Уставившись на аптечку, я отобрала несколько антисептических салфеток, распаковала иглу и отрезала медицинскую нить. Аптечка была хорошо оснащена, больше чем нормально, повседневно. Зачем ему нужно что-то с собственными аккумуляторами и дефибрилляторами?


Тебе действительно нужен ответ?


Его образ жизни, безусловно, был опасен. Он пользовался авторитетом у большинства мужчин в лагере, но не у всех. Ему бросили вызов и причинили вред. Он жил в мире, где жизнь была непредсказуемой, требовала использования аптечки, такой как эта, время от времени.


Отчистив кровь на его груди, налила приличное количество Бетадина на рану для дезинфекции, затем пыталась остановить кровотечение с помощью бинта. Надавливая на него, я быстро обтирала его грудь спиртовыми салфетками, внимательно наблюдая за его чертами лица, чтобы увидеть, когда он очнется.


Ничего.


Мое сердце гремело в ушах, но моя рука была твердой. Мышечная память возобладала над разумом, когда я, встала на коленях перед голой грудью Артура Киллиана и взялась за сморщенный конец его раны.


Я полагала, что рана на пять-семь сантиметров. Довольно глубокая, деланная чем-то острым, типо ножа. Я надеялась, что мышцы не разорваны и не нужны внутренние швы, потому что все, что я умею делать — это зашивать снаружи.


Ему повезло, что рана была далеко от сердца. Она была на правой стороне груди, на расстоянии ладони от его соска. Мои глаза скользили по его телу, глубоким впадинкам, образующим шесть кубиков пресса.


Его идеально сформированная V-образная мышца, насмехалась надо мной всей своей мужественностью.


На пряжке его ремня, впивающейся в меня, была такая же эмблема, как и на куртке — счеты и череп с водопадом монет из его рта.


Ему нужно было хорошенько помыться. На нем была грязь, не говоря уже о запекшейся крови.


Сделав глубокий вдох, я проткнула иглой его плоть, сшивая края раны вместе.


Он не вздрогнул. Его дыхание осталось неглубоким, но регулярным.


Я должна справиться.


Я потеряла счет времени, пока зашивала и заботилась о человеке, которому должна была позволить истечь кровью и бежать подальше. Я спасала ему жизнь, в то время как моя висела на волоске.


Но я была вознаграждена чем-то, похожим на покой. Безмятежность. В основном потому что, делая что-то, в чем я, очевидно, была талантлива, я также спала кого-то, кто мог спасти меня.


Я знала это. На все 100%. У него есть ответы — я просто не знала, поделится ли он ими со мной.


На последних стежках, Килл тяжело вдохнул, широко отрыв пылающие глаза.


— Ах, чтоб меня, это больно. — Он закашлялся, пытаясь избавиться от иглы, воткнутой в его мышцу.


Я стиснула зубы, крепко удерживая его плечо.


— Я еще не закончила. Еще немного. Лежи смирно.


Он рассердился.


— Такое чувство, будто ты меня разделываешь.


Я потянула иглу, продев ее через второй край раны.


— Я тебе помогаю. Не стони.


Он мрачно ухмыльнулся.


— Не стонать? Леди, вам повезло, что я не вою.


Я продолжала шить, пока он, закусив изнутри щеку, позволил мне закончить. С каждым проколом он вздрагивал, его мышцы сжимались, и он хватал воздух ртом.


— Еще где-то болит?


Он рассмеялся, потом снова закашлялся.


— Ты шутишь, правда?


Наши взгляды встретились. Небольшая улыбка украсила мои губы.


— Я имею в виду — есть ли что-нибудь сломанное или другие серьезные раны, о которых я должна знать?


Он задумался, молча глядя, будто не мог понять меня. Мягкость в его взгляде отправила бабочек порхать в моем животе.


— Нет, — пробормотал он. — Ничего, что ты могла бы исправить.


Я втянула воздух, умирая от желания спросить, что его беспокоило. Он перенес что-то серьезное — то, что омрачило его, свисая над его головой словно грозовая туча.


Опустив взгляд, я затянула последний стежок и присела на корточки.


Его лоб оросило потом, хотя его тело было холодным и слишком белым. Ему нельзя лежать на прохладном кафеле, но я была не в состоянии переместить его. Ему придется оставаться там до тех пор, пока он не сможет передвигаться сам.


— Оставайся здесь, — приказала я, с трудом поднимаясь на ноги.


Он закрыл глаза, его губы растянулись в улыбке.


— Куда, черт возьми, я могу пойти? Я с трудом могу концентрироваться.


— Я только что пришла к такому же выводу.


Я бросилась из комнаты и вернулась в ванную. Схватив полотенца для лица с раковины, я наполнила миску теплой водой, собрала все полотенца с сушилки, и направилась обратно в кабинет.


В последний момент, я бросила полотенца и поставила теплую воду при входе в комнату и рванула наверх.


Любопытством ли было бегать по коридору и разглядывать многочисленные комнаты? Возможно, но у меня была цель, и не было никаких скрытых мотивов.


Подходя к комнате в конце коридора, я остановилась и вошла. Она была единственной, выглядевшей обжитой. Кровать королевского размера не была заправлена, черно-белое абстрактное покрывало было скомкано на одну сторону. Повсюду витал аромат мужского мыла и лосьона после бритья, смешанного с запахом кожи и соленых брызг океана.


На цыпочках войдя в спальню Килла, я заглянула, чтобы посмотреть были ли там личные вещи и фото. Дом был слишком пустым — не хватало души. Схватив толстое черное одеяло с края кровати, я направилась к выходу, но что-то на столе привлекло мое внимание, там, где лежали монеты и зажигалка. У стены лежал ластик, выглядя так, будто его использовали множество раз.


Мое сердце сжалось, когда боль наполнила мое тело.


— Мне плевать какой у тебя характер. Ты можешь быть любым знаком зодиака, и я буду любить тебя.


Он глубоко вздохнул, уткнувшись в мою шею.


— Я буду тем, кем ты хочешь, так долго, сколько ты продолжишь дарить мне свое сердце.


Я отступила назад, утопая в его обожающем взгляде.


— Вечно.


— Навсегда.


Ластик.


Это... больно.


Он воткнул иглу глубоко в мое сердце, заставляя меня кричать от нетерпения. Неразгаданные тайны — я хотела узнать их с каждым вдохом. Незамедлительно.


Дрожащими пальцами я взяла ластик, сглаживая выцветшую форму чаши из знака зодиака Весы.


5 глава


Я тонул в агонии, мой разум затронул воспоминания, слишком долгое время наполненные ненавистью и отвращением.


Все внутри меня пропиталось жаждой мести. Она была всем, чем я жил, что я ел, чем я дышал.


До нее.


До самозванки с зелеными глазами.


— Килл


Килл открыл глаза от звука громкого звона миски о плитку. Немного теплой воды пролилось, плеснув на пол. Положив полотенце рядом с его головой, я держала одеяло повыше, чтобы оно не промокло.


Он приподнял бровь.


— Что ты делаешь?


Мое сердце все еще болело, мой мозг отчаянно пытался разгадать значение ластика. Это что-то значило. Связь — воспоминание.


Я отказывалась встречаться с ним глазами.


— Мою тебя. Ты весь в крови. Это не гигиенично. Затем, если ты сможешь двигаться, тебе нужно будет лечь в постель и отдохнуть, если нет, то я постелю тебе здесь, и принесу что-нибудь поесть.


Он долго смотрел, в его глазах боролись удивление с недоверием.


— Ты собираешься мыть меня? — Он сглотнул. — Ты будешь купать меня, кормить меня и останешься... хотя всего несколько часов назад мои братья похитили тебя и ты очнулась в лагере Чистых?


Игнорируя большую часть сказанного, я спросила:


— Чистых?


Он нахмурился, до сих пор не способный разобрать выжила я из ума или просто невероятно глупа.


— «Чистая Порочность». Мой мотоклуб. Ты поняла, что я президент? — Он поднял руку, тяжелую и слегка дрожащую, и прижал к моему виску. — Я серьезно опасаюсь за твои умственные способности.


Игнорируя это, я спросила:


— Как ты стал президентом?


Я продолжала разговор. Каждое слово из его уст было похоже на хлебные крошки, ведущие к блюду, которое я отчаянно хотела проглотить.


Он тяжело выдохнул.


— Не твоего ума дело.


— Почему ты живешь один, а не со своими братьями? Разве не это является обязательным требованием — жить как одна счастливая семья?


Он проворчал:


— И снова не твоего ума дело. И я, черт побери, президент. Я могу делать что хочу, поэтому прекрати задавать вопросы.


Я кивнула.


— Хорошо. Снимай свои брюки, раз ты не хочешь разговаривать.


Он наполовину рассмеялся, наполовину застонал:


— Ты самая странная женщина, которую я когда-либо встречал. — Он взглянул вниз на свой голый торс. Вместо ироничной улыбки у него появился серьезный блеск в глазах. Он выглядел моложе и старше одновременно — давая мне разглядеть себя настоящего под грубой внешностью.


— Ты хочешь затащить меня в постель и снять с меня штаны?


Слова были притворно веселыми, но тон... он таким не был.


Что-то стянуло мой живот, сильнее, чем стягивало сердце. Кожу на голове покалывало от напряжения и комната с высокими потолками с тихо гудящими компьютерами, наполнилась пониманием.


Я сглотнула, ругая свое заколотившееся сердце.


— Ты мне позволишь? — прошептала я.


Килл втянул воздух, его живот слегка пульсировал. Красные, грубые швы выглядели злобно на его бледном теле. Края татуировки виднелись по бокам на его ребрах, намекая на полную часть на спине.


— Я узнаю кто ты, Забывчивая Девушка. И когда я сделаю это, ты не будешь в безопасности от меня.


Его шепот закручивался вокруг меня — западня, из которой я вряд ли освобожусь.


— Я рассчитываю на это. А когда ты узнаешь, кто я — расскажи мне. — Я посмотрела ему в глаза, передавая свою просьбу. Распутать мою жизнь. Тогда я не буду заперта в темноте с таинственной связью.


Моя рука нерешительно направилась к пряжке. Не говоря ни слова, он оттолкнул меня, потянувшись к ремню. Он поморщился, опуская правую руку на бок.


— Я передумал, я не смогу сделать это одной рукой. Тебе придется помочь.


Сделав глубокий вдох, я помогла ему расстегнуть тяжелую серебряную пряжку, потом посмотрела ему прямо в глаза, когда он открыл верхнюю кнопку и передвинул руку к молнии.


Мы не разговаривали, но что-то пронзительное и гармоничное повисло между нами. Оно нашептывало стихи, и едва узнаваемые тексты песен.


Килл прочистил горло.


Я не шевелилась.


Затем мои пальцы запорхали над самой интимной частью его тела, схватив застежку, я потянула медленно, ох, как медленно.


Он стиснул зубы. Его джинсы раскрылись, показывая темно-серые боксеры. Он приподнял бедра, давая мне пространство, чтобы стянуть их вниз.


Мой взгляд быстро метнулся к пистолету, лежавшему под столом. Я могла доползти до него за несколько секунд. Я могла наставить его в голову Килла, пока не встану и уйду. Он не умрет — не сейчас, я остановила кровотечение.


Мне не нужно было задавать вопросов. Мне дали все, что я хотела знать.


Но я не могла.


Просто не могла.


Единственным звуком был лязг его тяжелых джинсов, соскользнувших с больших ног. Его бедра снова опустились на холодную плитку, и мой взгляд уставился в огромное произведение искусства, покрывающее всю его левую ногу. Узор представлял собой разбивающиеся волны со скрытыми символами, уравнениями, и обещанием, скрывающимся в пене. Девушка, рыжие волосы которой струились вверх с волной и исчезали в его боксерах, сексуально улыбалась, а ее зеленый русалочий хвост ласкал его колено. Проклятый знак Весы был тоже там — повторялся снова и снова — еще одно напоминание о том, что я забыла.


— Ты совсем не такой главарь байкеров, как я себе представляла.


— У тебя были какие-то ожидания? Это опасно.


Я напряглась, желая проследить за красивыми цветами на его ноге.


— Несмотря на это, мне кажется, у нас есть что-то общее, — прошептала я.


Он тяжело вдохнул, откинув ткань со своих ног. Его взгляд упал на мою футболку прикрывающую бок, будто он мог видеть татуировку сквозь ткань.


— Кажется так.


Его загадочный ответ заставил мои соски затвердеть. Что-то бесспорно тянуло меня к нему. И сомневалась, что когда-нибудь смогу понять это.


Я приступила к действиям.


Схватив первое белое пушистое полотенце, я коснулась его бедра.


— Приподнимись. Я постелю под тобой.


Он ухмыльнулся.


— Если ты беспокоишься, что плитка намокнет, то не волнуйся.


Я нахмурилась.


— Это для тебя. Ты мерзнешь. Твой организм уже и так достаточно натерпелся.


Он замер. Его глаза изучали мои, глубже, сильнее, чем кто-либо раньше.


— Кто ты? — он снова вздохнул. — Какого хрена тебя это волнует, мой дискомфорт или потеря крови?


— У тебя есть кто-то, кто о тебе позаботится? — Я ненавидела мысль о том, что рядом с ним была другая женщина.


Я ревную.


Он не прекращал на меня пялиться.


— Какое это имеет значение?


— Почему тебя так удивляет моя забота? Я не могу позволить тебе умереть.


— Любая другая девушка нажала бы на курок в тот же момент, когда пистолет оказался у нее в руках.


Я спросила:


— Если я не помогу тебе, кто это сделает? Ты живешь один. Те мужчины в лагере, кажется половина на твоей стороне, а половина нет. У тебя есть аптечка первой помощи, снабженная, сомневаюсь, что законными медикаментами, но ты удивляешься, что я готова тебя спасти от смерти. Я думаю главный вопрос — кто ты такой?


Расскажи мне.


Он не отвечал в течение минуты, снова приподняв бедра, чтобы я расправила под ним полотенце. Его боксеры были настолько натянутыми, что не скрывали слишком очевидные очертания его большого, но неэрегированного члена.


Его тон снизился до проклинающего шепота.


— Никто.


— Никто?


