Разорванная Земля

Глава 30 Ловушка

— Что там случилось? — выходя из центрального шатра, спросил Гробченко у Метисова, который как раз возвращался обратно.

— Гангрена ранил профессора Беликова и одного из наших бойцов, — сообщил полковник. — А затем Полина его застрелила.

Виктор задумчиво кивнул.

— Хорошая девушка. Молодец, полковник, что догадался привлечь её на нашу сторону.

— Я сомневаюсь, что она заняла чью-то сторону, — фыркнул тот. — Просто наши пути временно совпали. Товарищ генерал-майор, я хотел бы с вами кое-что обсудить.

— Вот как? Ну проходи, обсудим.

Они оба зашли в палатку и приблизились к раскладному столу с топографическими картами местности и распечатками команд из центра. Внутри горела переносная лампа.

— Так в чём же дело? — сразу взял быка за рога Гробченко.

— Борис только что связался с Гурамом по рации и предложил некоторый план. Нужно ваше одобрение, но я не уверен, что вам понравится.

— Ближе к делу, полковник.

Метисов кивнул, подбирая слова.

— Мутанты практически неуязвимы для нашего оружия, и они это знают. Вот почему мы можем этим воспользоваться. Акудник обнаружил неподалёку подходящую площадку. Он хочет, чтобы мы разыграли на ней сценку. Якобы, мы собираемся захватить его, когда он придёт на встречу. Для этого нужно, чтобы душманы увидели наши приготовления Это даст им знать, что скоро начнётся самое интересное, и они обязательно вмешаются, чтобы разрушить наш план.

Генерал-майор недовольно нахмурился.

— Ты прав, мне всё это не нравится. Похоже на детскую самодеятельность, — пробурчал он. — Мы что, какие-то скауты?

Метисов ухмыльнулся.

— А как по мне, это похоже на план. Главное, это собрать мутантов в одном месте, чтобы потом было легче давить их всех разом. Не знаю, что он задумал, но если это поможет избежать нам ненужных жертв, мы должны ему довериться.

— А если он просто хочет избавиться от нас с помощью мутантов? Мы можем подстраховаться и захватить с собой гамма-конвертер?

Метисов покачал головой.

— Вот тогда они точно всё поймут. Конвертер совсем не маленькое устройство, чтобы скрыть его. К тому же требует отдельной линии питания. Что касается предательства с его стороны, я в это не верю. Борис искренне полагает, что его мёртвый брат находится у нас.

— Кстати, насчёт этого, — оживился Гробченко, — объясни-ка подробнее, что это значит. Ты же сам был в тот день в Атомграде и видел всё своими глазами.

— Боюсь, у меня нет ответов на этот вопрос. Одни только предположения.

— Какие?

Полковник не спешил отвечать. Похоже, он в чём-то сомневался. Наконец, он произнёс:

— Ну, например, артефакт создаёт иллюзорного двойника, чтобы через него влиять на парнишку.

Виктор задумчиво погладил гладко выбритый подбородок.

— Звучит неприятно.

— Так и есть, — кивнул Метисов, а затем нетерпеливо махнул рукой. — Так что насчёт плана? Вы одобряете его или нет? Если да, я должен быстрее заняться этим. Времени у нас осталось не очень много.

— Это почему?

— Лучше всего провернуть наше дельце до темноты. Это значит, у нас осталось всего несколько часов.

Гробченко погрузился в размышления. Спустя какое-то время он выдал вердикт:

— Пусть будет так. Но смотри, полковник, если Акудник задумал подставить нас, за всё спрошу с тебя. Иди, но держи меня в курсе.

Метисов коротко кивнул, развернулся и собирался выйти из шатра, когда Гробченко его негромко окликнул:

— Погоди, Олег. Что там с профессором? Ну и с солдатом тоже? Они живы?

Метисов погрустнел.

— С солдатом всё хорошо. Шурочкин крепкий парень, выкарабкается. А вот Беликов… К сожалению, с ним всё гораздо сложнее.

— Что именно?

— Проникающее колото-резаное в правое лёгкое. Фельдшер говорит, что там скопилось много крови. Она давит на трахею и мешает дышать. Даже не знаю, чем всё это закончится.

— Жалко, — сухо сказал генерал. — Если такой неординарный учёный погибнет, это безусловно будет нашим провалом. Ладно, можешь идти…

Полковник кивнул и вышел из палатки на открытый воздух.

— Жалко у пчёлки, — с раздражением пробормотал он, а затем сразу же отправился к своим наиболее доверенным людям — Гураму, Полине и Бугаю. У него было для них несколько важных распоряжений.

Через пару часов всё было готово. Место для ловушки действительно было выбрано отличное — небольшая вытянутая долина, аккуратно вписавшаяся в горный ландшафт. Почти целиком она поросла вековыми деревьями — соснами и елями, и имела всего два выхода. Первый — горная тропа, зажатая меж отвесных стен каньона. Второй — фактически трещина в стене, через которую мог протиснуться только не очень крупный человек. Для того, чтобы сержант Бугай попал внутрь, военным пришлось расширить узкий лаз при помощи портативного лазерного резака.

Солдаты развернули среди деревьев несколько огневых точек, спрятав их за разлапистыми ветвями. Казалось, они действительно готовят ловушку, только эта ловушка была фальшивой. По сути, прикрытие для другой, с усмешкой подумал Метисов, осматривая площадку. Ближе к одной из сторон долины в воздухе ощущалось давление. Не удивительно, совсем рядом в горах пролегал барьер, разделяющий обе лакуны. Без очков v-анализатора он походил на сплошную перламутровую стену, а в очках можно было рассмотреть отдельные цветные потоки, периодически сворачивающиеся в опасные завихрения. Где-то среди них подрагивали усики неведомых растений, напоминающих лианы и папоротники, но столь удивительных форм и расцветок, что вся земная флора позеленела бы от зависти. Там же бродили странные существа, ещё более необычные чем ламантины или сомнамбулы.

— Ну что, Гурам, начинаем? — спросил полковник у капитана, и тот кивнул, подтверждая готовность.

— Тогда сообщи Борису. Пусть выходит.

Сегодня настроение в шайке душманов не отличалось особым подъёмом. Впервые за долгое время они были подавлены. Хуже всех себя чувствовал Карло, оторванная конечность которого давала о себе знать мифическими болями. Морда Мишутки также казалась более воспалённой, чем обычно, а Зиверг никак не мог почувствовать себя комфортно в теле неизвестного солдата. Всё из-за этой несносной девицы, которая смертельно ранила его новое тело, захваченное на мосту между двух зданий. Нужно было оставить себе того здоровяка, тогда бы она менее охотно палила в него из пушки. Но ничего, усмехнулся мутант, всё ещё можно будет исправить…

Пожалуй, только Клу чувствовал себя вполне нормально, если нескончаемый голод можно назвать чем-то нормальным. Впервые за долгое время он поменял оружие — избавился от своей излюбленной болванки, пришедшей за одну ночь в полнейшую негодность, заменив её на кусок заводской трубы, которую примотал к себе толстой цепью.

Душманы находились на высокой скале, откуда могли наблюдать и шахту № 5, и долину, на которой военные развернули необычную активность. Карло, который только что вернулся с разведки, подтвердил:

— Солдаты действительно что-то задумали. Очевидно, они готовят площадку для атаки. Но вот кого они хотят застать врасплох? Неужели нашего маленького зайчонка?

— Или, например, нас? — предположил Зиверг. — Не стоит недооценивать людей.

— Предлагаю, их всех сожрать? — визгливо воскликнул Голодный Клу, от чего его гигантское брюхо затряслось, словно желе.

— Помолчи, толстяк, — раздражённо рявкнул Пантелеймон. — Пока я сам тебя не сожрал.

От него повеяло ощутимой угрозой, и Клубень с тревогой отшатнулся от босса.

— Что вы вообще здесь делаете, неудачники? — продолжал бушевать тот. — Почему вы ещё не притащили мне этого мерзавца? Разве я о многом вас прошу?

— Эта мартышка за последний год научилась хорошо прятаться, — извиняющимся тоном ответил Карло. — Вот если бы с нами был милый Тотошка… — он замолчал, сразу припомнив, чем закончилась его встреча с волком.

— Хватит оправдываться, отбросы. И почему я вытащил из Лебедя именно вас?

В этот момент Мишутка зарычал, привлекая к себе внимание остальных.

— Ну что ещё? — рявкнул Зиверг.

Гризли указал лапой куда-то в сторону, и остальные сразу же всё поняли. Километрах в трёх от них, на пустынной горной тропе показался человек. Это безусловно был тот, кого они пытались поймать уже больше года. Нынешний владелец Сферы Римана. Артефакт плыл за ним, мягко покачиваясь в воздухе, словно воздушный шар.

— Ну вот и всё, — с ядовитой ухмылкой прошептал Изверг. — Очень скоро я верну тебя, и на этот раз ты не сможешь мне отказать.

Тропа, по которой шёл юноша, сильно петляла, и уже через несколько мгновений он снова исчез за поворотом.

— Не дайте солдатам заполучить его, — приказал главный, и остальные устремились к цели. Сам Зиверг не отставал от них.

Выскочив на тропу, Мишутка и Клу не смогли уместиться на ней одновременно, зажатые узким каньоном, и начали агрессивно толкаться плечами, как будто желая вытолкать друг друга.

— Идиоты, хватит ребячиться, — прошипел Зиверг. — Идите в обход.

Гиганты безропотно подчинились. Тела обоих душманов покрылись необычным мерцанием, которое напоминало тонкую радужную плёнку. Она каким-то образом позволила им погрузиться в каменную стену и полностью исчезнуть в ней. Всего секунда — и они покинули тропу, уйдя каждый в свою сторону, фактически внутрь каменного массива. Карло, который двигался впереди, обернулся, чтобы предупредить:

— Босс, по курсу какая-то аномалия. Будь осторожен, — после чего он взвился в воздух и перескочил препятствие, приземлившись на другой стороне.

Зиверг понимающе хмыкнул. Вот, в чём дело. Эти людишки столь же предсказуемы, сколь и глупы. Они ведь даже не знают, на что способны душманы, а всё туда же, надеются победить. Как же они будут разочарованы…

Пантелеймон внезапно осел на землю, превратившись разом в кусок протухшего мяса. Какая-то светящаяся субстанция, похожая на осклизлую многоножку, покинула тело мертвеца, выбравшись наружу через его рот. Затем она погрузилась в землю, как это сделали Мишутка и Клу. К сожалению, Зиверг не мог это осуществить, находясь в чужом теле, поэтому ему пришлось избавиться от него. Что ж, оно всё равно было испорчено, а впереди у него имеется ещё множество самых разнообразных, таких свежих и восхитительных на вкус…

Освободив Пиковую Даму на тропе, так что обогнуть её не было никакой возможности, Борис отправился дальше, где его уже встречали Гурам и Полина.

— Ты смотри, кто у нас здесь, — усмехнулась девушка. — Давненько не виделись, Шрамик. Как поживаешь?

Борис скорчил болезненную гримасу. Он всё ещё не мог забыть, как эта наглая девица огрела его по голове, а затем притащила к Барону.

— Ну что? — спросил капитан. — Твой план удался? Они повелись? Или мы зря всё это затеяли?

Борис не успел ответить. Внезапно он побледнел.

— Мы с вами ошиблись, — простонал он. — Нужно бежать отсюда…

— Что? Ты с ума сошёл? — рявкнула Крабстер, наводя на него винтовку.

— Мы недооценили их. Только что эти твари обошли мою ловушку.

Неожиданно глаза Полины расширились. Она увидела позади Бориса уже знакомую ей округлую фигуру в аляповатовых тряпках. Гурам моментально сообразил что к чему и рванул назад, потащив девушку за собой. Борис следовал сразу за ними. В этот момент солдаты ударили по жабе плотным огнём. Метисов умел реагировать оперативно. Но Карло тоже было непросто застать врасплох. Невероятным прыжком он убрался в сторону и спрятался за каменным выступом, где вражеские пули не могли его достать.

В этот момент из кварцевой стены на востоке появились звериные лапы, вооруженные острыми когтями. Сразу за ними показалась свирепая морда, наполовину изъеденная неизвестной инфекцией. Судя по всему Мишутка был не в лучшем расположении духа. Сразу две скрытые точки обрушили на него всю огневую мощь, чем привели мутанта в ещё большую ярость.

В это же время на западе из отвесной стены вынырнул Клу, а затем отряхнулся, как будто собака после купания. Во все стороны от него, словно шрапнель, полетели кусочки гравия и халцедона. Шеварднадзе заставил своих спутников укрыться в кустах, надеясь, что мутант не заметил их.

— Они и так могут? — с ужасом прошептала Полина.

— Видимо, могут, — хмуро ответил Гурам. — На самом деле мы знаем о них не очень много.

Борис впал в отчаяние. Именно он был тем, кто повлиял на такое развитие событий: свёл людей и душманов там, где у первых не было никаких преимуществ перед вторыми. Сколько же теперь погибнет из-за него?

— Почему никто из них не отходит? — пробормотал он, расширенными глазами глядя на то, как Мишутка Гризли прорывается под сплошным огнём к одной из оборонительных точек. Всего несколько мгновений — и вот он уже начал рвать на куски всех тех, кому не повезло попасть ему под горячую лапу. Словно в унисон с мыслями Акудника в лесу раздался вопль полковника:

— Отступаем. Отступаем. Мы не сможем их удержать.

Металлическая труба, словно в замедленном воспроизведении, пронеслась мимо Бориса и разнесла в щепы несколько соседних деревьев, вместе с солдатами за ними. Кровавые пятна обагрили землю. Голодный Клу с чудовищным смехом дёрнул цепь на себя и возвратил оружие обратно.

— Мы снова встретились, зайчонок, — с восторгом проревел он, увидев юношу. — И ты ответишь мне за тот день…

— Отступаем, но не бежим, — снова послышались вдалеке команды Метисова, в перерывах между автоматным огнём. — Держать строй, я сказал.

— Ты с нами, — до затуманенного сознания донёсся суровый голос Гурама. — Приди в себя, парень. Мы уходим.

Где-то в глубине чащи раздались крики солдат, а затем пулемётная очередь. Очевидно, в той стороне что-то происходило. Что-то по настоящему ужасное. И во всём этом был виноват он, только он и никто другой. Борис бежал, низко пригибаясь к земле и проклиная себя на чём свет стоит. Он старался не смотреть на Клу, который следовал за ними по пятам. Мутант не особо спешил, как будто наслаждаясь процессом гона. На его лице блуждала воодушевлённая ухмылка. Борис ускорил шаг и едва не попал в лужу кислоты, которая только что образовалась перед ним.

Карло, ублюдок…

Углубившись в лес, им удалось немного опередить противника. Мутанты остались где-то позади. Через пару минут они выбежали на поляну, на которой лежало несколько трупов, иссечённых градом пуль. Полина напряжённо замерла, потому что моментально всё поняла. Знакомая фигура в тельняшке, с пулемётом ПКМ наперевес, возвышалась над ними, стоя на песчаной насыпи. Чужие-знакомые глаза с насмешкой смотрели на девушку.

— Илья, — с болью прошептала она. — Ах ты мелкий ублюдок. Ты снова захватил его.

— Что такое? — не понял Гурам. — Бугай, что происходит?

— Не приближайся к нему, — взвизгнула девушка. — Это больше не он. Это Зиверг.

— Умная малышка, — язвительно рассмеялся мутант. — И на этот раз я не намерен отдавать его вам. Хороший экземпляр, в самый раз для меня. А теперь, наконец, мы подошли к кульминации. Я прикончу мальчишку и заберу своё.

— Сфера не станет тебе подчиняться, — неожиданно крикнул Борис, отыскав в себе смелость.

— Да неужели? — осклабился лже-Бугай, направляя на парня дуло своего ПКМ. — Когда я сниму с твоей руки этот замечательный браслет, она будет моя с потрохами. Вот для чего на самом деле я передал её твоему отцу. Я знал, что он отыщет способ управлять этой штуковиной.

Борис нахмурился.

— Так значит твой договор с военными с самого начала был фикцией?

Мутант презрительно хмыкнул.

— Как и их со мной. Это была игра с нулевой суммой, в которую никто из нас не верил. Но тогда всем было выгодно в ней участвовать. И если бы не ты, я бы уже давно победил. Ты знаешь, когда-то я ещё думал о том, чтобы пощадить тебя. В конце концов, мы чем-то с тобой похожи: оба всю свою жизнь пытались выслужиться перед отцом-тираном.

— Откуда ты знаешь? — мрачно спросил Борис.

Зиверг усмехнулся лицом Бугая.

— Я многое знаю, потому что когда-то твоя Сфера служила мне. Ты даже не представляешь себе, что это такое. Она поглотила все до единого воспоминания профессора Беликова, и в них я увидел себя, своего отца и братьев, а также тебя и твоего папашу, мой милый послушный мальчик. Вот почему я думал дать тебе шанс, но знаешь что? Я передумал.

Борис не понял из сказанного практически ничего, тем более, что и времени на это у него уже не осталось. В этот момент из леса показались другие мутанты, не спеша окружая Полину, Гурама и Бориса с трёх сторон. Их лица отражали звериную радость. Наконец-то утомительная погоня за мартышкой закончилась, не прошло и тринадцати месяцев.

— Отдай его мне, босс, — попросил Клу, уже пуская слюни изо рта. — Я так голоден.

— Почему сразу тебе, — возмутился Карло. — Это я пострадал больше всех. Посмотри на мою руку, увалень. Кроме того, этот мерзавец виновен в смерти моего любимого друга, Ганечки.

— Плевать мне на тебя и на Крокодайла, — рявкнул Клу. Его глаза начинали наливаться кровью.

— Заткнитесь оба, — властно сказал Зиверг. — Никто из вас не заслуживает этой награды. Пожалуй, я сам опустошу его мозги…

Диалог мутантов внезапно отрезвил Бориса. Каким-то образом ему удалось восстановить душевное равновесие. Сфера, которая всё это время левитировала за его спиной, поднялась выше, как будто готовясь к бою.

— И что ты сделаешь? — рассмеялся Пантелеймон. — Она же ничего не может, кроме нескольких безобидных трюков…

— Вот как? — процедил Акудник. — Тогда зачем она тебе?

— Мертвецов это не касается.

В этот момент все присутствующие на поляне ощутили, что время пришло. Впереди у них была короткая стычка с неизбежным результатом. Никто, даже Борис, в этом не сомневался. Однако судьба — капризная дама, она умеет удивлять и переворачивать всё с ног на голову. В ту самую секунду, когда Зиверг собрался прошить людей пулемётной очередью, на него набросился обнажённый человек с длинными спутанными космами. Он выскочил из кустов, бормоча проклятия, и это было так неожиданно, что опешили все, даже душманы. Энгельс не замечал никого, кроме своей цели.

Борис нахмурился, ничего не понимая. Он же видел своими глазами, как альбиноса проглотил Серый Удильщик. Почему же тогда тот в полном здравии катается сейчас по земле в обнимку с Извергом? Погоди-ка, что-то в нём поменялось. Ну конечно, понял Борис. Теперь его волосы были антрацитово-чёрными, словно вороново крыло.

— Энгельс, ты что, с ума сошёл? — изумлённо пропищал Карло, но на него никто не обратил внимания.

Неожиданная мысль пришла в голову Акудника: вот же он, тот самый шанс, которого он так ждал. Парень резко дёрнулся в сторону и помчался по лесной тропинке, двигаясь в обратном направлении. Сперва этого никто не заметил, но затем Мишутка прорычал что-то невразумительное и бросился следом за беглецом.

— Стой на месте, Гризли, — крикнул Клу, раздуваясь от гнева. — Этот червяк должен стать моей добычей.

— Хрен тебе, Клубень, — рассмеялся Карло и прыжком отправился за Мишуткой. — Кто первый — того и тапки.

