Распад Монгольской империи и образование Улуса Джучи

§ 1. Образование Улуса Джучи

Начало государству Улус Джучи было положено еще при жизни самого Чингис-хана. Согласно обычаю монголов Чингис-хан еще при жизни выделил уделы своим сыновьям. Старшему сыну — Джучи были выделены наиболее отдаленные от собственно Монголии земли на Западе. Вассаф писал об этом: «… а земли в длину от краев Каялыка до Хорезма и крайних переделов Саксина и Булгара до окраин Дербенда Бакинского он предназначил старшему сыну, Туши»[43]. После удачного похода монголов на Запад, который завершился покорением государства Хорезм-шаха, владения Джучи расширились на Западе до пределов, куда «успели дойти копыта монгольских коней». Основным ядром этих земель был Дешт-и-Кипчак, большую часть которого еще предстояло завоевать. В последующих завоеваниях Джучи уже не участвовал. Он умер в феврале 1227 года, за шесть месяцев до смерти Чингис-хана[44].

Чингис-хан отдал владение Джучи своему старшему сыну Вату: «Когда он [Джучи], вследствие замысла против отца, переселился из мира сего, то после него осталось много сыновей, старше всех их был Батый, его Чингис-хан посадил [на престол] на место его отца»[45]. М.Г. Сафаргалиев полагает, что Вату были отданы не все владения его отца — некоторые районы бывшего Улуса Джучи, расположенные на востоке от Иртыша, после смерти Джучи отошли к улусу брата Джучи Угедея. Поэтому, как бы в качестве компенсации за восточную часть улуса, уступленную Угедею, на курултае 1229 года Вату хану было поручено завоевание земель, расположенных на Западе, то есть Нижнее Поволжье и Волжскую Булгарию, которые при жизни Джучи еще не входили в его улус.

Как известно, первая встреча монголов с булгарами произошла еще в 1223 году. Но для монгольских завоевателей она оказалась неудачной. Здесь они почти поголовно были истреблены булгарскими воинами, что говорит о потенциальных возможностях Поволжья еще до образования Улуса Джучи. Поход 1229 года также не имел большого успеха. В 1232 году последовал новый поход монголов на Булгарию, и вновь безуспешно.

Значительным толчком к расширению завоевательной политики монголов стал курултай 1235 года, на котором, как повествует персидский автор Джувейни, «состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были еще окончательно покорены и гордились своей многочисленностью»[46]. Окончательное завоевание этих районов было начато лишь в 1236 году. Этот поход возглавил Бату, фактическим же руководителем операции стал «знаток» Юго-Восточной Европы Субедей.

Для проведения западного похода Батый получил, кроме собственных 4.000 воинов, войска трех своих дядей: верховного хана Угедея, «хранителя ясы» Чагатая и правителя собственно монгольских земель — Тулуя, младшего сына Чингис-хана. В течение нескольких лет намеченная программа был осуществлена. В конце 1236 года огромная военная сила монголов вторглась в Булгарию, которая была подвергнута разгрому. «Силою и штурмом, — рассказывает Джувейни, — был взят город Булгар, известный «неприступностью местности и большою населенностью», жителей его частью перебили, частью пленили»[47].

С большим трудом удалось монголам сломить сопротивление местных народов Поволжья и Дешт-и-Кипчака. Кроме булгар, монголы подчинили себе башкир, мордву, буртасов и хазар. На страницах письменных источников часто приводятся сведения об упорном сопротивлении кипчаков. Но они также были побеждены в результате отсутствия хорошей организации и единства действий перед лицом коварного врага.

В конце 1237 года началось наступление монгольских войск под предводительством Бату хана на русские княжества. Анализируя материалы восточных источников, В.В. Каргалов приходит к выводу, что численность войск Бату составляла 120–140 тысяч человек, основную массу которой, кроме монгольской гвардии, представляли выходцы из Северного Герана[48].

Венгерский монах Юлиан, находившийся в 1237 году в русских пределах, передает дошедшие до него слухи о сосредоточении на рубежах русских земель неприятельских военных сил. «Ныне же, — записал он, — находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж, также княжества русских»[49].

Существует немало сведений источников, описывающий героическую борьбу русского народа против монгольских завоевателей. Упорное сопротивление русских земель сильно измотало силы противника. Однако в 1238 году монголами были покорены русские княжества — Рязанское, Владимирское и другие. Объявлено было движение на Новгород, но от его завоевания захватчикам пришлось отказаться, так как войска уже были сильно ослаблены и ввиду того, что в тылу монголов под предводительством Бачмана восстали народы Поволжья.

В 1240 году был захвачен и превращен в пепелище Киев, после взятия которого перед Бату ханом открылась дорога на западноевропейские страны. В 1240–1242 годах его войска опустошили Польшу, Венгрию и Далмацию. Однако удержать эти страны под своей властью Батыю, видимо, не удалось, и он возвратился через Валахию и Молдавию в Нижнее Поволжье.

В результате монгольских походов на огромной территории Дешт-и-Кипчака, Хорезма, Северного Кавказа, Крыма, Волжской Булгарии образовалось государство, именуемое в восточных источниках Улусом Джучи, или Белой Ордой.

В русских летописях это государство называется Золотой Ордой. По мнению А.Г. Мухамадиева, русские летописцы первоначально под Золотой Ордой подразумевали не государство, а ставку хана, куда ездили князья за ярлыком[50]. (В ставке стояла огромная юрта, обильно украшенная золотом.)

Центром этого огромного государства, населенного в основном тюркоязычными племенами, становится Поволжье. Нужно отметить, что Бату не случайно выбрал центром своего государства именно этот регион. Поволжье, особенно Нижнее, располагало всеми условиями для ведения кочевого образа жизни. Через Поволжье пролегала магистраль караванной торговли. Поволжье обладало многими богатыми городами. Города поставляли хану не только мастеров-лучников, оружейников, золотых дел мастеров, но и деньги в виде дани. Удачный поход мог дать разовую добычу, а налоги с оседлых районов и городов — постоянный доход.

История образования одного из пяти улусов монгольской империи — Улуса Джучи, особенно ее первая стадия, недостаточно отражена в источниках.

Начало складывания Улуса Джучи как государства можно датировать 1242 годом. В это время после завершения второго общемонгольского похода основные силы монголов под предводительством будущего хагана Мунке ушли в Центральную Монголию, а Бату начинает принимать русских князей и выдавать им ярлыки на княжение. Русские летописи, описывая приемы Батыем русских князей, рассматривают его как главу вполне оформленного государства. Уже в 1243–1244 годах Бату хан «честью» принимает великого князя Ярослава Всеволодовича и отпускает его обратно.

