"Та самая Аннушка". Часть первая: "Аннушка и ее Черт"

Глава 6 Бытовая химия

Даже в условной ветровой тени эстакады мы успели нахлебаться песка по самое некуда. Пока открутили супербатарейку, пока я доковылял до двери на лестницу, пока откопали на треть заметённую створку — песок уже был везде.

— Столько песка в башке у меня в последний раз было в пять лет, — ругается Аннушка, — мне в песочнице подружка надела полное ведро на голову. Ох, я и отмудохала её тогда совочком!

Она трясёт головой, пытаясь избавиться от переизбытка кремния, а я вставляю источник питания обратно в винтовку.

— Тихо, — попросил я девушку. — Лучше бы нам не шуметь.

— Думаешь, тут кто-то есть? — спросила она шёпотом.

— Я чувствую, что тут опасно. Так опасно, что у меня шерсть на жопе дыбом. Такое же чувство бывает, когда готовишься проверить подвал, в котором засела ДРГ.

— И что ты тогда делал?

— Проверял, — развёл руками я. — Куда деваться-то? Но осторожно. Давай и тут не спешить.

— Я готова к неприятностям, — Аннушка достала пистолет.

— А я бы предпочёл с ними разминуться, — вздохнул я, включая винтовку.

Футуристичное изделие в кожухе из серого матового металла отозвалось короткой вибрацией в рукояти, открылась заслонка дульного среза. Калибр около пяти миллиметров, стреляет чёрными маслянистыми на ощупь шариками, которых в массивном коробчатом магазине, присоединённом по схеме булл-пап, аж пять сотен штук. То есть в этом уже меньше — один из зарядов чудом разминулся с моей башкой, и я потом отстрелял полсотни, пристреливаясь. На откидном экранчике цифра «447». Ещё два полных в запасе, хоть обстреляйся. Знал бы, что батарейка такая ёмкая, потренировался бы лучше, но я боялся её посадить. Ощущение от этого оружия странное — как будто винтовку разрабатывали очень технически грамотные, располагающие фантастическими технологиями, но при этом совершенно штатские люди. Инженеры, а не военные. Сложно даже сказать, почему мне так кажется. Наверное, из-за того, что при всех своих достоинствах — невероятная дульная энергия, встроенный баллистический компьютер, навороченная прицельная система, огромный боезапас, — она какая-то… несбалансированная, что ли. Не в смысле развесовки или удобства, нет. Она непонятно для кого предназначена. Для марксмана? Слишком низкая скорострельность, болтовка и то быстрее перезаряжается. И вообще на кой чёрт магазин на полтыщи зарядов при темпе стрельбы один в секунду? Для позиционного снайпера? Тогда зачем упор в компактность — компоновка булл-пап, короткий ствол? Калибр, опять же, мелкашечный. При такой скорости удивительно тяжёлого (интересно, из чего он сделан?) шарика пули, он, я думаю, прошьёт насквозь танк. Влетит в лобовую броню, вылетит из задней… оставив две крошечных дырочки, которые никак танку не повредят. (Попадётся танк — проверю.)

Когда я, ещё по пути, изложил свои недоумения Аннушке, она только плечами пожала.

— Не знаю, почему так. Одно могу сказать, эти винтовки делали давно, и никто уже не помнит, зачем. Разработчиков след простыл, спросить некого. Может быть, оружие под какую-то особую цель.

— Что-то очень прочное, поражаемое с предельных дистанций, но при этом приходящее в негодность от любой дырочки?

— Например.

— И что это может быть? Титановый дирижабль?

— Что ты ко мне пристал? Понятия не имею.

В общем, приведя в рабочее состояние винтовку, я не почувствовал себя защищённым. В текущей ситуации я бы предпочёл привычный РПК, потому что если в этом чёртовом подземелье что-то есть, то объявится оно сразу на дистанции плевка, когда целиться уже некогда. Чувство опасности продолжило вопить «Вали отсюда, дебил!», но чёрта с два я его послушал, конечно.

— Ну, где твой бензин? — нетерпеливо шепчет Аннушка. — Чего-то мне тут тоже не по себе.

— Надо спуститься вниз, там тоннель и рельсы…

Рельсы на месте, тоннель тоже. Ничего не изменилось. В свете фонарика пыль выглядит непотревоженной, мои следы не затёрты. Тут и в прошлый раз было тихо, никаких признаков жизни. Как, впрочем, и везде. Аборигены, судя по всему, зачистили себя качественно. Так почему же моя чуйка так дёргается?