Через секунду на лесной проплешине остались только Полина, Гурам и оба мутанта, поглощённые смертельной схваткой и позабывшие обо всём на свете. Капитан изумлённо переглянулся с девушкой, а затем схватил её за руку и решительно потащил в сторону. Он отлично помнил, где именно в скале скрывается трещина, через которую остальные, почти наверняка, уже сбежали. Если, конечно, от группы солдат хоть что-то осталось.

— Погоди ты, — крикнула Крабстер. — А как же Илья?

Губы Шеварднадзе сложились в жёсткую линию.

— Ты сама сказала — это уже не он.

Полина не нашла в себе сил, чтобы спорить. Конечно, капитан был прав. И только где-то внутри неё что-то заныло. Девушку охватило мерзкое, бессильное чувство злобы — на себя, на парнишку со Сферой и на весь этот проклятый мир.

Глава 31 Хобот

Борис бежал, как никогда раньше. Сердце в груди стучало, как бешеное. Он возвращался обратно к Пиковой Даме, намереваясь пожертвовать собой, чтобы спасти хоть кого-то. Если даже малая часть мутантов погибнет, оставшимся солдатам будет гораздо легче в последующих столкновениях.

«А как же брат? Что будет с ним?» — пронеслась в голове мысль, но он моментально отбросил её. Всё будет хорошо. Гурам и Фёдор проследят за ним. Мальчишку определят в какую-нибудь семью, где будут мама и папа, а возможно, и другие дети. Главное — не позволить душманам сейчас победить. Ни в коем случае…

Вот, наконец, и спуск с крошечной долины. Стены каньона обещали ему некоторую защиту. Позади по-прежнему раздавалось рычание Мишутки, который не отставал от него ни на метр. А ещё где-то там были Карло и Клу…

В тот момент, когда он вспомнил о маленьком жабоподобном мутанте, пронзительная боль охватила левую руку Бориса. Не останавливаясь, он скосил глаза и с чувством ужаса и чего-то непоправимого осознал, что рука покрыта зелёной липкой пакостью, от которой все его рецепторы одномоментно взорвались, словно атомная бомба. Огромные волдыри вспучились на руке и сразу же лопнули, разбрызгивая кровавую пену и сукровицу.

Только адреналин и сила воли удержали юношу от того, чтобы броситься на землю и кататься по ней, завывая от боли. А ещё через несколько секунд почему-то стало легче. Казалось, боль притупилась и отошла на другой план. Борис сразу всё понял. Ну конечно, он попал в аномалию. «Стазис 0–5 негативного воздействия» должен был моментально остановить все процессы внутри его организма.

Остановить? Как странно. Но ведь он всё ещё продолжает двигаться? Как такое возможно?

Борис действительно шёл к центру аномалии, хотя его ощущения и отличались от всего, что он испытывал до этого. Странное чувство депривации и в некоторой степени деперсонализации охватило Акудника. Неожиданно он понял: ну конечно, это всё Сфера! Она способна противостоять Стазису. В конце концов, как-то же её вынесли из Аннулированной Московской Зоны.

Впереди появилась высокая фигура. Она действительно напоминала женщину, черноволосую, в тяжёлом атласном платье. Только на самом деле была чем-то иным. Через секунду Борис разглядел её лучше: вместо женщины он увидел пугающий водоворот или скорее чёрную дыру, которая пожирала всё вокруг, безжалостно затягивая материю в себя. Попав внутрь, выбраться обратно без посторонней помощи было невозможно.

Юноша обернулся. Где-то там, за границей Шварцшильда, вырисовывались три фигуры. Они не двигались, как будто что-то обсуждая между собой. К сожалению, Борис не мог их слышать.

Сфера, зависшая над ним, начала вибрировать, распространяя по окрестности успокаивающую ледяную волну. Она наполнила собой аномалию и вырвалась за её пределы, нарушая принципы классической физики. В ту же секунду Борис начал «воспринимать» (пожалуй, это лучшее слово) голоса мутантов снаружи.

— Давай за ним, — прорычал Клу. — Какого чёрта ты остановился, Гризли?

— Ты что, белены объелся? — ядовито ответил Карло. — Не видишь что-ли? Перед нами какая-то мерзость.

— Ничего с тобой не случится.

— Тогда иди сам, Клубень. Это ты вроде претендовал на плоть паренька. Вот он, твой шанс…

Гигант что-то недовольно промычал и сделал шаг вперёд.

— Стой на месте, — рявкнул Карло. — Ты что, совсем от голода остатки разума потерял? Ясно же, что он подготовил эту ловушку специально для нас. А значит, ничего хорошего тебя внутри не ждёт.

— Но он же там? — раздражённо воскликнул Клу.

— У него есть Сфера, — ответил человек-жаба. — Ему как раз ничего не грозит. А вот что случится с нами, большой вопрос.

— Что тогда делать? — прорычал Гризли, с трудом придавая утробным звукам, вырывающимся из его пасти, подобие человеческой речи.

— Подождём, — усмехнулся коротышка. — Никуда этот поганец не денется. Только было бы неплохо, если бы один из нас зашёл с другой стороны, чтобы подстраховаться. Ступай, Клубень, будь паинькой.

Слушая этот диалог, доходивший до него как будто сквозь вакуум, Борис в отчаянии открыл рот и крикнул, надеясь словами или оскорблениями завлечь мутантов дальше, но из его гортани не вырвалось ни звука. Дама Пик меняла все законы в доступном ей радиусе.

Радиусе? Постой, вот оно!

Внезапная и как будто чужая мысль затрепетала в его сознании. Ну конечно. Последние публичные сводки отдела скаутов, которые он читал незадолго до нападения душманов на Атомград-49, утверждали, что радиус Дамы Пик зависит напрямую от интенсивности хромоплазмы в её разрыве.

Усилием воли Акудник отправил Сферу к центральной червоточине и в режиме Разрывателя влил в «хозяйку аномалии» поток ледяной энергии. Водоворот моментально расширился, а вместе с ним выросла и зона активности. Душманы не успели даже вздрогнуть или глазом моргнуть, как оказались внутри, превратившись в замершие тела. Нет, они не погибли, но теперь были обречены провести целую вечность в компании таинственной незнакомки, чужеродной даже для таких, как они.

Когда Гурам, Полина и последние солдаты отступили из долины, Метисов на всякий случай взорвал проход, чтобы усложнить задачу душманам, если те продолжат преследование. Вернувшись в лагерь, под прикрытие поля, генерируемого вибрирующим устройством «Гамма-Д18М», капитан Шеварднадзе вынужден был сразу же держать ответ перед самим Гробченко. Тот, взбешенный как никогда ранее, измерял широкими шагами пространство внутри командного шатра, и никто, даже полковник, не решался прервать поток оскорблений, который сыпался на них всех. В конце концов генерал-майор сам устал и остановился. Глядя в глаза Метисову, он холодно спросил:

— Разве я не предупреждал тебя, полковник, что спрошу за всё именно с тебя?

— Никак нет, товарищ генерал-майор, — осмелился возразить Метисов. — Вы говорили, что спросите с меня, если Борис Акудник предаст нас. Однако он не предавал. Всё, что случилось, это большой просчёт, в том числе и мой, не спорю, но никак не предательство.

— Что? — снова взвился Гробченко. — Тогда, где он сейчас вместе с моей Сферой? Сбежал!

Метисов посмотрел на Гурама, и тот, кряхтя, подал неуверенный голос.

— Я полагаю, он спас нас. Когда мутанты отвлеклись, он заставил часть из них погнаться за ним. В противном случае погибло бы гораздо больше людей.

— Плевать мне на людей, — не сдержавшись, рявкнул генерал. — То, что сейчас нужно Родине, это Сфера Римана. Поймите уже, дураки, на кону не власть за ресурсы или подковёрная игра среди номенклатурщиков. Возможно, на кону находится само существование мира.

В этот момент снаружи раздались какие-то крики. Высший офицерский состав переглянулся, а затем, без лишних слов, рванул прочь из палатки. То, что они увидели, изумило каждого, даже Гробченко. Уцелевшие солдаты и жители Шахтинска обступили двоих, издавая громкий шум. Приглядевшись, Гурам понял, что происходит. На пыльной дороге лежал человек, без признаков жизни, а прямо на нём восседала злая и заплаканная Полина Крабстер, нещадно метеля беднягу кулаками по бледному лицу.

— А ну расступились, — приказал капитан Шеварднадзе. — Какого чёрта здесь происходит? Полина, прекрати.

По его сигналу Сайгак и Коршун оттащили девушку от измочаленного парня. Только теперь Гурам и остальные офицеры увидели, что тот действительно находится в полной отключке, но не потому, что Полина избила его, а по другой причине. Одна из верхних конечностей юноши представляла собой крайне печальное зрелище. На его оплавленную и запекшуюся культю было больно даже смотреть. Рядом с парнем в песке лежала неподвижная Сфера, которая казалась сейчас обычной игрушкой, а никак не чем-то опасным или наиболее желаемым для руководителей ССВЛ.

— Снимите с него браслет, — приказал Гробченко, — и спрячьте артефакт в мой сейф. После чего доставьте Акудника к полевому хирургу. Пусть поскорее поставит его на ноги. Нам будет, что обсудить с этим воришкой.

Когда его приказ выполнили, Метисов приблизился к генералу. Тот недовольно посмотрел на него.

— Хочешь что-то сказать, Олег?

Метисов кивнул.

— Так точно, товарищ генерал-майор. Посмотрите на небо. Похоже, эта ночка станет для нас серьёзным испытанием. Датчики также регистрируют запредельное количество вихрей.

Гробченко последовал предложению полковника и только теперь осознал, насколько тот прав. По мере приближения сумерек небесное чудовище становилось всё больше, всё отчётливее, как будто втягивая и вбирая в себя все сторонние потоки хромоплазмы, плывущие над городом. Тёмные контуры уже вспыхивали по краям яркими искрами, которые постепенно начинали превращаться в полноценные фиолетовые молнии.

— Это выглядит крайне нездорово, — признал Виктор.

— Вот почему я предлагаю не затягивать с отступлением. Боюсь, скоро эта тварь начнёт разбрасывать аномалии, что уже плохо само по себе. И всё станет намного хуже, когда эти аномалии привлекут сюда сотни, а может тысячи Искажённых. По словам Гурама прошлой ночью эти существа вели себя крайне агрессивно, а этой, не сомневаюсь, будет ещё хуже.

— Хорошо, — кивнул генерал. — Объяви сбор, прикажи всем готовиться к отправлению. Поскорее оставим позади это негостеприимное место.

В этот момент над лакуной поднялся холодный шквалистый ветер. Его порывы издавали рёв, напоминающий звуки мифических иерихонских труб — протяжный, пронзительный, пробуждающий непонятную тревогу.

Находясь в какой-то иной потусторонней реальности, Борис никак не мог найти для себя покоя. Всё его тело, казалось, горело одновременно изнутри и снаружи. Адская боль ломила виски, а левую руку как будто проткнули десятком ржавых гвоздей. Вокруг него блуждали многочисленные тени, время от времени претерпевая неожиданные метаморфозы. Отец и другие учёные из лаборатории в далёком Атомграде превращались в трансцендентных чудовищ, а те затем становились солдатами генерала Гробченко, загоняющими Акудника в ловушку. Он бежал, поскальзывался на мокрых камнях, падал, но неизменно вставал и снова начинал бежать от них прочь, пытаясь удержать в своей руке маленькую ладошку. Почему они все хотели отобрать у него младшего?

В какой-то момент Борис вынырнул из горячечного бреда и увидел себя, крепко привязанного к кушетке внутри автобуса. Вокруг него было темно и мрачно, и, похоже, автобус куда-то ехал.

Его рука… Юноша повернул голову и похолодел. Конечности ниже локтевого сустава больше не было. Рядом на тумбочке, среди других инструментов, лежала окровавленная пила.

— Что они со мной сделали? — простонал парень.

— Не волнуйся, друг, — из темноты раздался чей-то хрипящий голос. — Тебе помогли. Всё будет хорошо.

— Это ты, Фёдор? — прошептал Борис, извиваясь в объятиях лихорадки. — Ты нашёл Эльвиру? Где Гриша? Где мой брат?

В этот момент автобус сильно тряхнуло — он преодолел каменный порог и медленно заехал на погрузчик, который должен был доставить его на самое дно Красной Шахты. Этот грубый толчок снова вернул Бориса обратно, в безнадёжную глубину его кошмара, и он не приходил в себя более восьми часов.

Они долго катались по земле, ни один не в силах победить другого за счёт одной физической мощи. Своими дредлоками Энгельс нанёс Зивергу не один десяток колющих ударов, которыми проткнул его насквозь, но каждый раз раны затягивались, заполняясь вязкой и липкой субстанцией.

— Что с тобой случилось? — прошипел Зиверг в момент передышки. — Как тебе удалось освободиться от моей власти? Я думал, от тебя там уже ничего не осталось, после того, как я полностью очистил твой мозг.

В глазах Энгельса снова вспыхнула ненависть.

— Я вернулся с того света, что воздать тебе за всё.

— Вот как? — усмехнулся Пантелеймон. — Тогда ты просчитался. Я снова прикончу тебя, и на этот раз, уж поверь, прослежу, чтобы твоё тело нельзя было восстановить.

— Ничего у тебя не выйдет, гадёныш. Ты всего лишь мелкий щенок своего дегенерата-отца. А я правил подпольным миром столицы, когда ты ещё под стол пешком ходил.

— Есть, конечно, чем гордиться, — злобно прошипел Зиверг. — Теперь от твоей империи осталось одно пепелище. И ты, старичок, отправишься следом.

Немного отдышавшись, они возобновили свои попытки задушить друг друга. Тело Бугая несомненно являлось более крепким, однако и Энгельс уже не был прежним. В какой-то момент он обрёл преимущество, извернулся всем телом и впился зубами в горло Зиверга. Тот захрипел и отчаянно рванул, силясь высвободиться, но крепкие космы врага оплели его руки и ноги, прижимая к земле. Помня о странной способности Зиверга покидать тело через естественные отверстия, Энгельс благоразумно заткнул его уши и рот своими волосами. Финал поединка, казалось, был предрешён.

Но не всегда происходит именно то, чего ждёшь. Правый глаз Зиверга начал противоестественно дёргаться и выворачиваться, точно пытаясь вырваться из глазницы. Всего миг — и он с тошнотворным хлюпаньем лопнул, забрызгав лица обоих противников. Энгельс однако и не думал разжимать челюсти. И это, несомненно, было ошибкой с его стороны.

Из окровавленной глазницы на лицо альбиноса вывалилось нечто мерзкое, светящееся, похожее на толстую многоножку. Извиваясь, гадина быстро заползла в левую ноздрю душмана. Его мертвенно-бледное лицо враз потемнело и опухло от прилива крови. А когда тварь острыми жвалами впилась в ткань мозга, пробираясь в него всё глубже и глубже, он разжал руки, в которых уже не было врага, и забился на земле, пытаясь вытряхнуть из себя смертоносное насекомое.

Его агония продолжалась довольно долго. Зиверг наслаждался своей победой и методично уничтожал противника изнутри, кромсая его мозг, который, похоже, за несколько лет полностью восстановился. Когда Энгельс перестал шевелиться и последняя судорога пробежала по его телу, многоножка покинула поле битвы и вернулась в искалеченное тело Бугая.

— Вот и всё, недоумок, — с мстительной ухмылкой прошептал он, пиная мёртвое тело носком армейского сапога. — Теперь тебе уж точно нет пути назад. Гори в аду, чудовище…

Придя наконец в себя, Зиверг с удивлением осознал кое-что: на поляне было необычно пусто и тихо, никого из живых кроме него. Где же все? Где беглец и солдаты? Где, чёрт побери, Клу, Мишутка и Карло? Если эти неудачники снова упустили его Сферу, когда она практически была в их руках, он лично, без какого-либо сожаления, расправится с каждым из них.

Ступая по следу разрушений, оставленных в лесу его приспешниками, Пантелеймон вскоре вышел к аномалии и остановился. Три фигуры — две крупные и одна совсем небольшая — застыли в мерцающем пространстве, словно мухи, попавшие в древесную смолу.

— Дурачьё…

Увиденное не оставляло сомнений — коварный план Акудника сработал полностью. Зиверг лишился всех своих людей. От досады заскрипев зубами, последний душман резко развернулся и, не оборачиваясь, направился в сторону горного хребта, который разделял обе лакуны. Впереди у него было ещё много работы. А душманы… что душманы? Когда он вернёт себе Сферу, у него будет столько бойцов, сколько он пожелает. Хоть все обитатели Чёрного Лебедя.

Зловещая аномальная туча, тёмная от сгустившейся ярости, разразилась первыми раскатами грома. Они прогремели, подобно рогу древнего бога войны, призывая к началу безумного пира. Воздух, густой и наэлектризованный, тут и там вспыхивал яркими огнями, которые уже собирались поближе к центру, словно в ожидании чего-то грандиозного.

Прошёл всего час, и небосвод почти полностью затянуло чёрными щупальцами, которые извивались, образуя гигантскую воронку, как будто ввинчивающуюся из небесной тверди прямо в землю. Казалось, она грозила поглотить саму ткань реальности, разрушив существующий миропорядок. Жуткий, первобытный гул раздавался не только над городом, но и над его окрестностями. Деревья в лесах и горах зашумели, как будто предчувствуя приближение какого-то немыслимого ужаса, прорывающегося сюда из самых глубин времени и пространства.

Постепенно к поляне, на которой покоилось тело Энгельса Дьяченко, начали сползаться отвратительные существа, порождения ядовитых почв и кварк-глюонных полей. Это были ламантины и сомнамбулы, звероподобные и другие гротескные твари. И только одно объединяло их — все они были Чёрными. Словно воплощение кошмарных грёз, безмолвно, но неотвратимо, они стягивались к телу павшего, кривя свои уродливые дыры-рты.

Когда первое Искажённое существо из многочисленной группы приблизилось к Энгельсу и жадно всосало в себя его руку хлюпающими губами, глаза мертвеца открылись. В них больше не было той осмысленности, которую он обрёл после освобождения из утробы Удильщика. Напротив, теперь он, как и все присутствующие на поляне, казался столь же чужеродным и неестественным для этого мира. Он вырвал руку из пасти существа, а затем обвил его шею плетью из волос и подтащил к себе. Тварь сопротивлялась, но была значительно слабее. Через минуту Мертвец впился острыми зубами в плоть чёрного ламантина и начал жадно пожирать его. Остальные бросились в рассыпную, осознав, что этот противник ещё жив и куда проще отыскать другую пищу в городе. Благо, жителей в нём оставалось ещё в избытке.

Поглотив последний кусок жертвы, Чёрный Человек поднялся на ноги и расправил плечи. От былой внешности не осталось и следа. Теперь он весь, целиком, казался будто испачканным, залитым чернильной субстанцией.

Двигаясь по тропе в сторону аномалии, он был един с бушующим вокруг него светопреставлением. Фиолетовые молнии, десятки или даже сотни Чёрных, снующих по улицам Шахтинска в поисках пищи, и смертоносная дьявольская воронка над городом. Он стал гармоничной частью всего происходящего, как и его страждущие и голодные собратья, многоликие воплощения Хобота.

Глава 32 По другую сторону

Весь путь через шахту занял четыре часа. Автобусы с гражданскими и ранеными ехали в середине группы, в авангарде находилось несколько бронемашин, а замыкали процессию фургоны с солдатами. После столкновения с мутантами в предгорной долине военных осталось не больше семидесяти человек — лишь половина от первоначального количества объединённого отряда Гробченко и Метисова.

Как и предполагал Фёдор, обнажённая порода аридиума настолько истончила барьер между лакунами, что никто практически не заметил его при прохождении, разве что старики почувствовали необычную ломоту в костях, но списали её на свою метеочувствительность.

