Действие четвертое

Чуть позже. Уэсли — за пианино. Гарри — на эстраде, танцует. Ник — за стойкой. Араб — на своем месте. Кит Карсон спит, уронив голову на руки. Дадли — у телефона. Входит пьяница. Идет к телефону-автомату поискать, нет ля монетки в выбрасывателе. Ник направляется к пьянице, чтобы вывести его. Пьяница делает знак Нику подождать минутку. Достает из кармана полдоллара и показывает Нику. Ник заходит за стойку и наливает пьянице виски.

Пьяница. За стариков, благослови их боже. (Пьет.) За молодежь, возлюби их, боже. (Пьет.) За… детишек и маленьких животных — ну… за собачек, например, которые не кусаются. (Пьет. Громко.) За лесоразведение. (Ищет деньги. Находит.) За… президента Тафта. (Уходит.)


Звонит телефон.


Кит Карсон(вскакивает, изготовляется к драке). А ну подходи, кому жизнь не дорога. Я никогда не просил милостыню, я всегда давал ее.

Ник(с упреком. Эй! Кит Карсон!

Дадли(у телефона). Алло… Кого?. Ника? Да. Здесь. (Нику.) Вас. Что-то важное, по-моему.

Ник(идет к телефону). Важное? Какое такое важное?

Дадли. По голосу вроде крупная шишка.

Ник. Крупная — что? (Уэсли и Гарри.) Эй, вы, потише! Дайте-ка мне послушать, что тут важного.


Уэсля перестает играть, Гарри прекращает танец.


Кит Карсон(подходит к Нику). Если я что могу сделать для вас, скажите — сделаю. Мне пятьдесят восемь, три раза был на войне, четыре раза женат, детей — без счета, имен даже не знаю. Денег нет, перебиваюсь со дня на день. Но если я что могу для вас сделать, скажите — сделаю.

Ник(терпеливо). Вот что, папаша, присядь, будь добр, на минутку и всхрапни еще немного. Для меня.

Кит Карсон. Могу и это. (Садится, кладет руки на стол и опускает на них голову. Но ненадолго. Едва только Ник произносит первые слова, поднимает голову, внимательно прислушивается, встает и начинает изображать жестами и мимикой все, о чем говорит Ник.)

Ник(в трубку). Слушаю… (Пауза.) Кто?. А, понимаю… (Слушает.) Чего вы к ним привязались?. (Слушает.) Из церкви? Да ну их к дьяволу, я сам католик… (Слушает.) Ладно, не пущу. Скажу им, чтобы не заходили ко мне денька два… Ну ладно, ладно, все понимаю…


Робко входит Анна, дочь Ника, и, не замеченная им, останавливается у пианино. Смотрит на отца.


Что?. (С гневом.) Послушайте, осточертел он мне, этот ваш Блик. Он был у меня здесь утром, и я сказал ему, чтобы больше он не приходил. Девчонки сюда не явятся — это моя забота, но и он пусть не является — это уж ваша забота… (Слушает.) Знаю я, что у него шурин занимает какой-то важный пост, но у меня ему делать нечего. Его хлебом не корми, только дай поскандалить. Я не нарушаю никаких законов. Моя пивнушка в самой скверной части города, а за пять лет никого у меня не убили, не ограбили и не обжулили. Я никого не трогаю, и людям у меня вольготно. А с этими хвалеными ресторанами там, в центре, у вас каждую ночь хлопот полон рот. (Делает знаки Уэсли, затем, прикрыв трубку ладонью, но продолжая слушать, обращается к нему.) Чего остановился, играй. У меня уши разболелись от этой чепухи. (Гарри.) Танцуй, сынок, танцуй.


Уэсли начинает играть, Гарри танцует.


(В трубку.) Не пущу, не пущу. Только пусть этот Блик не приходит сюда и не устраивает у меня здесь скандалы… (Пауза.) Ладно. (Вешает трубку.)

Кит Карсон. Неприятности?

Ник. Опять эта вонючая полиция нравов. А все эта сволочь, Блик.

Кит Карсон. Он или кто другой — можете на меня рассчитывать. А что сволочного в этой сволочи Блике?

Ник. Все. С головы до пят и с пят до головы.

Анна(Киту Карсону, с нежностью и гордостью). Это мой отец.


Ее чарующий голос, пленительное личико, сама неожиданность ее появлении заставили Кита Карсона подскочить от изумления.


