«Он так ее мучит, как будто растит жену…»

Он так ее мучит, как будто растит жену.

Он ладит ее под себя: под свои пороки,

Привычки, страхи, веснушчатость, рыжину.

Муштрует, мытарит, холит, дает уроки.

И вот она приручается – тем верней,

Что мы не можем спокойно смотреть и ропщем;

Она же видит во всем заботу о ней.

Точнее, об их грядущем – понятно, общем.

Он так ее мучит, жучит, костит, честит,

Он так ее мучит – прицельно, умно, пристрастно, –

Он так ее мучит, как будто жену растит.

Но он не из тех, кто женится: это ясно.

Выходит, все это даром: «Анкор, анкор,

Ко мне, ко мне!» – переливчатый вопль тарзаний,

Скандалы, слезы, истерики, весь декор,

Приходы, уходы и прочий мильон терзаний.

Так учат кутить обреченных на нищету.

Так учат наследного принца сидеть на троне –

И знают, что завтра трон разнесут в щепу,

Сперва разобравшись с особами царской крови.

Добро бы на нем не клином сошелся свет

И все пригодилось с другим, на него похожим, –

Но в том-то вся и беда, что похожих нет,

И он ее мучит, а мы ничего не можем.

Но что, если вся дрессура идет к тому,

Чтоб после позора, рева, срыва, разрыва

Она взбунтовалась – и стала равна ему,

А значит, непобедима, неуязвима?

И все для того, чтоб, отринув соблазн родства,

Давясь слезами, пройдя километры лезвий,

Она до него доросла – и переросла,

И перешагнула, и дальше пошла железной?

А он останется – сброшенная броня,

Пустой сосуд, перевернутая страница.

Не так ли и Бог испытывает меня,

Чтоб сделать себе подобным – и устраниться,

Да все не выходит?

Загрузка...