Ж е л е з н я к Д м и т р и й И в а н о в и ч — 45 лет, типичный степовик, прокаленный солнцем, в лице что-то казачье, горбонос, худощав, быстр в движениях. Одет чуть щеголевато. Смотрит прямо в глаза, с трудом сдерживает крутой, резкий нрав.
Ж е л е з н я к А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (Тоня) — 43 лет, домашняя хозяйка, вся жизнь — в муже, но за плечами фронт, война, и это определяет ее поведение.
К а л и н а Я к о в П е т р о в и ч — 60 лет, в парусиновом костюме и соломенной шляпе, у него одышка, все время вытирает пот с лица. Крепко скроен, но видно, что былая сила уже ушла.
И в а ш и н а С е р г е й М а к с и м о в и ч — 35 лет, человек, которому весело и интересно жить. У него все получается легко. В поведении и манерах сохранилось что то мальчишеское, озорное.
С т о я н М а р т а Ф и л и п п о в н а — 27 лет, высокая, гибкая, со звонким голосом. Она просто излучает счастье. Это не мешает ей быть насмешливой, колючей, твердо отстаивать свою правоту.
Д у б к о Н и к о л а й К о н с т а н т и н о в и ч — 35 лет, медлителен, осторожен в словах, руки всегда в движении, все трогают, ощупывают.
Г у б е н к о В а с я - В а с и л е к — 20 лет, во всем облике какая-то незавершенность характера, неуверенность в себе. Синие глаза, поэтому и зовут его все Васильком.
О л е к — 19 лет, старается казаться старше. Ломкий бас и полудетское лицо. Говорит веско и внушительно.
И р и ш а — 19 лет, вместе с Олеком училась в ремесленном. Свою влюбленность в него всячески скрывает.
К о л о м и е ц А р т у р — 25 лет, сержант милиции.
С а м б у р М и х а и л С е м е н о в и ч — 65 лет, седой ежик, властное, умное лицо. На нем тенниска, брюки, заправленные в носки, тапочки. На плечи наброшена куртка-спецовка.
С а м б у р А н н а М а р к о в н а — 68 лет, благообразная старушка, ханжа и святоша.
С а м б у р В а р в а р а М и х а й л о в н а — 30 лет, их дочь, очень хороша собой, статна, внешне похожа на отца.
П о ж и л о й д о к т о р.
Б р и г а д и р ы, д е в у ш к и - р а б о т н и ц ы н а с т р о й к е.
Действие происходит в промышленном городке на степном побережье южного моря. Назовем этот городок условно Азовском.
Приазовская ковыльная степь. Низкий берег мелкой, пересыхающей речушки Синюхи. Выгоревшая трава, вытоптанные тропки. Противоположный берег крутой, лобастые выходы камня розовеют под палящим солнцем августа. Небо до рези в глазах бело-голубое.
Слева — опорный бычок еще не законченной плотины, правее — легкий мостик на обнажившихся сваях. Столб со стрелками: «Котлован», «Площадка жилпоселка». На переднем плане дощатая времянка — прорабская одного из участков стройки. Здесь все временное и скоро вместе с каменной скифской бабой и дикими серебристыми маслинами, изнывающими от духоты, станет дном искусственного водохранилища. Об этом напоминает щит:
У времянки — доска почета, витрина «Комсомольского прожектора» и несколько скамеек. Обеденный перерыв. Радио негромко передает песню «Когда бы не было меня…».
На скамейке над рекой сидит С е р г е й, в руках спиннинг. Появляются девушки-бетонщицы в комбинезонах и шароварах. Одна из них останавливается, красит губы.
1 - я д е в у ш к а. Ой, Нюрка! На работе?
Н ю р а. Гигиена. Трескаются.
2 - я д е в у ш к а. Знаем твою гигиену. (Показывает на доску почета). В тельняшке ходит!
Н ю р а. Я вчера, девочки, в клубе «Южкабеля» поэтессу из Киева слушала. «Страдай, томись, а первой в чувствах не признайся!»
3 - я д е в у ш к а. Хоть усохни в перестарках?
1 - я д е в у ш к а. А помада тут, Нюрок, причем?
Н ю р а. Увидит морячок мой, может, догадается. Совсем на бетоне своем свихнулся.
2 - я д е в у ш к а. Ты машину такую придумай, чтобы сама бетон месила-укладывала. Он тебя за это сразу в загс — бегом!
С е р г е й. А со мной кто, красавицы, в загс?
Девушки, смеясь, спускаются в котлован. Из прорабской выходит И р и ш а.
И р и ш а (прыснула). Здесь рыбу ловите? Сейчас?!
Оглушительный взрыв.
Вот — скалы рвут. Себя не слышно.
С е р г е й. А на кой ляд мне рыбка? Штукенция эта понравилась, купил. (Крутит катушку спиннинга).
И р и ш а. Морем будущим интересуетесь?
Сергей пожимает плечами.
Паренька тут не видели? С косынкой на шее.
С е р г е й. Мелькал. Девчонку с челкой спрашивал.
И р и ш а (садится). Что смотрите? Не модно уже?
С е р г е й. Я в Алжире недавно был. Все девицы стильные — с челками.
И р и ш а. Были там, правда? А вы кто?
С е р г е й. Не узнала? Космонавт.
И р и ш а (отмахнулась). А! Жара — пропасть можно.
С е р г е й. У вас — с тропиками сравнить — Арктика!
И р и ш а. Сочиняете все, да?
С е р г е й. Ты кто? Разнорабочая?
И р и ш а. Каменщик я. Третьего разряда.
С е р г е й. О! Слышал я, наряды здесь красиво закрывают?
И р и ш а. Нормально. С прогрессивкой сто сорок выходит. А вы что — наниматься?
С е р г е й. Ну река — Синюха! Едва ползет к морю на карачках.
Появляется О л е к с рулоном бумаги.
Какое уж тут водохранилище? И что бы напился из него целый город? Слезы! (Увидел Олека). А, косыночка?
И р и ш а. Слышал, Олек? Считают, мы монетки сюда загребать пришли! И Синюха не нравится, и водохранилище не получится, и город, как был, так и останется без воды!
О л е к. А вы, собственно, кто будете, гражданин?
С е р г е й. Турист. По автостопу. Загораю.
О л е к (показал на щит). Здесь не пляж. Видели в городе — грязевой курорт строим? Всесоюзного значения! А пединститут новый?! Как полагаете, верят люди в большую воду?
С е р г е й. Петушок ты, парень. Хочешь, спиннинг подарю?
О л е к. Кнопки взяла, Ириша?
Олек с Иришей прикрепляют плакат: «Облицовка дамбы — под угрозой срыва! Тов. Воробей, сколько можно тянуть с заготовкой камня?!»
С е р г е й. На то и воробей. Зачем обижать воробья?
О л е к (вспыхнул). Что вы понимаете? У нас бывает воды в колонках меньше, чем водки в магазинах! На «Стеклоткани» и «Южкабеле» вторые смены отменили, в совхозах виноград сохнет, на голодном пайке город! Пошли, Ириша, перерыв кончается.
И р и ш а. Космонавт!
Уходят.
С е р г е й. Да, серьезные тут ребятки выросли без меня. С характером!
Идет В а с и л е к, заглядывает в конторку.
Нет начальника участка! Хочешь, спиннинг подарю?
В а с и л е к. Ты кто, миллионер?
С е р г е й. А ты кто? Тоже… фанат?
В а с и л е к. Шофер я с МАЗа. Спит где-то начальник в обед?
С е р г е й. Спит? Ну, гигант-стройка! Пойду его поищу.
Появляется Ж е л е з н я к, заглядывает в конторку.
Нет начальника. (Уходит).
В а с и л е к. Что рано так, Дмитрий Иванович? До смены вам четыре часа еще.
Ж е л е з н я к. А, Василек! Тоже к начальнику?
В а с и л е к. Три дня насчет отпуска…
Ж е л е з н я к. Отказывает Калина?
В а с и л е к. В колбе его вывели. Безвоздушный человек!
Ж е л е з н я к. Письма показывал?
В а с и л е к. Вот и новое прихватил. Ему дождь в глаза, а он свое — ветер!
Ж е л е з н я к. Правда, Василек, большой бетон пошел. Сколько ждали! Нам и за месяц арматуры не перекидать.
В а с и л е к. А! Когда работе конец бывает?!
Ж е л е з н я к. Давай письмо. (Берет, читает). Совсем плоха мать… Должен начальник отпустить.
В а с и л е к. Кто мне должен тут? Вы депутат, Дмитрий Иванович, помогли бы своему сменщику…
Ж е л е з н я к. Депутат — значит, могу и в месяц-пик отпуск выбить?
В а с и л е к. Уважает вас начальник.
Ж е л е з н я к. Вот схлестнемся сейчас с ним… Ты сам жми — давай!
В а с и л е к. Два года подряд слышу: давай — жми! Одного всем надо — над работягой возвыситься. На том жизнь стоит. (Идет).
Ж е л е з н я к. Василек! Эй! (Махнул рукой). Не хорошо получилось… (Подергал дверь кладовки). Петрович! Петрович! Нет его здесь, или притворяется? (Уходит).
Входят Д у б к о и М а р т а. У нее авоська с продуктами.
М а р т а. А дальше, Николай, дальше?
Д у б к о. А дальше, Марточка, я ей и говорю обратно тому, что в известном романсе: не жди, не вернусь я к тебе, Лилечка. Надежды твои, Лилечка, антерну[1], беспочвенные!
М а р т а. Ан… терну?
Д у б к о. Начистоту, значит. И чтоб ради тряпок твоих, говорю, опять воровать… Нет уж, хватит, сыт! Новая цель жизни у меня и человек любимый другой, эцетера!
М а р т а. Пришла бы хоть раз на жилпоселок, посмотрела, как заправляешь бригадой! Каменщик ты природный!
Д у б к о. Талант открылся вдруг?
М а р т а. Талант!
Д у б к о. А я, Марточка, как вспомню себя в рыбкоопе за прилавком, — смешно и противоестественно. Номсен!
М а р т а. Слышать больше об этом не хочу!
Д у б к о. Да, спасибо тебе, наставила на путь.
М а р т а. Хватит, нет больше на тебе пятна, нет!
Д у б к о (огляделся, обнял). Эх, скорее б нам, Марта, крышу свою! Сколько ж так можно…
М а р т а. Я ли не хочу, Коленька? Ночью подушку грызу. Мой ты, вновь рожденный мой!
Д у б к о (ласково). Ну вот. А тянешь!
М а р т а. Будет в достатке кирпич, сама попрошу. Что мне сейчас начальник скажет? Кладовщица, знаешь положение.
Д у б к о. А сколько нам еще того кирпича? Тысяч пять. Одну наружную стенку подвести под крышу да две внутренние.
М а р т а. Не мучай душу, родной.
Д у б к о. И вхидчины и свадьбу отгуляли бы вместе, а?
М а р т а. Не могу я через совесть. Придешь вечером в степь?
Д у б к о. Извини, занят. У дружка одного день рождения.
Дубко уходит. Марта недоверчиво смотрит ему вслед.
Возвращаются Ж е л е з н я к и С е р г е й.
Ж е л е з н я к. На пару вот Петровича искали. У себя прячешь?
Марта хмуро молчит.
Что хмаришься? Прискучила вдовья жизнь?
М а р т а. Никто и с доплатой не берет.
Ж е л е з н я к. Брось! Этакую жену и в лотерею не выиграешь. Вот жених тебе. Из Сибири прикатил.
С е р г е й. Ивашина. Сергей.
М а р т а. Стоян Марта. (Железняку). Боятся таких мужики. От профессии характер вредный.
Ж е л е з н я к (осторожно). Слышал я, будто дом строишь?
М а р т а. Сколько ж по двадцатке выкладывать за угол? Из моих-то восьмидесяти?
Ж е л е з н я к. А как вытянешь?
М а р т а. Кредит взяла. Начальник разрешил из экономии немного кирпича продать.
Ж е л е з н я к. Ой, дальний прицел у тебя, Марта! (Смотрит на часы). Обед кончился. Отпирай. А ты, Сергей, схоронись.
Сергей прячется за стену. Марта бьет в рельс, отпирает кладовку. Оттуда выходит К а л и н а.
К а л и н а (трет глаза). Гм… Кончился обед?
Ж е л е з н я к. А у вас, Петрович, и не начинался? Опять всухомятку? Опять третью смену прихватывал?
К а л и н а. Чего опять? Один раз только сегодня.
Ж е л е з н я к. Шестьдесят лет вам, Петрович!
К а л и н а. Хоть у Марты спроси. В буфете обедаю. Высыпаюсь дома.
Ж е л е з н я к. Ваш секрет весь участок знает.
К а л и н а. Не буду больше, Дима, слово! Только ты начальнику «Водстроя»… Ни-ни! Кто днюет и ночует на работе — плохой руководитель. Такое теперь понятие.
Марта выносит из кладовки кувшин.
Ж е л е з н я к. Родничок секретный проведать?
М а р т а. У каждого — своя радость. (Уходит).
К а л и н а. Не люблю я, Дмитрий, когда не в свою смену приходишь.
Ж е л е з н я к. И Тоня моя не любит. Ругается.
С е р г е й (выходит из укрытия). А я так завалил бы начальника. За трое суток только раз и видел его дома.
К а л и н а. Сережка, тут?! Что ж не предупредил?
С е р г е й. Сам все облазил. С нижними чинами покалякал.
К а л и н а (Железняку). Моего комбата Максима Ивашины сын. На отцовскую могилку в отпуск приехал. У меня и остановился.
С е р г е й. Знает он уже все, Петрович. Вручил грамоты.
К а л и н а. А то, что первый на всем Енисее подрывник и выдающийся мастер взрывных работ, тоже знает?
Ж е л е з н я к. Промолчал из скромности.
