Пыль на трассе

6

Харлоу осушил чашку с кофе — последнее время он взял за правило завтракать в одиночестве, в своем номере, — и подошел к окну. Знаменитое итальянское сентябрьское солнце в это утро решило отдохнуть. Низко нависали густые облака, но почва была сухой, а видимость — исключительной, для автогонок лучше погоды и не придумаешь. Он вошел в туалет, полностью раскрыл окно, снял крышку унитазного бачка, вытащил бутылку виски, повернул кран с горячей водой и половину содержимого бутылки вылил в раковину. Потом убрал бутылку обратно в тайник, как следует побрызгал комнату освежителем воздуха и вышел.

Он поехал на автодром один — пассажирское сиденье его красной «феррари» теперь почти всегда было свободно, его уже ждали Джейкобсон, его два механика и Даннет. Обменявшись с ними кратким приветствием, он быстро натянул комбинезон, надел шлем и вскоре уже сидел в кабине своего нового «коронадо». Джейкобсон, как всегда унылый и мрачный, постарался ободрить его.

— Надеюсь, Джонни, — сказал он, — сегодня ты прокатишь круг с приличным временем.

— Мне показалось, что и вчера было неплохо, — мягко заметил Харлоу. — Ладно, будем стараться. — Прижав палец к кнопке стартера, он взглянул на Даннета. — А где сегодня наш достопочтенный наниматель? Не помню, чтобы он пропускал обкатку.

— В гостинице. Нашлись кое-какие дела.

Дела у Макалпина действительно нашлись. В данную минуту он занимался делом, ставшим для него каждодневной и неприятной обязанностью — изучал уровень алкогольных запасов Харлоу. Едва войдя в туалет Харлоу, он понял, что проверять уровень виски в бутылке, хранившейся в смывном бачке, — чистая формальность: раскрытое настежь окно и густой запах освежителя воздуха говорили сами за себя. Все же он сделал то, за чем пришел, и лицо его потемнело от гнева, когда он извлек из бачка наполовину опорожненную бутылку. Тут же сунув ее на место, он почти выбежал из комнаты Харлоу, из гостиницы, вскочил в свой «Астон» и умчался с такой скоростью, что у случайных свидетелей могло сложиться впечатление — передний двор отеля «Чессни» он перепутал с гоночным кольцом на автодроме Монца.

Подкатив на всех парах к базе «Коронадо», Макалпин, запыхавшись, выскочил из машины. Навстречу ему к выходу шел Даннет. Макалпин все никак не мог отдышаться.

— Где этот мерзавец Харлоу? — вскричал он.

Даннет ответил не сразу. Казалось, его больше занимает что-то другое, он медленно покачивал головой из стороны в сторону.

— Черт дери, я тебя спрашиваю, где этот спивающийся бездельник? — Макалпин почти кричал. — Его к гоночной дорожке и близко подпускать нельзя.

— Многие гонщики в Монце с тобой бы согласились.

— Как это понимать?

— А так, что этот спивающийся бездельник только что перекрыл рекорд на круге на две и одну десятую секунды. — Даннет продолжал покачивать головой, будто сам себе не верил. — С ума сойти!

— На две и одну? На две и одну? — Теперь пришел черед Макалпина качать головой. — Не может быть. С таким запасом? Невозможно.

— Спроси хронометристов. Он показал этот результат дважды.

— Господи!

— По-моему, Джеймс, ты не особенно доволен.

— Доволен! Я просто в ужасе. Да, конечно, он и сейчас лучший гонщик в мире — если не считать, что во время официальных заездов у него не выдерживают нервы. Но на сей раз рекорд объясняется отнюдь не мастерством гонщика. Пьяная удаль — вот чему спасибо. Бесшабашная удаль на грани самоубийства.

— Не понимаю.

— У него в желудке полбутылки виски, Алексис.

Даннет уставился на него. Потом произнес:

— Не верю. Не может быть. Да, он несся, будто за ним черти гонятся, но машину вел, как ангел. Полбутылки виски? Он бы наверняка убился.

— Слава богу, что на дорожке больше никого не было. Сам не убился, убил бы других.

— Полбутылки виски!

— Если желаешь, проверь бачок у него в туалете.

— Нет, нет. Конечно, я тебе верю. Но понять отказываюсь.

