Рассвет Ив

— Присоединяйся ко мне в ванне, — я посмотрела на него сквозь ресницы, возясь с ширинкой.

Он поймал мои ладони. Его глаза горели, а рот приоткрылся. Мне захотелось лизнуть клыки, которые покрывали эту хитрую, чертовски сексуальную нижнюю губу. Более того, мне хотелось прикусить эту губу и высосать из нее все дерьмо.

— Мы не станем заниматься сексом, — Салем встал и стянул с себя рубашку.

Мой желудок сжался.

— Это из-за того, что случилось с Кипом?

— Нет, — он снял штаны, удерживая мой взгляд. — Я быстрее и сильнее тебя. Тебе не нужно забивать свою хорошенькую головку беспокойством о том, что ты укусишь меня.

— Тогда мы займемся сексом.

Я не хотела умолять, но его член был прямо здесь, огромный, длинный и красивый. Я никогда не думала, что буду смотреть на мужские гениталии с таким трепетом и голодом, но это действительно был великолепный член. Толстый, твердый и способный доставить столько удовольствия, он был продолжением его очарования, символом ошеломляющего эффекта, который он производил на меня.

Салем скользнул в ванну позади меня и уложил меня обратно на свою грудь и бедра. Его рот коснулся моего уха, лаская мою кожу соблазнительным дыханием.

— Расслабься.

Расслабиться? С его эрекцией, скользящей по моей киске? Я просунула руку между ног и сжала его член. Мои внутренние мышцы пульсировали в предвкушении, когда я расположила его у своего входа.

Его пальцы сковали мои запястья и прижали их к бокам.

— Веди себя хорошо.

— Зачем? — я терлась о его член, но в этой позе у меня не было никакого преимущества.

— Если я займусь с тобой любовью, то укушу тебя, а я уже укусил тебя сегодня.

«Займусь любовью». Правильно ли я его расслышала? Осознает ли он, что сказал это? Вопрос вертелся у меня на языке, но я решила не придавать этому большого значения, боясь, что он скажет мне, что не имел этого в виду.

— Ты все время кусаешь меня по нескольку раз в день, — я повернула голову, чтобы увидеть его глаза. — Это всего лишь глоток.

— Не шевели руками, — Салем отпустил мои запястья и провел пальцами по моим бедрам, поднимаясь вверх по груди, пока его теплое и эротичное дыхание касалось моей шеи. — У тебя была тяжелая ночь, — его губы коснулись чувствительного места под моим ухом, облизывая, покусывая, пока он обхватывал и мял мою грудь. — Я заставлю тебя кончить. А потом ты заснешь и успокоишься.

— А как насчет тебя? Я хочу…

Его пальцы скользнули по моим складочкам и проникли в меня до самых костяшек пальцев. Я застонала и впилась ногтями в твердые бока его задницы, дергая бедрами от толчков его руки. Вода хлестала по стенкам ванны, его бицепс напрягся, пока Салем превращал меня в пыхтящую, изгибающуюся лужу похоти.

Он прижал свой член к моей заднице, и его дыхание участилось. Поглаживание его пальцев стало жестче, погружаясь глубже.

— Ах, Салем, — я была готовой и набухшей, пульсировала и готова была взорваться. — Я близко. Совсем близко.

Он переместил большой палец, обводя им мой клитор, и я сорвалась. Электричество пронзило мое нутро и пробежало по телу искрами обжигающего жара. Я выкрикнула его имя, дергаясь, корчась и задыхаясь.

Мой мозг превратился в кашу, тело лишилось костей и гудело от покалывания. Бл*дь, это было здорово. Так здорово, что я не представляла себе жизни без него.

Когда у меня перехватило дыхание, я лениво повернулась к нему лицом.

— Твоя очередь…

— Нет, — он захватил мой рот в нежном поцелуе, неторопливо облизывая, его язык погружался и терся о мой. Потом он поцеловал меня в щеку и прошептал на ухо: — Я никогда не думал, что доживу и увижу рассвет, — он взял меня за подбородок и держал мое лицо в нескольких дюймах от своего. — Просто дух захватывает.

У меня екнуло сердце. Этот мужчина и его слова.

— Ты даже не представляешь, каким счастливым ты делаешь меня, — он прижал мою щеку к своей груди и погладил по волосам.

— Ты тоже делаешь меня счастливой, — невероятно. Я не хотела его терять.

Его член все еще был твердым, но вода остывала, и он уже протянул руку, чтобы вытащить пробку. Мы вытерлись. Я выпила воду из бутылок и принялась за жареную редиску и орехи. Затем мы задули свечи и свернулись калачиком на маленьком матрасе в нашей импровизированной комнате.

Окна были закрыты досками, чтобы свет не проникал внутрь. Слои шерсти окутали нас в клубок общего тепла тела. Благодаря этому восхитительному оргазму мои мышцы расслабились и стали вялыми, а внутренности расслабились. Спокойная. Сонная. Умиротворенная. Именно такой Салем и хотел меня сделать, щедрый ублюдок.

Кажется, я люблю его.

— Ты поедешь со мной домой в Альберту, — прошептал он мне в волосы.

Мои глаза распахнулись, ничего не видя в темноте. «А как же мои отцы? Сопротивление? Мои клыки? Насколько хорошо я вообще тебя знаю?»

— Ты говоришь мне, что делать?

— Ты поедешь со мной домой?

— Ты не можешь просто повысить тон своего голоса в конце и превратить это в вопрос.

— Значит, решено. Мы уезжаем завтра в сумерках.

Глава 21

Несмотря на удовлетворенное состояние моего тела, сон дался мне нелегко. Когда я наконец поддалась ему, сон был таким же беспокойным и тревожным, как и мои мысли. Я то задремывала, то приходила в себя, размышляя о своих непонятных чувствах к Салему, о своей цели как дочери Ив и о том, куда идти дальше. Через несколько часов я перестала дремать и высвободила свои конечности из тепла Салема.

Он перекатился на спину, и его рука в тени потянулась к моему лицу, нежно лаская мою щеку.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Именно разговора я и хотела. С тремя людьми, которым я доверяла больше всего.

Я поднялась с матраса и натянула одежду в холодной темноте.

— Я собираюсь прогуляться.

Постель зашуршала от его движения.

— Одна, — ответила я. — Я не могу думать в присутствии всей твоей… сексуальности.

Он рассмеялся.

— Теперь ты знаешь, что я чувствую.

Надев простую рубашку и брюки, я натянула сапоги и пристегнула к поясу мамин кинжал.

— Я ненадолго.

Я оставила его с поцелуем, полным обещания, и пошла через нижний уровень старой больницы, лишившись клыков.

Лабиринт коридоров уходил в темноту, и странный запах исходил из какого-то неизвестного источника. Может быть, плесень на облупившихся обоях? Или гнилое дерево под сколотым линолеумом пола? Я схватила свечу с шаткого стола и зажгла фитиль.

Пламя отбрасывало зловещие отблески на зал, разрисованный граффити. Тля занимала почти всю стену от пола до потолка, слова с подтеками выцвели от двадцатилетнего износа. Я завернула за угол, дрожа от множества сообщений, написанных торопливым почерком.

Они услышат тебя.

Вы не видели мою маленькую девочку?

Я не хотела умирать.

В своих путешествиях по Северной Америке я встречала множество отчаянных граффити, все они напоминали о том, что мир погрузился в десять видов безумия, когда вирус поразил его.

Сломанное больничное оборудование и ржавые металлические каркасы кроватей выстроились вдоль коридоров. Никаких людей. Было, наверное, около десяти часов. Большинство жильцов наверняка заперлись в своих комнатах на ночь. Десять моих солдат будут патрулировать периметр лагеря, готовые к восьмичасовой смене.

Впереди один из моих людей вошел с улицы и стряхнул снег с сапог. Заметив мое приближение, он выпрямился, расправил плечи и опустил голову.

— Мэм.

— Вольно, солдат, — я сократила дистанцию. — Мои отцы тоже там?

— Нет, мэм, — его осанка расслабилась. — Они зашли в помещение минут двадцать назад. Проверьте конференц-зал.

— Спасибо, — я направилась к западному крылу Г-образного здания.

Через несколько минут я вошла в помещение, которое когда-то служило больничным конференц-залом. Освещенные несколькими керосиновыми лампами, Рорк и Линк склонились над длинным столом, заваленным картами. Пустые бутылки из-под «Бушмиллса» придерживали углы рисунка, который они обсуждали.

Морщинистая лысая голова Линка приподнялась, его улыбка была частично скрыта седой бородой.

— Привет, мини-Иви.

— И тебе привет, старина, — я поставила свечу на стол. — На что смотрите?

Рорк поднял руку, молчаливо приглашая нырнуть и обнять его.

Я прижалась к нему, обняла за широкую спину и уставилась на карту территории Юкона. След из крестиков шел вдоль реки Юкон и отмечал пути на север и юг.

— Ты же вроде бы отдыхаешь, — Рорк поцеловал меня в макушку.

— Не могла уснуть, — я проследила за каракулями на карте. — Вы собираетесь искать особняк?

— Да. Салем прочертил свой маршрут из Альберты, — Рорк провел пальцем по карте, его акцент звучал низко и устало. — До его конечной точки здесь. Мы начнем с его указаний, так как гибриды, которые преследовали тебя и Джереми, превратили ваши следы в хаос.

Линк скрестил руки на груди, его черные глаза смотрели на меня.

— Ты, кажется, не очень-то уверена в том, какой дорогой следовала через лес.

Я изучила карту и покачала головой.

— Нет, вы правы. Отсюда особняк мог находиться в любом направлении, — я постучала пальцем по затененному участку на выцветшей бумаге и убрала руку. — Я не хочу туда возвращаться. Просто отпусти это, па. Мы…

— Черт возьми, нет, — в мягком свете глаза Рорка превратились в изумруды. — Эти клыкастые держали тебя десять чертовых дней, и я хочу знать, почему, — рычание в его голосе и напряжение в челюстях сказали мне, что он не просто хотел допросить их. Он намеревался убить их. — Вы с Эдди возьмете с собой половину солдат и отправитесь обратно на дамбу, — Рорк уставился на карту. — Остальные пойдут с нами.

«Нами», то есть, со всеми моими отцами. Они никогда не путешествовали друг без друга.

Мысль о возвращении на плотину без Салема вызвала у меня острую боль в груди. Его требование взять меня с собой домой было одной из причин, почему я не могла заснуть. Мне следовало бы наотрез отказаться от идеи поехать в Альберту, но я этого не сделала, и это чертовски смутило меня.

— А где Мичио и Джесси? — спросила я.

— Ты только что разминулась с ними, — Рорк посмотрел на дверь. — Они должны быть в нашей комнате, — он прищурился, глядя мне в лицо. — Что случилось?

— Мне нужен совет, — я украдкой взглянула на Линка и повернулась к Рорку. — Мы можем поговорить? В вашей комнате?

— Это прямо кричит о неприятностях с мальчишками, — Линк ухмыльнулся. — Вот почему у меня никогда не было детей.

Я показала ему средний палец.

— Ты не знаешь, что теряешь, уродливый ты засранец, — Рорк хлопнул Линка по спине.

— Я поверю тебе на слово, — усмешка Линка последовала за нами в коридор.

Короткая прогулка по коридору привела нас в комнату, которую делили мои отцы. Дверь была слегка приоткрыта, освещенная мягким светом изнутри.

— Отец Рорк? — одна из женщин, живущих здесь, высунула голову из комнаты напротив. — Могу я попросить вас помочь мне передвинуть матрас? Там сквозняк, и мне трудно заснуть.

Шелковый халат соскользнул с ее плеча, и она даже не потрудилась поправить его. Она даже не пыталась скрыть, как внимательно изучает его тело.

Отвратительно. Девчонка была ненамного старше меня и вполне могла сама сдвинуть матрас. Я бросила на нее испепеляющий взгляд, но она этого не заметила. Она была слишком занята, трахая моего отца глазами.

— Я вернусь через секунду, — сказал мне Рорк и вошел в комнату женщины.

Если она прикоснется к нему… тьфу. Меня это не касалось. Я развернулась, толкнула дверь отцовской комнаты и резко остановилась.

Мичио прижал Джесси к стене, тяжело дыша, прижавшись грудью к его груди и уткнувшись лицом в шею Джесси. Оба были полностью одеты, но руки Джесси были между ними, сжимая, поглаживая и…

Я ахнула, отшатнулась и налетела на дверь.

Они метнулись в разные стороны, а я бросилась в коридор.

— Мне очень жаль, — бл*дь, бл*дь, бл*дь. — Мне следовало постучать.

Выйдя в коридор, я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, проклиная свою глупость. Я прижала холодные пальцы к раскрасневшимся щекам и вздрогнула, когда Рорк вышел из комнаты напротив меня.

Уперев руки в бока, он прищурился, глядя на меня.

— Ты выглядишь сгорающей от стыда. Что ты… — он перевел взгляд на дверь позади меня. — О, — его губы так и норовили расплыться в улыбке, и он потер рот рукой. — Они должны были дождаться меня.

— Я не хочу знать, па! — я пошла прочь по коридору. — Я еще вернусь.

— Подожди, — он схватил меня за плечи и прижал к стене рядом с дверью. Затем он заглянул в свою комнату. — Черт возьми, оденьтесь вы уже.

Ох, ну бл*дь. Я закрыла лицо руками и рванулась вперед, чтобы убежать.

Рорк схватил меня за руку.

— Я всего лишь подкалываю тебя. И их тоже. Мне нравится видеть, как их лица краснеют.

— Это гадко.

— Поверь мне, девочка. К концу ночи они найдут это забавным.

После того разговора, который вот-вот должен был состояться, я не была уверена, что они будут улыбаться. Я последовала за ним в комнату.

Два матраса были сдвинуты вместе в углу и завалены одеялами. Мичио сидел на стуле рядом с ними. Джесси полулежал в центре кровати, прислонившись спиной к стене и скрестив ноги в лодыжках. Он похлопал по месту рядом с собой.

Я быстро сняла ботинки и прижалась к нему, как делала миллионы раз с тех пор, как была маленькой.

— Розали нужна была помощь с матрасом, — Рорк закрыл дверь и запер ее.

Джесси наполовину хмыкнул, наполовину фыркнул.

