Глава 9

Амелия

Следующие два часа Амелия играла фрагменты из сонаты № 3 Брамса, концерта № 2 Бартока и концерта № 1 ля минор Шостаковича. Ее пальцы перебирали тонкую шейку скрипки, сколотое и потрепанное дерево.

Самые лучшие скрипки отличались темпераментом, угрюмостью и вспыльчивостью, как и люди. Эта скрипка была старой и дешевой. Не ее «Гварнери» XVIII века, но Амелии было все равно. Она извлекала ноты, звук, срывавшийся со струн, был ярким, живым, полным и более прекрасным, чем она могла вынести.

Головная боль нарастала за глазами, но Амелия не позволяла ей украсть удовольствие. Она не хотела беспокоиться о мигрени и приступах. Впервые за несколько месяцев она делала то, что хотела, то, для чего была рождена.

Она переключилась на «Чакону» Баха из Партиты № 2 ре минор — ее любимое произведение. Провела смычком по струнам и сосредоточилась на музыке, пока та не потекла в каждом дюйме ее тела, не заполнила ее, не зазвучала в кончиках пальцев. Пока не осталось ничего другого. Ее музыка наполняла пространство, дрожа в сладких и горьких тонах.

Слишком легко было забыть, что существует что-то, кроме хаоса, насилия, страха и смерти. Они все выжили, хотя были грязными, измученными и травмированными. Но существовало нечто большее, гораздо большее. Жизнь была больше.

Они могли найти ее снова. Они доберутся до Убежища. Окажутся в безопасности. Они найдут место для музыки, красоты и любви.

Такое место существовало. Она знала это сердцем и душой.

Амелия открыла глаза, когда затихла последняя призрачная нота. Было совершенно темно, если не считать свечения, исходящего от смартфлекса, который установил для нее Мика. Остальные участники группы погрузились в обессиленный сон, как только их тела опустились на мягкие диваны.

Уиллоу и Финн разложили два дивана вместе, разделив подушки с Бенджи, устроившимся между ними. Селеста заняла кожаный диван, как можно дальше от Хорна. Мика все еще читал при свете фонарика.

Джерико дежурил у главного входа в мебельный магазин. Сайлас пошел к западному выходу, который вел к другому торговому центру — с магазином спортивных товаров и горящими трупами.

Габриэль охранял южный выход, ведущий на огромную парковку. Слева от южного выхода находились туалеты, административные помещения и стальная дверь, соединявшая магазин с большим складом, где хранилась мебель в пластиковой упаковке, ожидавшая своей очереди на доставку.

Амелия спрятала скрипку в кашемировый свитер, найденный в одном из дизайнерских бутиков. Ей нужно поспать. Она устала, но сны по-прежнему оставались капризными и коварными. Бывали ночи, когда Кейн преследовал ее — его ужасные руки, шарящие по ее телу, глаза-бусинки и злобная, похабная ухмылка. Она просыпалась, вздрагивая и плача, охваченная ужасом, слабая и напуганная снова и снова.

Это случалось уже не каждую ночь и даже не каждую вторую ночь. Медленно, неумолимо она избавлялась от него. Кейн больше не имел над ней власти, ни мертвый, ни живой. Скоро он вообще перестанет ей сниться.

Она вздохнула и в темноте направилась в туалет, используя для освещения голубое свечение своего смартфлекса. Дождь шел так часто, что солнечная зарядка Джерико стала почти бесполезной. Батарея ее смартфлекса разрядится уже завтра.

Амелия пыталась убедить себя, что ей все равно. Но все же было что-то успокаивающее в голубом свечении интерфейса, в том, что время и дата все еще работали, хотя мало что еще оставалось. Сейчас было 22:15 среды, 13 декабря. Как будто это имело какое-то значение. Но почему-то это все равно оставалось важным.

— Смотри под ноги. — Голос Габриэля раздался из темноты, когда Амелия едва не ударилась голенью о торцевой столик, неудачно стоящий в проходе между мебельными рядами.

Габриэль включил фонарик на батарейках и осветил ей дорогу. Она остановилась у дверей в туалет. Гроза прекратилась, но лишь слабый свет проникал сквозь стеклянные двери южного выхода справа.

Густые облака закрыли звезды. Пустая парковка и несколько бесплодных деревьев влажно блестели.

— Как думаешь, сегодня будет мороз?

— Скоро будет.

