Пытаясь понять Россию

ГЛАВА 12
Разгон парламента 3-4 октября 1993 года

Вернемся к недавней политической истории России, так как без этого, практически, невозможно понять ее будущее.

В начале сентября 1993 года вся страна отчетливо чувствовала тревожное нарастание напряженности в отношениях между Верховным Советом и исполнительной властью. Уже было очевидно, что "тормоза" у тогдашнего спикера парламента Р. Хасбулатова и мятежного вице-президента А. Руцкого отказали. С их стороны слышалось все больше грубых оскорблений и ругани в адрес Президента и правительства, шла подозрительная суета с созданием службы безопасности парламента, в Белом Доме накапливалось оружие и деньги. Принимались крайне опасные, с международной точки зрения, решения вроде одностороннего признания Севастополя российским городом и т. д.

Меня, в частности, коммунисты в очередной раз требовали снять с должности министра финансов и даже выпустили соответствующее обращение Верховного Совета к Ельцину. Затем в самом начале сентября в Белом Доме было принято решение, согласно которому неисполнение любых решений Верховного Совета могло караться наказанием вплоть до смертной казни. Не больше и не меньше.

Конфронтация ветвей власти дошла до уровня почти открытого противостояния. Парламент требовал все больше денег на свои нужды, а мне все меньше хотелось отрывать их от гораздо более важных текущих нужд бюджета и страны. Формировался второй центр реальнои власти, претендующий на доминирующие позиции в стране. Лидеры Верховного Совета все чаще и чаще вмешивались в дела исполнительной власти, к ним присоединялись оппозиционные губернаторы и даже некоторые министры вроде С. Глазьева. Рано или поздно это противостояние должно было неизбежно разрешиться, и чем дальше оно затягивалось, тем более драматичным обещало быть разрешение конфликта.

Как раз в это время обострилась ситуация вокруг первого заместителя премьер-министра и министра экономики О. Лобова, который буквально достал своими действиями все правительство и в особенности А. Чубайса, так как активно вмешивался в ход приватизации.

В результате многоходовых комбинаций у Президента появилась идея убрать О. Лобова и вернуть в правительство Е. Гайдара, которую Ельцин вскоре публично озвучил. Теперь ясно, что это решение было связано с планами выпуска известного Указа № 1400 "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации" ,

то есть постановления о роспуске парламента, но я об этом, как и большинство членов правительства, тогда не знал.

Поздно вечером перед назначением Егора Гайдара мне позвонил один наш общий знакомый и предложил зайти на дачу к Гайдару. Там Егор Тимурович рассказал мне о сделанном ему Борисом Ельциным предложении вновь войти в правительство первым вице-премьером. Он выглядел очень взволнованным и воодушевленным.

Я высказал некоторые сомнения. На этот раз он будет под началом у Черномырдина – готов ли он к такому положению? Ни о какой самостоятельности здесь и речи не будет. Гайдар сказал, что ему обещали полную свободу действий, а со мной он, безусловно, сработается. Я настаивал на своих сомнениях. На том и разошлись. А мои опасения жизнь подтвердила на сто процентов.

В момент выхода 21 сентября 1993 года знаменитого Указа № 1400 Виктор Черномырдин собрал членов правительства на Старой площади и объявил о принятом Президентом решении, затем мы молча заслушали объявление по телевидению. Настроение у присутствующих было не на высоте – никто не знал, что будет дальше.

Черномырдин попросил присутствующих высказаться "за" или "против". "Против", насколько я помню, никто не выступил. Так начался период ожесточенного противоборства, когда парламент оставался в Белом Доме и не расходился, а исполнительная власть не знала, что предпринять, так как не хотела прибегать к прямому насилию.

Мне запомнилось воспоследовавшее вскоре совещание, которое вел премьер – там происходили удивительные вещи. Царило ощущение беспомощности и растерянности. Мне показалось даже, что многие для храбрости приняли дозу спиртного. Заседание походило на какой-то спектакль абсурда. То поднимут одного министра и требуют отключить в Белом Доме все телефоны, но почему-то сделать это нет возможности. То вдруг начинают интересоваться у "гражданского" заместителя министра обороны А. Кокошина, кто он такой, и требуют, чтобы пришел кто-нибудь другой – в военной форме… Представители органов рапортовали, что иностранные резиденты ничего не предпринимают, и что про Белый Дом сами они ничего не знают – планов у них нет и т. д. Все пребывали в унынии. Только Черномырдин демонстрировал решительность и энергию.