К а л и н а (повел рукой). После Сибири, конечно, мизерия?
С е р г е й (в тон). Мизерия.
К а л и н а. Тихое местечко? Не тот масштаб?
С е р г е й. Не тот.
К а л и н а. А знаешь, за что я сегодня выговор схватил? (Подводит к плакату). За камень этот, будь он проклят!
С е р г е й. Вы тут при чем?
К а л и н а. Выговор получать — я всегда при чем. Шестой!
С е р г е й. А воду городу дадите — орден!
Ж е л е з н я к (смеется). Не улавливает он намеков. Нехватка людей в этом чертовом «Взрывпромбуме». И мастер там…
С е р г е й. Воробей? Общался. Воробей и есть.
К а л и н а. Ну так как же, Сережа?
Сергей смотрит с деланным удивлением.
Бум-трах-взрыв! Недельку-другую, а?
С е р г е й. Э, нет! Я приехал на теплое море косточки свои прогреть. Право на отдых!.. Сбегу я, Петрович. Через неделю у нас первую турбину пускают.
Ж е л е з н я к. Вторая будет. Третья.
С е р г е й. Никогда в жизни второй не видел.
Входит М а р т а с кувшином, наливает всем в кружки.
М а р т а. Ключевая вода всякую печаль разгоняет.
С е р г е й (чокнулся с Калиной). За орден ваш, Петрович!
Идут д в а б р и г а д и р а. Первый в тельняшке.
М а р т а. Бригадиры с бетонки. По мою душу.
1 - й б р и г а д и р. Скобы для опалубки приготовила?
Марта кивает.
Вот рапорт от бригады, Яков Петрович. Мы первый куб закладывали, нам чтоб и последний был!
К а л и н а. Это уж, товарищи, кто раньше поспеет.
2 - й б р и г а д и р. Вот-вот. Как бы не пришлось тебе тельняшку снимать. Уговор был!
1 - й б р и г а д и р (у доски почета). Мой портрет! Других личностей не вижу. Слабаки вы, салаги, нас пугать!
2 - й б р и г а д и р. А бычок-то наш на ярус вперед вышел.
1 - й б р и г а д и р. Врешь! Сегодня сам смотрел. Зачем врешь?!
2 - й б р и г а д и р. Руки убери. Моряк, а юмора не понимаешь.
М а р т а. Ну, чисто дети. Идите к окошку, выпишу вам, чего надо.
Марта идет в кладовку, бригадиры — за угол, к окошку.
К а л и н а (Железняку). Ну, чего не сидится дома?
Ж е л е з н я к. Почему Васильку моему отпуск не даете?
К а л и н а. За тем и пришел? Совесть у него в отпуске. На мне арматуру повезешь?
Ж е л е з н я к. Знаете же, мать умирает.
К а л и н а. Рак у нее. Чем поможет?
Ж е л е з н я к. Слезы материнские, ночные… Человеку одному помирать… Молчите? А если бы это с вашим сыном так?
К а л и н а (стоит отвернувшись). Иринка моя, в тридцатом менингитом заболела, только ходить начала… А тут меня срочно в райпартком. Сказать? Постеснялся. Двинули с братвой в Степное — крушить кулачье! Ночью хожу, курю-смалю… Постучат на рассвете в окошко, наган за пазуху, щуп — в руки и айда ямы с зерном ворошить… Вернулся, жена на могилку не повела. Не заплакала даже. Чужой ты нам с Ирочкой человек! Бросила меня, уехала… (Пишет на клочке. Зло). В приказ! Мать ему — родная, Советская власть — мачеха?! Стройка — дядя чужой?!
Ж е л е з н я к. Двадцать лет парню… Поздравляли вчера.
К а л и н а. Меня в двадцать из обреза поздравили. Вот сюда, в руку, навылет!
Ж е л е з н я к (смущенно, но твердо). Ну, ты вот что… Советскую власть со своим хозяйством не путай. Она-то как раз и лелеет человечье в человеке. (Помолчал). Прости, друг, дело такое… (Разводит руками).
М а р т а (выходит из кладовки). С каменщиками что делать будем? Кирпича — на два дня.
К а л и н а. Ко мне идемте.
Все проходят в конторку. Калина протягивает Марте бумагу.
М а р т а (прочла, завертела Калину). Это же весь поселок хватит закончить!
К а л и н а. А! Неделю перед богом этим кирпичным шапку ломал. В ресторан водил. Пить — пьет, а на мой наряд и не глянет. Стройки заводов ему, видишь ли, важнее!
М а р т а. Слыхать, холостой он… этот бог ваш?
К а л и н а. Директор с кирпичного? Холост.
М а р т а. Ну а я — молодая да завлекательная!
Ж е л е з н я к. Бесов своих выпустить хочешь?
С е р г е й. Что за бесы такие?
М а р т а. Мужики уверяют — бесы у меня в глазах квартируют.
К а л и н а. Выгонит. Вместе с бесами.
М а р т а. Давайте наряд. Мне любовь, вам — кирпич.
К а л и н а (отдает бумажку). И что в тебе за мотор такой работает?
М а р т а (смеясь). Умру, нет мне замены.
Ж е л е з н я к. Вот что, Петрович… И ты, Марта… Побывал я вчера на Старых Мельницах…
К а л и н а. Опять за свое? В третий раз туда!
Ж е л е з н я к. Спать не дает.
М а р т а. Какой такой комар жалит?
Ж е л е з н я к. В этот раз на машине поехал. Номер на всякий случай замазал. На одном плану шестнадцать застройщиков насчитал. Шестнадцать! Кому глины пообещал с карьера подбросить, кому шифера из магазина. В общем, вошел в доверие. Сам, дескать, хотел бы хатенку воздвигнуть, да где возьмешь кирпич? Смеются в лицо: шофер называется. Мало тебе в городе строек?!
М а р т а. Думаешь, у нас нечисто?
К а л и н а. Ты скажи, Марта, возможно, чтобы у нас воровали?
М а р т а. Первым делом кладовщицу — в компанию.
Ж е л е з н я к. Ты что? И в мыслях такого не держал!
М а р т а. Николая Дубко завлечь. Старый грешник. Поручение это тебе, Дмитрий Иванович, ворюг всюду искать?
Ж е л е з н я к. Поручение.
М а р т а. От горсовета, что ли?
Ж е л е з н я к. От тебя, Марта.
К а л и н а. Угомонись ты, Дима. (Сергею). Показывал я ему акт. (Протягивает папку). Ревизор у нас на «Водстрое» — в спирту не размочишь. Вот читай. Чисто все. В пример ставят.
Ж е л е з н я к. Люди, застройщики, адрес дают!
С е р г е й. Ну, таких адресов в Азовске два десятка. Сомнение есть — в ОБХСС заяви. Пусть ищут.
К а л и н а. Прав Сергей. Зарплату за это получают.
Ж е л е з н я к. С себя начинать надо. Всюду. Каждому.
К а л и н а. Партизанщина все это. Слухи, байки… Факты, где они у тебя?
Ж е л е з н я к. Вот — справку взял в горсовете. (Показывает). Продано кирпича частным лицам… А ниже — домов построено… Считать умеете?
М а р т а. Втрое выходит. Сильно течет где-то!
К а л и н а. Да, развелось жулья в городе… Не думал…
Ж е л е з н я к. Без сердца говорите, зла не слышу!
С е р г е й. Человек с войны принес полсердца. Сейчас одна восьмушка осталась.
Ж е л е з н я к (показывает записку Калины). Смотри, Сергей, на чем свои приказы пишет. Синька старая, с оборота. Грош цена чистому листку бумаги, а жалеет? Труд жалеет человеческий! А тут? Все дни ломаю голову: чего Калина упирается? Должна быть у него причина?
К а л и н а. Говорил уже, в одном месте расходуем кирпич — на жилпоселке. Сколько коттеджей на сегодня планом намечено — построили. Лишняя проверка — только нервы людям трепать, обиды разводить. На что тебе это?
Ж е л е з н я к. Что ж, Петрович, сами толкаете. Как депутат имею право. (Идет). Порубщик у пня ловится.
М а р т а (с тревогой). На поселок идешь?
К а л и н а (шагнул за ним, тихо). Где же ты, Дима, такое видел — самому на себя огонь вызывать?
Ж е л е з н я к. Знал я одного такого дуролома.
К а л и н а. На войне это было…
Ж е л е з н я к (возвращается). А что, товарищ старшина, война для тебя кончилась в сорок пятом? Не видать что-то… И сегодня там (махнул рукой) нашего брата, коммуниста, пачками бросают в тюрьмы, за милую душу ставят к стенке. Газеты читаете? Радио слушаете? Генри Уинстона, что слепым из американской тюрьмы вышел, видели по телевизору? А с Анджелой Дэвис что творили?! Нас с вами пожалели бы, если бы не наша сила?
К а л и н а (смущенно). Куда хватил! Собрание открыли!
Ж е л е з н я к. Вы да я — собрание! А нас четверо. (Стукнул кулаком). Да, война, дорогие мои товарищи! И кто нахально в карман к нам лезет, кто добро наше хочет растащить себе на шмутки, тот — враг и мне, и тебе. А на войне как на войне! (Залпом выпил воды). Пошел я.
М а р т а. Я с тобой!
Ж е л е з н я к. Извини, разговор деликатный будет.
Марта, вздохнув, уходит в кладовую.
К а л и н а. Постой, Дмитрий! Когда электрику с Днепрогэса к нам тянули, сколько ты вкалывал на трассе?
Ж е л е з н я к. Полтора года.
К а л и н а. Язву нажил на бутербродах? А сколько ночей у жены под боком проспал? Гм, виноват… Шофер первого класса, механик… Какого же… потом утек с хлебозавода? Раскидал булки по магазинам, припухай, читай книжечки, а?
Ж е л е з н я к. Я сам месить люблю. Чтобы опара — моя. И потом — света и хлеба людям для жизни мало. Им еще и вода требуется.
К а л и н а. Ага, вода? Вода! А если тебя вдруг турнут отсюда? Допустим, проштрафишься крепко?
Ж е л е з н я к. Куда солдата дальше передовой?
Калина сидит, низко опустив голову. Железняк, пожав плечами, идет. Навстречу ему, погруженному в свои мысли, шагают О л е к и И р и ш а.
Ж е л е з н я к (механически). На обед так поздно?
О л е к. К начальнику мы. Горим без кирпича.
И р и ш а. Хотим с «Прожектором» на кирпичном связаться…
Ж е л е з н я к. Дело! Марта как раз туда едет. А бригадир ваш, Дубко, на месте?
О л е к. Бригадир наш всегда на месте.
Ж е л е з н я к. Ну, удачи! Тороплюсь я. (Уходит).
Поворот круга. Уголок противоположного берега. Обрыв. Идет С а м б у р, в руках удочки, ведро.
С а м б у р (присел, разглядывает улов). Недомерки одни. Совсем перевелась рыба в Синюхе… (Осматривается). Наворочали, однако. Сколько миллионов всадили! А спасибо все равно люди за воду не скажут! Что задаром, то не дорого.
Появляется В а р я в косынке, в шароварах, грубых туфлях.
Нашла бригадира, доченька?
В а р я (бесстрастно). Нашла.
С а м б у р. Где же он?
В а р я. Освободится, придет. (Неотрывно смотрит на панораму стройки). На что он вам, Дубко этот?
С а м б у р. Видела, южная стена у нас садиться начала. Авось подправит. Что за чудеса там разглядела?
В а р я. Люди. Работают.
С а м б у р. Пить-есть хотят — работают.
В а р я. Мы тоже едим-пьем.
С а м б у р. Я свое за троих оттрубил. Все хвори на свете нажил.
В а р я. И не поймешь сразу, что каждый в отдельности делает. Хаос будто… А смысл есть какой-то общий, один для всех… Труда сколько, чтоб воду людям дать!
С а м б у р. Люди вот что получат! (Показал кукиш). Заводы все вылакают, у них глотка здоровая. Что кривишься?
Варя все смотрит.
Невидаль какая — копаться в мусоре!
В а р я (поежилась). Поеду я. Вон автобус гудит.
С а м б у р. Другой будет. (Протянул деньги). Буфет там, за мостом, дрожжи водятся. Пятнадцать пачек проси, двадцать!
В а р я (отступает). За этим и взяли с собой?..
С а м б у р. Что хочешь, скажи: свадьба, поминки…
В а р я. Не дадут столько, а мало вам ни к чему.
С а м б у р (сует деньги). Возьмешь сколько сказал.
В а р я. Не пойду я. Противно.
С а м б у р. А хлеб родительский есть — это можно?
В а р я. Отец, стыдно!
С а м б у р. Стыдно в тридцать лет дела никакого не знать. И кто ты есть теперь? Ни жена, ни вдова, ни девица. Прискакала от мужа, больному старику на шею села!
В а р я (берет деньги). Спасибо за все. (Уходит).
С а м б у р. Не круто ли взял? Надо.
Входит Д у б к о, он заметно встревожен.
Д у б к о. Сами же остерегали, дядя Миша, нельзя нам на людях!
С а м б у р. Э, куда червяк рыбака не заведет. Неделю кирпича не везешь, Николай! И дома никак не застану.
Д у б к о. Нет подвоза. Последнее добираем.
С а м б у р. Беда! Мы ж с тобой с людей все наперед получили.
Д у б к о. К Марте подъезжал, отказывается.
С а м б у р. В белых ризах ходит? Ты осторожно с ней, аккуратненько.
Д у б к о. Должны полмиллиона кирпича получить. Наряд есть.
С а м б у р. Другой разговор совсем! Еще желающих имею. Люди денежные, не дорожатся. Когда же обещать?
Д у б к о (наконец решился). Боюсь, дядя Миша, и со старыми не разочтемся…
С а м б у р (угрожающе). Что такое? Марта в свою веру навернула?!
