Рамакришна и его ученики

8. ПОЯВЛЕНИЕ БХАЙРАВИ

Сразу по возвращении в Дакшинешвар Рамакришна возобновил совершение почитания в храме Кали, но продолжалось это недолго. Уже через несколько дней он с такой силой ощутил присутствие Богини, что выполнять ритуальные действия оказался просто не в состоянии. Опять появились прежние симптомы: кожа на груди пылала от притока крови, он страдал от жжения во всем теле и не мог спать. Однако он сказал себе, что теперь уже знает, что это такое, и болезненные проявления больше не должны его пугать.

Но Матхура они пугали не меньше прежнего. Опять советовались с врачом, тот опять назначил лечение, которое помогло не больше, чем в прошлый раз. Но вот однажды, когда Матхур повез Рамакришну к врачу в Калькутту, там оказался еще один врач. Осмотрев Рамакришну, тот заявил:

– По-моему, состояние пациента есть результат какого-то духовного возбуждения, – лекарства не помогут ему.

Много лет спустя Рамакришна говаривал, что то был первый из врачей, кто догадался, что с ним происходит. Тем не менее и лечащий врач Рамакришны, и Матхур этим предположением пренебрегли.

Когда до Камарпукура дошла весть о том, что, похоже, Рамакришна опять душевно болен, Чандра пришла в отчаяние. Все пошло прахом – и ее планы, и потраченные деньги, так что теперь она решилась принести в жертву собственную жизнь. Чандра приняла решение начать прайопавешану – пост перед статуей бога в храме, пока либо не будет даровано просимое, либо просящий не умрет с голоду. Поначалу Чандра попробовала поститься в камарпукурском храме Шивы, но ей было видение о том, что прайопавешану надо совершать в другом шиваитском храме, в соседней деревне Мукундапур. Чандра так и сделала. Через два дня во сне она увидела Шиву, который сказал: не бойся, твой сын не сошел с ума, он потому в таком состоянии, что им мощно владеет Бог. Чандра испытала огромное облегчение. Прервав пост, она возвратилась домой, где беспрестанно молилась Раме, избранному божеству семьи, прося его даровать сыну душевный покой.

Рамакришна будет потом вспоминать о тех временах: «Я не успевал выйти из одного духовного кризиса, как попадал в следующий. Меня будто завертело вихрем – даже священный брахминский шнур сорвало, даже дхоти приходилось все время придерживать. Иногда, когда я раскрывал рот, мне казалось, что челюсти мои раздвигаются от небес до преисподней, и я в отчаянии кричал: Мать! Мне казалось, я должен втянуть ее в себя, как рыбак втягивает рыбу неводом на берег. В уличной проститутке я увидел Ситу, идущую встречать своего победоносного мужа. Английский мальчишка, стоявший под деревом, так напомнил мне своей позой маленького Кришну, что я потерял сознание. Бывало, что я делил трапезу с собакой. Волосы мои свалялись. Птицы садились на голову и склевывали рисинки, запутавшиеся в волосах после совершения почитания. Змеи переползали через мое неподвижное тело.

Простой человек и четверти этих мук не вынес бы, он бы дотла сгорел в этом огне. Я не спал шесть долгих лет, у меня перестали закрываться глаза, я становился перед зеркалом и старался опустить веки пальцами, но ничего не получалось. Мне сделалось страшно, и я спросил: „Мать, неужели такое бывает с теми, кто обращен к тебе? Я весь отдался тебе, а ты наградила меня этой жуткой болезнью!" Я начинал было плакать, но неожиданно слезы высыхали и меня охватывала неизъяснимая радость. Я понял, что мое тело ничего не значит – так, что-то несущественное. И Мать явилась ко мне, успокоила и освободила от страхов».

Однажды Рамакришна отправился в храм Шивы и стал петь там гимн в честь Шивы – Махимна-стотра:

Синее небо – ее чернила,

ветка небесная – перо,

вся земля перед ней – чистый лист, -

пусть Сарада-богиня величье твое опишет.

Нет, не выходит, хоть пишет весь век.

И вдруг на Рамакришну нахлынула волна чувства, слезы полились по щекам, капая на одежду.

– Великий Боже, – восклицал он, – как я могу описать твое сияние?

Вокруг собрались храмовые служки, послышались смешки и подшучивания.

– Он сегодня окончательно спятил! Еще минута, и он на Шиве верхом поедет!

