"Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

77. Вступление к «казарменным балладам» в книге «Семь морей»

Гомер сломал и бросил лиру,

А песнь, что пели все края,

Он просто спёр на радость миру,

Пришёл и взял! Совсем как я!

Матросы, девки на базарах,

В шуршанье вера, волн, травы

Узнав напевы песен старых,

Смолчали — ну совсем как вы!

Что спёр, то спёр! Он знал, что знали.

Но ни контрактов, ни тюрьмы:

Все заговорщицки мигали,

А он — в ответ. Совсем как мы.

Пер. В. Бетаки

78. БОБС

Краснолицый коротыш —

Это Бобс,

Не по росту конь-крепыш —

Вот так Бобс!

Конь капризный, нет хитрей,

Под седлом он тыщу дней,

А улыбка до ушей —

Точно, Бобс?

За тебя, — за бахадара —

Крошка Бобс, Бобс, Бобс!

Пакка Дук для Кандагара —

Бейся, Бобс!

Агги Чел — евойный град,

Не жалеет он наград,

Мы за ним пойдем хоть в ад —

Верно, Бобс?

Коль сломался передок —

Нужен Бобс.

Коли старший занемог —

Быстро, Бобс!

У него полсотни глаз,

Словно горн, ревёт подчас,

Славно он муштрует нас,

Правь же, Бобс!

Он, конечно, слишком пьет,

Пастырь Бобс,

От Тюрьмы нас кто спасет,

Как не Бобс?

Не сердитый никогда,

Пусть в мозгах его вода,

Но вернет он нас сюда,

Светлый Бобс.

Не с того зайдешь конца

(Дядька Бобс!),

Получи-ка фунт свинца —

Меткий Бобс!

В Армии уж тридцать лет,

Для него сюрпризов нет,

Ружья, копья, арбалет —

Сможешь, Бобс?

Бог войны наш Генерал —

Ать-два, Бобс!

Все о битвах он узнал —

Мудрый Бобс!

Он умен, хотя и мал,

Всех врагов нам распугал,

Пусть и 'славы не искал' —

Так ведь, Бобс?

Он теперь стал клятый Лорд,

Вот так Бобс!

По делам награда — горд,

Правда, Бобс?

Ну, к лицу теперь венец,

Там, где шлем носил боец;

Не забудь же нас, отец —

Помни, Бобс!

За тебя, Бобс — Бахадар —

Крошка Бобс, Бобс, Бобс!

Веллингтон, врагов кошмар —

Бейся, Бобс!

Черт возьми, не очень ода,

Но ты был вождем похода,

И спасибо шлет пехота —

Славься, Бобс!

Пер. Э.Ермаков

62. В Армию снова

Вот я в грошовом пальтишке, в потёртом котелке,

Скачу перед юным сержантом — не ружье, а палка в руке;

И рубашка — вместо мундира, и носки протирает башмак,

С новобранцами я изучаю этот чертов «гусиный шаг»!

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию, вот, пришел,

Не гляди, как одет — я не 'белый билет',

Я ведь второй раз пришел!

Шесть лет оттянул, как должно. И

Грит Королева вдогон:

'Не забудь придти, как вновь позовём; вот расчет, а вот пенсион:

В день четыре пенса на трубку (щедрости царской пример!);

В остальном, положись на удачу — так же — и твой офицер'.

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию вот пришел,

Что? Каким я путём разучил тот приём?

Я ж сюда второй раз пришел!

Парню двадцать четыре года, а профессии вовсе нет:

Нет вам дела до резервиста — ну, зачем я родился на свет!

Я три месяца кувыркался — удача моя — решето!

И пошел к Королевским казармам —

поразнюхать, как там и что.

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию снова пришел,

Удивлен, что стою как должно в строю?

Я ж сюда второй раз пришел!

Мне сержант не задал вопросов, лишь зажмурил он левый глаз:

Говорит: 'Отожмись!' — я отжался, как делал тысячи раз.

Было видно, что я не горблюсь; оценили и плеч разворот,

Когда вместе с 'салагами' я опять

входил под казарменный свод.

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию вот пришел,

Кто подумать бы мог — я не штатский 'мешок'?!

Я ж сюда второй раз пришел!

Вот помылся и аж затрясся — давно я не был так чист!

Носом чую казарменный запах, за стеной играет горнист;

Сапоги ударяют в гравий, — к ученью готовится строй,

«Не волнуйсь, — так я сердцу сказал, — наконец я вернулся домой!»

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию вот пришел,

Что? Сказал вам не зря — завтра 'Джамнер' в моря?

Не беда: я второй раз пришел!

А мундирчик снёс я к портному и грю: 'Шутить, браток, погоди!

Растачай мне на бедрах, ну а в плечах — заузь, да и тут на груди,

Ведь посажена куртка погано'. Он в ответ: «Разрази меня гром,

Ты кумекаешь в нашем деле!»; и всё обделал ладком.

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию вот пришел.

«Не мечтай наравне с нами стать!» — Это — мне?

Я ж не зря второй раз пришел!

На неделе спектакль устрою: вот куплю офицерскую трость,

Увольнительную получу и к Скале прогуляюсь, как белая кость;

Я зовусь теперь Вильям Парсонс, хотя раньше был Эдвард Клэй;

Раздам свою пенсию нищим — хватит мне и без этих грошей!

Да, сержант, я в Армии снова,

В Армию вновь пришел,

Да, сержант, от дождей я смылся

Холод в Англии ох и тяжёл!

