Рамакришна и его ученики

14. ПРИХОД УЧЕНИКОВ

Мы видели, что Рамакришна не возлагал особых надежд на членов Брахмо самаджа; идеи, которыми они уже прониклись, лишили их способности радикально менять образ жизни и точку зрения. Соприкосновение с ними оставило Рамакришну в еще большей тоске по истинным ученикам – желательно молодым, – готовым отказаться ото всех мирских желаний и безоглядно последовать за ним. Других, по его словам, так же можно было научить истинной духовности, как старого попугая говорить.

Он вспоминал:

– В те дни я только об учениках и мечтал. На людях я еще кое-как сдерживался, хотя болтовня погруженных в одно мирское становилась мукой для меня. Я мечтал о том времени, когда ко мне придут мои возлюбленные спутники, представляя себе, с каким облегчением буду свободно и открыто говорить с ними о моем духовном опыте. Что бы ни происходило вокруг, все заставляло меня думать об учениках, ничего другого у меня просто в мыслях не было! Я строил планы, что скажу одному, что сделаю для другого. Когда же наступал вечер, я совсем терял терпение: еще один день прошел, а учеников все нет! Начиналось вечернее бого-почитание, в храмах звенели колокольчики, гудели раковины, а я поднимался на крышу Кутхи и в тоске кричал во весь голос: «Приходите же, мальчики! Где же вы все? Я больше не могу без вас! Мать так не тоскует по ребенку, друзья так не рвутся друг к другу, влюбленный так не томится без любимой, как я без учеников». Описать вам не могу, что это было! Но вскоре они начали появляться.

На самом деле, именно Брахмо самадж дал Рамакришне нескольких учеников-монахов, а также учеников, которые монахами не стали. Влияние Брахмо самаджа было и положительным и отрицательным – одни приходили к Рамакришне, потому что постоянно слышали о его величии от Кешаба и читали об этом в его статьях. Но были другие – их привело к Рамакришне разочарование в Брахмо самадже и надежда на духовное поучение.

Рам Чандра Датта и его двоюродный брат Маномохан Митра прочитали о Рамакришне в «Сулабх самачар» – газете, издававшейся Кешабом. Рам Чандра был врачом и работал в калькуттском медицинском колледже. Маномохан был бизнесменом. Оба были агностиками с сильным тяготением к чистому атеизму, но отсутствие веры привело братьев не к удовлетворенности, а к душевному непокою и, что было неплохо, к интеллектуальной любознательности. Вот почему им захотелось съездить в Дакшинешвар, своими глазами посмотреть, что собой представляет Кешабов святой. Дело было в конце 1879 года.

Братья ехали в Дакшинешвар, ожидая увидеть либо чудака, либо жулика. Дверь открыл неприхотливо одетый человек, который выглядел обескураживающе обыкновенным. Волосы не были всклочены, тело не натерто пеплом – человек никак не отвечал их представлению о святом. Но это был сам Рамакришна. Приветствовал он их так, будто давно ждал, и сразу засыпал вопросами. Узнав о профессии Рам Чандры, он позвал Хридая, страдавшего от лихорадки:

– Поди сюда, Хридай, здесь доктор! Дай ему пощупать твой пульс!

Рам Чандру и Маномохана просто очаровала эта неподдельная сердечность. Они не испытывали ни малейшей скованности в обществе с Рамакришной и провели у него весь день. Тот угостил их сладостями и пригласил приезжать еще.

Будучи людьми достаточно тонкими, братья с первой же встречи осознали, что соприкоснулись с великой духовностью. Постепенно в них стали происходить глубинные перемены, мирское все меньше занимало их мысли. Родня скоро заметила это и всполошилась. Однажды, когда Маномохан собирался к Рамакришне, тетка попыталась остановить его. Он не поддался и вместе с Рам Чандрой отправился в Дакшинешвар. Рамакришну братья застали понуро сидящим на кровати. На вопрос о том, что с ним, Рамакришна ответил:

– Есть человек, которому нравится бывать со мной, но его тетка возражает и даже пытается не пускать в Дакшинеш-вар. Мне грустно думать, что он может ее послушаться и перестать приезжать.

Ясновидение Рамакришны потрясло братьев. Незадолго до этого случая отговорить Маномохана от поездок в Дак-шинешвар пыталась и жена, и в тот раз Рамакришна тоже показал, что знает об этом.

– Бог на самом деле есть? – спросил Рам Чандра.

– Конечно, есть, – ответил Рамакришна. – Если ты при дневном свете не видишь звезды, это же не значит, что они не существуют. В молоке есть масло, но можно ли об этом догадаться по виду молока? Получить масло можно, если пахтать молоко в прохладном месте. Увидеть Бога можно, если упражняться в духовной дисциплине, – простого желания здесь мало.

Рам Чандра был из вишнуитской семьи, поэтому хорошо знал жизнеописание Шри Чайтаньи. Как-то вечером они с Рамакришной сидели в его комнате в Дакшинешваре.

– На что ты смотришь? – вдруг спросил Рамакришна.

– На вас, – ответил тот.

– И что ты обо мне думаешь?

– Думаю, что вы и есть Чайтанья. Помолчав, Рамакришна негромко сказал:

– Ну вот – то же самое говорила и Бхайрави.

В такие минуты Рам Чандра исполнялся глубокой веры. Однако потом его снова начинали одолевать сомнения. Действительно ли Рамакришна познал Бога, или он просто человек, наделенный необычными мистическими свойствами? Рам Чандра никак не мог ответить себе на этот вопрос.