Боль давила на веки. Амелия прижала пальцы ко лбу, желая, чтобы боль ушла. Она надеялась, что это не мигрень, но, по крайней мере, пока они в безопасном месте. Хотя мигрень — не самое страшное.

Когда наступит следующий приступ? Почувствует ли она предупреждение, или он обрушится на нее, как ревущий поезд? Какой ущерб он нанесет? Какую часть себя она потеряет? Ее воспоминания? Способность ходить и бегать? Ее музыку?

— Что-то случилось? — Доброта в голосе Габриэля отозвалась другой болью, острым уколом в глубине ее души.

— Я в порядке. — Она едва могла разглядеть его лицо, только очертания, глаза Габриэля слабо блестели в темноте. Желудок сжался против ее воли. — Спасибо за скрипку, — тихо сказала она.

Габриэль вздохнул.

— Мой брат, правдолюб. Я должен был догадаться.

Амелия натянуто улыбнулась, хотя он не мог этого видеть.

— Он последователен, надо отдать ему должное.

— Он хороший парень.

— Да, хороший.

Они погрузились в неловкое молчание. Слышал ли Габриэль, как быстро и неуверенно бьется ее сердце? Это был первый раз, когда они по-настоящему остались наедине со времен «Гранд Вояджера». На нее нахлынули воспоминания. Она едва не зашаталась под их тяжестью.

Вспышка боли пронзила глаза. Амелия оцепенела, ее зрение помутилось. Она слегка покачнулась.

— Эй. Ты в порядке? — Габриэль протянул руку и поддержал ее.

Его ладонь коснулась обнаженной кожи ее запястья, вызвав каскад сполохов. Она затаила дыхание и отстранилась.

— Прости меня, — быстро сказал он, делая шаг назад. Габриэль говорил искренне, его голос был полон раскаяния. — Я не хотел доставлять тебе неудобства.

Она потерла руку.

— Все… все в порядке.

— Мне очень жаль, правда, — неожиданно сказал Габриэль. Его слова вырвались с трудом. — Прости меня за все. Я знаю, что ты, наверное, не поверишь мне. Я бы не поверил. Но каждую секунду каждого дня я думаю о том, как поступил с тобой. Тебе, вероятно, тяжело находиться рядом со мной после того, что я сделал…

Амелия напряглась. Она не планировала заводить этот разговор сейчас. Она не готова. Она чувствовала себя незащищенной и уязвимой.

— Что ты ожидаешь от меня услышать?

— Тебе не нужно ничего говорить. Это нелегко для меня… — Он прочистил горло. — Я, вероятно, все неправильно объясняю.

В ней вспыхнул гнев. В этом не было никакого смысла, но Амелия ничего не могла с собой поделать. Она не хотела с ним разговаривать, так почему вдруг разозлилась за то, что он так долго тянул со своими извинениями?

— Прошли месяцы. Ты мог бы сказать что-нибудь раньше.

Она почувствовала, как Габриэль вздрогнул.

— Я был пленником в наручниках. Ты умирала от вируса «Гидры». Не самое лучшее время.

Амелия рассмеялась. Резкий и болезненный, но все же это был смех. Темнота, окружавшая их, как-то освобождала. Как будто они находились в другом мире. Как будто она могла сказать все что угодно, наконец-то произнести слова, которые обдумывала уже несколько месяцев.

— Я простила тебя за терроризм, можешь не сомневаться. Но когда ты узнал правду…

— Я знаю, — тяжело вздохнул Габриэль.

— Ты предал меня.

Амелия ждала, что Габриэль начнет оправдываться, заявит о промывании мозгов или, что Симеон заставил его отказаться от нее, чтобы хоть как-то приуменьшить то, что сделал. Именно Кейн и Симеон причинили настоящий вред, именно они были настоящими чудовищами… но Габриэль не стал говорить ничего подобного.

— Ты рискнула, — вместо этого сказал он. — Ты доверилась мне. У нас… у нас был момент. Больше того. То, что я чувствовал к тебе, было настоящим. Я хочу, чтобы ты это знала. Я не притворялся. Нет… совсем нет.

Эмоции переполняли Амелию. Слезы заструились по векам. Услышать от него эти слова было важно. Габриэль понимал, что он сделал. Как сильно ее обидел. Ее сердце все еще напоминало огненный шар в груди.

— Хорошо, — пролепетала она.