Стой, кто идёт?

Кто хорош — не ищи замену,

Кто умелый и ловкий солдат,

Тот свою оправдает цену,

Обучить ремеслу будет рад — на парад!

Не теряйте армейские сливки

Отслужил — и уходит гол;

Только тяжко ему прозябать одному —

Вот он в Армию вновь и пришёл!

пер. Э Ермаков.

80. МАРШ «СТЕРВЯТНИКОВ»

Ммарш! Портки позадубели, как рогожи,

При! Упрешься в зачехленное древко.

При! Бабенок любопытствующих рожи

Не утащишь за собою далеко.

Ша! Нам победа хрен достанется.

Ша! Нам не шествовать в блистательном строю!

Будешь ты, усвой,

Стервятникам жратвой,

Вот и все, что нам достанется в бою!

Лезь! На палубу, от борта и до борта.

Стой, поганцы! Подобраться, срамота!

Боже, сколько нас сюда еще не вперто!

Ша! Куда мы — не известно ни черта.

Ммарш! И дьявол-то ведь не чернее сажи!

Ша! Еще повеселимся по пути!

Брось ты бабу вспоминать, не думай даже!

Ша! Женатых нынче Господи, прости!

Эй! Пристроился — посиживай, не сетуй.

(Слышьте, чай велят скорее подавать!)

Завтра вспомните, подлюги, чай с галетой,

Завтра, суки, вам блевать — не разблевать!

Тпру! Дорогу старослужащим, женатым!

Барахлом забили трапы, черт возьми!

Ша! Под ливнем ждать погрузки нам, солдатам,

Здесь, на пристани, приходится с восьми!

Так стоим под конной стражей час который,

Всех тошнит, хотя не начало качать.

Вот ваш дом! А ну заткнитесь, горлодеры!

Смирно! Черти, стройсь на палубе! Молчать!

Ша! Нам победа на фиг не достанется!

Ша! Нам не шествовать в блистательном строю!

(Н-да-с! Адью!)

Ждет нас на обед

Гриф, известный трупоед

Вот и все, что нам достанется в бою! (Гип-урра!)

И шакалья рать

Тоже хочет жрать.

Вот и все, что нам достанется в бою! (Гип-урра!)

Будешь ты, усвой.

Стервятникам жратвой!

Вот и все, что нам достанется в бою!

Пер. Е. Витковский

81. " СОЛДАТ И МАТРОС ЗАОДНО

(Королевскому полку морской пехоты)

Со скуки я в хлябь с полуюта плевал,

терпел безмонетный сезон,

Вдруг вижу — на крейсере рядом мужик,

одет на армейский фасон

И драит медяшку. Ну, я ему грю:

"Э, малый! Ты что за оно?"

"А я, грит, Бомбошка у нашей Вдовы,

солдат и матрос заодно".

Какой ему срок и подробный паек,

конечно, особый вопрос,

Но скверно, что он ни пехота, ни флот,

ни к этим, ни к тем не прирос,

Болтается, будто он дуромфродит,

диковинный солдоматрос.

Потом я в работе его повидал

по разным дремучим углам,

Как он митральезой настраивал слух

языческим королям.

Спит не на койке он, а в гамаке —

мол, так у них заведено,

Муштруют их вдвое: Бомбошка Вдовы —

Матрос и солдат заодно.

Все должен бродяга и знать, и уметь,

затем их на свет и плодят.

Воткни его в омут башкой — доплывет,

хоть рыбы кой-что отъедят.

Таков всепролазный гусьмополит,

диковинный матросолдат.

У нас с ними битвы в любом кабаке —

и мы, и они удалы,

Они нас "костлявой блевалкой" честят,

а мы им орем: "Матрослы!"

А после, горбатя с присыпкой наряд,

где впору башкой о бревно,

Пыхтим: "Выручай-ка, Бомбошка Вдовы,

солдат и матрос заодно".

Он все углядит, а что нужно, сопрет

и слов не потратит на спрос,

Дудят нам подъемчик, а он уже жрет,

в поту отмахавши свой кросс.

Ведь он не шлюнтяйка, а крепкий мужик,

тот спаренный солдоматрос!

По-вашему, нам не по нраву узда,

мы только и знаем что ржем,

По классам да кубрикам воду мутим,

чуть что — так грозим мятежом,

Но с форсом подохнуть у края земли

нам тоже искусство дано,

И тут нам образчик — Бомбошка Вдовы,

солдат и матрос заодно.

А он — та же черная кость, что и мы,

по правде сказать, он нам брат,

Мал-мал поплечистей, а если точней,

то на полвершка в аккурат,

Но не из каких-нибудь там хрензатем,

породистый матросолдат.

Подняться в атаку, палить на бегу,

оно не такой уж и страх,

Когда есть прикрытие, тыл и резерв,

и крик молодецкий в грудях.

Но скверное дело — в парадном строю

идти с "Биркенхедом" на дно,

Как шел бедолага Бомбошка Вдовы,

солдат и матрос заодно.

Почти салажонок, ну что он успел?

Едва, до набора дорос,

А тут — иль расстрел, или драка в воде,

а всяко ершам на обсос,

И, стоя в шеренге, он молча тонул —

герой, а не солдоматрос.

Полно у нас жуликов, все мы вруны,

похабники, рвань, солдатня,

Мы с форсом подохнем у края земли

(все, милые, кроме меня).

Но тех, кто "Викторию" шел выручать,

добром не попомнить грешно,

Ты честно боролся, Бомбошка Вдовы,

солдат и матрос заодно.