Как и было отмечено на карте, которую полковник тщательно изучил в Замке, шахта № 5 действительно пронизывала скалистый регион системой тоннелей. Два из пяти были завалены после взрывных работ, ещё два вели к соседним шахтам, но вот последний тоннель заканчивался выходом на другую сторону горного кряжа.

Когда группа транспортных средств покинула тёмное и затхлое царство Аида, небо над землёй уже начинало светлеть. Звёзды гасли одна за другой, сменяясь заревом на востоке. Но самое удивительное, что отметил полковник — здесь не было ни малейшего намёка на ту чертовщину, которая творилась в соседней лакуне. Относительно небольшое расстояние в двадцать — тридцать километров, а такое ощущение, что они попали в другой мир.

Отдав приказ разбить стоянку на поросшем кедровыми соснами горном плато, с которого открывался отличный вид на тайгу, Метисов ещё раз проверил охрану и поспешил к своему строгому начальству. Последнее он застал в самом мрачном расположении духа. Гробченко теребил в руках браслет, отобранный недавно у Акудника-младшего, пытаясь добиться от того хоть малейшей реакции.

— Товарищ генерал-майор, позвольте доложить. Вверенный мне отряд разбил стоянку. Солдатам и гражданским понадобится небольшой отдых…

— Да плевать мне на это, Олег, — прорычал Гробченко, зверем косясь на полковника. — Не видишь что-ли, не работает проклятая штуковина.

Метисов кивнул, не сильно удивлённый этим откровением.

— Вероятно, вам всё-таки понадобится помощь нашего пленника. Или, в крайнем случае, можно привлечь к проблеме профессора Беликова. Если он выживет, конечно.

— А ведь это гениальная идея, — оживился генерал. — Как, кстати, его дела?

— Пока рано об этом говорить, — уклончиво ответил Метисов. — Фельдшер полагает, что шансы есть, но небольшие. Процентов тридцать.

— Скажи этому коновалу, — взорвался Гробченко, — что я, генерал-майор объединённых сил Северо-Восточных Лакун, требую от него сделать всё, если понадобится, костьми лечь, но повысить вероятность.

Надо же, усмехнулся про себя полковник, а ещё недавно демонстрировал куда меньший интерес к здоровью профессора.

— Будет сделано, — кивнул Метисов. — И ещё, у меня небольшая просьба. Хочу попросить вас похлопотать перед Советом о присуждении капитану Шеварднадзе очередного звания. В этом походе он проявил себя просто отлично.

Генерал нахмурился.

— Снова печёшься о своём протеже? Ну допустим. Если мы все живыми вернёмся в ставку, так и быть, выдвину его кандидатуру на рассмотрение. Доволен?

Полковник с улыбкой кивнул, после чего откланялся и отправился в свою машину, чтобы ухватить хотя бы пару часов столь необходимого ему сна. Прошедшие сутки были бессонными и чересчур длинными.

С трудом открыв затуманенные глаза, Борис не сразу сообразил, где он находится и что с ним такое. Только через минуту воспоминания обрушились на него со всей тяжестью, и он вспомнил, как оказался здесь. Каким-то чудом заманив душманов в ловушку Пиковой Дамы, Акудник сразу же покинул её, оставив изумлённых мутантов внутри проделывать бесконечный путь к безжалостному водовороту, который медленно затягивал в себя всё сущее, попавшее в его радиус. Как только юноша покинул пределы аномалии, ужасная боль в сожжённой кислотой руке снова вернулась к нему и не оставляла до тех пор, пока он не потерял сознание от тяжёлого удара Полины Крабстер, которая оказалась первой, кто встретил его в лагере.

Повернув голову направо, Борис вспомнил, что лежит на медицинской кушетке, крепко-накрепко привязанный к ней. Только теперь он смог изучить обстановку — короткое ночное пробуждение полностью стёрлось из его головы — он находился в длинном автобусе, оборудованном для раненых. Почти все сиденья были выброшены, часть из них переоборудована под кушетки. Сам автобус был разделён на секции при помощи кусков брезента; в каждой секции лежало по три-четыре человека.

Вместе с Борисом пространство делили двое — Фёдор Белоус, он же Беликов, а также солдат Шурочкин — оба раненные одним и тем же отморозком. На первый взгляд казалось, что они спят, но Борис через мгновение понял, что ошибся. Белоус открыл глаза и посмотрел на него. Внешний вид профессора неприятно поразил парня: тот казался бледным, с красными воспаленными глазами и потрескавшимися губами. Дыхание Фёдора было тяжёлым и свистящим, словно каждый вдох доставлял ему неимоверные страдания.

Только теперь Борис разглядел, что рядом с Фёдором, у его ног, лежит его милая кроха — сама Эльвира Фёдоровна. Девочка крепко спала, обнимая отца, однако на её лице застыло выражение неподдельной тревоги. Борис искренне посочувствовал малышке, и тут же вспомнил о своём брате. Где же он? Почему они не привели его ко мне?

Видимо, этот вопрос отразился на лице парня, потому что Фёдор прохрипел, стараясь говорить как можно тише:

— Твоего брата не было в школе. Только она. Прости…

В голове Бориса помутилось. Как это не было? Где же он тогда сейчас? Фёдор подозрительно молчал.

— Это такая глупая шутка? — угрюмо спросил Акудник.

— Если бы. К сожалению, всё так и есть.

Борис задёргался в своём «коконе», всеми силами стараясь из него выбраться. Сейчас он хотел только одного — призвать к ответу военных, которых заподозрил в какой-то жестокой игре.

— Погоди, — прохрипел Фёдор. — Я расскажу тебе всё, что знаю. А если придут солдаты, будет только хуже.

В голосе Белоуса было нечто, что заставило Бориса выполнить его просьбу. С отчаянной решимостью он произнёс:

— Говори.

— Дело в том, мой дорогой друг, что вся твоя семья…

— Что с ней? — перебил его парень.

— Она погибла в тот день, когда душманы пришли за Сферой. Так говорят военные.

— Они врут, — упрямо заявил Акудник.

— Подумай сам, зачем им это?

— Подкосить мою мораль… убедить, что я сумасшедший…

— Считаешь, что именно так поступают военные? Ты уже и так в их руках. Зачем им всё усложнять? Ты же помнишь принцип бритвы Оккама, не так ли?

— И что? — взорвался от гнева юноша. — Ты предлагаешь мне поверить в этот абсурд? Боже, я же был с ним каждый грёбаный день этого года! Оберегал, готовил еду на костре, читал на ночь сказки. Что всё это было, по твоему? Фантазии безумца?

— Не совсем, — треснувшим голосом ответил Фёдор, но Борис его не услышал.

— Да чёрт возьми, я же был не один, кто общался с ним. Твоя дочь! Она видела Шона и разговаривала с ним…

Лицо профессора покрылось красными пятнами.

— Видела, — подтвердил он, — конечно, видела…

— Ну вот…

— Только не твоего брата, которого звали Гриша. Пойми уже, Шон это нечто другое.

Слова Белоуса ошеломили парня. Его глаза широко распахнулись, а в горле внезапно запершило. Два разных имени, два разных лица заполнили его сознание.

Шон? Гриша? Как прикажете это понимать?

— Можешь ничего не доказывать, — продолжил Фёдор. — Моя дочь подтверждает твои слова полностью. Только дело в том, дружище, что Шон покинул её в той школе, как только ты удалился из неё. Понимаешь? Сфера не способна создавать двойников за пределами определённого радиуса.

— Двойников, — чувствуя, что уплывает куда-то, повторил юноша.

— Скорее всего. А моя дочка, как тебе уже известно, с самого рождения отличалась особыми способностями. Можно сказать, она видит новую реальность, не ту, которая доступна нам. Потоки хромоплазмы, которые фиксирует твой v-анализатор, для неё не просто цветовая палитра, распределённая по всему полю. Для неё это живые существа, растения, деревья и… люди. Всё время с момента гибели матери она продолжает видеть её. И это в каком-то роде утешает меня. Ведь если так, значит она остаётся любимой и не чувствует эту утрату так же остро, как я. Понимаешь?

В глазах Бориса вспыхнула внезапная надежда.

— То есть Шон может действительно быть моим братом… пусть даже мертвым.

Фёдор покачал головой.

— Это вряд ли. Подумай сам — и наверняка ты припомнишь сотни различных мелочей, которые просто не могли быть известны твоему младшему. Военные правы, это всё Сфера. Я уж не знаю, чем она является на самом деле, на какой стороне выступает, добра или зла, но поверь мне, парень, у неё большие на тебя планы. И они бесконечно опасны, возможно, не только для тебя.

Он замолчал, и Борис погрузился в болезненные воспоминания. В чём-то профессор безусловно был прав. Сколько они не путешествовали по лакунам разделённого мира, Шон всегда знал заранее, если впереди у них находилась аномалия, ещё до того, как старший надевал свой вихревой анализатор. Более того, он знал их особенности и мог описать каждую так же детально, как если бы читал описание в детской энциклопедии. А в ту злосчастную ночь в Горыни, когда Клу едва не добрался до них… Это же он нажал на рычаг, чтобы открыть створки цистерны под ногами мутанта. Открыл в тот момент, когда Борис только подумал об этом.

В висках Акудника заломило от невыносимой боли, горло перехватило в жестоком спазме. Страдальчески вскрикнув, он закатил глаза и начал дёргаться в судорожных конвульсиях, словно настоящий эпилептик. Видя всё это, Фёдор дёрнул ногой и разбудил свою дочку.

— Эльвирушка, милая, — прохрипел он, — сбегай, пожалуйста, за взрослыми. Видишь, дяде Борису стало плохо. Ему нужна срочная помощь.

Умная девочка, не задавая лишних вопросов, выбежала из автобуса, чтобы выполнить просьбу отца. Фёдор же остался внутри, не отводя воспалённых глаз от молодого человека, на которого он возлагал теперь самые большие надежды.

Тёплый утренний свет пробивался сквозь густые кроны деревьев, расчерчивая плато причудливыми тенями. Трели птиц и стрекот насекомых разносились по всей округе, наполненной запахами позднего довольно жаркого сентября. Посреди этого живописного царства стоял Жора Оглобля, метрах в двадцати от автобусов и военных фургонов. Он тяжело дышал, сжимая свои огромные, словно дыни, кулаки. Лицо бандита было искажено в гневной гримасе. Оно и не удивительно, ведь в душе Оглобли прямо сейчас кипели самые дикие страсти, присущие человеку.

Полчаса назад его девушка Маргарита отправилась за деревья, чтобы справить там малую нужду. Но её долгое отсутствие заставило Жору заподозрить неладное, и он последовал за ней. И что же он обнаружил? Она, словно последняя шлюха, стояла на опушке леса и болтала с тем заносчивым и дерзким солдатом, который уже угрожал Оглобле в городе. Как там его? Сайгак? Это вообще имя или кличка? Ярость затмила разум Оглобли, когда он с рычанием бросился навстречу к ничего не подозревающей парочке.

— Ах ты, змея подколодная! Мало я тебя бил? — проревел Жора. — И ты всё равно никак не уймёшься? Сначала крутила хвостом перед Корявым и его ублюдками, теперь переключилась на солдатиков?

Оглобля грубо схватил Маргариту за плечи и встряхнул её. Девушка в испуге замотала головой, пытаясь вырваться из стальной хватки возлюбленного.

— Прости, Жора, ничего не было. Мы просто общались. Не кричи, пожалуйста!

Старшина Сайгак, с презрением глядя на громилу, не смог промолчать.

— Не понимаю вас, Маргарита. Зачем вы связали себя с этим грубым животным?

— О, пожалуйста, молчите… — взмолилась несчастная, зная, сколь болезненно воспринимает чужие суждения её парень.

— С каких пор он обращается к тебе по имени, шлюха? — проревел Оглобля и, одержимый чудовищной ревностью, сильно толкнул Маргариту. Она упала землю и тихо вскрикнула. Мужчина угрожающе навис над ней.

Этого Сайгак уже не мог стерпеть. Подобное обхождение с женщинами вызывало у него лютую неприязнь, потому что когда-то именно так с его матерью обращался его отчим. Затем он повзрослел, избил обидчика до инвалидной коляски и, чтобы загладить свою вину перед обществом, вступил в ряды армии. Такова была его нехитрая история, довольно типичная для тех мест, где он родился и вырос. Однако именно она заложила основы его личности.

— Убери от неё свои руки, мразь, — холодным тоном приказал Сайгак, кладя ладонь на кобуру. — Если не хочешь по-хорошему, я сделаю всё по-плохому.

Оглобля окинул его ненавидящим взглядом.

— Попробуй, выпендрёжник. Если кишка не тонка. Я научу тебя, как точить лясы с чужими бабами.

Он демонстративно отвернулся от солдата и со злобой пнул свою женщину.

— Поднимайся уже. Чего разлеглась здесь, как корова…

Сайгак не мог стрелять в спину безоружного, поэтому он изменил решение. Сделав шаг вперёд, он протянул руку, чтобы схватить громилу за плечо и отбросить его как он умел, по всем правилам самбо, основного боевого искусства, преподаваемого в Центре-0. Однако хитрый Оглобля лишь изображал своё неистовство, а на деле уже готовился к подлому удару. Мгновение — и он выхватил из кармана выкидной нож, чтобы со всей силой полоснуть им по шее солдата. Тот схватился за кровоточащую рану и рухнул на землю, словно подкошенный. Маргарита в ужасе закричала, не веря своему зрению.

— Так-то, козёл. И кто теперь в дамках? — злобно сверкая глазами, прошипел бандит. — Будет наперёд наука — не связывайся с чужими тёлками.

Тем временем на отчаянный плач девушки начали сбегаться люди. Одним из первых прибежал Шеварднадзе. Увидев неприятную картину — умирающего солдата и бандита, застывшего с ножом в вызывающей позе — он моментально всё понял. Не раздумывая, капитан выхватил свой табельный пистолет и выстрелил из него два раза — обе пули попали в ноги бандита. Тот, завывая от боли и сыпя проклятиями словно из рога изобилия, повалился на землю рядом со своей жертвой.

Вокруг начало собираться всё больше зевак. Они толпились, возбужденно обсуждая случившееся. Появился полевой хирург. Сначала он бросился к Сайгаку, но через секунду печально покачал головой. Гурам сразу всё понял — его товарищ по множеству боевых миссий истёк кровью практически моментально: удар, нанесённый Оглоблей, был свирепым и мастерским. От охватившего его горя и ярости капитан побагровел. Лишь усилие воли помогло ему удержать свою руку от очередного, последнего, выстрела.

Тем временем хирург приблизился к преступнику и начал оказывать тому первую медицинскую помощь — перевязал жгутом ногу повыше ранения и остановил кровотечение. Теперь у бандита появился стопроцентный шанс дожить до своего суда. Не успел хирург приступить ко второй ране, как к группе людей подбежала маленькая девочка.

— Дядя доктор! Дядя доктор! — закричала она, задыхаясь от бега. — Борису плохо. Ему срочно нужна ваша помощь!

Вместе с ней на опушке леса появился генерал Гробченко, который только теперь соизволил выйти на шум; хмурый, как обычно. Услышав слова девочки, он бросился к ней с лицом, искажённым то ли от гнева, то ли от тревоги.

— Что ты там сказала, малявка? Какой ещё Борис? Акудник?

Эльвира испуганно кивнула. В присутствии генерала, чьи водянистые глаза амфибии требовательно смотрели на неё, она не могла подобрать нужных слов. Гробченко, впрочем, в них не нуждался. Он и так всё понял.

— Оставь этот кусок дерьма, — отрывисто приказал он хирургу. — Бегом к нашему пленнику. Центр-0 не может потерять и его.

Доктор нерешительно замялся, бросая взгляд на истекающего кровью Оглоблю.

— Но… кто же закончит здесь?

— Я закончу…

Гробченко, вскипев от ярости, выхватил пистолет из кобуры и направил ствол на хирурга.

— Бегом, я сказал, — рявкнул он, после чего перевёл оружие на стонущего бандита и сделал один выстрел в упор. — Этого гадёныша нужно было сразу добить, к чёртовой матери!

Люди в испуге отпрянули. Все с изумлением смотрели на очередной труп, внезапно образовавшийся перед ними. Между глаз Жоры Оглобли появилось крохотное отверстие, сквозь которое медленно вытекала его спинномозговая жидкость. Не посмев ослушаться приказа, доктор вскочил на ноги и приблизился к Эльвире Фёдоровне. Девочку просто трясло от ужаса, и ему пришлось воспользоваться ваткой с нашатырём, чтобы она хотя бы немного пришла в себя.

— Пойдём-ка, милая, — ласково, по-отечески сказал он и повёл за собой кроху в автобус для раненых.

Кровожадным взглядом окинув местность, Гробченко стал раздавать приказы с целью очистить площадку от лишней публики. Люди начали расходиться с чувством глубокой неприязни, которая возникла в них к грубому солдафону. Старуха Ада причитала больше других, но даже её реплики были на полголоса ниже, чем обычно, чтобы, не дай бог, генерал ничего не услышал.

Все разошлись. И только трое остались на месте: темноволосая женщина, заливающаяся истерическим плачем у тела возлюбленного, а также Грынь и Колесников. Последний не позволял своему подчинённому броситься к закадычному другу, силой удерживая того под деревом.

— Слушай меня, чёртов дурак, — сердито прошипел Колесо, — не вздумай наделать глупостей. Не хватало ещё, чтобы эти звери и тебя прикончили. Слышишь меня? Держи себя в руках…

Грынь, сквозь слёзы в глазах, посмотрел на главаря.

— И для чего он это сделал? Зачем убил Оглоблю? Он уже был обезврежен.

— Сделал, потому что может, — свирепо встряхивая товарища, прорычал Колесо. — Ну ничего, братишка. Я обещаю тебе, что мы тоже кое-что сможем. А пока — держи себя в руках.

Глава 33 Шон

Тьма подмигнула ему и расступилась, снова вернув Бориса в недавнее прошлое. Сердце в груди больно заныло. Он уже предчувствовал, чем это может закончиться.

Всё происходящее вокруг него было по-настоящему ужасно. Одна из старшеклассниц словно попала под циркулярную пилу, которая выпотрошила её до основания. Окровавленные кишки тянулись вдоль стены в коридоре. Было похоже, что несчастная пыталась уползти прочь, всё ещё надеясь отыскать спасение. Безрезультатно.

Голова второй девушки лежала в цветочном горшке, оскалившись посмертной гримасой на бледного словно смерть юношу. Это было невыносимо.

Борис отвернулся и пробежал мимо. Единственное, что должно волновать меня сейчас, прошептал парень, это судьба брата. Добравшись до младших классов, он разглядел на полу кое-что странное — то была некая осклизлая масса, которая напоминала кусок оплавленной плоти. Несомненно, воздействие какой-то чрезвычайно сильной кислоты.

О боже…

Он узнал несчастную жертву. Лидия Ромуальдовна. Преподавательница математики в классе его брата. С каждой минутой всё происходящее начинало казаться ему каким-то безумным сюрреалистичным кошмаром.

Пробежавшись по комнатам, молодой лаборант не нашёл нигде ни единой подсказки. Наконец он добрался до дверей учительской, и здесь ему показалось, что он услышал по другую сторону какой-то шум. Неужели кто-то успел спрятаться? Вспыхнувшая в груди надежда заставила его действовать. Борис ворвался в комнату и замер на месте. Внутри было всё как обычно, и лишь покосившийся шкаф для верхней одежды выбивался из общей гармонии. Казалось, что по нему выпустили град пуль, или скорее несколько десятков раз проткнули насквозь чем-то острым, наподобие копья. На ковре, вытоптанном за многие годы использования, лежали древесные опилки. И они были обагрены кровью.

Поддавшись безысходности, юноша бросился к пробитому гардеробу и…

Внутри него всё оборвалось.

Глаза Гриши смотрели на него из глубины шкафа, но больше не видели старшего брата. Маленькое тельце буквально представляло из себя сплошное решето. Несколько ударов пронзили сердце, другие задели руки, ноги и живот. И только тёмная вихрастая голова, казалось, абсолютно не пострадала.

