Ракета в морг

Девятый день: пятница, 7 ноября 1941 года

Хьюго Чантрелл столько раз излагал полиции историю своей ракетной вечеринки, что выучил её наизусть и сам уже поверил, будто с самого начала вечера испытывал некое жуткое предчувствие. Это ощущение он объяснял многочисленными отсылками к экстрасенсорному восприятию, серийной вселенной, обычному чувству “я здесь уже бывал раньше” и свободному движению сознания во сне в любом направлении потока времени. Впечатляющее объяснение, хотя предчувствие возникло строго постфактум и было вполне характерным.

Ибо Хьюго Чантрелл был эксцентричным учёным. В рабочие часы в Калифорнийском технологическом институте он был скучным обычным сотрудником лаборатории; но в свободное время посвящал себя тем периферийным аспектам науки, которые научный пурист клеймит как чепуху, тем новым алхимиям и астрологиям, на основе которых человечество со временем может возвести невообразимые чудеса химии и астрономии.

Ракеты Пендрея[62], концепции времени Данна, экстрасенсорное восприятие Рейна[63], морские змеи Гулда[64], всё это интересовало его куда больше, чем любые исследования Института. Он, разумеется, вступил в Американское фортеанское общество, а его собственное досье невероятных происшествий в конечном счёте было опубликовано в качестве приложения к трудам Чарлза Форта. В его пользу следует добавить, что научная подготовка автоматически предохраняла его от ошибок Учителя. Его досье было тщательно проверено и порой приукрашено отчётами из первых рук. Это и послужило одной из причин, почему он столь охотно согласился с идеей Д. Вэнса Уимпола превратить запуск ракеты в вечеринку для Хилари.

Дело в том, что запертые комнаты вписывались в шаблон Форта, если это можно было назвать шаблоном, и Хьюго Чантрелл с нетерпение ждал встречи с Хилари так, как мог бы ждать знакомства с уцелевшим на “Марии-Селесте” или с Бенджамином Батерстом, британским дипломатом, выехавшим однажды, правя собственным экипажем, и бесследно исчезнувшим[65].

Так что доминирующим чувством Чантрелла в тот вечер было ожидание встречи с Хилари и успешной демонстрации его модели ракеты. Предчувствие беды пришло позже, как он рассказывал сержанту Келло из полиции Пасадены.

Слишком большие ожидания неизбежно влекут за собой резкий крах, и это, быть может, лишь педантичный способ перефразировать идею песни, которую я сочинял вплоть до жуткого разочарования. Разочарование Чантрелла было двойным: ему так и не удалось поговорить с Хилари наедине, и, похоже, никому не было дела до его прекрасной ракеты. Всё превращалось в очередную вечеринку, а её хозяин начинал сожалеть, что Уимпол уговорил его подать спиртное, раздражающий элемент, обычно никогда не входивший в его жизнь.

Там были, конечно, некоторые из его личных друзей: несколько преподавателей из института, где он, по-видимому, лучше ладил с представителями кафедр английского языка и математики, чем с собственными коллегами. Были некоторые из взращиваемых им фантастов: Энсон Макдональд и Остин Картер, и тот многообещающий новичок Мэтт Дункан, и Энтони Баучер, и жёны некоторых из них, и Джо Хендерсон, неизбежно явившийся без жены.

Обычно это были сговорчивые гости, слушавшие с полным интересом и время от времени высказывавшие собственные вдохновляющие идеи. Чантрелл имел обыкновение утверждать, что компания писателей-фантастов бесценна для учёного; они — пророки будущего, как Верн и Фоулкс были пророками наших дней. Лишь изредка он признавался сам себе, что наслаждался их компанией, потому что они принимали его неортодоксальные взгляды на пограничные области науки куда более учтиво, чем коллеги по лаборатории.

Но в этот день оказались невосприимчивы даже они. Было слишком много иных. Там был Хилари Фоулкс, явление которого с женой и кузиной придало ему вид властелина во главе кортежа, обзаведшегося собственным двором как можно ближе к собственному удобно разместившемуся в кресле пухлому телу, порождая анекдоты о своём Бессмертном Отце и собственном предопределённом свыше спасением от смерти.

Там была Вероника Фоулкс, бродившая кругом в попытках начать интимный разговор с каждым свободным мужчиной. Да, даже с Чантреллом, хотя женщины интересовали его не больше спиртного, а туманная глупость её эгоцентрического мистицизма вызвала у него отвращение; ибо его ум, при всей эксцентричности, был строго логичен.

Там был агент Фин. Он был вполне ненавязчив, если не считать его бесплодных попыток поговорить наедине с Хилари Фоулксом и явного ручного управления Вэнсом Уимполом; но Хьюго Чантреллу не нравилось присутствие, даже существование агентов как таковое. Они напоминали ему, что писатели (даже, или, быть может, особенно, авторы научной фантастики) трудятся ради денег, тогда как он предпочитал думать о них как о свободных душах, столь же запредельно независимых, как, благодаря удачному замужеству бабушки, он сам.

