *

Вышли в ничью. Ну, две руки на две руки. После такого разгрома Сэнрю остановился, формально сдавшись и дал мне вдоволь позлорадствовать, повкушать сладость победы, побахвалиться силой, недюжинным, я бы сказал стратегическим, умом и так далее...

В который раз поднимает настроение.

Такой пропитанный событиями день нужно закончить размеренно: “Смотр звёзд на крыше чайного домика”, – звучит как раз так.

– Видишь ту звезду? – демон указал пальцем в небо, разлегшись на хрустящей соломе.

– Вижу.

– Кажись мне, она самая яркая... – он сложил руки за голову и скрестил ноги, легонько покачивая правой.

– Не-а, Сэнрю, она ровно такая же как и остальные.

– Для меня она особенная, – закончил вольготно.

– Ты сделал её такой, – я прилёг рядом и кинул ещё один взгляд кверху, – Хм... И вправду...

– Во-о-от! Я же говорил!

– ...Или нет.

– Да посмотри же внимательней! – Сэнрю вытянул руку, тыча больше не в небо, а в меня, – Неужели ты?...

– Вижу-вижу, успокойся.

Отстояв позицию, он удовлетворённо выдохнул и задумчиво выдал:

– Мне нравиться чувствовать свою ничтожность перед звёздами... Она, знаешь ли, умиротворяет.

– И вправду непохоже на те дырки в потолке...

– Пф-ф-ф! Естественно непохоже! Куда им... – он ткнул пальцем в крышу, – ...К небу? – поднял указательный.

– Да...

На улице не осталось и толики того шума, гудевшего здесь днём: ни тебе пашущих в поле деревенских, ни проходящих мимо путников, ни надоедливого гундежа владельца “Звездопада” – всё спит... Кроме сверчков. Они как раз ночью и просыпаются. Впрочем, их пение только дополняет картину опустившегося в сладкий сон леса и бескрайнего неба с, как по мне, невпопад разбросанными звёздами.

Как хорошо, что Сэнрю не умеет читать мысли...

– А на меня они давят, – промямлил я.

– М?

– Звёзды на меня давят.

– Думаешь?...

– Они наблюдают за мной. Я нутром чую.

– Что с тобой будет? – с долей испуга спросил Сэнрю, приподнявшись.

– Да всё что угодно. Изобьют, бросят, может просто сотрут, словно и не было никогда Идиота-Тэцуно.

– ... – в его взгляде читалось немое: “Чем я могу помочь?”.

– Это тебя не касается. И не должно.

– Но!...

– Не надо. Не изменяй тому, о чём сам мне говорил.

– “Всё рождается – всё умирает”... – буркнул он.

Таков закон.

“О Демоне и Брате”

Сделал. Сделал это.

Глубокий поклон и пусть смотрят в спину.

Несите, ноги.

Мелькают пейзажи: то поле, то деревня, то лес, то река, то гора.. в разном порядке, сумбурно. Суток, быть может, двое? Сколько ногам хватит силы? Есть. Пить. Захожу туда, где пахнет едой: монеты на стол – по виду они всё понимают. К демонам палки, жменю в рот – идём дальше.

– Получай! – и снежком в спину.

– ?..

– Проиграешь, братец! – второй в лицо.

– Кен?...

– Ха-ха! Кого-то другого видишь? – мальчишка подбегает, и берёт меня к себе на спину, – Пошли уж, младшенький, если нет настроения играть. Мама ждёт!

Сон.

Мама?

– Я никому тебя не отдам, – нежные женские руки, запах льна, прижимают мою голову к груди, – Не потеряю больше сына...

– Мы никому его не отдадим, – голос отца.

Оборачиваюсь – вдоль его ярко-голубого кимоно сочиться кровоточащий порез, больше разрыв, словно от зубов чудовища. Он прижимается к нам с матерью и холодное дыхание пробирает затылок. Чувствую как кровь пропитывает одежды, а изуродованный труп лишь сильнее обнимает. Обнимает.

Душит...

Душит.

– Отпусти, – кряхчу, – Отпусти!

Вскакиваю – всё же сон.

– Выглядит не лучше трупа, – девушка, – Сэнрю-сан, зачем мы его подобрали? – надула та губы.

– Это же мой друг! Что за нелепые вопросы, Хаюми? – наклонив голову, он пощекотал меня непослушными кудрями, – Ой! Извини, Тэгами-кун! Я не хотел, – кланяется лежащему телу.

Сэнрю...

Звездочёт.

Тот, кто считает звёзды.