Не стану бог знает чего говорить,

другие пускай говорят,

Но если Вдова нам работу задаст,

Мы выполним всё в аккурат.

Вот так-то! А "мы" — понимай и "Её

Величества матросолдат"!

Пер. Александар Щербаков

82. САПЁРЫ

(Королевские инженеры)

Чуть из хлябей явился земной простор

("Так точно!" — сказал сапёр),

Господь бог сотворил Инженера

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

А когда был потоп и свирепый муссон,

Это Ной сконструировал первый понтон

По чертежу инженера

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Поработавши в сырости, солнцем палим,

Захмелел старый Ной, чего не было б с ним,

€ Если б жил он среди инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

И когда с Вавилонскою башней был крах,

Дело было у ловких гражданских в руках,

А не в руках инженера

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

И когда под холмом у Евреев шел бой,

Сын Навинов скомандовал солнцу: "Стой!"

Потому, что он был капитаном

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Перестали в саман солому класть —

Это первой сделала наша часть,

Это дело господ инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Потому-то с тех пор от войны до войны

Страницы истории нами полны,

С первых же строк — инженеры

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Мы дороги для них пролагаем всегда,

Через заросли джунглей ведем поезда,

По обычаю инженера

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

С фугасом и миной шлют нас вперед,

И то, что пехота атакой возьмет,

Сначала взорвут инженеры

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

С киркою и заступом шлют нас назад

Копать окопы для тех бригад,

Что позвали господ инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

С полной выкладкой мы под охраной трудясь,

Месим для этих язычников грязь,

А потом шлют в тылы инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Мы сушим болото, взрываем утёс,

А они с путей летят под откос

И доносят на инженера

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Мы им строим колодцы, мосты, очаги,

Телеграфы — а провод срезают враги,

И за это бранят инженера

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

А когда мы вернемся и будет мир,

Из зависти не разукрасят квартир,

Предназначенных для инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Мы им строим казармы, они же кричат,

Что полковник — сектант, сумасброд и женат,

Оскорбляя нас, инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Нет благодарности в них искони,

Чем сильней наша помощь, тем больше они

Изводят нас, инженеров

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Что пехота? С винтовкой в руке человек!

А конница? Так, лошадиный бег!

Все дело в одних инженерах

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Артиллерия — та чересчур тяжела,

Только мы одни и вершим дела,

Потому что мы инженеры

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

Спору нет, за других и понюшки не дашь

("Так точно!" — сказал Сапёр),

И один только корпус хорош — это наш,

Нас зовут — господа инженеры

Инженерных ее величества Войск

С содержаньем и в чине Сапёра.

пер. А. Оношкович-Яцына

28. ТОТ ДЕНЬ

Все было против нас… Мы выбрались из ада

Мы раненых бросали под вражеским огнем

Враги нас окружили… Нам врезали что надо

На совесть был нокаут… И мы повинны в том.

А хор наш отпелся… Чего уж там петь

И оркестр наш свое отыграл.

Мне б лучше до этаких дел помереть

Чем видеть, что я повидал.

Противник понял сразу, что полк на грани срыва,

Грозил нам ротный саблей… И впрямь он был неплох,

Но кто-то крикнул: «Братцы! Бежим, покуда живы!» —

И мы побросали ружья на землю, о, мой Бог!

В тот день погибло тридцать… И раненые были.

Примерно двадцать пало, когда смешался строй.

Бог мой, в той заварухе нас, как баранов, били,

А мы всё отступали… И не ввязывались в бой.

Врага я и не видел. Клинки звенели сзади

Ног под собой не чуя, не помню, как бежал.

Когда донесся голос — и молил он о пощаде,

Его опознал я сразу. Он мне принадлежал.

Мы прятались в лачугах и в поле… Где сумели.

Как зайцы, разбежались мы по округе всей.

Творца майор наш проклял за то, что жив доселе,

Сломал полковник шпагу и зарыдал над ней.

Он прав… Наш полк давно ни к черту не годился.

Да, сборище подонков напоминал наш полк.

Мальчишка барабанщик… И тот от рук отбился.

Но за ученье кровью пришлось платить нам долг.

Газеты правду скрыли… Но в армии-то знали,

А нас верблюдов чистить определили в тыл.

Британия за храбрость вручила нам медали.

Понравилась вам песня? Я ничего не скрыл.

А хор наш отпелся… Чего уж там петь,

И оркестр наш свое отыграл.

Мне б лучше до этаких дел помереть,

Чем видеть, что я повидал.

Перевела И. Копостинская

84. «КТО ПОД МИНДЕНОМ СРАЖАЛСЯ…*

Песнь наставление

Кто под Минденом сражался, тот ума не враз набрался

Как и тот, кто воевал под Ватерлоо.

Но от Миндена команда прошагала до Майванда.

Хоть сначала было ой как тяжело!

Что ты ходишь с рожей пресной? Нам подмога — Царь Небесный

Станем школить, все запомнишь, хошь не хошь.

Только ты не огрызайся, на разнос не нарывайся.

Ежель хошь ты стать на воина похож!

Кто под Минденом сражался, распрекрасно наряжался.

Галстук был длиною дюймов шесть.

Замечательные парни мыли пол в своей поварне.

Почитали тяжкий труд они за честь.

Кто под Минденом сражался, лихо с бомбою бросался.

(Мы зовем ее «гранатою ручной».)

А раззяве и мазиле наказание грозило,

Чтоб не портили картинки показной.

