На мопеде я проехал до самого Корка и оставил его на набережной Св. Патрика, где некий мистер Флинн неведомо почему оказался рад одолжить мне слегка пострадавший в аварии «опель-кадет». Было уже совсем темно, когда я пробирался по мрачным северным окраинам Корка, а «опель» едва слушался управления. Настроение мое было таким же светлым, как неприглушенные фары идущих навстречу машин. Появился еще один ключ к решению проблемы. Конечно, сведения довольно скудные. Но конверт подписан на компьютерном принтере, и человек, который организовал отравление собаки, имел доступ к данным о кредитоспособности.
Бандойль обозначен на карте как городок с населением от одной до двух тысяч жителей, вряд ли какое-либо предприятие в его пределах было настолько крупным, чтобы владеть компьютером такого типа или иметь данные о кредитоспособности.
Как выяснилось, Бандойль был расположен в нескольких милях к северо-востоку от Лонгфорда. По карте казалось, что потребуется часа четыре, чтобы туда добраться, но увечный «кадет» и дорога увеличили это время до шести. Лишь около двух часов пополуночи я съехал с дороги и часа три провел в беспокойном сне на стоянке.
В восемь я ехал через плоскую болотистую местность, а мелкий серый дождичек ограничивал поле видимости двумя сотнями ярдов. Из темноты выступил бетонный грот с бетонной же мадонной, затем двойной ряд серых, покрытых цементом домов, один из них с пластиковой вывеской «Гиннесс». Я был грязен и ужасно голоден. Забегаловка снаружи выглядела противно и вдобавок была закрыта. Но, с трудом расправив мышцы, я вылез из машины и постучал.
Через несколько минут толстая женщина в мужском клетчатом халате открыла дверь. Вскоре я сидел в баре с большой кружкой чая цвета красного дерева и ел поджаренный сандвич, который умудрился вместить не только сыр и ветчину, но и картофельное пюре.
Толстая женщина вернулась, на сей раз затянутая в корсет, чтобы забрать тарелки. Я показал ей конверт. Она сказала, что картинка славная, но не имела понятия, откуда могли отправить письмо.
— Мы спросим Томаса, — сказала она, наливая себе небольшой стакан пива из крана. Я собирался спросить, кто такой Томас и когда он появится, но в этот момент снаружи заскрипели тормоза, и в дверь просунулась голова в кепке с большим козырьком.
— Вам счет за телефон. Бог в помощь! — сказал почтальон.
— Входи, Томас! — закричала толстая леди. — У нас английский джентльмен, и у него некая загадка.
Я показал почтальону конверт. Он склонил голову набок, явно настраиваясь на беседу.
— Это один из них, компьютерных принтеров, ясное дело. Похоже, письмо из «Куррана».
— "Курран электрик", — пояснила хозяйка. — Они продают холодильники.
— Это милях в двух отсюда, — сказал почтальон.
— Кто там управляющий?
— Человек по фамилии Уайт.
— А мистер Курран?
— Нет никакого Куррана. Это только название.
— Хорошо. Думаю, я нанесу им визит.
— Уайта сейчас нет, — уверенно сказал почтальон. — Он в Англии, у дочери. Она сдает экзамены.
— А... — произнес я, слегка пораженный его осведомленностью. — Ну, в любом случае мне пора.
— Всего хорошего! — пожелал почтальон.
Компания «Курран электрик» находилась на окраине городка, ее здание было похоже на коробку из-под обуви, только из стекла и бетона. Я поставил машину на стоянке между двумя другими и толкнул вращающуюся дверь с надписью: «Приемная». В небольшом помещении имелись скамья, некоторое количество журналов и картина, изображавшая грузовик в горах. Секретарша подняла голову и вежливо улыбнулась. Она сидела за компьютером. Я подошел к столу.
— Здесь ли мистер Уайт? — спросил я, стараясь пробежаться глазами по письмам на столе.
Все они имели такой же вид, как и мой конверт.
— Мистер Уайт в Англии, — сказала секретарша. Она была хорошенькая, с темными волосами, римским носом и беспокойным взглядом породистой кобылицы. — А с чем связано ваше посещение?