— Да, мне тоже это непонятно. И где же наш чемпион мира?

— Уехал. Сказал, на сегодня с него хватит. Сказал, что внутренняя сторона круга завтра его и никаких гвоздей, а если кто попытается его оттеснить, тому несдобровать. Такое у нашего Джонни сегодня настроение, решил немного порисоваться.

— Это совсем не в его духе. Да и не рисовка это, Алексис, а эйфория, черт ее дери, когда пляшут на вершине, с которой вот-вот сорвутся. Господи, за что мне такое наказание?!

— Да, Джеймс, задал он тебе задачку.

Окажись Макалпин в тот же день на одной из убогих улочек Монцы, он не без основания решил бы, что судьба явно испытывает его на прочность. На узкой улочке друг на друга смотрели два ничем не примечательных кафе. Облупленная краска на фасаде, висячие занавески из тростника, на улицах столы с клетчатыми скатертями, а внутри все голо, по-деловому. И еще, как часто бывает в кафе такого типа, — кабинки с высокими перегородками.

В кабинке на южной и затененной стороне улочки, отодвинувшись от окна, сидели Нойбауэр и Траккья, перед ними на столах — нетронутые напитки. Напитки не тронуты, потому что Нойбауэру и Траккье не до них. Все их внимание сосредоточено на кафе напротив; там возле окна сидят Харлоу и Даннет, в руках они держат стаканы и ведут в кабинке исключительно оживленную беседу.

— Ладно, Никки, — сказал Нойбауэр, — вот мы их отследили, и что дальше? Ты ведь по губам читать не умеешь?

— Что нам остается? Посмотрим, подождем. А дальше как получится. Эх, Вилли, много бы я сейчас дал, чтобы уметь читать по губам. И еще хотелось бы знать, почему эти двое вдруг так сдружились — на людях-то и словом не перемолвятся. И почему для разговора они выбрали такой закоулок? Харлоу ведет какую-то хитрую игру — у меня шея до сих пор будто сломанная, сегодня утром еле шлем напялил. А если они с Даннетом такие закадычные дружки, значит, в эту хитрую игру они играют вместе. Но Даннет всего лишь журналист. Что за пакость могут придумать журналист и бывший автогонщик?

— Бывший! Видел, какое время он показал сегодня утром?

— Все равно бывший, я за свои слова отвечаю. Завтра сам увидишь — он сломается, как и на четырех последних этапах.

— Тоже, кстати говоря, странно. На тренировках ему нет равных, а что ни гонка — то провал.

— Чему удивляться? Все знают, что Харлоу почти законченный алкоголик — а то и без «почти». Ну хорошо, он может классно проехать одно кольцо, пусть даже три. Но восемьдесят восемь — откуда у алкаша возьмется столько выдержки, нервов, реакции, чтобы удержать темп? Сломается, и сомневаться нечего. — Он отвел глаза от кафе напротив и с мрачным видом отхлебнул из стакана. — Господи, кажется все отдал бы, чтобы сидеть в соседней с ними кабинке.

Траккья положил руку на кисть Нойбауэру.

— Похоже, нам подфартило, Вилли. Для нас все подслушают другие уши. Смотри!

Нойбауэр повернул голову к окну. В кабинку по соседству с той, где сидели Харлоу и Даннет, тайком прокрадывался Рори Макалпин. В руке он держал стакан с какой-то подкрашенной жидкостью. Усевшись, он оказался спина к спине с Харлоу, их разделял максимум один фут. Рори, как мог, распрямился, крепко вжался в разделительную перегородку и весь превратился в слух. Прямо тебе резидент или двойной агент. Бесспорно, он обладал редким даром наблюдать и слушать, не будучи замеченным.

— И что, по-твоему, на уме у молодого Макалпина? — спросил Нойбауэр.

— Что угодно. — Траккья простер руки в стороны. — В любом случае это никак не на пользу Харлоу. Его устроит все, что может скомпрометировать Харлоу. Что угодно. Этот дьяволенок — малый решительный, а Харлоу он ненавидит. Не хотел бы я попасть к нему в черные списки.

— Выходит, Никки, у нас появился союзник?

— Почему бы нет? Давай сочиним для него какую-нибудь симпатичную басенку. — Он глянул через улицу. — Похоже, молодой Рори чем-то недоволен.