Там были два человека, которых он, по смутному припоминанию, встречал однажды у Картеров, но не мог их точно определить. Человек по фамилии Маршалл как будто никуда не вписывался. Пятиминутный разговор показал ему, что тот не учёный и не научный фантаст; а его костюм, хотя и достаточно хороший и должным образом отутюженный, явно доказывал, что владелец его не принадлежит к кругам, в которых вращался Фоулкс. И всё же он казался неким странным образом тесно связанным с Фоулксами, почти не спуская зорких глаз с Хилари даже ради своей же привлекательной жены.

Там был странный человечек, которого звали Транчон, или Рантл, или как-то ещё столь же нелепо. Чантрелл решил, что это фанат; Остин Картер часто приводил таких. В какой-то момент ему стало жаль этого одинокого человечка, и он подошёл к нему просветить его некоторыми подробностями устройства почти забытой уже всеми ракеты. Но в тот же момент подошёл Вэнс Уимпол, и глаза Трандла при появлении Автора вспыхнули истинно фанатским блеском.

Уимпол, само собой, был повсюду. Он возился в баре, травил байки, с самым интимным шармом представлял друг другу людей, с которыми сам познакомился пять минут назад; он пробивал дамбу, выстроенную вокруг себя Хилари, докучал своей сестре, порой флиртовал со своей кузиной, которая, по-видимому, была его невестой, — словом, он уже превратил серьёзное собрание увлечённых наукой чудаков в первостатейный бардак.

Если экстрасенсорное восприятие Хьюго Чантрелла (или память о прежних своих рассуждениях про серийно-временное существование; он ещё не определился окончательно) и было столь острым, как ему позже казалось, то у него действительно могли возникнуть предчувствия.

Возможно, предчувствие возникло, когда удобно восседающему на троне Хилари Фоулксу представили молодого Дункана.

— Ах да, — забормотал Хилари. — Дункан. Дункан. О да, отважный молодой человек, имевший наглость писать новые рассказы о докторе Дерринджере. Очень смело с вашей стороны, Дункан. Счастлив познакомиться. Счастлив. Знаете, я чувствую, что был очень щедр к вам. Мне следовало вообще отказать в разрешении на ваш цикл. Долг перед памятью отца и всё такое, знаете ли. Но я не такой людоед, каким меня некоторые считают. В конце концов, вам, писателям, надо на что-то жить, не правда ли?

Хорошенькая, похожая на испанку жёнушка Дункана увела его, но не раньше, чем он произнёс нечто неприятное и угрожающее. Ухмылка на его лице была чернее её волос.

Возможно, предчувствие возникло, когда Вероника Фоулкс, преуспев с некоторыми другими гостями не больше, чем с хозяином, исчезла на некоторое время в саду с Джо Хендерсоном.

Чантрелл подумал, что на вид она и правда смахивает на одну из злодеек Джо, но их умы всегда проницательно злы. Она же просто банальна и глупа.

Он был несколько удивлён, когда Хендерсон вернулся с помадой, размазанной по его лицу так сильно, что кузина схватила его и увела в сторону для починки прежде, чем он успел попасться на глаза Хилари.

Возможно, предчувствие возникло, когда Уимпол, в конце концов, приняв (как сказал бы дед Чантрелла, шотландец) на грудь, постепенно перестал флиртовать при случае со своей невестой и принялся осторожно, но вполне намеренно ухаживать за другими.

У него было завидное поле для выбора. Картер, Маршалл, Баучер и Дункан — всем им были дарованы весьма привлекательные жёны. И особенно его привлекала длинноногая Леона Маршалл, чьи рыжие волосы так заметно гармонировали с волосами самого Вэнса.

Чантрелл упустил кульминацию этих событий; но о природе её нетрудно было заключить по кровотечению из носа Уимпола и тихому, серьёзному и слегка смущённому разговору Маршаллов в углу.

Уместнее всего было возникнуть предчувствию, когда он спустился в сарай, чтобы проверить приготовления к испытанию ракеты; ибо, что бы ни происходило, он был намерен произвести это испытание. Он был уверен, что некоторым из его гостей всё ещё интересно; а остальные… Ну, они могли, в конце концов, полюбоваться формой ракеты.

Возле мастерской стояли три фигуры. Оказавшись на краю лужицы света, отбрасываемого из окна сарая, они создавали в ночной тьме странный эффект оптической иллюзии. В центре стояла женщина. Остальные были мужчинами, или, вернее, то был один мужчина — и именно это и смущало. Как будто женщину сопровождали мужчина и его двойник.

Быть обманутым собственными глазами — истинное удовольствие. Быть может, это наводит нас на утешительную мысль о несовершенстве наших чувств, а значит, вещи не обязательно столь ужасны, как кажутся. Чантрелл наблюдал за этим раздвоением с тем же тревожным удовлетворением, которое когда-то испытывал, слишком долго созерцая водопад, так что сами земля и скалы пришли в движение, словно в такт серенаде Орфея под его лютню.