Трудно установить точные границы Улуса Джучи, особенно по линии обширных степей, составлявших основную часть всей территории государства. Имеется географическое описание Улуса Джучи, составленное арабскими писателями XIV–XV веков. Сохранилась также китайская карта монгольских государств, составленная в XIV веке, но все же нет достаточных данных о государственных границах Улуса Джучи в момент его образования.

А.Ю. Якубовский определяет границы Улуса Джучи следующим образом: «На северо-востоке в состав Золотой Орды входил Булгар с его областью, на севере граница проходила по русским княжествам, на юге Золотая Орда владела с одной стороны Крымом с его приморскими городами, с другой — Кавказом до Дербенда, а иногда и до Баку, также северным Хорезмом с городом Ургенчем, на западе — степями от Днестра и дальше, а на востоке— до Западной Сибири и до низовьев Сыр-Дарьи»[51].

Арабские географы указывают примерную границу Улуса Джучи при хане Узбеке в таком виде: «Царство его лежит на севере-востоке и простирается от моря Константинопольского [Черного] до реки Иртыша, в длину на 800 фарсахов, а в ширину от Бабелабваба [Дербента] до города Булгара, то есть приблизительно на 600 фарсахов»[52]. Ибн Арабшах, говоря об Улусе Джучи, подчеркивал: «Граница Дештской земли с юга — море Кальзумское [Каспийское]… да море Виспетское [Черное], завернувши к ним из областей Румской… С востока пределы владений Хорезма, Атрар, Саганак, да другие земли и страны по направлению к Туркестану и землям Джендским, вплоть до границы китайских… С севера — Ибирь и Сибирь, пустыни и степи, да пески [нагроможденные] точно горы… С запада — окраина земель Русских и Булгарских да владения христиан»[53].

По китайской карте в состав Улуса Джучи входили:

«Часть нынешнего Казахстана с городами Джендом, Барчакендом, Сатрамом и Хорезмом, Поволжья с городом Булиар (Булгар), Алоеце (Русь), Крым с городом Са-ги-ла (Солхат), Северный Кавказ, населенный А-лан-а-сеци (аланами) и сар-ко-ци (черкесами). На этой карте не указывается ни одной точки па западной границе государства, так как географические познания китайцев далеко на запад не простирались»[54].

Арабский писатель Аль-Омари называет Дунай рекой, протекающей через владения Улуса Джучи. По его же словам, «болгары и сербы на Дунае ухаживали за султанами Кипчака, вследствие великой власти его над ними и опасения взыскания за вражду их по случаю близости их от него», то есть от Золотой Орды.

Южная граница Улуса Джучи шла от северных и северо-восточных берегов Черного моря (включая Крым) и по Северному Кавказу. «Кавказские горы являлись линией, отделяющей владения потомков Джучи от владения Хулагидов»[55].

Затем линия от Дербента тянулась на Восток по берегам Каспийского моря к полуострову Мангышлак; туркмены, кочевавшие на этом полуострове, платили дань ханам Улуса Джучи. На юго-востоке во владения джучидов входили Хорезм с городом Ургенч и другие населенные пункты Хорезма до Даргана, за исключением городов Кият и Хива, «которые по завещанию Чингиз-хана отданы были Чагатаю»[56].

С левого берега Аму-Дарьи, примерно от Яманкала, граница шла к Дженду, оттуда к бассейну Сыр-Дарьи. На левом берегу Сыр-Дарьи потомкам Джучи принадлежали города Сыгыак, Сыйрам, Янкенд. На северо-востоке граница шла по реке Сары-су вплоть до озера Балхаша. Владения джучидов на юго-востоке, по-видимому, простирались до гор Тарбогатая и верховьев реки Иртыш. Одна из вершин Тарбогатая носит название Урда-Тау в память пребывания здесь Орда-Ичена, брата Вату, владевшего когда-то этим краем.

Река Иртыш, начиная с ее верховья, на всем ее протяжении до «страны мрака» оставалась границей, отделявшей владения потомков Джучи от владений остальных монгольских государств.

Таким образом, потомки Джучи владели огромной территорией, охватившей почти половину Азии и Европы, от реки Иртыш до реки Дунай и от берегов Черного и Каспийского морей до «страны мрака». Ни одно из владений монгольских ханов, образованных потомками Чингисхана, не могло сравниться с Улусом Джучи ни по обширности своей территории, ни по численности населения, состоявшего из самых разнообразных народностей и племен. К сожалению, эта сторона вопроса в исторической литературе мало освещена. Материалы переписи, проведенной монголами в период образования государства, навсегда утрачены для науки, поэтому установить численный состав и этническую принадлежность населения Джучиева Улуса, как и других монгольских государств, очень сложно.

Согласно «Сокровенному сказанию», составленному в 1240 году, при образовании Джучиева Улуса в 1207 году Чингис-хан выделил в удел своему старшему сыну Джучи из числа «лесных народов» ойратов, бурятов урсуготов, хаюханадов, хаккасы, тубаков, киргизов и др. После похода в Среднюю Азию в 1221 году Джучи были отданы еще «бессермены», говорившие на куманском (половецком) языке, а также племена, обитавшие севернее Хорезма, значительная часть жителей бывшего Хорезмского государства. После смерти Джучи значительная часть его владений отошла к Угедею, в связи с чем восточная граница Джучиева Улуса переместилась к бассейнам реки Иртыш, и большая часть племен и народностей перешла к потомкам Угедея, за исключением ойратов, киргизов, ханты, которые упоминаются позднее в качестве данников джучидских ханов. После походов Бату 1236–1240 годов в состав Джучиева Улуса вошли многочисленные покоренные им народы.

В письме Угедею в 1238 году, когда его походы еще не были закончены, Бату сообщает о завоевании им одиннадцати народов. Хотя он не перечисляет названия народов, но, как видно из «Сокровенного сказания», он ймел в виду «канлык (канглых), кипчаут (кыпчак), бачжигит (башкир), орогут (Русь), мачжары (маджар), ясут (асе), сигут серкесуть (черкес), кешамир (?), болгар (булгар), краал (курал-карел)»[57].

Венгерский монах Юлиан сообщает о завоевании войсками Бату царства Саксин (Sаgcуn), не объясняя, однако, был ли это небольшой хазарский город или этническая группа, в свое время давшая название этому городу. Если бы он имел в виду жителей небольшого города, покоренного монголами, то вряд ли тогда нужно было бы говорить о «царстве Саксин» и ставить его рядом с царством «Фулгар», то есть Булгар. Далее Юлиан сообщает о нападении монголов на Ведин, Меровию, Пойдавию и на царство морданов мордаванов. Следовательно, Юлиан говорит о саксинах как об одной из этнических групп, наряду с весью (вединами), мордаван (мордвой) и фулгар (булгар), покоренными Бату перед нашествием монголов на Русь.