Дубко молчит.
Клиенты меня за чуб дерут, лютуют! Меня! В кусты задумал!
Д у б к о. Дмитрий Железняк, сынок ваш приемный, только вот ушел из бригады. Все перетряс: наряды на кирпич, акты на приемку работ… Измарал полблокнота, душу вывернул!
С а м б у р. Дмитрий?! Сы-нок? Де-пу-тат! Что же он, докопался?
Д у б к о. В бумагах ажур у меня.
С а м б у р. Бумаги! Кто им верит нынче? Слепой на ощупь? А вот фокус твой с погрузкой…
Д у б к о. Ревизор прошлым месяцем и тот мимо проехал.
С а м б у р. На службе он. А такие по своей охоте лезут. Один приходил сынок?
Д у б к о. Тет-на-тет. Наедине, значит.
С а м б у р (взволнованно ходит). Один и есть один. С одним и справиться можно… Знать бы доподлинно, что только от себя он. Наезжие люди сильно строиться начали, может, и кинулось власти в глаза? Ко мне, Микола, пока ни ногой. И знакомства у нас — никакого. Срочная надобность, в крайности — через Василька. Дальше как жить думаешь?
Д у б к о. В ямку залезть, листочком прикрыться.
С а м б у р. Надеешься, утихнет Дмитрий? Настырный товарищ, земля на нем держится. Охоту нужно отбить в твои дела лезть!
Д у б к о. Э, нет, с кодексом мы и так…
С а м б у р. Простота! Ничего сейчас ножиком не увоюешь. Не то время! У Марты к тебе полное доверие?
Д у б к о. Одна песня: «Вновь рожденный ты мой…»
С а м б у р. Это хорошо! Мода у них сейчас на доверчивость к человеку. А сосунки твои, комсомол-перемол, — в дружбе живете?
Д у б к о. Раствор, будто масло, кладут. Хозяева! На премию каждый месяц двигаю. На что они с Мартой вам?
С а м б у р. Знаешь, чей нож больнее всего хозяина режет? Свой, домашний! Вот и смекай…
Входит, оглядываясь, В а р я.
В а р я. Человек один привязался. Идет за мной.
С а м б у р. Цыган? Украдет тебя? Взяла? Неприметно?
Варя хмуро кивает.
Умница. Человека тут приворожи, а мы там поговорим.
Самбур и Дубко поспешно уходят.
В а р я. Как она смотрела на меня, эта продавщица…
С развязной улыбкой входит С е р г е й.
С е р г е й. Что ж стали, не бежите больше, прелестная гёрл? Там, в баре, и не взглянули.
В а р я (зло). Передумала. Такого кавалера упускать…
С е р г е й. А что, я парень видный. Многие признают.
В а р я. А вам, дарлинг, все мало?
С е р г е й. О! Спик инглиш? (Кивнул на сумку). Большой файф-о-клок планируем? Позвали бы, а?
В а р я. Ни одной не даете проходу?
С е р г е й. Знаете вы, как негры охотятся в джунглях? Бежит без копья и лука за ланью, пока та не свалится без сил.
В а р я (оглядев себя). Лань…
С е р г е й. У меня фантазия богатая. Встретимся после работы?
В а р я. Извините, сэр, вечерами занимаюсь.
С е р г е й. О! Смею спросить — где?
В а р я. Кембридж. Слыхали о таком?
С е р г е й. Миледи! За кого вы меня принимаете?
В а р я. Сказать?
Сергей делает жест, достойный лорда.
Пошляк ты трехкопеечный. Фат с тротуара. Избаловали тебя дешевые бабенки и карманное зеркальце. А кончишь последней стервой, и будет она из тебя морские узлы вязать.
С е р г е й (свистит). Весело! (Ему вовсе не весело). Как вас зовут?
В а р я (словно ничего не произошло). Варвара.
С е р г е й. Ивашина. Сергей.
В а р я (не сразу). Я семь лет была замужем. У этого человека тоже богатая фантазия. И зеркальце в кармане.
С е р г е й (долго смотрит на нее). Я пойду. До свидания.
В а р я (вслед ему). Сергей… Вы кем тут работаете?
С е р г е й. Я? Тут?.. Мастер по взрывработам.
В а р я. Вот эти скалы рвете?
С е р г е й. Разлетаются, как орешки.
В а р я. Мастер… Мастер — должность такая или призвание?
С е р г е й. Ну, наверно, и то и другое.
В а р я. Это именно ваше дело — камень рвать для плотин?
С е р г е й. Не знаю… Наверно. Да.
В а р я. Как человек узнает свое призвание? Чтоб не пожалеть никогда. Чтобы — свое, единственное. Вот вы…
С е р г е й. Я? Сапером на действительной был. Это всегда прокладывать дорогу. Впереди никого, первым идешь… Ну и сейчас похоже. На воздухе люблю работать… когда вокруг все меняется быстро. Не то?
В а р я. Идите, Сергей.
С е р г е й (шагнул к ней). Варя!
В а р я. Не надо. До свидания.
С е р г е й. Никогда не встречал таких.
В а р я (горько). Каких?
С е р г е й. Независимых. Гордых. И чтоб понимать все.
В а р я. Идите, идите, Сергей!
Сергей идет.
Умеете держать слово? Все горит, кричит в тебе, а ты ни шагу?
С е р г е й. Знаете же: сапер ошибается один раз.
В а р я (испытующе смотрит на Сергея). Никогда и ни за что не станете искать меня? Да? Бывает… когда светятся водоросли в море, я иногда брожу возле маяка…
С е р г е й (порывисто). Сегодня! Завтра?
Появляется Ж е л е з н я к.
Ж е л е з н я к. Ты, Варя? Здесь?! На работу определилась?
В а р я. А ты звал меня сюда? За год хоть раз поговорил толком? (Резко повернулась, ушла).
С е р г е й. Кто она тебе, Дмитрий?
Ж е л е з н я к. Сестра названная. Давно знаком?
С е р г е й. Десять минут. Всю жизнь.
Ж е л е з н я к. Влюбился сходу? Красивая.
С е р г е й. Слушай, почему она несчастная?
Ж е л е з н я к. Несчастная? С чего ты взял?
С е р г е й. Не заметил? Ты же брат.
Ж е л е з н я к. В одном городе живем, а будто море между нами… Сама во всем виновата! Своего отца дочка.
С е р г е й. А кто же отец?
Ж е л е з н я к. Бывший человек один. Советую, Сергей, подальше держись от них. Бывшие — они заразные.
С е р г е й. Ты о Фрейде таком слышал? Нет? Ученый был один на Западе. Все из наследственности выводит и подсознания. Где она живет, Варя?
Ж е л е з н я к. А вот этого тебе знать не стоит.
Входит М а р т а.
М а р т а (тревожно смотрит на Железняка). В город собралась я. К богу кирпичному.
С е р г е й. Не знаете, где Калина сейчас?
М а р т а. В котловане ищите. На бетон подался.
С е р г е й. Без тебя, Дмитрий, найду ее! (Уходит).
Ж е л е з н я к. Побывал я уже, Марта, на жилпоселке…
М а р т а. Быстро действуешь.
Ж е л е з н я к. Быстро, да пока без толку. Порядочек у Дубка полный, учет, хранение — хоть сегодня на выставку. Да, тут голыми руками…
М а р т а. Радоваться надо, хорошо ведь! Что это ты к людям так?
Ж е л е з н я к. Одного плохого из тысячи за километр чую.
Нетвердой походкой приближается В а с и л е к. Правая рука перевязана носовым платком.
В а с и л е к. Вас ищу, Дмитрий Иванович!
Ж е л е з н я к. А я полагал — возишь арматуру.
М а р т а. С рукой у тебя что?
В а с и л е к. Номер машины, должно, записали.
Ж е л е з н я к. Один дурень другого разуму учил? (Подошел вплотную). На пробку наступил? За баранкой! (Замахнулся).
М а р т а (перехватила руку). Со страху его шатает!
В а с и л е к. Надежду имел — заглушу все…
Ж е л е з н я к. Совесть задабриваешь, сопляк?
Марта вопросительно смотрит на них.
Мать умирает в деревне. Меня искал? Старик Хоттабыч я? Шапкой-невидимкой накрою?
В а с и л е к. В беде всегда один. На том жизнь стоит.
Ж е л е з н я к. Что ты нюхал в ней? Пыль от чужих колес?
М а р т а (смотрит вдаль). Милиция! Мотоцикл?
В а с и л е к (страстно). Маме не отписывайте ничего!
Ж е л е з н я к. Машина наша где?
В а с и л е к. Под навес загнал. Обе фары и крыло…
Ж е л е з н я к. Авария?! (Смотрит в упор). Правду выкладывай!
В а с и л е к (лихорадочно). Самосвал прижимал к бровке… Я — в обгон. Из-за левого поворота, где знак запретный, наперерез «Волга»… Метнулся, а тут старушка выскочила, туда-сюда, прямо под колеса. Крутанул от нее… и радиатором в этот самый киоск, откуда он взялся? Развернулся… Со страху. Свистки слышу, а сам жму на газ. Все.
Ж е л е з н я к. Не врешь? А теперь с глаз!
В а с и л е к. Все равно найдут.
Ж е л е з н я к. Завтра к маме поедешь. Договорился я.
В а с и л е к. Завтра? Дмитрий Иванович… Никогда не забуду!
Ж е л е з н я к. Ходу отсюда!
Василек уходит в полном смятении.
М а р т а. Что это удумал, Дмитрий?
Ж е л е з н я к. Иди и ты, Марта.
М а р т а. Ты — и в лапу?! Не допущу.
Ж е л е з н я к. Щенок. Горе большое, не в уме сегодня. Жизнь навсегда может сломаться.
Слышен рокот мотоцикла, берущего гору.
М а р т а. Людей позову!
Ж е л е з н я к. Один я за все в ответе.
М а р т а. Душу изгадить? Как будешь жить с этим?
Ж е л е з н я к. Утрусь. Иди, Марта! Ну!
Опустив голову, Марта уходит.
Мне, может, и поверят, а ему, да еще под бахусом…
Появляется м и л и ц и о н е р.
К о л о м и е ц. Сержант Коломиец. Начальство где тут у вас?
Ж е л е з н я к. Я вам, сержант, нужен. Машина ГАЗ-2114.
К о л о м и е ц. Так… Характер, значит, показываем!
Ж е л е з н я к (смиренно). Рассудка там совсем решился.
К о л о м и е ц. Какие можете дать объяснения?
Ж е л е з н я к. Объяснение одно — старушка. Советская старушка. В сто раз она дороже этой лавочки.
К о л о м и е ц. А если бы продавец там?
Ж е л е з н я к (облегченно). А я сразу разглядел замок. Вы в газете прославьте — головой рисковал ради старушки.
К о л о м и е ц. Похоже, тверезый. Подтвердится — ваше счастье.
Ж е л е з н я к (провел рукой по животу). Водочке — красный свет. Язва! А «Волгу», что перекрыла мне разворот, взяли?
К о л о м и е ц (смущенно). Упустили. Ладно, там уж разберутся, кто вы есть: хулиган за рулем или герой. Права ваши!
Железняк протягивает удостоверение.
Железняк? Это да… Как же нам быть, Дмитрий Иванович?
Ж е л е з н я к. Привилегий не прошу, товарищ сержант.
К о л о м и е ц. Сам голосовал за вас. А с другого конца…
Ж е л е з н я к. Это — без внимания. Если можете, другое возьмите в расчет… Звать-то вас как?
К о л о м и е ц. Отец в загранку ходил. Артуром нарек.
Ж е л е з н я к. Артур — имя рыцарское. И у предков наших похожее было — казак Тур. Ну так вот, козаче, завелись у нас жучки-паучки, воруют кирпич и гонят налево…
К о л о м и е ц. Верный след имеете?
Ж е л е з н я к. Как сказать… На хвост наступить пока не сумел. Дашь ты, друг, ход этой истории — слопают меня ворюги живцом. Им такая пасха и не снилась.
К о л о м и е ц. А в милицию почему же не заявите?
Ж е л е з н я к. Рано. Спугну только. И потом… Хочу чтоб мы сами, рабочий класс, изловили этих кусочников Ну, вроде бы милиции уже и нет вовсе.
К о л о м и е ц. Дожить думаете?
Ж е л е з н я к (усмехнувшись). Вряд ли.
К о л о м и е ц (не сразу). Ну так, Дмитрий Иванович. Может, и не по закону поступаю, а делу этому — от меня пока похорон. А уж если люди, свидетели события, зашумуют…
Ж е л е з н я к. Развязал ты мне руки, друг. Спасибо.
К о л о м и е ц. Счастливо без нас обойтись. (Козырнув, уходит).
Незаметно подошла Марта, обняла Железняка.
М а р т а. Счастье Тони твоей, что сердце у меня жалкое.
Ж е л е з н я к (целует ее). А я и с двумя справлюсь. Подслушивала, бесстыжая душа?
М а р т а. Если бы ты взаправду — деньги ему…
Ж е л е з н я к. Чтоб мне, Марта, сейчас были фары и крыло. О Васильке — ни одной душе!
М а р т а. Навек теперь приклонится к тебе парень. Один ты ему сейчас нужен.
Ж е л е з н я к. К себе иди, а я машину еще сам посмотрю.
Марта и Железняк расходятся.
Снова у прорабской. Из котлована поднимаются К а л и н а и С е р г е й.
К а л и н а. А не шутишь ты, Сережа?
С е р г е й. Сказал — значит взорву вам эти горки! От лежания на пляже интеллект притупляется.
К а л и н а. Ну, спасибо, ну, выручил. Ты уж покажи всем сибирский замах, метод свой знаменитый!
С е р г е й. Мастер по взрывработам — должность это, думаете? Призвание! Вроде космонавта.
