Ночь девушки провели среди камней, найдя местечко, где было поменьше растительности. Пришлось устроить себе ложе — нарвать побольше ползучника и навалить его кучей, предварительно расчистив место от камней. Камни выложили кругом, соорудив что-то вроде ограды. Не потому, что боялись диких зверей — тут не было зверей, по крайней мере, на суше, — а потому, что стенка как-никак защищала от ветра. На жесткое ломкое ложе из стеблей ползучника они и улеглись, укрывшись сверху чехлом от сидения.
— Есть хочется, — пожаловалась Тиока в темноту.
— Мы же поели…
— Этих моллюсков? Они мне не понравились. Скользкие какие-то…
— Это с непривычки. Разве тебе дома в ресторанах не приходилось пробовать экзотическую кухню?
— Приходилось, — Тиока помолчала и неожиданно хихикнула: — Помню, решили мы с папой попробовать жареные хибросли.
— Что это?
— Такие псевдо-водоросли с хитиновой оболочкой. Она так хрустит на зубах… Во всяком случае, так говорилось в меню. Но у них что-то пошло не так. То ли напутали со сроками хранения, то ли со способом приготовления… В общем, их пережарили.
— И они превратились в угольки?
— Хуже. Они вступили в сезон размножения. И начали выпускать споры прямо на тарелке. Оказывается, они начинают размножаться, когда на планете становится чересчур жарко и многие мелкие водоемы пересыхают. Споры пережидают засуху, чтобы потом дать жизнь новым хиброслям. А споры, они такие… летучие. В общем, я очень удивилась, заметив, что под корочкой вместо сочной мякоти какой-то розовый порошок. Он взлетел в воздух от моего вздоха и мигом окутал нас. А потом я расчихалась и споры разлетелись по всему залу, осыпая всех. У кого-то в тарелке супа они тут же начали развиваться и мутировать. А потом…Потом папа меня увел… Бедный папа. Он, наверное, места себе не находит. Я ведь обещала ему отправить гравиграмму… когда прилетим на место, — она всхлипнула.
— Ничего, — Валентине самой хотелось плакать, но она старалась сдерживаться. — Все будет хорошо…
Наверное.
Утром они долго не могли решить, куда идти. Побережье было рядом, в двух шагах. И, если она правильно все рассчитала, дальше двигаться надо к северу, то есть, направо, если встать лицом к воде. Но тут внезапно заспорила Тиока.
— Давай кинем жребий? — предложила подруга.
— Тебе все равно? — уточнила Валентина. — Мы же рассчитали…
— Что именно? Направление, и только. Дальше либо вперед, в воду, либо вдоль берега. А берег пуст! Ты посмотри!
Валентина посмотрела. Куда ни кинь взгляд, тянулась унылая равнина — ни холмика, ни горушки. Только вода — и растительность вдоль берега.
— Неправда, — заспорила она просто для того, чтобы перебить зазвучавшие в голосе подруги унылые нотки. — Тут есть растения. Ползучник и… эти вот столбы… не знаю, как назвать…
— Не все ли равно?
— Мне — не все. Если это неизвестная планета, именно мы станем ее первооткрывательницами. И имеем полное право давать имена и названия всему, что видим. И фигушки с нами спорить! Мы — первые. Это главное!
— Ты так уверена, что…
— Еще бы! — Валентина подбоченилась, озирая берег. Вернее, то место, где среди сплошного ковра растений проступали островки воды. Четкой границы между водой и сушей не существовало — водяные растения теснились на мелководье и постепенно выбирались на берег, так что покрывали его сплошным ковром. — Так всегда делается. Ты не знала?
— Откуда?
— Оттуда. К примеру, у тебя на Весте откуда взялись все эти географические названия? Ну, там, Иванийское море или Острова Согласия?
— Не знаю. Придумали…
— А кто?
— Ну…люди…
— Те, кто первыми вступил на планету, которую они же назвали Вестой. Не подумала, почему?
— Как раз это не тайна. Ее так назвали в честь какой-то женщины. Она была…э-э…богиней. Интересно, чем она занималась? Что это за профессия такая — богиня?
— Те, кто дал твоей родине такое название, знали. Наверное, какая-нибудь древняя профессия, исчезнувшая в наше время. Между прочим, нашу Сатурнию назвали в честь дочери человека, который первым вступил на эту планету. А в честь кого мы назовем ее?
Она снова обвела рукой горизонт. Впереди была сплошная вода, до горизонта, тающего в серо-розовой дымке. За спинами девушек вставало солнце, и его лучи окрасили дымку и нижние слои атмосферы в розовый цвет. Там, над морем, наверное, за ночь образовались облака. Если подует ветер, он пригонит дождевые тучи к суше, и там они прольются дождем. Влага соберется в низинах, образует быстро пересыхающие лужи и озерки. Но вода быстро испарится, не оставив и следа и ничего не изменив. Жизнь царила только в мелком теплом море и на узкой, шагов двести, полосе вдоль берега. Должно пройти, наверное, несколько тысяч или даже миллионов лет прежде, чем эти бесплодные равнины покроются лесами и лугами.
— Давай назовем ее Рози, — предложила Валентина через несколько минут неловкого молчания, когда поняла, что Тиока не собирается поддерживать разговор. — В честь… ну, сама понимаешь…
Подруга пожала плечами. Она сидела на камне, обхватив колени руками, и грелась в первых лучах утреннего солнца. Ночью обе замерзли не так сильно, как боялись. Наверное, толстый слой ползучника сыграл роль подушки.
— Тебе не нравится? — удивилась Валентина. — Может, предложишь что-нибудь другое?
Тиока пожала плечами:
— Да нет. Называй, как хочешь… все равно…
— Что — «все равно»? Ты давай, договаривай, раз начала! Что — «все равно»?
— Все равно никто этого никогда не узнает!
— Почему?
— Потому! — внезапно взвилась вестианка. — Разуй глаза! Мы тут одни! Мы потерялись! До ближайшей трассы миллионы астред*. А мы не просто на обочине, мы в стороне от нее. И никто никогда не узнает о том, что с нами случилось! Мы здесь умрем, а ты думаешь о том, как бы назвать эту планету! Да хоть в свою честь назови! Все равно! Это чужая планета! Чужая!
(*Астреда — сокращение от «астрономическая единица». В астредах в глубоком космосе измеряется расстояние. Настоящая астрономическая единица — расстояние от Солнца до Земли. Прим. авт.)
— Не кричи, пожалуйста! — поморщилась Валентина.
— А кому тут я мешаю? — Тиока вскочила, сжимая кулаки. Либо ее пошло желтыми пятнами. — Тебе? Тут же никого нет, кроме нас! Кого я могу распугать? Кто меня услышит?
— Я.
— И что?
— То, что мне это неприятно.
— А мне наплевать! — всхлипнув, Тиока отвернулась, как подкошенная, рухнула обратно на камень, сжавшись в комочек и уткнувшись лицом в колени. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий.