Однажды он увидел во сне, будто Рамакришна дал ему мантру и велел повторять ее несколько раз в день. Наутро Рам Чандра поспешил в Дакшинешвар рассказать о своем сне, и Рамакришна убедил его, что он на самом деле испытал благословенное переживание. Рам Чандра поверил, но стоило ему расстаться с Рамакришной, как он снова начал говорить себе, что сон есть не более чем сон и ничего не доказывает.

Через несколько дней Рам Чандра беседовал с коллегой в Колледж-сквер, в самом центре Калькутты. Речь шла о его сомнениях. Неожиданно оба увидели рядом очень смуглого человека.

– Что вы так беспокоитесь? – спросил он. – Надо иметь терпение!

И тут же исчез – но оба ясно видели его! Услышав об этом, Рамакришна ничуть не удивился:

– Конечно, и ты еще много что увидишь.

Но Рам Чандра продолжал упорствовать в своих сомнениях, и чем сильней были сомнения, тем отвратительней казалась ему его жизнь и мир вокруг. Но когда он обратился за помощью к Рамакришне, тот поразил и огорчил его нетерпеливым восклицанием:

– Я-то что могу сделать? Это все в божьей воле.

– Но я так полагался на вас, – возразил Рам Чандра. – Что же мне делать, если и вы отказываетесь помочь?

– Я тебе ничего не должен, – с видимым безразличием ответил Рамакришна, – можешь приезжать ко мне, если хочешь. – И подчеркнул: – Если хочешь.

Шоковая терапия оказалась именно тем, в чем нуждался Рам Чандра. Он пулей вылетел из комнаты, собираясь утопиться в Ганге, но, по размышлении, решил сделать самостоятельное усилие, а не рассчитывать на спасительную помощь Рамакришны. Приняв решение, Рам Чандра растянулся на веранде перед комнатой Рамакришны и принялся повторять мантру, которую тот дал ему во сне. Час шел за часом. Среди ночи Рамакришна открыл дверь и произнес:

– Преданно служи Богу, и ты обретешь покой. И захлопнул дверь.

По натуре Рам Чандра был скуповат, поэтому совет Рамакришны был ему совсем не по душе – служить Богу значило пойти на немалые расходы. Поначалу Рам Чандра ничего не делал. Но Рамакришна через некоторое время снова вернулся к теме и назначил день, когда он со своими последователями посетит дом Рам Чандры. Рам Чандре пришлось заняться приготовлениями к приему гостей – и среди хлопот он начал понимать, что Рамакришна оказал ему большую честь, позволяя служить себе.

На другой день после посещения Рамакришны Рам Чандра отправился в Дакшинешвар. Рамакришна сердечно принял его, и они проговорили до десяти часов вечера. Ночь стояла очень темная. Рам Чандра уже простился, но замешкался на веранде. Вдруг он увидел, что к нему идет Рамакришна.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – велел он.

Рам Чандра опять почувствовал, что перед ним нечто большее, чем просто человек, некая сила, действительно способная исполнить любое желание, какое только может прийти ему в голову.

Дрожащим от чувства голосом он пролепетал:

– Боже, я не знаю, что попросить! Да будет воля твоя. Рамакришна протянул руку:

– Верни мантру, которую ты получил от меня во сне, – произнес он и погрузился в самадхи.

Рам Чандра пал ему в ноги и прочитал мантру. Рамакришна коснулся его головы большим пальцем правой ноги.

– Если есть нечто, что ты хотел бы увидеть, смотри на меня, – приказал Рамакришна.

Рам Чандра поднял глаза и увидел, что Рамакришна – воплощение его Избранного идеала, Бог в облике, который близок его сердцу.

– Тебе больше не нужны никакие упражнения, – сказал Рамакришна. – Просто время от времени приезжай ко мне. И не забудь всякий раз привозить подношения, любую мелочь, но не появляйся с пустыми руками.

С того времени Рам Чандра сделался не только преданным последователем Рамакришны, но и стал щедро тратиться на нужды самого Рамакришны и его окружения.

Брат же Рам Чандры, Маномохан, был по натуре щедрым человеком, и преданность Богу легче давалась ему. Он страдал другим недостатком – завистью, порождавшейся духовной гордыней. Как-то раз Рамакришна в его присутствии похвалил другого человека из своего окружения, Сурендру Натха Митру, и сказал, что его преданность Богу «несравненна». Маномохан гордился собственной религиозностью и решил, что похвала Рамакришны означает более высокую оценку Сурендры по сравнению с ним. Глубоко задетый, он покинул комнату и дал себе слово в Дакшинешвар больше не приезжать. Поскольку он аккуратно являлся каждое воскресенье, то Рамакришна скоро заметил его отсутствие и попросил Рам Чандру выяснить, в чем дело. Маномохан, конечно, настоящую причину никому не раскрывал, так что Рам Чандра смог только заявить, что брат здоров, а поведение его совершенно непонятно. Маномохан же все время обращался мысленно к Рамакришне, говоря: «Ну и проводи время со своими друзьями, я там никому не нужен, я ничтожество в твоих глазах». Он так носился со своей обидой, что дошел чуть ли не до сумасшествия. Он внушил себе, что Рамакришна прогнал его из Дакшинешвара. А поскольку Рамакришна все время посылал к нему, приглашая приехать, то Маномохан даже переселился в Коннагар, в нескольких милях от Калькутты, хотя ему приходилось каждый день ездить поездом в город на работу. Он чувствовал себя все несчастней день ото дня, не мог перестать думать о Рамакришне и заняться делами. В конце концов ему пришлось таки признать, что нет в его душе ненависти к Рамакришне, что он его, напротив, очень любит.