Мы недоумевали, почему затягивается противостояние, почему силовики бездействуют? Ходили слухи, что министр обороны П. Грачев всячески уклоняется от активных действий и т. д. Позднее это подтвердил в своей книге и Президент Ельцин. Благодаря бездействию власти, "сидение" парламентариев в Белом Доме продлевалось на неопределенный срок, и это еще больше дестабилизировало обстановку в обществе.

В разгар этих событий подал в отставку министр внешнеэкономических связей С. Глазьев, который длительное время перед тем "флиртовал" с вице-президентом А. Руцким и не пользовался большой популярностью в правительстве. С. Глазьев – серьезный и прямой человек, но экономические взгляды его были весьма странны, а порой откровенно ошибочны (хотя по другим проблемам мы нормально сотрудничали). Мне кажется, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что среди реформаторов Глазьев, как экономист, был на втором плане, а у левых сразу стал экономической "звездой".

В конце сентября 1993 года мы с А. Шохиным отправились на ежегодную сессию МВФ и МБРР (он для этого заказал правительственный самолет). В стране политический кризис, а нам предстояло ехать обсуждать экономические вопросы и проблемы сотрудничества с международными финансовыми организациями.

Интересно, что вернулся я в Москву из Вашингтона именно 3 октября 1993 года. Самолет приземлился в Шереметьево примерно в 16.00 и, страшно устав от длительного перелета с пересадкой в Лондоне, я сразу поехал домой. Из дома я на всякий случай позвонил Гайдару и спросил, нет ли необходимости приехать в правительство. Он сказал мне, что такой необходимости нет.

Честно говоря, я сразу лег спать, так как был измотан – сказывалась большая разница во времени. Вдруг меня будит жена и говорит, что по телевидению выступает Гайдар и призывает всех москвичей прийти к зданию мэрии на Тверской улице для защиты завоеваний демократии. Я был шокирован и озадачен. Мне никто не звонил и ничего не говорил. Что это все значило? Я немедленно вызвал машину, чтобы ехать на Старую площадь в правительство.

Охрану мне, как и другим "простым" членам правительства, дали сразу после начала сентябрьских событий. Охранников было трое, и работали они посменно, а в приемной в Минфине некоторое время сидел здоровенный омоновец в камуфляжной форме и с автоматом.

Ни до описываемых событий, ни после у меня никогда не было охраны. Собственно, она мне только мешала – с семьей выехать куда-то было трудно (не хватало места).

Надо сказать, что в 1993 году я однажды спросил главу охраны Президента А. Коржакова, насколько надежно телохранитель может защитить от профессионального наемного убийцы? Например, от снайпера, который стреляет с расстояния в один километр? Он ответил, что абсолютной гарантии защиты дать, разумеется, нельзя – охрана приставлена к нам, в первую очередь, для того, чтобы оградить нас от психов, непрофессионалов и хулиганов.

На Старой площади, когда я туда приехал (был уже вечер, часов десять), царило относительное спокойствие. Во всяком случае, делать мне там было нечего – как гражданское лицо, не допущенное к "силовым" планам высшей власти, я ни в чем не участвовал. Я даже умудрился вздремнуть в комнате отдыха.

Однако потом у кого-то возник вопрос, есть ли у правительства резервы наличных денег на случай длительного продолжения беспорядков? В Минфине никогда не было наличных денег, а наши попытки дозвониться в Центробанк В. Геращенко в ту ночь не увенчались успехом. Там все как будто вымерли начальство найти не удалось.

Тогда мы связались с некоторыми коммерческими банками, в которых были тогда размещены счета правительства, и попросили привезти наши деньги наличными на Старую площадь. Некоторые банки (например, "Мост-банк") очень быстро откликнулись. В. Гусинский даже просил Черномырдина дать им оружие он был одним из тех, кто не собирался отсиживаться в кустах (служба безопасности "Моста" насчитывала тогда сотни людей и могла, в случае необходимости, представлять серьезную силу).

Мой заместитель позвонил тогда же руководству Гознака (фабрика по изготовлению денег), но там ему ни о чем договориться не удалось, поскольку Гознак по вопросам наличных денег работал исключительно с Центробанком.

Учитывая прямое указание премьер-министра и кризисную ситуацию, я взял на себя ответственность и дал письменный приказ Гознаку выдать десять миллиардов рублей, за которыми поехал на своих "Жигулях" с двумя автоматчиками заместитель министра А. Вавилов. Деньги были сданы в аппарат Черномырдина. Сразу после окончания событий все деньги до единой копейки были возвращены Гознаку – слава Богу, они не потребовались.

Зная это, мне смешно было слышать на протяжении двух лет лживые измышления коммунистов о том, что Егор Гайдар в тот момент якобы взял государственные деньги и раздал их сторонникам исполнительной власти.