Помявшись, Валентина подошла поближе, привалилась к камню, обнимая подругу за плечи. Та сердито вырвалась, но сатурнианка была настойчива и с силой привлекла девушку к себе. В конце концов, вестианка разрыдалась в голос, всхлипывая, икая и завывая.
— Мне страа-а-ашно, — ревела она. — Я домо-о-ой хочу! Я бою-у-у-сь…
Не первый раз она уже так вот плакала на плече подруги, и Валентина, машинально бормоча какие-то банальные слова утешения, думала, что, пожалуй, перспектива остаться на чужой планете наедине с бывшей однокурсницей не такая уж и хорошая. Если она начала их робинзонаду со слез и соплей, дальше будет только хуже. Она может покончить с собой, сойти с ума или вообще убежать в пустыню. И что Валентина тогда будет делать в одиночестве? Сейчас, по крайней мере, есть, с кем поговорить. А тогда…
Нет. Сейчас она не будет думать об этом. Сейчас они вдвоем. Они живы и надо жить и надеяться на лучшее.
— Ты есть хочешь? — улучив минутку, когда в истерике подруги наметилась пауза, поинтересовалась она.
Это было так неожиданно, что слезы Тиоки высохли.
— Что? — она резко выпрямилась. Лицо ее приняло коричневый оттенок, глаза набухли, а припухлости на лбу казались огромными и смотрелись ужасно.
— Есть, говорю, хочешь? Я — вот так очень. А ты?
— Н-не знаю…
— Хочешь, — авторитетно заявила Валентина, отстраняясь. — Пошли, поищем еды.
Она попятилась от валуна, потянув за собой подругу.
— Где? — пробормотала та, тем не менее, следуя за нею.
— На берегу. Там полно еды.
— Опять моллюски и черви?
— Может быть, на сей раз удастся поймать рыбу…
— И съесть ее сырой? Фу! А если отравимся?
— Когда отравимся, тогда и будем думать. И вообще, мы тут уже несколько раз ели местных животных и ничего!
— Рано или поздно, нам попадется ядовитое или просто несъедобное.
— А мы будем очень осторожны в выборе продуктов, — Валентина болтала без умолку, радуясь, что Тиока отвлеклась от своих проблем. — Как думаешь, как тут могут выглядеть ядовитые животные? У них какая-нибудь яркая окраска? Или отталкивающий внешний вид?
— Я почем знаю?
— Тут есть хищники и жертвы. Это закон природы. Жизнь на том и стоит, чтобы поглощать пищу и… хм… отдавать остатки природе. Круговорот питательных веществ. И если кто-то не хочет, чтобы его включили в эту цепочку, он будет защищаться. Панцирем там, или шипами. Или ядом. И оповещать всех о том, что его есть не надо. Так?
Она говорила и говорила, а сама тянула подругу вдоль берега. Тиока шла послушно и даже время от времени хмыкала и что-то лепетала в ответ. Валентина была готова нести какую угодно чушь, лишь бы отвлечь ее от мрачных мыслей о будущем. Им надо держаться друг за друга и выжить. Во что бы то ни стало, выжить. И во что бы то ни стало, вдвоем. Потому что иначе она в одиночку недолго протянет.
«И уж тогда никто не узнает, как я решила назвать эту планету!» — подумала девушка.
Утром в рубке управления собрался небольшой совет. Сомба-99, Такту-101, Джанго, механик и двое руководителей-«научников». Седьмым присутствовал связист, который скромно сидел в уголке, не вмешиваясь. На мониторе прокручивали запись, сделанную Джанго возле покинутой капсулы.
— Итак, что мы видим? — заговорил Такту после того, как они просмотрели запись до конца, включая и панорамную съемку местности.
— Место посадки…
— Место посадки пришельцев. Чужаков землян. Это ведь земная техника?
— Да, — механик кивнул связисту, чтобы тот прокрутил запись немного назад. — Там заметно что-то вроде эмблемы. Правда, сверху она обуглилась и точно ее не рассмотришь, но…
— Вот! Налицо доказательство, — Такту-101 гордо посмотрел на Сомбу-99.
— Доказательство того, что наш… гость не лжет, — ответил тот. — Это спасательная капсула…
— Да, но где те, кто на ней спасся? Куда они делись? Ведь, согласно инструкциям, они должны оставаться на месте до подхода спасателей. Почему они ушли?
На это ни у кого не было ответа, и Такту-101 дал его сам:
— Они ушли потому, что у них был приказ. Приказ высадиться на Розовую Красавицу и захватить ее.
— Простите, что? — один из «научников» прищурился и тряхнул головой. — Два землянина? Как можно вдвоем захватить целую планету?
— Было бы желание, все можно сделать, — уклончиво ответил Такту-101. — Кто знает, сколько их было на самом деле? В найденной капсуле действительно могло помещаться всего двое или трое, но сколько капсул опустилось на планету? И сколько в результате на ней оказалось чужаков? Нам крупно повезло, что мы нашли одного из них и теперь можем во всеоружии встретить врага.
— Значит, это война? — голос «научника» дрогнул.
— Мы теперь должны решить, что делать, — Такту-101 предпочел уйти от ответа. — Что вы предлагаете?
Он посмотрел в упор на Сомбу-99, и тот заметил, что все остальные тоже повернулись в его сторону.
— Я… думаю, надо попытаться найти этих… пришельцев, — сказал он. — И не торопиться с выводами. Как следует изучить останки звездолета. Перетащить капсулу поближе к лагерю и тоже изучить. Не говоря уже о том, что надо попробовать извлечь из ила ту, вторую, найденную лаборантами. В ней могли остаться… пассажиры. Кем бы они ни были, их останки должны быть либо переданы правительству землян, либо захоронены. По международным законам.
— Если они здесь, мы их найдем, — сказал Такту-101.
Тиоку пришлось тащить в путь насильно. Вестианка, конечно, не сопротивлялась, но еле передвигала ноги и то и дело останавливалась и начинала ныть. Валентина то уходила вперед, то возвращалась за подругой, уже не зная, как ее взбодрить. Даже пробовала толкать. М-да, тяжело им будет вдвоем на этой планете. Да, можно идти куда хочешь. Но куда уйдешь от себя самой?
— Смотри! Там берег! — воскликнула она.
— Ну и что? — проворчала Тиока. — Тут кругом берег, если ты не заметила.
— Он свободен от ползучника! Мы можем войти в воду и половить рыбы! — она тряхнула самодельным копьем. Дома, в школе, ей приходилось участвовать в спортивных соревнованиях, и она надеялась, что не забыла старые навыки.
— Хорошо, — вестианка смотрела куда-то вдаль.
— Пошли скорее.
— Ага…
— Не отставай! — Валентина прибавила шагу, поудобнее перехватывая копье и взяв в другую руку нож. В конце концов, не в силах сдерживаться, она почти перешла на бег… и вдруг затормозила, не веря своим глазам.
Берег действительно был. Но его и как бы не было. Камни, грязь, мутная вода, в которой плавали обрывки перетертых в кашу стеблей ползучника.
— Что тут произошло? — прошептала девушка.