В храм вошел Матхур, и кто-то почтительно намекнул, что Рамакришну надо бы вывести вон, пока он не натворил чего скандального – он стоял в опасной близости к лингаму.

– Только тронь его! – с типичной для него преувеличенной свирепостью рявкнул Матхур. – Тронь, если тебе жизнь недорога!

Можно и не говорить, что никто не осмелился даже приблизиться к Рамакришне.

Через несколько минут он обрел нормальное сознание и как будто испугался при виде Матхура и других, столпившихся вокруг него.

– Я сделал что-то не так? – виновато спросил он.

– Нет-нет, – поспешил успокоить его Матхур, – ты же просто пел гимн во славу Шивы, а я следил, чтобы тебе не мешали.

В конце концов вера Матхура в Рамакришну была вознаграждена видением. В тот день Рамакришна мерил шагами веранду у своей комнаты, ту, с которой открывался вид на музыкальную башню. Матхур в одиночестве сидел в доме, который носил название Кутхи. В окно он мог наблюдать за Рамакришной, который сел и погрузился в глубокую медитацию, не подозревая, что за ним наблюдают.

Внезапно Матхур рванулся вон из дома, взбежал на веранду, бросился в ноги Рамакришне и залился слезами.

Рамакришна, резко выведенный из медитации, был изумлен и сконфужен поступком Матхура. Несмотря на все почтение, которое неизменно выказывали ему и Рани, и Матхур, часто искавшие его совета по духовным вопросам, в отношении Рамакришны к Матхуру сохранялась дистанция, которую деревенский парень не мог не соблюдать при общении с чрезвычайно богатым и могущественным человеком, да еще со своим благодетелем и покровителем.

– Что вы делаете? – вскричал Рамакришна. – Вы же

важный господин и зять Рани! Что люди скажут, если увидят вас? Прошу вас, встаньте!

Но Матхур никак не мог унять слезы. Наконец он немного пришел в себя и стал объяснять:

– Отец, я видел, как ты шагал по веранде, я тебя вполне ясно видел, но вдруг, когда ты зашагал в мою сторону, это уже не ты был, а Кали из храма! Потом ты еще раз повернулся – и превратился в Шиву! Я глазам своим не поверил, тер и тер их, но сколько ни смотрел, ясно видел одно и то же!

Пересказывая эту историю, Рамакришна пояснял:

– Я сам не осознавал, что со мной происходит что-то необычайное. Но Матхур стоял на своем. Я боялся, что об этом узнает Рани – что бы она подумала? Вдруг бы ей при шло в голову, что я заколдовал Матхура?

Той зимой Рани слегла с дизентерией и лихорадкой. Чувствуя приближение конца, она стала тревожиться по поводу передачи фонда Дакшинешвара, с тем чтобы там продолжалось совершение почитания. Правовой титул на собственность не был оформлен, а для его оформления Рани требовалось получить от двух своих дочерей письменное согласие на отказ от собственности. Младшая подписала отказ, а старшая, Падмамани, решила его не подписывать. Решение дочери принесло Рани много горечи в последние дни жизни. Даже видение Матери Кали, явившейся Рани на смертном одре, не смогло полностью утешить ее. Когда вокруг ее постели зажгли лампы, Рани потребовала, чтобы их унесли, они бесполезны, говорила умирающая, их свет все равно меркнет в сиянии приближающейся Матери. «Ты пришла, Мать!» – вдруг вскрикнула она. И после паузы жалобно спросила: «Мать, что же теперь будет, ведь Падма отказалась подписать?» Это были последние слова Рани, прожившей жизнь в великой преданности Богу, но не сумевшей до конца отринуть заботу о мирских делах и богатстве. Страхи несчастной Рани оказались обоснованными. Дакшинешварская недвижимость стала предметом множества тяжб между членами ее семьи, которые начались сразу после смерти Рани и не закончились и посейчас.

После смерти Рани, наступившей 20 февраля 1861 года, Матхур сделался распорядителем всего ее имущества. Он теперь был еще более богат и влиятелен, но это не отвлекло его от духовных устремлений. С того времени как он увидел Рамакришну в облике Кали и Шивы, вера его возросла и он целиком посвятил себя служению Рамакришне.

«Все принадлежит тебе, – говаривал он Рамакришне. – Я только твой слуга».