— Я никто. И никто бы мне не помог. В моем мире ты выживаешь или умираешь. Ты не полагаешься на других, ни в ком не уверен. Это самый первый урок для тебя. — Боль в его голосе врезалась вокруг моего сердца, сжимая его в тиски.


— Это не похоже на веселый урок. Кто тебя этому научил? — прошептала я, подтягивая его за плечи и усаживая, чтобы разместить под его туловищем еще одно полотенце.


Он повиновался, не отрывая от меня глаз.


— Я не знаю, почему потакаю тебе, но если ты хочешь знать, мой отец.


Отец.


— Лютик, не уходи далеко. Я всего на секунду.


Я улыбнулась моему отцу. Мой большой, сильный папа, который поддался моей просьбе и дал мне прозвище Лютик, после моего самого любимого фильма: Принцесса-невеста.


Солнце садилось, очерчивая его большое тело красно-оранжевым оттенком.


Краткое воспоминание потускнело. Голос отца был громким, как будто он буквально только что говорил, но я не могла вспомнить, как он выглядел, чем от него пахло, или даже был ли он до сих пор жив.


От тоски по дому и отчаяния в горле застрял комок слез.


Килл не заметил моего путешествия в прошлое: он зажмурился, когда новая волна боли пронзила его.


Заняв свои руки делом, я пробормотала:


— Что произошло? Почему твой отец давал тебе такие жестокие уроки?


Он замкнулся, теплота, показанная им, исчезла, когда он проворчал:


— Ничего не произошло. Не твое собачье дело.


Он набросился, обернув пальцы вокруг моего запястья.


Я замерла.


— Я никогда, бл*дь, не должен был упоминать его. Не задавай мне больше никаких вопросов, особенно о нем. Поняла?


Мое сердце застряло в горле, я кивнула. Его пальцы сжались, перекрыв кровообращение пока небольшое сердцебиение не завибрировало в моих руках, затем он отпустил.


Тяжело вздохнув, он задумчиво уставился в потолок.


Я опустилась рядом с ним на колени, испуганная, взволнованная, и больше всего сгорающая от любопытства. Не только я погружалась в воспоминания. Килл делал то же самое.


Медленно, я опустила руки в миску с теплой водой, отжав из фланели лишнюю влагу.


— Прости, — прошептала я, — Я не хотела тебя расстроить.


Я встряхнула ткань и прижала ее к запекшейся крови на его животе.


Его глаза вспыхнули теплом. Он посмотрел вверх, встретившись со мной взглядом.


— Ты странная девушка.


Девушка.


Не женщина.


Почему в этот момент мне правда захотелось, чтобы он думал обо мне, как о женщине?


Он видел меня голой. Он был под впечатлением. Не так ли?


Его внимание переключилось на промежность, где футболка не скрывала наготу. Он тихо застонал, прикрываясь болью, но что-то внутри отреагировало. Что-то первобытное.


Мой взгляд метнулся к его паху. Вялость уступила небольшой упругости, его бледное обескровленное тело делало попытку восстать южнее.


Мне не следовало быть такой довольной, но губы растянулись в небольшой улыбке.


— По крайней мере, мы знаем, что ты наверняка выживешь.


Он посмотрел вниз, гневным взглядом, потом его сменил веселый. Он наполовину улыбнулся.


— Полагаю, это хорошая новость для всех.

Застенчивость охватила меня и, наклонив голову, я протирала влажной тканью поверх его израненного и грязного торса, медленно отмывая его.


Тишина повисла между нами, но это не было неловко. Скорее спокойно... умиротворяюще.


Прошло минут пять, пока я превратила его грязную плоть в розовую чистоту.


Скрутив ткань в миске, я отжала ее и стала обмывать левую ногу, внимательно изучая тату.


Артур прокашлялся.


— Ты задала мне порядочное количество вопросов. Теперь моя очередь. Как тебя зовут?


Мои руки замерли на его коленной чашечке.


Имя?


Я закрыла глаза, пытаясь что-то отыскать внутри. Мигрень нарастала, толкая меня назад, захлопывая дверь перед моим лицом.


Возвращаясь к его омыванию, я прошептала.


— Я не знаю.


— Что значит, ты не знаешь?


Я пожала плечами.


— Я не помню ничего кроме того, как очнулась в фургоне, прежде чем ты развязал мне глаза.


— Ничего? — его голос выражал частично удивление, частично недоверие. — Я думал, ты придумала эту чушь.


Я покачала головой, в очередной раз промывая ткань. Теперь вода была серой с багровыми пятнами.


— Хотелось бы, чтобы так и было. Тогда, возможно, у меня были бы ответы, которые мне нужны, и я могла бы понять, что я до сих пор здесь делаю.


Килл стиснул челюсти,


— Считай, мне стоит поблагодарить твою хреновую память за то, что я остался жив.


Перейдя к другой части его тела, я пробежалась тканью по правой ноге, не отрывая глаз от его татуировки. Она выглядела давнишней. Немного поблекшие цвета, но линии были четкими и хорошо прорисованными.


— Что она означает?


Он глубоко вдохнул, сразу переходя в оборону.


— А что означает твоя?


Я присела на корточки.


— Я только что сказала, я ничего не помню.


— Ладно, стоимость знаний о моей татуировке — рассказ о твоей. И, похоже, такую цену ты заплатить не сможешь.


— Ты что, защищаешь свой рисунок?


— А ты нет?


Мы закипали.


Моя грудь поднималась и опускалась под футболкой. Мышцы Артура выделялись, в то время пока кровь сияла вокруг его ран.


Наконец, я опустила голову, продолжив мытье.


— Отлично.


— У тебя акцент. Ты помнишь, как жила за границей? — он выведывал, рассеивая враждебность между нами. Было странно думать о том, что всего час назад мы грозились убить друг друга. Сейчас он был преимущественно голый, и позволил мне вымыть его. В некоторой степени, хоть он и будет отрицать это, он доверял мне. И в такой же степени, я не могу отрицать или объяснить это, я доверяла ему.


— Нет, — пробормотала я, отмывая остатки грязи с его груди, затем сполоснула ткань и зависла над его лицом. — Ты мне позволишь?


Он напрягся, потом медленно кивнул.


С бесконечно заботливой нежностью, я прижала ткань к его щеке, отчищая от грязи, крови и следов боя. Теперь, когда грязь была удалена, стали видны мелкие царапины. Его щека была немного рассечена от удара кулаком, а также был небольшой заживающий разрыв за ухом. Помимо колотой раны на плече, он выглядел на удивление невредимым.


Я прикусила губу и сконцентрировалась, когда осторожно вытирала под глазами и на лбу. Его длинные волосы испачкали плитку и полотенце под ними.


— Мне нужно как-то называть тебя, — пробормотал он, когда я так деликатно пробежалась тканью вдоль его челюсти.


Я посмотрела вверх, попадая в ловушку его зеленых глаз.


— Дай мне что-то. Как ты хочешь, чтобы я тебя называл.


Лютик.


Я сразу отмела эту идею. Это было ценно для нас с отцом. Если я не смогу вспомнить его, то это единственное, что у меня осталось. Я не хотела мужчину, который казался заботливым и нормальным в одну минуту, и деспотичным чудовищем в следующую.


Я покачала головой.


— У меня нет предположений. Выбери сам.


Он ухмыльнулся.


— У меня не очень хорошее воображение.


Я отвела взгляд, опустила испачканную тряпку в воду и потянулась за другим полотенцем. Артур внезапно переместился, схватив меня за талию, и потянул на себя.


Он поморщился, когда мое тело распласталось на нем, грудь к груди, бедра к бедрам. Его мышцы затвердели, его кожа была горячей подо мной.


Я заерзала.


Он лишь прижал меня крепче.


— Ты понимаешь, что каждое твое движение меня распаляет. Видеть проблески твоего тела, места, которые должны быть скрыты. — Он обхватил мой затылок, притягивая ближе. — Ты не носишь нижнего белья под моей футболкой. У меня сотрясение и кровопотеря, но это не мешает мне думать о вещах, о которых я думать не должен.


Погодите, его футболка?


Я прекратила двигаться.


— Ты обвиняешь меня в том, что я доставляю тебе дискомфорт? Ты заставил меня раздеться. Помнишь?


Он холодно улыбнулся.


— Я не сказал ничего о дискомфорте. — Его лицо помрачнело. — Стоять передо мной голой — это одно, дразнить меня, пока заботишься обо мне — совершенно другое.


Мои легкие сжались.


Его ладони обхватили мои бедра, настойчиво прижимая к себе.


Я ахнула от твердости его эрекции, вдавливающейся в мой живот.


— Кажется, мое тело довольно быстро компенсировало потерю крови. — Я не могла говорить. — Это и был твой план? Убедить меня, что ты заботишься обо мне, чтобы я тебя отпустил? Из чувства этого, как его... порядочности? — Он обхватил мой подбородок, его глаза впились в мои. — Потому что если это твой план, Забывчивая Девушка, тогда ты совершенно меня не знаешь, — его голос понизился до смертельного шепота. — Я не знаю слово «порядочность». Жизнь выбила из меня это унылое слово, как и знания о прощении, доброте, а также, что правильно или неправильно.


Я вздрогнула от обещания в его тоне — оно сочилось неконтролируемыми чувствами... правдой.


Что бы ни случилось с ним в прошлом, это травмировало его так же, как меня ожоги.


— У меня не было плана, — прошептала я.


Он уперся в меня, врезавшись твердостью своего члена в мой клитор.


— Ты победила, не так ли, Забывчивая? Я почти голый, в импровизированной кровати из полотенец. Разве не этого ты хотела?


У меня перехватило дыхание.


— В моих намерениях не было спать с тобой.


— Чушь.


— Извини?


— Ты хочешь меня. Я видел это в твоих глазах в момент, когда мы встретились.


Злость потекла по моим венам.


— В момент нашей встречи, ты развязал мне глаза посреди смертей и сражения. В мыслях я была далека от секса.


Он опустил голову.


— Это не то, что я имел в виду, и ты об этом знаешь.


Вопреки себе, воспоминания о его руках на моих бедрах, напряжении между нами, когда он раздевал меня в лагере, вернулись.


Жар растопил мое сердце.


Страх вернулся слишком быстро.


Что если я замужем? Или обручена? Кого я предам, если позволю этому... злобному, испорченному незнакомцу изменить мои планы?


Я не знала, предохранялась ли я, или о своем сексуальном опыте.


Я ничего не знала.


Слезы снова защипали глаза, и по какой-то необъяснимой причине Килл отпустил меня.


Вскочив на ноги, я отбежала прочь. Я не могла перестать смотреть на эрекцию между его бедер.


Он ухмыльнулся, но это было грустно, и скрывало что-то, чего я не могла понять.


— Ты никогда больше не услышишь от меня этих слов, так что слушай внимательно.


Я промолчала.


Он сглотнул, будто эти два слова, которые должны быть второй натурой человека, причиняли ему физическую боль.


— Спасибо тебе, — пробурчал он, — спасибо за то, что не убила меня и не сбежала. Спасибо, что зашила меня, — глубоко вздохнув, он оттолкнулся вверх, и неуверенно поднялся на ноги. Он покачнулся, хватаясь за кресло, когда его занесло вперед.


Я подбежала, чтобы поймать его.


— Тебе нельзя вставать. Пока нельзя.


Он покачал головой.


— Я не собираюсь ночевать на полу в моем чертовом кабинете.


— Я принесла тебе одеяло. Я устрою тебя поудобнее.


Он покачал головой, на лбу пролегла глубокая морщина.


— Без вариантов.


Схватив меня, он закинул руки мне на плечи, используя меня, как опору.


— Отведи меня до кровати, Забывчивая Девушка. Я готов идти и оставить этот день в гребаном прошлом.


6 глава



Меня с ложечки вскармливали ложью всю мою жизнь. Я стал магистром, источающим вранье. И женщина, находящаяся в данный момент в моем доме — женщина, которая исцелила меня — пахла ужасно токсично. Аромат, от которого мне хотелось бежать от нее в одно мгновение и трахнуть ее в следующее.


Она заставила меня столкнуться лицом к лицу с реальностью, и я был недостаточно сильным, чтобы ей противостоять.


Она заставила меня оглянуться в прошлое своим обманом и страстным желанием.


— Килл.


— Нет. Нельзя!


— «Нет» — слово не из моего лексикона, малышка.


— Но ты должен быть...


— Я ничего не должен. Особенно, бл*дь, нянчиться с предателем.


Запах дыма прокрался в мои чувства, как наркотик — ужасный, изнуряющий наркотик, который доводил меня до белого каления. Страх, которого я никогда не пойму, стискивал мое сердце до тех пор, пока я не стала задыхаться. Он забивал мои легкие до тех пор, пока я не вздохнула о помощи.


Затем треск и пламя горящей мебели гремели так громко, так пугающе громко.


— Помогите!


Холодный веселый хохот был единственной полученной помощью.


— Гори, детка. Гори.


Я резко очнулась в больших руках, вырывающих меня из сна и бросающих меня в реальность, с которой я бы лучше не сталкивалась. Реальность, с которой я не связана.


— Ради бога, женщина. — Килл наклонился ко мне, его зеленые глаза впились в меня. — Прекрати орать.


Он.


Зеленые глаза моего любовника.


Зеленые глаза моего убийцы.


Прошлое вцепилось в меня, утаскивая назад в дым, пламя и боль.


Я кричала. Шлюзы моих слез, страхов и напряжения последних часов дрогнули, извергая все в громкий вопль.


Я рыдала.


Я кричала.


Разваливалась на части.


И я сделала это в одиночку.


Я была сплошным оазисом горя, когда Артур Киллиан мертвенно-бледный стоял рядом с моей кроватью. Вспышки вчерашнего вернулись, порхая вокруг меня будто снежинки воспоминаний.


Похищение.


Угроза быть проданной.


Накладывание ему швов.


Облегчение от душа и погружение в мягкую теплую постель.


— Ради Бога, перестань, — Килл покачал головой. — Прекрати это, или мне придется заткнуть тебя.


Я тут же остановилась. Мои слезы высохли, будто их никогда не существовало, и сбившееся дыхание отступило.


Он глубоко вздохнул.


— Намного лучше.


Его красивые зеленые глаза были красными и усталыми, но его лицо приобрело здоровый блеск, его длинные волосы были убраны назад от его лица. Его черная футболка прикрывала мою работу, но своим телом он в защитном жесте прикрывал свою правую руку.