К а л и н а. Пошли, заявление в тресте при мне напишешь. А то до утра еще и передумаешь…
Калина и Сергей входят в конторку. С другой стороны идут М а р т а и Д у б к о.
Д у б к о. Увольняюсь! В Сибирь, к черту на рога!
М а р т а. Сгоряча ты, брось и думать. Не пущу!
Д у б к о. Нет мне доверия, нет и места тут.
М а р т а. Без меня поедешь, понял?
Вбегают О л е к и И р и ш а, взъерошенные, взвинченные.
О л е к. У себя Яков Петрович?
И р и ш а. Ты до ста считай, Олек, до ста!
О л е к. Нечего тут, не дети мы.
Из конторки выходят К а л и н а и С е р г е й.
К а л и н а. Что еще за парламент тут?
Идут Железняк и Василек.
Ж е л е з н я к. Крыло менять, Вася, не будем, вырихтуем и закрасим… (Огляделся). О, быстро! Сверхзвука.
О л е к. Да, быстро! В квартиру не полезете с обыском?
М а р т а. Споткнулся человек однажды — на всю жизнь меченый?! Где что — первая веревка? По нашим это законам?
К а л и н а. Самоуправство! (Железняку). Ни с чем ушел?
Ж е л е з н я к. Сами знаете, не каждый поиск — сразу «язык».
Василек, — он все время в напряжении, — облегченно вздохнул.
К а л и н а. Говорил я тебе — порядок у нас.
М а р т а. Себе одному он верит!
Ж е л е з н я к. Свахи вы тут все — божиться за чужую душу?
С е р г е й. Кого же и за что судят здесь?
Д у б к о. Нормально все, товарищ, имени не знаю… Провинился я когда-то в рыбкоопе, отбывал, за старание споловинили срок. Не знал я тогда — раз пятно на тебе, и купоросом не вытравишь. Хоть сто раз перервись! А человеку вот отличиться надо, депутат, как же!
К а л и н а. Это ты брось, Дубко. Через год бригадиром поставили, ценности доверили. За старое — кто́ хоть словом?
Ж е л е з н я к (Дубко). Ловко вывернул, умница! Прощения просите, Яков Петрович?
О л е к. Можно бы и попросить. Вам, например.
Железняк потерянно смотрит на него.
И р и ш а. Всей, всей бригаде в лицо плюнул!
С е р г е й. Тебя, получается, здесь судят, Дмитрий?
Ж е л е з н я к (потрясен). Объясню вам все сейчас…
Д у б к о (опережая). Увольняюсь. Расчет!
М а р т а. Верят вам все, Николай. Слышите же!
Д у б к о. Расчет.
О л е к. А мы видели бы все и молчали? Или, считаете, и сами способны? Бригадир уйдет, и мы с ним!
К а л и н а. С ума все съехали! (Стараясь всех примирить). Кражи в городе открылись… ну, изболелась душа у человека. Мир, мир! Ты скажи, Дмитрий, ты.
Ж е л е з н я к. Скажу. (Ребятам). Мог бы детей таких иметь, как вы, гордился бы… Вижу, не соврут ваши глаза, не способны. Случись что плохое, сами всех поднимете на ноги. (Протягивает Олеку руку).
Василек в смятении отходит в сторону.
О л е к. Первому ему, бригадиру нашему, товарищу Дубко!
С е р г е й. Да, тихое тут у вас местечко.
Ж е л е з н я к (не сразу). Твое слово, Олек, порука. (Направляется к Дубко).
В а с и л е к (громко). Дмитрий Иванович, минутку!
Ж е л е з н я к. Чего тебе, Василек?
В а с и л е к (умолкает под угрожающим взглядом Дубко). Совсем забыл, касса в городе закроется… за билетом мне…
Ж е л е з н я к. Ладно, иди.
Берег Азовского моря, мачта с сигнальными знаками, причаленные лодки. К самой кромке берега выходит улица. Это рабочая слобода. Дом под черепицей, состоящий из двух половин. К зрителям обращена та, которая принадлежит Железнякам.
Две телеантенны. Железняковская — самоделка, выше и с усилителем.
Во дворе Железняков — беседка, ряды винограда, водопроводный кран над врытой в землю бочкой. Сушатся вязки тарани. В стороне — летняя кухонька. Перед домом скамья.
От торцовой стены в сторону берега — невысокий забор с калиткой, кусты и несколько акаций, они делают невидимой жизнь соседей. Седьмой час вечера, но тени четкие, резкие. Еще жарко.
Появляется патруль народной дружины — О л е к и И р и ш а.
И р и ш а. Значит, через месяц, Олек, прости-прощай?
О л е к. Послужить мне даже полезно. В армии из ребят людей делают. Одно обидно…
И р и ш а. Что воду без тебя пустим? Да… В связисты проситься будешь? Передатчик свой ты мне оставь. Я в радиоклуб записалась.
О л е к. Ты, к нам?! (Со значением, взволнованно). Два года меня, Ириша, дома не будет…
И р и ш а (стараясь переменить тему). Ты просил показать. Вот этот дом. Его половина, Железняка. (Останавливается).
О л е к. Руку он тогда мне протянул… Верю, надеюсь… Или вызов нам бросил?
И р и ш а. А мы зайдем и спросим. Прямо, открыто.
О л е к. Думаешь, если в летах он, так все в самом себе понятно? И на все готовый ответ есть?
И р и ш а. Должен быть. Человек он — Железняк.
О л е к. Настоящий человек больше всех задает вопросов. Себе, другим. Что, почему, куда, зачем? Вот ведь — хотел как лучше, а все против него повернулось. Теперь, похоже, в свою обиду ушел, от людей отгородился. Замечаешь?
И р и ш а (шагнула к дому). Идем?
О л е к (не сразу). А что? Не выгонит же.
Со двора выходит Ж е л е з н я к с сумкой в руке.
Ж е л е з н я к. Ко мне, дружиннички? Чем проштрафился?
О л е к (уязвленно). Участок наш здесь сегодня…
Ж е л е з н я к. А я в рыбкооп. Гостей ждем. (Идет).
О л е к. Дмитрий Иванович!
Железняк выжидательно останавливается.
Мы и сегодня не знаем, с чем на сердце ушли вы тогда.
Ж е л е з н я к. Нет, Олек, не покривил я с вами душой. (Помолчав). А что Дубко — ворюга каленый, уверен на все сто.
О л е к. Уверены?! Это доказать еще требуется!
Ж е л е з н я к. Придет время, докажу. Скоро.
О л е к. Нет, сейчас! Мы ждать не можем.
Ж е л е з н я к. Один раз уже… Наверняка нужно.
И р и ш а. Помните, встретили вы нас, когда в бригаду шли…
Ж е л е з н я к (растерянно). Спешили вы очень.
И р и ш а. Слышишь, Олек, это мы спешили!
О л е к. Дмитрий Иванович, ждали мы вас всю неделю. Уверены были — придете. Все эти дни с ребятами считаем-проверяем, куда каждый кирпич идет. И еще… Если бы я, к примеру, стал бригадиром и тайком от всех…
Ж е л е з н я к (подался к нему). Нашли?
О л е к. Все дыры-лазейки закрыты.
Ж е л е з н я к. Нет, не все… Ждали, значит, меня, и…
И р и ш а. Сами же велели нам искать.
Железняк удивленно смотрит на нее.
О л е к (тихо). Если правда воруют у нас под носом, пусть тогда — вон из комсомола!
Ж е л е з н я к (пристыженно). Ко мне вы сейчас шли? Ну вот что… Приходите через два часа. Что-то важное услышите.
О л е к. Сверили время. Восемнадцать двенадцать.
Ж е л е з н я к. Это зачем же?
О л е к. Учусь жить по правилу: «ноль-ноль».
Ж е л е з н я к. Восемнадцать двадцать одна. Ждать буду.
Олек и Ириша направляются дальше. Навстречу им В а с и л е к с гитарой.
В а с и л е к (лихо поет). «Когда бы не было меня…»
О л е к. По вытрезвиловке плачешь?
В а с и л е к (притворяется выпившим). Ну, попал разик. На то мужчина. Сегодня норма! (Показал два пальца).
И р и ш а. Мужчина… Ветродуй!
Ириша и Олек уходят.
В а с и л е к. А, бригадир? Салют!
Ж е л е з н я к. В третий раз спрашиваю: почему к матери не поехал?
В а с и л е к (под гитару). График, камень, арматура и кирпич… (Ломается). Сыбражать должон! Благородные люди от кутузки спасли, свою грудь подставили. Давай и ты — проявляй сознание! (Поет). Недостойный я такой песни, да?
Ж е л е з н я к. Что ни вечер — «Налей, подружка». Какой тебя бес за руку водит, Василек?
В а с и л е к. За баранкой как стеклышко? Сколько ходок положено — за мной? Машину соблюдаю?!
Ж е л е з н я к. Что тебе душу печет, Вася?
В а с и л е к. Вос-пи-туе-те? Не нуждаемся, спасибочки! (Уходит).
Ж е л е з н я к. Куда это ты с гитарой?
В а с и л е к. Есть люди — зовут в гости, не брезгуют.
Ж е л е з н я к (догнал, поколебавшись). Завернул бы через час-другой и ко мне, а?
В а с и л е к. О, дожил. Почет Василию Антоновичу! Занят.
Ж е л е з н я к. Дома что?
В а с и л е к (помолчав, впервые просто, искренне). Вчера схоронили мать. Телеграмма вот.
Ж е л е з н я к (прочел). Так, отмучилась… Может, хоть теперь скажешь, почему не поехал?
Снова молчание.
В а с и л е к. Эх, был час, знаете, шумели все на вас… Позвал я, окликнул…
Ж е л е з н я к (начиная понимать). Это когда — за билетом?
В а с и л е к (с тоской). Тогда бы и поговорить. Теперь уж что… (Быстро идет берегом).
Ж е л е з н я к. Стой! Стой, тебе говорят, стой!
Железняк догоняет Василька, тот вырывается и уходит. Гитара остается у Дмитрия.
(Кричит вдогонку). Непременно чтоб пришел, слышишь?! (В смятении). Открыть тогда все хотел? Может, первая такая минута в жизни? (Яростно). Благодетель чертов, грудь подставил! (Замахивается гитарой).
Со стороны моря идет К а л и н а с веслами. Насмешливо смотрит на Железняка.
Ж е л е з н я к (отшвырнул гитару). Погано на душе, Петрович.
К а л и н а. Над тобой же солнышко незакатное!
Ж е л е з н я к. За полчаса — два строгача.
К а л и н а. Это от кого же?
Ж е л е з н я к. Все от нее — от жизни.
К а л и н а. Ты же у нас с жизнью всегда в полнейшем согласии.
Ж е л е з н я к. Всегда — только в яслях да на кладбище оно бывает. (Показывает на скамью). Посидим?
К а л и н а (сел). Все загадками, Дима, говоришь.
Ж е л е з н я к. Ну вот что, Петрович… Сам я в душе хотел, чтоб ваша правда, чтоб тень на всех не упала. Радовались бы вместе: все у нас честные да чистенькие. А вот вчера поймал наших жуликов. Непреложный факт.
К а л и н а (потрясенно). Дубко?! Дубко все-таки?
Ж е л е з н я к. Застройщики продали… Глину я им привез, выпили на радостях, ну, и подсобили советом, где кирпич мне добыть. Еще сомневаетесь?
К а л и н а. Оговор! Штрафник Дубко, все знают. Нет, ты мне недостачу, кражи выяви!
Ж е л е з н я к. Час назад прислал он братана. Просит непременно дома быть. В восемь. Перетолковать нужно. Наедине.
К а л и н а. Наедине?!
Ж е л е з н я к. Сегодня, в воскресенье. Пока ни с кем не повидался я. Опомнились покупатели, остерегли, успели.
К а л и н а (весь сник). Значит, конец.
Ж е л е з н я к. Что с вами, Петрович? Сердце?!
К а л и н а (ему нелегко начать). Помнишь, Дима, спрашивал я: «А что, если турнут тебя с «Водстроя»? Отшутился ты, не понял вопроса… С молодых лет прислонился я к одной линии: воду давал людям. Случалось, и двести метров глины да камня пройдешь, пять раз обманет морская вода, пока достучишься до пресной, сладкой… Сколько скважин в Азовске есть, все мои! (Весло в его руках как бы превратилось в колонку буровой). Расшумелся наш городок после войны, заводы громадные поставили, флот рыбацкий завели с машинами, виноградников сколько сплановали… Все требуют пресную воду, все, что растет, пить хочет. Богом воды меня величали. «Боевое знамя» имел, теперь дали и за труд. Бросил я все, Дима, в пятьдесят восемь лет бросил. Осадой секретаря горкома брал: «Пошлите на водное хранилище, хоть бригаду дайте!» Не мог он сказать мне прямо в глаза: «Старый ты коммунист, Калина, а вот образование у тебя… Вдруг забаллотируешь важное дело! Ты свое знай — скважины». А я одно гну: нет больше воды под Азовском, все обшарили. Всю жизнь, мол, добывал ее по глотку, дайте в конце пути рекой ее пустить в Азовск. Добился! Заработок вполовину. Выговоров… Инфаркт на ногах перенес. А дело, Дмитрий, как-никак, идет у нас? Плотину кончаем? Поселок — кончаем? (После паузы). Стыдно, не подобает, а скажу, не таясь больше. Подтвердится, допустим, с кражами этими, что я должен сделать? Сам! Заявление в горком: «Обманул доверие, ротозяв Калина, вон его, вон!» И не в том только горе, что запоганю жизнь в самом конце. Другое страшно, Дима. От большой воды отставят меня, напрочь отставят. Не закончу задачи всей жизни. И тогда, считай, умер Калина, совсем умер…
Долгое мучительное молчание.