Он и в самом деле охотно передал бы Рамакришне все свое имущество, если бы тот позволил, но Рамакришна сердился на Матхура даже за упоминание об этом. Матхуру пришлось довольствоваться тратой денег на то, что было приятно Рамакришне. Матхур щедро одаривал проезжих пандитов, кормил всех бедных в округе, покупал золотые украшения для статуи богини Кали. Если Рамакришна выражал желание побывать на религиозном празднике, Матхур устраивал все для его поездки, более того, переодевшись, сам следовал за ним вместе с охранником, чтобы оберегать Рамакришну в толпе. Матхур нарадоваться не мог привязанности Отца к нему и их ежедневному общению – он отлично понимал, что на его долю выпало редкое счастье. В разговорах о Рамакришне Матхур часто употреблял прекрасную фразу: «Он из тех краев, где не бывает ночи».

В доме Матхура был семейный священнослужитель по имени Чандра Халдар. Он завидовал влиянию Рамакришны на Матхура и тем благам, которыми Матхур с такой готовностью осыпал Рамакришну. Чандра Халдар давно старался прибрать Матхура к рукам и воспользоваться его щедростью. Как человек неумньй и неискренний, он усматривал хитрость в простодушии Рамакришны, ничуть не сомневаясь, что тот изображает простачка, чтобы побольше из Матхура вытянуть.

Как-то раз Рамакришна впал в состояние экстатического полусознания. Это случилось в доме Матхура, в Джанбаза-ре. Он был один в комнате. Халдар увидел в этом свой шанс. Он стал трясти Рамакришну за плечи и спрашивать:

– Как ты подчинил его себе? Нечего притворяться! Я же знаю, что ты прекрасно меня понял! Чем ты его приворожил? Отвечай!

Рамакришна не мог отвечать – он часто лишался дара речи в экстатическом состоянии. А Халдар все больше входил в раж:

– Не хочешь говорить, мерзавец?!

Он сильно пнул Рамакришну и выбежал вон.

Рамакришна не обмолвился ни словом о том, что произошло, зная, как сурово обойдется с Халд аром Матхур. Однако позднее, когда Халдар был изгнан из матхуровско-го дома за какое-то другое прегрешение, Рамакришна рассказал Матхуру об этом случае.

– Если бы я знал, – сказал на это Матхур, – я бы убил его.

Скорее всего, так оно и было бы.

Довольно скоро после смерти Рани произошло событие, которое ознаменовало собой начало новой фазы в садхане Рамакришны.

В те времена на берегу реки ниже храма Шивы были цветочные плантации. Хотя Рамакришна почитание в храме Кали больше не совершал, он привык, как в прежние времена, приходить сюда за цветами. Однажды утром, собирая цветы, он увидел, что к ступеням гхата подплывает лодка. В лодке сидела женщина в охряного цвета одеждах, говоривших о ее принадлежности к общине бхайравов, почитателей Шакти. Бхайрави было под сорок, но она все еще была стройна, красива и держалась очень прямо. Волосы свободно падали на ее плечи. С собой у нее была стопка книг и кое-что из одежды. Других пожитков она не имела, так как была странствующей монахиней.

Рамакришна так взволновался при виде Бхайрави, как будто давно ожидал ее приезда. Он поспешил к себе в комнату и позвал туда Хридая. Описав, как выглядит Бхайрави, Рамакришна сказал:

– Сходи и позови ее ко мне.

– С чего это она пойдет к тебе? – с сомнением в голосе спросил Хридай. – Она же тебя не знает.

– Ты позови ее от моего имени. Она придет. – сказал Рамакришна.

Хридая удивила его уверенность.

Еще больше его удивило, что Бхайрави, которая только успела выбраться из лодки и поднималась от реки по ступеням, приняла приглашение Рамакришны как должное и без вопросов последовала за Хридаем. При виде Рамакришны ее глаза наполнились слезами радости.

– Дитя мое, – воскликнула она, – ну вот ты, наконец! Я только знала, что ты живешь где-то на берегу Ганга, но больше ничего! Я столько искала тебя!

– Но как ты могла знать обо мне, мать? – спросил Рама-крипта.

– Милостью Божественной Матери мне стало известно, что я должна встретиться с тремя избранными. С двоими я уже встретилась в Восточной Бенгалии. А сегодня я нашла тебя!