– Давай же, Хаюми, подай человеку воды, – с заботой в голосе, скомандовал он.

Девушка молча подала бамбуковую флягу.

Несколько глотков и видно дно.

На её голове... Уши. Кошачьи уши.

– Кто она?...

– Не пугайся только! Тебе нервничать нельзя. Хаюми просто.. как бы сказать... Дух. Дух-хранитель.

– Чего?..

– Это сложно для понимания, а ты ещё и не до конца соображаешь, но просто прими на веру. Я тоже далеко не сразу смирился.

– ... – на что она лишь недовольно фыркнула и обижено сложила руки у груди.

– А хвост?

– Что хвост?

– Хвост есть?

– Тэгами, ты бредишь, какой хвост?

– Ну.. уши же есть. Хвост тоже должен быть.

– С чего бы?

– Кошка.

– ... – пауза, – Поспи ещё немного, пожалуйста.

* * *

Хвоста не оказалось.

Только уши.

Он очень долго рассказывал как в своих полубедных скитаниях встретил дух девушки Хаюми и решил провести обряд, проведя её душу на тот свет, но так привязался к кошке, что не смог отпустить “дочурку”. “Ещё парочку дней погуляем”, – оправдания. Глупо. А вдруг он просто не может отпеть дух и стоит попросить монаха? Я.. ведь... Могу. Согия... Научил.

Согия...

Согия!

– Согия-сан! – выкрикнул, – Согия...

– Снова сон? – лениво спросила девочка.

Тропой тянется след от повозки. Глаза поймали образы: я лежу на мокром от мороси сене, рядом, ноги свесив, сидит ушастая, а Сэнрю, напялив соломенную шляпу, погоняет старую клячу.

– Куда ты меня везёшь?..

– Туда.. примерно, – он ткнул пальцем в даль дороги.

– ... – Хаюми наклонилась к моему уху, – Этот чудик сам не знает.

– Они.. ищут меня...

– Знаю, – потянулся Звездочёт, широко зевнув, – И что?

– ...

– Не найдут. Не переживай.

– Мы какого-то преступника приютили? – сразу отпрянула кошка, – Ты в своём уме? Хотя, чего я вообще спрашиваю...

– ...Не преступника, – перебил он, – Тэгами-кун безвинен.

– Тогда кто его ищет?

– Проповедники, – хрипло выдал я.

– Те повёрнутые?

– Те повёрнутые, – припечатал Сэнрю.

– Нашёл кому дорогу перейти, – умостившись рядом со мной, буркнула Хаюми, – Чего смотришь?

– ...

– Околдовала ты его, ненаглядная наша, – прокомментировал Звездочёт, – Вот и взгляда оторвать не может.

Красивая.

Краснеет.

...

...

– Хватит! – резко отвернулась.

– Смущаешь красавицу, – подмигнул Сэнрю.

Куда везут? Неважно. Вдруг к проповедникам? И пусть. Нет сил подозревать Сэнрю, искать в его поведении... Странности. Он соткан из этих странностей. Хаюми? Неужели настоящий дух? Такое тоже бывает... Будем знать.

Между собой эти двое оживлённо обсуждали какой-то кукольный театр, Хаюми всё попрекала своего спутника в “уродстве его кукол”, а второй отнекивался и в ответ лишь сетовал на плохой вкус усопшей девочки. По виду ей, к слову, не больше восемнадцати лет. Старовата как для “малышки-дочурки”, но меня это мало касается, а волновать так вообще не спешит. Продолжая о их споре: как оказалось – это не куклы страшные, а у постановки сюжет такой. Своеобразный. Жил-был значит монах, сама святость, только вот изъян имел не из приятных – длинный, аж за подбородок, нос. Крюкастый и на ощупь как кожура мандарина – мерзкий, словом. В быту монах боролся со своим недугом по разному: бывало, вываривал нос в кипятке, а после велел прислужникам храма топтать его, покуда не вылезут все гнойные червячки и нос не примет нормальный вид. Интересная задумка. Во втором же случае монах просил придерживать его нос бамбуковой палочкой во время еды и крыл сотнями проклятий тех, кто плохо справлялся с такой, казалось бы, незатейливой задачей. О “сюжете” в этой постановке я, конечно, перегнул. Так, несколько бытовых зарисовок с монахом, где даже не понятно, хотели ли слушателя этим рассмешить, напугать, поучить или чего ещё. Спросить меня – в повести смысла ноль, но и кто я такой дабы оценивать творчество Сэнрю-сана.

– ...Всё основано на реальных событиях! – резюмировал Звездочёт, ожидая от нас с Хаюми бурных оваций.

