В помещение одновременно ввалилось так много воплощений, что эта картина не укладывалась в моем затуманенном сознании.
Абсолютно одинаковые. Как те бумажные фигурки, растянутые в ряд, только с клинками в руках.
Обнажив собственные мечи, Смерть бросился в бой. Джек за неимением ничего другого вооружился огнетушителем.
После попытки подняться на ноги меня вырвало в лужу собственной крови.
— Не подходи, Императрица, — крикнул Арик, размахивая оружием.
— Мы сами разберёмся! — Джек огрел Винсента по голове.
Опираясь о стену, я неуверенно встала на ноги. Мне бы лишь немного окрепнуть, чтобы призвать на помощь всю ту лавину зелени из шахты лифта.
Кто-то ладонью зажал мне рот.
Показалось, земля уходит из-под ног... нет, мы действительно двигались. Фрагмент стены начал вращаться и нас уволокло в потайное помещение...
— Если хочешь увидеть Селену живой, — прошептал мужской голос, — будь послушной девочкой.
Винсент. Я почувствовала, что этот настоящий.
Никогда ему не увидеть меня послушной девочкой.
Как только он обхватил меня за шею, я выпустила ядовитые шипы. Половина символа скоро станет моей!
— Узнаешь? — он поднёс к моему лицу датчик давления. — Теперь ошейничек носит Селена.
Но… но знак Любовников…
Нет, нет, Селена мой друг. Она же убрала стрелу Лучницы, предназначенную для меня.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Винсент мог провести меня к ней... и Вайолет в Обитель. Я подняла руки в знак капитуляции.
— Я крайне удивлён, Императрица. Ты на самом деле беспокоишься о другой карте, — он втащил меня в тесную лифтовую кабину, ненамного просторнее кухонного подъёмника, — а мы с Ви ещё сомневались, усмирит ли эта угроза твою кровожадность.
Начался подъём — трудно сказать, сколько этажей мы проехали. Он вытолкнул меня в очередное техническое помещение с оранжевыми надписями на стенах.
УДАР ПОРАЖЕНИЕ ПАДЕНИЕ БЕЗУМИЕ
Над ним появилось изображение карты, перевёрнутое, но абсолютно чёткое. Наконец, я столкнулась с одним из исходных близнецов.
Настоящий Винсент разительно отличался от своих рослых безупречно сложенных воплощений. Худой, но обрюзгший. С желтушной лоснящейся кожей. Волосы растрёпаны, майка и джинсы забрызганы кровью. Руки покрыты рубцами и свежими порезами из-за постоянных кровопусканий.
Создавая воплощения, он здорово так идеализировал свой образ. Тщеславный? О, да.
Я не могла дождаться, когда увижу настоящую Вайолет.
— Признайся: ты отфотошопил свои воплощения?
— Ты действительно хочешь поговорить о моей внешности? — даже голос у него был писклявее, чем у воплощений. — Вся в крови. И на этот раз, как не удивительно, в своей собственной.
Справедливое замечание.
— Где твоя сестра и Селена?
— К ним я тебя и веду, — он жестом показал мне идти рядом.
Я решила потянуть время, чтобы немного исцелиться и восстановиться. Чтобы продумать план, как заполучить датчик, устранить близнецов, и вернуться к Арику и Джеку.
Мы с Винсентом брели по коридору бок о бок, как два ученика направляющиеся в класс на урок. Как будто я не убила бы его при первой же возможности. Как будто он не предвкушал, как заставит меня истошно кричать. Как будто Бэгмены только что не сожрали его отца.
Затишье перед бурей. Мы с Винсентом оба знали это.
— Почему написаны именно эти слова? — мой голос звучал приглушенно – от рвоты и криков я сильно охрипла.
— Чтобы мы с Вайолет не забывали о своем могуществе.
— То есть?
— Мы управляем самой разрушительной силой во Вселенной.
Как же меня достали эти слова.
— Я ошибалась, когда говорила так о любви.
Он нахмурился.
