Рассказы из новой тетрадки

Кризис

В здании прозвенел резкий, требовательный звонок, от которого Тур Андерсон пробудился ото сна. За стенкой, в коридоре, раздавались торопливые шаги студиозусов, опоздавших на первую лекцию. Где-то вдалеке звучали удары колокола с башни муниципального совета. В городе Гифе начинался новый день. Вернее, он уже начался. Профессор Андерсон, доктор философии, декан кафедры математической механики, член-корреспондент нескольких научных обществ, только сейчас проснулся, но продолжал лежать неподвижно, словно отказываясь принять новый день за действительность. Голубые глаза профессора, мудрые и печальные, смотрели в маленький прямоугольник окна, сквозь пыльное стекло которого пробивались лучи солнца. На лице профессора читалась усталость и затаённая печаль. Можно было подумать, что Андерсону было лет за восемьдесят, однако, это был мужчина в самом расцвете сил — ему недавно стукнуло сорок. Что же было причиной его тоски? Может быть, его широкая душа требовала чего-то большего, чего-то, что не могло вместиться в этой крошечной каморке под лестницей, где сейчас ему поневоле приходилось коротать одинокие ночи?

Тур поднялся и сел на кровати, поставив ступни на цементный пол, покрытый облезлым ковриком, который был похож на раздавленного под пневматическим прессом зверька. Широкие плечи профессора, мускулистая спина свидетельствовали о его большой физической силе. Впрочем, в последнее время профессор начал немного оплывать и тучнеть, что, конечно, не могло добавить ему положительных эмоций. Может быть, в этом крылась его печаль?

«Что ж, пора», — подумал Андерсон. В два счёта он оделся, умылся под старым ржавым умывальником, тот, по-видимому, был недоволен, что его используют, и плевался водой в разные стороны. Переложив со стула стопку журналов по математической механике на подоконник (отчего в комнате стало темнее), профессор уселся за крошечный стол. На столе красовалась чугунная сковородка с остатками вчерашней яичницы. Хотя аппетит отсутствовал, он стоически позавтракал, потом подогрел на электрической печке чайник и выпил горячего чаю. На душе Андерсона несколько потеплело. Потом он достал из шкафа бутылку водки, налил себе стопочку и опрокинул её внутрь. На душе потеплело ещё больше.

По расписанию у профессора сегодня была лекция, но он безответственно отнёсся к своим обязанностям, решив пропустить её — вряд ли студиозусы очень уж расстроятся от этого. И бриться он тоже не стал, хотя на подбородке и скулах уже выступила светлая щетина, она была не так заметна, как если бы профессор был, к примеру, брюнетом.

Итак, облачившись в модный тёмно-синий плащ, Андерсон взял портфель и покинул здание Университета, по дороге поздоровавшись со швейцаром, который предусмотрительно открыл перед ним дверь. У швейцара была подобострастная улыбка, от которой профессору стало неуютно.

На улице были лужи, слякоть и прохладный ветер. Андерсон отправился в библиотеку, его там ожидал новый журнал по физике. Прохожих было немного, некоторые узнавали профессора и уважительно приветствовали его. Андерсон рассеянно отвечал на приветствия, даже не вглядываясь во встречные лица. Низкое солнце то и дело пряталось за облаками, роняя на земную поверхность тень.

В библиотеке было прохладно, но уютно. Пахло старыми книгами, канцелярским клеем и чернилами. Андерсон скромно приблизился к стойке и кашлянул. Милая девушка, заполнявшая что-то в пухлой тетради, подняла голову и, увидев профессора, улыбнулась.

— Тур Иванович, здравствуйте! — у неё был приятный, мелодичный голос. И не менее приятная улыбка, что в очередной раз отметил профессор про себя.

— Доброе утро, Вера, — тихо произнёс Андерсон. — Как поживаете?

— Да всё по-старому, Тур Иванович, — прощебетала девушка. — Вот Ваш пакет, распишитесь, пожалуйста!

«Она так жизнерадостна», — подумал Андерсон. Но на этом, как и всегда, их общение с девушкой оканчивалось. Она углублялась в свои библиотечные дела, профессор некоторое время сидел за одним из свободных столов, просматривая полученную корреспонденцию, потом прощался и уходил прочь. Но на этот раз привычное течение вещей несколько изменилось.

— Тур Иванович, доброе утро! — прозвучал у него над ухом голос. От неожиданности у профессора упали с носа очки.

— Митя, ну что ты, в самом деле, — оглянувшись, прошипел Андерсон. Это был его старый друг, Митя Полемиков. Он был младше профессора, работал в местной типографии корректором, и познакомились они друг с другом давным-давно и при весьма примечательных обстоятельствах, о которых мы сейчас не будем распространяться.