О себе Бхайрави говорила мало – и при первой встрече, и потом тоже. Она была окутана таинственностью, которую еще более усугубляли ее зрелая красота и незаурядность. Известно только, что звали ее Йогешвари, что родом она из Джессора, из брахминской семьи.

Биографы Рамакришны иногда называют ее Бхайрави Брахмани или просто Брахмани.

Неизвестно, была ли она когда-нибудь замужем, при каких обстоятельствах решила оставить мир и стать странницей.

Что же до тех двоих, встретиться с которыми приказывала ей Божественная Мать, то звали их Чандра и Гириджа. Бхайрави встретилась с ними в дистрикте Барисал и, видимо, некоторое время давала им духовные наставления. Много лет спустя Бхайрави привела Чандру и Гириджу в Дакшинешвар знакомиться с Рамакришной. Оба были высокого порядка искателями духа. Но оба столкнулись с одной и той же преградой на пути к наивысшему прозрению: развив в себе сверхъестественные способности, они этим не в меру возгордились.

О сверхъестественных способностях Рамакришна говорил: «Не сосредоточивайтесь на них. Стоит обратить на них чрезмерное внимание – и уже не достичь Бога».

Чандра развил в себе способность видеть и слышать на огромном расстоянии – он мог рассказать о происходящем в далеких местах. Но эти способности не помешали ему запутаться в любовной связи с дочерью богатого человека, закончившейся позором для него. Гириджа мог испускать луч света из спины – не слишком полезное достижение. Рамакришна любил вышучивать подобные трюки и рассказывать смешные истории о них.

– У одного человека было двое сыновей, старший еще молодым ушел из дома и стал монахом. А младший выучился, вырос человеком образованным и добродетельным. Со временем он женился и зажил достойной жизнью семьянина. Через двенадцать лет монах пришел проведать брата, который очень обрадовался встрече. Когда братья поели, младший обратился к старшему: «Ты отказался от земных радостей и долгие годы странствовал по свету. Скажи мне, чего ты этим достиг?» – «Ты хочешь узнать, чего я достиг? – переспросил старший. – Пойдем же со мной! – Он привел брата на берег реки и на его глазах по воде, как посуху, перешел на другой берег. – Видел?» – крикнул он с другого берега. Но младший заплатил монетку паромщику, и тот переправил его через реку. Младший подошел к старшему и спросил: «А ты видел? Я заплатил паромщику монетку, а тебе то же самое обошлось в двенадцать лет лишений!» И тут понял старший, как сильно он ошибался. Получив этот урок, он обратил свой ум исключительно на постижение Бога.

А вот еще был однажды йог, который обладал поразительной способностью – что он ни скажет, все сбывается. Скажет человеку «умри», тот падает замертво, скажет «живи», тот воскресает. И, как-то путешествуя, йог повстречался со святым. Святой всю жизнь просто повторял имена Бога и размышлял о Нем. Тщеславный и надменный йог спросил святого: «Вот ты всю жизнь повторяешь имена Бога, а что это тебе дало?» – «Дало? – удивился святой, – а мне ничего и не надо. Я хочу только постичь Бога, а это возможно единственно Его милостью. Что же мне еще делать, как не повторять Его имена в надежде, что Он окажет мне милость?» – «Столько трудов, и все впустую! – воскликнул йог. – Нет, ты должен постараться что-то получить». Святой промолчал. «Вот смотри, – сказал йог, повернулся к слону, привязанному к дереву, и приказал: „Слон, умри!" И слон рухнул на землю. – Смотри еще, – сказал йог и приказал мертвому слону: „Слон, живи!" Слон поднялся на ноги, отряхнул с себя пыль и, как ни в чем не бывало, встал себе под дерево. – Видел?» – победоносно спросил йог. Молчавший до тех пор святой сказал: «Я видел, как слон умер и опять вернулся к жизни, но что дает тебе эта способность? Тебя она высвободила из колеса рождений и смертей? Она спасет тебя от болезней и старости? Она поможет тебе постичь Бога?» И йог застыл в безмолвии. В нем пробудилось понимание.

Понимание пробудилось и в Чандре с Гириджей. На них сказалось общение с Рамакришной. После пребывания в Дакшинешваре оба утратили свои необычные способности, а с ними – и тщеславие. Освобожденные от мирских желаний, они снова стали продвигаться по пути духовного развития.