Я посмотрела позади него, осматривая комнату, в которой я спала. Белые стены, прозрачные занавески и невзрачные украшения которые могли быть в любом отеле в любом городе мира.


Он запер меня здесь.


После мучительного подъема по лестнице, он оставил меня в этой комнате и запер на ключ. Он позволил мне заботиться о нем, а потом запер меня, как преступницу.


Натягивая одеяло повыше, я щурилась от теплых лучей солнца проникающих в окно.


— Ты вообще-то должен носить слинг, чтобы мышцы не так болели, — я указала на его руку. — Ты не захочешь, чтобы швы разошлись.


Он отошел от кровати.


— Ты больше не моя медсестра. Поднимайся. У нас есть дела.


— Дела?


Он кивнул.


— Ты, может, и выиграла немного времени, чтобы заставить меня быть — ах да, это слово я ненавижу — благодарным, но у меня есть дела и вещи, которые я должен организовать.


Схватив одеяло, он пытался стянуть его с меня, но я вцепилась в него и не отпустила.


Он нахмурился.


— Надо кое-что сделать, милая, и я не собираюсь тебя здесь оставлять. Я тебе ни хрена не доверяю. Так что ты идешь со мной.


— Я спасла твою жизнь прошлой ночью, и ты до сих пор мне не доверяешь? — я обхватила руками свои ноги, прячась в теплое одеяло.


Что произошло со связью возникшей прошлой ночью? С перемирием?


Он ухмыльнулся:


— То, что ты спасла мою жизнь прошлой ночью и есть причина моего недоверия. — Двигаясь в сторону черного лакированного комода рядом с дверью в ванную, он рывком открыл ящик и вытащил оттуда несколько вещей. Пляжные шорты и очередную черную футболку, утверждающую: «МЕСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СЛАДКОЙ».


Я наблюдала за ним. Он выглядел злым и печальным — ни следа от человека, которого я видела, хоть и мельком, прошлой ночью. Нельзя отрицать, что он мстит кому-то.


— Надень это. Мы сегодня купим тебе немного одежды.


— Теперь ты меня одеваешь?


— Ты хочешь гулять голая?


— Нет.


Он рванул к двери.


— Хорошо, напяливай чертову одежду.


Он внезапно изменил курс, зашагав назад к кровати. Он уже был одет в черные брюки, футболку и большие байкерские ботинки. Схватив конец одеяла, он сорвал его с меня, оставив раскрытую и охлажденную.


— Эй! — закричала я, когда он толкнул меня на спину и дернул подол моей футболки, раскрывая мою наготу под ней. Его глаза не остановились ни на моей киске, ни на груди, но замерли на татуировке украшающей всю мою левую ногу. Его ноздри раздулись, когда он прослеживал взглядом цвета от бедра и по всей длине ноги.


Его лицо потемнело, взгляд бурлил вопросами.


— Ты действительно ничего об этом не помнишь? — Он ткнул в мой таз, где россыпь кобальтово-синих незабудок весело танцевала среди черной тени дыма под ними.


— Нет.


Он ткнул на мои уродливые, лоснящиеся ожоги.


— А это? Скажи мне, ты помнишь как, черт возьми, горела. Кто это сделал? Что произошло?


— Я не знаю, как это произошло.


Гори, детка. Гори.


Я поежилась. Вырвавшись из его сильной хватки, я прикрылась. Он всю ночь думал о ней? Об этой загадочной девушке, которую я ему напоминаю?


— Ты уверена в этом? — Он выпрямился, возвышаясь надо мной. — А что если кто-то пытался убить тебя много лет назад? Могло это быть для тебя настолько травматично, что твое сознание отгородилось от этого?


Да. Нет. Я не знаю.


Зеленые глаза.


Зеленые глаза владеют ответами на все.


— Травма, пережитая мной, была перекрыта, когда меня схватили твои люди. — Я подняла руку, показывая ему небольшой ожог на нижней части предплечья. — Что-то случилось прошлой ночью. Я снова обожглась. Возможно, это запустило что-то в моей голове, вызывая амнезию.


— Это ты так утверждаешь. Твой последний шанс сказать правду. — Он наклонился, ища мой взгляд. — Твой последний шанс признать, что ты просто все выдумала. Я согласился не продавать тебя... пока. Я учту то, что ты помогла мне вчера. Скажи мне чертову правду. — Его поза указывала на то, что он был уверен будто это тщательно продуманный план. Его сильное тело было ожесточенным, он решил подловить меня.


Я опустила голову.


— Я говорю правду. Я правда ничего не помню. Тебе не кажется, что я бы предпочла знать кто я, черт возьми? Чтобы иметь возможность помнить мою семью, мое имя… мое предназначение в жизни?


Он отошел назад, холодно улыбнувшись, без следа сочувствия на лице.


— Что ж, я думаю, мы остановимся на прозвище Забывчивая Девушка. — Он поднял руку, указывая на меня.— Я узнаю, когда ты вспомнишь, милая. Я увижу это в твоих глазах, и когда я это сделаю, тогда мы обсудим твое будущее.


Я стиснула зубы, ненавидя его за самодовольство, равнодушие, которыми он заменил небольшую связь, возникшую между нами прошлой ночью. У меня не было, что ему ответить.


— Одевайся. Мы опаздываем.


Без единого слова он вышел из комнаты, оставляя меня проскользнуть в пляжные шорты и футболку оставленные на краю кровати.


Тюрьма.


Я не знаю, чего я ожидала, когда Килл вытащил меня из дома, усадил сзади на свой мотоцикл и поехал вдоль оживленных дорог под жарким солнцем. Мысли, о возвращении в лагерь или поход на осмотр врача — которые, пожалуй, рекомендовался — даже идея поесть в ресторане не была притянута за уши.


Но тюрьма?


Это не пришло мне в голову.


Килл припарковал мотоцикл в предназначенном для парковки месте и забрал шлем, который ранее любезно дал мне.


У него были манеры джентльмена полностью завернутые в беспощадную жестокость преступника.


Его коричневая кожаная куртка скрывала под собой черный блейзер, надетый им поверх черной футболки, и брюки. Он выглядел, как плохой бизнесмен, который сбежал из офиса поиграть в бандита.


Но я знала правду. В нем не было никакого притворства.


Он пригладил руками свои длинные волосы, откидывая их назад, так, что это выглядело легко и стильно лишь от одного движения.


Я ненавидела то, как он мог выглядеть. На его коже был здоровый загар, его зеленые глаза излучали разумность, и его однодневная щетина была подстрижена, но не сбрита. Если бы я не была свидетелем его боли, когда он двигался, я бы никогда не догадалась, что он чуть не умер от потери крови прошлой ночью.


— Почему мы здесь остановились? — я пыталась прикрыть глаза от солнца.


— Я должен пойти туда.


— Зачем?


Он нахмурился.


— Ты правда думаешь, я буду отвечать на твои вопросы?


— Ты хочешь, чтобы я отвечала на твои.


Он фыркнул.


— Ладно. Мой босс там, — он посмотрел на высокое, грозное здание, затем снова на меня. — Черт, я об этом не подумал.


Он массировал затылок, холодно глядя на меня.


— Я так привык приходить сюда. Я не подумал о том, как провести посетителей или какого черта я буду делать с тобой.


У меня мурашки побежали по коже при мысли, что я войду в такое место.


— Я не хочу идти с тобой.


Он хмыкнул.


— Наши желания схожи. Нет никакого способа, что я выставлю тебя напоказ перед Уолл-стрит.


— Уолл-стрит?


Он сжал губы и огрызнулся.


— Не твое…


— Собачье дело, — закончила я за него, пытаясь слегка улыбнуться, хотя я чувствовала себя беззащитной и слишком уязвимой, находясь снаружи тюрьмы Штата Флорида.


Вчера я думала, что потеря памяти была благословением, дарящим мне силы, когда я была в ступоре от ужаса. Но сейчас... сейчас я чувствовала, будто незнакомцы знали обо мне больше, чем я когда-либо хотела, что мои тайны, плавающие вокруг невостребованными, уплывали дальше и дальше, за пределы досягаемости.


Килл потер рукой подбородок, пока его рана не дала о себе знать. Затем его глаза загорелись, и он вытащил из заднего кармана мобильный телефон.


— Я позвоню няньке. Присмотреть за тобой.


«Я не нянчусь с гребаными предателями».


Меня тряхнуло от жестокого высказывания. Вопросы последовали мгновенно. Кто был предателем? Я? Было ли это видением из моего прошлого или просто плод моего воображения?

Мои пальцы порхали по моему боку, следуя по ожогам вниз. Как это случилось? Пожар в доме?


Я не могла находиться рядом с другими людьми. Килл был моим объектом связи. Зеленоглазый ответ, с которым мне необходимо держаться поблизости. Я не хочу никого чужого.


В моей голове щелкнуло.


— Подожди. Я останусь. У тебя есть мое слово, я не стану убегать.


Он сделал паузу, его большой палец завис над экраном.


— Я тебе не доверяю.


— Ты можешь. Я доказала тебе, что можешь, прошлой ночью.


Он покачал головой.


— Прошлая ночь и сегодняшний день — две совершенно разные вещи, милая.


Я слезла с мотоцикла.


— Я согласна. Но ты мог оставить меня привязанной к кровати в своем доме. Почему не оставил?


Его челюсти двигались в гневе.


— Вопреки тому, что ты обо мне думаешь, я связываю только тех женщин, которые меня хотят, — его голос упал, будто это было ложью, вызывая небольшую пульсацию в моем животе. — Я не знал, насколько это затянется. Не мог рисковать.


— И ты решил, что вывести меня на публику, где я могу закричать и привлечь внимание, будет лучшей альтернативой?


Он поморщился, его зеленые глаза сверкали.


— Ты говоришь, что ты бы предпочла быть прикованной к кровати, обездвиженная, без воды, еды или ванной в течение всего дня?


Я заморгала.


— Нет.


— Вот так вот. Добро пожаловать, кстати. — Он закатил глаза. Шагнув вперед, он навалился на меня своим крупным телом, прижимая меня к мотоциклу. — Два варианта. Я буду джентльменом и позволю тебе самой решить, чего ты хочешь.


Мой желудок перевернулся от его свирепого взгляда. Мою кожу покалывало, пальцы жаждали прикоснуться к нему, чтобы просто найти доказательство того, что я его хоть немного знаю.


Он поднял руку, поглаживая мою щеку. Его шершавый большой палец ласково обвел мою нижнюю губу.


Мою кожу покалывало и хотелось большего, но его прикосновение не было нежным. Оно было замкнутым и интенсивным.


— Два варианта. Номер один — ты продолжаешь быть странной девушкой и стоишь прямо здесь, не двигаясь ни на чертов дюйм, и терпеливо ждешь моего возвращения.


Было тяжело дышать, когда его большой палец скользнул к основанию моего горла, нажимая на очень чувствительную точку на моей шее.


— И второй вариант? — прошептала я.


Его голос понизился.


— Второй вариант вступит в силу, только если ты потеряешь рассудок и решишь рассказать полиции, что тут происходит. — Он наклонил голову. — Ты склоняешься к такому радикальному варианту?


Мои глаза отказывались отрываться от его губ. Полных, изогнутых… слишком чувственных для мужчины, от которого все еще пахло кровью и смертью.


— Нет, правда, — выдохнула я.


А если бы склонялась, то не сказала бы.


Мое сердце сжалось от того каким пустым и страшным было мое будущее. Насколько неизвестным. Каждое решение приходило с последствиями, что я не знала исход, или как отреагирую, пока оно не реализуется. Я напряглась, пытаясь вспомнить хоть что-то. Но меня встретила только пустота.


Мир вокруг нас остановился, замедлился, все остальное не имело значения, лишь сердцебиение и дыхание. Артур пошевелил пальцами, поглаживая мою ключицу.


— В таком случае второй вариант не требуется. — Он наклонился ко мне, шепча мне на ухо. — Я не в восторге от мысли, связать тебя по рукам и ногам, сунуть кляп в твои красивые губки и бросить в мусорный бак, чтобы дожидаться меня. Скорее всего, ты умрешь от помойной вони или жары.


Мое сердце заколотилось.


— Ты не посмеешь.


Он хмыкнул.


— Я признаю, из нашего краткого общения, у тебя сложилось обо мне ошибочное впечатление. Ты видела меня слабым, — он ткнул кончиком указательного пальца в мой висок, — я заставил тебя поверить, что я… как это слово... приличный.


Я втянула воздух.


— Я знаю, что ты не слабый.


Он с трудом улыбнулся.


— Чертовски верно, Забывчивая Девушка. Я не слаб. И тебе не мешало бы запомнить это. Ты не захочешь, чтобы я был твоим врагом.


Что-то в его тоне заставило мою кожу покалывать. Врагом. Он говорил о своем опыте.


— Сколько их у тебя?


Его бровь изогнулась.


— Чего?


— Сколько врагов?


Он отпустил меня, отступив и отходя подальше.


— Слишком много, чтобы ты поняла. — Указывая на свой мотоцикл, он щелкнул пальцами. — Оставайся. Я даю тебе один шанс. Если ты сбежишь, я обещаю, что найду тебя. А если ты заставишь искать себя, я не стану утруждаться, продавая тебя, вместо этого я превращу твою жизнь в ад.


Не говоря больше ни слова, он развернулся и рванул к тюрьме.


Я присела на мотоцикл, поражаясь тому, как же я влипла. Он скрылся через вход для посетителей, оставив меня свободную, вольную, полностью одетую в мужскую мешковатую одежду под полуденным солнцем Флориды.


Беги.


Желание сбежать было сильным. Мои ноги сами собой волочились, отходя от его мотоцикла.


Жди.


Я остановилась.


Посмотрев направо и налево, я поднесла руки к своим спутанным рыжим волосам. Я не позаботилась о своих волосах в душе прошлой ночью, поэтому они нуждаются в мытье, зубы в чистке, а я — в воспоминаниях. Головная боль сдавливала виски от напряжения, когда я пыталась вспомнить.


Солнце сияло сверху, опаляя мою кожу и без того обожженную прошлой ночью.


