Раздать сценарий

Интерлюдия 2. Трэго

Корпуса Академии. Необычайные здания не то что не похожи друг на друга — их архитектура вообще не поддается какой-либо классификации. Собственность Академии, гигантские поделки основателей, незыблемая классика эпохи волшебства. Что-то невероятное и вдохновляющее, при этом не обязательно быть художником или поэтом-песенником. Один взгляд на постройки с их разнообразными вершинами — отличительными признаками факультетов — наполняет сердце чем-то теплым, спокойным, гармоничным… Факультет Крови — шарообразное здание, на вершине возделана алая капля размером с деревенский дом. Стены факультета темно-красные, а их поверхность медленно-медленно движется, как густейший кисель. Издалека можно подумать, что некий гигант обронил вишню и не стал ее поднимать. Голубоватый корпус факультета Воды — стены этого здания также сферичны, однако имеют голубой цвет и красиво переливаются, переходя из одного тона, более светлого, в тон потемнее. Его верхушку венчает бесподобный многоярусный водопад. Солнечный свет разукрашивает журчащие ручейки миллионами искорок, отчего кажется, будто сверху вниз нескончаемым потоком сыплются драгоценные камни — бусинки из жемчуга, агаты, бриллианты, апатиты… А вот и обитель Света — одно из красивейших и загадочных построек на территории Академии. Постороннему взгляду доступно только яркое пятно, блик и лишь изредка можно угадать в нем форму не то пирамиды, не то прямоугольника. Поговаривают, что истинный вид этого здания доступен магу Света и ректору Академии. Само по себе оно представляет клубок, сплетенный из белого, золотого, желтого цветов. Водоворот оттенков, слепящий человека. Посмотреть на корпус «светлых» это как посмотреть на солнце. Под вечер он алеет, а в ночи светит тускло, холодное сияние падает на деревья, скамейки и фонари, и кажется, что они ненастоящие, призрачные. Есть и противоположность этому зданию — факультет Теней. Темное пятно. Сквозь непросматриваемую толщу рассмотреть что-либо не представляется возможным. За неимением годных преподавателей факультет решили упразднить, оставив одно здание. Зато поблизости царит тень, и в особо знойный день студенты любят прогуливаться вокруг, спасаясь от палящих лучей… Чудесные изломы факультета Огня — изваяние из красного камня в форме костра с негасимым факелом наверху источает тепло, и даже в самую холодную зиму снежинки тают, не успев соприкоснуться со стеной. В такое время первокурсники любят снимать варежки и прикасаться к камню голыми руками, чтобы согреться и почувствовать тепло, что сродни живому существу.

По дорожкам меж зданий ходят студенты. Кто-то спешит по своим делам в библиотеку или столовую, а может и в соседний корпус, чтобы встретиться с девушкой или компанией; кто-то сидит на скамейках или газонах и штудирует учебник. У центральной статуи в виде раскрытой книги нашли свое место те, кто желает подготовиться к паре, лишний раз перечитать конспект или выучить никак не поддающееся к запоминанию построение элдри. Фолиант Мудрых — именно так зовется эта архитектурная постройка. Никому доподлинно не известно, что же в действительности написано на ее страницах; содержимое строчек каждому видится свое. Это место тишины, уединения, покоя и дум.

Я поднимаю глаза наверх и смотрю на небо цвета морской пены. Сегодня оно страсть как прелестно — ни облачка, в один тон, Кая'Лити отливают антрацитом. Не небо, а гигантский лист пергамента с исписанными рунами и чернильными кляксами.

— Боги, какая же красота, — невольно вырывается у меня. Я облокотился на подоконник и уже невесть сколько времени любуюсь видом.

Там, за высокой стеной, где-то вдали растет лес. Он увядает и расцветает гораздо реже обычного, а птицы летят медленнее. Можно в подробностях рассмотреть взмах крыла или перышко, трепыхающееся намного слабее, чем следует. Даже небо живет по-другому. Дни и ночи сменяются неторопливо, переход дневного света в ночной тягуч, протяжен и никак не соответствует проживаемым дням в стенах Академии с совсем другим ритмом жизни всего и вся. Смотреть на соприкосновение ночного и дневного неба диковинно. Отучившись четыре года, у меня еще возникают внутренние противоречия, когда я вижу ночь и день, бок о бок покоящиеся что там, далеко наверху, что здесь, на границе стены Академии. Нетленное наследие прошлых, древних и могучих. Именно они соорудили первое и единственное во всем Ферленге заведение по обучению магии. Их заклинание непоколебимо и по сей день. Великие волшебники ушедших веков подарили миру возможность долгие годы учиться овладению зиалой, не выпадая из хода той, обычной жизни. Время здесь течет незаметно для студентов, но мир извне кажется им медлительным. Это еще одно из доказательств величия ее созидателей, а также подтверждение существования магов-иллюзионистов, о которых теперь ходят лишь слухи.