— Ты наконец-то вправил ей мозги?

— Я вежливо сказал ей «отъе*ись».

«Отъе*ись» было вежливым ругательством Рорка, а значит, он сказал ей именно это. Я сжала губы, улыбаясь.

Мичио присел на краешек стула, упершись локтями в колени и прижав ладони ко рту.

— Ты же должна спать.

— Слишком много мыслей в голове, — я придвинулась ближе к Джесси, освобождая место для Рорка.

— Ей нужен блестящий совет ее стариков, — Рорк устроился рядом, прогибая кровать под тяжестью своего мускулистого тела.

Мичио откинулся назад, положил щиколотку на колено и склонил голову набок.

О, блин. Этот взгляд заставил меня снова почувствовать себя подростком. Зажатая между Рорком и Джесси, я боролась с внезапной тишиной. «Просто выложи это».

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Он хочет, чтобы я вернулась с ним в Альберту.

— Нет, — Джесси резко сел, изогнувшись в талии, чтобы посмотреть на меня. — Ты не…

— Дай ей договорить, — Рорк откинул с лица белокурый дред.

Рорк и Джесси обменялись напряженными взглядами, прежде чем Джесси провел рукой по своим седеющим медным волосам. Потом он прислонился к стене и обнял меня за спину.

— Я думаю, что люблю его, — вытянув ноги, я постучала ступнями в шерстяных носках друг о друга. — И думаю, он может чувствовать то же самое.

— Ты думаешь, что любишь его? — тихо переспросил Мичио. — Ты не знаешь?

Мои брови дернулись, когда я обдумывала ответ. Наша химия была неоспорима, и я доверяла ему свою жизнь. Но…

— Если я поеду за ним в Альберту, я не знаю, сделаю я это, потому что мне небезразличен он, или потому что мне небезразлично будущее человечества, — я провела пальцем по ровному краю своих человеческих зубов. — Без него у меня нет клыков. Я не узнаю правды об их предназначении. Если мои клыки необходимы для спасения человечества, я должна остаться с ним. Если они — какая-то противоборствующая сила против пророчества, я должна отпустить его, и… — я потерла грудь, — это очень, очень больно.

Мичио уставился на стену над моей головой, его взгляд сделался отстраненным.

— Люди не принимают решений, основанных на логике, — он моргнул и встретился со мной взглядом. — Мы принимаем решения, основываясь на том, нравится ли нам то, что говорит нам логика.

— Ты хочешь сказать, что я могу принимать решения только на основе эмоций?

— Так уж мы устроены, Доун, от рождения до смерти, — он перевел взгляд с Рорка на Джесси, потом на пол, и уголок его рта приподнялся в улыбке. — Любовь — величайшая сила человечества. Она более важна для нашей эволюции, чем клыки и противопоставленные большие пальцы. Она выбирает, за что держаться, с кем растить детей, куда и как далеко идти в жизни. Я хочу сказать, что боль в груди означает, что решение уже принято за тебя.

Боль за ребрами сжалась еще сильнее. Я повернулась к Рорку, который был непривычно тихим.

Он постучал пальцем по моей груди.

— Если это глубоко внутри тебя, если это то, чего ты очень сильно хочешь, ты нарушишь свои собственные правила…

— Клятвы, — Джесси кашлянул в кулак.

— Точно, — Рорк поднял мой медальон, поглаживая большим пальцем клык, камень и четки, вделанные в металл. — Если ты любишь его, ничто и никто не сможет удержать тебя от него. Ни пророчество. Ни Бог, — его взгляд нашел мой. — Ни даже твои отцы.

— Чушь собачья, — проворчал Джесси. — Мы не знаем этого мужчину. Мы понятия не имеем, каковы его мотивы.

Мои коренные зубы стиснулись, и я повернулась к нему лицом.

— Неужели так трудно поверить, что он может любить меня?

— Нет, — его глаза расширились. Затем его лицо расслабилось, и он притянул меня к своей груди. — Господи, я уже знаю, что он безумно влюблен в тебя. Просто… мне это не нравится. Эта жизнь и так чертовски тяжела. Я не хочу, чтобы отношения сделали твою жизнь еще тяжелее.

— Вот о чем ты подумал, когда встретил мою мать?

— Нет, — яростно возразил он.

— Пророчество не могло удержать тебя от нее, — я оттолкнулась от его груди и указала на Рорка. — Клятвы не остановили его. И… — я повернулась к Мичио, повысив голос. — Ты был ее похитителем. Я даже не понимаю, как это получилось. Но получилось же.

К чему я там вела? Я схватилась за затылок, и моя грудь вздымалась, переполненная настойчивостью, чтобы заставить их понять.

Затем меня озарило. Я спорила за свои отношения с Салемом, а не против них. Я хотела этого, хотела его с такой силой, что сама испугалась.

— Я люблю его, — прошептала я и увидела, как мой страх отразился на лице моих отцов. Мое внимание сосредоточилось на Джесси. — Ты оставил своих сородичей Лакота, единственную семью, которая у тебя была, чтобы последовать за моей матерью через океан. Ты сомневался в этом решении?

Джесси закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Нет, никогда. Я любил ее, — его глаза открылись, блестя в свете лампы. — Любовь не просто жизненно важна. Она и значит жизнь.

Я обвила руками его шею и прижалась щекой к его груди. Мичио подошел к кровати и обнял Джесси за спину. Позади меня Рорк положил голову мне на плечо. В течение следующего часа мы обсуждали плюсы и минусы — в основном минусы — моего бегства в Альберту с Салемом.

Мои отцы были напуганы, их голоса дрожали от волнения, поэтому я то и дело бросала в них обратно слова Мичио.

«Мы принимаем решения, основываясь на том, нравится ли нам то, что говорит нам логика».

Пока они высказывали свое мнение, я свернулась калачиком между ними и вспоминала истории о моей матери.

Потеря детей и мужа.

Скорбящая. Одинокая. Единственная выжившая женщина в мире.

Ее опасный поход в горы Аллегейни.

Паб, где она познакомилась с Рорком.

Заточение на Мальте.

Боевой корабль до Исландии и битва с Дроном.

Ее возвращение в Западную Виргинию, где она вылечила мать Салема.

Большее число женщин. Бесконечные пожертвования крови.

Ее падение с плотины Гувера.

— Все, что делала моя мать, было рискованным, — сказала я, прерывая их разговор. — Если бы она не пошла на такой риск, если бы не последовала зову сердца, меня бы здесь не было. Нас бы здесь не было.

Никто не произнес ни слова. Я посмотрела в три пары убитых горем глаз, зная, что они разделяют одни и те же воспоминания. Мы не двигались целую вечность, оставаясь наедине с нашими мыслями, но вместе в утешении семьи.

— Дайте мне шесть месяцев, — сказала я твердым голосом, исходившим из силы и любви. — Я уезжаю завтра в сумерках.

Глава 22

На следующую ночь я стояла у южных ворот лагеря с тяжелым сердцем и трепещущим гулом в животе. Жители и солдаты собрались со свечами в руках и надеждой в глазах. Они не знали подробностей моего отъезда, но доверяли моей мотивации. Как дочь Ив, я никогда не откажусь от своих обязательств перед человечеством.

— Передай Ши мою любовь, — я обняла Эдди за плечи.

— Я так и сделаю, — его голос был хриплым, когда он коснулся губами моего лба и отступил назад. — Увидимся через полгода, Рыжая.

За воротами, вне пределов слышимости, Салем сидел на черной кобыле аппалузе, окруженный седельными сумками с едой, стрелами и запасами для выживания. Он также захватил концентрированную смесь семян льна, свекольного жмыха и зерна для лошади.

Мне не хотелось лишать отцов еще одной лошади, но я проиграла этот спор. Если мы будем придерживаться дорог и троп, нам с Салемом потребуется три месяца, чтобы добраться до Альберты. Верхом мы могли бы проделать весь путь в два раза быстрее.

Шесть недель езды до Альберты. Трехмесячное пребывание с Салемом. Один месяц езды до плотины Гувера. По пути, может быть, я найду машину, модифицированную для газификации. Двигатель, переделанный в древесный газификатор, брал сухую древесину, сено или уголь и превращал их в топливо. Такой транспорт резко сократит наше время в пути.

Трехмесячный лимит был деталью, о которой я не сказала Салему. Трусость с моей стороны, но я надеялась, что это даст нам достаточно времени, чтобы выяснить нашу связь. Я также планировала использовать предстоящие месяцы, чтобы убедить его вернуться домой вместе со мной.

Салем нарисовал карту для моих отцов, указав местоположение его дома и маршрут, по которому мы туда доберемся. Он также пообещал послать гонца к плотине Гувера, как только мы устроимся, чтобы сообщить им, что мы благополучно прибыли. Посыльный будет совершать походы с письмами туда-сюда, поддерживая связь, пока я не вернусь домой.

Я одарила Эдди прощальной улыбкой и направилась к отцам.

— Шесть месяцев, — сказала я Джесси, обнимая его изо всех сил. — Если вы найдете этот особняк, следите за тенями в передней комнате и, пожалуйста, будьте осторожны.

— Возьми с собой солдата, — прошептал он мне на ухо.

— Оставь это, папа.

Мы говорили об этом вчера вечером. Это была последняя отчаянная попытка Джесси хоть как-то повлиять на мое решение. Но Салем обещал, что мне не понадобится вооруженная охрана. Если я люблю его, то должна доверять ему.

— Останься в живых, — Джесси отступил назад, и его медные глаза были суровы и непреклонны.

— Я тоже тебя люблю, — тихо сказала я.

Мичио был следующим, и его объятия были такими же крепкими.

— Когда будешь писать нам, расскажи мне о его отношениях с гибридами.

— Так и сделаю, — я нервничала из-за того, как Салем будет держать стаю гибридов подальше от меня, но мне также было дико любопытно узнать.

— Найди истину, — Мичио поцеловал меня в лоб, потом в нос и отпустил.

— Я тоже тебя люблю, — я склонила голову.

Последнее объятие смяло мне ребра.

— Не могу дышать, — выдавила я.

Рорк слегка ослабил объятия, его акцент стал резче.

— Я не буду дышать, пока не увижу тебя снова.

— Перестань. Это ничем не отличается от моих миссий Сопротивления, — горло сжалось, я откинулась назад и положила руки на его грязные щеки. — Скажи это, па. Произнеси эти слова.

Эта мантра принадлежала моей матери, и мы повторяли ее каждый раз, когда я уходила.

Он закрыл глаза и притянул меня к себе, чтобы еще раз обнять.

— Не оглядывайся назад.

— Я тоже тебя люблю.

Сев на лошадь и обхватив ногами бедра Салема, я мысленно повторяла: «Останься в живых. Найди Истину». Я не оглядывалась назад, несмотря на жесткие взгляды, обжигающие мои лопатки.

Когда Салем направил нас прочь от лагеря по замерзшей темной местности, я прижалась щекой к его сильному позвоночнику. Кожа и шерсть укрывали его тело до самого подбородка, но мое ухо было так близко к его торсу, что я могла бы услышать его вены, если бы они светились.

Я вцепилась в столп его тела, покачиваясь вместе с лошадью. Наша связь гудела между нами, как электрический разряд. Она горела во мне жарко и ярко, искрилась по невидимому проводу и с шипением уходила в стену его спины, растворяясь в небытии.

Шесть месяцев. У меня было время открыть ему сердце, поговорить с ним об этом, разгадать тайну его вен и моих клыков. Но мне было страшно. Я боялась, что потерплю неудачу. Боялась, что я слишком быстро и слишком глубоко ему доверилась. Я никогда не уезжала так далеко без Эдди и моих солдат. Я никогда не путешествовала одна.

Но моя мать делала это. Я сжала медальон на шее. Она пересекла Атлантику в грузовом контейнере. Карабкалась по вулкану в Исландии. Вытерпела поездку в клетке в кузове грузовика через заснеженные Скалистые горы. Я бы не вынесла, не смогла бы сделать все это сама.

— Ты храбрее меня, мама, — прошептала я.

Мужчина, который держал мое сердце, неодобрительно хмыкнул.

— Ты храбрее, чем думаешь, Доун.

Глава 23

Ночи проходили без происшествий. Бесконечные дороги тянулись во тьму, резкий ветер безжалостно хлестал меня по лицу. Салем изо всех сил гнал лошадь, останавливаясь только для того, чтобы найти укрытие на рассвете и поспать несколько часов до сумерек. Я не жаловалась. Возможно, в лагере мне было легче спать, но во время своих странствий с Сопротивлением я привыкла к тяготам кочевой жизни.

На шестой день мы лежали в вялом сплетении конечностей и бледном свете фонаря. Мы устроились в засыпанном сеном заброшенном амбаре, и Салем разбудил меня. Его мощное тело обвилось вокруг моей спины, а голодный член зарылся между моих ног. Несколько оргазмов спустя, остаточное блаженство секса и тепла его укуса медленно курсировали по моей крови, ленивые и удовлетворяющие.

Придерживаясь разбитой брусчатки старых дорог, нам было легче найти укрытие до восхода солнца каждый день. Сельские города и тающие реки часто пересекали наш путь, хотя мы не встречали ни гибрида, ни человека с тех пор, как покинули лагерь. Чем дальше на юг мы продвигались, тем теплее и населеннее станет наш маршрут. Но нас всего двое. Я старалась не представлять себе, как мы будем сражаться с кровожадной ордой.

Относительно теплая погода в сочетании с его исключительными охотничьими навыками спасла нас от использования наших ограниченных запасов пищи. Но одна затяжная метель может поставить смертельную точку в нашей удаче. Нам нужно продолжать двигаться на юг.

Я посмотрела поверх земляного пола на гнилую дверь сарая и темноту, пробивающуюся сквозь щели.

— Нам пора идти.

— Ммм… — Салем крепче прижал мою спину к своей горячей груди и принялся массировать ее. — Я не готов отказаться от этого.

У нас оставалось еще по меньшей мере пять недель, прежде чем мы доберемся до Альберты. Он занимался со мной любовью каждый день. Хотя мы никогда не произносили этих слов, я была уверена, что он видел чувства в моих глазах так же ясно, как я видела их в его.

Он убрал волосы с моей шеи и провел языком по моей коже. Я заурчала и потянулась, когда его рука легла на изгиб моей талии.