В то первое утро приезда Бхайрави Рамакришна сидел с ней у себя в комнате и в мельчайших подробностях рассказывал о своем духовном опыте, физических симптомах, о своем поведении, вызвавшем столько скандалов и тревог за него. Он будто сразу и безоговорочно доверился ее суждению.

– Мать, – спрашивал он, – что со мной все время происходит? Я действительно сумасшедший?

Бхайрави успокаивала его:

– Разве обыкновенные люди в силах понять твои состояния? Я тебе говорю: то же самое происходило и с самой Радхой, и со Шри Чайтаньей. Все это описано в книгах, которые я вожу с собой. Я тебе прочитаю их…

Наблюдавший за ними Хридай был поражен их близостью, их нежностью друг к другу – они вели себя как кровные родственники, встретившиеся после долгой разлуки.

Позднее Бхайрави взяла риса и муки из храмовой кладовой, унесла в Панчавати, где приготовила пищу. Она поднесла пищу вырезанной из камня статуэтке Шри Рамы, которую носила на шнурке на шее. После подношения Бхайрави стала медитировать и скоро вошла в самадхи.

Рамакришна, точно влекомый подсознательной силой, скоро тоже появился в Панчавати в экстатическом состоянии. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Рамакришна принялся есть пищу, поднесенную Раме. Когда оба возвратились к обычному сознанию и Рамакришна увидел, что съел прасад, он испугался, как бы Бхайрави не сочла его поступок кощунственным.

– Да почему же я делаю такие вещи? – в отчаянии воскликнул он. – Почему я теряю власть над собой?

– Ты хорошо сделал, – ответила Бхайрави. – Это действовал Тот, кто в тебе. Я видела это во время медитации. Теперь я знаю, что мне больше не нужно обрядовое почитание. Мои старания наконец принесли плоды.

И она благоговейно, как прасад, положила в рот остатки не съеденной Рамакришной пищи. Позднее она опустила статуэтку Рамы в воды Ганги. Изображение уже сослужило свою службу, Бхайрави теперь увидела проблеск живого божества в теле и уме Рамакришны.

Они были неразлучны, они проводили вместе целые дни, беседуя с утра до самой ночи. Однако через неделю Рамакришна подумал, что будет лучше, если Бхайрави перестанет ночевать в храмовом дворе, чтобы не начались сплетни.

Надо отметить, что Рамакришна проявлял полнейшее безразличие к общественному мнению, когда дело касалось его самого, однако был довольно чувствителен к нему, если могла пострадать репутация других.

Он намекнул о сплетнях Бхайрави, и та с ним согласилась. Договорились, что она будет жить в деревне Дакшинешвар, милях в двух вверх по течению. Бхайрави нашла себе пристанище в хижине у ступеней для омовения. Сельчане отнеслись к ней с почтением, какого заслуживает женщина святой жизни, заботились о еде и всем необходимом для нее. Рамакришну она посещала каждый день. Между собой и Рамакришной Бхайрави воспроизводила отношения Матери и Младенца – рассматривая себя как Яшоду, приемную мать Кришны, а его как младенца Гопалу. Такие отношения позволяли Бхайрави быть одновременно почитательницей Рамакришны и его наставницей.

Уже упоминалось, что временами Рамакришна страдал жжением во всем теле, сильно мучившем его. Жжение обыкновенно начиналось с восхода и к полудню становилось просто невыносимым. В поисках облегчения Рамакришне приходилось по нескольку часов кряду проводить в реке, обвязав голову мокрым полотенцем. Когда он чувствовал, что может простудиться, если не выйдет из воды, он отправлялся в Кутхи, закрывал все окна и двери и катался по мраморному полу, облитому для охлаждения водой.

Ни один врач из тех, что осматривали Рамакришну, не мог помочь ему. Бхайрави же, справившись со своими книгами, обнаружила, что подобные страдания испытывали и Радха, и Чайтанья тоже. Способ излечения, предписываемый священными книгами, был настолько прост, что требовалась большая вера, чтобы воспринять его всерьез. Страдальцу всего только и нужно было что надеть на шею гирлянду из душистых цветов и умастить все тело сандаловой пастой.

Рамакришна проделал это и вылечился в три дня. Понятно, что скептики в Дакшинешваре усмотрели здесь простое совпадение и утверждали, что это подействовала мазь, которую еще раньше прописал доктор.

Примерно в то же время у Рамакришны начался очередной приступ нечеловеческого голода – такое и раньше случалось с ним.