Борис упал на колени. Всё его тело сотрясало рыдание, а мысли полностью покинули голову. Только душевная боль и отчаяние остались глубоко внутри, переплетаясь друг с другом в единое чёрное месиво. На несколько десятков минут он как будто исчез из этого мира, полностью растворившись в своём горе. А затем что-то щёлкнуло в нём и в глазах появилась безумная надежда. Почему он опустил руки? Возможно, его брат ещё жив? Как он может утверждать обратное? Он же совсем не медик. Всегда боялся вида крови. Всё, что ему сейчас нужно, это добраться с Гришей до их отца, и тот обязательно спасёт своего сына. Иначе быть просто не может, он же чёртов гений. Гений во всём.

Подхватив хрупкое тельце на руки, Борис бросился прочь из школы. Быстрее! Быстрее к отцу. Ради спасения младшего.

Тьма снова подмигнула ему. На этот раз он перенёсся в институт. Бесконечные извилистые коридоры ВНИИ с десятками фотографий в дешёвых пластиковых рамках сменились пропускным пунктом, где работали посменно два пожилых охранника. Борис уже не помнил их имена. Теперь один из них лежал раздавленный, словно насекомое с неестественно вывернутыми конечностями.

Борис помчался дальше, стараясь не смотреть по сторонам. Трупов вокруг было уж слишком много, чересчур много. Почему они все вовремя не укрылись в бункере под институтом? Почему продолжали оставаться здесь даже во время атаки душманов?

Добравшись до знакомого стола с недопитой чашкой кофе, Борис остолбенел. На полу с рваной раной в груди лежала Лизонька Борщёва. Прекрасное лицо, некогда пышущее жизнью, теперь смотрело на него с немым укором. Борис не выдержал этого зрелища и бросился бежать по переходу, прижимая к себе тело брата, прямиком к тестовой зоне А1.

Отец! Где же ты? Почему ты не увёл отсюда людей, если опасность была так близка?

Выскочив на площадку, где ещё недавно Павлуша настраивал резонаторы для эксперимента, Борис остановился; в его глазах скрывались лишь боль и тоска.

Отец был здесь вместе с Павлушей. Техника нельзя было узнать, его тело разорвано на части, а вот Акудник-старший казался абсолютно целым, только в области уха имелся небольшой кровоподтек. Тем ни менее, сомнений быть не могло. Они оба были мертвы.

Борис упал на колени, не в силах более удерживать своё туловище в вертикальном положении. Как будто вся тяжесть мира разом придавила его к земле, расплющив не только тело, но и душу. Надежды в нём больше не оставалось, она вся испарилась в один миг.

— Вставай! — знакомый голос заставил его вздрогнуть.

Подняв голову, он моментально всё вспомнил и понял. Все эти ужасы, все страдания уже не принадлежали ему, являясь достоянием давно минувших дней. С того страшного дня прошло больше года.

— Кто ты такой? — с ненавистью спросил он, глядя на мальчика, которого когда-то любил и ради которого двигался вперёд многие месяцы. — Точнее, что ты такое? — голос Акудника казался звериным рыком. Если бы у него сейчас оставались силы, он бы вцепился в горло этому существу.

Белокурый светлый мальчишка с сияющими глазами изумрудного цвета посмотрел на Бориса, как будто с грустью. Если вдуматься, подумал тот, нисколько он и не похож на его Гришу, темноволосого и куда более смуглого. Как же он мог их перепутать, как мог так легко забыть своего настоящего брата?

— Я всего лишь хотел помочь тебе, — ответил Шон на невысказанный вопрос. — Хотел избавить тебя от тех мук, которые выпали на твою долю. Ты так любил его, так оберегал, что не сумел бы справиться с этой болью.

— Как и все люди любят своих близких, — процедил сквозь зубы Борис. — И ничего, справляются. Ты же просто украл у меня мои воспоминания.

Шон мягко покачал головой.

— Не украл, а лишь временно укрыл от тебя, чтобы твоя душа могла успокоиться. Зря ты себя сравниваешь с другими. За эти годы я познал некоторых из вас и… ты непохож на них. Слишком хрупкий. Слишком светлый. Я не мог поступить иначе.

Борис нервно рассмеялся, поднимаясь на ноги.

— Как элегантно ты обозвал меня слабаком…

— Нет, не слабаком, — возразил Шон. — А тем, кто ещё способен чувствовать. Это особый дар.

— Ты мне зубы тут не заговаривай, — снова взорвался юноша. — Я хочу знать, что ты такое и зачем ты всё это устроил? Зачем одурачил меня и моего отца, зачем притворился им и моим братом, хотя они оба были мертвы? Зачем заставил нести себя непонятно куда под предлогом того, что Сферу нужно уничтожить в генераторе плазмы. Я не понимаю, чего ты хотел этим добиться?

— Я никогда не обманывал твоего отца, — резко ответил Шон. — Когда он снял с меня защиту, активированную мной, чтобы избежать манипуляций со стороны Зиверга, я всё ему объяснил. И он согласился с мной, что нужно как-то спасать ситуацию. Это он решил, что ты должен отправиться в Зеленоград-2, просто не успел сообщить тебе об этом лично, потому что душманы ворвались внутрь и убили всех людей в лаборатории ВНИИ.

— Я вижу, — злобно ответил парень, оглядывая тестовую зону А1.

— Однако кое в чём ты прав, — продолжил Шон, — и я хочу извиниться перед тобой за некоторый обман. Я действительно придумал историю с уничтожением моего Сефирота в генераторе плазмы, потому что это немного проще, чем истинное положение дел. Но в остальном я не врал тебе. Баланс на самом деле безвозвратно нарушен, и мир действительно стоит на краю. Более того, несколько раз я пытался намекнуть тебе на истину, слегка корректируя воспоминания о твоём отце.

— Что ты делал? — возмутился Борис.

— Помнишь наш разговор перед костром? Мы обсуждали с тобой, откуда появился артефакт.

Борис нахмурился.

— Ты говоришь о той бредовой идее про антивселенную? Хочешь сказать, ты существо, прибывшее оттуда, чтобы закончить начатое?

— Это лишь часть правды, — глухо ответил Шон. — Я не просто существо. Чтобы понять это, тебе нужно уметь мыслить иначе, чем доступно обитателям этой реальности.

— Только не говори мне, что ты чёртов бог альтернативного мира…

— Бог? — улыбнулся Шон. — О нет. Такие сущности просто не могли бы возникнуть у нас.

— Не понимаю, — признался парень.

— Попытаюсь объяснить, но вряд ли это получится. Вот смотри, жизнь в вашем мире возникала, идя от простейших форм к сложным, постоянно эволюционируя и приобретая всевозможные качества, необходимые вам для победы в игре. Чтобы мотивировать подобные процессы, должны были работать законы дарвинизма, а это значит вам жизненно необходимо требовалось ощущать свою разделенность, отличие от остальных, хотя по сути своей это всё фикция, чистейшая иллюзия. Даже здесь жизнь это сложная система, в которой каждая клеточка выполняет свою функцию в едином организме, даже считая себя чем-то уникальным, независимым, со сложной мотивировкой и целеполаганием.

Борис хмуро пробормотал:

— Что-то запахло индуизмом. Все боги есть аватары высших богов, а люди — аватары низших. Всё есть игра одного сознания, разделённого на бесчисленные отражения друг друга для получения личного удовольствия от жизни.

Шон насмешливо кивнул:

— А ты полагаешь, что ваши древние были совсем глупыми и городили одну чепуху?

Акудник не нашёл слов для ответа.

— Так вот, в моём мире жизнь развивалась иначе. Мы никогда не были так сильно разделены: одно сознание и воля всегда являлись продолжением другого сознания и воли. На вашем языке вы могли бы назвать нас Эфириалами. Вместе с тем, мы не являемся и чем-то абсолютно целым: у нас тоже существует борьба между отдельными идеями. Всё как у вас. Вы, люди, примыкаете к тому или иному учению, становитесь его апологетами и верите до зубовного скрежета в свои идеи, не осознавая, что они сражаются между собой вашими руками. Коммунизм, капитализм или чучхе.

Борис с трудом понимал собеседника. Всё, что тот говорил, казалось по-настоящему нелепым. В описанный мир было невозможно поверить. Или же нет?

— Допустим, всё это так, — кивнул Акудник. — И что заставило тебя… вас… прийти на эту сторону, к нам, жалким разделённым существам?

— Ну-ну, не стоит себя так унижать. До того, как «Я-Мы» оказались здесь, мы не могли представить себе организацию жизни, подобную вашей. Вы безусловно другие, но вы столь же жизнеспособны, как и мы, если, конечно, ваш коллективный «неосознаваемый» вами сверх-разум не идёт на поводу одного единственного человека или группы людей, обретших сверх-силы. В вашем мире такое, к сожалению, возможно. Ты уже знаешь, о чём я.

— Не очень…

— Я говорю об открытии вами хромоплазмы. До того, как вы сделали это, один единственный человек не мог вызвать такой катаклизм в масштабах макрокосмоса, и даже самый жестокий тиран пасовал перед необъятностью вселенной и инертностью вашего общества. Однако потом всё поменялось. Теперь даже какая-то незначительная единица способна разрушить всё сущее. Причём, не только с этой стороны, но и с другой, о которой вы практически ничего не знаете.

— Антимир?

— В каком-то роде. Тебе известно, что каждая вселенная это точка на абстрактной вероятностной сфере, если хочешь, макро-сфере Блоха-Римана-Акудника[4]? И эта точка имеет своё симметричное отражение, связанное с ней фундаментальными законами.

— Сфера… Акудника?

Светловолосый мальчик кивнул.

— Я так назвал модель макро-вселенной в честь твоего отца, потому что он первым в вашем мире догадался, как приблизительно связаны наши миры. На самом высоком макроуровне все работает так же, как и на микроуровне — квантовым образом. Но речь не об этом. Сейчас нас интересует, какое взаимодействие оказывают друг на друга миры с противоположным спином — такие как твой и мой.

Борис стоял, с трудом осмысляя слова мальчика. Для того, чтобы понять их, явно было недостаточно того курса физики, который ему преподавали в институте.

— Данное воздействие безусловно существовало всегда, — продолжил Шон. — Так называемые цветовые частицы свободно проникали туда и обратно. В этом никогда не было никакой опасности, поскольку вещество и антивещество взаимно аннигилируются при столкновении, не вызывая особых парадоксов или сайдэффектов. Однако в тот момент, когда вы запустили Красный Протокол, вы создали источник потрясающей нестабильности. На уровне вашей терминологии, его можно представить себе как сверх-чёрную дыру, затягивающую обе вселенные в одну точку. Так и должно было случиться, если бы Эдуард Беликов не испортил условия для реализации идеального протокола. К счастью, будучи величайшим физиком вашего мира, он вовремя понял, что должно произойти и вмешался в процесс, отключив из системы синхронизации полей один из её центров.

Борис начал немного понимать, о чём идёт речь.

— Ты говоришь о Форте Боярд в Зеленограде-2?

— Да. Поступок профессора спас нас. Однако мы все оказались в странном замершем положении. Одна малюсенькая ошибка — и мы в одночасье перейдём за черту сингулярности[5], которая предшествовала Большому Взрыву. Из-за огромного количества высвободившихся кварков и антикварков они не способны аннигилировать так же, как раньше, что порождает многочисленные сайдэффекты в обеих вселенных. Среди вас появляется всё больше существ, которых вы называете Искажёнными, потому что они наполовину принадлежат чужому миру.

— Всё это, конечно, очень интересно, — язвительно фыркнул Борис. — Но я никак не могу понять, зачем ты это мне рассказываешь, и как это должно оправдать твои действия против меня. Думаешь, я — «маленькое разделённое существо» — должно беспокоиться о поломке основных космологических законов? С чего бы? Я не властен над ними, но зато я властен над своими мыслями и желаниями, и уж поверь мне, я нисколько не желаю помогать тебе… или Вам.

Шон замолчал, словно размышляя над словами Бориса, а потом с уверенностью сказал:

— Ты сейчас не серьезно. Я вижу тебя глубже, чем ты думаешь. Тебя давно не интересуют собственные шкурные интересы. Ты человек мира и науки, а также ты сын своего отца.

— Вот только не надо мне снова говорить о нём, — взвился Борис.

— Твой отец понимал, что времени у нас всех осталось немного. Возможно, считанные мгновения. Тотальная дестабилизация происходит повсеместно, на всех уровнях, и очень скоро абсолютное ничто поглотит обе наши вселенные, схлопнув их вероятности. И только мы с тобой можем остановить подобный исход. Для этого нужно проникнуть в Форт Боярд и активировать генератор цветовых вихрей вручную, предварительно освободив из моего Сефирота всё принесённое антивещество. Это стабилизирует линии и позволит Третьей Волне пройти успешно.

— Что? — юноша не поверил своим ушам. — Так ты признаёшь, что твоя цель — освободить ещё больше первичной материи.

— Я никогда этого и не отрицал.

— Но ты же сказал, что Красный Протокол едва не уничтожил нас? И теперь ты предлагаешь мне повторить его?

— Не повторить, а закончить, — ответил Шон. — В прошлый раз у вас было слишком мало антивещества, чтобы осуществить безопасный контроль над линиями, что в итоге привело к появлению аномальных лакун, так называемые Аннулированные Зоны первого типа. Поэтому в моём мире было решено организовать необходимое количество для отправки сюда. Мы предполагали, что как только Сефирот окажется здесь, случится Вторая Волна, которая завершит сопряжение обоих миров. К сожалению, мы не учли уровня деградации линий. Я понял это сразу, как только появился здесь, в странном местечке под названием Москва.

— Погоди, ты хочешь сказать, что готов был пожертвовать собой ради спасения вселенных?

Шон слабо улыбнулся.

— Все мои со-напсы были готовы. Однако наша жертва ни к чему не привела. Проникнув сюда, Я-Мы были обречены остаться в этой чужой для нас вселенной до самого конца. Однако, кое в чём нам повезло: наш Сефирот оказался возле профессора Беликова-старшего. К сожалению, он, как и другие в той подземной лаборатории, был необратимо повреждён на ядерном уровне. Агрессивное излучение в момент, когда профессор испортил Протокол, повыбивало глюоны из их ядер, разрушив почти все барионные связи. Вот почему все в той комнате при моём появлении обратились в пыль, и только его, профессора, я успел удержать путём концентрации всех своих способностей. Однако я знал, что у нас имеется всего несколько часов, и за это время мы должны были отыскать ответ, что делать дальше.

Борис Акудник, против своей воли, внезапно снова увлёкся рассказом Шона. То, что тот говорил, казалось безумием, и вместе с тем, чем-то логичным и естественным.

— Так ты пообщался с ним?

— Именно так. Более того, он позволил мне просканировать свою память, чтобы я подобрал оптимальный вариант для нашего спасения.

— И что же это за вариант? — тихо спросил юноша.

— Обратиться за помощью к твоему отцу, — ответил Шон, — потому что только он в этом мире обладает наиболее полными знаниями, как осуществить Третью Волну. Однако попасть к нему в руки мне удалось не сразу. Несколько лет Я-Мы занимались какой-то ерундой вместе с Зивергом и его нелепой бандой. Зиверг поначалу согласился, а затем отказался передать Сефирот людям. Он искал собственную выгоду. И мне пришлось полностью закрыться. Эти душманы, создания вашего мира, совсем обезумели, почти как и Хобот в нашем…

— Что ты сказал?

Борис не на шутку удивился, и это дало ему знать, что он перестал испытывать к этому странному существу ту невероятную злобу, которая ещё несколько минут назад отравляла его разум. А ещё, похоже, он наконец смирился с тем, что произошло за последний год.

— А ты разве ещё не понял? Хобот такой же как и я. Он-Они. Эфириал. Однако его задача отличается от моей более, чем полностью.

— Разве ты не воплощаешь всех… эээ, со-напсов из твоего мира?

Мальчик звонко рассмеялся.

— Думаешь, мы прибыли к вам всей вселенной? Конечно, нет, глупый. Я был сформирован для этой задачи в тот момент, когда возникла потребность. А Хобот появился как мой антипод, преследуя противоположный концепт.

— И какой же? — в голосе Акудника появился страх.

— Не дать мне провести синхронизации линий и позволить дестабилизации завершиться. К счастью, он появился здесь чуть позже, чем Я-Мы, и поэтому мы успели ускользнуть от него. Иначе, Я-Мы безусловно проиграли бы ему это сражение.

— Почему же?

— Он гораздо сильнее, — пожал плечами Шон. — В нём находится почти сотая часть всех со-напсов из моей вселенной, а это в тысячу раз больше, чем во мне. И он может передвигаться самостоятельно, без человеческой помощи. Чего, как ты видишь, за мной не наблюдается. Я привязан к вам, биологическим существам этого мира. Довольно неудобно, надо сказать.

— Но как же…

Борис замолчал, разом растеряв все слова.

— Если хочешь, я покажу тебе «отблески», которые впитал с тех пор, как появился здесь?

— Отблески? — удивился Акудник. — Это что ещё за дрянь?

— Можно сказать, что это воспоминания некоторых людей, с которыми я взаимодействовал на всём пути. Их немного, но может быть, это позволит тебе кое-что понять.

— И что, среди них есть и воспоминания Льва Вениаминовича, моего дражайшего папочки?

— Несколько, — кивнул Шон, и Борис нетерпеливо облизал пересохшие губы.

Больше всего на свете он желал отыскать в себе силы, чтобы простить отца, но для этого ему нужна была некая сторонняя помощь. Не так-то легко даётся человеку способность прощать, величайшая среди всех, в какой-то мере нивелирующая разницу между разделёнными существами Земли и объединённым «нечто» из чужой пугающей вселенной.

Глава 34 Отблески

Пожилой седовласый мужчина, сильно сутулясь и с трудом переставляя ноги, двигался наверх по лестнице службы безопасности, в направлении поверхности. Сразу перед ним, испуская холодный чарующий свет, плыла небольшая сфера, размером с голову человека. Она возвращала в это проклятое место законы преобразования энергии, позволяя мужчине двигаться дальше, и вместе с тем не давала ему погибнуть на месте от того непоправимого ущерба, который оказал на него недавний взрыв. Недавний? Интересно, сколько времени вообще прошло? Год? Пять? А может тысяча?

Всё вокруг профессора Беликова казалось нереальным, как будто затянутым неподвижной пеленой. Полупрозрачная жёлто-матовая дымка наполняла коридоры и лестницы, офисные и научные помещения. И даже когда он поднялся выше лабораторного уровня и оказался в тюремном корпусе, дымка разве что стала слегка бледнее.

Эдуард понимал, что случилось нечто непоправимое. Ему не удалось остановить Красный Протокол, как он планировал все эти долгие месяцы. Из силовой сети профессор успел отключить только один её центр — Форт Боярд, когда на него, словно саранча, набежали охранники. Их было чуть больше, чем он рассчитывал. Проклятая верхушка Совета отправила на усмирение заключённых не всех своих ретивых «космолётчиков». Брр, убогие. Беликова-старшего передёрнуло, он всегда презирал этих безмозглых личинусов, но в последнее время начал буквально ненавидеть. Теперь, поднимаясь по лестнице, он встречал некоторых из них. Замершие на месте, в чёрной кевларовой броне, с оружием в руках, теперь они казались беззащитными рыбинами, вытащенными на берег. Попав в радиус действия таинственной Сферы, пульсирующей разноцветными вспышками, сразу трое из них осыпались пылью.

Барионный распад, понял профессор, испытывая в душе некоторое удовлетворение. Ранее от него уже обратились в прах все его коллеги в лаборатории и вся номенклатура, и только он один уцелел. К сожалению, ненадолго. Его как и остальных затронула эта жестокая участь, а то, что он всё ещё жив, это последний шанс, подаренный ему, чтобы отыскать тех, кто избежал наиболее жёсткого излучения.