— Ты даже не представляешь, какая ты красивая, — его дыхание коснулось моей щеки, разжигая огонь в словах, которые он шептал каждый день.

— Тебе придется продолжать рассказывать мне, — я ухмыльнулась, извиваясь под щекотным покусыванием на шее. — Пока это не отложится…

Усиленный стук его сердца галопом пронесся у меня в ушах. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я изогнулась в его руках, и освещенный лабиринт его вен заполнил мое зрение.

— Гибриды, — я вскочила на ноги и схватила лук.

— Одевайся, — Салем поменял лук в моей руке с одеждой.

В торопливом молчании мы натянули кожаные штаны и льняные рубашки. Его губы поджались в тонкую линию, несмотря на спокойные движения его пальцев, пока он застегивал корсет вокруг моего туловища.

— Забудь об этой чертовой штуке, — я попыталась отодвинуться, потянувшись к луку у его ног.

— Стой спокойно, — Салем прижал меня к стене, его руки летали над крючками и шнурками. — Твоя гребаная рубашка просвечивает насквозь.

Я зашипела сквозь клыки, но через две секунды он оставил меня стиснутой и хватающей ртом воздух. Мы быстро натянули сапоги и пальто, пока мой взгляд был прикован к яркому сиянию его шеи. Паника захлестнула мою кровь.

— Останься здесь, — он повернулся к двери.

— Ни хрена по…

Земля завибрировала, и в отдалении послышался странный шум. Я застыла и встретилась с ним взглядом.

— Это что?.. — я склонила голову набок, прислушиваясь к нарастающей вибрации. — Паническое бегство лошадей?

Салем покачал головой, его лицо оставалось в тени.

Звук был низким, тяжелым, непрерывным рычанием, похожим на гром или грохот.…

— Машины, — у меня по спине побежали мурашки, когда я схватила лук и колчан. — Мы не можем обогнать гребаный двигатель, — я развернулась, ища лучшее место для выстрела. — Нам придется сражаться с ними, Салем. Нам нужно это сделать…

Он схватил меня за бицепс, выхватил лук и стрелы из моих рук и отбросил их подальше.

— Будет проще, если ты не будешь драться.

— Что? — я дернулась в его железной хватке, ничего не добившись. — Ты с ума сошел? Они идут сюда!

Он развернул меня, прижав спиной к своей груди и сдавив пальцами мое горло.

— Ш-ш-ш.

Урчание моторов подкатило к двери сарая, сотрясая землю механическим грохотом.

— Сейчас самое время, — сказала я сдавленным голосом, — посвятить меня в твой план.

— Дыши глубже, детка, — его тембр мягко звучал у меня над ухом. Слишком мягкий. Слишком спокойный.

— Салем? — я напрасно билась в его объятиях. — Что происходит?

Двигатели отключились. Хлопнули дверцы машины. Шаги подошли к двери.

Мое сердце колотилось о ребра. Должно быть, у Салема появился план, который требовал, чтобы я была напугана и безоружна. Мне нужно доверять ему.

«Я ему не доверяю».

Дверь распахнулась, и в комнату вошел светловолосый мужчина лет двадцати пяти. Он держал голову опущенной, голубые глаза смотрели вверх, как будто он привык нырять в дверные проемы, потому что, черт возьми, он, должно быть, был больше двух метров ростом. Одетый с головы до ног в меха и черную кожу, он носил за спиной длинный меч, а на его бледном, но поразительно красивом лице застыло злобное клыкастое выражение. Гибрид.

Он выглядел совершенно устрашающе, как викинг, рожденный для крови и смерти. Почему мы просто стояли здесь? Единственное напряжение в теле Салема было в его сжатых руках, пока я брыкалась и билась. Что, черт возьми, происходит?

Множество смертоносных ножей и топоров звякнуло на поясе гибрида, когда он приблизился. Салем не шевелился, его дыхание оставалось ровным, а усиленный стук сердца ровным ритмом отдавался в груди.

Я прижалась спиной к его груди, цепляясь за руку, обвившую мою шею.

— Отпусти меня, черт возьми.

Он крепче сжал мое горло и талию.

— Эребус.

Каждый мускул в моем теле напрягся.

— Ты его знаешь?

Был ли этот двухметровый викинг одним из гибридов, живших с Салемом? Или Салем знал других гибридов? Почему Эребус выглядел таким раздраженным? И почему он не нападает на меня с бессмысленным голодом?

— Салем, — Эребус остановился в нескольких метрах от него, и его сердитый взгляд был направлен на Салема. — Это не было нашим гребаным планом.

— Каким планом? — я возобновила борьбу, чтобы вырваться из удушающей хватки Салема.

Одним плавным движением Салем повалил меня на землю лицом вниз, заломив руки за спину.

Ледяной шок лишил меня дара речи, и кровь бросилась от лица к ногам, отчего мою кожу закололо ужасом.

— План поменялся, — положив одну руку мне на запястья, Салем вцепился другой в мои волосы, используя свою хватку, чтобы повернуть мою шею и повернуть мое лицо к другому мужчине. — Доун, это Эребус. Тот, кто доставлял нам еду в особняке.

Глава 24

Кулак в моих волосах вызвал слезы на моих глазах, но именно слова Салема заставили их пролиться по моим щекам.

Эребус… тот, кто доставлял нам еду в особняке.

Наш похититель. Я закрыла глаза, когда мое сердце разбилось вдребезги. Не наш похититель. Мой похититель. Салем был в этом замешан.

— Ты его знаешь, — я взорвалась яростью, брыкаясь и дергаясь под удерживающими руками Салема, и мои слезы смешивались с землей, прижатой к лицу. — Ты, бл*дь, был в этом замешан!

Эребус присел рядом со мной, клинки на его поясе поблескивали в свете фонаря, а глаза смотрели на Салема.

— Нужна помощь?

— Веревку дай, — Салем отпустил мои волосы, чтобы усилить хватку на руках и ногах. — Помоги мне связать ее и следи за ее клыками.

— Что? Нет! — мои усилия привели к тому, что пропитанная слезами земля попала мне в нос и рот. — Зачем ты это делаешь? Я доверяла тебе!

— Ш-ш-ш, — Салем погладил меня по волосам, и это нежное прикосновение еще больше разозлило меня.

— Не шикай на меня! — я вывернула шею и попыталась поймать руку Салема своими клыками. — Ты лживый сукин сын…

Он заткнул мне рот полоской кожи и завязал ее на затылке.

— Ты совершенно права, милая. Элейн была сукой.

Когда я вонзила зубы в ремень, вся сила его обмана ударила меня прямо в живот. В особняке у нас было тяжелое начало, мы препирались и кружили друг вокруг друга в течение нескольких дней. Но он никогда не затыкал мне рот кляпом, никогда так откровенно не игнорировал мои вопросы. Меня тошнило, я чувствовала себя оскорбленной и полностью преданной.

Нахмуренные брови омрачили его глаза, уголки губ опустились. Глубина его предательства не была ясна, но когда он связал мне руки за спиной, я утратила свою нелепую надежду, что все это было игрой или недоразумением.

Я перекатилась на бок, с болью в груди наблюдая, как он и Эребус крепко обнялись. Это были объятия близких друзей, а не деловых знакомых.

Меня обманули. Дурачили с того самого дня, как я вбежала в особняк. Черт, может быть, Салем организовал погоню, которая привела меня туда. Я подозревала это в тот день, когда встретила его, но проигнорировала свою интуицию, чтобы следовать за своим глупым, бесхитростным сердцем.

Со связанными руками и кляпом во рту, я должна была обдумывать всю серьезность ситуации, например, что если они убьют предсказанную дочь, чтобы уничтожить любую надежду на свободу человечества. Но я не могла сосредоточиться из-за пронизывающей боли от двуличия Салема против меня и отношений, которыми я так дорожила.

Неужели я вообразила себе каждый страстный момент между нами? Неужели он обманом заставил меня влюбиться в него, чтобы использовать в своих гнусных целях? Я была уверена, что я ему не безразлична. Как я могла так ошибиться? Даже сейчас я отказывалась верить, что все это было фарсом. Он не мог сыграть ту связь между нами. Я просто не могла смириться с тем, что он ничего ко мне не чувствует.

— Ты знаешь, как трудно было не ворваться в эту тюремную камеру и не разобраться с этим самому? — Эребус указал на меня и сердито посмотрел на Салема. — Почему она не мертва?

Я перестала дышать, и мои глаза затуманились, пока я изучала жесткие линии лица Салема. Он должен был убить меня?

— Я решил оставить ее себе, — он выпрямился, и его жестокое лицо словно было высечено из мрамора.

— Оставить ее? — Эребус зарычал сквозь клыки и прищурил льдисто-голубые глаза. — Ты решил оставить себе дочь Ив? Это противоречит самой бл*дской цели, тебе так не кажется?

Какой цели? Убить меня и покончить с предсказанной угрозой их виду? Я села и согнула колени, поставив ботинки на землю. Я никогда не смогу убежать от них, но если они выведут меня наружу, я должна попытаться.

— Поговорим позже. Нам нужно двигаться дальше, — Салем поднял меня на ноги, положив руки мне на талию. — Не оставляй здесь ничего, — сказал он Эребусу. — В ее рюкзаке есть нож из углеродистой стали. Положи его в безопасное место.

Слезы собирались на кончиках моих ресниц, и каждое моргание посылало каплю вниз по моему лицу. Какое ему дело до кинжала моей матери? И почему он гладил меня по спине, ведя связанную и с кляпом во рту к двери? Он морочил мне голову. Скручивал мне живот. Потрошил мое сердце.

Мы вышли на улицу, и ледяной ветер мгновенно заморозил влагу на моих щеках. Если не считать веревки на моих запястьях за спиной, Салем не удерживал меня, даже не прикасался ко мне, как бы говоря: «Давай. Попытайся сбежать».

Я осмотрела периметр и содрогнулась от количества глаз, смотрящих из темноты. Человеческие силуэты были высокими, мужественными и ощетинившимися клыками. По меньшей мере две дюжины гибридов. Но никто не двинулся, чтобы напасть на меня. Может быть, Салем имел над ними какую-то власть или влияние?

Они сидели верхом на фыркающих лошадях. Другие стояли вокруг шести массивных грузовиков, выстроившихся в устрашающую линию перед сараем. Были ли это вообще грузовики? Здесь не было двух одинаковых машин, но все они выглядели совершенно угрожающе. Выкрашенные в черный цвет и покрытые листами брони, они были оснащены газифицированными топливными баками на задних и боковых креплениях, мрачными стальными решетками, которые могли пропахать здание, и самыми большими, самыми крутыми вездеходными шинами, которые я когда-либо видела. Чтобы произвести топливо, необходимое для перемещения такого большого веса, потребовался бы целый огромный лес. Но не виднелось никакого оружия, установленного на внешней части. Они, казалось, были обустроены для одной-единственной цели — для безопасной транспортировки.

Салем подвел меня к машине, припаркованной чуть впереди колонны. Она напоминала танк на четырех колесах. Единственные окна располагались в передней кабине. Задняя часть представляла собой автономную бронированную капсулу.

Он отпер заднюю дверь, открывая моему взгляду нечто из средневековой сказки. Толстые шелковые подушки покрывали пол. Внутренние стены были отделаны капитонированным бархатом (прим. обитый материалом таким образом, что обивка представляет собою четырёхугольники с пуговками между ними), ткани красовались насыщенными оттенками красного и черного. На встроенном столе были разложены блюда из мяса, фрукты, овощи и вино. Тусклые электрические лампочки горели на деревянных панелях ручной работы вдоль крыши.

Это был дворец на колесах. Символ величия и власти. Современная королевская карета, подходящая для темного принца с отвращением к солнцу.

Было ли это кусочком его утопии? Как можно позволить себе такую роскошь в этом мире?

Мои руки сжались в кулаки поверх веревки. Я не хотела принимать в этом никакого участия.

Аромат жареного мяса достиг моего носа, и слюна потекла по кляпу. Еда была свежеприготовленной и поданной на бл*дских серебряных блюдах. Если это предназначалось для Салема, то гибриды ждали его. Они знали, где его искать.

Все это было спланировано заранее.

Мой желудок скрутило и свело судорогой, когда я уставилась на него с таким количеством вопросов, что слезились глаза.

«Кто ты такой? Что тебе от меня нужно? Я любила тебя, но я даже не знаю тебя».

Салем смахнул грязь с моей щеки, его рука была теплой и болезненно нежной.

— Какое-то время мы не будем останавливаться. Тебе нужно пописать перед отправлением в путь?

Да, и учитывая скрученное, извращенное состояние моих внутренностей, я вполне могу обосраться. И извергнуть все на свои ботинки.

Позади послышались шаги, и я оглянулась через плечо.

Эребус вывел аппалузу из сарая (прим. чубарая порода лошади, выведенная и популярная в США). Он и лошадь были нагружены нашими пожитками, включая мой лук и стрелы. Я вывернула связанные запястья, дрожа от желания убежать. «Нах*й все это».

Я побежала, проскакивая между автомобилями и огибая лошадей. Мои ноги горели, ботинки стучали и скользили по снегу, пока я бежала на север через открытую тундру. На север, к моим отцам. Подальше от Салема и его планов, его гибридов и его причудливой… бл*дь-я-даже-не-хочу-знать бронированной кареты.

Порывистый ветер морозил мои легкие. Мой язык ходил по кляпу, запястья обжигала колючая веревка. Я пробежала, должно быть, с четверть мили, прежде чем осмелилась оглянуться через плечо. Амбар, повозки и лошади маячили на мрачном горизонте. Никто за мной не гнался. Ни гибриды. Ни Салем. Адреналин бурлил в моей крови и подпитывал мышцы.

Я переключила свое внимание вперед и врезалась в стену из кожи и мускулов. Удар сбил меня с ног на задницу, и я моргнула, ошеломленная.

Салем стоял надо мной, расставив ноги на ширине плеч, заложив руки за спину, и выражение его лица было зловеще спокойным. Полы его черного плаща развевались, как флаг на ветру, вены на шее затмевали лунный свет.

Мой корсет ощущался как стальная лента вокруг моих ребер, пока я силилась втянуть воздух. Как, черт возьми, он подкрался ко мне? Почему он выглядит таким спокойным?