– Сколько бы я ни ел, – рассказывал он сам, – я не мог насытиться. Поев, я сразу же испытывал голод. Ел я или нет – я все равно был голоден. И днем и ночью мне все равно постоянно хотелось есть…

Но Бхайрави сказала:

– Не бойся, дитя. В священных книгах сказано, что такие состояния бывают у тех, кто устремлен к Богу. Я вылечу тебя.

Она попросила Матхура наполнить целую комнату продовольствием разного рода и велела мне не выходить из этой комнаты ни днем, ни ночью, есть что захочется и когда захочется. Я так и сделал – мне нужно было только руку протянуть, чтобы достать что-нибудь вкусное. Через три дня голод прошел.

Внимательно наблюдая за Рамакришной и выслушивая его рассказы о духовном опыте, который он переживал, Бхайрави все яснее понимала, что соприкоснулась с чем-то неизмеримо большим, нежели святость. Наконец она пришла к ошеломительному выводу: Рамакришна не из смертных, на самом деле он есть воплощение Бога на земле.

Здесь чрезвычайно важно еще раз уяснить себе, что понимает индус под термином «аватара», божественное воплощение, ибо термин этот не туманное выражение почтения, он означает нечто совершенно определенное. Я уже объяснил в главе пятой, что, по индусским представлениям, Вишну – Вседержитель вселенной и второй член индусской Троицы – в самом деле появляется время от времени на земле в человеческом обличье. Можно задать вопрос: в чем же заключается различие между аватарой и человеком, который осуществил слияние с Атманом через высочайшую форму самадхи? Осознание Божественного внутри себя есть для человека кульминация множества жизней, прожитых в человеческом облике. Карма его прошлых существований становилась все лучше и лучше, понуждая его – через бесчисленные рождения, смерти и возрождения – прийти к этому кульминационному мигу; можно сказать, что это достижение самой вершины кармической пирамиды. Так что индус полностью согласится с сентенцией Оскара Уайлда о том, что «у всякого святого есть прошлое, а у всякого грешника – будущее». Но какой бы святости ни достиг человек, он остается человеком; аватара же нет – чем и отличен от святого. У аватары нет «прошлого» в кармическом смысле, потому что у него нет кармы. Его не карма понуждает к рождению, он рождается человеком из чистой милости, во благо человечества. Вступив по собственной воле в мир пространства и времени, он остается вечным и свободным от них. Он не подчинен Майе – он властелин Майи.

Нам уже известны две способности, характерные для аватары, которые продемонстрировал Рамакришна: способность подолгу оставаться в состоянии самадхи, что должно было бы разрушить физический организм обыкновенного человека. И способность простым касанием передавать духовное прозрение другому, как было в случае с Халадхари. Рамакришна на протяжении своей жизни эту способность проявлял во многих случаях.

Бхайрави не стала держать при себе свои выводы в отношении подлинной натуры Рамакришны. Она рассказывала об этом всем в Дакшинешваре, и нетрудно вообразить, с каким недоверием были поначалу встречены ее заключения. Полусумасшедший молодой священнослужитель, над которым смеялись даже те, кто хорошо к нему относился, объявлялся Богом во плоти! Сам Матхур не знал, верить этому или нет. В том, что Рамакришна не обыкновенный человек, он был убежден. Но аватара…

Матхур вообще вначале настороженно отнесся к Бхайрави. Может ли такая красавица быть так свята и чиста, как кажется? Однажды, встретив ее при выходе из храма Кали, Матхур в шутку спросил:

– Ну что же, Бхайрави, где твой Бхайрава?

Бхайрава – это мужская форма от Бхайрави; Матхур намекал на то, что у Бхайрави наверняка должен быть возлюбленный где-то неподалеку. Но монахиню это ничуть не смутило. Она спокойно посмотрела на Матхура и указала пальцем на изображение Шивы, простертого под танцующими ногами Кали в храме.

– Но этот Бхайрава неподвижен, – все еще пытался шутить Матхур.

– Для чего мне было становиться Бхайрави, если я не могу привести в движение неподвижное? – с величественной простотой возразила женщина.

Ее манера совершенно сразила Матхура, которому достало душевной тонкости, чтобы устыдиться.