Кит Карсон. Господи боже мой, откуда ты, деточка? Откуда ты, милая? У меня тоже была дочурка, и она даже как-то раз признала меня среди целой толпы.

Ник(удивлен). Анна? Что ты здесь делаешь? А ну марш домой, твое место там. Помоги бабушке приготовить мне ужин.


Анна улыбается отцу, понимая его, зная, что слова его — это слова любви. Идет к двери, все время глядя на него, как бы желая сказать, что хотела бы готовить для него ужин всю свою жизнь. Уходит. Ник смотрит на раскачивающуюся дверь. Кит Карсон делает два-три шага по направлению к двери. Анна открывает одну половинку двери и просовывает голову, чтобы еще раз взглянуть на отца. Машет ему рукой. Поворачивается и убегает.


Ник(ему взгрустнулось. Он не знает, чем заняться. Берет стакан и бутылку. Наливает немного. Пьет. Мало. Наливает побольше и снова пьет. Про себя). Детка моя родная. Как ты на нее похожа. (Достает платок, подносит его к глазам.)


Кит Карсон подходит вплотную к Нику, всматриваясь ему в лицо.


(Смотрит на Кита Карсона. Громко, едва не заставив его подскочить.) Нет, говоришь, денег?

Кит Карсон. Никогда не было.

Ник. Ладно. Ступай на кухню и помоги Сэму. Потом поешь, а когда вернешься, получишь две кружки пива.

Кит Карсон(приглядываясь к Нику). Сделаю все, что хотите. Хорошего человека я признаю сразу. (Уходит.)


В пивную входит Элси Мандельспигель. Это красивая темноволосая девушка. На ее печальном, мудром и мечтательном липе — выражение сострадания. Кажется, будто она вот-вот заплачет. Походка у нее мягкая и нежная, и всю ее окутывает какая-то мечтательная дымка. Поначалу Дадли не замечает ее, но, когда взгляд его наконец падает на нее, он так потрясен, что едва находит силы двинуться и заговорить. В ее присутствии он совсем иной. Словно бы в забытьи, встает он со стула и с печальной улыбкой идет к ней.


Элси(глядя на него). Здравствуй, Дадли.

Дадли(с болью). Элси.

Элси. Прости. (Разъясняя.) Так много больных. Вчера вечером умер маленький мальчик. Я люблю тебя, но… (Делает жест, пытаясь показать, как безнадежна любовь в этом мире.)


Оба садятся.


Дадли(не отрывая от нее глаз, ошеломленный и притихший). Элси… Если б ты только знала, как я рад, что вижу тебя. Просто — вижу. (Очень искренне.) Я так боялся, что никогда уже тебя не увижу. Я чуть с ума не сошел. Мне жить не хотелось. Правда. (Скорбно качает головой, глядя на Элси с покорным и прекрасным обожанием.)


Входят две проститутки и останавливаются у стойки, неподалеку от Дадли.


Я все знаю. Ты и прежде мне говорила, но я ничего не могу поделать, Элси. Я люблю тебя.

Элси(тихо, скорбно, нежно). Я знаю, что ты меня любить, и я люблю тебя, но разве ты не видишь: любви нет места в нашем мире.

Дадли. А может, есть, Элси?

Элси. Любить могут птицы. У них есть крылья, чтобы улететь, когда наступит время. Тигры в джунглях: они не знают, какой конец их ждет. А мы знаем, какой конец ждет нас. Каждую ночь я вижу, как люди мучаются и умирают. Я слышу их дыхание, слышу, как во сне они плачут, разговаривают, тоскуют. Они тоскуют по свежему воздуху и прозрачной воде, тоскуют по любви и по своим матерям, тоскуют по солнечному свету. Нам не дано познать любовь, познать величие жизни. А как бы хотелось!

Дадли(глубоко тронутый). Я люблю тебя, Элси.

Элси. Ты хочешь жить. И я хочу жить, но где? Куда мы можем уйти от этой жалкой жизни?

Дадли. Мы найдем куда, Элси.

Элси(улыбаясь). Хорошо. Попробуем снова. Снимем номер в дешевой гостинице и вообразим, что мир прекрасен, что жизнь полна любви и величия. Но сможем ли мы утром забыть о наших долгах и обязанностях, о цене, которой надо расплачиваться за всякие смехотворные мелочи?

Дадли(со слепой верой). Сможем, Элси. Конечно, сможем.