Действительно, вид у Рори был сразу и раздосадованный, и рассерженный, и озабоченный: из-за высоких спинок перегородки, из-за общего шума в кафе он мог уловить только обрывки разговора в соседней кабинке.

К тому же Харлоу и Даннет вели разговор почти шепотом. Перед ними стояли стаканы с прозрачной жидкостью, в каждом плавал кусочек льда и лимон. Но джин был только в одном из них. Даннет оценивающе посмотрел на крошечную кассету с пленкой, покатал ее на ладони, потом убрал во внутренний карман куртки.

— Код? Ты уверен?

— Абсолютно. Может, какой-нибудь неведомый иностранный язык. В этих делах я не силен.

— Я тоже. Но специалистов мы найдем. И насчет трейлера «Коронадо» уверен?

— Сто процентов.

— Выходит, мы пригрели на груди змею — кажется, это выражение сюда в самый раз.

— Да, неприятная история.

— Ты считаешь, Генри тут ни при чем?

— Генри? — Харлоу решительно покачал головой. — Голову ставлю, он в это не замешан.

— А ведь он при трейлере во всех поездках.

— Все равно.

— И что, Генри придется уйти?

— А какой у нас выбор?

— Значит, Генри уходит — слава богу, временно, а пока что он получит свою старую работу. Конечно, он расстроится, но лучше пусть один пострадает недолго, чем тысячи будут страдать всю жизнь.

— А если он откажется?

— Я его выкраду, — обыденным тоном заявил Даннет. — Или еще как-нибудь уберу — безболезненно, разумеется. Но он уйдет и сам. Доктор уже подписал свой приговор.

— А врачебная этика?

— Подлинная кардиограмма с шумами в сердце + 500 фунтов — и его угрызения совести растаяли, как снежинка в реке.

Опустошив стаканы, мужчины поднялись и вышли. Выждав необходимую паузу, покинул кафе и Рори. В кафе напротив Нойбауэр и Траккья поспешно встали со своих мест, быстро пошли следом за Рори и через полминуты его перехватили. Рори не скрывал удивления.

Траккья доверительным тоном начал:

— Рори, нам надо поговорить. Тайну хранить умеешь?

Видно было, что Рори заинтригован, но природная осторожность покидала его крайне редко.

— Какую тайну?

— Ну, ты человек подозрительный.

— Какую тайну?

— Джонни Харлоу.

— Так бы сразу и говорили. — Рори мгновенно сосредоточился, приготовился слушать. — Конечно, хранить тайну я умею.

— Тогда никому ни слова, — велел Нойбауэр. — Ни словечка, иначе все пропало. Понимаешь?

— Конечно, понимаю. — Рори и представления не имел, о чем вел речь Нойбауэр.

— Когда-нибудь слышал об АГГП?

— Конечно. Ассоциация гонщиков «Гран-при».

— Правильно. Так вот, АГГП приняла решение: чтобы обезопасить всех нас, то есть гонщиков, да и зрителей, Харлоу надо от участия в «Гран-при» отстранить. Мы хотим, чтобы ему запретили выступать на всех автотрассах Европы. Ты знаешь, что он стал пить?

— Кто же этого не знает?

— Он пьет так, что стал самым опасным водителем в Европе. — Голос Нойбауэра звучал глухо, заговорщицки и очень убедительно. — Гонщики боятся стартовать с ним в одном заезде. Каждый из нас думает: вдруг следующим Жету окажусь я?

— Вы… вы хотите сказать…

— Да, он был тогда под газом. И ни в чем не повинный человек умер, Рори, потому что другому вздумалось выпить на полбутылки больше, чем ему положено. Как думаешь, такой любитель выпить сильно отличается от убийцы?

— Нет, совсем даже не сильно!

— Поэтому АГГП попросила Вилли и меня собрать нужные улики. Насчет его пристрастия к спиртному. Особенно перед крупными гонками. Ты нам поможешь?

— Вы еще спрашиваете?

— Мы все знаем, мальчик, мы все знаем. — Нойбауэр положил руку на плечо Рори — тут и сочувствие, и понимание. — Мэри ведь и наша любимица. Ты только что видел в кафе Харлоу и мистера Даннета. Харлоу пил?