Рашид ад-Дин и Плано Карпини называют среди народов, покоренных монголами, «келар» или «корал», обитавших «рядом с киргизами и башкирами».

Помимо отмеченных выше народностей и племен, входивших в состав Улуса Джучи, нужно сказать еще о половцах, аланах (или асах), кумыках и маджарах, также завоеванных монголами и являвшихся данниками джучидских ханов. Некоторые из них, несмотря на более чем двухсотлетнее господство монголов, все же сохранили свою народность, а другие, такие, как половцы, тюрки-булгары, будучи тюркоязычными племенами, и по быту и по культуре приняли участие в образовании татарской народности.

Говоря о народах, покоренных монголами, необходимо отдельно остановиться на татарах, также покоренных монголами в числе других народов.

В исторической литературе довольно часто ставится знак равенства между татарами и монголами, говорится о «татарском завоевании» и о «татарском иге», при этом не отличая татар от монголов.

В «Сокровенном сказании» татары рассматриваются в качестве непримиримых врагов монгольских племен. Об этой борьбе между монгольскими и татарскими племенами подробно рассказывается как в «Сокровенном сказании», так и в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Из этих рассказов видно, что на первых порах татарам удалось подчинить себе монгольские племена. Лишь к концу XII века монголам удалось одержать верх.

«Они [татары] в глубокой древности большую часть времени были правителями и владыками большей части [монгольских] племен и областей, — писал Рашид ад-Дин, — [выдаваясь своим] величием, могуществом и полным почетом [от других]. Из-за [их] чрезвычайного величия и почетного положения другие тюркские роды при [всем] различии и разрядов и названий стали известны под их именем и все назывались татарами»[58].

Татары впоследствии были превращены в рабов монгольских феодалов или сделались простыми воинами монголов, которых монголы заставляли идти впереди монгольских отрядов.

Когда образовался Улус Джучи, татарами стали называть и половцев, завоеванных монголами. Здесь впоследствии термин «татары» был закреплен за всеми тюркскими племенами, порабощенными монголами: половцами, булгарами, буртасами, маджарами, самими татарами. Сами же монголы, представлявшие лишь небольшую прослойку населения, отделяли себя от «татар».

Взаимоотношения кучки монгольской феодальной аристократии с завоеванными народностями и племенами, часто стоявшими по уровню развития выше монголов, естественно, не могли быть прочными.

Улус Джучи включал в себя как кочевые степи, так и высококультурные с многочисленными городами оседлые районы. Под властью джучидских ханов находились также русские земли, платившие дань.

На Руси власть монголов в XIII веке заключалась в сборе дани откупщиками и привела к созданию системы баскаческого контроля за деятельностью князей. Эта система в XIII веке до правления хана Берке была подчинена общеимперской власти, то есть Каракоруму. Однако политическая борьба в Улусе Джучи привела к тому, что уже в конце XIII века налоги собирали не монгольская администрация и откупщики, а местные князья.

Волжская Булгария по уровню общественного и экономического развития была очень близка к домонгольской Руси. Ряд свидетельств заставляет предположить существование какого-то промежуточного звена между правителями Золотой Орды и местным населением — местной феодальной аристократии, князей. Эти князья, так же как и русские, едут за утверждением своей власти к джучидскому хану. Академик Ю.В. Готье писал по этому поводу, что монголы, пройдя огнем и мечом Булгарию, «в первое время не тронули местных порядков и установлений, ограничившись данью, требованием приезда местных ханов и князьков для утверждения в Орде»[59].

Здесь, так же как и в других оседлых княжествах, монголы поддерживали феодальную раздробленность для того, чтобы удержать свое государство. Однако по этому вопросу еще нет полной ясности. Существуют две точки зрения о том, какие именно булгары упоминаются в «Житии кн. Федора Смоленского». Одним из представителей первой точки зрения является М.Г. Сафаргалиев. Он считает, что в «Житии» речь идет, вероятнее всего, о дунайских булгарах. Представители второй точки зрения считают возможным отнести известия «Жития» к волжским булгарам. Так, например, Г.А. Федоров-Давыдов писал, что вряд ли дунайские болгарские князья стали бы просить инвеституру у хана, так как политические границы Золотой Орды установились на западе примерно до устья Дуная. Упоминание булгар рядом с русскими князьями делает более вероятным, по его мнению, что здесь имеются в виду именно волжские булгары[60].

Следует отметить, однако, что власть джучидских ханов в Волжской Булгарии была впоследствии, в XIV веке, значительно более сильной и прямой, чем на Руси в это время.

В такой же мере можно допустить и существование вассальных золотоордынским правителям мордовского и башкирского «княжеств». Венгерский монах Юлиан передает, что из двух мордовских князей «один князь со всем народом и семьей покорился владыке Татарии». Монах Иоганка Венгр, совершивший путешествие к башкирам, в письме, датированном 1320 годом, сообщает о государе «всей Баскардии [Башкирии], зараженном сарацинским заблуждением».

Все вышеприведенные данные в достаточной мере подтверждают факты сохранения монголами представителей прежней династии у русских, булгар, черкесов, алан, мордвы, башкир в период образования Улуса Джучи.

Так обстояло дело в оседлых районах, завоеванных монголами.

В основных — степных, кочевнических районах Улуса Джучи, заселенных по преимуществу кипчаками, дело обстояло совершенно иначе. Здесь местная аристократия была или уничтожена, или продана в рабство, или уведена в Центральную Азию. После событий середины XIII века в источниках нигде не встречаются упоминания о половецких ханах, которые бы владели кочевым населением на правах феодальных держателей.

Половецкая степь не была окраиной Улуса Джучи. Это были главные его районы. Не случайно, что в ряде арабских и персидских источников Улус Джучи отождествляется с Дешт-и-Кипчаком, то есть половецкой степью. Монгольские ханы в степях хозяйничали сами, не допуская местную аристократию к управлению.

Население оседлых районов они грабили, города и деревни превращали в выжженные пустыни, уводили в плен ремесленников. Тех, кто оставался, облагали тяжелой данью. Однако в управление хозяйственной жизнью этих народов монголы почти не вмешивались. Города, сельскохозяйственные районы попадали под двойной гнет местной и монгольской кочевой знати. Но непосредственными эксплуататорами оседлых районов остались все-таки местные феодалы. Монголы-кочевники были далеки от оседлого феодального земледельческого и городского укладов и видели в населении деревень и городов лишь объект грабежа или плательщиков дани.