Захромал по тоннелю вперёд, используя периодически экранчик винтовки вместо ночника. Она умеет видеть в темноте и даже подсвечивать контуры живых объектов. Лучше бы она умела стрелять очередями, но чего нет, того нет. Видимо, заряд для каждого выстрела там накапливается в каком-то типа конденсаторе. Не знаю, она, вдобавок ко всему, ещё и неразборная. Я же говорю, инженеры делали.

Пока дошли до места, культя разболелась дико. Судя по ощущениям, вкладыш протеза мокрый от крови, но проверять не стану. Вариантов у нас ровно один — бензин, машина, драпать. Надо просто продержаться.

В большой пещере нечто вроде сортировочной станции — много рельсовых путей, сходящихся и расходящихся пучками от стрелочных узлов. Вагоны внешне похожи на наши, что и не удивительно — предназначение определяет форму. Ящик на колёсиках. Бочка на колёсиках. Нам нужны бочки.

— Вот эта с бензином, — сказал я, дохромав из последних сил.

— Вижу, блин, на ней написано, — нервно ответила Аннушка. — Чем тут так воняет?

— Всем сразу, наверное. Целые поезда с химией, куча протечек. Я в прошлый раз дальше забирался, там местами даже рельсы растворились, так забористо.

— Мы тут не нанюхаемся какой-нибудь ядовитой дряни?

— Заодно и узнаем. Ты лучше канистру поищи.

— Где, блин?

— Без понятия.

— А раньше ты про неё вспомнить не мог?

— Я помнил. Но они один чёрт нигде не попались. Одна надежда — тут есть. Не вёдрами же нам бензин везти…

— Пошли вместе.

— Не могу, — я посветил фонарём на штаны, на которых уже проступило бурое пятно ниже левого колена.

— Сука, — выругалась Аннушка, — вот прямо как в кино ситуация. Сейчас мы разделимся, и нас сожрут поодиночке.

— Я залезу наверх, буду тебя вести и прикрывать. Раций у нас нет, придётся голосом.

— Только, чур, не кричать «апорт» и «к ноге». Я обижусь.

— Постараюсь сдержаться.

Я повесил винтовку за спину и принялся карабкаться по железной лесенке на верхнюю площадку цистерны. Не самое простое дело, когда у тебя полторы ноги. Сверху видно чуть лучше, хотя среди составов может распрекрасно спрятаться полк. Одна надежда на умный прицел винтовки. Он подсвечивает контур Аннушки, даже когда её перекрывают вагоны, а значит, есть надежда, что покажет и противника. Если тут есть противник. Пока за его присутствие говорит только чёртова интуиция, никаких признаков жизнедеятельности людей нет. Если бы я выжил в постапе, то точно не разбил бы лагерь посреди протекающих цистерн с химией, наверняка есть места поуютнее.

— Сейчас левее, — сказал я громко. — Увидишь зелёную цистерну, сверни за ней. Там дверь, за ней может быть склад или подсобка.

Девушка молча помахала рукой, подтверждая, что услышала. Если тут кто-то есть, и он наведётся на голос, то пусть идёт ко мне, а не к ней. Чтобы до меня добраться, ему придётся сначала на вагон залезть.

Аннушка добралась до железной двери и теперь привлекает моё внимание интенсивной жестикуляцией. Я добавил увеличения в электронный прицел — её фонарик светит на замок. Замок внушительный, висячий. Поскольку девушка разводит руками, мультитулом такой, наверное, не вскрыть.

— Отойди подальше, — крикнул я, — свети издали.

Она отодвинулась на несколько шагов, удерживая луч фонарика на месте. Я откинул небольшие сошки, упёр их в площадку цистерны, сложил экранчик и припал глазом к верхнему прицелу. Под указательным пальцем левой руки, на цевье, клавиша-миниджойстик и колёсико, переключающие режимы прицеливания. Взял максимальное увеличение, подвёл перекрестье под замок, коснулся триггера спуска — подсветился контур, цель захвачена. Умная штука, даже чересчур.

Хлобысь! Банг!

Звук не похож на выстрел, сухой, очень громкий щелчок, как будто кнутом. Если кто-то тут есть, то он теперь точно знает о нас.

Аннушка подняла руку предупреждающим жестом, подошла к двери, подёргала замок, развела руками — не вышло.