Стоять у высокого стрельчатого окна в такой день — задача не из легких. Проходящее через стекло тепло солнца не столько греет, сколько жарит. Пальцы поглаживают горячий камень подоконника… Так бы и стоять, облокотившись на него.

— Красота это когда твой друг — сын Мириама Блаженного [62], а он врет и говорит, что его родители разводят землежоров, — доносится из-за спины насмешливый голос Торри.

Я не оборачиваюсь.

— Ты надоел с этой шуткой, — отвечаю я, сдерживая улыбку.

— Не больше, чем ты со своим любованием. Пойдем, ребята ждут!

Он хватает меня за плечо и разворачивает. Я неохотно поддаюсь и при взгляде на него невольно охаю.

— Ты идиот?! — вырывается у меня.

Мантия Торри пестреет многочисленными нашивками и заплатками.

— Сегодня она показалась мне недостаточно яркой, — невозмутимо сказал он.

— Я бы за одно такое лишил бы тебя Астрального Почтового месяца на два!

Одеяние, положенное студентам факультета Лепирио отличается безумно разными цветами. Они точнее всего характеризуют специфику изучаемых нами основ магии. Подход, воздвигнутый по принципу «всего понемножку» — не самое красочное и лестное, зато самое верное определение — больше всего отражается в фасоне мантии. Над нами и без того потешаются как над слабовольными, не знающими чего хотят бездарями, обзывают сумасшедшими, клоунами, циркачами и шутами как раз из-за пестрых и броских одежд. Таков уж регламент. На первом курсе смирение с насмешками всегда сопровождалось расквашенными носами и фингалами, на втором курсе — ожогами, ушибами и подпалинами, на последующих — желчными фразами и периодической грызней с самыми неравнодушными особами.

— Мало нас подзуживают, — проворчал я.

— Да ладно тебе! Зато старые вещи пригодились. Жалко было выкидывать.

— У меня аж в глазах рябит.

— Зато мы, лепирийцы, единственные, кто может заметить отличие и внесенные изменения. Это круто!

Чем можно смутить Торри? Не знаю. Ему плевать на свой внешний вид, на подначки и издевки, на плохую успеваемость или, наоборот, на триумфальные взлеты. Следовало бы поучиться у него столь спокойному и невозмутимому отношению к жизни, но все никак не выходит.

— Что у нас? — спросил он.

— Одиннадцать меморандумов мага. Объединенный.

Поразительно, но Торри никак не может запомнить расписание вот уже почти пятый год обучения. Порой мне кажется, что он принципиально не засоряет этим память, зная, что всегда можно поинтересоваться у меня.

— С кем?

— С водными.

Мой друг засиял.

— О, водников я люблю. Там много красивых девушек, — радостно отметил он. — Я вчера прочитал в учебнике про кто последний тот закрывает! — на одном дыхании выпалил Торри и помчался к выходу.

Понятное дело, что я, сбитый с толку внезапным условием, не то что не успел, но даже не пошевелился. Однако дверь закрыл как ни в чем не бывало.

— И о чем ты прочитал? — без интереса спросил я, раздраженный его довольной ухмылкой.

— Откуда я знаю, — пожал плечами Торри. — Не читал я ничего.

— Я должен был догадаться… Мы как, дверьми или лестницей?

— Лестницей. Это ж тебе не подниматься. Если будем пользоваться дверьми при спуске вниз — разжиреем и будем похожи на Парина. Ты хочешь быть как Парин?

— Не горю желанием. Пойдем.

— Кстати, пока спускаемся, ты можешь полюбоваться природой. Хорошо, что на лестнице имеются окна, да?

Вместо ответа я кинул в него созданным тотчас камнем. Торри не стал уклоняться — зачем, если он все равно пролетел мимо?