Я тихонько застонала от усталости. Я не знала, что я делаю — с риском и опасностью, с которыми столкнулась. Но было кое-что, что я не могла игнорировать, то в чем я была уверена. И я должна была выяснить это, независимо от моей безопасности.


Артур Киллиан был ключом к восстановлению моей памяти. Я не знала, как я это поняла. Я не собиралась в этом разбираться. Но мое сердце взяло верх, в то время пока мой разум отправился в нежелательный отпуск.


***


Я вздохнула, двигаясь в направлении Триумфа.


Я осталась.


К лучшему или к худшему.


Килл выделялся как черное пятно на сером здании. Даже в толпе людей, окруженный таким количеством полицейских, он был как сигнальный огонь в темноте.


Я затаила дыхание, когда он посмотрел в сторону своего мотоцикла. Печаль отразилась на его лице, он упер руки в бока.


Его глаза метались вокруг парковки, разыскивая что-то. Разыскивая меня.


Он зашагал вперед, без намека на раны и боль. Он двигался, как человек, едва контролирующий свою ярость, затем управляющий своими чувствами с пугающей легкостью. Он был мастером дисциплины, запирающим эмоции так же легко, как дверцу шкафа.


Я не отходила от моей крошечной полосы тени, подаренной мне белым «Land Rover», за которым я присела.


Целый час я простояла под ярким солнцем, но когда секунды стали превращаться в минуты, а стянутая кожа на носу говорила мне, что я обгораю, мне пришлось переместиться.


Паника бурлила в моей крови, пока я искала какое-то подобие тени. Я могла не помнить, как я горела, или как заработала тело покрытое шрамами, но моим инстинкты сохранились, и им была ненавистна сама идея обжигаться добровольно.


Килл зашагал к своему мотоциклу, его губы скривились, когда он зло выплюнул:


— Черт.


Два часа я его ждала, и в это время я ничем не занималась. Я не размышляла, не пыталась вернуть воспоминания. Я пялилась на дорогу и слушала разговоры мужчин и женщин, входящих и уходящих через вход для посетителей тюрьмы.


Это был способ исцеления — не заставлять себя. Изучать, как я мыслила, как реагировала. И мне понравилось то, что я узнала. Я внимательная. Я не закатываю глаза, глядя на бедно одетых женщин, очевидно навещающих своих любимых за решеткой, не хмурилась на несколько маленьких детей, которые кричали и бились в истерике, когда их мамы тащили их обратно в машину.


Я была рада тому, что я не была раздражительной или нетерпимой к другим. Я надеялась остаться такой же, когда все вспомню.


Килл обернулся, сердито оглядывая парковку. Я хотела подождать, чтобы увидеть, как он разозлится — как быстро он потеряет самообладание — но я не хотела, чтобы он злился на меня, Мне нужно, чтобы он был на моей стороне.


Поднявшись, я шагнула из тени на солнечный свет. Сразу же его взгляд вцепился в меня. Такой же была его реакция, когда увидел меня на пылающем поле боя, чистой и настоящей. Мое сердце выскочило из груди, улетая к нему.


Это укрепляло мое сумасшествие остаться.


Он не мог долго скрывать свой пыл. Было невозможно скрыть что-то такое могущественное и реальное.


Выражение его лица сменилось на знакомое яростное, и он рванул вперед. Преодолев небольшое расстояние в мгновение ока, он схватил меня за локоть.


— Где тебя черти носили?


Я указала на «Land Rover».


— Удостоверялась, что я не превращусь в кусок барбекю, в то время как ты оставил меня в самое жаркое время суток, незащищенную от солнца.


Его глаза поднялись к небу, мимолетное чувство вины исказило его лицо. Он стиснул челюсти, посмотрев вниз.


— Ты могла видеть, как я вышел из тюрьмы, но ты продолжила прятаться. Почему? Пересмотрела решение?


Я сжалась от его холодности.


— Если бы я передумала, меня бы здесь не было, не так ли? — я нахмурилась. — Я была бы далеко, так что отпусти меня.


Мои глаза расширились, когда он подчинился и отпустил меня, слегка оттолкнув. Он проворчал, проведя рукой по своему красивому лицу.


— Какого черта ты делаешь со мной? Сначала заставляешь меня произнести слова, которые я не говорил никому последние пять лет, затем заставляешь меня извиняться, — он прищурился. — Чего, кстати, не случалось за последние девять лет моей жизни.


Я скрыла свою триумфальную улыбку.


— Ты не извинился... пока.


Он пробормотал выдыхая.


— Не дави на меня, милая.


Я кивнула.


— Хорошо. А что ты думаешь о том, чтобы уйти с солнца? — я обхватила себя руками, чувствуя дискомфорт и пытаясь скрыть их от лучей.


Он нахмурился, но кивнул. Наклонив голову к своему мотоциклу, он приказал:


— Садись. Я отвезу тебя куда-нибудь в прохладу.


7 глава


Езда была дорога мне. Ветер, открытые дороги, знание, что я могу ехать куда хочу и никогда не возвращаться. Это было полной противоположностью тюрьме, в которой я жил последние несколько лет своей жизни.


Украли не только мою свободу, но и надежду, доброту, порядочность.


Я больше не знал, кем я был.


Я больше не хотел знать.


Мое прошлое умерло, и я, черт возьми, отказываюсь откапывать кошмар, который я пережил.


Это было слишком мучительно.


― Килл.


― Ты идешь?


Килл перекинул ногу через мотоцикл и пристегнул шлем к рулю своего огромного «Триумфа». Я осмотрелась вокруг крытой стоянки. Там были низкие потолки с множеством вставленных труб.


― Ты привез меня в торговый центр?


Он повернулся, придерживая правую руку, прижатой к боку.


― Я же говорил купить тебе немного одежды. Плюс, я умираю от голода.


― Наверное, потому что твой организм пытается исцелиться, в то время как ты шляешься по всему городу.


― Шляешься? ― он усмехнулся. ― Интересное слово.


Двигаясь вперед, он схватил меня за руку и потащил к входу в торговый центр.


― Для человека, который ничего не помнит внутри твоего сломанного разума хороший словарный запас.


Мои пальцы, сцепленные с его, горячо покалывали. Ощущение его прикосновения ко мне откликнулось в моем сердце.


Я засеменила рядом с ним, чувствуя так много всего одновременно. Свободной рукой потянулась к талии, желая затянуть шнурок на поясе мешковатых шорт еще туже. Я чувствовала, что потеряю их и выставлю свою наготу напоказ.


Когда мы вошли в торговый центр, голоса нетерпеливых покупателей, запахи различных блюд и ощущение дуновения благословенного кондиционера окружили нас.


Это напомнило мне другое время и место.


― Тебе нужно полностью сменить гардероб. Ты не можешь уехать за границу учиться резать невинных щенков и быть одетой в мешок.


Я покачала головой.


― А что делать, если мне нравится этот «мешок».


Что если это напоминает мне о прошлом, от которого я бегу?


― Не надо. Не делай себе еще больнее, ― взяв меня за руку, он добавил. ― Больше не спорь...


Флэшбэк угасал, как продолжительность жизни бабочки, оставляя меня в ожидании.


Толпа неуверенно расступалась, когда Килл и я вошли в поток, двигаясь по течению, в сторону фуд-корта.


Килл, не обращая никакого внимания, мощно шагал с высоко поднятой головой и сжатыми челюстями. Их удивляла не странная одежда на мне, или рост и телосложение мужчины идущего рядом со мной. Их удивляла кожаная куртка, перекинутая через плечо. И выргавированый девиз: «ЧИСТЫ В ПОМЫСЛАХ И ВОЗМЕЗДИИ. ИСПОРЧЕНЫ ВО ВСЕМ, ЧТО ТАК ВАЖНО», и символика того, за чем он стоял.


Байкер.


Преступник.


Непредсказуемый.


Сжав его руку, я прошептала.


― Они пялятся. Ты уверен, что мы должны здесь находиться?


Килл посмотрел вокруг.


― Ну, и черт с ними. Я с гордостью ношу этот патч, они просто игнорируют наш мир. ― Его губы изогнулись. ― Наверное, думают, что я тебя похитил.


Проскользнула небольшая улыбка,


― Они будут правы.


Он замедлил шаг, задумчивость промелькнула сквозь его сердитый взгляд.


― Столько всего происходит у нас под носом. Даже если они заподозрят правду, никто об этом не скажет. Знаешь, почему?


Я сделала глубокий вдох, чувствуя значимость того, что он говорит ― насколько близко было все, что мне необходимо было понять.


― Нет.


― Потому что так удобнее: верить в то, что им говорят, а не составить собственное мнение. ― Его глаза затуманились, когда пальцы больно сжались вокруг моих. ― Невиновность не имеет значения, когда люди предпочитают неведение.


Здесь, в переполненном торговом центре, держа за руку Президента байкеров, я увидела то, чего не должна была видеть.


Килл нес бремя внутри. Предательство было так глубоко, что он жил, дышал и чуть не умер с ним, все это время, разрушая свое счастье.



***


― Извини, ― прошептала я, выводя его из транса, резко возвращая к себе.


Его губы сжались, он рассердился, зашагав быстрее к небольшим ресторанам, кафе и известным сетям фаст-фудов.


Он не кивнул и не спросил, за что я извинялась. Он знал. Он просто не хотел признавать, что я раскусила его ложь.


Молча он отвел меня в заведение в стиле «Дикий-Дикий Запад», с лошадиной головой, шпорами и ружьями, вмонтированными в стены.


― Сядь, ― рявкнул он, заталкивая меня в черную виниловую кабинку.


Развернувшись, он направился в бар. Он быстро сделал заказ, затем скользнул в кабинку и уселся напротив, так и не глядя мне в глаза.


Мы сидели, неловко глядя куда угодно, только не друг на друга.


Декорации хорошо отвлекали, но я не могла остановить свои мысли от скачек назад к Киллу с каждым ударом сердца. Прошлой ночью я была так уверена, что знаю его. Я была настолько слепа в своей убежденности, что позволила ему оставить меня и впустить в мир, где у меня нет денег, нет гарантий безопасности, и нет перспективы когда-нибудь вспомнить, кто я на самом деле.


Все ради небольшого шанса, что моя интуиция не подвела.


Я понятия не имею, что я делаю.


Я все еще не знала, как я выгляжу.


Кто так жил? Кто дрейфовал по жизни совершенно пустой, и не разрывал мир на части, ища свое предназначение?


К счастью приготовление еды не заняло много времени: от запаха жира и соли у меня потекли слюнки.


Официант расположил на столе две больших тарелки с бургерами и картошкой фри.


― Вы, ребята, хотите немного майонеза? Соуса?


Килл покачал головой.


― Хорошо. Приятного аппетита.


Официант улыбнулся и покинул нас. Как только мы остались одни, Килл потянулся, чтобы взять свой бургер, но прошипел сквозь зубы, когда его правая рука отказалась сделать то, что он хотел.


Он сердито взглянул на свою грудь, ненавидя свою слабость.


― Я должна проверить, чтобы убедиться, что у тебя нет инфекции.


Его глаза метнулись к моим, и я кивнула на его швы.


― Ты сегодня утром не дал мне посмотреть, как они выглядят.


Я ничего не видела под его плотной курткой, но швы могли разойтись и снова кровоточить, насколько я могла судить.


― Не волнуйся об этом, ― проворчал он, заталкивая в рот картошку фри. ― Я был в состоянии управлять мотоциклом, нет у меня чертовой инфекции.


Я поджала губы.


― Если ты чувствуешь слабость...


Он опустил голову, сердито глянув на меня исподлобья.


Я подняла руку.


― Хорошо. Прекращаю. Но это ради тебя, чтобы убедиться, что ты не умрешь.


Пережевывая еще одну фри, он закатил глаза.


― Спасибо, за напоминание, что я выживу или умру из-за своей руки.


От его раздражительности горячо скрутило живот, но я пропустила это. Этот аргумент не станет точкой. Вовсе нет.


Рассматривая свою еду, я не смогла больше сдерживаться, схватила острый нож для толстого филе, а не для бургеров.


Вонзив лезвие в середину аппетитного бургера, я разрезала его пополам.


Килл все еще не коснулся своего, хотя слопал большую часть своего картофеля.


Я колебалась, покосившись на нож, и вновь вернулась к его еде.


Какой может быть вред?


Ему нужна была помощь, а я не могла стоять в стороне и не помочь.


Я перегнулась через стол, пронзила его гамбургер и легким движением руки разрезала его пополам.


Он замер.


Расслабившись в своем кресле, я отвернулась и сосредоточилась на своей еде, давая ему немного пространства. Его зеленый взгляд кричал, что он хотел меня наказать, не было никаких причин, чтобы заставлять его чувствовать себя слабым.


Килл по-прежнему не двигался, глядя на свою еду. Мне хотелось крикнуть, чтобы он поел ― что я ни черта не отравила ― но я держала рот на замке.


На мгновение мне показалось, что он выбросит еду из принципа. Но, в конце концов, он взял половинку и поднес ее ко рту.


Я спрятала свою улыбку, делая вид, что увлеченно наслаждаюсь своим бургером с говядиной и сыром.


Его челюсти работали, мышцы на шее заставили мой живот перевернуться, когда он сглатывал. Все, что он делал, он делал с неоспоримой властью. Это одновременно и пугало меня и заводило.


Вне зависимости от моего будущего, я была рада тому, что оказалась рядом, когда ему был кто-то нужен. Если бы меня не похитили и не доставили к нему, он был бы мертв. Он бы не обратился за помощью. На самом деле, он выглядел так, будто ожидал, что умрет, пожалуй, раньше, чем позже. Вокруг него была аура, которая сгущалась и темнела из-за слишком большого количества плохих вещей.


Я не позволю этому случиться.


Дав самим себе обещание, мы съели остатки нашей трапезы в тишине.


― Что мы здесь делаем? ― спросила я, глядя, как распахиваются глаза девушек и продавщиц, разглядывающих Килла и его кожаную одежду. Их взгляд был наполнен интересом, страхом и любопытством, из-за чего мой желудок скрутило от собственничества. Я видела его боль, и эта уязвимость принадлежала мне.


Не им.


Мне ненавистна была мысль о других, думающих, что они имеют на него право.


― Покупаем одежду. ― Килл погладил меня по голове. ― Тебе не стало хуже? Кратковременная память тоже пропадает?