Ее глаза приспособились к темноте. Она могла различить его руки, сжимающиеся в кулаки по бокам.

— Ничего хорошего. Этого не было тогда и никогда не будет. Я воспользовался твоим доверием и разбил его на тысячу осколков.

— Да… — Амелия подняла подбородок. Осторожно подбирая слова, словно они могли сломаться у нее на языке, она проговорила:

— Ты предал мое доверие, но не сломал меня.

Габриэль стоял так близко, что она слышала его дыхание и толчки в груди. От его кожи исходило тепло. Ее сердце забилось быстрее.

— Ты сильнее, чем я был, — тихо сказал Габриэль, — чем я есть.

Она теребила свой браслет с шармами под свитером. В глазах пульсировала боль, но Амелия не обращала на нее внимания.

— Ты мог рассказать всем, что сделал мой отец, что это он создал вирус «Гидры». Ты мог заявить о своей невиновности. Но ты не стал. Почему?

Габриэль подвинулся, и прислонился к стене. В тусклых тенях четко вырисовывались очертания его профиля. Он был все так же красив, силен и свиреп как ястреб.

— Они бы начали подозревать тебя и твою семью заодно. Вас стали бы допрашивать, посадили в тюрьму или еще хуже.

— Ты позволил своему брату поверить, что ты чудовище, вместо того, чтобы выдать меня.

— Я и так был чудовищем, — мрачно отозвался Габриэль.

Долгое время никто из них не разговаривал. Амелия не знала, что ей думать и чувствовать. Он совершил поистине ужасные поступки. Он поступил чудовищно. Но разве из этого следует, что он все еще монстр?

— Мика говорит, что надежда есть для всех.

Габриэль сдвинулся в темноте.

— И Надира тоже.

При мысли о Надире у Амелии защемило сердце. Она была по-настоящему доброй и отзывчивой. Без нее мир стал гораздо хуже. Надира верила, что в Габриэле еще есть добро, что даже террорист может искупить свою вину. Возможно ли это? Хотела ли она, чтобы это было правдой?

Он пристально посмотрел на нее.

— Ты сама сказала Мике правду.

Амелия не стала объяснять ему, что доверие — вещь хрупкая, но драгоценная. Когда оно рушится, рушится и ее сердце.

Но она не могла оставаться сломленной. Амелия отказывалась от этой участи. Она не могла позволить Кейну, Симеону или отцу победить. Ей хотелось кому-то довериться. Это стало частью восстановления себя, по одному кусочку за раз.

Но Габриэлю не нужно этого знать.

— Так было правильно. — Они долго смотрели друг на друга.

Она выдержала его взгляд, но потом опустила глаза.

— Что ж, я благодарна.

Он скривил губы, обнажив белые зубы.

— Видишь, мы можем вести себя цивилизованно.

Амелия не могла видеть ямочку на его левой щеке, но знала, что она там есть. Она сглотнула, во рту внезапно пересохло. Ей нужно поскорее уйти отсюда.

На нее накатила волна головокружения, и не только от присутствия Габриэля. Головная боль все еще пульсировала в черепе. Ей нужно лечь, и как можно скорее. Она двинулась в сторону туалета.

— Я пойду.

Он уступил ей дорогу.

— Конечно.

Она открыла дверь в полную черноту. Вытянула руку со своим смартфлексом, и голубое сияние осветило круг на цементном полу. Прежде чем Амелия успела осознать, что цемент — странный выбор для туалета в дорогом универмаге, что-то вынырнуло из темноты.

Она разглядела морду, зубы и крошечные черные глазки. Маленькое мохнатое существо бросилось на нее. Амелия задохнулась и отступила назад, оставив дверь открытой.

Из дверного проема выскочила коричневая крыса. Она встала на дыбы в метре от ее ног и сердито пискнула.

Амелия ударила ее ногой. Крыса извернулась и скрылась в темноте.

— Что это было, черт возьми? — спросил Габриэль.

— Крыса. Она пришла оттуда. — Амелия указала на дверь в складское помещение. Габриэль осторожно шагнул в дверной проем и посветил фонариком внутрь, выхватывая тени.

Амелия замерла. Ужас свернулся у нее в животе, когда тени разделились на четкие фигуры. Шевелящиеся тела. Блестящие черные глаза. Плоские, широкие зубы. Острые маленькие когти.

Дюжина. Потом несколько десятков. Сотня. Больше, чем она могла сосчитать.