— О, бизнес! — объяснил я несколько туманно. — Кредитный контроль.
— Мистер Уайт следит за этим, — заверила меня девушка.
— Ага. Не можете ли вы сказать мне, куда именно он поехал?
— Конечно. — Ее пальцы застучали по клавишам. Принтер заскрипел, и листок бумаги выполз из щели. — Вот.
— Благодарю.
Адрес был лондонский. Но что заставило мое сердце удариться о грудную клетку, когда я сел за руль «опеля», так это список директоров, напечатанный в конце листка. Его возглавлял Ф. Миллстоун (управляющий).
Я вернулся домой совершенно вымотанный и грязный. Единственным признаком жизни в доме был слабый запах детола, идущий с половины отца. На столе лежала записка, выведенная старинным паучьим почерком:
«Звонил Миллстоун. Он говорит, что не оставит попыток купить дом до тех пор, пока один из нас не согласится. Он ужасно мне надоедает. Не можешь ли ты поговорить с ним? Он меня очень утомил».
Не один отец утомился. Выпив чашку кофе, я набрал лондонский номер с фирменного бланка «Курран электрик». Мне ответили с ирландским акцентом.
— Мистер Уайт? — спросил я.
— У телефона.
— Я только что вернулся с «Курран электрик», — сказал я. — Меня зовут Чарли Эгаттер. Скажите, вы интересуетесь парусным спортом?
— Парусным? — удивился Уайт. — Нет. Наша компания выпускает электрические приборы. Что вы хотели?
— У вас в штате есть англичане? — спросил я.
— Нет. Мы все... Извините, кто вы такой? Почему вы меня об этом расспрашиваете?
— Потому что кто-то, имеющий доступ к данным о кредитоспособности, подкупает людей, чтобы они травили собак, и посылает деньги за услуги в конвертах «Курран Электрик». И это лицо говорит с английским акцентом. Что вы можете сказать, мистер Уайт?
— Это, надо понимать, какая-то шутка? — Голос Уайта был полон искреннего недоумения и раздражения. — Кто вы такой и что вам угодно?
— Я занимаюсь расследованием убийства.
— Убийства? — вконец изумился он.
— Скажите, — я постарался придать голосу угрожающую интонацию, — не припомните ли вы каких-нибудь неожиданных отлучек сотрудников вашего учреждения на последней неделе?
— Нет, — ответил он резко. — Мы только что провели заседание правления, все прошло как обычно.
— Понятно. — Я сделал паузу. — А мистер Миллстоун присутствовал?
— Да, — ответил Уайт.
— Я пошлю ему привет от вашего имени, — сказал я. — Спасибо за содействие.
Остальную часть утра я провел, стараясь сосредоточиться на огромном числе мелочей, связанных с подготовкой «Колдуна», а в половине первого пошел повидать Скотто и посмотреть новый киль. Там все оказалось в порядке. Посовещавшись, мы отправились перекусить в «Русалку».
— Обнаружил что-нибудь? — спросил Скотто.
— Да. — Я рассказал ему о «Курран электрик».
— Что это значит?
— Не знаю. Звонить Деннису могли и из Англии, а деньги переслал один из управляющих во время заседания правления, например Фрэнк Миллстоун.
Скотто одновременно засунул в рот два сандвича с крабами и нахмурился.
— Но зачем ему портить руль? Он ведь сам был на этой яхте. — Он не ожидал таких сложностей; могло быть что-то вроде обычной поломки руля, но не критическая ситуация. Когда мы там выделывались у маяка, Миллстоун сказал нечто весьма интересное. Он сказал следующее: «Я не думал, что ты захочешь все это проделать». Скотто обдумывал мои слова.
— Так ты считаешь, это сделал он?
— Не сам.
— По-твоему, он заставил Поллита? — Скотто запихнул в себя еще два сандвича и протолкнул их пивом. — Почему?
— Понятия не имею, — сказал я. В действительности у меня начали появляться некоторые соображения, но ни одно из них не имело достаточных оснований. — Мы не заскочим к Миллстоуну?
— Пошли.
Сначала я позвонил. Трубку взяла Джорджина, его секретарша. Я знал ее двадцать пять лет.