На улице жарко, многие ходят нараспашку, некоторые поскидывали мантии, оставшись кто в рубашках, кто в майках. Это дозволяется, если ты не на паре и не в стенах здания. Я жадно и не без удовольствия смотрю на обнаженные тонкие руки девушек, на их шею, ключицу, грудь и все то, что не сокрыто мантией, ведь так редко доводится полюбоваться на такое зрелище. Я с завистью отмечаю мускулистые фигуры парней, втайне надеясь, что когда-нибудь настанет тот миг, когда собственная фигура мне станет важнее, чем число прочитанных страниц учебников.

Естественно, мы стали главным объектом взглядов и насмешек. Спасибо Торри. А он идет себе довольный и смотрит по сторонам, отмечая, сколько же человек обратили на него внимание. Я старательно отвожу глаза и ускоряю шаг, лишь бы побыстрее закончился этот осмотр.

— А ведь не только мы способны различать мантии друг друга, а? — резво сообщил мой друг.

— Ты знаешь, когда по твоей одежде можно изучать все цвета и их оттенки — неудивительно, — ответил я.

Идем дальше. Мимо бесчисленных лавок и лужаек. На них, разувшись и расстелив мантию, лежат студентки. Их тела изогнуты так, чтобы привлечь побольше внимания. И все настолько идеально, что кажется, будто они нарочито готовились к этому и тренировались, обсуждая, под каким углом они будут смотреться особенно горячо. Красотки это хорошо, однако я стал улавливать фразы…

— Отличная картина, Торри!

— Спасибо, дружище!

— Эй, Торри, маловато розового!

— Придется взять твою пижаму и добавить!

— Тебя что, облили красками?

— А тебя помоями?

— Классная мозаика, псих!

— Завидуй молча, несчастный!

Спокойный и непоколебимый Торри старался ответить на каждую фразу. Естественно, большинство лиц мы знали, но знакомы были мало с кем. Но кое-кого это не смущало, и он общался с теми как с лучшими друзьями.

Около статуи Алого Ужаса, основателя факультете Магии Крови, нас ждали друзья. Ну как ждали — Диора призывала слопов [63], а те налетали на пухлого Парина и жалили его выстреливающими языками-гарпунами. Они совсем тонкие и предназначаются для ловли насекомых, но их вполне хватает, чтобы доставлять неприятные ощущения человеку. Смиренный Парин покраснел, закусил губу, но не сопротивляется.

— Так-так-так, внеочередной ужин изголодавшихся птичек, — сказал я вместо приветствия. — Диора, боюсь, следует призвать кого-нибудь покрупнее, а то слопы будут жрать его целую вечность.

Диора, симпатичная девушка невысокого роста, несмотря на свою хрупкость имеет бойкий характер, присущий скорее матерым шалопаям, нежели студентке факультета Анимагии. Ее сестра, Салина, стоит чуть поодаль и с явным неудовольствием наблюдает за ними.

— Пускай мучается. Сам проиграл спор, вот пусть теперь отдувается, — с наслаждением произнесла Диора, «приглашая» еще одну птицу. Слоп спикировал откуда-то сверху и налетел на бедного Парина.

— На что спорили? — спросил Торри. — Кто дольше протянет без еды?

Салина закатила глаза и покрепче скрестила руки на груди. Она не очень одобряет юмор Торри, в чьем арсенале кроме плоских шуточек вряд ли отроешь чего позаковыристее. Наверное, ее неудовольствие вызвано еще и тем, что она сама не из худых, а порой хамские шуточки, относящиеся к Парину, она втайне может примерять и на себя.

— Неа. Он уверял, что Гальдир выиграет Смона.

Насколько я помню, Гальдир, воздушник, с треском проиграл огневику. Бой был забавным — атаковав молнией защиту Смона, он не заметил, как щит Смона протянулся к ноге Гальдира. Молния ударила в огненную преграду, но не сразила защищающегося — удар поглотился мощной стеной пламени толщиной в три пальца, зато электрический ток прошелся по огненному щупальцу и поразил ногу Гальдира и его самого.

— Справедливо. — Отметил Торри.

— Чего вы так долго? — негодующе спросила Салина.

— Наш друг был занят созерцанием прекрасного, — пропел Торри. — Он сочинял новое стихотворение и продекламировал его мне.

О, превеликое явленье,

Оплот красот, мечты и грез.