Ж е л е з н я к. Впервые свела нас жизнь, Петрович, два года только, а я всегда ступал вам в след. В сторону вдруг поведет, а у меня компас есть — дядя Яша, старый партийный закал, высшая проба!
К а л и н а (встает). Ясно. Свое продолжать будешь.
Ж е л е з н я к (поддержал сгорбившегося, постаревшего Калину). Сами подумайте, — что тут сделать можно!
К а л и н а (с презрением к себе). Хочешь, уволю этого гада? Завтра! Детям-внукам закажет.
Ж е л е з н я к (не сразу). Приходите и вы ко мне. В это самое время. Как решите тогда, так и будет.
К а л и н а. Я?! Чтобы я, значит, сам? (Помолчав). Добро. Согласен. (Идет).
Ж е л е з н я к. А может, переждете у меня? Отлежитесь.
К а л и н а. Домой нужно. Вспомнил, срочное дело есть.
Ж е л е з н я к. Что ж, пойдемте, провожу. (Уходят).
С пустыми ведрами к дому идут В а р я и Т о н я.
Т о н я. Чертова земля! Сколько мы колонок обошли, Варя?
В а р я. Восемь… десять…
Т о н я. Раз не запасла воды, теперь кайся. (Со злостью стукнула ведрами). Солончак проклятый!
В а р я. А если, Тоня, еще на Таранью косу сбегать?
Т о н я (насмешливо). А из бассейна своего — дождевую, «божью», — людям за рублики. На что отцу столько денег?
В а р я. Не знаю и знать не хочу.
Т о н я. С открытыми глазами спишь?
В а р я. Крики, скандалы? Нет, устала я еще у мужа от них.
Т о н я. От мужа-бабника сбежала? А тут кем стала? Батрачкой бесплатной? (В сердцах идет, но сразу возвращается). Товарищей Диминых в гости ждем. И ты бы пришла, а?
В а р я. Бывали вы там на плотине, Топя?
Т о н я. А то! Мой ведь всюду с первых колышков. И меня привозит сразу. Степь, ковыль да полынь, суслики свистят… Или как здесь, речушка слабосильная, название одно. «Смотри, Антонина, во все глаза, запоминай. Придет время, берегов не увидишь!» А кончают работу, опять вместе едем…
В а р я. Пойду я. Работы много.
Т о н я. Парень один будет. Холостяк. Скалы рвет на Синюхе.
В а р я (вздрогнула). Скалы рвет?
Т о н я. Из Сибири. Громкий там человек. Считается в отпуске.
В а р я. В отпуске?!. Не приду я, не могу!
Т о н я. Матери скажи, к портнихе надо, в клуб на картину.
В а р я. Сама я не хочу! (Порывисто уходит).
Т о н я. Ты руку человеку, а он глубже под воду, будто ему вынырнуть еще страшнее… (Входит во двор, открывает кран). Торчишь тут, дурень немой. Когда гости у нас. (Идет с ведрами к внутреннему заборчику). Рискнуть, раз один? (Колеблется). Нет, узнает Димочка, уши оборвет…
Поворот круга. Другая часть двора. За столом С а м б у р и Д у б к о. На столе водка, закуска. В стороне безучастно сидит В а с и л е к.
С а м б у р. Так… все страхи свои вылил, Николай?
Д у б к о. Вас-то застройщики не указали. (Залпом выпил). А мы с Васильком с жабрами у Железняка на крючке!
С а м б у р. На что уж сынка знаю, и то думал — уймется после тогдашнего. Нет, снова за свое! Велел ты вахлакам этим, если в милицию потянут, от всего отречься?
Д у б к о. Жизнью обещались. С пьяных глаз, мол, наплели.
В а с и л е к. Дураков ищите, чтоб теперь им поверили.
С а м б у р. Выручил я тебя, Вася, в одной беде и в этой не брошу.
В а с и л е к (вскочил). Деньги ваши? До копеечки отсылал маме. Помогли ей бумажки эти проклятые?
Д у б к о (толкнул Василька на стул). Ты! Шерстку поднимать?!
С а м б у р (оттесняет Дубко). Зато совесть чистая.
В а с и л е к. Сын единственный — урка. Спасибо, не дожила.
Д у б к о. Все мы под богом ходим.
В а с и л е к (вскочил). Под вами ходил я! Глаза хоть закрыл бы маме… Обрадовались — опять кирпич есть, выручи, Вася, задержись, рассчитаться с людьми надо. Рассчитались! А дядя Миша и на глыбу сухим выкурнет. (Надвинулся на Самбура). Поимейте в виду: загребут меня, вас за собой потяну!
С а м б у р (наливает ему). В кирпиче, думаешь, все дело?
В а с и л е к (отставляет стакан). А то в чем же?
С а м б у р. Три копейки ему цена! Под самый корень копает Дмитрий. Все под их скрипку должны танцевать (взял под козырек), одну, их песню греметь в строю. Ты сегодня хочешь жить, полную радость иметь от жизни, так?
В а с и л е к. Ну так…
С а м б у р. А тебе попы советские со всех амвонов: «Завтра, послезавтра, через двадцать лет!» Может, человек притомился ждать этой самой коммуны? Вот и берет он свое на грешной земле, сам берет своего тяжелого труда последствия. А его сразу по башке: «Жулик! Растащитель! В тюрягу — марш!»
В а с и л е к. Это же как?.. Если каждый по отдельности…
С а м б у р. А ты вот что осмысли, чистая душа. Что прислоняет одну личность к другой? Собственность! Личное владение! Отсюда и слово — личность. Человек тогда корнем своим со всеми другими — намертво. В одном грунте. «Все мое, все обчее!» — пустой звук для души… Общее — все равно что ничье. Как его потрогаешь? Оно сроду не имело истинного хозяина. Какой же ты, Вася, после этого урка? Ты у власти своего еще не взял и пятой доли. Вот так-то… Жить, а не красть тебя научал дядя Миша. Для себя жить… И друзей моих верных схарчевать никому я не позволю, нет!
В а с и л е к (устало, безразлично). Может, и ваша правда… У каждого, видно, своя. Ладно, за себя будьте покойны.
С а м б у р (Дубко). Значит, план твой… Сколько же думаешь предложить?
Д у б к о. От себя — пять сотен. А вы уж до двух тысяч закруглите.
С а м б у р. Расписал! Считаешь, не устоит?
Д у б к о. Всякий человек свою цену имеет.
С а м б у р. Набьет тебе Дмитрий морду, и — за ворота. Нет, одним таких одолеть можно — страхом. Страхом!
Д у б к о. По кодексу живет…
С а м б у р. И в партийной душе своя скважина есть. Не найдем ее — последнюю ночь спать нам дома.
В а с и л е к. А! Никакого дьявола не боится Железняк.
С а м б у р. Воевал красиво? Видали таких. Уря, уря, а сегодня… Вместе работаете, должны со всей изнанки знать его.
Пауза.
Д у б к о. Эврика! На его машине возили кирпич. На его! (Сжал кулак). Здесь у нас товарищ! Со всем потрохом!
С а м б у р. Это Дима и сам в расчет берет. Переступит!
В а с и л е к. Плевал Железняк на всякие передрязги. Вот — мою вину на себя принял, рассказывал я. Другому б — суд, или права хоть забрали бы… А уж если себя оборонить!
С а м б у р (подавляя ликование). Это ты верно, Василек. С аварией чужой — верно…
Входит В а р я, оглядывает всех и угощение на столе.
Тебе чего? Сказал — не входить, не мешать.
В а р я. С самогонки на водочку перешли? Убыток.
С а м б у р. Дело срочное есть — говори.
В а р я. Щепа кончилась. Растопить котел нечем.
С а м б у р. Не велика барыня, управишься сама.
В а р я. Трое мужиков здоровых…
С а м б у р. Цыть! А ну, Василек, рыцарство свое покажи.
Василек встает и уходит с Варей.
Совестливый он, не верю ему… (Убедился, что их не слышат). Авария чужая… А чужая ли? Вот она, Николай, скважина та самая. Вот она, долгожданная. Ну, сынок, дорогой!..
Поворот круга. С ведрами идет Т о н я.
Т о н я. Была — не была… (Кричит). Марковна! А, Марковна! (Себе). Откуда Дима узнает?
По ту сторону заборчика появляется М а р к о в н а.
М а р к о в н а. Тонечка, рыбонька? В кои века голосок подала!
Т о н я (сухо). Воды мне. Разживусь?
М а р к о в н а. Открою сейчас. Заходи, заходи, радость-то какая!
Т о н я. Держите. (Передает ведра через заборчик).
М а р к о в н а. Все, любонька, старую обиду растравляешь?
Тоня враждебно молчит.
На войне, с врагом, и то замирение бывает, скажи?
Т о н я. На колени мы вражину поставили. И зубы у него выдрали.
М а р к о в н а. На то враг, а промеж нас что было? Недоразумения была! Городская, солдатик в юбке, фронтовая симпатия… Думали, безрукая, недодельная, поросенка не досмотрит. А?
Т о н я. К поросенку подбирали и пару?
М а р к о в н а. Диму-то за родного мы считали. Гаркулесу такому и жену бы в масть… А ты и на пятьдесят кил не тянула.
Т о н я. Вас бы на паек ленинградский, блокадный! Будет вода-то?
М а р к о в н а. Руки в подагре у меня, короткие стали. (Кричит). Варенька, доченька, накачай воды с бассейна!
Голос Вари: «Сами качайте, если нужно».
Ох, вредно это — одной в цветении-то…
К заборчику подходит С а м б у р, сдержанно кивает.
С а м б у р. Давай, мать, ведра, принесу.
М а р к о в н а. Отец, с Тонечкой вот в дружество входим!
Т о н я. Не беспокойтесь, я заплачу.
С а м б у р. Эх, Антонина, двадцать лет сердце калишь. Кто же мог наперед разглядеть, что такая получится хозяюшка да копилочка? Оба вы трудитесь — глядеть удовольствие.
Т о н я. Врете все! Спать не дает, что Дима копейке вашей возлюбленной молиться не захотел? Гордость это моя, что каждому его рублю поклониться могу, гордость! И давно мы поняли — с собаками ляжешь, с блохами встанешь. Так-то.
С а м б у р. Иди, мать. Хворому сердцу и радость во вред.
Марковна нехотя уходит.
Т о н я. Нет меж нами войны, и на том скажите спасибо.
С а м б у р. А на меня, Антонина, донос поступил.
Т о н я. В чем же обвиняетесь?
С а м б у р. Виноградной варехой будто промышляет Самбур. А для крепости домешивает всякой вредности.
Т о н я. Хотела бы сказать, что Дима это, что это мы с ним…
С а м б у р. Правда — не он?!
Т о н я. Радость это для вас?
С а м б у р. Да, радость, что не сын навеял. И что ты за столько-то лет воды взять пришла — радость… Старший мой погиб по-дурному. Варя отряхнется, опять улетит из гнезда… Один Дмитрий остается. Не родной, а все же сын, на ноги ставил, вырастил, не вырвешь из души…
Т о н я. Что это он такой необходимый вам стал?
С а м б у р. Не тот я уже… Старый, жизнью поношенный, опора мне нужна, родная душа. Ты зло простишь, и Дима забудет. Уговори его, Тонечка, верни мне сына. Молиться буду на тебя!
Т о н я. Воды несите.
С а м б у р. Не дай тебе бог, доченька, одинокой старости. (Уходит, сокрушенно качая головой).
Т о н я (взволнованно ходит). Молила ж Диму, когда с войны вернулись: плюнь ты на эту половину дома, пусть подавятся! На землянку согласна, лишь бы от этих кусочников подальше. На что мне дом, хозяйство? В медтехникум пошла бы снова, с детишками в детсадике возилась… Нет, ему — свое доказать, что и он тут хозяин, что и его трудом дом держался. На принцип стал, добился! Не верю я этому волку серому, слез его больше боюсь, чем зубов… Чего ему от нас нужно?
Возвращается С а м б у р.
С а м б у р. С насосом что-то. Налажу — позову.
Тоня уходит в дом, Самбур к себе. Входят Ж е л е з н я к с сумкой и С е р г е й с коробкой конфет. Через плечо у Сергея транзистор. По знаку Железняка садятся в лодку.
Ж е л е з н я к. Жена… Не знает еще, что вчера опять я там, на Старых мельницах, побывал.
С е р г е й. Значит, докопался… Думал, поостынешь.
Ж е л е з н я к. На это у Дубка и весь расчет был. В свои ворота гол я забил тогда.
С е р г е й. Дошло?.. Один действовал, один и…
Ж е л е з н я к (вскочил). Сговорились вы сегодня? Один, один… От всех я действовал!
С е р г е й. А может, за всех?
Ж е л е з н я к. Я, когда танк свой первым бросал в огонь, не ждал, чтоб комбат просил. И на других не оглядывался. Закон жизни и победы: вперед, по сторонам не смотри!
С е р г е й. Все бы на твой манер, еще три года воевать бы.
Ж е л е з н я к. Сопли ты тогда утирал, Сергей.
С е р г е й. Слезы утирал. Над похоронкой.
Ж е л е з н я к. Прости дурака…
Сергей машет рукой.
Солдат я, армиями не командовал… С большой стройки ты приехал, Сережа. И масштаб у тебя другой. Никогда не думал я, что в жизни одно в другое вот так входит — как паз в паз. С чего все начиналось? С простого же дела. Мучило меня: левый кирпич потек… Жуликов стал искать. Одна эта цель была. А сколько жизней человеческих вдруг зацепило, с места стронуло… Вот хоть и я сам. Нашел ворюгу. Что дальше?
С е р г е й. Дальше — милиция.
Ж е л е з н я к. Я ведь теперь и то знаю, на чьей машине…
С е р г е й. Совсем порядок!