— Шеф на собрании, Чарли, — сказала она. — Но он хочет тебя видеть, во всяком случае, он тебе звонил.
— В самом деле?
— Можешь зайти десять минут третьего?
— Да.
Дом Миллстоуна стоял на южной стороне холма. Оттуда открывался прекрасный вид на Пултни. Дом был построен из бетона, стали и больших стеклянных панелей и прятался в саду размером в шесть акров, окруженном высокой стеной. Ворота заперты. Я ответил в переговорное устройство, и мы проехали мимо тщательно подстриженных лужаек к бетонированной стоянке. Я несколько раз бывал здесь, исключительно по делу, так как не принадлежал к кругу светских знакомых Фрэнка. И всегда у меня возникало какое-то дискомфортное чувство при виде этого невыразительного, как бы безглазого строения.
Человек, открывший дверь, был таким же крупным и крепким, как Скотто. Мы прошли в приемную. Джорджина Перн предложила нам кофе.
Точно в два часа десять минут Фрэнк Миллстоун подошел к двери своего кабинета с мокрыми волосами и в махровом халате. Улыбка его была широкой и жесткой. Он проигнорировал Скотто и сказал:
— Заходи, Чарли.
— Я ненадолго, подожди меня, — кивнул я Скотто.
Фрэнк погрузил свое крупное тело в кресло за большим письменным столом с четырьмя телефонами и экраном Рейтер.
— Давай для начала простим друг друга и забудем о приеме в яхт-клубе, — миролюбиво предложил он.
Я не отреагировал. Мой визит имел другую цель.
— Отец сказал мне, что ты пристаешь к нему насчет нашего дома.
— Я намерен добиваться этого, — сказал Фрэнк.
— Именно поэтому ты хотел меня видеть?
— Верно.
— Наш дом не продается. И не будет продаваться. Так сказал он, и гак говорю я.
— Чарли! — Он промурлыкал это слово, как большой кот, и глаза его как бы причмокнули. — Нам обоим не нужны какие-либо ссоры. Я сожалею, что у тебя не получилось с рулями. Я сожалею, что твой контракт с Арчером не удался. И я сожалею, если у тебя зародились мысли, что я не на твоей стороне. Я попросил тебя прийти, потому что хочу тебе помочь.
— Я не знал, что мне нужна помощь. Он подвинул к себе листок бумаги.
— У тебя большое превышение кредита, Чарли. Кроме того, ты должен выплатить два неприятных займа и еще содержать отца. И у тебя нет никакого дохода.
— Умно с твоей стороны все это выяснить. Как ты это делаешь? Он засмеялся и погладил поверхность стола большими крепкими руками.
— Мы называем это кредитным контролем.
— В самом деле? — сказал я мягко.
— Так что все, что ты имеешь, — это приглашение Алека Юрина провести свое летнее время на его старой лодке.
— Это хорошая лодка.
Он повернулся, все еще улыбаясь:
— Я делаю тебе предложение. Я хочу иметь твой дом для переоборудования в симпатичный отель, очень изысканный. Я заключу с тобой сделку. Ты получишь двести тысяч монет за него, а отец может оставаться там сколько угодно. Идет?
Соблазнительное предложение. Двести тысяч фунтов решили бы множество проблем. Но закавыка состояла в том, что, кажется, большинство моих проблем создал именно Миллстоун, а мне никогда не нравилось подвергаться шантажу.
— Дом не продается, — сказал я. — Еще в большей степени, чем раньше, так как я не заключаю сделок с людьми, которые пытаются запугать моего отца до полусмерти.
Глаза Миллстоуна стали серьезными.
— Послушай, — сказал он, — когда я появился в Пултни, это была маленькая грязная дыра. Запах рыбы разносился на мили. Я все изменил. Это дело моей жизни. Другие коллекционируют картины, я же пытался превратить Пултни в место, где люди получают удовольствие.
— Очень благородно, — сказал я. — Жаль только, что ты не спросил сначала тех, кто здесь живет.
— Будь практичнее, — посоветовал Миллстоун.
— Думаю, это мое дело, каким быть.