– Не поняла задумки.

– Мгм. Тоже самое, – покачал головой вслед за девушкой.

– Тэгами! Ну хоть ты! Как ценитель!

– Извини, я не ценитель подобных мерзостей, – пожал плечами, – Или шуток, или морали... Того, в общем, что ты пытался донести своим рассказом.

– ... – Сэнрю лишь понуро опустил руки с куклой носатого монаха, – А поехали-ка в город, там люди и решат, кто из нас прав! – неожиданно воспрянул он, – А! Как вам идейка?

– Такое себе, – почесав себя за ухом, выдохнула Хаюми, – Этого ведь ищут, – кивнула в мою сторону.

– Тогда в деревню заявимся, куда слухи ещё не дошли!

– Может сработать...

– А ты как считаешь, Тэгами?

– Мне всё равно.

* * *

Глухая деревенька нашлась довольно быстро, да и, собственно, искать её не пришлось – Сэнрю ткнул пальцем своё “примерно” в нужном направлении. Люд без дела не сидел, но согнать их на “концерт бродячего артиста” оказалось просто, ведь такое здесь если не впервые, то точно нечасто.

Мы с Сэнрю, в преддверии выступления, отошли на опушку по маленькой нужде. Нет ничего умиротворённее, нежели двое мужчин, которым сама природа воспевает трели, солнце завистливо бьёт в спину и у которых облегчается, в первую очередь, душа, а следом и тело. Звездочёт несколько раз набирал в грудь воздуха, с намерением что-то сказать, но сразу же отказывался от идеи – тут я решился его подтолкнуть:

– Что-то не так?

– Нужна помощь. С Хаюми.

Как и думал.

– Не можешь провести душу девочки на тот свет, – потёр подбородок я, – Но почему?

– ... – Сэнрю замялся, – Я демон, Тэгами. Самый что ни на есть настоящий демон.

– ?..

– ... – он повернулся ко мне, – Может, я не выгляжу как мои младшие собратья, но оно так.

– ...

– Да. Дух с демоном бродят вместе.

– Подожди, – я потёр виски, – Демон?

– Такова моя природа, – легко подытожил он, – И да, то что я говорил при нашей первой встрече – ложь. Никакую память я не терял, – вновь заминка, – Только вот.. легенды при знакомстве нужно придерживаться.

– Многие знают?

– Не-а.

– Оно мне как-то угрожает?

– Не-а.

– Принять как данность?

– Ага.

– ...Хорошо. Выходит, ты не можешь помочь Хаюми обрести покой потому что ты демон?

– Есть такое дело.

– А попросить монахов?

– Тут забавно вышло: искали монаха – нашли тебя. Ох уж эта воля Владыки Случая!

– Да уж.. забавно.

– Поможешь? – с надеждой спросил он, отходя от нашего “места силы”.

– Я знаю одну сутру, – затянув пояс, выдал я, – Может помочь.

– Но сначала соревнование!

Он не перестанет упираться, пока целая деревня хором не прокричит что в его байке про монаха смысла меньше чем у кота слёз, да и после этого Сэнрю продолжит стоять на своём, бурча: “А что эти крестьяне вообще понимают в творчестве”. Нужна авторитетная фигура, дабы Звездочёт наконец сдался. Надеюсь.

– Никогда я не сдамся! – мы пересеклись взглядами, и он, видать, всё понял.

Выступление прошло своеобразно, конечно. Люди из шумной, а главное – заинтересованной, толпы плавно превратились в недоумевающуюю; они время от времени переглядывались между собой, но чаще всего глазели на меня с Хаюми, словно мы должны знать, что у этого “чудака” на уме. Не добившись одобрения со стороны простых смертных Звездочёт-сама пошёл дальше и стал просить аудиенции у старейшины деревни – на что крестьяне его справедливо опустили, сказав, что у старика нынче гостит сын.

– Не помеха! Хочу аудиенции с ними двумя!

– Надеюсь ты понимаешь, какой спектакль он ставит на самом деле... – вновь наклонившись к моему уху, промурлыкала Хаюми, – И для кого.

– Не совсем, – признался честно.

– Дурак, – было мне ответом.

Характер у девчонки... Норовливый. Может быть это она так огрызается из-за того, что какой-то сомнительный господин тащит её через пол-провинции и кормит завтраками на счёт скорого ухода на тот свет, а может и просто так. Кто знает. Но эта черта, на фоне молодой внешности, только прибавляет ей девичьей милоты.