— Конечно же, это самая разрушительная сила... наша сила. Любовь порождает насилие, убийства и войны. С чего бы ещё смертные отождествляли её со столь ужасными вещами?
— Что ты имеешь в виду?
— Не зря же говорят: любовь зла, от любви до ненависти – один шаг. Нас поражают недуги, поражает горе и поражает любовь. Мы влюбляемся до беспамятства, до безумия, но ведь безумие тоже болезнь. Мы сгораем в любви, утопаем в любви, падаем в омут.
Я не знала, как правильно описать любовь... знала лишь, что у них было слишком извращённое понятие о ней.
— Символ любви – сердце, пронзённое стрелой. Звучит болезненно, не так ли? — свободной рукой он оттянул воротник и повертел головой. — Словно невидимый удар в сердце.
— Любовь причиняет боль. Я поняла.
Он ухмыльнулся; я брезгливо поморщилась. Зубы у него были такие же жёлтые, как и у отца.
— Ты и сейчас чувствуешь боль, Императрица. Твоё сердце разрывается... между охотником и Смертью.
Где-то в этом логове Арик неутомимо сражался за меня. Да, я его любила. Но и Джека я любила.
— Все сложно, — мой ответ месяца.
— Приведя сюда Смерть, ты нарушила наши правила. Но я этому даже рад. Теперь мы сможем использовать против тебя сразу двух твоих возлюбленных. Пожалуй, стоит взять их живыми.
Его глаза потемнели, взгляд стал пустым.
— Ты сейчас смотришь глазами своих воплощений.
— Мы смотрим.
— Sievā, ответь мне! —
— Арик! Со мной пока всё в порядке. Как вы с Джеком? —
— Заняты. —
— Я с Винсентом. Пока не нашла ни Селену, ни Вайолет. —
— Я приду за тобой. Держись. —
— Я могу потянуть время. —
Нет ответа.
Взгляд Винсента прояснился.
— Ты вспомнила наше прошлое?
Сквозь боль покачала головой.
— Но, когда Смерть переведёт ваши хроники, я обязательно поинтересуюсь.
— Пока мы тут разговариваем, воплощения направляются к вашим лошадям, чтобы забрать украденное у нас имущество.
— У бронированного жеребца Смерти? — я чуть не рассмеялась. — Желаю удачи.
Им еще повезет, если они его просто не поймают. Из Бэгменов Танатос своими копытами приготовил отличный паштет.
— Что в этих хрониках такого важного?
— Когда мы были детьми, отец каждый вечер читал нам их перед сном, — кровавые сказки на ночь, — мы сентиментальны.
Сентиментальны?
— Из-за тебя и сестры, ваш отец пошёл на корм Бэгменам.
Он кивнул.
— Сегодня мы любили нашего отца. Мы любили нашу мать, придя в эту жизнь.
Она умерла при родах?
У меня закралось подозрение.
— Винсент, ты когда-нибудь покидал это место?
Он удивлённо заморгал.
— С чего бы?
В ответ на мой недоумевающий взгляд он пояснил:
— Отец купил Обитель, когда мама была беременна нами... на случай, если его дети будут вовлечены в новую игру и на случай новых катаклизмов. Когда он узнал, что родятся близнецы, то понял, что игра вот-вот начнётся. И мы с самого рождения жили здесь в полной безопасности.
Неужели близнецы никогда не видели солнца?
Он показал на дверь.
— Туда.
Я решила и дальше следовать за ним.
Как только мы переступили порог, он закрыл за собой дверь и, не отрывая палец от датчика, запер ее с помощью комбинации, которую я не видела.
Я оказалась с ним в ловушке?
Он оказался в ловушке со мной.
Подойди, Винсент, прикоснись...
Он привёл меня в просторную игровую. У одной стены рядом с раковиной стоял холодильник, микроволновка и мусорное ведро, переполненное упаковками из-под замороженных полуфабрикатов и чипсов. Вокруг него валялась скомканная одежда.
