Был ранний утренний час, когда Игнатьиха подняла отяжелевшую голову с подушки и раскрыла заспанные глаза от сильного, тревожного стука в дверь.
Она вскочила и торопливо отодвинула засов. В кухню вошел Корней и тревожно прошептал:
-- Буди хозяина! Полиция идет. С обыском!
Игнатьиха перепугалась, сама не зная чего, и метнулась в хозяйские комнаты.
На диване, свесив голову, спала Таня в грязной нижней юбке с распущенными волосами, упавшими до самого пола.
На кровати лицом вниз храпел полуодетый Чуговеев.
Игнатьиха подбежала к нему и удала трясти его за плечо, крича:
-- Вставай, хозяин, полиция пришла! Слышь, обыск!
Чуговеев поднял голову, раскрыл глаза и сел на постели.
-- Позволите? -- раздался из соседней комнаты вкрадчивый голос и на пороге спальной показался помощник пристава, а за ним несколько человек.
-- Сделайте одолжение, -- ответил угрюмо и спокойно Чуговеев, надевая пиджак. -- С чем пожаловали?
Рядом с помощником стояли полицейский агент Патмосов и высокий господин, второй комиссионер от Тороптона. Из столовой выглядывали околоточный, понятые, а позади их толкались Федор Павлович, Антипка и мальчишки. Только Авдей Лукьянович остался внизу и там чутко прислушивался к шуму над своей головой.
-- Вы, Никандр Семенович Чуговеев? -- спросил помощник.
-- Я самый!
-- А это кто?
-- Это? Игнатьиха, в услужении у меня. Стряпуха!
-- Так-с. А это?
Чуговеев выпрямился и рябое отекшее лицо его приняло торжественное выражение.
-- Татьяна Николаевна Сигина, -- ответил он, -- моя нареченная невеста.
Растрепанная, простоволосая Таня быстро отвернулась лицом к окну.
-- Так-с. А паспорт у Татьяны Николаевны имеется?
-- Паспорт? -- повторил Чуговеев и кивнул. -- Есть! Она по желтому билету живет. Ну, что? Довольно?
-- Вполне, -- сказал помощник, -- а теперь позвольте нам осмотр вашей квартиры сделать.
-- Для чего?
-- В санитарных целях. Почему это у вас такой сильный запах?
-- Ждановскою жидкостью пахнет, -- угрюмо ответил Чуговеев, -- для дезинфекции.
-- Сильно уж очень. Так мы пойдем! -- и помощник вышел из комнаты. Чуговеев двинулся было за ним, но остановился в столовой, налил в стакан коньяку, и разом опорожнил его. Потом вернулся в спальную и подошел к Тане, которая стояла, прислонившись к окну, и тихо всхлипывала.
-- Найдут! -- сказал он ей, не обращая внимания на стоящего у двери городового. -- Ты не плачь. Ты со мной иди! Да! А теперь поцелуемся!..
Таня обернулась и вдруг, обняв его, уткнулась ему в плечо и зарыдала.
-- Я... я, подлая... -- вымолвила она.
-- Ну, ну! -- по угрюмому, рябому лицу Чуговеева скользнуло выражение неизъяснимой нежности, -- оставь! Ты не суди меня.
И он нежно поцеловал ее в голову.
Городовой отвернулся...
В это время Патмосов прямо и уверенно вел помощника и комиссионера через прихожую в коридор и оживленно говорил:
-- Душит-то, как душит! Три ведра в неделю! А? Позвольте-с! Вот ларь!
-- Сходи за ключом! -- сказал помощник.
-- Не стоит, Василий Иванович! -- остановил его Патмосов и обратился к дворнику: -- возьми топор, да косарь и сбей пробой.
Корней открыл крышку ларя и все разом с легким вскриком откинулись назад.
Комиссионер поспешно вынул носовой платок и зажал нос.
-- Бр!.. Ну и запах! -- сказал помощник.
Ларь, оказалось, до половины был налит ждановскою жидкостью, а в ней лежала темная, студенистая масса, напоминавшая очертаниями своими фигуру согнутого человека.
Помощник пристава захлопотал.
-- Вы, Ефремов, -- говорил он околоточному, -- идите в участок и по телефону прокурору, градоначальнику и в сыскное сообщите. Господа, прошу выйти! Очистите квартиру!..
А слух о страшной находке уже разошелся по кварталу, и любопытные запрудили улицу, лезли во двор, на лестницу, в квартиру.
-- Слышь, студень сделал, -- говорили в толпе.
-- По кускам изрезал!
И, один чудовищней другого, слухи ползли со всех сторон и окутывали ужасом мрачный Чуговеевский дом.