Ж е л е з н я к. Моя это машина. С моим сменщиком. Одну баранку два года крутим.
С е р г е й. Василек? (Свистит). Весело! Затягают тебя.
Ж е л е з н я к. Не спал я, Сергей, эту ночь, здесь вот вышагивал. Что же это случилось? Два раза горел в танке, товарищей броней прикрывал. Трех бюрократов после войны высадил из кресел. А вот теперь… Человек тонул возле, в омуте тонул, мальчишка лопоухий… А я гулял бережком, посвистывал. Знаю, скажешь: на то комсомол есть, профсоюз, да?
С е р г е й. Скажу: нет в человеке стержня, не вылепишь из него лялечку.
Ж е л е з н я к. А если у нас еще пять таких Васильков? Чистая вода… А какими ее руками добывать — безразлично?
С е р г е й. Что же, всем душу вставишь свою?
Ж е л е з н я к. Может, главное я еще не сказал. У всей этой компании настоящий хозяин имеется. Босс! Другой кто-то с застройщиков получает, с ним и сговариваются…
С е р г е й. Маклер, по-старому, что ли?
Ж е л е з н я к. Не то. Видел я сам: была у немцев особо секретная команда: отравители колодцев! Последними драпали… Думаешь, теперь таких нет, — своих, домашних? Есть. Тоже последние бои ведут.
С е р г е й. Над этим думал ночью?
Ж е л е з н я к. Но чтобы они сильнее нас? Хоть на час?!
С е р г е й. Босса этого хочешь поймать?
Ж е л е з н я к. Хочу, чтоб люди ему скрутили рога.
С е р г е й. Какие еще люди?
Ж е л е з н я к. Те, кому он отравил, замутил душу. Это мне теперь нужно. Это. Чтоб сами! Вот ты и скажи: веришь, выйдет?
Сергей молчит.
Не надеешься, значит?
С е р г е й. Человеку, чтоб стать другим, годы требуются.
Ж е л е з н я к. И у нас так? В наше-то время?
С е р г е й. Знаешь, какие ребята на Енисее? Надо — дыру в перемычке собой закроет, через тайгу в буран пойдет, кровь чужому отдаст. А вот если споткнулся крепко, самому совладеть со слабинкой в душе своей…
Ж е л е з н я к. Отвага на каждый день?.. Да, ее, брат, с метрикой не выдают. (Неожиданно). Ко мне сейчас и Дубко придет.
С е р г е й (поражен). И его пригласил?
Ж е л е з н я к. Сам набился. «Тет-на-тет!» (Помолчав). Тридцать пять тебе, Сергей, да? А был такой день, чтобы вся жизнь, понимаешь, — вся! — под вопросом?
С е р г е й. Нет. Я легко живу.
Ж е л е з н я к. Пошли. А тебе спасибо.
С е р г е й. За что?
Ж е л е з н я к. Решение помог принять. Сюда.
Железняк и Сергей направляются к дому. У заборчика появляется С а м б у р с полными ведрами.
С а м б у р (не видя их). Антонина, можно!
С е р г е й (изумленно). Тут живешь?
Из дома выходит Т о н я, принимает ведра.
Ж е л е з н я к (смущенно). Извини, Сергей, семейный разговор.
С е р г е й. Бывает. Погуляю пока. (Уходит).
Ж е л е з н я к (во дворе). Наотруб запретил, Тоня! Забыла?
Т о н я. Не шуми, Димочка, нигде сегодня воды и грамма. Первый — последний.
Ж е л е з н я к (отдает сумку). Иди, собирай к столу.
Тоня уходит.
Сколько с меня? (Протягивает Самбуру деньги. Тот отстраняется). Нет уж, держите!
С а м б у р. Давай обижай старика. Годами не тревожил, Митя. Поговорить бы нам. Когда еще навернется случай…
Ж е л е з н я к. Было время, наговорились. Изменилось что? Вот — и вода, и вареха подлая. Сколько раз обещались?
С а м б у р. Бросил, Дима! Для дома только и держу. Ни себя, ни Андрея покойного не хочу марать.
Ж е л е з н я к. Андрея не трогайте! Он мне друг был. Как человек умер.
С а м б у р (с трудом, со скрежетом открывает калитку). И ты мне сын, Дима, и я тебе отец. Какая б свара не была… Двенадцать лет поднимал, семью дал, ласку. Что хотела душа, все имел, в школу ходил десять классов. Сколько зорек на рыбалке встретили… На помойку все это?
Ж е л е з н я к. Кого звали сыном, не вернулся с войны.
С а м б у р. Врешь! Сын отцу всю жизнь должник. А мне на старости одну только дань подай — любовь да уважение.
Ж е л е з н я к. Я за все заплатил. (С размаху выплескивает воду).
С а м б у р. Хлеб и воду губить — тяжкий грех.
Ж е л е з н я к. Грязная у вас вода. Скоро и этому конец. Весь город водой зальем! (Направляется к дому).
С а м б у р. Заплатил… Чем? Трудом домашним? Копейками в получку? От скарлатины ты умирал, нес я тебя на руках ночью через всю слободу в больницу. А когда здесь вот на коньках провалился под лед…
Ж е л е з н я к (прерывает). Калитку закройте. Сегодня замок повешу.
С а м б у р. Не было, значит, ничего? Чужие? А если на старости лет отца вдруг затянет под лед? Стоять будешь, смотреть? Пусть тонет?!
Железняк молчит.
Каждую ночь, сынок, один сон вижу. С двух сторон этот забор рушим, ты да я, опять у нас один дом, одна семья. И ты во всем доме хозяин. И один в семье закон — твой!
Железняк молчит. Самбур, не дождавшись ответа, уходит.
Ж е л е з н я к (в глубоком раздумье). Если под лед затянет?.. Болен, одинок, смерти боится. Может, хоть на самой старости понял что-то?
Поворот круга. Берегом к С е р г е ю приближается В а р я.
В а р я. На минутку я… Увидала со двора.
С е р г е й. Не ждал такого подарка, Варюша!
В а р я. Еще раз проникнуть в дом хотели? Уходите, сейчас же уходите!
С е р г е й (берет ее за руки). Варюша, не будем ссориться.
В а р я (освобождаясь). Нет у вас слова. Уходите.
С е р г е й (шутливо). На колени стану, хотите? Три вечера вышагивал возле маяка… На четвертый потерял голову, стал на улице Варю спрашивать. Один рыбак и довел. Простили?
В а р я (с вызовом). Варю? Это ведь здесь пароль у всех выпивох: «Варя есть, Варя дома?» И вы так спросили.
С е р г е й. Ничего же я не знал…
В а р я. Понравилась вареха? Больше не скажете обо мне — не встречал таких?! Ничего я не умею, Сергей. Всюду опоздала.
С е р г е й. Продавщицей! Подсобницей на стройку!
В а р я (уязвленно). За отпуск вы и так много сделали. Во всем городе слышно. (Идет). И не смейте преследовать меня!
С е р г е й. Варя, я в милиции был…
В а р я (остолбенела). Вы… вы решились на такое?
С е р г е й. Кто-то же должен был.
В а р я. Ищете встреч. Хотите, чтоб верила? И — на отца…
С е р г е й. Сами не можете, другим приходится ломать вашу жизнь.
В а р я (растерянно). Из-за меня, значит?
С е р г е й. Не только.
В а р я (зло). Дайте мне жить, как я хочу!
С е р г е й. Не хочешь ты жить так. Просто слабой себя считаешь.
В а р я. Вам-то какое дело? И кто вы мне? На всех баб счастья на земле все равно не хватит. (Стараясь оскорбить). Развлеченьице в отпуске? Не клюнуло, не вышел романчик?
С е р г е й (властно и нежно). Ты уедешь со мной, как моя жена.
Варя горько усмехается.
Улетим в Красноярск. И там ты станешь, кем захочешь.
Варя отрицательно качает головой.
Да, улетим. Я тебя хорошо знаю.
В а р я. Лучше, чем я сама?
С е р г е й. Послушай! Дима — ведь он названный брат тебе?
В а р я. У мамы долго своих не было. Взяли в детдоме сироту. Кормильца будущего.
С е р г е й. Всюду в драке человек, а тут, рядом, ты…
В а р я. Считает, не стою лучшего.
С е р г е й. Дмитрий идет! Когда же увидимся? Последние дни мои, Варюша.
В а р я. Уезжайте скорее! (Поспешно убегает).
Поворот круга. С е р г е й направляется к дому.
Ж е л е з н я к. Отбой, Серега, входи. Эксплуатну я тебя немного?
Сергей и Железняк вместе выносят столик из беседки, открывают бутылки, консервы.
С е р г е й. Кого бог в соседи послал?
Ж е л е з н я к. Всякий погон носил. Бригадиром в рыбколхозе, бухгалтером в сельпо, завхозом. Держи штопор.
С е р г е й. А ныне каким кормится клевом?
Ж е л е з н я к. Пенсия за сына, в шторм Андрей утонул, сейнер геройски спасал. Траву еще собирает морскую.
С е р г е й. Других не водится доходов?
Ж е л е з н я к (пожал плечами). Особняком живем.
С е р г е й. Это как же?
Ж е л е з н я к. Спиной друг к другу.
С е р г е й. Мой дом — моя крепость?
Выходит Т о н я, нарядная, на каблучках, с прической.
Ж е л е з н я к. Смирно! Мединструктор танкового батальона, кавалер ордена Славы, гвардии сержант Антон Железняк. Ныне под командой: муж — один, уток — полтора десятка. Медсестра всей слободы на общественных началах. А это и есть Сергей, гроза и покоритель сибирских рек. Учит тут всех есть манную кашу с чайной ложечки. Вольно!
Т о н я. Порченый он малость, Сергей, после ранений. Думала, старше вы, солиднее.
Сергей протягивает конфеты.
Ну, спасибо, хоть вспомнишь, что женщина.
С е р г е й. Очень даже заметно. Так это вы с войны вместе?
Т о н я. Все горе, Сергей, от войны. (Осмотрела стол). Пойду остальное принесу. (Уходит в дом).
С е р г е й. Где ты, Дмитрий, такое сокровище нашел?
Ж е л е з н я к. Горел я в танке на Ладоге. Без сознания был, руки-ноги отнялись. Вытащила меня, полностью все семьдесят килограммов. Сама пичужка, из медшколы в Ленинграде. Пока волокла, и ее приветили два осколка. В одном госпитале и латали нас…
Входит Т о н я с полным подносом.
Она и говорит: «Ты мой трофей военный, жизнью мне, гвардии лейтенант, обязанный!..»
Т о н я. Брехун несчастный!
Ж е л е з н я к. Страшно под каблук, а все же лучше, чем испечься в танке. Расписались в рейхстаге на стене, а уж потом в Азовске, в загсе. С тех пор и стою во фрунт.
Т о н я. Женим мы вас, Сергей. Есть тут одна — королева!
Ж е л е з н я к. Кого сватаешь, Антон?
Т о н я. А Варю. (Сергею). Соседка наша.
Ж е л е з н я к. Варюшу — такому орлу? Бесхарактерная личность.
Входит М а р т а.
Вот это — да! Вдова, а двух невест дороже.
М а р т а. Опоздали. Сегодня предложение приняла.
Т о н я (обняла). Ах, скрытная душа. За кого ж идешь?
М а р т а. Э, секрет пока.
Ж е л е з н я к. С прицелом начинала дом. (Поражен, внезапной догадкой). Дубко?!
М а р т а. А хоть и он? Чем не пара мы?
Т о н я. Марта плохого человека не выберет. Любишь?
М а р т а. Вроде ребенка он мне единственного. Слабый был человек, бесприкольный… Какая налетит волна, та и закрутит. А вернулся, познакомились… Пускай даже для меня одной старается, чтоб я в него поверила. И через это может человек обернуться к новой жизни!.. Не так что повернись с Николаем, мне хоть с головой в море.
Ж е л е з н я к (поражен). Ох, Марта, другую бы тебе долю.
М а р т а. А я свою долю сама всегда выбираю.
Железняк молчит, не принял вызова.
С е р г е й (стараясь смягчить неловкость). Как же это вы директора кирпичного на полмиллиона штук окрутили?
М а р т а. А он мальчик холостой. Для вас, говорит, Марта, всякий день — Восьмое марта. В кино приглашал. (Тоне). Закроила я, Тонечка, твой капрон.
Т о н я. Вот спасибо, пойдем прикинем. (Уходят в дом).
Ж е л е з н я к (тихо). Слышал все? Страшный удар будет…
С е р г е й. Правда, что Марта первой швеей тут считалась?
Ж е л е з н я к. Золотой ручеек сам в руки бежал.
М а р т а (в окне). К свекру он дорогому бежал.
С е р г е й. Свекор? Кто ж такой?
М а р т а. Есть тут один, соседушка… В тапочках ходит. Отобрал шторм моего Андрея, сразу и ушла я из их дома.
С е р г е й (уже догадываясь). А шитье чего же бросила?
М а р т а. На стройке мужиков много. Вот и не прогадала. (Выходит из дома). Сбегаю, окунусь пока. Жарко.
Ж е л е з н я к. Эх, не вовремя она. Не знаю, что и делать.
Во двор, держась за сердце, входит К а л и н а.
К а л и н а. Дмитрий! Всю я его механику расколол, Дубка этого. (Показывает бумаги). Тут он весь у меня — на ладони!
Двор Железняков. Еще светло. За сдвинутыми столами х о з я е в а и г о с т и.
Т о н я. Все налили себе?
Ж е л е з н я к. Ну, по первой за основу всех основ — за рабочий класс! Старым чтоб не скисать, зеленым — не желтеть!
Все шумно чокаются, закусывают.
О л е к. Мы с Иришей символически.
В окне показывается голова К а л и н ы.