Однажды Маномохан отправился совершить омовение в Ганге, по дороге вспомнил, как тот говорил с ним о великой святости этой реки, и воспоминание с такой живостью вызвало перед ним образ Рамакришны, что он не мог выбросить его из ума. Стоя на берегу, он вдруг заметил лодку с двумя людьми. Одним был сам Рамакришна, вторым – Ниранджан, его юный ученик (см. главу 17). Маномохан так и ахнул – это было похоже на материализацию его видения.

– Почему вы перестали бывать в Дакшинешваре? – спросил Ниранджан. – Шри Рамакришна так беспокоился о вас!

День стоял жаркий, и Рамакришна обмахивал лицо. Когда лодка подплывала к берегу, он погрузился в самадхи.

«Он из-за меня приплыл в жару, – пришло Маномохану в голову, – как же я был несправедлив!»

Он залился слезами и чуть не упал на землю, но его подхватил выскочивший из лодки Ниранджан. Рамакришна вернулся к обычному сознанию и попросил Ниранджана помочь Маномохану забраться в лодку.

– Я так о тебе тревожился, – с нежностью сказал Рамакришна, – что просто не мог не приехать!

Маномохан повалился ему в ноги:

– Всему виной мое тщеславие!

Ниранджан развернул лодку в сторону Дакшинешвара.

Сурендра Натх Митра, ни в чем не повинный предмет зависти Маномохана, был человеком изрядного достатка, поскольку работал в солидной английской фирме. До ветречи с Рамакришной он мало интересовался вопросами религии. Любил выпить, любил непринужденно провести время в женском обществе. Но в то же время много жертвовал на бедных.

Сурендра дружил с Рам Чандрой Даттом, и тот его не раз уговаривал поехать вместе к Рамакришне. Поначалу Сурендра отговаривался, но в конце концов согласился с условием:

– Хорошо, но если твой святой окажется обыкновенным жуликом, я ему уши надеру!

Когда они вдвоем вошли в комнату Рамакришны, там было полно народу. Сурендра решил не поддаваться, сохранить скептическую независимость, поэтому просто уселся, не оказав Рамакришне никаких особых знаков почтения. А Рамакришна говорил:

– Почему человек ведет себя как обезьяний детеныш, а не как котенок? Потому что обезьяний детеныш должен сам уцепиться за шерсть матери, когда та передвигается с места на место. А котенок просто сидит и мяукает в ожидании матери, которая возьмет его зубами за загривок и понесет. Если обезьяний детеныш не удержится за материнскую шерсть, он упадет и может больно удариться. Котенку это не грозит – кошка сама переносит его куда нужно. Вот в чем разница между самостоятельными действиями и поручением себя воле Бога.

Притча произвела огромное впечатление на Сурендру – она ему показала, что в его жизни не так.

– Я уж точно веду себя на манер обезьяньего детеныша, – говорил он себе, – и в этом причина всех моих бед. Но отныне я буду согласен на любые условия, в которые меня поместит Божественная Мать.

Приняв это решение, Сурендра испытал прилив радости и силы. Когда он собрался уходить, Рамакришна сказал:

– Обязательно приходи еще!

Сурендра с готовностью простерся у его ног. По пути домой он с жаром говорил себе:

– Значит, все вышло как раз наоборот – он надрал мне уши! Но я и представить себе не мог, что существуют такие, как он! Он прочитал самые потаенные мои мысли… Теперь я наконец чувствую, что жизнь моя обретает смысл.

Сурендре с его добрым сердцем и щедростью натуры было легко обратиться к Богу. Он заметно изменился уже после первой встречи с Рамакришной, что, однако, не означало отказа от прежних привычек. Он, как и раньше, захаживал к проституткам, но потом стыдился этого так, что избегал показываться в Дакшинешваре, делая вид, будто страшно загружен работой в Калькутте. Нашелся человек – в таких обычно нет недостатка среди тянущихся к святым, – который донес Рамакришне, чем на самом деле занимается Сурендра. Но Рамакришна не выказал ни тревоги, ни возмущения по этому поводу.

– О да, – ответил он, – Сурендру еще пока обуревают желания. Пусть еще понаслаждается. Скоро он станет чист.

Сурендре пересказали слова Рамакришны, и в следующее воскресенье он набрался храбрости приехать в Дакшинеш-вар. Тем не менее ему и в голову не приходило подойти к Рамакришне – он скромно уселся в уголке. Но Рамакришна, увидев Сурендру, тепло пригласил его поближе к себе. Будучи в полусознательном состоянии, Рамакришна спросил:

– Когда человек идет в дурное место, почему он не берет с собой Божественную Мать? Она бы оберегала его от множества плохих поступков!

Сурендру сконфузило замечание Рамакришны, он испугался, что тот прилюдно разоблачит его. Но Рамакришна тему больше не затрагивал. А Сурендре совет Рамакришны очень пригодился в дальнейшем, когда он стал бороться со своей сексуальной распущенностью.

Однако еще менее охотно отказывался Сурендра от спиртного, хотя Рам Чандра и пытался удержать его – не столько из опасений за его здоровье, сколько из опасений за репутацию Рамакришны, которая могла бы пострадать, если бы пошли разговоры о том, что среди его последователей есть пьяницы. Сурендра посоветовал Рам Чандре угомониться.

