Денис Кащеев Путь Пустой Руки

ПРОЛОГ

«Ниппон Будокан», Токио, Япония

— На третьем татами состоится полуфинальный бой в категории «Мужчины, вес до восьмидесяти пяти килограмм». Красный шлем: Белов Артур, Россия. Белый шлем: Ямада Кэйсукэ, Япония!

Турнир – Открытый Кубок Азии – проходил в Токио, и все объявления здесь делались исключительно по-японски. Даже по-английски не дублировались. Так что понять, кого вызывают на татами, было той еще задачкой! Особенно учитывая, как судья-информатор коверкал наши русские имена. «Бирофу Ар’туру» – так вполне могли бы звать какого-нибудь африканца – вроде того малийца, что двадцать минут назад я вынес в четвертьфинале. Хиленький оказался негритенок – я даже вспотеть толком не успел, как рефери на площадке зафиксировал иппон — чистую победу. С японцем, небось, посложнее будет…

Мой следующий соперник стоял у противоположного края татами, заложив пальцы за верхний край кирасы — кожаного защитного нагрудника, используемого у нас в косики каратэ. Ростом он был ничуть не ниже меня с моими ста восьмьюдесятью сантиметрами — вообще, пресловутая низкорослость японцев, по ходу, не более чем миф – да и в плечах нисколько не ýже. Задумчивый взгляд Ямады Кэйсукэ был устремлен куда-то сквозь вашего покорного слугу, в необозримую даль.

Пояс у японца был черный. Впрочем, об этом, пожалуй, и упоминать не стоило — такое впечатление, что мастерскую степень каратэ-до – первый дан — здешним ребятам присваивают просто по факту рождения в Стране Восходящего Солнца. Я утром видел на трибуне двух местных девчушек — пигалиц лет десяти-двенадцати, не старше – обе с черными поясами, прям под цвет их задорных косичек! Вот как так?! У нас в этом возрасте хоть в лепешку расшибись — выше синего не поднимешься! Я свой синий пояс в шестнадцать получил, после целых семи лет упорных тренировок, коричневый – в восемнадцать, а на черный вот только по окончании этого турнира сдавать собирался. И дело тут вовсе не в каком-то неимоверном уровне мастерства бойцов с родины каратэ — побеждают наши «цветные пояса» сверстников-японцев за милую душу: и дети в своих категориях, и взрослые спортсмены. Не всегда, конечно, но как правило. Сэнсэй мой так и говорит: бьют, мол, не по поясу… Но все равно обидно.

Секундант протянул Ямаде белый шлем, одновременно Пашка Иванов, свои сегодняшние бои уже благополучно завершивший, нахлобучил мне на голову красный и принялся возиться с шнуровкой на затылке. Шлем для косики каратэ -- штука любопытная. Сам кожаный, с прозрачным пластиковым забралом, как говорят, выдерживающим прямой удар бейсбольной битой. Может, и правда – я не проверял, но что знаю точно, от нокаута он вовсе не спасает – надо лишь хорошо попасть. Вон, давешний малиец не даст соврать.

Пашка покончил с завязками и легонько хлопнул меня ладонью по плечу. Повернувшись к своему секунданту, я поблагодарил его коротким поклоном. Иванов поклонился в ответ. Каратэ начинается и заканчивается рэй – вежливостью, уважением. Наипервейшее правило!

Снова обратившись в сторону татами, я принялся неспешно разминать кисти. Никаких перчаток: каратэ-до так и переводится с японского – «путь пустой руки». На внутренних турнирах мы иногда используем матерчатые накладки – скорее, из гигиенических соображений – но на международных соревнованиях с этим строго. По мне, так оно и правильно: голую руку лучше чувствуешь.

Тем временем, в центр площадки вышел поджарый рефери в широких штанах-юбке хакаме, судя по флажку с кленовым листом на рукаве куртки – канадец. Мельком посмотрел в мою сторону, потом перевел взгляд на японца – убедился, что спортсмены готовы – и скомандовал:

Ака, сиро – нидзё! – то есть: «Красный, белый – выходите!»

Поклонившись, я двинулся вперед. С противоположного края татами навстречу мне пошел Ямада Кэйсукэ.

Не доходя пару шагов до центра площадки, мы оба остановились, по жесту канадца приветствовали рэй судейский столик, самого рефери и друг друга. Последовала команда:

Сёбу иппон хаджимэ! – и бой стартовал.