Бхайрави не только стояла на том, что Рамакришна – аватара, она преисполнилась решимости дать этому подтверждение. «Я готова доказать свою правоту, – заявила Бхайрави, – в любых формальных дебатах с любыми пандитами, которых Матхур благоволит пригласить». Перспектива таких дебатов самого Рамакришну забавляла и была ему по душе, в чем и заключалась главная причина, почему Матхур согласился устроить их. Матхур относился к затее довольно скептически, но полагал, что в любом случае от дебатов не будет вреда. Пандиты, без сомнения, с Бхайрави не согласятся, а это будет полезно для Рамакришны – поверив утверждениям Бхайрави о том, что он аватара, он может повести себя еще безрассудней: ведь Бог может делать что ни пожелает.

Главными гостями на дебатах были Вайшнав Чаран и Гаури. Вайшнав Чаран был знаменит и как человек святой жизни, и как великий богослов. Он был признанным лидером секты вишнуитов, и к нему многие обращались за духовным наставлением. С Рамакришной он уже встречался года три назад на одном из религиозных праздников и составил себе высокое мнение о нем. Однако с тех пор они больше ни виделись ни разу. Знаменит был и Гаури – глубокий знаток тантры и человек замечательных мистических способностей.

Вайшнав Чаран прибыл в Дакшинешвар на несколько дней раньше, так что предварительные беседы проходили без участия Гаури. Бхайрави изложила свою точку зрения, подкрепив ее множеством цитат из священных книг. И бросила вызов Вайшнаву Чарану:

– Если вы не согласны, то докажите, что он не аватара! Как пишет Сарадананда, она вела себя как горделивая мать, отстаивающая достоинства своего дитяти. Рамакришна присутствовал на беседе, сидел среди собравшихся. Он улыбался, выглядел не слишком заинтересованным, время от времени ел анисовые семечки из бумажного пакетика и слушал спорящих, будто речь шла о ком-то другом. Однако по ходу дела он брал за рукав Вайшнава Чарана и разъяснял отдельные моменты своего духовного опыта, когда считал, что они неверно истолковываются.

Кое-кто утверждает, что Вайшнав Чаран благодаря собственному духовному прозрению с первой минуты понял истинную натуру Рамакришны. Но как бы там ни было, он поддержал все ссылки Бхайрави на священные тексты. Например, в священных книгах сказано, что существует девятнадцать видов духовных состояний, которые все вместе могут проявиться только в аватаре, так как организм обыкновенного человека, сколь бы велика ни была его святость, неспособен выдержать их и продолжать жить. Бхайрави доказала, что в Рамакришне сочетаются все девятнадцать состояний, а потому, заявил Вайшнав Чаран, он с ней согласен: Рамакришна есть аватара. Столь неожиданное утверждение из уст такого авторитетного человека, как сам Вайшнав Чаран, произвело сенсацию. Однако Рамакришна воспринял это совершенно спокойно. Он повернулся к Матху-ру и сказал:

– Что же, он действительно так думает? Ну я рад, что это не болезнь.

Оставалось неясным – согласится или не согласится Гау-ри с заявлением Вайшнава Чарана?

Я уже отмечал, что Гаури обладал поразительными мистическими способностями. Есть такой обряд – он называется хома, – в котором поклоняющийся посвящает Богу все свои деяния и символически проходит очищение огнем. Естественно, костер для очищения разжигают на земле. Но Гаури совершал обряд по-другому: вытянув левую руку, он накладывал на нее дрова, затем правой рукой зажигал огонь и лил в него подносимое Богу. Учитывая, что дров накладывалось около восьмидесяти фунтов, что костер горел на голой руке, что обряд хома длится никак не меньше трех четвертей часа, а посвященный все это время должен оставаться в состоянии медитации, иначе как чудом это назвать никак нельзя. Но у нас есть свидетельство Рамакришны, который сам видел, как Гаури это проделал.

Гаури обладал и другой способностью, из-за которой в первый день его приезда в Дакшинешвар и встречи с Ра-макришной произошла нелепая сцена. У Гаури было обыкновение, приезжая для участия в богословских дебатах, обеспечивать себе победу в них пением гимна в честь Божественной Матери, перемежая рефрен воинственными выкриками. Пел же он голосом нечеловеческой силы, по словам Рамакришны, напоминавшим «рокот грома». При этом Гаури еще угрожающе бил себя по левой руке правой ладонью, как делают в Индии борцы, вызывая противников на бой. Эффект был гипнотически-устрашающим. Оппоненты Гаури обычно теряли всякую охоту спорить с ним, и он оказывался победителем в диспуте еще до его начала.