К а л и н а. Давно такого тоста не слышал. Согрел душу, Дима!
Ж е л е з н я к. Вы лежите, Петрович. Нельзя вам.
К а л и н а. Еще успею належаться. (Скрывается).
Т о н я. Знаете, что мой отец с собой на фронт взял? Одно-единственное: пропуск свой на Путиловский завод.
О л е к. При царях звание было — потомственный дворянин. Почему свое не учредить нам — потомственный рабочий? Тем, кто за отцами идет.
М а р т а. А что — напишем в правительство! Голосую!
Все поднимают руки.
С е р г е й. По второй предлагаю — за большую воду в Азовске! Жаль, не увижу. Каждый кран своей рукой открывал бы.
К а л и н а (в окне). Горе одно от человека этого. Весь берег завалил камнем. (Скрывается под взглядом Тони).
С е р г е й. А кто меня, Петрович, спасителем назвал?
Ж е л е з н я к. По твоей милости всю неделю по полторы смены с машины не слезаю.
С е р г е й. Вот — стоило портить отпуск?!
Т о н я. Столько дома не были, Сергей. Что вдруг потянуло?
С е р г е й. Сын велел ехать.
М а р т а. Какой такой сын у вас?
С е р г е й. Будущий. В Сибири теперь все возможно.
И р и ш а. Будущий? Чудеса!
О л е к. И что же вам сказал сын, которого еще нет?
С е р г е й. Приходит однажды из школы Максим Сергеевич и сразу ко мне: «Волга твоя, батя?» — «Моя». — «Ангара — твоя?» — «Само собой». — «Енисей — твой?» — «А то как же, на нем живем!» «Что за допрос? — думаю, — у него же на карте все мои стройки обозначены: сын родился, в детский садик пошел, в школу…» Тут он и всадил свой заряд: «Ну, а Синюха — твоя?» — «А что такое?» — «Ты же родился там? А что построил на ней?» Молчу. А Максимка свое: «Сегодня в газете про Синюху твою читал. Водохранилище создают люди, воду в город пустить хотят, чистую, вкусную, будто ключевую. Как же это без тебя, батя? Ты ведь говорил — дедушка Максим там десант морской высаживал!» Вот что, Олек, сказал мне мой сын.
Ж е л е з н я к. Когда-то люди духов вызывали, спириты. У Сергея связь с будущим. Напрямую.
О л е к. А что? Кибернетика с электроникой и этого достигнут.
К а л и н а (в окне). Я тебя, парень, в тридцатые годы безо всяких приборов наперед видел. Каким ты сейчас есть.
Т о н я (грозно). Опять хотите приступ вызвать?!
По улице неторопливо проходит Д у б к о. Увидел гостей у Железняков, нерешительно остановился — это спутало все его планы. Марта машет ему.
Д у б к о. Честной компании!
Ж е л е з н я к (подходит). Заходи, Николай, гостем будешь.
Д у б к о (шепотом). Просил же… чтоб наедине. Проводи!
Ж е л е з н я к (Марте). Что это женишок убегает от тебя?
Дубко растерян, не ожидал такого хода.
М а р т а (приближается). Баба я, Николай, расхвасталась. Друзья тут все наши, добрая примета… (Тянет за собой).
Д у б к о (уже у стола). Напросился я вроде бы, хозяюшка?
Т о н я. Особый гость вы сегодня. (Наливает). Жизнь они с Мартой соединить решили. Мир да любовь!
М а р т а. Спасибо, дорогие, за веру вашу, за дружбу.
Ж е л е з н я к (чокаясь с ней). Чтоб и дальше наша Марта не гнулась, не ломалась. (Дубко). Верно говорю?
Т о н я. Ой, темнеет, Димочка. Не разбрелись там наши ути берегом? (Включает свет во дворе).
Ж е л е з н я к (посмеиваясь). Гордость ее, — генеральская порода! (У забора). Траву щиплют. Пусть погуляют.
На улице показался В а с и л е к. Подходит к забору, с удивлением увидел среди гостей Дубко.
В а с и л е к. Майна-вира?!
Ж е л е з н я к. Гитара твоя здесь, Василек.
В а с и л е к (неохотно приблизился). Давайте инструмент.
Ж е л е з н я к. По одной с нами, а?
В а с и л е к. Не пью. Вчера дал слово маме.
Ж е л е з н я к. Маме? Вчера?.. Пирожки хоть попробуй. Фирменное блюдо.
Д у б к о. Компания ему не подходит. Стародежь! Чего тянуть силком?
Ж е л е з н я к. Ах, пирожки! Уйдешь, Василек, всю жизнь жалеть будешь.
В а с и л е к (входит, садится). Чтой-то я вам вдруг такой нужный стал?
На улице появляется В а р я, она приоделась, в ушах клипсы, белокурые волосы стянуты лентой.
Т о н я (идет ей навстречу). Вот и умница, Варюша, вот и молодец. Входи.
Варя стоит, смотрит на Сергея.
С е р г е й. Идемте, Варенька. (Ведет ее за руку).
Варя с удивлением смотрит на Дубко и Василька.
Т о н я. Знакомы вы?
Ж е л е з н я к (Варе). Не видел я тебя такой еще…
С е р г е й. Варя — невеста моя. Прошу любить-уважать!
Т о н я. Невеста?!
В а р я (не отнимая руки). Шутит Сергей Максимович.
М а р т а. Это я понимаю — мужчина!
С е р г е й. Все другим голову морочил, боялся — окрутят. Тут сам прошусь в полон.
В а р я. Грозится вот в Сибирь увезти. Скажи, брат, можно ему доверить жизнь?
Ж е л е з н я к. Никому ее доверять нельзя.
В а р я. Одна выпить хочу! За то, что загадала сейчас. (С удалью выпила). Детям только и верю. (Ирише). Сбудется?
И р и ш а (смеясь). Сбудется! Пионерское. Под салютом.
С е р г е й (протягивает Ирише транзистор). Бери. На память.
О л е к (шепотом). Будешь ждать меня, Ириша?
Д у б к о (встает). Невесте — красный угол. Пойдем, Дмитрий Иванович, перекурим в сторонке.
Ж е л е з н я к. Бросил. А знаешь, Дубко, я тогда, в понедельник… Совесть заела потом. Может, зря налетел?
Д у б к о. За твоим столом сижу. Чего мне еще?
Ж е л е з н я к. Да… А чтоб совсем убедиться, вчера снова поехал в район застройки.
Т о н я. А мне сказал — собрание!
Ж е л е з н я к. Убедился. Выдали тебя, Дубко, твои дружки-покупатели. Сам знаешь, выдали с головой. (Всем). Он им продавал кирпич! Сейчас, Дубко, все как на духу скажешь. Здесь, перед народом.
Т о н я. Ох, что же это, Димочка…
Д у б к о (вскочил). Что сказать? Что я сам знаю? Опять казнь египетская?! Идем, Марта. Ловушка это, самосуд!
М а р т а (выбежала из-за стола). Спасибо, поздравили!
Василек тоже инстинктивно встает.
О л е к. Нет уж, подождите. До конца разберемся.
И р и ш а. Всей бригадой за вас ручались.
М а р т а. Все вы врете на него, все каменные!
В а р я. И тут — шум-крик?
Ж е л е з н я к. Будешь говорить, Дубко?
Из дома выходит К а л и н а.
Т о н я (заметалась). Яков Петрович, против вы были, знаю… Разбороните хоть вы петухов этих!
К а л и н а. Нет, не разойтись нам сегодня миром.
Д у б к о. И вы туда же? Что же я сказать должен?
Ж е л е з н я к. Все скажешь, Дубко. Каким таким чудесным способом воровал, что ревизоры пролетели мимо. И как всех сторожей обводил. И еще хотим знать, кто тебя в мокрые дела впутал? Кто снова на гнилую дорожку свел?
М а р т а. Молчишь, Николай, слушаешь?!
Д у б к о (спокойно). Остынь, Марта, ерунда все это, балаканина. (Железняку). Наплели на меня застройщики, а ты и рад? Тебе удобно, и им с руки. На кого-то свалить надо? А Дубко тут наиподходящий товар. С вечным клеймом!
Ж е л е з н я к. Отработанное масло.
Д у б к о. Кто же поверит всяким байкам, если я за каждую штуку могу сложить отчет?
К а л и н а. А вдруг не сложишь?
Д у б к о. Радости вам тогда будет мало.
К а л и н а. Мои радости позади все.
В а с и л е к. Я одну пропущу! (Залпом выпивает).
Железняк выразительно взглянул на Сергея.
Д у б к о. Язвенный у тебя характер, Железняк. Ну, чего и другим и себе портишь нервы?
Т о н я. Правда, Дима, — разным байкам верить? Всем налью — и мировую!
С е р г е й. Брось ты все это, Дмитрий. Очная ставка с покупателями, — и останется, в чем мать родила.
Ж е л е з н я к (лукаво). Прав Сергей, ни к чему этот разговор. Что ж, завтра прямым рейсом — в ОБХСС.
Т о н я. Куда? Не пущу я, слышишь?
Д у б к о. Раз на байки-сплетни пошли, так и я, хозяюшка, кое-чего слышал. Один шофер наш будто натворил разных дел, а все почему-то шито-крыто… Может, и болтают зря…
М а р т а. Ты куда это целишь, Николай?
К а л и н а. Вот о чем он с тобой, Дима, наедине хотел!
М а р т а (Дубко). Ты? Наедине?
Д у б к о. Дошел до тебя, товарищ Железняк, слушок этот?
В а с и л е к (срываясь на крик). Не к тому я рассказывал ему. Могилы маминой мне не видать!
Д у б к о (невозмутимо). Под бахусом он был, шофер этот. Скорость недозволенная, старушку одну зашиб даже изрядно, лавочку мелочную — в дым. Машину, само собой, на ремонт. А последствий никаких.
М а р т а. Что же ты молчишь, Дмитрий?
Ж е л е з н я к (не давая ей сказать). Я это был, товарищи, я.
Общее замешательство. Растерянные возгласы.
Кроме бахуса и старушки — все правда. (Дубко). Думал, деньги совать будешь. Поумнее нашлась голова? Хозяин?
Т о н я. Ох, Димочка, как же теперь?
К а л и н а. Како́й это хозяин, Дмитрий?
Ж е л е з н я к. Авось кто-нибудь и подскажет сегодня.
С е р г е й (подходит к Дубко). Вытряхну я его отсюда, а?
Ж е л е з н я к. Стоп, Сергей. (Тихо). Погубишь все.
Д у б к о. Вот уж не думал. Депутат, ударник комтруда… На весь город сенсация — аварийщик, хулиган за рулем! Отовсюду вон, а? Где уж тут другим бирки навешивать?
М а р т а (потрясенно, Дубко). Значит, правда… Значит — ты?
Ж е л е з н я к (подошел к жене). Все пугала Антонина: саданут дробью из-за угла. А они вот смело, при всех. Некогда, спешить приходится. Что теперь скажешь, товарищ сержант?
Пауза.
Т о н я (взяла мужа под руку). Да, было, боялась, молила Дмитрия, чтобы бросил все. Сейчас еще замирить пыталась. (Дубко). Спасибо, просветлили ум!.. Гнали меня когда-то из дому Димины родичи, вторая блокада мне была. Не предал Дима нашей любви, нашей крови, пролитой вместе. Что же это? Для того я его на себе вынесла с поля боя, чтоб он сейчас перед кусочниками — лицом в грязь? Его — на коленях мне видеть?
В а р я. Есть, значит, счастье на свете?..
Т о н я. Завтра пойдешь, Дима, и все сам — про вину свою.
Железняк молча обнял жену за плечи.
Д у б к о (идет). Ночка длинная, подумать есть еще у вас время.
М а р т а (стала на дороге). Вор, вор… Судить тебя будут. А на каком суде за другое ответишь? (Сдерживая слезы). Обобрал душу, веру убил… Дура последняя, надеялась — любовь всякого очистить может… Что пел мне? Учиться вместе будем, дом уговорил строить, чтоб детишек завести…
Ж е л е з н я к. Прости, Марта, не мог я иначе.
М а р т а. Шкуру спасал сейчас… Вот зачем сегодня предложение мне сделал! Теперь сам со мной распрощался. (Отступает в сторону). Иди.
В а с и л е к. Нет, рано еще! Не работал Дмитрий Иванович в ту смену. Со мной случилось это все, я за рулем сидел, я выпивши был! На себя он взял вину. И теперь вот молчит.
Железняк протягивает Васильку руку. Тот отступает.
В а р я (тихо). Кто же ты такой, парень?
С е р г е й (Дубко). Дурачок он, этот Вася, а?
Д у б к о. Умники все вы тут, а меня утопить — черта лысого! Нет на стройке хищений, не докажете ничего. (Идет).
К а л и н а (встает). Подожди, Дубко. Еще ко мне не сходил.
Д у б к о. Эх, Петрович, за отца вас считал… Кто меня взял на такое место, доверие оказал? Вы моих родителей знали, загребущие были люди, в первую войну скупали у немцев-колонистов виноградники за гроши. И я стыдился грязнить руки, считал — для тех это, кто на другое не способен. Потому и подался в рыбкооп. Вот такой пустой человек был. А кто мне душу перевернул доверием своим, кто…
К а л и н а (обрывает). Отвечай, Дубко: когда мы кирпич стали получать в контейнерах?
Д у б к о (онемел на миг). Это к чему же?.. Не припомню что-то.
О л е к. С июня, Петрович. Третий месяц.
И р и ш а. С нас во всем городе начинали.