— Я беспокоюсь по поводу твоего разорения, — сказал Миллстоун серьезно. — Когда это случится, я все равно получу твой дом. Не лучше ли прийти сейчас к дружескому соглашению?
Я устал и очень разволновался. Лицемерие этого человека вызывало отвращение. Я потерял терпение.
— Ты называешь дружеским поступком организацию диверсий на моих лодках? — спросил я.
Улыбка сползла с его лица. Он нахмурился. Глаза перестали мерцать и стали жесткими, словно камушки.
— На твоих лодках не случилось никаких диверсии, — сказал он. — Рули сломались, потому что их плохо сконструировали.
— А не потому, что кто-то, положивший глаз на мой дом, решил помочь мне побыстрее разориться?
Миллстоун поднялся и наклонился над столом.
— Я знаю, ты многое перенес, Чарли. Если бы не это, ты, конечно, не предположил то, что, как я думаю, ты предполагаешь.
Я чувствовал, как гнев молотом бьет в виски. Я встал и пошел к выходу.
Миллстоун сказал:
— Я хочу получить твой дом, Чарли. Но если я услышу еще какие-нибудь обвинения в диверсии, то подам в суд и отсужу у тебя последний...
Я захлопнул дверь.
Джорджина проводила нас со Скотто по отделанному цементной штукатуркой коридору к выходу.
— Я слышала, ты получил лодку для отборочных соревнований, — сказала она. — Поздравляю.
Я поблагодарил. Затем мне пришло в голову, что не помешает предпринять небольшую разведывательную операцию.
— А Фрэнк покупает у Эда Бейса, я слышал?
Джорджина огляделась по сторонам и приложила палец к губам.
— Не так громко. Это конфиденциально, они все еще спорят.
Она решила, будто я узнал это от самого Миллстоуна.
— Славный бассейн, — сказал Скотто, когда мы проходили через холл.
Я заглянул в оранжерею, выгороженную стеклянными панелями. Внутри стояли тропические пальмы и красовался бассейн с голубой водой и белыми мраморными дельфинами. Около него с книгой в руке, одетая в супербикини, сидела Эми Чарлтон, демонстрируя свою ослепительно белую, характерную для рыжих, кожу и острые грудки.
— Предобеденное купание с Фрэнком, не так ли, Эми? — сказал я. — Ты в последнее время активно развлекаешься.
Она подняла голову:
— А, отвали ты, Эгаттер!
Когда мы шли к машине, подкатил голубой «мерседес», и из него вышел Джек Арчер. Как всегда, он был аккуратно и модно одет, в руке держал портфель из свиной кожи.
— А-а, — сказал он, — привет, Чарли. — Казалось, он несколько обеспокоен. — Я собирался позвонить тебе. Сожалею о результатах обследования «Эстета». Я... то есть если что-то заставит меня передумать... В общем, кажется, мне придется позаботиться о размещении заказов где-то в другом месте. Ты понимаешь. Если только у «Колдуна» дело не пойдет очень хорошо.
— Ты будешь участвовать в гонках? — спросил я, лишь бы что-то сказать. Я не ожидал ничего другого, но теперь, когда факт совершился, ощущение было крайне неприятным.
— С Фрэнком. Если он достанет лодку.
— Я уверен, он сделает все возможное, — сказал я, не скрывая иронии.
Чуть пройдя вперед, Скотто спросил у меня:
— Что все это значит?
— Миллстоун хочет заполучить мой дом, — сказал я. — Арчер не желает, чтобы я больше проектировал для него лодки. Управляющий банком жаждет содрать с меня шкуру. И единственный выход из всего — попасть в команду для участия в Кубке Капитана и выиграть. Возможно это?
— Конечно, — убежденно произнес Скотто. Хотел бы я разделять его уверенность!
Пока мы ехали, я размышлял об Эми. Теперь я был абсолютно уверен, что каким-то образом Эми во всем замешана. Она ухитрилась переспать и с Поллитом, и с Арчером. А не встречалась ли она еще и с Миллстоуном? Но какое отношение имею я к ее запутанной личной жизни? Какую роль она играет в этой истории? Надо повидать Салли. Она хорошо знает Эми. Может, у нее возникнут какие-то соображения. А после я заеду к Эду Бейсу. Джорджина упомянула о его спорах с Миллстоуном. Интересно, о чем они? Но сперва дела.