Затем помощник Чантрелла, Гриббл, открыл дверь сарая, и в тот же миг откуда-то из тени возник высокий и крепкий Маршалл. Тремя фигурами оказались всего лишь Хилари Фоулкс, оставивший свой трон, чтобы подышать воздухом, его кузина мисс — как её там, Грин? — и тот человечек с невразумительной фамилией.

— Всё готово, начнём, как только скажешь, босс, — объявил Гриббл.

А сверхчувствительный и серийноживущий Хьюго Чантрелл всё ещё не ощущал никакого предчувствия.

Гриббл щёлкнул переключателем, и яркий свет озарил направление, по которому должна была проследовать ракета. Это была аккуратно вырытая траншея глубиной в четыре фута, уходившая на несколько сотен ярдов вниз по течению ручья, дважды образуя небольшую дугу, следуя его изгибам, и заканчиваясь укреплённой на пружинах противоударной подушкой из хлопка-сырца.

Леона Маршалл громко вздохнула от разочарования.

— Ракета просто покатит туда? Так не интересно. Я думала, ракеты взлетают ввысь стрелой!

— И, может быть, на Марс, — добавила Конча. — Или хотя бы на Луну.

— Тише, — посоветовал Мэтт. — Остин собирается произнести речь; думаю, он прояснит ваши сомнения.

Все собрались по обе стороны траншеи перед мастерской. Более или менее невольно вечеринка разделилась на две группы: каким-то образом связанные с Хилари Фоулксом и те, кто жил беззаботно и невинно.

С западного края траншеи оказались Баучеры, Макдональды и несколько человек из института. С восточного края были Маршаллы и Дунканы, Хендерсон и Фин, Д. Вэнс Уимпол и семейство Фоулксов-Гринов. Хьюго Чантрелл стоял в тени сарая позади ракеты, а Картеры разместились в дверях, повернувшись лицом к слушателям.

— Да будет тишина, — проговорил Остин Картер. — Я хочу помолчать. — И бормотание вечеринки не спеша затихло, остался лишь голос Вэнса Уимпола, говоривший: “…жениться на дочке вождя. Конечно, она была достаточно привлекательна, в некоем сальном смысле…” Он понял, что наступила тишина, и позволил фразе оборваться.

— Спасибо, — улыбнулся Картер. — Леди и джентльмены… учёные, писатели, домохозяйки и сыщики… Хьюго попросил меня рассказать кое-что о ракетах. Вы же не думали, что я откажусь от этой возможности?[66]

Убийца беспокойно заёрзал. Были дела и более насущные, чем ракеты. Убийца начал жалеть, что вообще пришёл на эту вечеринку.

— Большинство людей, — продолжал Картер, — знают, что ракеты забавно запускать на 4 июля. Некоторым известна их польза для подачи сигналов. И лишь для очень немногих, включая нашего хозяина и меня, ракета — нечто, с чем связаны наши надежды на будущее человечества. Её происхождение восходит к легендам, причём, что почти неизбежно, китайским. Впервые она была использована в военных целях, главным образом, для создания паники, в битве при Бяньцзине[67]. В Европе ракеты стали известны в конце четырнадцатого столетия. Уже в 1405 году фон Эйхштадт[68] писал о их военном знании, а к 1420 году Джованни Фонтана[69] конструировал ракеты самой причудливой формы и чертил планы так и не построенной ракетной машины. Фонтане принадлежит честь первым понять, что ракета — не цель, но средство.

Средство… Убийца хмуро смотрел на ракету в яме. Может ли это творение эксцентричного мистера Чантрелла стать средством необходимой ликвидации?

— В течение последующих четырёх столетий развитие ракет стояло на месте, пока сэра Уильяма Конгрива[70] не осенила гениальная мысль помещать порох не в бумагу, а в железо. Успех этого устройства побудил изобретателей по всему миру задуматься о ракете как движущей силе полёта. Но современная история ракетной техники начинается с Константина Эдуардовича Циолковского, в 1903 году впервые давшего научное обоснование использования ракеты в области космических путешествий. Человек всегда стремился достичь звёзд. Но когда у него, наконец, выросли крылья, он понял, что в межпланетном пространстве они будут столь же бесполезны, как крылья Икара[71]. Крылья должны биться о воздух. Как и пропеллеры. В космическом вакууме они беспомощны. Но сила взрыва служит в вакууме столь же мощным источником движения, сколь и в воздухе.

Сила… Сила, приложенная не в вакууме, а против… Да… Да.