Элси. Хорошо, Дадли. Разумеется. Пошли. Пришел час новой ужасной войны. Поспешим, пока не надели на тебя форму, не дали оружия и не послали на убой. (Ласково смотрит на него и берет его руку.)


Он робко, словно боясь сделать ей больно, обнимает ее. Они уходят. Молчание. Затем одна из проституток разражается смехом.


Первая проститутка. Черт побери, чего только не увидишь у вас в пивной, Ник.

Ник. А что она, на том свете, что ли? Она здесь, на улице, в городе, среди людей. Люди приходят и уходят, приносят с собой все, чем живут, говорят то, что им надо сказать.

Вторая проститутка. Такие вот, как она, и отбивают у нас хлеб.

Ник(вспомнив). Да, вот что. Звонил Финнеган.

Первая проститутка. А, эта толстая крыса?

Вторая проститутка. Что ему нужно?

Ник. Денька два-три вам лучше походить по киношкам.

Первая проститутка. А чего там хорошего? Дерьмо одно. (С насмешкой.) Все про любовь да про любовь.

Ник. Дерьмо или не дерьмо, но в ближайшие два дня за вами собираются приударить драконы, так что держитесь отсюда подальше.

Первая проститутка. Никогда не могла устоять перед мужчиной в форме, с дубинкой, значком и пистолетом.


Входит Крапп. Проститутки ставят кружки на стойку.


Ник. Ладно, ладно, идите.


Проститутки идут к выходу и сталкиваются с Краппом.


Вторая проститутка. Мы уходим, уходим.

Первая проститутка. Мы были раньше манекенщицами.


Обе уходят.


Крапп(у стойки). Мало им забастовки, так они еще заставили нас прогонять девушек с улицы. Ничего я уже не понимаю. Как хотелось бы мне вернуться домой и переводить за руку детишек через дорогу, когда они возвращаются домой из школы. Мое место там. Я не люблю беспорядков. Дай пива, Ник.


Ник наливает ему кружку.


(Отпивает немного.) Как раз вот сейчас мой лучший друг Маккарти и с ним еще шестьдесят забастовщиков не пускают в порт штрейкбрехеров, которые хотят разгрузить сегодня вечером «Мэри Люкенбах». Никогда не пойму, какого черта Маккарти стал докером, а не профессором.

Ник. Ковбои и индейцы, полисмены и бандиты, докеры и штрейкбрехеры…

Крапп. И ведь все хотят одного: счастья. Хотят заработать на жизнь, содержать семью, воспитывать детей, спокойно спать. Ходить в кино, выезжать за город по воскресеньям. Хорошие ведь все люди, откуда же тогда эти беды? И ведь ничего им другого не надо, как только выпутаться из долгов и посиживать себе спокойно у приемника. Так какого же дьявола, они вечно враждуют друг с другом? Я обдумал все это, Ник, и знаешь, что мне кажется?

Ник. Не знаю. Что?

Крапп. По-моему, мы все свихнулись. Мне это пришло в голову, когда я шел к двадцать седьмому пирсу. Оглушило вдруг, точно кирпичом. Раньше со мной никогда не бывало такого. Ты только подумай: живем мы в таком чудесном мире, и все вокруг нас так чудесно, а вот погляди на нас. Ты только погляди на нас. Мы свихнулись. Мы спятили. У нас есть все, а мы точно с жиру бесимся и недовольны чем-то.

Ник. Твоя правда, Крапп, мы свихнулись. И все-таки нам ничего не остается, как только жить всем вместе. (Показывает на посетителей пивной.)

Крапп. И нет никакой надежды. Полицейскому, наверно, не положены такие мысли, но что я могу поделать, если они сами лезут мне в голову. Откуда в нас вся эта мерзость? Ведь жизнь так хороша. Как это чудесно— проснуться поутру, и выйти прогуляться, и вдохнуть запах деревьев, и поглядеть вокруг, и увидеть детишек, идущих в школу, и облака на небе. Да просто так походить и посвистеть какую-нибудь песенку, а может, и спеть что-нибудь — разве это не чудесно? Жизнь так прекрасна. Откуда же все эти беды?

Ник. Не знаю. Откуда?

Крапп. Мы свихнулись, в этом все дело. В нас больше нет добра. Все везде прогнило. Бедные девчушки торгуют собой. Два года назад они еще учились в школе. Все спешат заграбастать побольше денег. Играют на скачках. Никому неохота прогуляться потихоньку по бережку. Всем нужны волнения, драки, убийства. Я не хочу больше быть полицейским, Ник. Пусть кто другой поддерживает законность и порядок. Это у нас в управлении так говорят. Тридцать семь лет мне, а все не привыкну к этой болтовне. Боюсь вот только, жена подымет крик.