Приносишь ты мне наслажденье…

— Тебя ударю щас всерьез, — докончил я, замахиваясь Огненным Шаром.

Все рассмеялись.

— Чего ты кипятишься, Ленсли? — ненавижу привычку Диоры называть всех по фамилии. — Гольтмин прав. Если бы можно было колдовать стихами, к примеру, про природу, ты бы наверняка пошел на такой факультет не думая.

Я не пишу ни песен, ни поэм, ни од. Никогда в жизни. Нет у меня такого умения. Но по милости Торри все считают своим долгом подколоть меня стихотворениями или Мириамом Блаженным. А я всего-то и люблю, что небо. Ну и временами все вокруг.

— Как вы надоели. Кстати, может уже хватит? — я кивнул в сторону истязаемого слопами Парина.

— Только ради твоего стихотворения, Ленсли, — она сделала реверанс и смахивающим жестом отпустила птиц на волю.

Наш толстый друг поежился, стряхнул с себя отслоившиеся участки кожи слопов и пригладил непослушную челку.

— Привет, ребята.

— Здравствуй-здравствуй, — ощерился Торри и стряхнул с плеча мутную пластинку.

— Привет, Парин, — мы обменялись рукопожатием. — Живой?

Он с опаской покосился на Диору.

— Уж лучше бы был мертвым. Эта садистка совсем измучила меня!

Бровь Диоры поднялась.

— Совсем? Я могу опровергнуть твои слова! Например, позвать курба и…

— Нет-нет-нет! — испуганно замахал руками Парин. — С меня довольно. Больше никогда не буду спорить.

— Даже в субботу?

— В субботу? — не понял Парин.

Салина цокнула.

— Общекурсовой Турнир! — гневно бросила она.

Парин робко посмотрел на нее. Бедолага всегда опасается пылкого нрава подруги.

— И… И что?

— Там участвует Трэго, дубина! — рявкнула Салина.

— Ой… — кажется, для нашего друга это было новостью. И не только для него.

— И вправду… — я почесал голову, позорно забыв о грядущем мероприятии.

Торри ошарашенно посмотрел на меня.

— У-у-у-у-у, все ясно, — с кислой миной произнес он. — Сдается мне, я знаю на кого ставить.

— И на кого же? — подначивая его, спросила Диора, поправляя светлую прядку волос.

— На того, кто не будет забывать о соревновании! Ну как так можно, Трэго?

Я пожал плечами.

— А что такого? Если я буду самому себе твердить о приближении поединка, это увеличит мои шансы на выигрыш. Но вы ставьте-ставьте на соперника, раз уж решили заняться благотворительностью.

— Ты ведь не знаешь, кто твой соперник, — заметила Салина.

— Как и вы.

— Вот потому-то я и поставлю против тебя, — заключил Торри.

Я не ответил. Меня немного выбесило неверие друга в мои силы. Ну забыл, что теперь? Я все правильно им ответил. Шансы мои невелики, это так, но я не стою на месте и постоянно занимаюсь.

— Что планируешь придумать, Трэго? — участливо поинтересовался Парин.

— Хочешь выведать мои намерения и тоже поставить против? — я сощурился. Парин опустил взгляд. — Да шучу я. На самом деле не знаю. Даже не представляю. Наша магия — вещь непредсказуемая. Сегодня так, завтра эдак.

Торри положил руку мне на плечо.

— Наш Трэго отличается особым подходом к волшебству. Например, ему ничего не стоит нагреть ковш с водой Огненным Шаром. Или высушить вещи Ураганом. Или преобразовать дерево в камень, чтобы бросить лягушку, вместо того чтобы нагнуться и поискать камушек.

— Ну бывало пару раз. Лучше суметь как-то, чем не суметь вообще, — попытался защититься я, но друг продолжил.

— Или заживить порезанный палец, принеся в жертву кисть.

— Ну, это ты махнул…

— Или посветить ночью маленькой моделью солнца, ослепляя всех через три стенки.

— Очень смешно.

— Или завязать шнурки Изменением Материи. Радикал. Самый настоящий.

— Я такой же радикал, какой ты — шутник. Заканчивай. Не смешно.

— А по-моему очень даже, — вступилась Диора. — Зато твои методы могут обескуражить соперника! Ты не думал об этом? Вот насылает он на тебя Ледяной Веер, а ты закрываешься не пойми откуда взявшейся стеной замка. Разве не круто?