— Существует распространённое заблуждение, что эта сила требует воздуха, от которого отталкиваются выхлопные газы. Это сущая ерунда. Смотрите ньютоновский третий закон движения[72]. К примеру, ружьё, выстрелившее в вакууме, будет иметь ту же отдачу, что и в воздухе. А ракета, выпущенная в космос, за счёт реакции на взрыв может привести в движение космический корабль, на что неспособно более ничто из известного нам. Эта концепция космических ракет Циолковского дала, наконец, необходимый толчок серьёзным ракетным разработкам. Достаточно упомянуть первые великие имена в этой области: Годдарда[73], Оберта[74], Эсно-Пельтри[75], или вспомнить такие важные общества, как пионерское немецкое Общество межпланетных сообщений, Британское межпланетное общество или Американское ракетное общество, чтобы напомнить вам об огромном объёме практической работы, особенно возросшей в последние два десятилетия.

Убийца переводил взгляд с ракеты на пухлую жертву и обратно. План прекрасно созревал.

— И среди тех, кто занимается этой работой, Хьюго Чантрелл. Если имя Чантрелла не так прославленно, как имена Дж. Эдварда Пендрея и Вилли Лея[76], то причина этого в нашем неортодоксальном хозяине, который даже в заведомо неортодоксальном увлечении ракетной техникой пошёл своим вдвойне неортодоксальным путём. Ибо его поглощает идея не ракетного космического корабля, но ракетного автомобиля. Как по теоретическим, так и по техническим причинам общество доселе пренебрегало ракетным автомобилем. Но Чантрелл выстоял, нерушимо веря в его значимость. Человек отвергает всё слишком новое и поразительное. Он отказался бы от такого чуда, как радио, если бы оно не подкралось к нему постепенно через телеграф и простую передачу сигналов по беспроволочному телеграфу. Он может отвергнуть чудо космических путешествий, если не привыкнет сперва к ракете как средству наземного транспорта. Таким образом, первая цель Чантрелла — ракетные трубы, соединяющие крупные города, по которым грузы и почта будут доставляться ещё быстрее и дешевле, чем по воздуху. Он предвидит сеть таких труб, оплетающих весь континент.

“Но предвидит ли он”, — думал убийца, — “какое исключительно практическое применение может найтись этой трубе?”

— Одной из основных проблем является сложность управления этими беспилотными транспортными средствами в трубах, которые едва ли можно построить абсолютно прямыми. Чтобы решить эту задачу, Чантрелл изобрёл робота-регулятора, основанного на принципе отражения звуковых волн, и именно это мы и увидим сегодня вечером. Вы заметили, что стены этой траншеи дважды изгибаются. В теории ракета должна держаться на определённом расстоянии от каждой из стен и, тем самым, легко проходить эти повороты. Испытываемая сейчас ракета довольно медлительна. Цель достичь максимальной силы выхлопа не ставится. Она будет двигаться со скоростью всего лишь около пятидесяти миль в час. Конечно, в итоге коммерческие ракеты будут покрывать за час две-три сотни миль.

“В данном случае”, — думал убийца, — “отлично годится и пятьдесят”. Глаза убийцы заблестели, а розовый язык облизал пересохшие губы. Даже чистая необходимость может доставить определённое удовольствие.

Обычно уверенный голос Остина Картера зазвучал слегка нерешительно.

— С ракетами связан один момент, который мне хотелось бы затронуть, прежде чем мы начнём испытание. Не знаю, согласен ли со мной в этом Хьюго; вероятно, его это никак не волновало. Но дело вот в чём: ракета несёт с собой надежды всех людей доброй воли. Покинув пределы этой планеты, человек может стать достойным своего владычества над ней и обрести владычество над собой. Осознание того, что за пределами этой земли, хотя бы в сугубо физическом смысле, что-то есть, может объединить эту землю, может превратить людей из орды безнадежно враждующих кланов в благородный союз человечества. Я могу ошибаться в своих надеждах. Открытие новых миров может оказаться столь же тщетным, как открытие Нового Света. Оно может значить лишь дальнейшие империалистические захватнические войны, новые главы жестокой эксплуатации подчинённых туземных рас. Но может оно значит и новое единство, новую энергию, новую человечность и, наконец, воплощение в жизнь всего лучшего, что есть в человечестве. Я, во всяком случае, на это надеюсь, — тихо, упавшим под конец голосом проговорил он.

Убийца не вслушивался в эту идеалистическую болтовню. Глаза убийцы были с улыбкой устремлены на Маршалла.

“Он сыщик”, — размышлял убийца, — “пусть поломает голову”.

Хьюго Чантрелл добавил ещё несколько слов от себя, главным образом, технических подробностей, понятных, по всей видимости, только его коллегам. Он с любовью отзывался о своих долгих месяцах работы над “Аспера-9”. Все его модели ракет, как он пояснил, именуются “Аспера”, ибо per aspera, в конечном счёте, itur ad astra[77], но, к сожалению, шутники предпочитают вариант “Аспидистра”.