То, о чём я говорил — мелкая пуля прошила замок и дверь насквозь, но открыть его это не помогло. Скорее, наоборот — теперь его и ключом не откроешь. Чуйка просто подвывает о том, что надо как можно быстрее рвать когти, поэтому, дождавшись, пока девушка отойдёт, я всадил в замок пять пуль подряд. Какая-то из них легла удачно — он просто развалился.

Аннушка с усилием открыла дверь и, помахав мне на прощание, скрылась за ней. Всё, дальше я ей ничем помочь не могу. Вряд ли кто-то сидел годами в запертом снаружи помещении, ожидая оказии сожрать худую жилистую девицу, но, если всё-таки да, надеюсь, она сама с ним справится. В конце концов, у неё есть пистолет и своеобразное обаяние. Обаянием и пистолетом можно добиться многого.

Переключил прицел на боковой экранчик, так обзор шире, покрутился — ничего подозрительного. Подземная станция находится, судя по всему, в бывшей природной пещере — я как раз недавно книжку про это читал. Про сталагмиты и шпалоукладчиц которая. Можно представить себе, что, какова бы ни была природа здешнего апокалипсиса, кто-то в нём выжил — люди та ещё живучая сволочь, до конца их вывести так же сложно, как тараканов. Тем более, что у аборигенов и опыт есть, у них до того три таких было. Не исключаю, что где-то в здешних подземельях бродят какие-нибудь одичавшие туземцы, пуляющие друг в друга гайками от рельсового полотна из рогаток. Но что им делать конкретно здесь — не могу представить. Насколько мне видно с насеста, те цистерны, что не вытекли сами, проржавев, не вскрыты. Значит, бензин, толуол и даже спирт гипотетическим выжившим без надобности. Верится в это с трудом — особенно по части спирта. Мои соотечественники зубами бы к нему путь прогрызли. Так почему же чуйка надрывается всё громче?

Когда Аннушка показалась из дверей, в моей башке уже били колокола громкого боя, выли сирены ГО и моргали красные лампочки. Спина взмокла, от адреналина звенит в ушах. Девушке тоже явно не по себе, высунулась с пистолетом и фонариком, огляделась… Мне захотелось заорать «Ну кто так помещение контролирует!», но я, разумеется, сдержался. Как может, так и контролирует, пяти лет опыта в штурмовых у неё нету. Помахала пистолетом, покрутила головой, поводила фонариком — потом выперлась спиной вперёд, таща за собой какой-то бидон.

Я на таком взводе, что выстрелил раньше, чем понял, куда. Что-то мелькнуло, двигаясь в темноте, прицел подсветил, я нажал триггер спуска.

«Хлобысь!» — шарахнула винтовка.

— Твою мать! — выругалась Аннушка.

— Сюда бегом! — заорал я.

Ну всё, теперь хоть песни пой — девушка бежит, в одной руке у неё пистолет, в зубах фонарик, а за собой она тащит волоком огромный бидон, звенящий об рельсы, как колокол. Цирк с конями.

«Хлобысь!», «Хлобысь!», «Хлобысь!» — я всё ещё не вижу, во что стреляю. Чёрные тени в темноте. Цифровой прицел винтовки реагирует не то на движение, не то на тепло, не то хрен пойми на что, подсвечивает нечётким контуром даже те, что скрыты за препятствиями. Впрочем, при такой дульной энергии мало что является препятствием — вагоны и цистерны это оружие шьёт насквозь по несколько штук зараз. Что-то журчит, выливаясь. Надеюсь, оно не летучее, и мы не надышимся каким-нибудь ацетоном.

— Что там? — кричит снизу дотащившая бидон Аннушка.

— Какая разница? — кричу в ответ я. — Надо валить!

Лично я спокойно обойдусь без уточнения угрозы. Буря на поверхности уже не кажется такой опасной — подумаешь, ветер с песком…

Тени в темноте движутся быстро, по ломаной траектории, с незнакомой винтовкой я не могу понять, попадаю или нет.

— Без бензина не уйду! — девушка поднимает пистолет и стреляет. В цистерну с бензином, на которой сижу я.

— Ты охренела?

— Спокойно! Просто дырка! — подставляет бидон под струю.

— Сама ты это слово… — ругаюсь я, но тихо, про себя. Не полыхнуло же.

«Хлобысь!», «Хлобысь!», «Хлобысь!» — да что это там бегает такое резвое?