Высококлассный магазин был заполнен одеждой, на ценники которой даже смотреть не стоило, чтобы узнать, что я не смогу себе этого позволить, даже если бы я знала сколько денег на моем именном счету.


Имя.


Смешно, хотела бы я знать и это тоже.


Я махнула в сторону стойки с роскошными юбками.


― У меня нет никаких денег.


Килл сразу вытащил серебряный зажим, отсчитал пять стодолларовых купюр. Открепив их, он сказал:


― Возьми.


У меня челюсть отвисла от вида хрустящих купюр.


―Ты предлагаешь мне пятьсот долларов? ― я не могла остановить мимику на лице, искривившемся от недоверия. ― Я не могу их принять.


Он изогнул бровь.


― Почему бы и нет? Я не собираюсь терпеть тебя в своей одежде, и ты сейчас похожа на ребенка, играющего в переодевания. ― Он прошептал будто бы мысли вслух, ― Это выглядит чертовски несексуально и, в любом случае, не так должна одеваться женщина.


Женщина.


Он назвал меня женщиной, а не девушкой, как прошлой ночью.


Быстрым движением он схватил мое запястье и сжимал мои кости, пока, не имея выбора, я не разжала ладонь.


― Ай!


Он зажал деньги в моей ладони.


Отпуская, он стал отходить, но не достаточно быстро. Я сжала его пальцы своими.


Он перестал дышать.


Наши глаза встретились, и весь остальной мир исчез.


Я вздрогнула, когда связь между нами выстрелила мне в сердце. Его пальцы дернулись под моими, губы приоткрылись, словно он упорно боролся против того, что происходит.


Я не могла отвести взгляд. Я ничего не могла сделать, кроме как поддаться искрам связи между нами и тому, как он заставлял меня чувствовать себя живой, даже когда я ощущала себя совершенно опустошенной. Опустошенной из-за мыслей, воспоминаний, историй, которые могли разрушить то, что я обнаружила в самых неожиданных местах.


Его грудь приподнялась, когда глубокое влечение и животный контроль появились в его глазах.


Я хотела остаться с ним наедине. Я жаждала остаться с ним наедине.


Он вырвал свои пальцы из моих рук, разрушив хрупкий мост, выстроенный между нами.


― Возьми эти чертовы деньги. ― Его лицо побелело, вчерашние порезы ярко выделялись.

Деньги?


Я изо всех сил пыталась вспомнить, о чем мы говорили.


Тяжело вздохнув, я пробормотала.


― Если я сделаю это, то все верну тебе.


Я не хочу быть перед ним в долгу ― неважно, что это были всего лишь вещи, я не собираюсь быть ему что-то должна.


Он улыбнулся, наполовину холодно, наполовину полный жалости.


― Ну, конечно, ты вернешь. Ты рассчитаешься со мной, когда я тебя продам. ― Оглянувшись вокруг, он возвысился надо мной, понизив голос до шепота. ― Твое тело отплатит мне в тысячекратном размере. Своим повиновением ты отплатишь мне за мой небольшой вклад, который я делаю для твоей внешности.


Мое сердце разбилось вдребезги.


Желудок ухнул вниз.


Вся теплота и веселье испарились.


Он продаст меня.


Он был намеренно жесток, напоминая мне. Не то чтобы я забыла об этом, но я надеялась, что время подарит мне помилование… что оно даст...


Что? Заставит его влюбиться в меня?


Я опустила голову, вся радость от пребывания рядом с ним растворилась.


Затем гнев рванул по моим венам, даруя чудовищное безрассудство. Я скомкала деньги и швырнула ему в лицо. Он дернулся от шока, когда банкноты, развеваясь на воздухе, упали к его ногам, приземляясь на серый ковер.


Выражение его лица скрывало негодование, руки он упер в бока.


― Подними. Их.


Я стояла на своем.


― Я не куплю одежду лишь для того, чтобы ты смог, разгуливая вокруг, демонстрировать меня и выторговывать лучшую цену своим инвестициям. ― Я ненавидела дрожь в своем голосе ― боль от того, что оставил меня только потому, что у него оказалось шесть девушек вместо пяти. Я была лишней. Бонус.


Я больше не хотела находиться здесь. Я хотела побыть где-то в тишине, чтобы я могла разобраться с хаосом, которым стала моя жизнь.


Печаль опустилась на мои плечи.


― Ты, в самом деле, не знаешь меня… это так?


Он насторожился, снова оглядев магазин, будто люди подслушают бесценную информацию.


― Я сказал тебе правду.


― Ты никогда не видел меня прежде?


Что-то промелькнуло на его лице. Я воспользовалась этим.


― Прошлой ночью, когда ты снял мою повязку, ты узнал меня. Скажи мне, что я это выдумала.


Он стиснул челюсти.


― Я не собираюсь тебе ни черта говорить.


― Пожалуйста! ― я сказала громче, чем собиралась. ― Пожалуйста... Почему ты смотришь на меня так, будто я была...


Любимой, которую ты потерял и нашел.


Он потер ладонью лицо, плечи напряглись.


― Ты правда хочешь знать? Ты серьезно собираешься давить на меня ― здесь― в гребаном отделе магазина?


Мое сердце гулко билось, когда я почувствовала правдивость.


― Да. Я действительно хочу знать ― больше чем, что бы то ни было.


Вся его манера поведения изменилась, словно он вышел из тени.


― Ты напоминаешь мне ее. Каждый раз, когда смотрю на тебя, я вижу ее. Ты пронзаешь мое гребаное сердце каждый раз, когда смотришь на меня ее глазами. Мой живот крутит каждый раз, когда солнце ловит ее рыжие волосы. Но это ложь. Ты не она. Ты никогда не сможешь стать ею.


Наконец-то. Правда.


Мое тело дрожало от спешки узнать больше.


― Но я могу… ты разве не видишь? Что если это я? Меня тянет к тебе, Артур. Я...


― Не произноси мое имя. ― Его лицо почернело. ― И ты не можешь быть ней. Это невозможно.


― Почему? Скажи мне почему?


Его терпение лопнуло, и он прогремел.


― Потому что она умерла. Ясно? Я стоял у ее надгробия. Я читал заключение о смерти. Ты. Не. Она. Ты просто жуткое, черт подери, напоминание о том, что я потерял.


Он разрушил меня, не своим обезумевшим голосом или мучительной болью в глазах, а резкой жестокой реальностью. Он был мужчиной, утопающим в женщине, которая умерла.


Он был влюблен в призрака.


Я обернула руки вокруг своей груди, удерживая свое окровавленное сердце. Что я могу сказать?


Мне жаль, что похожа на нее?


Мне не жаль, что я похожа на нее?


Мне жаль, что она умерла?


Позволь мне попытаться занять ее место?


Ничего не сработает после того, как я успешно обнажила его темные тайны, которые он так защищал.


― Как? Как она умерла?


Его глаза широко распахнулись.


― Я не скажу тебе ни слова. Ты ― не она. Ты никогда не будешь ею. Вы говорите по-разному. У тебя ожоги и татуировки там, где она была чиста, и когда я действительно смотрю на тебя, ты один сплошной недостаток.


Слово уничтожило мое сердце.


― Недостаток... ― я тяжело и удрученно повесила голову.


Он втянул воздух, его ноги в сапогах переминались на месте, как будто он хотел исчезнуть.


― Я говорил тебе, не дави на меня.


Я кивнула. Незнание... я вдруг захотела вернуть это.


Мы стояли там, тяжело дыша, не волнуясь о женщинах и их тележках, набитых покупками. Наконец, казалось, прошла вечность, Килл наклонился и собрал смятые деньги. Вставая, он пробормотал.


― Иди. Примерь что-нибудь. Я подожду тебя.


Я сглотнула, потом покачала головой.


― Я... Я не в настроении. Выбери ты. Я просто хочу уйти.


Он рассмеялся; это было наполнено гневом.


― Мне? Выбирать женскую одежду? ― он провел рукой по волосам. ― Да, ни хрена. Этого не произойдет.


― Тогда, думаю, я останусь в твоей одежде до тех пор, пока ты от меня не избавишься.


Просто позволь мне уйти домой.


Я нуждалась в тишине, покое и зеркале. Я жаждала посмотреть на свое отражение, увидеть свои глаза и понять, что так не хватает ему, что он меня ненавидит.


― Ох, ради Христа.


Килл схватил мое запястье и потащил между полок и стеллажей в направлении примерочной.


Какого черта?


Люди оглядывались, широко разинув рты. Но никто не остановил нас. Никто не вмешался. Килл был прав, насчет того, что люди остаются в стороне ― даже если они знают, что что-то плохое происходит у них под носом


Через секунду мы вошли в примерочную, он захлопнул дверь, запер ее, затем толкнул меня к стене. Его пальцы впились в мое горло.


― Давай кое-что проясним, ладно? ― его запах океанского ветра и кожи дурманил меня. ― Никогда не спорь со мной на публике. Никогда не думай, что ты можешь мне приказывать. Никогда не думай, что мне есть до тебя дело.


Он тяжело дышал. На лбу выступил пот.


― И никогда не притворяйся, что я нечто большее, чем я есть. Человек, каждый дюйм мягкости которого выпотрошили в тот день, когда бросили меня в тюрьму. В день ее смерти. Я не тот, кем ты меня считаешь, милая. Никогда не забывай это.


В тюрьму?


Мои ноги обессилели; мои руки сжались вокруг запястий Килла.


― Пожалуйста, отпусти меня, ― задыхалась я, ― я не могу дышать.


Его глаза сузились, пальцы сжимались сильнее.


― Ах да, еще одна вещь, никогда не спрашивай меня о ней снова. Я не буду таким добрым в следующий раз, когда ты полезешь в мое прошлое.


Он отпустил.


Я наклонилась, резко и глубоко вдыхая кислород.


Он отошел назад, прислонившись к стене примерочной. Небольшая комната была клаустрофобной, со скамейкой, стулом, зеркалом в полный рост на внутренней стороне двери.


Зеркало.


Я всматривалась в свое отражение, будто оно может решить все мои проблемы.


Я не могла пошевелиться, настолько я упивалась изображением женщины, внутри которой обитала моя душа.


Мои глаза: они были зелеными, большими и яркими.


Мои скулы: они имели форму яблока, и раскраснелись.


Мои губы: они были полными, влажными и натурально розовыми.


Моя фигура: женственная, подтянутая и сильная.


Мои волосы: каскадом опадали на мои плечи в буйстве вишневого и обжигающе оранжевого.


Я была хорошенькой...


Я наклонилась вперед, касаясь нежной кожи под глазами. Никаких морщин, кроме нескольких признаков зрелости. Я бы сказала, что мне немного за двадцать.


― Узнаешь себя? ― Артур не сводил с меня глаз, его кожаная куртка немного скрипнула, когда он скрестил руки на груди.


Я покачала головой, мои рыжие волосы струились по плечам, незнакомка в зеркале повторяла движение за движением.


― Нет, ― прошептала я, ― не узнаю.


И это так больно, увидеть себя, но не почувствовать ни любви, ни прошлого ― ничего, кроме затаенной злобы на разум, настолько поврежденный, что он заблокировал все. Кем была эта девушка в зеркале, и почему я ее так ненавижу?


Потому что она совершенно другая.


Стук в дверь испугал нас обоих


― Гм, извините. Только один человек может находиться в примерочной, пожалуйста, ― голос чопорной продавщицы послышался сквозь дешевую фанеру.


Килл начал действовать. Отпихнув меня в сторону, он рывком открыл дверь, и бросил сто долларов женщине с обесцвеченными волосами.


― Забудь о правилах. Иди и подбери что-нибудь по последней моде для девушки ее размера. ― Он открыл дверь шире, указывая на меня, будто я была плесенью, растущей на стене.


Ублюдок.


Наглый, самовлюбленный ублюдок.


Я должна была сбежать, когда у меня был шанс. Я должна была сбежать с парковки в штате Флорида. В следующий раз я побегу без оглядки.


Но я не сделала этого и не хотела. Потому что я идиотка, которая жаждет ответов о своей жизни.


Девушка прищурилась, рассматривая мою фигуру.


― Какой размер чашки? ― спросила она, глядя на мою грудь.


Я подняла руки над головой.


― Полный «С», ― ответил Килл. ― По крайней мере, я так думаю. ― Он злорадно подмигнул. ― Я видел их во всей красе прошлой ночью, в конце концов.


Слезы рвались из глаз, и я сжала кулаки.


Продавщица нахмурилась.


Не беспокоясь о том, что девушка еще не ушла, Килл хлопнул дверью перед ее лицом.


Он хрустнул костяшками пальцев и стянул куртку с плеч. Если это и было болезненно, он не показал вида, оставаясь сильным, как Президент, который относится ко всем, как к грязи.


Усаживаясь на обтянутый велюром стул, он развел ноги так, чтобы мне пришлось перешагивать через него, если я захочу пройтись по примерочной.


Я уселась на скамейку, скрестив руки.


Спустя десять минут девушка вернулась, передавая мне юбки, джинсы, футболки и платья с несколькими комплектами великолепного нижнего белья.


Я беспорядочно развесила плечики на крючки.


Килл снова грубо захлопнул дверь перед ее лицом, резко пнув стул. Взглянув на меня он рявкнул:


― Примерь это. Потом мы уберемся отсюда. Не хочу находиться в обществе, не имеющем понятия о реальном мире.


― Реальный мир это тот, в котором оружие, тюремные сроки и смерть?


Я развернулась, не желая знать ответ. Снимая с плечиков милое серебряное платье макси, я повернулась грудью к стене, подальше от любопытных глаз Килла.


Стянув его футболку через голову, я быстро скользнула в платье. Как только платье было надето, я наклонилась и стащила нелепо широкие шорты, прикрывающие мою наготу.


Килл пробурчал себе под нос.


― Хитрая.

Я повернулась к нему, скрывая победную ухмылку. Он, возможно, видел меня голой однажды, но я не позволю ему увидеть меня снова. Он был все еще влюблен в нее. Ему не нужно было встречаться с другими женщинами, которые один сплошной недостаток.


― Ты одобряешь? ― моя кожа пылала от гнева, он расходился от моего живота прямо к конечностям.


Он поерзал в кресле, опуская взгляд на мою грудь.