Группа, столпившаяся на краю траншеи, подвинулась вперёд, к самому краю, и заглянула в яму под сараем. “Аспера-9” имела около пяти футов в длину и немногим меньше фута в диаметре. Отблески на её тусклом медном корпусе придавали ей вид живого существа, удерживающего себя от движения. Чантрелл, Картер и помощник Гриббл совещались в яме слишком тихо, чтобы можно было что-то расслышать. Зачем Чантрелл воздел руку.

Настала тишина. Гриббл склонился над ракетой. Раздался всплеск выхлопа и громкий взрыв. Все глаза, словно на теннисном матче, быстро повернулись, следя за полётом ракеты. Но они увидели и кое-что ещё.

Они увидели, как пухлая фигура перевалилась через край траншеи прямо перед “Асперой-9”. Уши их услышали хруст костей и плоти, резкий, звонкий крик.

Сама “Аспера-9” оправилась от потрясения. Она прекрасно ощущала изгибы траншеи и невредимой погрузилась в хлопковые тюки в конце пути. Но никто не обратил внимания на её эпохальное представление.

— Хилари! — кричала Вероника Фоулкс. — Хилари! — И Дженни Грин тихо, но напряжённо выговаривала то же самое слово.

— Им всё-таки удалось, — с чувством выговорил Маршалл. — Удалось прямо на моих, чёрт бы их побрал, глазах…

— Боже мой! — пробормотал какой-то голос. — Боже мой! — Голос потрясённо дрожал от ужаса и облегчения, но нельзя было ошибиться в принадлежности этих глубоких, округлых звуков.

Маршалл обернулся и уставился на Хилари Фоулкса. Он проследил взгляд Хилари до самой кровоточащей массы, лежавшей в траншее.

— Тогда кто?.. — громко потребовал он.

Ему никто не ответил.

Так происходящее стало вечеринкой лейтенанта Маршалла.

Именно Маршалл велел Чантреллу и Картеру никому не позволять спускаться в траншею. Именно Маршалл отправил Гриббла в дом звонить в полицию Пасадены. Именно Маршалл поручил своей жене, при помощи Кончи Дункан, успокаивать остальных женщин и предотвращать истерику. Именно Маршалл лично спустился в траншею, опознал пухлую груду как фаната жанра Рансибла, убедился, что тот мёртв (хотя едва ли в этом могли быть сомнения у любого, видевшего, как тот упал) и накрыл его брезентом (но можно сказать, что и погребальной пеленой) из сарая.

После чего именно Маршалл обратился к остальным, собравшимся в просторной гостиной Чантрелла.

— Полиция, — начал он, — прибудет через пять-десять минут.

— Но, лейтенант, — запротестовал Хилари, — я думал, что вы из полиции.

— В Лос-Анджелесе. А здесь, в Пасадене, я такое же частное лицо. Но частное лицо с профессиональными знаниями и опытом, которые сейчас предоставляю в ваше распоряжение. Потратим время до прибытия ребят из Пасадены, попытавшись разобраться с этим делом.

Он оглядел собравшихся. Теперь они достаточно протрезвели во всех смыслах этого слова. Нельзя было чувствовать себя на вечеринке с триумфальным запуском ракеты. Светское веселье и научный жанр стёрлись внезапным явлением смерти.

Но это была безличная трезвость. Что, впрочем, было вполне естественно. Никто здесь не был знаком с Рансиблом, не считая случайных встреч. Он был статистом, прихлебателем, оруженосцем. Ужасно было видеть его смерть, но она вызывала лишь физическую реакцию; по поводу его ухода не было ни траура, ни личной скорби. А для Хилари и его кузины, может быть, даже для его жены чувство общегчение столь эффективно заглушало любые положенные сожаления о смерти Рансибла, что они выглядели почти ликующими.

Заговорил один из людей из Калтеха.

— Но зачем вообще нужна полиция? Это был в высшей степени трагический несчастный случай, и дознание, несомненно, станет крайне неприятным; но полиция…

— Несчастный случай, ага, — фыркнул Маршалл. — Возможно, газеты читают не все из вас, но большинство всё же должно знать, что недавно имел место ряд покушений на жизнь мистера Фоулкса. Вы также, исходя из собственных наблюдений, можете судить, что мистер Фоулкс и покойник были очень схожего телосложения. Собственно говоря, и миссис Фоулкс, и я, увидев, как тело летит в траншею, сразу подумали, что это её муж. Вот. Думаю, вывод очевиден.

— Бедняга! — вздохнул Хилари, стараясь натянуть поверх облегчения неубедительную маску скорби. — Только подумать, он положил за меня жизнь!

— Невольно, без сомнения; и всё же мистер Фоулкс прав. Яркий свет был сфокусирован на траншее. Мы на краю её стояли в полутьме. А на удивление неэффективный убийца, ранее уже пять раз безуспешно покушавшийся на жизнь мистера Фоулкса, сегодня предпринял шестую, самую впечатляющую и столь же безуспешную попытку.

Вновь последовал вздох облегчения, на сей раз исходивший от Хьюго Чантрелла и сопровождавшийся пламенным “Слава Богу”.

