Пятый ангел вострубил

М.В. Гардер

Современный масонский историограф А.И. Серков описывает эту часть биографии Гардера, кажется, с некоторыми умолчаниями и передергиваниями: «В начале войны с Германией М.В. Гардер отличился на бельгийском фронте и в июле 1940 г. стал сотрудником французских спецслужб. В сентябре того же года он был направлен для подпольной работы в оккупированную зону Франции, где через три года был арестован фашистами. Он чудом остался жив, пройдя через такие концентрационные лагеря, как Освенцим, Бухенвальд, Флоссенбург и Флёе; дважды с советскими военнопленными он совершал попытки побега, едва за это не был расстрелян и содержался в страшных штрафных командах в фашистских лагерях смерти. Добравшись по окончании войны до американской зоны оккупации, М.В. Гардер продолжил службу во французских спецслужбах…».

Рассказывал он о подвигах как-то очень бытово, без хвастовства и геройства, наоборот, вышучивая свою «трусость», маленький рост и суетливость. Запомнилось из этих рассказов только то, что его дважды приговаривали к расстрелу, а однажды – к виселице. Причем, уже петлю на шею одевали. Но каждый раз «неслыханное везение и удача», а также тупое самомнение немцев почему-то позволяли ему бежать… Как в кино! (Но кто был режиссером этого «фильма»?).

Гардер без памяти любил и дико ревновал свою жену Елизавету – племянницу композитора Скрябина. Родилась и выросла она в Ленинграде, случайно оказалась в 41-ом году в Пятигорске, где и попала в плен. Из фашистского концлагеря в Германии ее «почти случайно» умыкнул «узник страшных штрафных команд» Михаил Васильевич, а обвенчались они гораздо позже, где-то то ли в Пномпене, то ли во Вьетконге… Никогда в жизни я не видела такой прекрасной, величественной и очаровательной пожилой дамы. Ее походка, жесты, умение одеваться и вести себя, ее манера говорить – оживляли в памяти какие-то смутные представления об августейших особах и императрицах, а все виденные «живьем» гранд-дамы мира, включая Жаклин Кеннеди, принцессу Диану и Маргарет Тэтчер – казались по сравнению с ней девками-чернавками.

Жили Гардеры в аристократическом, безумно дорогом шестнадцатом квартале Парижа, где почти видна была Трокадеро и Эйфелева башня. Жили в трогательно-крохотной квартирке, которая могла бы уместиться, пожалуй, в моей московской кухне.

Гардер был советологом, причем известным советологом и антикоммунистом на самом деле, а не домашним эмигрантским болтуном. Его книга «Империя зла» предсказывала крушение тоталитарного режима, хотя издана была еще в 1963 году. (Интересно, что такое название нашей страны много лет спустя позаимствует президент Рейган). Авторитет Михаила Васильевича в мировом масонстве был настолько высок и непререкаем, что американское «каменщицкое» начальство, сверкая бриллиантовыми запонками и золотыми перстнями, первое протягивало ему руки, спеша навстречу и спотыкаясь о толстенные ковры «Интер-Континенталя».

На этом фоне – более чем скромность жизни Гардеров объяснялась, по-моему, очень просто. Они были невероятно, чисто по-русски, даже по-по-мещицки щедры и хлебосольны. Их графо-Ростовское великодушие, сердечность, теплота, готовность поделиться и последним были бы в диковинку даже в сегодняшней Москве, не говоря уже о скаредном Париже. При этом оба как-то по-детски стеснялись своей доброты, превращая подаяние в шалость.