Вместе со Скотто и двумя рабочими верфи я провел день и начало вечера на сборке «Колдуна». Когда начало темнеть, я позвонил Салли, ее телефон не отвечал. Я решил повидать Эда Бейса.
Я выехал из Пултни. Впереди на небе я заметил красноватый отблеск. Странно. В этом направлении не было никакого города. Я свернул налево, за указателем: «Только к Мэно-Лидьятс — частная дорога». Зарево стало ярче, перейдя от грязно-красного к ярко-оранжевому. Я нажал на газ, и шины «БМВ» завизжали. Поднявшись на холм, я свернул на дорогу, ведущую в долину.
Она полыхала в огне. Так это выглядело на первый взгляд, но, присмотревшись, я понял, что горит не все. Дом Эда стоял в стороне от разгула пламени, нетронутый. Я проехал мимо пылающих сараев и остановился на гравийной площадке перед особняком. Пробежал человек, держа в каждой руке по ведру, его потное лицо казалось красным от отблесков огня. Жар стоял страшный. Дым пожарища рванулся в направлении дома Эда, я закашлялся. Воняло горелыми перьями. Сквозь рев пламени я услышал, как меня окликнули. Возле каменного сарая я увидел две фигуры. За ними стояла пожарная машина, выбрасывавшая слабую, бесполезную струю воды. Я узнал Эда Бейса. Он засунул руки в карманы комбинезона и покачивал головой. Рядом стояла Салли.
— О, Чарли, как поживаешь? — произнес Эд, словно мы встретились на каком-то приеме. Салли взглянула на меня, потом снова стала смотреть на огонь. Я подумал: а что она здесь делает?
— Ведра, — подсказал я.
Эд поднял черные брови, словно удивился.
— Ведра? — переспросил он. — Ах, ведра!
Это слово вывело его из состояния оцепенения и отрешенности. Он побежал к конюшне, мы за ним, и довольно быстро собрали дюжину ведер. Рабочие и соседи выстроились в цепочку от крана в коровнике, и, когда пламя поднималось в своей дикой пляске, выбрасывая искры высоко над красными развалинами сараев — это были индюшатники Эда, — мы выплескивали воду.
Но индюшатники были старыми, из высохших бревен, и наши усилия оказались настолько же бесполезными, как если бы мы пытались вычерпать море чайной ложкой. Прибыли еще пожарные машины, нас попросили отойти.
Эд сказал:
— Мы здесь только мешаем. Пойдемте лучше выпьем.
Кухня выглядела гораздо аккуратнее, чем обычно. Эд разлил шампанское в бокалы, подав их мне и Салли.
— Давайте помянем моих индюшек, — горько пошутил Эд. — Сто тысяч рождественских обедов! Все сгорело к черту.
— Послушай, — попытался приободрить его я, — что-то еще можно спасти.
— Черта с два, — сказал Эд. Он, судя по голосу, уже выпил раньше. — Эти маленькие дурочки сидели в сухих деревянных сараях, на стружках и моментально сгорели. Слава Богу, хоть дом в безопасности. — Он стукнул по стене кухни. — Камень. Настоящая работа.
— Как жаль, — посочувствовал я.
— А, ладно! Сто тысяч монет смыло. Так что? — Но мысль эта его явно угнетала.
Салли стояла близко к нему, молчаливая и замкнутая. На фоне рева и треска пламени здесь странно громко тикали часы. Эд сел и уныло рассматривал серебряную солонку на кухонном столе.
Затем схватил телефонную трубку.
— Фрэнка Миллстоуна, пожалуйста, — попросил он. — Фрэнк, привет. Ты все еще намерен купить «Кристалл»?
— Эд, — закричал я, — погоди минутку!..
Салли схватила меня за руку.
— Сядь и заткнись, — сказала она свирепо. — Это не имеет к тебе никакого отношения.
Из трубки слабо доносился голос Миллстоуна.
— Очень хорошо, — говорил Эд, — ты ее получил. Паруса и все. Присылай контракт.