«Он знает, что ты не сможешь убежать от него, идиотка».

Как бы подчеркивая эту мысль, он повернулся ко мне спиной, отошел на несколько шагов и помочился в снег.

— Если ты не пописаешь, Доун, это будет ужасное путешествие. Мы не будем останавливаться восемь часов.

Потому что открытие задней двери убьет его.

Это не моя проблема. Я с трудом поднялась на ноги и побежала в другую сторону. Топот моих сапог эхом отдавался в ледяной темноте. Только моих сапог. Он не погнался следом? Я оглянулась на заснеженный пейзаж. Никакого Салема. Даже с его превосходящей скоростью я должна была заметить его. Если только…

Я мотнула головой вперед и резко остановилась. Слишком поздно. Я ударилась о его грудь и повалилась на спину.

Он поймал меня за руки, останавливая мое падение. Я прикусила кляп. Он что, телепортировался?

— Ты удивляешься, почему не замечаешь моих движений, — он встал передо мной на колени и потянулся к застежке на моих штанах.

Я попятилась назад, моя грудь начала вздыматься от дерзости его прикосновений.

— Иди сюда, — он щелкнул пальцами, указывая на место перед собой, и в его глазах сверкнула молния. — Я помогу тебе снять штаны, чтобы ты могла пописать. И я расскажу то, что ты хочешь знать, — он положил руки на бедра. — Я тебе все расскажу.

Как будто я могла ему поверить. Но в данный момент мне нечего терять. Угрожающий взгляд, которым он наградил меня, говорил, что если я снова побегу, то штаны с меня стащат уже по-плохому.

Судорожно вздохнув, я шагнула вперед.

Салем стащил брюки к моим ботинкам и подождал, пока я присяду на корточки, прежде чем заговорить.

— Я быстрее и сильнее, чем гибрид. Гораздо быстрее, чем может засечь человеческий глаз.

Я опорожнила мочевой пузырь и встала, каждый мускул моего тела дрожал от ветра и его слов.

— Ты не можешь убежать от меня, — он поднял мои штаны, его теплые и мягкие пальцы скользили по моим бедрам. — Ты не можешь укусить меня. Ты не можешь бороться со мной. Я всегда буду побеждать.

Правда его заявления высосала воздух из моих легких. Он больше, смертоноснее и быстрее. Я беспомощна против него, и это самое страшное чувство в мире.

Салем наклонил голову, чтобы завязать мне пояс, и из-за воротника показалась полоска кожи, сверкающая венами.

«Сделай это!»

Я открыла рот и вонзила клыки ему в шею. Но вместо ожидаемого контакта из меня вышибло воздух. Видение исчезло, и ощущение падения пересилило все мои чувства. Резкое падение. Полет. Это произошло в мгновение ока, и когда мир перестал вращаться, я сидела в его бронированной колеснице, окруженная роскошными тканями, поступающим через вентиляцию теплом и Салемом. Он уселся на подушку напротив меня, и глаза цвета жидкой стали пригвоздили меня к месту.

Мое сердце бешено колотилось. Неужели я потеряла сознание?

Он прочел вопрос на моем лице.

— Я принес тебя сюда, но ты не почувствовала этого, не так ли? Я быстр, Доун. Слишком быстро для твоего сознания.

Как такое возможно? И что мне теперь делать с этой информацией? Я огляделась по сторонам, но никакого оружия не заметила. Ни его дубины. Никаких столовых приборов. Ничего, что я могла бы использовать, чтобы выколоть ему глаза. Не то чтобы я могла владеть каким-то оружием со связанными за спиной руками.

Задняя дверь была заперта изнутри на стальной засов. Он не только протащил меня через четверть мили за долю секунды, но и запер дверь на засов. Засов, который у меня не было шансов убрать, если он так чертовски быстр.

Была ли я вообще способна убить его? Если я открою эту дверь днем, то смогу поджарить его. Но эта мысль сдавила мне грудь невыносимой болью. Может быть, я могла бы сделать это от отчаяния или страха. Я только что пыталась укусить его. Если бы я превратила его в пепел, то пожалела бы об этом? Я все еще чувствовала к нему что-то, нечто запутанное и сложное, вплетенное в мое сердце. Я не знала, как это распутать.

Я глупая, влюбленная девчонка. Возможно, слишком глупая, чтобы жить.

Я должна быть пророчеством. Предсказание, должно быть, ошибочно или неверно истолковано. Хотя его вбили мне в голову с самого рождения, у меня всегда были сомнения. Но я никогда не сомневалась в этом так сильно, как сейчас, сидя рядом с мужчиной, который заключил меня в тюрьму не один раз, а дважды. Как я могу спасти целую расу, если не могу спасти даже себя?

Двигатель с рокотом ожил, и транспорт пришел в движение.

Салем наклонился ко мне и медленно, осторожно стащил с меня сапоги, удерживая мой взгляд. Я не могла отвести взгляд, не могла пошевелиться, все мое тело застыло в сердечной боли и недоумении, когда он массировал мои ноги. Почему он заботился обо мне? Мне нужно ненавидеть его. Он солгал мне. Меня связали и заткнули рот кляпом. Черт знает, что еще ждало на горизонте.

Шлюзы снова открылись, и по моим щекам потекли следы моего смятения.

— Не плачь, — Салем подвинулся, чтобы сесть рядом со мной, и вытер слезы с моего лица. — Я расскажу тебе, что происходит, и отвечу на все твои вопросы. Тебе это не понравится, но Доун… — он взял меня за подбородок и заглянул в глаза. — Ничего не меняется. Это… — он сделал жест между нами. — Вот что важно. Все остальное — просто логистика.

Что это вообще значит? Я уставилась на него, кипя от злости под кляпом.

Салем снял сапоги. Его пальто было следующим. Затем его рубашка, оставляя грудь обнаженной и покрытой блестящими венами поверх жилистых мышц.

— Я собираюсь убрать веревку, — он повернул меня на сиденье и наклонился к моим связанным рукам.

Я напряглась, но не стала сопротивляться, когда он перекусил веревку. Как только она упала, я подняла руку, чтобы вытащить кляп.

— Подожди, — Салем сжал мои запястья, опустил их на колени и потер красные отметины на моей коже. — У тебя много вопросов и чертовски много враждебных вещей, которые тебе хочется сказать, — он усмехнулся. — Я вижу все это в золотом огне твоих глаз. Дай мне сначала договорить. Мне нужно кое-что объяснить.

Мой желудок скрутило в узел, но я прижала язык к кляпу и отрывисто кивнула.

Он развязал кляп, и я пошевелила челюстью, мое внимание было приковано к его венам. Желание укусить его покалывало мои десны, но я продышалась сквозь него, поджав губы, и ждала, когда он заговорит.

Опустив подбородок, Салем уставился на свою грудь.

— Я вижу то же, что и ты. Я вижу свои вены и слышу усиленный звук в голове.

Я открыла рот, чтобы назвать его членососущим лжецом, но предостерегающий взгляд его флуоресцирующих глаз заткнул мне рот.

— Сколько себя помню, я всегда чувствовал гибридов таким образом, — он провел пальцем по самому большому и яркому сосуду на своей груди, безошибочно проводя по его пути к сердцу. — Никто другой никогда не видел и не слышал моих вен. До тебя. А эти серебряные штуки? Это яд. Не мой, — он встретился со мной взглядом. — Это яд, который я поглотил от гибридов.

— Откуда ты знаешь? — ахнула я. — Ты что, пьешь…

— Заткнись, — мускул на его челюсти дернулся.

Я откинулась назад, раздувая ноздри.

— Гибриды, путешествующие с нами, не нападают на тебя, — сказал он, — потому что я укусил их всех. Опустошил их почти до смерти. Сделав это, я освободил их.

Освободил их от ментального программирования? Салем мог снять упряжь Дрона с мозга гибридов?

— Они не излечены, — он провел большим пальцем по своему обтянутому кожей бедру, нахмурив брови. — Они все еще жаждут крови и секса, все еще испытывают потребность размножаться и распространять инфекцию. Но их разум свободен принимать решения. Они могут ментально бороться с инстинктом. Некоторые из них держатся со мной с раннего детства.

Он освободил их разум, а взамен обрел их преданность.

Мой пульс зашкаливал. Салем был ближе к лекарству, чем Мичио когда-либо мог создать в лаборатории, но Салем скрыл это от моих отцов. Почему? Он мог бы спасти…

— Ты мог бы спасти Кипа и других моих солдат, — мои глаза расширились, наполняясь слезами. — Это ты послал гибридов, которые пробили стену в лагере?

— Нет. Я не имею к этому никакого отношения.

Но он мог бы вылечить их разум. Но это привлекло бы слишком много внимания со стороны моих отцов, и они бы его не отпустили. Нет, если у него есть ключ к исцелению. Вот почему он скрыл это от них. Поэтому вместо того, чтобы спасти гибридов, которые напали на нас, он убил их.

От ужасной мысли у меня перехватило дыхание.

— Гибридные дети…

— На детей это не действует. Мне нужно изъять опасное количество крови, чтобы удалить программу. Я пытался, — Салем уперся локтями в раздвинутые колени. — И потерпел неудачу.

— Ты говорил мне, что никогда не убивал ребенка-гибрида.

— Я никогда не убивал их намеренно, — он уставился на свои босые ноги, не мигая. — До того, что было в особняке.

Почему он их убил? Почему они вообще там оказались? Я схватилась за лоб и потерла голову, когда тысячи вопросов хлынули на поверхность. То, что было важнее всего, сорвалось с моих губ.

— Чего ты хочешь?

Салем поднял голову, и его глаза сияли, как расплавленный лунный свет.

— Я хочу трахать тебя, лелеять и защищать до конца наших дней.

Это не тот ответ, которого я ожидала, и он заставил меня запнуться.

— Это… я… я не понимаю.

— Я тоже.

Я вздрогнула, схватившись за горло.

— Ты любишь меня?

— Я не знаю, что это значит.

Кислота жгла мой желудок, распаляя голос.

— Ты бы умер за меня?

— Это просто смешно. Никто тут не умирает.

— Это гипотетически, и ты, черт возьми, это знаешь. Отвечай на вопрос.

— Ешь, — он указал на изобилие продуктов и вина. — Мы пробудем здесь пять дней. У нас полно времени для разговоров.

— Что? Путешествуя на машине, мы должны добраться до Альберты к завтрашнему дню.

Салем откинулся на подушку и склонил голову набок.

— Я живу не в Альберте.

Глава 25

Все мое тело похолодело, несмотря на электрический жар, поступающий из какого-то невидимого отверстия в роскошной колеснице Салема.

Он не живет в Альберте.

Он нарисовал карту для моих отцов, указав, где я буду и как туда попаду. Он также сказал Мичио, что когда он укусил гибрида, ничего не случилось. Притворился, будто не видит и не слышит своих светящихся вен. Утверждал, что никогда не убивал ребенка-гибрида. Скрывал свою способность двигаться быстрее гибридной скорости. И просидел со мной в этой тюрьме десять дней, гадая о том, кто наши тюремщики.

Всё это ложь.

Умалчивание.

Преднамеренные вымыслы.

Почему? Потому что он хотел трахать меня и защищать? Чушь собачья!

— Куда ты меня везешь? — мое дыхание сделалось быстрым и неглубоким, потому что проклятый корсет сжимал мои ребра.

— Это единственное, чего я не могу тебе сказать, — хмурое выражение, скривившее его идеальные губы, говорило о том, что Салем сожалеет о своем ответе.

Да чтоб он подавился членом. Моя грудь тяжело вздымалась, и внезапный румянец запылал на щеках. Я сорвала с себя меховой плащ и взялась за крючки корсета. Я не могу дышать. Бл*дь, мне нужен воздух.

Салем оттолкнул мои руки и быстро расстегнул переднюю застежку корсета.

— Чтобы защитить тех, кто живет в моем доме, это место должно оставаться тайной.

— Чтобы защитить их или тебя? — я отбросила корсет и провела рукой по тонкой рубашке, чтобы успокоить свои ноющие ребра. — Это не единственное, что ты отказываешься мне говорить, — гневно глядя на него, на обнаженную силу его груди и рук, я ненавидела его высокомерную красоту и превосходство. — Ты бы умер за меня?

Салем откинулся рядом со мной, положил руку на подушку за моими плечами и наклонил голову, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.

— Нет. Я умру ни за кого.

Несмотря на боль, пронзившую мою грудь и обжигавшую горло, я оставалась неподвижна. Даже спокойна. Мне нужно было услышать этот ответ, и теперь я могла обдумать ситуацию с отстраненной точки зрения, не жаждая его любви с каждым ударом своего сердца.

— А кто твои друзья? — глухо спросила я, оцепенев.

— Они работают на меня.

Я не удивилась. Он был не из тех мужчин, кто подчиняется приказам. Он командовал со всей мощью безжалостного тирана.

Слезы блеснули в уголках моих глаз, но я ничего не заметила.

— Расскажи мне про особняк.

— Тебе нужно поесть, — Салем поставил мне на колени тарелку с жареным мясом и картошкой.

Узел в моем животе протестовал, но мне нужны умственные и физические силы. Голод был бы контрпродуктивен. Я выбрала остывающий кусок мяса, прожевала и проглотила, не чувствуя вкуса.

Салем зеркально вторил моим движениям, ел из своей тарелки и смаковал каждый кусочек с довольным выражением лица.

— Я знал, что ты нацелишься на Юконское заведение по воспроизведению потомства, прежде чем привел туда своих солдат.

Логично. Это было последнее гнездо в Северной Америке. Но если он не жил в Альберте, как и когда он начал выслеживать меня?

— Поэтому я устроил ловушку в особняке, — Салем прожевал, проглотил и уставился в тарелку. — Я организовал погоню, которая привела тебя туда. Ты убила много моих людей.

— Ты убил Джереми!

— Его убили дети-гибриды.

Кусок картофеля застрял в моем сдавленном горле.

— Эти люди, гибриды, которые преследовали меня… они были заражены. Обезумевшие от голода…

— Они притворялись. Я удалил их программу.

Я вспомнила гибридов, с которыми столкнулась в тот день. Того, который назвал меня дочерью Ив прямо перед тем, как я всадила ему стрелу в глаз. Он мог напасть на меня, но не сделал этого, и другие, которые упали на меня сверху, дергая за одежду. Я была в меньшинстве, слабее, но только один укусил меня. И я убила их.