Профессор прикинул в голове: вероятность того, что ему придётся обыскать пол-Москвы, была весьма велика. Ведь он не мог знать насколько широка зона, образовавшаяся после взрыва коллайдера. Оказавшись в тюремном корпусе, Эдуард почувствовал ещё один импульс со стороны Сферы. Она подсказывала ему, что внутри могут быть те, кто пострадал куда менее, чем он. Профессор вздохнул чуть спокойнее. Если так, то скоро он избавится от этой ноши. Честно говоря, пожилой мужчина уже порядком устал и хотел только одного — закрыть глаза и исчезнуть навеки. А что же будет с его растяпой-сынком, отправленным в глубинку? Надеюсь, он выжил там, с лёгким раскаянием подумал Беликов.

Пустынный коридор, в котором лежало несколько трупов — заключенные и охранники — привёл его к лестнице, ведущей на уровень выше. Неожиданно он обнаружил себя перед незапертой красной дверью. Сфера, очевидно, вела его внутрь. Эдуард к этому моменту совсем выдохся от бесконечных подъёмов и блужданий по Чёрному Лебедю и поэтому припал к стене, чтобы немного отдохнуть. Осталось ещё чуть-чуть, сказал он сам себе и, собрав оставшиеся силы, вошёл внутрь.

Глазам профессора предстало странное зрелище. В центре комнаты, за пластиковым ослепительно белым столом сидел коротко стриженный незнакомый человек с явными признаками альбинизма. На его лице застыла гримаса раздражения. На другой стороне стола были ещё двое. Они как будто сцепились вместе, пытаясь навредить друг другу. Огромная волосатая туша против хрупкого молодого человека. Тонкая кисть последнего была зажата между гнилыми зубами гиганта, но и юноша сумел достать своего противника: вонзил ему в глаз длинный деревянный карандаш.

Сфера испустила зелёную вспышку — и реальность оттаяла.

Пантелеймон?!

Только теперь Эдуард узнал молодого человека. Это был он. Сын старого приятеля профессора, а также тот, кто вызвался помочь ему в этом, как оказалось, безнадёжном деле. Бедный мальчик. Что же он делал здесь в момент взрыва? Неужели он, старый маразматик, виноват и в его участи?

Эдуард сделал шаг и едва не споткнулся о чей-то труп на полу. Какой-то охранник…

Только теперь профессор увидел, что с этими ребятами что-то не так. Они не распались на месте, как остальные. Вероятно, не все барионы в их телах были разрушены. Однако странность заключалась не только в этом: постепенно приходя в себя, они кое в чём изменились, и Пантелеймон, похоже, больше остальных. Зиверг-младший выдернул карандаш из глазницы волосатого громилы, а затем Эдуард Беликов с изумлением стал свидетелем чего-то необычного. По руке юноши молнией проскочила нечто, напоминающее то ли светящуюся сколопендру, то ли какого-то слизня с многочисленными ножками и острыми жвалами. Эта тварь, ловко извернувшись в глазнице, проникла в черепную коробку черноволосого громилы, на теле которого как будто стало ещё больше шерсти, чем раньше. Через секунду она выскочила через его левую ноздрю и упала на белый стол.

Профессор Беликов с любопытством продолжал наблюдать. Он никогда не боялся насекомых, даже самых неприятных среди них. Более того, в некоторой степени ему было присуща страсть энтомолога. Когда-то в детстве, в далёкие нулевые, у него в комнате жил огромный птицеед, которого он кормил сверчками и тараканами, а иногда даже подкармливал мышатами. Прекрасное счастливое детство. Как жаль, что вышло всё так…

Тем временем неизвестный инсектоид шустро преодолел пространство стола и оказался на коленях у альбиноса. Тот только что оттаял от заморозки и попытался сбросить с себя светящуюся дрянь, но был недостаточно быстр. Его ухо оказалось приемлемым отверстием для проникновения внутрь тела. Через секунду он завопил от боли, попытался встать, но тут же упал на пол, и начал кататься по нём, лупя себя по голове. Похоже ему было очень больно, намного больнее, чем волосатому громиле до него. От криков несчастного Эдуарду внезапно поплохело, и он, чтобы не рухнуть, присел на пол и закрыл глаза.

Через минуту всё прекратилось. Старик почувствовал какое-то движение и поднял голову. Перед ним стоял довольный Пантелеймоша и улыбался ему во все свои тридцать два зуба.

— Здравствуйте, профессор, — произнёс Зиверг-младший. — Давненько не виделись.

Когда-то отец назвал его «Пантелеймоном», что на древнегреческом означало «совершенство». Это имя с самого начала наложило на него тяжкое бремя, и он не мог ударить в грязь лицом, несмотря на все насмешки и уколы со стороны старших братьев. Вначале они лишь унижали его, но позже, в годы отрочества, когда отец начал выделять его среди остальных, завистливые душонки родственников наполнились настоящей ненавистью.

С той поры жизнь Пантелеймона стала намного хуже. Одним из его хобби было мысленное перечисление бесконечных издёвок со стороны братьев, которые он помнил практически наизусть, как стихи Пушкина. Однажды эти дегенераты перешли всякую грань: подкинули ночью в его кровать ядовитую змею. Да, яд щитомордника не был смертельным, но после укуса ему пришлось провести в больнице около недели, подключённым к аппарату вентиляции лёгких. Вернувшись же домой, Пантелеймон ответил негодяям с удвоенной силой. После множества укусов кольчатой южно-европейской сколопендры, десяток которых он раздобыл у своего приятеля, торгующего в Москве подобной дрянью, их лица и руки опухли, покрытые уродливыми буграми. С тех пор они уяснили, что с ним нужно быть осторожнее, и умерили свои потуги.

Оказавшись в Стазизе, после отречения от него Зиверга-старшего, Пантелеймон почувствовал себя так же, как тогда. Чувство предательства полностью захватило и поглотило его, несмотря на отсутствие физических процессов внутри Аннулированной Зоны. Всё это время Зиверг пребывал в каком-то полубессознательном состоянии, погружённый в свои самые тёмные и кровожадные фантазии. Он не замечал, как течёт время, поскольку мир вокруг не изменялся. Однако сознание, затуманенное пеленой ненависти, продолжало жить своей мечтой о мести.

Когда профессор вошёл в комнату переговоров и Зиверг очнулся, он испытал уже знакомое ему желание наказать врагов, как было некогда с его братьями. За долю секунды эта жажда оформилась в нечто странное и пугающее. Сколопендра вырвалась из плена и погрузилась в мягкую плоть Грязнова, но милостиво не стала его убивать, а лишь парализовала основные центры, подчинив себе волю и разум. Зато на Дьяченко он отыгрался сполна: полосовал его нутро своими жвалами так долго, пока от того не осталось абсолютно ничего, даже отблеска прежней мысли. И только тело продолжало существовать, словно безвольная марионетка. Затем Зиверг вернулся в своё родное тело и получил в распоряжение две покорные пешки.

Когда Беликов поделился с ним откровением, Пантелеймон был потрясён и не мог поверить в то, что рассказал профессор. Однако артефакт явил себя, и ему пришлось принять правду. Сфера хотела, чтобы он выбрался за пределы Аннулированной Зоны и отыскал некоего профессора Акудника. Якобы только он мог разобраться с неконтролируемой Фрагментацией, которая грозила гибелью всему миру. Поначалу молодого Зиверга убедили, что так будет лучше для всех, но когда он с Энгельсом и Грязновым покинул «Чёрный Лебедь», течение его мыслей изменилось. Зачем он должен отдавать кому-то артефакт, если его можно использовать по другому? Как? Ну например, вновь и вновь проникать в Москву, чтобы пополнять своё войско. Оказавшись снаружи, он довольно быстро понял, что не сможет мирно ужиться с людьми. Только не теперь, когда он изменился и приобрёл свою силу. А байки о конце света оставьте детишкам.

Кстати, о силе. Его пешки тоже изменились. Грязнов, в соответствии со своей кличкой, превратился в огромного маститого зверя. Его сознание не было полностью вычищено, как у Дьяченко, он всё ещё мог издавать пусть и рычащие, но членораздельные звуки, подобные на человеческую речь. Энгельс напротив замолк навеки, и Зиверг наслаждался его унижением. Запретив альбиносу носить одежду, он словно мстил ему за прежнее высокомерие. В свою очередь его способность оказалась довольно полезной для вновь созданной группы душманов, непримиримых врагов оставшегося человечества.

Однако клятая Сфера обладала собственным разумом и не желала служить обычным инструментом в чужих руках. Каждый раз, когда Зиверг пытался вернуться в Московскую Зону, его выталкивало наружу. Тогда он пошёл на хитрость — согласился с условиями артефакта взамен на одну ходку в Зеленоград. Сфера согласилась, и вскоре он заполучил ещё троих — своих прежних знакомых — Клубня, Гаврилу и Карло. С новыми сторонниками ему стало повеселее — ведь они служили ему добровольно, чего нельзя было сказать ни про Мишутку, ни про Энгельса.

Однако, получив желаемое, Зиверг нарушил условия договора — и это стало концом их сотрудничества: спустя три года Сфера полностью отключилась и даже отказывалась теперь общаться с ним. Такой исход не устраивал Пантелеймона. В его глазах артефакт был его собственностью, и он был намерен заставить его сотрудничать любой ценой. В мире, где люди постепенно, словно муравьи, снова стремились подчинить себе Землю, Зивергу требовалось множество союзников, таких как его душманы. И желательно не пять-шесть, а сотни. Только так можно было остановить человеческую плесень, которая снова расползалась по планете, ведя свои бесконечные войны друг против друга.

Однако Сфере было начхать на его мечты, и тогда Зиверг вспомнил кое-что сказанное профессором Беликовым перед смертью: только его ученик мог разобраться в тонкостях управления Сферой. Это значило, что у него ещё был шанс восстановить статус-кво. Что ж, если эта проклятая штуковина так хочет попасть к некоему Акуднику, пусть будет так. В конце концов он всё равно вернёт её себе, и никто из людишек не сможет ему помешать.

Прошло ещё несколько месяцев, прежде чем душманам представилась такая возможность. В тот раз они схлестнулись с крупным отрядом полковника Метисова. Вырезав всех солдат, Зиверг лично преподнёс полковнику подарок, снабдив его пояснительными указаниями о взаимном сотрудничестве. Глупые людишки заглотили наживку.

С тех пор прошло долгих три года. Всё это время Пантелеймон терпеливо ждал, периодически выходя на связь с генералом Гробченко, который курировал в ССВЛ проект «Сфера Римана». Как только душман почувствовал, что генерал начинает юлить и подбирает слова, он понял, что время пришло. Пора ему было забрать свою «прелесть» обратно.

Когда Борис выбежал из кабинета отца, направляясь в школу, Лев Вениаминович также поспешил прочь, только в другом направлении. Сейчас все его мысли были прикованы к лаборатории. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что профессор весьма чёрствый человек, однако это было не так. Он тоже волновался за Гришу, но не мог позволить себе проявить неблагоразумие и сорваться. Акудник-старший знал, что сейчас именно от него и других лаборантов зависит, завершится ли успехом их миссия длиной в несколько лет или же мутанты победят и заберут Сферу Римана обратно. Не хотелось бы, чтобы это произошло, ведь теперь он гораздо лучше знал, что собой представляет таинственный артефакт. Относительно недавно ему удалось пообщаться с ним, и Сфера многое поведала ему из области того, во что солдафоны никогда бы не поверили. Этих глупых, заскорузлых в своём невежестве людей в принципе не волновали проблемы вселенной, они верили только в красные линии и превентивные удары. Именно такой подход восемь лет назад стал началом всеобщего конца. После массированной ядерной атаки, которую их Родина инициировала против Европы и Штатов, рассчитывая на прикрытие Красного Протокола, надеяться на благоразумие подобного контингента было попросту невозможно.

Оказавшись в зоне для тестирования артефакта, Лев Вениаминович увидел Павлушу, который заканчивал настройку резонаторов.

— Ну что? Всё готово?

— Да, профессор, — сосредоточенно ответил тот. — Но скажите, что там происходит? Мы слышали сирену.

— Ничего такого, с чем не справились бы наши доблестные войска. Не беспокойся, Метисов разберётся со всем. А теперь сбегай за Лизонькой. Нам не помешает, если кто-то ещё будет стоять за пультом.

Павлуша покинул зону А1, но вскоре вернулся с миловидной розовощёкой девицей.

— Начинаем, — сказал Акудник-старший. — Нужно успеть провести синхронизацию браслета и Сферы, используя финальную выборку данных.

— Главное, чтобы не вышло как вчера, — рассмеялась девушка. — Борис так расстроился, когда вы на него накричали. А ведь он был ни в чём не виноват.

— Мы уже с этим разобрались, — отрезал профессор и приблизился к небольшой консоли, из которой торчал гибкий провод. Подсоединив его к неказистому карбоновому браслету на своей руке, он запустил процедуру инициализации.

Павлуша сосредоточился на огромных коробках с резонаторами, издающих неприятное жужжание, а девушка погрузилась в изучение тестовых логов, которые строка за строкой бежали на дополнительном терминале.

— Включай, — приказал профессор Павлуше, и тот поочерёдно дёрнул несколько рубильников.

Дополнительный поток энергии заструился по проводам к небольшому пятачку, укрытому за тремя пластиковыми перегородками. Сфера взлетела чуть выше, а затем начала светиться. Профессор с радостью почувствовал через браслет, как она откликнулась на его призыв. Перед мысленным взором учёного появилась виртуальная панель управления. Однако уже через секунду что-то пошло не так, и она исчезла. В одном из трансформаторных ящиков заискрило.

— Отрубай, отрубай, — рявкнул Лев. — Пока не взорвалось.

Павлуша выполнил приказ.

— В чём дело? — промычал профессор, изучая показатели в мониторе. — У меня всё нормально. На этой фазе не должно быть никаких девиаций.

Одновременно с этим, он мысленно ругал себя за вчерашний поступок. Если бы не его саботаж, у них уже имелся бы готовый контур. Но кто же знал, что душманы атакуют город. Такого никто не мог предсказать. Слишком уж это звучало фантастично. Неожиданно Елизавета, погруженная в чтение тестовой информации, радостно взвизгнула:

— Я поняла, Лев Вениаминович. Всё дело в неправильном порядке синоптических соединений.

Профессор сразу же переключился на код. Действительно. Похоже, эта ошибка осталась со вчерашнего дня.

— Сейчас исправлю, — пробормотал Акудник, быстро внося изменения. — Пробуем ещё. Павел, включай.

Поток, усиленный резонаторами, снова устремился к Сфере. Профессор сжал кулаки, чувствуя нарастающее напряжение. Сейчас не оставалось времени для ошибок. Артефакт снова ожил, засветившись ярко голубым светом. Лаборанты затаили дыхание, ожидая завершения синхронизации.

— Сделано! — торжествующим голосом воскликнул Лев, после чего сразу же оторвал провод от браслета. Теперь он больше не требовался. Сфера обязана была подчиняться каждой команде оператора не только в лаборатории, но и за её пределами.

В этот момент со стороны офиса до него донеслись странные звуки, усиленные артефактом. Похоже, там кто-то кричал. Лев Вениаминович активировал Картограф и наложил на него фильтр, убирая лишние точки.

— Что такое, профессор? — поинтересовался Павлуша, с удивлением наблюдая как переменился в лице начальник.

— Вам срочно нужно бежать отсюда, — прошептал Лев. — Мутанты уже здесь.

— А как же вы? — нахмурилась девушка, не желая бросать его.

— Обо мне не нужно беспокоиться. Кыш отсюда. Уходите через южный выход, а я активирую систему безопасности!

Павел схватил Лизоньку за руку и потащил её за собой, не обращая внимания на попытки вырваться.

— Какой же я мерзкий и подлый человек, — поздно раскаялся профессор. — Неужели они все из-за меня погибнут? Из-за одного только моего глупого желания закончить начатое.

Быстрее, они уже идут…

Чужая мысль проникла в мозг Акудника-старшего, пронзив его раскалённой иглой. Лев Вениаминович вздрогнул и активировал сейф-ловушку, экранированную свинцовой плитой. Там тебя никто не найдёт, пробормотал он, не беспокойся. Главное, чтобы Борис догадался, когда окажется в лаборатории. Но это было уже не в его, Льва, власти.

Двери в зону А1 резко распахнулась, и внутрь вбежал Павлуша. Его взгляд был затуманен ужасом, а руки окровавлены. Профессор понял, что Лизонька погибла, и сердце его снова похолодело от чувства вины. Следом за Павлом в помещении показался звереподобный мутант. Мишутка Гризли! Профессор слышал о нём. Вообще-то он слышал о них всех. Отъявленные преступники и кровожадные убийцы. Вся банда душманов неторопливо вошла в лабораторию; на их лицах ухмылки, в глазах нетерпение.

Мишутка, словно играюче, подскочил к упавшему на пол Павлуше и одним махом когтистой лапы разодрал его. Одна рука отправилась в полёт, но её успел подхватить Клу — и теперь медленно пожёвывал её, хрустя человеческими костями.

— Этого не трогать, — велел Зиверг, выступая перед остальными.

Лев Вениаминович почувствовал, как ему отказали ноги, и, чтобы не упасть, прислонился спиной к терминалу. Ему было известно о том, что главный душман по кличке Изверг, в миру Зиверг Пантелеймон Иванович, может менять свою внешность. Однако это не помешало профессору почувствовать мистическое изумление, когда он разглядел знакомое лицо — Валерьян Домовой — один из ведущих профессоров ВНИИ, представляющий кафедру холодного синтеза.

— Где она? — отрывисто спросил лже-Домовой. — Верни её мне, человек. Поигрался, и хватит.

Акудник собрался с духом и покачал головой.

— Её забрали люди из отдела безопасности. Или ты думаешь, что генерал Гробченко не предусмотрел ваше нападение?

— Всё ты врёшь, — уверенно сказал Зиверг. — Но ничего, сейчас узнаем.

Профессор догадался, что душман собирается проникнуть в его тело, и кто знает, возможно, он сумеет прочитать его мысли. Эта догадка заставила его действовать быстро. Лев Вениаминович бросился к коробке с подключённым резонатором и, забыв о себе, обеими руками схватился за оголённый провод, оставленный Павлушей из-за нехватки времени.

— Остановите его, — только и успел воскликнуть Зиверг, прежде чем профессор погиб на месте.

Мишутка оттащил мёртвое тело подальше от провода, и Зиверг не стал тратить время: сразу же покинул тело Домового и через ухо проник в голову Акудника-старшего. Профессор задёргался, словно в конвульсиях, а затем поднялся и мутными глазами посмотрел на свою банду.

— Здесь ничего не осталось, — устрашающим голосом, напоминающим визг, сообщил он. — Найдите мне кого-нибудь другого.

— Но мы всех убили на пути сюда, — поведал Гаврила Крокодайл, и это вызвало у Зиверга неконтролируемую вспышку ярости.

Его истерика длилась какое-то время, а потом он покинул труп Льва и вернулся в тело Домового. Тот был всё ещё жив, а душману было комфортнее находиться в живом теле.

— Он сказал, что артефакт забрали люди Гробченко, — задумчиво произнёс Карло. — Может нам стоить догнать их?

— Он всё врал, — убеждённо ответил Пантелеймон.

— Тогда, что будем делать?

Зиверг несколько секунд молчал, глубоко задумавшись. Наконец он принял решение:

— Пока что отступим в город, но будем внимательно следить за флуктуациями. Как только они активируют Сферу, мы придём за ней, где бы она ни была.

Мутанты кивнули своему главарю и отправились за ним к выходу. А вскоре, минут через двадцать, в тестовую зону вбежал Борис, с истерзанным телом брата на руках. Увидев Павлушу и профессора, он затрясся от ужаса и упал на колени. Оставив Гришу, он подполз к их отцу и неловко снял с его руки хорошо знакомый браслет. При этом затуманенный взгляд парня был прикован к чему-то невидимому. Сфера уже рисовала для него свои картинки, стирая и подчищая суровую реальность.