К а л и н а. Собрался я писать месячный отчет, забрал всю канцелярию на воскресенье домой. Поднял и его бумажки — ажур, как всегда! А тут я вдруг вспомнил про контейнеры — это когда мы с тобой, Дима, сегодня разбирались… Бегом домой. Справочник в руки: норма боя тут какая? Ошпарило мне душу: при контейнерах — в пять раз меньше! А Дубко давно сообразил. Он по-старому процент боя показывал. Что навалом, когда прямо в машинах возили кирпич, что теперь, в контейнерах. У меня склероз, башка старая, а вы где, умники, были?
Ж е л е з н я к. Ловко ты нас всех, Дубко.
М а р т а. Я за эти контейнеры сама билась всюду…
Д у б к о. Из жалости терпели вас, Калина. Теперь враз выгонят.
К а л и н а. Знаю. Сам уйду.
Тоня поспешно подает ему воду, лекарство.
Ж е л е з н я к. Не надо нам, Петрович, никого другого.
Д у б к о. Кладовщицу Марту Стоян — под суд. Халатность или соучастие. Передовичков этих — из комсомолии.
О л е к (хватает табурет). Хоть будет за что!
С е р г е й (вырывает табурет). Легко наказать себя, парень, хочешь.
М а р т а (Дубко). Один против всех бьешься? Чем? Грязью?
Д у б к о. Отпустили бы с миром? Уеду завтра, и снова тихо у вас… Чего взбесились? В карман я залез к вам? Отбил хлеба кусок? Кирпича вам жалко? Глины с водой? Чей он? (Железняку). Твой? Его? Из-за дерьма такого пускать жизнь свою под откос?
В а с и л е к (встает). Общее сроду хозяина не имело? Общее — все равно что ничье? Слыхал я уже эту песню! Никого запугать не смог? Меня одного, считаешь, на всю жизнь купил? Трус Василек, последнее барахло? Я с ним все лето воровал на пару…
М а р т а. Ох, Василек… Жизнь с такого начинать?
В а с и л е к. Что Дубко утаивал, вместе — на Старые Мельницы. С завода прямо, в контейнерах этих…
Д у б к о. Ду-рак. За два дела десятку сразу получишь.
В а с и л е к. Опоздали пугать.
Ж е л е з н я к. Слышал, Дубко? Теперь вон отсюда.
О л е к (встает). Мы проводим.
Ириша становится рядом с Олеком.
Д у б к о. Куда я сбегу? Куда сбежишь от вас? (Железняку). Аварию чужую покрыл. На твоей машине возили кирпич краденый. Не выйдешь ты, мил человек, в герои! (Уходит).
О л е к. Простите нас, дядя Дима… И пойдем, Ириша. Дежурство все же.
Ж е л е з н я к. Идите, ребята. У вас улица длинная.
Олек и Ириша уходят.
В а с и л е к. Он ведь как промышлял вначале? Выпишут Марте тысячи три кирпича, а Дубко под шумок — в машину!..
Тоня делает знаки Васильку, он не понимает.
Говорил, заберу потом Марту отсюда, иголка у нее золотая…
М а р т а. Я, я… в компании… Ширма для жулика! (Срывается с места, бежит к морю).
Ж е л е з н я к. Держите ее. Не в себе она сейчас! (Догоняет, останавливает силой). Одна у тебя компания, Марта.
М а р т а. Ох, Дима… (С наигранной бодростью, сквозь слезы). Правда, что это я? Мне кукушка сто лет посулила! Голова — руки есть? В бригаду к Олешке пойду.
К а л и н а. Одно я раньше понимал: дает план — человек, фигура, нет плана — нуль.
В а с и л е к. Пойду я, прощайте. У моря посидеть напоследок.
Ж е л е з н я к (качает головой). Никуда ты не пойдешь.
Пауза.
Скажи мне, Василек… что с Дубко свело тебя?
В а с и л е к. Деньги… (Глухо). Пить, гулять.
В а р я (невольно). Да маме больной он все отсылал! До копейки!
К а л и н а. Правда это, Василек?
Василек молчит.
Ж е л е з н я к (Варе). Ты-то откуда знаешь?
В а р я. Случайно… На почте видела…
С е р г е й. Встречал я, парень, ребят, которые там (сложил пальцы решеткой) людьми стали. Ты сам шагнул… Одно сейчас переступил. Амеба этот Дубко. Труха. А вот кто твою жизнь старался под откос пустить? Кто тебя с душой твоей поссорил?
В а с и л е к. Не знаю я больше никого! Сам во всем виноват.
Ж е л е з н я к. Полправды, Василек, хуже всякой брехни.
В а с и л е к. А может человек всю правду вынести?
Ж е л е з н я к. Человек — может.
Пауза.
В а с и л е к. Всю правду хотите знать? Ищете, кто Василька от людей отколол? Матери глаза не дал закрыть? Скажу! Только не пожалеть бы вам, Дмитрий Иванович.
Ж е л е з н я к. Мне?
На берегу раздается выстрел, и тотчас же крики раненых уток, хлопанье крыльев. Все настороженно переглядываются, подбегают ближе, но ничего в темноте разглядеть не могут.
Т о н я. Ох, ути наши. Гад какой-то пьяный! Сбегаю, прирежу, пока не поздно.
Ж е л е з н я к. Я сам, Тоня.
К а л и н а (схватил за руку). Пережди! Всякое бывает.
Ж е л е з н я к. С пьяным дураком не совладею?
К а л и н а. В меня трезвые палили из обреза.
Ж е л е з н я к. Когда это было? Пусти.
Т о н я (удерживает его). Никуда не пойдешь, Димочка!
С е р г е й. Боюсь, предупреждение это тебе.
Василек бегом бросается со двора к морю.
Ж е л е з н я к (вырывается). Все с дороги!
С е р г е й (устремляется за ним). Дмитрий, осторожно.
Т о н я (бежит, сбрасывая на ходу туфли). Страшно мне…
С берега доносятся свистки, возбужденные голоса.
М а р т а (удерживает Тоню). Не пущу!
Раздается еще один выстрел.
Т о н я (кричит). Диму убили!
Все бросаются к берегу. В темноте вспыхивает луч карманного фонарика. Навстречу тяжело шагает Ж е л е з н я к , несет кого-то на руках.
Ж е л е з н я к. Дорогу!
Т о н я. Жив, живой! (В ужасе). Кто это у тебя?
Ж е л е з н я к. Василек… без сознания. Первым добежал, прикрыл меня. Неотложку вызывайте. Тоня, скорее шприц!
Железняк скрывается со своей ношей в доме. Тоня и остальные идут за ним.
Т о н я (в дверях). Нет, нет, только мешать будете.
К а л и н а. Ко мне бегите звонить. До чего докатилось! (Достает ключи).
К о л о м и е ц, С е р г е й, О л е к и И р и ш а ведут во двор Д у б к о и С а м б у р а. Все оцепенело смотрят на них.
С е р г е й. Жив Василек?
К а л и н а. Был живой. Дмитрий, выйди-ка!
Железняк выходит. Молча смотрит. В окне появляется Т о н я.
Т о н я. Чуяло мое сердце! (Скрывается в комнате).
Ж е л е з н я к. Вот мы и узнали всю правду.
В а р я. Не может быть, не может быть, не может быть…
К о л о м и е ц (показывает на Дубко). Он стрелял. С лодки.
М а р т а. Нет! Нет у него ружья, никогда и не было!
К а л и н а (сует ключи Ирише). Лети ко мне, врача вызывай!
Ириша, схватив ключи, убегает.
С е р г е й. Уйти в море не успел.
О л е к (кивает на Сергея). Наперехват они бросились с сержантом.
К а л и н а. Старый трюк кулацкий. Ружье — в море?
К о л о м и е ц. Машину поймать надо. (Уходит).
С е р г е й. Прятаться побежал к твоему соседу, Дмитрий. У него и взяли.
В а р я. К нам?!
Ж е л е з н я к. К моему соседу…
В дверях появляется Т о н я.
Т о н я. Нет врача еще? Укол сделала, дыхание есть пока. (С ненавистью смотрит на Дубко и Самбура). И не провалится земля? (Возвращается в дом).
Д у б к о. Говорил вам всем — отпустите с миром…
М а р т а. Ты! Ты! Все — ты…
С а м б у р. Ко мне забежал? Со страху, в первый двор! Десять лет я в глаза его не видел!
Д у б к о (ошеломлен таким вероломством). А кто мне ружье это сейчас дал?!
С а м б у р. Какое ружье? Продал я свое давно. Знать ничего не знаю.
В а р я (выступает вперед). Знать не знаете? Десять лет не видели? Спокойны — Василек ничего не скажет… А кто в понедельник там, на Синюхе, целый час наедине сговаривался с Дубко? У кого подлец этот сегодня за столом сидел? С кем планы строили, как сына своего страхом взять?
С а м б у р (отшатнулся). Варя, кровь моя… Такое — на родного отца? Дочь, опомнись!
В а р я. Опомнилась.
Ж е л е з н я к. Понимаешь ты, Варя, что сказала сейчас?
В а р я. Больше некому. (Подходит к окну). Жив он еще, Тоня? (Всем). Дышит.
С е р г е й. Да… Один день в жизни, один вечер…
Ж е л е з н я к. И умирает человек в двадцать лет. И лежать там должен был я…
Вбегает запыхавшаяся И р и ш а.
И р и ш а. Василек — как? Выехал доктор. Я ждать буду на углу. (Уходит).
С а м б у р. Жизнью клянусь, Дмитрий! Постращать только хотел, уток пострелять… Такого и в мыслях не имел… Не стерпел дурак этот, пальнул еще раз. Сын, последний раз поверь!
Ж е л е з н я к. Долго вы людей путали-пугали, долго. Все испробовали, все ключики и отмычки… А к чему вернулись? К тому же обрезу кулацкому? И с кем остались? Дочь родная отреклась! (Дубко). Убил бы меня. А они все? Молчали бы со страху, да? (Самбуру). Что, страшно, наконец, самим стало?
С а м б у р (прямо в глаза). Нет, теперь не страшно уже… бывший сын. Всю жизнь гнул меня страх, не давал дышать. Устал я сидеть на вашем крючке, играть втемную. Теперь — конец. Все ты спрашивал, зачем мне денег столько? Да, сейнера не купишь, магазин не откроешь… А все равно с деньгами человек — выше всех, свободная личность. Законы, порядки, правила ваши — видимость это одна, дым! (Долго смотрит на Варю). Вру я. Всю жизнь себе и другим врал. Вот — не нужны ей мои деньги…
Слышен шум подъехавшей машины. Входит К о л о м и е ц.
К о л о м и е ц. Прошу, граждане. (Олеку). Ты, парень, со мной. (Железняку). Похоже, отыскали тот самый след, Дмитрий Иванович?
Д у б к о. Финита!
Самбура и Дубко уводят. Самбур хотел что-то сказать, но только обвел всех долгим взглядом.
В а р я. Вот я чья дочь, Сергей…
С е р г е й (подходит). Уедем, Варя, все зарастет.
В а р я. Нет, Сережа, здесь я должна остаться.
С е р г е й. Варя, любим мы друг друга!
В а р я. Мне еще человеком стать нужно… Самой.
С е р г е й. Ждать буду тебя. Год. Два. Десять.
Варя прикладывает его ладонь к своему лицу.
Т о н я (выходит). Не дождался Василек врача. Все.
Все стоят, низко опустив головы.
Ж е л е з н я к. Нет, не все… не все…
К а л и н а (словно эхо). Не все…
Вместе с И р и ш е й стремительно входит доктор.
Д о к т о р. Кто здесь ранен? Чем? Где он?
Ж е л е з н я к (протягивает ладонь, на ней дробинка). Такой маленькой штучкой. Дробинкой. Уже не нужны вы ему, доктор.
Д о к т о р. Посмотрим. Кто проводит?
Тоня ведет доктора в дом.
Ж е л е з н я к (рассматривает дробинку). А может, не одним этим свалило Василька? Деликатные люди, чуткие, — не спросите, не скажете: «Сменщик твой, самый близкий на работе человек — убит… сестра задыхалась в темной яме… хорошей женщине Марте чуть жизнь не сломало… Как же это случилось? Где-то далеко искал отравителя душ, а он рядом, под одной крышей?»
С е р г е й. Некому здесь судить тебя, Дмитрий! Во всяком бою за победу платить приходится.
Ж е л е з н я к (медленно, словно сам с собой). По-разному идут в бой. И разная плата бывает за победу… Не вчера началась эта история… Вернулся я с фронта, считал — каждый у нас сейчас должен быть вроде святого. И правда, на труд мы набросились, как в пустыне на воду. У всех — жажда! А тут рядом отец названный. Ночью калымит в море, днем торговлишка… Вода, вареха… Ругался, требовал, до кулаков доходило. Нажму — пообещает бросить и опять обманет. И тогда, правду скажу, плюнул я, махнул рукой… Дом разделили, жизнь разделили. Считал — трухлявое дерево, на поре само свалится, корни мертвые. Какая, мол, у него опора в нашей жизни? Марширует она полным ходом и плюет на всякую мелкую нечисть. Да, Сергей, гордился я даже тем, что особняком жил, не замарался, считал — не тут моя жизнь, честь и война… Говоришь: бой выигран… Выигран! (Кивнул на дом). А Василек — убит… Где фронт в нашей жизни сегодняшний, где ты?..
Из дома выходят д о к т о р и Т о н я.
Д о к т о р (Тоне). Не казните вы себя, милая. Никто тут уже не помог бы. (Всем). Виновные, значит, задержаны?
Ж е л е з н я к. Не все, не все… (Снова раскрывает ладонь с дробинкой). Одна дробинка не убивает, правда, доктор? (Всем). Ну, а если даже одна, но слишком долго сидит в душе человеческой? Подлая… С ядом? А у нас других дел по горло, не видим ее в себе, не замечаем!.. Что же нам сделать, как жить, чтоб никогда, нигде больше не случилось такое? Что делать сегодня, завтра? Каждый день, каждый час?
1965 г.