В Восточной Европе монголы нашли бескрайние степи и кочевое население. Кочевое население оказалось первоначально для монголов наиболее удобным и естественным объектом эксплуатации. Здесь они могли применять те социальные формы феодальной эксплуатации, которые принесли с собой и которые созрели в монгольском кочевом обществе к концу XII века.

История сложения улусной системы в Улусе Джучи была такова: первоначально удел Джучи, то есть тот, который был дан ему как улус, составил население, способное выставить 4.000 войска. Рашид ад-Дин писал по этому поводу: «Удел старшего сына Джучи-хана. Четыре тысячи человек. Тысяча Муткура. Он был из племени сайджиют и в эпоху Вату ведал левым крылом, В настоящее время из его потомков есть [эмир] по имени Черкес, из эмиров Токты: он ведает должностью отца.

Тысяча Кинкетай Кутаи-нойона. Он был из племени кишит, и сын его по имени Хуран, который был у царевича Коничи, принадлежал к числу старших эмиров этого улуса.

Тысяча Хушитая. Он был из эмиров племени хушин; он был из числа родичей Бурджи-нойона.

Тысяча Байду. Он был из племени хушин; он ведал бараункаром, то есть правым крылом.

Чингис-хан отдал этих четырех упомянутых эмиров с 4.000 войска Джучи-хану, в настоящее время большая часть войска Токтая и Баяна суть из рода этих 4.000, а то, что прибавилось в это последнее время, [состоит] из войск русских, черкесов, кыпчаков, маджаров и прочих, которые присоединены к ним. В смутах между родственниками некоторые ушли туда»[61].

Из последних фраз видно, что покоренные народы составили новые улусы монгольской аристократии и в соответствии с этим и новые войсковые подразделения. Учитывая оторванность монгольской аристократии от непосредственного управления оседлыми землями, мы можем предположить, что из присоединенных народов главную долю составляли степные кочевники, а среди них, естественно, большая часть была кипчаками.

По поводу улусной системы в Улусе Джучи существует несколько различных точек зрения.

Так, например, М.Г. Сафаргалиев считает, что Золотая Орда была поделена между сыновьями Джучи на улусы, которые переходили в их наследственное пользование. Причем он утверждает, что каждый из владельцев улуса считал себя почти самостоятельным государем. Однако Г.А. Федоров-Давыдов не согласен с этим. Он, в частности, считает, что более или менее постоянными оставались только крупные основные улусы. Вероятно, с последней точкой зрения можно согласиться. Ведь в XIII веке состав рядовых улусов не был постоянным и верховная власть могла легко изменить его, передав часть* войска или часть кочевников, входивших в один улус, другому представителю аристократии. Таким образом, уделы часто менялись, менялись кочевья и местопребывание эмиров со своими сотнями и тысячами.

Поэтому мнение М.Г. Сафаргалиева о том, что устойчивость улусов характерна для всех категорий держаний, будет верным для более позднего периода истории Улуса Джучи, а не в момент его образования. Действительно, в более поздний период рядовые улусы в Улусе Джучи становятся наследственными владениями монгольских феодалов, но утверждать это для XIII века еще нет оснований.

Ко времени Бату относится деление Улуса Джучи на две основные части, или на два крыла. Левое крыло отходит к сыну Джучи Орде, правое — к другому сыну, Батыю.

Хан Орда со своими братьями Удуром, Тука-Тимуром, Шиткуром, Сингкумом занял восточные и юго-восточные земли, отошедшие потомкам Джучи.

О местоположении улуса Орда-Ичена, то есть левого крыла, существует следующее указание источников: согласно Рашид ад-Дину юрт-ставка Коничи, сына Орды, находилась в пределах Дженда и Узгена. «Аноним Искандера» сообщает, что Эрзен, один из ханов левого крыла, владел Сыгнаком и построил различные здания в городах Отраре, Сауране, Дженде и Баргкенде.

Туркестан не входил в улус Орды. Это видно из того, что в переговорах с Бораком и Хайду не упоминаются представители левого крыла: от имени джучидов переговоры вели ханы правого крыла (брат Бату Беркечар и внук Бату — Менгу-Тэймур). Среднюю Азию они поделили так, что часть ее отошла именно к Менгу-Тэймуру, то есть Улусу Джучи, а не к ханам левого крыла.

По сведениям Плано Карпини, владения Орды были расположены по соседству или непосредственно в землях кара-китаев в районе какого-то «не очень большого моря», где имелось «довольно много островков». «Земля же изобилует многими реками, но небольшими, на берегах рек с той и другой стороны стоят леса, но необширные. В этой земле живет Орду, старший над Батыем, мало того, он — древнее всех князей татарских, там имеется также орда или двор его отца, в которой живет управляющая им одна из его жен». А.И. Малеин под морем, упомянутым Плано Карпини, подразумевал Байкал, Е.Г. Бретшнейдер и В.В. Бартольд — озеро Ада-Куль, М.Г. Сафаргалиев — озеро Балхаш. Г.А. Федоров-Давыдов считает, что все вышеперечисленные точки зрения бездоказательны. Он пишет: «У Плано Карпини указанием места пребывания хана Орды может служить то, что Орда живет в землях кара-китаев, где имеется город Омыл (Эмиль на озере Кызыл-Баш). Кроме того, из текста Плано Карпини явствует, что ставка хана Орды была расположена недалеко от старой ставки Джучи, то есть где-то в верховьях Иртыша. Таким образом, владения Орды в 1240-х годах доходили до Или-Иртышского междуречья. Этот район был при Хайду включен в его объединение, созданное на базе улуса Угедея, и отошел от джучидов».

Вслед за Ордой был выделен улус другому брату Бату — Шибану. Бату отдал ему в удел из покоренных им государств область Курал, а из родовых владений — четыре рода: кугичи, найман, карлык и буйрак. Об улусе Шибана сообщает и Плано Карпини, правда, называя его Сыбаном.

Улус Шибана на востоке граничил с улусом его брата Орды где-то у Иртыша, а на западе — с улусом Бату, где-то у восточных склонов Уральских гор. Как и улус Орды, а улус Шибана простирался на север до «океана», то есть до Северного Ледовитого океана. В позднейших преданиях говорится о пребывании Шибана в Сибири и на Иртыше, где позднее его потомки образовали Сибирское ханство.