Кто под Минденом сражался, чистил медь, не разгибался.

На мундире — двести пуговиц (не вру!).

Но солдат без лишних жалоб (взять пример вам не мешало б!)

Их надраивал до блеска ввечеру.

Кто под Минденом сражался, алебардой, слышь, махался

И палил из мушкетона, слышь, в бою.

Не видал я эти штуки, но, видать, и те науки

Унтер тож преподавал под «мать-твою»!

Кто под Минденом сражался, тот в строю не пререкался.

(При майоре лучше вовсе не дыши!)

А вот шибко умным лицам унтера по ягодицам,

Как и нынче, поддавали от души!

Кто под Минденом сражался… (Стой, покуда не заврался!)

Подзабыл, кажись, я кой-чего, друзья.

Так что вам бы надо живо мне поставить кружку пива,

Чтоб еще чего-нибудь припомнил а!

Что ты ходишь с рожей пресной? Нам подмога — Царь Небесный.

Станем школить, все запомнишь, хошь не хошь.

Только ты не огрызайся, на разнос не нарывайся,

Ежелъ хошь ты стать на воина похож!

Из каждого, ребята, мы сделаем солдата, мы — строгие лихие унтера,

Вали со мной в пивнушку! И с вас мне — пива кружку

Я пью за вас —

Гип-гип-ура!

Гип-гип-ура! Я пью за вас —

Гип-гип-ура!

Гип-гип-ура!

Пер. Е.Фельдман

85. ХОЛЕРНЫЙ ЛАГЕРЬ

Холера в лагере у нас, страшнее всех войн она,

В пустыне дохнем мы, как евреи в библейские времена.

Она впереди, она позади, от нее никому не уйти…

Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть — и в путь!

Нас трубы торопят,

Нас ливни топят…

Только трупы надежно укрыты — и камни на них, и кусты…

Грохочет оркестр, чтоб унынье в душах у нас побороть,

Бормочет священник, вроде о том, чтоб нас пожалел господь,

О боже! За что нам такое, ведь мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,

Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,

Она же умеет в любой эшелон забраться на полпути…

И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах и думать тошно, на выпивку наплевать,

И порох подмок, остается одно — только маршировать,

А вслед по ночам завывают шакалы: "Вам всё одно не дойти,

Спешите, засранцы, не то к утру не станет еще десяти!"

Порядочки, что теперь у нас, насмешили бы и обезьян:

Лейтенант принимает роту, полком командует капитан,

Рядовой командует взводом… Да, по службе легко расти,

Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь

Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.

На свои покупает продукты, не боится карман растрясти,

Только проку пока никакого, что ни день — то нет десяти.

Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,

Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,

Чтоб развлечь нас, он даже пляшет: "Ти-ра-ри-ра, ра-ри-ра-ти!"

Он достойный отец для нас, кто мрёт ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,

Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор…

Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти…

Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,

Дома лучше кормили, но, как за столом не доесть куска?

И сегодня мы все бесстрашны, ведь страхом нас не спасти,

Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят…

Только трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты…

И те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,

А те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.

Ведь когда-нибудь все равно мы все ляжем, и я, и ты,

Так почему б не сегодня без споров и суеты.?

А ну, номер первый, заваливай стояки,

Брезент собери, да и растяжки тут не забудь,

Веревки и колья — все вали во вьюки!

Пора, ой пора уже лагерь свернуть — и в путь…

(Господи, помоги!)

Пер. А. Сендык

86. ЖЕНЩИНЫ

Развлекался я всюду, где можно,

Уж навидался всего.

Баб перепробовал кучу,

Но четверо были — во!

Сперва — вдова-полукровка.

Туземка из Проме — потом,

А после — жена джемадара

И девчонка в Мируте родном.

Теперь с меня хватит женщин;

Я-то знаю, с чем их жуют:

Не попробовав, не раскусишь,

А попробуешь — проведут.

Часто думаешь: черт ли поймет их!

Часто чувствуешь: понял, небось!

Но если прошел ты и черных и желтых,

То белых видишь насквозь.

Я юнцом встретил бабу в Хугли:

Всем начать бы с такой, как она!

Ее звали Эгги де Кастро —

Вот, шлюха, была умна!

Была ох и тертая баба

И ко мне относилась, как мать:

Учила, как жить, как деньгу зашибить —

Научила баб понимать!

После в Бирме я раз на базаре

Закупал провиант для полка,

И там подцепил девчонку

Возле лавки отца-старика.

Желтокожая, бойкая штучка,

Просто кукла — ни дать, ни взять!

И была мне верна — ну, совсем как жена:

Научила баб понимать!

А потом нас отправили в Намту

(А то б я с ней жил и теперь).

Там я склеил жену негритоса —

Не девка, а просто зверь!

Как-то раз меня дернуло сдуру

Черномазой ее назвать,

Так пырнула ножом — ей-то все нипочем!

Научила баб понимать.

Я домой рядовым вернулся,

Хорошо повидавши свет,

И связался с зеленой девчонкой,

Монашкой шестнадцати лет.

Ей — любовь бы с первого взгляда,

Я ж не мастер месяц вздыхать.

Ну, её пожалел — обижать не хотел:

Научился баб понимать.

Да, уж я-то побаловал славно

И вот чего стало со мной.

Чем больше баб перепробуешь,

Тем меньше ты льнешь к одной.

Так я и сгубил свою душу:

Что теперь жалеть да вздыхать?