— Гибриды, которые гнались за мной по лесу… — у меня сдавило грудь. — Они могли бы обогнать мою лошадь.

Почему я тогда не усомнилась в этом? Может быть, и усомнилась. Так много всего произошло в ту ночь.

— Они могли бы обогнать тебя, — сказал Салем. — Могли проскользнуть через ворота, которые окружали особняк. Могли убить тебя в любой момент. Я приказал им направить тебя ко мне, не причинив вреда.

— Некоторые из них умерли, — боль под ребрами не была сожалением. Все гораздо сложнее. Путаница. Печаль. Гнев.

— Они были обязаны мне жизнью, — произнес он без тени эмоций.

Я сунула ему свою тарелку, не в силах больше есть.

— Эребус спросил тебя, почему я еще не умерла. Я тоже обязана тебе жизнью?

Он отставил нашу еду в сторону и положил босые ступни на противоположную подушку, скрестив ноги в лодыжках.

— С тобой все иначе.

— Вот как?

— План всегда состоял в том, чтобы устранить тебя. Мои друзья пытались… — он глубоко вздохнул. — Очень долго.

Я напряглась.

— Как долго?

— С тех пор, как ты начала покидать плотину без своих отцов. Когда ты создала Сопротивление и управляла миссиями.

Мне тогда было пятнадцать.

— Они пытались убить меня четыре года? — недоверчиво переспросила я.

— Ты не легкая мишень. Всегда окружена солдатами или заперта за стенами.

— Потому что у каждого гибрида на планете есть стояк на меня. Они хотят трахнуть меня, укусить или убить, — я прищурилась. — В свете твоей сверхчеловеческой скорости ты мог бы проскользнуть мимо моей линии обороны или пробраться в мой лагерь, пока я спала, разорвать мне горло и удрать прежде, чем кто-нибудь тебя увидит.

— Я пытался.

Мое сердце сжалось, жалкое несчастное существо.

— Помнишь гнездо, которое ты устранила у побережья Орегона? — тихо спросил Салем.

Я сжала пальцы на коленях.

— Это была одна из моих первых миссий, — мои брови сошлись на переносице. — У нас не было никаких проблем. Тогда у меня было много солдат.

— Пятьдесят солдат. В ту ночь вы разбили лагерь на пустынной стоянке.

— На старой заправке.

Он кивнул.

— Твоя армия стояла на страже, защищая своего драгоценного лидера, пока она спала внутри. Одна.

— Ты там был? — мои ногти впились в ладони.

— Я склонился над тобой в задней комнате этого здания, готовый положить конец пророчеству, которое держало моих друзей в постоянном состоянии беспокойства. Я буду честен, Доун. Мне было наплевать на войну. Мне до сих пор плевать. Я блаженно не обращаю на нее внимания в безопасности моего дома. Но тогда я все еще пытался построить место для себя, с людьми, которым доверял…

— С гибридами.

— С гибридами, которых я освободил. И они были обеспокоены тем, что ты бродишь по планете. Они восприняли твои миссии как знак. О пришествии пророчества. Твоя мать покончила с тлей одной мыслью, когда забеременела. Каков твой триггер, и как ты уничтожишь гибридов? Пока ты жива, ты представляешь угрозу. Но их попытки убить тебя закончились неудачей.

— Ты решил разобраться с этим, — мой голос звучал сдавленно. — Только ты этого не сделал.

— Я не смог, — Салем наклонился ближе, так близко, что у меня перехватило дыхание. — Я почувствовал это.

Связь между нами воспламенилась в моей груди, выстреливая электричеством вдоль невидимой линии, сплавляя нас вместе на уровне, который выходил за пределы физического пространства. Его глаза вспыхнули, клыки удлинились, и на мгновение мне показалось, что он схватит меня за шею и растерзает. Попытаюсь ли я остановить его? Яростная потребность притянуть его ближе горела инстинктивным желанием в моем нутре.

Дыхание Салема участилось, пока он смотрел на меня, как будто его слабый контроль боролся с желанием трахнуть меня и укусить.

— Ты чувствуешь эту штуку? — я помахала рукой в наэлектризованном пространстве между нами, не зная, как это назвать. — Я тоже это чувствую, но с твоей стороны, — я прижала ладонь к его твердой груди, — она закрыта.

Салем резко отстранился и провел руками по лицу, его плечи сгорбились вперед.

— Я не знаю, почему ты думаешь, что я закрыт для этого, потому что я чувствую, как эта связь освещает мои бл*дские внутренности, — он, казалось, понял, что его поза противоречит его утверждению, и сел прямо, открыв грудь и опустив руки по бокам. — Именно поэтому я сохранил тебе жизнь на той заправке. И поэтому я не убил тебя в подвале тюрьмы.

Все мое тело начало тянуться к нему, теряя связь, нуждаясь в ней снова.

«Не поддавайся на это. Он лжец мирового класса».

— Тогда зачем устраивать ловушку? — я откинула волосы с лица и наклонилась, дрожа от гнева. — К чему все эти хлопоты по поимке меня? Провожать меня обратно в лагерь, как влюбленный бойфренд? — мой голос поднялся до крика. — Тусоваться с моими отцами, как будто мы одна большая счастливая гребаная семья?

— Ты закончила?

— Нет! Я никогда не забуду, как я позорно отдала свою девственность такому лживому, скрытному, ядовитому змею. У тебя расстройство лобной доли, и ты обладаешь всей привлекательностью лоботомии. Но тебе как раз лоботомия и нужна, судя по тому, как сказываются на тебе эмоциональные и социальные тягости. Ты живешь, чтобы ублажать своих друзей? Вот почему я здесь? Моя смерть все еще в меню? Ты что, оттягиваешь этот чертов финал? Или, может быть, ты хочешь намочить свой член еще несколько раз, прежде чем разорвешь мне глотку?

Со скоростью, слишком быстрой для восприятия, Салем дернул меня под себя, грудь к груди, с рукой на моем горле и его бедрами между моих бедер.

— Я мог бы трахнуть тебя в тот же миг, когда усыпил транквилизатором в особняке. То, что я сказал тебе в пещере, было правдой. Ты заставила меня заботиться о тебе. Трахать тебя только для того, чтобы трахнуть, больше не имело значения. Тогда я захотел, чтобы ты мне доверяла, и я все еще этого хочу.

Я толкнула горло в кандалы его ладони, и каждый мускул в моем теле напрягся от резкого дыхания.

— Почему ты просто не сказал мне правду? Вот как ты завоевываешь доверие людей, говнюк ты этакий!

— Правда не привела бы нас сюда, — вскипел Салем, крепче сжимая мою шею. — Твои отцы убили бы меня, и тайна нашей связи была бы потеряна навсегда.

— Итак, мы вернулись к тому, что ты спас свою жизнь и уничтожил мою. Почему ты просто не забрал меня из особняка?

— Я хотел познакомиться с твоими отцами, — его пальцы дернулись на моем горле. — Я хотел узнать, может ли Мичио рассказать мне что-нибудь о моей генетике. Они мне нравятся, Доун. И знать, что они не ищут тебя, пока я везу тебя домой — это бонус.

Мои отцы верили, что я свободна и делаю свое дело. Они не волновались, по крайней мере, не больше, чем обычно.

Я обмякла под Салемом, весь мой пар иссяк в этом бессмысленном взрыве ярости. Я была истощена, раздавлена, и мне некуда идти. Я не могла сравниться с девяноста килограммами нечеловеческой силы.

Должно быть, Салем почувствовал, как напряжение покидает мое тело, потому что отпустил мое горло и положил руки возле моей головы, опираясь на локти.

— Когда нам было по пятнадцать, меня гипнотизировала не только наша связь, — он погладил меня по волосам, следя за каждым движением. — Я часами смотрел, как ты спишь на той старой заправке. Твои рыжие волосы скользили сквозь мои пальцы, как огонь, твоя кожа была теплой и мягкой на ощупь. Я жаждал увидеть легендарное золото твоих глаз. Ты была так молода, но выглядела устрашающе свирепой и ослепительной, даже во сне, как будто ты каким-то образом обуздала рассвет и обернула его вокруг себя.

Боль вспыхнула в моих глазах, в горле встал ком от противоречивых эмоций. Он прикасался ко мне? Следил за мной? И не убил меня.

— В ту ночь я чуть не похитил тебя, — его лицо напряглось, заострив скулы. — У меня не было безопасного места, чтобы держать тебя. Поэтому я уехал перед самым рассветом, — его пальцы вцепились мне в волосы. — Это был тот самый рассвет, который выжег цвет из моих глаз.

Я задрожала под ним, борясь с отчаянной потребностью обнять его. Вместо этого я ухватилась за повод оттолкнуть его.

— Ты выстрелил дротиком, который усыпил меня после того, как Джереми был обезглавлен.

— Да, — его лицо посуровело. — Я отнес тебя в подвал.

— Тебя никогда не накачивали наркотиками? А как насчет той ночи, когда нас выпустили?

— Эребус ждал моего сигнала. Три удара в дверь, за которыми последовал приказ выпустить меня. Один из моих охранников сопровождал меня, пока я нес тебя за тридцать миль от особняка, чтобы он мог оставить следы на снегу, ведущие на север.

Я закрыла глаза. Сообщение, которое, по словам Салема, он получил («Трахни дочь Ив, и ты будешь свободен»), было всего лишь еще одной ложью в арктическом аду лжи. После всего, что он мне рассказал, я не удивилась, но я не могла остановить предательство, сжимающее мое сердце.

— Какова была цель гибридных детей? — я встретила его хрустальный взгляд. — Убийство их идет вразрез с инстинктом размножения гибридов.

— Эребус забрал их из селекционного центра. Я подозреваю, что он использовал их, чтобы напугать тебя, но это не было частью плана, — его челюсти напряглись. — Я не знал, что он приведет их туда, поэтому убил этих тварей, чтобы дать ему знать, что я об этом думаю.

Твою ж мать.

— Он будет мстить? Насколько ты контролируешь своих друзей? Если они хотят моей смерти…

— Никто тебя не тронет, — глаза пылали адским пламенем, и в них столько обещаний, что от них мои внутренности плавились.

Я ошеломленно уставилась на него, когда Салем опустил голову и лизнул мои губы. Наши рты соприкоснулись, и это простое прикосновение вывело меня из равновесия. Мое предательское тело вибрировало на грани безумия, мои руки были прижаты к бокам лишь моей собственной силой.

Я была слишком эмоционально слаба, чтобы оттолкнуть его, каждая частичка меня тосковала по мужчине, в которого я влюбилась. По мужчине, который слушал мои детские рассказы, пронес меня пятьдесят миль в метель и хвалил мое мастерство владения луком. По мужчине, который прикасался ко мне со знакомым желанием защитить.

Его рот на ощупь был влажным шелком, дыхание — теплым и пьянящим. Салем не спешил углублять поцелуй. Он пробовал и испытывал, каждое движение его языка было обдуманным, уговаривающим, намеревающимся соблазнить. Железная длина в его брюках уперлась мне в бедро, но он не терся и не толкался, хотя его мускулы сжались от сдерживаемого голода.

Я ответила на поцелуй с силой, раскачиваясь ему навстречу и задыхаясь, когда жар затопил мою талию ниже и ниже. Мне это нужно…

Он был манипулятором, властелином обольщения. Он соблазнял меня своим грешным языком и успокаивал своим членом. А потом что?

Я оторвала свой рот.

— Ты сказал, что пошлешь письма моим отцам.

— Напиши письма, и я распоряжусь, чтобы их доставили, — предательская улыбка скользнула по его губам, и его пальцы запутались в моих волосах, сжимая нежно, собственнически.

— И надолго? Я сказала им, что пробуду здесь всего три месяца.

Его ртутные глаза окаменели.

— Ты никогда не упоминала об этом.

Нет, не упоминала. Я сверкнула клыками в невеселой улыбке.

— Мы это исправим, — его голос понизился до властного мужского скрипа. — Когда придет время, ты напишешь им и скажешь, что остаешься.

— И надолго? — с рычанием повторила я.

— Навсегда.

— Что? — мое сердце ударилось о ребра. — Ты не можешь разлучить меня с ними.

— Я могу делать все, что захочу.

Охваченная паникой, я толкнула его в грудь. На какую-то долю секунды мне показалось, что я действительно сдвинула его с места. Тепло его тела исчезло, сменившись порывом холодного воздуха. Прежде чем я поняла, что происходит, Салем снял с нас обоих штаны и вонзил свой член мне между ног.

Моя голова запрокинулась в беззвучном крике, мой разум бесконечно твердил возражения, в то время как мое тело растворилось под его безжалостными толчками. Я попыталась мысленно отстраниться. Шлепающие влажные звуки были просто двумя трахающимися людьми. Электрические покалывания в груди ничего не значили. Он был никем.

Но он был во мне. Его язык в моем рту, его член в моей киске, его душа в моей груди, и его глаза встретились с моими. Он был огненной искрой в холодном темном месте. Жгучая, всепоглощающая и неистовая страсть. Он вколотил меня в щель между подушками, прижав лопатками к металлическому полу и не отводя взгляда.

Моя борьба была бессмысленной. Я пыталась укусить его, но его рефлексы были быстрее, проворнее. Салем уворачивался от моих клыков так же плавно, как и доставлял мне удовольствие, трахая меня с бесконечной энергией и пожирая мой рот с агрессивной самозабвенностью. Он кряхтел сквозь затрудненное дыхание, его руки ласкали и сжимали мое тело.

Затем сверкнули его клыки, и он укусил меня за горло, вновь открывая следы, которые всегда были там. Его метка.

Я продолжала бороться, но в какой-то момент мои бедра начали работать с ним, а не против него. Я становилась неистовой, настойчивой, брыкалась и кричала, одержимая бредовой любовью и ищущая разрядку.

В тот момент, когда его большой палец закружил по моему клитору и наши глаза снова встретились, моя киска сжалась, бушуя от взрыва ощущений, которые охватили мое тело. Я кончила так сильно, что сорвала голос. Салем погрузился глубоко и замер, его член набух и пролился внутри меня, пока его руки обхватывали мое лицо, а зрачки расширились в море расплавленных блесток.