Существуют также сведения и об улусе, выделенном Берке. При жизни Бату этот улус располагался где-то в степях Северного Кавказа. Об этом мы узнаем из отчета Рубрука: «У Бату есть еще брат по имени Берка, пастбища которого находятся по направлению к Железным Воротам, где лежит путь всех Саррацинов, идущих из Персии и из Турции, они, направляясь к Бату и проезжая через владения Берки, привозят ему дары".

Однако этот улус существовал недолго из-за того, что у Берке не было детей. После его смерти улус был присоединен к общим владениям дома Джучи.

Таким образом, Берке и Шибан относились к улусу Бату и составляли правое крыло. В состав правого крыла Улуса Джучи вошла именно половецкая степь.

Имеются сведения и об улусе старшего сына Бату Сартака. Рубрук посетил стан Сартака между Доном и Волгой, в трех днях пути от переправы через последнюю. «Эта страна за Танаидом очень красива и имеет реки и леса. К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники… Сзади них живут другие, именуемые Мердас, которых Латины называют Мердинис, и они — Саррагнены. За ними находится Этилия».

Деление на правое и левое крыло — традиционное деление монгольских и тюркских народностей. Характер этого деления — хороший показатель разложения родоплемепных отношений. В завоеванных степях собственно монголы также перемешались при делении на два крыла. «Расчленение на два улуса — два крыла, — писал Г.А. Федоров-Давыдов, — было не делением племен и родов на два «подгосударства», но проведенным по основным этническим границам, сложившимся еще до завоевания».

Итак, после завоевательных походов монголов во главе с Бату и захвата ими Дешт-и-Кипчака, Хорезма, Северного Кавказа, Крыма, Булгара на территории этих областей создается огромное государство с центром в Поволжье. Надо подчеркнуть, что это государство не было каким-то совершенно новым, оно было государством, состоявшим из покоренных народов, с реорганизованной на монгольский лад политической и экономической жизнью.

Улус Джучи, начало которому было положено еще в 1227 году, уже к 1242–1243 годам становится одним из самых крупных государств средневековья, оказавшим большое влияние на жизнь стран Европы, Азии и отчасти Африки.

Более чем 250-летнее господство монголов в Восточной Европе и Азии внесло в жизнь покоренных народов мало нового. В ряде случаев монгольские завоеватели вынуждены были приспосабливаться к тому общественно-политическому строю, который они нашли в завоеванных странах. Они стали перенимать быт, культуру (религию), язык покоренных народов. Рост государственного могущества Улуса Джучи, достигший наибольшего размаха в 30–40-х годах XIV века, базировался на кочевом скотоводческом натуральном хозяйстве, на развитом ремесле и товарно-денежных отношениях. Но все же Улус Джучи не представлял собой единого централизованного государства. Разделенный на отдельные улусы во главе с царевичами Джучиева дома с самого начала своего образования, он таил в себе элементы децентрализации и распада.

Развитие производственных отношений привело, в свою очередь, к дальнейшему росту феодальной аристократии. Феодальная знать в лице царевичей, беков, мурз путем жестокой эксплуатации покоренного населения сосредоточивала в своих руках огромные богатства. Укрепившись экономически и политически, феодальная аристократия на местах вступила в борьбу с ханской властью, стремясь к независимости. Это и привело к междоусобным феодальным войнам, продолжавшимся до самого распада Улуса Джучи.

§ 2. Борьба за власть в Улусе Джучи в 50-х годах XIII века

Объектом феодальной борьбы в кочевой степи в XIII веке были главным образом степи, кочевые территории. Основная борьба шла из-за распределения юртов и улусов. А так как право назначения улусов принадлежало в первую очередь хагану или хану, то наиболее остро противоречия различных группировок монгольской кочевой аристократии обнажались при решении вопросов о престолонаследии и преемственности ханской власти.

Оторванность монгольских феодалов от непосредственного управления городами и районами с сельскохозяйственным оседлым населением, господство кочевого уклада в их жизни и воззрения на завоеванные ими земли как на потенциальные кочевые угодья — все это сопровождалось представлениями о завоеванных народах и землях как о некоей родовой собственности чингизидов. С этим же было связано и представление о больших преимуществах старшего в роде чингизидов — «Аки». Этим же объясняется и особый порядок престолонаследия, при котором наследником является не сын, а брат или дядя или другой представитель правящего рода, который оказывался по утвердившимся в данном обществе обычаям старшим и имеющим наибольшие права. Этот порядок, сопровождающийся выборами правителя на совещаниях членов правящего рода — курултаях, не давал возможности одной какой-либо ветви этого рода закрепиться у власти и создавал подобие некоего единства всего правящего дома как воплощение единства территории всего государства.

Однако это не мешало джучидам ожесточенно спорить о правах на ханский престол. Г.А. Федоров-Давыдов указывал на то, что «в истории политической борьбы внутри Золотой Орды в это время прослеживается определенная закономерность: при обострении феодальной борьбы претендентами на ханскую власть выступали, с одной стороны, сын умершего хана, а с другой — брат или кузен покойного».

Соответственно кочевые феодалы, принимавшие участие в борьбе, делились на две основные группы: сторонников первого и второго претендентов на ханский престол. Причем вторая группа, отстаивая брата или кузена покойного хана, опиралась на старые традиции, рассматривавшие Улус Джучи как достояние всего его рода и потому считавшие, что право на престол имеют все те члены его рода, которые оказываются старшими, в соответствии с существовавшими у монголов понятиями о старшинстве.

К концу правления Бату хана Улус Джучи все еще оставался зависимым от коренного юрта монголов, где правил Великий хан Мунке, которого царевичи Джучиева дома признавали верховным главой всей монгольской державы. Бату для того, чтобы показать, что он считает себя вассалом Великого хана, не только чеканил свои монеты с именем Мунке хана, но и просил его утвердить своего старшего сына Сартака ханом Улуса Джучи. Незадолго до своей смерти Батый отправил Сартака ко двору Мунке, «чтобы по милости Менгу-хана стал на место отца [своего] Бату». Однако необходимо отметить, что Бату отправил Сартака в Каракорум не только по причине признания главенства над собой власти Великого хана, то есть по традиции, — на это были, вероятно, и другие, более важные причины.

Кочевой феодал, шаманист по своим воззрениям, Бату был весьма дальновидным политиком. Ему пришлось действовать в наиболее ответственные годы после смерти Чингис-хана. Бату был активным лидером в жизни империи. Именно он в 1251 году выдвинул на престол Чингис-хана Мунке — сына Тулуя, хотя по праву старшего это место предназначалось ему — Бату. «Он [Бату] сам возвел Менгу-каана на престол, всех братьев, родственников и эмиров своих заставил изъявить [ему] покорность и повиновение, брата своего Берке и сына своего Сартака, который был наследником его [Бату], с тремя туманами войска отправил сопровождать его [Менгу-каана] с тем, чтобы они в местности Онои и Келуран, коренном юрте Чингис-хана, посадили его на престол каанства и седалище миродержавия, и приняли меры против козней детей Угетай-каана, замысливших коварство»[62].