— Я вообще-то их не видел. Просто сидел в соседней кабинке. Но слышал, как мистер Даннет попросил джин, а потом официант принес два высоких стакана, в них было что-то, похожее на воду.

— На воду! — Траккья грустно покачал головой. — Что ж, как будто все сходится. Но не могу поверить, что Даннет… хотя кто знает? А насчет выпивки они ничего не говорили?

— Мистер Даннет? А что, его тоже в чем-то подозревают?

Траккья ответил уклончиво, прекрасно зная, что это лучший способ заинтриговать Рори:

— Про мистера Даннета я ничего не знаю. Так что насчет выпивки?

— Они говорили очень тихо. Кое-что я уловил, но не много. Насчет выпивки ничего. Харлоу передал мистеру Даннету кассету с фотопленкой, которую он подменил, — кажется, так. Я толком не понял, о чем речь.

— Это нас вряд ли интересует, — сказал Траккья. — А вот все остальное — да. Так что теперь смотри в оба, ладно?

Рори мгновенно вырос в собственных глазах, но, тщательно это скрывая, по-мужски кивнул гонщикам и ушел. Нойбауэр и Траккья поглядели друг на друга с перекошенными от ярости лицами.

Сквозь стиснутые зубы Траккья прошипел:

— Каналья! Он подменил кассеты! И мы засветили пустую пленку.

Вечером того же дня Даннет и Генри сидели в укромном уголке вестибюля гостиницы «Чессни». Вид у Даннета, как обычно, был загадочно-бесстрастный. Генри выглядел слегка озадаченным, хотя, призвав на помощь всю свою природную смекалку и проницательность, пытался реально оценить ситуацию, понять, что стоит за конкретными словами. При этом изображал из себя простачка.

— Да, мистер Даннет, вы знаете, как подать свой товар. — В тоне слышалось уважительное восхищение более высоким интеллектом, но Даннет не попался на эту удочку.

— Если вы имеете в виду, Генри, что свою мысль я изложил ясно и четко, тогда будем считать, что я с вами согласен. Что скажете: да или нет?

— Господи, мистер Даннет, вы что же, и подумать мне не дадите?

— Едва ли тут есть о чем думать, Генри, — терпеливо объяснил Даннет. — Все очень просто: да или нет. И никаких проблем.

Генри продолжал играть в простачка.

— А если я скажу «нет»?

— Не надо торопить события. Всему свой черед.

Генри стало как-то неуютно.

— Не очень мне это нравится, мистер Даннет.

— Что именно, Генри?

— Ну, как бы… вы ведь не шантажируете меня, не угрожаете мне, а?

Казалось, Даннет мысленно считает до десяти.

— Вы ищете там, где ничего нет, Генри. Извините, но это просто чушь. Как можно шантажировать человека с безупречной репутацией? А ведь у вас, Генри, репутация безупречная, верно? И с какой стати я буду вам угрожать? Как я могу вам угрожать? — Он сделал долгую паузу. — Да или нет?

Генри вздохнул, признавая поражение.

— Да, черт подери. Что я, собственно, теряю? За 5000 фунтов и работу в нашем марсельском гараже я могу запродать и собственную бабушку, упокой господь ее душу.

— Это не потребуется, даже будь такое возможно. Единственная просьба — полное молчание. Вот справка о здоровье от местного доктора. Здесь сказано, что у вас предынфарктное состояние, и вам нельзя заниматься тяжелой работой, например водить трейлер.

— Последнее время я и вправду чувствую себя не бог весть как.

Даннет позволил себе едва заметную улыбку.

— Я так и думал.

— А мистеру Макалпину про это известно?

— Станет известно, когда вы расскажете. Покажете ему заключение врача.

— И что, он на это клюнет?

— Если вы имеете в виду, будет ли этого достаточно, то да. Он просто не сможет вас не отпустить.

— А можно спросить, из-за чего весь этот сыр-бор?

— Нет. Вы получаете 5000 фунтов за то, чтобы не задавать вопросов. И держать язык за зубами. Отныне и вовек.

— Вы очень занятный журналист, мистер Даннет.

— Очень.

— Я слышал, вы работали бухгалтером в Сити. Почему вы оттуда ушли?