Борис резко вдохнул и выдохнул. Отец, который только что разговаривал с ним, внезапно превратился в неподвижное тело на полу с кровавой полосой под левым ухом. Рядом с ним стоял светловолосый мальчик, с сочувствием и сожалением смотревший на юношу.

— Теперь ты знаешь всё, — тихо сказал он, — и должен решить, что будешь делать дальше.

— Я всё уже решил, — стиснув зубы, ответил Акудник. — В тот момент, когда пришёл сдаваться солдатам.

Шон покачал головой.

— Нет. Ты лишь убедил себя, что у тебя нет выбора, что ты слишком мал и ничего не можешь. Так знай же — это всё ложь. Прямо сейчас ты самое могущественное существо в обеих вселенных. Это что-то да значит.

— Что за чепуха.

— Только от тебя зависит, чем всё закончится. Исчезнем ли мы все в пучине сингулярности, или получим крохотный шанс на спасение. Всё в твоих руках. Решай…

В этот момент Борис почувствовал, как его всего затрясло, а затем услышал чьи-то перепуганные и раздражённые голоса. С каждой секундой они всё нарастали, нарастали, пока не сделались слишком громкими и невыносимыми. Он не понимал, что происходит, и потому крепко закрыл глаза, словно маленький ребёнок.

— Очнись… Очнись, парень, — голос полевого врача и лёгкие хлопки по щекам возвратили Бориса в реальность, в которой к нему вернулась тупая ноющая боль. Рядом с ним почему-то собралась куча людей. Да я тут важная птица, с кривой ухмылкой подумал Акудник.

— Он пришёл в себя, — раздался радостный и звонкий голос Эльвиры. Доброе дитя.

— Так и есть, малышка, — подтвердил хируг. — Похоже, самый опасный период прошёл. Теперь с ним всё будет в порядке. Но на всякий случай я положу рядом ещё одну ампулу с диазепамом. Если приступ повторится, вы знаете, что делать.

— А с тобой что, солдат? — Борис, даже в своём полуобморочном состоянии, понял, что слышит самого Виктора Гробченко. Мерзкий отморозок…

— Я уже в норме, товарищ генерал-майор, — раздался слабый голос Шурочкина. — Позвольте мне вернуться к выполнению своих обязанностей.

— Вот видишь, Метисов, — усмехнулся Гробченко, — наши бойцы самые надёжные. Только благодаря таким парням мы всё ещё держим оборону. Молодец, солдат. По возвращению прикажу представить тебя к награде.

— Рад служить, товарищ генерал-майор, — голос Шурочкина стал немного бодрее.

Гробченко снова обратил взгляд на Бориса и увидел кое-что, что его заинтересовало.

— А эта штука у него откуда? — спросил он у хирурга.

Тот слегка смутился и тихо ответил:

— Полковник Метисов велел поставить. Кажется, её притащил один из крестьян.

— Понятно, — кивнул генерал. — Ну и правильно, не пропадать же добру.

Когда толпа покинула автобус, Шурочкин начал одеваться. Штаны и куртка цвета хаки висели рядом.

— Ты как, Валерка? — спросил Фёдор.

— Лучше, чем вы, профессор, — несколько грубовато ответил солдат, а затем, смутившись, поспешил исправить это, — простите, я не хотел.

— Можешь не извиняться. У меня есть к тебе одна просьба. Ослабь немного ремни на этом бедолаге. Не дай бог, задохнётся ещё.

Солдат кивнул и выполнил просьбу профессора. Борис этого даже не почувствовал. Он снова погрузился в глубокий сон, на этот раз без самоистязаний и тягостных видений. Шурочкин в последний раз окинул взглядом их крохотный закуток и молча вышел наружу. А вскоре автобусы и фургоны снова тронулись в путь. Сегодня им нужно было преодолеть изрядный кусок пространства, чтобы уйти от возможных преследователей.

Глава 35 И снова в путь

Борис лежал неподвижно, всем своим телом ощущая ватную слабость. Его сознание медленно выплывало из мутной дремоты, словно он поднимался со дна глубокого колодца. Голова кружилась, во рту ощущался странный привкус, но боли больше не было — только тяжесть в конечностях и липкая усталость. Затем зрение тоже вернулось к нему, и он, проморгавшись, сфокусировал взгляд на противоположной стороне импровизированной комнатушки.

Крохотная горелка давала совсем немного света, однако его хватило, чтобы Борис понял: кроме него и Фёдора здесь никого нет, не считая, конечно, маленькой девочки. Она крепко спала, свернувшись калачиком рядом с отцом. Белоус лежал всё там же, на своём месте, издавая прерывистые хрипы. Похоже, за эти несколько часов ему стало гораздо хуже.

— Профессор? Профессор Беликов? — Борис негромко окликнул Фёдора.

Белоус медленно повернул голову к юноше.

— С тобой всё в порядке? Может позвать кого-нибудь?

— Не вздумай, — предупредил тот. — Со мной практически покончено. У них нет возможности спасти меня. Честно говоря, я бы уже давно окочурился здесь, но ждал, пока ты очнёшься. У меня имеется к тебе важный разговор.

На бледном измождённом лице профессора, покрытом испариной, появилось подобие улыбки. От такого откровения горло Бориса перехватило спазмом, и он лишь неразборчиво промычал что-то в ответ.

— Попробуй освободиться от ремней, — продолжил Фёдор. — Я попросил Шурочкина перед уходом расстегнуть один из них, чтобы тебе легче дышалось. Он, добрая душа, не стал артачиться. Надеюсь, ему не прилетит за это.

Борис молча попытался вывернуть правую руку и с удивлением понял, что у него всё получилось. Расстегнув другие ремни, он полностью освободился через пару минут и осторожно поднялся с кушетки. Ноги слегка подрагивали, но в целом самочувствие было гораздо лучше, чем прежде. Похоже, его неплохо накачали обезболивающим. В этот момент он обратил взгляд на вторую руку и почувствовал удивление. Забинтованная конечность, покрытая жёлтыми пятнами лекарственной мази, не заканчивалась тупым обрубком, как он помнил из своего кошмара.

— Что это? — с тупым выражением на лице спросил он, разглядывая необычное приобретение.

Белоус коротко хохотнул, а затем скривился от боли.

— Неожиданно, правда? Это бионическая рука Барона, за которую его назвали Клешнёй. Теперь она твоя. Скажи спасибо полковнику за такую оригинальную идею.

— Спасибо? — Борис скорчил физиономию, полную отвращения.

— Ну-ну, парень, — с увещеванием сказал Фёдор. — Зря ты так, эта штуковина очень удобна, и практически не уступает твоей родной руке. А в чём-то даже превосходит. Теперь ты можешь щелкать черепа врагов, как орешки.

В глазах профессора промелькнула физическая боль, и Борис понял, что тот шутит над ним, чтобы отвлечься. Возникла неловкая пауза. Профессор как-будто подбирал слова, не зная с чего начать.

— Где мы сейчас? — первым спросил юноша, и Фёдор с готовностью ухватился за эту тему.

— Ранним утром покинули Шахтинск через тоннели в горах. Скоро уже полночь. Почти весь день мы ехали на запад, чтобы увеличить расстояние между собой и мутантами. Неизвестно, сколько их осталось в живых.

— Это правда, — кивнул Акудник. — Зиверг и Энгельс всё ещё могут преследовать нас. Остальных я поймал в ловушку, из которой они уже не сумеют выбраться.

— А ты молодец, парень, — с одобрением кивнул ему Фёдор. — Хорошего сына вырастил твой отец.

На лице Бориса отразилось раздражение.

— Погоди немного, — прошептал Фёдор, — я знаю, что ты был с ним не в лучших отношениях. Такое частенько бывает даже в самых интеллигентных семьях. У родителей-гениев сыновья могут либо бунтовать, либо смириться с авторитетом родителей. Я когда-то смирился. А ты вот совсем другой… Сильнее, чем кажешься на первый взгляд.

Облизав пересохшие губы, Борис ответил:

— Давай не будем о родителях. Что ты собирался мне сказать?

— Всего лишь хотел попросить тебя кое о чём. Но сначала скажи мне, что ты намерен делать дальше?

— А что я могу? — с горечью спросил юноша. — Всё, во что я верил до сих пор, оказалась ложью. Меня обманывали не только люди, отец или страна, меня обманула даже неведомая потусторонняя хрень. К чёрту всё это. Как говорится, е*итесь теперь с этим сами.

Осунувшееся лицо Белоуса нервно дёрнулось.

— Ты не можешь просто взять и всё бросить. Это не похоже на тебя.

— Да откуда тебе-то знать, что на меня похоже, а что нет, — вспылил парень. — В твоей жизни были потери, не спорю, но у тебя всегда был кто-то рядом. Твой отец заботился о тебе, и поэтому отослал в эту глушь, твоя жена любила тебя, и поэтому терпела всё, что происходит. А потом, когда она умерла, у тебя осталась она, — Борис кивнул на спящую Эльвиру. — Эта девочка, какой бы странной не была, беззаветно любит тебя и никогда не перестанет. А что было у меня? Отец, который променял нас с братом на поиски научной истины, а затем жестокая гибель всех близких, друзей и знакомых. И наконец, дьявольская Сфера — носитель чужеродного разума — просто водила меня за нос целый год, подсовывая несуществующие образы, играла на моей любви к брату, чтобы я планомерно продолжал уничтожать свою жизнь и бегать от кучки её преследователей? Думаешь, ты способен понять, что я сейчас чувствую?

В глазах Бориса появились злые слёзы. Фёдор молчал, не зная, что на это ответить. Неожиданно снаружи, за брезентовой тканью, раздались чьи-то осторожные шаги.

— Ложись давай обратно, — велел Фёдор, и парень вернулся на свою кушетку, притворившись, что спит самым глубоким сном.

В их секцию, отгороженную от остального автобуса, просочилась крепкая массивная фигура. Борис услышал чужой шёпот:

— Ну что, профессор? Он ещё не проснулся?

Открыв глаза, Акудник с изумлением уставился на Ивана Колесникова.

— А ты что здесь делаешь? — он прекратил притворяться.

— Так ты уже в норме? — обрадовался тот. — Это хорошо. Я вместе с Грынём сделали всё, как мы договаривались.

— О чём он говорит? — хмуро спросил юноша, глядя на Белоуса.

— Я попросил Ивана украсть твою игрушку, — прямо ответил профессор, — и он согласился.

— Ага, — ухмыльнулся в бороду Колесо, — эти тупые солдафоны будут в полнейшем шоке, когда обнаружат пустой сейф. Мы хоть в столицах ваших и не учились, но искусство медвежатничества в регионах всегда было на высоте.

Борис какое-то время смотрел на обоих своих собеседников, не понимая, о чём те толкуют. И только потом, когда он увидел на полу автобуса знакомый отцовский саквояж, до него наконец дошло.

— Что ты сделал? — промычал он. — Украл Сферу Римана? Но зачем? Что вы оба задумали?

— Вернуть её тебе, — осклабился Иван. — Честно говоря, после того, что я увидел и испытал, не хочу, чтобы такая опасная вещь попала к людям, испорченным властью и никчёмными идеями реваншизма. У них всех уже был шанс и, честно говоря, они его прое*али.

Борис перевёл взгляд на профессора.

— И что теперь? Думаете, я хочу снова тащить на себе эту штуку? После всего, что я узнал о ней? После всего, что она сделала мне? Для чего? Куда?

— Это не важно, — пробормотал Фёдор. — Тебе решать. Пусть и грубо, но Иван всё правильно изложил. Мир оказался в нынешнем его состоянии именно из-за таких людей, как те, кто хочет подчинить себе артефакт. Я говорю о верхушке ССВЛ. И уж поверь мне, парень, они нисколько не изменились, их цели и чаяния всё те же, что и были сто — двести — тысячу лет назад. Жадность, коррупция, власть — виток за витком история повторялась, пока эти люди своими руками не вызвали Армагеддон. Я умираю, но я не хочу, чтобы моя дочь жила в том новом-старом мире, который они наверняка ей устроят. Понимаешь?

Борис покачал головой.

— Не совсем. Что мне-то прикажете делать?

— Это уже твои проблемы, парень, — Колесников больно ткнул Бориса пальцем в грудь. — Свою задачу я выполнил, а теперь мы с людьми уходим отсюда. Пока солдафоны не очухались.

— Что? С какими людьми?

— С жителями Шахтинска и Красной Слободы, — ответил Иван. — После того, что произошло, они не очень желают оставаться с военными. И я их понимаю. Хотя, конечно, они им благодарны, что подсобили в трудную годину, но никто не хочет быть расходным материалом.

— А что произошло? — удивился Борис.

— Так ты не в курсе? Недавно у нас был один инцидент с пострадавшими. Погиб Оглобля и их старшина. Не отрицаю, что мой увалень виноват, но то, как его наказали заставляет меня ненавидеть этих людей. Вот почему я захотел уйти, а люди, узнав об этом, решили присоединиться.

— И куда же вы пойдёте? — хрипя спросил Фёдор. — Домой дороги нет. Там слишком опасно.

— Ты этого не знаешь, — усмехнулся Иван. — Я лично думаю, что вся чертовщина, случившаяся в последние дни, связана лишь с этой вещью, — он указал на саквояж с артефактом. — В любом случае, мы пока отправимся по трассе к Новогречанску. Я был там когда-то, до падения всего, и знаю местных. Возможно, кто-то из нас присоединится к ним, возможно, отправится дальше. Будущее покажет.

Колесников приблизился к брезентовой перегородке, намереваясь навсегда оставить в прошлом своих новых знакомых вместе с печальными событиями прошлых ночей, но почему-то он остановился.

— Что такое? — спросил юноша.

— Хочу передать тебе извинения от Ады Васильевны, — неловко сказал Иван. — Она сама не решилась к тебе зайти, но попросила меня. Кажется, у вас там что-то произошло неприятное…

— Нужны мне её извинения, — пробормотал парень.

— Ну, это тебе решать, — кивнул Колесо и со вздохом покинул огороженную секцию.

— Мне решать, — повторил Борис, судорожно сжимая кулак. Да что они все заладили. — Никто ничего не решает, — прошептал он.

— Ты же не собираешься сдаваться? — спросил профессор.

— А что если и так?

— Это не похоже на того парня, который пришёл спасать незнакомого ему человека в чужой и враждебный город по просьбе маленькой девочки.

— Так вышло, — слабо усмехнулся Борис. — Я просто не смог отказать такой очаровашке.

Профессор кивнул, а затем, прочистив горло, неожиданно попросил:

— Обещай мне, что ты не оставишь её?

— Кого? — опешил парень.

— Мою дочь. Я знаю, что не доживу до утра, и мне не хотелось бы, чтобы она осталась с этими людьми. Возможно, они не плохие, но ей будет грустно рядом с ними. А я… я хочу, чтобы она могла веселиться, когда меня не станет. Обещаешь, что заберёшь её с собой, куда бы ты ни пошёл? Это всё, о чём я прошу, хотя и знаю, что это немаленькая просьба.

Борис сглотнул ком в горле.

— Я постараюсь позаботиться о ней, — хрипло сказал он.

Фёдор слабо улыбнулся.

— Я знал, что ты согласишься. Ты ведь хороший человек, парень. Добрый.

Борис молча отвёл взгляд. Он почему-то сомневался в своей доброте. После всего, что произошло, ему казалось, что он неспособен больше на подобные чувства. А то, что он согласился, это скорее слабость. Сколько раз он уже корил себя и ненавидел за слабость, за неспособность принимать правильные решения! Как же он сможет позаботиться о чужом ребенке, если не сумел защитить даже брата?

— Всё будет хорошо, — Фёдор словно угадал его мысли. — В это лихое время ты сумеешь сделать правильный выбор и всё исправишь. Зная, что Эльвира останется с тобой, я смогу умереть спокойно. И кстати, будь осторожен. Пару дней назад, я проболтался полковнику о том, куда ты идёшь. Теперь они будут висеть у тебя на хвосте.

Борис молча кивнул, не особо расстраиваясь. Как будто раньше было иначе. В его душе медленно расползалось осознание того, что ещё один товарищ, ещё один хороший человек умирает у него на глазах, а он ничего не может поделать.

— У нас ещё есть немного времени. Давай сыграем в шахматы, — предложил Фёдор. — Я видел их где-то там, в углу.

Борис не был настроен на игру, но отказать умирающему не мог. К тому же, Эля только что проснулась и потянувшись, словно котёнок, радостно улыбнулась Акуднику.

— Ты снова в порядке, дядя Борис, — прощебетала она. — А где же Шон? Я давно его не видела.

Юноша с трудом проглотил комок в горле.

— Скоро увидишь, милая. Он немного устал и пока отдыхает.

Борис отыскал деревянную коробку с игрой и принялся расставлять фигуры на ней. Следующий час он и профессор попеременно передвигали фигуры по игровому полю. Ни один, ни второй за всю игру не произнёс ни слова. И только Эльвира, свидетельница этой печальной сцены, периодически подбадривала их. Её невинные глаза отражали полнейшее неведение.

Часы между тем тикали, отсчитывая последние мгновения. Борис с тревогой наблюдал, как Белоус с каждой минутой слабеет, но продолжает играть, стараясь отвлечься от неизбежного. Юноша сосредоточенно передвинул коня, угрожая ферзю противника. Несмотря на слабость, тот ответил неожиданным ходом слона, переключая внимание Бориса. Юноша глубоко задумался над следующим манёвром, на какое то время выпадая из реальности. А затем, как только сделал ход, Борис неожиданно понял, что их партия подошла к концу. Глаза профессора остекленели, а хриплое дыхание больше не нарушало тишину.

Борис с ужасом перевёл взгляд на девочку. Он не знал, что можно сказать или сделать в такой ситуации; как утешить ребёнка, потерявшего единственного родителя? Однако он был удивлён: Эльвира дажене смотрела на мёртвое тело. Нет. Её взгляд был обращен в другую сторону, туда, где стоял саквояж.

— Что с тобой, милая? — нежно спросил Акудник.

Девочка посмотрела на него яркими сияющими глазами, почти такими же, как у Шона.

— Папа, наконец, встретился с мамой. Я так рада за него.

— Что? — изумлению Бориса не было предела. — Откуда ты знаешь?

— Вот же они, дурашка. Стоят рядом с нами. Мама говорит, что я должна тебя слушаться теперь во всём и не своевольничать, как раньше.

— Прямо так и говорит? — почему-то улыбнулся юноша.

— Честное слово. Но я не могу обещать, что буду всегда такой уж послушной. Я же всё-таки ребёнок, — в голосе девочки прозвучали озорные нотки.

Глаза Бориса увлажнились. Он посмотрел туда, куда было обращено лицо Эльвиры и прошептал:

— Не беспокойтесь, дорогие. Я позабочусь о ней.

В ту же секунду ему показалось, что он тоже увидел нечто. Возможно, то было его фантазия, а возможно, ему действительно удалось разглядеть семейную пару, окутанную мягким сиянием.

— Нам пора уходить, милая, — сказал Акудник, поднимаясь на ноги. — Скоро здесь начнётся настоящий переполох, и нам лучше к тому времени быть подальше отсюда.

Борис подошёл к девочке и взял её за руку. Затем поднял саквояж, и вместе они покинули спящий автобус, заполненный ранеными, чтобы сразу же раствориться среди деревьев.

Начинался новый день.

Свирепые вопли генерала снова разносились над лагерем.

— Вы все, чёртовы дегенераты, ответите мне за произошедшее, — орал Гробченко, обильно забрызгивая подчинённых слюной.

— Что случилось? — прошептала Крабстер, просачиваясь в шатёр командования.

Метисов хмуро посмотрел на неё и таким же шёпотом ответил:

— Сейф генерала вскрыли.

— Что? — изумилась Полина. — А Сфера?