Как старший в роде чингизидов, владетель самых обширных и наиболее отдаленных от центра империи областей, наконец, как главный виновник восшествия на престол Мунке, Бату занимал в империи чингизидов совершенно исключительное положение. Сам Мунке говорил Рубруку: «Как солнце всюду распускает свои лучи, так власть моя и Батыева простирается на все стороны».

Посылая своего старшего сына в ставку хагана Мунке, Бату был уверен, что Великий хан утвердит Сартака правителем Улуса Джучи и окажет ему свое содействие. Содействие же великого хана было очень необходимо Сартаку. Бату понимал, что после его смерти в Улусе Джучи начнется борьба за престол и что одному Сартаку будет трудно одержать победу в этой борьбе.

Итак, Сартак отправился ко двору великого хана Мунке, но он еще не успел до него добраться, как умер его отец — хан Бату. По сообщению Рашид ад-Дина, «жизнь его [Бату] продлилась 48 лет». Сартак, однако, продолжил свой путь и благополучно добрался до ставки Великого хана. Хаган Мунке, по сведениям источников, хорошо встретил Сартака и утвердил его в качестве хана Улуса Джучи. Джувейни сообщает: «Когда Сартак прибыл к Менгу-каану, тот встретил его с почетом и уважением, отмечал его разными милостями над сыновьями и равными по достоинству и отпустил его с такими сокровищами и благами, какие подобают такому царю».

Пока Сартак находился при дворе хагана Мунке, в Улусе Джучи был выдвинут еще один претендент на ханский престол. Отсутствием Сартака воспользовался брат Вату Берке и его сторонники.

Таким образом, как мы видим, после смерти Вату в Улусе Джучи развернулась упорная борьба за власть между двумя группировками. На стороне сына Вату Сартака выступил Мунке хаган и часть монгольской аристократии. На стороне его дяди Берке — мусульманская верхушка Улуса Джучи.

Прежде чем перейти к анализу дальнейших событий, необходимо рассмотреть ту обстановку, которая сложилась в Улусе Джучи к моменту смерти хана Батыя, и выяснить, с чем было связано образование двух враждебных группировок.

Как уже было сказано выше, центром Улуса Джучи становится Поволжье, что само по себе не было случайностью. Вату, как и его отец Джучи, не поощрял стратегию Чингис-хана, заключавшуюся в полном уничтожении городов и истреблении населения покоренных стран. После образования Улуса Джучи Вату приложил много усилий для того, чтобы восстановить уже существовавшие до монгольского нашествия города в Поволжье и построить новые. Как и в домонгольский период, Поволжье становилось крупным экономическим центром с многочисленными городами, развитой денежной системой и торговлей. Беглое население возвращалось на прежние, обжитые места. В Нижнем Поволжье, где находилась ставка хана Вату, началось строительство нового города — Сарая ал-Махруса. Возвращаясь в 1254 году из Монголии, Рубрук застал его уже построенным. Персидский автор Вассаф также сообщает по этому поводу: «Ставкою Вату были окрестности реки Итиль. Он основал город, пространство которого было столь обширно, как помыслы его, и эту весело распевающую местность назвал «Сарай». Восстанавливаются и растут новые города и в других оседлых районах Улуса Джучи.

Конечно, не общие соображения о культурном значении развития городов, а простой расчет на большие доходы, которые будут поступать в ханскую казну с торговли и ремесел в виде всякого рода пошлин, руководил действиями золотоордынских правителей. Они очень быстро поняли выгоду, которая проистекала от давно пролегавших здесь торговых путей. Старые пути из Булгар, русских княжеств, Крыма, Нижнего Поволжья в Хорезм, а оттуда в Среднюю Азию, Монголию и Китай стали предметом большого внимания ханской власти Улуса Джучи.

Вместе с восстановлением старых и ростом новых городов увеличивалось и богатело местное купечество. Мусульманские купцы за поощрение торговле стали подобострастно называть хана Бату «Саин ханом», то есть добрым ханом.

Однако чем больше богатели местное купечество и феодалы, находящиеся в сделке с монгольскими завоевателями, тем уверенней они стремились к тому, чтобы Улус Джучи перестал зависеть от общеимперской власти. Это стремление поддерживала также та часть монгольской аристократии, которая была заинтересована в тесных связях с завоеванными оседлыми областями. Дело в том, что оседлые земли исключались из ведения и власти удельного кочевого феодала и доходы с них рассматривались как доходы всего рода Чингис-хана, как родовое имущество, которое следует поделить в соответствии с теми или иными правами членов рода. Традиции дележа доходов восходят к установлениям еще самого Чингис-хана. По его указанию «треть доходов доставлялась дому Бату, треть дому Чингис-хана, а треть ему [Чингис-хану] и войску его». Естественно, то, что большая часть доходов уходила из Улуса Джучи, не могло нравиться местной и части монгольской аристократии, наиболее тесно связанной с мусульманским купечеством.

Таким образом, создается своеобразный союз мусульманской верхушки и части монгольской аристократии во главе с Берке, который выступает за обособление Улуса Джучи от власти великого хагана.

Как уже было сказано выше, в борьбе за власть в Улусе Джучи после смерти Бату участвовали две — группировки. Первая группировка выдвинула на престол Сартака, и он был утвержден хаганом Мунке. В данном случае Великий хаган Мунке выступил защитником права наследования престола отца сыном, игнорируя при этом права на престол братьев умершего, то есть всех других членов рода Джучи.

Исповедовавший христианство и кочевавший где-то в районе южнее Рязани Сартак пользовался значительным влиянием в степи еще при жизни отца. Русские князья ездили к нему на «поклон» уже с 1249 года[63]. Рубрук посетил стан Сартака между Доном и Волгой. Вот что он пишет о дворе Сартака: «Итак, мы нашли Сартака близ Этилии, в трех дня пути от нее; двор его показался нам очень большим, так как у него самого шесть жен, да его первородный сын имеет возле него их две или три и у всякой есть большой дом и около двухсот повозок».