Жизнь моя — вам урок (хоть он, чай, и не впрок)

Научитесь баб понимать!

У жены полковника что на уме?

Черт знает, ни то, ни се!

А спросите бабу сержанта —

Она вам выложит все.

Но, как ни крути, коль доходит до нас.

Мужики-то каждой нужны:

Хоть полковничья леди хоть Джуди О Грэди —

Под платьями все равны.

Пер Георгий Бен.

87. БИЛЛ ХОКИНС

— Эй, видал ли тут кто Билла Хокинса?

— А мне-то на кой это знать?

— Девчонку мою он гулять увел,

Мне с ним бы потолковать.

Черти б — его — побрали!

Хочу ему так и сказать.

— А ты знаешь в лицо, Билла Хокинса?

— Да мне-то и знать ни к чему:

Морда — понятно, что твой мартыш.

Ну-ка сам, подойди к нему.

Черти б — его — побрали,

Ну-ка, сам подойди-ка к нему!

— Ну, и встретил бы ты Билла Хокинса,

Что бы ты сделал сейчас?

— Да я бы бляхой порвал ему рожу,

А после бы выколол глаз!

Черти б — его — побрали!

Ей богу, выколю глаз!

— Глянь! Как раз вон идёт он, Билл Хокинс

Что теперь ты скажешь о нем?

— Грешно в воскресенье драться.

Доберусь до скотины потом.

Черти б его — побрали,

Доберусь уж до гада потом!

Перевела Г. Усова

88. Мать — Ложа

Был там с нами Рандл, начальник базы,

Ну, и Бизли, тот, что с Пути,

И Эккман, с Комиссариата,

И стражник с Тюрьмы — Донкти;

Был и Блейк тут, старший кондуктор

(Два ведь срока Мастером был!),

И тот, с магазином модным —

Старый Фрэмджи Эленджил.

Снаружи — «Сэр! Сержант! Салям! Привет!»

Внутри же каждый — «Брат» — (порядку не во вред);

На Уровне собравшись, к другим на Встречу шли,*

Я в Ложе Младший Дьякон… как жаль, те дни прошли!

Бола Натх, бухгалтер был с нами,

Саул, аденский юный еврей,

Дин Мохаммед, звался топограф

(Ну, разведчик, коли прямей).

Тут и Бабу Чакербатти,

Бородатый сикх Амир,

И католик римский Кастро,

Тот, снабженческий кассир!

Роскоши здесь не нашли бы,

Ложа старая пуста,

Но мы чтили Знаки Древних —

Каждая черта свята

Как то прошлое припомню,

Так мне дорог каждый штрих:

В мире не было 'неверных',

Кроме, разве, нас самих.

В месяц раз, свершив Работу,

Собирались покурить

(Мы пиров не задавали,

Не порвать бы Братства нить),

Мы вели друг с другом речи

(Вера, мудрость, идеал),

И — не для спора, для сравненья —

О Боге, кто его как звал.

Так друг с другом мы трепались,

Дружбы не забыв границ;

Ранняя заря будила

До безумья громких птиц.

Потом, сказав, что было чудно,

На коней — и марш домой,

Пусть Мохаммед, Бог и Шива

Слежкой заняты тупой….

На правительственной службе

Не жалели мы своих ног,

И несли приветы братьям

Хоть на запад, хоть на восток.

Управлялись там, помогали,

Сингапур, Симла, Кохат…

Вот бы снова всех повидать бы,

Матери — Ложе я был бы рад!

Как бы снова был я рад им,

Братьям черным белым, цветным,

Чтобы шел хог-дарн по кругу**

И летел сигарок дым,

Старый кансама храпел бы тихо***

И шумел за буфетом сад…

А я, встав пред Ложей как Мастер,

Совершал бы опять обряд!

Снаружи — «Сэр! Сержант! Салям! Привет!»

Внутри же каждый — 'Брат', порядку не во вред;

На Уровне собравшись, другим на Встречу шли,

Был там я Младший Дьякон… как жаль, те дни прошли!

Пер. Э. Ермаков

89. "ПРОВОДИТЕ МЕНЯ ДОМОЙ"*

Я не знал никого, кто б сравнился с ним,

Ни в пехоте, ни в конных войсках

И уж раз таким он был,

то и, стало быть, погиб,

Ведь лучшим — иначе никак.

Что ж, по последней затяжке, и проводите меня!

Ну-ка, хлебните из фляжки и проводите меня!

Слышите, бьет, бьет барабан,

Проводите меня домой!

А кобыла его ржала день и ночь,

Всполошила наш весь бивак,

И не овса-то не жрала,

все- то божья тварь, ждала,

Ведь лошадке иначе никак.

А его девчонка сержанта нашла,

Хоть прошла ну, неделя — пустяк,

На крючок его пымала,

под венец его стаскала,

Ведь девчонке иначе никак.

Мы недавно поцапались с ним, а ведь он

Не слабак, да и я не слабак.

Я-то драться не хотел,

только поздно пожалел,

А теперь уж не поправить никак.

Мне такого друга нигде не найти

Ни у нас, ни в других полках,

Отдал я б нашивки, кошт

лишь бы жив он был, да что ж?

Ведь теперь не воротишь никак.

Что ж, по последней затяжке, и проводите меня!

Ну хлебните, что ли, из фляжки и проводите меня!

Слышите флейты поют, поют,

Проводите меня домой!

Увозите его! Ему не было равных и нету.

Увозите его! Наклоните знамёна к лафету.

Увозите его! Он уходит к другим берегам.