– Если бы Учитель думал, что это плохо для меня, он бы вмешался и предупредил. Ему все обо мне известно.

– Прекрасно, – ответил Рам Чандра, – тогда давай вместе поедем к нему. Я уверен, что он скажет, чтобы ты бросил пить.

Сурендра согласился, но потребовал, чтобы Рам Чандра первым не заводил этот разговор.

– Если Учитель сам заговорит о выпивке и скажет, что я должен бросить, даю слово, я брошу пить!

С тем они и отправились в Дакшинешвар. Рамакришну они застали сидящим под деревом в состоянии высокой духовной экзальтации. Едва прибывшие поздоровались с ним, как он заговорил, будто продолжая начатый раньше и прервавшийся разговор:

– Но скажи мне, Сурендра, когда ты пьешь вино, почему ты должен смотреть на него как на обычное вино? Ты должен сначала поднести его Кали, а потом пить уже как ее прасад! Смотри только не напивайся допьяна, не позволяй ногам заплетаться, а мыслям сбиваться. Ты поначалу испытаешь только обычный, знакомый тебе подъем, но потом он скоро перейдет в духовную радость.

С того дня Сурендра стал следовать наставлениям Рамакришны – он сначала предлагал Кали несколько капель вина, потом подносил рюмку к собственным губам, и это наполняло его религиозным чувством. Сурендра начинал жалобно призывать Божественную Мать, он плакал как ребенок, не желал ни с кем говорить, кроме нее. Иногда он погружался в глубокую медитацию. Допьяна он больше ни разу не напивался.

У Рамакришны к этому времени появилось много учеников – различного уровня. Был среди них Кедарнатх Чаттер-джи, способный талантливо вести философские споры. Рамакришна иногда просил его провести первоначальную беседу со вновь приходящими, ибо сейчас уже приходило столько народу, что Рамакришне было бы не под силу общаться с каждым в отдельности. Приходил богатый и щедрый махараджа Джатиндра Мохан, приходил Кристодас Пал, редактировавший газету под названием «Индусский патриот», который громко рассуждал о том, что разговоры Рамакришны об отказе от мирских желаний есть просто-напросто попытка уйти от всех проблем, в то время как надо жить в мире, чтобы бороться за улучшение социальных условий. Рамакришна укорил его за эту позицию и провел различие между тайным чувством превосходства, наводящим человека на эгоистические мысли о помощи миру, и подлинным отсутствием эгоизма, выраженным в идее служения миру.

– Как можно осмелиться говорить о помощи миру? Только Бог может сделать это. Сначала нужно освободиться от всех мыслей о своем «я», а потом Божественная Мать даст тебе дело, которое ты будешь делать.

Махима Чаран Чакраварти уже несколько лет посещал Дакшинешвар. Он был человеком в известной степени духовно развитым, но большим хвастуном. Он рассказывал, что получил посвящение от Тота Пури, который, по его словам, посоветовал ему оставаться семьянином в миру. Ему нравились имена, пышные до абсурдности. Например, он открыл бесплатную школу и назвал ее «Отдел образования Института восточных ариев», а своему единственному сыну дал имя, которое звучало так: «Святоязыкий с Месяцем во Лбу». Махима собрал в доме библиотеку санскритских и английских книг. Однажды при посещении его дома группой учеников Рамакришны один спросил Махиму, все ли книги своей библиотеки он прочел.

– Да, – ответил он со скромностью, приличествующей большому ученому.

– Почему же некоторые из книг не разрезаны? – последовал вопрос.

– Видите ли, – без запинки ответил Махима, – это книги, которые у меня взяли и не возвратили. Я прочел их раньше, но все равно решил заменить новыми экземплярами. Теперь я больше никому не даю книги из моей библиотеки.

Учеников это объяснение не убедило – и правильно: они обнаружили, что не разрезана ни одна книга в библиотеке Махимы.

Пратап Чандра Хазра был одним из тех возмутителей спокойствия, без которых, как говорил Рамакришна, жизнь была бы пресной. Пратап Чандра отличался несговорчивостью и корыстолюбием, но Рамакришна терпел его присутствие, а кое-кто из учеников находил его острый язык занятным. О нем нам еще предстоит говорить.

Теперь же пришло время рассказать об учениках монашеского толка, о которых так мечтал Рамакришна. Первые трое, с которых нужно начать, это Лату, Гопал Гхош и Ракхал.

Первым пришел к Рамакришне Ракхтурам – более известный под именем Лату, которым его называл Рамакришна. Лату родился в очень бедной крестьянской семье в Бихаре, соседнем с Бенгалией штате, расположенном к северо-западу от нее. Он еще ребенком лишился родителей и был взят на воспитание дядей, которому впоследствии пришлось покинуть деревню и отправиться в Калькутту в поисках работы. Лату он взял с собой и устроил его в услужение в один зажиточный дом. Этот дом – из всех возможных в Калькутте – оказался домом Рам Чандры! У нас будет еще несколько подобных случаев, которые покажут, как тесно сплеталась сеть обстоятельств, собиравших будущих учеников Рамакришны.

Лату показал себя верным и работящим слугой, но при этом был горд, откровенен до грубости, не считался с общественным положением обидчика. Однажды приятель Рам Чандры заподозрил Лату в том, что тот прикарманил сдачу с денег, выданных на покупки. Лату не смолчал.

– Прошу понять, господин, – сказал он на ломаном бенгальском, – я слуга, а не вор!