— Почему же, сэр? — потребовал Маршалл.

— Потому что, лейтенант, если это убийство, то не возникнет публичного негодования насчёт опасности экспериментов с ракетами. После прискорбной гибели Валье в 1930 году[78] по всей Германии раздались недальновидные, но яростные требования законодательного запрета всех дальнейших разработок в области ракет. Но в данном случае… Теперь вы понимаете, почему я благодарю Бога, что это убийство.

— Так. Хорошо. Видел кто-нибудь ясно, что произошло? Я знаю, что все мы (кроме одного человека) пристально следили за “Асперой-9”. Убийца знал законы сцены. Я не ожидаю, что кому-нибудь удастся выстроить диаграмму, где находился каждый из вас; но видел ли кто-нибудь какое-либо внезапное движение, которое могло быть смертельным толчком? — Маршалл сделал паузу, мысленно прикусив язык за столь банальное замечание, как его последняя фраза. Тишина. — Хорошо. Я знаю, что вы чувствуете. Вы говорите себе: “В конце концов, я не слишком уверен в том, что видел, и не собираюсь своими догадками посылать человека в газовую камеру”. Но вспомните, что это неуклюжий, безуспешный, разочарованный убийца. Получив возможность, он вновь нанесёт удар. А мы должны убедиться, что ему это никогда не удастся. Так что давайте. Сообщите всё, что может оказаться полезным.

Нерешительно поднялся Мэтт Дункан, похожий на неготового к уроку школьника. Он откинул со лба чёрные волосы, и странная седая прядь среди них словно подчёркивал горечь, выразившуюся во всех чертах его лица.

— Окей, Теренс, — проговорил он.

— Так. Да, Мэтт? Ты видел, кто толкнул Рансибла?

Мэтт громко сглотнул.

— Видел?! Я толкнул его.

Реакцией Кончи стал скорее писк, чем крик. Она протянула вперёд маленькую ручку, словно останавливая признание мужа. Хилари, вскочив с кресла, бубнил что-то про Справедливость и Наконец-то.

Маршалл оборвал его.

— Ты толкнул его, Мэтт? — мягко проговорил он.

— Я ничего не мог поделать. Я стоял позади него. И я на голову выше его… был… так что он мне не мешал. Затем, как только ракета тронулась, меня со всей силы толкнули в спину. Я начал падать вперёд, поэтому вытянул перед собой руки. Ну, вы понимаете… Я толкнул как-его-там. Увидел, как он пошатнулся, а затем полетел прямо, вперёд, туда…

Никто не заметил, как ускользнула Леона, но теперь она возникла позади Мэтта с наполовину налитым стаканом виски.

— Это поможет, — сказала она.

Он сделал глоток и смог удерживать тело неподвижным.

— Спасибо, — кивнул он. — Вот. Я это сделал. Я сознался. Исповедался чистосердечно от и до, согласно воззрениям церкви моей жены. Но я всё же…

— Лейтенант, — потребовал Хилари, — арестуйте этого человека! Резкий толчок в спину, как же! Он боится, что его кто-то ещё видел, и пытается опередить. Арестуйте его, говорю я!

— Прежде всего, — медленно проговорил Маршалл, — я не могу арестовать никого за пределами городской черты Лос-Анджелеса, а несмотря на всю странность её границ, сейчас мы вне их. Кроме того, я верю ему. Продолжай, Мэтт. Можешь рассказать нам об этом толчке ещё что-нибудь?

Неуверенный голос Мэтта дрожал.

— Не могу, Теренс. Я не оглядывался, поэтому всё, что я видел, это как он со свистом падает, и падает, а потом… — Он вздрогнул и закрыл лицо руками.

— Возьми себя в руки, — сказал Маршалл, чувствуя себя столь же бесполезным, как эта фраза.

Мэтт опустил руки.

— Конечно. Взять себя в руки. В эти руки, вне всякого сомнения. Эти руки, убившие человека…

— Горяченькое! — раздался с порога резкий сухой голос. — Уже признание! — ухмыльнулся его обладатель в полицейской форме, после чего бросил через плечо: — Заходите, ребята, мы тут уже всё прояснили. — Полицейский вышел на середину комнате. — Меня зовут Келло, народ. Сержант Келло. К, е, л, л, О-О-О-О-О, как поют на радио. И похоже, что всё пройдёт быстро, а? Ну, малыш, — обратился он к Мэтту, — как тебя зовут и кого ты убил?

— Боюсь, сержант, — вмешался Маршалл, — вы слишком торопитесь. Это ещё не вопрос наручников.

— Эй, братишка, признание есть признание, а? И кто ты такой, чтобы мне указывать?

— Маршалл, лейтенант, отдел убийств, — показал значок Маршалл.

Круглое красное лицо сержанта Келло сузилось от злости.

— Маршалл, да? Большая шишка в Лосе, да? Ну, братишка, тут Пасадена. И не суй нос.