— Эмфизема. Болезнь легких, Генри, болезнь легких.

— Что-то вроде моего предынфарктного состояния?

— В наши дни стрессов и перегрузок, Генри, идеальным здоровьем могут похвастаться немногие, это прямо благословение господне. А теперь вам надо повидаться с мистером Макалпином.

Генри ушел. Даннет что-то черкнул на листке бумаги, написал адрес на вместительном светло-коричневом конверте, сделал пометку «СРОЧНО» в верхнем левом углу, положил внутрь листок и микропленку и направился к выходу. Идя по коридору, он не заметил, что соседняя с его комнатой дверь чуть приоткрыта; соответственно, он не заметил, что сквозь узкую щель за ним наблюдает чей-то глаз.

Это был глаз Траккьи. Он закрыл дверь, вышел на балкон и взмахом руки подал сигнал. Где-то в отдалении, далеко за гостиничным двором, принимая сигнал, поднялась чья-то рука. Траккья поспешил вниз и там нашел Нойбауэра. Вместе они отправились в бар и заказали себе по стакану сока. По крайней мере два десятка человек увидели их и узнали, потому что Нойбауэр и Траккья были известны ничуть не меньше Харлоу. Но Траккья был не из тех, кто удовлетворяется половинчатым алиби. И он сказал бармену:

— В пять часов мне должны звонить из Милана. Который сейчас час?

— Ровно пять, мистер Траккья.

— Передайте портье, что я здесь.

Прямой путь к почте лежал через узкий переулок, по обе его стороны тянулись какие-то сараи да гаражи. Дорога была практически пуста, что вполне естественно для субботы, решил Даннет. Переулок тянулся ярдов двести, и на всем этом отрезке находился только один человек, он склонился над двигателем легковой машины у открытых ворот гаража. Он был в комбинезоне, на голове красовался темно-синий берет, надвинутый на самые глаза, — скорее на французский, чем на итальянский манер, — а видимая часть лица вся была испачкана маслом, и какова внешность этого человека, оставалось только догадываться. В команде гонщиков «Коронадо», машинально подумал Даннет, такого грязнулю-механика не потерпели бы и пяти секунд. Но одно дело обслуживать «коронадо» и совсем другое — старый разбитый «фиат».

Когда Даннет проходил мимо «фиата», механик внезапно выпрямился. Даннет вежливо шагнул в сторону, чтобы обойти его, но в эту секунду механик, оттолкнувшись от переднего крыла машины, всем телом навалился на Даннета. Даннет не удержался и начал падать в сторону открытых дверей гаража. В этом ему подсобили, бесцеремонно подтолкнув в спину, два очень крупных и сильных мужчины в чулках-масках, явно не признававших других методов убеждения. Двери гаража захлопнулись.

Когда Даннет вернулся в гостиницу, Рори был поглощен изучением какого-то зловещего комикса, а Траккья и Нойбауэр все еще сидели в баре — надежнее алиби не придумаешь. Появление Даннета мгновенно привлекло внимание всех, кто был в вестибюле, да иначе и быть не могло. Даннет не просто вошел, он ввалился как пьяный и наверняка прямо здесь бы и рухнул, если бы с обеих сторон под руку его не поддерживали полицейские. Нос его и рот сильно кровоточили, правый глаз опух и превратился в узкую щелочку, выше тянулся неприятный рубец от удара, и вообще все лицо являло собой один сплошной синяк. Траккья, Нойбауэр, Рори и портье одновременно бросились к нему.

Траккья, казалось, был совершенно шокирован.

— Боже правый, — вскричал он, — что с вами случилось, мистер Даннет?

Даннет хотел выдавить из себя улыбку, поморщился от боли, решил, что сейчас не время думать о производимом впечатлении и не очень внятно произнес:

— Боюсь, я стал жертвой покушения.

— Но кто… то есть где? — вопросил Нойбауэр. — И почему, мистер Даннет? Почему?

Один из полицейских поднял руку и обратился к портье:

— Попрошу прислать доктора. Немедленно.

— Через минуту будет. Меньше чем через минуту. В гостинице сейчас проживает семь докторов. — Дежурная повернулась к Траккье. — Вы знаете номер мистера Даннета, мистер Траккья. Может быть, вы и мистер Нойбауэр покажете представителям власти…

— Ничего не нужно. Мы с мистером Нойбауэром сами доведем его до номера.