Японец сразу же ринулся в атаку, очевидно, сделав ставку на яростный натиск. Но не тут-то было! Отступив всего на полшага, я благополучно избежал прямого удара в голову, выброшенную соперником ногу ловко принял на правое предплечье и тут же контратаковал. Моя передняя, левая рука скользнула по шлему противника – звук контакта, на который нередко ориентируются не самые опытные судьи, был отчетлив, но, признаться, сам удар вышел плохонький. Зато повторный – правой рукой – получился хоть куда – сильный и точно в центр стеклянного забрала японца. Комбинацию завершил звонкий маваши[1] в край кирасы незадачливого Кэйсукэ.

Ямэ! – остановил бой рефери. – Мотоно ичи! – велел он нам вернуться на исходную позицию. – Ака: дзёдан цки – ваззари, чудан гери – ваззари! – скороговоркой выдал затем канадец и показал столику три пальца на ближней ко мне руке.

Понятно: мой первый кривенький удар рукой судья справедливо не засчитал, за второй – «цки» в верхний уровень «дзёдан» присудил очко, за попадание ногой в средний уровень «чудан» – еще два. То есть счет сразу же стал три-ноль в мою пользу.

Тсудзукитэ хаджимэ! – дал канадец команду продолжить поединок.

Теперь японец действовал осторожнее. Чуть дернулся вперед – тут же отпрянул, притопнул ногой, имитируя атаку, но на меня не пошел. Не ведясь на эти пританцовывания, я спокойно ждал – время теперь работало на меня. Наверное, добрую четверть минуты мы неспешно кружили по татами, не предпринимая активных действий. Наконец рефери это надоело, он вернул нас в центр площадки и сердито отчитал обоих по-английски за пассивность. На упрек я ответил вежливым поклоном. Мой соперник сделал то же самое, но как-то порывисто, нервно. Мне оставалось лишь усмехнуться.

Тсудзукитэ хаджимэ!

Бой снова возобновился.

Ямада продолжил действовать в прежней манере, то чуть приближаясь, то отскакивая – не делая даже попытки обмена ударами, словно это он, а не я, вел в счете. Можно было бы, наверное, пропрыгать так до самого конца трехминутного поединка, но это, пожалуй, выглядело бы просто несолидно, и, улучив момент, когда японец в очередной раз качнулся на меня, я пулей метнулся ему навстречу и подсек неосторожно выставленную вперед опорную ногу. Беспомощно взмахнув руками, Кэйсукэ с грохотом рухнул на спину, я же, подскочив, обозначил добивание – работать по лежачему в полный контакт у нас запрещено правилами.

– Иппон! – крикнул с первого ряда трибуны кто-то из наших, русских, требуя присудить мне чистую победу. – Иппон давай!

Канадец, однако, расщедрился лишь на очко – как за обычный удар рукой. Ну и ладно, зато красиво было!

Таким образом, разрыв в счете вырос до четырех баллов, и моему сопернику уже ничего не оставалось, как только искать счастья в атаке. Едва прозвучала команда «хаджимэ», он, отчаянно молотя по воздуху руками, попер вперед, как танк – и даже ухитрился слегка достать меня кулаком в корпус – но и сам пропустил в голову, да еще и дважды, причем второй мой удар явно его потряс. Японец потерянно попятился, и я погнал его к краю татами, который он вскоре и переступил ногой. За это нарушение с его стороны, называемое «дзюгай», мне полагалось дополнительное очко – если, конечно, судьи решат, что Кэйсукэ совершил его умышленно.

Ямэ! – выкрикнул рефери, словно шлагбаум ставя вытянутую руку между мной и моим противником.

Прекратив атаку, я скосил глаза на помощника арбитра – показывает ли тот белым флажком «дзюгай» – лишь на долю секунды потеряв из вида японца. В этот-то самый миг Кэйсукэ и нанес удар – бесчестно, из-за пределов площадки, после команды «Стоп!», ногой с разворота – точно мне в висок.

Защититься я не успел, и свет в токийском «Будокане» разом погас.


[1] В японском языке есть несколько слогов (азбука у них слоговая), точно передать звучание которых в иных наречиях затруднительно. В русском языке существует аж два способа транскрибирования японских слов (и оба неидеальны). Первый – передача «спорных» звуков как «си», «дзи» и «дзу». Второй – как «ши», «джи» и «джу». Проблема в том, что некоторые слова достаточно прочно вошли в нашу речь с тем же «ши» (например, «суши», «Тошиба»), а другие – с «си» («хаси», «годзаимасита», «Синдзюку»). Это касается и терминологии каратэ. Если круговой удар ногой называют и «маваси» и «маваши», то его разновидность – с разворота – все-таки обычно с приставкой «уширо», а не «усиро». В этой связи автор вынужден отойти от единого принципа транскрибирования и будет употреблять тот вариант, который покажется ему наиболее подходящим в том или ином конкретном случае. По умолчанию, в прямой речи – «си», а авторской – «ши».

Загрузка...