― Оно слишком закрытое.


Я проигнорировала.


Оно мне прекрасно подошло: размер был идеальным, и цвет подходил к моей бледной коже. Снова отвернувшись лицом к стене, я схватила пару джинсов и стала натягивать их под платьем. Подобрав ткань так, чтобы он смог увидеть джинсы, я развернулась.


Челюсти Килла были сжаты, ноги расставлены.


Нет! Не снова.


Я ненавидела этого человека. Я осуждала его.


Так почему скрытое противостояние переросло в открытое?


Жестокий химический трюк ― выброс феромонов в воздух ― действующий на двух людей, которые не хотели иметь друг с другом ничего общего.


Я втянула воздух, когда мой взгляд упал на его пах. Под черными джинсами ничего не скрывало стремительно нарастающую эрекцию.


Его черные волосы прикрыли один глаз, скрывая бурлящее желание в его взгляде.


― Черт, ты сводишь меня с ума своей потерянной памятью и наглостью, но я не могу отрицать, что у тебя шикарная задница.


Мои щеки покраснели, кровь разгорячилась на несколько градусов.


― Рада, что ты заметил, ― проворчала я. Отпустив подол платья, я переключилась на футболку с тропическим зонтиком на груди. Игнорируй его. Тогда возможно, все исчезнет.


Максимально натянув футболку впереди, я повернулась показать ее. Она скомкалась поверх платья, но, по крайней мере, Килл не видел никакую часть моего тела.


― А это соответствует твоим строгим критериям?


Он стиснул зубы.


― Если ты пытаешься меня разозлить ― это работает.


Я наклонила голову, собирая свои длинные волосы и скручивая их в пучок.


― Не понимаю, что ты имеешь в виду.


Его бедра слегка дернулись.


― Ты, несомненно, понимаешь, что я имею в виду.


Я расправила футболку.


― Ты утверждаешь, что мы не знаем друг друга, Киллиан, тогда откуда мне знать, что ты имеешь в виду?


Он молчал.


Выдохнув, я спросила:


― Так что ты думаешь? Да или нет? Ты платишь ― ты и выбирай.


Его ноздри раздулись.


― Ты не захочешь знать, о чем я думаю.


Мой живот скрутило. То как он смотрел на меня, делало жуткие вещи с моим кровяным давлением. Нестерпимая боль нарастала в промежности.


Я ненавидела его, но и хотела одновременно. Казалось, мой разум был заблокирован, но мои желания нет. Я знаю, что меня влекло к нему. Он. Этот задумчивый, темпераментный мужчина, который любил погибшую девушку. Человек, который продаст меня. Будет торговать мной. Человек, который лишил меня свободы скрыв ответы, а не сковав цепями и замками.


Отворачиваясь от него, я подскочила, когда Килл внезапно встал и схватил мое плечо. Он сгреб мои волосы, стягивая их в хвост.


― Сними платье.


Потянувшись поврежденной рукой, он зашипел от боли, когда сорвал с крючка лютиково-желтый бюстгальтер и трусики.


― Примерь это, ― он дернул меня за волосы, ― и в этот раз я ожидаю, что ты будешь делать это, стоя ко мне лицом.


Я сглотнула.


Он отпустил меня, возвращаясь в кресло.


У меня дрожали руки. Неуверенно, я повесила белье обратно на крючок. Я не смогу… не смогу снова раздеться.


Я зажмурила глаза, когда он проворчал,


― Не заставляй меня повторять еще раз, Забывчивая девушка. Я хочу смотреть на тебя. Я хочу видеть, что одежда, которую я покупаю, подходит.


Он был задницей, но, черт возьми, его голос облизывал меня изнутри и заставлял трепетать.


― Так нечестно.


Его голос грохотал.


― Нечестно? Ты швырнула пятьсот долларов мне в лицо. Ты заставила меня говорить о вещах, о которых я никому не говорил. Ты заставила меня чувствовать то, что я пытался забыть. Все это обозначает, что ты полностью у меня в долгу… И ты сама сказала, что эта одежда моя. А ты просто удобная вешалка, которая временно будет носить ее.


Я резко развернулась, злые слезы остекленели в глазах.


― Я никогда не буду тебе должна. Никогда, ― я гневно выпрямила спину. ― Ты ― мудак.


― Я знаю, ― облокотившись на кресло, он обхватил подбородок и пробежался пальцем по нижней губе. ―Теперь раздевайся.


― Я тебе ничего не должна.


Он взмахнул рукой, указывая на мое тело.


― Повторять не стану.


Я пятилась до тех пор, пока крючки не вжались в мои лопатки.


― Я могу отказаться. Ты не можешь меня заставить.


Он медленно улыбнулся.


― Ты можешь отказаться. Но тогда останешься без одежды.


― Я могу разгуливать голая. Я могу предположить, что это будет крайне неудобно для тебя ― твои, так называемые братья, не очень хорошо отнесутся к двойным стандартам. Как ты поступишь? Позволишь мне сохранить достоинство или позволишь своим братьям увидеть меня голой?


Я не волновалась о том, что мои доводы были поспешными и бессмысленными. Я покончила с тем, чтобы пытаться сотрудничать.


Все его тело вибрировало от напряжения.


Мой голос опустился до хриплого шепота.


― Мужчины, против которых ты сражаешься, захотят то, что есть у тебя. Они увидят меня рядом с тобой и будут представлять, как они меня трахают. Используют меня. Владеют мной. Ты будешь...


― Замолчи, ― сиденье скрипнуло, когда он резко встал.


― Не надо беситься от того, что говорю тебе правду.


Его мышцы дрогнули.


― Ты дразнишь меня, ― он нахмурился. ― Ты правда бесстрашная.


― Не бесстрашная. Просто достаточно сильная, чтобы знать, когда защищаться. Ты забыл про это.


― Я ничего не забыл, ― его зеленые глаза затуманились, полные боли и муки. ― Я ничего не забываю.


― Отпусти меня, ― я шептала. ― Это было ошибкой. Дай мне ответы, которые ты скрываешь, и позволь мне выйти за эту дверь, здесь и сейчас. Я не стану заявлять в полицию. Ты меня никогда не увидишь и не услышишь обо мне снова.


Килл покачал головой, подозрительно прищурившись.


― Что ты имела в виду, когда сказала про двойные стандарты?


Правила клуба.


Не попадаться.


Не использовать товар.


И, прежде всего, не идти против семьи.


Ты нарушила последнее правило. Ты и он. Вы оба виноваты.


Я споткнулась, когда флешбек закончился.


― О, мой Бог. ― Я всхлипнула. Откуда я это знаю? Я не жила такой жизнью. Вы не поверите. Я возненавидела мотоцикл Килла, когда увидела его, потому что он напомнил мне что-то, что я не могла вспомнить. Когда-то давно я была погружена в эту жизнь. Этот мир байкеров с жестоким правосудием и опасностью.


Килл не шевелился.


― Что ты вспомнила?


Нет смысла игнорировать силу, которую подарили мне воспоминания.


Я прошептала:


― Двойные стандарты. Правила клуба. Не попадаться. Не использовать товар. И, прежде всего, не идти против семьи.


Он схватил меня за плечи и встряхнул.


― Где ты это слышала? ― он подрагивал от гнева. ― Кто ты, мать твою, такая? ― взревел он.


Я подняла голову.


― Я не знаю! ― я плакала. Ветер и тяжелый свист пламени взорвался в моих ушах, нарастая и нарастая до тех пор, пока существовала какофония в моей голове. ― Я не знаю!


Килл развернул меня, прижав к зеркалу. От боли мой рот широко открылся.


Его губы неожиданно обрушились на мои, похищая мою боль, заглушая шум в моей голове.


Что?


Я замерла.


Его большие руки схватили мои запястья, поднимая их над головой. Его твердые мышцы вплотную прижали меня к зеркальной двери.


Мое тело ожило, возрождаясь, будто его волшебное прикосновение пробудило каждую частичку. Пламя ― оно горело внутри, оставляя внутри такие же шрамы, как снаружи.


Какого черта он делает?


Я вскрикнула, пытаясь вырваться. Но его пальцы плотно сжались вокруг моего запястья, удерживая меня в плену.


― Прекрати, ― прорычал он. ― Только один поцелуй. Только один. ― Его тепло вылилось в мое горло. Его язык ворвался в мой рот, посылая пульсацию по всему телу. Его вкус, его изумительный темный вкус мгновенно опьянил меня.


Мое сердце раскололось.


Душа трепетала.


Живот сжался от жара.


Мои губы поддались, не в состоянии побороть влечение ― желание.


Я полностью отдалась поцелую, желая схватить его за волосы и прижаться крепче. Я хотела испить его. Я хотела укусить его. Хотела чувствовать его движения внутри меня, бьющего замки моего разума и освобождающего меня от тайн.


― Черт, ― он застонал, придвигая свои бедра к моим, вжимаясь в меня, будто наказывая. Некуда бежать, негде скрыться. Я принадлежала ему в этот момент блаженного сумасшествия.


― Еще, ― молила я.


Что-то щелкнуло внутри него, и его поцелуи перешли от диких к грубым. Я застонала, когда он прикусил мою нижнюю губу, облизывая, целуя, проникая своим языком еще глубже. Наша хитрость и контроль превратили нас в животных, борющихся за превосходство.


Я выгнула спину, прижимаясь все сильнее и сильнее. Он качнул бедрами, своим возведенным палящим оружием между нами.


Мы наказывали друг друга, но наши тела жаждали больше, больше, больше.


Я плавилась. Я тлела. Умоляла.


Он целовал меня так сильно, что за моим затылком треснуло зеркало, но мне было плевать. Все, что меня заботило ― заставить его потерять остатки контроля.


Я стонала, когда он поцеловал меня сильнее, высасывая кровь из прокушенной зубами верхней губы.


Варварский металлический вкус крови омрачил поцелуй, но он не остановился.


Он целовал меня так, будто я мертвая девушка, которую он потерял, и он не мог остановить любовь, томившуюся в его сердце. Он целовал меня, будто я была бесконечно драгоценной и нужной.


Его тело возносило меня все выше и выше, пока по моим бедрам не стала сочиться влага, и в мыслях не осталось ничего, кроме секса и невыносимого желания.


Я приподнялась.


Наши головы двигались, поцелуи бешено ускорялись.


Наши ноги сплелись, мы управляли друг другом.


Наши стоны раздавались эхом, когда мы отдались удовольствию.


Я покачивалась, с трудом дышала, сердце трепетало из-за той части его тела, которую скрывали джинсы.


Я никогда так не поступала. Если бы такое случалось, я бы запомнила.


За один поцелуй, Килл стер всех прошлых любовников, которые могли у меня быть, и оставил свой след в моей душе. Остальное меня не волновало. Я не переживала о сложностях между нами. Единственное, что меня волновало, связь на каком-то подсознательном уровне.


Килл отстранился, его зрачки были черными и полными огня.


― Мы уезжаем.


Я кивнула, ошарашено затаив дыхание.


― Я собираюсь трахнуть тебя.


Я сглотнула и вздрогнула.


― Ты моя.


8 глава


Черт.


Я поцеловал ее, чтобы увидеть реакцию.


Пил ее ложь и принимал за истину.


Я поцеловал ее, надеясь положить конец жгучей боли в моем сердце.


Убедить себя, что все, что привлекает меня в ней, было обманом.


Это не сработало.


Ее губы отравили меня. Я захотел ее больше, чем кого-либо.


Это было ложью.


Это был кто-то другой. Кто-то, о ком я не мог думать, не желая растерзать свою грудь. Кто-то, кого я предам. Кто-то, кого я уже предал, позволив этой женщине проникнуть в мои мысли.


Я отправлю эту самозванку подальше.


Пока не стало слишком поздно.


― Килл.


Я пережила испытания, которые не могла вспомнить.


Я научилась тому, чего не могла вспомнить.


Я жила жизнью, которой больше не существует.


Но только одно я могу с уверенностью сказать.


Я никогда не была более живой, чем когда Килл, держа меня за руку, повел к своему мотоциклу.


Я никогда не была более осознанной, чем сидя за его спиной и обнимая его мускулистое тело.


Я никогда не была так готова бросить все ради того, что вызывал он внутри меня, в моем сердце, в душе.


Жар.


Трепет.


Желание.


Он был наркотиком для моего воспаленного разума.


И я онемела.


Не из-за безрассудства, в котором прижалась грудью к его спине, или жадности, с которой ответила на поцелуй, когда он заехал в гараж.


Нет.


Я была в ужасе, что ничего из этого меня не волновало.


Ничего, кроме эгоистичного блаженного желания.


И это было опасное, очень опасное состояние.


Один путь. Одна мысль.


Полностью уязвима и открыта для боли.


Я играла со смертью.


Бежала прямо к гибели.


9 глава


Как, черт побери, я могу это остановить?


Я не могу это остановить.


Я не хочу это останавливать.


Впервые в своей никчемной жизни, я чувствовал... чувствовал что-то, кроме холодной ненависти и мести.


Это давало мне силы, но в то же время делало меня слабым.


Я хотел еще.


Поэтому я остановлюсь.


Прежде чем она уничтожит меня — так же, как и все остальные.


— Килл.


Мы смотрели друг на друга.


Тяжело и прерывисто дыша, мы не двигались в попытке сократить расстояние между нами.


В момент, когда мы вошли в его спальню, мы отскочили друг от друга, как магниты у которых совпали полюса.


Я неуверенно стояла посреди его комнаты, не в силах контролировать обезумевшее колотящееся сердце. Килл опирался на дверь, кулаки сжаты по бокам, его лицо будто маска похоти и замешательства.


В этот момент я была ученицей.


Собиралась научиться доставлять удовольствие королю байкеров.


Спальня искрилась от того, что вспыхнуло между нами. Лучи послеполуденного солнца отражали нашу жажду, наполняя воздух невысказанными объяснениями.


У меня было столько вопросов.


Но мы как-то молча договорились не произносить ни слова. Одна неверная фраза поставит под угрозу все, что должно было произойти.


Килл провел рукой по своим волосам. Они блестели, почти черные, сексуально растрёпанные от безумной езды на мотоцикле домой. Я никогда так не боялась сделать что-то не так.


Я кому-то изменю? Попадет ли моя душа в ад за то, что я настолько поглощена желанием — единственным эгоистичным желанием?