— Жуткое зрелище, док, а? Хотя сомневаться в причине смерти незачем. Сразу умер?

— Мгновенно.

— Так и не понял, что с ним, а? Так и надо бедолаге за то, что возится с ракетами. И всему сборищу этих чудаков, как по мне. Ракеты… Опознаете этого человека, мистер Картер?

— Насколько смогу, судя по тому, что от него осталось. Во всяком случае, именно в таком костюме был Рансибл, в одежде лежит его приглашение, а сам он — единственный пропавший участник вечеринки. Его дантист, наверное, опознает лучше меня.

— Не учи учёного, Картер. Вот что я тебе скажу: может, мне объяснить тебе, как рассказы писать?

— Может быть.

— Ну-ка: Рансибл… Звать его Уильям? Адрес…

— Значит, в этом списке, мистер Чантрелл, те люди, которые были по ту же сторону траншеи, что и Рансибл, а в этом стоявшие с другой стороны?

— Да. Мой помощник Гриббл, мистер Картер с женой и я находились в яме.

— Так, значит, только эти десять могли… Чёрт, на что мы тратим время? Мы знаем, кто это сделал.

— У вас когда-нибудь были проблемы с этим Дунканом, мистер Фоулкс?

— Проблемы? Не знаю, что вы называете проблемами. Но, быть может… Никогда не знаешь, как эти сочинители отреагируют на самое обычное деловое предложение. Никогда не знаешь. У нас было… Полагаю, можно назвать это финансовыми разногласиями. Я случайно упомянул их сегодня вечером, а Дункан разразился дикими воплями и посмотрел на меня так, словно… ну, словно он хотел убить меня. И, клянусь Богом, он это сделал!

— Угрозы, а? Какого рода, мистер Фин?

— Понимаете, я бы не стал так говорить о друге, сержант, но при данных обстоятельствах…

— Само собой. Не вредно быть в дружбе с законом. Ну, валяй, братишка.

— Не стал бы до сегодняшнего вечера, имею в виду. Кажется, эти угрозы были ещё до знакомства с мистером Фоулксом.

— И какие угрозы?

— Ну, не совсем угрозы. Может, просто куча болтовни. Но я знаю, что Дункан взорвался, когда узнал о той махинации Фоулкса, и как-то вечером у Картера, когда мы обсуждали Идеальное Преступление, сказал, что у него, по крайней мере, есть Идеальная Жертва. Звучало так, словно он именно в виде именно это. В любом случае, что-то он да имел в виду.

— Вы видели этот толчок, мистер Баучер?

— Боюсь, что так. Кто-то укусил меня, и я дёрнул головой как раз в тот момент, когда стартовала ракета. Я заметил Дункана, потому что странная седая прядь у него в волосах отражала света. И выглядело так, как будто и его самого толкнули.

— Вы видели, как его толкнули?

— Не могу сказать. Он высок, и позади него был кто-то ниже ростом, кто бы это ни был; я никого не заметил. Но тело Дункана дёрнулось вперёд, как будто…

— Вы могли бы поклясться в суде, что видели, как его толкнули, и что он сам никого не толкал?

— Поклясться не мог бы. Но я искренне убеждён, что…

— Хватит, Баучер.

— Окей, Маршалл. Мы в Пасадене тоже не дураки, но если кто-то сделает всю чёрную работу, мы не возражаем. Вы расследуете остальные покушения на Фоулкса?

— Да.

— Дункан среди ваших подозреваемых? Давай, братишка. Колись. Если не хочешь, я через твою голову пойду к твоему начальнику, чтобы тот велел тебе сотрудничать. Занимался Дунканом?

— Да. Неизбежная рутина. Он был одним из многих деловых врагов, каких Хилари Фоулкс имел привычку наживать.

— Нашли что-нибудь, связывающее его с нападениями?

— Ничего.

— Но нашли ли что-нибудь, очищающее его? Мог он совершить остальные нападения на Фоулса, а?

— Последнее из них совершить не мог никто.

— Ага. Я читал. Вы, ребята, просто недостаточно хорошо осмотрели комнату. Но алиби у Дункана нет?

— Нет.

— Это всё, что мне надо знать, братишка.

Сержант Келло взглянул на свои наручные часы.

— Мы тут всего час, ребята. Вот что я называю чувством времени. Келло-часовик, к вашим услугам. Мне и столько не понадобилось. Чем больше я общаюсь с этими придурками, тем больше убеждаюсь, что всё знал в ту же минуту, когда вошёл в эту дверь. “Кто-то толкнул меня, офицер…” Чушь! Он знал, что кто-то, наверное, заметил его с той стороны траншеи, вот и решил очиститься. С рук такое не сойдёт, не у Келло.

— Прошу прощения, лейтенант… — заглянул в кабинет, занятый Келло, Хьюго Чантрелл.