Помнишь, как, понимая нашу бедность, мадам Гардер приходила к нам на чай для того только, кажется, чтобы незаметно юркнув в спальню, оставить там под подушкой конвертик с колоссальной для нашего сознания суммой франков и извиняющейся записочкой. Мол, не хожу по магазинам, не знаю ваших вкусов и потребностей, боюсь ошибиться с подарками, так что уж, простите великодушно и примите, пожалуйста, без обид хотя бы это…

А Михаил Васильевич? Мне кажется теперь, что, вызывая нас для невероятно срочных, актуальных и важных переговоров в бюро Высших Градусов Великой Национальной Ложи Франции, он имел на самом деле целью – хорошенько накормить нас в ресторане. Тем более что за столом он как-то «забывался» и вместо обсуждений насущных дел масонских, вдруг выдавал свои невероятно интересные философско-исторические эссе об Экклезиасте и Спинозе, о колониальной политике Царской России, о грядущем наступлении ислама или еще о чем-то, столь же глобальном… А сам все заказывал новые диковинные блюда, – зубы заговаривал…

Как-то я начала ругать эту тупую, бездарную, унифицированную Америку Гардер возразил: «Ну, не все уж там так плохо. Америку надо лучше знать». «А что там хорошего, архитектура что ли, эти две башни над Манхэттеном?» – не унималась я. «Запомни, – многозначительно сказал Михаил Васильевич, – ничего не делается случайно. Представь себе такую ситуацию. Через несколько лет в мире все чаще начнут говорить: надоел американский диктат, Америка – колосс на глиняных ногах, доллар скоро лопнет… И тогда Штатам понадобится публично показать, кто в доме хозяин, и какова американская, в том числе и долларовая, мощь. Вот тут-то и пригодятся небоскребы. Представляешь, произойдет как в кино: например два самолета врезаются на глазах всего мира в каждую из башен»… Я представляла. Такова режиссерская привычка: сразу видеть то, о чем рассказывают. И когда 11 сентября 2001 года по телевизору показали жуткие, какие-то нереальные кадры, я остолбенела. Я поняла, что уже видела это…

Этот фрагмент я вставила в книгу позже. Почему не написала о рассказе Гардера раньше? Да потому что при всем уважении к нему, тогда, прежде, мы приняли это пророчество за полную нелепицу, просто за эффектную байку, которой он нас поразвлек… Прозорливость, демоническая прозорливость у него была. Но здесь дело не в ней. Он что-то знал. Конечно, он знал.

Гардер был, я думаю, великим человеком. Личностью, противоречивой и жутко трагической. Как и боготворимый им Новиков… Поражали его какие-то «экстрасенсорные возможности». [39] Может быть, он колдовал? Но ведь ходил же в Александро-Невский храм на рю де Рю и похоронен с отпеванием… Наверное, многое еще будет узнано и написано когда-нибудь об этом классике масонства. Для меня несомненно другое – в нашей с тобой биографии он, конечно же, сыграл роль роковую.

«Развитие» масонства Великого Востока в России шло «не шатко не валко». Оно стопорилось французской скупостью и нерешительностью, движимое исключительно нами. Скорее всего, мы в конце концов и плюнули бы на это дело, занявшись чем-нибудь другим, но все перевернуло появление потрясающе обаятельного Гардера, сделавшего тебя клятвопреступником.

Скандалы, склоки, раздоры и расколы перманентно раздирают Всемирный Орден, основанный на «братской любви». Иначе откуда бы взялись все эти «Ротари», «Де Моле», «Львы» и прочие парамасонские организации, находящиеся в какой-то странной оппозиции к собственно масонству и неустанно грызущиеся между собой.

Во Франции же, в жесткой подковерной и одновременно неприкрытой конкурентной борьбе сосуществуют 3 (целых три!) масонства. Гран Орьян, то есть Великий Восток Франции – носитель и хранитель традиций национально-исторических, времен Французской буржуазной революции. Это, так сказать, «новодел» в масонстве. Они «работают» не «Во Славу Великого Архитектора Вселенной», а во имя каких-то расплывчато-гуманистических и общедемократическо-демагогических идеалов. Нарушают все базовые принципы традиционного масонства. Это чисто французское, местное, чтобы не сказать «местечковое», явление. По-французски экономное – взносы относительно небольшие – и потому широкозахватное и общедоступное, практичное масонство.

Именно в него-то мы по дикости и невежеству своему, по их «всеядности» первоначально и вляпались. А оно оказалось «диким»! «Диким» (wild) по отношению к масонству, регулярному (regular), т.е. «правильному».