Мы долго стояли у окна, прижавшись друг к другу, — врач, Хильда и я. Затем у доктора сработал профессиональный рефлекс, и он бросился вниз по лестнице, а за ним помчалась Хильда. Скотто стоял в этот момент на четвереньках, он все еще стонал.
— Теперь начнется Бог знает что, — сказал я. — Я скоро вернусь.
— Куда, черт побери, ты собрался? — спросил он.
— Не важно. — Я выбежал на стоянку, включил фары, шины заскрипели, когда я резко развернулся.
Уверен, что кто-то кричал мне вслед, но я не обращал внимания. Теперь я уже вполне проснулся.
Дорога неслась под капотом машины, я едва замечал ее. Мыслями я вновь был в марине в ту ночь, когда мы вытащили «Эстет» из Зубьев. Пробираясь в темноте среди стоящих яхт, я увидел машину, подъехавшую к стоянке. Машину с одной горящей фарой, машину Поллита, в которой позже его задержали. Но Поллит ли вел ее? Когда я спросил его об этом пять минут назад, он испугался. Испугался до смерти.
Но я не мог представить Гектора в роли диверсанта и убийцы. Может бить, его машиной управлял кто-то другой в ту ночь? Кто-то, кого Поллит боялся до такой степени, что, спасаясь от нас, полез через водосточную трубу высоко над гудронированной площадкой?
Шины скрипели на поворотах, фары замутнены туманом. Вход в портовый бассейн я увидел в последний момент и въехал через надводную часть прямо туда. Огни на «Колдуне» все еще горели. Я прыгнул на палубу, из кокпита показалась Джорджия.
— Спокойно, — заорал я, — это я! — Руки ее опустились.
— Чарли, — спросила она, — в чем дело? Я взял из ее рук револьвер тридцать восьмого калибра и забросил как можно дальше в покрытую туманом воду.
— В любой момент здесь может появиться полиция, — сказал я. — Все убери. Ничего никому не говори. — Затем я вернулся к машине и как можно быстрее поехал назад в больницу.
Оказалось, что я отсутствовал двадцать минут. Подъезжая, я увидел мелькание голубого света во мгле. Стоянка была забита полицейскими машинами. Я пошел к входу в отделение скорой помощи.
Констебль внутри спросил:
— Могу я чем-то помочь, сэр?
— Я видел, что произошло.
— А что произошло, сэр? Я сказал.
— Не пройдете ли вы сюда? — голосом, полным старого девонширского очарования, предложил он. Мы прошли в кабинет с дешевой мебелью из хлорвинила, освещенный лампой дневного света. Там уже находился Скотто, под зеленоватым светом лампы имевший трупный оттенок. Как и доктор. И как инспектор Неллиган.
— Так, так, так, — сказал инспектор. Он остановился, чтобы вытащить сигарету «Джон Плейер Спешл» и зажечь ее. — Мистер Чарли Эгаттер. Я только что говорил, что не понимаю, куда вы делись. Так куда вы делись?
— Мне нужно было вернуться на яхту. Я хотел рассказать тому, кто там находится, о случившемся и предупредить, что я могу... задержаться.
— Предусмотрительно и соответствует истине, — заметил Неллиган. Он повернулся и отдал распоряжение полицейскому в форме, который сразу вышел из комнаты. — Теперь вы в состоянии рассказать мне, что произошло? Я полагаю, вы знаете мистера Гектора Поллита? Знали, следует мне сказать.
— А разве мистер Скотто не объяснил вам?
— Я никому ничего не говорил, — сказал Скотто.
— Да, — подтвердил Неллиган, выпуская дым. — Совершенно не хочет помочь. Не понимаю почему.
— Ничего странного, — сказал я. — Мистер Гектор Поллит писал обо мне вещи, которые мне не нравились. Я говорил об этом мистеру Скотто. Так что когда мистер Скотто случайно столкнулся с мистером Поллитом, то... э... встал на мою защиту.
— Давайте не будем предаваться легкомысленной болтовне, — предложил Неллиган. — Тут у нас труп, и Скотто преследовал Поллита, доведя того до несчастья.
— Поправка, — возразил я. — Скотто был по другую сторону окна, когда Поллит свалился с уступа. Я пытался его спасти. Доктор Харрис и сестра подтвердят это.
— Мистер Скотто все же преследовал Поллита. И я хотел бы узнать, как он получил свои повреждения.
— Он упал через люк на яхте. Это что, нарушение закона?
Неллиган зажег новую сигарету от окурка предыдущей и сказал:
— Может быть, мистер Эгаттер согласится побеседовать со мной наедине? Надеюсь, — обратился он к присутствующим, — вы нас извините?