Рамакришна не знал об этой способности Гаури, но, когда Гаури завел свою грозную песнь, что-то подтолкнуло Рамакришну ответить ему тем же – и, к своему изумлению, он заревел еще громче, чем тот! Не ожидавший соперничества Гаури взревел во всю мочь. Но Рамакришна снова пересилил его. Вдвоем они подняли такой шум, что можно было подумать, будто на храм нападает целая банда грабителей. От храма Кали примчались привратники, вооруженные палками и готовые к отпору. Увидев, кто поднял шум, они посмеялись и разошлись. Говорят, после этого случая Гаури потерял свой нечеловеческий голос. Вначале он чувствовал себя униженным и злился, но скоро подружился с Рамакришной.

Формальные дебаты с участием всех пандитов должны были состояться на театральной сцене рядом с храмом Кали. Вайшнав Чаран, который остановился в Калькутте, еще не приехал, поэтому Рамакришна отправился туда с Гаури. Но сначала он вошел в храм Кали и простерся перед святая святых. Когда он неуверенным шагом вышел из храма в экстатическом состоянии, он столкнулся с приехавшим Вайшнавом Чараном – тот простерся перед ним и коснулся его ног. Как это нередко бывало с Рамакришной, акт чужого поклонения привел его в состояние самадхи: Атман проявил себя в минуту почитания. Рамакришна опустился на плечи Вайшнава Чарана, касанием передавая тому свой экстаз. Вайшнав Чаран тут же сымпровизировал гимн в честь Рамакришны. Когда Рамакришна вышел из самадхи,

они оба, потрясенные пережитым, тихонько побрели вместе к театру и сели рядом. Заговорил Гаури:

– Рамакришна передал благодать пандиту Вайшнаву Чарану, поэтому я сегодня не стану дискутировать с ним. Если бы я вступил с ним в дискуссию, то обязательно оказался бы побежденным. Но не в этом истинная причина моего отказа от спора. Истинная причина в том, что нам не о чем спорить – я согласен с ним. Его суждение о Рамакришне есть и мое суждение тоже.

Так был решен вопрос.

Позднее, будто желая испытать Гаури, Рамакришна сказал ему:

– Послушай, Вайшнав Чаран называет это (Рамакришна часто употреблял выражения «это», «это место», «здесь», говоря о себе, чтобы избежать выпячивания своего «я»), он называет это воплощением Бога. Может ли так быть? Скажи мне честно, что ты думаешь?

Гаури ответил с типичной для него напористостью:

– Вайшнав Чаран называет тебя воплощением Бога? Он преуменьшает! Я верю, что ты и есть Он, частичкой мощи Которого нисходят на землю аватары и выполняют свою миссию!

Рамакришна улыбнулся:

– Значит, ты идешь еще дальше, чем он? Я-то сам об этом ничего не знаю.

– И правильно, – сказал Гаури. – разве не сказано в священных книгах: «Не знаешь Ты себя».

Дабы читатель не заподозрил, будто Вайшнав Чаран и Гаури дали свое заключение о Рамакришне из простой вежливости, или в расчете на некие милости, или побуждаемые иными недостойными мотивами, необходимо подчеркнуть, что оба доказали свою искренность тем, как повели себя впоследствии. Вайшнав Чаран часто посещал Рамакришну и громогласно повсюду объявлял его аватарой, не боясь подвергнуться насмешкам и поставить под сомнение свою репутацию пандита. Что же касается Гаури, то он просто был не в силах оторваться от Дакшинешвара. Чем больше времени проводил он в обществе Рамакришны, тем меньше интересовался богословской наукой – его влекло к непосредственной реализации в собственном сознании тех истин, о которых он читал в священных книгах. Жена и дети Гаури слали ему письма, упрашивая возвратиться к ним. Дело шло к тому, что семья могла вот-вот приехать в Дакшинешвар, чтобы заставить Гаури подумать о ней. Гаури нужно было быстро принимать решение, и он решил отречься от мира. На прощание он сказал Рамакришне:

– Я не вернусь, пока не постигну Бога.

Рамакришна благословил его искания, и Гаури отправился в странствия. Многие пытались разыскать его потом, узнать, что с ним сталось, где он. Но больше о нем никто не слышал.