— Диор, пошли. Все равно у вас с Периной рядом, — сказала Салина, поправляя прическу. «Периной» она называет Парина из-за созвучности и схожести. — А вам куда?

— Нам на меморандумы, — хмуро пробубнил Торри.

— Ну и пошли. Тоже недалеко.

Мы зашагали по вымощенной перламутровым камнем дорожке. К нам присоединился бледный Вароган с факультета Крови. У него сегодня пары начинаются позже, и он решил проводить нас до корпусов. Остался позади корпус Воды, осыпающий проходящих мимо мелкими брызгами. Мы вышли на небольшую площадь поодаль от здания; она изрезана фонтанами, а меж ними перекинуто множество радуг. Компания босых девушек носится по небольшим лужам, кружится и смеется; несколько парней, красуясь, ныряют в фонтаны и вылезают оттуда совершенно сухими. Ну а что, маги Воды могут себе позволить и не такое. Двое студентов-заучек поочередно создают омуты, а маг камня меряет глубину длинным гранитовым шестом и выносит вердикт. А по левую сторону… По левую сторону стоит она…

Кассиана.

Она застыла в окружении подружек и что-то им рассказывает. Очаровательное создание, крохотное аккуратненькое чудо, которое хочется прижать к себе и не отпускать. Длинные волосы достигают поясницы, мешковатая мантия в цвет ее голубых глаз не может скрыть всей стройности и точености фигуры, а любым ее жестом, движением губ или взмахом ресниц можно наслаждаться вечно, упиваться, словно это есть самое прекрасное на свете. Не спорю, что так оно и есть…

— Да?

Я осекся. Оказывается, вопрос предназначался мне.

— Ну да, — бодро заявил я. — А он о чем? — шепнул я идущему рядом Торри.

— Да Вароган просто спрашивает, так ли сильно тебе нравится Кассиана, — нарочито громко произнес он.

Именем Сиолирия, не дайте мне покраснеть.

— Нет, серьезно, Вароган, — я решил допытаться до него, чтобы отвлечь от щекотливой темы и сменить ее. — Что ты спросил?

Худощавый «красный» убрал с лица спутанные волосы цвета смолы и посмотрел на меня сквозь очки.

— Интересуюсь, если после принятия алкоголя сварить зелье для опохмеливания — опьянеешь ли? В крови-то алкоголь…

— Пойдем левее, — чуть ли не приказным тоном сказал я, клоня в сторону девушек и пропуская слова товарища мимо ушей. Я вижу только ее, я поглощен ею, а ваши словечки и неинтересные разговоры можете оставить при себе.

Мной овладело желание пройти мимо, хотя бы на секундочку сблизиться с ней, оказаться в поле зрения.

— Зачем? — взъярилась Салина.

— Никогда не ходил по левой стороне площади.

Вароган закатил глаза и раздраженно цокнул.

— Вот ведь болтун, — буркнул на ухо Торри.

Мне начхать. Думайте, что хотите, мне безразлично. Только бы рядом, только бы напомнить о себе, о своем существовании. Может, именно этот шаг сблизит меня с ней.

— О, кстати, смотрите, — как бы невзначай крикнул я в надежде быть услышанным Кассианой. — Я тут научился делать фигуру.

Прямо в воздухе я создал шар воды, который принял форму полыхающего костра. Я заключил его в ярко-оранжевую сферу огня, колыхающуюся подобно водной глади. Из ближайшего фонтана заставил протянуться тоненькую струйку воды. Она обвязала огненный шар, а я, призвав поток ветра, подтолкнул свое творение в небо. В момент, когда водяная «веревка» натянулась, сфера застыла и рванула назад. Получилось, как будто нить удерживает воздушный шарик.

Со стороны моих друзей посыпались комплименты. Даже невозмутимый Вароган не остался равнодушным и снял очки, чтобы лучше видеть мой шедевр. Я кивал, улыбался, но украдкой поглядывал на Кассиану. Я с восторгом отметил, что она обратила внимание и в восхищении смотрит на парящую над фонтаном фигуру. Чуть не подпрыгнув от радости, я самодовольно повернулся к своим.

— Достойно, — отметил Парин.

— Конечно достойно, — я говорил громче обычного. — Не то что зверушки твои. За стеной люди управляют ими и без магии.