Это было произнесено с таким естественным достоинством, что тот опешил, но, почувствовав себя уязвленным тем, что слуга посмел осадить его, пожаловался Рам Чанд-ре. Однако Рам Чандра не принял обвинений в адрес Лату.

Ко времени появления Лату в доме Рам Чандра уже стал последователем Рамакришны, и в семье часто говорили о Боге. Лату слышал, как Рам Чандра рассуждает о том, что «истинно взыскующий Бога непременно познает его», что «нужно уйти в одиночество, молиться и плакать – только тогда откроется человеку Бог». Это все были, конечно, цитаты из Рамакришны. Лату принял их к сердцу и начал действовать в соответствии с ними; после этого его часто находили плачущим под одеялом. Женщин из семьи Рам Чандры он этим сильно растрогал, но они думали, что мальчик тоскует по родной деревне или скучает по дяде. Лату не разубеждал их. Он вообще до конца своих дней очень неохотно говорил о себе.

Наслушавшись рассказов Рам Чандры о Рамакришне, Лату горел желанием увидеть его. Скоро ему представилась возможность побывать в Дакшинешваре. Он испытал огромную радость от встречи с Рамакришной. Второй раз он попал в Дакшинешвар, как раз когда Рамакришна принимался за еду. Он предложил поесть и Лату, но тот отказался – как все ортодоксальные бихарцы, он был приучен не есть пищу, приготовленную посторонними или людьми из чужой касты. Не обращая внимания на отказ, Рамакришна подал ему чашку воды из Ганги и расстелил перед ним банановый лист вместо тарелки. Лату снова отказался от еды.

– Почему ты не ешь? – спросил Рамакришна. – Пища приготовлена на гангской воде, к тому же это прасад Матушки Кали.

– Простите меня, – пролепетал вконец сконфуженный Лату, – я не могу.

Однако Рамакришна настаивал, и неожиданно для себя Лату согласился – сам не понимая отчего.

– Хорошо, я приму пищу, – сказал Лату, – если это ваш прасад.

Скоро Лату настолько привязался к Рамакришне, что уже не мог с прежней старательностью работать в доме Рам Чандры; теперь его единственной радостью в жизни были поручения Рам Чандры отвозить в Дакшинешвар сладости в подношение Рамакришны. Семейство Рам Чандры заметило перемену в своем слуге, но, понимая причину этого и хорошо относясь к мальчику, все с этим мирились.

В 1880 году Рамакришна уехал из Дакшинешвара в Ка-марпукур, как оказалось, в последний раз. Лату был безутешен. Он несколько раз бывал в Дакшинешваре в отсутствие Рамакришны, но еще сильнее тосковал по нему от этих поездок. Позднее он вспоминал:

– Невозможно представить себе, как я был тогда несчастен. Я заходил в комнату Шри Рамакришны, слонялся по садам, но ни в чем не находил радости. Я плакал, чтобы облегчить душу. Один только Рам-бабу отчасти понимал мои чувства. Он мне подарил фотографию Учителя.

По возвращении из Камарпукура Рамакришне понадобился личный слуга, и он спросил Рам Чандру, не отпустит ли тот Лату к нему. Рам Чандра согласился. Так Лату сделался слугой Рамакришны, что, по сути, и было содержанием всей его духовной жизни. Служение гуру, буквальное и подразумеваемое подчинение ему, было для Лату формой познания Бога. После того как Рамакришна как-то укорил его за привычку рано ложиться спать, спросив: «А медитировать ты когда собираешься?» – Лату вообще перестал спать ночами. По ночам он медитировал, а днем ложился на короткое время вздремнуть. Лату никогда не учился. Рамакришна, который и сам образованностью не блистал, хотел научить его читать, но Лату даже буквы не смог осилить. По-бенгальски он говорил с акцентом, который очень смешил Рамакришну, и тогда и сам Лату тоже смеялся над собой. В конце концов уроки были заброшены, как дело совершенно безнадежное.

Когда после смерти Рамакришны монахи взяли себе монашеские имена, Лату превратился в Свами Адбхутанан-ду. Он прожил до 1920 года, сохранив и акцент хинди, и детскую непосредственность. Рамакришна часто говорил, что откровенность есть та добродетель, которая позволяет легче всего познать Бога, а откровенность всегда была отличительной чертой Лату. Когда в его зрелые годы к нему приходили за наставлением ученики, он советовал им просто повторять Божье имя.

– Как можно поручить себя Богу, которого мы никогда не видели? – раз спросил его один из учеников.

И Лату ответил:

– Не имеет значения, что вы его никогда не видели, вы же знаете его имя. Что вы делаете, обращаясь в учреждение? Посылаете заявление на имя чиновника, которого никогда не видели, но вы знаете его имя и этого достаточно. Обращайтесь к Богу по имени, и вы получите его милость.

Когда его спрашивали, как находил он время для совершения почитания и медитации, если уход за Рамакришной требовал целых часов, Лату отвечал:

– Служение Учителю было высочайшей формой нашего богопочитания и медитации.

Все монахи любили Лату. Особенно предан ему был Нарен – Свами Вивекананда, который звал его братом. Лату же не мог правильно произнести его имя, которое выговаривал как «Лорен». «Лату – самое большое из чудес Рамакришны, – говаривал Нарен. – Прикосновение Рамакришны заменило ему образование и дало высочайшую мудрость».