Бидон набирается медленно, но у Анушки хватает ума не стрелять ещё раз. Одно дело, когда цистерна закрыта, и другое, когда бензин уже на воздухе. Я прикидываю угол, прикладываюсь из винтовки… «Хлобысь!», «Хлобысь!»

— Ты охренел? — теперь орёт уже Аннушка.

— Пара дырок, — отвечаю я.

Высокоскоростные пули прошили ёмкость по прямой, как я и рассчитывал, теперь снизу три дырки и вверху две, через которые подсасывает воздух. Потекло резвее.

Дурниной заорала чуйка, и я скатился с площадки на долю секунды раньше, чем на неё приземлилось что-то тяжёлое. Я не разглядел что, потому что фонарик был выключен, а ночной прицел смотрел в другую сторону. Судя по тому, как вздрогнула цистерна и скрипнула платформа, штука неслабая.

— Что случилось? — Аннушка беспорядочно машет фонариком, больше мешая, чем помогая.

Я сверзился, к счастью, не на рельсы, — с высоты вагона переломал бы себе всё, — а на площадку ниже. Всего-то метра полтора пролетел, но жопу отбил — мама не горюй. Смягчить падение было нечем — берёг винтовку, из которой немедленно выпалил, не целясь, куда-то вверх в темноту. «Хлобысь!»

Оттуда донёсся неприятный низкий звук, нечто среднее между шипением и рычанием. Кажется, я во что-то попал.

«Хлобысь!» — прицел обозначил контур, и я пальнул сквозь цистерну. Она в ответ плюнула струйкой бензина. Вверху зашипело-зарычало активнее. К моему крайнему неудовольствию, аналогичные звуки послышались снизу.

«Ба-бах!», «Ба-бах!» — выстрелила во что-то Аннушка. Здесь становится совсем неуютно.

Полусвалился-полускатился вниз по железному трапу. Бидон заполнен чуть больше, чем наполовину.

— Чёрт с ним, хватит! Валим! — кричу Аннушке.

Она закрывает бидон, бензин хлещет во все стороны, хватается за ручку…

— Сука, тяжело!

Я хватаюсь за вторую — и правда, ёмкость литров на восемьдесят, веса в ней сейчас с полцентнера, а девушка хоть и спортивная, но лёгкая.

Дёргаем в разные стороны. Я — к тоннелю, по которому мы пришли, она — в противоположную.

— Ты куда тащишь, блин! — кричим друг на друга.

— Давай за мной, я знаю, что делаю! — заявляет Аннушка, и я киваю. Лично я понятия не имею. По тоннелю бежать далеко, а как потом поднять на поверхность бидон по узкой крутой лестнице, у меня ни единой идеи. Боли на адреналине не чувствую, но сомневаюсь, что купание в бензине пошло ноге на пользу.

Бежим к двери той кладовки, откуда она вытащила бидон. Меня таки хватает на этот рывок, причём, по пути я ещё стреляю, держа винтовку одной рукой, ориентируясь больше на интуицию, чем на прицел. Из темноты шипит-рычит. Аннушка размахивает пистолетом, но, к счастью, воздерживается — воздух густой от паров бензина и ещё какой-то вонючей и, судя по запаху, горючей дряни, которая течёт из простреленных мной цистерн. Под ногами хлюпает такая смесь всего, что я боюсь за ботинки. Когда стальная створка за нами захлопывается, я падаю на пол, едва не теряя сознание от боли. Нога всё.

— Сейчас, сейчас… — девушка гремит каким-то железом, — вот, не влезут. Ты как, солдат?

— Хреново, — признаюсь я. — Отбегался.

— Фигня, справимся.

В дверь что-то неприятно заскреблось. Я включил фонарик, посветил — створка толстая, изнутри штатный засов. Они-то не влезут, а мы?

— Тут есть второй выход, — пояснила Аннушка. — Я ж не дура. Спасибо, что доверился, объяснять было некогда.

— Своих идей у меня не было. Впрочем, к выходу мне теперь разве что ползти.

Культя полыхает огнём, смотреть, что с ней стало, совершенно не хочется.

— Спокойно, солдат, у меня полно идей. У меня всегда полно идей! — девушка бодра и спокойна, никакой паники. Поменяла магазин в пистолете и стоит себе, подбоченившись, в свете фонарика. Хороша чертовка.