Андерсон пожал другу руку, испачканную в типографской краске. Митя не занимался непосредственно печатью газеты, однако регулярно умудрялся испачкаться, а однажды на него чуть не упал печатный станок, вернее, часть станка. Репутацией Митя был не славен — его считали чудаком. Он любил спорить, причём, казалось, всё было против его мнения, а аргументы его — слабы и бестолковы, и вдруг оказывалось, что он совершенно прав. Может быть, его поэтому ещё и не любили, а несколько раз даже чуть не избили, и если бы не вмешательство самого Андерсона — дело могло оказаться плачевно. Втайне Митя мечтал стать журналистом, пусть не мирового уровня, но достаточно известным. Для этого Митя, во-первых, придумал себе звучный псевдоним — «Вальдемар По», в во-вторых, ещё с подросткового возраста вёл обширнейшую картотеку, в которой собирал самую различную информацию на всех более-менее видных жителей города. Кто с кем судился, кто продал ту или иную недвижимость, кто берёт взятки и в каких количествах, кто изменяет жене или был замечен в других порочащих связях — всё накапливалось в записях Полемикова. «Когда-нибудь, когда я стану знаменитым журналистом, — делился с другом своим сокровенным Митя, — всё это мне очень пригодится. И я, быть может, даже напишу книгу…» Но все эти планы пока были в необозримом будущем.

— Итак, Тур Иванович, сегодня опять пропускаешь лекцию? — промурлыкал Митя, опускаясь на стул напротив профессора. Насколько Андерсон был коренаст и крепок, настолько Митя был тощ и хрупок. И если Андерсон печалился каким-то своим удручающим мыслям, то Митя был весел и беззаботен. Впрочем, так бывало не всегда.

— На то есть причины, Митя, — ответил Андерсон.

Он оглянулся. В библиотеке было пустынно. Вера всё так же переписывала что-то из одной книги в другую, от усердия она даже высунула кончик розового языка. В углу же сидел некий бородатый господин в сером твидовом костюме. Перед ним на столе лежал пухлый том, раскрытый примерно посередине. Уловив чужой взгляд, бородач сердито посмотрел на профессора и что-то пробормотал себе под нос.

— Идём отсюда, — Андерсон встал. — Верочка, мы уходим, до свидания!

Они перешли дорогу, пропустив заляпанный автомобиль и очутились в парке. Грязные жёлтые листья покрывали землю.

— А ты-то почему не на работе, Митя?

— Почему же не на работе? У нас в типографии курьер заболел, меня попросили отнести в библиотеку свежую периодику, — с улыбкой ответил Митя.

«Полжизни уже прожил, а его посылают, словно мальчишку, с поручениями», — грустно подумал Андерсон.

— Чего хмуришься, Тур Иванович? — поинтересовался Митя в свою очередь.

Профессор покосился на какого-то подозрительного типа на лавочке и ничего не ответил. Они вышли из парка, миновали перекрёсток и вскоре очутились перед вывеской «Чайная».

— Давай попьём чаю, Митя, — предложил Андерсон.

— А я знал, что мы сюда направляемся, Тур Иванович, — всё так же жизнерадостно отозвался Митя.

«Я несколько минут сам не ведал, куда меня несут ноги, а ты уже всё знаешь», — почему-то раздражение овладело профессором, но виду он, конечно, не подал. Верно, погода была виной его раздражительности.

В чайной было темно, чуть ли не на ощупь они выбрали себе столик, но, когда электрическая лампа на нём загорелась и осветила всё вокруг, стало видно, как тут неплохо. Молчаливый и мрачный Шуй-ван, хозяин заведения, безмолвно поставил перед ними свежезаваренный чайник, чистые чашки, блюдца и также безмолвно исчез, словно растворился где-то в темноте. Профессор огляделся. Судя по тому, что лампа горела только на их столике, в помещении, кроме них, больше посетителей не было. Этот факт его весьма приободрил. Он потёр руки, взялся за чайник и разлил чай по чашкам.

— Что нового в мире, Митя?

— Да что нового, Тур Иванович — экономический кризис…

И на этих словах Мити лампа на столе между ними мигнула и погасла. Профессор ругнулся. Окна в чайной были маленькие и к тому же выходили на запад — так что толку от них было мало. И вдруг из темноты появился огонёк — то был Шуй-ван со свечой. Свеча плавала в чашке с водой, чашка стояла на плоской, словно доска, ладони хозяина.