Увозите его! Плачут флейты и бьет барабан.

Ну-ка, "тринадцать из строя", и проводите меня!

"По три холостых в честь героя", и проводите меня!

О, это — даже превыше женской любви,

Проводите меня домой!

Пер. Д. Закс.

90. Свадьба сержанта *

Все о ней твердили —

Знал, куда глаз положить.

Все о нём твердили —

Знала с кем закрутить,

Какие уж тут резоны,

Лезли напролом,

Хоть и всё о них мы знаем,

Но решать — то им вдвоем!

Ура сержантской свадьбе!

Еще ура, опять!

Конь боевой — на пушке женат,

Сержант взял в жены блядь!

Всего о ней не расскажешь,

Да и в сплетниках я не бывал!

А он еще тот разбойник —

Лавочку содержал.

Как ландо он справил?

Боже-ж, ты смешон:

С каждой фляжки капля —

И готов галлон!

К бритому торговцу

Мы толпой в буфет;

Его Полковник ценит —

«По-пу-ляр-ней нет!»

Есть у нас с ним счеты,

Да и не за пивко:

Она ведь всегда не против —

А мы тут недалеко!

Капеллан, вишь, хмурый?

А усмешки дам?

Женатики от хохота

Гнутся пополам!

Придержи оружье

И оправь мундир!

Эй! В кулак хихикай,

Клятый бомбардир!

Все, уже готово,

Вон и орган гудит,

'Божий Глас в Эдеме' —

Щечки, — ну и стыд!

Ленты красны-сини —

Мнит себя красой!

Лучше б шла ты к Богу,

Прежде, чем вот так со мной!

Подали карету,

Целует — вот дурак!

Туфельку бросает

(Жаль, что не башмак!)

Кланяется 'леди',

Скачет наш жених —

Кто бы догадался,

Сколько дряни в них?

Ура сержантской свадьбе!

Еще ура, опять!

Конь боевой — на пушке женат,

Сержант взял в жены блядь!

Пер. Э. Ермаков

91. Куртка **

Сквозь Египетские Казни гнали мы араба вдаль,

Вниз, с бархана — и опять на белый свет.

Все в пыли мы, пересохли, Ну и что? Ведь нам не жаль,

Погоди! Вот пушка ухнет и привет!

Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!

(Пушкари, послушайте рассказ!)

Нам обмыть обновку надо — будет самое оно,

Мы не любим ждать, давай сейчас!

Вдруг приказ мы получили — бомбардировать редут,

Подвезли снаряды — загружай!

Капитан схватил хлопушки, порох вытряхнул — ну, крут!

И залил туда… не воду и не чай.

На шрапнель взглянул небрежно,

а калибр-то тридцать шесть

(Пушкари, послушайте рассказ!)

Грит он: 'Парни, что вкуснее — пиво или эта жесть?'

Ну ведь мы не просим ждать, давай сейчас!

Медленно мы потрусили, только б не разбить стекло,

Хоть и близко были рубежи;

Не доходит до галопа — а пивка залить в жерло

Мы мечтали, как сошли ещё с баржи.

Что ж, мы в обчем экономны, каждый гильзу взял, цедит,

(Пушкари, послушайте рассказ!)

Там противник под укрытьем, встал ведь насмерть, паразит —

Но и мы не просим ждать — давай сейчас!

Выпили мы половину (Капитан-то пил шампань),

А араб палит нещадно, видно, рад!

Раненых мы в щели прячем, что уж, в обчем, дело дрянь —

Разве целой пушкой, что ли заменить снаряд?

Запряглись и поскакали — что тут делать — сквозь жару,

(Пушкари, послушайте рассказ!)

С громом батарея, мчится вскачь, ну что твой кенгуру,

Нечего тут ждать, беги сейчас!

Мы вертелись и юлили — в этих скачках мастера,

А арабы мажут кто куда.

И позицию нашел нам Капитан — ну ни бугра!

Но накрыли их — пожалте, господа!

Пощадили тех, кто выжил, кое-кто нам сдался в плен,

(Пушкари, послушайте рассказ!)

Капитан, как Брут какой-то, весь аж в пене до колен —

Помогли, — а то б был в пене и сейчас!.

Мы боялись трибунала, да… Уж все начистоту…

Но, когда дошли до главных сил,

Каждый рядовой в порядке, каждый выстрел на счету,

Ну а пробку Капитан в руке укрыл.

Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!

(Пушкари, послушайте рассказ!)

Ведь обмыть-то было надо— тут уж самое оно,

Мы ж не любим ждать, давай сейчас!

Пер. Э Ермаков

92. Язычник **

Язычник безрассудно поклоны бьет камням;

Приказа не исполнит, коли не отдал сам;

И личное оружье где как кидает он;

Потом приходит наш отряд — пошёл, язычник, вон.

Вечная грязища здесь, и вечный кавардак,

Вечно будут дикари все делать кое-как.

Вечно будут «хазар-хо, да кул, да аби-най»; *

(О себе заботься, но ружжо не забывай!)

Он дикий, этот рекрут — ему, ведь, не понять,

Зачем стирать обмотки, и застилать кровать;

Бурчит он: 'Бредни! К черту!', И к службе не готов —

Тогда приходит целый взвод, чтоб надавать пинков.

Ну отлупили рекрута — да, тяжело пришлось;

Он голову повесил, бранится, копит злость;

Кричит — 'Тираны! Звери! Настанет мой черед' —

Ну, смотрят и смеются, а парень слезы льёт.