Что я делаю… Вот так ни с того ни с сего поддеть друга, рассчитывая, что девушка оценит мой острый язык?

— Нет слов… — восторженно проговорила Салина.

— Одуреть, — бросил Торри.

— Ты много про анимагов не говори, а то курб достанется не Парину, а Ленсли! — взъярилась Диора.

Я не отреагировал, а победно улыбнулся и уже в открытую посмотрел на Кассиану. И чуть не обмер.

Она отвернулась и наблюдает за чем-то в другой стороне и, погляди-ка, забыла о содеянном для одной нее представлении! Меня пронзила волна холода, затем жара. Уши загорелись, а самому захотелось расплакаться.

Почему она не смотрит? Что там?

Я проследил за направлением ее взгляда и охнул. Между фонтанами выстроился чудесный дворец, сделанный из радуг. Башни с покатыми крышами, извивчатые стены, чьи зубцы не острые, как положено, а гладкие, и сами преграды больше походят на волнистые узоры с небольшими водоворатами на верхушках. По зубцам весело пробегают многочисленные искры; золотистые крупицы подобно дрейфующему на волнах судну или спускающемуся, а затем поднимающемуся на санках ребенку прокатываются по каждой крыше, по каждому витку стены. Потом дворец взорвался мириадами звезд. Они «побежали» по струйкам и скрылись внизу, а после брызнули из фонтана, отчего создалось впечатление, будто вместо воды наружу вырываются сонмы блестков, отсветов и созвездий. Последнее, что было показано — сама Кассиана, неотразимая, яркая, будто собранная из бриллиантов. Зрелище действительно было чудесным. Куда уж мне со своей теперь нелепой на фоне этого представления побрякушкой.

Провал.

Виновником торжества, как нетрудно догадаться, оказался Альдерин Дальрени. Маг Света, на курс старше меня. Он и без таких вот сценок может собирать женские взгляды — с его внешностью это позволительно. Как всегда в окружении своих приспешников — Иркаса и Эдирика, магов Удачи. Хитрец специально завел дружбу с ними, чтобы фортуна не отворачивалась от него — пассивный эффект удачников. Он сверкнул глазами в мою сторону и ухмыльнулся так, как будто стоял вплотную, а не на расстоянии десяти посохов.

Я стиснул зубы и ускорил шаг, не смея смотреть на Кассиану.

— Зря ты так, — сказал Торри. Я и не заметил, как все разбрелись по корпусам, и мы остались вдвоем. — Ни одна девушка не стоит шутки над другом.

— Ты о чем? — вопрос был лишним.

— Я про Парина. Парню и без этого нелегко. Не хватает еще, чтобы и друзья начали шутить над ним. Последи в следующий раз за языком и не теряй голову. И лучше бы тебе не выпендриваться попусту, каким бы красивым ни был спектакль, друг мой влюбленный.

Не ожидал я такого от Торри, совсем не ожидал. Уж кому, как не мне читать ему сентенции о том, что можно, а что нельзя. Но в этот раз он прав. Но никакого Альдерина здесь быть не должно! Не сейчас, нет, нет, не сейчас! Не в эту минуту! Пусть бы он показал свои выкрутасы после! Проклятый закон дурного настроения Лебесты [64]! Зачем она так?!

Упустил.

Какая мне Кассиана, если есть такой красавчик-«светлый»? Глупо…

На паре я пришел в ужас — лекция же объединена с факультетом Воды! Сегодня мир откровенно против меня. Не хочется сидеть в аудитории вместе с Кассианой и быть для нее живым напоминанием, что Альдерин лучше. Лучше-лучше-лучше.

И кто-то свыше решил, что одного провала за сегодня мне будет мало. Сидящий рядом Торри пнул меня, обращая внимание на воцарившуюся тишину и устремленные на меня взгляды. Самый пристальный принадлежал лейну Симитору.

Опять.

О чем он спросил? Что лучше сделать: кивнуть, согласиться или по-честному признаться, что я не слушал его? Все разрешилось само собой.

— Итак, лейн Ленсли, повторяю — каким принципом творить заклинания, чьи элдри имеют однотипную структуру?

Я прокашлялся, лишь бы занять время, и нетвердо ответил.

— Ну, начнем с того, что есть два способа: воссоздание и повторение.

— Очень хорошо. И?

— И я считаю, что лучше использовать метод создания одних и тех же элдри самостоятельно, путем единичного выстраивания и многоразового присоединения.