Гопал Гхош был значительно старше всех остальных будущих монахов – он был на несколько лет старше самого Рамакришны. Гопал торговал бумагой и к религии обратился после смерти жены, глубоко потрясшей его. Кто-то из приятелей посоветовал ему побывать у Рамакришны. Гопал последовал совету и в общении с Рамакришной стал приходить в себя. Он был очень аккуратен, очень чистоплотен, по складу характера методичен и организован. Рамакришна звал его Старым Гопалом или Надсмотрщиком. Монахи помоложе обращались к нему – Гопал-да, Старший брат Гопал. Впоследствии он стал Свами Адвайтанандой.

Ракхал Чандра Гхош пришел к Рамакришне, как Лату, совсем мальчишкой. Он родился в 1863 году в деревне Сик-ра неподалеку от Калькутты. Отец его был очень богатым землевладельцем, мать пылко почитала Кришну, поэтому единственному сыну дала имя Ракхал – Пастух из Вринда-вана – в честь пастушков, игравших в детстве с богом Кришной.

В двенадцать лет семья отправила Ракхала в Калькутту на учебу в английскую школу. Учеников этой школы водили в гимнастический зал, где Ракхал и познакомился с На-реном. Ракхала, мягкого и привязчивого по натуре, сразу потянуло к сильному и мужественному Нарену, а тот ответил ему покровительственной дружбой. Так получилось, что двое, кому суждено было стать лидерами будущей Миссии Рамакришны, сдружились задолго до того, как каждый из них познакомился с Рамакришной.

Нарен первым вступил в Брахмо самадж и уговорил товарища последовать его примеру. Оба подписали клятву общества, присягнули на верность Богу, не имеющему формы, обязались почитать его и медитировать с помыслами о нем. Ракхал вообще был склонен к созерцательности, а в обществе настолько погрузился в размышления о тайне жизни и смерти, что забросил школьные занятия, да и от прочих мирских интересов отошел. Отца это встревожило, и он обратился к обычному средству – решил, что сына надо женить. Ракхал принял отцовское решение со своей всегдашней послушностью. В шестнадцать лет его женили на девушке по имени Висвешвари. Отец, безусловно, рассчитывал на то, что женитьба отвлечет сына от его мистических интересов, но на деле добился как раз обратного. Висвешвари оказалась сестрой Маномохана Митры, и именно Маномохан в начале 1880 года впервые отвез Ракхала к Рамакришне.

Незадолго до появления Ракхала Рамакришна молился Божественной Матери о ниспослании ему друга:

– Пришли мне молодого человека, похожего на меня, чистого сердцем и преданного тебе.

Через несколько дней ему было видение: он увидел юношу, который стоял под баньяном в храмовом саду. В другом видении Божественная Мать дала ему на руки явно того же мальчика, но только маленького, со словами: «Это сын твой!»

Рамакришна сначала пришел в сильное смятение, предположив, что речь идет о сыне, который должен родиться в результате полового акта, но Мать успокоила его: то будет его духовный, не физический сын. И в тот самый день, когда Маномохан собирался побывать в Дакшинешваре, Рамакришне было дано третье видение: он увидел лотос, раскрывшийся на водах Ганга, и двух мальчиков, пляшущих на нем. Один был Кришна, второй – тот, которого он уже дважды видел.

Вскоре к берегу причалила лодка, из которой вышли Маномохан и Ракхал. Рамакришна сразу узнал в Ракхале юношу из своих видений и в немом изумлении уставился на него. Потом он повернулся к Маномохану и с улыбкой сказал:

– У него замечательные возможности.

После этого он стал говорить с Ракхалом, говорить так, будто они давнишние друзья.

Любовь Рамакришны к Ракхалу носила характер скорей материнской, чем отцовской любви. Он сам отождествлял себя с Яшодой, с приемной матерью Кришны. Мистический смысл таких отношений лежит за пределами нашего понимания. Это было чем-то большим, нежели воспроизведение, – надо полагать, то было восстановление отношений, существовавших в прошлом и продолжающих существовать в вечности. Страннее всего, что Ракхал, подросток-школьник, оказался в состоянии воспринять эти отношения и вступить в них с той же полнотой чувства, что и Рамакришна. Поведение Ракхала трудно поддается объяснению, если только не принять на веру, что они с Рамакришной действительно «узнали» друг друга, что они продолжили отношения, начавшиеся когда-то в иной жизни, в иные времена.

Именно это и утверждал Рамакришна:

– В те времена Ракхал вел себя как ребенок лет трех-четырех. Ко мне он относился, как к матери, часто подбегал и забирался на колени. Шагу не делал от этого места, даже не думал о возвращении в свой дом. Я иногда силой заставлял его сходить домой, чтобы отец не рассердился и вообще не запретил ему бывать у меня. Его отец владел землями, был неслыханно богат, но скуп. Сначала он перепробовал все способы не дать Ракхалу посещать Дакшинешвар. Но после того как приехал сам и увидел, сколько тут бывает известных и богатых людей, перестал возражать. Стал навещать Ракхала в Дакшинешваре. Я был внимателен и уважителен с ним. Это ему нравилось.

Что касается семьи жены Ракхала, то там не возражали – женщины из той семьи сами часто посещали меня, а вскоре после первого приезда Ракхала его теща привезла сюда Висвешвари, его жену. Я хотел проверить, не станет ли она между Ракхалом и его преданностью Богу, я очень внимательно рассмотрел ее черты и понял, что нет причин для беспокойства. Она воплощала собой благодетельный аспект божественной Шакти. Я послал в музыкальную башню сказать Сараде, чтобы она дала Висвешвари рупию и открыла ей лицо.

