Пытаясь понять Россию

ГЛАВА 17
Как в России назначают министрами

В связи с описанной выше чехардой премьер-министров в 1998-2000 гг. любопытно посмотреть, каким образом люди у нас вообще попадают в правительство.

В России, в отличие от большинства западных стран (кроме, пожалуй, США), будущему министру вовсе не обязательно быть политиком, избираться в парламент и проходить науку борьбы за политическое выживание. Не надо даже быть членом какой-либо партии и демонстрировать свои политические взгляды. Главное – оказаться рядом с теми, кто в данный момент принимает решения.

Поэтому едва ли не каждое российское правительство девяностых годов представляло собой престранное собрание людей самых разных, порой диаметрально противоположных, политических и экономических взглядов, собрание людей, часто с нескрываемой враждебностью относящихся друг к другу. Как говорят в России, мы всегда пытались скрестить ужа и ежа, а в результате получается что-то вроде колючей проволоки.

Был период, когда среди прочих качеств потенциального министра высоко ценился хозяйственный советский опыт. Если человек достиг высокого служебного уровня при советской власти, то он изначально считался компетентным специалистом. В. Черномырдин и О. Сосковец были министрами еще во времена Советского Союза, другие возглавляли обкомы партии, занимали второстепенные посты в советском правительстве и т. д.

Длительное время Ельцин предпочитал назначать министрами и премьер-министрами директоров советских предприятии, которые могли претендовать на знание реальной жизни. Так во власть попали Скоков, Хижа, Каданников и другие. К настоящему моменту "красные директора" вышли из моды.

В начале 1990-х годов в министры могли попасть и сравнительно молодые люди, имевшие экономическое образование (например, Гайдар, Чубайс, Явлинский), так как среди старшего поколения политиков экономистов просто не было. Но это, скорее, выглядело исключением, подтверждающим правило. К концу правления Бориса Ельцина средний возраст членов правительства снова повысился, молодых стало меньше, правительство постарело.

Мой личный опыт участия в российском правительстве в целом нетипичен. Я трижды входил в состав различных правительств (Силаева, Черномырдина, Кириенко), и каждый раз мое назначение носило чисто случайный характер.

В 1990 году Ельцин боролся с союзным правительством и поэтому не мог рассчитывать на старые советские кадры. В тот момент он временно принял образ демократа и реформатора, в связи с чем ему понадобились молодые профессиональные экономисты-рыночники, которых начали повсеместно искать. Тогда кто-то назвал ему и мою фамилию.

Для утверждения на пост министра пришлось пройти новомодную комиссию психологического тестирования, а потом выступать в Верховном Совете перед депутатами. Сам Ельцин встретился со мной уже после назначения. Нет сомнений – шел процесс заполнения вакансий в соответствии с существовавшей в тот момент модой. Кстати, мне предложили на выбор портфели министра финансов или министра внешней торговли.

Через два года все стало куда серьезнее. В декабре 1992 года у меня в Вашингтоне (я был тогда директором Мирового банка) вдруг зазвонил телефон, и А. Чубайс вызвал меня в Москву. Он ничего не объяснил, но было ясно, что следует ожидать предложения. В Москве, как только я появился на Старой площади, выяснилось, что буквально через полчаса должна состояться моя встреча с Борисом Ельциным в Барвихе. Меня с невероятной скоростью помчали туда (никогда больше так быстро по Москве не ездил) и, разумеется, привезли вовремя.

Ельцин, видимо, тогда болел, во всяком случае, вид имел довольно усталый, и нездоровый. Одет он был по-домашнему и передвигался с трудом.

Е. Гайдара к тому времени (декабрь 1992 года) уже отправили в отставку, и компромиссным премьер-министром стал В. Черномырдин. Все считали, что экономическим реформам пришел конец, и, дабы отчасти развеять пессимистические настроения и продемонстрировать намерение продолжать реформы, меня хотели ввести в правительство.

В разговоре с Ельциным мы некоторое время вспоминали 1990 год, общих знакомых по тому периоду. Наконец я получил от него официальное предложение стать вице-премьером по финансам и экономической политике, а если понадобится – и министром финансов. То есть мне как вице-премьеру давалась полная свобода действий в экономической сфере, что явно свидетельствовало о доверии Президента. Я, разумеется, согласился, но сразу предупредил Бориса Николаевича, что буду заниматься исключительно экономической реформой и не стану молчать, если что-то будет мешать ее проведению. Я прямо сказал ему, что характер у меня очень вредный.

