Пятое действие

Автобус междугородный, вечерний или ночной,

Его контингент голодный, ничейный и сволочной,

Бездомный и беспородный, свободный и несвободный,

Садовый и огородный, плодовый и овощной.

Грейхаунд набит грехами, и два его этажа

Качаются, громыхая, подпрыгивая, дрожа.

Грейхаунд набит бомжами, подростками,

что сбежали,

…ми[3], которых прижали, и хиппи грязней бомжа.

В России такие едут в ЛИАЗе по вздыбленному шоссе,

По Черни, по Черной Грязи, на Каме или Чусе,

От Велеса до Сварога, от Бога и до порога, –

Но в Штатах таких немного, а наши такие все.

В России зима и лето, Находка и Краснодар

Толкают тебя вот в это, влекут тебя под удар,

Толкает каждое слово, и Выхино, и Коньково,

А здесь дойти до такого – потребен особый дар.

Среди отмеченных даром сидит с печальным мальцом

Бабенка с еще не старым, но часто битым лицом –

Спасается ли от обыска, торопится ли из отпуска

Иль просто увозит отпрыска, расставшись с его отцом.

Младенец ее попискивает, стесняясь чужих ушей,

Улыбка ее заискивает, как часто у алкашей,

Чтоб даже из этого транспорта, заспанного и тряского,

Кто-то, не столь потасканный, не выкинул их взашей.

Но стоит кому-то искоса взглянуть на ее дитя,

А может, в порядке искуса, конфету сунуть шутя, –

В ней тут же изобличится затравленная волчица,

Орлица, стальная птица неведомого литья!

Чуть кто-то тронь ее дитятко – желая ей же помочь, –

Какого бы визга дикого наслушалась эта ночь!

Бывают такие полночи, в каких не бывает помощи:

Проходишь, держась за поручни, запомнишь – и тут же прочь.

Так вот, мой ангел-хранитель, под чьей корявой рукой

Спасается сочинитель, – я думаю, он такой.

Вы локтем его толкаете. Он как бы всегда в нокауте,

Он как бы всегда в Грейхаунде над черной ночной рекой.

Он вечно меня таскает по разным материкам,

Нечасто меня ласкает и часто бьет по рукам,

Одежда его замызганная, улыбка его завистливая,

Он смотрит на всех заискивая, как сука в глаза волкам.

Меня он колотит на людях, чтоб меньше лупил другой,

Скользит на московских наледях кривой своею ногой,

И то – с какого бы горя я видел нечто другое?

Изгоя в стране-изгое спасает ангел-изгой.

Но если какая-то цаца нынче же или впредь

Захочет ко мне прикасаться или как-то не так смотреть,

Прельстившись бедностью этою, – ох, как я вам не советую!

Лучше б вам не рождаться или сразу же помереть.