Когда комната опустела, он заботливо стряхнул крошку пепла с рукава пиджака и сказал:
— Конечно, вы не правы, мистер Эгаттер. Мы можем задержать вашего друга за нарушение порядка, возможно, нападение. Но стоит ли? — Он остановился, как бы вопрошая облако дыма. — Конечно нет. И не столько из-за того, что это будет потерей времени для местной администрации, но потому, что для меня это не важно. Но у нас есть труп человека, который писал о вас всякие гадости. У покойного отсутствуют два передних зуба, а на руке вашего друга имеются следы от зубов. Доктор говорит, что следы соответствуют выбитым зубам. Вы же исчезли отсюда, как только произошли печальные события.
— Это Поллит сказал вам, что у меня связь с женой моего брата?
— Вы говорите о нашей первой встрече? Да, он. — Инспектор опять замолчал, посмотрев на свои лакированные ботинки. — У меня предубеждение против людей, которые пытаются самостоятельно осуществлять правосудие. Если кто-то действует против вас, почему не сообщить в полицию? Тогда мы сможем применить законные санкции.
Я рассмеялся ему прямо в лицо, мягкое и бледное.
— Здесь мы имеем дело с океанскими гонками. Закон этих забав таков: если что-то может сойти тебе с рук, делай.
— А, очень славно. Вы хотите сказать, что три человека схватились насмерть ради того, чтобы выиграть яхтенную гонку?
— Нет.
Неопределенное выражение исчезло с его лица, брови сдвинулись, и оно стало жестким и решительным.
— У вас много врагов в этом городе, Эгаттер. Весьма могущественных. Лично мне не нравятся эти ваши богатей на своих роскошных яхтах. Но моя работа заключается в том, чтобы охранять порядок в Королевстве, это я и собираюсь делать. Так что извольте ваши ссоры разрешать законным путем, я имею в виду законы Королевства, а не законы джунглей. Поняли?
Было пять утра, я начал сильно дрожать от истощения сил. Этот новый, жесткий Неллиган был достаточно реален, но я в него не верил. Он стоял между мной и тем человеком, который сломал мои рули и убил моего брата; и он стоял между мной, «Колдуном» и Кубком. Я собирался сам разобраться и с тем и с другим.
— Могу я идти? — спросил я.
— О, — сказал Неллиган, вновь такой нерешительный, — безусловно.
— А мистер Скотто?
Неллиган кивнул.
Вместе со Скотто мы вернулись на яхту. Занимался скучный рассвет, и уезжала последняя полицейская машина. Лицо Джорджии еще хранило следы негодования.
— Полный обыск, — сказала она. — Все паруса вынули из чехлов. И все остальное.
— Что нашли?
— Ничего. А что ты ожидал?
— О, наркотики, трупы. Мало ли что... Слава Богу, что пистолет в воде.
— Как Скотто? — спросила она.
— Приходит в себя. Можешь остаться на лодке? Я отвезу Скотто к себе, пусть как следует умоется, выпьет. Я его потом закину, а ты подремли, пока кто-нибудь тебя не сменит.
— И тогда ты сможешь все объяснить.
Я засмеялся.
Дома я принял душ, побрился. Увидев себя в зеркале, я застонал. Лицо было такого же цвета, что и пена для бритья, а мешки под глазами выглядели словно комки глины. Для человека, постоянно нуждающегося в восьмичасовом сне, я не спал довольно-таки долго.
Скотто сидел в углу гостиной. От него пахло примочкой и виски.
— Ты сможешь идти в море? — спросил я.
Он пожал плечами и поморщился от боли.
— Поллит, Поллит... — сказал я, принеся кофе. — Ты думаешь, он пришел на яхту с намерением что-нибудь сломать?
— А зачем еще? — сказал Скотто.
— У тебя огни горели?
— Ага.
— А вдруг он хотел просто поговорить?
— Со мной? О чем?
— А если он думал, что там я?
Скотто молча выпил кофе и затем сказал:
— Ага.
— Может, он что-то хотел мне сказать?
Скотто медленно произнес:
— Значит, тогда не следовало его стукать?
— Поздно теперь об этом говорить, — сказал я. — Возможно, он и на самом деле что-то собирался сломать. Пошли на лодку. — Но про себя я думал: у Подлита были причины, чтобы ненавидеть Эми. Вдруг он узнал что-то об одном из ее любовников и достаточно напился, чтобы поведать мне новость?
По пути в портовый бассейн я никак не мог избавиться от видения: лицо Гектора, застывшее от ужаса, черно-белое в лунном свете.
Около половины двенадцатого официальный представитель окончил предгоночный осмотр «Колдуна», и мы вытащили его из воды и поставили на подпорки. Команда находилась на месте. Скотто взял шланг и начал очищать днище так, чтобы не осталось ни кусочка грязи. Остальные делали каждый свое, скребя, смазывая и добиваясь того, чтобы ни одна лишняя унция веса не попала на лодку. Часть этих действий шла на пользу, а часть делалась просто из суеверия. По моему опыту, гонки выигрываются на девяносто процентов благодаря искусству управления, на девять — вследствие везения и на один процент из-за веры в чудеса. Кажется, это немного, но во время гонки в открытом море, длящейся много часов, один процент может сделать внушительный перевес.