* * *

Сын у старейшины не абы кто – а глава издательского дома “Фусюндо”. И как такого человека занесло в такую глухомань? Можно спросить по другому: как он в люди выбился, если его отец по сей день здесь живёт?

– Вы только посмотрите какой огонёк запылал в глазах Тэгами после слов о издательском доме, – самодовольно выдал Сэнрю.

– Наконец-то, – выдохнула Хаюми, – Уже устала смотреть на эту его каменную рожу...

Икэн-сан, тот самый издатель, человек по виду которого сразу скажешь, что он полностью увлечён процессом создания книги – от идеи автора к печати на бумаге. У него достаточно холода и в взгляде и в осанке, дабы руководить такой масштабной структурой как издательство, держа крепкой рукой всех, начиная с резчиков-подмастерий и заканчивая советом редакторов. Его “холод” не был мнимой узколобостью большинства аристократов-вояк, а чем-то более.. как бы выразиться, иным. Совсем иным.

После формальных приветствий, мы представились и уселись за один стол со старейшиной и его отпрыском. Спустя десяток минут разговора ни о чём, Сэнрю таки представил свою повесть о длинноносом монахе, а Икэн-сан, смочив губы чаем, подытожил:

– Дивная пьеса... А чай как всегда отвратный, отец.

– ... – сморщенный старик лишь фыркнул, на манер Хаюми.

– И вы туда же... – прошептал Звездочёт, сдерживая негодование, – Но вам меня не взять! – отдекламировал чуть громче, на показ.

– Настырности молодого человека можно позавидовать, – мягко улыбнулся Икэн-сан, – Нынче недостает такого молодым авторам. После первого же серьёзного потрясения от их былого энтузиазма тень да кости.

– Слышал? – ткнула меня локтём Хаюми; как, интересно? Призрак же, – Тут толще уже никто намекать не будет.

На её слова улыбнулся Звездочёт.

– А вы тоже автор, Чино-сан? – обратился издатель ко мне.

– Д.. да, – растерялся, – Да, – собрался.

– Не сочтёте наглостью попросить ваши рукописи?

– Не сочту.

Пока Икэн-сан с интересом смаковал “Письма мастера Пути Меча мастеру Пути Копья”, Сэнрю, на пару с Хаюми, опять о чём-то спорили... Воистину, непутёвая, бунтарная, дочь и строгий папа. Возмущение ушастой были построены как раз на том, что я предполагал ранее: девушке хочется побыстрее упокоиться, а господин Звездочёт таскает беднягу за собой хвостиком. Ой знай бы она истинную причину...

Они отвлеклись на скучающего меня.

– От твоих бредней он так не морщиться, – кивнув в сторону Икэна, ухмыльнулась Хаюми, – Видишь, нравиться ему.

– Полсотни экземпляров, – резко выдал издатель, положа рукопись, – Люди раскупят.

– ...

– Твоё лицо, Тэгами! Ха-ха! – Сэнрю.

– Во даёт... – Хаюми.

Полсотни...

* * *

Его слова наглухо впечатались мне в голову.

Как? Как люди могут раскупить целых полсотни копий моей бездарной писанины?.. Чем она их зацепит? Не представляю. И что оно значит? Неужели Икэн-сан готов взяться за это издание? Это же вытесать доски, подготовить иллюстрации, отпечатать каждую страницу... Моей повести.

– Довели парнишку, – деловито цокнув языком, подытожила Хаюми, – Теперь его рожу даже с камнем не сравнишь.

– ... – Сэнрю лишь покивал головой, соглашаясь со спутницей.

– Чино-сан, вы дадите согласие на выпуск своей повести в нашем издательском доме?

– Я хочу этого.

– Вот он – энтузиазм! – радостно хлопнул в ладоши Икэн-сан, – Всё-таки, не зря я к тебе приехал, отец.

– ... – старейшина, прищурив взгляд, всматривался в пустоту.

– Отец?..

– Спит, – закончил Звездочёт полушёпотом, – Не будем отвлекать дедушку, – и вновь перевёл внимание на меня: – Тэгами-куну везёт!

– И не говори, – как-то расстроено выдохнула Хаюми, после чего Икэн бросил в неё заинтересованным взглядом; манеры не давали мужчине спросить напрямую, но его лицо... Вместо сотни слов.

– Долгая история, – опять Сэнрю, – Примите нашу ушастую красавицу как должное.