Пока мы лежали в бездыханной куче бескостных конечностей, мои мышцы все еще сокращались от остатков адреналина и экстаза. Я ненавидела себя за то, что не была достаточно сильной, чтобы сопротивляться ему. Я ненавидела его за то, что он обратил мое тело против меня. Я ненавидела его за то, что он лгал мне. За то, что извратил нашу связь в то, что я презирала. За то, что убил Джереми и позволил моим солдатам умереть. Но больше всего я ненавидела его за то, что он внушил мне страх, что я никогда больше не увижу своих отцов.

Следующие дни культивировали во мне ненависть. Салем соблазнял меня снова и снова, как мастер-искуситель, играющий с моей израненной душой. Ему никогда не приходилось меня принуждать. Он был слишком хорош, а я слаба и отвратительна. Он трахал меня до тех пор, пока мои внутренности не начинали болезненно ныть, а кровь не запела. Потом мы ели, и он снова трахал меня.

Конвой делал по паре остановок в день. Грузовики заправлялись. Нам приносили еду, мне завязывали глаза, раздевали и выводили на улицу облегчиться. Нагота делала меня менее склонной к бегству, но целью была гигиена. Мы постоянно были окутаны запахом секса, и Салем регулярно купал нас обоих, стоя рядом с грузовиком с тряпкой и контейнером теплой воды, отчего воздух пропитывался ароматом ванильного мускуса. Я сомневалась, что он позволял кому-нибудь увидеть меня голой, но я не знала этого наверняка. С закрытыми глазами я прислушивалась к знакомым звукам, ища намеки на мое местонахождение. Единственным ключом к разгадке было постепенное повышение температуры. Мы направлялись на юг. Достаточно далеко на юг, чтобы зимой пальто не требовалось.

На пятый день колонна остановилась, и Салем впервые открыл дверь, не завязывая мне глаза.

— Мы дома.

Я вытерла вспотевшие ладони о кожаные штаны и подтянула зеленый шелковый корсет. Моя грудь и плечи оставались обнаженными во влажном воздухе. В этом наряде я чувствовала себя незащищенной, уязвимой, почти вульгарной, но это была единственная одежда, которую он дал мне сегодня.

Трепеща внутри, я выбралась наружу, и мои ботинки дрожали, когда я ступила в тускло освещенный подземный гараж.

— Не нервничай, — Салем положил руку мне на поясницу и повел через огромное пространство к стальной двери.

На потолке мерцали электрические лампочки. Трещины в бетонном полу были заделаны слоями похожей на клей смолы. Сотни парковочных мест были разбросаны вокруг меня, но тут стояло только несколько десятков легковых и грузовых автомобилей, все с такой же броней и прочными бамперами, как и в конвое.

С другой стороны гаража находилась дверь без окон, достаточно большая, чтобы через нее мог проехать грузовик, и укрепленная толстыми стальными прутьями. Если двойных ворот было недостаточно, чтобы предотвратить побег, то двадцать вооруженных гибридов, которые охраняли их, остановят меня. Никто не входил и не выходил, пока ему не разрешали.

Эребус и еще несколько гибридов вошли следом за нами, с выжидающим выражением лица и настороженными взглядами провожая нас до двери.

Желание дотянуться до стрел скрутило мои пальцы. У меня не было ни лука, ни кинжала моей матери. Мне нечем защищаться, кроме клыков, впившихся в нижнюю губу. Я была добычей в окружении стаи хищников, и Салем вел меня в их логово.

Когда мы подошли к двери, из-за нее донесся странный ритмичный звук. Я наклонила голову, нахмурив брови. Он звучал электронно, почти металлически, как что-то из тех музыкальных плееров, которые я слышала в детстве.

Я остановилась у двери, прижала к ней руку, удивляясь, как глухой стук отдается в моем теле.

— Что это такое?

Салем рассмеялся и покачал головой.

— Добро пожаловать в мою утопию, — сверкнув глазами, он открыл дверь.

Глава 26

Дверь распахнулась, принося с собой приглушенный диссонанс электронного грохота. Звук пульсировал в постоянном темпе — бум-бум-бум — заставляя мое сердце подчиняться бешеному ритму. Там, где была музыка, были и люди. Гибриды. Волосы у меня на затылке зашевелились.

Я видела акустические инструменты на плотине и во время своих путешествий. Но здесь все было по-другому, более варварски, глубокие гудящие звуки заставляли пол вибрировать и пульсировали в моем теле. Струйка страха пробежала по моей спине, но любопытство заставило меня двигаться дальше.

С возвышающейся тенью Эребуса позади меня, Салем провел нас через дверь, вниз по нескольким пролетам бетонной лестницы и в коридор, пол которого был выстелен белым и черным узорчатым ковром.

Салем не прикасался ко мне, но его длинные шаги замедлились, подстраиваясь под мои. Черная кожа обтягивала его мощные ноги, футболка была слишком тесной для моих жадных глаз. Я ненавидела его. Я жаждала его. Все мое тело гудело от его близости.

Как он определит мое положение в своих владениях? Как его друзья отреагируют на мое присутствие? Здесь я ему не ровня. Я также не была похожа на пленницу. Отсутствие оков давало ложное ощущение свободы. Ему не нужно связывать мне руки или надевать намордник на клыки. Его скорость и сила наделяли его более эффективной властью, чем цепи, кандалы или кляпы.

Если каким-то чудом мне удастся ускользнуть от него, мне ни за что не удастся пробраться мимо его вооруженных охранников-гибридов. Они стояли на каждом углу каждого коридора. Арбалеты, топоры, мечи и клыки — я видела все формы и размеры грубого оружия на пути от гаража до недр его логова. Во рту пересохло, я сжала руки и заставила ноги двигаться вперед.

Стены были покрыты темной фактурной краской, освещены вмонтированными в потолок светильниками. Чем глубже мы углублялись в подземелье, тем громче гремела музыка.

— У вас есть неограниченное электричество? — я держала руки по бокам, а плечи расправленными. — Свет и музыка… это все работает от генераторов?

Плотина Гувера была гидроэлектростанцией, работающей на воде. Она практически обеспечивала саму себя. Но это место, где бы оно ни находилось, было обновлено в новом мире.

— У меня есть инженеры, — он повысил голос, чтобы перекричать все более громкую музыку, доносившуюся из-за угла. — Они всем этим занимаются.

Неудивительно. Гибриды изобретательны. У них имелись скорость, интеллект и власть, чтобы основывать небольшие города, в то время как люди прятались в лагерях и боролись за выживание.

— Ты строил это место с пятнадцати лет? — спросила я.

— Да, — в его глазах блеснула гордость.

Мне было неприятно это признавать, но я находилась под впечатлением. Неудивительно, что я не видела его и не слышала о нем до недавнего времени. Он был очень занят.

Впереди коридор вел в просторную комнату. Бархатная мебель обрамляла периметр, и на ней мерцали тени от движения за углом.

— Сколько здесь живет гибридов? — я волочила свои ботинки по ковру, чувствуя, как сжимается живот.

— Около семидесяти или восьмидесяти в любой момент времени.

Музыка гремела, когда мы подошли к порогу. В воздухе стоял дым, пахло сигаретами, алкоголем и зловещим запахом крови и секса.

За поворотом я насчитала тринадцать мужчин и четыре женщины. По крайней мере, одна из женщин была человеком, и она, приоткрыв рот, голышом лежала под похотливым мужиком прямо на ковре в центре комнаты. Мои мышцы разгорячились, готовясь сражаться за нее, но толчки ее бедер и блаженное выражение ее лица пригвоздили мои ботинки к полу.

Она была старше меня по меньшей мере на пять лет, как и другие человеческие женщины. Это означало, что они были рождены до вируса, вылечены моей матерью и невосприимчивы к укусам гибридов.

Все женщины либо трахались, либо выгибали шеи, подставляя их под клыкастые пасти. Некоторые сношались сразу с несколькими мужчинами в позах, которые я себе никогда даже не воображала, их тела раскачивались и терлись в ритме музыки.

Я не знала, чего ожидала, но только не этого. Моя кожа покраснела от грубого эротизма этой сцены, но присутствие женщин имело более глубокий эффект, прорастая семенем страха в яме моего живота. Я представляла себе, что здесь живут только мужчины, как в тайном братском ордене. Наивное предположение. Конечно, здесь будут женщины. Салем стал таким искусным любовником явно не благодаря опыту со своей рукой.

Яд опалил мою грудь. Я сглотнула, вздохнула и попыталась подавить ревность. Иррациональные эмоции не спасут меня от этого.

Планировка помещения напоминала вестибюль одного из тех старых заброшенных отелей, с коридорами, расходящимися во все стороны. Но вместо разбитых люстр, пыльной мебели и разбросанных обломков, зияющее пространство было щедро отделано, сверкая причудливыми светильниками, дорогим деревом и бархатными тканями.

На стенах висели картины. Глухие басы сотрясали хрустальный декор. Потные тела распростерлись на элегантной мебели и коврах. Длинный бар из красного дерева и дюжина диванов и кресел обеспечивали места для отдыха и праздного времяпровождения, где собирались остальные мужчины.

Я никогда не находилась в таком роскошном и чистом месте. Я боялась ступить ботинками на отполированный мраморный пол.

Салем шагнул вперед, и гибриды зашевелились. Траханье прекратилось. Все головы в комнате повернулись в его сторону.

— Ты вернулся! — закричал кто-то.

Оглушительный взрыв аплодисментов заглушил электронные ритмы. Затем музыка смолкла, и гибриды поправили свои одежды, продолжая улюлюкать и кричать, когда они побежали приветствовать Салема. В нескольких футах от них они замедлили шаг. Притихли. Их взгляды остановились на мне.

Тишина окутала комнату. Порыв свернуться калачиком давил мне на плечи.

Одним сердитым взглядом за другим гибриды изучали меня с головы до ног. Узнавание ожесточило их глаза, но сдвинутые брови и напряженные мускулы говорили о том, что они не ожидали увидеть здесь дочь Ив, не говоря уже о том, что она все еще жива. Даже полуодетая человеческая женщина бросила на меня напряженный взгляд. Но за агрессивными позами мужчин скрывалось что-то еще. Интерес. Голод.

Беспокойство сжало мой живот, мои нервы напряглись так сильно, что я еле подавила желание вздрогнуть. И убежать.

Рядом со мной стоял Салем, высокий и властный, спина прямая, руки сцеплены за спиной, вся его манера держаться выражала бескомпромиссность и статус альфы до мозга костей. Одним молчаливым взглядом он заставил всех присутствующих опустить головы. Некоторые гибриды отступили на шаг.

— Салем! — из коридора справа донесся хриплый женский голос.

Шлепанье босых ног обозначило приближение бегущей женщины. Высокая блондинка протиснулась сквозь толпу мужчин и прыгнула на тело Салема облаком цветочного мыла и прозрачного розового шелка. Ее руки и ноги обвились вокруг него, а губы принялись ласкать его лицо.

Мурашки пробежали по моей шее и обожгли щеки. Салем бесстрастно застыл под ее лаской, но я знала, что он с ней трахался. Она слишком вольно распускала руки, чтобы это могло быть чем-то еще. Была ли она его девушкой? Одной из многих? Я ощутила тошноту, мучительную горечь и приступ ярости.

— Макария, — он схватил ее за талию, заставляя поставить ноги на пол, и отпустил.

— О, моя бл*дская Ив, я скучала по тебе, — она скользнула обратно, прижимаясь своим соблазнительным телом к его боку.

Мой пульс выл в ушах, кожа пылала нечестивой яростью. Мне хотелось вонзить ей что-нибудь в глаза и раздавить череп ботинками.

— Я скучала по твоим укусам, — она провела языком по его шее. — И по твоему великолепному члену, — она обхватила его через кожаные штаны.

Перед глазами все заволокло красным, и дикий рык вырвался из моего горла. Этот неестественный звук поразил меня так же сильно, как и женщину — ее взгляд метнулся ко мне, глаза широко раскрылись, когда она заметила меня в первый раз. Так же быстро она рванулась ко мне с презрительным рычанием, со свистом вырывавшимся сквозь ее человеческие зубы.

Я метнулась вперед, обнажив клыки в нескольких дюймах от ее лица, и замахнулась кулаком…

Салем взревел, и этот глубокий гортанный звук был столь враждебным и ужасающим, что эхом отдался в моих костях и заставил колени задрожать.

Сам воздух содрогнулся, и каждый смертный в комнате съежился от инстинктивного ужаса. Мощная агрессия, отразившаяся на лице Салема, напугала меня до смерти, но я стояла прямо и старалась скрыть свое выражение, отказываясь съежиться.

Женщина — Макария — отшатнулась назад, сжавшись под прикрытием своих рук.

— Прости, Салем. Я забылась.

Убийственная злоба пронзила мои внутренности, как зазубренные осколки стекла. Но я не могла убить ее. Помоги мне, Ив, если я это сделаю. Помоги им всем, Ив, потому что эта женщина была человеком, моложе меня, и не заражена. Это делало ее плодовитой, редкой и незаменимой. Она была самым ценным товаром для человечества.

Салем, теперь уже собранный и пугающе спокойный, схватил меня за руку и вывел в центр большой гостиной. Обитатели повернулись, но остались на месте, сохраняя трехметровое расстояние между стаей и их вожаком. Неоспоримая преданность гибридов была напоминанием о том, что Салем укусил их, освободил их разум и в ответ заслужил их преданность.

Мое сердце бешено колотилось. Что он задумал, и переживу ли я это? Он сказал, что хочет защитить меня, но доверие больше не было частью наших отношений. Его друзья хотели моей смерти.

Он отпустил мою руку и, даже не взглянув на меня, завладел вниманием зала своим слепящим, неумолимым взглядом.

— Вы все гадаете, почему дочь Ив жива и стоит среди нас. Она здесь, потому что мне так угодно.

По комнате прокатилось беспокойство. Эребус возвышался над ними, его голубые глаза оставались жесткими и настороженными. Я старалась не дергаться, но, черт возьми, я чувствовала слишком много горячих взглядов на своем горле.

— Она больше не представляет угрозы для вашего вида, — Салем склонил голову, и его растрепанные черные волосы упали на лоб. — Она останется здесь навсегда, будет жить среди нас. Она человек с человеческими слабостями. Если она попытается напасть на вас, не вступайте в бой. Вы можете легко увернуться от нее, не вступая в контакт. И именно этого я ожидаю от вас.