— Простите, — вмешался другой полицейский. — Нам потребуется официальное заявление…

Он остановился на полуслове, как и большинство людей, которым приходилось столкнуться с пугающе-хмурым взглядом Траккьи. Тот скомандовал:

— Оставьте у дежурной номер телефона вашего участка. Вас вызовут, когда доктор позволит мистеру Даннету разговаривать. И ни секундой раньше. А сейчас ему нужно немедленно лечь. Вы меня поняли?

Они все поняли, кивнули и ушли, не сказав ни единого слова. Траккья и Нойбауэр, за которыми следовал озадаченный и в равной степени испуганный Рори, отвели Даннета в его номер и помогли ему улечься, потом пришел доктор.

Это был молодой итальянец, судя по всему, довольно компетентный и крайне вежливый, первым делом он попросил всех выйти из комнаты.

В коридоре Рори спросил:

— Кто же мог так отделать мистера Даннета?

— Мало ли. — Траккья пожал плечами. — Воры, грабители, те, кто скорее ограбит человека или изобьет его до полусмерти, чем будет честно трудиться. — Он метнул взгляд на Нойбауэра, зная, что на них во все глаза смотрит Рори. — В мире плохих людей хватает, Рори. Пусть этим занимается полиция.

— Вы что же, не собираетесь…

— Мы автогонщики, мальчик мой, — сказал Нойбауэр. — А не детективы.

— Я не мальчик! Мне скоро семнадцать! И я не дурак. — Рори взял себя в руки и окинул их задумчивым взглядом. — Вся эта история дурно пахнет, тут что-то не так. Спорить готов, тут замешан Харлоу.

— Харлоу? — Траккья в изумлении поднял бровь, но так, что Рори это не понравилось. — Перестань валять дурака, Рори. Ведь именно ты подслушал разговор Харлоу и Даннета, который они вели тет-а-тет.

— Вот! В том-то и дело! Я же не слышал, о чем они говорили. Слышал только голоса, и все. Мало ли что они там обсуждали. Может, Харлоу ему угрожал. — Эта свежая и интригующая идея явно пришлась Рори по вкусу и мгновенно обернулась убеждением. Конечно, так оно и было. Харлоу угрожал Даннету, потому что тот пытался его шантажировать либо надуть.

— Рори, ты начитался комиксов, — добродушно заметил Траккья, — они тебе не идут на пользу. Даже если бы Даннет и пытался надуть или шантажировать Харлоу, чего бы тот добился, избив Даннета? Ведь Даннет никуда не делся. И вполне может продолжать и шантаж, и надувательство. Придется тебе, Рори, придумать что-нибудь поостроумнее.

— Могу и поостроумнее, — размеренно произнес Рори. — Даннет сказал, что избили его в узком переулке, который выходит на главную улицу. А вы знаете, что стоит в конце этого переулка? Почта. Может, Даннет хотел переправить какие-нибудь улики против Харлоу. Может, он считал, что держать их при себе опасно. Вот Харлоу и приложил его как следует, чтобы тот уже ничего не смог отправить.

Нойбауэр взглянул на Траккью, потом снова на Рори. Улыбку с его лица будто ветром сдуло.

— О каких уликах ты говоришь, Рори? — спросил он.

— Откуда мне знать? — Рори не скрывал раздражения. — Пока что идеи подбрасываю только я. Может, и вы что-нибудь предложите для разнообразия?

— Может, и предложим. — Траккья, как и Нойбауэр, внезапно посерьезнел, задумался. — Для начала лучше об этом не болтай, парень. Во-первых, у нас нет ни на грош доказательств, во-вторых, существует такая штука, как привлечение к судебной ответственности за клевету.

— Я уже сказал, — насупившись, буркнул Рори. — Я не дурак. К тому же вы будете выглядеть не лучшим образом, если станет известно, что тень подозрения на Харлоу бросили вы.

— Вот уж что верно, то верно, — согласился Траккья. — Худые вести не лежат на месте. Вон идет мистер Макалпин.

Макалпин появился у основания лестницы. За два последних месяца он заметно похудел, на лице прибавилось морщин. Он был мрачен и с трудом сдерживался.