Потом состоялась моя встреча с премьер-министром Черномырдиным, который был тогда еще не столь уверен в своих силах, как некоторое время спустя. Он пожал плечами и сказал, что раз Ельцин меня рекомендует, то он против моей кандидатуры не возражает. Поскольку Черномырдин знал о моем бюрократическом опыте советских времен, то его отношение ко мне было достаточно дружественным. Так я стал вице-премьером российского правительства в одном ряду с А. Чубайсом, А. Шохиным, В. Шумейко, С. Шахраем и другими.

Насколько я понимаю, немаловажую роль в моем назначении сыграл Анатолий Чубайс, за что я ему благодарен, несмотря на все наши последующие расхождения во взглядах по вопросам экономической политики. В тот период для него главным было обеспечить продолжение реформ, и здесь я был ему полезен.

В дальнейшие годы политическое позиционирование для члена правительства стало считаться более важным, нежели знания и опыт, и это сказалось на кадровой политике. Под конец эпохи Ельцина больше остальных соображений стали приниматься в расчет принадлежность к кланам, к "семье", к финансово-промышленным группировкам, близость к олигархам, личные услуги представителям Кремля. Например, В. Потанин в 1996 году стал первым вице-премьером в награду за участие в предвыборной кампании Президента. Появились разговоры о группе А. Чубайса (те, кого проталкивал в правительство Чубайс), о ставленниках Б. Березовского и "семьи". Дружественные и клановые отношения, отношения, замешанные на деньгах, стали преобладать в списке чиновничьих добродетелей.

Профессиональные качества кандидатов в министры в большинстве случаев теперь мало кого волнуют. Все прекрасно понимают профессиональную несостоятельность главного налоговика А. Починка, но поддержка А. Чубайса и его безвредность для олигархов перевесили все прочие аргументы. Тот же М. Касьянов был неплохим переговорщиком с западными кредиторами, но ни для кого не секрет, что он не владеет вопросами экономической политики и бюджета.

Сколько вице-премьеров и министров, как тени, как сквозняк, прошли за последние десять лет через Белый Дом, прислуживая "семье" и олигархам! Складывалось впечатление, что основная их миссия – ничего не делать и как можно дольше сохранять за собой пост в своих личных интересах. Пребывание в правительстве рассматривается теперь как способ быстрого обогащения (разумеется, незаконного).

В 1999 году, после провала попытки импичмента Президента, отказались даже от соблюдения элементарных приличий. В правительство теперь могли взять кого угодно, главное – был бы свой. Как я уже говорил, с некоторыми кандидатами в министры собеседования проводил молодой олигарх и член "семьи" Роман Абрамович, который формально являлся лишь руководителем нефтяной компании "Сибнефть". И кандидаты не протестовали, им это уже казалось в порядке вещей.

Кандидаты в премьер-министры по закону должны утверждаться Госдумой. Учитывая это обстоятельство, одним из главных критериев при отборе кандидатов в премьер-министры стала возможность утверждения их парламентом. То есть многие заведомо непопулярные среди коммунистов и других левых кандидаты сразу исключались.

В свое время именно В. Черномырдин сменил Е. Гайдара прежде всего потому, что он пользовался гораздо большей поддержкой левых. Для самого Ельцина в тот момент Черномырдин был фактически случайной фигурой. В 1998 году Кремль не стал выдвигать его в премьеры в третий раз только из-за того, что понял – парламент настроен против него.

Примерно по той же схеме в сентябре 1998 года премьер-министром стал Евгений Примаков. Тогда у Кремля тряслись коленки, и "семья" была готова на все, лишь бы парламент принял их кандидата. Коммунисты посчитали Примакова своим, забыв его недавнее горбачевское прошлое. Евгений Максимович внешне так напоминал Брежнева, что ностальгические чувства затмили разум старого поколения – никто не хотел анализировать реальные дела нового премьер-министра.

Безусловно, немаловажную роль при правительственных назначениях играло и личное отношение Бориса Ельцина к кандидату. От последнего требовалась полная лояльность к Президенту и его "семье", безоговорочное признание главенства Ельцина – нельзя было выглядеть его соперником, следовало строго соблюдать придворный этикет, по которому премьер-министр – всего лишь старший чиновник.

Надо отдать должное решительности Бориса Николаевича – он всегда умел ставить премьер-министра на место. Вспомните увольнение Черномырдина накануне шестидесятилетия премьера. Хороший пример – С. Степашин, которого выставили за дверь уже через несколько месяцев после назначения, как только стала очевидна его неприемлемость для "семьи". Да и Б. Немцов из любимца Ельцина в один миг превратился в аутсайдера.

Вывод: если вы общительный человек, умеете налаживать контакты и дружить с нужными людьми, обладаете финансовыми ресурсами, не выглядите излишне принципиальным и самостоятельным, то у вас есть неплохой шанс стать российским министром. Знание иностранных языков, твердые принципы и диплом Гарварда или Оксфорда будут вам только мешать.