Путь в Сэльму

Глава 49. Время историй

Положение было ужасным. Несмотря на близость последней точки в пути, весь груз надо было как-то перевезти. Луд совершенно справедливо наезжал на виновника несчастья.

- Глитус, чтобы до заката солнца довез нас до города! Если мы там не будем завтра, я тебя покараю, я обещаю! Да, обещаю. А обещания я держу!

Глитус выглядел каким-то виноватым, теребил ворот рубахи и грыз ногти.

- Может, у тебя еще какое-нибудь зелье есть? – поинтересовался Амитас, - Какое-нибудь тягач-зелье? Или кучер-зелье?

Волшебник молчал и с виноватыми глазами смотрел каждому в ответ. На этот раз он действительно чувствовал себя виновным за свои шалости.

- Давайте думать, - неожиданно деловито предложил Мирон, - И искать возможные пути решения. У меня тут, конечно, много знакомых в округе, но вряд ли они нам случайно здесь попадутся. О, точно! – он поднял палец вверх, - Клясень, ты сможешь призвать своего бычка, Каруса? С колесом как-нибудь справимся, можем же и на трех покатить.

- Я не всемогущий колдун леса, - ответил Клясень, - Карус далеко, и даже если я пошлю Тирину, он не сможет нас найти и проделать такой путь.

- А если толкать? – предложил Луд и тут же засомневался, - У нас столько груза, что мы с места повозку не сдвинем. Нам поможет только какое-нибудь перышко-зелье, да, Глитус? Чтоб мы одним толчком докинули телегу до Сэльмы.

Во время обсуждения путников, раздался громкий хруст. Колесо окончательно проломилось, разлетаясь на куски скругленных деревяшек и спиц, а телега порядочно грохнулась своим углом, где было колесо, подняв дорожную пыль.

В полном замешательстве, что делать, путники решили ждать каких-нибудь встречных, но на удивление никто не проезжал мимо.

- Видать, дорогой обычно другой пользуются, - предположил Мирон, - А послушай-ка, Клясень, отправь птичку порыскать в округе, может позовет кого на помощь.

Клясень посмотрел на своего питомца, что-то нашептал ей на ухо, и Тирина, взмахнув крыльями, унеслась ввысь и в сторону.

- А это хорошая затея, - похвалил Мирона Клясень, - Не ведаю, что принесет для нас Тирина, но я верю в ее мудрость и смекалку.

Слабое нежное тепло грело застрявших на дороге путников. В запасе еще лежали мутные бутылки, в которых бултыхалось пряное пиво, и путники решили не переживать о заботах, а еще раз выпить, закусывая вяленым мясом.

Хмельное пиво еще раз потекло по глоткам отряда. День казался по-настоящему теплым, казалось, осень решила расщедриться перед своим уходом и обогреть землю перед первым снегом. Если в Серебрице путники выдыхали пар и надевали варежки, то сейчас можно было смело раздеться по пояс и плясать.

Что, в общем-то, и собирался сделать Мирон, пока его не утихомирил Амитас. Недовольный, но веселый Мирон плюхнулся в сломанную повозку, так и не надев рубаху.

- Давайте хоть больше друг о друге узнаем, что ли, - предложил он, смотря в облака, - Я вот Клясеня тысячу лет знаю, а кто он, где родился, кто мать с отцом, - не знаю. Скрытный ты человек, Клясень.

Клясень промолчал, а за него ответил Амитас.

- Да ты сам-то мало о себе рассказываешь, как я погляжу. Твой сударь знает, что у тебя есть жена и дети?

- Ты женат? – удивился Луд, - Почему-то я думал, что ты закоренелый холостяк, - А как ты тогда собираешься в Обитальню порядка, если у тебя семья?

- Да есть у меня жена, не скрываю я этого, - ответил Мирон, и впервые он как будто бы огрызнулся, - Никто не спрашивал, вот я и не говорил. Выгнала она меня. Второй год уж как.

- Выгнала? – не поверил Амитас, - Что ж ты такого натворил? За пьянку? Вроде как пьешь умеренно.

- Нет, не за пьянку, - сказал Мирон, и с лица его пропало хорошее настроение, - Но по пьянке я проиграл мешок серебряных. Один мошенник надул меня и стал постоянно требовать долг. Угрожал мне, жене и даже сыну с дочкой.

- Вот мерзавец! – воскликнул Луд.

- Не то слово, мерзавец, - вздохнул Мирон, - Я пообещал найти и отдать ему мешок серебряных. Вот и стал разъезжать кучером по всему Великоземью. Все заработанное отдавал жене, а она уж там сама распределяла – что на жизнь оставить, а что этому ублюдку отсыпать.

- И ты сразу же согласился вступить в отряд? – подхватил Клясень, внимательно слушавший Мирона и немного похлебывая пиво.

- Конечно, сразу, - ответил Мирон, - Там же жалованье больше, чем у кучеров. Да и что врать, я всегда мечтал там побывать.

- А семья? – спросил Луд, - Ты не увидишь их вовремя службы.

- Да почему не увижу-то? – Мирон встал, сделал добрый глоток пива и снова повеселел, - Каждая десятая неделя выходная, вот за эти дни и повидаюсь. Хватит меня жалеть! Давайте пить. Следующий Амитас.

- Что Амитас? – пожал он плечами, - Я пью.

- Да нет, историю свою рассказывай.

- А, точно, - очухался Амитас, - Так ведь я все рассказал. Про отца, про мой ржавый меч, про Углеград.