— Это правда? — спросил он. — Насчет Даннета?

— Боюсь, что да, — ответил Траккья. — Кто-то его здорово отделал… или отделали.

— Боже ты мой, но почему?

— Похоже на ограбление.

— Ограбление! Средь бела дня. Вот они, милые шалости цивилизации. Когда это случилось?

— Минут десять назад. Мы с Вилли сидели в баре, когда он вышел. Было ровно пять часов, я как раз ждал звонка и спросил у бармена, который час. Когда он вернулся, мы все еще сидели в баре, и я взглянул на часы — решил, может, пригодится для полиции. Было ровно двенадцать минут шестого. За такое время он не мог уйти далеко.

— Где он сейчас?

— В своем номере.

— А что же вы тогда…

— С ним доктор. Нас он выгнал.

— Меня, — уверенно предсказал Макалпин, — он не выгонит.

И оказался прав. Пять минут спустя первым из номера вышел доктор, а еще через пять минут — Макалпин, глубоко обеспокоенный, глаза его метали молнии. Он зашагал прямо к себе в номер.

Когда появился Харлоу, Траккья, Нойбауэр и Рори сидели в вестибюле за столиком у стенки. Если он их и заметил, то не подал виду, прошел прямо к лестнице. Раз-другой он едва заметно улыбнулся в ответ на заискивающие или почтительные улыбки, в целом же лицо его, как обычно, оставалось непроницаемым.

— Надо признать, — заметил Нойбауэр, — что в особом жизнелюбии нашего Джонни не упрекнешь.

— Да уж куда там. — Не сказать, что Рори эти слова прорычал, ибо этому искусству еще не обучился, но пройдет год-другой, и… — Если что, он и свою родную бабушку…

— Рори. — Траккья предупреждающе поднял руку. — Твоя фантазия чересчур разгулялась. Ассоциация гонщиков «Гран-при» — организация солидная. Общественность относится к нам с уважением, и мы совсем не хотим, чтобы о нас думали плохо. Мы, конечно, рады, что ты готов нам помочь, но от таких безответственных разговоров пострадать могут все.

Рори бросил хмурый взгляд на одного гонщика, потом на другого, поднялся и с непреклонным видом зашагал прочь. Нойбауэр сказал почти с грустью:

— Боюсь, Никки, что нашего молодого смутьяна ждут исключительно болезненные минуты.

— Ничего ему не сделается, — возразил Траккья. — Как и нам с тобой.

Однако пророчество Нойбауэра подтвердилось с пугающей быстротой.

Харлоу закрыл за собой дверь и взглянул на распростертую фигуру Даннета, все его раны и ушибы тщательно и квалифицированно обработали, но лицо выглядело так, словно он попал в страшнейшую автомобильную катастрофу. Лица практически не было видно — либо синяки, либо разнообразные полоски пластыря, нос удвоился в размере, правый глаз совершенно заплыл и переливался всеми цветами радуги, на лбу и верхней губе красовались швы. Харлоу сочувственно и как-то даже небрежно прищелкнул языком, сделал два бесшумных шага к двери и распахнул ее настежь. Рори буквально упал в комнату и растянулся во весь рост на роскошных мраморных плитах отеля «Чессни».

Не говоря ни слова, Харлоу склонился над ним, сгреб в горсть густую шевелюру Рори и рывком поставил его на ноги. У Рори тоже не нашлось слов, он лишь отчаянно и пронзительно завизжал от боли. Продолжая хранить молчание, Харлоу крепко схватил Рори за ухо и повел его по коридору к номеру Макалпина, постучал и вошел туда, волоча за собой Рори. По лицу несчастного парня катились слезы боли. Макалпин, лежавший на кровати поверх покрывала, приподнялся на локте. Он был готов возмутиться, увидев столь жестокое обращение с сыном, но, вглядевшись в Харлоу, решил подождать.

— Я знаю, — сказал Харлоу, — что сейчас мои акции в команде «Коронадо» не очень высоки. Я знаю также, что он — ваш сын. Но если этот негодник будет подслушивать за дверьми комнаты, в которой я нахожусь, я здорово надеру ему уши.

Макалпин взглянул на Харлоу, потом на Рори, потом снова на Харлоу.

