Земля. Я знаю, соседка, что ты можешь говорить и отвечать, потому что ты — лицо; это я не раз слыхала от поэтов; да кроме того всем нашим ребятам известно, что у тебя, как у них, есть глаза, рот и нос: все это они видят собственными глазами, а в их лета зрение должно быть преострое. Что до меня, то я думаю, тебе известно, что я также лицо и в молодости произвела на свет много детей, а потому ты, конечно, не удивляешься, слушая меня. Не удивляйся, милая моя, и тому, что мы, состоя (сколько веков, уж не помню) добрыми соседями, до сих пор не перекинулись друг с другом ни одним словечком: это потому, что я была по горло занята и до сих пор не имела минуты свободной. Но теперь, когда дела мои поутихли и идут, что называется, сами собой, я не знаю, что мне делать и просто умираю от скуки, а потому с этих пор я предполагаю почаще беседовать с тобою и осведомляться о твоих делах, в чем, надеюсь, ты не откажешь мне.
Луна. Без всякого сомнения, соседка. Если ты хочешь говорить со мною, сделай одолжение, не стесняйся; я готова слушать тебя и отвечать тебе, хотя сама вообще очень молчалива.
Земля. Слышишь-ли ты гармонический звук, который производят небесные тела своим движением?
Луна. По правде сказать, я ничего не слышу.
Земля. Ведь и я также ничего не слышу, за исключением воя ветра, идущего от моих полюсов к экватору и обратно, что уже никак не может назваться музыкой. Но Пифагор утверждает, что небесные сферы производят необыкновенно приятную гармонию, в которой ты сама участвуешь, составляя октаву этой мировой лиры, но что я оглушена вашей музыкой и потому не слышу ее.
Луна. Должно быть, и я оглушена, и потому тоже не слышу ее, хотя до сих пор не подозревала, что исполняю должность октавы на какой-то лире.
Земля. В таком случае, переменим разговор. Скажи мне: действительно-ли ты обитаема, как утверждают тысячи древних и новых философов, начиная с Орфея до Лаланда? Как я ни старалась удлинить свои рога, которые люди называют горами и с вершин которых я тебя наблюдаю на манер улитки, я никогда не замечала на тебе ни одного живого существа.
Луна. Не знаю, какие у тебя там рога, но я действительно обитаема.
Земля. Какого-же цвета твои люди?
Луна. Какие люди?
Земля. Которые тебя населяют. Ведь ты говоришь, что обитаема?
Луна. Да, но что-же из этого следует?
Земля. Из этого следует, что не все-же твои обитатели звери!
Луна. Не звери и не люди: я не имею никакого понятия ни о тех, ни о других, равно как и о многих вещах, о которых ты мне говорила и которых я совершенно не поняла.
Земля. Но в каком-же роде твое население?
Луна. Оно многочисленно, разнообразно и неизвестно тебе так-же, как мне неизвестно твое.
Земля. Странно, удивительно! Я ни за что на свете не поверила-бы этому, если-б не слышала от тебя самой. Но была-ли ты покорена кем-нибудь из твоих обитателей?
Луна. Покорена? Как это? Почему?
Земля. Из честолюбия, жадности, — политикой, оружием?...
Луна. Я не понимаю, что такое оружие, политика, честолюбие, — словом, ничего не понимаю из твоих слов.
Земля. Но если ты не знаешь, что такое оружие, тебе, вероятно, известно, что такое война, потому что недавно один здешний физик, посредством телескопов (знаешь, таких трубок, с помощью которых можно очень далеко видеть), открыл у тебя великолепное укрепление с правильными бастионами — доказательство, что твои народы ведут по крайней мере осадную войну...
Луна. Извини, моя милая, если я отвечу тебе немного свободно, что, может быть, не совсем прилично мне, как твоей подданной... Но, право, ты мне кажешься уж чересчур тщеславной, если воображаешь, что все вещи в мире походят на твои собственные, как будто природа только о том и заботилась, как-бы копировать тебя во всем и везде. Я говорю тебе, что обитаема, — и ты заключаешь из этого, что мои обитатели должны быть людьми; объявляю тебе, что они не люди, а ты, соглашаясь с этим, приписываешь им качества людей и ссылаешься на какие-то телескопы какого-то физика. Ну, если эти телескопы и в других вещах видят не лучше, право — они зорки не более твоих ребят, открывших у меня глаза, рот и нос...
Земля. Стало быть, не правда и то, что твои города снабжены широкими и чистыми улицами и что ты возделана, как это совершенно ясно видно со стороны Германии при помощи телескопов? {Открытие, принадлежащее г. Грутуизену. См. немецкие газеты за март 1824.}
Луна. Если я возделана, то не замечаю этого; если у меня есть улицы, — не вижу их...
Земля. Видишь-ли, голубушка, я немножко простовата, а потому неудивительно, что люди легко меня обманывают. Но тем не менее, говорю тебе, — остерегайся: если твои жители не стараются тебя покорить, то ожидай опасности от моих: многие из них в разные времена не шутя намеревались тебя покорить и уже сделали с этою целью много приготовлений; в последнее время они стараются как можно подробнее исследовать каждую твою точку, составляют карты твоих владений, измеряют высоты твоих гор, знают даже их имена. Желая тебе всякого добра, я считаю долгом известить тебя об этом деле, чтоб ты на всякий случай держала ухо на-стороже. Теперь позволь задать тебе еще несколько вопросовъ: почему это собаки на тебя лают? Что ты думаешь о тех, которые показывают тебя в колодце? Женщина ты или мужчина?— древние расходились во мнениях касательно этого обстоятельства {У Макробия, Тертулиана.}. Правда-ли, что жители Аркадии пришли в мир прежде тебя {У Менандра.}? Что твои женщины, или — не знаю, как их там зовут, — несут яйца, и одно из таких яиц, не знаю когда, падает сюда вниз? Правда-ли, что ты сделана из свежего сыра, как утверждают некоторые англичане {That the moon is made of green cheese. Английская пословица.}? Что Магомет однажды — днем-ли, ночью-ли, — разломил тебя пополам, как арбуз, и порядочный кусок твоего тела скользнул ему за рукав? Почему ты так облюбовала верхушки минаретов? Что скажешь о празднике байрама?