Совсем сдурел наш рекрут — собрался в петлю лезть;

Трущобный гонор сбили, поймёт ли, что есть честь?

Так день за днем пинают, и вроде даже впрок —

Однажды утром встанет — глядишь — не сосунок!

Смоет он грязищу, расчистит кавардак,

Забудет и привычку все делать кое-как;

Где теперь вы, «хазар-хо, и кул, и аби-най»?

Он знает: ружья чисти, и себя не забывай!

Глядишь — а рекрут счастлив — выпячивает грудь;

Он отрастил усищи, чеканит шаг — аж жуть!

Проклятие вставляет за каждым, блин, словцом,

И чтоб нашивки заслужить, глядится он молодцом.

Сержант ('Тираны! Звери!') за ним следит весь год;

Следит, каков с друзьями, следит, как пиво пьет;

Следит, каков он с дамой (бал задал комендант),

И в список лучших внес его (тиран-и-зверь) сержант.

Теперь он сам 'начальство', хоть тот же рядовой;

Суётся к нему каждый, изводит ерундой;

Насмешки и подлянки — обидеть всякий рад;

Но знает он, как гнев сдержать, и как гонять солдат.

Вот он — Сержант-Знамёнщик, с такими не шути!

Других крикету учит, на смотр готов вести;

Гляди — он быстр, он ловок, и собранность видна;

Допущен к офицерам, что носят ордена.

Он учит, чтоб в засаде никто не видел вас;

Он учит холостые использовать не раз;

Он учит обнаружить, кто отпуск свой купил;

Зовет всех стать таким, как он — таков сержантский пыл.

Когда вы на параде — следит, чтоб тверд был шаг;

Когда в бою — поможет, так чтоб на мушке — враг;

И жизнь солдат он знает, и что у них на уме;

Он знает, кто идет за ним, и кто отстал во тьме.

Предвидит что болтун капрал — загубит взвод в песках;

Нутром он это чует, по шепоту в кишках;

Гримасы страха видит — (бледны да и, дрожат);

Умеет выждать, в руки взять, и привести назад.

Вот завизжали пули, бархан целуя в бок;

Иные разбегутся, но близок час, дружок;

Как рыцарь в тяжких латах он — движенья нелегки,

Упорством всех вгоняя в дрожь, теснят врага полки.

Пять лет их муштровали, запомнилось одно —

Иди, стреляй, не драпай — и будь что суждено.

Как будто не учились — шум, суета, угар;

Но если б не старался он — всё, закрывай базар.

И вот — 'Кто отступает?', и вот — 'Кто впереди?'

И вот — 'Давай носилки!', вот — гибнет командир;

В кровавой рукопашной все им терзает слух

Сержанта крик — визг дрели! Он сзади, как пастух.

Он, как и все, страдает, и сердце — на разрыв;

Но гонит их, и гонит, свою усталость скрыв;

Стоять — всем, кто остались, и к штурму ждать сигнал,

Тогда — поднять под пулями, чтоб день победным стал!

Язычник в безрассудстве поклоны бьет камням;

Приказов не исполнит, коль их не отдал сам;

Всю жизнь по кругу ходит — он безрассудный шут;

Но Армий становой хребет сверхсрочником зовут!

Не терпи грязищи, расчисти кавардак,

И позабудь привычку все делать кое-как;

Позабудь все «хазар-хо, и кул, и аби-най» —

И о себе заботься, и ружжо не забывай!

пер. Э. Ермаков

93. Часовой играет в жмурки *

Грит младший сержант, дневальный,

Часовому, что вышел в ночь:

Начальни-краула совсем хоки-мут, *

Надо ему помочь:

Много было вина, ведь ночь холодна,

Да и нам ни к чему скандал,

Как увиишь, шо пшёл к караулке —

Подай хочь какой сигнал.

Ну — 'Проверка! — И где тут Проверка?', Двое идут. Мороз,

Вцепился начальник в ремень сержанта,

(закрой, часовой, глаза.!)

А потом — 'Проходи! Все спокойно!',

(ох, надрался, бля, как насос!)

АффидЕвит, ох будет нужен ему выпивки той из-за.

Бела луна над казармой,

По щебенке свет — рекой.

Краульный- чальник идёт вкривь да вкось,

Аж в грязь нырнул с головой.

Тут капрал подтянул, сержант подтолкнул,

Так втроем и устроили бал,

Но уставился я внутрь своей караулки,

Что там за скандал, — не видал.

Пусть 'Проверка! — И где тут Проверка?' —

Держи, капрал! — Не дури!

Он кепи использовал не по назначенью…

но закрыл часовой глаза.

А потом — 'Проходи! Все спокойно!'

(капитан как фонтан, пускал пузыри!)

Аффидевит, ох будет нужен ему выпивки той из-за.

Так четыре часа, ну вот и утро —

Веселиться больше невмочь;

Отправляем его на тележке домой,

'Ствол'кладём, что кинул он прочь.

Ну, отмыли его, просушили его —

Высший класс работка, я рад;

Чист и ясен он, как бомбардир —

Хоть сейчас иди на парад.

Да, 'Проверка! — И где тут Проверка?' —

дать по шее бы, да посильней!!

Он решил, что сабля, мол, — велосипед,

но закрыл, часовой, глаза.

А потом — 'Проходи! Все спокойно!'

(да ещё назвал меня 'Милая Джейн!')

Аффидевит, ох будет нужен ему выпивки той из-за.