В два часа состоялось собрание команды. Я отдал последние распоряжения, велел всем быть на борту в восемь, а сам пошел домой.
Прежде всего я отправился повидать отца. Он наблюдал за яхтами в телескоп, стучал кулаком по ручке своего кресла и беспрерывно ругался.
— Привет, — сказал я. Он повернулся. — Завтра гонка. Начинаются отборочные.
— Какие гонки?
— Отборочные на Кубок Капитана. «Олимпийский треугольник» — завтра и во вторник в бухте Пултни. «Герцогская чаша» — в открытом море в следующий вторник.
— Да, — сказал он. — Видел тебя в бинокль. Ты хорошо заставил идти эту лодку, мальчик. Ты разгромишь там всех идиотов. — Он махнул рукой, похожей на клешню, в сторону окна.
— Да.
— Ты выглядишь усталым, — заметил он. — Нагни голову. — Он стал возиться в карманах ужасного клетчатого халата.
— Позвольте вам помочь, — предложила сестра Боллом.
— К черту вашу помощь. Я сам это сделаю. — Она отошла, резко втянув воздух, а он нашел то, что искал. — Вот. Возьми это. Первый соверен, который я когда-то заработал. Повесь на цепочку своих часов.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— И побей этого типа — Миллстоуна.
— Он опять приставал к тебе?
— Мистер Миллстоун заходил, — сказала сестра. — Он был очень мил с нами, не так ли? Капитан Эгаттер...
— Убирайтесь, черт вас побери! — закричал отец со внезапной силой.
— Хорошо! — сказала она и поспешно удалилась.
Отец вытащил бутылку виски из-под покрытого скатертью стола.
— Этот Миллстоун опять уговаривал продать дом. Сказал, это последняя возможность. — Я не понимал, что он под этим подразумевает. — Наглость свинская. Отправил его ни с чем. Приличное виски, это Чифи принес. Не беспокойся о стаканах.
Его испещренная старческими коричневыми пятнами рука дрожала, когда он подносил бутылку к губам. Он отхлебнул чуть-чуть и передал бутылку мне.
— За Эгаттеров в Пултни!
— За Эгаттеров в Пултни! — повторил я.
— А теперь ступай.
Я потрепал его по плечу — все равно что потрогал скелет.
— Прощай.
Внизу я просунул шнурок от ботинка сквозь соверен и повесил его на шею, чувствуя себя немного глупо, но все же растроганно. Позвонил в контору Брина. Ждал некоторое время, возможно, он был в вертолете.
— Готов к старту, — сказал я.
— Великолепно. — Кроме его голоса в трубке слышался странный подвывающий гул.
— Ожидать ли вас на борту?
— Не во время «Олимпийского треугольника». Но я приеду на океанскую гонку. «Герцогскую чашу».
— Захватите таблетки от морской болезни. Брин засмеялся.
— Я сегодня говорил с Перегрином Эпсли. Он входит в отборочную комиссию. Эпсли считает, что у нас хорошие шансы. И заметьте, он, кажется, единственный, кто так думает.
Перегрин Эпсли был в прошлом подводником, жестким, как старые ботинки, и ужасным снобом.
— Хорошо, мы попытаемся их переубедить, — сказал я.
— Между прочим, я хотел бы получить отчет о вчерашнем происшествии. Мертвые тела. Мне это не нравится. Направьте мне телекс не позже чем завтра.
Усталость в сочетании с виски придала мне злости. Я сказал:
— Нет времени. Если вам нужно, наймите частного детектива. А пока идите вы...
Я еще долго смотрел на трубку, швырнув ее. Боже, Боже, думал я, нервничаешь перед гонкой, Эгаттер. Так не годится разговаривать с владельцем. Затем я решил: ладно, в сравнении с тем ударом, какой я собираюсь нанести его лодке, бросить телефонную трубку — не такое серьезное дело.
Я налил еще «Феймоуз Граус». Ветер срывал лепестки с последних тюльпанов в саду, и вечерняя жизнь Пултни текла по-обычному спокойно. Я чувствовал себя выключенным из нее. Надо было что-то предпринимать. Я знал, что мне хотелось сделать больше всего на свете. Но я не смел.
— Жалкий трус! — сказал я вслух. Затем набрал номер Салли.
Телефон гудел и гудел, я словно слышал его звонок в пустоте ее дома. Я чувствовал себя все более одиноким и все менее готовым выйти в холодное море и перехитрить самых подлых и самых ловких моряков Англии. В таком настроении можно было отправляться только в одно место: в постель.
Я и отправился.
На следующее утро я встал очень рано, по тихим улочкам спустится к набережной и проделал в течение часа тяжелую работу на месте стоянки «Наутилуса», готовя маленький сюрприз на более позднее время дня. Когда я вернулся домой позавтракать, часы на кухне показывали 7.15.