— Пока что сержант, братишка. Но подожди, пока газеты не пронюхают. Сержант из Пасадены Предотвратил Нападение на Знаменитость после Провала Звезды из Полиции Лос-Анджелеса. Лейтенант Келло. Неплохо звучит, а?

— Вполне, сержант. Но я хотел спросить вот что: мои гости переволновались и устали. Я просто не могу разместить их всех на ночь. А миссис Маршалл и миссис Баучер беспокоятся о своих детях, которые остались на попечение старшеклассниц, которым давно уже пора вернуться домой. А мистер Уимпол…

— Скажите, что они все могут идти домой, — экспансивно сообщил будущий лейтенант Келло. — Пусть все идут. Кроме одного. — И он игриво зазвякал наручниками.

Леона Маршалл включила свет в гостиной, подошла к дивану и потрясла спящую старшеклассницу за плечо. Девушка села, протёрла глаза и сказала:

— Ой. Хорошая вечеринка?

Леона не стала отвечать на этот вопрос. Она просто проговорила:

— Прости, что мы так задержались, Дорис. Вот твои деньги с доплатой за то, что сидела за полночь. Мистер Маршалл снаружи в машине. Он отвезёт тебя домой.

— Садись, Конча, — добавила она, когда девушка ушла, — я просто хочу взглянуть на детей, чтобы быть уверенной. Сейчас вернусь.

Конча села. Простым командам было легко подчиняться. Должно быть, так себя чувствуют зомби, испытывая своего рода облегчения от того, что им просто нужно подчиняться, без всяких проблем, связанных с попытками изменить жизнь, просто потому, что больше нет никкой жизни, которую можно пытаться изменить. Она сидела и тупо смотрела прямо перед собой, пока не вернулась Леона. Та какое-то время смотрела на неё, затем нежно положила руку на плечо.

— Я прописала Мэтту виски, — тихо проговорила она, — но не думаю, что тебе это поможет. Ничто сейчас не поможет, разве что сон. Вот немного фенобарбитала. Если не пробьёт, потом проглотишь вторую, но одну принять обязательно.

— Он этого не делал, Леона. — Голос Кончи был тихим и испуганным.

— Конечно, не делал. Просто этот глупый сержант пытается выполнить работу в рекордно короткие сроки, чтобы получить повышение.

— Знаю. Это звучит так надёжно и просто. Но сперва сержант хочет повышения. Потом прокурор захочет переизбрания. Потом присяжные захотят разойтись по домам. Всё это будет так просто и обыденно, только Мэтт… Мэтта не будет.

— Чушь. У них ничего против него нет. Ведь даже сержант Келло осмелился арестовать его только по обвинению в убийстве по неосторожности. Он признал, что ему нужно больше улик по другим покушениям, чтобы доказать преднамеренность, прежде чем он сможет предъявить обвинение в убийстве.

— Но когда они знают, что ищут, то могут это найти, даже если там этого нет… Ох, Леона… — Сухие рыдания девушки переходили в стон.

— Понимаешь, — успокаивающе проговорила Леона, — мы много слышим о судебных ошибках, осуждении невинных людей. Но это один случай на миллион. Поэтому о них и слышишь так часто, что они так редки. С ним всё будет в порядке.

Конча попыталась подавить всхлипы и выдавить из себя улыбку.

— Ты милая, Леона, пытаешься посветить мне во тьме. Но насколько ты сама в это веришь? Ох… — добавила она, задыхаясь, прежде чем Леона успела ответить. — Хилари!

— Что с ним?

— Он думает, что это сделал Мэтт. А у Хилари есть деньги, столько денег, и он может…

— Если дело доходит до драки, то и у тебя есть деньги, не так ли? И я скажу тебе, чем тебе надо первым делом заняться завтра. Иди к своему адвокату и проси его освободить Мэтта под залог. Поскольку сейчас он обвиняется только в убийстве по неосторожности, это будет легко сделать.

— Но это станет… убийством, как только тот жуткий сержант…

— Ну, — проговорила Леона, — есть один верный и надёжный способ доказать невиновность Мэтта. Надо доказать, кто это сделал на самом деле.

И в этот момент появился Маршалл.

— Аплодисменты, — заметил он. — И этим, обещаю тебе, Конча, я и займусь. Помимо того факта, что именно за эту работу мне платят.

Конча Дункан подняла мокрое лицо.

— У вас есть идеи, лейтенант? Хоть какие-нибудь?

— Была одна, — хмыкнул Маршалл. — Но он стоял в яме позади Чантрелла. В этом случае мы строго ограничены группой с нашей стороны траншеи. Помимо Маршаллов и Дунканов, остаются миссис Фоулкс, кузина, Вэнс Уимпол, Хендерсон и агент. А бомбу, — громко размышлял он, — отправил мужчина. Ни одна женщина не сможет изобразить Дерринджера, особенно если она женственна. Остаются Уимпол, Хендерсон и Фин. Видишь, как просто, Конча?

Нотки беспечной уверенности в его голосе едва ли звучали правдоподобно.