Сделала осторожный шаг вперед, наклоняясь. Померещилось ей или нет, но…
— Ох… Тиока! Тиока, скорее сюда!
— Чего тебе? — недовольно отозвалась та, не двигаясь с места.
— Иди скорей! Это… ты должна это увидеть!
— Иду, иду…
Валентина вся извелась, едва не прыгая на месте и, не в силах терпеть, даже решила разуться и вступить в воду, чувствуя, как грязь обволакивает ступни. Наступать на кашу из земли, мелких камешков и скользких растений было неприятно, но она заставила себя сделать это, утешаясь, что отсюда наверняка сбежали все более-менее крупные животные, и пробуя дно палкой.
— Ты чего? — окликнула ее Тиока с безопасного расстояния. — Искупаться решила? Ненормальная!
— Ты вот на это посмотри! — девушка остановилась и, дотянувшись, попыталась стукнуть концом палки о торчащий из воды бок. — По-твоему, это что?
— Э-э-э… — заблеяла Тиока. — Не-е-ет… мама…
— Вот и я думаю, — Валентина попыталась придвинуться поближе, но вода поднялась уже до колен, а ноги проваливались в грязь по щиколотку и чуть выше. Рисковать не хотелось, и она с огорчением повернула назад. — Это кто-то из наших…
Тиока тоненько заскулила, прижав ладони к губам. В глазах ее сквозь слезы проступал ужас.
— Интересно, кто это? — продолжала рассуждать вслух девушка. — Капсул было три. Плюс наша, четвертая.
— Ии-и-и… — тоненько пищала Тиока.
— И где они? Куда делись?
Помогая себе копьем, Валентина выбралась на берег, обтерла грязные ступни о ползучник, росший чуть в стороне от места катастрофы. Их мир изменился. Только что они были вдвоем, и вдруг оказалось, что выжил еще кто-то. Это пугало и радовало одновременно. Кто уцелел? Где они сейчас? Все ли с ними в порядке? Живы ли они или, как Рози, уже умерли?
Девушка с тревогой озиралась по сторонам. Набрав полную грудь воздуха, закричала.
— Ты чего? — встряхнула ее Тиока. — Чего орешь?
— Зову наших, — отмахнулась Валентина. — Эй! Эге-гей! Мы тут! — подпрыгнула и замахала руками. — Сюда!
— С ума сошла?
— Нет. А ты что, не хотела бы встретить других людей?
— Хотела бы, но… Да, хотела. Но если их здесь нет?
— В смысле, они ушли? Как мы от капсулы?
— Да. Подумали, что надо найти кого-нибудь из уцелевших и…
Валентина примолкла. Об этом она не подумала. В самом деле, никто не заставлял людей оставаться возле затонувшей капсулы. Они наверняка выбрались на поверхность и отправились… куда? Да куда глаза глядят! Но если так, где их искать? Она внимательно оглядела берег. Большая часть прибрежной растительности была уничтожена — перемешана с грязью и камнями. Но дальше, если присмотреться, можно было увидеть все те же заросли ползучника и редкие торчащие тут и там «столбы»-деревья.
Заросли, среди которых виднелись…следы? Кто тут мог ходить, кроме других людей? Ведь наземных животных они пока не встретили.
— Мы пойдем в ту сторону, — подумав, решила она. — Вдоль берега. Будем двигаться вперед, пока будет возможность. Рано или поздно, мы… куда-нибудь придем.
— Мы придем обратно. К нашей капсуле, — сердито оборвала ее подруга, не замечавшая поломанных растений. — Сделаем круг вдоль берега материка и вернемся назад, бессмысленно потратив время. Никого не найдем, только…
— Нет! — остановила ее Валентина. — Мы оставим следы.
— Как?
— Как раньше. Будем оставлять метки. Тут ведь нет других людей, кроме нас. И вообще на суше мы не видели ни одного животного. Значит, любые следы можем оставить либо мы, либо другие люди. Вот мы и будем оставлять метки, доказывающие, что тут проходили разумные существа.
— И что это будут за метки? Напишешь мелком «Валь и Ти здесь были»?
— И напишу!
Полная решимости осуществить свой план на деле, Валентина поудобнее перехватила копье и осмотрела ее со всех сторон. С одного конца к нему было прикручено запасное лезвие от виброножа А второй конец, тот, где они отломали трубу от капсулы, оказался слегка заострен. Им оказалось весьма удобно проделывать бороздки и ямки в каменистой земле, а также резать «столбы», как она по-простому окрестила отдельно стоящие растения, действительно похожие на столбы, обмотанные чем-то вроде бахромы. Мягкая древесина резалась хорошо, хотя линии получались чересчур глубокими. Стволы начинали истекать соком и могли засохнуть. С одной стороны, это было хорошо — ясно же, что так повредить стволы мог только человек. А с другой стороны, девушке было неудобно портить столько «деревьев» — тут и так мало, что росло. Эх, будь эта планета колонизирована людьми или другими разумными существами, они бы давно прорыли оросительные каналы, вдоль которых насадили деревьев и кустарников, привезенных с других планет. Местной растительности тоже стало бы полегче — в пустынных землях станет больше воды. Но если их отсюда спасут, что мешает потом людям вернуться сюда и действительно оживить планету?
Первую надпись она оставила как раз на изуродованном берегу — на чуть подсохшей земле девушки вдоволь потоптались, выложив из своих следов надпись ту самую надпись: «Валь и Ти здесь были. Ушли», — и стрелочка, обозначавшая направление. Больше, увы, места не было. Но если спасшиеся с «Агути» люди вернутся сюда раньше них, они наверняка сумеют прочесть надпись. Или, по крайней мере, догадаться, что здесь есть кто-то еще.
Отойдя от берега, девушки пометили несколько деревьев, уточняя направление.
— Вот, — закончив чертить очередную стрелку с их инициалами, Валентина отступила на шаг, полюбовавшись делом своих рук. — Теперь это издалека увидят. Как тебе, Ти?.. Тиока? — повысила она голос, заметив, что подруги рядом нет. — Ти, ты где?
— Здесь, — откликнулась та. Оказалось, что она ушла немного дальше вдоль берега и теперь крутилась на одном месте. — Ты должна это увидеть!
Перехватив поудобнее палку, Валентина со всех ног кинулась на зов подруги, в душе радуясь тому, что вестианка наконец-то оживилась. Топча ползучник и перескакивая через камни и несколько упавших стволов, она подбежала — и затормозила, едва не падая на колени.
— Мама дорогая!
— Они… они здесь были! — выдавила Тиока.
Последние сомнения исчезли. До них здесь действительно побывали люди. Часть ползучника была не просто вытоптана — растения буквально раздавили, кроша в кашу и вдавливая в песок и глину. Тут не просто останавливались несколько человек. Тут явно стояла какая-то техника — присмотревшись, девушки заметили следы гусениц. Это что же выходит? В той капсуле было средство передвижения? Но почему его активировали метрах в ста от места падения капсулы? Искали ровную твердую площадку? Или просто боялись, что капсула взорвется и спешили отойти на безопасное расстояние?