Речь шла о традиционной церемонии, которой свекровь приветствует вступление в дом невестки. Невестка являлась под покрывалом, свекровь преподносила ей подарок, открывала лицо и целовала ее. Раз Ракхалу предстояло быть духовным сыном Рамакришны и Сарады, то Висвешвари должна была стать их невесткой.

– Каким же замечательно ребячливым был Ракхал! Иногда я его кормил и играл с ним, чтобы он не скучал. Часто носил его на плечах. И ругал, когда он плохо себя вел. Однажды он взял масло из прасада и съел, не дождавшись меня. «Ах ты жадина, – сказал я ему, – мог бы и научиться, живя здесь, сдерживать свои желания»! Ракхал весь сжался от страха и больше никогда так не делал. Был он чисто по-детски ревнив, просто вынести не мог, если я к кому-то проявлял такую же любовь, как к нему. Я боялся, как бы ему плохо не стало от ревности к тем, кого Божественная Мать приводила в Дакшинешвар.

Через три года после первого появления в Дакшинешваре Ракхал отправился в поездку во Вриндаван. Рамакришну поездка сильно тревожила, он был убежден, что в одной из прежних жизней Ракхал действительно был пастушком, товарищем детских игр Кришны, теперь он боялся, как бы Ракхал не вспомнил свой былой облик и не оставил нынешнее тело. Поэтому Рамакришна молился за благополучное возвращение Ракхала.

– Мать мне открыла многое о Ракхале, – говорил Рамакришна, – но есть вещи, которые мне запрещено разглашать.

Мы знаем, что Хридай был личным слугой Рамакришны с 1855 года. Всю свою взрослую жизнь он посвятил служению дяде и безусловно доказал силу своей любви и верности ему. У него были в молодости недостатки, но то были все милые недостатки юности – неразумие и импульсивность. Однако с возрастом у Хридая стал портиться характер. К сорока годам из проворного помощника и заботливого друга он превратился в деспотичного, ревнивого и угрюмого стража, который подчас вел себя как тюремщик. Желающий посетить Рамакришну должен был сначала встретиться с Хрида-ем и сунуть ему денег – без этого не было бы встречи. Узнав о поборах Хридая, Рамакришна резко отчитал его. Однако это мало подействовало на Хридая, и деньги он продолжал взимать. Он стал надменен, пользовался всяким случаем, чтобы показать, в какой полной зависимости от него находится Рамакришна. Грубил Рамакришне при посторонних, заставлял поступать по-своему в разных мелочах. Хридай даже стал изображать и из себя человека великой святости, подражая жестам, которые делал Рамакришна в экстатическом состоянии, пытаясь петь и плясать, как он. Понятно, что за спиной над ним смеялись, но он был так важен и влиятелен, что в глаза ему никто и слова не смел сказать.

Как-то раз, когда Рамакришна лежал в постели с лихорадкой, а Хридай куда-то отлучился, пришли гости и один принес в подарок кочан цветной капусты. Рамакришна очень обрадовался подарку, но поспешно предупредил гостей:

– Спрячьте капусту, чтоб Хридай не видел, а то он на меня рассердится!

Тем не менее он не осудил Хридая, восхвалял его прошлые заслуги, а потом добавил:

– Мать щедро вознаградила Хридая за верность. Он сумел приобрести участок земли, он дает людям деньги в долг, он стал большим человеком в храме, с ним все считаются.

Не успел Рамакришна договорить, как появился Хридай и увидел капусту.

Рамакришна сильно смутился и умоляюще стал убеждать Хридая:

– Я их не просил приносить это! Они сами! Правда – я их не просил!

Но Хридай пришел в ярость и при всех отчитал Рамакришну – доктор ведь не разрешает ему есть цветную капусту, она ведь вредна для него!

Можно было не сомневаться, что настоящая причина была в том, что и гости явились, и капусту принесли, не спросясь Хридая, а это он рассматривал как вызов.

А Рамакришна чуть ли не в слезах взывал к Божественной Матери:

– О Мать, ты освободила меня ото всех земных уз, почему же ты позволяешь Хридаю так унижать меня?

И тут же, мгновенно сменив настроение – что нередко делало его проявления горя похожими на актерство, – он засмеялся и добавил:

– Мать, но он ругает меня только потому, что сильно любит! Он же еще ребенок – сам не понимает, что делает! Ты не должна сердиться на него, Мать!

Хридай наживал себе все больше врагов в Дакшинешва-ре, а среди храмовой администрации многие просто дождаться не могли, когда же он наконец споткнется. Рамакришна отлично все знал и не раз предостерегал Хридая от заносчивости. В феврале 1881 года Сарада-деви вернулась, чтобы повидаться с мужем, из деревни, где провела некоторое время. Хридай бесцеремонно заявил Сараде, что ее никто здесь не ждет, и она в тот же день собралась обратно в Джайрам-бати. Рамакришна часто говорил Хридаю:

– Если ты оскорбишь То, что в этом теле, – и указывал на себя, – то Мать спасет тебя. Но если ты оскорбишь Мать, Божественную Мать в Сараде, то не спасут тебя даже Брахма, Вишну и Шива.