- И где, кстати говоря, твой легендарный ржавый меч? – спросил Мирон, - Продал на Драконьей ярмарке за кружку пива?

- Ну ты и остряк, я такую шутку уже раз восьмой слышу про мой меч, - ответил, отмахнувшись, Амитас, - Да никуда я его не продавал, он лежит вон там, в конце телеги, в углу, завернутый.

- Расскажи подробнее Глитусу про свое проклятье, - сказал Клясень, усевшись на бревне, - Это ему будет интересно.

- Что там рассказывать, - пожал руками Амитас, - Смешиваешь мою кровь со спиртом и получаешь случайное зелье. Каждый раз он чудит по-разному.

- Я как-нибудь возьму у тебя капельку крови, для опытных работ, - сказал Глитус с непривычным для него умным выражением лица, - В обитальне нам привили страсть к исследованиям к смешиванию.

- Главное, не забери у меня всю кровь, как пытался тот одержимый Гунтогрогом, - предостерег Амитас, - А так, ради Алирана, бери. Только не взлети на воздух.

Солнце зависло над краем земли и словно не собиралось опускаться. Где-то в деревьях закаркали вороны, а на другой стороне по маленькому неровному полю промчались бродячие собаки.

- Пожалуй, поведаю я вам свой сказ, - начал Клясень, который, оказывается, тоже бывает охмеленным, - Расскажу вам с раннего детства мое бытие.

- А ты ребенком что ль был? – спросил Мирон, уже изрядно выпив – Ты как будто всегда такой – суровое лицо, борода, тяга к лесу. Я даже не представляю тебя малым мальчуганом? Хоть я и называю тебя дитем природы.

- Дитя природы? – задумчиво повторил Клясень, - Мы все дети природы. Только меня еще и вырастила она, вместо отца и матери.

- Ты рос без отца и матери? – Луд допил бутылку, чувствуя, что совсем трезв, - Я тоже.

- Почему без отца и матери? – встрепенулся Клясень, будто Луд сказал какую-то чушь, - Смутно помню я те времена, но когда они ушли в один добрый солнечный день, я уже был бородат.

- Действительно ты мальчишкой был с бородой, – засмеялся Амитас, - Или вообще с ней родился.

- Постой, постой, - поспешно перебил Амитаса Луд, - Только что ты сказал, что вырастила и вскормила тебя природа, а теперь говоришь, что помнишь родителей уже будучи взрослым. Как так?

- Видать, ему, это, кирпич-зелье твое, Глитус, мозги в дурную сторону повернуло, - обратился к волшебнику Мирон, - Верни ему на место рассудок.

- Не окатило мой разум никакое зелье, Мирон, - сказал Клясень, - Те времена я помню смутно, словно сон настиг меня в младые года. К тому же, - он поднял бутылку, в которой плескалось пиво, - Напиток отменный и крепкий. Туман окутал мой взор.

Клясень и прям выглядел пьяненьким, таким путники еще его не видели. Луд вообще не припоминал его улыбающимся, а сейчас он даже широко улыбнулся с пьяными глазами.

- И все-таки как ты вырос? – не унимался Луд, - С матерью и отцом? Или нет? Я не понял. Как твои родители взяли и ушли?

Клясень не сразу ответил. Привычно посмотрел куда-то вдаль, сделал пару глотков, потом еще пару.

- Нас проклял какой-то вредитель. Помню, как он запер кроликов в клетке и стал ее поджигать. Где это было, при каких вещах, я не помню. Я даже не помню как звали отца. Именно отец наругал того живодера.

В ответ живодер что-то злобно прорычал, какое-то заклинание. И сгорел вместе с клеткой, вместе с кроликами.

Вдруг Клясень замолчал, не договорив конец истории.

- А дальше что? – спросил Амитас.

- Дальше, как я и говорил, я помню смутно. Смутно, наверняка, помнят это мои родители. Он нас проклял, и мы жили словно во сне. Помню еще, что нас тянуло в лес, к природе, к пастбищам, к озерам. А в один день родители ушли. С тех пор я их не видел. То был полоумный колдун.

- Да уж, грустная история, - вздохнул Луд, - Эй, а ты чего? – взглянул он на Глитуса, - Неужели плачешь?

Все посмотрели на Глитуса, который всхлипывал и протирал прослезившиеся глаза руками. Потом он обратился с красными глазами к Клясеню:

- Как жалко тебя, бедный, - чуть ли не навзрыд ревел он, - Бедный, бедный!

- Эй, да брось! – хлопнул по плечу волшебника Мирон, - Сейчас это мудрый и прозревший рассудком боец!

- Беден тот, кто считает себя бедным, - своим медовым голосом сказал Клясень, - Я считаю себя человеком, у которого есть все, что надо. Иногда неба над головой и земли под ногами, воды из родника и свежих ягод с куста мне хватает чтобы жить без забот.

- Зачем же ты тогда едешь в Сэльму? – вытирая слезы и сопли, спросил Глитус, - Жил бы себе с коровами.

- Мне интересен мир, интересны люди, - ответил Клясень, - Земля и природа никуда от нас не денутся.

- Я думал, что ты того - Луд покрутил у виска пальцем, - Таким, как я тебя представлял до разбойников. Странным отшельником, готовым на все. Согласился так, как будто в том миг был на все согласиться, даже на полет до моря на орлах.

- Да нет же, - усмехнулся Клясень, - Я все соображал. Ясный рассудок давно пришел ко мне, остатки смуты давно вытряслись из моей головы.