Моя грудь вздымалась от негодования. Я была закаленным в боях воином, лидером Сопротивления, а этот ублюдок говорил так, словно я являлась всего лишь его питомицей.

— А как насчет ее клыков? — спросил мужской голос из толпы.

Жесткие линии подбородка Салема заострились.

— Держитесь от них подальше.

«Вот именно, придурки».

Я, может, физически слабее и медленнее, но мой укус превратит их в пепел. Однако вероятность напасть на гибрида, прижать его к земле и выпить его кровь, прежде чем он выведет меня из строя, была ничтожно мала. Салему и моим отцам пришлось удерживать Кипа в течение нескольких вечных секунд, прежде чем я превратила его в пепел.

Что-то щелкнуло у меня в голове. Я не ощущала рвения вонзить свои клыки в гибридов. Я не могла использовать свой рот как оружие атаки в бою. У меня не было яда, который можно было бы извлечь и использовать в качестве лекарства.

Потому что мне не суждено делать ничего из этого.

Мое сердце бешено забилось, когда я вспомнила уроки Мичио по эволюции. Были ли мои клыки приспособлением против хищников? Проявлением апосематизма, когда животные-жертвы защищались от нападения хищников, внешне подражая видам с крутой защитой? Шершень похож на осу, но у него нет жала. Красная молочная змея напоминала ядовитую коралловую змею, но была безвредна. У меня были клыки, как у гибрида, их бритвенно-острые кончики служили предупреждением «Держись подальше, я ядовита»… но я не могла одолеть хищника.

Как это согласуется с пророчеством? Если бы мои клыки являлись просто защитным механизмом, предназначенным для поддержания моей жизни, я могла поверить в это. Моя мать после распространения вируса эволюционировала невообразимым образом. Но мои клыки появлялись только тогда, когда я чувствовала Салема. Были и другие неприятные моменты, связанные с нашей связью и моим желанием укусить его, и только его одного.

Когда я сосредоточилась на тупом заряде в груди и проследила за электрической связью к стене тьмы, которая являлась Салемом, на меня снизошло озарение. Он не хотел прерывать нашу связь. Задолго до того, как я поняла, что он двигается со скоростью света, мои инстинкты говорили, что мне нужно, чтобы он позволил мне укусить его. Я могла соблазнять, драться и наносить удары до изнеможения, но никогда не была достаточно быстра, чтобы проколоть его вену. Но если он добровольно даст мне свою вену, игра закончится.

Как, черт возьми, я смогу убедить его сделать это?

В ту ночь, когда я сказала своим отцам, что ухожу, Рорк вывел меня из их комнаты и сказал:

— 1-е послание к коринфянам 13:2… «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто».

Он говорил мне, что любовь побеждает все. Но сможет ли она победить тьму? Всего неделю назад моя связь с Салемом была символом нашей любви. Теперь она оказалась окутана ядом. Его конец связи был лживым и коварным, а мой — горьким и полным презрения.

Мне нужно все исправить, и все начиналось с прощения.

Мои волосы встали дыбом при этой мысли.

— А что будет, если она нас укусит? — спросил кто-то с другого конца комнаты.

— Ее клыки не просто убьют вас, — ресницы Салема дрогнули на его щеках. Затем он встретил их взгляды с непоколебимым блеском. — Вы превратитесь в пепел.

Поднялся шепот, и он рубанул рукой по воздуху, мгновенно заставив их замолчать.

— Услышьте мое предупреждение, — он смотрел на них опасными глазами повелителя преисподней. — Если кто-нибудь дотронется до нее или хотя бы дыхнет в ее сторону, я убью вас.

Я не почувствовала, как он снял с меня штаны и ботинки. Не понимала, что он перегнул меня через подлокотник ближайшего дивана, пока не стало слишком поздно. Только что я стояла рядом с ним, а в следующую секунду оказалась обнажена до пояса и кричала от шока под безжалостным тараном его члена.

Он е*ал меня на сухую, не подготовив. Трахал меня перед комнатой гибридов. Трахал меня, как будто я была предметом без голоса и чувств. Он заявлял свои права, мочился на свою собственность и раздирал мою душу в клочья.

Отбиться от него было невозможно. Одной рукой сжав мои запястья за спиной, а другой стиснув подбородок, он зажал мой рот в тиски и удерживал меня под ударами своего члена. Я не могла сказать ему «нет», не могла наброситься на него с клыками. Все, что я могла делать, — это опираться на подлокотник дивана и принимать это.

Слезы застилали мне глаза, но я с ужасом осознавала присутствие зрителей — учащенное дыхание, топот ног, жар в глазах. На краю моего бокового зрения мелькнул вихрь розового шелка, за которым последовало затихающее шлепанье ног Макарии. Я должна была радоваться ее отсутствию, но боль от отвратительной демонстрации Салема затмила все.

Физическая и эмоциональная агония выворачивала меня наизнанку. Его насилие было шокирующе жестоким, потеря контроля парализовывала. Затем его клыки прорвали кожу на моем горле и пронзили вену, лишив меня рассудка. То, что всего несколько мгновений назад казалось болью, теперь превратилось в томную расплавленную реку похоти. Он насиловал меня, но хуже всего было предательство моего собственного тела. Удовольствие скрутило мои внутренности, напрягая соски, увлажняя мою киску и захватывая мои чувства.

Корсет сдавливал мои ребра. Мои бедра неудержимо двигались, и мои внутренние мышцы сжались вокруг него, жадные и распутные. Он довел меня до оргазма, толкаясь внутрь с варварской собственнической силой. Он мог в любую секунду довести меня до предела, заставить судорожно сжимать его член, и я не смогла бы остановить его. Я была так близко, прямо на грани, и я, бл*дь, ненавидела его.

Салем убрал свои клыки с моей шеи и изменил угол своих толчков, безошибочно попав в то место, которое воспламеняло меня.

Я кончила, неохотно и яростно, рыдая от унижения в его ладонь.

— Моя, — его голос был дымом, тлеющим и смертоносным, затем стал громче, ревущим, когда он пролился внутрь меня. — Она моя.

В следующее мгновение меня уже несли по темному туннелю. Он вытащил меня из этой комнаты, и когда ощущение падения прекратилось, он стоял в королевских апартаментах, прижимая мое тело к своей груди.

Я толкнула его, дрожащая и опустошенная. Он усадил меня на край кровати, снял корсет и завернул в мягкое одеяло. Я покачнулась, затряслась, превратившись в месиво распухшей плоти и искалеченных эмоций. Мое сердце было разбито и раздавлено в кашу.

В дверь постучали. Когда Салем пересек комнату, чтобы открыть, я попыталась собраться с мыслями, но все было расплывчатым, моя кровь переполнилась адреналином. Я все еще не отдышалась.

— Распространи это сообщение среди всех жителей, — сказал Салем.

Эребус стоял за дверью, почтительно опустив белокурую голову.

— Что-нибудь еще?

— Ее вещи…

— Там.

Я проследила за взглядом Эребуса через комнату до пакетов в углу, возле стального сейфа. Мой лук и стрелы лежали сверху, окруженные… Святое дерьмо. «Роскошь» было лучшим словом для описания этой огромной спальни. Пышные мягкие диваны, экзотические статуи полуобнаженных женщин, целая стена с искусно выставленным оружием, таким как старинные пистолеты, пули, ракеты и торпеды — все это сочеталось с сильным контрастом цветов и материалов.

Занавески драпировали стены, и шелковистая текстура покрывала каждую поверхность, придавая пространству теплое чувственное ощущение. Бесчисленные подушки приглашали свернуться калачиком и отдохнуть, поспать и потрахаться. Дворец удовольствий, построенный для бога секса. Или для насильника.

Мое лицо вспыхнуло от новой ярости.

— Это моя комната или твоя?

Его разговор с Эребусом закончился, и дверь за небрежно прислонившимся телом была закрыта.

— Моя. Теперь наша.

— А как насчет Макарии? — кислота разъедала мой тон. — Или других твоих женщин? Сколько у тебя подружек?

— Ты можешь свободно бродить по моему дому. Теперь он твой, — Салем прошелся по комнате, скользя кончиками пальцев вдоль спинки дивана. — Но я ожидаю, что ты будешь спать здесь. Со мной.

— Сколько женщин ты трахаешь?

— Блюда подаются в обеденном зале…

— Перестань игнорировать мой вопрос, — я стиснула зубы.

— Перестань вести себя как ребенок, — его глаза горели так же ярко, как солнце, и в десять раз жарче.

Я плотнее натянула одеяло на свою наготу.

— Когда мой лучший друг платонически поцеловал меня в щеку, ты вел себя как бешеный пес. Эта женщина, — я ткнула пальцем в дверь, — терлась о твою ногу как сучка в течке и схватила за член! Но это я веду себя как ребенок?

— Ты моя девочка, — сказал Салем как ни в чем не бывало, словно это ответ на все вопросы.

— Я не твоя девочка. Особенно когда ты трахаешься с другими женщинами. Сколько шлюх ты уже поимел перед своими верными последователями?

Мускул дернулся на его щеке, и это было больно. Это было чертовски больно.

Мое горло сжалось, горело.

— Ты изнасиловал меня.

— Я называю это… — его губы дрогнули. — Неожиданным сексом.

Я резко втянула воздух.

— Не смей, бл*дь, умалять это.

— Ты не сказала «нет».

— Ты зажал мне рот!

— Ты кончила прямо на моем члене, — он полез в штаны. — Хочешь взглянуть на доказательства?

— Иди на х*й, — я дрожала с головы до ног, и мой голос ослабел от слез. — Ты меня принудил. Ты… — я провела рукой по щеке, презирая свои эмоции. — Ты сделал мне больно.

Его лицо омрачилось, а горящие глаза дрогнули. В мгновение ока Салем опустился передо мной на колени. Я попыталась вырваться, но он схватил меня за бедра, за запястья. Его руки были повсюду, уклоняясь от моих пощечин и эффективно усаживая меня в сидячее положение на кровати перед его корточками.

— Я не буду извиняться за то, что заявил на тебя права, — его пальцы сомкнулись вокруг моего бедра и руки. — Я сделал это, чтобы защитить тебя. Теперь никто из этих людей не будет тебя беспокоить.

Но он также заявлял права и защищал других женщин. Я не могла сосредоточиться на своей ревности. Она была подобна отвратительному яду в моей крови, пожирающему меня заживо.

— Перестань думать о них, — Салем нежно обнял меня и погладил по волосам, извращая мои чувства. — Ты здесь единственная. Единственная, кто спит в моей постели.

Я цеплялась за его слова, за сладость его прикосновений и укрепляла свою решимость. На горизонте маячила битва, но я была бойцом. Только на этот раз я не выиграю ни со стрелами, ни с клинками. Он слишком быстр и физически силен.

Мне нужно завоевать его сердце. Его вену. Затем я дарую ему укус, который превратит тьму в пепел.

Укус рассвета.

Глава 27

Следующие два месяца прогорели, как ленивое пламя на бесконечном фитиле. Мы с Салемом проводили большую часть времени в его комнате, наши тела соединялись во взаимной похоти, пока я притворялась, будто разжигаю эмоциональную связь, разъеденную ложью. Это было нелегко.

Я превратилась в половую тряпку, обнимаясь на спутанных простынях со своим насильником. Но моя конечная игра требовала хитрости. Мне нужно завоевать его сердце и просчитать каждый шаг, чтобы он не украл мое сердце снова.

Я лежала рядом с ним в постели, обвиваясь вокруг расслабленных мышц его бедра и торса, мы оба были обнажены. Он заснул всего несколько минут назад, растянувшись на спине и запустив пальцы в мои волосы. С каждым ровным вдохом его рука медленно сдавалась силе тяжести, рука соскальзывала с моих волос и безвольно скатывалась на матрас позади меня.

Ближайшая свеча отбрасывала вялый желтый отблеск на угрожающие углы его лица. Судя по электрическим часам на стене, было чуть больше пяти утра. Но в этом подземном мире время не имело значения. Сон установил свой собственный график, и прямо сейчас, я абсолютно бодрствовала.

Я все еще ощущала дезориентацию от того, что меня зашвырнули под землю в эту беззаботную жизнь. Мне не нужно было охотиться за едой, точить и чистить оружие или разрабатывать стратегию оборонительных маневров. Свобода от войны смягчила меня, но, похоже, не оказала такого же эффекта на Салема. Он властвовал над своей утопией посредством запугивания и поклонения, используя обожание и страх жителей для поддержания порядка.

Глядя на его прекрасное лицо, я задавалась вопросом, многие ли когда-либо видели его таким. Когда его челюсти разжались, губы приоткрылись, а смертоносный взгляд скрылся из виду. Мне нравилось смотреть, как он спит. Он не выглядел таким уж грозным. Хотя его мужественная красота всегда устрашала.

Шелковое покрывало собралось ниже его бедер, обнажая основание мягкого члена, спрятанное в коротких темных волосах. Отчетливые линии его пресса расширялись, переходя в широкую безволосую грудь, кожа была безупречно гладкой и натянутой на ярко выраженных мышцах. Мне хотелось провести языком по соблазнительной бороздке, разделяющей его шесть кубиков, покусать плоские соски и уткнуться носом в впадинку на шее. Дрожь пробудилась в моем сердце, мои пальцы подергивались от желания прикоснуться к каждому дюйму его опасной сексуальности.

Я не простила его. Дело вовсе не в этом. Мое желание к нему было бесстрастным животным, которое я держала отдельно от своего сердца. В основном.

Осторожно, чтобы не разбудить его, я медленно убрала мягкие чернильные волосы с его лба. Он никогда не стриг пряди, никогда не нуждался в бритье. Он сказал мне, что его фолликулы перестали расти после полового созревания. Если он брился или подстригался, волосы возвращались к прежней длине. Вечно застывший во времени. Ни мои отцы, ни гибриды не разделяли с ним этой черты. Что, если он бессмертен? Что, если я укушу его, и ничего не случится?

Каждый раз, когда я думала о его смерти, мазохистская боль сжимала мою грудь, как будто мое сердце заботилось больше о его защите, чем о своей. Я подавила это чувство напоминанием о том, что он заставил меня солгать в письме, которое я послала своим отцам. Я счастлива и в безопасности. В Альберте холодно. Салем потрясающий, бла-бла-бла, чушь собачья и еще раз чушь собачья.