Падение Хридая, которое последовало вскоре за этой историей, произошло совсем не из-за того, что можно было ожидать. К концу мая в Дакшинешвар на ежегодный праздник в честь основания храма приехал с женой и детьми Трайлокья Натх, один из сыновей Матхура. Его восьмилетняя дочь отправилась без родителей в храм Кали, когда Хридай совершал там почитание. Хридаю вдруг пришло в голову почтить богиню в облике маленькой девочки. Ничего особенного в этом не было – девочек, не достигших созревания, часто почитают таким образом. Девочка не протестовала, а Хридай по обряду возложил перед ней цветы и украсил ей ноги сандаловой пастой. Сандаловая паста и выдала его. Жена Трайлокьи заметила ее сразу, как только дочь возвратилась из храма, и пришла в ужас, когда узнала, что случилось: дело в том, что существует суеверие – если брах-мин совершит почитание низкокастовой девушки, то та овдовеет вскоре после замужества.

Хридай и Рамакришна были брахминами. Рани же и Матхур – шудрами, самой низкой из четырех основных каст.

Трудно поверить, что Хридай не знал об этом, скорей он высокомерно решил пренебречь распространенным суеверием, а заодно еще и показать, что ему дела нет до того, как относятся к таким вещам Трайлокья с женой. Тут он сильно перегнул палку. Трайлокья был не менее суеверен, чем его жена, поэтому пришел и в ужас, и в ярость. Он приказал Хридаю немедленно покинуть Дакшинешвар.

Хридай побежал к Рамакришне, рассказал, что его выгоняют, и добавил:

– Тебе лучше тоже уйти вместе со мной. Если ты останешься, тебя тоже оскорбят!

– С какой стати? – спросил Рамакришна. – Почему я должен уходить? Я остаюсь здесь.

Однако тут выяснилось, что Трайлокья в приступе первой ярости действительно высказался и в адрес Рамакришны, намекая на то, что и от него пора избавиться. В результате к Рамакришне явился кто-то из начальства и предложил ему немедленно убираться. Рамакришна перебросил полотенце через плечо и без возмущения или огорчения шагнул вон из комнаты, в которой прожил двадцать шесть лет. Он уже подходил к воротам, когда его догнал запыхавшийся Трайлокья.

– Куда же вы, куда? – кричал он.

– Разве ты не приказал мне уйти? – невинно спросил Рамакришна.

– Нет! Нет, меня неправильно поняли, я не хочу, чтобы вы уходили! Останьтесь, умоляю вас!

Рамакришна улыбнулся и молча пошел обратно в свою комнату. Там он уселся и продолжил разговор с кем-то из своих последователей, как будто ровно ничего не произошло.

Хридай далеко не ушел. Он устроился в садовом домике некоего Джаду Маллика, совсем рядом с храмовым комплексом. Однако посещать храм ему было навсегда запрещено, так что Рамакришна был избавлен от его тиранства и назойливости. Если бы Хридая не изгнали, то Рамакришна не сумел бы принимать и наставлять учеников, которые как раз к тому времени начали у него появляться.

Хридай еще некоторое время пытался убедить Рамакришну покинуть Дакшинешвар и отправиться с ним на поиски другого храма Кали, при котором они могли бы снова поселиться вместе. Поняв, что уговоры бесполезны, Хридай уехал крестьянствовать на землю, которой владел. Рамакришна отныне видался с ним только при его редких наездах в Калькутту.

М. описал одну из встреч, при которой сам присутствовал. Дело было в октябре 1884 года. После полудня, когда Рамакришна сидел у себя в окружении учеников, пришли сообщить, что Хридай ждет его в садовом домике. Рамакришна ни секунды не колебался.

– Я должен выйти к нему, – сказал он, – но вас я прошу не расходиться.

Он сунул ноги в сандалии и пошел к Хридаю, сопровождаемый М. Они прошли по дороге до сада Джаду Маллика, где у ворот их встречал Хридай. Он стоял, сложив ладони перед грудью, а при виде Рамакришны пал ему в ноги. Рамакришна велел ему подняться. Хридай залился слезами. Рамакришна тоже плакал. М. изумился, вспомнив все, что выделывал с ним Хридай.

Потом Рамакришна спросил Хридая, зачем он приехал.

Хридай (все еще плача). Тебя повидать. Кому еще могу я рассказать о моих бедах?

Рамакришна (улыбаясь). От страданий не уйти. Радость и боль есть часть жизни в этом мире. (Указывая на М.) Вот почему он и другие раз за разом приезжают сюда. Они слушают разговоры о Боге, и у них становится легче на душе… Что тебя мучает?

Хридай (в слезах). Мучает то, что мне не разрешают быть с тобой.

Рамакришна. Но разве это не ты мне говорил: иди своей дорогой, а я пойду своей?

Хридай. Я это говорил. Дурак был.

Рамакришна. Сейчас я с тобой прощусь. Приходи в другой день, и мы поговорим. А сегодня воскресенье, и ко мне приехало много народу. Они в моей комнате и ждут меня… Хороший собрал урожай?

Хридай. Неплохой.

На обратном пути Рамакришна сказал М.: – Он меня столько же терзал, сколько служил мне. Когда у меня болел живот, я не мог ничего есть и от меня оставались кости да кожа, он мне однажды заявил: «Посмотри, сколько я ем. Это все твое воображение – выдумал себе, будто не можешь есть». А в другой раз Хридай мне сказал: «Ты просто дурак. Не было бы меня рядом, кто бы поверил, что ты святой?» Он меня как-то довел до того, что я вышел на берег Ганги – как раз прибыла большая вода, – и я готов был распрощаться с жизнью, бросившись в реку… Но при всем том он верно мне служил, и столько лет! Как мог он дойти до своего нынешнего состояния? Он обо мне заботился, как о малом ребенке, а я ведь целыми днями и ночами не знал, где нахожусь. И болел я подолгу. Я был целиком в его руках.