— Электличество нет, — сказал Шуй-ван, оставил им свечу и снова испарился.

— Я же говорю: кризис, — Митя отпил из чашки.

— Митя… — прошептал Андерсон, наклоняясь вперёд, — ты знаешь, на самом деле это не кризис…

— А что же? — Митя тоже перешёл на шёпот. — Масонский заговор?

— Ш-ш-ш! — предупреждающе прошипел Андерсон, ему померещились чьи-то шаги, но то, видно, китаец пытался заняться своими делами.

— Вторжение инопланетного разума? — Митя сделал новое предположение.

Профессор почему-то оскорбился.

— Сам ты инопланетный разум, Митя!

Митя захихикал. В его зрачках отражалось пламя свечи.

— Не время смеяться, Митя, — голос Андерсона был серьёзен. — Это не кризис… это… крысис.

— Это когда много крыс? Так плохо, что крысы бегут с корабля?

Андерсон опять зашипел.

— Я не шучу, Митя. Ты обратил внимание на пару у ворот парка?

— Нет… хотя… какие-то мерзкие рожи у них были.

— Крысиные.

Митя замолчал.

— Понимаешь, Митя, — профессор одним глотком осушил чашку, — крысы — сейчас этот биологический вид в стадии расцвета. Они нас обгоняют. Их больше, чем нас, вдвое!

— И что? — осторожно спросил Митя.

— Их больше, чем нас, они живут рядом с нами, они…

— Что?!

— Они переодеваются в нас, людей, и живут среди нас! При этом, понятное дело, ведут свою крысиную политику. Выживая нас, людей, с земли. Вот это и называется крысис.

— А человеки и не понимают, почему вокруг такие крысиные нравы… — сказал Митя. — И что с этим поделать?

Андерсон развёл руками.

— Надо написать статью в газету… — Митя почесал затылок и задумался. Может быть, пришла пора возродить к жизни «Вальдемара По»?

— А потом что, Митя? Даже если это и станет достоянием гласности, то какие меры должна принять общественность? Крысы хорошо замаскированы под нас, людей. Можно, конечно, применить антропометрические методы, но… нас обвинят в расизме! При такой-то международной обстановке — так нельзя!

— А что мы знаем о крысах? — спросил Митя. — Они всеядны, чрезвычайно живучи…

— Есть один способ. Но жестокий, — произнёс Андерсон. — Недавно в Европе произвели первые опыты по расщеплению ядер урана и плутония. При этом процессе выделяется невероятное количество энергии. Возникает вероятность создания бомбы, взрыв которой будет такой мощности, такой силы, что камня на камне не останется после него.

— И что? — Митя даже привстал от волнения.

— Я закажу для университета десять килограммов плутония, сделаю бомбу — а потом всё взорвём к чёртовой матери!

— Но мы тоже ведь умрём?

— Да, — после некоторой паузы ответил Андерсон. — И мы тоже умрём.

Лампа на столе вспыхнула ярким светом, ослепив собеседников. В немом молчании они допили весь чай, расплатились и вышли на улицу. Мир, дотоле казавшийся просто равнодушным, теперь весь дышал враждебностью. За каждым углом, в каждом незнакомце Мите теперь виделась огромная крыса, ходящая на двух лапах.

— Ну, прощай, Митя, — профессор подал руку.

— Тур Иванович… но они, возможно, после взрыва бомбы выживут, а мы — нет?

— Наше дело всё равно проиграно, — Андерсон вздохнул. — Быть может, и бомбу придумывают тоже они, чтобы ускорить процесс вытеснения одним видом другого. Впрочем, мы сами виноваты…

«Надо написать статью… как можно скорее!» — с этой мыслью Митя повернулся и пошёл домой.

— Митя! — окликнул его Андерсон.

Полемиков обернулся, испуганно улыбнулся и помахал другу рукой.

— Митя! — снова крикнул Андерсон. — Не пиши статью… Я пошутил!

У Мити ноги вросли в землю, он побледнел ещё больше. Неужели?!

— Пошутил я, Митя, — повторил профессор.

— Сволочь ты, Тур Иванович! — разозлился Полемиков. Показав Андерсону костлявый кулак, он бросился прочь. Так они расстались. Профессор поплотнее закутался в плащ, взял портфель под мышку и пошёл в Университет. «Наверное, будет дуться пару недель, — тепло подумал о друге Андерсон. — Может, зря я с ним так…»

А за ним в это время наблюдал полицейский. Злобный горящий взгляд, кривые жёлтые загнутые назад резцы не предвещали ничего хорошего…

13 ноября 2008 г.