Ник. А, жена.

Крапп. Она чудесная женщина, Ник. У нас двое замечательных мальчишек. Двенадцати и семи лет.


Араб встает и подходит ближе прислушиваясь.


Ник. Я этого не знал.

Крапп. Вот то-то и оно. Но что мне делать? Вот уж семь лет, как я хочу уйти со службы. Я хотел уйти еще в тот самый день, как меня начали муштровать в училище. Но не ушел. Где мне найти работу, если я уйду? Где я тогда буду раздобывать деньги?

Ник. Вот на этом-то мы все и свихнулись. Раздобывать деньги там, где мы их раздобываем сейчас, — нам обычно не по душе. А где их еще раздобыть — не знаем.

Крапп. Бывает порой, я чувствую себя подлецом: ненавижу людей только за то, что они бедствуют, голодают, болеют, пьянствуют. А когда у себя в управлении встречаюсь с каким-нибудь надутым ничтожеством, я вдруг любезен с ним, стараюсь ему угодить. Кому? Человеку, которого я презираю. И сам себе я противен. (Решительно.) Уйду. Кончено. Уйду, и все. Отдам им форму вместе со всеми этими побрякушками. Не хочу больше участвовать в этом. Ведь жизнь так хороша. Для чего же враждовать людям? Для чего?

Араб(спокойно, тихо, твердо). Нет устоев. Все идет прахом.

Крапп. Что?

Араб. Нет устоев. Нет устоев.

Крапп. И я бы сказал — нет устоев.

Араб. Все идет прахом.

Крапп(Нику). Он что, ничего больше не говорит?

Ник. На этой неделе — ничего.

Крапп. А кто он такой?

Ник. Араб или что-то в этом роде.

Крапп. Нет, я хочу сказать, чем он занимается?

Ник(Арабу). Чем вы занимаетесь, брат?

Араб. Работаю. Всю жизнь работаю. Работаю всю жизнь. Мальчиком — работал. Стариком — работаю. На родине — работал. На чужбине — работаю. В Нью-Йорке. Питтсбурге. Детройте. Чикаго. Сан-Франциско. Работаю. Милостыню не прошу. Работаю. Для чего? Не для чего. Три сына на родине. Двадцать лет не видел. Пропали? Умерли? Кто знает? Что. Нечто. Ничто. Нет устоев. Все идет прахом.

Крапп(Нику). А что он говорил на той неделе?

Ник. Ничего не говорил. Играл на гармонике.

Араб. Песню играл. Моей родины. (Достает из заднего кармана губную гармонику.)

Крапп. Хороший вроде старик?

Ник. Другого такого не сыщешь.

Крапп(с горечью). Но тоже свихнулся. Как и все остальные. Буйнопомешанный.


Уэсли и Гарри давно перестали играть и танцевать. Они сели за столик и, поговорив немного, принялись за карты. Когда Араб начинает играть на гармонике, они оставляют карты и слушают.


Уэсли. Слышишь?

Гарри. Вот это да!

Уэсли. Слышишь, как она плачет? Как плачет!

Гарри. Я хочу заставить людей смеяться.

Уэсли. Слышишь, какой глубокий, глубокий плач. Этому плачу тысяча лет. Это плач издалека, за пять тысяч миль.

Гарри. Как думаешь, сможешь это сыграть?

Уэсли. Мне хотелось бы это спеть, но петь я не умею.

Гарри. Попробуй сыграй. А я станцую.


Уэсли подходит к пианино и, внимательно прислушиваясь, начинает негромко аккомпанировать гармонике. Гарри взбирается на подмостки и после нескольких попыток начинает танцевать под мелодию Араба. Крапп и Ник молчат, глубоко тронутые.


Крапп(тихо). Все это не то, Ник.

Ник. Мммм?

Крапп. Что я тут говорил. Забудь об этом.

Ник. Ладно.

Крапп. Находит на меня иногда.

Ник. Поговорили, и все.

Крапп(снова полисмен, громко). Не пускай сюда девчонок.

Ник(громко и дружелюбно). Не беспокойся.


Музыка и танец теперь в самом разгаре.


Занавес

Загрузка...