Луна. Продолжай, продолжай, соседка, — благо мне не нужно отвечать тебе и прерывать свое обычное молчание. Но если ты так любишь болтать и не находишь других предметов для разговора, — лучше было-бы тебе соорудить из твоих людей новую планету, которая-бы вращалась около тебя и была бы составлена и населена по твоему вкусу; я-же, как видишь, совсем отказываюсь понимать тебя: ты умеешь говорить только о людях, собаках и тому подобных вещах, о которых я знаю так-же много, как и о том великом солнце, вокруг которого, как я слышала, ходит наше собственное солнце.
Земля. Правда, чем больше я стараюсь обходить в нашем разговоре мои собственные дела и вещи, тем менее успеваю в этом. Но вперед я буду осмотрительнее. Скажи мне: это ты забавляешься, притягивая у меня воду из моря и потом снова заставляя ее падать?
Луна. Может быть. Но если и так, я не замечаю этого, как и ты вероятно не замечаешь многих своих действий, хотя они должны быть заметнее моих, потому что ты больше и сильнее меня.
Земля. Я знаю только, что по временам собираю тебе солнечный свет, а твой беру себе; также доставляю тебе сильное освещение во время твоих ночей, что и сама иногда замечаю {Астрономы называют этот свет непрозрачным, матовым. Он бывает виден в темной стороне лунного диска во время новолуния.}. Но я забываю о самом главном: хотелось-бы мне знать, правду ли говорит Ариост, что все, что человек со временем теряет, напр. юность, красота, здоровье, стремления честолюбия и т. под.— все это уходит от земли и отправляется на луну, так что там у тебя собирается все человеческое, за исключением одной глупости, которая никогда не покидает людей? Если это правда, — ты теперь, я думаю, полным полна, и скоро у тебя не достанет места, тем более, что в последнее время люди потеряли множество вещей (так, напр., любовь к отечеству, добродетель," справедливость, великодушие), и не только некоторые и отчасти,; но все и вполне. Действительно, если все это не у тебя, то где же оно? А потому сделаем уговор, по которому ты обязуешься с этих пор передавать мне из рук в руки эти необходимые вещи, тем более, что ты наверное и сама будешь рада опростаться от них, особенно от здравого смысла, который, говорят, занимает у тебя очень много места; я-же, с своей стороны, обязуюсь платить тебе за все это чистыми людскими денежками.
Луна. Я вижу, ты снова возвращаешься к людям, и хотя, по твоим словам, глупость не покидает твоих границ, однако ты хочешь всячески одурачить меня и лишить здравого смысла, отыскивая свой собственный, который я не знаю, куда ты девала; знаю только, что у меня его нет, как нет и других вещей, о которых ты спрашиваешь.
Земля. Но по крайней мере скажи мне, существуют-ли там у вас пороки, злодеяния, несчастья, печали, старость, — словом зло? Слыхала-ли ты об этих вещах?
Луна. О, об этих-то я слыхала и знаю их, знаю превосходно, потому что действительно переполнена ими.
Земля. Что-же преобладает у твоего народа, — достоинства или недостатки?
Луна. Недостатки далеко преобладают.
Земля. Чего у тебя больше, добра или зла?
Луна. Зла, — без всякого сравнения.
Земля. Вообще, счастливы или несчастны твои обитатели?
Луна. Так несчастны, что я не поменялась-бы жребием с самым счастливым из них.
Земля. То-же самое и здесь. Удивительно, как это я, нисколько не похожая на тебя во всем другом, в этом совершенно сходна с тобою!
Луна. Так-же, как сходна со мною и формой, и движеньем, и тем, что получаешь свет от солнца. В этом нет ничего особенно удивительного: зло обще всем планетам вселенной или, по крайней мере, нашего солнечного мира, как и форма круга и другие упомянутые свойства. Если-бы тебя могли слышать Уран или Сатурн, или какая-нибудь другая планета, все они ответили-бы тебе то-же самое: я уже спрашивала об этом Венеру и Меркурия, к которым иногда бываю ближе тебя, спрашивала и другие планеты, все говорят одно и то-же; я думаю, что даже само солнце и всякая другая звезда подтвердит это.
Земля. Тем не менее я все-таки ожидаю добра, в особенности теперь: люди обещают мне в будущем много счастия.
Луна. Ожидай себе; и я тебе обещаю, что ты никогда не перестанешь ожидать.
Земля. Однако, знаешь что? Мои люди и звери начинают просыпаться: с той стороны, откуда я говорю с тобою, — ночь, а потому все они спали; по вследствие шума, который мы производим нашим разговором, они начинают в страхе просыпаться...
Луна. Но с этой стороны, как ты видишь, — день.
Земля. Я вовсе не желаю причинять беспокойство моим людям и нарушать их сон, который есть их величайшее благо. А потому, соседка, мы поболтаем в другое время. Прощай-же, доброго дня!
Луна. Прощай. Доброй ночи!