— Угу, — заинтересованно закивал лейн Симитор. — Чем же данный метод лучше повторения?

Да отстань ты от меня! Не готов сегодня Трэго, не видно? Нет у него ни желания, ни настроения!

— Тем, что не нужно отвлекаться на заклинание умножения, которое из-за своей сложности занимает больше времени на создание. Куда проще идти традиционным путем. Его преимущество — если четко знаешь размер цепи, можно начать работу сразу над несколькими элдри, создавая их параллельно.

Студенты внимательно смотрят на меня. Что, я сказал что-то немыслимое?

— Иными словами, — преподаватель поправил очки и скрестил руки на груди, — вы считаете, что работать параллельно над несколькими звеньями эффективнее, чем, например, единовременно создать коэффициент умножения и просто задавать количество, необходимое под конкретное заклинание?

Я тяжело вздохнул, признавая поражение.

— Конечно же нет…

Лейн Симитор скривился. Смотреть на высокого лысого мужчину вдвое старше тебя, чье лицо подошло бы больше ребенку — комично. И это преподаватель одного из важнейших предметов, изучаемых на протяжении шести лет.

— Ну почему-у-у? — совсем по-детски протянул он, чем вызвал смешки. — Отчего же так легко сдаваться? Давайте покажем наглядно оба метода и выберем эффективный.

— Я не…

Господи! Что же я натворил?! Где зиала? Где?!

— Смелее-смелее, — лейн Симитор поманил меня вниз, к кафедре.

Забыл восстановиться! Именами Восьми Богов, да что же такое?

Я повиновался. Меня охватил ужас. Как бы до последнего оттянуть тот миг, когда выяснится, что я пуст. Вот бы мне какое-нибудь обстоятельство! Пусть зайдет кто-нибудь, пусть он передумает или кому-нибудь поплохеет, в конце концов! Он же меня размажет. Это надо было так нелепо… И Кассиана здесь. Кошмар.

— Лейн Ленсли, — он уступил мне место, приглашая взойти на кафедру. Я понуро взошел на помост. — Продемонстрируйте, пожалуйста, Огненную Плеть. Небольшую, не более двух раскинов.

И что? Стоять как истукан? Нет, так не пойдет. Раз уж неизбежное что так, что эдак случится, то лучше приблизить этот миг и поскорее пережить его.

— Лейн Симитор. Боюсь, я разочарую вас, — огорченно проговорил я.

— Не думаю. Вы меня всегда радуете. Так давайте блюсти традицию. Приступайте, — с нажимом сказал он.

Я стиснул челюсти. Послышался скрип зубов, и я понял, что переусердствовал.

— Лейн Симитор, нет желания юлить и изворачиваться. Мой зиалис опустошен.

Аудитория охнула. Ситуация не нова для студентов, но сам факт того, что это приключилось на паре по одиннадцати меморандумам говорит о многом и не обещает хороших последствий. Вдвойне странно видеть главным героем ситуации вполне прилежного студента четвертого курса, зарекомендовавшего себя стойким зубрилой.

— Должно быть, я ослышался, — стараясь скрыть неподдельное изумление, сказал лейн Симитор.

— Хотелось бы, чтобы так. Но нет. — Отрезал я, всесторонне капитулируя.

Преподаватель закрыл глаза. Он не выказал эмоций. Я оглянулся на студентов: на меня смотрят, как на гестинга. Торри вертит пальцем у виска, несколько девушек взглядами выражают сочувствие, парни с факультета Воды смеются и переговариваются между собой, кивая в мою сторону. Только бы не попасть на Кассиану. Только бы…

— Лейн Ленсли. Трэго. Вы в своем уме?! — взревел он, больше и не думая сдерживаться. — Кто-кто, а вы! Вы! Нет, дело даже не в вас. Сам факт! Вы понимаете, что натворили?

Преподаватель согнал меня с кафедры и сел на стул. Лысина взмокла, он промокнул ее платком и продолжил, не так пылко, но все еще эмоционально и на повышенных тонах:

— Маг, пренебрегающий своим зиалисом — не маг! У вас есть две ноги, но вы ползаете, у вас есть язык, но вы мычите и изъясняетесь жестами. Глупо? Еще как! То же самое. Мир полон энергии, бери не хочу, а вы, вы… Это неблагодарно к самому Ферленгу! Позор вам, Трэго Ленсли! Подобная халатность так просто не прощается. К следующему занятию принесете доклад на тему «Смерти волшебников по причине отсутствия зиалы». С известными примерами, пожалуйста. Не менее десяти пергаментных листов. Уяснили?