Килл не отрываясь смотрел на меня своими зелеными глазами, вызывая беспокойство, пока я не задрожала.


Он издал полуобезумевший, полузадыхающийся звук, когда прислонился к двери и вцепившись в ручку так, будто не мог вынести происходящего.


Я пыталась угадать, что творилось в его голове.


Но я потеряла контроль в момент, когда он поцеловал меня в примерочной. Это все из-за него, я не хочу быть ответственной. Я надеялась, что он ошибся и как-то прольет свет на все, что мучило меня.


— Ложись в постель, — приказал он, его костяшки побелели от того, как сильно он сжимал дверную ручку.


Я напряглась и осторожно направилась в сторону большого матраса.


Я словно шла по заминированному полю боя. Один неверный шаг и что-то щелкнет и убьет меня. Я попыталась сглотнуть, но горло пересохло — вся влага стекла вниз и горячо пульсировала между ног.


Я никогда не была настолько одержимой.


Ты так думаешь?


Я не должна делать этого!


Ты не можешь остановиться.


— Я не стану повторять снова, милая. Ложись в постель. — Его голос был тяжелым и полным замешательства. Мой взгляд упал на его джинсы. Он был каменно-твердым — таким же, как в магазине.


Господь, помоги мне.


Что если я девственница, не пью таблетки или замужем?


Я отогнала эти мысли прочь, быстрее двигаясь к кровати. Чем ближе я подходила, тем тяжелее дышал Килл.


Я прикусила губу, когда ногой коснулась кровати. Килл мгновенно оттолкнувшись от двери, крался ко мне.


Одним движением он сбросил с плеч кожаную куртку, давая ей упасть черной лужицей на угольно-серый ковер. На следующем шаге он опустил руку и скинул один ботинок, затем другой.


Его челюсти сжались, когда он схватил край футболки и стянул ее через голову, зашипев сквозь зубы, когда его швы натянулись, но он так и не переставал сокращать расстояние между нами.


Спираль страстного желания пронзала мое тело, пока я пялилась на его точеные мускулы, гладкую кожу и темную дорожку волос, исчезающую в джинсах. Его швы выглядели красными и припухшими. Паника охватила меня при мысли об инфекции.


Мое сердце заколотилось, замедляя чудовищную волну животного желания.


— Я правда должна позаботиться об этом.


Он покачал головой, его глаза были закрыты.


— Ты позаботишься кое о чем намного более важном.


Только метр разделял нас, но тепло его тела обжигало меня даже с такого расстояния.


Мой живот скрутило, посылая вспышки по всему телу.


— Сними платье, — пробормотал он. Кончиком пальца я стянула бретельки серебряного макси, которое он купил мне в магазине. После нашего поцелуя он сгреб все подобранные вещи в кучу, вытащил меня из примерочной, бросил продавцу какую-то сумму денег и похитил меня на своем мотоцикле.


С замиранием сердца я спускала легкое платье по плечам вниз. Оно растеклось лужицей вокруг моих лодыжек, оставляя меня в лютиково-желтом нижнем белье.


Он напрягся, живот подтянулся, так что каждое ребро выделялось с точеным мужским совершенством.


— Боже, как ты красива.


Стон вырвался из моей груди. Он еле шептал, произнося слова на вдохе, но это заставило меня почувствовать себя самой влиятельной женщиной. Он не смотрел на мои шрамы. Он не видел странного сочетания наколотой красоты и обожженного уродства. Он просто увидел меня.


Не мои недостатки.


— Желтый тебе идет, — его глаза помутнели от боли.



— Давай же... позволь мне тоже тебя так называть.


Я покачала головой, уперев кулаки в бока.


— Нет. Только он может меня так называть. Ты называешь меня Стрелец. Мой папа называет меня Лютик — так положено.


Он набросился на меня, оборачивая руки вокруг талии, без усилий подняв над полом.


— Но ты — мое солнце. Ты сияешь желтым цветом. Я хочу...


Я визжала, когда он щекотал меня, и все остальные доводы о моем прозвище растворились в поцелуях.



Я моргнула, рассеивая воспоминания.


— Что ассоциируется для тебя с желтым? — я вздохнула, желая, надеясь, молясь, чтобы я смогла запутать его. Что, если могила девушки, которая все еще была в его сердце, была подделкой? Что, если она была мной?


Меня не волновали его доводы о том, что я разговаривала по-другому, или что девушка из его прошлого была без ожогов и тату. Все изменилось. Жизнь часто обращала что-то знакомое в неузнаваемое.


Слишком много было совпадений. Слишком много частей складывались воедино в моей голове.


Килл застыл, его большие руки остановились на пряжке ремня.


— Что? — Его ноздри раздувались, и гнев — яркий и нарастающий — заглушил вожделение в его взгляде.


Он убрал руки от пояса.


— Объясни, что, черт подери, ты имеешь в виду?


Нет! Я чувствовала, как он отдаляется, его душа улетает быстрее и быстрее.


Я бросилась от кровати к нему.


Он напрягся, каждый мускул его тела окаменел.


— Я не имела в виду ничего такого. Прости... забудь, что я сказала.


Он тяжело дышал, его грудь поднималась с тяжелым вдохом. Он не сказал ни слова, смотря мне в глаза.


— Пожалуйста, Киллиан. Я хочу, чтобы ты снова меня поцеловал.


Поцелуй меня, как прежде. Забудь прошлое.


Возбуждение между нами снова заискрилось. Я покраснела. Задрожала. Мое тело не знало быть горячим или холодным, смущенным или уверенным.


Он не касался меня.


Только смотрел.


Наконец, не прерывая наш зрительный контакт, Килл расстегнул уверенной рукой свой большой ремень и джинсы. Его мышцы дергались, когда он одним движением стягивал джинсы с бедер.


У меня пересохло во рту. Я не могла отвести взгляда от побелевших шрамов от старых ранений или ярко-красных, которые дали ему повод впустить меня в свой мир. У меня не было иллюзий насчет того, что я особенная или единственная, кто этого хотел.


— Сними лифчик, — прошептал он. Его рука спустилась вниз, сжимая безумную твердую выпуклость, проглядывающую через его боксеры. От возбуждения на ткани образовалось влажное пятно, и все, чего я хотела, — увидеть, что он может предложить мне.


Каждый сантиметр моего тела становился сверхчувствительным. Становилось все хуже, пока он не касался меня. Приказав мне раздеться, он вынудил меня отдать ему все, что у меня было, обнажить все напоказ.


Мои руки исчезли за спиной. Пальцы возились с застежкой. Я расстегнула красивый кружевной бюстгальтер и бретельки соскользнули с плеч. Подхватив чашечки, я на мгновение прижала их к груди.


Это было хуже, чем в их лагере — то был бизнес. Мы были товаром, ассортиментом — это... все это было чистым сексом. И доминированием, безумным ожиданием.


— Отпусти, — прошептал Килл.


Я повиновалась, опустив руки по бокам, и наблюдая, как бюстгальтер слетает на пол.


Внезапно его пальцы сжали мой подбородок, направляя мой взгляд выше и выше, пока я не утонула в его зеленых глазах.


— Никогда не отворачивайся от меня.


Я покачала головой не в состоянии сказать ни слова.


— Сними мои боксеры.


Мое сердце остановилось, когда я нерешительно коснулась его бедер. Он вздрогнул от моего прикосновения. В моем животе все перевернулось от того, как он втянул и грубо прикусил свою нижнюю губу.


Мне нравилось то, как я на него действую.


Зацепив пальцами эластичный пояс, я медленно потянула вниз.


Он откинул голову назад, когда его большая, длинная эрекция выскочила на свободу. Я не могла прекратить смотреть на него. Его огромные размеры, казалось, увеличивались и в длину, и в толщину под моим взглядом — больше похожий на меч, чем на часть тела.


Ох, вау.


Волна рыжих волос русалки взмывала вверх по его татуированной ноге оборачиваясь вокруг основания его гладко выбритого члена. Над его эрекцией волосы редели, спускаясь вниз — к чернилам на его яйцах.


— Это должно быть больно.


Его челюсти сжались.


— Так и было.


— Зачем делать так близко к чему-то настолько чувствительному?


— А зачем ты искала такую же боль, делая тату на сосках?


Я не могла ответить.


— Не увиливай. Какая у тебя причина?


Он открыл рот, затем закрыл. Что-то вспыхнуло на его лице, и он покачал головой.


— Из-за того, что она умерла в агонии. Я хотел владеть частью этого, чтобы она знала, что не одна.


Медленный огонь в моем животе превратились в пылающий жар.


— Килл...


Его рука метнулась вверх.


— Хватит болтать, — его зеленые глаза пылали злостью, — обещай мне, что ни при каких обстоятельствах не прикоснешься ко мне, только если я тебе позволю.


— Что? Почему?


Он схватил меня за волосы, крепко удерживая.


— Потому что я так сказал. Вот почему!


Подталкивая меня назад, он нажал на мою грудь своей сильной рукой и опрокинул меня в кровать. Нависнув надо мной со своей эрекцией, гордо возвышающейся между сильных ног, он был похож на Бога секса и возбуждения.


Мне нравился он обнаженный. Мне нравились его мощь и опасность.


— Обопрись на локти. Я хочу видеть тебя.


Мой разум запинался, словно неисправный телевизор, мелькая воспоминаниями о молодом невинном парне с узкими бедрами. Я не могла найти отличий между зеленоглазым мальчиком, которого я любила, и этим хищным мужчиной, стоявшим передо мной обнаженным. Были ли они одним и тем же человеком? Пожалуйста, пусть это будет он.


— Раздвинь ноги, — пробормотал он.


Со сжимающимся сердцем я повиновалась.


Если он был мне таким родным в моем прошлом, как я могла забыть его? Как я могла отдалиться от такой всепоглощающей любви? Я ненавидела мысли о том, что причинила ему боль расставшись с ним, либо исчезнув.


Но... я не могла бросить его.


Он считает, что его девушка умерла. У него есть доказательства. Его вера непоколебима.

Мои надежды разбивались вдребезги. Я не была ею. Как бы сильно я не убеждала себя в этом. Я была скучающей по дому, истосковавшейся по любви, но больше всего страдал мой разум от всего того, чего я не знала.


— В каких бы облаках ты ни витала, прекрати это, — прорычал он, сжимая член. Его красочная татуировка дернулась.


Все мое внимание стало приковано к его жесткой хватке.


— Я здесь.


— Для тебя лучше, чтобы так и было.


Я уставилась в его глаза.


— Где мне еще быть, кроме как здесь — с тобой.


Он фыркнул.


— Так чертовски странно.


Его рука двигалась вверх и вниз, неторопливо, но наказывая себя сжатием. Он выглядел так, будто бы оставит меня в любой момент или набросится и разрушит мою жизнь. Он был... трудным для понимания. Как будто он и не здесь. Его тело было здесь, а разум — он был с его истинной любовью. С призраком, с которым я никогда не смогла бы соперничать.


Эта мысль окончательно меня опечалила. Это не была нарастающая связь — это был просто секс. Мне нужно втолковать это себе, чтобы он не разбил вдребезги мое сердце, когда этой фантазии придет конец.


Его глаза опустились к моим соскам — один разноцветный, другой натуральный. Его темп нарастал, а член становился тверже.


— Боже, я хочу войти в тебя.


Его взгляд танцевал по моей коже, изучая мою татуировку.


Его живот напрягся, когда мои трусики задели мелкие волоски на верхней части его бедер. Наклонившись ко мне, он потянул меня за бедра так, что мои ступни оказались прижаты к полу, затем толкнул меня так, что я распласталась на кровати, упав на спину.


Я вскрикнула, когда его горячий, влажный рот накрыл мой сосок, всасывая его сильнее и глубже.


Мои руки инстинктивно взлетели к его волосам, прижав его лицо к моей груди.


Килл резко поднялся, разрушив мою хрупкую хватку.


— Какое обещание я только что взял с тебя?


Я сглотнула.


Не дожидаясь моего ответа, он покачал головой и пошел в сторону своей гардеробной. Вернувшись через несколько секунд, он протянул мне золотистый галстук.


— Дай мне свои руки.


Я заморгала. Буйство мыслей прошли сквозь мою голову, но я ухватилась за одну странность.


— Ты президент байкерского клуба, и при этом у тебя есть галстук?


Его губы искривились в холодной улыбке.


— Ты очень многого обо мне не знаешь. Теперь дай мне свои руки.


— Я хочу знать все.


Он нахмурился.


— Мы никогда не получаем то, что хотим. Научись жить с разочарованием.


Затем он набросился на меня. Без усилий связал мои запястья вместе, и обернул шелковую материю вокруг меня. Через секунду я была скованна, он поднял меня с края кровати и подтолкнул к матрасу, шлепнув по заднице.


— Становись в середину на четвереньки.


Я оглянулась через плечо. Его лицо было нечитаемым, блокирующим всю похоть или разгадки. Он хотел меня — в этом не было сомнений — и я хотела его: влажность между моими ногами показывала насколько сильно, но он закрыл часть себя, по которой я скучала.


Часть, которую я видела очень отчетливо вчера, и в раздевалке сегодня.


— В следующий раз, когда я что-то скажу — ты выполнишь. Незамедлительно, помнишь? — шлепнув меня, он обхватил мою талию и буквально швырнул на кровать. Ползать со связанными руками было непросто, но я делала, как он сказал, и двигалась к середине кровати.


В этом мужчине не было ничего уязвимого. Он брал, что хотел, и ничего не давал взамен.


— Раздвинь ноги, — приказал Килл.


Кровать заскрипела, когда он поднялся позади меня, тепло его обнаженных бедер согрело мою спину. Я вздрогнула, когда его пальцы вонзились в мою плоть, оттягивая желтые стринги.


Он медленно стянул их вниз по бедрам, позволяя им остаться на коленках. Я ждала, попросит ли он снять их полностью, но он только шлепнул меня снова — не сильно, но достаточно, чтобы сохранить мою покорность. Тепло моей кожи подтверждало, что я готова перейти к выполнению его следующих указаний.


— Шире.


Я повиновалась, борясь с тугими трусиками, стягивающими мои коленки. От того, что я ничего не могла видеть, из того, что он делает, и оставалась в неведении относительно того, что он собирался со мной сделать, мое сердце мчалось галопом, как дикая лошадь.