Одновременно было документально подтверждено, что руководитель Центрального банка В. Геращенко по нескольким чекам (есть их номера) выдал Белому Дому сотни миллионов наличных рублей. Деньги эти весьма патриотично раздавались защитникам парламента и использовались для поддержания политической напряженности.

Кстати, в тот момент было достаточно различных свидетельств о том, что Центробанк в лице В. Геращенко активно сотрудничает с Верховным Советом. То есть просто-напросто выступает против Президента. Тем не менее, при непонятной для меня поддержке Черномырдина и вопреки настояниям со стороны Чубайса и Гайдара, В. Геращенко вновь усидел в своем кресле, хотя ряд других проштрафившихся политиков (например, тогдашний генеральный прокурор В. Степанков) потеряли свои должности. Такое попустительство явилось большой политической ошибкой.

На следующий день (4 октября) конфликт был печальным образом разрешен. На мой взгляд, при наличии политической воли и необходимого профессионализма, вполне можно было бы избежать стрельбы и крови.

Единственным, в той или иной степени, положительным результатом всех этих событий стало подписание в октябре 1993 года В. Черномырдиным нескольких важнейших экономических решений, многие из которых подготавливал я и активно поддержал Гайдар. Среди этих решений наиболее важными были:

Полный отказ от всех субсидированных кредитов(в том числе и для сельского хозяйства).

Либерализация цен на хлеб.

Либерализация цен на зерно.

Надо сказать, что все эти решения с политической точки зрения дались крайне тяжело, особенно решение отпустить цены на хлеб. У Черномырдина, как и у всех советских в недалеком прошлом политиков, была боязнь хлебного вопроса. Все помнили скандал при Н. Рыжкове, когда рост цен на хлеб вызвал возмущение населения и очереди в магазинах. Хлеб в России традиционно занимает весьма большой удельный вес в рационе питания, и потому имеет крайне важное политическое значение.

Премьер-министр сильно нервничал и переживал, подписывая это важное решение. Когда же вслед за этим постановлением не последовало никаких волнений и бунтов, у него отлегло от сердца.

А уже через год аграрный вице-премьер А. Заверюха начал хвалиться, что теперь Россия может обойтись без импорта зерна, хотя именно такие как он и довели сельское хозяйство России до ужасающего состояния. (В 1998-1999 гг. главный аграрник правительства Примакова Г. Кулик всячески старался возродить импорт зерна, который всегда был источником коррупции и позором России.)

Однако радость наша была преждевременной – очень скоро выяснилось, что отсутствие парламента вовсе не обязательно способствует ускорению экономических реформ. Напротив, проблем стало больше.

Здесь уже говорилось о странной особенности последнего десятилетия: как только в стране возникают благоприятные условия для реформ, у власти пропадает всякое желание их проводить (август 1991 года, референдум, победа на президентских выборах 1996 года, получение больших кредитов от МВФ и т. д.). Точно так же и в 1993 году отсутствие политического противовеса привело к тому, что желание заниматься реформами стремительно пошло на убыль.

Многократно усилилось негативное давление на правительство со стороны части президентского окружения, благодаря чему стремительно начали расти непроизводительные расходы на исполнительную власть, наиболее одиозные примеры которых – ремонт Белого Дома и здания Госдумы, где на сторону, как мне думается, утекли десятки миллионов долларов.

Я как-то разговаривал с одним иностранцем-поставщиком материалов для ремонта здания Госдумы, и он мне сказал, что в его стране таких правительственных хозяйственников, как наши, давно бы повесили на ближайшем столбе. Имелись в виду широко разрекламированные проекты реконструкции Белого Дома, Госдумы, Кремля с привлечением подчас весьма сомнительных фирм типа швейцарской компании "Мабетекс". Денег не жалели, мебель возили самолетами даже из Канады, но при этом не менее половины отпущенных средств, по всей видимости, осело в карманах жуликоватых чиновников. Уже через год послышались жалобы, что внешне красивый интерьер в зданиях правительства и парламента ветшает на глазах.

Я не удивился, когда пресловутый "Мабетекс" оказался замешан в незаконных финансовых выплатах и выдаче кредитных карточек людям из "семьи" Бориса Ельцина. Причем эти взятки были скрупулезно задекларированы в Швейцарии с целью уменьшения налогового бремени.

Что касается реформ, то они все больше и больше увязали в трясине чиновничьей бюрократии, а вскоре началось и новое спланированное вытеснение реформаторов из правительства. Так что победа исполнительной власти над парламентом не дала тех плодов, на которые искренне надеялись настоящие демократы, вышедшие в октябре 1993 года на улицу для защиты своих идеалов и принципов. Победой на этот раз в значительной мере воспользовались казнокрады и беспринципные бюрократы.