— Не верю. Не желаю верить. — Голос звучал глухо, без убежденности.

— Верить или нет — дело хозяйское. — Харлоу уже успокоился, надел привычную для себя маску безразличия. — Но Алексису Даннету вы поверите. Идите, спросите его. Я был в его комнате, а потом взял и открыл дверь — немного неожиданно для нашего молодого друга. Он так на нее навалился, что упал и растянулся на полу. Я помог ему подняться. Взяв за волосы. Поэтому в глазах у него слезы.

Макалпин снова взглянул на Рори, на сей раз родительского тепла в его глазах не было.

— Это правда?

Рори вытер рукавом глаза, угрюмо уставился на концы своих туфель и благоразумно промолчал.

— Я сам с ним разберусь, Джонни. — Макалпин как будто не был сильно расстроен или разгневан, он просто безумно устал. — Извини, если тебе показалось, что я усомнился в твоих словах, — это не так.

Харлоу кивнул, вышел и вернулся в комнату Даннета, запер за собой дверь, затем под молчаливым взглядом Даннета принялся тщательно обыскивать номер. Через несколько минут, видимо, не удовлетворившись результатами поисков, он перебрался в соседнюю ванную комнату, на полную мощность включил воду в раковине и душе, после чего вернулся в номер, оставив дверь широко открытой. Даже самому чувствительному микрофону трудно с достаточной четкостью уловить звук человеческого голоса на фоне бегущей воды.

Не спрашивая разрешения, он обыскал одежду Даннета, в которой тот подвергся нападению. Положив ее на место, он взглянул на разорванную рубашку Даннета и белую полоску на загорелой кисти — часов не было.

— Тебе не приходило в голову, Алексис, — спросил Харлоу, — что кое-кто не в восторге от некоторой твоей деятельности, и эти люди пытаются охладить твой пыл?

— Остроумно. Очень остроумно. — Голос Даннета по понятным причинам звучал так глухо и неразборчиво, что меры предосторожности против подслушивания были явно излишни. — Почему им было не охладить мой пыл навсегда?

— Только дураки идут на убийство без крайней необходимости. А мы имеем дело не с дураками. Хотя кто знает, что нас ждет впереди? Ладно. Значит, бумажник, мелочь, часы, запонки, полдюжины твоих авторучек, ключи от машины — в общем, подчистую. Похоже, орудовали профессионалы, а?

— Черт с ним, со всем этим барахлом. — Даннет выплюнул сгусток крови в бумажную салфетку. — Кассета пропала — вот главное.

Харлоу, поколебавшись, негромко прокашлялся.

— Скажем так, ее нет на месте.

Единственным местом на лице Даннета, сохранившимся в целости и сохранности, был левый глаз; на секунду в нем мелькнуло удивление, потом он воззрился на Харлоу с крайней подозрительностью.

— Как тебя прикажешь понимать?

Харлоу смотрел куда-то вдаль.

— Алексис, мне перед тобой немножко неудобно, но кассета с отснятым материалом лежит в гостиничном сейфе. Та, которую заполучили наши друзья — которую я дал тебе, — липа.

Избитое и искромсанное лицо Даннета, насколько можно было судить, начало темнеть от гнева; он попытался сесть, но Харлоу мягко и вместе с тем решительно заставил его опуститься на подушки.

— Не кипятись, Алексис, — попытался успокоить его Харлоу. — А то еще себе навредишь. Тебе ведь и так пришлось не сладко. Они меня засекли, и мне надо было как-то снять с себя подозрения, иначе мне крышка — хотя, бог свидетель, я и подумать не мог, что они так обойдутся с тобой. — Он помолчал. — Но теперь я для них вне подозрений.

— Ты в этом уверен, приятель? — Внешне Даннет успокоился, хотя гнев в нем еще клокотал.

— Уверен. Когда они проявят микропленку, они найдут около ста снимков рабочих чертежей нового газотурбинного двигателя. Они решат, что я такой же преступник, как и они, но, поскольку я занимаюсь промышленным шпионажем, столкновения интересов не предвидится. И они сразу ко мне остынут.

Даннет исподлобья посмотрел на него.

— Умнее всех, да?

— Стараюсь. — Он подошел к двери, открыл ее и обернулся. — Особенно если за чужой счет.