Они собирались на подлокотниках обтянутых пластиком шезлонгов, сидели на столешницах, перепрыгивали с одной диванной подушки на другую. Крысы толпились на журнальных столиках и тумбах. В каждом углу сидели по сотне штук, превратившись в густые, неровные тени.

Это были не милые зверушки, привыкшие к опилкам и клеткам. Их глаза сверкали злобой. Их маленькие, острые зубы скрежетали, шерсть вокруг пасти была влажной от рыжеватой, пенящейся слюны.

Крысы были заражены. Вирус бушевал в них, извращая разум жаждой крови, пока они не превращались в диких маленьких монстров, стремящихся распространить вирус через укусы на как можно большее число жертв.

В десятке футов от двери из тени появилась огромная черная крыса. Она крадучись направилась к ним. Габриэль направил на нее луч фонарика, и свет отразился в ее маленьких глазках. Крыса уселась на толстые бока и сердито зашипела, подергивая усами.

Поодиночке, а потом целыми кучами, крысы позади толстой товарки соскальзывали с кресел, диванов и столов, и падали на цементный пол.

— Габриэль…

— Я вижу их. Не двигайся. Не пугай их. — Габриэль шагнул ближе, защищая ее, и потянулся к дверной ручке.

Жирная крыса бросилась на него. За ней мгновенно последовали остальные. Живой поток коричневых, извивающихся тел устремился в их сторону.

— Закрой дверь! — закричала Амелия.

— Что происходит? — прозвучал из темноты голос. Но отвечать или звать на помощь было некогда.

Крысы метались по полу, сотни щетинистых, сгорбленных спин и шевелящихся розовых хвостов, тысячи когтей скреблись по цементу.

Габриэль схватился за ручку и захлопнул дверь. Две крысы проскочили наружу. Они бросились к ногам Амелии, вцепляясь когтями в ее ногу. Одна сильно укусила ее за голень, зацепившись зубами за толстую кожу ботинок, которые Амелия все еще носила. Слава богу, за маленькие милости.

— Не двигайся! — Габриэль взмахнул винтовкой как битой, попав в кусающуюся крысу и отправив ее в полет. Она приземлилась в нескольких футах от него, глубоко в тени, но Габриэль успел ударить ее стволом винтовки.

Вторая крыса проворно вскарабкалась по бедру, цепляясь когтями за брюки. Амелия вскрикнула и стала неистово отбиваться от нее.

У нее был иммунитет к вирусу, передающемуся от человека, но Амелия не знала о животных. Вирус мог мутировать. Она должна исходить из того, что эта крыса представляет для нее такую же смертельную угрозу, как и для всех остальных.

На ней не было перчаток. Если она попытается схватить крысу, и та укусит ее за руку… но у нее нет выбора. Если ничего не предпринять, тварь прогрызет штанину и прокусит бедро за полсекунды.

Амелия едва могла видеть. Фонарик Габриэля бешено раскачивался, пучок света метался во все стороны. Тени менялись, как жидкое масло, не позволяя ничего разглядеть.

Она чувствовала, как эта тварь, словно гиря, висит у нее на ноге. Если она промахнется, если хоть на долю секунды собьется прицел…

Она увидела крошечные блестящие глазки и черную выпуклость на бедре.

Амелия схватила крысу за середину. На ощупь крыса походила на толстое махровое полотенце. Плотное и грубое полотенце, гротескно выгибающееся под ее пальцами.

Она закричала и изо всех сил швырнула тварь в стену. От удара крыса с влажным шлепком сползла на пол. Потом взвизгнула, дернулась и затихла.

Габриэль прислонился к двери, его грудь тяжело вздымалась. Амелия опустилась рядом с ним, ее плечо было всего в нескольких дюймах от его плеча. Они смотрели друг на друга в шоке и ужасе.

— Ты в порядке? — спросил Габриэль. — Тебя куда-нибудь укусили?

— Нет, — выдохнула она. — А тебя?

Он покачал головой.

Мика и Финн, потирая глаза от сна, подошли к ним.

— Что произошло?

За дверью послышался скребущий звук. Как будто старомодный ключ царапает о металл. Как будто скребутся крошечные ногти.

Крысы пытались выбраться наружу.

Кровь отхлынула от лица Амелии.

— Что бы ни случилось, — мрачно проговорила она, — не открывайте эту дверь.



Загрузка...