В дверь заскреблось сильнее, я навёл на неё винтовку и выстрелил, пробив полотно насквозь. С той стороны зашипело-зарычало, зато перестало скрестись.

— Что это за хрень?

— Какие-то твари размером с большую собаку, — сказала Аннушка. — С очень большую. Лысые. Чёрные. Зубастые. Кажется. Я плохо разглядела.

— Интересно, что они жрут в те дни, когда никто не приходит за бензином? — риторически поинтересовался я.

— Может, друг друга? — оптимистично предположила девушка.

— Я не знаток биологии, но, кажется, это так не работает. Впрочем, плевать мне на их рацион, главное, чтобы он не пополнился нами. Ты говорила про идеи? Самое время их озвучить.

— Ну, пока они достаточно приблизительные, — призналась Аннушка. — Для начала я посмотрю, куда ведёт та дверь.

Она посветила на стальные воротца поменьше в задней части помещения.

— То есть ты не проверила это в прошлый раз, и там может быть тупик?

— Да, разумеется. Но я везучая.

— Надеюсь…

Осмотрелся. Мы находимся на небольшом складе, скорее всего, предназначенном для персонала, обслуживавшего пути. Домкраты, железки, пыльные ящики, дальше с пола не вижу, а вставать сил нет.

— Там коридор идёт вверх, — сказала Аннушка, вернувшись. — Куда — без понятия. Но это уже что-то. Пошли.

— Иди сама, — сказал я.

— Не поняла.

— Чего тут не понять? Отходился. Ты говорила, что можешь свалить из этого мира в любой момент?

— Ну, типа могу, да. Экстренный вариант. Но тебя вряд ли вытащу, пассажирских мест на мне не предусмотрено.

— Вот и вали.

— Так, солдат, — сказала она сердито, — кончай эту хрень. Я, блин, не идиотка малолетняя, у которой романтика в жопе играет. Если встанет вопрос «сдохнуть за компанию или спастись» — свалю без колебаний. Выпью за упокой души и буду жить дальше. Мультиверсум — опасное место, все смертны, бла-бла-бла. Но ситуация даже близко не такая. Кроме того, тут ещё и моя машина, а она стоит троих таких, как ты. Или даже пятерых. В общем, не ной, я всё организую.

Я заткнулся. Меня тоже ничуть не привлекает перспектива сдохнуть в подсобке подземки давно опустевшего мира, но как честный человек должен был предложить.

— Вот! — Аннушка вернулась с тележкой на колёсиках, на которой тут, похоже, перевозили инструмент для ремонта путей. — Последнее усилие, надо поднять на неё бидон. Потом залезешь сам, и я вас повезу.

— Не увезёшь, — скептически оценил я её стати. — Это больше центнера.

— Твои предложения?

— Помоги встать.

Девушка подала руку и рывком поставила меня на остатнюю ногу. Стоять больно, но я потерплю. Вдвоём перекинули бидон на низкую платформу.

— Нужно что-то типа костылей. Я смогу потихоньку ковылять, не наступая на протез, а ты повезёшь бензин. Учти, как боец я в такой ситуации вне игры.

— Будем надеяться, этих тварей там нет.

Ковылять, опираясь на два куска алюминиевой лестницы, обмотанные поверху тряпками, неудобно, но терпимо. Почти ходунки, как в госпитале. Нога болит зверски, что с культёй, думать не хочется. Но будем живы — заживёт. Аннушка, сопя, толкает перед собой тележку с бидоном. Та ещё процессия, но движемся. Тоннель неширокий, идёт с поворотом вверх, заканчивается ещё одной железной дверью. За ней просторное полукруглое помещение с подковообразным пультом и стеклянными стенами.

— Это ещё что за фигня? — спрашивает устало девушка.

— Похоже на будку диспетчера. Стрелки на путях переключать. Если я верно сориентировался, то под нами как раз станция. Жалко, что темно, а то посмотрели бы на тех зубастиков.

— Ха, — сказала Аннушка, — может, и посмотрим… Глянь, тут лампочка светится!

— Да ладно, — засомневался я, — никаких батареек бы на столько лет не хватило.

— Это не батареи… — девушка нырнула с фонариком в распределительный шкаф. — Написано «ветровые турбины».

— С ветрами тут проблем нет, что да, то да. Но песок же! Сожрало бы любую крыльчатку, я думаю.

— Может, местные что-то придумали. Они много лет с этими ураганами жили, могли найти решение. Я хочу попробовать! Внимание, включаю.