Из того, что, не побоюсь этого слова, демон успел мне поведать: Хаюми была дочерью крестьянина и прожила свои шестнадцать лет в сомнительном, но всё же мире; мои предположения, что девочку убили, ограбили, изнасиловали и чего хуже были тотчас опровергнуты – Хаюми тихо-мирно умерла во сне, долго мучаясь от зимней простуды. “Злого духа”, – если по-народному. Не скажешь, что это жуть какая трагичная история, видали и похуже, но точно невесёлая. В наше время довольно частая, правды ради.

– Но вам стоит взять псевдоним, – мрачно выдал Икэн-сан, – Люди, ищущие вас, влиятельны.

– Ихара Ганрю.

– Вот так сразу...

– Он, видать, жизнь прожил, ожидая такого случая, – ворчание Хаюми, – Не в тягость ли будет вам, господин Икэн, держать при себе беглеца?

– Поверьте, Хаюми-сан, результат будет того стоить.

– Да чего такого в тех повестях?! – немного подняв голос, она взяла лежащие на столе рукописи, – Ничего особенного тут нет, уверена... – и погрузилась в чтение.

Только что знакомый мне час господин подарил возможность начать новую жизнь. Или не подарил? А заводит в ловушку Сенши, хитро подставленную Хоккори? Подкормить владельца издательского дома, где точно печаталось их “Дзию”, не составило бы проповедникам никакого труда. Или я уже брежу? Надеюсь, что так...

Чувствую, как уходит состояние “Несите, ноги”, и моё подсознание прямо ворчать начинает по поводу отсутствия осязаемой цели, а тут ещё и “Фусюндо” под руку попалось. Сменить образ, за ним и имя, начать всё сначала при издательском доме – звучит как отцовская мечта, не меньше. Думаю, чем-то похожим он и грезил – признанием таланта. Дабы все его критики жадно локти кусали, смотря как вельможи из больших городов раскупают себе и в подарок повести Гакёдзина. Меня эта мысль, признаться честно, тоже опьяняет, и пусть ловушка, но я попробую. Даже если пролечу, даже если прижмут – попробую. А-то жалеть потом только горше будет.

Разошлись с Икэном на обещании ещё увидеться в его издательском доме.

Спасибо, Сэнрю.

Спасибо, Небеса.

Спасибо... Судьба?

Не берусь утверждать, но мне кажеться, что Звездочёт, со мной на пару, “случайно” сюда не попал, и ладно... Развивать эту мысль бессмысленно, истина спрятана в голове демона. Тьфу. Он больше на бодхисаттву смахивает, какой там демон.

– Что ж, осталась Хаюми, – пробормотал Сэнрю, словно вычеркнув какой-то пунктик из списка дел.

* * *

Проводы девушки происходили у врат Содатсу: её взрослая жизнь начнётся уже на том свете, на следующем перерождении, и у нас с Сэнрю есть важная задача – сделать всё возможное, дабы провести девушку в последний путь. А она лишь деловито постукивала ножкой, наблюдая за тем, как мы подготавливаем место её проводов. Не выйдет просто прогунденть сутру и махнуть ей ручкой – душа после такого наплевательского ритуала попросту не сможет успокоиться.

– Дорогая душа... – начал я, перебирая в руках чётки.

Хаюми не ликовала и не тосковала, по её лицу не стекали ручейки слёз, а в глазах не было искренней благодарности. Она словно потратила попытку “на пожить” глупо умерев от простуды и... Приняла это. Вероятно, не один день помучившись, но всё же приняла.

Сэнрю начитывал сутру эхом за мной, простодушно улыбаясь; Звездочёт явно прикипел к несогласной с ним ни в чём дочурке, но он не такой человек, кто будет попросту сопли разводить.

Смирённый.

Так бы я его назвал.

– И мы поможем тебе найти путь...

Вот и всё.

– Спасибо, Тэгами-кун.

– Было бы за что благодарить, – пожал плечами.

– Да что уж, одной душой на Небесах больше, одной меньше, да?

– Именно.

– И куда ты теперь пойдёшь? – глядя на дым от курильницы, спросил Сэнрю.

– К “Фусюндо” ясное дело. Там меня ждут.

– Ихара Ганрю... – он задумчиво потёр подбородок, – О как! Интересненько. Не жалко оставлять былое имя?

– Кен был другой фамилии.. матушка другой.. отец...

– Чино.

– Зачем мне знак, исписанный кровью?

– А как же: “Самое искреннее!”?..

– От души писать надо, Сэнрю-сан, а не от крови. Вложить в чернила душу.

– Право слово, – поддакивал Звездочёт.

– Теперь меня ничто и никто не держит, – вздох, – Я, как оно говорится, непокорный ветер.