Хотя Сартак и «выступал как выразитель тенденции к укреплению личной власти хана и его династии, противостоящей вольнице монгольской джучидской аристократии необходимости подчиняться решениям курултая»[64], но мусульманское купечество отдало свое предпочтение Берке. Это было связано с тем, что Сартак считался христианином, хотя Рубрук, бывший в стане Сартака в 1253 году, писал, что он только покровительствовал христианам. Тот же Рубрук отмечал, что у Сартака было шесть жен, — это показывает, что Сартак если и принадлежал к христианской церкви, то только формально. Основной же причиной того, что мусульманское купечество выступило против Сартака, было, вероятно, то, что Сартак был утвержден на ханство именно общеимперской властью, то есть хаганом Мунке.

Мусульманское купечество и городские верхи были заинтересованы в создании сильной власти в Улусе Джучи, способной противостоять общеимперской власти чингизидов. И не было случайностью, что выбор пал па Берке.

Берке был одним из видных деятелей в истории Улуса Джучи. Еще в юные годы он уже пользовался большим влиянием. Не следует забывать, что Бату для возведения Мунке на престол Монгольской империи поручил Берке осуществить это и поставил его во главе отборного войска. По сообщению персидского историка Джузджани, Бату относился к Берке с большим уважением, утвердил за ним командование армией, пожаловал ему земельный удел (икта) и выделил свиту (атба). К тому же Берке был мусульманином. Он стал мусульманином еще при жизни Бату и всячески стремился подчеркнуть свою приверженность к исламу, для чего, например, не раз облачался в почетные одежды, присланные ему в дар от аббасидского халифа[65]. Принятием мусульманства Берке прежде всего стремился упрочить свой авторитет в только что организованном обширном государстве, известная часть населения которого уже была исламизированной. Мусульманское купечество видело в Берке прежде всего единоверца, способного, в отличие от Сартака, бывшего христианином (во всяком случае считавшегося таковым), или любого монгольского хана-язычника покровительствовать духовенству и чиновничеству, способствовать расцвету градостроительства.

Таким образом, во время отсутствия Сартака, когда скоропостижно скончался Бату, на трон вместо него был выдвинут Берке, который предпринял меры для устранения неугодного племянника со своего пути.

После возведения на ханский престол Улуса Джучи хаганом Великой Монголии Сартак возвратился домой. «Взысканный разными милостями и благодеяниями [каана] Сартак прибыл в коренную столицу»[66]. По праву старшего Берке вызвал Сартака к себе в ставку. Но Сартак отказался посетить ставку Берке, чем возбудил сильное негодование своего дяди. Персидский историк Джузджани сообщает: «Тогда Берке-хан отправил людей к Сартаку [сказать ему]: «Я выступаю тебе вместо отца; зачем же ты проходишь точно чужой и ко мне не заходишь?». Когда посланные доставили Сартаку весть Берке-хана, то проклятый Сартак ответил: «Ты мусульманин, я же держусь веры христианской, видеть лицо мусульманское [для меня] несчастье»[67].

Как видно из вышеприведенного сообщения, Джузджани на первый план выдвигает религиозные мотивы. Однако было бы неправильным объяснять причины распри, возникшей между Берке и его племянником, исключительно религиозными мотивами.

Берке принял ислам еще при жизни Бату, Сартак придерживался христианства или же сочувствовал христианам, а сам хан Бату всю свою жизнь оставался язычником. Как известно, при жизни Бату это не вызывало раздоров. Причины начавшейся распри заключались в притязаниях Берке на джучидский престол, чем нарушалось завещание Бату и его соглашение с хаганом Мунке.

Сторонникам Берке все же не удалось в этот момент посадить его на престол, несмотря на то, что Сартак был убит и казалось бы, что победа была уже у них в руках.

Описание смерти Сартака в достаточной мере не отражено в источниках. Джузджани, сообщая об убийстве Сартака, приписывает отравление его хагану Мунке, который якобы тайком подослал своих доверенных людей. «… Всевышний наслал на него болезнь желудка, и он [Сартак] отправился в преисподнюю. Некоторые рассказывали так: заметив на челе Сартака признаки возмущения, Менгу-хан тайком подослал доверенных людей, которые отравили проклятого Сартака, и он сошел в ад»[68]. Но это утверждение Джузджани ошибочно, поскольку совершенно несовместимо с последующей политикой, проводимой хаганом Мунке.

Армянский историк Киракос Гандзакский приписывает отравление Сартака сторонникам Берке, и с ним нельзя не согласиться[69]. Но даже после того, как Сартак умер, Берке и его сторонникам все равно не удалось захватить власть в свои руки.

Когда стало известно о смерти Сартака, в коренном юрте хаган Мунке назначил ханом Улуса Джучи не Берке, а сына Сартака Улагчи. Поскольку Улагчи был еще малолетним ребенком, то власть перешла в руки старшей жены Бату Баракчин-хатун. Об этом сообщает один из официальных историков монголов Джувейни. Он пишет: «Менгу-каан отправил [в Золотую Орду] эмиров, обласкал жен, сыновей и братьев его [Бату] и приказал, чтобы Баракчин-хатун, старшая из жен Бату, отдавала приказы и воспитывала сына Сартака Улагчи до тех пор, пока он не вырастет и заступит на место отца»[70].

Итак, в борьбе за престол Улуса Джучи начинается новый этап. В эту борьбу включается Баракчин-хатун, которая заступает на место умершего Сартака. В данном случае Баракчин-хатун выступила в качестве защитницы династических интересов дома Бату.

Следует отметить, что в феодальной борьбе внутри Монгольской империи сложилось нечто вроде традиции, которую подтвердила своим вступлением в борьбу за власть Баракчин-хатун. Эта традиция заключалась в том, что старшая жена умершего правителя в борьбе за престол возглавляла лагерь сторонников династии именно этого хана против всех других претендентов. В качестве примера можно привести Туракин-хатун, которая упорно добивалась престола в Каракоруме для своего сына Гуюка, и это ей удалось.

Об этом же свидетельствует и борьба, разгоревшаяся между Союркуктени-хатун (женой Тулуя) и Огул-Гаймиш (женой Гукжа). Первая из них добивалась избрания хаганом Мунке, своего сына от Тулуя. Вторая же добивалась сохранения престола за сыновьями Гукжа. То же самое можно сказать об Олджай-хатун, которая отстаивала династические интересы своего сына Токты, отцом которого был Менгу-Тимур, против интересов его дяди Туда-Менгу.

Итак, поскольку Улагчи, назначенный хаганом Мунке правителем Улуса Джучи, был малолетним, во главе государства встала старшая жена Бату Баракчин-хатун. Но Улагчи прожил недолго. По Джувейни он умер в том же году. Однако русские князья еще в 1257 году ездили к «Улавчию», которого Карамзин ошибочно считает «наместником Берке».