Клацнул рубильник, что-то загудело, на пульте зажглось несколько индикаторов.

— И правда, работает как-то, — удивился я. — А лифта тут нет, случайно? Нас бы сильно поправило.

— Погоди, огляжусь… — Аннушка пощёлкала переключателями, и в диспетчерской зажёгся свет.

Неяркие жёлтые лампы под потолком сделали тьму за стёклами ещё непрогляднее, зато пыльный интерьер как на ладони. Люди отсюда ушли давно, но всё осталось как было: кресла операторов, экраны, индикаторы, переключатели, динамик на стене. Прямо так и слышу: «Товарный на шестой путь!» — или что там у них бывает.

— Лифта нет, — с досадой сообщила девушка, — но есть лестница. Техническая, узкая и крутая, тащить по ней бензин будет тем ещё приключением. Ты-то хоть вскарабкаешься, солдат?

Я заглянул дверь с надписью «Аварийный пожарный выход» — да, спиральный металлический трап не рассчитан на одноногих.

— На коленях заползу, если придётся. Обо мне не беспокойся, смотри, чтобы у тебя пупок не развязался.

— Ничего, ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой… Подожди здесь, я поднимусь, гляну, что там. Вдруг тупик? — Аннушка полезла вверх по лестнице, я проводил её задницу взглядом, а когда всё интересное закончилось, вернулся к пультам, читать надписи.

Не было её довольно долго, я уже начал беспокоиться, но потом по ступенькам загремели ботинки.

— Не заскучал? — спросила девушка.

— Нет, меня тут развлекали, — я махнул рукой в сторону стёкол.

— Это кто же?

— Зубастики навелись на свет в диспетчерской. Пытались допрыгнуть. Пока безуспешно, но не потому, что они плохо стараются.

За окном послышался глухой удар и скрежет когтей. Очередной претендент на мою провонявшую бензином тушку не удержался на поверхности с обратным уклоном, которую представляет собой стена диспетчерской. До самого стекла они пока не достают, но, возможно, просто ещё не разогрелись.

— Посветить бы туда, — сказала Аннушка. — Интересно, что за твари.

— Я нашёл рубильники прожекторов, но не стал пока включать. Мало ли, перегорит что-нибудь от нагрузки. Будем опять в темноте ковыряться.

— Да ладно, перегорит — и хрен с ним. Я была наверху, там типа гаража. Десяток машин, сильно получше той мыльницы, на которой мы приехали. Технички, судя по всему. Тяжёлые, широкие, ветрозащищённые, на серьёзных покрышках с подкачкой. Идеальный вариант — акк вставь и езжай. Я одну уже подготовила, зачистила провода. Последняя проблема — выволочь наверх бидон и тебя.

— Я вылезу.

— Тогда только бидон. Свет для этого не нужен. Включу один прожектор, вырубит — так вырубит. Больно охота глянуть…

Аннушка решительно протянула руку к выключателю, моя чуйка взвыла дурниной, я крикнул «Не-е-ет!». Но опоздал.

Внизу над рельсами зажглись нескольких ярких светильников, с пронзительно-магниевым, как у дуговых прожекторов, спектром. В их свете стало видно, что моя бестолковая стрельба была не совсем безрезультатной. Во-первых, несколько чёрных тушек на рельсах валяется; во-вторых, из пробитых цистерн прилично натекло, и теперь вагоны стоят в мелком, чуть выше шпал, но широком озере рандомно-химического состава.

Заодно предоставилась возможность разглядеть виновников переполоха — чёрных тварей, похожих на тупоносых акул на мускулистых длинных лапах. Обтекаемые, с плотной глянцевой кожей, сужающиеся к задней части тела без признаков шеи, зато с широкой пастью в переднем торце. Выглядят странно и неестественно, никогда не видел ничего похожего.

А вот и точка, с которой они нацелились на меня — крыша товарного вагона. На ней как раз сжался, подобравшись для прыжка, крупный, размером с раскормленного добермана, экземпляр. Зажёгшийся над головой прожектор ему не понравился, и он изменил направление, выстрелив собой прямо в его свет. Чёрная округлая башка грянулась в основание светильника, тот слетел с кронштейна и рухнул вниз, искря полуоборванным проводом.

— Твою мать! — успел сказать я до того, как внизу сработал импровизированный термобарический боеприпас размером со стадион.