— Да, — Валентина прошлась туда-сюда, внимательно осматриваясь. На твердой почве не отпечатались следы человеческих ног, но кое-где на поломанных стеблях ползучника оставались отпечатки. Увы, определить, были ли это бутсы космонавтов, она не могла. Только и поняла, что это были разумные существа.
— Да, здесь были люди. Наши люди.
— Наши, — Тиока нервно озиралась по сторонам. — Но где они теперь?
— Не знаю. Уехали.
— Куда?
— Туда, — подумав, девушка по отпечаткам гусениц проследила направление. — Если я не ошибаюсь, то в сторону востока… если во-он там — север, а за морем — запад.
— На восток? Но там же нет растительности! Куда они отправились?
— Возможно, там растительность есть. В низине. Или, в отличие от нас, они располагают картой материка и точно знают, куда едут. Это ведь только наша капсула была переделана в ремонтную. С нее наверняка сняли часть оборудования. Среди него могло быть и нужное… которого у нас нет.
— Значит, они уехали, — Тиока смотрела в ту сторону, прищурив глаза. — Уехали и бросили нас тут одних?
— Они не знали, что мы выжили. Они думали, что больше никого не осталось…
— Мы почему-то думали о них! — фыркнула вестианка.
— Мы не думали — мы надеялись, что кто-то остался в живых, кроме нас. А у них такой надежды могло и не быть. Нам надо решить, что делать дальше. Идти по следам или двигаться вдоль берега, как намечали?
— Я не знаю. Я устала, — Тиока потопталась и села прямо на ползучник, выбрав не примятый участок. — И есть хочу.
— Подкрепиться нам бы не мешало, — согласилась Валентина. — Пошли?
Они вернулись к воде, но подошли не с той стороны, где потерпела крушение вторая капсула, а чуть дальше, метрах в тридцати-сорока. Тут росла какая-то жесткая трава, торчащая из воды, словно щетина. Только на верхушке каждой щетинки виднелось утолщение, похожее на разделенный на дольки шарик. Валентина осторожно ковырнула этот шарик, и ей удалось снять верхний слой, как кожуру. Под нею оказалось белое полупрозрачное ядрышко. Оно ничем не пахло, не липло к пальцам, и девушка, после недолгих колебаний, попробовала его лизнуть.
Ничего не произошло. Ее не парализовало, не затошнило, язык не пронзила боль и он не стал распухать от яда. Она попробовала откусить немного мякоти и не почувствовала вкуса. Ощущение было не совсем приятное — как будто к нёбу прилипла вата.
— Ты чего? — удивилась Тиока. — Отравиться хочешь?
— Экспериментирую, — ответила Валентина. — Если мы пойдем по следам машины, нам придется бросить побережье. Что там впереди — неизвестно, но неплохо бы запастись едой. Такой, которая не протухнет через полчаса. Если эти шарики съедобны, мы могли бы набрать их с собой.
— «Если съедобны!» Ты ничего не чувствуешь?
— Пока ничего. Но надо подождать по меньшей мере час — пока пища начнет перевариваться.
— Тебе станет плохо. Ты умрешь, — мрачно предрекла Тиока. — И я останусь одна. И тоже умру и не найду наших. И никто никогда не узнает, что с нами случилось. А все почему? Потому, что ты решила есть всякую гадость…
— Не гадость, а плоды. Тут нет наземных животных. И растениям нет нужды защищаться от поедания.
— Ага. И нет нужды делать свои плоды съедобными. Экологию и ботанику в школе проходила, знаю! Вот увидишь — ты умрешь!
— Хватит! — оборвала Валентина. — Будь, что будет. Подождем.
Она заставила себя сесть, сложив руки на груди и прислушиваясь к своим ощущениям. Тиока вертелась рядом, заглядывая ей в глаза.
— Ну, как? — спрашивала она поминутно. — Как ты себя чувствуешь? Все нормально? Ничего не болит? Не тошнит? Живот не крутит?
— Нет, — всякий раз отвечала Валентина. — Все хорошо. Все нормально. Ничего такого не чувствую… нет, конечно, чувствую, но… как бы тебе сказать… это немного не те ощущения… Да, небольшой дискомфорт есть, но это как будто просто в экзотическом ресторане попробовал местную кухню…
— Да-да, — с готовностью подтвердила вестианка. — Я помню. Мы с родителями отправились в круиз… Я закончила школу, и папа хотел сделать мне приятное… На Омидаре-5 нам предложили попробовать «блюдо дня» в одном маленьком ресторанчике, который держали змеелюды… Оно ползало по тарелке и надо было отрывать у него лапки в определенном порядке — от самых маленьких, до самых больших. А я перепутала и начала с клешней. А в них, как оказалось, накапливается кровь — пока ты отрываешь мелкие лапки, она туда затекает… Она-то и съедобна. Папа отдал мне своего шлюмбехха — так эти существа назывались… Бедный папа, — девушка всхлипнула и отвернулась, чтобы скрыть слезы. В последнее время Тиока стала очень плаксива и ревела по любому поводу.
Чтобы отвлечь подругу от горестных воспоминаний, Валентина решительно поднялась. Да, ее родители тоже будут переживать, но это придет позже. Пока еще они уверены, что дочь тихо-мирно заканчивает обучение на Весте и вскоре даст о себе знать — мол, прилетаю в следующем месяце. Они спокойно занимаются своим делом, воспитывают внучку от старшего брата и ни о чем не думают. И она тоже должна ни о чем не думать. Глупо.
— Пойдем, немного пройдемся, — она направилась прочь. — Что-то у меня того… внутри немного не то. Может быть, на ходу станет легче.
Уловка удалась. Как-никак, папа был далеко, а вот единственный человек — на расстоянии вытянутой руки. Тиока что-то пролепетала и поплелась за подругой, все еще всхлипывая и вытирая глаза ладонью.
— Не три так сильно, — посоветовала Валентина. — Грязь занесешь. Тут больниц нет. А лекарства… вряд ли аптечке найдется подходящее, чтобы протереть воспаленные глаза.
— Что же делать?
— Найти чистый берег и нормально помыться.
— Ты предлагаешь искупаться? — дошло до девушки.
— Ага. Мы тут уже несколько дней, но пока еще ни разу не умывались как следует и тем более не принимали душ. А тут вода пока еще чистая, без ядохимикатов. И вокруг никого…
— Ага, никого. Кроме тех, кто живет в воде…
Валентина оставила ее ворчание без ответа. На мелких животных они бы сами могли поохотиться, а крупные вряд ли заплывут на мелководье.
Все же купание отвлекло их от мрачных мыслей. Тем более что, чуть дальше по берегу нашлось довольно уютное местечко — небольшой участок мелководья, свободный от растительности. Там даже было видно дно — песчаное, тут и там усеянное раковинами местных моллюсков. Они разделись — было непривычно не озираться по сторонам, чтобы кто-нибудь не подсмотрел — прополоскали нижнее белье, развесив его на кустиках ползучника, чтобы хоть немного подсохло, и осторожно вошли в воду.