— Похищена. Более того, все гражданские покинули лагерь. А вместе с ними и Борис.

Девушка кивнула.

— Тогда я понимаю, почему он так разбушевался. Как же это случилось? Почему охрана ничего не заметила?

— Отличный вопрос! — гаркнул Гробченко, поворачиваясь к наёмнице. — Что ответишь на него, Олежек?

Метисов хладнокровно посмотрел в глаза вышестоящего по званию.

— Вы уже знаете ответ, товарищ генерал-майор. Всех, кто стоял в карауле, мягко обезвредили с помощью транквилизатора и оттащили в кусты, чтобы проспались.

— Шутить изволишь, полковник, — прорычал Гробченко. — Откуда у этих негодяев имеется транквилизатор? Где наш фельдшер? Неужели он был с ними в сговоре?

— Никак нет. Его тоже усыпили. Похоже неизвестные злоумышленники отлично знали, что они делают.

— Как так получилось, что в твоём ведении завелось столько крыс? — прорычал генерал. — Твоя некомпетентность начинает раздражать.

Полковник не стал оправдываться, не желая подливать масла в огонь.

— Предлагайте варианты по выходу из ситуации, — велел Гробченко.

— Мы должны выяснить, в каком направлении отправился Борис. Скорее всего, именно он унёс с собой Сферу Римана, — осторожно сказал Гурам.

— Что тут выяснять? — презрительно ответил Виктор. — Наверняка они все подались в ближайшее поселение. Что там по карте? Новогречанск?

Полковник кивнул.

— Сомневаюсь, что Борис пошёл вместе со всеми, — снова вмешался Гурам. — Он знает, что это повышает его шансы на обнаружение.

— И каково твоё предложение, капитан? — чуть более спокойным тоном спросил Виктор.

— К сожалению, Фёдор умер, а он многое бы нам рассказал. Похоже, они поладили с этим парнем…

— Ещё бы, — прервал его генерал, — эти яйцеголовые всегда ладят друг с другом, затевая свои козни против государства. Что отцы, что сыновья, будь моя воля — всех бы повесил на ближайших столбах. К сожалению, эти высокомерные ботаники всё ещё нужны нашему государству.

Никто из присутствующих не решился что-то возразить на это вопиющее человеконенавистническое утверждение. Чтобы сгладить атмосферу, Метисов сказал:

— Кажется, когда я разговаривал с Фёдором пару дней назад, он упомянул Форт Боярд. Вам известно, что это?

Генерал замер на месте.

— А как же. Наша станция в одном закрытом городке. Как же его там…

— Зеленоград-2, — подсказал Метисов.

— Точно, — глаза Виктора расширились. — Именно эту станцию Беликов-старший отключил во время своей диверсии.

— Полагаете, парнишка хочет вернуть её в сеть в ручном режиме?

— А что, — в очередной раз взорвался генерал, — есть другие варианты. Надо было сразу пристрелить его за предательство. Эх, я дурак…

Повисла гнетущая пауза, во время которой генерал обвёл подчинённых и Полину Крабстер тяжёлым взглядом, а затем сказал всего пару рубленых фраз; его тон не предвещал ничего хорошего:

— Поднимайте отряд. Мы отправляемся в Зеленоград-2.

Глава 36 Climax

Несмотря на то, что холодное октябрьское солнце практически не грело, земля вокруг путешественников буквально закипала от жара. Пламя подкралось к ним незаметно около часа назад и уже нещадно выжигало степные травы, деревья и кустарники. Иссушенная земля растрескалась, источая горьковатый аромат горелой полыни и почвы. Вдалеке, на горизонте, поднимался столб чёрного дыма, предвещая приближение неумолимого врага.

Борис понимал, что это никакое не совпадение. В такую пору здесь не могло быть естественного пожара. Скорее всего его устроили те, кто преследовал их почти месяц с тех пор, как они с Эльвирой покинули предгорный регион Шахтинска. Солдаты. Как же они оказались здесь быстрее них? Неужели уже сами научились создавать проколы?

— Быстрее, малышка, — поторапливал девочку юноша. — Кажется, нас скоро догонят.

— Нужно свернуть к барьеру, — предложил Шон, который бежал рядом с Элей, держа её за руку, в то время как она сама вцепилась в металлическую клешню Бориса. — Если достигнем его, сможем укрыться в безопасности.

Юноша кивнул. Он знал, что Шон прав. Ранним утром он снова сверился с Картографом и убедился, что они подошли к своей цели очень близко. Единственное, что продолжало смущать его, это необычная эллиптическая лакуна, которая полностью окружала Зеленоград-2. Такое чувство, что несколько аномальных зон одновременно слились воедино, оставив по центру небольшое, абсолютно нормальное пятно. Борис ещё не встречался с подобным феноменом, и продолжал гадать, как же они пройдут Аннулированную Зону, а также насколько это будет опасно для них.

— Ты слышишь меня? — повторил Шон. — Нужно свернуть к барьеру.

— Как будто это так легко, — возмущённо промычал Акудник. — Тоже мне дельный совет выискал. А то мы сами не знаем. Попробуй до него ещё добраться через это адское пекло.

В это же время генерал Гробченко со своим отрядом наблюдал за беглецами с высокого кряжистого холма. Он хищно улыбался, глядя на свою добычу, которая скоро должна была оказаться в ловушке: отрезанная со всех сторон пламенем, она выйдет прямо на него и не сможет избежать алчных генеральских когтей. Виктор Гробченко с наслаждением предвкушал миг своего триумфа. Его пальцы сжимались, словно он уже примерялся к шее проклятого воришки.

Между тем поднимающиеся к небу языки пламени охватывали всё новые и новые участки степи. Нагретый воздух колебался со всех сторон, а нарастающий гул внушал чувство ужаса. Борис отчаянно оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать хоть какой-то разрыв в огненном вале. Он крепко сжимал руку девочки, готовый любой ценой защитить её. В этот момент мимо них промчались несколько лисиц и самых разнообразных грызунов, начиная от тушканчиков и заканчивая обычными полёвками. Все они в едином порыве стремились покинуть опасную зону. Борис, Эльвира, а также эфемерный Шон побежали следом, правильно рассудив, что дикие звери лучше них знают дорогу к спасению.

Они ещё не подозревали, что путь их скрупулёзно рассчитан Метисовым — наиболее опытным полевым командиром в отряде Гробченко. А когда заподозрили неладное, было уже слишком поздно: оказавшись в тени холма, Борис увидел врагов сразу с трёх сторон. Единственный путь к барьеру, за которым лежала Аннулированная Зона, перекрывала массивная фигура генерала. Рядом с ним стояла знакомая девушка из наёмников Барона и ещё трое бравых солдатиков. У каждого на груди сверкало по медальке с символом Центра-0.

Борис остановился. Ситуация была хуже некуда. Похоже, на этом всё и закончится, угрюмо подумал парень.

— Стой на месте, — приказал Гробченко, не скрывая самодовольной ухмылки. — Думал, что сможешь ускользнуть от нас? А не тут-то было. Не родился на свете ещё тот молодец, который способен переиграть Виктора Гробченко.

— А ты, я смотрю, весьма самоуверен, — с лёгким презрением ответил Борис. — Неудивительно, что отец так долго водил тебя за нос, не желая отдавать Сферу.

— Так и знал, — сплюнул себе под ноги генерал. — Но это уже не важно. Твой старик мёртв, и ты, возможно, скоро присоединишься к нему. Чего на самом деле, я не желаю. Так что слушай внимательно, малец: я даю тебе последний шанс, и больше предлагать его не буду.

— Позволь предположить, — скривился юноша. — Хочешь, чтобы я вернул тебе Сферу и помог управлять ею? Ты, наконец, осознал, что браслет не даёт над ней никакой власти?

— Откуда ты знаешь? — прорычал Гробченко.

— Догадался. Видишь ли, недавно я выяснил, что на самом деле это такое: никакое не устройство, и даже не артефакт. Такая вещь не станет подчиняться кому-либо вопреки собственной воле. Вот почему все вы зря так старательно охотились за ней: что ты, что Зиверг. Пустая трата вашего драгоценного времени.

— Так для чего тогда нужен это браслет? — с яростью крикнул генерал, срывая с руки карбоновую безделушку и тряся ею перед собой.

— Всего лишь интерфейс, который позволяет связываться со Сферой Римана. Но дело в том, что мне он больше не нужен. Теперь мы с ней общаемся напрямую. Телепатически.

Генерал, похоже, взял себя в руки.

— И ты так спокойно говоришь об том? — спросил он. — Неужели тебе не ясно, что она забралась в твои мозги и промыла их. Я знаю, что она убедила тебя в том, что твой брат и отец всё ещё живы, но ты должен был уже раскрыть этот обман.

Борис нехотя кивнул.

— Будь спокоен, раскрыл.

— Тогда куда и, главное, зачем ты идешь? Хочешь стать предателем? Пойти против своих? Ты же понимаешь, что если Третья Волна случится, никому из нас не уцелеть? Всё человечество моментально погибнет.

— Возможно, — кивнул парень. — Я ещё не принял решение.

— Тогда принимай! — надавил на него Виктор. — Здесь и сейчас.

— В любом случае, с такими, как вы, мне не по пути.

— Что это значит?

— Недавно, общаясь со Сферой, этим «врагом рода человеческого», я выяснил одну любопытную деталь. Оказывается, вы запустили Красный Протокол на территории Родины не для того, чтобы защититься от вражеской бомбардировки.

— А для чего же? — не понял генерал. — Ты, кажется, бредишь.

— Возможно, я не правильно выразился. Сперва вы сами нанесли превентивные удары ядерным оружием по своим противникам, надеясь разрушить как можно больше, а потом трусливо прикрыли непреодолимым щитом наиболее важные центры собственной страны. Это ты называешь защитой от нападения?

— Я называю это военной хитростью, — рявкнул Гробченко. — Не тебе и таким как ты, слюнтявым либералам, учить нас морали. В этом мире не существует морали. Есть только сила, и только сила может защитить Человека от исчезновения. Тебе понятно?

— Вполне, — усмехнулся Борис. — Я всего лишь хотел уточнить, в чём состоит разница между вами, душманами и Сферой. Теперь мне всё понятно.

Генерал надулся и раскраснелся от ярости. Он ненавидел подобные дебаты, особенно, когда маменькины сосунки высказывали ему свои смехотворные претензии. Тем временем юноша кое-что вспомнил: ещё один вопрос, который волновал его.

— Как вы добрались сюда раньше меня? — с любопытством спросил он. — Неужели уже научились делать проколы в кварк-глюонном поле?

— К сожалению, нет, — покачал головой Виктор. — Зато наши учёные научились предсказывать изменения в розе вихрей на несколько месяцев и создали для нас подробную карту. Следуя ей, мы смогли подобрать оптимальный маршрут, чтобы перехватить тебя и устроить ловушку.

— Ну конечно, — пробормотал юноша. — Ваши учёные, куда же вы без них…

Генерал не совсем правильно интерпретировал его слова.

— У нас лучшие специалисты во всех областях, ни чета булгарам или башкортам, — хвастливо заявил он. — Такие, как был твой отец. Жаль, конечно, что сын Беликова погиб, он бы усилил наш штат, но ничего, мы справимся и без него. Если хочешь, присоединяйся к научной группе ССВЛ и будь с Человечеством, когда мы начнём отвоёвывать свою планету обратно.

— Надо же, — с ядовитой ухмылкой ответил Борис. — А ты оказывается врунишка.

— Чтоо?

— Ты же только что обещал мне, что не будешь делать повторного предложения. И вот, нате, снова…

Генерал-майор позеленел от злости, а Полина, устав от бесполезных диалогов, выступила вперёд и с глубокой неприязнью посмотрела на Бориса. Кажется, она в чём-то его винила.

— Хватит игр, сопляк, — злобно рявкнула девица, — отдавай уже артефакт.

Юноша проигнорировал её требование; его взгляд был прикован к генералу. С ним происходило что-то непонятное. Гробченко в какой-то момент начал мять пальцами свою толстую шею, как будто пытался расстегнуть верхнюю пуговицу армейского кителя. Определённо, он был не в порядке. Однако ни Полина, ни трое других солдат, не замечали в его поведении ничего странного. Оно и понятно, сейчас перед ними стоял «настоящий враг», желающий гибели ССВЛ. Преисполнившись гнева, девушка выхватила из кобуры знакомое оружие и направила его в грудь Акудника. Тот с удивлением узнал беретту отца. Вот-так дела, а он всё гадал, где она сейчас валяется, в каком богом забытом местечке.

Неожиданно генерал-майор успокоился и прекратил свои странные телодвижения. В его глазах сверкнуло полнейшее удовлетворение, и он рявкнул во весь голос:

— Хватит разговоров. Убейте его скорее!

Однако Борис уже был готов. В ту же секунду, когда раздался приказ, он активировал Полог, и как будто растворился в воздухе. Чуть позднее над его и Эльвириной головами начали проноситься пули, но беглец, пригнувшись, уже тащил девочку за собой, пытаясь выйти из зоны обстрела. Вместе с тем он внимательно продолжал смотреть в сторону Гробченко, и самые худшие из его опасений полностью подтвердились. Генерал-майор вращал головой, неотрывно наблюдая за его передвижениями. Чтобы удостовериться окончательно, Борис приказал Сфере уйти чуть правее, метров на пятнадцать, и генерал не разочаровал, неотрывно следя за ней глазами.

Этим можно воспользоваться, подумал Акудник и сразу же крикнул:

— Кретины, это же Зи… — голос парня утонул в череде выстрелов. Никто его не услышал.

Огонь вскоре прекратился. Солдаты не знали, куда им стрелять, а Борис продолжал медленно уходить в сторону, обходя группу противников по окружности.

— Чего стоите? — проревел Гробченко, — вот же они. Стреляйте…

Люди начали удивлённо переглядываться, а Полина наконец обратила внимание на кровавую полосу, идущую от уха до шеи генерала.

— Постой-ка, — понизив голос практически до шипения, сказала она. — Что это у тебя на щеке?

— Не будь дурой, — рявкнул мужчина. — Сейчас не время для этого. Эй, Метисов, вот же они, перед тобой. Стреляйте…

Борис сразу рухнул на землю, утаскивая Эльвиру за собой. Он настолько увлёкся основной сценой, что едва не попал в очередное окружение, на этот раз подразделением полковника Метисова. Они стояли совсем рядом с ним, метрах в десяти, не больше.

Борис замер на земле, не решаясь двинуться. Он знал, что на таком расстоянии его услышат, ведь Полог не скрывал звуков. Что же нам делать, в отчаянии подумал парень, как добраться до поля? Оно находилось совсем рядом, только протяни руку. Две минуты — и они были бы в безопасности. А группа продолжала медленно двигаться вперёд, рыская дулами штурмовых винтовок по кустам и деревьям.

В этот момент Сфера чуть ли не впервые проявила себя как самостоятельное мыслящее существо. В прежние времена за ней такого не водилось, по крайней мере, не во время сражения; даже в Горыни она лишь осуществила желание носителя. Артефакт поднялся высоко в воздух, на высоту деревьев, и испустил тёплую зелёную вспышку.

— Что это было? — раздался голос капитана Шеварднадзе.

— Не знаю, но будь осторожен, — предупредил полковник.

Внезапно он чертыхнулся. И было от чего. Из воздуха, будто материализовавшись из ниоткуда, появилось странное существо, не похожее ни на что прочее. Оно напоминало пятнадцатиметрового червя, из хребта которого наружу торчало два слоя отростков: вниз простирались ходульные ножки, а вверх — острые шипы, как будто смазанные ядом. Тело твари излучало холодное фиолетовое сияние, и сердце Бориса от ужаса едва не остановилось в груди. Он практически сразу догадался, что это такое, хотя никогда прежде и не встречался с подобными тварями, а только слышал о них рассказы от наиболее опытных скаутов.

Галлюцигения во всём своём отвратительном великолепии.

Данная разновидность Искажённых была наиболее таинственной и опасной среди всех существ, рождённых в хромоплазме. Ходили слухи, что однажды один такой «червяк» прошёл сквозь группу военных, словно нож сквозь масло, и все они погибли на следующий день от непонятных последствий — то ли с них сползла кожа, то ли они задохнулись в собственной блевотине. Вероятно, это было как-то связано с ядовитыми испарениями, которые исходили от существа.

Борис побледнел. Неужели они с Эльвирой обречены? Тем временем галлюцигения пластично изогнулась и обвила его с малышкой по кругу, образовав вокруг них защитный купол из мягких шевелящихся отростков. Это было так странно, так необычно, что юноша опешил, а затем расслабился. Похоже, он зря боялся. Это всё проделки Сферы, догадался он.

— Стреляйте в неё, — продолжал орать Гробченко, но сам почему-то не спешил подходить ближе. Видимо, знал что-то об этих тварях. Солдаты тоже воздержались от огня, расступившись в стороны.

— Пусть уходит, — вмешался Метисов. — Никому не приближаться.

— Ты ответишь мне за самоуправство, полковник, — прорычал генерал.

— Может быть, — кивнул тот.

Борис, продолжая держать Эльвиру за руку, сделал осторожный шаг в сторону, и чудовищный обитатель глубин мягко переместился на ходульных ножках вместе с ними. Несколько колец защиты плотно ограждали их от противника.

А это довольно удобно, подумал юноша. Далее, уже более смело и уверенно, беглецы направились к барьеру. Сфера покачивалась над ними, периодически испуская зелёные вспышки. Странное дело, Борис даже не почувствовал противодействия со стороны поля. Он понял, что они приблизились к нему, лишь увидев воочию, метрах в двух от себя, плотную перламутровую стену. Натянув окуляры, чтобы удостовериться, он разглядел пузырьки глюонной пены, будто разносимые ветром во всей округе.

— Ну здравствуй, загадочная «Terra incognita», — пробормотал юноша. — Наконец, я добрался до тебя.

Как только странное создание покинуло местность, площадка у скалистого утёса вновь стала достаточно оживлённой. Метисов с Гурамом, Коршуном и остальными приблизились к Гробченко и Полине.

— А ты не охренел ли, Олежек? — сразу же вызверился на полковника Виктор. — Как ты посмел нарушить мой приказ?

— Я уже встречался с подобными существами, — холодно ответил тот. — И запомнил, что они не так безопасны, как те Искажённые, к которым мы привыкли.

Гурам согласно кивнул, подтверждая слова полковника.

В этот момент, неожиданно притихшая Полина, подняла руку и направила на генерала пистолет.

— Что ты творишь? — удивился капитан Шеварднадзе.

— Сам посмотри! — коротко ответила девушка, не отводя сузившихся глаз от Виктора.

— Куда?

— Его щека и шея. Там у него кровь. Я уже видела такое прежде.

Полковник моментально догадался, к чему она клонит, и он сразу же поверил девушке. На его лице появилась суровая складка.

— Так значит это действительно ты, пресловутый Пантелеймон Зиверг, он же душман по кличке Изверг? В прошлый раз ты выглядел иначе. За всё это время твои козни стали причиной гибели многих моих ребят. Эх, как же я тебя ненавижу…

Лже-генерал улыбнулся и не стал отрицать очевидного. Расправив плечи, он с вызовом уставился на солдат, которые разом перевели на него всё своё оружие.

— И что? Так просто убьёте своего командира? — с ухмылкой спросил он.

— Когда ты проник в его тело? — поинтересовался Гурам.

— Недавно, пока вы точили лясы с парнишкой. Ох и любите же вы поболтать, вместо того, чтобы действовать. Я тоже иногда не против, но уже после того, как добьюсь своего. А вы прямо-таки подтверждение всех клише о военных. Настоящие тугодумы…

— Где Бугай! — неожиданно рявкнула Полина. — Где ты оставил его тело, ублюдок?

Генерал-Изверг хрипло рассмеялся.

— Так вот что тебя волнует, малышка? Хочешь вернуть своего перекаченного индюка? Забавно.