Лишь только после смерти Улагчи Берке удалось завладеть престолом улуса, вопреки желанию хагана Мунке. Противостоять замыслу хагана помогла стоявшая за спиной Берке и поддерживающая его сепаратистские стремления сила, которую представляли духовные и светские феодалы городов Поволжья и кочевники-кипчаки.

Известно следующее высказывание одного из кипчакских военачальников, Джелал ад-Дина, воевавшего на стороне Хулагу, но отказавшегося от войны против Берке и перешедшего на его сторону со всем своим войском. Он сказал своим воинам: «Вы знаете, каковы мои достоинства и благородное происхождение. Я одного с вами рода, и хотя Хулагу-хан оказывает мне полное благоволение, я все же не допущу превратить вас в корм для меча. Я так располагаю: давайте распрощаемся с могуществом и счастьем монгольским, и я себя и вас освобожу от монгольского указа»[71].

Но вместе с тем, несмотря на победу Берке и его сторонников, положение группировки, вставшей за проведение в Улусе Джучи промонгольской политики, было еще довольно прочным. Эту группировку возглавила Баракчин-хатун, обладавшая громадной властью в Улусе Джучи.

После смерти Улагчи Баракчин-хатун, обладавшая, по свидетельству арабских писателей, «обширным умом и умением распоряжаться», решила посадить на престол внука Бату Туда-Менгу и тем самым сохранить за собой прежнее положение регентши. Не полагаясь только на свои возможности и влияние, Баракчин обращается за помощью к хану Хулагу, стоявшему во главе монгольского улуса в Иране. Однако заговор с целью свержения хана Берке не удался. Замыслы Баракчин-хатун были раскрыты. Она попыталась бежать в Иран, так как знала, что ей грозит смерть, если Берке со сторонниками захватят ее. Но избежать этой участи Баракчин-хатун так и не удалось. При попытке к бегству она была схвачена и казнена.

Таким образом, в борьбе за власть в Улусе Джучи про-монгольская политика потерпела полное поражение; победу одержал хан Берке, который выступил за обособление этого государства от метрополии, то есть за самостоятельный путь развития, независимый от общеимперской политики.

Победа Берке-хана и его сторонников была обусловлена многими факторами.

Одним из факторов было то, что в Улусе Джучи сложилась благоприятная обстановка для замыслов Берке. Как уже было сказано выше, к моменту смерти хана Бату Улус Джучи был уже довольно сильным государством, вполне способным проводить самостоятельную политику, тем более что этому способствовала отдаленность его от собственно монгольских земель.

Разрушенные города постепенно восстанавливались,» строились новые, но большая часть доходов от них уходила в Великую Монголию. Это, естественно, не нравилось местным богатеющим купцам, а также и части золотоордынской аристократии, которые понимали, что если бы Улус Джучи был самостоятельным государством, то все доходы получали бы они.

Таким образом, победа Берке хана в значительной мере была облегчена благодаря поддержке его кандидатуры со стороны местных мусульманских купцов, привлекавшихся еще при Батые джучидской администрацией часто в качестве откупщиков дани. Одновременно он нашел поддержку исламского духовенства Хорезма и Булгара, желавшего видеть на троне не язычника, а сторонника мусульманской религии. Со вступлением на престол хана Берке мусульманские купцы действительно получили доступ ко всем государственным учреждениям, а перед мусульманским духовенством открылось широкое поле для миссионерской деятельности. Вскоре после восшествия на престол Берке начался массовый переход правящей аристократии от шаманства к мусульманству.

Немаловажную роль в победе Берке хана и его сторонников сыграли также личностные качества самого Берке. Он пользовался огромным влиянием не только среди мусульманских купцов и духовенства в Улусе Джучи, но и в других мусульманских странах. Пользовался он уважением и самой монгольской аристократии. К тому же хан Берке, вероятно, хорошо владел всеми правилами политических интриг монгольского двора.

Существенное значение имело также то обстоятельство, что к этому времени империя вступила в полосу глубокого политического кризиса. В связи с этим в среде монгольских феодалов обострилась борьба за хаганский престол, власть и привилегии.

В период правления Мунке хагана борьба за хаганский престол велась между членами домов Угедея и Тулуя. Вследствие того, что Мунке хаган предал смертной казни одного из активных организаторов этой борьбы, Ширэмуна, она затихла на некоторое время. Но с момента появления на политической арене сыновей Тулуя — Ариг-Буги и Хубилая борьба за хаганский престол вновь усилилась внутри «золотого рода» Чингис-хана и превратилась в фактор, угрожавший существованию монгольского государства.

В то время как Мунке хаган находился в походе против Южных Сунов, Ариг-Буга жил в своей кочевой ставке вблизи Каракорума. Оставаясь на родине, он должен был охранять старые монгольские земли. Перед смертью Мунке хаган наделил своего младшего брата Ариг-Бугу правом на владение древними монгольскими кочевьями, расположенными вокруг Каракорума. Поэтому он, в отличие от Хубилая, обладал законным правом наследовать хаганский престол после хагана Мунке.

Как только до Хубилая дошло известие о том, что Ариг-Буга сел на хаганский престол, он созывает еще один Великий курултай, но теперь уже в Китае, и провозглашает себя монгольским «Великим ханом».

Таким образом, в 1260 году в Монгольской империи состоялись два Великих курултая и появилось две столицы. Борьба между братьями — Ариг-Бугой и Хубилаем, начавшаяся с этого времени, вылилась в кровопролитные вооруженные столкновения и впоследствии закончилась поражением Ариг-Буги.

Главная причина поражения Ариг-Буги в войне с Хубилаем заключалась в том, что соотношение сил было не в его пользу. Ариг-Бута остался в одиночестве в борьбе за престол Великого хана в условиях, когда центральная власть империи значительно ослабла в связи с уже начавшимся распадом общемонгольского государства. А в распоряжении Хубилая оказались главные силы монгольских войск, завоевывавших Китай. Кроме того, Хубилай опирался на военные и экономические ресурсы Китая и пользовался этим преимуществом.

Таким образом, как видно из всего вышесказанного, обстановка в центральной части Монгольской империи также благоприятствовала замыслам Берке и его сторонников.

Итак, ряд благоприятно сложившихся объективных причин в совокупности с субъективными привели к победе Берке в борьбе за власть, а вместе с тем и положили начало обособлению Улуса Джучи и его развитию вне зависимости от общеимперской политики. В то же время с этого момента начинается постепенный распад империи чингизидов на ряд самостоятельных феодальных государств.