Для Валентины это было привычно — она уже входила в воду, чтобы собрать моллюсков, а вот Тиока то и дело ойкала, ежилась и поджимала пальцы.
— Ты чего? Она же теплая!
— Ага. А еще скользкая и колется.
— Вода? Колется?
— Дно. Оно в каких-то мелких камнях…
— Да это крупный песок. Ты что, никогда песка не видела?
— Такого — никогда! На наших пляжах он мелкий, ровный и гладкий. А это…
— Это дикий пляж. И тут никто специально для отдыхающих природу не стерилизует и не переделывает. Привыкай. У меня на Сатурнии и не такое можно встретить.
На Сатурнии вообще не было окультуренных пляжей, хотя многие летом и купались в открытых водоемах. Обычно оборудование пляжа включало в себя пару колышков, ограничивающих берег, пару буйков, обозначающих глубину и указатель: «До пляжа 100 метров». И больше ничего. Ни аккуратных дорожек, ни кабинок для переодевания, ни лежанок, ни будки спасателей, ни тем более тента, под которым можно выпить прохладительные напитки. Даже стоянки личного транспорта не оборудованы. Поселенцам на Сатурнии было некогда заниматься подобной ерундой — надо было учиться выживать в геологически активных горах с их землетрясениями, оползнями и извержениями вулканов. И даже сейчас, почти сто лет спустя, у людей не дошли руки до культурных пляжей. Это, кстати, привлекало туристов, которые мечтали пару деньков провести «в дикой природе».
Вспомнив родину, Валентина сама чуть не разревелась, но отбросила мрачные мысли и первая, вытянув руки, бросилась в воду. До нее долетел испуганный вопль Тиоки, и девушка погрузилась в море с головой. Плавала она хорошо и сразу нырнула.
Несколько раз взмахнув руками, открыла глаза.
Вода была прозрачная. Такая прозрачная, что просто дух захватывало. Если бы не мелькающие в глубине вытянутые силуэты, можно подумать, что она в невесомости на тренажерах. Девушка уже почти открыла рот, чтобы крикнуть подруге — мол, давай сюда, не бойся! — но удержалась. «Вода. Это вода, а не воздух!» — напомнила она себе. Несколько раз двинула руками и ногами. Здесь плыть было удобнее, чем в невесомости. Там барахтанье ни к чему не приводило. А здесь достаточно было нескольких гребков, чтобы продвинуться вперед.
Дно было усеяно раковинами всех форм и размеров. Между ними не спеша ползали странные существа — округлое или вытянутое тело, несколько торчащих в разные стороны конечностей и непрерывно шевелящиеся наросты на бугристой спине. Водоросли, похожие на ползучник — только без шишечек-наростов на кончиках плоских стеблей — колыхались в такт, словно наигрывали неслышную мелодию. Тут и там от дна к поверхности тянулись и другие растения — похожие на ленты, похожие на перья, похожие на многократно перевязанные узлами веревки. Некоторые походили на подушечки. Некоторые — на полупрозрачные пузыри, внутри которых что-то пульсировало и дрожало. Были полупрозрачные, были похожие на камни. Были…
Воздуха не хватало, и Валентина всплыла. Оказывается, она довольно далеко от берега! Метров семьдесят, не меньше.
— Аа-а-а! — завопила от берега Тиока. — Ты жива? Жива?
— Да! — она шлепнула по воде ладонью.
— Я боялась, что ты утонула. Держись! Я что-нибудь придумаю… я…
— Не надо, — Валентина сделала несколько гребков. — Я плыву…
— Ты…что делаешь?
Девушка не ответила — плыть и говорить одновременно было сложно.
Тиока зашла в воду только по колено и буквально прыгала на месте, поджидая ее. От волнения она забыла про колкое дно.
— Ты жива! Жива! — повторяла она. — А я думала, что ты утонула!
— Все нормально, — поравнявшись с нею, Валентина выпрямилась там, где вода доходила ей до середины бедра. — Я умею плавать.
— Ты… что?
— Умею плавать. А ты — нет?
— Нет. А зачем?
— Ну… Ты что, никогда не была в бассейне или на море?
— Была и много раз. Но мы не плавали… э-э… внутри. У нас были специальные костюмы и…и лодки. И надувные матрасы.
— А у нас костюмов не было. И вообще ничего такого не было. Мы сами… выживали, как могли. Кстати, я там видела столько интересного! Там такие животные…
— Съедобные?
— Не знаю. Не пробовала.
— Жаль.
— Но мы можем вернуться и поискать! Пойдем? — она протянула руку, но Тиока ловко увернулась:
— Нет. Я боюсь.
— Хорошо, — Валентина не стала спорить. — Тогда побродим по мелководью. Может, что-нибудь и тут отыщем. Кстати, ты бы окунулась, раз мы купаться пришли. Не хочешь погружаться в воду — просто зачерпни ладонями и вылей на себя. Вот так! — она набрала полные горсти и вдруг выплеснула их на Тиоку.
— Ай, мама! Ты чего?
— Еще! Еще! — Валентина повторила попытку, и подруга, к ее тайной радости, решила дать сдачи.
Некоторое время спустя все страхи перед водой были забыты. Девушки с хохотом и визгом носились по мелководью, брызгаясь друг на друга. Дошло до того, что они, не удовольствовавшись пригоршнями воды, стали брыкаться, поддавая воду ногами.
И внезапно, отскочив назад и махнув ногой для броска, Валентина почувствовала, как ее ступня словно во что-то провалилась.
— Ой!
Не удержав равновесия, она шлепнулась на задницу, ударившись копчиком о камень. Взвыла от боли и закашлялась — здесь было довольно глубоко, и вода попала в рот. Кроме того, еще одна рука тоже коснулась чего-то… странного.
— Мама!
— Что случилось? — испугалась Тиока. — На тебя кто-то напал? Ты… тонешь?
Она побежала к подруге. Та кое-как выпрямилась, остановив ее жестом:
— Погоди. Тут… что-то есть.
Пытаясь выровняться и встать, она взбаламутила воду, так что пришлось немного подождать, пока осядет муть и песок. И только после этого, выпрямившись, девушка смогла рассмотреть то, за что зацепилась.
Рассмотреть. Покачать головой. Ущипнуть себя за руку. Протереть глаза.
— С ума сойти…
— Что это? — подбежала Тиока. Валентина попятилась, останавливая подругу.
— Это…ловушка.
— Что? Здесь есть хищники? Мама…
— Нет, — она вытянула шею, озираясь по сторонам. — Не хищники, но… ты, наверное, права… Здесь есть люди.
Взвизгнув, Тиока моментально попыталась прикрыться руками:
— Что? Люди?
— Да, — Валентина вернулась к ловушке, осторожно присела и пошарила руками, поднимая со дна конусообразную вершу из пластика. На дне, в пузыре, уже плескалась пара рыбешек и какие-то полупрозрачные существа. — Сама посмотри.
— Она настоящая?
— Искусственная. Природа не может такого создать.
— Откуда ты знаешь?
— Было бы это живое существо, оно бы попыталось сопротивляться. И вот эти узлы… Думаешь, животные так умеют? Нет, это сделал кто-то, у кого есть пальцы. И кто точно знает, для чего ловушка нужна.
— А ты уверена, что это люди? — стояла на своем Тиока, и до Валентина дошло, что хотела сказать подруга.
В самом деле, что они знают об этой планете? Что тут мелководные теплые моря и растительность только по берегам этих морей. Что большая часть суши — каменистая пустыня. Что едко пахнет метаном и сероводородом. И все. Но правда ли это? Может быть, где-то за горами есть луга и леса, и местные аборигены регулярно приходят сюда половить рыбки?
— Я… надеюсь, что это люди, — произнесла она. — Местные люди. И мы сможем с ними договориться.
— Ты в это веришь? Что планета обитаема?
— Я надеюсь, — подумав, произнесла Валентина. — Ведь это значит, что мы больше не будем одни!
— Да, не будем… А если они не похожи на людей? Какие-нибудь ящерицы?
— Как змеелюды?
— Змеелюды амфибии. А эти…
— Поживем — увидим, — отрезала девушка. — Чего зря гадать?
Но в глубине души она засомневалась. Конечно, хорошо встретить аборигенов — исчезнет проблема одиночества. Но что, если жители этой планеты враждебны к чужакам? Чем ниже культура, тем выше уровень агрессии. А если еще и действительно это какие-нибудь пустынные вараны, девушки попадут в неприятности. И самым малым будет вечное изгнание. А могут и просто съесть. Вот и думай, что лучше.
Больше из чувства мести, чем от голода она решилась на кражу — вытряхнула из ловушки всех попавших в нее обитателей моря, и подруги устроили себе роскошный ужин, попробовав обвернуть рыб листьями водорослей и «поджарить» их на солнце. Угрызений совести не было. Наоборот.
Дамбо-516 корпел над препаратами — срезал тонкие пластинки ткани, окрашивал их вручную специальными красителями и помещал на предметные стекла. Работа была кропотливая, машина с этим не справится. Парень и сам уже испортил пару образцов. Хорошо еще, руководитель этого не заметил.
— Дамбо?
Легок на помине! Откуда только явился? Делать нечего?
— Ты чем тут занят? — руководитель нагнулся над его плечом.
— Да вот… образцы готовлю, — он продемонстрировал самые удачные. — Для опытов и…
— Бросай это дело. И без тебя найдутся, кто может этим заниматься. А для тебя у меня другое задание.
— К-какое? — Дамбо-516 позеленел от волнения. Кто его знает, о чем его руководитель задумался?
— Бери мотокар и съезди на то самое место, где вы с Дарк оставили вершу. Проверь, может быть, там что-нибудь поймалось?
— Но т-туда уже отправилась группа по подъему капсулы и…
Вернее, еще не отправилась, группа только собиралась. А сам старт должен был состояться через двадцать миниединиц времени.
— И что с того? — отмахнулся руководитель. — Пока они будут копаться в машине, ты отойдешь на десяток-другой шагов и спокойно пошаришь в верше. Заодно осмотрись там. Авось отыщется еще что-нибудь интересное. И поживее. Они согласились взять только одного из моей группы!
Вот это номер! Выходит, он вытянул что-то вроде счастливого билета? Ведь есть же Дарк, есть другие ученые и лаборанты. Но выбор пал на него.
— Как скажете, распорядитель, — он вскочил, лихо отсалютовал. — Я готов, распорядитель!
— Тогда прихвати парочку канистр и кювет, съемочный аппарат и бегом. Догоняй!
На борт отходящей грузовой платформы Дамбо-516 успел запрыгнуть последним. Кроме него, на платформе уже сидели двое — водитель и механик. Второй водитель с напарником устроились в кабине тягача — он должен быт вытаскивать капсулу.
— Показывай дорогу, парень, — пихнул его кулаком водитель — Будешь вместо навигатора.
Парень нахмурился, но ничего не сказал, и просто махнул рукой вперед.
Ложе подруги устроили себе из камней и ползучника, отойдя шагов на сто от берега. Навалили груду растений, соорудив что-то вроде перины, кое-как придвинули ближе друг к дружке два камня. Вместо одеяла приспособили кожух с кресла капсулы. Конечно, можно было воспользоваться старым «лежаком», но сорванные накануне стебли ползучника за день успели скукожиться и высохнуть, так что их пришлось выкинуть.
Ночь опять выдалась холодная, так что уснуть стучащие зубами и жмущиеся друг к другу девушки смогли только под утро. И разоспались так, что проспали не только рассвет, но и часть дня.
А проснулись от того, что под ними мелко дрожала земля.
— Что это? — Валентина, выросшая на планете, где землетрясения происходили чуть ли не раз в месяц, проснулась первая и села на постели, озираясь по сторонам. — Что происходит?
— А что случилось? — завозилась рядом Тиока. — Ты чего вскочила?
— А ты прислушайся! — сатурнийка схватила вестианку за руку.
Глухой рокот. Натужное гудение. Мерное перестукивание каких-то деталей друг о друга. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы узнать этот звук — и несколько минут на то, чтобы поверить, что он им не мерещится.
— Здесь действительно есть люди! — чуть ли не хором воскликнули они. — Цивилизация! Техника!
Тиока рванулась вскочить, но Валентина ее удержала:
— Постой. Надо сначала на разведку сползать. И чтобы нас раньше срока не увидели…
— Ты чего? Сперва сама хотела к людям, а теперь…
— А теперь у нас есть возможность узнать, кто эти люди! Сиди и не высовывайся! — огрызнулась Валентина и на четвереньках двинулась на звук.
Ползти пришлось медленно, то и дело замирая и чуть не пластаясь по земле. Эх, какая жалость, что стебли ползучника такие мягкие! Девушка оставляла за собой неширокую просеку, которую при желании можно увидеть издалека.
Но это если местные жители заметят ее самую!
Одолев примерно половину расстояния, Валентина мысленно произнесла помогавшую ей в неприятностях формулу:
— Раз, два, три! Чтобы не было беды! — и приподнялась, высовываясь из травы.
Местные жители были почти рядом — метрах в пятнадцати-двадцати. Массивное сооружение на гусеницах стояло ближе к воде. Трос от его передней части тянулся под воду, закрепленный, наверное, к затонувшей капсуле. Заурчал мягким тенорком мотор, и тягач — а кем он еще был? — тихо пополз назад, взрывая гусеницами и без того перемолотый в кашицу ползучник. Трос натянулся. Потом напрягся. Тягач забуксовал. Остановился. Немного проехал вперед, а потом резко рванулся назад. Во все стороны полетели из-под гусениц ошметки растительности, песок, камни и даже что-то окровавленное — или так Валентине показалось?
Трос снова натянулся, и вдруг затонувшая капсула стала подниматься из воды. Медленно, плавно, она подняла из грязи сперва корму с забитыми грязью двигателями. Потом поломанные опоры — за одну из них и цеплялся трос. Затем — обтекаемый корпус и, наконец, нос. Вернее, то, что от него осталось.
Послышались взволнованные и даже восторженные возгласы. С противоположной стороны, из-за тягача, выскочило трое гуманоидов с сине-бурой кожей.
Веганцы.
— Ой! — ахнула Валентина. Но, по счастью, ее голос никто не услышал.
Веганцы устремились к останкам капсулы, цепляясь за выступающие части и помогая вытаскивать ее на берег. Тягач урчал и фыркал, гуманоиды подбадривали себя криками.
Наконец, капсула вся оказалась на берегу, в паре метров от уреза воды. Из раскуроченного носа и приоткрытой дверцы сочилась вода, смешанная с грязью. Видимо, сработала система автоматического открывания дверей, но по какой-то причине она оказалась заблокирована — то ли от огня, то ли от воды, и щель получилась слишком узкой, чтобы сквозь нее мог выбраться человек.
Он и не выбрался. Голова, руки и одно плечо торчали в щели, бессильно поникнув. От воды кожа разбухла и побелела. Толстые пальцы были наполовину изъедены. Скорее всего, человек попытался выбраться сквозь щель, но не смог и захлебнулся. А вместе с ним наверняка погибли и остальные — вода-то все равно попала внутрь, а другого выхода спасательная капсула не предусматривала. Счет же шел на минуты, если не на секунды.
Веганцы — и водитель тягача — столпились вокруг, рассматривая страшную находку.
Прикусив губу, чтобы не кричать, Валентина осторожно попятилась, мучительно раздумывая, что сказать Тиоке, как подготовить подругу к тому, что их надежды одновременно оказались обманутыми и оправданными.
Шорох за спиной заставил ее замереть и тихо выругаться. Вот ненормальная девица! Ей же открытым текстом сказали — сиди и не высовывайся! Нет, полезла любопытствовать.
— И что? — прошипела Валентина. — Ты довольна?
В ответ раздался незнакомый голос. Голос, произнесший несколько слов на чужом языке.
Медленно, очень медленно девушка оглянулась через плечо… и завизжала.
Минк пытался сохранять спокойствие, но это давалось все с большим трудом.
Он знал, что находится под арестом, обвиненный в том, что не совершал. Знал, что все его попытки оправдаться ни к чему не приведут. Знал, что от наказания, каким бы оно ни было, формальным или реальным, его отделяет малость — уверения той женщины-медички по имени Лонг в том, что он пока еще не совсем здоров. Никто из разумных существ никогда не станет судить или подвергать наказаниям того, чье здоровье и жизнь в опасности. Это международный закон, один из немногих, принятых единогласно. Он сам во время оно отправлял в госпиталь и на реабилитацию пленных вместо того, чтобы разобраться с ними по закону военного времени. Что ж, когда-то его это злило, но сегодня он понял, что пришла, так сказать, пора получать дивиденды за ту давнюю «мягкотелость».
Но время тянулось, и уже всем становилось понятно, что рано или поздно веганке-медичке придется дать заключение, что пациент здоров. И это станет началом конца. Интересно, его отвезут «в гости» к веганцам или будут судить и покарают здесь, на этой неизвестной планете?
Нет, конечно, положа руку на сердце, планета не такая уж и неизвестная. Ведь веганцы высадились сюда не случайно. Значит, где-то есть ее координаты и кое-какая информация о плотности, периоде обращения, объеме, составе атмосферы и так далее. Но и только. И, скажите на милость, чем это ему поможет? На любой планете можно найти глухое местечко, где можно спрятать труп. Пройдут годы прежде, чем его отыщут.
«Что ж, — пытался себя успокоить Минк, — сколько наших пропало без вести? Просто моя фамилия добавится к огромному списку… Жаль только Рози. Где она? Что с нею? Сумела ли спастись?»
Время шло. И, ожидая последнего часа, он мерил и мерил шагами медотсек. Когда ноги начинали гудеть, присаживался на край кушетки, но пару минут спустя вскакивал и опять принимался кружить на одном месте, как зверь по клетке, доводя себя до изнеможения.
За этим занятием его застала веганка-медичка, Лонг.
Она остановилась на пороге и совершенно по-человечески всплеснула руками, хотя у веганцев этот жест выражал скорее скомканное приветствие, заменяющее рукопожатие. Мол, хотел бы пожать тебе руку, но не могу, тороплюсь и так далее…
— Это не есть то, что надо! — воскликнула она на ломаной интерлингве. — Это ты есть себя убить! Стоять быстро!
Он остановился, отступил на шаг.
— И что? Это мне как-то поможет в жизни?
Ей понадобилось время, чтобы перевести его слова.
— Я ты слышать, — покачала она головой. Этот жест означал не сомнение или отрицание, а раздумье. — Но не знать, почему…
— Почему? Я же под стражей. Военный преступник.
— Да, — после новой паузы откликнулась она. — Ты есть… Но пока нет. Ты не должен быть… Нет. Нет.
— Знаю. Я недостаточно здоров.
— Да. Это есть так. Ты есть плох. Очень плох. Сердце и, — она постучала себя по лбу, — там… Показания приборов. Плохо, — шагнула к встроенной в стены аппаратуре, где-то что-то подкрутила, где-то переключила пару тумблеров, где-то касанием пальцев ввела новые данные. Машины послушно загудели, запищали и запиликали. — Вот!
Веганка протягивала человеку напичканный электродами шлем.
— Ты это надо…
— Для очередного обследования?
— Да.
Он осторожно протянул руку. Эта женщина его пугала. Он точно знал, что здоров, но она упрямо вела себя по отношению к нему, как с больным. Его кормили какой-то странной пищей, время от времени ставили капельницу и просили принять те или иные таблетки. И эти исследования…Неужели его нарочно держат тут, имитируя болезнь и долгий период реабилитации? Но для чего? Чтобы доставить на их родную планету для суда? Полет длится несколько дней. Никакие соображения не могут служить оправданием, почему вполне себе здоровый чужак так запросто разгуливает по кораблю. Совсем другое, если чужак болен. Конечно, он выздоровеет, но только на подлете, чтоб ни у кого не возникло сомнений.
— Это… надо, — она жестом показала, как надевать шлем.
— Зачем?
— Это надо… ты надо, — она попыталась выдавить из себя улыбку. Веганцы не улыбаются — у них отсутствуют соответствующие мимические мышцы. Вместо этого они как можно шире открывают рот, при этом закрывая губами зубы. А сейчас она даже попыталась кончиками пальцев растянуть свои губы, имитируя человеческую эмоцию. Выглядело жутко. И как только находятся люди, которые соглашаются на секс с такими… странными существами?
— Я здоров, — сказал он.
— Нет. Ты есть больной. Ты надо лечить. Лечить много. Много время лечить. Очень много. Очень… тяжело.
— Кому вы врете?
Веганка вздохнула. Даже вздох сожаления у нее вышел не такой, как у людей, но что это было именно сожаление, человек понял. Она жалеет, что этот гуманоид не такой сообразительный. Дескать, что возьмешь с этих человеков! Они же намного младше по разуму и не достаточно развиты.
— Это приказ, — наконец выдавила она.
И все стало ясно. Так ясно, что ему не захотелось переспрашивать и уточнять. Но одновременно все стало еще сложнее. Ведь если есть приказ как можно дольше держать человека на положении больного, значит, кто-то не хочет видеть его под судом. Этот кто-то сам не подчиняется законам своего мира. Сам становится соучастником преступления. Но почему? Что им движет?
— Хорошо, — сдался он. — Я вам помогу. Мне лечь?
— Да, — веганка отвернулась к аппаратуре.
Другой бы на его месте воспользовался моментом и попытался бежать, благо, путь к двери ничто не перекрывало. Но Минк остался на месте и даже взгромоздился на кушетку, напялив на голову шлем и устраиваясь поудобнее. Куда ему бежать? В рубку, чтобы попытаться угнать инопланетный корабль? Или за его пределы, в пустыню? И там, и тут шансы примерно одинаковы. В пустыне его медленно убьет жара, обезвоживание и борьба за выживание — ему показывали фотографии поверхности планеты, и он знал, что до узкой полосы прибрежной растительности около десятка километров. А здесь он погибнет намного быстрее, даже если удастся оторвать корабль от поверхности — достаточно будет капитану со своего комма отдать приказ на самоуничтожение. Конечно, для веганцев потеря корабля сродни самоубийству, поэтому его либо пристрелят на подходе, либо выпихнут на планету, бросив тут в одиночестве без средств к существованию.
Такая жизнь Стиву Минку, штурману «Агути-147» и бывшему космодесантнику, не улыбалась. И он послушно закрыл глаза, сосредотачиваясь на своих внутренних ощущениях.
Покалывание в корнях волос. Легкая щекотка. Головокружение. Волна головной боли, сходной с мигренью — повысилось давление? Сознание, тем не менее, никуда не уплыло. Он все чувствовал и слышал, как возится с приборами веганка. Она что, до сих пор его не подключила к аппарату? Или задала не ту программу? Очень хотелось посмотреть, но Минк заставил себя не шевелиться.
И его неподвижность была вознаграждена. Послышалось шипение автоматики — кто-то вошел в медотсек. Веганка быстро-быстро пролепетала что-то на своем языке. Минк тихо порадовался тому, что в свое время много внимания уделял языку «реального противника».
— Я все делаю, как вы приказывали, капитан! — это сказала женщина.
— Не приказывал. Я… просил, — а вот это мужчина. — Вы же понимаете, Лонг, насколько это серьезно?
— Я… догадываюсь. Но что будет, если догадаются и другие? Зачем это все?
— Он нас слышит?
Минк закрыл глаза и постарался расслабиться.
— Наверное. Я ведь не стала вводить его в гипносон, — она пощелкала какими-то переключателями.
— А что у него за программа?
— Обычный тест на холостых оборотах, — веганка добавила несколько слов, и на сей раз Минк ничего не понял. Наверное, медицинские термины.
— Значит, это просто инсценировка? Обман?
— Да.
Он так и думал. Но для чего?
— А вы можете… ну… все-таки задать какую-нибудь программу?
— Для чего? Чтобы сделать здорового гуманоида больным? Это противоречит кодексу…
— Я знаю. Но… если бы сложились обстоятельства?
Минк затаил дыхание. О чем это говорит капитан?
— Если бы, — женщина говорила медленно, подбирая слова, — если бы мне пришлось выбирать… между жизнями… я бы, наверное…
— Так вот, — голос капитана изменился. — Настала пора сделать этот выбор.
Минк похолодел. Наконец-то. Теперь главное — не выдать себя. Эх, верно говорят, что старые навыки не ржавеют! Даже жаль, что тот, второй после капитана, веганец, может оказаться прав. Надо только выбрать время и…
— Землянин!
На сей раз капитан обратился к нему.
— Землянин… Минк, — длинные гибкие пальцы скользнули по запястью. — Ты слышать я?
Пришлось открыть глаза:
— Да.
— Ты слышать — я говорить. Один раз! — капитан поднял один палец, пошевелил им, привлекая внимание. — Время есть мало. Очень мало… Проверь, чтобы не велась никакая запись! — последняя фраза предназначалась для женщины. Лонг защелкала переключателями.
— Готово.
— Хорошо.
Сомба-99 снова обернулся к пришельцу. Тот по-прежнему лежал на кушетке, вытянувшись, но сейчас в его теле чувствовалась напряженность. Это был хищный зверь, готовый в любую минуту вскочить и ринуться на врага. Опасный противник. Хорошо, что в свое время он много занимался контактными видами спорта! Может отразить нападение. Но если Такту-101 прав, то перед этим тренированным бойцом ему не устоять. С другой стороны, у землянина была травма позвоночника — Лонг это заметила, когда проводила полное обследование. Может ли это помешать пришельцу напасть? Сломанная машина убийства все равно остается машиной убийства.
— Слушать, землянин. Ты есть опасность. Так думать. Мы хотеть делать тебе… плохо. Но… — он поиграл с коммуникатором, отыскивая нужные слова, и зачитал с экрана: — Но все измени-лось. Мы нашли кое-что… важ-ное. Дру-гих землян. Твоих землян. Вот.
— Что?
Минк рванулся вскочить так стремительно, что невольно напугал веганцев. Капитан отпрянул, и женщина метнулась к нему, невольно прячась за спину мужчины, который еще и задвинул ее за себя локтем.
— Что? — он взял себя в руки. — Вы нашли… наших? Есть другие выжившие? Л-люди?
— Да.
— Кто?
Взгляды человека и веганца встретились. И Сомба-99 вдруг понял, что не может сказать всей правды.
… в той капсуле, которую подняли сегодня утром со дна лагуны, нашлось три тела. Три мертвых тела. Земляне захлебнулись и задохнулись, когда капсула упала на мелководье и с разгону зарылась в прибрежный грунт. Перед этим она пропахала небольшую полоску и вошла в воду под острым углом, что послужило чем-то вроде подушки безопасности. Поэтому капсула не взорвалась при столкновении, а «всего-навсего» дала трещину. Из-за этого вышла из строя кое-какая аппаратура, и автоматическая дверь не сработала. Она открылась не полностью, и вода хлынула внутрь. Пассажиры попытались спастись, но тот, кто оказался к двери первым, застрял, не сумев выбраться через слишком узкую щель, а остальные либо захлебнулись, оглушенные напором воды, либо задохнулись позже. Правда, они боролись до последнего, пытаясь расчленить тело напарника и протолкнуть его в щель по частям, но им элементарно не хватило воздуха и времени. От чего они умерли — захлебнулись, задохнулись или причина в чем-то ином, можно было бы выяснить, проведя вскрытие, и досконально изучить капсулу, расшифровав «черный ящик». Но по зрелом размышлении Сомба-99 пока не стал отдавать соответствующих приказов. Тем более что рядом с капсулой были обнаружены и другие выжившие.
— Женщины.