Упражнялись мы долго и нудно,

Небо синее, солнце в накал,

Он и бледный, и мокрый, и дико смотрел,

Но сержант упасть не давал.

Дисциплину ценили ребята,

Служили не ради наград;

Но послушал бы сам, как считали шаги —

Заглушить, что он нес невпопад!

Мы топтались: 'Правый фланг — смирно!'

'Вперед!', 'Вольно!', 'Кругом!',

'Плотнее!', 'Налево!', и 'Шире шаг!',

но — закрой, командир, глаза!

Мы шипели: «Полковник увидит, сэр,

сюда, поскорей! Бочком!»

Аффидевит уж точно, нужен ему выпивки той из-за.

Было там тридцать два сержанта,

А капралов сорок, точь-в-точь,

Девятьсот рядовых — все твердят как один:

'От жары ему стало невмочь!'

Он меня целовал в караулке

(Ну зачем я это сказал!)

Все ж я не растерялся, и на Библии клялся:

«Все спокойно, какой там скандал?!»

Так проходят сквозь холод и пекло,

Сквозь разные западни,

Но таков их удел — встанут те, кто смел,

И гвардейцами станут они!

Я-то знаю, где заканал ты пойло,

Будь хитёр ты хоть как лиса;

Сослужу тебе службу,

если водишь ты дружбу

С рядовым Томасом А.!

Да, 'Проверка! — И где тут Проверка?' —

гляди, он храпит на ходу!

И шумит, и юлит, и жутко бузит, — закрой, часовой, глаза.

А потом — 'Проходи! все спокойно!' —

так делишки у нас и идут…

Мы поможем и — нам помогут, наших матушек всех из-за.

пер. Э Ермаков

94. ПОЖАЛЕЙ ЖЕНЩИН, ДЕВА!

Про мужество болтал,

Божился и ручался,

Но по утру сбежал,

А грех весь мне остался,

Моленья — что мне с них?

Тьфу, до чего же гадки

Ухмылки губ твоих!..

Как ты мне люб, мой сладкий!

Слишком чудно это, чтобы долго длиться

Сетуй ли, не сетуй, а пора проститься.

Та, что жизнь дала мне, та, что воспитала

(Пожалей нас, Дева!), раньше нас всё знала.

Что плакать? Всё прошло!

И карта наша крыта.

Ты, — тот, кто сделал зло,

Я — та, чья жизнь разбита.

Еще дурех найдешь —

Вот тут же, на посадке. —

Ты сердцем здесь? Все ложь!..

Как ты мне люб, мой сладкий!

Кто же мил насильно?

Бросит — так уж бросит.

И свои посулы в багаже уносит.

Думами о мести не унять кручины.

(Пожалей нас, Дева!), Ведь они — мужчины.

Пер А. Шарапова

95. "МИР ТАК ХОРОШ"

Чертовски синий и красивый.

Лежит Индийский океан;

Он под винтом кипит бурливо,

А дальше — гладкий, как лиман.

Закат — как зарево пожара,

И против гаснущих лучей

На мачте силуэт ласкара

И слышится: "Хем декти дей!"

Мир так хорош и так широк:

Гляжу — и все не наглядеться!

Он, может статься, и жесток —

Но от него куда мне деться?

Бренчит рояль внизу в каюте,

На шканцах юнги дуют в скат,

И офицерики на юте

До ночи с бабами галдят.

Я жизнь свою припоминаю

И, хоть на шумном корабле —

Но про себя воображаю.

Что я один на всей земле.

Немало я бродил по свету:

В походах был и на войне…

Порой я думаю: все это

Не померещилось ли мне?

И повидал чудес, ей-богу,

И попадал я в переплет.

Теперь конец… А может, много

Еще меня напастей ждет?

Любил я книжки да журналы,

А вот уставов не читал,

За то от моего капрала

Нарядов прорву получал.

Хоть и бывал в дурацком виде,

Но на капрала злобы нет;

А на губе в портянках сидя,

Я думал, как устроен свет.

Вон под закатными лучами

Вдали горбатый Аден встал

Как печь в казарме, где годами

Никто огня не разжигал.

Мне эти берега знакомы,

Я тут проплыл шесть лет назад

И вновь плыву — теперь уж к дому,

В запас уволенный солдат.

"Я буду ждать", — сказала Лалли,

К груди меня прижала мать…

Они мне писем не писали:

Чай, обе померли — как знать?

Что ж, я видал, как люди мерли —

В казарме, в лагере, в бою…

О черт, першит чего-то в горле!

Чем думать, лучше уж спою:

Мир так хорош и так широк:

Гляжу — и все не наглядеться!

Он, может статься, и жесток —

Но от него куда мне деться?

Пер. Г. Бен

96. Послание к книге «Семь морей»

Когда на последней картине земной

выцветет кисти след,

Засохнут все тюбики и помрёт

последний искусствовед,

Мы отдохнём десяток веков, и вот в назначенный час,

Предвечный Мастер всех Мастеров

за работу усадит нас.

Тогда будет каждый, кто мастером был,

на стуле сидеть золотом

И по холстине в десяток миль

писать кометным хвостом.

И не чьи-то писать портреты —

Магдалину, Павла, Петра,

И не знать, что значит усталость,

век за веком, с утра до утра.

И только Мастер похвалит нас,

и упрекнёт только он,

И никого тогда не прельстит ни денег,

ни славы звон,

Только радость работы на Новой Звезде:

дано будет каждому там

Во имя Творца сотворить свой мир

таким, как видит он сам

пер. В. Бетаки