От его слов Крабстер словно сорвалась с цепи. Она спустила курок, и пуля прошила насквозь плечо захваченного человека; не самый смертельный трюк, но довольно болезненный. Некоторые солдаты вздрогнули, но увидев, что никто из начальства не спешит останавливать разъярённую наёмницу, не стали вмешиваться. Зиверг снова рассмеялся.

— Ты ведь уже не раз пробовала убить меня и должна понимать, что это бессмысленно. Я просто поменяю тело.

— Раз уж мы заговорили об этом, — сказал Метисов, пытаясь потянуть время, — где ты спрятал своё настоящее? Оно вообще у тебя есть? Или полностью сгнило за те годы, что ты бегаешь от нас?

— Где-то имеется, — пожал плечами Зиверг. — Видимо, во мне осталось ещё что-то человеческое, какая-то глупая сентиментальность, и я припрятал его в какой-то Аннулированной Зоне.

— Уж не в Москве ли? — спросил Гурам. — Не с этим ли связаны твои попытки заполучить Сферу? Хочешь снова вернуть назад свою тушку?

Лже-генерал на секунду задумался, а потом кивнул.

— Знаешь, а ведь частично ты прав. Москва для меня это богатейший источник исключительного биологического материала. В последний раз, когда я был там и забрал из тюрьмы Клубня, Гаврилу и Карло, я решил проверить, что будет если я покину лакуну в чужом теле. Честно говоря, хотел получить какую-то особую способность, вроде той, что была у других. К сожалению, то тело рассыпалось в прах за неделю и никаких новых способностей мне не дало. А потом проклятая Сфера просто отказалась вновь пропустить меня внутрь, из-за чего я начал менять тела, как перчатки, и ни в одном из них не мог почувствовать себя достаточно комфортно. Представляете, каково это, вечно жить в чужом теле?

— Ты ещё здесь разревись, как девчонка, — прошипела Полина. — Я последний раз тебя спрашиваю, где Илья?

Зиверг хитро улыбнулся, и девушка не выдержала: снова выстрелила в генерала, на этот раз попав ему в ногу. И снова её никто не стал останавливать.

— Ладно-ладно, — поднял руки Зиверг. — Сдаюсь. Он где-то там, — душман показал пальцем на утёс, откуда ещё недавно они наблюдали за передвижениями беглецов. — Лежит здоровенький и невредимый. Ждёт свою красавицу, чтобы потрахаться. Спеши давай…

В глазах Полины сверкнула надежда, и она сразу же бросилась на вершину скалы, более не обращая на остальных внимания. Прошло какое-то время, и оттуда донёсся её яростный крик. Солдаты отвлеклись лишь на секунду, но и этого хватило, чтобы Зиверг бросился прочь, скрываясь среди деревьев.

— Догнать его, — приказал Метисов, и солдаты помчались следом.

Только Гурам покачал головой, понимая, что затея обречена на провал. В той стороне находилось кварк-глюонное поле. Зиверг для них теперь, считай, что недоступен.

Когда капитан поднялся на каменный утёс, он обнаружил заплаканную Полину. Девушка сидела на коленях и красными глазами смотрела на знакомое тело. Шеварднадзе приблизился к наёмнице, уже обо всём догадавшись. Посеревший от времени труп сержанта Бугая казался довольно обезображенным. Многочисленные раны, появившиеся в нём после столкновения с Энгельсом на окраине Шахтинска, уже начали покрываться личинками трупных мух. Вместо слов утешения Гурам положил свою руку на плечо девушки, и она сразу же схватилась за неё, словно утопающая за соломинку.

Как же я хочу домой, внезапно подумал капитан, чувствуя в глубине души гнетущую, разрывающую его тоску.

Глава 37 Аннулированная Зона

Картограф, похоже, не обманул их. Аннулированная Зона, расположенная по соседству с Зеленоградом-2, действительно оказалась сплошным кольцом из объединённых вместе лакун. Оно окружало город непроходимой стеной, не позволяя ему даже теоретически взаимодействовать с остальной частью планеты. Когда галлюцигения довела их до перламутрового барьера и отправилась дальше по своим делам, как ни в чём не бывало, Борис нервно рассмеялся. Интересно, какие ещё жуткие тайны и опасности поджидают их впереди? Вероятно, нечто, что навсегда изменит их отношение к жизни, а может быть даже лишит этой самой жизни.

Акудник глубоко вдохнул прохладный воздух с примесью далёкой гари, а затем, держа Шона и Эльвиру за руки, сделал решительный шаг в сторону барьера. Проходя внутрь, он рефлекторно закрыл глаза, словно при погружении в воду, а затем шёл вперёд вслепую, пока не услышал восторженный голос девочки:

— Как же здесь красиво.

Молодой человек остановился.

— Посмотри сам, Борис. Я ещё никогда такого не видела.

Юноша распахнул глаза и огляделся. Зрелище, которое открылось ему, на самом деле завораживало. Эльвира была права.

— Что это? Магический лес? — прошептала она. — Раньше я видела его как будто в зеркале, а теперь могу прикоснуться своими руками.

И в самом деле, она протянула руку вперёд, словно желая дотянуться до удивительного леса, состоящего в основном из гигантских сияющих папоротников. Они покачивались среди разноцветных потоков, и казалось, что их огромные листья достают до самого неба, сверкающего фиолетовыми, жёлтыми и зелёными вспышками. Шон мягко улыбнулся чудесному зрелищу, как будто увидел что-то знакомое и приятное, из прежней, оставшейся позади жизни. Солнца здесь не было, однако потоки энергии давали достаточное количество света.

— Пойдёмте, — сказал Борис, и они медленно двинулись по тропинке в сторону леса. Похоже, им было туда.

Вскоре беглецы достигли опушки и, осторожно ступая по мягкой земле, усеянной странными шевелящимися ворсинками, двинулись вглубь. То и дело где-то рядом с ними мелькали извивающиеся тени, безглазые и беззубые, чем-то напоминающие сомнамбул. Приглядевшись, Борис рассмотрел некоторых их них, и был слегка испуган: слишком они были необычные, слишком чужеродные для привычного ему мира.

— Не бойся, — произнёс Шон. — Они безопасны.

— Что это такое?

— Создания, пришедшие из моего мира. У нас они могут быть вместилищем для со-напсов, а могут бессмысленно бродить по окрестностям, не проявляя никакого сознания. Большинство Искажённых, которых ты знаешь, не такие, как эти, поскольку сопряжение с вашим миром наложило на них свою печать. Некоторые, вроде альф, вообще нам неизвестны. В них больше от вашего мира, чем нашего, и они действительно могут быть опасны. Но только не эти, какими бы странными они не казались твоему глазу.

— Смотрите! Смотрите! Они что, могут танцевать? — девочка, вырвавшаяся вперёд, указала куда-то в сторону дрожащей рукой.

Борис повернулся и замер на месте. Это было удивительно и завораживающе. Посреди огромной поляны, заросшей ворсистым оранжевым ковром с вкраплениями изумрудных цветов, напоминающих подсолнухи, кружились в таинственном хороводе уже знакомые им существа: бирюзовые странники.

— Стой, Эльвира, — громко прошептал Борис. — Куда ты пошла? Вернись ко мне…

Но девочка словно не слышала его, двигаясь в направлении странного собрания.

— Не беспокойся, — воскликнул Шон. — Они безопасны, и ничего ей не сделают.

— Ну конечно, — пробормотал юноша, следуя за девочкой.

Выйдя к краю поляны, беглецы остановились, во все глаза разглядывая удивительных существ. Только теперь Борис увидел, что они сцеплены вместе светящимися переплетёнными хоботами. В таком состоянии они двигались по кругу, то в одну, то в другую сторону, в неком подобии танца. В какой-то момент кольцо существ внезапно оторвалось от земли и начало парить над ней, поднимаясь всё выше и выше, пока не достигло листьев папоротника.

— Невероятно, — не выдержав, выдохнул Борис. — Это… это словно какая-то сказка!

Эльвира кивнула, полностью согласная со своим опекуном.

— Они такие… красивые. Как будто сама природа воплотилась в них.

— Всё верно, — кивнул Шон. — Они и есть сама природа. Чистая, лишённая зачатков сознания.

— Как это? — удивился Борис.

— Я ведь уже объяснял тебе. Наш мир отличается от вашего. В нём живое не обязательно обладает сознанием. Скорее, оно приобретает его, когда несколько со-напсов объединяются в единый Эфириал и погружаются в подходящую, эээ… плоть. Так мы чувствуем радость жизни.

— Но как же это возможно? — возмутился юноша. — Как эти существа могли возникнуть, если над ними не властны законы эволюции, теория Дарвина?

— Эволюция, в том виде, который известен вам, лишь один из возможных вариантов развития биологической жизни. Но даже он подчинён более высоким законам. Возможно, ты слышал что-то о теории фракталов? Это и есть основной мотиватор сложения биологической материи в обоих вселенных. Ваша эволюция лишь стала надстройкой, которая повела вас вперёд, от доклеточных образований к многоклеточным структурам. Однако не заблуждайся, всё это подчиняется гармонии и красоте самоповторяющихся флуктуаций. Вот почему в нашем мире эти существа лишь подобие ваших. Не обманывайся на их счёт. Они не имеют мышления, сознания, чувства радости или злости. Они не охотятся друг на друга и не защищаются.

— Вообще-то, в городе мы видели другое, — резко ответил Акудник.

— В те существа проникли со-напсы Хобота. А Он-Они, как я уже говорил, обезумели.

— Но почему? Что вызвало в нём такой эффект? — задумчиво спросил Борис, наблюдая за танцующими созданиями.

— Полагаю, всё то же: аномалия, которую вы сотворили в центре своей и нашей вселенных. Ладно, мы не должны здесь задерживаться. Боюсь, Он-Они не оставят нас в покое, пока мы не достигнем своей цели. Идём дальше.

Борис кивнул и мягко прикоснулся единственной рукой до плеча девочки.

— Ты слышала его, милая. Не отставай от меня.

Малышка кивнула, и они продолжили путь.

Впереди у беглецов было несколько часов пути, и за это время они порядком утомились. Поэтому, когда магический лес снова расступился и они увидели водопад, низвергающийся с гор десятками разноцветных каскадов прямо в лесное озеро, они сразу поняли, что здесь нужно обязательно задержаться. Тем более, когда заметили, что некоторые из каскадов стремятся вверх, а не вниз. Они устроились под раскидистым папоротником, наслаждаясь моментом спокойствия, и Борис распаковал сумку, из которой достал несколько бутербродов. Поделившись с девочкой, он начал медленно пережёвывать пищу, размышляя об увиденном и услышанном.

— Жаль, что папы и мамы нет с нами, — неожиданно всхлипнула малышка. — Им бы понравилось это место.

Борис посмотрел на неё грустными глазами:

— Ты давно их не видела?

— С того дня, как мы ушли от плохих дяденек. И теперь я скучаю по ним.

— Это нормально, — участливым голосом ответил молодой человек. — Когда мы скучаем о ком-то ушедшем, он чувствует это на небесах, и улыбается нам оттуда, говоря, что мы обязательно встретимся. Однако с этим нельзя перебарщивать. Ведь там у них тоже есть чем заняться, не всё же время думать о нас, грешных.

Эльвира с определённым сочувствием посмотрела на юношу, словно на маленького ребенка, говорящего глупости, и он от этого смутился. В этот момент Шон вскочил на ноги и уставился на восток. Судя по всему, он был весьма встревожен.

— Что-то случилось? — спросила девочка.

Эфириал кивнул.

— Как я и предсказывал, он догнал нас, и теперь не отпустит.

— Кто? Хобот?

— Ну а кто же ещё? Смотрите сами.

Борис с Эльвирой вышли из-под папоротника и со страхом в глазах убедились в словах Шона. Далеко-далеко, по всей видимой линии горизонта, выделялась темная полоска. Несмотря на то, что она казалась узенькой, Борис почувствовал, как с каждой секундой она ширится и становится всё больше, захватывая целиком кольцевую лакуну, окружавшую запретный город.

— Он движется, — испуганно сказала девочка.

— Так и есть, — подтвердил Шон. — У нас ещё есть время, но мы должны поспешить. Думаю, к концу дня Хобот захватит здесь всё, и каждое бессознательная тварь наполнится его волей.

Эти слова заставили людей снова отправиться в путь, забыв об усталости. Они помчались вперёд, не обращая больше внимания на удивительные растения и таинственных существ. В какой-то момент Борису показалось, что он заметил на лесной тропинке крупную фигуру генерала Гробченко, и замер за деревом, схватив Эльвиру за плечо. Девочка тоже всё видела и поняла.

— Это был Зиверг? — спросила она, беззвучно двигая губами.

Борис коротко кивнул.

Шон на мгновение пропал из вида, а потом вернулся к людям и сообщил:

— Идём дальше. Он нас не заметил.

— Почему? — удивился Борис. — Разве он не чувствует тебя, когда ты активен?

Эфириал кивнул.

— Чувствует, но в этом месте подобное для него сложновато. Вокруг слишком много источников возмущения.

Беглецы продолжили свой путь и практически бежали вперёд, что называется, наперегонки со смертью. Борис постоянно оглядывался, чтобы в очередной раз отметить, что небо за ними всё больше напоминает чёрный водоворот, стремящийся к центру лакуны. В то самое место, куда они упорно пытались попасть, чтобы выполнить свою миссию по спасению, а может быть уничтожению всего сущего. Борис старательно избегал мыслей об этом, чтобы не растерять те крохи адекватности, которые в нём ещё имелись.

Зиверг пробирался по магическому лесу, испытывая колоссальное раздражение. Он уже бывал прежде в таких местах и, надо сказать, ненавидел их всеми фибрами своей души. Несмотря на то, что здесь ему дышалось намного легче и приятнее, ведь он уже давно перестал быть человеком и стал неким гибридом двух миров, его сознание всё ещё принадлежало тому, старому миру, в котором он некогда был сыном опасного вора в законе. Здесь же он чувствовал в этих созданиях (Искажённых, как называли их человеческие отбросы) безмерную и чужеродную пустоту. Данная пустота не то, чтобы особенно пугала его, но вызывала в нём абсолютное отторжение. В этом заключалась некая ирония ситуации: ведь он когда-то убедил людишек, что хочет создать для себя подобное царство, а они так легко поверили в эту чушь. Жалкие существа…

В какой-то момент ему показалось, что он вновь почувствовал артефакт, но спустя минуту это ощущение развеялось без следа. Очевидно, на это как-то повлияли бесконечные потоки хромоплазмы. Зиверг выругался и углубился в лес, по сути, надеясь на обыкновенную удачу. Он понимал, что отстаёт на один шаг от несносного паренька, проявившего недюжинное упорство, и любой ценой стремился наверстать отставание. К сожалению, вокруг него снова начиналась какая-то чехарда.

Зиверг до сих пор не осознавал, что Хобот, с которым в последнее время ему доводилось встречаться всё чаще и чаще, не просто какая-то аномалия Фрагментации. Однако на этот раз заподозрил худшее, когда небо над ним потемнело, а бестолковые твари, в изобилии снующие в округе, снова начали вести себя странно, не так, как обычно. Некоторые из них почему-то сцепились друг с другом, внезапно преисполнившись невероятной ярости.

Зиверг поспешил отойти от них подальше, беспокоясь, что они атакуют и его. Это было бы крайне нежелательно, учитывая, что ему снова показалось, что он взял след. Тонкий аромат вскоре привёл последнего душмана прямиком к лесному озеру невероятной красоты, в которое одновременно впадали и выпадали звенящие потоки воды. Он чувствовал, что парнишка с артефактом был здесь совсем недавно, но куда он пошёл дальше, душман не знал. Это чувство беспомощности бесконечно разозлило его и, выхватив широкий армейский кинжал из ножен на генеральском поясе, он несколькими ударами выместил свою ярость на ближайшем стебле папоротника, толщиной с многолетнее дерево. Ни в чём не повинное растение медленно завалилось в сторону, утрачивая свою яркость по мере того, как из него вытекал живительный сок.

В какой-то мере эта вспышка помогла ему прийти в себя, и когда Зиверг увидел перед собой знакомую фигуру, он уже был спокоен и контролировал свои эмоции.

— Снова ты? — с ухмылкой прошипел он, глядя на голого человека, скрывавшегося в глубине леса. — Какой же ты живучий, оказывается.

Тот, к кому он обращался, сделал несколько шагов вперёд, и на сей раз Зиверг не мог остаться хладнокровным. Это создание лишь внешне напоминало Энгельса Дьяченко, и то отдалённо. Матовая чёрная кожа, такие же чёрные волосы, и непроницаемые глаза, полные равнодушия. Вокруг Энгельса-перевёртыша как будто пульсировало облако тёмной сажи, с каждым мгновением расширяясь и становясь всё более концентрированным.

— Кто ты такой? — пробормотал Зиверг, наконец понимая, что его враг совсем не тот, которого он помнил. На лице Энгельса не дрогнула ни одна мышца.

Внезапно Пантелеймон обратил внимание на необычную деталь, точнее, две детали, которые ещё больше выбили его из равновесия. По ворсистой земле волочились две хорошо знакомые ему головы, словно приклеенные к волосам Чёрного. Это были мёртвые головы, ещё недавно принадлежащие Карло и Клу. Открытые рты обоих мутантов как будто кричали от невыносимой боли. Зиверг вздрогнул от неожиданности. В последний раз он видел их, застрявшими в царстве Пиковой Дамы, и вот они здесь. Как же этот перевёртыш добрался до них? Неужели даже такая опасная аномалия ему была не почем? И где, чёрт побери, тогда Гризли?

Эти и многие другие мысли пронеслись в его голове в одно мгновение, а затем густые кусты рядом с ним громко затрещали, как будто с другой стороны начало ломиться какое-то чудовище.

Мишутка! Это был он.

Зиверг поначалу обрадовался, неправильно оценив ситуацию, но жестокая атака зверя развеяла его иллюзии. Бросок медведя был по-настоящему страшен и не поддавался никакой блокировке. Тело генерала от удара взлетело в воздух и отправилось к озеру, грузно грохнувшись на разноцветную гальку. Гризли продолжил движение, намереваясь закончить начатое. Ещё через мгновение его окровавленная пасть сомкнулась на горле Зиверга, и начала мотаться из стороны в сторону, терзая плоть прежнего хозяина и не позволяя тому прийти в себя. Вскоре голова генерала отлетела в сторону и приземлилась прямо у ног Энгельса-перевёртыша.

Кровь сочилась из оборванной трахеи, и вместе с ней наружу выползло довольное мерзкое и жалкое существо. Оно тут же попыталось зарыться в землю, как умело когда-то, но что-то не получилось. В следующий миг голая нога прекратила мучения Зиверга, с хрустом раздавив его насекомоподобную оболочку. От когда-то наиболее опасного врага человечества осталась лишь красная грязь, едва выделяющаяся на фоне оранжевой травы.

Хобот нагнулся, чтобы поднять с земли голову генерала, и лизнул окровавленную щёку, пробуя того на вкус. Видимо, вкус человеческой крови ему понравился, потому что он прицепил её к своим волосам — туда, где уже находились головы Карло и Клу. Теперь Чёрный Человек напоминал безумного индейского шамана с неухоженными космами, идущего тропой войны.

Мишутка приблизился к Энгельсу, на ходу изменяя свой цвет. Последние бурые пятна на его шкуре исчезли полностью, обратившись в чернильные кляксы, а воспалённая глазница затянулась чёрной коркой. Теперь и он, Михаил Грязнов, исчез навеки, исполнив свою месть, а его тело безраздельно принадлежало частичкам безумного Эфириала, как и вся лакуна целиком.

Хобот-Энгельс, словно заправский всадник, взобрался на спину своего зверя, и Он-Они двинулись к близкой границе, на другой стороне которой — Он-Они чувствовали это — уже укрылись их заклятые враги. Время бесконечно ускорилось, приближаясь к развязке.