Я переместила свое прикосновение к его горлу. Его дыхание оставалось ровным, темные ресницы неподвижно лежали на щеках. Вены на его шее вздулись и бугрились под моими пальцами, а в ушах гудел шум его крови. Он не шевельнулся, когда я проследила путь сосудов к его сердцу, удивляясь лентообразным потокам яда в его артериях.

Через неделю после того, как я приехала сюда, он привел меня в гараж, где его друзья держали трех диких гибридов. Он не солгал насчет последствий своего укуса. Пока он осушал безмозглых тварей почти до смерти, я смотрела, как серебряные ленты скользят по его горлу. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы гибридный яд вышел из его пищеварительной системы и проник в вены на груди.

Когда несколько часов спустя гибриды очнулись от коматозного сна, они были так же благодарны и преданны Салему, как и все остальные. Салем был их спасителем, их богом. Богом, который мог видеть и слышать собственные вены. Но он не мог заставить свою кровь трепетать под его рукой, как я.

Я провела ладонью по его груди, призывая яд в его кровеносных сосудах. Серебристые инородные тела роились навстречу моему прикосновению, как статические блестки, умоляя меня вскрыть его вену и извлечь их. Я без тени сомнения знала, что именно это я должна сделать. Яд в его венах отреагировал, когда я укусила Кипа. Яд был самой сутью гибридной инфекции. Самим ее сердцем. То, что Дрон ввел в нерожденное тело Салема, связывало его с гибридами, а я была связана с Салемом.

У моей матери имелась прямая связь с тлей. Моя связь с гибридами была через Салема. Если я впитаю яд в его крови, я убью его и разорву связь навсегда. Может быть, это уничтожит всю гибридную расу или… если в мире осталась хоть капля милосердия… вылечит их.

Но я отказалась от попыток укусить Салема без его согласия. Мои постоянные попытки заканчивались полным провалом. Это также не помогало мне завоевать его сердце.

Притворяться, что я люблю его, было крайне важно. Существовала опасная грань между притворством и реальностью. Если я влюблюсь в него снова, если я отвечу хоть на одно из тех чувств, которые вызывала в нем, я не смогу уничтожить его.

Я прижалась губами к его горлу. Не имея намерения кусать его, я просто хотела попробовать его кожу, лизнуть сильные линии его шеи. От него пахло чистотой после душа, и он был таким греховно мужественным, что я не могла удержаться, чтобы не потакать этой слабости. Только прикосновение моих губ, нежный поцелуй. Я осторожно, бесшумно отодвинулась на дюйм…

Его глаза распахнулись, и одним незаметным движением я уже очутилась под ним на спине, глядя в яростный огонь его взгляда.

— Ты готова убить меня? — жестокий кнут его голоса оставил царапающее эхо в моих ушах. — Ты уже продумала, каково это будет? Твоя кожа покрыта моим пеплом? Твои клыки покраснели от моей смерти?

В горле у меня образовался комок. Я не позволяла себе воображать такие вещи. Я не могла.

— Я просто хотела поцеловать тебя, — прошептала я, наполняя свои глаза правдой.

Половиной правды. Я хотела, чтобы поцелуй привел к чувствам. К его чувствам, не моим.

Слаем посмотрел мне в глаза, и выражение его лица смягчилось, зрачки расширились. Его руки нашли мои волосы, и он зарычал низким рокочущим звуком удовольствия. Вибрация проникла в мою грудь и собралась между ног, пульсируя обещанием.

Он опустил голову. Наши губы скользнули друг по другу. Прикосновение языка, обоюдный выдох. Потом мы целовались, медленно и нежно, руки ласкали, ноги сплетались друг с другом. Салем снова зарычал, на этот раз громче, резонируя в моих венах и пробуждая мою кровь. Пульсации теплой влаги наполнили мою киску, мои внутренние мышцы содрогнулись, открывая меня, готовясь для него.

Он набух на внутренней стороне моего бедра, горячий и твердый, как камень. Его язык схлестнулся с моим, но поцелуй шел своим чередом, размеренный и глубокий, горящий неспешной страстью. Когда Салем пристроил свой член и погрузился в меня, я почувствовала себя настолько одержимой им, задыхаясь, что связь между нами словно мурлыкала электричеством. Он не торопился, одурманивающе плавно двигая бедрами, вплетая пальцы в мои волосы и целуя мои губы, шею.

За этим последовал его укус, оплавляющий мои вены жидким огнем. Затем он обхватил мое лицо ладонями, посмотрел мне в глаза и толчками вогнал нас в рычащую, раскачивающуюся, глубоко проникающую кульминацию, которая оставила меня дрейфовать в облаке темного экстаза. Не существовало ничего, кроме Салема.

Он смотрел на меня так, словно я была его восходом, его закатом и всем, что существовало между ними. Его большой палец рассеянно погладил мою щеку, его пристальный, но все же обожающий взгляд остановился на моих губах, провел по линии носа и остановился на глазах. Его радужки мерцали от хрупких эмоций, и именно в такие моменты, как сейчас, я думала, что заполучила его.

Я взглянула на его шею, на соблазнительную жилку, которая вызвала боль в деснах и умоляла меня укусить его.

— Нет, — он отстранился от меня и перекатился на спину, глядя на резные балки в потолке. — Ты чертовски одержима своей решимостью убить меня.

— Вовсе нет! Я… — черт, я испортила момент. Что, черт возьми, я должна сказать? Частичная честность была бы лучше лжи. — Я жажду тебя, — я села и склонилась над ним. — Представь себе, что ты не можешь кусать во время секса. Вот что я чувствую. У меня есть эта безумная непреодолимая потребность в твоей крови, и я никогда не утоляла ее. Ни разу.

Он стиснул зубы и натянул одеяло до пояса.

— Ты хочешь убить меня, чтобы унять давний зуд?

— Это не зуд, черт возьми. И мы не знаем, убьет ли тебя мой укус, — я обхватила его напрягшуюся щеку, заставляя посмотреть на меня. — Открой свое сердце, Салем. Дай мне свою вену. Если ты впустишь меня, это не будет…

— Никогда, — Салем вскочил с кровати и зашагал через комнату к стене шкафов, роясь в нашей одежде.

Его великолепная задница изгибалась в свете свечей, и мне пришлось отвести взгляд, чтобы сосредоточиться.

Мои клыки были запретной темой. Прямо там, с его отношениями с другими женщинами. С момента моего прибытия сюда я насчитала трех человеческих женщин, пятнадцать гибридных женщин и по меньшей мере шестьдесят гибридных мужчин. Женщины-гибриды были охранниками, но я также замечала их, когда они были свободны от дежурства, трахая и кусая мужчин-гибридов в общей комнате — вестибюле, который я называла комнатой оргий.

И еще эта Макария, которая бродила по коридорам в нижнем белье. После того, как сообщение Салема разошлось в первый же день, она даже не взглянула на меня. Я не знала, были ли две другие человеческие женщины так же дружны с Салемом, как Макария. Все женщины держались на безопасном расстоянии, когда я была с ним.

Салем отказался говорить о жителях женского пола, но моя злобная ревность не унималась.

Я соскользнула с кровати и подошла к нему.

— Ты трахался с женщинами-охранницами?

Он натянул хлопковые шорты, не отрывая глаз от своей задачи и поджав губы в тонкую линию.

— Ты позволил им укусить себя? Я видела, как они трахаются, и они всегда кусаются. Хорошо им, наверное.

— Они не превращают своих партнеров в прах, — он сунул ноги в кроссовки для бега.

— И ты позволил им укусить тебя? — я схватила рубашку и брюки из ящика и натянула их, повысив голос. — Ты все еще трахаешься с ними?

Не глядя в мою сторону, Салем вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Мои клыки втянулись, а руки сжались в кулаки.

Я ненавидела его отказ объяснять свои отношения с другими женщинами. Я ненавидела надежду, которую питала к его моногамии, когда мы были вместе. Я ненавидела наполненные страстью часы, проведенные в его объятиях, когда я купалась в мысли, что если он был со мной, то не был с кем-то еще. Больше всего я ненавидела моменты, когда его не было со мной, потому что все, что я могла делать — это представлять его с кем-то другим.

В другом конце комнаты стоял стальной сейф, дразня меня своим скрытым содержимым. Мой лук и кинжал матери были заперты внутри. Почему, когда так много другого оружия находилось в пределах моей досягаемости? Старинные ружья висели вдоль стен, как музейная экспозиция. Ножи и вилки лежали среди тарелок на кофейном столике после вчерашнего ужина.

Не похоже, чтобы я могла вырваться из этого места с помощью залпов выстрелов, стрел и… вилок. Я против семидесяти гибридов и Салема? Это плохо кончится.

Он знал, что значит для меня кинжал. Может быть, он думал, что я не попытаюсь сбежать без него, что я не оставлю его позади.

Но не существовало никакого спасения. Я была беспомощной добычей среди нечеловеческих хищников.

По крайней мере, он не запер мой медальон. Я потрогала пальцем металлический диск у себя на груди. Моя мать была беременна, когда мои отцы подарили ей его. Он был на ней, когда она сделала свой последний вдох. Она видела, как приближается ее смерть, и встретила ее с поразительным мужеством. Если она смогла это сделать, то и я смогу справиться с этой ситуацией с Салемом.

Дверь в коридор открылась, и мои клыки удлинились.

Салем стоял в дверном проеме, напряженный и неподвижный, как хищник.

— Пойдем со мной сегодня на ужин.

У меня перехватило дыхание. Каждый вечер он ужинал в столовой с десятками своих друзей. Как бы сильно мне ни хотелось влиться в его жизнь и сердце, я отказывалась от его ежедневных предложений присоединиться к нему. Я еще не оправилась от унижения, когда меня публично трахали против моей воли. Не могла заставить себя есть с теми женщинами, которые видели, как Салем использовал меня таким унизительным образом. Я ненавидела свою слабость, и я ненавидела Салема за то, что он заставил меня чувствовать себя уязвимой.

Я не была такой храброй, как моя мать.

Я ответила ему, покачав головой.

Выражение его лица окаменело, а хлопнувшая дверь лишила меня клыков и треснула шипящей трещиной в груди.

К черту его и его самодовольный гнев. И к черту меня тоже, потому что, несмотря на всю мою раздражающую враждебность, я не могла заставить свое тело не распаляться в его присутствии. Мое сердце билось чаще, а душа ликовала всякий раз, когда я его видела. Я жаждала его, но не приблизилась к тому, чтобы простить его ложь два месяца назад.

Единственное, о чем он не солгал, так это о моей способности бродить по его дому в одиночку и без всяких ограничений. Поэтому я вышла из комнаты и побрела по главному коридору, где в этот ранний час толпились только стражники.

Все коридоры вели к центральному помещению, как спицы в колесе. В центре располагались промышленная кухня, столовая и комната для оргий. Я насчитала девяносто дверей в коридорах. Девяносто отдельных апартаментов. За последние недели я проскользнула в несколько комнат, которые были оставлены незапертыми, в поисках окон или путей к отступлению.

Конечно, в этом подземном отеле не было окон. Единственный выход — через тот гараж. Если это место вспыхнет пламенем, даже Ив не сможет спасти меня.

Я быстро прошла через пустую комнату для оргий и свернула в коридор, который вел в гараж. Мои клыки еще не показались, так что Салем, должно быть, бегал вне пределов слышимости.

Учитывая его отвращение к дневному свету, я понимала, почему он построил подземелье. Местные жители жили здесь без солнечного света, но я знала, что они часто приходили и уходили. Кто-то должен был собирать еду и припасы. И трех человек недостаточно, чтобы удовлетворить аппетиты семидесяти-с-чем-то гибридов.

Я не видела солнца уже два месяца, но чувствовала жар его лучей и нуждалась в этом ощущении сейчас, чтобы согреть холод отсутствия Салема.

Я быстро поднялась по лестнице и вошла в гараж. Я направилась к массивной двери в дальнем конце коридора, насмешливо помахав рукой двадцати стражникам-гибридам. Они не двигались, не улыбались.

Они также не остановили меня, когда я протянула руку через толстые прутья внутренних ворот. Ни один мускул не дрогнул, когда я прижала ладони к наружной двери. От стали к моим рукам потекло тепло, и я вздохнула. Солнечный свет находился на расстоянии всего одной двери, прямо там, с другой стороны. Это пытка, и я наслаждалась ею несколько раз в неделю.

Как выглядел пейзаж за дверью? Песчаный пляж? Холмистое поле серебристой травы? Или крошащийся бетон павшего города?

Держась руками за сталь, я уперлась лбом во внутренние ворота и посмотрела на двух ближайших гибридов.

— Мы во Флориде?

Один из них даже не дернулся — обычная реакция. Другой гибрид сжал пальцами арбалет. Он, должно быть, был новым охранником на этом посту и не знаком с моими каверзными вопросами.

— А как насчет Мексики? — я выгнула бровь.

Ничего.

Я перечислила наиболее теплые места, упомянув девять кругов ада и Диснейленд, и получила обычное молчание.

— Если вы меня отпустите… — я посмотрела на новенького. — Я могу дать вам власть, богатство и женщин, — я несла откровенный вздор, потому что ни одно из моих реалистичных предложений никогда не работало. — Разве не этого хочет каждый мужчина?

Жесткие и непреклонные охранники даже не моргнули.

— Ну же, — я театрально топнула ногой. — У вас, ребята, никакой привлекательности. Ваши объединенные личности — это пиявка, живущая в холодной бессолнечной пустоте и питающаяся мертвецом. Я могу дать вам колонии плоти, которые можно трахать и кусать. Просто откройте эту дверь, и я позволю вам потусоваться со мной. Кто знает? Моя удивительность может передаться и вам.

Я могла поклясться, что видела, как мужчина в дальнем углу улыбнулся.

— Видишь? — я указала на него и вернула руку к теплу, проникающему через дверь. — Этот парень знает, о чем я говорю. — Я перевела взгляд на нового охранника. — Я не знаю твоего имени, — я не знала имен ни одного из них. — Но у тебя ширинка расстегнута, — неправда. — Ты носишь нижнее белье с единорогами?