— Да, лейн Симитор.

Я горю. Ощущение, как будто вместо головы Огненный Шар. Кажется, что на щеках можно пожарить яичницу. А ведь где-то там, среди шестидесяти студентов, на меня смотрит Кассиана. А что она делает? Смеется вместе с большинством? Ждет, когда я подниму глаза на нее, чтобы подарить мне взгляд, полный сострадания? Хочет поддержать? Ободрить улыбкой? Или испепелить волной презрения?

Я все-таки нашел ее — болтает с подружками и не собирается поворачивать голову в сторону кафедры в принципе! И не поймешь, что хуже — останься я в полном неведении и догадках насчет ее отношения или вот так в лоб столкнуться с полнейшим пренебрежением…

— Вы можете занять ваше место.

Стараясь не бежать, я размеренно прошел к парте и бухнулся на стул. Я толком и не испытал облегчения от закончившегося позора и стыда. Вместо этого вновь подвергся унизительному допросу.

— И кстати. На что вы потратились?

Тут только ленивый не заметил, как резко насторожилась Кассиана с неизменными подругами. Они с интересом ожидают, как я выкручусь из положения.

— Крепись, старик… — прошептал Торри.

— Я… — не смотри, не смотри, не смотри. — Я сотворил заклинание.

Взрыв хохота. Даже лейн Симитор не удержался.

— Очень хорошо. Какое же?

Она тоже смеется. Боги!

— Одно из заклинаний Удачи…

— Надо полагать, что оно не получилось, — отметил лейн Симитор и вызвал истерический гогот. — Тише, тише, ребята.

— Похоже на то, — согласился я.

— Что ж, тогда я попрошу вас подготовить еще одну работу на тему «Ложь во спасение».

Зал заулюлюкал. Я не смотрю, мне плевать. Делай что хочешь, Кассиана, мне нечего терять.

— Хорошо. Вернее, простите. В общем, да.

Ужасно, скомкано, нелепо, позорно, непростительно. Но все закончилось. Стало легче. После нашего разговора лейн Симитор будто забыл о моем существовании и ни разу не спросил, что было редкостью. Когда пара закончилась, я сказал Торри, чтобы подождал меня снаружи, а сам, дождавшись, когда все выйдут, подошел к проверяющему работы преподавателю.

— Я бы хотел извиниться.

Весь остаток пары мне не давала покоя мысль, что следует попросить прощения. Не следует кривить душой — я поступил ужасно глупо да еще и расстроил лейна Симитора. Он и вправду едва ли не обижается, когда на его пары приходят пустыми. Вдобавок у нас хорошие отношения, не хотелось бы их омрачать подобной нелепицей.

— Извиняйтесь, — холодно бросил он, не поднимая головы.

— Простите, что повел себя опрометчиво и не восстановился перед парой, лейн Симитор. Это поступок, заслуживающий наказания. Я осознаю, что для студента такая выходка непростительна.

Лейн Симитор устало снял очки и потер переносицу. Он посмотрел на меня совсем без злобы и ничуть не по-учительски. Так может смотреть отец, разочарованный очередной выходкой сына-пройдохи.

— Досадно.

— Понимаю, — участливо сказал я.

Он не слушал меня и продолжал.

— Досадно, что вы забыли о том, что мои окна выходят на ту площадь. Так бы я, может, и поверил. Надеюсь, она восхитилась?

Вот так поворот!

— Раз уж вы видели, то сами могли все понять, — нехотя сказал я.

— Да. Альдерин силен, спору нет. Коли у вас не вышло очаровать ее иллюзиями, попробуйте сделать это оригинально — поразите ее докладами! Кто еще сможет так?

В его глазах пылает огонь азарта. Я сейчас беседую с преподавателем?!

— Вы серьезно? — недоверчиво спросил я, позабыв, с кем разговариваю.

— А что? Постарайтесь сделать это эффектно! Чтобы поразить девушку, совсем не обязательно изворотливо колдовать или вечно одерживать победы. Покажите ей, что и проигрывать можно красиво. — Да, может быть… — пораженно ответил я, все еще не веря.