Вдоль другой стены тянулся длинный стол, заставленный клавиатурами и джойстиками. Многочисленные мониторы пестрели приостановленными видеоиграми.
Перед мягким геймерским креслом стояла тарелка с недоеденным горячим бутербродом Hot Pocket[32] и банка Колы.
— Значит, это и есть твое герцогство. И ты целыми днями сидишь здесь и играешь?
В то время как весь остальной мир борется за выживание? Как получилось, что эту берлогу заняла пара засранцев, которые меньше всего этого заслуживают?
— Мы играем, когда не оттачиваем своё мастерство. И когда нас никто не прерывает, — он бросил на меня недовольный взгляд и опустился в кресло, — в некотором смысле вся наша жизнь – видеоигра. Мы посылаем в мир свои аватары, а Обитель – логово большого босса.
Винсент был чудовищем... и все же он говорил, как возбужденный подросток:
— Мы превратили его в дом ужасов! С воплощениями, патрулирующими каждый этаж, и Бэгменами в подвале, охраняющими наши сокровища. Поздравляем, Императрица, ты пережила нашу маленькую шалость со взрывом и попала на этот секретный бонусный уровень. Но у тебя осталась только одна жизнь.
Он обнажил свою гадкую ухмылку.
Винсент Миловичи не имел недостатка в замороженных закусках, но, видимо, никогда не видел зубной щетки. Я отвела от него взгляд и покосилась на одежду возле мусорной корзины.
Это были вещи Селены?
Да, это была ее рубашка, куртка и ботинки... выброшенные вместе с обёртками от еды. Потому что близнецы не думали, что они ей ещё понадобятся?
— Где Селена? Что вы с ней сделали?
Он растерянно ответил:
— Мы любили ее.
Во мне вскипела ярость:
— Ты её изнасиловал?
— Чтобы я изменил Ви? Ты с ума сошла?
Он был настолько возмущён, что я ему даже поверила.
Вот уж никогда бы не подумала, что почувствую облегчение, от того, что Винсент хранит верность Вайолет.
— Ты же говорил, что отведешь меня к ней.
Он снова оттянул воротник:
— Что за спешка? У нас есть уйма времени.
— Почему ты не хочешь, чтобы я её увидела? Стыдишься своих извращенных деяний?
Он ухмыльнулся.
— Любодеяний.
Я бросила на него выразительный взгляд в духе Селены. Серьёзно?
Он свёл чёрные брови.
— Мы гордимся своей работой, Императрица. Всегда гордились.
Работой?
— Но если тебе так уж невтерпеж...
Он потянулся к столу и нажал на кнопку. Отъехала часть стены, открывая камеру пыток. В нос ударила такая жуткая вонь, что меня чуть снова не вырвало.
На этом фоне палатка в лагере южной АЮВ напоминала кружок самодеятельности. Кроме известных мне приспособлений там было и много новых. Позорный столб, дыба, настоящая гильотина.
Бревна с кандалами. Окровавленные молотки и топоры на верстаке. Настенная панель с различными металлическими масками позора, ножовками, секаторами и другими хитроумными инструментами.
В вентилируемой яме горел большой костёр, рядом стоял стеллаж со щипцами и штырями. Один труп гнил на стуле с шипами; второй разлагается в подвесной клетке.
— Жертв поступает всё меньше и меньше, — Винсент вздохнул, словно был смущён скудным размахом кровопролития, — но теперь ты со своей способностью к регенерации станешь для меня нескончаемой видеоигрой.
Там же стояла кровать с мятыми простынями. Неужели близнецы спали здесь, среди трупов и вони.
— Где же Вайолет?
— Она всегда рядом.
— Если вы с сестрой обладаете силами Чудо-близнецов, то почему не ходите везде месте?
— Наши способности... развиваются.
Казалось, он считал это удачной шуткой.
В правом углу я увидела окровавленную деревянную колоду с воткнутым топором. Перед ней кто-то стоял на коленях.
— Селена?