Лицо Эда стало серым и жестким, он взял бокал с шампанским и осушил его.
— Ну кому нужна страховка, если можно продать яхту?
Открылась дверь, и человек с закопченным лицом сообщил:
— Ветер меняется. Огонь движется к большим сараям.
— Иду, — сказал Эд.
Я побежал за ним. Пламя стелилось по земле, жадно подбираясь к ряду обшитых досками строений на холме, где Эд держал технику.
— Дайте шланг! — закричал Эд. — Любой шланг! Обливайте обшивку!
Дым был удушающий, и жар стягивал кожу лица. Я побежал к крану, привинтил шланг, забила струя. Внутри загудел трактор. Выехав из сарая, Эд поставил машину подальше и побежал за другой.
От обшивки поднимался пар. Было очень жарко. Когда я оглянулся, Салли стояла рядом, обернув шарф вокруг лица для защиты от дыма.
— Что затевает Эми? — Я должен был кричать, чтобы она меня услышала.
— Что-что?
— Эми! Затевает! Она замешана во всем этом!
— Нет, не может быть.
— Она спала с Поллитом и с Арчером. А сегодня была у Миллстоуна и выглядела там вполне по-свойски.
С грохотом обрушилась стена.
— Что-что?
— Я видел Эми у Миллстоуна!
— Я тебе говорила, — прокричала Салли, — у нее зуд! Это ничего не значит.
— Убивают людей, — сказал я. — Вокруг нее происходят разные зловещие события.
— Заткнись! — яростно закричала Салли.
Я посмотрел на нее с удивлением. Шланг соскочил и упал на землю. Я не слышал, что говорила Салли.
В глубине горящего сарая что-то обрушилось. Полоса огня лизнула землю у наших ног. Я бросился к Салли, оттащил ее в сторону, и мы оба упали на землю. Показались два пожарника с большими шлангами. Я чувствовал, что она дрожит.
— Ты ушиблась? — спросил я.
— Нет. — Голос был нетвердым. — Но с меня достаточно.
— Все в порядке, — сказал я, успокаивая ее.
— Нет, черт возьми, совсем не в порядке! — Кажется, она была близка к истерике. — Вы возитесь с этими проклятыми лодками и относитесь к своему занятию совершенно серьезно. А говорите, что это всего лишь игра. Но это давно не забава, Чарли. Она взяла над тобой верх. Хьюго и Генри убиты, а теперь кто-то хочет убить тебя. И бедные индейки Эда! Я думаю, пожар устроили, чтобы заставить его продать яхту, не так ли? — Она засмеялась, звук был неприятно резким. — Тот, кого ты ищешь, не диверсант, а сумасшедший. Но не обманывай себя, считая, что этот псих отличается от тебя. Он просто один из участников игры, которая вышла из-под контроля.
— Помолчи, — сказал я.
— Нет, — ответила она. — Единственный нормальный здесь — Эд. Он понял, к чему ведут эти игры. Он занимался яхтами для удовольствия, а когда это перестало походить на забаву, он решил продать свою лодку. Почему ты не хочешь, чтобы делом занялась полиция?
— Салли, — сказал я, пытаясь взять ее за руку, — ты говоришь ерунду.
— Оставь меня! — закричала она. — С меня довольно! Все вы сумасшедшие!
От сараев донесся треск, и в ночное небо взметнулось множество искр. Голос Эда Бейса позвал:
— Чарли! — Его фигура вырисовывалась на фоне пламени, он пытался подсоединить шланг к цистерне с водой. Я побежал помочь ему. На полдороги я обернулся.
Салли исчезла.
Я подбежал к полыхавшему зареву. Отвратительно воняло горелыми перьями. Кажется, никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким.
Ночь прошла в водяной жиже, вкусе сажи, дымовой вони. Мы отстояли сараи. К рассвету я отправился домой немного поспать. Открыв глаза, пытался позвонить Салли. Никто не ответил. Я сварил кофе, положив побольше сахару. Мне было горько: близость, которую Салли и я испытали в Кинсейле, ушла.
В половине девятого я дрожал в каюте «Колдуна»; мы проходили фарватер, отправляясь на дневную тренировку.