Он наклонился к краю кровати, и длинными руками вытащил голубую обертку из прикроватной тумбочки.


Я напряглась. Он собирается взять меня так скоро?


Что случилось с тем страстным мужчиной в раздевалке? Что произошло с его обжигающими прикосновениями и собственническими поцелуями?


Мой живот сжался от мысли быть так грубо использованной.


Килл положил презерватив на матрас рядом с моим коленом. Его дыхание сбилось, и моя голова склонилась вперед, когда он коснулся меня между ног. Он ласкал мою киску, двигаясь от клитора к входу. Не было никакой неуверенности в движении его пальцев. Это была даже не прелюдия, а просто достижение цели.


Я прикусила губу, когда он снова прижался ко мне, проскользнув большим пальцем сквозь мою влажность, — влажность, причиной которой был он, когда поцеловал меня так чертовски страстно.


Что это было? Этот акт безразличия разил чувством самосохранения с его стороны. Он не желал видеть моего лица, не хотел позволить мне касаться его — дать любой намек на то, что у меня к нему какие-то чувства, кроме сексуального влечения.


Он защищается.


— Черт, ты настолько готова для меня. — Я не знала было это благоговение или отвращение в его голосе.


Мой разум был заинтригован тем, что со мной происходило, но мое сердце взбунтовалось. Я не подписывалась на то, чтобы быть использованной, как игрушка. Я согласилась позволить ему соединиться со мной.


Каждую секунду связь между нами угасала, пока мы не станем незнакомцами, между которыми должен произойти какой-то обмен.


Остановись.


Это слово эхом повторялось в голове.


Ты не можешь.


Мои волосы прилипли к спине, когда я вспотела. Я должна через это пройти. Я должна пробиться к его сердцу в надежде узнать как можно больше. Возможно секс был ключом.


Решившись принять то, чем это было — освобождением для нас обоих, и ничем больше — я пробормотала:


— Я была готова для тебя в тот момент, когда ты поцеловал меня в примерочной.


Он сделал шумный вдох.


— Да, это было ошибкой с моей стороны.


— Ошибкой? — Мой голос смягчился. — Поцелуй никогда не может быть ошибкой. Он мне понравился.


Он проворчал.


— Я не целуюсь. У меня есть на это причины.


Печаль в его голосе просто сводила меня с ума.


Расскажи мне!


Вдруг он глубоко ввел в меня палец, отчего моя спина прогнулась, а кожа покрылась мурашками.


О боже!


Не было никаких бабочек или искр. Его прикосновение было, как копье, быстрое и стремительное, произошедшее в одно мгновение.


Он извлек палец, размазывая мою влагу вокруг клитора, жестко, быстро и с мастерской точностью поглаживая меня.


Мои ноги подкосились, а руки обжигало от неуклюжих попыток удержаться на четвереньках.


— У тебя раньше был секс?


Я старалась вникнуть в вопрос, который был мне задан. Я ломала голову, пытаясь вспомнить. Конечно, я должна помнить что-то подобное — что-то настолько важное.


Ты даже не помнишь сколько тебе лет. Откуда ты можешь знать, был ли у тебя секс, если твое имя и дата рождения намного важнее, чем любовники?


Я склонила голову.


— Я не знаю.


Килл хмыкнул, переместив палец от моего клитора и скользнув в меня. Его прикосновения были приятными. Я задыхалась, мои бедра двигались сами по себе.


— Боже... пожалуйста... еще, — слова сорвались с моих губ.


Повинуясь, он добавил еще один палец, растягивая меня с восхитительным превосходством. Я вскрикнула, когда он погрузился глубоко и пошевелил пальцами внутри, распространяя напряжение сквозь мою киску.


Я попыталась скрестить ноги, но он надавил на поясницу удерживая ноги в своем подчинении.


— Я не думаю, что ты девственница. Ты тугая, но два пальца не должны доставить тебе такого удовольствия.


Я покачала головой, стиснув зубы, не желая испытывать такого удовольствия — не в то время, когда он меня изучает, словно я часть оборудования, а не женщина.


— Пожалуйста... — прошептала я снова, даже не зная, что вымаливала. Объятие? Поцелуй? Доброе слово?


Килл двигал пальцами жестче, голос его был полон греха.


— Ты должна знать обо мне некоторые вещи, милая.


Он ожидал, что я буду слушать? В то время, как я могла только чувствовать.


— Я собираюсь трахнуть тебя. Я буду тебя трахать до тех пор, пока не кончу, и буду благодарен за облегчение. Но я никогда не стану тебя целовать, вылизывать, гладить или обнимать. Я не хочу твоих губ вокруг моего члена. Не хочу твоих рук на моей шее. И особенно я не хочу твоей любви. — Он вернул пальцы к клитору, прижимая их жестко, почти жестоко.


Искры вспыхнули, соски пульсировали.

Давление было приятным. Даже слишком. Неторопливый, но уверенный темп был ошеломителен, постоянно присутствующее чувство ненависти ко мне, сдвинуло мой внутренний компас так, что я не могла понять, где я нахожусь в этом новом мире.


— Ты согласна на такие условия?


Я задыхалась, звезды вспыхивали в глазах. Оргазм появился из ниоткуда и заставил мою киску насаживаться на его руку.


Он выдохнул, продолжая потирать жестко и быстро, а другой рукой сжимая мое бедро и прижимаясь своим твердым членом к моей попке.


— Кончай, милая. Я не буду ждать, как только войду в тебя. Это будет быстро... я достигну цели. Я хочу войти в тебя, но запомни мои слова, это не значит заниматься любовью.


Его прикосновения казались еще более беспощадными, а у меня не было выбора, кроме как подтолкнуть себя вниз по скользкому склону и прыгнуть в пустоту, где фейерверки, симфонии и разбивающиеся волны страсти разгорались между ног.


— Господи, о, господи... черт!


Все мое тело напряглось, как веретено, затем раскрутилось в грандиозном облегчении. Я громко стонала, рухнув локтями и лицом на покрывало.


Нечеткий звук рвущейся фольги, сердитое ворчание Килла, когда он раскатывал презерватив на всю свою длину, а затем всю меня пронзило собственническое давление, когда он меня взял.


Его тепло накрыло меня, длинное плотное проникновение без какой-либо мягкости и робости. Он взял меня так, будто я всегда принадлежала ему.


В мгновение, когда он вошел в меня, прошипел:


— Черт.


Власть этого маленького слова и его бурная реакция пробудили в моем теле жажду освобождения. Снова.


Дрожащей рукой он сжал себя у основания, погружаясь глубже и глубже. Дюйм за дюймом он пронизывал меня до тех пор, пока я не смогла пошевелиться, не чувствуя его повсюду.


Без предупреждения, он вышел и ворвался снова. Неровный хрип вырвался из его горла, когда он вонзался глубоко и быстро.


Мое сердце разрывалось от чувств. Не было никаких ласк, но несмотря на его правила: не прикасаться, не смотреть или любую другую связь, он не мог остановить возвышенное движение наших тел. Идеальная синхронность темпа и давления.


Со следующим толчком мы сцепились словно два существа, которые нашли свой истинный дом. Никакие слова не могли бы развеять уверенность в этом.


Я вскрикнула, когда он погрузился глубже.


— Черт, как же ты хороша, когда мой член внутри.


Во мне все перевернулось, и я ухватилась за покрывало, отталкиваясь назад навстречу его скорости.


— Еще, — стонала я.


Приличий в комнате не существовало. На цивилизованности и разговорах была поставлена точка, когда Килл потерял самообладание и трахнул меня.


Не было объяснения тому, как яростно он сжимал мои бедра — погружался в мою теплую влагу, будто он был рожден, чтобы брать меня. Он трахал меня так, будто я исчезну. Он трахал меня, будто не мог оставаться собой. Ненависть к самому себе сочилась из него с каждым прекрасно управляемым толчком.


— Черт. Почему тебе так чертовски хорошо? — проклятия срывались с его губ.


Я наслаждалась болью, понимая, что он должен чувствовать, будто изменил памяти своей девушке-призраку, и это его убивало.


Но он должен двигаться дальше.


Я помогу ему.


Его ногти впились в мою плоть, когда он подвинул меня, прижав к себе, и двигаясь жестче и быстрее.


— Черт, — выдохнул он. — Черт возьми, ты так чертовски изумительна.



— О, детка, ты изумительна...


Я улыбалась сквозь сжатые губы и смотрела в потолок, когда приходила в себя от боли потери девственности. Я отказывалась смотреть в его красивые карие глаза.


Легкие поцелуи порхали по всему моему лбу.


— Я так счастлив, что мы друг у друга первые. Это так по-особенному. Я навсегда запомню тебя.


Я кивнула и поцеловала его, а он придвинулся к моим бедрам и со стоном стал двигаться, а через несколько секунд кончил.


Я гладила его спину, целовала щеки и молча лежала под ним.


Все это время я кричала внутри. Я плакала с сухими глазами из-за другого.



Эти воспоминания пришли и ушли, наполненные эмоциями и душевной болью, я подавила всхлип. Я не могла сдерживать боль. Мальчик, который взял мою невинность, был таким нежным, таким добрым, таким любящим.


Я чувствовала себя бесконечно поглощенной.


Он не был им.


Но сейчас... с мужчиной которого я не знала, управляющим мной с отчаянным безразличием, я чувствовала себя... свободной.


Свободной от прошлого, застрявшего глубоко в мозгах. Свободной от неправильных решений. Меня похитили, освободили и овладели мной.


Мне нравилось это.


Мои губы приоткрылись, я тяжело дышала, колени зарылись в покрывале. Он был полностью противоположен заботливому, полярно противоположен мягкому, но он заставил мое сердце раскрыть свои изнуренные крылья и лететь.


— Да, — простонала я. — Не останавливайся.


Его горячие яйца шлепали по моему клитору сильнее и быстрее, чем я считала возможным.


— Заткнись, — прорычал он, хлопнув ладонью по моей заднице. Наказание отправилось по моей крови покрывая мурашками кожу, превращая все вокруг в пузырь напряжения.


Я хотела большего. Я хотела быть живой.


— Артур... — я оглянулась через плечо. Его глаза были закрыты от удовольствия — покрасневшее лицо заставило мое сердце сжаться.


— Дерьмо, ты не уяснила, — его большая рука двинулась вниз и сжала шею, отворачивая мое лицо и взгляд прочь, фокусируя на голой стене. — Ты не можешь использовать мое имя. Заткнись, пока я трахаю тебя.


Почему?


Потому что не хочешь помнить о том, что ты человек? Человек, нуждающийся в поддержке?


Он застонал в сочетании вины и блаженства. Мой живот скрутило, и еще один оргазм обрушился на меня, когда, двинувшись вверх, он задел мою точку G.


Не отпуская мою шею, он проникал в меня снова и снова. Я извивалась под его хваткой, чтобы взглянуть на него. Я хотела увидеть зверя, пожирающего меня.


Но он сжал мой затылок, сильнее прижав меня щекой к постели.


— Не смотри. Черт подери, не смотри на меня ее глазами.


Мое сердце разбилось, когда его голос дрогнул. Боль внутри него, страдания — все это завернуто в гнев и ярость. Мои глаза трепетали, пульсация в моем сердце стала для меня полной неожиданностью. Да, он был требовательным и лишил меня достоинства, но в то же время он подарил мне себя и доставил удовольствие.


Суровый, неуравновешенный Артур Киллиан превратился в простое существо. Он капитулировал полностью, когда я качнула бедрами в желании отдаться. Жар его плоти обжигал мои бедра, дыхание щекотало спину.


Я хотела, чтобы он кончил. Хотела его освобождения. Я хотела получить эту власть.


Он тяжело дышал в такт толчкам. Его рука сильнее надавливала на шею, заставляя меня принимать его глубже и глубже. Мои глаза слезились, когда он достал до высот, о которых я не подозревала.


Вдруг он наклонился ко мне, прижавшись всем своим телом.


Я едва успела сделать вдох, когда он сделал еще один сильный толчок сзади, проникая глубоко и быстро. Я была так возбуждена. Пропитана его жестокостью.


Своей большой ладонью он обхватил мое бедро, а другой не переставал сжимать шею. Он душил меня и одновременно трахал, так жестко, чертовски жестко. И беспощадно, так чертовски беспощадно.


Это была самая безжалостная близость — по крайней мере, а так думала — но он все еще удерживал меня сзади. Все еще не отдался мне до конца. Я качнула бедрами, призывая его войти глубже. Я хотела владеть его удовольствием.


Его член проникал в меня, пока мозг не наполнился искрами. Его пальцы сжались на моей шее, а потом он кончил — изливаясь внутрь, трахнув меня до изнеможения.


Он вздрагивал, когда волны оргазма разбивались о его тело. Он издал протяжный низкий стон, когда последняя пульсация осушила его. Когда закончил, он вышел из меня и откатился подальше.


Я рухнула на живот, вымотанная, дрожащая и борющаяся со смесью эмоций, сжимающих мое сердце.


Килл наклонился, развязал галстук на моих запястьях и быстро освободил, а затем встал с кровати.


Ничего не было сказано. Ничего не было упомянуто.


Стояла тишина. И у нас обоих не хватило смелости нарушить ее.


Я лежала в притворной тьме с невыносимой пульсацией между ног, когда Килл, голый, зашагал из комнаты и не вернулся.


10 глава


Счастье недопустимо в моем мире.


Я не мог позволить себе думать о мягкости или слабости, или о желании.


Мне намного больнее, чем в любой другой момент, в который я изменил ее памяти. Хуже, чем в любой момент отвратительной похоти.


Я изменил женщине, которая мне принадлежала. Я хотел выть на луну, проклинать Богов и сеять хаос на планете за то, что они сделали с нами.


Я был так чертовски изолирован, так разбит, так одинок.


Я не обрету покой, пока не воссоединюсь с ней снова.


Смерть была моим спасением.


Но не сейчас.


Я не могу воссоединиться с любимой, пока не позабочусь о нескольких вещах.


Резня.


Расплата.


Возмездие.


— Килл.


***


— Нет, ты опять ошиблась. — Он склонился надо мной и выхватил карандаш из рук. Перевернул его, стирая уравнение остатком ластика.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги