Раз пенёк, два пенёк

Там-то он и обнаружил Клавку. Будучи человеком сердобольным, сосед практикантов попытался разбудить спящую, как ему показалось, женщину. Но уже через пять минут Панкратыч въехал в ситуацию. Он, как ошпаренный, выскочил из канавы и со всех ног понёсся к дому Ефимова – участкового милиционера.

Через полчаса на месте происшествия стоял «УАЗ»ик. Ефимов, на пару с вездесущим Грендельманом, уже осмотрели тело и теперь отдирали от своей одежды колючки. Панкратыч, сидя на подножке автомобиля, жадно курил сигарету, выпрошенную у директора.

Закончив приводить себя в порядок, представители власти отошли в сторону и приступили к серьёзному разговору.

- М-да, допрыгалась… попрыгунья-стрекоза. Это чрезвычайное происшествие, «чепэ». Не знаю, что и делать, - Наум Лаврентьевич в растерянности щёлкал зажигалкой.

- Мне-то какой минус! Да ведь, пожалуй, что и концов не найдёшь, отчего она померла. Чистой воды «висяк», - хмуро отвечал участковый.

- А, может, Андрей, ну её к чёрту?

Ефимов с ответом не торопился. Он внимательно осматривал форменные брюки, выискивая на них остатки колючек. Директор терпеливо ожидал.

Наконец, милиционер поднял голову:

- Лаврентьич, её ведь нет?

- Я даже не знаю фамилию этой бабы! Появилась непонятно откуда – не звАна, не ждАна, устроила тут войну, да ещё и умерла вдобавок! Надо бы закрыть вопрос.

- Согласен. Как мы это сделаем практически? – участковый снял фуражку и принялся её осматривать.

Грендельман затоптал окурок. Потом окликнул Панкратыча.

- Подь сюда, уважаемый!

Мужичок тут же вскочил на ноги и спешно засеменил на зов директора. Заглянул преданными собачьими глазами в лицо начальникам, обдав попутно запахом алкоголя.

- Да, Наум Лаврентьевич?

- Ты никому не болтал об этом? – Грендельман строго уставился на пьяницу.

- Нет, сразу же побежал к товарищу участковому. Я ведь понимаю серьёзность ситуации. Не все мозги ещё пропил.

- Это хорошо, что не все, - задумчиво проговорил директор.

Потом вдруг спросил:

- Как там Петя Синий поживает?

- Дык… поживает нормально. Дома пока, наверное. Ранний час ишо, - Панкратыч непонимающе открыл рот. Чего это он за Петю беспокоится? Не родня, кажись…

Тем временем Грендельман повернулся к участковому:

- Андрей, надо её в машину закинуть. Справитесь вдвоём? А ты, Панкратыч, чтобы ни слова никому! Понял меня?

Мужик кивнул, сделав торжественное выражение лица. Вместе с участковым они засунули Клавку в багажник. Потом все трое уселись в машину и покатили по направлению к Петиному дому.

Кабан был очень настырный. И мстительный. От своих намерений бугай отказываться не собирался. Пусть нет берданки, может, даже, и к лучшему. От ружья - до Малофея, а там копать легко. Быстро вычислят. Нет, действовать надо обдуманно, здесь горячку пороть не стоит. Никуда не денутся.

Собственно говоря, большим умом Кабан не отличался, но коварства ему было не занимать. Обид злобный силач не прощал никому. Вот, сегодня подняла на него руку баба – своё получила. Подохла, туда и дорога!

Запугав до умопомрачения старика и выпив все его запасы, детина ближе к утру направился домой – отдохнуть и немного залечить раны.

Машина остановилась неподалёку от общежития, директор совхоза повернулся к пассажиру.

- Иди, буди Петю. Будет вам шабашка сегодня.

Панкратыч смотался в дом. Через две минуты он вышел на крыльцо, а следом, протирая глаза, появился Синий – в безразмерных «семейных» трусах. Петя почесал ногу об ногу и, прямо босиком, устремился к «УАЗику».

Грендельман открыл дверцу:

- Здорово живёшь, Петро.

- Вам тоже не болеть, Наум Лаврентьевич, - Синий заметил участкового и, секунду помедлив, добавил, - доброго здоровьишка, Андрюша.

Ефимов в ответ лишь, молча, кивнул. Времени не было, поэтому директор сразу же взял быка за рога.

- Петя, нам требуются два трезвых человека для разовой работы. Посовещавшись на месте, рассмотрели две кандидатуры – твою и Панкратыча. Согласен?

- Лаврентьич, что говорил вождь? – Петя ткнул себя в грудь, попав Ленину в плешь.

- Он много чего говорил, - непонимающе отвечал директор.

- Всякий труд должен оплачиваться.

- А, ты об этом, - Грендельман улыбнулся, - да уж не обижу, рассчитаюсь с вами, мужики, сполна. Но, есть одно условие! Язык прикусить и никому не болтать. Иначе, запишу в личные враги.

- Зуб даю, могила! – Петя щёлкнул ногтем по жёлтой коронке.

- Тогда собирайся, время не терпит. Задачу поставлю в пути, - Грендельман демонстративно посмотрел на часы.

- Айн секунд, штаны одену.

- Да, вот ещё что. У вас там случайно лопата нигде не завалялась? А лучше две.

- Совковых нет. Только штыковая. Огород по весне копали, у комендантши позаимствовали, а вернуть забыли, - признался простодушно Петя.

- Прихвати с собой. Ну, всё, давай, шевелись! Одна нога здесь, другая – там! – директор постучал по циферблату.

После чего обратился к замершему в выжидательной позе Панкратычу:

- Помнится мне, ты плотничал во времена былые?

- Дык… Руки-то помнят! Иной раз так хочется что-нибудь стоящее сделать! - на глаза длинноносого пянчужки навернулись неожиданно слёзы.

- Ну, вот сегодня и смастеришь поделку. Инструментом я обеспечу.

- Эт… не знаю. Смотря что, - засомневался Панкратыч.

- Гробик. Такую простенькую домовинку. Не в простыне же мы её хоронить будем! – Грендельман кивнул назад.

- Кхе-кхе, - поперхнулся бывший плотник.

Прокашлявшись, ответил серьёзно:

- Изладим.

- Вот и чудесно. Всё решили. Ну, где этот уголовник? Пора ехать!

Вскоре появился Синий, волоча за собой инструмент:

- Лопату еле нашёл – у Панкратыча под шконкой! Так спешил, что даже умываться не стал! Ещё полсекунды, соплю метну.

Петя высморкался - прямо в любимую клумбу комендантши. Участковый осуждающе покачал головой. Прочистив нос, Синий полез в автомобиль.

- Двигайся, Панкратыч. Ишь, развалился как барин!

К свежему аромату креплёного азербайджанского прибавился запах вчерашнего перегара. Физиономия Ефимова стала похожа на сухофрукт, Грендельман опустил стекло. Наконец, все устроились. «Похоронная процессия» тронулась.

Малофея трясло мелкой дрожью. Спиртное не помогало, ударная доза валерьянки тоже не оказала эффекта. Влип, влип, влип! А всё этот Кабан забери его дьявол! Не человек, а исчадие какое-то.

Дед прямо в калошах лежал на пружинной кровати с никелированными шишечками, и тихонько скулил, сам того не замечая. Седая борода его подрагивала, из-под зажмуренных глаз сочились слёзы, а руки старого охотника скрестились на груди, словно у покойника. Ему было отчаянно страшно.

Директорский «УАЗ»ик остановился на дороге, немного не доехав до кладбища. Наум Лаврентьевич вышел из машины и закурил уже десятую, пожалуй, сигарету за сегодняшнее утро.

- Лаврентьич, куришь много. Нельзя так, - угрюмо заметил участковый, спрыгивая со ступеньки.

- Да, я знаю. Нервы ни к чёрту. Ну, где её закапывать будем?

Грендельман растерянно осмотрелся по сторонам. Ефимов решил, что пора уже брать инициативу в свои руки.

- Сейчас, проведём рекогносцировку и всё решим. Положись на боевого офицера ВДВ, - участковый развернул плечи.

- Бывшего офицера, - машинально поправил директор.

- Бывших десантников не бывает. Десант – это на всю жизнь! – глаза старшего лейтенанта блеснули, голос зазвенел.

- Извини, Андрей, конечно, - виновато улыбнулся Грендельман.

- Проехали, - участковый перешёл к делу, - я думаю, на кладбище её хоронить не стоит. Не нужно никаких надгробий и памятных знаков. Сам разумеешь, не собаку закапываем. Людишки увидят могилу неизвестную, судачить будут, до района дойдёт, не дай Бог. С начальством как объясняться будем?

- Да, я понимаю всё это. Может быть, вон там, на пригорке у пеньков уложим? Хорошо, безлюдно, да и от погоста недалеко, - Грендельман кивнул на заросли ежевики.

- Слышал байку про это место? – вместо ответа спросил старший лейтенант.

- Сказки пьяного Малофея, - презрительно отозвался директор, потом добавил устало, - да хоть бы и похоронен кто там был… ей веселее в компании.

- Значит, решено. С местом захоронения определились. Сейчас поставлю задачу бойцам. Эй, орлы! Ко мне!

Между тем, «бойцы» уже вылезли из транспорта и что-то обсуждали вполголоса. Услышав команду старшего лейтенанта, они скорым шагом направились к начальству. Лопату, как винтовку, Панкратыч держал на плече.

Участковый, не теряя времени, начал ставить задачу:

- Так, граждане. У нас в наличии имеется покойник, то бишь – тело мёртвого человека. Судя по всему, признаки насильственной смерти отсутствуют. Следовательно, никакого криминала. Человек, то есть труп его, без паспорта и каких-либо иных документов, подтверждающих личность. В нашем посёлке не проживал, то есть не проживала. Вообще, чёрт её дери, непонятно откуда взялась… взялось. Короче, закопать её надо по-тихому, да и делу конец. Как говорил уважаемый мною товарищ Сталин: нет человека – нет проблем. Вот такая вам шабашка, мужики. Задача ясна?

Панкратыч согласно закивал головой. Но Петя, сведущий в Уголовном кодексе и на собственной шкуре познавший жёсткость советских законов, засомневался.

- Это как так, граждане начальники? Кто ей экспертизу проводил? А вдруг, смерть всё-таки насильственная? Может, этот труп полпосёлка видело? Если, вдруг, откроются какие-то обстоятельства, связанные с гибелью данного человека? Вы-то соскочите, а Синему что будет? Тюрьма?

- Петя, никто тебя сдавать не собирается, - перебил недовольно директор.

Он достал пачку, выдал сигаретку протянувшему руку Панкратычу и закурил сам, явно нервничая.

- Это, - он ткнул пальцем в багажник, - проблема, свалившаяся, можно сказать, с неба. Если ты не согласен нам помочь, то, как говорится: вольному – воля. Без тебя справимся.

- Незаменимых людей нет, - поддержал его участковый, вспомнив очередное изречение любимого Иосифа Виссарионовича.

- Э, никто не отказывается, - Петя не хотел портить отношения с начальством, - лишь бы, не было последствий.

- Последствий не будет! – отрезал Грендельман, - если вы, конечно, сами по пьянке языки свои не распустите.

- Лаврентьич, я за себя стопроцентно уверен, а вот Панкратыч у нас может и сболтнуть лишнего. Дай докурю, сосед - Петя попытался выхватить окурок у напарника.

- Это я могу сболтнуть?! – возмутился бывший плотник, - Наум Лаврентьевич, не слушайте этого каторжника! Ничего тебе не дам, сам курить хочу! Сосед, называется!

- Ладно, хватит собачиться, – прервал перепалку «друзей» начальник, - работать пора! Выгружаем тело!

Панкратыч послушно ринулся открывать багажник, однако напарник его не спешил.

- Ещё один вопрос, - Петя поднял палец над головой, - шкурный.

Грендельман понял с полуслова:

- Каждому по десятке. Расчёт – сразу же по окончании работы.

- Идёт. Но, по старой русской традиции, копателям – выпить и закусить в процессе работы.

- Это будет. Привезу через час, вместе с досками и инструментом. Приступайте, приступайте, время не терпит! – заторопил снова Грендельман.

- Лаврентьич, дай хоть пару сигарет! – выложил своё последнее пожелание Петя.

- Держи, нищета, - директор подал ополовиненную пачку «Космоса», - оставь себе. Так, достали покойницу быстренько! В кустики, в кустики её! Давайте, мужики, арбайтен!

«УАЗ»ик с начальством укатил, а соседи-компаньоны, перекурив ещё, приступили к работе.

Кабан нацепил тёмные очки, спрятав под них подбитый глаз. Но покалеченный орган осязания основательно портил внешний вид. Примочки, к сожалению, не помогли.

Осмотрев себя в зеркало, бугай пришёл в ужас. Мало того, что нос распух, он ещё свернулся набок! Кабан за свою короткую жизнь поломал немало чужих носов и прекрасно знал, что теперь этот дефект останется навсегда. Вот же сволочи какие, лицо искалечили! Ну, ничего, час расплаты близок. Невелика деревня, никуда не денутся с подводной лодки.

Через полтора часа директорский «УАЗ»ик подкатил снова. Из багажника его торчали не струганные доски. Между тем, Панкратыч отдыхал, прислонившись к пеньку. Виновница переполоха лежала до поры в кустах ежевики, заботливо прикрытая от солнца лопухами. Пети вообще не было видно. Из начатой, глубиной примерно по колено, могилы виднелась штыковая лопата.

- Что-то быстро ты устал. Куда делся коллега?

Грендельман начал доставать из сумки продукты - бутылку водки, полбуханки чёрного хлеба, банку толстолобика в томате. Натюрморт с гранёным стаканом! Панкратыч заводил носом.

- А сигареты?

- Травитесь!

Две пачки «Примы» бухнулись в траву, рядом с толстолобиком. Грендельман понимал, что на такую публику сильно давить нельзя.

- Да, вот ещё лимонад , «Буратино». Андрей, подай одну бутылку. Куда Петя-то запропастился?

- «Буратино» - это хорошо!

Панкратыч открыл зубами металлическую пробку и, не удостоив ответом директора, жадно припал к горлышку. Грендельман начал потихоньку закипать.

- Я тебя спрашиваю, или вон ту ворону?!

- Петя ушёл за водой! Мы тут от жажды, как два Буратины, одеревенели совсем, - оторвался, наконец, от бутылки бывший профессиональный плотник.

- Ясно. Отдохнул, попил? Пошли - выгружать доски с инструментом.

Мужик нехотя поднялся и отправился к машине, поспешая вслед за начальством. Директор уже вытаскивал из кабины плотницкий ящик.

- Проверяй ассортимент. Что принял, то и сдашь мне, понял?

Панкратыч, кивнув, принялся монотонно перечислять:

- Гвозди, пила, топор, молоток…. Ага! Рубанка нет!

- На кой тебе рубанок, дядя? – подал голос, молчавший до сих пор, Ефимов.

- Дык, ведь… чтоб домовинку… по-людски, - попытался объяснить временно нанятый работник.

- И так сойдёт. Невелика помидорина.

Участковый посчитал на этом, что разговор закончен и демонстративно отвернулся от горе-плотника. Он ни во что не ставил подобную публику. О чём вообще можно говорить с людьми, по которым давно плачет лечебно-трудовой профилакторий? Будь его, Ефимова воля - давно бы все эти Панкратычи, Пети, Прохоры… спички лобзиком выпиливали! За забором с колючей проволокой, бессрочно. Никчемные граждане, совершенно потерянные для общества.

Панкратыч же принялся выгружать доски, приговаривая:

- Двухметровка, обрезная.… Второй сорт, ёлка.… Сгодится на гроб, Наум Лаврентьевич! Изладим!

Тем временем на горизонте появился Петя. Он тащил с собой трёхлитровую банку воды.

- Вот, к мостику бегал за водичкой. Жажда замучила, знаете ли.

Грендельман понимающе кивнул. Вскорости работа закипела. Мужики, как кроты, копали землю, могила становилась всё глубже. «УАЗ»ик отъехал.

Кабан поднял руку. Автобус остановился посреди дороги, утонув в облаке пыли. Дверца открылась, амбал протиснулся в салон.

- Ты чего в очках? – полюбопытствовал Суслонов.

- Солнце слепит, - буркнул в ответ Кабан.

И, чтобы избежать дальнейших вопросов, повёл свой разговор.

- Хотел договориться кое о чём с тобой, Суслик.

Водителю автобуса не нравилось, когда его так называли, но он промолчал. Отметив злорадно про себя, что у местного «короля» разбит шнобель, Боря сделал вид, что внимательно его слушает, и даже подобострастно склонился в сторону пыхтящего здоровяка.

- Говори, кореш!

- Мне в район скоро надо будет съездить. Подкинешь до вокзала?

- Так это… без промблем, с утра. Автобус идёт по расписанию. В аккурат, к электричке,- непонимающе ответил водила.

О чём договариваться-то Кабан собрался? Пять копеек за билет он сроду не платил. И никогда об этом не договаривался.

- Ага, ну и ладно, - бугай помолчал немного, потом попросил, - дай папиросу!

Суслонов выдал ему «Беломорину» и закурил сам, ожидающе глядя на собеседника.

Поняв, что пауза затягивается, Кабан, наконец, приступил к главному:

- Где мне найти щенков? Ну, практикантов этих сопливых…

- А ты разве не знаешь? Они живут в одной хате с Панкратычем и Петей. Кудря - выпить не дурак, а очкастый всё к Верке таскается. На пару с этим – грузином ли, армяном ли…. Да, ты, поди, не знаком с ним. Тоже недавно здесь объявился. Так вот, они в комендатуру, почитай, каждый день шныряют. Ближе к ночи только домой возвращаются. Любовнички, мать их растак!

Боря захихикал. Но Кабану сегодня было не до шуток.

- А Верка - это та самая, чернявенькая? – спросил он, потрогав нос осторожно.

- Ну, да, она. Недотрога, что ты. Я хотел её снять, подъехал тут на кривой козе. То, сё, говорю, давай на пикничок съездим в выходные, на природу. Отдохнём культурно, пятое, десятое. А она мне, мол, вы, дядя женатый, так вот и идите домой – к супруге, к детишкам. Ой, думаю, кому ты нужна, цаца! Тут девок – раком до Китая не переставить, и все дают. Милуйся с практикантом своим, сопли ему вытирай, дура!

Суслонов замолчал. Он поплевал на папиросу и аккуратно выкинул её в окошко. Кабан бросил окурок на пол салона. Шофёр чуть заметно скривился, но, из благоразумия, ничего не сказал.

Наконец, гигант грузно поднялся:

- Ладно, Суслик, езжай.

- Ага, ну, бывай!

Двери за Кабаном закрылись, автобус тронулся. Здоровяк улыбнулся и потёр руки. Кое-что стало проясняться.

- Шурка, завтра к нам придут гости, надо бы порядок здесь навести.

Пройдя в кухню, Васька опасливо присел на краешек табурета. Ещё бы платочек носовой под задницу себе подстелил! Шурка покосился на приятеля и продолжил своё занятие. Он доедал соседские макароны, выскребая их ложкой прямо со сковороды.

Петя с Панкратычем пропали, что говорится, «с раннего с ранья». Надо полагать, бухАют. Как показала практика, во время запоя соседи сбивались со своих биологических часов и совершенно не соблюдали ни режим дня, ни режим питания. Макароны могли прокиснуть, а этого рачительный практикант допустить никак не мог.

- Какие гости? – прожевав, наконец, спросил Шурка.

- Алан будет. И девчонки.

- Насчёт девчонок уточни, пожалуйста.

Кудрявый громко отрыгнул. Кажется, макароны уже начали портиться.

- Вера, Света и… Вика! - Васька подмигнул товарищу.

- Ээ… а почему к нам? У Алана отдельная квартира.

- Потому, что так захотела Вика. Давно она тебя не видела.

Шурка бросил ложку в опустевшую сковороду и тяжело вздохнул:

- Я, вообще-то, сейчас не очень хорошо выгляжу. Тут какая-то свинья намедни налетела на меня. Здоровый такой хряк. По роже от него получил - ни за что, ни про что. Блин, опять чёрная полоса пошла!

- Слушай, я знаю, о ком ты говоришь. Он ведь и на нас пытался напасть. Но Алан его поколотил!

Васька азартно стукнул рукой об руку, а после поправил съехавшие на нос очки.

- Такого здоровяка? – недоверчиво переспросил Шурка.

- Ну да. Шкаф. Правда, громко упал. Я тоже Алану помог немного.

- Поделом ему! Наконец-то, хоть одна хорошая новость. А ты, Васька, молодец! На тебя положиться можно, я давно это понял.

Своей похвалой кудрявый вогнал товарища в краску. Васька пробормотал что-то о том, что «сам погибай, но товарища выручай», а потом вконец смутился и смущённо замолк. Шурка поспешил сменить тему.

- Слушай, Васька, а почему ты пошёл в ПТУ? Такие ребята, как ты, обычно заканчивают с отличием среднюю школу и поступают в институт. Или, даже в университет!

- Случилось так, что мои родители погибли в автокатастрофе, когда я учился в седьмом классе. Мы остались вдвоём с бабушкой. Денег, сам понимаешь, в обрез было. Вот я и пошёл в ПТУ после восьмого класса. Стипендия, обмундирование, бесплатная кормёжка. А в институт и после училища поступить можно, было бы желание.

- Вот как! Я и не знал. Видишь, Вася, как получается в жизни. Твои родители погибли, но ты хоть с бабушкой остался. А мои живы. Только я с раннего детства в приюте, - Шурка горестно вздохнул.

- Кстати, ты знаешь, почему Павел Валерьянович отправил на практику нас вдвоём? – попытался отвлечь от грустных мыслей товарища Васька.

- Нет. А что, была причина?

- Директор вызвал меня к себе и сказал: поедешь, мол, в Березняки вместе с Шуриком. Парень он хороший, но слабохарактерный. Ты, Василий, как один из лучших на курсе - повлияй на Александра! Ну, я ему в ответ: хорошо, Павел Валерьянович, повлияю. Только вот получилось так, что повлиял на меня ты. Помнишь День Победы?

Ребята рассмеялись. Хорошо, что всё хорошо закончилось. Впрочем, ещё не закончилось. До конца практики оставалось две недели.

Кабан разработал план мщения. Откладывать дело в долгий ящик он не собирался. Шляетесь, ребятки, по вечерам в комендатуру к девкам? Очень хорошо! Там дорожка безлюдная, узкая - не разминуться. То, что надо.

Подстеречь где-нибудь возле кладбища – раз плюнуть. Этого боксёра сзади колом по голове на раз кончить. Щенка «опустить», а после придушить. Да всё дело обставить так, будто у них вышел сексуальный конфликт между собой. Стянуть с обоих штаны, сунуть кол в руки практиканту – и вот она, версия для следствия! Убийство на почве любовных страстей.

Только надо ещё алиби себе состряпать, для безопасности. Как – Кабан уже продумал.

К концу рабочего дня директорский «УАЗ»ик подкатил - в третий раз уже - к злополучным пенькам. Похоронная команда отдыхала, лёжа на пригорке. Потрудились мужики на славу! Могила была выкопана, рядом с ней красовался продолговатый короб, кое-как сколоченный из привезённых досок.

Представители власти вылезли из машины и приступили к осмотру. Наум Лаврентьевич одобряюще закивал головой, но Ефимов, по всей вероятности, остался недоволен результатами работы.

Кивнув на «домовинку», он строго спросил Панкратыча:

- Что за конструкция, инженер?

- Дык, гробик… простенький. Сами же сказали, товарищ старший лейтенант, что невелику помидорину хороним, - испуганно моргая глазами, тут же стал оправдываться плотник.

- Гробик? А я подумал, что это - ящик для снарядов, - без тени улыбки заметил участковый.

Петя Синий, несмотря на серьёзность ситуации, захохотал в голос. Панкратыч же виновато переминал ногами землю и готов был вот-вот расплакаться. Полупьяный плотник походил на провинившегося первоклассника.

- Андрей, ну какой с них спрос? Спасибо, что хоть так сделали, - махнул рукой Грендельман.

- А гражданская панихида будет? – пошутил, в свою очередь, Синий.

- Ага, ещё и оркестр закажем. С контрабасом!

Грендельман начал успокаиваться, и уже адекватно реагировал на юмор. Петя с Панкратычем свою работу сделали. Почти. Осталось только закопать тело.

- Давайте, мужики, закончим дело! Кладите её в ящик… тьфу, в гроб… и зарываем по быстренькому, закапываем! Петя, возьми лопату у Панкратыча! Устал уже человек, не видишь, что ли?!

Подёнщики кое-как засыпали могилу землёй. Клавка упокоилась под пеньками.

На Панкратыча было жалко смотреть. Отвыкший от физического труда и давно уже не поднимавший ничего, тяжелее стакана, он выдохся совершенно. Бывший плотник побледнел, коленки его тряслись. Язык у Панкратыча, словно у собаки, вывалился наружу. К концу работы директор всерьёз уже опасался заполучить ещё одного, свежего, покойника.

Впрочем, Петя выглядел немногим лучше. Сырой, как корабельная крыса - Синий сипло дышал, временами заходясь удушающим кашлем.

Худо-бедно, работу мужики сделали! Директор достал бутылку водки, бутерброды и четыре гранёных стограммовых стаканчика. Расставил всё это на пенёк. Взболтав бутылку, открыл её, после чего налил в стопочки спиртное.

- Ну, подходите, работнички! Давайте, помянем усопшую.

Участковый отрицательно покачал головой:

- Я – пас!

- Андрей, так нельзя. Не собаку же закопали, человека похоронили. Этикет требует.

Старший лейтенант нехотя взял стаканчик и отпил глоток. Остатки вылил на могилу.

Шабашников же дважды просить не пришлось. Пробормотав что-то, типа «земля тебе пухом», Петя с Панкратычем одновременно запрокинули стопарики в глотки. Выпил с ними и директор.

- Ну, всё, нам пора ехать. Давайте, граждане, рассчитаемся.

Наум Лаврентьевич выдал денег, как договаривались - по десять рублей каждому. На прощание пожал работникам руки.

- Спасибо, мужики. Приберётесь здесь, ага? И помните, никому - ни гу-гу!

Начальство удалилось. Шабашники допили спиртное, убрали мусор и рассовали по карманам остатки пищи. На этом их миссия закончилась. Компаньоны покинули место захоронения, оставив Клавку в одиночестве.

Практиканты приготовились к приходу гостей. Комната ребят была тщательно вымыта и благоухала цветочками, коих полную охапку насобирал под окном Васька. Телевизор, временно перемещённый с кухни, транслировал концерт, посвящённый какому-то празднику.

Шурка, словно заправский повар, вполне профессионально поджарил остатки Прохоровой картошки и нарезал капустный салат. Стол, на котором высились стопочкой намытые тарелки, был застелен свежевыстиранной скатертью. На кухне пацаны тоже навели относительный порядок. Вынесли пустые бутылки и подмели пол, основательно загаженный соседями. Петя с Панкратычем так и не появились - ни вечером, ни с утра.

Уработавшись, ребята сидели на крылечке и наслаждались погожим летним вечерком. Васька надел белую футболку, а Шурка – новую клетчатую рубашку. Повреждения на лице кудрявый попытался замаскировать тональным кремом, выпрошенным у комендантши. Увы! Грим мало помог парню, лицо его по-прежнему оставалось ассимметричным. А ещё у Шурки появилась с недавнего времени периодическая диарея. Гадские макароны!

Он курил сигарету, пуская дым колечками:

- Вот, как ты думаешь, Васька, весело ли будет нам всей компанией картошку жевать на сухую?

- Почему – на сухую? Чайком запьём, с ванильными сухарями, - отвечал простодушно Васька.

- Ты бы ещё водички с колонки предложил, - усмехнулся Шурка.

Нет, ну до чего же товарищ непонятливый! Где-то умный, а здесь такой прозрачный намёк не разглядит! Без вина – что за посиделки? Но Шурка стеснялся об этом сказать напрямую. Начнёт опять Васька читать свои лекции о вреде алкоголя. Да и… тут ещё один нюанс, как говорит Прохор.

Дело в том, что своих денег у кудрявого не осталось. Весь аванс был потрачен. В основном, на «обмывание» рубашки. Васька ещё об этом не знал, поэтому Шурка не представлял даже, с какой стороны начинать разговор. Он задумчиво чесал кудри.

От этих мыслей парня отвлекло появление гостей. Впереди, обнявшись, шествовали Алан со Светой. Одной рукой кавказец обнимал за талию любимую, а во второй нёс объёмистую сумку, которую всучила ему Виктория. Вера с Викой шагали чуть позади, держась под ручку.

Ребята поднялись со скамейки, и пошли навстречу компании.

Девушки сразу же начали хлопотать по хозяйству. Припасливая Вика, пройдя на кухню, раскрыла сумку и стала выгружать на свет Божий принесённый с собой провиант. Света с Верой занялись сервировкой стола. Алан щёлкнул пальцами и, словно волшебник, вынул из рукавов две бутылки коньяка. Настроение Шурки заметно улучшилось. Под картошечку покатит - может быть, и живот пройдёт!

Между тем, девушки стали вдруг о чём-то шушукаться между собой. Заметив это, Алан зацокал неодобрительно языком.

- У нас – когда больше двух, то говорят вслух. Что за тайны, красавицы?

- Да вот, вопрос задать хотим, - улыбаясь, ответила Вера.

- На любой вопрос будет честный ответ. Ведь так, джигиты?

«Джигиты» согласно закивали головами. Какие секреты могут быть от своих? Конечно!

Вера, внимательно глядя на практикантов, спросила чётким голосом:

- Мальчики, откуда у вас взялся этот телевизор? Только честно. Мы ведь договорились?

Шурка молчал, постепенно наливаясь краской. Но Васька не заметил смущения товарища.

Поэтому он, вполне честно, ответил:

- Петя с Шуркой починили Павле Сергеевне стиральную машину. Вот она и отдала им свой старый телевизор.

Васька, по простоте душевной, рассказал девушкам сказку, сочинённую для него другом. Шурка же от стыда готов был провалиться сквозь землю.

- СВОЙ старый телевизор? Свой?! – Вера заразительно рассмеялась.

Светка прыснула в кулак. Васька в раздумье снял очки и принялся протирать стёкла носовиком. Наконец, до него стало доходить, что здесь что-то нечисто! Он укоризненно посмотрел на друга.

У Шурки огнём горели уши. Алан, не говоря ни слова, внимательно вслушивался в разговор, пытаясь понять, в чём же, собственно, дело.

Вдруг он тоже захохотал, показывая пальцем на телевизор:

- Я вспомнил! Ай, Павла! Ну, Павла! Молодец завхоз! Всё вокруг завхозное, всё вокруг – моё!

Шурка напоминал спелый помидор. Он тупо уставился в пол и внимательно разглядывал там что-то.

Васька не выдержал:

- Да скажите, наконец, в чём дело?!

- Васенька, этот телевизор до недавнего времени стоял у нас в Ленинской комнате. Пока не пропал в один прекрасный день. Как нам объяснила Павла: «аппарат» сломался. Ждите, когда поступит новый. Короче говоря, девчата остались без телевизора. И вот, он всплывает у вас, – объяснила подоплеку Вера.

- А что, правильно и делает Павла. Липнет к рукам – тащи! – вступилась вдруг за Сергеевну подоспевшая с кухни Вика.

- Ну да. Только здесь есть одно маленькое «но». Это деяние является уголовным преступлением. А уголовное преступление наказывается. Предположим, дадут ей за этот телевизор годика три поселения. И получится у Павлы, как в той поговорке: жила напротив тюрьмы, а будет жить напротив дома. Переквалифицируется из завхоза в осуждённую, только и всего!

- Да нет же! Вы просто ничего не знаете, - помотала головой толстушка.

- Дорогая, ты же оказалась здесь именно за это, - Вера, забывшись, коснулась запретной темы.

Но Вика ничуть не обиделась на подругу:

- Вот именно! Посадили меня, можно сказать, по недоразумению. Фарс-мажор. Нужен был козёл отпущения. Но, Верочка, когда я выйду: будь уверена – не пропаду! Что касается махинации Павлы… это такая мелочь! Не надо даже пытаться восстановить справедливость. Просто-напросто, уйдёшь назад в лагерь.

- Ну, это все понимают. Посему – телевизор останется здесь! – подвёл итог Алан.

- Да ради Бога! – рассмеялась Вера, - но, всё-таки, пусть Шурик расскажет, каким образом скупердяйка Павла сделала им такой роскошный подгон. Версия про отремонтированную машину не выдерживает никакой критики. Шурик, колись. Мы никому не скажем.

Шурка, глядя по-прежнему в пол, вкратце рассказал историю «экспроприации» креста с дальнейшим взаимовыгодным обменом его на телевизор.

Васька неодобрительно покачал головой:

- Деятели… теперь ясно, о чём вы постоянно шептались на кухне. Но, так ведь можно и в тюрьму угодить! Синему туда – равносильно, что домой отправиться, а вот ты себе судьбу поломаешь. Ничему дельному этот Петя научить тебя не может, пойми ты, Шурка! И я-то хорош, поверил тебе. Ну, какую стиральную машину может починить Петя, если даже свои кеды заштопать он не в состоянии?

- Что за Петя? – поинтересовалась Вика.

- Кеды рваные, зуб золотой, - напомнила с улыбкой Вера.

- А, этот…. Павлушкин друг сердечный! Правда, в последнее время он к завхозу что-то не ходит. Так мы его видели только что в магазине, вместе с длинноносым дяденькой. Оба сильно пьяные. У Алана двадцать копеек стрельнули. Сказали - на сигареты.

- Это наши соседи, - улыбнулся Васька, - и, кстати, Вика, благодаря Пете, Шурка стал реже ходить к тебе в гости.

- Ух, алкоголик, сбивает моего мальчика с пути истинного! Шурка, чтобы больше с этим Петей не имел никаких дел! Ты меня понял? – ревниво отчитала детдомовца Вика.

В ней заговорил материнский инстинкт. Виктория всю свою жизнь о ком-то заботилась: поначалу она заменила младшему брату рано умершую мать. Потом появился инфантильный и, в общем-то, никуда не годный муж. А после, один за другим, у Вики родились ребятишки-погодки. Для детей, для семьи разбивалась в лепёшку женщина! Да так, что переусердствовала в этом, перешла грань. Три года поселения – ещё легко отделалась.

Здесь, в комендатуре, оторванная от близких, Виктория пыталась излить всю свою нерастраченную материнскую нежность на так кстати подвернувшегося Шурку. Но практиканту давно уже надоела назойливая опека подружки. Однако сейчас спорить не стоило.

- Понял, - Шурка опустил кудрявую голову ещё ниже.

Вера, казалось, уже забыла про телевизор. Она смотрела в окно и беззвучно шевелила губами.

- Алё? О чём мечтаешь, красавица? Или, тебе с джигитами не интересно?

Молодой осетин попытался шуткой отвлечь девушку от своих мыслей. Но Вера вдруг высказала их публично, немало озадачив этим присутствующих.

- Так вот где взяла Павла крест! Теперь становится понятно, откуда ноги растут.

- Чьи ноги? – непонимающе переспросил Алан.

Все остальные тоже уставились на неё с недоумением. И только Васька понял, о чём говорит подружка.

- Этот крест, и зеркальце - от них идёт… что-то нехорошее. Я не могу это объяснить. Дух злой. Какая-то плохая сила. Не улыбайтесь. Мне бабка рассказывала о таких вещах. Она знала много старинных преданий и легенд, сама была родом с Балкан.

Во время войны молодая сербская девушка вышла замуж за русского парня. А потом они вместе приехали сюда – на родину мужа, в Россию. Каждое лето я отдыхала у бабушки в деревне. И кое-чему бабуля меня научила. Я могу «видеть».

- Это правда, - подтвердила Вика.

- Вася подарил мне зеркальце, - продолжила Вера, - как оказалось, купленное у Клавки. А крест этот я видела на складе Павлы. Вещи одинаково нехорошо «пахнут», от них исходит зло. Причём, «запах» их одинаков.

- Крест и зло? Несовместимо, - Алан развёл руками.

- Возможно, это не сам крест, а что-то близко связанное с ним. Распятия использовались для всяких целей. В том числе и как замкИ. Мы не знаем, откуда взялся крест, который сейчас находится на складе у Павлы. Всё дело в том, что зеркальце ребятам продала Клавка, а крест наши деятели, - тут Вера с улыбкой кивнула в сторону Шурки, - стащили у Прохора. Как раз в то самое время, когда там обреталась Борода.

- А нам, какое дело до того, что чем «пахнет»? Это Клавкины проблемы. Пусть расхлёбывают вместе с Прохором свою кашу, – резонно возразил Алан.

- Может статься, что эти проблемы станут общими, - серьёзно ответила Вера, - зло освободилось.

- Да ну, ерунда! Как говорил наш военрук - это всё мистика, а мы живём в эпоху исторического материализма. Какой из Клавки бес? Ворюга и пьяница, только и всего, – хмыкнул Шурка.

От былого смущения его не осталось и следа.

- Клавка, конечно, грешница, - потрогав ссадину на голове, согласился с Шуркой Алан, - но она далеко не Люцифер. Не стоит её демонизировать.

- Да я и не говорю, что Борода – чёрт в юбке. Но, любопытно было бы узнать, где Клавка всё это откопала.

Вера даже не подозревала, насколько она была близка к истине. Именно – откопала.

- Надо навестить Прохора, - предложил Васька, - может быть, он что-нибудь знает.

- Вот, давайте, прямо сейчас к нему и пойдём!

- А покушать? Зря, что ли, я старался? Не для себя, между прочим, - заупрямился Шурка.

Решено было Прохора навестить чуть погодя – после ужина. Девушки закончили сервировать стол. Алан, на радость Шурке, открыл одну бутылку коньяка. Вторую было решено взять с собой: дабы уважить хозяина.

Трапеза растянулась на пару часов. Наконец, с ужином покончили и стали собираться.

Пока девушки наводили порядок, ребята вышли на крыльцо. Шурка достал сигаретку и зажёг спичку, отвернувшись от ветра. Вдруг боковым зрением парень заметил, мелькнувшую между комендантшиными парниками, знакомую поросячью физиономию. Уж, не Кабан ли это?

Кудрявый протянул неуверенно:

- То ли мне показалось, то ли нет…. Этот, здоровый здесь, кажется.

- Где?

Шурка ткнул пальцем в парники. Но там уже никого не было, Кабан испарился.

- Следит? Значит, мало ему досталось. Поговорим при встрече, - Алан ничуть не испугался.

Прохор не выказал удивления такому количеству гостей. Он распахнул настежь калитку и, приглашая всех пройти, кивнул головой. Гости последовали во двор. Зашедший последним, Шурка замкнул за собой щеколду. Конечно, на Прохоров двор можно было легко проникнуть через поваленный забор, но это выглядело бы невежливо!

- В избу не зову. Мамка сегодня умерла, так что, сами понимаете, - мужик устало потёр переносицу, - в беседку проходите.

- Прими соболезнования, уважаемый! - прижал руку к сердцу Алан.

Прохор, молча, кивнул. Похоже, хозяин был ошарашен свалившимся на него несчастьем. Он слонялся по двору, будто сам не свой.

Мастер достал из-за пояса коньяк:

- Давай выпьем – за упокой души матушки твоей!

Прохор, почесав затылок, вздохнул и принёс три гранёных стакана. Разлили, выпили - не чокаясь, в полной тишине. Шурка закурил сигаретку, потом, спохватившись, предложил табачку и хозяину. Тот не отказался – курева у Прохора опять не было.

- Не знаю, что и делать, – пожаловался вдруг неожиданным гостям мужик, - как хоронить мамку буду, ума не приложу! Наум Лаврентьевич, конечно, обещал помочь: организовать всё, сделать гроб, дать материальную помощь.

А ведь её же, мамку-то, надо обмыть, переодеть! Опять же – стол, какой-никакой, поминки организовать…. На соседей нет надежды, с ними давно уже в контрах. Эх, беда!

- Мы поможем. Правда, друзья? – Алан близко к сердцу воспринимал всякое чужое горе.

- Конечно. Впереди выходные, свободное время у нас есть!

Светка всегда и во всём поддерживала своего милого. Вера с Викой согласно закивали головами. Васька потихоньку хлопнул хозяина по спине и что-то утешительно зашептал ему в ухо. Лишь Шурка скромно помалкивал в сторонке.

- Спасибо, ребята, спасибо! А то ведь – хоть самому в гроб ложись рядом с ней…. О-хо-хо! Вот, полоса пошла чёрная. Ещё и Клава пропала куда-то. А я ведь, дело прошлое, уже привык к ней, прикипел.

Прохор прослезился. Шурка отвернулся и потихоньку фыркнул. Вика строго посмотрела на своего подопечного.

Алан, потерев ушибленный лоб, спросил, как бы невзначай:

- Клава – это кто? Жена?

- Невеста. А ты, Кудря, не ухмыляйся! Мы с Клавушкой душа в душу жили…. Эх, беда!

Прохор посмотрел на дно пустого стакана. Алан тут же налил ему ещё. Хозяин благодарственно кивнул и посмотрел на небо.

- Покойся с миром, мамка!

Он выпил, перекрестился, а потом обратился к Шурке:

- Дай ещё штучку, Кудря.

Парень протянул горемыке пачку. Прохор, поблагодарив практиканта молчаливым кивком, вытащил оттуда сигарету и отошёл в сторону. Он присел в одиночестве на корточки, уставившись вдаль, да смоля задумчиво табак.

Вера осторожно тронула хозяина за рукав:

- Дядь Прохор?

- Чего, милая? – глаза Прохора были полны печали.

- А куда Клава-то пропала?

- Да, кабы я знал…. Чует моё сердце, беда с ней. Ох, Клава, Клава! Она у меня – знаешь, какая боевая! Ни одному мужику спуску не даст! – Прохор повысил голос и крепко сжал тощий кулак.

- Может быть, появится ещё твоя боевая подруга, - Шурке тоже стало жаль старого бобыля, - мы её намедни повстречали по дороге. На паровоз торопилась, спешила очень. Одну вещичку нам загнала втридорога. Твоей невесте палец в рот не клади, здесь я с тобой согласен.

- Что за вещичку? – спросил Прохор безразлично.

- Зеркальце. Такое красивое, старинное, - пояснил Шурка.

- А, понятно!

Хозяин сплюнул с ожесточением и даже скрипнул зубами. Вера участливо положила на его плечо руку.

- Дядь Прохор, что случилось?

- Да будь проклято это зеркальце!

- И крест?

- И крест тоже! Говорил я ей – не стоит туда идти!

Прохор забыл уже, что сам подкинул деятельной бабе эту, попахивающую мародёрством, идейку.

- Куда? – насторожилась Вера.

Похоже, хозяин понял, что у него пытаются что-то выведать. Он вдруг осёкся на полуслове.

- Да, так…

- Дядь Прохор, это не шутки. Поверь мне. Всё может очень плохо кончиться.

- Да куда уж хуже-то? Ох, нехорошие эти вещи! Несчастье приносят. После того всё наперекосяк пошло у меня… - мужик опять замолчал.

- Расскажи, как дело было. Разговор останется между нами. Слово мужчины!

Подошедший Алан достал из-за пояса ещё одну – третью – бутылку. Прохор не заметил сам, как вся компания опять сгруппировалась вокруг него.

Он махнул обречённо рукой:

- Ладно, чего тут темнить. Как говорится: сказал «а» - говори «б». В общем, слушайте…

Кабан возбуждённо бил кулак о кулак. Скоро уже, скоро! Не зря он выслеживал щенков. Сегодня вечером – самое удачное время для мести! Теперь главное – выждать. И выбрать удачный момент. Пусть пока вся компания заседает у Прохора. Он не гордый, подождёт. Час, два, три… терпения хватит! Кабаном овладел охотничий азарт. Кровь его играла, он прерывисто дышал. Нечасто в этой пресной жизни можно получить такое удовольствие!

Нечто подобное он испытал всего один раз. Закинули к ним в камеру одного пассажира. Тот с порога пальцы веером разогнул. Привет, мол, братва, что-то там ещё буркнул – типа поздоровался. Ну, оказали ему гостеприимство. Для начала башкой в унитаз ткнули - зубы, что семечки посыпались. Быстро обломали. Новичок ещё пытался там что-то про беспредел бормотать, толковищем каким-то грозился. Дурила! Участь бедняги была предрешена, сверху поступила команда: «Фас!»

Сначала, конечно, поглумились над ним вволю. А как без этого? Оприходовали всей камерой голубка. И только потом уж – не спеша - убивать начали. Как говорится: с чувством, с толком, с расстановкой. Вот тут-то Кабан испытал ни с чем несравнимое, в буквальном смысле - неземное удовольствие! Никогда, ничего – ни до, ни после этого он не испытывал.

И вот, сегодняшним вечером предвидится нечто похожее. Аж кровь закипает! Ноздри Кабана раздулись, он громко, сам не замечая того, засопел.

Рассказ Прохора никого, кроме Веры, особенно не взволновал. Откопали крест – подумаешь! Ну, поковыряли заброшенную могилку товарищи слегка. Это, конечно, плохо, но… даже на административное правонарушение не тянет. Что же тут страшного может быть? Подумаешь, мистика! Ерунда. Да и вообще… могила, не могила – не поймёшь, что и было. Однако Вера не разделяла всеобщей беспечности.

Она сокрушённо качала головой:

- Ох, и натворили вы дел. Дай Бог, чтобы обошлось.

Тем временем, солнце зашло за горизонт. Пора и честь знать, гости засобирались. Хозяин проводил посетителей до калитки.

На прощание он отвёл Веру в сторону:

- Милая, думаю вопросик тебе задать. Можно?

- Конечно, дядь Прохор. Спрашивай.

- Я, в отличие от этих балбесов, - хозяин кивнул в сторону практикантов, - верю в то, что ты говоришь. А вот, к примеру... не можешь сказать мне, где Клавушка сейчас?

Прохор с надеждой заглянул в глаза девушки. На несчастного мужика было больно смотреть.

- Нет, не знаю. Но, наверное, скоро многое прояснится. Совсем скоро.

- Что ж, будем ждать. Если какая помощь понадобится – то я завсегда. А завтра с утра жду вас. До свидания всем!

- Всего доброго, Прохор!

Ребята пошли провожать девушек в комендатуру.

Кабан незаметно – кусточками, кусточками - сопроводил всю группу до околицы. А потом рванул домой: делать себе алиби.

Бугай распахнул дверь и сглотнул набежавшую слюну. По всей избе разносился аппетитный запах щей. Сестра, видать, наготовила. Для кого и варит, дура? Сама ест меньше воробья. Дочку отправила к свекрови – подальше от греха, то бишь от дядьки. Так и ладно, он не в обиде – чем меньше народу, тем больше кислороду. Ишь, краля - позу держит, не разговаривает. Ничего, скоро у тебя сладкая жизнь закончится, Танечка!

Запах квашеной капусты приятно щекотал ноздри, в животе заурчало. Отбросив колебания, Кабан решительно завернул на кухню.

Татьяна возле рукомойника чистила кастрюли. Она даже не повернулась в сторону брата. Кабан же схватил самую большую миску и навалил себе солидную порцию, ополовинив на раз кастрюлю. Вот так-то, Танюша! Попробуй, что-нибудь скажи. Но сестра молчала.

Детина опустошил блюдо, громко отрыгнул и, ковыряя пальцем в зубах, сообщил сестре:

- Я с утра собираюсь в город съездить. Работу поискать. Так что, пораньше спать лягу. Ты меня не буди.

Женщина ничего не сказала в ответ. Она продолжала молча тереть кастрюлю. Да пропади ты пропадом, злыдень! Дал же Бог братца!

Татьяна была на тринадцать лет старше Кабана.

Она помнила, когда мать привела в дом здоровущего дядьку, как оказалось – недавно освободившегося из лагеря. Мама объявила Танюше, что теперь это будет её новый папа. Глупая, наивная женщина! Не понимала она, что в двенадцать лет человек уже почти взрослый.

Новоявленный «папаша», бывший на десяток лет моложе своей жены, оказался настоящим тираном. Самый, что ни на есть, волк в овечьей шкуре – злой и хитрый. Девчонка боялась возвращаться домой после школы, особенно, когда мама работала в вечернюю смену. Ещё как-то сдерживающийся при супруге, наедине с Танюшкой отчим зверел. Он буквально истязал падчерицу за малейшую провинность: бил девчонку ремнём, запирал её в тёмном чулане, лишал ужина. Матюгом и тумаком «воспитывал» ребёнка поселившийся в их доме дядька.

А перед сном, лёжа в своей кроватке, Танюшка мысленно разговаривала с отцом, погибшим на лесозаготовках два года назад. Девочка жаловалась папочке и просила помощи. Ведь никто не знал, как ей было плохо.

Видно, есть на свете Бог. Года не прожил с ними новый «родитель». Замёрз в сугробе – по дороге домой, перепив бражки в гостях. После ходили слухи по посёлку о нелепой, случайной смерти отчима. И был-де не сильно пьяный, да и до дому-то идти – рукой подать. Мол, заблудился, глупец, в трёх соснах.

И лишь Таня знала, что помог ей папка, спас свою доченьку милую. После похорон отчима явился отец девочке в ночь под утро и рассказал всё. Как глаза отвёл извергу, как «водил» его до изнеможения, и как пел ему злую колыбельную, усыпляя на веки вечные ледяным дыханием. Никому Таня не сказывала об этом чудном сне. Но знала она – так и было!

Да только успел нелюдь оставить после себя семя: забрюхатела мамка. А потом родила мальчика. Всем - на беду, себе - на гОре. Ох, и выродок! Копия батьки – родитель вылитый.

С двенадцати годов маму бить начал. Таня к тому времени уже шесть лет как замужем была, жила с семьёй у мужниных родителей. До поры ничего не знала.

А раз пришла к матери – у той синяк под глазом. Как, почему? Молчит мамка, только плачет. Но потом прорвало её. За что же мне, говорит, такое наказание-то? Уж, я ли его не лелеяла, не холила? Последнее сыночку отдавала – и вот она, расплата. Глумится над матерью, бьёт, деньги отбирает.

Таня к участковому побежала – против воли матери. Евгений Петрович, царство ему небесное, в ответ: я тоже об этом слышал, да ничего сделать не могу. Разговоры к делу не пришьёшь. Бумагу надо. А мамка заявление писать наотрез отказывалась. Жалко ей кровиночку, видите ли. Так и терпела – пока не посадили урода. Ещё поездила к нему на свидания два года, передачи повозила. И вдруг – беда! Разбил матушку инсульт. До пятидесяти не дотянула.

Таня похоронила маму рядом с папкой. Пусть хоть после смерти снова вместе будут! Веня памятник поставил – всё честь по чести. А потом, на семейном совете, решили переехать в мамкин дом. Стали домОвничать отдельно, благодать! Свекровь не пилит, Веня со старым по пустякам не ругается. Сами себе хозяева, одним словом. Три года жили, не тужили. Пока выродок не освободился. Словно родитель проклятый с того света вернулся! Терпели они с Веней, да Юлькой, сколько могли. Потом решили – съезжать пора, не будет здесь жизни больше. Решили вернуться к свёкру со свекровью. Да только не успели, дождались беды.

Пошла дочка в баню – одна, без матери. Выждал момент братец, выследил, да и заскочил в баньку, пока родители в доме были. Подняла девка визг, на двор выскочила, в чём мать родила. Веня это увидал, озверел, схватил вилы, да на братца в атаку.

Ох, улепётывал Кабан от него! Куда и гонор весь подевался? Испугался дюже, когда увидел, что шурин вилами его проткнуть хочет. Бежал по улице от Вени – аж пятки сверкали!

После этого братец домой не приходил. Только после смерти мужа решился. Ещё гроб из дома не вынесли – заявился наглец, ногой дверь открыв. А ведь он же Веню и загубил, ирод! Ох, горюшко! Пришлось дочку отправить к деду с бабкой – от греха подальше. И сама бы ушла к старикам, да косо смотрят они на сноху, считая её виновной в гибели сына. А больше пойти Татьяне некуда.

Женщина смахнула слезу и взялась за очередную кастрюлю.

Кабан прикрыл дверь в свою комнату. Жилище его не отличалось особыми изысками. Под железной кроватью со скомканным ватным одеялом, стояли аккуратными рядами бутылки из-под спиртного. Запас, на чёрный день. В изголовье кровати находилась тумбочка, служившая хозяину – в зависимости от обстоятельств - и стулом, и столом. Против койки, на вбитых прямо в стену гвоздях висела немудрёная одёжка: куртка, две телогрейки, штаны. Шкафом Кабан не обзавёлся.

Здоровяк снял с гвоздя фуфайку и свернул её в скатку. Подумав немного, он проделал такую же манипуляцию со второй телогрейкой. Уложил скрутки на постель, придав им форму человеческого тела. Прикрыл всю конструкцию одеялом, отошёл, полюбовался и остался доволен – вполне похоже на спящего человека. После чего, аккуратно, стараясь не шуметь, открыл окно, залез на подоконник и спрыгнул во двор. Затрещали кусты. Огородами, задворками – громила устремился к пенькам, в сторону дорожной развилки.

Скоро он добрался до места. Кабан осмотрелся по сторонам и, подумав немного, решил устроить засаду в кустах ежевики. Место, очень даже удобное для внезапного нападения. Дубину, вернее, массивное полено, мстительный изувер запасливо притащил с собой. Он примял кусты, подстелил куртку, достал из-за пазухи припасённую бутылку вина и раскупорил её зубами – теперь можно ждать хоть до утра! Никуда не денутся, обзор – как на блюдечке. Шурку здоровяк совсем выпустил из виду.

Потянулись часы ожидания. Сгустились сумерки, посвежело. Высветилась на небе бледная луна, но ненадолго: внезапный ветерок надул облака, небо заволокло. Кабан, устроившись в своём логове с комфортом, всё чаще присасывался к горлышку. Винные пары подогревали его извращённое воображение, рисуя сладкие планы ужасной мести.

Тем временем, окончательно стемнело. Потихоньку опустела бутылка. Кабан задремал в ожидании – чутко, вполуха.

Парни возвращались домой по нахоженному уже пути. Бетонка просекала лес – мрачный и по-ночному жутковатый. Чёрные ели стеной окружали идущих скорым шагом ребят - словно сказочная великанская рать, застывшая разом в оцепенелом строю. Луну скрыли облака, свежий ветерок шептал что-то по верхушкам деревьев.

Наконец, лес поредел – ребята приблизились к развилке. Ветер стал резче, налетая порывами.

- Погода портится, - Шурка поёжился.

- Подходим к заколдованным пенькам! Ну, как, джигиты, в штанах сухо?

Алан сегодня был в ударе. Его не пугали ни ночной лес, ни приближающееся зловещее место. Во всяком случае, бегать от привидений сегодня молодой осетин точно не собирался.

- В штанах порядок, - ответил Васька за двоих.

Потом вдруг, ни с того ни с сего, добавил:

- Вера так убедительно говорила. Про зло, что выпущено на свободу…

- Вот ты, как всегда – вовремя! Ни раньше, ни позже!

Шурка нервно озирался вокруг. Невооружённым глазом можно было заметить, что парню сейчас очень даже не по себе.

- Боишься? – Алан хмыкнул.

- Боюсь – не боюсь, а вот каркать, на ночь, глядя, не стоит!

Шурка вдруг остановился и, сделав страдальческую физиономию, пуще прежнего стал вертеть по сторонам головой. Конечно же, не в поисках привидений, другая проблема одолевала парня! Кудрявому ужасно хотелось облегчиться, по большому. Вчерашние макароны всё ещё давали о себе знать.

- Вы, это, пацаны, подождите меня пару минут. Я тут присяду на обочину, подумаю немного. Чего смеётесь? Это не от боязни – от макарон, - Шурка уже принялся расстёгивать штаны.

- Хорошо, мы подождём чуть поодаль. В сторонке, - тактично ответил Васька. И тут же, чётко и ясно, разъяснил ситуацию Алану, - макароны прокисли, а Шурка их съел, не понюхавши.

- Бывает, - философски констатировал мастер, - а ты, джигит, не торопись, мы тебя обязательно дождёмся. В трудный час товарищей бросать нельзя.

- Спасибо, друзья, - снимая штаны, поблагодарил друзей парень, - я никогда в вас не сомневался.

Шурка присел в траву, скрывшись с головой. Алан с Васькой вежливо отошли ещё на пяток метров и остановились в ожидании - прямо на дороге.

Здоровяк встрепенулся, расслышав сквозь чуткую дрёму голоса. Ага, приплыла рыбка в сеть! Всё в масть ложится, даже стемнело сегодня густо, не по-июньски. Время – самое то, около полуночи. Часов у Кабана не водилось, но он неплохо ориентировался и без них.

Громила прислушался, чутко нюхая ночной ветер. Мясистые ноздри его раздувались от предвкушаемой бойни, Кабан крепко сжимал своё полено в руках. Он напоминал матёрого секача, вышедшего на охоту.

Час расплаты наступил! Гигант выглянул осторожно из кустов: вот они, голубчики, как на ладони, буквально в тридцати шагах впереди! Он потихоньку стал пробираться сквозь кусты, намереваясь напасть внезапно - сзади.

Шурка опорожнялся минут десять. Вот ведь, привязалась зараза! Наконец, приступ диареи отступил. Кудрявый уже собрался подниматься на ноги, но вдруг услыхал подозрительный шум в кустах. Практикант затаился. Между тем, из зарослей кустарника возникла громадная фигура.

Ничего себе, да это же Кабан! Судя по всему, Шурку местный дуболом не заметил. Перескакивая от кустика к кустику с невероятной для его комплекции живостью, детина передвигался по направлению к стоящим на дороге ребятам - с дубиной наперевес, постепенно ускоряясь. Он же убьёт парней!

Алан с Васькой не замечали опасности: они стояли спинами, разговаривая о чём-то между собой. Счёт шёл на секунды. Шурка заорал: «Кабан здесь!», и кинулся под ноги врагу, белея голым задом. Бугай, набравший уже приличную скорость, покатился кубарем, споткнувшись о практиканта.

Но Кабан обладал отличной реакцией, что и подтвердил в очередной раз. Пропахав носом землю, он тут же вскочил на ноги, размахивая поленом, которое не выпустил из рук.

Алан уже заметил врага и повернулся к нему лицом, приготовившись к бою. Однако коварный садист действовал по ситуации. Он решил сначала нейтрализовать Ваську, стоявшего к нему ближе. Кабан замахнулся своим поленом, примеряясь половчее ударить соперника.

Вдруг больной удар ботинком сзади, прямо под копчик, чуть не свалил его с ног! Кабану с трудом удалось сохранить равновесие. Разъярённый великан обернулся назад и увидел Шурку, держащегося за штаны.

Ах, ты, Кудря, подлец! Со всей мочи – словно дрова рубил - детина опустил полено на голову парня. Шурка едва успел выставить руку. Хрустнула кость. Кудрявый с криком схватился за локоть. Кабан победоносно заревел.

Но мощный боковой удар заставил его взвыть – теперь уже от боли. Подскочивший Алан блестяще провёл хук левой – скулу Кабана ожгло неимоверной болью, челюсть треснула. Тем временем, Васька вцепился в руку громилы, пытаясь вырвать у него полено. Алан же снова атаковал и удачно сделал «двойку». Глаза бугая помутнели. Он рухнул на землю, вдобавок ко всему крепко ударившись затылком о камень. Полное фиаско!

Ребята оттащили Кабана с дороги – на холмик, к двум пенькам. Вдруг, кто не заметит, да наступит?

Алан пощупал пульс поверженного Голиафа:

- Ничего страшного, жить будет. Поставят скобки, походит с зашитым ртом. Но, честно говоря, лучше бы Кабан сдох. Страшный человек! Он ведь хотел нас просто-напросто убить. Шурка, как рука у тебя?

- Терпимо, - кудрявый поморщился от боли, - правда, шевелить ею не могу. Надо бы доктору показаться.

- Это перелом, - авторитетно заявил Алан, - прямо сейчас пойдём к Иван Иванычу.

- Он примет? – спросил Васька неуверенно.

- Обязательно. Чем и хорош местный доктор: среди ночи его разбуди – поможет, чем сможет.

Ребята направились к врачу, оставив Кабана лежать подле пеньков. Из затылка его, разбитого о камень, сочилась кровь.

Ветер разогнал тучи, небо выяснилось - светила полная луна. Лишь вдалеке зарницы озаряли сполохами горизонт, словно кто-то включил небесную иллюминацию.

Кабан скоро пришёл в себя. Какая досада, опять промашка! Здоровяк встал на четвереньки, помотал головой, но тут, же взревел от боли. Он сел, привалившись спиной к пеньку.

Дико болела челюсть, но ещё сильнее Кабана терзала боль поражения. Чёрту бы душу отдал – так хотелось отомстить ненавистным врагам! Детина завыл, глядя на холодный блин луны. Дикая злоба рвала кабанью душу, съедала сердце.

Кабан и не заметил, как сгустилась тьма: вокруг стало черным-черно. Потянуло студёным ветром, непонятно откуда взявшимся. Бугай недоумённо поёжился и огляделся по сторонам – не январь же! Он попытался подняться на ноги, но не получилось – все конечности его оцепенели. Кабан не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Убийце – безжалостному и жестокому маньяку - стало страшно. По-настоящему жутко. Мгла казалась живой, она дышала космическим холодом.

Кабан поднял глаза к небу и помертвел от ужаса: вместо луны и звёзд он увидел два жёлтых огонька во мраке, окутавшем его, словно покрывало! Полно, это просто наваждение, бред! Громила, не взирая на больную челюсть, снова потряс головой. Однако тьма не отступала, а, напротив, становилась гуще, чернее. Огоньки увеличивались, разгораясь всё ярче. Это взгляд – гипнотизирующий, змеиный, чудовищный!

Кабан хотел закричать, но из горла вылетел только слабый сип – силы покинули грозу посёлка. Страшные глаза неумолимо приближались, холод стал непереносимым. Всё. Дыхание замерло, сердце дёрнулось в последний раз и остановилось.

Но искорка, зовущаяся душой человеческой, не отлетела к Богу. Сущность Кабана была выпита, высосана тварью, пришедшей из иного мира - незнакомого людям, враждебного и таинственного.

Татьяна проснулась от резкого порыва ветра. Комнатная дверь громко брякнула, стукнувшись с размаху о шкаф. Женщина встала, подошла к окну и прикрыла форточку. Вдалеке полыхали зарницы - похоже, будет буря. Хозяйка поёжилась. Скорей, под тёплое одеяло! Но, не успела она сделать назад и двух шагов, как форточка снова со звоном распахнулась. Сквозняк. У братца, видать, окно не затворено? Чтоб ему пусто было!

Так и есть. Дверь к Кабану, вопреки обыкновению, была раскрыта, оттуда задувал ветер. Спит, как медведь! Хозяйка прошла в комнату брата и замкнула на шпингалет распахнутое окно. Покосилась в сторону кровати. Дрыхнет, усом не ведёт, душегуб. Татьяна вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

- Да это у Вас, батенька, перелом! Возможно – со смещением. Надо бы на рентген, в райцентр, - доктор поправил очки указательным пальцем. Совсем, как Васька!

- Добираться на перекладных надо, - Шурка загрустил. Чёрная полоса, воистину!

- Ну, можно поговорить с Наумом Лаврентьевичем. С оказией он отправит и Вас, Александр. Значит, говорите, с лестницы упали? И как Вас так угораздило! – недоверчиво посочувствовал доктор.

- Ага, именно так. Угораздило, - уныло подтвердил Шурка.

- Что ж, с лестницы, так с лестницы. Пока я наложил лангету, но это временно. После снимка – гипс. На пару месяцев.

Алан присвистнул:

- Ничего себе!

- А Вы как думали? Перелом – не шуточки. Ну, теперь, ребята, разрешите откланяться. Спокойной ночи! – врач устало потёр переносицу.

- Спокойной ночи, Иван Иваныч!

Друзья отправились по домам. Нужно было поспать хоть немного. Завтра, вернее уже сегодня, придут девушки, и все вместе они отправятся к Прохору – помочь мужику в его невесёлых хлопотах.

Ледяная мгла развеялась, чёрный туман отступил. Кабан сидел на том же месте, прислонившись к пеньку. Он не дышал и был холоден, как лягушка. Вековые берёзы шумели, кланяясь порывам ветра, шелестели беспокойно кусты. Но вдруг всё стихло: ветер угомонился также внезапно, как и начался. Выяснило - небесный фонарь луны осветил кладбищенские кресты и оградки неподалёку.

Татьяна снова проснулась – теперь уже от стука в дверь. Может, показалось спросонок? Нет, стук повторился.

Женщина подошла к двери:

- Кто там?

- Впусти меня, Таня! – донеслось с улицы.

Надо же, как голоса похожи бывают! Подумала бы - братец домой просится, кабы не знала, что он в соседней комнате спит.

- Назовись, мил человек! Как-никак, среди ночи будишь!

Татьяна хотела уже, было, открыть щеколду, но что-то её остановило. Голос. Да, голос…, нехороший какой-то. Зловещий.

- Впусти меня, Таня!

- Перепил, что ли, мужик? Шёл бы домой! – вот ведь, настырный какой!

Женщина перепугалась не на шутку. Она нащупала стоявший у дверей топор и крепко обхватила топорище обеими руками.

Снаружи послышался тяжкий вздох. Неожиданно, сильно дёрнулась дверь, но щеколда выдержала, громко звякнув. Снова за дверью кто-то вздохнул. А потом тяжёлые шаги, удаляясь, стихли на дворе. Хозяйка, не выпуская из рук топора, вернулась в дом. Прилегла на кровать, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Казалось, что по двору кто-то ходил, ветки сирени скреблись в оконные рамы. Татьяна так и не сомкнула до утра глаз.

Рано утром она встала, наполнила умывальник и поставила полный чайник. Что-то братец не поднимается? Он, вроде как в райцентр с утра собирался, работу искать. Пустое дело. Татьяна горько вздохнула и отправилась за водой. Но, едва выйдя на крыльцо, хозяйка уронила от неожиданности вёдра. Прямо под дверями, согнувшись, словно улитка, и закрыв голову руками, валялся Кабан!

Пьяный, что ли? Татьяна нагнулась, потрясла брата за плечо. Никакой реакции. В чём дело? Женщина перевернула его на спину и тут же отшатнулась в испуге. Лицо Кабана было ужасно. Зубы оскалены, глаза полузакрыты. Помер, кажется! Нужно вызывать участкового. Забыв про вёдра, в чём была - хозяйка побежала к дому Ефимова.

В полдень к дому Прохора подъехал Боря Суслонов на стареньком грузовичке. Водитель автобуса находился в очень дурном расположении духа. Вместо того, чтобы прохлаждаться себе в гараже, что обычно он и делал в послеобеденные часы, Боре пришлось пересесть со своего любимого «ПАЗ»ика за баранку древнего корыта и ехать на жаре хоронить старуху, так не вовремя умершую! Суслонов, фигурально выражаясь, рвал и метал.

Он воспользовался брешью в Прохоровом заборе, пробитой во время памятного возгорания бани лихой пожарной машиной. Грузовичок заехал задом на двор и, скрежеща коробкой передач, остановился. В кузове, на приколоченных к бортам скамейках, скорбно восседали Петя с Панкратычем. По всей видимости, между Грендельманом и славным тандемом наметилась тенденция к сотрудничеству.

- Где гроб?! Почему ищё не вынесли? – заорал Боря, едва завидев Ваську на крыльце, - давай, шевелись, сопляки! Щас пинков надаю для ускорения! Недосуг мне тут ждать, когда вы проснётесь!

- Что ты сказал, уважаемый? А ну, извинись!

Алан появился в дверях неожиданно. Неожиданно для Бори. Всегда весёлый и улыбчивый, сейчас он кипел от гнева. Осетин в два прыжка подскочил к машине и вытащил сварливого шофёра из кабины.

- Извинись, - повторил мастер угрожающе.

Боря струхнул. Глаза его забегали, лоб покрылся испариной.

- Дак… я же не тебе. Дак, я же тебя не видел! – водитель автобуса понял, что попал в неловкое положение.

Заржал некультурно в кузове Петя, тут же принялся подхихикивать Панкратыч. Некстати появившийся Кудря заулыбался во весь рот. Лишь воспитанный Васька сделал вид, что ничего не видит и не слышит.

- Ладно, пацаны, это…, замяли, да? Погорячился я. С кем не бывает? – Борис решил не обострять ситуацию.

Дело закончилось миром. Все вместе вынесли гроб, запихали его в кузов. Устроились, кто, где смог и отправились на кладбище. Девушки остались в доме - собирать на поминки стол.

Вся процедура похорон заняла не более часу. Опустили гроб в заранее выкопанную Петей и Панкратычем могилу, кинули по горсти земли. Угрюмый Прохор вытер скупую слезу на прощание. Ни музыки, ни прощальных речей. К четырнадцати часам процессия, сопровождаемая привязавшимися могильщиками, вернулась с кладбища.

Девушки постарались. Приготовили поминальную кутью и салат оливье. Аккуратно порезанная докторская колбаса лежала рядком на чистой тарелке. Рюмки со стопками были тщательно перемыты и блестели, как новые. Прохор даже и мечтать не мог о таких шикарных поминках.

Гости прошли в дом, вымыли руки и расселись за стол. Пётр с Павлом, уже хорошо поддатые, чинно расположились с краешку. Наполнили рюмки, за упокой души усопшей. Похоже, могильным копателям физический труд пошёл на пользу – выпив, они жадно накинулись на еду.

Тем временем, Алан ткнул Шурку под бок. Кудрявый вздохнул и обречённо замахнул рюмку водки.

- Петя, дело есть, - начал, наконец, разговор практикант.

Синий, набивший полный рот колбасы, лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное.

- Павла нас под молотки пихнула!

Петя предупреждающе скосил глаза на Панкратыча, уже открывшего заинтересованно рот.

- Пошли на улицу, покурим, - практикант правильно понял безмолвную пантомиму товарища.

Синий наконец закончил жевать и вытер губы рукавом:

- Перекурить можно. Панкратыч, подожди здесь, ходить за нами не нужно. Почему не доверяю? Как можно не доверять соседу? Просто, у нас с Шуркой есть разговор «тет-на-тет».

Обиженному Панкратычу - чтобы не сердился - тут же плеснули водки. Он послушно выпил и попросил ещё. Желание бывшего плотника было немедленно удовлетворено. Последней дозы оказалось достаточно, Панкратыч начал клевать носом - как обычно, прямо за столом. Впрочем, хозяина это нисколько не оскорбило. С кем не бывает.

Сообщники вышли на крыльцо. Шурка достал сигареты и нервно закурил. Петя, как обычно, стрельнул.

- Дай мне, кентуха. Где с рукой угораздило?

- Да так, с лестницы упал, - кудрявый протянул пачку товарищу.

Синий вытянул одну штуку и приткнулся ею к Шуркиной сигарете.

Пряча по привычке огонёк в кулак, полюбопытствовал, правда, без особого интереса:

- Ну, что там Павла?

- Твоя подруга втюхала нам палёный телик. Да она ворюга, та ещё! Этот «ящик» стоял в Ленинской комнате, - начал торопливо объяснять Шурка.

- В какой комнате? – Петя уставился на практиканта, как баран.

- В Ленинской! В той самой комендатуре, где Павла работает! Она забрала оттуда телевизор и сказала всем, что «аппарат» сломался. А нам этот самый «аппарат» и всучила. Девчонки наши пришли в гости, увидели телевизор. Сразу же его опознали. А мне каково? Пришлось объясняться.

- Что ты им сказал? – Петя ничуть не обеспокоился.

- Сказал, что Павла подогнала. А чего ещё? – кудрявый развёл руками.

- Ну и правильно. Плюнуть, да растереть. Шурка, не бери в голову. А я-то думал, что и случилось.… Пойдём лучше, выпьем, Прохорову матушку помянем.

Синий жил одним днём, и давно уже думать забыл об этом деле. Он швырнул окурок в кусты и начал сморкаться. Но дело не пошло, сопля повисла где-то на половине пути между носом и землёй.

- Так ведь и про крест пришлось рассказать, - выдохнул Шурка.

Петя разобрался-таки с соплёй и вытер пальцы о штаны:

- Вот это зря.

- А вдруг Павлу начнут крутить? Ты думаешь, она молчать будет?

Шурка всерьёз опасался участкового и, напуганный товарищами, очень хотел избежать возможных неприятностей.

- Да ладно, Шурка, расслабься, я без предъяв. Стопудово, Павлу никто не дёрнет. А ваши тёлки вякать не станут. Они чё, дуры, что ли? Смотри спокойно телик. Погода-то, какая на улице! Лепота, хе!

- Петя, надо бы крест у Павлы назад отжать, - Шурка, наконец-то, подвёл к сути разговора.

- На кой? Пусть молится на него, ненормальная. Авось, жениха себе намолит, - хихикнул Петя.

- Очень надо. Всё серьёзно!

Синий безразлично пожал плечами:

- Что предлагаешь?

- А вот это надо обдумать. Коллегиально, - кудрявый вспомнил слышанное от Васьки слово.

- Что ж, давайте порешаем, - согласно кивнул Петя.

Стороны пришли к пониманию. Так ведь иначе и быть не может, как-никак - кенты! Обговорив детали, Шурка с Синим вернулись в дом.

К тому времени Панкратыч был заботливо уложен Прохором на бывшую матушкину - свободную теперь уже - кровать. Копатель могил безмятежно храпел, уснув крепко, как младенец. Коллега же его, напротив, казался трезвым. Петя выпил ещё рюмку и снова принялся за еду. По всей видимости, Синий в последнее время недоедал.

Вдруг с улицы постучали. Прохор, тоже уже изрядно захмелевший, пошёл открывать. Запоздалым посетителем оказался доктор.

- Моё почтение, Прохор. Раньше не мог освободиться.

- Проходи, проходи, Иван Иваныч! А я-то, грешным делом, подумал уже, что не придёшь ты матушку помянуть, - хозяин горько вздохнул.

Врач проследовал в залу. Ему тут же подвинули стул и принесли чистый прибор. Алан налил соседу рюмку.

Иван Иваныч поднял водку:

- Упокой Господь душу твоей мамы, Прохор….

В полной тишине выпили. Слышно было только, как безмятежно похрапывает на матушкиной кровати Панкратыч. Вдруг, доктор кое-что вспомнил.

Он повернулся к Шурке:

- Молодой человек, по всей вероятности, оказия Вам найдётся уже завтра.

- Это как? – решил уточнить кудрявый.

- Завтра с утра Боря на своём автобусе поедет в райцентр. По старой дороге: наверное, сейчас уже там проехать можно, грязь подсохла. Так вот, Наум Лаврентьевич дал шофёру указание - забрать Вас, Александр. В общем, с утра будьте, как говорится, готовы.

- Что-то срочное? – полюбопытствовал Алан.

Уж он-то знал, что по старой дороге Грендельман – не то, что Борю на автобусе - даже трактор без особой надобности не послал бы. Слишком велика вероятность застрять в пути.

- Срочное, - врач утвердительно кивнул.

Помолчав чуть, добавил:

- Чепэ, как говорит Наум Лаврентьевич. Обнаружен труп молодого мужчины. Надо завтра отвезти его в морг. Обязательно.

Ребята незаметно переглянулись между собой. Кажется, дело принимало плохой оборот!

- Кто? – севшим голосом спросил Алан.

- Забыл фамилию. Парень этот не так давно объявился в Березняках, хоть и местный. Сидел в тюрьме, что ли. Здоровый такой, косая сажень в плечах.

Иван Иваныч не заметил волнения мастера. Зато от Пети не укрылось ничего: ни многозначительные взгляды, ни внезапно осипший голос Алана.

Синий спросил нарочито безразличным голосом:

- Уж не Кабан ли «крякнул»?

- Именно, Кабан. Так его называл Наум Лаврентьич. Я полагаю, Кабан - это кличка?

Вопрос доктора остался без ответа. Присутствующие были ошарашены внезапной вестью.

Петя, уже разобравшийся в ситуации, понял, что молчать дальше нельзя и попытался разрядить обстановку:

- Туда ему и дорога. Бог не фраер, всё видит. Как говорится – «по делам вашим аз воздам». Получил своё, свинья. Налейте мне водки, я выпью за то, чтобы Кабана на том свете черти жарили.

- А где труп обнаружили? – вступил в разговор Васька.

- Около своего дома. Прямо под дверьми на крыльце и помер. Сестра покойного, Татьяна, сказала, что брат с утра собирался в город, поэтому лёг спать рано. Ночью поднялся сильный ветер, и она проснулась от сквозняка. Закрыла окно в комнате брата на шпингалет. Кабан, как вы его называете, спал, укрытый одеялом.

Позже кто-то стучался в дверь, просил отворить. Татьяна не открыла, ибо ночной посетитель не представился. А наутро под дверями обнаружила братца, уже остывшего. Под одеялом, оказывается, был муляж - имитация человека. Вот такая почти детективная история.

- А отчего Кабан помер? – сделав невинное лицо, поинтересовался Шурка.

Он был полностью солидарен с Петей и ничуть не жалел покойного.

- Пока говорить об этом рано. Побои отсутствуют.

Ребята снова - теперь уже недоумённо – переглянулись. Но Иван Иваныч опять ничего не заметил.

- Искривлена носовая перегородка и сломана челюсть, но это давние увечья, - продолжил доктор.

- Насколько давние? – спросил Алан. Он ничего не понимал. Впрочем, как и практиканты.

Доктор пожал плечами:

- Год, два…. Старые раны, так сказать.

Шурка ожесточённо поскрёб кудри, Алан утёр пот со лба. Васька невидяще уставился в одну точку, сосредоточенно о чём-то размышляя.

- А как вы думаете, Иван Иваныч, какова причина смерти? Предположительно? – полюбопытствовал теперь уже Синий.

Врач снова пожал плечами:

- Я не патологоанатом. Говорят, что покойный злоупотреблял спиртным. Может, в этом всё и дело. Физически сильный – ещё не значит, что здоровый. Но это - лишь мои домыслы. Вскрытие покажет.

Вся компания покинула дом Прохора только поздним вечером. Иван Иваныч отправился домой, распрощавшись с молодыми людьми.

Петя хотел, было, тоже потихоньку уйти, но Вера попросила его остаться – для разговора. Синий согласился: отчего же не поговорить? Он уже знал, о чём пойдёт речь.

- Петя, забери назад у Павлы крест, - Вера начала без обиняков.

- Ну, это дело нужно хорошо обмозговать, - Петя, для вящей убедительности, почесал затылок.

Вообще-то, подобный план у него в голове уже созрел. Сделать возврат - пару пустяков, но надо и свой интерес не забывать!

- У тебя есть предложения? – спросил Алан.

Петя не спешил с ответом, имитируя мыслительный процесс. Он выхватил у Шурки прикуренную «Приму» и сунул себе в рот. В две затяжки Синий уничтожил половину сигареты, посмотрел на дымящийся окурок, затянулся с насаждением ещё раз и, наконец, вернул остатки владельцу.

После чего принялся излагать свою комбинацию:

- Предложение есть. Но…. Павла потребует назад деньги. А их нет. Кончились.

- Сколько? – уточнил осетин.

Петя на секунду замялся, потом произнёс твёрдым голосом:

- Сорок!

И показал тайком кулак выпучившему глаза Шурке.

- Найдём! Правда, джигиты? – Алан повернулся к товарищам.

Васька кивнул головой, Шурка промолчал. В общем, возражений не последовало.

Петя продолжил:

- Я думаю, что и «аппарат» можно оставить у себя.

- Как так? – одновременно подали голос практиканты. Ребятам очень не хотелось расставаться с телевизором.

- Надо его сломать. Временно. Ну, выпаять там какую-нить детальку, чтоб не показывал «ящик». Предъявить завхозу. Мол, фуфло двинула, тётка. Забирай своё, отдавай наше. А после перекупить у неё неисправный агрегат. По дешёвке. Куда денется, продаст! На что ей ломаный телик? В мастерскую на ремонт сдавать Павла побоится. Без документов – стрём. Продаст за червонец – сто в гору!

- Согласны. Тебе и карты в руки! Завтра с утра этим займёмся, - Алан подал Пете руку.

- Буду ждать.

Синий попрощался со всеми и пошёл домой, слегка пошатываясь. Ребята отправились провожать девушек.

За день Татьяна умаялась. Участковый, вопросы, протоколы, хлопоты…. Как же это всё муторно! Одно только радовало – не будет выродок больше ей жизнь отравлять. А пока ещё Кабан находился в своей комнате - покоился в свежем гробу на табуретках.

Спасибо Грендельману: расстарался начальник, помог по-человечески. И «домовинку» организовал, и в морг завтра отвезёт, и похороны за счёт совхоза устроит. Скорей бы уж закопать братца, да и забыть о нём навсегда! Вспомнив лицо Кабана, посмертный нечеловеческий оскал его, Татьяна содрогнулась от ужаса. Нет, ночевать здесь сегодня она не останется! Надо поскорее убираться из дома! Куда? Да к старикам Вениным! Свекровь, хоть и косится на сноху, но переночевать пустит.

Женщина стала спешно одеваться. Вечер наступал, и жутко становилось в родительском доме. Бегом, бегом отсюда! Хозяйка выскочила на улицу и, не закрывая на запор дверей, скорым шагом пошла прочь. Вечер окутывал сумраком посёлок.

Малофей вылил остатки самогонки в стакан. Лицо его осунулось и побледнело, от каждого шороха старик вздрагивал. Ох, и натерпелся страху, едрить твою печёнку! Первый испуг прошёл, но дед всё ещё очень боялся. Выходил на улицу только по вечерам - для того, чтобы закупить у Павлы спиртное, благо, жила завхоз не очень далеко. Всё остальное время старик находился дома, закрывшись на многочисленные запоры. Дверь, выбитую Кабаном, охотник починил и изрядно укрепил.

Малофей перестал принимать гостей, справедливо опасаясь новых неприятностей. Как говорится – бережёного Бог бережёт. Всю свою жизнь дед придерживался этого мудрого правила.

В сорок первом, наплевав на героизм, молодой красноармеец с криком «Сталин капут!» сдался фрицам в первом же бою. После, уже под командованием генерала Власова, Малофей пристроился служить кашеваром. Вполне благоразумно – подальше от пуль, поближе к кухне. На службе Третьему рейху особых подвигов он не совершал, лишь подворовывал потихоньку немецкую тушёнку и сахар.

Потом, уже после войны, были лагеря для перемещённых лиц и конечная станция Колыма. А там сам Бог велел против ветра не ссать! Ломали в два счёта.

После смерти сверхбдительного товарища Сталина дело красноармейца пересмотрели. За отсутствием прямых доказательств, Малофея полностью реабилитировали. Теперь вот старик – ветеран войны, в почёте и уважении. Так, ведь правильно: был на фронте. И какая разница, на чьей стороне воевал? Пули везде одинаково убивают.

Малофей распотрошил несколько окурков и скрутил цигарку, ловко завернув табак в газету. Достал спички, намереваясь прикурить.

Вдруг неожиданный громкий стук в дверь заставил его подскочить на стуле. Спички упали на пол, самокрутка прилипла к нижней губе. Дед, открыв рот, замер в страхе. Кого чёрт принёс? Отпирать, конечно же, он не собирался.

Стук повторился, из-за дверей раздался голос:

- Малофей, отвори! Пригласи меня к себе!

Кабан, что ли? Голос, вроде как, его. А, может, и нет. Будет Кабан приглашения просить, как же! Старик задумался: кому же не спится-то? Тем временем стук повторился.

Малофей потихоньку, стараясь не скрипеть, поднялся с табуретки. Подкрался к окну, отодвинул жёлтую, сто лет не стираную, занавеску. И тут же с визгом отскочил. Прямо на него, прильнув к стеклу, страшными пустыми очами смотрел Кабан! Исчадие, как есть исчадие - глаза горят! Эх, дурак, пошто полез к окну?! Спалился, теперь придётся открывать. А делать этого старику очень не хотелось.

Хозяин громко ответил, стараясь придать голосу жалостливости:

- Не могу, милый. Ноги отказали совсем, еле ползаю по дому. В другой раз приходи!

- Малофей, впусти меня! – голос Кабана был без привычных агрессивных интонаций, но, тем не менее, внушающий страх. Сильный страх.

Что-то здесь не чисто, непонятно как-то. Пускать ли Кабана в избу? Малофей прислушался к своему внутреннему голосу, взвешивая все «за» и «против». На фронте и в лагере, в процессе борьбы за выживание, он развил свой инстинкт самосохранения чрезвычайно. И вот теперь этот самый голос твердил ему - всё громче и громче. Нет! Не надо открывать! Худо будет!

Старик осмотрелся по сторонам, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Сундук! Старинный, доставшийся Малофею по наследству - он стоял в зале, используемый хозяином и его гостями в качестве лавки. Недолго думая, старый охотник нырнул туда и захлопнулся.

- Малофей, открой! Позови, пригласи! Пусти! – голос Кабана стал умоляющим.

Вот ведь, варнак, убивец! На жалость давит. Но с Малофеем этот номер не пройдёт, потому как - учён жизнью. Дед затаился, словно мышь в норе, не отвечая на призывы ночного визитёра. Наконец, всё стихло. Незваный гость удалился восвояси. Малофей же, несмотря на то, что был порядочно во хмелю, уснул только под утро. Прямо в сундуке.

С раннего утра появился Боря на своём автобусе. Он громко посигналил, разбудив не только ребят, но и всех соседей окрест. Затявкали спросонок собаки, а муж комендантши послал в адрес шофёра десяток матюгов, раскрыв специально для этого на минуту окно. Суслонов не остался в долгу – что-что, а ругаться он умел и любил. Через три минуты появился на крыльце Шурка – взлохмаченный, сонный. Боря махнул ему рукой.

- Зови Синего, инвалид! Дело есть на трёшник! Пасть закрой, не гавкай! - последняя фраза адресовалась мужу комендантши.

Шурка вернулся в дом. Вскоре они вышли вдвоём с Петей.

- Давайте быстрее, засони! – после перепалки Боря был не в духе.

Петя незлобливо огрызнулся, а практикант, не говоря ни слова в ответ, бухнулся на сиденье. Шурка очень хотел спать и намеревался отдохнуть в пути.

Суслонов, гаденько улыбаясь, слегка огорошил парня:

- Ты, это, особо-то не расслабляйся. Дорога хуудая!

Подкатили к дому Татьяны. Хозяйка уже сидела на крыльце, ожидая транспорт. Боря лихо тормознул, «ПАЗик» встал, как вкопанный. Первым, почёсываясь, вылез из раскрывшихся дверей Петя. Следом выскочил Суслонов.

Он подбежал к женщине и бодро доложил:

- Таня, катафалка прибыла! Как положено, по расписанию! Щас загрузим усопшего!

Потом махнул рукой Шурке:

- Кудря, топай сюда! Подмогнёшь!

- Я однорукий! – практиканту не понравился начальственный тон Суслонова.

- Иди, тебе говорят!

- Оставь ты пацана, Боря, - вступился за друга Синий.

- Наверное, я должен Кабана таскать? Я, чё, грузчик?!– водила встал в позу.

- Нет, бл…ть, ты начальник! Командиром себя почувствовал? Отстань от парня, по-хорошему тебе говорю! – Петя сжал кулаки. Уж он-то, как облупленного, знал Борю. Трус и подхалим!

- Ребята, не ссорьтесь. Справитесь вдвоём, ведь так, Боренька? – Татьяна улыбнулась, пытаясь примирить взъерепенившихся мужиков.

Суслонов независимо сплюнул:

- Конечно, справимся. На что нам этот калека?

Втроём они пошли в дом, за усопшим. Шурка остался курить возле автобуса.

- А чегой-то крышка набекрень? Кажись, не закрыта, – Боря отличался острым зрением.

- Вроде, вчера гвоздями забили, - недоумённо ответила хозяйка, уставившись на «домовину».

И в самом деле, крышка сверху лежала неровно. Шляпки гвоздей торчали, словно кто-то вскрывал гроб. Снова Татьяне сделалось страшно.

- Наверное, решили переколотить. Отодрали, да забыли. Работнички, твою медь, - со знанием дела подвёл итог Суслонов, - тащи молоток, Танюха.

Он поправил крышку и ловко забил гвозди. Отошёл в сторону, полюбовался работой.

Потом кивнул Синему:

- Берёмся, Петруха. Держи крепче, Кабан тяжёлый.

Вытащив гроб из дома, с трудом засунули его в заднюю дверь автобуса. Петя забрал у Суслонова трёшник и отправился восвояси. Боря включил передачу, транспорт попилил бетонкой - в райцентр.

Татьяна опасливо оглядела избу. Вроде и свой дом, родной, а… как-то не по себе, жутковато, после братца!

Перекрестясь, она прошла внутрь. Спокойно, спокойно. Видишь ведь, дурёха, ничего страшного не случилось! Посуда – не бита, телевизор, комод, шкап – всё на местах своих стоит. Хватит уже дрожать, нервные клетки не восстанавливаются!

Женщина заглянула в свою комнату. Господи, что это?! Свят! Свят! Свят!

Постель Татьяны, всегда аккуратно заправленная, была буквально выпотрошена! Из рваного тюфяка торчали клочья ваты, от подушек остались только перья, а икона, много лет висевшая над кроватью - разбитая в щепки - валялась на полу.

Истошно визжа, хозяйка выскочила прочь из дома.

- Ты, Кудря, слушай меня, да мотай на ус. Вот я, Борис Суслонов – человек, уважаемый в нашем посёлке. С Лаврентьичем я запросто, почти как с тобой. Или, участковый, например. Всегда мне – здрасьте, до свидания. И ни слова грубого. А почему? Да потому, что я не пью. Человек не пьёт – ему почёт и уважение.

А взять, скажем, Петю Синего, соседа вашего. Да его даже собаки всерьёз не воспринимают! Пустой человек. Мы с Синим в одном классе учились, и, скажу тебе честно, Петя был в уважухе. Дерзкий парень, отчаянный. Многого мог бы добиться в жизни, но не захотел. Водочкой увлёкся. Результат, как говорится – налицо.

Я к чему разговор-то веду? Ты пей вина поменьше, если не хочешь быть таким, как Петя. Вон, друг твой очкастый, как его? Васька, да. Не пьёт ведь. Умный, сразу видно. Так и ты будь поумнее, - Боря крутил баранку и между делом учил жизни непутёвого Шурку.

Плохой участок дороги они благополучно миновали, Суслонову можно было больше не переживать. До райцентра оставался час пути. Дорога петляла между сопками, вековые ели сменялись березняком, но, ни одной деревни не попалось на их пути.

- Здесь люди-то хоть есть? – озадаченно потеребил ухо Шурка.

- Попадаются. Но чаще – медведи, гы-гы! – Суслонов показал в усмешке длинные, жёлтые от папирос, зубы.

Боря окончательно успокоился и продолжил свои разглагольствования. До обеда они успевают в райцентр. Сегодня быстренько – шох-ворох – дела приделать, а утром назад. С грузом «двести», как сказал участковый. Ха, шутник старлей! Кабан уже и не Кабан, а груз. Правда, что у тебя, Кудря, он пузырёк отобрал? Откуда знаю? Боря Суслонов много чего знает, да только лишнего не трындит.

Так, под болтовню Бори, и доехали. Суслонов сразу же проследовал на территорию морга, благо дорогу туда знал.

Дверь в невесёлое учреждение была закрыта, но на стене красовался электрический звонок. В него Боря и позвонил. Через несколько минут дверь распахнулась, на пороге показался кудлатый санитар с опухшей физиономией.

Мужчина попытался придать лицу официальное выражение:

- Слушаю вас.

Боря протянул пятерню патологоанатому:

- Здорово, кореш. Я из Березняков, помнишь меня?

Санитар равнодушно покачал головой:

- Нет.

- Возьмёшь «клиента»? – шофёр льстиво заглянул в пустые глаза собеседника.

- Нет, - последовал жёсткий ответ.

- А почему? – вцепился в ладонь санитара Суслонов.

- А потому. Завтра с утра – милости просим. Сегодня – нет. Санитарный день, - опухший дохнул в Борино лицо водочным перегаром.

Но от Суслонова не так-то просто было отделаться. Он, не выпуская руки кудлатого, принялся что-то шептать ему в ухо. Спустя некоторое время, служитель смерти благосклонно кивнул и протянул руку. Боря сунул в кулак санитара мятую бумажку, судя по синему цвету – пятёрку.

Вопрос решился положительно для обеих сторон. Патологоанатомы обогатились на пять рублей. Суслонов тоже не остался внакладе: на «представительские цели» Грендельманом был выделен целый червонец – пятёрочку Боря сэкономил.

Кабан был оперативно выгружен и перенесён в мертвецкую. После чего березняковцы скоренько покинули сие заведение. Они торопились в больницу.

Шурка прошёл рентген. Как и предполагалось, оказался перелом. Хорошо, что без смещения. Руку загипсовали, травматолог предписал явиться на приём через три недели. К тому времени Шурка рассчитывал уже покинуть Березняки. Не беда, дома тоже есть больница!

Суслонов вообще развеселился. Кончил дело, гуляй смело! Как раз погулять, вернее – гульнуть налево - Боря и хотел. Кроме «представительской» десятки, Грендельман выдал шофёру так называемые «кормовые». Десятку на двоих. Шурка об этом не знал.

Автобус остановился около общепитовской столовой. Боря планировал здесь пообедать и оставить на ночь транспорт.

На кассе Суслонов тщательно изучил меню. После чего, ориентируясь на цены, сделал заказ: отвратительный рыбный суп и хлебные котлеты со слипшимися макаронами. Шурка, в общем, не отличавшийся привередливостью, еле съел свою пайку – назвать всё это вАрево едой язык не поворачивался.

С собой Боря купил кулёк окаменевших от старости беляшей:

- Это на ужин. Всё, Кудря! Проели-пропили командировочные.

- А сигареты мне? – вдруг потребовал Шурка.

До него стало доходить, что Борис Борисыч мухлюет и общественные денежки нагло кроит в свой карман.

- Может, тебе бабу ищё? Не желаешь? – ехидно предложил Суслонов

- Ты думаешь, я ничего не понимаю? Не знаю, сколько стоит этот вонючий супчик, которым ты меня потчевал? Я, к твоему сведению, тоже читать умею и меню изучал. А то тебе Крендель не дал денег на дорогу?

Шурка повысил голос. Ему уже начала претить беспредельная жадность попутчика.

Боря успокаивающе замахал руками:

- Всё, всё, хватит ныть, Кудря! Я пошутил. Какие сигареты куришь?

- «Космос»! – выпалил Шурка. Хотя, в последнее время курил он дешёвую «Приму».

- Хорошо, щас куплю, - Боря побежал к ларьку «Союзпечать».

Вскоре он вернулся назад:

- На, кури свой «Космос». И нечего считать чужие деньги. Боря Суслонов никогда никого не обманывает.

- Ага, верю, - Шурка засунул в карман сигареты.

- Я, Кудря, сейчас отлучусь, по делам. Ты погуляй пока. На, вот тебе рубль. Ну, там – на мороженное, на пиво. Не знаю, трать, как хочешь. В шесть вечера приходи сюда. Заночуем в автобусе. Гостиница дорого стоит, Лаврентьич не одобрит. Экономика должна быть экономной. Вот тебе запасные ключи – на случай, если я ищё не появлюсь к твоему приходу. Куда собираюсь? К другу детства. Иди, иди, гуляй!

Шурка удивлённо вскинул брови, не ожидая подобной щедрости от прижимистого Бориса. Однако, руководствуясь мудрой поговоркой « дают – бери, бьют – беги», от денег не отказался. Он сунул замусоленную рублёвку в карман и отправился - знакомиться с райцентром.

Кудря ушёл. Боря посчитал сэкономленные деньги, беззвучно шевеля губами. Потом он заскочил в близлежащий магазин «Кулинария» и купил там тортик. Надвинул кепочку на брови, прокашлялся и направился дворами к давней своей знакомой.

Вот он, долгожданный подъезд! Предвкушая встречу с Аннушкой, Боря проглотил подступившую к горлу слюну. Посмотрел на любимые окна и, как кот, шмыгнул в парадное. Поднявшись на второй этаж, Суслонов остановился возле обшарпанных дверей, внимательно прислушался. Тишина. Пожалуй, что беспокоиться не о чём, мужу сидеть ещё долго.

Боря позвонил. Никакой реакции. Суслонов снова нажал на кнопку долгим сигналом. Наконец, послышались шаги.

Дверь открыло непонятное существо, здорово похожее на гориллу: громадное, густо заросшее чёрной шерстью – в семейных трусах и майке.

Ко всему прочему, чудовище плохо говорило по-русски:

- Ты кто такой, да?

Интонации были очень даже угрожающими. Боря понял, что попал впросак. Он лихорадочно соображал, что ответить.

Наконец, промямлил, глядя на гориллу, словно кролик на удава:

- Я, кажись, ошибся квартирой. Пойду, пожалуй…

Но не так-то просто было обмануть ревнивого южанина! Он схватил Суслонова за грудки и начал яростно трясти:

- К Аньке пришёл, да? Зачем пришёл, да?! Хочешь, зарежу, да?!! Убью!!!

Суслонов заверещал от испуга. «Горилла» развернул его и выдал крепкого пендаля под зад. «Уважаемый человек» кубарем покатился с лестницы. Вслед деревенскому ловеласу полетел торт. Боря поднялся, подхватил свой презент и, хромая, отправился восвояси. На лбу его набухала не слабая шишка.

Что характерно, во время инцидента не открылась ни единая дверь. Никто из соседей не поинтересовался - в чём дело, хотя шум в подъезде стоял ужасный. Жильцы уже привыкли к скандалам, периодически возникающим в квартире Аньки-буфетчицы. Очередной «муж» её – уроженец союзной республики - оказался ужасно ревнивым. Боря попал под горячую руку азиатского Отелло. И поделом. Суслонов поплёлся назад – не солоно хлебавши.

Шурка послонялся по райцентру. Он сходил на речку, выпил бутылку пива и даже посмотрел в кинотеатре старинную комедию. К шести вечера практикант вернулся на место стоянки.

Боря, давно уже вернувшийся от любовницы, лежал в салоне и прикладывал ко лбу холодный гаечный ключ. Увидев суслоновскую физиономию, Шурка открыл в изумлении рот - но уже через мгновение он заржал, как конь. Водитель автобуса густо покраснел. Его репутация подмочилась, факт.

- Это ты с другом детства повстречался? Что, игрушку не поделили? – наконец, Шурка успокоился и обтер выступившие на глаза слёзы.

Суслонов уже немного оправился от конфуза:

- Дела сердечные…. К бабёнке одной пошёл на случку. С мужем поцапались немного. Хочешь торт?

Торты Шурка любил, поэтому отказываться не стал:

- Конечно, хочу. Всё лучше, чем супчик двадцатикопеечный.

Суслонов, молча, проглотил шпильку и достал злополучное кулинарное изделие. Не принёс тортик удачи!

Шурка критически осмотрел коробку:

- Им, что, в футбол играли?

- Вид, конечно, не товарный, но вполне съедобный. У меня даже чай в термосе есть, - Боря подмигнул.

Суслонова словно подменили! Почаще бы звездюлей тебе выдавали! Как шёлковый стал! Шурка давно уже хотел кушать, поэтому тортик оказался кстати.

Они поужинали, мило беседуя. В процессе чаепития Боря попросил практиканта подтвердить, что увечье он получил, якобы ремонтируя сломавшийся автобус. Ключ, мол, сорвался. Всё-таки – семья, робятишки. Ну, чтоб без скандалов пустых. А то – баба ревнивая. Что тебе стоит, друг?

Естественно, кудрявому это ничего не стоило. В общем, Шурка с Борей стали друзьями.

Санитар разлил водку по стаканам. Хирург, тем временем, готовил инструмент для вскрытия в соседней комнате, именуемой операционной. Кабан, уже раздетый, лежал на, так называемом, разделочном столе. На груди покойного красовалась надпись: «Не видала горя? Полюби меня!»

- Яшка, водка стынет! – позвал коллегу санитар.

- Иду, иду! – отозвался хирург.

Он проверил ногтем скальпель. Удовлетворительно кивнул: потянет пока. И направился к другому – «обеденному» - столу.

Коллеги чокнулись, выпили по целому (иначе не умели) стакану водки, закусили свежепросольными огурчиками. Патологоанатомы уже были сильно пьяны – в ход пошла третья бутылка.

Хирург Яшка смачно отрыгнул:

- Хорошие огурчики супруга твоя производит, Ильич. Ангельские, можно сказать!

Санитар согласно кивнул кудлатой головой и выудил из банки очередной пупырчатый овощ:

- Это да. Талант у неё к консервам. Ну, что, будешь потрошить «клиента»?

Яшка тяжело вздохнул и тряхнул чёрными кудрями:

- Чёртова работа! Ковыряться в кишках у жмуриков.

Хирург поднялся из-за стола и, пошатываясь, направился к Кабану. Санитар остался за столом - доедать огурец.

Яшка взял скальпель, прицелился, намереваясь вскрыть Кабана – от горла и до паха. Но, наступив ногой на ранее обронённый Ильичом огрызок, хирург поскользнулся и упал. Звякнул по плиточному полу скальпель.

Холодная рука покойника вцепилась Яшке в горло! Врач дико завопил.

От внезапного крика у Ильича застрял в горле огурец. Санитар закашлялся, выпучив по-рыбьи глаза.

Яшка продолжал орать, как блажной. Ильич отхаркнул овощ и, подскочив к коллеге, влепил тому затрещину. Худо-бедно, хирург пришёл в себя. Он поднялся с полу, тихонько поскуливая.

- Ты чего? – санитар строго посмотрел на товарища.

Яшка со страхом кивнул в сторону Кабана. Ильич непонятливо пожал плечами. Мертвец лежал, как и подобает: не шевелясь.

- Тьфу, чёрт, померещилось! Надо меньше пить, - паталогоанатом отёр со лба холодный пот.

- Покури спокойно, передохни. Весь день на ногах, - посочувствовал санитар.

- И то, правда! Есть ещё водка? – у Яшки пересохло в горле.

- Найдём, - успокоил друга Ильич.

Коллеги направились к «обеденному» столу.

Боря достал из багажника фуфайки. Наступал вечер - пора уже располагаться на ночлег.

Бросил одну телогрейку Шурке:

- Держи, кореш. Переночуем здесь лучше, чем в гостинице. Для Бори Суслонова - автобус, как дом родной! А ты у меня в гостях. Принимаю по высшему разряду!

- Ага, спасибо. Угощение – класс! Тортик вкусный был, – Шурка попытался скатать ватник одной рукой.

Боря тотчас помог парню: аккуратно свернул фуфайку и даже положил в изголовье.

- Куда денем беляши? – Суслонов, человек экономный, задумался.

- Да вон, собачка бегает под окнами. Она, наверное, голодная. Покорми животину, - посоветовал Шурка.

После тортика на прошлогодние беляши даже смотреть не хотелось. Но, Боря – битый жизнью волк – рассудил иначе.

- Ну, да, ищё чего, собаке! За них деньги плачены. С утра попьём чаю с беляшами.

- Как хочешь, - Шурка сладко зевнул, - пора на боковую.

- Это да. Утро вечера мудренее. Завтра свинью распотрошат. Заберём тушу – и домой, - Боря разлёгся на сиденьях, прикрыв кепочкой глаза.

- Чего ж ты так друга своего называешь? – язвительно поинтересовался практикант.

- С какого перепугу Кабан мне другом стал? – вопросом на вопрос ответил Боря.

- Ну, на автобусе постоянно его катал, к примеру, - предположил Шурка.

- Э, – скривился Суслонов, - во-первых, я ездил по своим делам, а борова персонально никуда не катал. Во-вторых, я его и не приглашал ни разу. Кабану-то целыми днями делать нечего было! Он же – нЕработь, бездельник. Вот, припрётся с утра, опохмеленный уже - да и ездит в автобусе вместе со мной, людей пугает. А я, что, гнать его буду? Заколебал – во!

Боря не лгал. Он боялся Кабана, да. Но другом никогда не считал.

- Ладно, хрен с ним. Сдох – туда и дорога. Пусть Кабана на том свете черти жарят, - повторил Шурка Петины слова.

- Истинная, правда, - Боря даже перекрестился от избытка чувств.

Потом помолчал пару минут, пытаясь уснуть. Напрасно, сон не шёл. Наконец, болтливая натура его не выдержала.

- Кудря, не спишь ищё?

- Засыпаю, - Шурка повернулся на бок, пытаясь поудобнее пристроить загипсованную руку.

- А ты знаешь, что у нас в Березняках есть прОклятое место? – Суслонов проигнорировал Шуркин ответ и привстал с «постели», намереваясь перед сном потрепаться.

- Это где? – заинтересовался кудрявый. Сон его улетучился. Может быть, Боря расскажет что-нибудь интересное?

- Дак, у пеньков, - возбуждённо заговорил Боря, - а ты, разве, ничего не слышал?

- Так, краем уха, - неопределённо ответил Шурка.

Посвящать в подробности своих приключений болтливого «кореша» он не хотел. Человек ненадёжный. Но Суслонов, по-видимому, не проявлял любопытства. Напротив, его распирало от желания рассказать то, что он знал.

- Там плохие дела творились! Издавна. Болтают, что место то древнее, колдовское. Будто бы, ещё при царе Горохе там жрецы молились, людей резали. Вроде как - жертвы приносили. Кровушки было пролито – не одна бочка.

А лет сто, может, и двести тому назад, помещик свою дочь-самоубийцу схоронил на том месте – по её просьбе. Ведьмой она слыла, дочка-то помещичья.

Уже в двадцатом году двое красноармейцев там сгинули. Отряд ЧОН стоял в Березняках. Занимались красные ликвидацией местных банд вроде бы. А на самом деле мужиков, несогласных с большевиками, расстреливали. Слово пикнул – к стенке! Совсем молодые пацаны в отряде были, но звери, скажу тебе! Ни Бога, ни чёрта не боялись, ухорезы. Об этом, Кудря, в школе не расскажут, и в кино не покажут. Покуролесили в этих краях чекисты.

Ну, так вот: прослышав за ведьмину могилу, два сопляка отправились её раскапывать. Поживиться хотели. Нашли потом бойцов неподалёку от кладбища - мёртвых. Ни пулевых, ни ножевых ранений - тока на шее прокусы! За своих потом ЧОНовцы десять человек деревенских взяли в заложники и расстреляли. Только вот с той поры стал упырь приходить на село по ночам!

- Ну, ты заливаешь, Борис Борисыч! Почище Гоголя сказки сочиняешь!

Шурка недоверчиво хмыкнул. Но, в глубине души, ему стало не по себе. Чёртовы пеньки! Всё вокруг них вертится!

- Это я-то заливаю?! Клянусь, правда! – брызнул слюной Суслонов.

- Ну, и куда упырь тот делся? – примирительно спросил Шурка.

- Извели, - односложно отвечал шофёр.

- Как извели?

Ну, вот что за человек этот Боря! Болтал, болтал, да вдруг перестал!

- Каком кверху! Откуда я знаю? Слышал только, что не так-то просто с этой напастью управиться было. Ладно, спать пора уже. Завтра рано вставать, - Боря зевнул, - спи, кореш.

Яшка, пошатываясь, поднялся из-за «обеденного» стола:

- Иль… иич! Будешь мне ассс… систировать! Так надо!

- Ну, если надо… буду! – санитар тряхнул гривой. Он был немного трезвей хирурга, совсем уже расклеившегося.

Коллеги направились к разделочному столу. «Клиент» лежал, дожидаясь своей участи. Яшка взял скальпель в руки и зажмурил один глаз. Так он поступал, когда бывал уж очень пьян – дабы устранить двоение в глазах. Размахнулся и опустил медицинский нож, намереваясь привычно взрезать нутро. Но скальпель со звоном отлетел в угол!

Испустив дикий крик, хирург отскочил в сторону. Санитар побледнел, словно снег. Через секунду коллеги, мешая друг другу, ломились в двери – на свежий воздух.

Во дворе, отдышавшись, Ильич спросил коллегу:

- Ты чего орал-то?

- «Клиент» скальпель выбил! – у Яшки текли слюни. Глаза его сошлись на переносице.

Всё ясно, подумал санитар. Уработался парень. На сегодня хватит.

Боря завёл автобус. Он курил папиросу и, по привычке, болтал:

- Вот видишь, Кудря, и беляши пригодились! Боря Суслонов прожил жизнь, Боря знает…. Червячка заморили с утра – до Березняков теперь дотерпим. Ладно, поехали за Кабаном.

Они подкатили к дверям морга. Санитар с хирургом сидели на лавочке - помятые и угрюмые.

- Здорово, братва! «Клиент» готов? – шофёр, несмотря на разбитый лоб, находился в приподнятом настроении.

- Готов, - ответил односложно санитар, - забирайте, к чёрту.

Патологоанатомы поднялись и, махнув рукой Боре, отправились в здание. Суслонов двинулся следом.

Ильич кивнул головой:

- Вон, там лежит. Ещё не одет ваш товарищ.

- А чего не одет-то? Мы домой торопимся, - проявил недовольство Боря.

- Пять минут подождёте? – почему-то испуганно спросил подоспевший хирург.

Суслонов в ответ только пожал плечами и сморщил нос. До чего же дух здесь тяжёл!

- Ну да, подождём. Бумаги-то хоть готовы? Отчего преставился товарищ? – природное любопытство одолевало шофёра.

- За бумаги не беспокойтесь, - с готовностью отвечал Яшка, - сейчас напишем. Всё будет в полном ажуре. А помер товарищ от инсульта. Знаете, так бывает. Вроде: молодой, здоровый. Но вот, маленький сосудик в мозгу – трах! И всё, привет, ройте могилу. Кстати, у покойного имеются родственники, близкие люди?

- Сестра есть. Но, не сказать, что уж очень близка. Скорее, наоборот, - задумчиво отозвался Боря.

- Предлагаем дополнительную услугу. За символическую плату, - тут же внёс предложение Ильич.

- Какую услугу? – подозрительно прищурился Суслонов.

- Обмоем и обрядим покойного. В строгий похоронный костюм, - пояснил санитар. Насчёт «обмоем» он, конечно, приврал.

- И сколько стоит ваш сервис?

В мозгу у Бори щёлкнуло. На эти расходы можно вырвать у Грендельмана, как минимум, четвертной!

- Пятнадцать карбованцев тебя устроит? – почесал нос Ильич.

- Десятку дам! Больше нету, - Суслонов умел торговаться.

Санитар утвердительно кивнул. Потом подошёл к «обеденному» столу и вынул из-под него сумку. Оттуда Ильич вытряхнул небрежно сложенный костюм чёрного цвета.

- Смотри, водила. Кримплен!

- Годится!

Санитар исчез в операционной.

Через десять минут он вышел и произнёс - торжественно, с чувством выполненного долга:

- Готов жмур. Хоть под венец. Гони червонец.

Боря подал десятку:

- Выносите Кабана!

Патологоанатомы послушно вытащили гроб и загрузили его в автобус. Хирург выдал Суслонову свидетельство о смерти. На том и расстались.

«ПАЗ»ик уехал, обдав на прощание служителей смерти дымным выхлопом.

- Даже не окоченевший нисколько…. Ни рук, ни ног ломать не пришлось, - задумчиво произнёс санитар, провожая взглядом удаляющийся транспорт.

- Я вот, беспокоюсь,… не вскрыли мы покойника. Как думаешь, без последствий обойдётся? – у Яшки бегали свои тараканы в голове.

Ильич сплюнул:

- Не думаю, а знаю. Похоронят «товарища», и дело с концом. А про то, что привиделось тебе ночью – никому ни гу-гу! Иначе, на дурку уедешь. Пошли, выпьем.

- Ага, пойдём, - хирург тяжело вздохнул. Ну и ночка выдалась!

- Поди, Кудря, Петю позови. И Панкратыча, если он дома, - Суслонов закурил папиросу.

Шурка направился в общежитие, держа на перевязи загипсованную руку. Боря, тем временем, достал тетрадку с карандашом и помусолил задумчиво графитовый стержень. Потом он принялся рисовать цифирки, подбивая дебет-кредит.

- Приехали уже? – встретил вопросом практиканта Петя.

- Да, вот видишь, загипсовали меня. Грёбаный Кабан, чтоб ему в гробу перевернуться! – вздохнул сокрушённо Шурка.

- Полстакана для поднятия тонуса? Пока Васька не видит, – предложил Синий шёпотком.

- А… давай! – недолго думая, Шурка согласился.

- Пошли на камбуз. Тока – тихо! Не то, Панкратыч на хвост упадёт.

Петя на цыпочках направился в сторону кухни. Кудрявый шмыгнул за ним. Там Синий вынул из-под стола бутылку и плеснул полновесную порцию в чайную чашку. Шурка одним глотком осушил подношение. Вдруг с улицы раздался длинный гудок.

- Да, Петя, тебя там Суслон ждёт. Кабана выгружать надо. Велел и Панкратыча брать с собой, - вспомнил, наконец, Шурка.

- Ага, шабашка. Павлик! - Синий громко окликнул приятеля.

Из комнаты ребят высунулся нос бывшего плотника-профессионала, смотревшего вместе с Васькой художественный фильм. Петя махнул ему рукой. Панкратыч, не задавая лишних вопросов, стал одевать сапоги.

Суслонов снова загудел за окном. На дворе послышались матюги комендантшиного мужа. Соседи, а с недавнего времени и коллеги, поспешили на выход. Шурка же отправился в свою комнату.

- Привет, Васька! Ты сегодня не работаешь? Телевизор здесь? А пожрать нет ничего? – кудрявый с ходу завалил товарища вопросами.

- Здравствуй, Шурка. Сегодня у меня отгул. Покушать есть – суп. Ещё тёплый, налаживай себе. А с телевизором вчера весь день, как с торбой писаной, носились.

- Что так? – спросил Шурка, уже с набитым ртом.

Он накладывал себе в тарелку суп, оттяпав зубами от буханки чёрного приличный кус.

- Шурка, что же ты, как собака бродячая, на еду накинулся? Можно же по-человечески, зачем буханку грызть? - воспитанному юноше не нравились дурные манеры товарища.

- А ты бы попробовал одной рукой хлебушка себе отрезать, - парировал кудрявый.

Он принялся за суп, аппетитно чавкая. Васька, решивший более не делать никаких замечаний товарищу, уткнулся в книжку.

- Так что там с телевизором? – повторил вопрос Шурка.

- Алан пришёл с утра, как и договаривались. Принёс с собой паяльник, отвёртку. Выпаял какую-то лампу, потом позвал Петю. Синий уже опохмеленный ходил. Они с Панкратычем выпили бутылку. Не знаю, где и взяли с утра: магазины-то закрыты.

Загрузили, значит, соседи телевизор на тачку. Алан дал деньги, как и договаривались. Петя отправился к Сергеевне. Панкратыч, было, увязался следом, но Синий прогнал дружка. Мол, дело интимное - тебя, сосед, не касается.

Вернулся Петя только к вечеру: телевизор в тачке, а сам пьяный – разлюли малина! Я, говорит, с Павлой разругался вдрызг, но всё сделал, как обещал. Спрашиваю его: где крест, Петя? Он отвечает мне: не дрейфь, Васька, имущество надёжно спрятано.

Выставил на стол вино, позвал Панкратыча. Ну, и устроили соседи себе снова праздник.

А вечером директор появился, пошушукался о чём-то с ними и уехал. Обсуждали детали очередной шабашки, по всей вероятности. Теперь наши соседи – первые помощники у Наума Лаврентьевича!

- Шабашка – это Кабана закопать? – догадался Шурка.

- Ну да, похоронить хотят, сегодня, - Васька замолчал. Он рассказал все новости.

В двери постучались. Раздался голос Алана.

- К вам можно?

- Заходи, дорогой! – крикнул во всю глотку детдомовец.

- Мир вашему дому! Вай, гипс! Перелом, как я и думал!

Алан искренне сопереживал товарищу. Как-то ещё срастётся рука?

- Петя непонятно где крест затихарил, - озабоченно доложил кудрявый.

- Он мне всё сказал. Я знаю место, - успокоил ребят Алан, - сегодня вечером пойдём.

- Куда? – Шурка непонимающе уставился на друзей.

- К пенькам. Закопаем назад в землю и крест, и зеркальце, - пояснил буднично Васька.

Кудрявому стало не по себе. Опять эти пеньки! Ещё, Суслон давеча страху нагнал…. Пожалуй, что пусть без него идут, без Шурки.

- Вы, хм… сами управитесь? Я что-то не очень хорошо себя чувствую. Да и какой из меня нынче помощник – с одной-то рукой? – глаза Шурки забегали.

- Э, джигит, ты что, товарищей бросаешь? На полпути нельзя останавливаться! Все вместе – только так! – Алан похлопал парня по плечу.

Практикант обречённо кивнул:

- Хорошо, пойдём все вместе. Ты, ты и я?

- Ещё будет Вера, - вставил Васька.

- Господи, а ей-то, зачем это надо? – Шурка воздел очи к небу. Вот ведь, девка! Неймётся никак!

- По-моему, как раз ей это больше всех и надо, - почесал голову Васька и вздохнул сокрушённо.

Умный, образованный мальчик, он не верил во всю эту антинаучную белиберду. Но своё мнение держал при себе.

Кабана хоронили за кладбищем - рядом с могилой отца. Только заросшая бурьяном замшелая плита обозначала последний приют его родителя.

Гроб с усопшим – опять почему-то не заколоченный - стоял на краю свежевырытой ямы. Покойник лежал в «домовине»: облачённый в чёрный кримпленовый костюм, со скрещёнными на груди руками.

- Как живой…. Эх, жаль парня! Такие ребята в армии – на вес золота. Отличный сержант мог бы из него получиться! – произнёс печально участковый.

Петя, стоявший неподалёку с лопатой, пробормотал вполголоса:

- Ты бы ещё в дёсны жахнулся с ним на прощание, мусор.

И сплюнул презрительно. Панкратыч выпучил со страхом глаза, а потом зашипел, как змея, пытаясь таким образом урезонить напарника.

- Здесь я с тобой не согласен, Андрей, - рубанул по воздуху ладонью Грендельман, - пакостный парень был этот Кабан!

Вдруг директор спохватился. Ведь он говорит плохо о покойнике, которого даже ещё не похоронили! Наум Лаврентьевич опасливо покосился на гроб - и не смог сдержать улыбки.

- А вот костюмчик не по размеру прикупил ты, Боря, дружку своему!

Действительно, рукава кримпленового пиджачка были натянуты на мясистые ручищи мертвеца, словно презервативы. Под мышками треснули и разошлись швы. Короткие брючины даже не прикрывали носков. Костюм был явно маловат покойничку.

- А где же в аккурат найдёшь - на такого мамонта? – Суслонов мог привести кучу аргументов в своё оправдание. - Опять же, задёшево надыбал. Всего-то - четвертной.

- Одет солидно. В последний путь, как подобает, - участковый любил строгие костюмы.

- Ага, первый раз в жизни, да и то после смерти, Кабан костюм приобрёл. А ты, Боря, больше не покупай одёжку в морге. Проще надо жить. Если будем каждому умершему справлять за двадцать пять рублей обновку – совхоз разорится! – отчитал между делом Суслонова директор.

На этом официальная часть похорон закончилась. Пора было закругляться. Наум Лаврентьевич произнёс краткую надгробную речь.

- Ну, вроде, честь по чести проводили. Гроб, морг, даже костюм кримпленовый…, в общем, покойся с миром, парень. Заканчиваем мероприятие! Всё, заколачивай, Боря!

Суслонов споро застучал молотком. Но вдруг он взвизгнул и заматерился, отбросив в сторону инструмент. Водитель автобуса нечаянно угодил себе по пальцу.

- Раззява! Дай сюда молоток! Вот так надо. Раз-два, раз-два! – Грендельман собственноручно взялся за дело.

Посрамлённый, Боря молча сосал палец. Наконец, присутствующие опустили гроб в могилу.

Директор махнул рукой шабашникам:

- Закапывайте!

Петя с Панкратычем принялись шустро кидать землю. Сказывались предыдущие тренировки. Кабана похоронили – просто, без почестей.